А если название главы поставить в вопросительной форме, ответ будет кратким: "Очень мало". Многие причины этого были уже рассмотрены ранее. Но хотелось бы обратить внимание на чисто экологические новости и сообщения о выдающихся природных явлениях. Нашу типичную природу, типичный климат мы зачастую воспринимаем как безликий неизменный мир, на котором иногда происходят необычные события, вызывающие у нас интерес. Такими же, вероятно, были и люди прошлого. Среди записей о битвах и походах князей они отмечали лишь "лютые морозы", "паводь великую", пожары, сквозь дымы которых не мог пробиться солнечный свет. Об обычной природной обстановке никто не писал до XVIII в.

Изменение климатических условий

Еще труднее проследить изменения типичных условий. Климатическими характеристиками принято считать такие, которые прослеживаются в данном районе в течение тридцати лет. И уловить их изменения могут лишь долгожители. А вековые колебания могут зафиксировать лишь деревья старше двухсот-трехсот лет, но при этом информацию дают не отдельные годичные кольца, а целые лесные массивы, появляющиеся или исчезающие в соответствии с новыми условиями. Многие из этих вековых смен имеют динамичный, колебательный характер. Наша склонность видеть во всем направленные изменения заставляет нас иногда забывать о тех символических "кругах", по которым все двигалось у древних философов. Диалектическое положение о развитии по спирали, витки которой бывают расположены очень близко друг к другу, точнее всего характеризуют происходящие динамические явления в природе на фоне поступательного, эволюционного ее развития.

Проследить вековые смены природных условий Русской равнины и обрамляющих ее гор можно лишь с учетом зональных особенностей распределения тепла и осадков. В основу разделения положены количественные характеристики, принимаемые большинством исследователей, - соотношение осадков и испаряемости, а также сумм эффективных среднесуточных температур более 10°. Но всякое разделение в какой-то мере условно и носит элементы субъективизма. Конечно, в этом разделении все до крайности упрощено. С учетом принятой гипотезы о значительности динамичных смен растительности северная тайга и лесотундра были объединены. Места произрастания в прошлом широколиственных или хвойных лесов, занятых ныне хвойными или широколиственными, отнесены к единой зоне смешанных лесов. Дубравы и лесостепь по этой же причине объединены. В пределах широтных зон значительные изменения происходят с удалением от Атлантического океана к востоку, что получило отражение в выделении западных и восточных вариантов зон.

Зональные закономерности постоянно нарушаются рельефом и литологическими особенностями материнских пород, по-своему перестраивающими растительность. В пределах Русской равнины горы и заболоченные зандровые поля, образовавшиеся на периферии таявших ледников, - основные "нарушители" широтности.

Этапы работы по каждому из описываемых районов заключались в следующем. Вначале выяснялись современные колебания температур и осадков и реакция на них растительности, а также разрушительная деятельность паводков, лавин, оползней, селей и других стихийных и антропогенных процессов в конкретных местах вблизи метеостанций. Подобные сопоставления возможны лишь в пределах последних десятилетий. Затем характер прироста и возобновления деревьев и накипных лишайников сравнивался с климатическими изменениями за 100 - 200 лет в крупных регионах. Выявленные связи позволяли на следующем этапе перейти к восстановлению климатической обстановки за тысячелетие.

Все эти действия преследовали одну цель - подтвердить фактами выдвигаемые положения.

 

Арктические пустыни и тундры

Тихий шепот маков, лепестки которых были схвачены первым морозом, услышанный историком и писателем В. Пасецким, пробудил в нем воспоминания о первых землепроходцах Севера, российских Колумбах ледяного безмолвия, о которых он рассказал в книге "О чем шептались полярные маки".

Однажды в Хибинах мне тоже довелось услышать легкое шуршание оранжевых головок маков, поникших под тяжестью утренней изморози и превратившихся в своеобразные колокольчики. Но мне эти звуки показались гимном травам Севера, пионерам заселения новых земель, едва показавшихся из-под снегов и льдов. А полярные маки идут в первых рядах этих первооткрывателей.

Благодаря потеплению, начавшемуся с середины XIX в., ото льдов освободились небольшие участки островов до отметок 200 - 300 м. Выше уже проходит снеговая линия и находится царство льдов. Такая картина типична не только для арктических пустынь островов Баренцева моря, но и для обширных тундр прибрежных равнин, горных тундр и арктических пустынь верхнего пояса гор. И это пробуждение жизни на самом северном пределе возможностей ее существования напомнило о прошлых временах, когда высокие широты были "гостеприимнее...".

Каким же было ледовое безмолвие Студеного моря и близлежащих гор тысячелетие назад?

В IX - XII вв. всю Европу волновали смелые походы викингов, суда которых бесстрашно пересекали морские просторы, наполняя страхом сердца жителей прибрежных городов. Сказители раннего средневековья воспевали подвиги славных рыцарей в сагах, где борьба с морскими чудовищами, ведьмами, богатырями, открытие сказочно богатых земель столь замысловато переплетались, что последующие поколения не смогли их понять. Затем о славных плаваниях викингов забыли, а повествования об открытиях и заселении новых земель стали считать просто рыцарскими преувеличениями. И только в XX в., когда из-под отступивших льдов Гренландии появились остатки поселений и радиоуглеродное датирование подтвердило, что они относятся к X - XIV вв., о викингах вспомнили, перечитали саги и вновь поверили их рассказам.

В период колонизации Гренландии, по мнению X. Альмана (1963), климат был мягче современного, снеговая линия и граница древесной растительности лежали выше, дальше на север продвигалось березовое криволесье. Хорошие луга давали возможность иметь много скота.

Расчеты зарубежных ученых показали, что температуры в Исландии в X - XII вв. были почти на 1° выше, чем в последующие века, исключая первую половину XV и XX в. Почти нереальными казались и смелые походы наших соотечественников-землеоткрывателей, двигавшихся на север и северо-восток. Но определено, что уже в XII в. дружины новгородцев вышли к Белому морю, а в XIII в. в договорах новгородцев с тверским князем упоминались земли Кольского полуострова, в частности Терский берег. Зафиксированы летописями походы новгородцев в земли карел и в Финмарк в 1271 и 1279 гг.

Имеется пока несколько конкретных датировок этого потепления для арктических пустынь европейской части СССР. Был проанализирован плавник, появившийся из-под отступившего края ледникового купола острова Виктория. Комлевая часть дерева здесь обнаружена на береговой террасе с отметкой 5,5 м, в 150 м от современной береговой линии (Гроссвальд, 1963). На Шпицбергене обнажились тундры, возраст которых 1080 (±105) лет был определен радиоуглеродным методом.

В горных арктических пустынях Кольского полуострова и Полярного Урала отсутствуют моренные и лавинные отложения этого периода. Широко распространенные в Хибинах мощные горизонты погребенных почв под лавинными конусами сформировались, по мнению Г. К. Тушинского (1966), в X в. Сокращение ледовитости арктических морей и объемов горных ледников не могло не вызвать подъем уровня Мирового океана в пределах 1 - 3 м. Упомянутый выше плавник острова Виктория был выброшен морем на террасу с отметками 5,5 м.

Отбор образцов из многочисленных шурфов на спорово-пыльцевой и диатомовый анализы с радиоуглеродным датированием показал, что последняя трансгрессивная стадия на юге Кольского полуострова имела место в конце 1-го - начале 2-го тысячелетий; она прослеживается на террасах от 3 до 5 м в зависимости от неотектонических движений (Кошечкин и др., 1973).

В XIII - XIV вв. в арктических пустынях произошло движение ледников и исчезновение пионерной и тундровой растительности приблизительно в пределах, где за последнее столетие наблюдается ее появление из-под отступающих ледников.

С помощью лихенометрического метода в Хибинах удалось установить, что в XIII в. здесь, вблизи ригелей и по днищам цирков и каров, началась аккумуляция отложений, связанная с ледниковой деятельностью и продолжавшаяся вплоть до XIX в. Вблизи некоторых цирков и каров моренный материал стабилизировался и начал заселяться лишайниками в 1270 - 1430 гг. (диаметры слоевищ у них - 120 - 150 мм). Предшествующее поколение лишайников развивалось на отложениях на протяжении V - VIII вв. (диаметры - 220 - 300 мм). На Полярном Урале отмечено образование моренных валов в 1230 - 1270 гг., что было также установлено с помощью лихенометрического метода (Мартин, 1971).

Исследования на острове Виктория и Земле Франца-Иосифа позволили М. И. Гроссвальду определить в этом районе стадию оледенения, начавшуюся в XII в. Ле Руа Ладюри (1971) отмечает возможность наступания ледников Скандинавии в конце XII в. (возможно, в XIII и XIV вв.), подчеркивая, что пока это оледенение имеет подтверждения лишь легендарного характера.

Многие поселения викингов прекратили существование из-за суровой ледовой обстановки, не позволявшей осуществлять связь с этими колониями. Температуры в Исландии в XIII - XIV вв. снизились почти на 1° по отношению к предыдущим векам. Показательно прекращение трансгрессивной фазы и образование террасы с отметками 3 - 4 м на Терском берегу. Но уровень Мирового океана продолжал, вероятно, оставаться выше современного. В пользу этого говорит возможность плавания поморов через существовавший тогда пролив на юге полуострова Канин. Походы новгородцев в северные земли совершались в 1302, 1303, 1316, 1323 гг.

Сведений о растительности арктических пустынь в XV - XVI вв. практически нет. Но имеются данные, что по отсутствию ледниковых отложений этого периода можно предположить стабилизацию ледников. В этот же период относительно благоприятной климатической обстановки московские, тверские, ростовские и новгородские дружины устремляются на север; активно продвигаются туда и монахи, основывая монастыри, впоследствии превратившиеся в крепости, города и села.

В конце XVI в. началась вторая волна продвижения ледников в Хибинах и на Полярном Урале. В Хибинах колонизация лишайниками валов по днищам каров отмечалась в 1670 - 1730, 1800, 1850 - 1890 гг. (диаметры этого поколения - 70 - 80 мм), что указывает на активизацию ледников в предыдущие десятилетия. Ю. Л. Мартином на Полярном Урале на леднике ИГАН выявлены моренные валы 1596, 1626, 1630, 1740, 1771, 1776, 1867, 1882, 1897 гг., а на леднике Берга - 1600 - 1630, 1770, 1870 - 1900 гг.

По скандинавским ледникам в сводке Ле Руа Ладюри (1971) приведены следующие сведения: "Скандинавские ледники синхронно с альпийскими ледниками и ледниками других районов мира переживают с 1695 г. первый хорошо выраженный исторический максимум... В 1742 - 1745 гг. в Норвегии отмечается максимум наступания, который позже ни разу не был превзойден... К 1789 г., а затем в 1807 - 1812 гг. норвежские ледники достигают крайних границ, до которых они доходили в 40-е годы XVIII века".

Прибрежные участки равнинных тундр частично заливались морем. Колебание уровня Мирового океана за тысячелетие еще достаточно проблематично, так как оно могло происходить в пределах 1 - 3 м, а приливы и отливы на побережьях значительно превышают эти величины. И поэтому трудно найти участки с надежными датировками именно этих колебаний.

Интересным участком для выявления этих небольших колебаний является перешеек, соединяющий полуостров Канин с материком. Примечательно, что на картах XVI - XVII вв. этот полуостров показан островом. Так его изображают А. Дженкинсон, Я. Гастольди, Г. Меркатор, В. Баренц, Г. Герард, И. Масса и даже М. В. Ломоносов, которого никак нельзя заподозрить в незнании этих мест. Этим проливом обычно ходили поморы в Пустозерск и Мангазею, хотя в начале XVII в. здесь уже был волок "сажень в 20", а кочи на оленях перевозила самоядь. Об этом свидетельствует Алексей Фомин в "Описании Белого моря с его берегами и островами" (1797 г.), который пишет, что прежде полуостров Канин отделялся "от Мезенской земли сладкими водами двух рек: Чижи, падающей в Белое море, и Чеши, текущей в Чешскую губу, которые истекали из одного озера, и сии реки и озеро совокупно давали малым судам между Мезенскою и Канинскою землями проплыв; но ныне сие изливающее те реки озеро поросло мхом и сделалось болотом". На морской карте 1736 г. В. М. Селифонова в Академических атласах 1745 и 1800 гг., изданных в Петербурге, изображен полуостров. Первым описал возможность прохода проливом Борис Житков в 1906 г., слышавший, что местные люди проплывают на лодках этим путем "в противоположность имеющимся литературным данным". В наши дни морская вода, поднимаясь по Чиже и Чеше, достигает водораздельного озера. Самое узкое место - "Олений переход" - имеет ширину и глубину в пределах метра, а самое высокое место - "Афонин бугор" - возвышается на 9 м.

Вероятно, подъем уровня океана на 1 - 3 м сделал в XIII - XVI вв. эти места проходимыми для судов. Понижение уровня началось с начала XVII в., а особенно заметным оно стало в конце XVIII - первой половине XIX в. С конца XIX в. пролив открылся для плавания лодок.

Вторым интересным с этой точки зрения местом побережья может считаться город Пустозерск, один из немногих городов Севера, изображавшийся на картах с XVI в. Это был порт в низовьях Печоры, откуда шли суда на восток, в Мангазею. Здесь осуществлялся строгий контроль за ввозом пушнины, за плаванием иностранных судов. На картах XVI в. город расположен у залива. На карте Г. Герарда (1613 - 1614 гг.) Печорский залив впервые именуется "Сухим морем". В описании "Книга Большому чертежу" (1627 г.) о Пустозерске тех времен написано: "А на реке Печора, на правом берегу, от моря 40 верст, город Пустозерск стоит на острову, обошло к реке озеро".

В Академических атласах 1745 и 1798 гг. Пустозерск уже находится в 80 верстах от берега. Вместо озера показана небольшая речка, вытекающая из маленького озера, находящегося к югу от города. Аналогичное изображение дано на Российском атласе 1800 г. На картах конца XIX в. Пустозерск изображен от берега в 100 верстах, а в энциклопедиях конца XIX - начала XX в. - в 20 верстах от Печоры.

В новых энциклопедиях и картах XX в. города уже нет.

Несмотря на разнохарактерность картографического материала, создается впечатление, что в XVI - XVII вв. некоторая часть тундр побережья была морским дном. Затем, в XVII - XIX вв., произошло значительное (в пределах десятков, сотен метров и местами километров) расширение площади суши. В XX в. наблюдается обратная картина.

Растительность прибрежной полосы Ледовитого океана, получившая было возможность развиваться благодаря отступанию ледников в пределах десятков метров по вертикали, потеряла часть своего пространства за счет подъема уровня океана. Растительность арктических пустынь и тундр в горах в этом отношении находится в более выгодном положении.

Последняя волна увеличения заснеженности в Хибинах относится к середине XIX в. Свидетельств очевидцев этого явления нет, однако осталось сообщение капитана Широкшина, опубликованное в 1835 г., который отмечает, что карелы сеют немного хлеба на сухих местах, "но краткость лета не дает ему созреть, а безвременные морозы часто убивают всходы в самом начале... Бывают годы, в которые Кандалакшские горы не снимают с себя снежного покрова зимы, Хибины же тундры покрыты вечным снегом".

