Билет на самолет забронирован, чемоданы собраны, и да, я паковала их сама. Я беру с собой только то, с чем приехала — дизайнерские платья отправила с курьером Синди, Лизе и Донне. Пусть они богаты, но кто из нас не любит халявы, да и к тому же девчонкам эти наряды пригодятся больше, чем мне. Осталось только сказать обо всем родителям, а отец опять задерживается на работе. Самолет улетает через несколько часов, поэтому времени мало. Отчасти я надеюсь, что он не вернется до моего отъезда, но три года назад я ушла по-английски, а теперь намерена быть сильнее.

Нахожу маму в гостиной. Она делает то, чем обычно занимаюсь я: сидит на подоконнике и смотрит на бегунов в Центральном парке. Минуту тихо стою и наблюдаю за ней, чувствуя, что люблю ее. Это меня удивляет. Возможно, когда-нибудь я пойму, через что она прошла и почему ее выбор был именно таким, но пока что с этим сложно. Возможно, разлука поможет мне простить ее за то, какая она.

— Уезжаешь? — тихо спрашивает она, медленно поворачивая ко мне голову.

— Да, — киваю я.

— Когда?

— Сегодня.

— И чем займешься?

— Вернусь на работу в команду «Формулы-1». — Поворачиваюсь лицом к двери, теребя руки.

— Он не обрадуется, — предупреждает мама.

— Знаю.

— Дейзи…

— Да?

Она вновь переходит на итальянский.

— Прости.

— За что? — на том же языке отвечаю я.

— За все. Прости, что твое детство не было счастливым. И не только детство… Жаль, что ты уезжаешь.

— Мне тоже, — говорю я, — потому что остаться я не могу.

— Знаю. И буду по тебе скучать. Пожалуйста, на этот раз не покидай нас так надолго.

— Хорошо. — Колеблюсь, стоя в дверях, но потом подхожу к дивану и сажусь. Мама ко мне присоединяется. — Каким он был? Андреа?

Вопрос ее не удивляет.

— Горячим, страстным, но мы были очень молоды. Не знаю, каким он стал, когда вырос.

— Он женился? Есть ли у него дети?

— Женился, но детей не было.

— То есть, сводных братьев и сестер у меня нет. — Не вопрос, скорее утверждение.

— Я не знаю, правда ли он твой отец. И насколько для тебя важно это узнать. Но точно знаю, что Стеллана это убьет.

— То есть, убьет его репутацию.

— Это одно и то же.

Смотрю на маму и думаю, нужна ли мне эта правда. И что я с ней сделаю? Как ею распоряжусь? Есть ли в этом смысл, если Андреа умер? Скорее всего, нет. Не уверена, чего захочу в последующие годы, но, наверное, сейчас решать не обязательно.

— Думаю, пока что не стану ворошить прошлое, — заверяю я.

Мама печально улыбается и берет меня за руку.

— Я буду по тебе скучать, звездочка моя.

— Так меня называет бабушка! — удивляюсь я.

— Она так же звала и меня, когда я росла.

Услышав голос отца, мы обе вздрагиваем.

— О чем вы там шушукаетесь? Почему говорите на этом языке? — Он стоит в дверях и сердито на нас смотрит. Замечаю, что за ним в коридоре стоит кто-то еще, и понимаю, что это Мартин.

Мама тут же тушуется, но я чувствую прилив смелости.

— Мы говорим по-итальянски. Это наш родной язык. — Показываю сначала на маму, потом на себя.

— Это не твой язык, — выплевывает он. — Я тебя так не воспитывал.

Пытаюсь сохранить спокойствие. Знаю, что он нас не понимает, и поэтому чувствует себя под угрозой.

— Здравствуйте, Мартин, — меняю я тему.

— Привет! — Он обходит отца и переступает порог гостиной. — Осталось два дня. У меня пока нет для тебя кабинета, но решил, что можно пристроить тебя в уголок в моем. Составишь мне компанию.

— Спасибо за предложение. — Сдерживаю сарказм, но получается все равно сквозь зубы. — Но, как я уже сказала отцу, мне придется вежливо отказаться.

— Дейзи, — перебивает отец. — Даже не думай.

— А она дерзкая! — радостно потирает руки Мартин. — Но мне нравится.

— Довольно! — повышаю я голос, вскакивая с дивана. — Я не стану на вас работать, потому что возвращаюсь в Англию!

— Ничего подобного ты не сделаешь! — рассерженно кричит отец.

— А ты попробуй ее останови, — внезапно вмешивается мама, и при звуке ее убийственно спокойного голоса мы все поворачиваемся к ней. — Мартин, не могли бы вы, пожалуйста, подождать в кабинете?

— С чего бы? — требует ответа отец.

— Спасибо. — Мама пристально смотрит на Мартина, и он исчезает.

— Как ты смеешь так меня позорить? — взрывается отец.

Не обращая на него внимания, мама поворачивается ко мне и спрашивает по-итальянски:

— Во сколько за тобой приедет машина?

— Я думала просто поймать такси.

— Но надо было вызвать водителя! — восклицает она.

— Что вы говорите? Что это значит? — Отец гневно переводит взор с меня на маму. Выглядит почти комично.

— Доеду на такси, — убеждаю я маму. — Я уезжаю, — перехожу я на английский, обращаясь к отцу. — У меня сегодня самолет.

— Только попробуй, — предупреждает он. — Ты от меня ни цента не получишь. Не смей!

— Не нужны мне твои деньги, — заявляю я, и голос ничуть не дрожит. — Я сама заработаю.

— Чем? — рявкает он. — Мытьем посуды? Чисткой картошки?

— Если понадобится, то да.

— Ты позорище!

— Пока, мама, — поворачиваюсь я к ней.

— Я тебя провожу, — предлагает она.

— А ну-ка сюда! — орет отец, когда мы выходим из гостиной. — Немедленно!

— Он это не всерьез, — шепчет мама в лифте.

— Еще как всерьез. Но это неважно, потому что я тоже всерьез.

— Знаю, — кивает она. — В этом отношении ты вся в бабушку.

«По крайней мере она точно мне родная», — с грустью думаю я и спрашиваю:

— Что будешь делать? Он будет очень зол, когда ты вернешься.

— Не сомневаюсь. Но он успокоится. А Кандида приготовила чудную баранью ногу. Это поднимет ему настроение.

Какая нелепая мысль.

Когда я прохожу на посадку, идет дождь, и когда самолет несется по полосе и взмывает в небо, я успеваю только пару секунд посмотреть сверху на Нью-Йорк, пока его не заволакивают тучи. Я солгала маме. Пройдет очень и очень много времени, прежде чем я сюда вернусь.