Прошло три месяца.
Десять часов утра. Ярко светит солнце, но в воздухе еще чувствуется утренняя свежесть.
Солнце подымается все выше, и его лучи как бы наступают на тени развесистых деревьев, растущих в углу двора недавно выстроенной школы.
В ушах стоит гул от шума воды в реке, прокладывающей себе путь среди огромных валунов; ее бешеный поток свирепо обрушивается на скалистые берега, неистовствует, ревет, и рев этот проникает в самую душу.
Временами налетают сильные порывы ветра, и тогда слышится отдаленный глухой рокот Индийского океана.
Однако крики людей, работающих неподалеку от школы, заглушают все эти звуки.
Одна группа начинает хором:
— Раз, два — взяли!
Вторая подхватывает:
— Еще раз!
И вслед за этим доносится стук укладываемых балок. Так повторяется несколько раз. Доносятся обрывки разговоров, смех, шутки.
— Как глубина?
— Хватит! Хватит!
— Эх, если бы сразу так работать!
— Сколько времени потеряли!
— А если бы так работала не только наша деревня!
— Вот-вот, не только наша…
— Джакарта тоже не сразу строилась!
— Попить бы сейчас!
— И поесть!
— Эх и жарко!
— Жарко? Ты, видно, вырос в Голландии.
— Чего ты ноешь?
— Эх!
— Прикинь, пожалуйста.
— Один болт остался.
— Давайте, товарищи, заканчивайте.
— Остался последний.
Снова дружные возгласы и стук укладываемых балок.
Во дворе школы появляется голый по пояс человек. Руки и грудь у него в грязи, и только по длинным штанам и ботинкам можно узнать в нем солдата. Отдышавшись, он опускается на камень под деревом, радостно улыбается, блаженно вытягивает ноги и глубоко вдыхает в себя свежий горный воздух.
Издалека доносится песня: «Взаимопомощь — наша сила!» Солдат подпевает, но, увидев подходящего старосту, умолкает.
Ранта в одних черных штанах, засученных до колен. Он тоже весь в грязи.
— Устал?
— Устал, пак. Люди работают, как волы!
— Да, вот не думал! Какой пруд вырыли!
— Вон идет пак комендант.
Оба встают, чтобы приветствовать коменданта. Комендант тоже голый по пояс и весь в грязи.
— Сидите, сидите, товарищи, — говорит он и присаживается рядом с ними под деревом. Он вытягивает одну ногу, а другую сгибает и обхватывает руками.
— Правильно сказал тот человек.
— Что правильно, пак? — спрашивает Ранта.
— Да вот если бы давно так… Почему начали так работать только в последние месяцы? Хотя верно, ведь беспорядки были.
— Я вот всю ночь думал, — перебивает его Ранта. — Выроем мы пруд, разведем в нем рыбу, каждый сможет ее ловить сколько хочет. Но тогда и ухаживать за ними тоже должен каждый.
Комендант отпускает ногу и обращается к Ранте:
— Вот вы говорите о рыбе. А почему ваши люди не занимаются рыболовством? Море ведь рядом.
Ранта показывает на юг:
— Пак, все мы крестьяне и пришли оттуда. Никто не знает даже, как обращаться с лодкой. А кроме того, посмотрите сами: отсюда нет дороги к побережью. Сплошные заросли.
— Можно вырубить заросли, проложить дорогу, — несмело предлагает солдат.
Ранта и комендант на минуту задумываются. Затем, как бы подтверждая слова солдата, комендант кивает головой.
— Если мы уничтожим заросли, — возражает Ранта, — мы потеряем источник здоровой и дешевой пищи. Я хочу сказать, что мы не сможем охотиться на канчилей. А кустарник весь пойдет на дрова.
Все снова погружаются в раздумье. Каждый старается придумать что-то такое, что было бы полезно всей деревне. В это время слышатся крики:
— Всё! Кончили!
— Ура!
— Кончай!
— Отдых!
Из зарослей, весело переговариваясь, выходят несколько человек. Увлеченные разговором, они не замечают присутствия старосты, коменданта и солдата. Наконец один из них, заметив сидящее под деревом начальство, резко останавливается и, раскинув руки в стороны, задерживает идущих сзади. Все замолкают и останавливаются. Комендант ободряюще восклицает:
— Подходите, подходите, друзья!
Ранта выпрямляется.
— Подходите, не стесняйтесь!
Шедший впереди крестьянин смущенно улыбается.
— Мы не думали, что вы здесь.
Комендант смеется.
— А если бы нас здесь не было, что вы собирались делать?
— Да нет, ничего.
— Идите сюда! — снова приглашает Ранта.