Интересным явлением, свойственным многим циркам и карам Хибин, является широкое развитие поколений лишайника - ризокарпона географического - с диаметрами порядка 30 - 35 мм (начавших свое развитие 150 - 180 лет назад). Обломочный материал при этом не затронут никакими движениями. Но на старых, частично погибших, климаксовых слоевищах лишайников поселилось поколение молодых, что, возможно, явилось результатом длительного залеживания снежников. В последнее столетие снежники эти постепенно растаяли, не вызывая перемещения скального обломочного материала. Однако вблизи русел рек это таяние вызвало усиление стока и местами образование селей, далеко превосходящих размерами современные, как это имело место, например, в долине Китчепахк (в Хибинах).

В XIX в. селевая деятельность была активнее современной, возможно, за счет увеличения водной составляющей в связи с таянием снежников и ледников. С середины XIX в. наблюдается потепление Арктики, широкое распространение полярных маков на обнажившихся от ледяного покрова участках островов, в приледниковьях Полярного Урала, в альпийском поясе Хибин. В современных условиях соотношение осадков и испаряемости всюду превышает единицу, сумма эффективных температур колеблется от 0 до 400° (в лишайниковых тундрах - до 600°), число дней с эффективными температурами не превышает 30. Бактериально-водорослевые группировки, лишайниковые, мохово-лишайниковые, травянисто-мохово-лишайниковые и кустарниковые тундры сменяют друг друга по мере увеличения тепла.

В XIII - XIX вв. арктические пустыни расширялись, особенно в XVII - XVIII вв. Морская трансгрессия начала нашего тысячелетия сменилась постепенно нараставшей регрессией с максимумом в конце XVII - начале XIX в., что совпадает с периодом наиболее сложной ледовой обстановки. Колебания эффективных температур происходили в этот интервал в пределах от 0 до 300 - 400°.

 

Тайга и лесотундра

Темнохвойные северо- и среднетаежные еловые леса, местами - ближе к Уралу - лиственнично-елово-кедровые и сосновые постепенно, словно нехотя, переходят в редколесья, а затем, преодолевая свое извечное стремление расти вверх, превращаются в криволесья, стланики и, наконец, опускаясь до уровня полукустарничков, уступают арену борьбы за жизнь тундрам.

Ученых всегда интересовал вопрос, кто же побеждает в этой борьбе. Одни находили неоспоримые доказательства наступания леса на тундру и продвижения леса выше в горы. Другие находили столь же веские аргументы в пользу захвата тундрами лесных пространств и снижения лесной границы. Третьи придерживаются той точки зрения, что граница эта весьма динамична и лесотундра вполне самостоятельная зона. С учетом же изменений среды в пределах тысячелетия представляется вполне понятным наличие пней и старых деревьев за пределами современных лесов.

В IX - XII вв. условия произрастания лесов на северном и высотном пределах были благоприятнее. В этот период леса в Хибинах поднимались на 100 - 150 м выше современного уровня.

Датирование по 14С деревьев этого поколения показало, что они погибли 600 (±90) лет назад (Козубов, Шайдуров, 1965).

В пыльцевых диаграммах этого периода отмечается максимум сосны. В Архангельской области в этот период формировался обогащенный органикой почвенный слой, который последние 800 лет не мог образовываться под растительностью, доминирующей в этот интервал (Динесман, Метельцева, 1967). Может быть, этот обогащенный органикой слой имел в виду А. Фомин, наблюдавший берега Белого моря в 1789 г., когда писал, что камни, почва, дрова "покрыты тонким, прополосканным сверху дождевою водою слоем сажи, которая в озеленевших уже и непрорастих местах разрывающую руку марает".

В XIII в. произошло необратимое снижение лесной границы в горах, которое могло случиться только при снижении температур. В этот же период прекратилось формирование обогащенных гумусом почв в Архангельской области. Установлено, что при подъеме здесь в горы на 100 м летние температуры понижаются на 0,5°. Снижение лесной границы в Хибинах на 100 - 150 м может указывать на снижение летних температур на 1 - 1,5°. Но это явление, вызвавшее необратимые изменения в горах, не повлекло изменений в лесистости побережья. В XIII - XIV вв. Новгород укрепился в диких землях Тренес, богатых пушниной, рыбой, ловчими соколами, речным жемчугом. Скандинавское слово "тре" - "земля, покрытая лесом" - впоследствии сохранилось за южным побережьем Кольского полуострова, именуемого и поныне Терским берегом. Норманны, плававшие в X - XIII вв. вокруг Кольского полуострова, вероятно, могли наблюдать лесистые берега. На карте Олауса Магнуса 1536 г. по всему Кольскому полуострову показаны деревья. До самого побережья моря показаны деревья на скалах и на картах экспедиции Баренца в 1597 г. На карте России Антония Вида-Ляцкого леса показаны всюду до самого побережья.

Сегодня лесная растительность на Кольском полуострове на 50 - 150 км отступает от побережья. Ольха клейкая на 100 - 150 км южнее Белого моря имеет северный предел распространения, а в прошлом выходила к нему. В XV в. яблоки из северных монастырей присылали в Москву, к царскому столу, что трудно себе представить, даже исходя из современных условий.

З. Герберштейн писал в XVI в. о северных местах, выделяя такие их недостатки, как болотность и бесплодие. Так, о Перми он писал, что "по причинам множества болот и рек туда едва можно доехать сухим путем, разве только зимой".

В конце XVI в. Иван Грозный, разорив Новгород и искореняя демократическое влияние в его колониях, в том числе и в Варзужской волости (Варзуга - главное поселение Терского берега), послал туда военный отряд опричников во главе с Федором Басаргой, который в 1575 г. так действовал в этих краях, что через семь лет после его расправы осталась в Варзуге только треть дворов. "И запустела от гладу и от мору и от Басаргина правежу" Варзужская волость. Если учесть, что расположенные на этих же широтах земли норманнов в этот же период тоже испытали запустение, то климатические факторы и здесь, вероятно, сыграли определенную роль.

В начале XVII в. деревья не возобновлялись, но уже в 1630-х годах появились поколения перестойных лиственниц на Полярном Урале и елей на Европейском Севере. Период 1630 - 1651 гг. характеризуется обилием пожаров. Во второй половине XVII - начале XVIII в. у деревьев Севера был неплохой прирост. Поколение воронично-черничного ельника по южным экспозициям и сосняков-черничников по северным и восточным склонам Хибинского массива, а также в долине Тулиок относится к этому же периоду.

В первой половине XVIII в., отличавшейся значительной сухостью, участились пожары (по П. В. Воропанову - с 1717 по 1743 г., по Т. Е. Ткаченко - с 1716 по 1735 г.) на Севере. После них произошла "вспышка" возобновления сосен, елей. Эти пожары многие исследователи и считают главной причиной энергичного возобновления растительности. В XVIII - начале XIX в. был прекращен проход водным путем через Чижу - Чешу. В связи с этим заслуживает внимания замечание А. Шренка об отсутствии болот в землях самоедов-ненцев. "Северные тундры, в которых самоеды кочуют, не только не имеют топких болот, но даже вообще не могут быть названы болотными странами, несмотря на то что они обозначены таковыми на всех европейских картах". Следует заметить, что и в настоящее время на картах показаны здесь болота в соответствии с наличием таковых в природе в XX в. Прирост елей Хибин в этот период уменьшался, ниже был прирост лиственниц на Полярном Урале. Прирост сосен в целом был высоким, что совпадает с периодами увеличения ледовитости Карского моря.

Конец XVIII - начало XIX в. - период спада прироста елей Хибин, не возобновлялись ели и на равнинах Севера. А прирост сосен и лиственниц в целом был высок, хорошим было и их возобновление. В настоящее время лиственницы возобновляются только по гарям. Анализ их возрастных категорий показывает следующее. Площади насаждений с участием лиственницы распределяются следующим образом: до 50 лет - 7,1%; 51 - 100 лет - 3,7; 101 - 200 лет - 68; 201 - 299 лет - 20,5; свыше 300 лет - 0,7% (Калинин, 1965). Таким образом, основную массу составляют лиственницы 100 - 300 лет (88,5%), т. е. деревья, появившиеся в XVII - XIX вв.

При низкой ледовитости океана на побережьях преобладает большая облачность. Повышение ледовитости в Карском море приводило к усилению антициклонального режима и увеличению континентальности (1620 - 1629, 1720 - 1729, 1820 - 1829 гг.). Поэтому лиственница в тот период хорошо возобновлялась на Европейском Севере и Полярном Урале. Некоторые еще сохранившиеся сегодня дома, например в Угличе, были построены когда-то из лиственницы.

Холодные северо-восточные ветры были губительными для деревьев побережья Кольского полуострова. Алексей Фомин, давший описание берегов Белого моря после плавания в 1797 г., пишет об угнетенном виде деревьев на побережье: "Можжевельник, березняк, ивняк, ельник и сосна носили не свойственные им краски..." Первый ряд деревьев у моря был не выше полуаршина, далее деревья становились все выше и выше, но кроны у них были обломаны и искривлены. Особенно страдали деревья по берегам, обращенным на восток и северо-восток; западные и южные ветры таких разрушений не производили.

Относительно теплые летние сезоны вызывали засухи и пожары. Например, на полуострове Канин в 1772 г. отмечалась засуха и зарастание мхами и травами ранее существовавших болот. Проход через пролив был закрыт. Наиболее сильные пожары в этот период отмечались в 1753, 1777, 1792, 1797, 1810 - 1814 гг. Две гари (1800 - 1805 гг.) отмечены в Лапландском заповеднике. Сухим стало огромное Пустозерское озеро, обозначенное на картах предыдущих веков. Деревья заселяли повышения рельефа на равнинах, освободившихся от морских вод, и днища высохших водоемов, которые являли собой картину малообитаемой суши с перевеваемыми песками. Песок у Пустозерска (по наблюдениям А. Шренка) заносил лиственницы почти до вершин.

Но вероятно, энергичное разрастание этих деревьев происходило в предшествующий, более теплый период, в 1755 - 1780 гг., когда ель в Хибинах повышала прирост, температуры были высокими и в Исландии. В этот период хорошо возобновлялись ели на Севере.

Середина XIX в. (около 1820 - 1870 гг.) характеризуется в целом хорошими показателями прироста деревьев Хибин и Полярного Урала. Правда, в 1830 - 1840 гг. произошел спад прироста в соответствии со снижением температур. Интересно заметить, что этот спад проявился и в ледовитости Балтики, и в снижении температур Исландии. Показательно, что минимум возобновления ели на Севере приходился на 1835 - 1840 гг. Есть интересные наблюдения Александра Шренка, путешествовавшего в 1837 г. по северу России. Посетив город Мезень, он, в частности, пишет: "О том, как неудачна бывает жатва мезенских жителей, можно судить по тому, что зерновые хлеба в нижних широтах уже 8 лет сряду не давали никаких жатв или же давали самый худой урожай; Мезень же составляет самый крайний северный предел, где вообще еще занимаются землепашеством, хотя при настоящих обстоятельствах множество пашен, оставшись в продолжении нескольких лет необработанными, покрылись уже дерном". Продолжали сеять немного ячменя; рожь не удалась в эти годы. Рожь, конопля, как и осина (по наблюдениям А. Шренка), поднимаются до 65°45' с. ш., а картофель только до 65°. Наблюдая усыхающие чахлые ели, березы, лиственницы и южнее их сосны, А. Шренк указывает на неблагоприятные условия для их роста и делает вывод об отступании лесов. Последние лиственницы им были встречены на 66°30' с. ш., ели и березы - на 66°45' .

В 1842 г. Матиас Александр Кастрен отметил, что "только изредка встречается кое-где реденький ельник, который здешние русские называют заимствованным у финнов словом "мъянда" (в настоящее время слово "мянда" означает "сырые еловые леса").

В книге 1855 г. А. Шренк отмечает группы невысоких елей и отдельно стоящие старые лиственницы среди тундр Канинских и Большеземельских.

В 1869 г. братья Герман и Карл Аубели отмечали наличие на холмах уродливых елей. В 1898 - 1900 гг. на полуострове Канин работал Р. Поль, один из разделов книги которого называется "Об остатках леса в тундровой зоне и причинах их угнетения". Р. Поль наблюдал небольшие острова ельников, березовые криволесья, исчезновение сплошного распространения которых он связывал с деятельностью человека. Исследования С. Г. Григорьева в начале XX в. обнаружили массив елового криволесья на берегу в устье Чижи.

В современных условиях в южной, низменной части полуострова не встречаются еловые леса. Но есть точка зрения, что "Канин полуостров должен быть облесен", так как почвы увалистой северной части "по своему происхождению ближе к более южным - таежным почвам". Предлагалось произвести здесь посадки и посевы ели.

Таким образом, невысокие ельники наблюдались на юге полуострова Канин во второй половине XIX в., а к первой половине XX в. относится их исчезновение, что связано не с колебаниями температуры, а с увлажнением почв. В предшествующей главе говорилось о том, что к XVIII - первой половине XIX в. относится зарастание озер и полное прекращение прохода водным путем Чижа - Чеша. Ельники появились, следовательно, в период морской регрессии, и росли они на холмах, т. е. там, где было относительно сухо. В конце XIX в., когда вновь стало возможным использование проливов, ельники стали деградировать. В настоящее время здесь произрастают только ивняки до 1,2 - 2 м высотой, т. е. для ельников полуострова Канина гибель вызвана увеличением заболачивания (гипотеза Г. И. Танфильева применительно к ним наиболее правильна).

Похолодания 1880 - 1890-х гг. выразились в спаде прироста елей Хибин, лиственниц Полярного Урала, сосен Карелии, уменьшилось возобновление елей. Крестьяне северных районов (например, Пустозерска) прекратили в то время даже возделывание некоторых сельскохозяйственных культур, так как и ячмень не всегда удавался. В Архангельске в 1891 г. отмечался минимум эффективных температур - 641°, что составляло лишь половину нормы (Давитая, 1964). Лавинная деятельность в Хибинах в этот период ослабевала.

Вторая половина XIX - первая половина XX в. характеризуются значительным нарастанием температур, хотя в теплые и холодные годы и десятилетия колебания температур достигали больших размеров. (Так, холодным было начало века.) В отдельные годы суммы эффективных температур были недостаточными даже для вызревания картофеля, однако в целом картофель вышел к побережьям Белого и Баренцева морей, несколько отступая на Кольском полуострове. Улучшение прироста деревьев Хибин началось с 1915 г., Полярного Урала - с 20-х годов, но максимум прироста произошел синхронно в 1920 - 1940 гг. Показательно в это время значительное усиление возобновления елей на равнинах Севера и прекращение возобновления лиственницы. Лавинная деятельность имела максимум в Хибинах в 1920 - 1940 гг. (Возовик, Лукьянова, Мягков, 1971).

Ледовитость Арктики при общей тенденции к уменьшению несколько возрастала в 1920 и в 1940 - 1960 гг., что совпадает с десятилетиями увеличения прироста сосен. Исследуя влияние климата на прирост деревьев различных местообитаний Карелии, Е. В. Дмитриева (1975) отмечает, что только крайнее напряжение климатических факторов вызывает единую реакцию деревьев всех местообитаний. Например, прирост снижался под влиянием очень суровых зим 1856/57, 1917/18, 1940/41, 1942/43, 1956/57 гг., очень сухих летних сезонов 1853, 1858, 1868, 1889, 1896, 1933, 1961, 1964, 1972 гг. О современном потеплении Арктики, продвижении к северу косяков рыб, увеличении прироста и возобновлении лесов на северном и высотном пределах известно почти всем. Поэтому стоит лишь заметить, что эти процессы были особенно интенсивными в 1930 - 1940 гг., а со второй половины XX в. прирост стал снижаться, темпы продвижения выше в горы замедлились. Лавинная деятельность в Хибинах стала ослабевать (Мягков, Лукьянова, 1979). Увеличение заболачивания на равнинах приводит к гибели ельников по понижениям.

