Что я здесь делаю?
Забываю… Забываю… Забываю…
Прошло уже две недели с моего возвращения в Нью-Йорк. Снова сижу на подоконнике в гостиной, наблюдая за бегунами. Так и подмывает спуститься в Центральный парк и присоединиться к ним, но нет, нельзя устраивать себе такую встряску.
Вчера за ужином состоялся «интересный» разговор с отцом. Мы уже наполовину справились с основным блюдом, когда он внезапно задал вопрос, который явно уже давно его беспокоил.
— И чем ты теперь будешь заниматься?
— Ты серьезно меня спрашиваешь?
Он тяжело посмотрел на меня, но промолчал, поэтому я отвела взгляд, прежде чем ответить:
— Думала пойти на кулинарные курсы со специализацией по выездному обслуживанию.
Он рассмеялся.
— Я столько денег истратил на твое юридическое образование, а ты хочешь стать всего-навсего поварихой?
— Это сложная работа! Требует вдумчивого подхода.
— Исключено. Я говорил с Мартином. В его юридической фирме есть вакансия, и я сказал, что ты будешь на нее претендовать.
— Нет, — твердо и решительно отметаю предложение я.
Нож и вилка застыли в воздухе, когда отец поднял на меня серые глаза.
— Что ты сказала?
— Я сказала «нет», — но тут голос предательски дрогнул.
— У тебя все лето впереди, — холодно ответил он, ничуть не обратив внимания на мой отказ. — Веселись, ходи на вечеринки, встречайся с друзьями, но осенью будь готова угомониться и приступить к работе.
Я прикусила язык. Сейчас середина июля. Кто знает, куда меня занесет к сентябрю? В настоящее время я не могу загадывать дальше ближайших выходных.
— И подстригись, — продолжил отец. — Стейси запишет тебя к парикмахеру на утро.
Стейси — одна из его многочисленных помощниц.
Я закрыла глаза, принимая поражение. Несколько лет назад я бы заспорила. Несколько недель назад рассмеялась бы. А теперь просто позволила его словам повиснуть в воздухе, желая хотя бы ненадолго погрузиться в оцепенение.
Какое-то время спустя я снова открыла глаза и продолжила трапезу.
* * * * *
Я так и не прослушала голосовые сообщения на мобильном. Знаю, они там есть, потому что видела уведомления на экране перед тем, как батарея окончательно села. С тех пор бесполезный телефон валяется на прикроватной тумбочке, и я замечаю его каждый раз, когда ложусь спать или просыпаюсь. Причем не только по утрам и вечерам, иногда я отправляюсь в кровать и днем. Что угодно, лишь бы убить время.
Может, отец и прав. Может, стоит устроиться на работу. Но не к Мартину. Я не настолько отчаялась. Как насчет кофейни?
При этой мысли на губах появляется непрошеная улыбка, и я качаю головой. Этого отец мне точно не позволит.
— Кх-кх, — покашливает с порога гостиной мама. — О, чудно выглядит.
— Что чудно выглядит? — спрашиваю я.
— Твоя прическа.
Этим утром я, как и было договорено, пошла к парикмахеру. Мне слегка подстригли кончики и завязали волосы в высокий хвост, с которым, вероятно, я и прохожу до конца лета. Отец не заметит разницы.
— Ах да. Спасибо, — великодушно благодарю я.
— Вчера хорошо повеселилась?
— Да, вполне.
После ужина я отправилась с Лизой в кино. Пусть старые подруги теперь не особенно мне нравятся, но мне очень хотелось отвлечься, поэтому я притупила жгучее желание послать их куда подальше.
Как же я скучаю по Холли…
Да, вот оно. Пора ей позвонить. Последние пару недель я то и дело думала о подруге, но до настоящего момента не могла набраться сил, чтобы с ней поговорить.
Я так резко спрыгиваю с подоконника, что мама отшатывается.
— Куда это ты?
— В спальню.
— Опять спать?
— А что? — рявкаю я. — Тебе-то какое дело?
Она не отвечает, поэтому я вылетаю из гостиной и даже хлопаю дверью своей комнаты, как непослушный ребенок. Мне двадцать шесть, но сейчас я точно не чувствую себя на свой возраст.
Хватаю с тумбочки телефон и ищу зарядное устройство. Куда же горничные его сунули? Наконец нахожу его в верхнем ящике гардероба, аккуратно сложенным и связанным проволочкой. Отгибаю ее, нахожу американскую вилку, вставляю в розетку, включаю телефон и жду, пока экран не загорается. Так… Голосовая почта.
