Глава 1

Приглашение пришло в обычный четверг. Когда в тот апрельский день Луиза Ламберт вернулась домой из бассейна, оно лежало поверх стопки писем на старинном дубовом столике в прихожей. Луиза на ходу схватила благоухающий лавандой конверт и поднялась наверх.

Она небрежно бросила посреди комнаты фиолетовый рюкзачок и плюхнулась на свою взрослую кровать под пологом, чтобы обследовать письмо. На конверте значилось ее имя:

Имя было написано красивым округлым почерком. Ни почтового адреса Луизы, ни обратного адреса, ни штампа не было. Луиза перевернула конверт: он оказался запечатан кроваво-красной сургучной печатью — деталь странная и к тому же старомодная.

Луиза редко получала почту, если не считать «Teen Vogue», «Anthropologie catalog» и время от времени открытку «Hallmark» с вложенной двадцатидолларовой купюрой от дедушки Лео из Флориды. Прежде чем вскрыть конверт, она некоторое время ощупывала его, как какой-нибудь научный работник, прикидывая на вес, трогая бумагу, разглядывая печать. Похоже, это была монограмма из букв М и G, своими переплетенными завитушками они напоминали виноградную лозу. Нетерпение и любопытство взяли верх, и, сломав толстый сургуч, Луиза разорвала конверт.

Класс! И главное, вовремя. Может быть, она подберет себе там какое-нибудь прикольное платье для их полуформальной дискотеки по поводу окончания седьмого класса, которая состоится в следующую пятницу. Впервые в жизни она пойдет на танцы. Луиза закружилась по комнате, словно уже танцевала с партнером в праздничном зале, и внезапно остановилась перед зеркалом, висящим во всю высоту ее двери.

Зеркало было почти все заклеено фотографиями моделей, которые Луиза вырезала из «Teen Vogue», и распечатанными из Интернета портретами звезд старого доброго Голливуда вроде Мэрилин Монро и Элизабет Тейлор.

Мать Луизы, выросшая в Англии, всегда любила старые голливудские фильмы и говорила, что именно из-за них перебралась в молодости в Штаты. Она думала, что жизнь в Америке похожа на какой-нибудь классический фильм наподобие «Волшебника страны Оз» или романтической «Касабланки». Луиза унаследовала ее любовь к фильмам золотого века кинематографа и любила вспоминать, как они вдвоем, прихватив миску с попкорном и свернувшись калачиком на диване, смотрели по телевизору черно-белые фильмы с Кэри Грантом, с молодым Джорджем Клуни и Одри Хепбёрн.

Луиза внимательно изучила свое отражение в зеркале и снова почувствовала разочарование. Она до сих пор носила брекеты, до сих пор была такой же невысокой и — что подтвердил вид сбоку — до сих пор плоской, как доска. Ее волнистые, до плеч волосы, еще влажные после бассейна, были стянуты на затылке в тугой пучок, и лишь несколько выскользнувших из него завитков обрамляли лицо. Луиза взяла свой допотопный «полароид», установила автоматический таймер и подождала. Пять… четыре… три… два… ВСПЫШКА. Камера выплюнула недопроявленный снимок, и Луиза написала на нем шариковой ручкой: «14 апреля». Не дожидаясь, пока снимок станет четким, она положила его вместе с другими фотографиями в верхний ящик туалетного столика под скомканные носки и белье. Придет день, и она наверняка увидит перемену. Какую-нибудь. Она надеялась, что будет выглядеть как-то иначе.

 

Глава 2

До обеда оставалось почти полчаса. От нечего делать Луиза раскрыла дверь своего стенного шкафа и вошла в его душную глубину. Шкаф был огромный — чуть ли не вполовину ее комнаты. Но комната у Луизы находилась под двускатной крышей, потолок был косой, и половина места в шкафу без толку пропадала. Единственная в нем лампочка источала тусклый сумеречный свет. В громадном, насквозь продуваемом доме этот большущий стенной шкаф, разумеется, был любимым убежищем Луизы. Только здесь она до сих пор могла, дав волю воображению, ощутить трепет предвкушения, только здесь ей еще казалось, что в ее жизни может приключиться что-то необыкновенное и волшебное. Она, конечно, уже была почти взрослая, и потому ей было немного стыдно за свои фантазии в шкафу.

Когда Луиза была помладше, ей нравилось строить в шкафу крепости; здесь было темно и уютно, и от этого она чувствовала себя защищенной. Она читала там книжки при свете карманного фонарика в гнездышке, которое устраивала себе из одеял. В седьмом классе, когда ее интерес к моде рос в геометрической прогрессии и вырос от каталога J. Crew до Rodarte (единственное ее платье Rodarte было сшито для «Target», но зато было настоящим платьем от дизайнерской фирмы), она поняла, как ей повезло, что в ее распоряжении оказалось столько места для платьев.

Увлеклась она модой примерно год назад, когда вместе с лучшей подругой Брук зашла в дешевый магазин в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде. Там она купила изумительное, уникальное яркое вязаное платье, которое, по утверждению продавщицы, было похоже на настоящее Missoni 70-х годов прошлого века. Луиза надела его на бат-мицву Кэролайн Эпштейн. Платье вызвало миллион комплиментов, а обошлось всего в тринадцать с половиной долларов. Луизе это понравилось.

В шкафу во всю его длину в самой высокой части под косым потолком была прилажена перекладина. Год назад в неожиданном приступе рвения ее подвесил на штырях и веревке отец Луизы, и девочка надеялась, что когда-нибудь на этой перекладине разместится ее шикарная коллекция. Вообще-то пока ее винтажные приобретения не очень тянули на коллекцию. Сказать по правде, в коллекции были лишь три купленные по случаю вещицы. Но Луиза надеялась, что вскоре все изменится.

Теперь она обожала все винтажное. Раз уж она не могла попасть в старое кино, то, по крайней мере, носить одежду того времени была в состоянии. В этом их с Ламой мнения расходились. Мама считала, что фильмы лучше смотреть старые, но одежда должна быть новой, дареной, а не купленной в Армии спасения.

Когда Луиза не бродила по двум местным дисконтам, она рыскала по Интернету, выискивая сведения о различных дизайнерах и модах прежних эпох. Возле кровати на тумбочке у нее удобно лежал под рукой уже порядком потрепанный экземпляр «В поисках винтажа: путеводитель в мире моды», на удивление подходящий подарок от дедушки Лео ко дню ее рождения, так что, если в воображении Луизы возникал какой-нибудь особенный наряд, что случалось частенько, она могла отыскать нужную картинку прежде, чем та исчезала перед ее мысленным взором. К тому же в этой книге она нашла массу подсказок, как собирать винтажную коллекцию, и адреса лучших винтажных магазинов по всему миру. Эти адреса она не раз перечитывала, когда не могла уснуть. «Decades», «The Diva’s Closet» и «Polka Dots and Moonbeams». Все эти названия звучали так заманчиво! Это было гораздо эффективнее, чем считать овец.