Березовые криволесья поднялись за последнее столетие в горах Южной Швеции в пределах 50 м. Зарастают соснами и березами болота Южной Финляндии. В Хибинах березовые криволесья с 1930-х годов продвигаются также вверх по склонам. Воздействие лавин замедляет это продвижение, но подрост берез и рябин всюду очень хороший в отличие от подроста сосен и елей. В Хибинах по отложениям селей наблюдался в 1971 г. усохший подрост сосен высотой до полуметра. Появление этого подроста в долинах, где в настоящее время только еловые леса и березовые криволесья, свидетельствует о том, что сюда попали семена сосен, но в то же время здесь нет условий для их произрастания. Плохое возобновление сосняков отмечается в Карелии, Лапландском заповеднике, Финской Лапландии и Северной Норвегии.

Показательно, что лиственница, отдельные старые деревья которой часто встречались исследователями XIX в. в лесотундре, в настоящее время возобновляется только по гарям.

Освоение природных ресурсов Европейского Севера вызывает иногда изменение в экологическом равновесии этих мест. Так, при движении вездеходов, гусеничных тракторов по тундрам в колее после проезда трактора образуется своеобразное болото. А ведь на восстановление былой растительности требуется не меньше двух десятилетий. Хозяйственная деятельность человека только в последнее столетие и даже десятилетия стала существенным образом влиять на природные экосистемы Севера. До этого человек сам вынужден был приспосабливаться к этим природным условиям.

За тысячелетнюю историю взаимодействия леса и тундры колебания температур были основным регулирующим фактором взаимодействия этих зон. И хотя увеличение лесистости нашего Севера при похолодании Европы в целом может показаться парадоксальным, здесь проявляется закономерность, давно известная ботаникам: влажный океанический климат снижает границу лесов в горах и на равнинах. Июльская изотерма +10° ограничивает распространение лесов в Западной Европе, а в Сибири леса лимитируются изотермой +8°.

Увеличение ледовитости Арктики с максимумом в XVIII - XIX вв. повлекло за собой усиление континентальности, снижение зимних и увеличение летних температур, сопровождавшиеся понижением увлажненности. Это способствовало уменьшению заболоченности, широкому распространению лиственницы на Северо-Востоке, а сосняков - на Северо-Западе. Ель в этой ситуации занимала окраины понижений бывших болотных местообитаний. Потепление второй половины XIX - начала XX в. вызвало обратный процесс: уменьшение континентальности, увеличение увлажненности и заболоченности, благоприятные условия для произрастания елей на повышенных элементах рельефа. При этом массивы перестойных сосняков и лиственничников воспринимаются сейчас как реликтовые, хотя время их прошло всего век назад.

 

Смешанные широколиственно-еловые леса

Зона смешанных лесов - наиболее обширная зона Восточной Европы - на западе расширяется до 2 тыс. км, на востоке сужается до 1 тыс. км. Колебания сумм эффективных температур здесь всюду происходят в пределах от 1200 до 2400°, а количество осадков превышает их испаряемость. В процессе эволюции растительность приспособилась и к периодам преобладания холодных воздушных масс (когда господствующими становились таежные растения - бореальная флора), и к воздействию теплых воздушных масс Атлантики (когда условия благоприятствовали развитию широколиственных лесов - неморальная флора). Наложение ареалов таких пород-эдификаторов, как ель и дуб, лиственница и липа, клен и кедр, обостряет борьбу этих элементов флоры.

Люди с глубокой древности заселяли эти места, прекрасно приспособившись и к капризам погоды, и к вековым изменениям природы.

Кому из грибников, часами блуждающему среди безлюдных топей и чащоб, не доводилось вдруг оказаться на прекрасной липовой аллее, неведомо откуда появившейся среди леса? Или увидеть в светлой веселой березовой роще правильные прямоугольники зарослей, очерчивающих давно заброшенную пашню? Если же начать вспоминать свои грибные походы, то обнаружится, что чаще всего эти встречи со следами былых трудов состоялись в заболоченных понижениях, где чернушки, сыроежки, подберезовики заполняют вашу корзину.

Старые лиственничные редколесья, которые словно по мановению волшебной палочки перенеслись из далекой Сибири, непроходимые изгороди из боярышника, заросли сирени или великолепно цветущей все лето розы морщинистой (заслуженно называемой "царицей Севера"), аллея из гигантских и карликовых лип - все это следы деятельности конца XVIII в., дань моде и на сибирские пейзажи, и на парки в английском стиле без учета реальных сил для поддержания этих парков. Во второй половине XIX в. лесоводами в некоторых местах были созданы великолепные продуктивные леса. Этим они доказали возможность прибыльного и рационального хозяйствования в зоне смешанных лесов с получением выгоды исключительно за счет посадки, выращивания и переработки древесных насаждений. Средства на такие работы выделялись чаще всего купечеством. Следы деятельности конца XIX в. можно видеть и сегодня в заболоченных лесах: здесь были прорыты осушительные канавы, едва заметные под пологом разросшихся лесов. Но чаще всего можно встретить стройные ряды сосен и елей современных посадок. Березовые рощи разрослись в местах, где шли наиболее активные бои и земля была изрыта окопами, воронками от снарядов.

Во все времена человек широко использовал естественные ресурсы окружающей природы. Испокон веков часть леса сводилась под пашни, на лесных полянах и опушках вручную выдергивался подрост древостоя, чтобы сохранить луга для сенокоса. Конечно, нельзя делать категорический вывод о том, что человеческая деятельность нанесла ущерб какой-либо одной древесной породе. Например, в интереснейшей сводке С. Ф. Курнаева "Основные типы леса средней части Русской равнины" (1968) содержится утверждение, что липа уничтожалась более других пород и поэтому не выступает в лесах доминантом. Липа использовалась главным образом на лыко для лаптей, а поскольку лапти быстро изнашивались, то ее в прошлом действительно сильно уничтожали. Но затем, когда лапти всецело заменила фабричная обувь, липа уже успела частично восстановить свои позиции. В работе Р. А. Кирпансоновой "Дубравы лесопарковой зоны Москвы" (1967) сделан вывод, что с середины XIX в. в связи с модой на мебель из дуба дубравы энергично вырубались, т. е. от деятельности человека тогда страдал главным образом дуб. В других работах есть утверждения, что ель, сосна, береза безжалостно вырубались испокон веков на дрова, для строительства, а береза - и на деготь. Поэтому все же можно сделать вывод о том, что в течение многих столетий все древесные породы использовались человеком в равной мере, и это не нарушало установившегося веками и тысячелетиями хода возобновления и смен лесных сообществ в соответствии с экологическими условиями местообитаний и климатической обстановкой периода воспроизводства лесов.

Было бы очень сложно сразу разобраться в изменениях природы за тысячелетие в таком обширном районе. Поэтому рассмотрим последовательно и западный, и восточный варианты, так как это позволит увидеть общие черты изменений в природе.

 

Западный район

Борьба с болотами - венец деятельности многих поколений народов, населяющих Прибалтику. Многие века ведется здесь борьба с разливами озер и рек, наступлением моря, не ослабевавшая и в пределах последнего тысячелетия. Правда, в этот интервал здесь не плескалось уже обширное Литориновое море, но воспоминания о нем жили в легендах народов. Исследования болотных и озерных отложений палинологами, дендро-хронологами, археологами с помощью новейших методов делают этот район наиболее изученным в пределах голоцена. Граница широколиственно-хвойноподтаежных лесов проходит сейчас около 60° с. ш., но элементы неморальной флоры поднимаются до Карельского перешейка (61° с. ш.). И это вполне объяснимо, если рассмотреть динамику лесов этих мест за тысячелетие.

В VIII - XII вв. климат в этих краях был суше и теплее современного, что давало возможность продвигаться дубравам к северу и занимать в Прибалтике многие местообитания, где впоследствии стала доминировать ель. Палинологические исследования болот Литвы с использованием радиоуглеродных датировок и дендрохронологических данных позволили Т. Т. Битвинскасу с соавторами выделить "субпериод с более теплым и сухим климатом", имевший место с III до XII в. Увеличение количества пыльцы сосны и березы, липы, вяза, дуба, появление пыльцы ржи наряду с пыльцой пшеницы, уменьшение пыльцы ольхи, вереска - типичные черты этого периода. Увеличение пыльцы липы около тысячелетия назад отмечается во многих работах по этому району. С этими фактами сопоставимо и наличие в современных болотах дорог тех времен, мощенных дубовыми бревнами, широкое использование дуба для строительства еще до прихода в эти края крестоносцев.

Немецкий путешественник Адам Олеарий, посетивший Прибалтику в XVII в., отмечал, что в прошлые времена, до "изгнания" из верований Перуна, перед его изображением постоянно горел ритуальный костер из "дубового леса".

В книгах С. В. Кирикова (1966) и М. Е. Ткаченко (1952) приведены интересные факты распространения дуба севернее в IX - XVI вв.

В рунах "Калевала" дается исключительно яркое и точное описание произрастания лесов из берез, рябин, елей, сосен. Когда же дается фантастическое описание природы, описываются дубы с яблоками на сучьях.

Многочисленные примеры, взятые из самых разнообразных источников, убедительно свидетельствуют о том, что тысячелетие назад на Северо-Западе было теплее, чем сейчас, а в лесах преобладали широколиственные деревья. Обилие кабанов указывает на то, что и снега здесь были не такими глубокими, как теперь.

С XIII по XVIII в. прослеживается увеличение увлажненности. Оживают заросшие в предшествующие века прибрежные дюны Северного и Балтийского морей. В пыльцевых спектрах уменьшается количество пыльцы пшеницы, дуба, лещины, а резко возрастает - ели и ольхи. В своих записях XVI - XVII вв. очевидцы удивляются обилию болот, озер, труднопроходимых лесов, а также восхищаются трудолюбием людей, получающих скудные урожаи за свой огромный труд. Например, З. Герберштейн, побывавший здесь в XVI в., пишет: "Литва очень лесиста. В ней находятся огромные болота и много рек... Страна изобилует хлебом, но жатва редко достигает зрелости... Между Вильной и Полоцком находится весьма много озер, болот и необъятно огромных лесов". Особенно поражали трудности передвижения в этих местах: "Казалось бы, что в этих местах крайне неудобно вести войско по причине частых болот, лесов и бесчисленных рек; однако они идут прямо туда, куда им надобно, ибо вперед посылается множество поселян, которые должны удалять все препятствия, вырубать деревья и настилать мосты через болота и реки".

Олеарий, посетивший эти места в середине XVII в., отмечал, что из-за большой увлажненности хлеба в Лифляндии приходится досушивать над кострами в специальных сараях. Нередко и зерно, и сараи при этом сгорают. Зерно, полученное таким образом, не имеет всхожести. У русских же, живущих за Нарвой, хлеба не вызревают. Но Олеарий отмечает как непонятное явление, что поля и огороды русских дают урожаи, хотя в то же время поля, возделываемые недавно переселившимися немцами, дают плохой урожай и переселенцы "нищенствуют", так как не могут к "обработке полей привыкнуть".

В "Дополнениях к актам историческим, собранным и изданным Археологической комиссией" (1848 г.), относящихся ко времени царствования Алексея Михайловича, очень часто встречаются документы, свидетельствующие о невыплатах налогов с земель у Белого и Онежского озер, с Новгородских и Псковских земель.

Ледовитость Балтики, имевшая наибольшее развитие в XVII в., свидетельствует и о суровости зим. В книге В. В. Бетина, Н. В. Преображенского (1962) собраны сведения о ледовитости Балтийского моря. Если же расположить выделенные авторами интервалы по продолжительности ледового периода, то получится следующее: 1619 - 1674 гг. - 76 дней; 1763 - 1860 гг.- 54; 1700 - 1750 гг. - 51; 1496 - 1546 гг. - 49; 1583 - 1595 гг. - 49; 1893 - 1914 гг. - 45 дней.

Таким образом, в XVI и XVII вв. зим со льдом было в два с лишним раза больше, чем зим безо льда (XX век характеризуется обратным соотношением). В XVII в. отмечается наиболее длительный ледовый период. Очень резко проявлялись эти вековые колебания в заболоченных местах морского побережья, например на Куршской косе, узкой полосой протягивающейся от Советска в сторону Клайпеды. Здесь, у поселка Рыбачий, суша лишь на 0,5 - 1 м выше уровня моря, поэтому в XV в. приходилось создавать защитные дамбы, так как разбушевавшееся Балтийское море прорывалось через косу в залив. Рассказы о том, как рыбаки переплывали этим путем из моря в залив, передаются из поколения в поколение. Потом этот перешеек был занесен сыпучими песками. Движение старых дюн, высота которых достигает 40 - 50 м, было особенно ощутимо в XVIII - первой половине XIX в. Целые поселки были погребены под толщей песков, и местами лишь теперь, после прохождения дюны, появляются остатки деревьев, о которых немецкий натуралист Ю. Шуман писал в 1860 г.: "Лес терпеливо страдает, насколько позволяет сильно гонимый ветром песок, безжалостно захватывает один ствол за другим и уничтожает их. Вначале песок стирает кору, защищавшую деревья, как панцирь, - тогда они величественно выглядят в своем белом одеянии, но уже отмечены знаком смерти. Дерево сохнет, валится, а движущие дюны заносят его. После этого они нападают на новый ряд деревьев, уничтожают и хоронят его". Этот же естествоиспытатель обнаружил дубы в расположенном в центре косы, в самом залесенном участке Юодкранте, где на карте XVI в. был отмечен лиственный лес, а сейчас преобладает сосновый, и насчитал на их пнях 644 и 482 годичных кольца. Дубы и здесь росли и давали возобновление в предшествующий период.

Два последних столетия характеризуются суммами эффективных температур от 1500 до 2500° с отклонениями более 800° в конкретных местах.

В сухие теплые летние сезоны снижается прирост ели, уменьшается биомасса на лугах. Хорошо плодоносят в такие годы земляника, малина, бывают хорошие урожаи зерновых. Рассматривая в целом этот район как избыточно увлажненный, надо, вероятно, учитывать и резкое падение увлажнения в теплые летние дни. Так, стационарные исследования режимов увлажнения в Карелии показали, что из 15 лет только в течение двух лет не было дефицита влажности, а в течение трех лет он был незначительным. В остальные же 10 лет были периоды засух, и полив лугов в такие годы давал большие прибавки биомассы.

В сырые и прохладные годы ельники имеют хороший прирост. Снижается прирост у сосен, произрастающих вблизи озерных понижений. Некоторые деревья, растущие в заболоченных понижениях и вблизи озер, гибнут в эти годы. Наряду с этим сосны могут снижать прирост и в наиболее сухие и теплые летние сезоны. В целом для сосен Литвы и Карелии приросты снижались в 1697 - 1700, 1740 - 1748, 1771 - 1777, 1820 - 1825, 1851 - 1858, 1886 - 1890, 1902 - 1908 гг. Снижаются урожаи и зерновых (кроме овса). Картофель и корнеплоды могут намокнуть в такие годы и сгнить.

