Барту еще раз проверил аппаратуру, оглядел палату, вздохнул, вглядываясь в лицо спящего Майкла Дивина, и повернулся к Климу:

— Что ж, все готово. Можно приступать. Я отойду в сторону. Кто знает, как он воспримет мое присутствие, а на тебя у него явно положительная реакция.

— Вот еще что, — добавил он озабоченно, — по данным энцефалографии самыми ясными у него будут периоды пробуждения и засыпания, когда в мозгу протекают неустановившиеся переходные процессы. Будь максимально активен в это время. Вопросник наготове?

— Да я все запомнил наизусть.

— И все-таки держи его наготове, — Барту несколько нервно улыбнулся. — Начнем?

— Начнем! — ободрил его Клим.

— Ввожу агипноты. Действие скажется секунд через тридцать. Следи за его веками. Как только они начнут подрагивать, приступай.

Клим склонился к изголовью штурмана «Метеора». Барту оказался прав, через полминуты Майкл шевельнул головой, веки его задрожали.

— Майкл, это я, Клим Ждан. Ты меня слышишь?

Дивин открыл глаза и наморщил брови, разглядывая склонившееся к нему лицо Клима.

— Клим? — недоуменно переспросил он.

— Клим. Забыл, как мы ночью, при луне спускались на лыжах с Эльбруса?

Что-то похожее на улыбку отразилось на лице Дивина.

— Где Балавадзе, Майкл? Балавадзе и Дина Зейт? — настойчиво повторил Клим.

Губы штурмана «Метеора» тревожно дрогнули.

— Вспомни, — негромко, но тоном приказа проговорил Клим, — Вано Балавадзе и Дина Зейт, где они?

Лицо Дивина напряглось, теперь нервно двигались не только губы, но и брови.

— Вано Балавадзе, — тихо повторил он, — он… он… там. Там!

Ужас исказил его лицо, глаза расширились, он дернулся, чтобы вскочить, но Клим придержал его за плечи. Глаза Дивина помутнели, наполнились слезами.

— Клим, — забормотал он, мотая головой, — ты ничего не знаешь. Это я убил Аллена! Я пошел, а он схватил меня за руку. И я ударил! Он опять придет! Он идет, я слышу!

Клим с трудом удержал Майкла. Тот перестал кричать, судорожное, рваное дыхание стало выравниваться. Клим понял, что Барту включил гипнозатор, и со вздохом облегчения выпрямился.

— Клим! — вполголоса, отчаянно сказал Барту.

Ждан мельком взглянул на него и вспомнил, что наступил второй благоприятный момент. Но пережитое выбило из головы все заготовленные вопросы. Он вспомнил только совет Барту, что в случае, когда не знаешь, о чем говорить, нужно просто поддерживать контакт.

— Майкл! — затормошил он засыпающего Дивина. — Ты меня слышишь?

— Клим, — пробормотал Дивин и вдруг открыл глаза, — вы нашли пленку?

— Какую пленку?

Глаза стали страдальческими и тревожными, но сон неумолимо овладевал Дивиным, и веки его медленно опустились.

— Пленка, — с трудом выговаривая слова, прошептал Дивин, — пленка в пистолете.

— Майкл!

Но Дивин уже крепко спал.

— Надо разбудить его еще раз!

Барту, протянув руку, выключил аппаратуру.

— Это можно сделать не раньше чем через час. — Он помолчал и со вздохом добавил: — Можно, но не надо. Это все равно, что вскрывать начавшую заживать рану.

— Да-а, — протянул Клим сочувственно, возбуждение у него проходило, — действительно, не надо. Тем более что мы и так узнали кое-что. Пленка! Нужно сообщить обо всем Ивану.

— Разумеется, — рассудительно согласился Барту.

Проверив самочувствие Майкла, Барту задал необходимый комплекс лечения и поспешно прошел в ходовую рубку. Клим сидел за рабочим навигационным столом, перед ним лежал частично разобранный лучевой пистолет. Заметив вошедшего Барту, он разжал кулак. На ладони лежала капсула величиной с полгорошины.

Клим бережно взял ее двумя пальцами и положил на стол, подальше от деталей пистолета.

— Иван приказал готовить глайдер, — заученными движениями штурман принялся собирать пистолет. — Останешься пока за хозяина. Посмотришь и послушаешь запись. Если что-нибудь важное, сообщи мне и Ивану на борт унихода. Как только сообщу о вылете, буди Алексея. Он примет командование. — Клим внимательно взглянул на товарища, чуть улыбнулся. — Это приказ командира. Лобов обнаружил точку биоконтакта — озеро, а в озере, на самом берегу, какие-то полумертвые юкантропы. Не нравится мне все это!

Штурман критически оглядел Барту, положил ему в знак прощания руку на плечо и покинул ходовую рубку.

Оставшись один, Барту прошелся по рубке, постоял у командирского столика и, приняв деловой вид, отправился готовить аппаратуру воспроизведения.

Его ждало некоторое разочарование: это была не видеофония, а, как показал индикатор, просто звуковая запись.