Луиза теперь считала себя чуть ли не экспертом по винтажной одежде. Она легко могла отличить Balenciaga от Givenchy. Она знала, что термин «винтаж» относится к одежде, выпущенной не позднее 80-х годов, а все, что позже, считается секонд-хендом. Она могла отличить костюм «Коко Шанель» от костюма «Карла Лагерфельда», сшитого для Дома моды «Шанель» (юбка нынешнего «Карла» не прикрывает колен, а в Доме «Шанель» во времена Коко сочли бы это непристойностью). Знала, что застежки-молнии до 40-х годов были редкостью. И также уже знала, что если вещь старая, то это вовсе не значит, что она ценная.

Луиза сняла с перекладины роскошное синее, до колен платье с заниженной талией, расшитое блестками и украшенное страусиными перьями, висевшее в своей секции 1920-х годов (представленной в настоящее время одной этой вещью). Это не было подлинное изделие Madeleine Vionnet, модного французского дизайнера 20-30-х годов, которая придумывала в основном фасоны с кроем по косой линии, однако при нынешних суммах на карманные расходы для Луизы оно было чуть ли не пределом мечтаний. Отметив про себя, что сапфировая горжетка в тон платью и туфли на каблуках с Т-образными ремешками придали бы наряду абсолютно законченный вид, Луиза вспомнила о приглашении и распродаже винтажа для Странствующих Модниц.

«Уж там-то я наверняка что-нибудь высмотрю», — подумала она, взволнованная перспективой пополнить свою коллекцию. На тот момент она выудила все, что могла, из местных магазинов Армии спасения и Доброй воли.

Крепко прижав к груди синее платье, Луиза закрыла глаза и на минуту погрузилась в мечты, рисуя себе наряд. Она видела его, как наяву. Она танцевала в каком-то ресторанчике. Там было шумно и душно, а она раскачивалась под воображаемую, звучавшую в голове джазовую музыку и перебирала пальцами невидимую нитку жемчуга.

— Луиза! Обед готов! — проник в ее сознание настойчивый голос матери.

До чего же волнующую жизнь вела, наверное, бывшая обладательница синего платья! Ходила на вечеринки в этом роскошном искрящемся платье… Луиза подумала, что танцевала она, скорее всего, в потайных задних комнатах, где курили травку, играли в карты и собирались гангстеры. В прошлом году она читала в учебнике про «бурные двадцатые». Сама Луиза в этом наряде никуда дальше зеркала в своей спальне не ходила. При мысли о танцах она разволновалась, потому что теперь у нее появилась реальная возможность принарядиться не только для «полароида».

— Луиза! Я жду!

Что ж, для начала Луиза могла поспорить, что у той женщины не было брюзгливой матери, которая злилась, стоило дочери на пять минут опоздать к обеду.

 

Глава 3

Обедали Ламберты всегда в своей главной столовой. Они жили в большом, безалаберном тюдоровском доме с множеством комнат, где вечно требовалось вытирать пыль, с черной лестницей, кухонным лифтом и с двумя всегда запертыми спальнями для гостей. Для семьи из трех человек дом был непомерно велик, однако Луиза знала его как свои пять пальцев — каждую скрипучую дощечку, каждый укромный уголок, где можно было уединиться и почитать, все закутки, где лучше всего было играть в прятки. В их доме всегда казалось, что где-то рядом находится потайной ход, и Луиза до сих пор была полна решимости отыскать его.

Зачастую за длинным столом красного дерева сидели только она да мать. С темных, нечетких, написанных маслом портретов, висящих на красных венецианских стенах, хмуро смотрели Луизины предки. Отец ее редко попадал домой к обеду, так как частенько допоздна засиживался в своей адвокатской конторе. Именно во время обеда ей особенно не хватало братьев и сестер, с которыми можно было бы поболтать. Порой Луиза воображала, как ее двухмерные родственники выбираются из глубин холстов и рассаживаются вместе с ними вокруг этого длинного стола, наполняя комнату смехом и живыми воспоминаниями из семейной истории.

Когда Луиза спустилась, миссис Ламберт уже сидела во главе стола.

— Дорогая, чем ты там занималась? Мясо стынет, — проговорила она с едва заметным английским акцентом, разворачивая и кладя на колени белую льняную салфетку.

— Прости, мам, я что-то отвлеклась, — сказала Луиза, плюхаясь на неудобный стул с высокой спинкой.

— Да-а, — протяжно вздохнула миссис Ламберт. — Почему же меня это не удивляет? — спросила она, изысканным движением отрезая кусок серого мяса неизвестного происхождения.

До переезда в Коннектикут мать жила в Лондоне, в состоятельной семье, где всю работу по дому делала прислуга, так что, к несчастью для Луизы, миссис Ламберт так и не научилась готовить. Сосиски, картошка, морковка, горох. Вся их еда всегда состояла из этих мягких, переваренных продуктов, плававших в солодовом уксусе. Миссис Ламберт упорно стояла на том, что поливать любую пищу уксусом — чисто английская традиция; возможно-возможно, однако на вкус это было довольно противно. А Луизе так хотелось поесть за кухонным столом чего-нибудь вроде обычных макарон с сыром или же пиццы «пепперони», сидя перед телевизором, как это делают все нормальные люди. Когда к ним на ужин приходила какая-нибудь из ее подруг, Луиза чувствовала неловкость за их церемонии.

— Ты видела в прихожей письмо на твое имя? — спросила миссис Ламберт.

Луиза кивнула с полным ртом каши.

— И что там? Очередная бат-мицва?

— Нет, приглашение на распродажу винтажа в эту субботу. Похоже, то, что мне надо. Наверное, я могла бы подобрать там платье для дискотеки, — охотно ответила Луиза.

— Поношенные платья? Лично мне непонятно, дорогая, почему бы тебе не купить новое платье. Если хочешь, можем в этот уик-энд вместе походить по магазинам. Владелицы этих вещей, наверное, поумирали, вот их платья и идут на распродажу, — сказала миссис Ламберт.

Она манерно пожала плечами, явно недовольная новым шопинговым увлечением Луизы.

— Мама, ведь это же просто винтажная одежда! Она особенная, уникальная, — пояснила дочь.

Она не понимала, почему до ее матери это упорно не доходит.

— Делай что хочешь, милая. Я лишь говорю, что с гораздо большим удовольствием дала бы тебе денег на обновку. Ведь все девочки будут в новых платьях.