Если же подобное увеличение увлажненности длится много лет, что имело место неоднократно в прошлом и зафиксировано метеорологическими наблюдениями, то в растительных сообществах происходит коренная перестройка с занятием доминирующего положения более мезофильными влаголюбивыми элементами. В такие годы резко снижается прирост сосен в приозерных местообитаниях, что позволяет определить увеличение воды в этих озерах в прошлом. Так, в одном из озер в Восточной Литве повышался уровень в 1878 - 1883, 1900 - 1911, 1930 - 1938, 1959 - 1962 гг. В работе А. В. Шнитникова (1969) по Ладожскому и прилегающим озерам периоды увеличения воды в этих озерах относятся к 1860 - 1880 гг., 1900 г. и 1920 - 1940 гг.

Значительная трансгрессивная фаза имела место в озерах Северо-Запада в конце XVIII - начале XIX в. В путевых заметках Н. Я. Озерецковского отмечается: "Ильменское озеро делало повсюду наводнения". Увеличение озер отмечалось Э. И. Эйхенвальдом. Им же отмечалось наличие толстых пней погибших сосен на болотах.

За последние 200 лет на фоне столетнего подъема температур наблюдается появление и разрастание подроста широколиственных пород, хорошая приживаемость более южных растений. Колебания обводненности, контролируемые прежде всего количеством осадков, вызывают перестройку приозерной растительности, снижая или увеличивая прирост древостоя. Показательно, что народы, живущие в этих краях, давно обратили внимание на такую изменчивость обводненности озер, что нашло отражение в фольклоре. По русским сказкам, местные озерные водяные, играющие в карты с водяным, например, Онежского озера, проиграв ему, идут в услужение вместе со своими водами в это озеро. Но подобные краткосрочные изменения проходят на фоне вековых колебаний, влекущих существенную перестройку типов растительности в целом.

Многолетние колебания температур, осадков, обводненности водоемов, которые могут не совпадать по времени и длительности, влияют на растительность более всего в критических местообитаниях, связанных в Западном районе главным образом с озерами и болотами. После увеличения обводненности в конце XVIII - начале XIX в. и уменьшения обводненности в середине XIX в. наблюдались увеличения обводненности в 1860 - 1880, 1900 - 1910, 1930 - 1940, 1950 - 1960 гг. В эти периоды повышенной обводненности происходили гибель лесных насаждений вблизи озер и уменьшение прироста в переувлажненных местообитаниях. Расширение площадей болот сопровождалось улучшением возобновления и прироста елей по менее увлажненным местообитаниям.

Длительные, многовековые периоды преобладания прохладных влажных периодов вегетации, холодных зим, усиления ледовитости Балтики вызывают коренную перестройку зонального распределения растительности. Последний подобный период был с XIII по середину XIX в. и наиболее резко выразился в XVI - XVII вв. За этот период широколиственные леса, распространенные по крайней мере до 61° с. ш., отступили к югу. Нарисованная картина климатообусловленных вековых изменений природы представляется довольно убедительной. В подробнейшей сводке "О климате России", изданной в 1857 г., К. Веселовский приводит даты вскрытия Западной Двины начиная с 1530 г. Никаких изменений не прослеживается. Примета 1540 г. "Лед в Двине сходит около Благовещения" (25 марта по старому стилю) была справедливой четыре столетия. Вывод К. Веселовского - климат не изменялся. Огромный дендрохронологический материал Б. А. Колчина и Н. Б. Черных по спилам северных регионов Восточной Европы тоже демонстрирует отсутствие существенных вековых изменений в приростах. Но спилы, обрабатываемые этими авторами, не могли существенно меняться - на мостовые, на постройки брали сосны с определенных местообитаний, где они имели неплохой прирост. Если же создавались условия, препятствовавшие их росту в этом месте, то деревья вырубались в другом. Прирост же не изменялся.

На Куршской косе проделана большая работа по спасению этого уникального уголка природы. Облесены все дюны, представляющие опасность, оставлены лишь те, которые при движении наступают на залив, не причиняя никому неудобств. Тысячи туристов могут обозревать их, испытывая восхищение одновременно и перед силами природы, и трудом людей. Суровый край превращен в сказочно прекрасный уголок трудами наших современников, занимающихся посадкой сосен, укреплением песков. Но борьба со стихией продолжается. Зимой 1982/83 г. разбушевавшееся Балтийское море нанесло урон многим портовым сооружениям. Морские воды вновь, как и в XV в., устремились через перешеек в залив. Примечательно, что высокоствольные ольшаники в этом месте в последние годы стали усыхать под натиском болота. Подъем уровня Мирового океана, измеряемый сантиметрами, в сочетании с ветровым нагоном вод делается значительно больше. И растения-индикаторы порой дают сигналы раньше, чем приборы.

Многовековые колебания уровня океана в пределах 1 - 3 м вызывают постоянную перестройку береговой зоны

Массивы прибрежных лесов постоянно ощущают 'дыхание моря' в его динамике

Редколесья на пределе распространения лесов - хорошие индикаторы колебаний климата

Местные условия изменяют общеклиматические колебания и вызывают массовое возобновление или гибель деревьев

Старые деревья гибнут вследствие естественного процесса разрастания болота

Обнажающиеся из-под тающих снежников и льдов скалы быстро заселяются лишайниками-пионерами

Время отступания ледников определяется по диаметрам лишайников, разрастающихся на его отложениях

Карликовые, приземистые формы стлаников обусловлены высотой снежного покрова, под укрытием которого они зимуют

На пределе развития лесов деревья обычно произрастают группами независимо от пород

Березы, поваленные лавиной, в первый же год дают вертикальные побеги и откладывают асимметричные годичные кольца

Маки первыми поселяются на осыпях, в приледниковьях высоких широт

Куропаточья трава (дриады) - самое распространенное растение приледниковий всего мира, фиксирующее азот атмосферы

Возраст деревьев в тайге нередко достигает 300 - 400 лет

Свежие осыпи, оплывины заселяются ромашками даже 'на краю земли'

Любой 'свободный' участок лесной зоны в первые же годы 'захватывается' березами

Иван-чай - самое обычное растение лесных гарей, приледниковый, мест схода лавин и селей, пустырей

Молодые ельники начинают теснить березы через 20 - 40 лет всюду, где возможно произрастание ели

'Ромашками' называют многие растения разных родов, но все они одинаково энергично 'захватывают' обнажения, пустыри

Лесные пожары, сокращая расход воды на транспирацию деревьями, могут привести к заболачиванию

Расширение площади болот может быть вызвано усилением таяния многолетнемерзлых пород

Пушицевые болота могут тысячелетиями существовать в переувлажненных низинах, сохраняя кочки на одних и тех же местах

Зарастание озер тростниками типично для средней полосы в наше время

Речные старицы быстро превращаются в болота

Озера в термокарстовых котловинах медленнее 'захватываются' растениями

Вековые колебания увлажненности вызывают периодическое расширение и сокращение озер во многих местах

Изменение русел рек - естественный процесс их 'саморазвития'

Обмелевшие речки типичны для средних широт

В каждом природном комплексе можно обнаружить черты сезонных, внутривековых и многовековых изменений

Цветные фотоиллюстрации Л. И. ВЕЙСМЛНА

 

Советские Карпаты

Карпаты условно отнесены к зоне смешанных лесов, поскольку исследованный пояс смешанных Лесов, развитый на Карпатах на высотах от 700 до 1450 м, представляется наиболее динамичным. Существует несколько различных направлений в вопросах изменений растительности в этом районе. Представители одного направления считают, что в наше время из-за усиления увлажненности и потепления происходит "сползание" всех растительных поясов вниз: альпийские луга надвигаются на криволесья, расположенные в предгорьях. Другие ученые считают, что потепление и некоторое снижение увлажненности создают условия для продвижения вверх лесного пояса в субальпийский и альпийский пояса.

Представители третьего направления основную роль в изменениях вертикальных поясов на Карпатах, снижении местами лесной границы отводят антропогенному фактору. Бесхозяйственные рубки в прошлом, посадки елей на огромных площадях, неумеренный выпас скота - все это не могло не сказаться на растительности. Поскольку абстрагироваться от антропогенного фактора в таком издревле освоенном районе, как Карпаты, очень трудно, то не анализ динамики растительных поясов (при котором сразу же возникает много противоречивых фактов, связанных с воздействием человека), а, пожалуй, только дендрохронологические материалы могут дать сведения о климатообусловленных изменениях растительности.

До XII в. буковые леса имели широкое распространение во влажных местообитаниях, а дубовые - в более сухих. Верхний предел смешанных лесов образовывали пихты и ели, поднимавшиеся выше современного предела. Более широкое распространение имел явор, встречающийся сейчас единично во всех лесных поясах. Стоит вспомнить в этой связи знаменитые "яровчатые" гусли всех русских лесов. Говорить о более широком распространении широколиственных пород на Карпатах в этот период можно на том основании, что все последующие века свидетельствуют об их сокращении. Ученые, анализируя летописные и литературные источники, сделали вывод о крупнейших паводках, имевших нередко характер селей, проходивших в Карпатах в XII - XIII и XVII - XVIII вв.

Так, например, в 1129, 1164, 1269 гг. была "паводь великая" в Прикарпатье. Вероятно, увеличение увлажненности способствовало снижению верхней границы лесов и распространению буковых лесов в более сухих местообитаниях. Ель надвинулась на буковые местообитания. Но наиболее резко эти изменения были выражены в XVII - XVIII вв., когда мощные сели и паводки видоизменяли растительность долин, лавины и снежники - растительность высокогорий.

Лихенометрические наблюдения, проводившиеся по днищам древних каров - чашеобразных углублений - северо-восточной экспозиции хребта Свидовец, показали наличие там поколений лишайника ризокарпона географического с диаметрами 30 - 90 мм. Следов сдвижения материала и нагромождения его в недавнем прошлом в валы не обнаружено. Представляется реальным перелетовывание снежников в течение десятилетий и столетий в недавнем прошлом. Диаметры слоевищ постепенно увеличиваются при удалении от снежников, достигая максимума 90 мм, вблизи снежников средний из максимальных диаметров - 30 мм. Наибольшие площади освободились от снежников около 200 лет назад и имеют диаметры 60 мм. Ниже днищ каров лихенометрические исследования невозможны, так как происходит разрушение пород и энергичное разрастание приснежниковой растительности, покрывающей валуны и глыбы ковром лугов и лужаек.

Таким образом, на фоне древних ледниковых отложений вплоть до XIX в. наблюдалось заполнение днищ каров снежниками, которые столетиями и десятилетиями не таяли. И лишь около 100 - 200 лет назад они начали стаивать летом совершенно, хотя в отдельные годы некоторые снежники и теперь перелетовывают. Вероятно, образование этих снежников можно отнести к XVII в. К этому же периоду относятся сведения о снежном завале в районе Ясиней. В это же время здесь произрастали ясени диаметром в пять обхватов, которые могли разрастись, естественно, до таких размеров в предшествующие века.

В это же время еловые леса "продвинулись" в средние пояса. И нахождение отдельных елей трехсотлетнего возраста среди буковых лесов связано с "экспансией" ели в этот период. Есть сведения, что истребление по Чешско-Моравскому нагорью бука в XVI - XVIII вв. привело к образованию чистых пихтовых лесов на месте буковых, появившихся здесь в раннем субатлантическом периоде. Пихтовые леса в XIX в. были здесь полностью вырублены и заменены в связи с общеевропейской "модой" посадками ели. В то же время ель энергично вырубалась для солеварения еще и до XIX в.

Таким образом, скудные сведения о прошлых лесах Карпат содержат сведения о наличии ельников и пихтарников, расширение которых произошло за счет буковых лесов. В современных же условиях ель повсеместно на Карпатах сильно страдает от ветровалов и уступает место буку в менее увлажненных местообитаниях. Учитывая общую тенденцию к уменьшению летних осадков в последние два столетия, выявленную по дендрохронологическим данным, можно предположить, что периоду расселения ели, усиливаемому искусственным путем, соответствовали благоприятные условия летней повышенной увлажненности. С этим согласуется и сход селей, максимумы которых отмечались в XII - XIII и XVII - XVIII вв. и залеживание снежников по днищам древних каров. В то же время по более сухим и теплым экспозициям склонов, где в настоящее время возобновление бука отсутствует, бук получил оптимальные условия, и наблюдаемые в современных условиях перестойные буковые леса появились именно в этот период.

В конце XVIII - начале XIX в. мощные ветровалы расчистили площади для возобновления елово-пихтовых лесов в высокогорьях Черной Тисы в тех местах, которые из-за сложности вывоза никогда не вырубались. Тогда же были проведены посадки елей массивами, которые были повалены современными буреломами. В XIX в. условия продолжали благоприятствовать развитию елово-пихтовых лесов, что обусловило широкие посадки этих лесов. Буковые же леса, занимая более сухие местообитания, разрастались в среднем и нижнем поясах.

Со второй половины XIX в. стихийно-разрушительные процессы несколько сократились. Возобновление еловых и пихтовых насаждений было возможным на более высоких абсолютных отметках. Бук прекратил возобновление на более сухих местообитаниях, стал произрастать и давать возобновление в наиболее влажных местообитаниях, и началось его "вторжение" в елово-пихтовые леса. Однако по северным экспозициям и на значительных высотах это вторжение было ограниченно.

В XX в. благоприятные условия возобновления в хвойных лесах во многих местах сложились для широколиственных пород. О былом более широком распространении хвойных пород можно судить по черничному покрову в буковых лесах, нередко встречаемому на Карпатах. Было отмечено наличие реликтовых ельников в возрасте 200 - 300 лет на высотах 800 - 900 м, где отмечается возобновление бука. В то же время во влажных и сырых бучинах, таких, как расположенные по верхней границе букового пояса, бук не возобновляется. Из-за обвалов и лавин еловый пояс местами выклинивает, и бук выходит к верхней границе, как порода более устойчивая к лавинам и снежным завалам. Дендрохронологические исследования в районе хребта Свидовец в долине Черной Тисы (1975 г.) показали, что на высотах 1000 - 1500 м ель и пихта повсеместно дают хорошее возобновление. Бук на этих высотах возобновляется только порослью от свежих пней. Несмотря на значительные рубки и перерубки, имевшие место все последнее столетие, в местах труднодоступных для вывоза леса сохраняются массивы еловых лесов 180 - 200-летнего возраста, где естественный выпад деревьев сопровождается возобновлением по прогалинам.

Для дендрохронологической обработки из 100 деревьев было выбрано 34 образца, 10 из которых принадлежат елям и пихтам в возрасте 100 - 150 лет.

