— Гляди, долгое чтение усыпило ребёнка, — услыхала я голос тёти Маали. Я хотела ей сказать, что ничуть не сплю, как вдруг живот пронзила такая острая боль, что я закричала. Я перегнулась через толстый подлокотник кресла, дрыгала ногами и кричала: «Мама, тата, помогите! Помогите, умираю!»
— Это что значит? — услыхала я голос дяди Копли и увидела его большое лицо над своей головой. — Что с тобой, у тебя что-то болит?
— Живот! Живот! Живот! — вопила я, словно этих животов с болью было у меня несколько.
— Пойду, намешаю тебе воду с вареньем, это успокаивает, — пообещала тётя Маали и заторопилась в кухню, и следом за нею туда сразу поспешил дядя Копли.
— Это может быть от нервов, — услыхала я объяснение тёти Маали. — Сестра Феликса из-за этих болей ходила с девочкой к врачу, и врач сказала, что боли в животе могут быть вызваны тем, что ребёнок испытал шок, оттого, что её мать увезли.
— Весной у неё вроде бы никаких болей не было, — пробурчал дядя Копли. — Может, дать ей полынных капель? Или… а вдруг это аппендицит? На ночь глядя врача взять неоткуда…
Вода с вареньем оказалась приятная на вкус, кисло-сладкая, и сразу боль стала слабеть, но сразу возникла новая и более острая боль, которую невозможно было вытерпеть молча.
— Не остаётся ничего другого, как вызвать «скорую помощь», — озабоченно сказал дядя Копли. — Пойду в детский приют, может, смогу оттуда позвонить.
Я была так измучена болью, что задремала в кресле. Проснулась только тогда, когда мужчина в белой шапке и с носом, похожим на клюв вороны, тронул меня за плечо. И сразу боль в животе решила поприветствовать дядю-врача. То, что врач нажимал на живот посередине, справа и слева, на боль нисколечко не влияло — она возникала, когда хотела. Делала маленькую передышку и затем нападала с новой жуткой силой. Уу-уу!
— Глупости, — сказал носатый врач, когда тётя Маали спросила, не может ли причиной боли быть внезапное нервное заболевание. Расспрашивая тётю Маали о том, что я сегодня ела, врач все время сверлил меня своими чёрными глазами-пуговками.
— Клубника! — вдруг воскликнул он. — Эта сыпь, что у тебя на шее и на ляжках, была она у тебя уже раньше или появилась только теперь? Похоже, мы имеем дело с диатезом.
Бедные клубничники! Мне не понравилось, что их обвиняют и в боли в животе, и в появлении маленьких красных пятнышек на коже. Теперь, когда я заметила эти пятнышки, у меня возникло неодолимое желание сильно их почесать, но врач строго велел потерпеть, если чешется. Клубника? Приятные, вкусные и сочные ягоды — не могли они вызвать такую жуткую боль! Охотнее я подозревала бы картофельный суп, особенно плававшие в нем противные, скользкие кусочки лука. Но после того как доктор то добром, то насильно заставил меня выпить несколько кружек тёплой воды и после этого научил, как надо сунуть пальцы в горло, я изрыгнула одновременно и кусочки лука, и красные кусочки клубники в большой старинный фаянсовый ночной горшок, который дядя Копли назвал забавным словом «утенсиль». Вид этой отвратительной блевотины был столь гадок, что меня вырвало два-три раза подряд.
Дяденька-врач дал тёте Маали коробочку с лекарством и велел дать мне утром полтаблетки димедрола, если сыпь к утру не пройдёт. А мне он сказал, подняв двумя пальцами за подбородок мою голову:
— Бабушка с дедушкой уже знают, что клубнику давать тебе больше нельзя, но ты ведь и сама молодец и будешь это помнить, ладно?
Я молча кивнула, хотя сразу, как только боль прошла, стала обвинять мысленно вместо клубники те противные кусочки лука в супе…
— Да, у еврея башка варит! Сразу сказал, что клубничный диатез! — услыхала я голос дяди Копли из кухни. — А ты бубнила: нервный шок, нервный шок!
Засыпая, я пыталась припомнить, не слышала ли подобного разговора раньше… Ну да, конечно, слыхала! Когда тата говорил об освобождении мамы, он тоже сказал что-то вроде того, что евреи мудрые и всё знают! Почему тётя Маали и дядя Копли сразу мне не сказали, что дяденька-врач еврей. Я бы тогда сама смогла у него спросить, где мама сейчас и когда она вернётся домой! А теперь этот дяденька-врач уехал, и никто не догадался спросить у него самое важное…
Глаза сами так и слипались. Я сунула руки под правую щёку, как нравилось тате, и тут с испугом заметила, что с ноготка мизинца на правой руке исчез лак — только малюсенькая тёмно-красная полосочка осталась посреди ногтя… Конечно, лак для ногтей предназначается для утончённых дам, и уж они-то пальцы в горло не суют. Или, если суют, то, наверное, только мизинец, как тогда, когда элегантно выковыривают мизинцем козявки из носа. Мне было очень жалко, что лак исчез с моего мизинца. Проклятый диатез от супового лука!