Свое кашеобразное варево Луиза и миссис Ламберт доедали в молчании. Лишь серебряные ложки позвякивали о фарфор.

— Мам, расскажи еще что-нибудь про тетю Элис, — попросила Луиза, уставившись на портрет своей двоюродной бабушки, висящий на стене позади матери.

Миссис Ламберт на прошлой неделе летала в Лондон на похороны дочери Элис. Луизе тоже хотелось поехать. Она готова была отправиться в путешествие всегда и в любой момент, даже на похороны двоюродной тети, которую видела всего раз в жизни. Однако мать не любила, когда дочь пропускала школу, так что Луиза осталась дома с отцом.

Луиза обожала слушать, как мать рассказывает о своей родне. Та обычно немного драматизировала и потому была прекрасной рассказчицей.

— Хорошо, дорогая. В молодости тетя Элис была настоящей красавицей и талантливой актрисой, — начала миссис Ламберт.

Луиза снова подняла глаза на портрет старой дамы, похожей на французского пуделя, заключенный в пыльную причудливую раму.

— В самом деле? — недоверчиво спросила Луиза.

Она и раньше слышала обрывки этой истории, но ей все еще было трудно связать это лицо на полотне с женщиной под девяносто. Ей нужно было услышать это от матери.

— Да, это правда. В свое время она была довольно знаменита.

— Звучит круто! Как бы мне хотелось с ней познакомиться.

— Она была, безусловно, своеобразной личностью, — сказала со вздохом миссис Ламберт. — О ее жизни наверняка можно было бы снять фильм. Даже я до прошлой недели не знала всей правды.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Луиза, заинтригованная тем, что кто-то из ее родственников прожил жизнь, достойную фильма.

Ее настроение перебил раздавшийся в спальне телефонный звонок.

Миссис Ламберт, погрузившись в свои мысли, устремила в пространство неподвижный взгляд. Была у нее эта черта, как и у дочери, — целиком уходить в свои мысли.

— С этим, моя милая, подождем, пока ты не станешь чуть постарше.

— Ну в таком случае я пойду? — сказала Луиза, пожимая плечами на слова матери, которая считала ее недостаточно взрослой, чтобы знать все о собственной семье. — Это, наверное, Брук звонила. Нам сегодня по математике ужас сколько задали.

Луиза убрала со стола посуду и побежала в свою комнату звонить лучшей подружке, чтобы совместными усилиями одолеть задание, не отходя от телефона. Миссис Ламберт принялась мыть посуду.

Казалось, четверг был вполне обычный.

 

Глава 4

— Боюсь, Кип не собирается меня приглашать! Чего он тянет? — простонала Брук с другого конца провода. — Я о том, что до дискотеки осталось меньше недели.

Луиза представила себе картину, как Брук у себя в комнате, пристроив на коленях учебник математики, смотрит телевизор и одновременно красит ногти на ногах. Ей всегда нужно делать по крайней мере три дела сразу. Луиза слышала в трубке приглушенный смех — вероятно, Брук смотрела какую-то комедию.

— Пригласит, — заверила ее Луиза. — А вот мне что делать? У тебя-то хотя бы есть два кандидата, — сказала она, раскручивая указательным и средним пальцами петли красного телефонного шнура.

Миссис Ламберт была убеждена, что разговоры по сотовому телефону мгновенно вызывают рак мозга, поэтому родители провели в комнату Луизы отдельную телефонную линию. Ее аппарат был сделан в виде огромной пары губ, точь-в-точь как тот, что она видела в каком-то старом фильме 80-х, который купила в интернет-магазине.

— Могу поспорить, тебя пригласит Тодд Беркович, — насмешничала Брук.

Луиза закатила глаза. Тодд — это было так себе. Во-первых, он был одного с Луизой роста, другими словами, не очень-то высок. У него то и дело вскакивали прыщи, хотя в этом году, как заметила Луиза, он, похоже, нашел нужную дозу «Проактива». Ходил он вечно в «кенгурушке» и джинсах, которые были ему на десять размеров больше, и постоянно катался на своем любимом скейтборде, даже по школьным коридорам, весьма раздражая тем самым учителей. Луиза была почти уверена, что уже год как Тодд в нее безумно влюблен и все об этом знают. Это и волновало ее, и в то же время совершенно сбивало с толку, потому что Тодд был первый парень, которому она нравилась. Он был ей симпатичен, во всяком случае по сравнению с другими парнями из средней школы. Но до тех кинозвезд, которых она боготворила, Тодду было — в буквальном смысле — расти и расти.

Вовсе не с таким человеком Луиза мечтала танцевать или в первый раз поцеловаться. Она рисовала себе кого-нибудь, как в кино: выше ростом, шире в плечах, с более правильными чертами лица, и хорошо бы, он еще и ходил в чем-то этаком черно-белом. Как Джеймс Дин в старом фильме «Бунтовщик без причины». По сравнению с кино настоящая жизнь Луизы проигрывала во всех отношениях.

Она подошла к своей золотой рыбке по имени Марлон и бросила в круглый аквариум несколько оранжевых хлопьев. Это было для нее почти то же самое, что пообщаться с Марлоном Брандо, возможно величайшим киноактером всех времен, звездой таких потрясающих фильмов, как «В порту» и «Трамвай „Желание“». Золотая рыбка. Глядя на нее, Луиза подумала, что фильмы, которые она смотрела с мамой, иногда казались ей реальнее действительности.

— Может быть, сменим тему? — спросила в ответ Луиза. — Она действует мне на нервы.

— Лу, ты так драматична. Погоди, а что мне делать с Кипом?

Луиза покачала головой. Кто бы говорил о драме.

— Так ты знаешь ответ на шестой номер?

В ту ночь Луизе снилось, будто она была на танцах. Она знала, что это всего лишь дискотека семиклассников, но выглядело там все иначе. Гимнастический зал превратился в танцевальный, а лица танцующих были ей ужасно знакомы и в то же время совсем другие. Вроде бы это были ее друзья, а все-таки не они. Вдруг Луиза поняла, что она попала не на ту вечеринку. И тут же увидела парня в черной «кенгурухе» с капюшоном, промчавшегося мимо на скейтборде. Она бросилась за ним и в надежде, что он скажет, куда идти, крикнула: «Тодд!» — но он даже не оглянулся. Будто ее и не было.

Луиза резко села в постели. Взглянув на светящиеся часы радиоприемника, она увидела четкие красные цифры 2:20. С чего бы ее так взволновали эти танцы? Кого она дурачит? Да ведь она только о них и думает! Проспав потом пять часов беспокойным сном, она проснулась от звона будильника в 7:17, когда начинался новый учебный день.