Обращает на себя внимание разный ход прироста и вобновления деревьев одной и той же породы при подъеме от 1000 до 1500 м. Если на высотах 1000 - 1100 м на северных экспозициях приросты пихты и ели имеют ясно выраженные максимумы прироста в 1880 - 1920 гг. и тенденцию к увеличению прироста с 50-х годов, то на пределе развития еловых лесов выше 1500 м отдельные ели появились 30 - 40 лет назад и с 50-х годов снизили прирост. Наиболее жизнеспособное, доминирующее в современных условиях поколение елей и пихт появилось 150 - 200 лет назад. На высотах свыше 1300 м леса становятся исключительно еловыми. Рубки и ветровалы захватывают главным образом деревья этого поколения. Показательно, что естественный выпад деревьев происходит без рубок - мощные деревья высотой до 30 - 40 м с метровыми диаметрами стволов заваливаются юго-западными ветрами поодиночке даже в сомкнутых насаждениях. Хорошее еловое возобновление наблюдается на высотах от 1000 до 1500 м, пихтовое - до 1200 - 1300 м. Верхнюю опушку еловых лесов образуют деревья, возраст которых 70 - 100 лет. Здесь идет хорошее еловое возобновление, хотя прирост деревьев с 50-х годов снизился. Выше еловое возобновление совсем отсутствует. Отдельно произрастающие ели с флагообразной сухой кроной и постоянной асимметрией годичных колец имеют возраст 30 - 40 лет. Прирост их резко снизился за последние 20 лет. Многие деревья этого поколения совсем усохли, некоторые ломаются при сходе лавин. Разрастающиеся заросли ольхи зеленой занимают площади этих ельников. Яворы встречаются на всех высотах единично и имеют возраст не более 50 лет, возможно, в связи с антропогенным воздействием.

Буки тяготеют к склонам южной экспозиции. На высотах 1000 - 1200 м естественные семенные возобновления они не дают, но отдельные усохшие деревья встречаются на высотах до 1500 м.

Таким образом, анализ возобновления и прироста в современных условиях показывает, что с 50-х годов наметилась тенденция к снижению верхней границы ельников, продвинувшихся выше в 1920 - 1950 гг.; по северным экспозициям пояса смешанных лесов снизилось возобновление бука и усилилось возобновление ели и пихты, росших ранее около 200 лет назад. По южным экспозициям пояса смешанных лесов бук еще удерживает свои позиции. В целом же можно констатировать, что в 1950 г. снизился цикл развития поколения елово-пихтовых лесов и началось развитие нового поколения. Усиленная ветровая деятельность в этот период способствует этой смене: погибают перестойные деревья.

Огромное влияние на растительность в горах имеет характер ветровой деятельности. Например, независимо от годовых погодных условий гибель от ветровалов огромных еловых массивов в верховьях Черной Тисы произошла из-за необычных погодных условий в течение двух дней. По словам очевидца, ветрам предшествовал снегопад с оттепелью, сменившейся резким похолоданием. Заснеженные ели оказались словно закованными в панцири, ветер не проходил сквозь их кроны, в результате чего начался ветровал. Или другой пример.

Независимо от хода температур и осадков в настоящее время повсеместно на Карпатах отмечается усиление ветровалов, лавинной и селевой деятельности, связываемое обычно с бесхозяйственными рубками лесов и посадкой на обширных площадях еловых насаждений, обладающих большой ветровальностью. Например, в бассейне Прута частота селей увеличилась. Они были зарегистрированы в 1948, 1950, 1954, 1955, .1960, 1964 гг. В бассейне Днестра в этот последний интервал сели сходили в 1955, 1957, 1959, 1960, 1963 и 1964 гг. Поскольку большая часть осадков на Карпатах выпадает в летний период, то и основные сели сходят летом, хотя бывают случаи схода селей после оттепелей и дождей в холодный период. В 1959 г., работая в бассейне Стрыя, наша экспедиция была свидетелем разрушительной деятельности селя в районе города Болехова, последовавшего после затяжных летних дождей.

Итак, подведем итоги. До XII в. для Карпат было типично широкое распространение широколиственных пород в смешанных лесах.

В XII - XIII вв. прокатилась мощная волна селей и паводков. Вероятно, увеличение увлажненности способствовало снижению верхней границы лесов, распространению буковых лесов в более сухих местообитаниях. Ель надвинулась на буковые местообитания. Но наиболее резко эти изменения были выражены в XVII - XVIII вв., когда мощные сели и паводки видоизменяли растительность долин, а лавины и снежники - растительность высокогорий. В XIX в. условия продолжали благоприятствовать развитию елово-пихтовых лесов, и широкие посадки этих лесов в значительной мере обусловлены соответственно этой природной обстановкой. Буковые леса разрастались в среднем и нем поясе, занимая более сухие местообитания.

Со второй половины XIX в. сход стихийно-разрушительных процессов несколько сократился. Возобновление еловых и пихтовых насаждений было возможным на более высоких абсолютных отметках. Бук прекратил возобновление на более сухих местообитаниях и стал произрастать и давать возобновление в Наиболее влажных местообитаниях, началось "вторжение" бука в елово-пихтовые леса. Однако по северным экспозициям и на значительных высотах это вторжение было ограниченно.

С 50 - 60-х годов стала наблюдаться обратная картина, выраженная ярче на верхнем пределе лесов. Усиление ветровой деятельности способствует смене древостоев. В целом же стала намечаться тенденция к движению елово-пихтовых лесов вниз на фоне их общего подъема, длившегося три столетия. Расширение субальпийского и альпийского поясов замечается в последние 10 - 12 лет и тоже в значительной мере связано с усилением ветров, снежными заносами и лавинами при общем уменьшении осадков.

 

Центральный район

С глубокой древности центральные районы Русской равнины заселялись народами различных этнических групп. Границы этого района весьма условны. Сюда может быть отнесена Валдайская моренная равнина, Клинско-Дмитровская гряда и моренная равнина Подмосковья, Мещерская зандровая низменность, северная часть Среднерусской возвышенности. В VIII - XII вв., во времена создания образов былинных богатырей в землях Северо-Восточной Руси, как мы помним, первой заботой обретшего силу Ильи Муромца была раскорчевка дубов и расчистка родительской пашни. Обитало в этих землях тогда загадочное "курганное племя", которое устраивало курганы нередко на пойменных землях, в наше время периодически затопляемых весенними водами. Было высказано предположение, что в те далекие времена половодья из-за облесенности были ниже. Можно рассматривать эти курганы как показатели более низкого стояния грунтовых вод и более низкой увлажненности. К тому же резких колебаний облесенности не наблюдается.

Ярким примером изменения заболоченности и заозеренности может служить история Оковского леса, расположенного на пути "из варяг в греки". В первых летописных свидетельствах о нем написано: "Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет и направляется на север и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалынское" ("Повесть временных лет"). Здесь же летописец отмечает, что в верховьях Днепра - волок до Ловати. Археологические исследования в этих местах показали наличие цепочек древнерусских курганов VIII - XIII вв. вдоль волоков. Местность эта выделялась большой заселенностью в начале нашего тысячелетия. "Итак, плотность поселений в верховьях рек и на озерах в Оковском лесу объясняется не только обилием рыбы, которая избавляла население от полной зависимости от урожая, но и волоками, на которых представлялась возможность богатого заработка, при перевозке купеческих ладей посуху". В современных условиях обилие озер и болот мешает заселению этих мест.

Таким образом, археологические и летописные свидетельства дают основание сделать вывод: в VIII - XII вв. здесь, в междуречье, были распространены леса и сухие волоки между верховьями рек и озерами при общей значительной заселенности территории.

Археологические же исследования последних десятилетий, сопровождавшиеся раскопками древних курганов, селищ, городищ, позволили выяснить многое в загадочном "курганном племени".

Славянская колонизация шла в VI - X вв. главным образом с юго-запада, из земель окских вятичей, а в XI - XII вв. - из земель полян и северян.

Славяне при этом двигались не в пустынные, а в густо заселенные районы. Характер взаимодействия угро-финских племен, дьяковской и городецкой культур со славянами был различен в конкретных местах.

В этот период земледелие сочеталось с активным использованием лесов как для бортничества, так и для свиноводства, что возможно при обилии в лесах липы, дуба и других широколиственных пород деревьев.

В первой половине XVI в. все посещавшие Московию европейцы отмечали обилие лесов, болот, хорошие урожаи, великолепные луга, зимние морозы, весенние половодья. Наиболее известны сделанные в то время записи немецкого дипломата Зигмунда Герберштейна, неоднократно издававшиеся и у нас, и за границей. Примечательны также записи Альберта Кампензе и Павла Иова Новокамского, посещавших Московию в 1523 - 1526 гг. Павел Иова делал свои записи, консультируясь у русского посла в Италии Дмитрия Герасимова, поэтому в его оценках нет боязни перед обширными дикими местами, появившейся у тех из "гостей", которых, вероятно, не без умысла запугивали непроходимыми лесами и болотами. Оба итальянца наши леса называют Герцинскими, следуя традиции Цезаря, называвшего так леса Европы в целом. Альберт Кампензе отмечал, что Московия богата диким медом, позволявшим обеспечивать им Европу. "Герцинский лес, - писал он, - рассеянный частыми и густыми рощами на всем протяжении Московии, снабжает жителей всякого рода Деревьями, нужными для их употребления. Вообще у них гораздо больше лесу, нежели у нас. Сосны величины невероятной, так что одного дерева достаточно на мачту самого большого корабля, а дуб и клен гораздо лучше, чем в наших краях". И далее: "Московия, несмотря на обширность свою, весьма хорошо населена и так тщательно защищена на границах, что не только никто из служителей или рабов, но даже поселяне и вольные люди не могут выйти за ее пределы". Более четко эта мысль выражена у Павла Иова: "Большую часть Московии занимают Герцинские леса, которые, будучи уже в некоторых местах заселены и в продолжении времени расчищены трудолюбием жителей, не представляют более тех страшных и непроходимых дебрей, как прежде" . Интересно отметить, что в этот период использовались даже такие участки, как окрестности Медвежьих озер, в настоящее время очень слабо используемые по причине заболоченности.

В 80-х годах XIV в. эти земли приобрели монахи московского Симонова монастыря "с деревнями с бортничьими... и лесом, и с болотом, и с перевесами". Был построен монастырь Спаса Преображения, и у каждого из пяти поселков был свой "бортный ухожий" участок. В начале XV в. были присоединены Ревякинская пустошь с лесом и бортью, а затем и Максимовская.

Территории вокруг Москвы постоянно делились на вотчины, а потом и поместья, нередко отдавались на временное "кормление". Хозяева очень часто менялись, дольше оставались деревни, церкви, погосты. Об освоенности лесных массивов может свидетельствовать тот факт, что один из многочисленных временных хозяев Каширы, Шах-Аминь, которому она была отдана на "кормление" в 1543 г., дал разрешение на въезд монахам Троице-Сергиева монастыря в Каширский лес для сбора меда. К этому времени относится сооружение многочисленных церквей, монастырей, садов, запустение которых будет отмечаться в последующие столетия. Таким образом, лесная растительность и в этот период была преимущественно широколиственной. Особенно привлекала путешественников липа - высотой, ароматом, толщиной ствола. Все путешественники отмечали наряду с зимними холодами и весенними болотами и разливами рек хорошие урожаи летом, обеспеченность продуктами питания и их дешевизну.

Во второй половине XVI в. всеми историками отмечается перемещение сельского населения на юго-восток, обусловленное в первую очередь социальными причинами (усиление угнетения крестьян, опричнина, неудачные Ливонские войны Ивана IV). Но представляется немаловажным и увеличение заболоченности и заозеренности многих мест. Особенно четко это можно заметить в таком известном месте, как Оковский лес, о котором упоминалось ранее.

Первое дошедшее до нас картографическое изображение этих мест относится к середине XVI в. На одной из трех сохранившихся карт Антония Женкенсона "Россия, Московия и Татария" (1562) Днепр и Волга вытекают из одного озера, именуемого "Протока". Большое количество озер показано и на карте Зигмунда Герберштейна (1546 - 1549 гг.), который в своих описаниях отмечает, что из Волконского леса вытекают четыре реки, а Волга начинается из Фронового болота, затем впадает в озеро Волго и вытекает оттуда "увеличенная множеством вод". Большая заозеренность характерна и для карты Антония Вида-Ляцкого (1556 г.). На картах конца XVI и начала XVII в. Я. Гастальди, Герарда Маркатора, М. Стубича, Гесель-Герарда, Джонса Ди, Родзевилла показывается значительная заозеренность и относительно слабая заселенность этих мест. В верховьях рек расположено большое озеро Волок. Эти карты масштабов 1:2000000 - 1:5000000 поражают в целом значительной площадью озер по сравнению с современными картами подобных масштабов.

Именно к этому времени относятся свидетельства очевидцев, посещавших Московию в конце XVI и в XVII в. и воспринимавших ее как бедную, неплодородную страну со сплошными болотами и лесами. Воспоминания о былом судоходстве по мелким речкам, в современных условиях нередко пересыхающих летом, сведения о мельницах по ручьям, где воды в сухие лета совсем не бывает, относятся исключительно к этому периоду, хотя большинством исследователей распространяются на все "старые времена".

Вот некоторые свидетельства тех времен: "...путешествие крайне затруднительно, даже и в хорошую погоду, по причине плохого состояния дорог и гатей ("мостов"), которых насчитывается более шестисот, длиною в иных местах более мили..." Или о пути от Смоленска до Москвы: "Путь отсюда до Москвы весьма ровен, но на каждом шагу встречаются гати, глубокие болота, камыши и весьма часто леса, а также и большие озера, наполовину замерзшие..." О Московии: "...большая часть ее представляет дикую пустыню, покрытую кустарниками и топкими болотами и гатями"... "От обилия рек и источников, впадающих в эту реку Оку, она в некоторых местах становится очень широка, величиною с египетский Нил и даже шире, - писал Павел Алепский в 1654 г. - Вследствие обилия дождей у них зерновой хлеб раскидывается с большим тщанием на деревянных подмостках, дабы скорее высох".

"Страна, открытая Северному ветру, в направлении к Сибири самоедам, почти неплодородна; обилие лесов и крайняя суровость холода осуждают на бесплодие" (1698 - 1699 гг. Корб Иоан Георг, с. 248). "Обширная страна эта во многих местах покрыта кустарниками и лесами, большей частью соснами, березами, орешником. Много мест пустынных болотистых" (Олеарий, 1633 и 1654 гг., с. 159). На прекрасных рисунках Оле-ария всюду, кроме Прикаспия, изображены ели.

В летописях начала XVII в. нередко рисовалась такая картина: "Всю весну и начало лета были дожди великие, которые не давали хлебу созревать; стоял он, налившись, зеленый, как трава. На празднике Успенья Богородицы (т. е. в конце августа) был мороз великий и побил хлеб, рожь и овес".

Люди стали уходить на юго-восток, пополняя казачество.

В монографии Ю. Готье "Замосковный край в XVII веке" эта тенденция к движению на юг охарактеризована так: "...обнаружившийся еще в XVI в. отлив населения в южные пограничные области продолжался до самого конца XVII в.".

Стоит особо отметить, что даже в пределах уездов, окружавших Москву с северо-запада и юго-востока, разорение носило различный характер, хотя социальные причины действовали на них одинаково. Для сравнения были взяты Ярославский, Дмитровский, Звенигородский, Рузский уезды как примеры северозападных уездов. Для них было высчитано среднее количество селений (68) на один уезд и пустошей (71) в 1590 - 1595 гг. А затем в 1625 - 1660 гг. среднее количество селений упало за этот промежуток времени до 38, а число пустошей увеличилось до 124. Аналогичные подсчеты были сделаны для юго-восточных уездов (Муромского, Юрьевского, Коломенского, Суздальского). Здесь количество селений снизилось с 49 всего до 42 на уезд, а число пустошей сократилось с 21 до 8. В Суздальском и Коломенском уездах в XVII в. пустоши отсутствовали совсем. Если же просмотреть писцовые книги конца XVII в. на конкретные участки, например к югу от Москвы, в междуречье Лопасни и Каширки, то окажется, что исчезли деревни, расположенные в низинах. Остались же деревни на возвышенных местах по берегам рек. Многие из исчезнувших деревень не восстанавливались, и теперь невозможно обнаружить их былые места. И в наши дни эти места продолжают быть неудобными для постоянного жительства из-за заболоченности.