«У вас девять новых сообщений».
Жму на кнопку воспроизведения.
«Привет, Дейзи, это я, Холли. Хотела узнать, как ты добралась домой. Перезвони…»
«Привет, Дейзи, это я, Холли. Как ты там? Перезвони…»
«Привет, Дейзи, это я, Холли. Ты, наверное, очень занята, обустраиваясь в Нью-Йорке, но мне очень хочется с тобой поболтать, узнать, как у тебя дела. Я соскучилась. Перезвони…»
«И снова привет, Дейзи, это я, Холли. Ты в порядке? Надеюсь, я не ошибаюсь номером. Нет, это совершенно точно твой номер, потому что я тебе на него звонила, когда ты была здесь. Вот черт, опять я разболталась. Просто перезвони, когда сможешь».
«Дейзи? Это Холли. Ты вообще проверяешь телефон? Пожалуйста, перезвони».
«Привет, это опять я, беспокоюсь, как ты там и чем занимаешься…»
И так далее. Слыша ее голос, чувствую себя виноватой. Следовало позвонить ей уже давно. Но сейчас я все исправлю. Cazzo, который сейчас час в Англии? Десять вечера. Не поздно ли? Нет…
Гудки, один за одним…
Черт, наверное, все-таки поздно.
Гудки…
Дать отбой?
Еще гудки…
Я все равно уже ее разбудила. Если сейчас сброшу звонок, Холли рассердится.
Еще один гудок…
У нее что, голосовой почты нет?
— Алло? — Черт. Голос звучит сонно.
— Холли? Прости, я разбудила?
— Дейзи? Дейзи! — тут же просыпается она. — Ты позвонила! Наконец-то! Получила мои сообщения?
— Боюсь, только что.
— Я тебе раз двадцать звонила!
— Сообщений было девять.
— Это не считая тех звонков, когда я просто вешала трубку.
— О, прости.
— Чем занималась? Как дела вообще?
— Ты знаешь… Все нормально.
— Не знаю я ничего. Давай рассказывай. Что делала? Как себя чувствуешь?
— Э-э, да просто стараюсь чем-то себя занять, встречаюсь со старыми друзьями и все такое. И хожу по магазинам. Кучу всего накупила.
— Круто! О-о-о, у вас же там «Банана Репаблик» на каждом углу, да? Я так тебе завидую!
— М-м-м, ну да. — Хотя я туда не ходила. Все больше по дизайнерским бутикам, но об этом я благоразумно умалчиваю. — А у тебя как дела? Что нового?
— Все хорошо…
«Все еще мутишь с Саймоном?» Нет, этот вопрос я не задаю.
— Эй, как мне быть с твоими сумками? — спрашивает она. — Ты не оставила адрес, но может, мне их тебе переправить?
— Честно говоря, Холли, не подержишь их еще немного у себя? Я тебя не стесняю?
— Конечно, они мне ни капельки не мешают.
— Вообще-то, разрешаю все отдать на благотворительность.
— Не смеши! — фыркает она. — Не могу я вот так взять и отдать твои вещи!
Молчу о том, что здесь у меня вещей больше, чем достаточно.
— Так что нового? — перевожу я разговор.
— Ну, в эти выходные едем в Германию, и Пьер, пилот-испытатель, займет место Уилла…
— Не хочу об этом слушать, — обрываю я. Голова начинает кружиться.
— О.
— Просто, я просто… не могу.
— Хорошо, — сочувственно говорит она.
— Как там Пит и Дэн?
— Они, ну, в порядке, — бормочет она. — А Луиш…
— Про Луиша я тоже слушать не хочу, — снова перебиваю я.
— О, хорошо. Конечно.
Молчание.
— Я тебя разбудила? — вновь меняю я тему.
— Э-э… Нет, я просто дремала.
— Ты там не одна, что ли?
— Что? — испуганно переспрашивает Холли. — Нет-нет, одна-одинешенька.
Я угадала. Значит, Саймон все-таки у нее.
— Ладно, тогда я, пожалуй, пойду.
— Хорошо. Была рада услышаться. Я так соскучилась!
Внутри теплеет.
— И я по тебе.
Но едва я вешаю трубку, сердце вновь остывает.
