«Вторые петухи свое отпели…»
Вторые петухи свое отпели,
Последние туманят голоса,
В садах буянят майские метели
И за рекой горят мои леса.
Воруют звезды утренние птицы,
От молодой зари лугам свежей...
Мир открывает новые страницы,
Но отчего так грустно на душе?
И клонит в сон рябиновая дрема,
Зарю встречает огонек свечи,
Изба мышами пахнет и соломой,
И свежим хлебом, что еще в печи.
«В раскореженном граде живу, как в больнице…»
В раскореженном граде живу,
как в больнице,
Но кудесница муза моя,
Обнимая, уводит меня исцелиться
В золотые, родные края.
Там в вишневом саду воду пью из колодца,
А вокруг звонкий утренний свет,
И заря моим детством задорно смеется,
Забывая, что мне тридцать лет.
Ничего не отнять, можно только прибавить,
Голос мой обрамлен синевой.
Сколько раз я мог землю по дури оставить,
Но хватило сил крикнуть: живой!
Греховодные реки блудливой столицы
За пять лет я успел переплыть,
Но теперь родниковой июльской водицей
Буду сердце свое я лечить.
Весь ромашковый снег соберу я в охапку,
Атаманя шмелиной братвой.
Дотянусь и надену солнце,
солнышко-шапку,
На весь мир прокричав:
«Я живой!»
Москва, 1989
«Я снова в лодке юности…»
Я снова в лодке юности,
И пусть года и трудности,
И пусть еще не сильный голосок,
Но я поэт Поляны,
Где парни хулиганы,
Где речки Цны веселый говорок.
Девчонки повзрослели,
Ребята захмелели,
Деревья в небеса ушли гулять.
Про это мы не пели,
И струны захотели
Тремя аккордами о многом рассказать.
Когда луна смеется,
Мне это удается.
И пусть теперь поют на новый лад,
Но клубные эстрады
Не сделают преграды —
Ведь о Поляне сердцем говорят.
Здесь други и подружки,
Здесь вместо рюмок кружки,
И я опять в крестьянском бытие.
Не лейте мне, ребята,
Хмельного суррогата,
Пора задуматься о трезвом житие.
«Спал в обнимку с рыжим стогом…»
Владимиру Львову
Спал в обнимку с рыжим стогом
Под «шу-шу» мышей,
Месяц — юный недотрога —
В звездном шалаше,
Охранял покой мой детский
До туманных блес...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
Царство мартовского снега
Я к себе манил.
И в зарю нырял с разбега,
А отец бранил.
Батя был сердитым, резким,
Жить любил всерьез...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
От распахнутых раздолий
Часто я дурил.
Лес-дремуша хмурил брови
И слегка журил.
Детства радужные фрески
В трещинках от слез...
Деревенским, деревенским
Я мальчишкой рос.
«Плывет деревня над рекой…»
О.С.
Плывет деревня над рекой,
Плывет деревня.
И в тишине такой покой,
Что спят деревья.
Березы, липы, ивняки
К домам ребристым
Прижались, словно плавники,
Дыша волнисто.
Колодец выщербленным ртом
Ведро глотает,
С лугов стога спешат гуртом,
Туман их мает.
Луна покинула зенит,
Смешно зевая,
Вдогонку филин ей кричит.
Как нечисть злая.
А петухи ему в ответ
Взахлеб смеются,
И в красном яблоке рассвет
На синем блюдце.
Да, мне сегодня не уснуть,
В душе согласье.
Я провожаю солнце в путь
И верю в счастье.
Константиново, июль—август 1987 г.
«Дождик шепчет: «Шу-шу-шу…»»
Дождик шепчет: «Шу-шу-шу,
Я подкрался к шалашу,
В шалаше такое!..
Одним словом — двое.
Парень да деваха —
Ни стыда, ни страха:
Мокнут, но хохочут
И вовсю стрекочут.
Попримяли травы
Летние забавы,
И на все мое «шу-шу»
Нету дела шалашу.
Час хлещу, как из ведра,
Ну а им все — от бедра.
Хиханьки да хахоньки —
Будет кто-то махонький.
Знаю я чего шу-шу:
В шалаше их распишу —
Ваню да Алену,
Чтобы по закону.
А теперь влюбляйтесь,
Радугой венчайтесь!»
«Батя баню конопатил…»
Батя баню конопатил,
Приговаривал:
— Шесть десятков отлопатил, —
Пот выпаривал.
Вот и банька, как у пра-
Прапрапрадеда...