Обширные реки и озера прослеживаются на всех картах XVI и XVII вв. Но если преувеличения этих карт можно отнести за счет внимания средневековых картографов к водным путям передвижения, то на картах Генерального межевания конца XVIII в. дана довольно объективная картина. Просмотр этих карт убеждает в значительно большем, чем теперь, количестве болот, озер, рек, лугов. Последний подъем озер Неро и Плещеева относится ко времени деятельности Петра I.

Прохладные дождливые летние сезоны более благоприятны в смешанных лесах для ели, чем для дуба. Преобладание таких лет в течение нескольких десятилетий начала XVII в. позволило ели занять ведущее положение в смешанных елово-широколиственных лесах и продвинуться на юг. Площади ельников значительно увеличились на территории к югу от Москвы. Анализ карт конца XVIII в. показывает, что за последующий период ельники уступают дубу, который с середины XIX в. начал восстанавливать позиции, утраченные им в XVII в. Но и теперь можно встретить ландышевый ельник, хотя ландыши типичны для широколиственных лесов. И в таких ельниках можно почти всегда обнаружить дубовый подрост.

Старые дубы, появление и развитие которых проходило еще до XVII в., часто встречались в XVIII в.

В XVIII в. путешественники отмечали крупные дубы на Валдае. По Москве-реке еще в XVIII в. сплавляли дубы из Можайска. В Тверской губернии, как отмечает С. В. Кириков (1966), "дуб, клен, ясень, ильм и вязы были сравнительно редки и прежде, но все же в конце XVIII века их было больше, чем в настоящее время" (с. 39). В Центральном районе и поныне можно встретить дубы 300 - 500-летнего возраста. Однако все эти деревья сохранились под охраной человека, например в царской резиденции в Коломенском, в Москве. Показательно, что в 1703 г. Петр I издал указ о заповедных участках и "заповедных" породах, таких, как дуб, ильм, вяз, ясень, карагач, лиственница, сосна от 12 вершков (т. е. 54 см и толще). Но в перечне пород, не подлежащих вырубанию, не было ели. Вероятно, к этому времени ель разрослась столь обильно, что не нуждалась в защите (достаточно вспомнить указ Петра I об украшении елками новогодних праздников).

Со второй половины XIX в. температуры в Москве постепенно повышаются. Подобная тенденция к повышению температур свойственна Центральному району в целом. И растительность, особенно заболоченных мест, четко прореагировала на это. Если по картам можно проследить уменьшение болот, то в быту, наверное, многие слышали от стариков о былом изобилии клюквы, морошки, черники, когда их "ведрами собирали". Можно поставить под сомнение рассказы собственных дедов, но вот независимые сведения из разных мест: в Костромской, Ивановской и Владимирской областях раньше базары славились обилием клюквы. (Сейчас она продается стаканами, и бывает не всегда.) В прошлом веке Смоленскую область считали краем болот, в то же время морошка собиралась по болотам Тверской губернии. Чернику в Лопасненском еловом массиве, к югу от Москвы, собирали ведрами. Одновременно с этим потеплением создаются более благоприятные условия для земледелия. Современный этап подъема сельского хозяйства Нечерноземья идет в соответствии с естественными тенденциями развития климата.

Таким образом, для Центрального района в целом в середине тысячелетия отмечается волна похолодания, главным образом за счет летних температур, увеличения заболоченности и заозеренности. В результате этого в начале XVII в. ель стала доминантом в елово-широколиственных лесах и содоминантом в широколиственных; с XVIII в. начался процесс восстановления позиций широколиственных лесов, который пошел энергичнее со второй половины XIX в. Но процесс этот еще далеко не завершен, и поэтому растения дубовой "свиты" встречаются в ельниках.

В настоящее время повсеместно стихийно разрастаются мелколиственные леса из берез и осин по более увлажненным местам. Лесонасаждения ведутся преимущественно из еловых, сосновых, лиственничных пород. Но в то же время современные климатические условия дают возможность более широкого восстановления липовых насаждений. Поскольку в южной части зоны смешанных лесов бортничество было одним из наиболее рациональных способов использования естественных биогеоценозов, то гибель липовых лесов в середине тысячелетия в связи с климатическими колебаниями и антропогенным воздействием подорвала основу бортничества. Липовые леса восстанавливаются естественным путем чрезвычайно медленно. Однако искусственные посадки с конца XVIII в. прекрасно живут и поныне, и липа медленно восстанавливается даже в Подмосковной Мещере, а не только в широколиственных лесах. Восстановление липовых лесов вместо мелколиственных и развитие пчеловодства дали бы возможность сохранить леса, обеспечивающие чистый воздух для жителей городов и приносящие максимальную прибыль от земель Центрального Нечерноземья.

 

Волжско-Камский район

Среднее Поволжье и Прикамье - район удивительных контрастов. Безбрежные разливы рек весной, приносящие значительный урон людям, и летнее безводье с засухами, когда люди мечтают хотя бы о малом дождичке. Великолепные дубравы, славившиеся на всю Россию еще во времена Петра I, и рядом - "лысые горы", совершенно лишенные деревьев по вершинам.

В VIII - XIII вв. на этой территории располагалась Великая Булгария, богатая, хорошо развитая по тем временам страна, объединявшая много различных племен, часть которых приняла мусульманство, а часть оставалась язычниками. Еще и поныне под дремучими лесами археологи находят булгарские города. Примечательно, что после похода на булгар в 985 г. молодого киевского князя Владимира, закончившегося разгромом булгарских войск, клялись в вечном мире булгары хмелем: "донеже хмель будет плавать на воде..." Благодаря этой клятве мы знаем, что хмель, который выращивают и теперь колхозы и совхозы Среднего Поволжья, более тысячелетия возделывается в этих краях. Из "Книги Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествиях на Волгу в 921 - 922 гг." наибольший интерес представляют сведения об обилии лесных орехов. Фадлан, например, пишет: "Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев орешника. Право же, я видел из него [такие] леса, что [каждый] лес имел сорок фарсахов в длину при такой же ширине". В комментариях А. П. Ковалевского об этом говорится так: "В Средней Азии в те времена орехи, привозившиеся с берегов Волги, назывались булгарскими". Лесной орех - лещина (Coryllus avellana) и сейчас произрастает в Поволжье, но он уже не имеет формы дерева, так как периодически вымерзает. Кроме того, урожаи лесных орехов бывают далеко не ежегодными, поскольку сырая поздняя весна, сырое лето, весенние морозы губительны для них. В то же время южнее Булгарии, в соседней Хазарии, получали прекрасные урожаи винограда, а сама Булгария неоднократно помогала пшеницей Киевской Руси. Все эти факты свидетельствуют о широком распространении в Поволжье IX - XIV вв. теплолюбивых культур, дубрав и неморальных элементов флоры. Затем "с XIV по XIX в. пшеницу не сеяли на этой территории из-за суровости климата" (Предтеченский, 1946).

Показательно, что при движении русских в Поволжье в XV в. они осваивали прежде всего незалесенные вершины, "дикие поля", своеобразные степные фрагменты лесного Поволжья, которые были, вероятно, остатками предшествующей более сухой эпохи, о чем свидетельствуют и материалы спорово-пыльцевого анализа.

О природной обстановке XV - XIX вв. в Среднем Поволжье рассказывают рукописные источники по Поволжью с XV в. В частности, в писцовых книгах 1567 г. по Свияжскому уезду (правобережье Волги выше Казани, север Приволжской возвышенности) у местечка Притыкино все земли, причисляемые к какому-либо месту, называются "добрыми", и только в "почина на Притыкине" земли не имеют этого эпитета. В исследуемых записях сказано, что "к сельцу подошли болота", в более поздних книгах - "пахотные худые земли", в конце XVI в. записано: "В пашне болотце". В книгах XVII в. говорится: "Деревня Кузьмина, что был починок Притыкин на болоте". Но, по переписи 1652 г., в здешних местах уже значатся "добрые земли". В 1670-х годах из-за "хлебного недороду" и "за скудностью" люди покидают эти места. Г. Перетяткович, изучавший эти записи, объясняет эти изменения исключительно хозяйственной деятельностью человека. Однако этот же автор считает, что в XVI в. в Среднем Поволжье было "множество непроходимых девственных лесов и отчасти вследствие этого изобилие воды, которая в виде ключей, ручьев, речек и рек протекала во всевозможных направлениях, значительные болотные пространства, нередко встречавшиеся не только на луговой стороне Волги, в Казанском уезде, но в нагорной стороне, в Свияжском уезде". Сейчас никому бы не пришло в голову, что Цивильск построен у слияния двух Цивилей, так как размеры этих рек невелики, но в 1594 г. это было особо отмечено в старых записях.

В конце XVII в., по мнению того же Г. Перетятковича, исчезло много небольших водяных мельниц, значившихся в записях как "меленки-колотовки", уменьшились площади болот и лесов. Если вспомнить, что именно в XVI - начале XVII в. летние дожди приводили к разорению жителей Северо-Запада, то, вероятно, в Поволжье не человеческая деятельность, а изобилие осадков было первопричиной обилия "добрых земель, мелких речек и болот". Шире распространились тогда пихтово-еловые леса.

В этой связи интересно привести легендный материал, собранный учительницей И. Г. Вдовиной в деревне Вторые Тойзи Цивильского района: "Вначале люди поселились в овраге, что расположен у самой дубовой рощи и по дну которого сейчас течет маленький ручеек. Тут жил прародитель Савгай, и было у него семь сыновей, которые разошлись потом в разные стороны и основали семь деревень. Но вскоре людям пришлось оставить первое место их поселения, потому как здесь стало очень сыро - озера и болота стали мешать людям жить. И переселились тогда люди к оврагу, что между дубравами и современной деревней. Остатки домов в тех местах видели наши деды. Сейчас тут луг и неглубокий овраг без воды. Было там домов шесть. Жили там люди лет двести - триста назад. Но потом вода в этом месте иссякла, еле-еле текли ручейки, и жить было там неудобно. И вот в ту пору у женщины по имени Спат (христианское имя Степанида) корова стала каждый день уходить неведомо куда, а возвращаться с полным животом. В ту пору кругом леса были, и разве уследишь за коровой. И задумала Спат выследить корову. "Уж не леший ли водит мою коровушку?" - думала Спат, тихонько следуя за коровой. И привела ее корова на луг с высокой травой. Из-под склона бил полноводный ручей. Вокруг луга росли высокие ели, увитые хмелем. Очень понравилось это место Спат. Пошла она обратно, а тропу устилала лапами елей, чтобы не забыть это место. В тот же вечер собрались старейшины и решили осмотреть новое место. И осмотрев, порешили сюда переселиться. Весь холм, на котором сейчас деревня стоит, был тогда покрыт еловым лесом. Поэтому и название такое у Деревни Тойзи: той - "холм", зи - "ель". Горизонт с хорошо сохранившимися остатками елей местами вскрывается оврагами. Глубина залегания их от поверхности около полуметра".

Люди, сохранившие легенду, понятия не имели о сведениях писцовых книг, но эта легенда удивительно согласуется с этими материалами. Благодаря писцовым книгам можно довольно точно установить период увлажненности в Среднем Поволжье. Во второй половине XVI в. увлажнение было сначала достаточным, а не избыточным, но постепенно увеличилось, достигнув максимума в первой половине XVII в., а в конце XVII в. уже начал ощущаться недостаток влаги в тех местах, где ранее ее было достаточное количество. В этот период повышенной влажности господство в смешанных лесах было всецело у ели. По более сухим же местам были благоприятные условия для развития дубов. Показательно, что путешественники XVI - XVII вв. - З. Герберштейн, Олеарий - единодушно отмечали сказочные урожаи зерновых и трав в Поволжье, хотя, по некоторым другим источникам, в XVII в. в Татарии сеяли рожь, так как пшеница не вызревала.

Стоит отметить усиление оползневой деятельности в XV и XVII вв. Олеарий отмечает обвал у Черного яра, заваливший плывших мимо людей. Разрушительным был оползень в Нижнем Новгороде в 1422 г.: гора с лесом сползла и засыпала слободу в 150 дворов с людьми и животными. В 1597 г. у Печерского монастыря под Нижним Новгородом также произошел оползень. Оползни у Нижнего Новгорода происходили в 1841 и 1865 гг. Соколова Гора под Саратовом "сползала" в 1783 и 1818 гг. В 1839 г. в Федоровке Хвалынского уезда гора осела и трое суток сползала в Волгу. Эти и подобные примеры показывают, что оползни правобережья Волги, возникшие, вероятно, вследствие переувлажнения, были часты и, судя по деревьям, наиболее древние оползневые цирки остались от XV - XVII вв., хотя это требует еще подтверждения анализами на 14С. В этой связи показательно, что дубравы в Поволжье по исследованиям начала XX в. имели возраст 160 - 170, 100 - 120 и 60 лет, т. е. появились в период 1730 - 1750, 1790 - 1810 и в 1850-х гг. Знаменитые корабельные дубравы, отмечавшиеся по Генеральному межеванию 1793 - 1803 гг. от Васильсурска, далее по Козьмодемьянскому, Чебоксарскому, Ядренскому, Цивильскому, Свияжскому уездам вплоть до Казанского, должны были иметь возраст по крайней мере не меньше 100 - 200 лет, т. е. появились в конце XVI - XVII вв. Дубравы, таким образом, в период увлажненности имели хорошие условия для возобновления на юго-востоке. Предполагается, что ель и пихта в недавнем прошлом были распространены шире. Сейчас они произрастают в наиболее влажных местообитаниях и в сухие годы имеют угнетенный вид. Дендрохронологический анализ прироста ели показал, что решающую роль в ее приросте играет влажность в июле. Подобная же закономерность в приросте выявлена и у пихты. Обе этих породы снижали прирост при снижении июльских осадков. О недавнем более широком распространении ельников в Ульяновской области свидетельствует анализ бореальных элементов флоры.

В сводке В. С. Кирикова (1966) указывается, что в Волжско-Камском крае "в южнотаежной полосе в сравнительно недавнем прошлом широколиственных лесов было значительно больше, чем в настоящее время". В Унженском уезде свиней кормили желудями. В Вятской губернии больше росло дубов, лип, кленов. Более широко была распространена пихта и лиственница. В последние десятилетия некоторые породы стали активнее развиваться.

Засухи в Поволжье отмечались в 1891, 1906, 1911, 1920 - 1921, 1934, 1949, 1955 - 1956 и в 1972 гг.

Губительными для садов, лесных яблонь, дубов были суровые зимы 1936/37, 1940/41 и особенно 1942/43 гг. Фруктовые сады после них сохранились лишь на 15 - 30%. Погибли после этих зим и многие отдельно стоявшие старые дубы-великаны. На 40-е годы падает минимум векового хода зимних осадков, а минимум летних - на современные годы; максимум зимних осадков был в 10 - 20-х годах, максимум летних - в 20 - 30-х годах. Показательно, что ель плохой прирост имела в 1930 - 1944, в 1916 - 1924 гг., т. е. преимущественно в маловодные периоды. А дуб имел прирост ниже 100% в 1730 - 1780, 1800 - 1850 гг., а в 1900-е гг. прирост его снижался до 110%, в целом же колеблясь от 120 до 150%.

