И будет радость

Турапин Владимир Владимирович

ДУШИСТЫЙ ПОЛДЕНЬ

 

 

 

«Вторые петухи свое отпели…»

Вторые петухи свое отпели, Последние туманят голоса, В садах буянят майские метели И за рекой горят мои леса. Воруют звезды утренние птицы, От молодой зари лугам свежей... Мир открывает новые страницы, Но отчего так грустно на душе? И клонит в сон рябиновая дрема, Зарю встречает огонек свечи, Изба мышами пахнет и соломой, И свежим хлебом, что еще в печи.

 

«В раскореженном граде живу, как в больнице…»

В раскореженном граде живу,                                        как в больнице, Но кудесница муза моя, Обнимая, уводит меня исцелиться В золотые, родные края. Там в вишневом саду воду пью из колодца, А вокруг звонкий утренний свет, И заря моим детством задорно смеется, Забывая, что мне тридцать лет. Ничего не отнять, можно только прибавить, Голос мой обрамлен синевой. Сколько раз я мог землю по дури оставить, Но хватило сил крикнуть: живой! Греховодные реки блудливой столицы За пять лет я успел переплыть, Но теперь родниковой июльской водицей Буду сердце свое я лечить. Весь ромашковый снег соберу я в охапку, Атаманя шмелиной братвой. Дотянусь и надену солнце,                                  солнышко-шапку, На весь мир прокричав: «Я живой!»

Москва, 1989

 

«Я снова в лодке юности…»

Я снова в лодке юности, И пусть года и трудности, И пусть еще не сильный голосок, Но я поэт Поляны, Где парни хулиганы, Где речки Цны веселый говорок. Девчонки повзрослели, Ребята захмелели, Деревья в небеса ушли гулять. Про это мы не пели, И струны захотели Тремя аккордами о многом рассказать. Когда луна смеется, Мне это удается. И пусть теперь поют на новый лад, Но клубные эстрады Не сделают преграды — Ведь о Поляне сердцем говорят. Здесь други и подружки, Здесь вместо рюмок кружки, И я опять в крестьянском бытие. Не лейте мне, ребята, Хмельного суррогата, Пора задуматься о трезвом житие.

 

«Спал в обнимку с рыжим стогом…»

Владимиру Львову

Спал в обнимку с рыжим стогом Под «шу-шу» мышей, Месяц — юный недотрога — В звездном шалаше, Охранял покой мой детский До туманных блес... Деревенским, деревенским Я мальчишкой рос. Царство мартовского снега Я к себе манил. И в зарю нырял с разбега, А отец бранил. Батя был сердитым, резким, Жить любил всерьез... Деревенским, деревенским Я мальчишкой рос. От распахнутых раздолий Часто я дурил. Лес-дремуша хмурил брови И слегка журил. Детства радужные фрески В трещинках от слез... Деревенским, деревенским Я мальчишкой рос.

 

«Плывет деревня над рекой…»

О.С.

Плывет деревня над рекой, Плывет деревня. И в тишине такой покой, Что спят деревья. Березы, липы, ивняки К домам ребристым Прижались, словно плавники, Дыша волнисто. Колодец выщербленным ртом Ведро глотает, С лугов стога спешат гуртом, Туман их мает. Луна покинула зенит, Смешно зевая, Вдогонку филин ей кричит. Как нечисть злая. А петухи ему в ответ Взахлеб смеются, И в красном яблоке рассвет На синем блюдце. Да, мне сегодня не уснуть, В душе согласье. Я провожаю солнце в путь И верю в счастье. Константиново, июль—август 1987 г.

 

«Дождик шепчет: «Шу-шу-шу…»»

Дождик шепчет: «Шу-шу-шу, Я подкрался к шалашу, В шалаше такое!.. Одним словом — двое. Парень да деваха — Ни стыда, ни страха: Мокнут, но хохочут И вовсю стрекочут. Попримяли травы Летние забавы, И на все мое «шу-шу» Нету дела шалашу. Час хлещу, как из ведра, Ну а им все — от бедра. Хиханьки да хахоньки — Будет кто-то махонький. Знаю я чего шу-шу: В шалаше их распишу — Ваню да Алену, Чтобы по закону. А теперь влюбляйтесь, Радугой венчайтесь!»