Крестьяне несмело подходят и присаживаются на корточки перед старостой и комендантом, образовав полукруг. Комендант весело улыбается.
— Давайте не будем стесняться друг друга, а лучше обсудим такой вопрос. Вот мы сообща построили школу, общими усилиями очистили район от бандитов, только что вырыли пруд. Все это для общей пользы. Ну а дальше? Может, у кого есть хорошее предложение?
Видя, что все в смущении склонили головы, Ранта продолжает:
— Ну, например…
Все взоры устремляются на него.
— Вот мы с паком комендантом только что говорили о зарослях, закрывающих путь к побережью. Жалко, такая земля пропадает. Что вы на это скажете?
Все задумались. Их размышления прерывает появление знакомого нам носильщика. Его лицо, ноги и руки в глубоких шрамах. Он несмело подходит к собравшимся и останавливается перед старостой.
— А, здравствуй! Давно не виделись. Что нового? — дружески обращается к нему Ранта.
Носильщик смущенно улыбается.
— Вот вернулся из больницы, пак.
— Из какой больницы? В Пелабуан Рату?
— Да.
— Не доехал до Джакарты?
— Какая там Джакарта!
— Ну, садись с нами. Рассказывай.
Носильщик подсаживается к разместившимся полукругом людям. Те испытывающе осматривают его с головы до ног и приготавливаются слушать.
— Так вот, пак, — начинает носильщик, — прежде всего я хочу извиниться за то, что нарушил ваш запрет. Из-за этого я и пострадал. На меня напали бандиты, ограбили дочиста, оставили одни штаны и еще избили до полусмерти.
Комендант замечает:
— Я давно говорил, и ты, наверное, сам слышал, что всем нам нужно научиться сотрудничать. Сотрудничать во всем: в наведении и поддержании порядка в районе, в обработке земли, в повышении урожайности. Сколько времени мы жили в страхе, в бедности, терпели лишения! А почему? Потому что не хотели сотрудничать, каждый думал только о себе. И поэтому у нас не было шкалы для детей, не было пруда, не было хороших дорог. А всего лишь за три месяца совместной работы мы, смотрите, сколько сделали.
Носильщик опускает голову.
— Я понимаю, пак, что виноват сам.
— Передо мной тебе нечего извиняться, дай лучше обещание своим товарищам.
Носильщик еще ниже склоняет голову и молчит.
— Может быть, ты считаешь для себя зазорным работать вместе с ними?
— Нет, пак.
— Так почему же не хочешь сказать им об этом?
Носильщик поднимает голову, выпрямляется, обводит всех взглядом и наконец произносит:
— Товарищи, я обещаю всегда и во всем быть вместе с вами.
Он снова опускает голову. Крестьяне смотрят на старосту и коменданта, как бы спрашивая, что делать.
Комендант встает.
— Что ж, друзья. Ваш товарищ обращается к вам, просит принять в свою семью, а вы молчите! Вы должны бы приветствовать это!
Однако все по-прежнему смущенно молчат.
— Ну, вставайте! — подбадривает комендант.
Все встают.
— Пак староста. Вам первое слово.
Ранта подходит к носильщику, протягивает руку.
— Вы и вправду простили меня? — спрашивает носильщик, пожимая протянутую руку.
— Конечно, простил. Я рад, что ты готов работать вместе с нами.
— Ну, а теперь вы, — говорит Ранта, обращаясь к остальным.
Со смехом и шутками крестьяне подходят к носильщику и долго трясут ему руку, пока наконец комендант не останавливает их:
— Хватит! Хватит!
Воцаряется молчание.
— Садитесь все.
Все садятся полукругом, комендант и староста — в центре. Комендант продолжает:
— У меня есть предложение. Что, если на этой земле мы посадим кокосовые пальмы и дуриановые деревья?
Один из крестьян говорит:
— Я согласен, пак, но…
— Что «но»?
— Кокосовые пальмы долго не будут плодоносить, а я, может, скоро помру.
— Да если и не умрем, — поддерживает его другой, — у нас нет повозок, чтобы везти нашу продукцию на базар в город.
Староста подымает руку и, когда все замолкают, говорит:
— Дело в том, пак, что посадить-то здесь можно все. Но мы сажаем только то, что потребляем сами. У нас нет базара. Пелабуан Рату очень далеко. Да и за проезд по дороге через плантацию придется платить. Вот в чем дело, пак. Машина из города приходит два раза в неделю, но сколько нам платят? А в Пелабуан Рату то, что у нас покупают, продают в три раза дороже. А в Джакарте можно продать еще дороже.