* * * * *
Июль сменяется августом, и в Нью-Йорке стоит удушающая жара. Большую часть времени сижу в квартире под кондиционером, но когда совсем изнываю от скуки, выхожу в кино или пройтись по магазинам. Вчера полдня провела в музее Гуггенхайма просто сидя перед полотнами и пытаясь раствориться в абстрактных завихрениях мазков.
Холли звонила еще несколько раз. Обычно я пропускаю ее звонки и редко перезваниваю, но скоро мы поговорим. Я все еще расстроена тем, что она не доверилась мне так, как доверилась ей я.
Ну, я не все ей рассказала. Она по-прежнему ничего не знает о моей жизни в Америке и о Джонни, но это к делу не относится. Или относится? Нет, однозначно не относится. Да какая разница.
* * * * *
Однажды в первых числах августа переключаю телеканалы и едва не падаю с дивана, когда на одном из них натыкаюсь на интервью с Луишем. Канал иностранный, поэтому я мало что понимаю, но выглядит Луиш удрученным. Тут же пытаюсь списать все на проигранную гонку, но сердцем понимаю, что причина вовсе не в этом. Несколько часов теряюсь в догадках и наконец звоню Холли.
— Привет! — радостно щебечет она. — Как дела?
— Нормально, — отвечаю я. — Только что видела Луиша по телику.
— Правда?
— Ага. Видок у него расстроенный. Все в порядке?
— Мне казалось, ты не хочешь слышать о Луише? — Молчу, и она продолжает: — Честно говоря, он не в лучшей форме.
— Что, не выигрывает гонки? — язвлю я.
— Не в этом дело, — спешно разубеждает меня Холли. — Дейзи, он сошел с дистанции на последней гонке.
— Сошел с дистанции? Что ты имеешь в виду? — Ничего не понимаю. — В Венгрии? — Гран-при Венгрии проходит следующей за немецкой.
— Да, — отвечает она.
— Что случилось?
— Ну, он произнес речь о том, что выиграет эту гонку ради Уилла.
— Ну конечно, — перебиваю я.
— Но просто не смог собраться, — продолжает Холли. — Он проиграл, Дейзи. Он жутко подавлен после смерти Уилла и винит в его гибели себя.
— А кого же еще? — взрываюсь я. — Он-то и виноват!
— Дейзи, это не так, — пытается вразумить меня Холли. — ФИА провела расследование.
— А знают ли они, что Луиш назвал Уилла козлом прямо перед началом гонки? Нет! — Я даже не даю Холли шанса ответить. — Ни черта они не знают! Что произошло в Германии?
— Все было так же плохо, — объясняет Холли. — В квалификации он пришел шестым…
— Не сказала бы, что это настолько плохо, — вновь перебиваю я.
— Но в основном заезде плохо стартовал, и его постоянно обгоняли. В итоге финишировал он тринадцатым.
— Ой-ой-ой. Готова поспорить, Саймон не обрадовался.
— Саймон все понимает, — отвечает Холли.
— И Луиш все еще возглавляет чемпионскую таблицу?
— Нет, опустился на третье место.
— Не везет так не везет.
— Дейзи, не будь к нему так жестока…
— Почему это? Он убил Уилла! Убил! — Чувствую себя так, будто голова вот-вот взорвется, и против воли начинаю всхлипывать.
— Дейзи, Дейзи, прости… — Холли пытается меня успокоить, но мне ничем не помочь. Мне просто нужно выплакаться.
Господи, как же я хочу, чтобы он вернулся. Я бы все отдала, лишь бы он вернулся в этот мир.
— Ну почему он умер? — рыдаю я. — Я скучаю по нему Холли, так скучаю.
— О Дейзи…
Немного погодя успокаиваюсь и делаю несколько глубоких вдохов. Все это время мы обе молчим.
— Все хорошо? — спрашивает Холли.
Вновь прерывисто вздыхаю и говорю, что да. А потом вспоминаю интервью по телевизору.
— Что вообще Луиш забыл на телевидении? Ты что-то сказала про его речь?
— Ну да. Уверена, что хочешь сейчас об этом слушать? — осторожно уточняет Холли.
— Да, рассказывай. Обещаю, больше не разревусь.
— Ну, после… похорон пресса начала охотиться за Луишем. Ему было чертовски сложно выиграть гонку после того, как его товарищ по команде трагически погиб на трассе. Саймону кажется, кто-то из команды слил журналистам тот факт, что Луиш винит себя в смерти Уилла, потому что газеты вцепились в эту историю и долго перемывали ему кости. Вместо того чтобы посочувствовать Луишу, они возжаждали крови. Умудрились взять интервью у отца Уилла, и тот раскритиковал Луиша за победу в Сильверстоуне.
