Четвёртой госпоже Сун Лянь было девятнадцать, когда она попала в дом семьи Чэнь. Уже вечерело, и четверо деревенских парней-носильщиков внесли её паланкин через задние ворота западного флигеля. Служанки в это время стирали у колодца старые шерстяные вещи и видели, как паланкин бесшумно проскользнул в Ворота Лунного Света и как из него вышла студенточка в белой кофте и чёрной юбке. Сначала решили было, что вернулась домой старшая барышня, которая училась в Бэйпине, подошли встретить и тут же поняли, что нет, не она это, а валившаяся с ног от усталости незнакомка с лицом, запорошенным дорожной пылью. В тот год волосы у Сун Лянь были коротко острижены до ушей и прихвачены голубой атласной лентой. Округлое лицо отливало бледностью, хотя никакой косметикой она не пользовалась. Выйдя из паланкина на лужайку, она остановилась и стала растерянно оглядываться по сторонам; рядом с чёрной юбкой стоял плетёный чемоданчик. Под неярким осенним солнцем Сун Лянь казалась тоненькой и тщедушной, от неё так и веяло книжной учёностью. Она подняла руку утереть пот с лица, и служанки обратили внимание, что она делает это платком, а не рукавом: их эта мелочь глубоко поразила.

Сун Лянь подошла к колодцу и обратилась к стиравшей Янь Эр:

— Дай-ка умоюсь: три дня уже не умывалась.

Янь Эр зачерпнула ведро воды и стала смотреть, как Сун Лянь опускает в воду лицо и как её согнувшееся тело подрагивает с шелестящим звуком, словно маленький барабан, по которому чем-то шлёпнули.

— Мыло нужно? — спросила Янь Эр.

Ответа не последовало, и она снова попыталась заговорить с Сун Лянь:

— Слишком холодная, да?

Но Сун Лянь молчала. А Янь Эр, подмигнув другим служанкам, прыснула в кулачок. Те и смекнули, что вновь прибывшая — небогатая родственница семьи Чэнь. По одному внешнему виду почти каждого, кто приезжал к Чэням, они могли определить, что это за птица. Видимо, как раз в это время Сун Лянь вдруг обернулась, и на её мокром лице с тонко очерченными бровями появилось и застыло вызывающе ледяное выражение:

— Что смеёшься, дура? — Она смерила Янь Эр взглядом. — Водой окатить, что ли?

— А ты кто такая, что так развоевалась? — удивилась Янь Эр, ещё смеясь.

С силой оттолкнув её, Сун Лянь подняла плетёный чемоданчик и пошла прочь от колодца. Пройдя несколько шагов, она обернулась:

— Кто я такая? Скоро узнаете.

* * *

На следующий день по усадьбе Чэнь разнеслась весть, что барин, Чэнь Цзоцянь, взял Сун Лянь в дом четвёртой госпожой. Поселилась она в южном флигеле, выходившем во внутренний дворик, рядом с покоями третьей госпожи — Мэй Шань. Чэнь Цзоцянь перевёл Янь Эр из людской в служанки, и четвёртая госпожа получила её в полное распоряжение. Янь Эр явилась к Сун Лянь с замирающим сердцем и, потупившись, обратилась к ней, назвав «четвёртой госпожой». Однако та, похоже, уже забыла, как грубо обошлась с ней Янь Эр, или вообще не помнила, кто она такая. Уже в халате из розового шёлка с вышитыми цветами и шлёпанцами на ногах она выглядела выспавшейся, посвежевшей и с виду очень приветливой. Она притянула Янь Эр к себе, внимательно осмотрела со всех сторон и бросила стоявшему рядом Чэнь Цзоцяню:

— Длинновата, ну да ничего. — А потом, обращаясь к Янь Эр: — Присядь-ка, гляну, что у тебя в голове.

Присев, Янь Эр почувствовала, как Сун Лянь копается у неё в волосах, что-то тщательно выискивая, а затем услышала:

— Ну, вшей у тебя нет: чего боюсь, так это вшей.

Янь Эр, закусив губу, молчала: пальцы Сун Лянь, холодные, как лезвие ножа, захватывали волосы, словно резали, и было немного больно.

— Чем это у тебя от головы несёт? Просто дрянью какой-то. Бери-ка мыло и ступай мыть.