Таким образом, в целом факты динамики современной растительности в Волго-Камском районе более "пестрые", чем в любом другом районе смешанных лесов.

Лесистость в Среднем Поволжье уже несколько столетий поддерживается искусственно. К середине XIX в. лесистость была 40%, в 1850 г. - 35, в 1914 г. - 29, а с 70-х годов она поддерживается на уровне 32%. Первые посадки дуба в Чувашии были начаты еще при Екатерине II, но с 1780 по 1880 г. они были произведены на площади всего в 28 га. В 1881 - 1917 гг. посадки были сделаны уже на площади в 4652 га, в 1918 - 1926 гг. - на 820, в 1927 - 1936 гг. - на 6408 га, а в 1947 - 1955 гг. дуба вместе с сосной было посажено на площади 16 414 га. Как показали обследования Всесоюзного объединения "Лесопроект" в 1975 г., здоровые, жизнеспособные дубравы Чувашии занимают площадь 112 870 га, больные древостой - 9820, отмирающие и погибащие - 310 га. "Сохранившиеся в Среднем Поволжье леса, - отмечает Н. В. Напалков, - произрастают преимущественно по склонам рек и оврагов, в поймах рек и на водораздельных плато, что определяет их исключительное почвозащитное значение". И в этой связи хотелось бы вспомнить историю одной заповедной рощи, "посвященной" киремети в Цивильском районе Чувашской АССР. Дубравы этого района привлекали внимание лесоводов со времен Екатерины. Вероятно, тогда же проводился и энергичный вывоз корабельного леса, хорошо оплачивавшийся серебром. Лесистость сейчас в этих местах в целом - 14,7%. На долю дубрав, которые считаются лучшими в Поволжье, приходится 82 - 84% лесопокрытой площади.

В материалах по истории этой дубравы, собранных И. Г. Вдовиной, рассказывается о заповедной роще, которая находилась на возвышенности на левом берегу реки Шумаш. Отсюда берут начало родники, используемые жителями деревень, расположенных вокруг этого возвышения, - трех Тойзей (Вторые Тойзи, Имбюрть-Тойзи, Обнер-Тойзи). "Всего столетие тому назад люди со страхом проходили мимо этого места, стараясь остаться незамеченными злым духом - киреметем. Нельзя было оборачиваться на лесной шорох, произносить имя киремети, нельзя было сорвать ни листочка в этой роще. Нельзя было сломать ни единой веточки. Напротив, злого духа старались задобрить дарами. Люди побогаче приводили сюда овец, коз. А бедняки приносили кто курочку, кто петуха. Принесенные в дар весною животные бродили по роще все лето. Куры выводили цыплят. Петухи громко распевали. А раз женщина весною шла мимо рощи, и вдруг неожиданно запел петух. Она так испугалась, что больше никогда не ходила этой дорогой и детям велела никогда здесь не ходить. Даже в 1880 г., когда проезжал здесь один парень с мукой и сани у него опрокинулись, он, видно, хотел поправить мешки, да попал под полозья и умер, никто тогда не сомневался, что это киреметь взял его душу.

Лес был густой, огромные дубы-великаны с серебристой белой корой образовывали верхний ярус, ниже росли яблони, которые прекрасно цвели и плодоносили, a еще ниже был ярус лесного орешника. Весною лес казался цветущим садом. На празднества в честь киремети приезжали люди за много верст, везли богатые дары. А рядом с рощей, на поляне у источника, совершалось общее моление окрестных деревень - учук. Последний раз собирались вместе все деревни в 1885 году - просили дождя. Закололи тогда 21 жертвенное животное - жеребцов, быков, коров, овец, гусей, уток, кур.

Вокруг этой рощи, по склону к реке Шумаш, тянулись в прошлом заповедные леса, рубить деревья в которых было строго запрещено еще со времен Екатерины. Отсюда раньше вывозили корабельные дубы прямо к Волге. Здесь в прошлом тоже росли дубы с белой серебристой корой. И даже одна поляна до сих пор зовется поляной Белых Дубов. С. Б. Борисов, проживший до 114 лет и умерший в 1942 г., рассказывал:

"Дубы с белой корой были очень крепкие и дорогие. Рубили их зимой, на санях вывозили, 6 - 7 пар лошадей тянули один дуб".

После революции в силу местных злых властителей киреметей тоже перестали верить. Стали активно бороться за новую жизнь, искоренять старые предрассудки. И когда в 1918 г. разрешили рубить заповедный лес, все окрестные деревни поделили леса между собой на участки, а потом и каждое дерево было поделено между домами. Все бросились рубить и вывозить деревья. В спешке один дуб задавил лошадь, завалившись неудачно. Но и тогда никто не вспомнил о киреметях. Дубовые бревна и жерди до сих пор служат в хозяйстве во многих домах. Часть раскорчеванного леса отвели под выселки - 17 дворов сюда сразу же переселилось. Орешник и яблони не рубили, и поэтому в первые годы на огородах среди картошки давали урожай яблони и орешник из былого леса. Яблони цвели и плодоносили до морозов 40-х годов, а потом замерзли и были вырублены. Сейчас голой вершиной возвышается место былой рощи киреметей. Никого не пугает это место. Но бесследно исчезли белые дубы, быстро стали расти овраги. Каждый родничок размывает свое русло все сильнее и сильнее. Ухудшились окрестные пастбища. Существует давно уже строгий запрет на пастьбу скота в лесах, лесоводы упорно охраняют леса.

Но трудно сейчас убедить человека, что ни веточки, ни листочка нельзя сорвать в лесу".

Подобная картина типична и для других мест Среднего Поволжья. Но усилиями лесохозяйственных организаций леса Чувашии постепенно улучшаются. Площади, покрытые дубовыми насаждениями, возросли на 698 800 га, или на 7,7%. При этом площади высокоствольных дубрав увеличились на 1 млн. га, а низкоствольных, напротив, уменьшилась на 354,2 га.

Вероятно, было бы целесообразно собрать сведения о былых заповедных рощах, пока в памяти людей еще сохранились воспоминания об этих местах. Возможно, как и в роще, "посвященной" киремети над рекой Шумаш, эти заповедные места были выбраны в далеком прошлом с большим смыслом в верховьях водосборов, чтобы укреплять берега ручьев и родников, которые берут здесь начало. И при вырубке лесов именно в этих местах эрозионные процессы дают знать о себе с особой остротой. Режим заповедности в прошлом здесь был своеобразный. Может быть, обилие домашней птицы спасало дубы от их главных врагов - непарного и кольчатого шелкопрядов, узкотелой златки, короедов, усачей. Поэтому кора у дубов долгое время оставалась серебристой, белой. Сейчас у дубов к тридцати годам кора уже теряет свою "зеркальность". Может быть, лесоводам еще раз стоит проанализировать опыт прошлого. И тогда снова великаны дубы с серебристой корой зашумят в лесах Среднего Поволжья.

Таким образом, современная растительность Волжско-Камского района, в которой елово-пихтовые и дубовые леса занимают местами сходные местообитания, фрагменты степей соседствуют с таежными участками, может быть понята только при анализе тех климатических колебаний, которые способствуют развитию то одних то других типов растительности и выражена в Поволжье ярче, чем в более западных областях.

 

Южный Урал

Продолжим далее на восток наше путешествие по зоне смешанных лесов. Динамика природы Южного Урала особенно интересна, так как здесь располагается своеобразный восточный форпост дубрав и любые колебания температур и увлажненности должны отразиться на них наиболее резко.

Среднегорья и низкогорья, образующие местами четко выраженные хребты, такие, как Таганай, Уралтау, сочетаются здесь с отдельно стоящими высокими горами - Ямантау (1640 м), Иремель (1582 м).

Уже давно исследователями обращалось внимание на продвижение елово-пихтовых лесов далеко на юг по Уралу. Значительно опускается здесь и южная граница холодно-умеренного подпояса с суммами температур 1200 - 2200°. Правда, граница влажной зоны опускается только до 54° с. ш. Однако преобладание зоны смешанных лесов дает право отнести весь Южный Урал к зоне смешанных лесов.

Березняки, осинники, дубравы, елово-пихтовые леса на высотах около километра переходят в криволесья из ели, пихты, лиственницы, сосны, березы. Переход этот очень неравномерен и колеблется от 750 - 800 до 900 - 1000 м. Выше 1300 м начинаются альпийские и субальпийские луга. Южная окраина гор занята лесостепью: с фрагментами липовых лесов по западному склону и сосняков с примесью лиственницы - по восточному.

Пока еще трудно сказать с полной достоверностью, что было на Южном Урале в VIII - XVI вв. Во всяком случае наличие карт с месторождениями меди, составленных еще чудью, свидетельствует о том, что минеральные ресурсы Урала активно использовались уже и в те времена. Очень интересно замечание С. Т. Аксакова о дубах в возрасте 500 - 1200 лет, произраставших по реке Белой под Уфой. Возраст дубов определялся по зарубкам, которыми башкиры отмечали длительность владения рода этими землями. В любом случае это надежное свидетельство произрастания дубов в этих местах в тот период.

* (Чудь - древнерусское название финских племен.)

Для периода XVII - XVIII вв. есть уже записи русских естествоиспытателей, хотя некоторые их сообщения ставились под сомнение в XIX в. Самые интересные наблюдения заключаются в том, что отмечалась заснеженность в течение всего лета горы Иремель и других вершин Южного Урала.

Вот что писал о влиянии Южного Урала на Оренбургские степи жарким летом 1734 г. П. И. Рычков: "Но ежели в то же самое время случается ветер с севера от стороны Уральских гор, где в некоторых Местах снег никогда не сходит, то оный великий жар Того же дня в стужу претворяется"*.

Далее П. И. Рычков перечисляет три горы с нетающими снегами: "Ирямяли-тау, знатнейшая и высочайшая в Урале... и местами снег никогда с нее не сходит... Яман-тау, то есть худая или злая гора... на которой также всегда снега лежат и Джигала, где тоже "снега лежат все лето".

Видел летуювдие снежники на этих горах и Иван Лепехин, путешествовавший в 1770-х годах. Но уже спустя 120 лет, в 1894 г., Д. Н. Мамин-Сибиряк считал это "нелепыми слухами". Он сам поднимался на Иремель в 1888 г. в июне и нигде не обнаружил снега. Но он оставил образное описание того, как еловые леса переходят в стланики под действием холодных ветров: "зеленые копна" без вершин становились "зелеными шапками". Им же отмечается и наличие высохших елей, которые "ужасно походили на скелеты,- ободранные, выбеленные дождями и снегом, деревья не могли даже упасть, потому что опирались ветвями прямо в землю". По этому описанию можно сделать вывод, что в конце прошлого века еловые стланики энергично продвигались вверх в то время, как еще можно было наблюдать высохшее поколение, продвинувшееся в горы в прошлом, т. е., вероятно, до XIX в. Д. Н. Мамин-Сибиряк упоминает о восхождении до него на Иремель губернатора Оренбургского края. В 1952 г. мы пытались подняться на Иремель, идя по прекрасно сохранившейся "губернаторской" дороге. Подняться на Иремель нам не удалось, но свежие осыпи, еловые криволесья, сочетающиеся с сухими деревьями, мы видели. И разумеется, Иремель не представлялся снизу покрытым "вечными снегами".

О значительном увеличении увлажненности в XVII - XVIII вв. свидетельствует и былое широкое распространение кедровых лесов. Свидетелями былого распространения хвойных лесов являются сохранившиеся до наших дней огромные (до 1,5 - 2 м в диаметре) лиственничные пни среди березняков или даже степей, а также группы и одиночные деревья лиственницы или реже сосны. Показательна смена широколиственных лесов в Предуралье, на верхнем пределе: здесь "дуб встречается одиночными вековыми деревьями". О единичных деревьях и старых пнях Восточного Предуралья, встречающихся среди степи или березовых лесов, И. М. Крашенниников пишет: "Преобладают березовые леса, среди которых, однако, везде, в особенности на грубых скелетных почвах, сохранились или гигантские пни, или одиночные гиганты лиственницы и сосны, а также их молодая поросль". Интересно упоминание о поросли, появившейся в 30-х годах, т. е. в период векового максимума летних осадков этого района. Показательно, что на этот период приходятся годы повышенного прироста сосен Предгорного Зауралья, средней и южной тайги. Сам И. М. Крашенинников, как и П. Л. Горчаковский, связывает сведение сосново-лиственничных лесов с человеческой деятельностью.

В XIX в. стало чувствоваться снижение увлажненности, что сразу же местные жители отнесли за счет неумеренной вырубки лесов, которая, конечно, тоже убыстрила этот процесс. Лучше всего об этом рассказал писатель С. Т. Аксаков: "Все вышло от нашей глупости, батюшка Алексей Степаныч. Хоша я еще был махонький, когда нас со старины сюда переселили, а помню, что не токма у нас на деревне, да и за пять верст выше, в Берлинских вершинах, воды было много и по всей речке рос лес; а старики наши, да и мы за ними, лес-то весь повырубили, роднички затоптала скотинка, вода-то и пересохла. Вот и Медвежий враг - ведь какой был лес! и тот вывели; остался один молодежник - и оглобли не вырубишь. Нонче зато и маемся, топим соломой, а на лучину и крестьянские поделки покупаем лес в Грязнухе". Подобные же интонации звучали и в рассказах старожилов, услышанных нами в 1950-х годах на склонах хребта Таганай в березовых лесах: "В прежние времена здесь всюду журчали ручьи, заросли черемухи и малинники были всюду. А сейчас и напиться негде - иссякли ручьи". Действительно, в 50-х годах, чтобы дойти от ручья до ручья, надо было пройти несколько километров. Но надо заметить, что леса по всем склонам были березовые, возникшие на месте вырубок. Об огромных размерах вырубок еще в XVIII в. очевидцы писали следующее: "Близ заводских жилищ ни одной не найдешь молодой березинки, которая не повреждена, на своем стояла корне: ибо венишники их подрубают, дабы молодые отрасли употребить на веник, не рассуждая, что через сие около заводов и так истощаются леса". Или далее: "Надобно оглянуться на леса, которые у нас поистине не бесконечны. Ныне уже вздыхают по ним наши соседи шведы и начинают почитать их свыше железа".

Эти слова Ивана Лепехина, которые он писал, Посетив Урал в 1770 г., невольно приходили на память, когда мы студентами проходили практику на Южном Урале в 1952 г. Наш руководитель Вера Ивановна Покровская пыталась нам показать смену растительных поясов по вертикальным уровням, но всюду вблизи Белорецка, Миаса и других городов прежде всего бросались в глаза ровные полосы различного цвета, спускавшиеся от вершин к подножиям, демонстрировавшие рубки различных лет: светло-зеленые полосы молодых березняков, начинающие темнеть от пробивающихся хвойных, рубки старше 50 лет и отдельные полосы хвойных лесов, выглядевшие как-то неестественно-мрачно среди сплошного фона светлых веселых березняков. И тогда особенно ясно почувствовалось, что мы видим природу, оставленную нам промышленниками петровских времен и их продолжателями.

