Игорь предоставил Нике полную свободу, и девушка с удовольствием занималась пилотажем, хотя в космосе это занятие довольно однообразно: разного рода вращения с переменными продольными ускорениями. Скоро Игорю все это надоело, но ему жаль было тащить девушку на корабль — щеки у нее раскраснелись, разгорелись глаза. Поэтому он предложил:

— Может быть, отправимся в настоящий космос?

Ника ловко сбалансировала катер и взглянула на Игоря с недоумением.

— А это разве не настоящий?

— Не совсем, — ответил Игорь и пояснил: — Тут есть корабль, точка опоры для глаз. Поехали?

Девушка покосилась через плечо на эту точку опоры и сразу же уловила его мысль.

— Поехали!

Она развернула катер так, чтобы «Смерч» остался прямо за кормой, и плавно выжала ходовую педаль.

Ника не была таким новичком в космосе, как Соколов, и все-таки ей трудно было вжиться в ощущения космического полета. Выжав ходовую педаль, она подсознательно ожидала, что катер, что называется, птицей рванет с места. А на деле ничего такого не произошло, просто на секунду спина ощутила легкую перегрузку, корпус катера мелко задрожал, а кабину заполнило негромкое гудение — вот и все. Светлячки звезд впереди и по сторонам были, как и прежде, недвижимы и холодны. Только повернув голову назад, Ника заметила, как быстро уменьшаются размеры «Смерча» — точно он был резиновым и из него выходил воздух. Скоро корабль превратился в черточку, потом в искру и наконец затерялся в ворохе звездной пыли. Ника почувствовала, что Дюк берет управление на себя, и выпустила штурвал.

Вокруг не было ничего, кроме звезд. Звездный мир. Звездный океан. Звездная бездна. Звездная геометрия и звездный орнамент. Звездная наука и звездная поэзия! Звездный ад и звездный рай! Острый и пряный звездный напиток, который можно пить большими глотками, пить неустанно, чувствуя лишь все возрастающую хмельную жажду. Трепетный звездный свет, сотканный из миллиардов разноцветных искр, то остро жалящих, то благородно покойных, то едва уловимых, как тревожное воспоминание раннего-раннего детства. Ника почти физически чувствовала, как ее взгляд, цепляясь за эти искры, летит, пронзая пространство, в этот странный, нечеловеческий мир без конца и края, летит и безвозвратно тонет в нем. И каждая крупинка света, которую встречает взгляд на своем пути, — это гигантский сгусток странного, будто живого вещества, которое, сжигая самое себя в гневном и бесшумном хаосе ядерных реакций, сеет вокруг драгоценнейшие семена жизни и разума. Сердце Ники билось от сознания безмерной величины Вселенной, от жгучего понимания собственной мизерности и ничтожества перед лицом этой сияющей вечности, от безмерной гордости за человека, который, благоговея перед этой вечностью, тем не менее дерзает постичь и покорить ее! Тишина. Боже мой, какая тишина! Тишина и неподвижность. Все замерло и застыло, даже свет хрупок и звонок, как иглы инея. Застыло если не навсегда, то так надолго, что думать об этом и сладко, и страшно. Только сердце, человеческое сердце, билось гулко, робко и гордо. Да, это был настоящий космос! Он ощутимо давил своей безмерной сияющей массой на крошечный, до смешного маленький и хрупкий катер, и если бы это суденышко вдруг со звоном рассыпалось на мельчайшие кусочки, Ника ничуть бы не удивилась.

Игорь смотрел на четкий профиль девушки, по которому скользил звездный свет и звездные тени, с радостью, завистью и грустью. Ему было приятно, что Ника смогла понять величие Вселенной и еще больше величие человеческих дерзаний — лицо сейчас было открытой книгой ее души. Он завидовал первозданной остроте и яркости ее переживаний. Он знал о них разумом, воспоминаниями, но уже не ощущал их сердцем. Как жаль, как это глупо, что люди Земли так редко видят ночное небо во всей красе! Небо затеняют облака, дожди и туманы, ветви деревьев и крыши домов, огни городов и промышленных комплексов. А больше всего — жизненные будни и хлопоты, которые и тревожат, и баюкают человека на его коротком пути.

В районе субсветовой станции небо было совсем не похоже на земное, ни одного знакомого узора созвездий! И была огромная, больше десятка градусов диаметром, черная и лохматая, похожая на чудовищную кляксу туши, пылевая туманность. Вращаясь вместе с небосводом, она проплывала перед носом катера и, казалось, вот-вот готова была ухватить его сотнями своих щупалец, сотканных из голого мрака. Воспоминание, а может быть, и предчувствие, вдруг сжало сердце Игоря. Он машинально сбалансировал катер, направив его острый нос прямо в этот черный провал Вселенной. И продекламировал слова древней книги, которые только что, вдруг, нечаянно, всплыли в его памяти:

— На закате жизни наступает миг, когда огни позади тускнеют и гаснут, а впереди уже ничего нет, кроме мрака. И тогда человек один встречает своих богов!

Секунду Ника недоуменно смотрела на него, а потом быстро прикрыла глаза ладонью.

— Я испугал вас? — покаянно спросил Игорь после долгой паузы.

Не отнимая руки, она затрясла головой.

— Тогда что с вами?

— Мне вдруг стало жаль, что все это, — она повела вокруг рукой, — было! Уже было в моей жизни! И такого больше не будет никогда.

Невозвратимость времени, тонущего в прошлом! Осознание этого происходит не сразу, вместе с крупицами зрелости, замещающими юность.

— Граница зоны безопасности, — предупредительно проговорил компьютер.

И Игорь Дюк послушно взялся за штурвал, выводя катер на обратный курс — к кораблю, к людям.