Янь Эр поднялась на ноги и стояла, опустив голову и не двигаясь.

— Ты разве не слышала, что велела четвёртая госпожа? — зыркнул на неё Чэнь.

— Да я вчера только мыла.

— Чего болтаешь попусту! — заорал Чэнь. — Сказано — отправляйся мыть, значит, отправляйся, а не то схлопочешь у меня!

Янь Эр принесла тазик воды и, устроившись под яблоней-китайкой, стала с остервенением мыть голову. В душе тяжким камнем навалился гнев от обиды. На бельевой верёвке, натянутой между яблонями, в лучах послеполуденного солнца колыхались под слабым ветерком белая кофта и чёрная юбка четвёртой госпожи. Янь Эр оглянулась по сторонам: в садике было тихо и безлюдно. Она подошла поближе и смачно плюнула на кофту Сун Лянь. А потом ещё раз — на юбку.

* * *

Чэнь Цзоцяню было уже под пятьдесят. В такие годы брать ещё одну наложницу — дело непростое, поэтому всё было проделано под покровом тайны. Так что за день до появления в доме Сун Лянь даже Юй Жу, первая жена, не имела об этом ни малейшего представления. Когда Чэнь Цзоцянь привёл Сун Лянь, чтобы представить Юй Жу, та была в молельне: перебирая чётки, она читала нараспев сутры.

— Это старшая госпожа, — представил её Чэнь.

Не успела Сун Лянь отвесить положенный поклон, как чётки вдруг порвались в руках Юй Жу и бусинки рассыпались по полу. Юй Жу кинулась собирать их подколенником из красного дерева, бормоча под нос: «Виновата, виновата». Бросившуюся помогать Сун Лянь она легонько оттолкнула, продолжая бубнить «виновата, виновата» и так и не подняв глаз. Вид дебелой Юй Жу, ползающей за бусинками по сырому полу, так рассмешил Сун Лянь, что она, прикрыв рот ладонью, беззвучно рассмеялась и посмотрела на Чэня.

— Ладно, — бросил тот. — Пойдём.

Выйдя за порог молельни, Сун Лянь тут же ухватила его за рукав:

— Какая старая, ей лет сто, наверное! — Чэнь промолчал, а она продолжала: — Она что — буддистка? Что же тогда дома молитвы читает?

— Какая она буддистка! — буркнул тот. — Девать ей себя некуда от безделья, а на безрыбье и рак рыба — вот и всё.

У второй госпожи, Чжо Юнь, Сун Лянь приняли радушно и со всем обхождением. Чжо Юнь велела служанке принести семечек подсолнуха, арбузных, тыквенных, разных сластей, и потчевала гостью. Первое, что она произнесла, когда они уселись, было слово «семечки» — нет, мол, здесь хороших семечек, а эти вот покупают для меня в Сучжоу. Так, за семечками, Сун Лянь просидела у Чжо Юнь довольно долго, и это порядком надоело: не любила она просто так чесать языком, но показывать этого не хотелось. Она украдкой поглядывала на Чэнь Цзоцяня и делала ему знаки, что, мол, пора идти. Но тот, похоже, нарочно тянул время, чтобы задержаться у Чжо Юнь и не обращал внимания на её старания. Сун Лянь решила, что вторая госпожа пользуется его расположением, и невольно задержала взгляд на её лице и фигуре.

В тонких чертах Чжо Юнь сквозила какая-то мягкость, и, хотя ни мелких морщинок, ни дряблой кое-где кожи было уже не скрыть, всё в ней выдавало барышню из знатного рода. «Такие легко увлекают мужчин, — размышляла Сун Лянь, — да и женщины вряд ли могут относиться к ней с большой неприязнью». Вскоре она уже называла Чжо Юнь «сестрицей».

Из всех трёх жён в усадьбе Чэнь ближе всего жила Мэй Шань, но с ней Сун Лянь встретилась последней. Сун Лянь уже была наслышана, какая та писаная красавица, поэтому только и думала, как бы увидеть её, но Чэнь Цзоцянь не соглашался сходить к ней вместе. «Ведь это рядом, — говорил он, — вот и ступай сама». «Так я ходила, — отвечала Сун Лянь, — но служанка сказала, что госпоже неможется, и закрыла передо мной дверь». На это Чэнь лишь хмыкнул: «Как не в духе, так сразу сказывается больной». И добавил: «Всё мечтает меня под себя подмять». «И ты позволишь?» — не удержалась Сун Лянь. Тот лишь отмахнулся: «Держи карман шире, никогда бабе сверху мужика не быть».