— А Лора общалась с прессой? — перебиваю я.
— Нет.
— О. И что дальше? — Даже не могу на нее злиться.
— Короче, Луиш плохо выступил в Германии, отказался давать интервью, и шумиха вроде бы пошла на спад. А потом, прямо перед гонкой в Венгрии, журналист, должно быть, подловил Луиша в неподходящий момент, и он сорвался прямо перед стартом.
— В смысле, сорвался?
— Расплакался, — поясняет Холли. — Начал плакать, садясь в болид.
Ничего себе. Не могу представить Луиша в слезах.
— Он сказал репортеру, что выиграет эту гонку ради Уилла, — продолжает Холли.
— Но не выиграл.
— Нет, сошел с дистанции после десяти кругов.
— Что-то случилось с болидом? Или Луиш не справился? — Ничего не понимаю.
— Нет. Наоборот, он стартовал очень хорошо. На старте стоял одиннадцатым, но сразу же обогнал четверых, постепенно пробивался вперед, и тут внезапно притормозил. Пропустил семерых соперников, заехал в бокс и вышел из машины. Саймон чуть с ума не сошел.
Я внимательно слушаю ее рассказ.
— Короче, интервью, что ты видела, похоже, то самое, что он дал после гонки, потому что просто не мог держать себя в руках. С тех пор он не появлялся в штаб-квартире команды, и видимо, ему сейчас очень плохо. Не знаю, что решит Саймон.
— По поводу?
— Насчет Луиша. Саймон не может оставить его в команде, видя, что Луиш так сильно потрясен смертью Уилла.
— Не может оставить в команде? Что, Саймон его уволит?
— Вряд ли у него есть выбор.
— Конечно есть! Луиш возглавлял турнирную таблицу. С чего бы Саймону его увольнять? Из-за пары неудачных гонок? Его товарищ по команде погиб! — Чувствую, что в горле снова образуется комок.
— Эй, эй, — успокаивает меня Холли. — Я думала, ты обрадуешься этой новости.
— Нет, не обрадуюсь, — говорю я. На самом деле я даже волнуюсь за Луиша.
Он этого не заслуживает. Неужели я правда виню его в смерти Уилла? Честно?
— И когда следующая гонка? — спрашиваю я.
— Через пару недель. Гран-при Европы.
— Что ж, пожелай Луишу от меня удачи.
— Серьезно?
— Да.
— Дейзи… — неуверенно начинает Холли. — Ты собираешься остаться в Америке?
— Не знаю, — отвечаю я.
— Почему бы тебе не вернуться? Место тебя по-прежнему ждет. Мы все по тебе скучаем.
Несколько секунд молчу.
— Я тоже по вам скучаю.
— Успеешь приехать как раз к следующей гонке. Поживешь у меня. Тебе даже необязательно искать квартиру.
Представляю себя на работе, за сервировочным столиком. Раскладываю по тарелкам жирный бекон, но тут Уилл просит отойти на минутку, чтобы перемолвиться с ним словечком, и ком в горле вырастает до таких размеров, что приходится жадно хватать воздух ртом. Начинаю плакать. Холли потрясена:
— Дейзи, пожалуйста, не плачь!
— Не могу… Не могу… — выдавливаю я.
— Знаю, знаю, — утешает меня подруга. — Еще слишком рано.
— Это невыносимо! — Я обещала ей, что больше не буду реветь, но во мне будто прорвало плотину. — Не могу поверить, что он умер! — И все, слезы хлынули, и Холли еще долго слышала только мои всхлипы.
Наконец я успокаиваюсь и угрюмо бормочу:
— Мне пора.
— Мне так жаль, Дейзи. — Ее голос звучит хрипло, будто она тоже плакала.
— Все нормально, — шепчу я и нажимаю на клавишу отбоя.
Тут же в дверь кто-то стучит. Не отвечаю, поэтому дверь медленно открывается, и, подняв глаза, я вижу на пороге маму.
— Дейзи? Все хорошо?
— Нет, нет, ничего не хорошо. — Мотаю головой и в отчаянии смотрю на ковер.
— Что не так? — тихо спрашивает она.
— Просто оставь меня в покое, — прошу я и падаю ничком на кровать. — Уйди! — кричу, когда понимаю, что она не трогается с места. Спустя мгновение слышу, что дверь за ней закрывается, и я снова остаюсь одна.