Лагерь Дийны, просторная двускатная палатка из голубой ткани, размещался в редколесье неподалеку от широкой и спокойной реки, напоминавшей Александру Оку, на которой прошло его детство. Высокоствольные деревья с густо-фиолетовой корой и небольшими, но плотными алыми кронами были разделены солнечными полянами, поросшими низкой желтенькой травкой, в которой были разбросаны венчики и искорки синих, голубых и зеленых цветов. Над рекой кружили птицы, оттуда доносились их странные крики, чем-то похожие на гудки автомобилей.

— А на озере птиц почему-то не было, — подумал вслух Гирин, разглядывая излучину реки.

— Это соленое озеро. В нем живет лишь два вида крупных рыб, птицам и животным делать там нечего.

— А динотерий?

— Это вечные странники, которых можно встретить где угодно. Вы садитесь, Саша.

Возле палатки лежал древесный ствол, метрового диаметра, тут же было оборудовано место для разведения костра. Гирин потрогал гладкую фиолетовую кору рукой — она пружинила, точно резиновая — и осторожно сел. Дийна опустилась рядом. Хрустальный луч солнца серебрил ей волосы и ласкал загорелую щеку, черты лица ее смягчились, и она снова стала удивительно похожей на Нину. Наверное, если бы не было полета, сблизившего Александра с этой девушкой, он бы промолчал, но теперь невольно произнес:

— Как вы на Нину сейчас похожи! — Дийна подняла на него свои серебряные глаза и улыбнулась. — Если бы не глаза, я бы мог запутаться и подумать, что это Нина прилетела сюда, чтобы меня навестить.

Гирин спохватился и хотел пояснить, кто такая Нина и почему он заговорил о ней, но не успел.

— Я и сохранила свои собственные глаза, чтобы вы окончательно не запутались, — спокойно сказала Дийна.

Гирин не сразу понял смысл ее фразы, а когда понял, то растерялся.

— Вы хотите сказать, что, — он запнулся, — что вы… ненастоящая? Что-то вроде биоробота?

Дийна весело рассмеялась.

— Нет, я такая же настоящая, как и вы сами! Но это, — она прикоснулась кончиками пальцев к своему лицу, — не родной для меня облик.

И снова Александр не сразу ее понял.

— У вас что же, могут быть разные облики?

— Могут.

— Значит, вы умеете… перевоплощаться?

— Умею.

Гирин кивнул в знак понимания, но в голове у него была каша. Дийна поняла его состояние и будничным тоном, как будто бы речь шла о самом обычном деле, пояснила:

— Это называется у нас метаморфозом. Сознательно управляя генотипом, мы можем в известных пределах изменять свой фенотип, свой внешний облик. Она помолчала, давая возможность Александру осмыслить услышанное, и продолжала: — Когда копируешь конкретную личность, о которой есть подробные данные, время метаморфоза сокращается в десятки раз, да и копия получается полноценнее. Я торопилась: ведь был аварийный вызов, а образ Нины в цефалограмме вашей памяти был так ярок и так хорошо прописан! Вот я и решила им воспользоваться: проще, быстрее, да и опыта метаморфоза у меня еще маловато. Разве лучше, если бы я предстала перед вами уродиной, говорящей с таким акцентом, что сразу и не поймешь!

И хотя Дийна закончила свои пояснения шуткой, Гирин остался серьезным. Он разглядывал теперь девушку, сидящую рядом с ним, и Нину и не Нину, без первой растерянности, снова и снова перебирая в голове ее слова.

— Значит, через Нину вы и получили все сведения о Земле, о наших обычаях, языке и всем остальном?

— Не совсем. Можно сказать, что через Нину я получила знание множества деталей и оттенков. И вообще, на все земное я смотрю как бы двойными глазами — и своими, и глазами этой молодой женщины. И на вас, Саша, я отчасти смотрю ее глазами. — Дийна улыбнулась и без тени кокетства, очень просто добавила: — Но без ее влюбленности, конечно. Земная, семейная любовь к нам вообще приходит очень поздно по земным меркам, лишь к сорока — сорока пяти годам мы расстаемся с юностью и становимся по-настоящему взрослыми людьми. Я отношусь к вам, Саша, как к доброму товарищу.

В другой ситуации Александра поразили и заставили бы задуматься слова Дийны о такой долгой-долгой юности, но сейчас они прошли мимо его ушей его смутило, что Дийна все, конечно же, все знает о его любви. Гирина даже в жар бросило.

— Так вы и об этом знаете! — пробормотал он.

— В самых общих чертах, — поспешила успокоить его девушка. — Без особой необходимости такие тайны при чтении цефалограмм обходятся стороной, они даже и фиксируются специальным, как у нас говорят, личностным кодом.

Эти слова несколько успокоили Александра, но отнюдь не до конца: у него было такое чувство, будто он некоторое время прогуливался перед Дийной обнаженным и вот только теперь узнал об этом. Видимо, девушка понимала его состояние, она продолжала разговор и вела его с тем спокойствием, с каким говорят о вещах не то чтобы неинтересных, но безличных.

— Но я знаю Землю не только через Нину. Ваша планета, Саша, находится в заповедном секторе галактики. Человечество — единственная развитая цивилизация заповедника, поэтому вашу планету, историю, особенности науки и культуры изучают в наших школах подобно тому, как у вас изучают Древний Рим или Египет.