Сначала шло уведомление о том, что запись представляет собой краткое изложение итогов первичного обследования планеты, что текст записи одобрен общим советом экспедиции и в защитных капсулах, как это и положено по инструкции параграф такой-то, передан на хранение каждому члену экипажа, оригинал хранится в командирском сейфе. Потом излагались сами итоги. Барту терпеливо и, если говорить честно, без особого интереса слушал метеорологическое, гидрологическое и геологическое описание планеты. Итоги носили предварительный характер и содержали массу количественного материала. Сообщение задиктовывал Ватан Рахимов. Энергичный четкий голос, эмоционально окрашенный, несмотря на сухость текста, принадлежал человеку, которого уже не было в живых, человеку, изуродованное, искалеченное тело которого Барту обследовал несколько часов тому назад. Живой гибкий голос погибшего товарища вызывал тревожное чувство печали и раздумья. Эти мысли отвлекли Барту, он перестал внимательно слушать запись, хотя подсознательно продолжал следить за ней, но спохватился и насторожил уши, как только голос Ватана заговорил о вещах действительно интересных.

«…Парадоксальное отсутствие наследственного вещества в тканях компенсируется наличием геноцентра, который располагается либо в головном мозгу, либо в крестцовой области спинного мозга. Централизованное управление наследственностью осуществляется с помощью развитой геносистемы, которая совпадает с соответствующими каналами нервной системы, но не сливается с ней. Геносистема освободила клеточные формы от колоссального и ненужного балласта информации, а это обусловило, в свою очередь, возможность возникновения высокоспециализированных тканей с узким спектром функций, энергетическая экономичность которых примерно на порядок выше, чем у организмов с рассеянной наследственностью. Отсюда выдающиеся и по земным канонам невероятные физические качества некоторых видов животных Юкки. Геноцентральная структура дает организму и целый ряд других преимуществ, важнейшим из которых является феноменальная способность регенерации. Это и понятно, клетка, лишенная своего огромного генопотенциала, превратилась из сложнейшего биохимического комбината в простую и вместе с тем чрезвычайно эффективную мастерскую. Произошло своеобразное обесценивание тканей организма; организм легко теряет ткани и столь же легко, в считанные часы, а иногда и минуты восстанавливает их. При этом болевые ощущения, что совершенно естественно, заметно притуплены, как по объему, так и по пороговому значению. Выживаемость организмов уникальна: безусловно смертельными являются лишь поражения геноцентра и центральной нервной системы. Вопрос этот требует дальнейшей детальной разработки, однако уже теперь можно сказать с уверенностью, что повреждения внутренних органов не являются летальными, если сохраняется пятьдесят процентов нормально функционирующих тканей и более. Исключение составляет сердце, живучесть которого заметно ниже, однако и она по земным меркам является уникальной.

Удалось установить далее, что, по крайней мере, некоторые виды животных Юкки обладают особого рода рецепторным механизмом, «шестым» чувством, которое позволяет им оценивать генетические способности организмов, с которыми они контактируют, а возможно, и накапливать соответствующую информацию. Это обстоятельство, а также тесная связь нервной системы с геносистемой позволяют предположить, что регенеративная способность такого рода организмов может проявляться не только в пассивной, но и в активной форме, то есть не только как вульгарная регенерация, но и как интуитивная или даже осознанная трансформация. Многообещающие опыты в этом направлений только начаты, поэтому обобщения были бы несколько преждевременными».

Дальше Барту уже не слушал. Он забыл про Клима, про Лобова, находящегося в опасном поиске, про трагически погибших космонавтов. Его била научная лихорадка. Хоровод, вакханалия, настоящий шабаш мыслей, идей, предположений. Открытие было потрясающим! И голова шла кругом оттого, что сколько еще тайн и загадок, страшных и увлекательных, скрывает в себе эта планета. Барту находился в своеобразном сомнамбулическом состоянии до тех пор, пока его не привел в себя голос Клима.

— Ты почему молчишь, Поль?

— Слушаю, — торопливо ответил Барту.

— Вылетаю по вызову Ивана. Как с сообщением?

— О! — Барту прижал руку к груди. — Этому сообщению цены нет! Я не в силах даже судить, какой грандиозный переворот оно произведет в биологии! А какие перспективы!

— Понимаю, — суховато прервал штурман излияния Барту, наука, перспективы, и все такое. Но пойми и ты — Иван в одиночку пошел на контакт с юкантропами! И от него уже двадцать минут нет вестей. Чем может ему помочь это самое бесценное сообщение?

Барту провел рукой по лицу, словно умываясь.

— Извини, я увлекся, сейчас. — Он секунду помолчал и, хмуря свои мефистофельские брови, деловито проговорил: — Передай, что убить юкантропа практически можно только выстрелом в голову. И еще. Скорее всего, юкантропы могут превращаться в других животных. Может быть, даже в людей!

— Ты в своем уме? — негромко спросил Клим.

— В своем.

— Ну, хорошо, — с сомнением сказал Клим и после легкой паузы добавил: — Буди Алексея. А я пошел.

— Удачи!

Нажимая сигнальную кнопку, чтобы разбудить Кронина, Барту вдруг подумал, что ему теперь понятно, как экипаж «Метеора» потерял бдительность настолько, что стал жертвами юкантропов.