Как-то прогуливаясь, Сун Лянь подошла к северному флигелю. На окне Мэй Шань из-за сетки выбивались занавески из розового тюля; изнутри доносился аромат цветов. Сун Лянь чуть приостановилась у окна и, не удержавшись, — её так и подмывало глянуть хоть одним глазком, — затаила дыхание и легонько отогнула край занавески. От испуга у неё чуть сердце не выскочило: за занавеской стояла Мэй Шань и тоже смотрела на неё. Лишь на мгновение их взгляды встретились, и Сун Лянь в панике бросилась прочь.

К вечеру к Сун Лянь пришёл Чэнь Цзоцянь, чтобы провести у неё ночь. Она раздела его и хотела надеть ночную рубашку, но Чэнь заявил, что ему нравится спать голым. Сун Лянь тут же отвела глаза, пробормотав:

— Как угодно, но лучше бы надеть, а то и простудиться недолго.

— А то тебя беспокоит, что простужусь: небось боишься мою голую задницу увидеть! — хохотнул Чэнь.

— Это я-то боюсь! — повернулась к нему Сун Лянь. Щёки её пылали. Впервые её глазам предстало тело Чэнь Цзоцяня: худой и долговязый, как журавль, а его естество напряжённо выгнулось тетивой лука. У Сун Лянь аж дыхание перехватило:

— Что ж ты тощий-то такой?

— Они вот так иссушили. — Чэнь забрался на кровать и юркнул под шёлковое стёганое одеяло.

Сун Лянь потянулась, чтобы погасить лампу, но он остановил её:

— Не надо. Хочу посмотреть на тебя. А то без света ничего и не увидишь.

Она погладила его по лицу:

— Как угодно. Всё равно я в этом ничего не понимаю. Как скажешь.

Сун Лянь казалось, что она падает с какой-то горы в мрачную пропасть, было больно, кружилась голова и в то же время ощущалась какая-то лёгкость. И странное дело: перед глазами беспрестанно маячило лицо Мэй Шань, это бесподобно красивое лицо тоже скрывалось во мраке.

— Странная она какая-то, — проговорила Сун Лянь.

— О ком это ты?

— Да о третьей госпоже. Стоит за занавеской и наблюдает за мной.

Чэнь снял руку с груди Сун Лянь и прикрыл ей рот:

— Не надо сейчас. Помолчи.

Как раз в это время в дверь негромко постучали. Оба вздрогнули. Глядя на неё, Чэнь мотнул головой и погасил свет. Через какое-то время стук повторился. Разъярённый Чэнь вскочил.

— Кто там стучит?! — заорал он.

— Третья госпожа больна, — донёсся из-за двери робкий девичий голос. — Просит господина прийти.

— Врёт, опять врёт. Возвращайся и скажи, что я уже сплю.

— С третьей госпожой дело серьёзное, — добавила девушка за дверью. — Она вообще-то не хотела, чтобы вы приходили: говорит, что скоро умрёт.

Чэнь присел на кровати и задумался.

— Опять она со своими уловками, — бормотал он под нос.

При виде такой растерянности и нерешительности, Сун Лянь подтолкнула его:

— Иди, иди, помрёт ещё на самом деле — хлопот не оберёшься.

В тот вечер Чэнь не вернулся. Сун Лянь напряжённо прислушивалась, но со стороны северного флигеля не доносилось ни звука, будто ничего и не произошло. Лишь ночная птица издала несколько трелей на ветке гранатового дерева, оставив далёкий жалобный отзвук. Сун Лянь так и не уснула: разочарование ещё держит на плаву, а потом погружаешься в печаль. Встав рано утром и занявшись туалетом, она заметила, что с лицом произошла какая-то глубокая перемена: вокруг глаз легли чёрные круги. Сун Лянь уже знала, что за штучка Мэй Шань, но, увидев выходящего из северного флигеля Чэня, всё же подошла, справилась о её здоровье и спросила, вызывали ли третьей госпоже врача? Чэнь неловко мотнул головой, вид у него был очень утомлённый, и говорить он ничего не захотел: просто взял руку Сун Лянь в свою и слегка сжал.