Луиза кубарем скатилась с кровати. Стянув с себя мягкую широченную хлопчатобумажную ночнушку из «Gap», она переоделась в любимый винтажный кашемировый свитер цвета лаванды, только с одной крошечной дырочкой от моли на локте, в идеально сидевшие на ней Levi’s и натянула на ноги неоново-розовые сникерсы. Волосы она стянула на затылке в тугой упругий пучок, так чтобы ни единый волосок не выбился.

Затем сделала «полароидом» еще один снимок, пометила его 15 апреля и всмотрелась в серую, медленно обретавшую четкость картинку. Ничего. Никаких перемен, кроме темных кругов под глазами, которые придавали ее лицу какое-то затравленное выражение.

После чего, как всегда по утрам, она отодрала страничку на своем календаре с гороскопом в надежде на что-нибудь необыкновенное. Например: «Вы отправитесь в интересное плавание. Будьте верны себе и наслаждайтесь приключением!» Может быть, ее кто-нибудь пригласит куда-нибудь по пути в школу? Автобус подойдет через двадцать минут.

— Доброе утро, дорогая, — приветствовала миссис Ламберт дочь бодрым голосом, необычайно веселым для такого времени суток.

Луизина мама всегда настаивала, чтобы дочь завтракала дома, и, когда Луиза приплелась в их старую кухню, она энергично мешала деревянной ложкой варево в чугунной кастрюле. В половине восьмого утра Луизе совсем не хотелось есть, и каждая ложка овсянки казалась ей изощренной пыткой.

— Доброе, — пробормотала она, садясь на свое место в уголке, и принялась рассеянно тыкать вилкой в тарелку с фруктами. Отец уже был за столом, в наглаженном костюме от Brooks, в полосатом галстуке, с чашкой кофе и газетой «Нью-Йорк таймс». Если бы вы заглянули в словарь посмотреть, что такое «адвокат», то, возможно, увидели бы там портрет Роберта Ламберта, с его аккуратно подстриженными седеющими волосами и в очках в тонкой металлической оправе. Отец именно так и выглядел.

— Доброе утро, цыпленок, — сказал он, окинув ее быстрым взглядом поверх газеты.

Луиза понятия не имела, откуда взялось это прозвище, но, к ее неудовольствию, оно к ней прилипло.

— Завтракать по утрам полезно для памяти, — снова напомнила Луизе миссис Ламберт, заметив, как та давится куском мускусной дыни. — Исследования подтверждают.

Миссис Ламберт любила подкреплять все свои сомнительные правила словами «исследования подтверждают». Какие исследования, кто их проводил, Луиза не имела понятия и была почти уверена, что и мать тоже.

— Знаю, знаю, — сказала Луиза. — Я столько раз завтракала, что могу запомнить даже то, чего не было.

Она застонала вслух, не в силах откусить еще кусочек.

— Не дерзите мне, юная леди, — парировала миссис Ламберт, и легкая улыбка пробежала по ее строгому лицу.

— Ладно, достаточно, — решила она, вытирая о фартук руки. — Иди собирай учебники. Ты же не хочешь опять опоздать на автобус.

Луиза еще с минуту посидела за столом, слишком насытившаяся и сонная, чтобы двигаться.

— И раз уж у тебя такая острая память, — продолжала мать, — не напомнишь ли ты мне, насколько у нас подорожало такси? Теперь доехать до школы стоит десять долларов.

Дочь пулей вылетела из кухни.

 

Глава 5

— Ребята, вы знаете, какой сегодня день?

Вопрос мисс Моррис утонул в равнодушных взглядах. Мисс Моррис преподавала историю в средней школе Фэрвью лет сто, так что даже отец Луизы мучился на ее уроках. Все были уверены, что все эти сто лет она говорит одно и то же. Мисс Моррис была крошечной старой дамой с тоненькими, как карандаши, ножками и с тугим седым пучочком на голове, из которого никогда не выбивался ни один волосок.

— Кто-нибудь знает? — спросила она тоном, свидетельствующим о том, что она потеряла надежду услышать ответ от своих учеников.

Тишина. Тик-так Тик-так. Пока мисс Моррис не начала вести у них историю, Луиза не замечала, что школьные часы стучат так громко.

— Сегодня ровно год до сотой годовщины гибели лучшего парохода Королевского почтового флота «Титаник».

Мисс Моррис выдержала паузу то ли для вящей драматичности момента, то ли чтобы перевести дыхание, и подождала реакции. На ней было платье стального цвета из вареной шерсти, которое казалось не по сезону теплым и ужасно колючим. Похоже, гардероб мисс Моррис никак не зависел от времени года.

Тик-так Тик-так.

«Возможно, и сама она уже настолько стара, что могла бы плыть на „Титанике“», — подумала Луиза, которой уже стало скучно. У мисс Моррис была поразительная способность даже самую интересную тему превратить в преснятину, как мясной рулет по рецепту миссис Ламберт.

— Можете ли вы рассказать мне что-либо о «Титанике»?

— Фильм отстойный, — сказал Билли Робертсон со своего места в конце класса.

Мисс Моррис пропустила его реплику мимо ушей, а может быть, не расслышала. Луиза не знала почему, но мисс Моррис никогда не отвечала на саркастические выпады Билли.

— «Титаник» был, бесспорно, самым роскошным кораблем, когда-либо пересекавшим океан, — затянула монотонным голосом учительница, покачивая своим белым пучком, хотя, судя по тому, что ее мутноватые карие глаза как-то особенно заискрились, по крайней мере для нее эта тема казалась увлекательной. — На момент его катастрофы это был самый большой в мире пассажирский пароход.

Луиза обвела взглядом своих непоседливых одноклассников. Большинство из них были в отключке, поэтому она начала набрасывать в блокнотике эскизы возникавших в ее воображении платьев. Это уже становилось проблемой: перед каждой контрольной Луиза открывала его в надежде найти там хоть какие-нибудь нужные записи, а находила наброски, которые могли бы понадобиться только разве что на вступительном экзамене в Технологический институт моды.

«Интересно, что они носили на „Титанике“?» — подумала Луиза и, расслабив запястье, не задумываясь, начала рисовать то, что, как ей казалось, было в то время модным. Она набросала длинную, до лодыжек, юбку, заложенную мягкими складками, с завышенной талией, в стиле ампир, и замысловатой кружевной отделкой. В бедрах юбка была широкой, а книзу сужалась. Затем она пририсовала пару туфель на высоких изогнутых каблуках, с ремешками, которые пересекались на щиколотке и выглядывали из-под кромки юбки. Потом — широкополую шляпу, прикрывавшую лицо, так что Луизе не понадобилось его рисовать, и великолепную кружевную блузку со скромным вырезом. Луиза не знала, откуда возникла эта идея и насколько она была правильной, однако, придирчиво рассмотрев свой рисунок, она улыбнулась, довольная результатом.