Один из крестьян добавляет:
— Да если бы у нас даже и была повозка, а плантация разрешила бы бесплатно ездить по дороге, все равно это никому не нужно. Ведь мы умрем, так и не дождавшись плодов с этих деревьев.
— Подождите, — прерывает комендант и в наступившей тишине продолжает: — Ну и что из того, что мы умрем, не дождавшись плодов? А кто сажал деревья, с которых вы собираете плоды сейчас? Ведь когда их сажали, вы еще были в люльке! Их сажали ваши отцы и старшие братья. Что же будет с нашими детьми и внуками, если все будут думать так, как вы?
— Верно, друзья, — поддерживает его пожилой крестьянин, — когда человек сажает дерево, он никогда не думает только о себе.
— Правильно, — громко говорит Ранта, заглушал другие голоса, — мы живем не только для себя, но и для наших детей и внуков.
— Пак, но у вас нет детей! Да и у меня тоже! — возражает один из крестьян.
— А ты придержи язык! — обрывает его Ранта.
Все начинают спорить между собой.
— Тихо! — кричит комендант. — В конце концов, дело не в детях и внуках. Разговор идет о сотрудничестве. Все мы дали обещание, что будем делать все сообща, во всем придерживаться принципа взаимопомощи. Пак староста, объясните им!
Ранта встает, подымает руку.
— Слушайте, друзья. Ведь мы не звери. Только звери живут каждый сам по себе. Когда они встречаются друг с другом, один из них пожирает другого. И сам он рано или поздно тоже попадет в лапы такого же хищника, только более сильного. Вот поэтому они и живут в одиночку. Но мы не звери. Мы люди. Мы не можем следовать этому закону джунглей. Нам нужно жить в мире, сотрудничать, помогать друг другу во всем. Раньше нам не удавалось собраться всем вместе, вот так, как сейчас. Этому мешала банда. А когда мы объединились, мы разгромили банду. Значит…
Он не успевает закончить. Появляются жена Мусы, Иренг и Роджали.
Комендант кивает им головой и спрашивает:
— Машина еще не ушла, госпожа?
— Ушла, пак комендант.
— Вы опоздали? А где чемодан?
— Я его отнесла обратно. Я не опоздала на машину, пак.
— Так почему же…
— Я долго думала…
Все молча смотрят на вновь пришедших.
— Она не хочет возвращаться в Сукабуми, — приходит на помощь жене Мусы Иренг. — Она хочет остаться здесь, чтобы учить наших женщин читать и писать.
— Это верно? — спрашивает комендант, обращаясь к жене Мусы.
Та утвердительно кивает головой и улыбается.
Крестьяне снова зашумели. Слышатся возгласы:
— Ерунда это все!
— Выдумки!
— Сказала тоже!
— Что за шум? — громко спрашивает Ранта.
— Я сам неграмотный, — говорит один из крестьян. — А моя жена будет учиться?
— Зачем жене быть умнее своего мужа? — поддерживает его другой.
— Тихо! Сами неграмотные и женам хотите запретить учиться? Да вам и самим стоит!
На минуту шум смолкает, и тогда комендант говорит:
— Слушайте. Тут надо самим браться за дело, не надеяться на других, иначе ничего не получится. Я вас спрашиваю: кто из вас хочет учиться читать и писать?
— Я, пак, — отвечает только один крестьянин.
Комендант обводит всех взглядом.
— Один! Вот вы шумите, а сами не хотите учиться! Хорошо… Кто хочет учиться, пусть приходит каждый вечер в штаб. Хорошо? Будем с вами заниматься.
— Хорошо, пак.
— Если будешь стараться, месяца через три сможешь читать и писать.
Тут раздается еще один голос:
— Я бы тоже хотел, пак, но…
Комендант его перебивает:
— Кто хочет учиться, пусть приходит в штаб каждый день. Мы всегда готовы вам помочь. Ну, что вы скажете, госпожа?
Все снова смотрят на жену Мусы. Большинство крестьян сразу же отводит глаза.
— Ну, если из женщин никто не хочет учиться, — говорит она, — то мне здесь делать нечего.
— Что вы на это ответите? — спрашивает комендант крестьян. — Разрешите вашим женам и детям ходить в школу?
Все молчат. Комендант с улыбкой продолжает:
— Все вы доказали свою храбрость и готовность пожертвовать жизнью в борьбе с врагом. А вот сейчас, как это ни странно, струсили. Мало того, что сами боитесь учиться, но еще и не хотите разрешить учиться своим женам и детям! Ну где же ваша смелость?
Все по-прежнему молчат.
— Ну ответьте мне: почему вы боитесь бумаги и карандаша?