 

«Батя баню конопатил…»

Батя баню конопатил, Приговаривал: — Шесть десятков отлопатил, — Пот выпаривал. Вот и банька, как у пра- Прапрапрадеда... Протоплю ее с утра В огороде - да! Сын живет через дорогу С молодухою. Пусть придут — не сломят ногу — Лень расчухают. После баньки поумнеют, Глянут весело... Молодежь — она тускнеет, — Жизнь, что месиво. На какие этажи Всех закинуло! В голове: шиши, гроши, — Радость сгинула. То ли дело возле баньки – Русской матушки!.. Та-ак... А не велеть ли моей Маньке Печь оладушки?

 

«Шалью черной укуталась даль…»

Шалью черной укуталась даль. Бездорожье. За рекой старый сыч-рыдаль Тяжко ожил. И по звездам судьбу гадать Вышла дева, Не обнять ее, не обнять — Королева! А луна расплела лучи — Ровно светит. Хоть всю ночь о любви кричи — Сыч ответит. По туманам идет к крыльцу Недотрога, Нагадав, что пора к венцу... Да ради Бога!

 

«Где оседлые цыгане…»

С. Вершининой

Где оседлые цыгане Позабыли свою волю, Соловьи моей Светлане Ночь дарили звонкой болью. Серебрили звезды землю, И сирень цвела у окон... Вдруг гитара лунным пеньем Запросила ненароком: «Выходи, моя девица, За высокие хоромы!» Но родня! Родне не спится — «Управдомы», «управдомы»! — Стерегут мою жар-птицу. И сирень в ночи пылает. А кому в июне спится? — Всяк о юности вздыхает. И гитара на миноре Бой ведет со стариками, Я ж — злодеем на заборе — Успокоюсь с петухами. По малиновой дороге Я уйду в свои пределы, Оставляя на пороге Цвет сирени белый-белый!

 

«Пахнет скошенной травой…»

Н.Н.

Пахнет скошенной травой Грусть зеленая. Месяц выглянул кривой – Ночка новая. Перебранка на селе Кобелиная, Вот и песенка во мгле — Комариная. У оврага фыркнул конь В сладком отдыхе. Ты взяла мою ладонь, Глядя под ноги. По туманам увела К речке-своднице На известные дела — Так уж водится. Поцелуем опьянишь — Знаю: смелая! — И травой позеленишь Платье белое. Закружилась голова В ночь измятую, Даже в небе трын-трава Пахнет мятою. Месяц рыжий и кривой — Гость непрошеный... Пахнет скошенной травой И не скошенной.

 

«По заре плывут бурены…»

По заре плывут бурены, Размычав густой туман. Кнут веселые поклоны Звонко стелет, хулиган. У колодца - муравейник, Спозаранчатый галдеж. После гулек в сладком сене Засыпает молодежь. Небо чуточку зернисто, Но с минутой все светлей. Разнозвучно, звонко, чисто Мир приветствует людей.

 

ПЕСНЯ

На струнах солнца мы играть хотели, На летний лад настраивали души, Но грянули февральские метели, И песню лета ветер не дослушал. А где-то далеко река смеется, И ты стоишь с друзьями у причала, И сердце бьется, бьется, бьется О том, что жизнь еще не рассказала. На струнах солнца мы играть хотели На перекрестках осени и лета, Нам подпевали рыжие метели, И уносилась песня на край света. Туда, где далеко река смеется, Где ты стоишь с друзьями у причала, Где сердце бьется, бьется, бьется О том, что жизнь еще не рассказала. Пусть в передрягах зимних неурядиц Мы не смогли идти одной тропою, Но сквозь пургу я звал тебя на танец, И жизнь звенела солнечной струною О том, что далеко река смеется, Где ты стоишь с друзьями у причала... И сердце бьется, бьется, бьется О том, что жизнь еще не рассказала. В садах буянят майские метели, И на пороге ласковое лето, И струны солнца о любви запели, И этой песней мы опять согреты. Пусть где-то далеко река смеется, Пусть ты стоишь с друзьями у причала, Пусть сердце бьется, бьется, бьется О том, что жизнь еще не рассказала.

 

«А сено пахнет родиной моей…»

А сено пахнет родиной моей, Не важно где, на чьем я сеновале. Усну и вижу солнечных коней — Несут они меня в родные дали. Да сон ли это?! Ну какой там сон! Кузнечики стригут душистый полдень. Душа срывается и катит колесом По зеленеющей нескошенной свободе. И хочется дышать, дышать, дышать Зеленой синевой родного края, И самого себя разубеждать И верить, Верить: Русь еще святая!

Вологда, 1988 г.