Прозвеневший внезапно звонок возвестил о конце еще одного не оставшегося в памяти урока истории, и Луиза очнулась от своих дизайнерских грез.

 

Глава 6

Когда она поняла, что за дверью класса ее поджидает Тодд Беркович, было уже поздно. Он, что ли, выучил наизусть ее расписание? И не это ли в некоторых штатах считается преследованием? Он налетел на нее, когда она вышла в шумный коридор из класса, обалдевшая от урока мисс Моррис, и нечаянно выбил у нее из рук учебники.

Луиза наблюдала, как только что сделанные наброски, словно в замедленной съемке, вылетали из ее блокнота и падали на мерзкий зеленый линолеум.

— Извини, Луиза, — хрюкнул Тодд, и лицо у него стало таким же пунцовым, как его широченная красная тенниска.

Он встал на колени и принялся исправлять свою оплошность.

— Круто… нет, в самом деле здорово, — похвалил он, просматривая рисунки.

Луиза выхватила их у него из рук — она пока не была готова кому-либо их показывать.

— О, спасибо, — пробормотала она. — Они еще не закончены.

— Все равно… — начал он, вставая. — Просто я подумал, может быть, ты не прочь, понимаешь… вроде того… пойти на танцы с кем-нибудь…

Он умолк и принялся нервно вертеть колесико скейтборда.

«Это что — вопрос?» Луиза взглянула на Тодда, и ей не понравилось, что их глаза оказались на одном уровне. Вот если бы он был повыше…

— Понимаешь, возможно, мы могли бы вместе ездить в школу или что-нибудь в этом роде… Спасать окружающую среду…

«Вместе ездить в школу или что-нибудь в этом роде? И что я должна на это ответить? Я не знаю, что делать!»

По какой-то необъяснимой причине единственное, что она придумала, — это, не сказав ни слова, побыстрее удалиться. На середине коридора она оглянулась и увидела, как Тодд, покачав в замешательстве головой, встал на скейтборд и поехал в другую сторону, по пути едва не сбив с ног мисс Моррис.

Луиза вздохнула с облегчением.

 

Глава 7

— Луиза! Луиза, ты хотя бы слушаешь меня? — раздраженно спросила Брук.

Стоя перед своим запертым шкафчиком и совершенно уйдя в свои мысли, Луиза рассеянно вращала диск кодового замка, представляя себя белокурой звездой 50-х, Мэрилин Монро, в знаменитом белом платье, с американской проймой, на роскошной голливудской вечеринке. Такие мечты помогали ей пережить очередной школьный день, который казался точной копией предыдущего.

— Прости, что ты сказала? — откликнулась Луиза, резко возвращаясь к действительности, и вместо Мэрилин перед ней оказалось знакомое хорошенькое личико ее лучшей подруги.

— Я говорю, — повторила Брук, — Майкл только что пригласил меня на дискотеку. Но я не хочу соглашаться — а вдруг меня Кип пригласит?

Луиза закатила глаза. Это была типичная для ее подруги проблема. Она была поистине прирожденной моделью, тоненькая, со светло-русыми волосами, ниспадавшими ниже плеч идеальными волнами, с распахнутыми голубыми глазами и вишневыми пухлыми губками. Вылитая Мэрилин Монро, если бы Мэрилин носила Juicy Couture и была близка к анорексии.

Иначе говоря, Брук Паттерсон пользовалась успехом. Лучшей подругой Луизы она была главным образом потому, что они дружили чуть ли не с младенчества.

Их отцы во время учебы в колледже тусовались в одной компании, а теперь работали в одной юридической фирме. Луиза втайне надеялась, что когда у нее и у Брук будут дети, они тоже будут дружить.

— Мне кажется, ты просто можешь ему сказать, что подумаешь, а потом, если тебя до завтра пригласит Кип, ты сможешь пойти с ним, — мудро рассудила Луиза.

Почему-то советовать подруге было легко, сама же она вела себя нелепо и робела, как, например, сегодня, когда убежала от единственного парня, который хотел пригласить ее на танцы. И до сих пор была слишком подавлена, чтобы поговорить об этом даже с Брук.

— Немного потяни с ответом.

— Здорово, это ты хорошо придумала, — ответила Брук и усмехнулась. — Так что ты собираешься надеть?

— Еще не знаю, — ответила Луиза и, вытащив из рюкзака приглашение на распродажу винтажа, протянула его подруге. — Может быть, здесь что-нибудь найду.

Теперь настал черед Брук закатывать глаза.

— Луиза, почему бы тебе не пойти со мной после школы в торговый центр? Подберем там что-нибудь нормальное. Наверное, в «Нордстром» уже привезли партию от Марка Джейкобса. Я имею в виду, что у тебя в голове один прошлый век. Пойми, сейчас-то 2011 год.

Луиза справилась наконец с кодовым замком и открыла шкафчик.

— Вот! Что я еще могу сказать, — вздохнула Брук.

Шкафчик Луизы был декорирован в том же духе, что и ее спальня. С внутренней стороны металлической дверцы ей улыбались с черно-белых фотографий молодые Фэй Данауэй и Уоррен Битти из шикарного гангстерского фильма «Бонни и Клайд», а еще Твигги — Кейт Мосс 60-х. Они напоминали Луизе о том, что жизнь есть и за пределами средней школы и что где-то там ее ждет более заманчивый мир, даже если она его придумала.

Луиза почувствовала, что у нее порозовели щеки. Наверное, она выглядела жалко. Наверное, ей следовало проснуться и начать жить в двадцать первом веке.

— Но за это я и люблю тебя вместе со всеми твоими причудами. — Брук порывисто обняла Луизу — Увидимся в автобусе! — крикнула она через плечо. — Я опаздываю на географию.

Она вприпрыжку помчалась по коридору, а оставшаяся в одиночестве Луиза уставилась на свой шкафчик, похожий на капсулу машины времени.

Как всегда по пятницам, остаток школьного дня тянулся долго. На уроке английской литературы Луиза показала приглашение нескольким подругам. Ее разбирало любопытство, пришло ли кому-нибудь еще такое же письмо. Но как ни странно, получила приглашение, похоже, она одна.

 

Глава 8

Луизу и Брук несколько оскорблял тот факт, что они, ученицы седьмого класса, все еще вынуждены ездить школьным автобусом, но им хоть было по дороге.