Мысли Александра разом изменили свое направление, он вспомнил разговор с Люци — и тот говорил, что Земля находится в заповедном секторе галактики!

— Значит, Люци меня не обманывал, — заметил он в раздумье.

— Нет, не обманывал, — подтвердила Дийна. — По-моему, он даже позаботился о вас, правда очень уж своеобразно. Он оставил вас не где-нибудь, а на берегу озера Ку — в пустынном и безопасном месте. Визит динотерия — это случайность.

— Любопытно!

Гирин перебрал по основным кускам свои взаимоотношения с Люци, вспомнил о красных журавлях и собрался было рассказать о них девушке, но Дийна опередила его:

— Он не обманывал вас, когда говорил о том, что возвращение на Землю это сложная и очень опасная для вас операция.

— А конкретно, в чем опасность?

— Я и хочу об этом рассказать. Телепортировка связана с нарушением причинных связей, а поэтому сопровождается отдачей. Вроде отдачи при выстреле из ружья! Только при выстреле следует удар в плечо, а при телепортировке на месте акции выделяется огромная энергия. Может произойти землетрясение, пронестись ураган, разразиться гроза страшной силы, при бесконтрольной акции предугадать это невозможно.

— Стало быть, — догадался Александр, — из-за того, что я жив, здоров и беседую с вами, в районе аэродрома стряслось что-то ужасное?

Дийна отрицательно покачала головой:

— Нет. Вы же были в летальной ситуации, Саша. — Она замялась, подбирая нужное выражение.

— Понимаю, — пришел ей на помощь Гирин. — Я должен был разбиться, уйти из жизни, а поэтому, когда меня вдруг изъяли и перетащили сюда, то никакой отдачи не произошло.

— Верно.

— И если теперь меня вернуть на Землю, то там обязательно разразится катастрофа? Веселенькая история!

Дийна снова покачала головой:

— Нет. Катастрофа разразится здесь, на месте акции. Это не так уж страшно, я могу ввести выход энергии в определенное русло. Плохо то, что после телепортировки вы, Саша, попадете в ту же самую ситуацию, из которой вы были изъяты.

Гирин смотрел на девушку недоуменно.

— Как же это может быть? Ведь прошло столько времени!

— Это очень трудно объяснить. Не сердитесь, Саша, у вас просто нет нужных знаний. Вы уж поверьте мне на слово!

Гирин кивнул и задумался.

— Стало быть, — вслух подумал он, — я снова вдруг начну падать к земле с отказавшим парашютом? Вот это да!

Дийна ободряюще прикоснулась к его руке:

— Есть некоторые тонкости. Летальную ситуацию, из которой вы были изъяты, можно подправить. Ну, скажем, так, чтобы вы оказались с исправным парашютом.

Александр шумно вздохнул:

— Почему же вы сразу-то об этом не сказали? И не совестно?

— Это не все. Если мы подправим ситуацию, то отдача возникнет уже не только здесь, но и на Земле. И чем больше поправка, тем больше и эта вторичная отдача.

Александр чувствовал, что девушка сказала не все, что есть в этой коррекции еще какой-то неприятный момент, о котором ей не хочется, неприятно говорить, и напряженно ждал. И не ошибся.

— В стихийном развитии вторичной отдачи есть одна странность, можно сказать, даже пакостность. Она развивается как бы по законам предков: око за око, зуб за зуб. — Дийна снова помолчала. — Вы ведь не один летели?

— Нет. — Александр начал смутно догадываться о том, что скажет вслед девушка. — С майором Ивасиком.

— Он остался жив?

— Да. — Сердце у Гирина заныло, он уже наперед знал, что скажет ему Дийна, но, хотя это для него теперь не имело значения, по своей летной привычке к точности формулировок все-таки нашел нужным поправиться: — По всей видимости, жив. Ивасик и катапультировался раньше, и просто трудно допустить, чтобы разом отказали два парашюта.

Наблюдая за выражением Александра, Дийна негромко проговорила:

— Так вот, за счет вторичной отдачи, вызванной исправлением вашего парашюта, скорее всего выйдет из строя парашют Ивасика.

— Мне это не подходит, — поспешно сказал Александр, а когда сказал, ему сразу стало легче и сердце ныть перестало, он даже улыбнулся девушке.

Дийна вздохнула:

— Я так и думала. Но не отчаивайтесь! Иногда удается направить вторичную отдачу и по другому пути. Надо детально просчитать ситуацию. Я сейчас и займусь этим. Здесь, в палатке, у меня вычислитель — компьютер большой мощности. А вы, чтобы не так уж долго тянулось время, соберите пока топливо для костра. Вон в той стороне много сухих ветвей.

— Есть! — сказал Александр, поднимаясь на ноги.

Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Дийна стояла у входа в палатку и смотрела ему вслед.

— Ни пуха ни пера! — машинально пожелал ей Александр, имея в виду предстоящие расчеты. И тут же пожалел об этом — ведь без нужного ответа это шутливое заклинание могло только навредить. Конечно, Гирин никогда не относился серьезно к этой словесной игре, но все-таки!

— К черту! — очень уверенно ответила девушка, помахала ему рукой и скрылась в палатке.