Молчание.
— Ну, вот ты, — указывает комендант на одного из крестьян, — ты боишься карандаша и бумаги?
— Нет, пак.
— А почему не хочешь учиться?
— Стар я для учебы, пак.
— Стар? Ну, а свое поле ты обрабатываешь сам?
— Да, пак.
— Может быть, мотыга легче, чем лист бумаги?
— Нет, пак.
— Так чего же ты боишься?
Крестьянин не отвечает. Комендант обводит глазами присутствующих и останавливает взгляд на старосте.
— Вы умеете читать и писать?
— Да, пак комендант.
— Так вот, друзья. Впредь всегда выбирайте старосту, который умеет читать и писать. А вы, госпожа Иренг, можете читать и писать?
— Нет, пак.
— Хотите учиться?
— Конечно.
— А для чего вам грамота?
— Ведь она еще никому не мешала.
Разговор прерывает появление второго носильщика. Он идет согнувшись, опираясь на палку. Подойдя ближе, он подымает руку в знак приветствия. Затем подходит прямо к Ранте.
— Пак староста, если будет попутная военная машина в город, я бы просил разрешения поехать на ней.
— Что с тобой?
— Заболел.
Староста обращается к коменданту:
— Сегодня пойдет машина в город?
— Нет. — Комендант обращается к носильщику: — А что с вами?
— Малярия. Уже давно трясет.
— Я сам отвезу вас в город на джипе.
— Вы сами меня проводите?
— А что?
— О аллах! Вы? Сами?
— Что же ты раньше не сказал? — говорит староста.
— Да не с кем было передать.
Комендант приказывает солдату подать джип и говорит, обращаясь к носильщику:
— Отправляемся немедленно.
— Спасибо, пак.
— А пока присаживайся. Ну как, друзья? Кто еще хочет учиться?
Носильщик молча поднимает руку. Все с удивлением смотрят на него. Комендант продолжает:
— Хорошо. Но ты же болен.
— Как только поправлюсь, сразу начну учиться.
— А зачем?
— Я верю, что плохого вы не посоветуете.
— Откуда у тебя эта уверенность?
— Я прожил здесь всю жизнь, знаю. Разве раньше такие, как вы, работали вместе с нами и заботились о наших интересах?
— Значит, ты согласен?
— Да, пак.
Невдалеке показывается джип. И через минуту солдат докладывает коменданту, что машина подана. Комендант встает и говорит носильщику:
— Пошли!
Носильщик, прихрамывая, следует за комендантом; обернувшись, он машет всем рукой.
— Учитесь, друзья!
— А он дает хороший совет, — замечает староста. — Как вы думаете?
В ответ раздается:
— По-моему, неплохой.
— Я буду учиться.
— Правильно!
Ранта возвращается к главной теме разговора:
— А как насчет кокосовых пальм и дуриановых деревьев?
Неожиданно жена Мусы говорит:
— А почему не спрашиваете нас, женщин?
Ранта смущен. Он вытирает рукой губы и отвечает:
— Извините. Забыл! Бывает же такое! Что вы думаете?
Жена Мусы смотрит на Иренг.
— Я считаю, что нам всем сообща надо обработать эту землю. Мы, женщины, больше думаем о своих детях. Ради кого же мы живем, как не ради детей? Верно, Иренг?
Крестьяне оживляются. Раздаются одобрительные возгласы.
Иренг счастливо улыбается и смущенно произносит:
— Аллах прибрал моих детей. И умерли-то они от чего? Глисты заели! Вот что значит наша темнота, неграмотность. Но не в этом дело. На то, видно, была воля аллаха. Может быть, мы прогневили его чем-то… Я согласна с твоим предложением, пак.
Ранта улыбается. Крестьяне оживленно переговариваются. Ранта поднимает руку, требуя тишины, и, когда все замолкают, произносит:
— Мы должны работать ради детей, ради будущего поколения. Встаньте все!
Когда все встают, Ранта продолжает, ударяя в такт кулаком:
— Давайте поклянемся: мы будем работать…
— Мы будем работать…
— Работать во имя наших детей…
— Работать во имя наших детей…
— Ради будущего поколения…
— Ради будущего поколения…
— Ура!
— Ура!
Все снова садятся. Невдалеке звучит песня «Взаимопомощь — наша сила!» Песня слышится все громче, наконец появляется отряд солдат, дружинников и несколько крестьян. Все голые по пояс, вымазанные в грязи.
Ранта встает и восклицает:
— Как хорошо!
Все подымаются, берутся за руки и весело, звонко подхватывают песню. В ней слышится вера в лучшее будущее, в счастливый труд!