— Тебе когда-нибудь хотелось быть кем-то другим? — спросила Луиза, быстро перелистывая загнутые страницы глянцевого журнала. В автобусе было шумно и полно гиперактивных шестиклассников, среди которых затесалось несколько невезучих семи- и восьмиклассников. Брук с Луизой всегда садились вместе на свои постоянные места, третьи спереди, по левую сторону от прохода. Все это знали и не претендовали на них. Это маленькое проявление уважения и признание их старшинства было единственным достоинством их поездок, ужасных во всех прочих отношениях.

— Нет, чего не было, того не было, — честно ответила Брук. — Боже, что это на ней? — спросила она, вглядываясь через плечо Луизы в фотографию Рене Зеллвегер в тренировочных брюках с пузырями на коленях и австралийских сапожках в очереди в супермаркете.

— Да, никакой магии, — со вздохом сказала Луиза. — Почему они так упорно убеждают всех: «Звезды такие же люди, как и мы». Мне больше нравится думать, что они особенные. Типа, уже просыпаются утром сказочными красавицами.

— И дыхание их ароматно, как земляника, — ехидно добавила Брук. — Будь реалистичней, Луиза. Люди есть люди.

В одной руке она держала раскрытую косметичку, а другой в промежутках между прыжками автобуса на выбоинах дороги пыталась нанести на губы блеск. Неожиданно автобус угодил в особенно глубокую рытвину.

— Черт возьми! — воскликнула она и посмотрела на Луизу.

От губ к подбородку подруги тянулась глянцево-розовая полоса. Луиза расхохоталась.

— Да уж, мне бы хотелось быть кем-то, кому не нужно ездить автобусом, — изрекла Брук, стирая блеск бумажной салфеткой.

— Я не имела в виду быть кем-то совсем другим, — уточнила Луиза, — а просто вроде бы и собой, только в другой жизни.

— Эй, Луиза, — окликнул ее Билли Робертсон с другой стороны прохода, прежде чем Брук успела ответить.

Челка мягкой каштановой занавеской спускалась ему на глаза, так что странно было, как он вообще что-то видел. Они с Луизой знали друг друга с детского сада, но по какой-то причине в этом году он стал выделять Луизу среди других и считал своим долгом при любой возможности ставить ее в неловкое положение.

«Отстань от меня», — молча взмолилась Луиза. Что бы и когда бы ни сказал Билли, особенно ей, в его устах это звучало грубо и оскорбительно.

— Почему ты всегда упакована в это жалкое старье? Все знают, что ты живешь в огромном старом доме… ты что, бедненькой прикидываешься или как?

Луиза опустила глаза на свой любимый свитер. Мелкий дефект на локте показался ей теперь зияющей дырой. «И почему мне так нравится винтаж?» Наверное, жизнь была бы намного легче, если бы она, по крайней мере для виду, старалась выглядеть как все.

— Ох, заткнись, — не задумываясь, ответила Брук. — Если бы ты хоть немного разбирался в моде — а ты наверняка ничего в ней не смыслишь, судя по твоему жуткому замусоленному коричневому свитеру, который ты таскаешь не снимая, — ты бы знал, что она носит только винтаж. Все знаменитости теперь это делают, — заключила она, тыкая пальцем в фотографию Блейк Лайвли в старомодном широченном красно-фиолетовом свитере, черных легинсах и с огромной банкой кофе «Старбакс» в руке.

Билли опустил глаза на некрасивый свалявшийся пуловер, в котором он был и вчера, и, вероятно, позавчера, и уши его побагровели.

— Подумаешь, — хрипло ответил он.

Брук порывисто сжала руку Луизы, и та благодарно улыбнулась в ответ.

— Не обращай внимания. Это у него такая дикарская манера заигрывать, — прошептала Брук. — Я бы с удовольствием сходила с тобой завтра на эту распродажу винтажа, — объявила она Луизе, бросив на Билли острый взгляд.

— Отлично! — воскликнула, расплываясь в улыбке, Луиза. — Может быть, мы обе найдем для дискотеки что-нибудь такое… старое, жалкое.

На следующей остановке она вышла, пообещав Брук позвонить завтра после обеда, чтобы договориться о походе на таинственную распродажу. В надежде найти новое старое платье, которое ждет только ее.

 

Глава 9

В субботу, поплавав с утра пораньше в бассейне и по-быстрому расправившись с салатом из курицы, Луиза отправилась на велосипеде в центр, чтобы встретиться на распродаже с Брук. День был хмурый и ветреный. Она поежилась в своей темной джинсовой куртке и покатила дальше навстречу ветру.

Она не задумывалась, где свернуть, — колеса сами поворачивали в нужную сторону. Фэрвью был типичным маленьким пригородом в штате Коннектикут, а Луиза жила в нем всю жизнь. Чтобы попасть в ближайший торговый центр, надо было пересечь три таких же городка. В кинотеатре у них было два зала с экраном размером с простыню, и демонстрировались там фильмы, уже вышедшие на DVD. А чтобы попасть даже на мало-мальски стоящее культурное мероприятие, приходилось ехать на электричке и целых сорок пять минут тащиться через поля и рощицы в Нью-Йорк.

Когда Луиза была помладше, она гоняла на велосипеде по улицам в поисках приключений. Но ей ни разу не удалось заблудиться. Их городок был слишком мал. Как она ни старалась, сколько ни крутила педали, в итоге всегда выезжала к дому.

Ее внимание привлек указатель с надписью «Чепел-стрит», и она, прислонив велосипед к старому дубу, дважды проверила адрес. Дом по адресу: Чепел-стрит, 220, оказался невзрачным кирпичным зданием. Луиза, наверное, тысячу раз проходила мимо, не замечая его. Брук нигде не было видно. Возможно, она передумала ехать, а вчера просто защищала от Билли лучшую подругу.

В витрине не было ничего, кроме пыли и паутины. Луиза засомневалась: уж не розыгрыш ли это приглашение? Снаружи магазин казался запертым и заброшенным. Может быть, распродажа для Странствующих Модниц уже закончилась и все уехали?

Все же Луиза решила толкнуть дверь. К ее изумлению, дверь распахнулась, едва она слегка коснулась ее рукой, и Луиза нерешительно шагнула в темноту.

 

Глава 10

— Добро пожаловать! Проходите! Марла, у нас посетитель, вот здорово!

Из-за стойки с платьями выскочила широконосая женщина с темно-красными волосами и ярко-оранжевым ртом и, взяв Луизу за руку, провела ее в темную, душную комнату.

— У тебя есть приглашение, дорогая? — послышался из глубины магазина женский голос. — Гленда, проверь, есть ли у нее приглашение.