* * *

Сун Лянь выдали за Чэнь Цзоцяня после года учёбы в университете. Причина была проста: чайная фабрика, на которой её отец работал управляющим, обанкротилась, и денег, чтобы возмещать расходы, не стало. На третий день после того, как Сун Лянь, бросив учёбу, вернулась домой, она услышала громкие крики родственников на кухне. Прибежав, она увидела отца, который лежал, навалившись наискосок на раковину, и расходившуюся в воде пузырями кровь. Отец вскрыл вены на руке и легко ступил на тропу к Жёлтому источнику. Никогда не забыть охватившее её тогда отчаяние: она поддерживала холодное, как лёд, тело отца, а сама похолодела ещё больше. Несмотря на навалившуюся беду она ни разу не всплакнула. После случившегося раковиной довольно долго никто не пользовался. А Сун Лянь по-прежнему мыла там голову. Присущей девушкам необъяснимой робости и страха у неё не было, и подходила она ко всему реалистически. Отец умер, придётся обеспечивать себя самой. Там, у раковины, расчёсывая волосы после мытья, Сун Лянь хладнокровно обдумывала будущее житьё. Поэтому когда мачеха без обиняков предложила ей на выбор — идти работать или выходить замуж, — она равнодушно ответила: «Конечно, замуж пойду».

— За простого или за богатого? — не отставала мачеха.

— Ясное дело, за богатого, чего и спрашивать.

— Так ведь не одно и то же. К богатому в дом — значит наложницей.

— А как это — «наложницей»?

Мачеха задумалась:

— Ну, значит, репутация будет подмочена.

— Что такое репутация? — холодно усмехнулась Сун Лянь. — Таким ли, как я, задумываться о репутации? Вам всё одно сбывать меня с рук, так уж, если остались какие-то чувства к отцу, продайте хорошему хозяину.

Выйти к пришедшему на смотрины Чэнь Цзоцяню она не пожелала, а заперлась и лишь бросила через дверь: «Встретимся в европейском ресторане». «Студентка всё-таки, — подумал Чэнь. — Должно же в ней быть что-то особенное». И, заказав в европейском ресторане два места, он стал ждать. День был дождливый. Раздвинув занавеси, Чэнь стал смотреть через окно на улицу, окутанную дымкой измороси. В душе царила какая-то новизна и тепло, чего не было ни с одной из трёх жён. Когда Сун Лянь величаво вошла, держа в руках шёлковый зонтик в мелкий цветочек, он радостно улыбнулся. Такой он её и представлял — красивой и чистой. А она, оказывается, ещё и такая молоденькая. Не забыть, как, усевшись напротив, она достала из сумочки целую пригоршню маленьких свечек.

— Закажи торт, хорошо? — тихо попросила она.

Официант принёс торт, и Чэнь стал наблюдать, как Сун Лянь одну за другой втыкает в него девятнадцать свечек. Оставшуюся она убрала обратно в сумочку.

— Зачем это? — спросил он. — У тебя день рождения сегодня?

Сун Лянь лишь улыбнулась, зажгла свечи и стала смотреть, как вспыхивают крохотные искорки. При свете свечей лицо её стало изящно точёным.

— Смотри, какие милые, эти искорки, — проговорила она.

— И впрямь милые, — согласился Чэнь.

Сун Лянь долго набирала в лёгкие воздуха, а потом единым духом задула все свечи.

— Вот и справили день рождения заранее, — промолвила она. — Девятнадцать лет минуло.

Чэню показалось, что за этими словами скрыты какие-то приятные воспоминания. И потом он часто вспоминал, как она тогда задувала свечи. При этом от неё исходила тонкая, но обворожительная сила. В любовных делах Чэнь был не новичок, поэтому его так привлекала её страстность и изобретательность в постели. Он считал, что разглядел это небесное блаженство при самой первой встрече, а потом получил подтверждение на деле. Кто её знает: то ли она от природы такая, то ли это одно лукавство и заискивание. Как бы то ни было, Чэнь Цзоцянь был очень доволен. И все обитатели усадьбы Чэнь — и господа, и слуги — могли прочитать по глазам, что он в Сун Лянь души не чает.