Протоплю ее с утра
В огороде - да!
Сын живет через дорогу
С молодухою.
Пусть придут — не сломят ногу —
Лень расчухают.
После баньки поумнеют,
Глянут весело...
Молодежь — она тускнеет, —
Жизнь, что месиво.
На какие этажи
Всех закинуло!
В голове: шиши, гроши, —
Радость сгинула.
То ли дело возле баньки –
Русской матушки!..
Та-ак...
А не велеть ли моей Маньке
Печь оладушки?
«Шалью черной укуталась даль…»
Шалью черной укуталась даль.
Бездорожье.
За рекой старый сыч-рыдаль
Тяжко ожил.
И по звездам судьбу гадать
Вышла дева,
Не обнять ее, не обнять —
Королева!
А луна расплела лучи —
Ровно светит.
Хоть всю ночь о любви кричи —
Сыч ответит.
По туманам идет к крыльцу
Недотрога,
Нагадав, что пора к венцу...
Да ради Бога!
«Где оседлые цыгане…»
С. Вершининой
Где оседлые цыгане
Позабыли свою волю,
Соловьи моей Светлане
Ночь дарили звонкой болью.
Серебрили звезды землю,
И сирень цвела у окон...
Вдруг гитара лунным пеньем
Запросила ненароком:
«Выходи, моя девица,
За высокие хоромы!»
Но родня! Родне не спится —
«Управдомы», «управдомы»! —
Стерегут мою жар-птицу.
И сирень в ночи пылает.
А кому в июне спится? —
Всяк о юности вздыхает.
И гитара на миноре
Бой ведет со стариками,
Я ж — злодеем на заборе —
Успокоюсь с петухами.
По малиновой дороге
Я уйду в свои пределы,
Оставляя на пороге
Цвет сирени белый-белый!
«Пахнет скошенной травой…»
Н.Н.
Пахнет скошенной травой
Грусть зеленая.
Месяц выглянул кривой –
Ночка новая.
Перебранка на селе
Кобелиная,
Вот и песенка во мгле —
Комариная.
У оврага фыркнул конь
В сладком отдыхе.
Ты взяла мою ладонь,
Глядя под ноги.
По туманам увела
К речке-своднице
На известные дела —
Так уж водится.
Поцелуем опьянишь —
Знаю: смелая! —
И травой позеленишь
Платье белое.
Закружилась голова
В ночь измятую,
Даже в небе трын-трава
Пахнет мятою.
Месяц рыжий и кривой —
Гость непрошеный...
Пахнет скошенной травой
И не скошенной.
«По заре плывут бурены…»
По заре плывут бурены,
Размычав густой туман.
Кнут веселые поклоны
Звонко стелет, хулиган.
У колодца - муравейник,
Спозаранчатый галдеж.
После гулек в сладком сене
Засыпает молодежь.
Небо чуточку зернисто,
Но с минутой все светлей.
Разнозвучно, звонко, чисто
Мир приветствует людей.
ПЕСНЯ
На струнах солнца мы играть хотели,
На летний лад настраивали души,
Но грянули февральские метели,
И песню лета ветер не дослушал.
А где-то далеко река смеется,
И ты стоишь с друзьями у причала,
И сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
На струнах солнца мы играть хотели
На перекрестках осени и лета,
Нам подпевали рыжие метели,
И уносилась песня на край света.
Туда, где далеко река смеется,
Где ты стоишь с друзьями у причала,
Где сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
Пусть в передрягах зимних неурядиц
Мы не смогли идти одной тропою,
Но сквозь пургу я звал тебя на танец,
И жизнь звенела солнечной струною
О том, что далеко река смеется,
Где ты стоишь с друзьями у причала...
И сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
В садах буянят майские метели,
И на пороге ласковое лето,
И струны солнца о любви запели,
И этой песней мы опять согреты.
Пусть где-то далеко река смеется,
Пусть ты стоишь с друзьями у причала,
Пусть сердце бьется, бьется, бьется
О том, что жизнь еще не рассказала.
«А сено пахнет родиной моей…»
А сено пахнет родиной моей,
Не важно где, на чьем я сеновале.
Усну и вижу солнечных коней —
Несут они меня в родные дали.
Да сон ли это?!
Ну какой там сон!
Кузнечики стригут душистый полдень.
Душа срывается и катит колесом
По зеленеющей нескошенной свободе.
И хочется дышать, дышать, дышать
Зеленой синевой родного края,
И самого себя разубеждать
И верить,
Верить:
Русь еще святая!
Вологда, 1988 г.