Луиза извлекла из переднего кармашка рюкзака пригласительный билет из тисненой бумаги сиреневого цвета и протянула его Гленде.

В магазине было пыльно, зал весь заставлен шкафами, вешалками со старой одеждой и колоннами шляпных коробок, такими высокими, что они кренились и, казалось, вот-вот развалятся. Женщины по имени Марла почти не было видно за шведским бюро красного дерева, стоявшим в дальнем углу. Стол был завален газетами, отрезами ткани и книгами в кожаных переплетах.

— О, замечательно, — защебетала Гленда.

Она вырвала из рук Луизы карточку и, даже не потрудившись взглянуть, небрежно метнула ее через плечо на пол.

Ее рыжие кудри были небрежно заколоты на затылке черной эмалированной палочкой для еды. Одета Гленда была в простое черное шерстяное платье, бесформенное, почти монашеское. У нее был огромный, пугающий рост, что усугубляли черные, на шнурках, викторианские ботинки с прямыми трехдюймовыми каблуками.

— Пожалуйста, осматривайся. Извини за беспорядок, но это у нас временное помещение. Мы скоро переезжаем, — сообщила женщина по имени Марла.

Она вышла из-за стола, маленькая и вся какая-то бесцветная. Крашеные каштановые волосы безжизненной паклей падали ей на плечи. Единственной отличительной особенностью на ее неприметном лице была бородавка на кончике носа величиной с арахисину. Луиза заметила, что на шее у обеих женщин были массивные золотые цепочки, на которых висели одинаковые изображения черного пуделя в овальной оправе.

Луиза ужасно не любила быть единственным покупателем. Ее смущало внимание продавщиц, когда она начала просматривать ряды плотно стиснутой одежды. Обе женщины шли за ней по пятам и остановились, когда остановилась она, чтобы получше рассмотреть элегантное зеленовато-голубое платье, отчего ей стало еще неуютнее.

К счастью, прежде чем Луизе все это надоело, в магазин ворвалась Брук.

— Прости, я опоздала, — выпалила она, обводя глаза ми комнату. В благоговении или в ужасе — Луиза не поняла.

— Где это мы? — спросила она, сдвинув брови. — Вот не знала, что такое бывает.

— Круто, правда? — зачастила Луиза нарочито бодрым голосом.

— Дорогая, это клубная распродажа, у тебя есть приглашение? — спросила Гленда, окинув Брук быстрым внимательным взглядом.

Подруга Луизы была одета в свою обычную для уикэнда одежду — спортивный велюровый костюм черничного цвета от «Джуси Кутюр».

— Она со мной, — вступилась Луиза.

— Что ж, полагаю, все в порядке, — заметила Марла, с подозрением разглядывая Брук.

— Вы полагаете? — Брук подняла бровь и принялась просматривать шеренги одежды.

Цена ни на одном изделии не значилась, и, когда Брук спросила, сколько стоит черное платье для коктейля, Гленда с Марлой удивленно переглянулись, как будто вопрос о цене никогда у них не возникал.

— Э-э, право, не знаю. Один доллар. Надеюсь, это разумная цена? — спросила Гленда, роясь в кипе бумаг на столе.

— Нет, нет, нет. Все изменилось, Гленда. Инфляция, дефляция, рэкет. Миллион долларов. Так нормально?

Подруги расхохотались. Это было черное атласное платье в стиле 60-х. Классическое и все же кокетливое, оно напоминало наряд знаменитого американского модельера Хэлстона, созданный им для Джеки О. по случаю обеда в Белом доме. Но чтобы миллион долларов — это уж было слишком.

— Упс. Слишком дорого, да? — Марла покраснела.

— Давайте пока забудем о деньгах, — решила Гленда. — Это совершенно ни к чему среди друзей, только все портит. Разберемся позже. Давайте просто попробуем подыскать для твоей подруги что-нибудь миленькое.

— А как насчет меня? — спросила Брук, привыкшая быть в центре внимания.

— Я уверена, что сегодня попозже ты найдешь себе в торговом центре отличного дорогущего «Марка Джейкобса», — сказала Гленда и подмигнула, к большому удивлению девочек. Вау, дамочки были все же нормальные.

Гленда с Марлой пошли рыскать по всему магазину. Они расстегивали сумки, вытряхивая из них ненужные норковые палантины, трикотажные платья с пелеринами, яркие разноцветные шарфы. От их энергичных движений в воздух поднимались клубы пыли. С головой ушедшие в свою хаотическую деятельность, они на какое-то время предоставили Луизе и Брук возможность самостоятельного осмотра. Луиза принялась стремительно прочесывать ряды одежды.

— Hors-d’oeuvres? — спросила Гленда, и это у нее прозвучало как «оурс-де-вурс».

Она вновь возникла перед подругами с серебряным блюдом в руках, где посредине был какой-то оранжевый комковатый крем, а по кругу лежали соленые крекеры.

— Крабовый крем! — объявила она. — Марла его превосходно готовит.

— У меня аллергия на моллюсков, — не задумываясь, молниеносно соврала Брук. — Это может как бы убить меня.

Гленда сунула блюдо под нос Луизе.

— Нет, спасибо, — вежливо сказала девочка. — Я не хочу есть. Я только что позавтракала.

— О, не отказывайся, дорогая, — настаивала Марла. — Ну что ты будешь делать с этими юными леди — вечно они боятся попробовать что-то новое.

Гленда окинула Луизу неодобрительным взглядом.

— Почему он такого цвета? — нервничая, спросила Луиза, взяла крекер и нерешительно обмакнула его в непонятное вещество.

Крекер едва не разломился пополам, потому что, как оказалось, крем сверху затвердел, как будто простоял целый день на солнце, и покрылся коркой, защищавшей от девиц и от крекеров. Луизе не хотелось показаться невежливой. Она лишь немножко попробует.

— В него нужно побольше класть сладкого перца, — пояснила, подмигнув, Марла. — Это наш секрет. Никому не рассказывай.

— Не буду, — обещала Луиза.

Уж этот-то секрет она сумеет сохранить.

Она засунула в рот крекер и быстро, стараясь не дышать, проглотила. Но все же во рту у нее остался сливочно-рыбный вкус, и, хотя угощение ей ни капли не понравилось, она поблагодарила Марлу, сказав, что теперь понимает, почему все так любят ее крабовый крем. Это был один из тех случаев, когда ложь уместна.

— Спасибо, дорогая, — просияв, ответила Марла.

Она взяла с подноса крекер и, подхватив им побольше крема, сунула в рот.

— Ммм, объедение.

Она отряхнула соленые крошки, застрявшие на вполне заметных волосках на подбородке., — А теперь вернемся к платьям.

Луиза осторожно потянула слегка приоткрытую дверцу платяного шкафа цвета слоновой кости. Шкаф оказался забит шубами под леопарда, туфлями на высоких каблуках и роскошными платьями в золотых и серебряных блестках. В глубине шкафа ее взгляд выхватил переливчато-розовую ткань, и, чтобы лучше рассмотреть, Луиза отодвинула в сторону меховые пальто и сверкавшие туалеты.

При виде этого платья у нее перехватило дыхание. Оно было безупречно: пастельно-розовое, с длинной юбкой, ниспадавшей красивыми складками от завышенной талии, с замысловатой отделкой из сверкающих золотых нитей и серебряных бусинок. Оно было нежное, женственное, и Луиза знала, что ни у одной девочки из их школы нет ничего подобного. Она быстро вынула платье из шкафа и объявила, что нашла то, что хотела.

Гленда с Марлой бросились к ней, и глаза у них заблестели при виде выбранного наряда.

— Ты уверена, дорогая, что именно его хочешь примерить? — нерешительно спросила Марла.

— Конечно, она уверена, — кивнув, подтвердила Брук. — Лу, оно потрясное. Я имею в виду, оно для твоей коллекции.

— О да, мне оно очень-очень нравится, — проворковала Луиза, прижимая к щеке прохладную шелковую ткань. — Пожалуйста, позвольте мне его примерить.

— Как ты считаешь, Гленда? О, я не знаю, право, не знаю… — пробормотала Марла, беспокойно теребя кулон с изображением пуделя.

— Прошу вас. Я в жизни не видела такого платья. Оно удивительное.

— Ты даже не представляешь себе, ягодка… — невнятно проговорила Гленда.

Голос у нее был хриплый и низкий — по разумению Луизы, такой скрипучий голос бывает у тех, кто злоупотребляет сигаретами без фильтра или шампанским.

— Разве это не распродажа модного винтажа? — спросила Брук — Интересно, как вы собираетесь хоть что-то продать? Насколько я вижу, мы у вас единственные покупатели!

Луиза прижала к груди платье, словно защищая его от любых посягательств. Ей очень хотелось его купить. Она обследовала ярлык, пытаясь понять, каким модельером оно было сшито. Этикетка была оторвана, или, наверное, сама оторвалась за столько-то десятилетий. Но краешек ее возле шва сохранился. Так что Луиза сумела различить слабый след вышитой прописной L.

— На нем даже мой инициал, — обрадовалась Луиза. — Оно явно предназначалось мне.

Женщины обменялись удивленными взглядами, поражаясь настойчивости Луизы.

— Знаешь, Марла, а ведь, думаю, сидеть на ней оно будет изумительно. Похоже, у нее в точности тот же размер, что и у мисс Бакстер.

— Мисс Бакстер? — рассеянно спросила Луиза, и взгляд ее опять переместился к носу Марлы и торчавшей на его кончике бородавке. Странно, почему Марла ее не удалила. Зачем тогда дерматологи?

— Это платье мисс Бакстер, дорогая. Разве мы не сказали? — спросила Марла, отвлекая Луизу от мыслей о бородавке.

Она взяла из рук девочки платье мисс Бакстер и подняла, прикидывая размер.

— По-моему, нет. А кто такая мисс Бакстер? — спросила Луиза.

— Да, да, да. Просто идеально. Вы с мисс Бакстер могли бы сойти за сестер. У вас то же сложение. Думаю, ей следует его примерить. Как ты считаешь?

— Погодите, здесь есть дефект, — заметила Брук, проводя пальцами по подолу. — По-моему, здесь порвано.

— Дело поправимое. Пара стежков, и оно будет как новое. Ну не совсем новое — все-таки винтаж, вы же понимаете! Да, ты должна его примерить, — сказала Гленда и хлопнула в ладоши.

Луиза поднесла ткань к носу и в недоумении сморщилась.

— Оно пахнет рыбой.

— Что ж, немного «Фебриза» его освежит. Гленда, где у нас «Фебриз»?

— Оно пахнет соленой водой, океаном.

— Дорогая, с чего бы ему пахнуть океаном? Что за глупости! Примерь его! Цвет просто божественный.

Марла протянула Луизе бокал с искрящейся жидкостью и подтолкнула к раздвижной ширме из тонкой узорчатой ткани.

— Расслабься! Выпей коктейль… Не волнуйся, дорогая, это всего лишь сидр. Думаю, ты единственный человек, кому судьбой предназначено носить это платье, — подбодрила Луизу Гленда.

— И разве не у вас дискотека на следующей неделе? — подыграла ей Марла.

— Гмм, да. Но откуда вы знаете?

Луиза не сопротивлялась, когда Марла втолкнула ее за ширму. Ее возбуждение оттого, что она нашла идеальное платье для вечеринки, сменилось странным раздражением. Медленно, чтобы унять тревогу, от которой даже заурчало под ложечкой, она принялась расшнуровывать свои грязные «конверсы».

— Дорогая, у тебя там все в порядке? — окликнула ее Гленда, стоявшая по другую сторону японской ширмы. — Помощь не требуется? Марла может застегнуть платье. Она у нас была личным стилистом и костюмершей у всех начинающих звезд. Луиза Брукс без нее не одевалась.

— Кто? — спросила Луиза.

— Неважно, дорогая. Выходи и покажись нам.

— Подождите минутку, я сейчас.

Луиза глотнула сладкой сверкающей жидкости, чтобы успокоить урчащий желудок, и немедленно почувствовала, как пузырьки ударили в голову.

— Вы уверены, что это сидр?

— Ха-ха-ха. Конечно, милочка, — успокоила ее Марла.

Луиза сбросила джинсовую курточку, стянула через голову синий в белый горошек сарафан и с минуту постояла в лифчике и носках на холодном деревянном полу. Медленно она сняла платье с деревянных плечиков и, приложив к себе, посмотрела на свое отражение в пыльном растрескавшемся зеркале.

Платье было идеального розового оттенка: сахарная вата, жевательная резинка, Мэрилин Монро. Луиза показалась себе настоящей красавицей. Она улыбнулась пошире и, увидев сверкнувшие на зубах брекеты, вернулась в печальную реальность своей двенадцатилетней жизни.

Тяжко вздохнув, она подняла платье перед собой, просунула руки в присборенные проймы, и оно окутало ее мягкой тканью. Луиза услышала шорох скользнувшего по телу шелка, ощутила его мягкость, почувствовала и легкое царапанье сетчатой тафты, а как только все складки легли на место, голова у Луизы вдруг закружилась, все завертелось, замелькало перед глазами… а потом стало черным. Луиза потеряла сознание и упала на подушку из розового шелка.