Таким образом, наиболее яркими чертами в динамике природы Южного Урала является наличие "снежных шапок" из летующих снежников, а возможно, и ледничков по наиболее высоким вершинам, более широкое распространение елово-пихтовых, кедровых и лиственничных лесов в XVII - XVIII вв. Частичное таяние снежных шапок в летний период создавало дополнительный источник увлажнения. Вероятно, в целом условия были менее континентальными, с повышенной влажностью летом. Это давало возможность в XVII - XIX вв. дубам по западным склонам Южного Урала подниматься и выше и ниже современного уровня. Благодаря этому залесенность здесь в целом была больше. По восточным склонам значительно шире в этот период распространялись лиственничные и сосновые леса.

С XVIII в. снижение увлажненности и хозяйственная деятельность человека действовали в одном направлении, способствуя сокращению площади лесов. Общая картина вековых преобразований существенно изменяется десятилетиями колебаний температур и осадков, в которых здесь более четко, чем в других местах (как показали работы уральских дендрохронологов), проявляется тридцатилетний, так называемый Брикнеров, цикл.

Таким образом, в западных и центральных районах зоны смешанных лесов в начале и конце нашего тысячелетия создавались условия, благоприятствовавшие развитию широколиственных пород: дуба, липы, клена. А в середине тысячелетия в более благоприятных условиях оказалась ель. В восточных районах зоны смешанных лесов в это же время создавались условия для развития лесных массивов среди лесостепных и степных участков и в горах.

В соответствии с условиями рельефа здесь шире распространялись и дубравы, и елово-пихтовые, и кедровые, и лиственничные, и сосновые леса.

 

Широколиственные леса и лесостепи

Тысячелетиями полоса, где встречаются широколиственные леса и степи Восточной Европы, была местом наиболее активной деятельности людей.

Влияние человека на естественный ход взаимодействия леса и степи привлекает внимание естествоиспытателей России уже почти два столетия, поскольку имеет большое практическое значение для рационально- го использования этих земель.

Рассматриваемая зона протягивается клином шириной от 500 км на западе до 200 км на востоке и длиной почти 2 тыс. км. Начинаясь в предгорьях Восточных Карпат, где леса представлены буковыми, дубовыми, грабовыми насаждениями нередко с примесью явора, за Днестром эти леса уже только дубово-грабовые, а восточнее Днепра и до Волги - преимущественно дубовые и дубово-ясеневые; за Волгу переходит только дуб. Обширные площади занимают широколиственные леса на Кавказе и в Крыму.

Рассмотрение широколиственных лесов и лесостепи в одной зоне вызвано тем, что на лесостепь приходится три четверти всех дубрав, в том числе большая часть наших классических дубрав, широко известных в литературе: Черный лес бассейна Днепра, Шипов лес, Тульские засеки, Теллермановское лесничество.

Рассмотрим динамику границ лесостепи за последнее тысячелетие, связанную с колебаниями климата по определенным периодам.

Первый период (IX - XII вв.) совпадает с расцветом Киевской Руси и ее основной лесостепной части - Северской земли. В целом это был сухой и теплый период, в летописных записях часто упоминаются засухи, недороды из-за недостатка осадков, степные пожары. Если перечитать все написанное и сохранившееся в эту пору, то, кроме упоминаний о дубах, борах, "диком поле", лесах на севере в землях древлян, кривичей, вятичей и "ковыля", нельзя найти упоминаний о другой растительности. Анализ сведений о засухах, холодных зимах и прочем показывает, что отклонений в сторону увеличения сухости и повышения температур было больше, чем в сторону многоводности и понижения температур. Многие упоминаемые лесные массивы относятся в основном к долинам рек.

Бассейн Днепра прекрасно охарактеризован за тысячелетие в сводке Г. И. Швеца 1972 г. Но в этой работе Г. И. Швеца делаются очень осторожные выводы об изменениях в стоке. Основной же вывод работы заключается в том, что за семь последних тысячелетий и высокие и низкие половодья Днепра были в пределах "современных колебаний", но заметно некоторое преобладание, особенно около 1100 г. и во второй половине XII в., сухих и теплых аномалий.

Второй период (XIII - XVI вв.) характеризуется понижением температуры, преобладанием суровых и многоснежных зим. Одновременно с этим в сообщениях того периода много говорится и о частых засухах, что дает основание считать этот период контрастным. Исторические сведения: нашествие татаро-монголов, укрепление их в Крыму, постоянные набеги на лесостепные районы, разорение городов и сел - "заслоняют" все остальное в этот период. На картах XV в. лесные массивы изображались вдоль рек. Возможно, увеличение залесенности шло за счет отсутствия постоянного населения. О берегах Дона в 1389 г. было написано: "Бысть же сие путное шествие печално и унылниво, бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничтоже: ни града, ни села; аще бо и быша древле грады красны и нарочиты зело видением места, точью пусто же все и не населено; нигде бо видети человека, точию пустыни велиа, и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы, орлы, гуси, лебеди жарави, и прочая; и бяше все пустыни великиа". Поразительно, что в это время в Печерском монастыре под Киевом выращивали виноград.

Третий период (XVII - XIX вв.) выделяется обильным увлажнением лесостепи, разрастанием лесных массивов. При взгляде на карты тех времен поражает обилие полноводных рек, обширных озер и лесов. Остатки лесных массивов именно этого периода давали основание исследователям XIX - XX вв. говорить о былой извечной залесенности лесостепи. Так, сведения по лесам XVII - начала XIX в. дают основание говорить об отклонениях в сторону увеличения увлажненности и похолодания, на что указывает и анализ конкретных сведений о суровых зимах и половодьях. Стоит заметить, что "старые дубы" в степи, прирост которых был проанализирован в конце XVIII в., появились в начале и конце XVII в. Для подтверждения сведений обычно ссылаются и на путешественников, проезжавших в те времена через юг России и тоже оставивших записи о лесистости. Но эти путешественники могли видеть и пойменные леса. Однако в XVIII в. залесенность в целом была выше современной, посадки энтузиастов лесоразведения в степи оказались удачными. Поколения перестойных деревьев стихийно появились в 1740 - 70-х годах, хотя и в этот период отмечалось сокращение лесов, частые пожары, и деревья местами резко снижали прирост. Обилие остатков судов по несудоходным рекам и речушкам поражало исследователей XIX в. И. Л. Майков сделал вывод, изумлявший в свое время многих, что даже в XVI и XVII вв. такие реки, как Самара, Волчья, Кринка и Миус, были еще судоходны.

Карты тех времен, изображавшие обилие полноводных рек, тоже должны рассматриваться не как фантазия картографов или их особая манера рисовки водотоков. Но большинство исследователей относило это полноводье рек и обилие лесистости вообще к более древним временам, на что имеются веские возражения. Проведенный анализ позволяет утверждать, что этот период начался в конце XVI в. и был наиболее ярко выражен в XVII в.

С середины XIX в. начался четвертый период, выделяющийся в целом постепенным снижением увлажненности, повышением контрастности температур, что позволяет сопоставить его с первым периодом.

Свидетельств о былой залесенности луговой степи Северного Предкавказья гораздо меньше, и есть даже противоположные мнения. На картах XV - XVIII вв. в этих местах показаны лишь отдельные лесные массивы. С картографическими материалами XVII - XVIII вв. находятся в полном соответствии и сообщения очевидцев. "Растительность эта, как свидетельствуют о том исторические документы, рассказы стариков и наблюдения над современным распространением ее остатков, покрывала густыми полосами строевого леса долины рек, спускаясь далеко в их низовья... Ставрополь прямо назывался "черным лесом"; по Егорлыку леса на север Доходили до Безопасной. Множество названий деревень Указывают на исключительное богатство той или другой растительности: Темнолесье, Чернолесье, Круглолесье, Дубовка, Березовское... да и такие названия, как Медвежье, Медведка, Птиченское, даны были, конечно, не зря народом этой местности... Многочисленные утверждения стариков о богатстве ключей и рек водою, сохранившиеся предания о том же среди кочевников подтверждают исторические сказания, как Калаус и Кума добегали до Каспия..." Далее отмечается, что доныне в венцах домов можно видеть гигантские бревна "дубов и вязов" в два обхвата.

В XIX в. залесенность в целом начала снижаться за счет возрастающих вырубок. Но, поскольку производились и посадки, к концу века вследствие лесохозяйственных мероприятий залесенность немного повысилась. Хороший прирост древостоя и успешные посадки лесов были в самом начале века, в 1830 - 1850, в 1870 - 1880, а снижение прироста было в 1810 - 1820, 1850 - 1860 гг. и с 1880 до 1900 г.

В XX в. в целом тенденция к ухудшению прироста и возобновлению лесов усиливается. Периоды низких приростов и усыхания по продолжительности стали больше, чем периоды хороших приростов. Но здесь на приросте отчетливее проявились сильные засухи, после которых деревья не могут оправиться несколько лет. На наиболее обширные засухи, которые были в 1891, 1920, 1921, 1924, 1951, 1975 гг., все деревья отреагировали снижением прироста или постепенным усыханием в течение 5 - 10 последующих лет. Таким образом, наиболее благоприятными для развития лесов в лесостепной зоне были XIII - середина XIX в. Степные травы имели преимущества перед деревьями в IX - XII вв. Начавшееся с середины XIX в. сокращение лесов и увеличение ксероморфных элементов травостоя являются ответной реакцией растительности на потепление и уменьшение увлажненности. Травянистую растительность зоны можно охарактеризовать в определенные интервалы времени так: в XVII - XIX вв. - это остепненные луга, в XX в. - луговые степи.

Воздействие человека на природу этой зоны огромно и подчас не зависит от колебаний климата. Достаточно сегодня взглянуть на любой участок лесостепи, где раскинулись живописные полосы лесных посадок 1950 - 1970 гг. Лесные травы, грибы, ягоды, стихийно разросшиеся под пологом этих деревьев, радуют собирателей даров природы.

 

Приморские степи и пустыни

Безбрежные степные равнины, по которым волнуется зыбь серебристого ковыля, соседствующие с седыми полынными пустынями и бескрайними морскими просторами, поражали воображение человека во все времена. Степь и море всегда связывались воедино в сознании людей. В XVII в. французский инженер Боплан, посетивший степи Причерноморья, составил карту и описание этих мест и сделал предположение, что в далеком прошлом, когда Черное море не имело выхода в Средиземное, вся Украина была покрыта водой.

Действительно, сухие степи, полупустыни и пустыни, занимающие южную и юго-восточную окраину Русской равнины, приурочены к областям с новейшими тектоническими опусканиями, что и определило здесь формирование аккумулятивных равнин, связанных с трансгрессиями Черного и Каспийского морей. Конкретные границы между подзонами определяются позднейшими этапами движения береговых линий. Прибрежные полосы с серополынником по глинистым грунтам, с зарослями песчаной полыни по пескам и солянковыми группировками по засоленным понижениям удивительно похожи на побережья и Черного моря, и Северного Прикаспия, и каспийского побережья Закавказья. Распространение их обусловлено исключительно молодостью рельефа и характером грунтов, что в свою очередь определяется колебаниями береговой линии. Однако если на западе к морю выходят степи и узкая береговая полоса пустынь (а по речным долинам - даже леса), то на востоке море окружают пустыни и полупустыни.

 

Степи Причерноморья

Полоса степей тянется вдоль северных берегов Черного и Азовского морей, занимая Азово-Причерноморскую низменность со средними отметками 100 - 120 м и постепенно понижающуюся до нулевых отметок на побережье. Характерной чертой рельефа водоразделов является наличие подов - широких блюдцеобразных плоскодонных западин с диаметрами от нескольких метров до нескольких километров. Количество осадков - 350 - 400 мм, суммы эффективных температур - 3000 - 3400°, коэффициент увлажнения (или отношение осадков к испаряемости) - 0,55.

Вековые изменения растительности в степях Причерноморья и Приазовья лучше всего выявляются при сравнении старых карт. Резче всего они выражены в долинах рек, в приморской полосе и по западинам, превращающимся то в озера, где водится рыба, то в прекрасные луга, используемые как сенокосы.

Первый период (IX - XII вв.) для южных Причерноморских и Приазовских степей совпадает с усиленным укреплением византийского влияния, с мощным воздействием Хазарии с северо-востока и укреплением Тьмутараканского славянского княжества. В записях русских летописей тех времен часто упоминаются засухи, неурожаи, бедствия при отсутствии воды. Никаких сведений о многоводности, о зелесенности для этого периода нет. И это же время характеризуется окончанием нимфейской трансгрессии Черного моря, максимум которой приходится на середину 1-го тысячелетия.

В целом же по описаниям тех времен картина прибрежных степей Причерноморья очень близка к современным.

Второй период длился с XIII по XIX в. Характерная черта этого периода - регрессия - медленное отступание Черного и Азовского морей, которую можно уловить при анализе старых карт, особенно арабских, где Азовское море имеет типичную форму, вытянутую по долине Дона на северо-восток. Реки стали более полноводными, появилось значительное количество мелких рек и речушек. Обширные озера простирались в верховьях Оки и Дона, а степные западины помечались на картах заполненными водой. К этому времени относятся дикие глухие дебри вдоль рек, отмечаемые редкими случайными путешественниками. Запорожцы могли спускаться в Азовское море из Днепра по рекам, протекавшим к северу от Перекопа и ставшим в те времена более полноводными.

Степи в этот период были высокотравными, изобиловавшими разнотравьем. То описание степи у Н. В. Гоголя, в которое трудно сегодня поверить, было реальностью: "Степь, чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустыней. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений; одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытаптывали их".

Близкую картину степи рисует Д. И. Эварницкий, во второй половине прошлого века записавший со слов 116-летнего казака такую картину степи: "Тогда цветы цвели всякие, тогда травы великие росли... такая была тырса, как теперь жито... пырей, ковыль, мурава, орошек, курай, бурунчуки были таковы, что, как войдешь в них, только небо и землю видно". Далее этот казак отмечает, что лошадей в этих травах не видно было, а от волов одни рога торчали. Какими бы снежными не были зимы, снег не мог покрыть такие высокие травы, и скот всю зиму питался этими травами, засыхавшими на корню.

С середины XIX в. начался в южных степях новый климатический период, во время которого степные травы даже в условиях заповедности не дают высоты более полуметра и скрыть человека или лошадь не могут. Рассмотрим современную динамику растительности на примере ковыльных степей, описание которых дано главным образом с заповедных участков степи к северу от Перекопа и к востоку от Днепра, где режим заповедности степных участков сохраняется местами с 1826 г. Сейчас здесь находится заповедник Аскания-Нова, в задачи которого входит выведение и акклиматизация перспективных животных. В прошлом на степных участках преобладали ковыли. Вот как характеризовал эту степь И. К. Пачоский в 1923 г.: "Это типичнейшая ковыльная степь, совсем не похожая на более гидрофильную луговидную степь северной половины степной области, равно как и глубоко отличающаяся от полупустынных полынковых степей, расположенных узкою лентою к югу от Аскании, у моря". Весной развиваются перистые ковыли (Stipa Lessingiana St. ucrainica), a уже позднее - тырса (St. capillata).

Многолетние наблюдения за изменениями этой растительности в условиях заповедной степи Аскания-Нова позволили И. К. Пачоскому сделать такой вывод: "Подводя итог всему сказанному здесь и основанному на долголетних наблюдениях над заповедным степным участком, какое же общее впечатление мы вынесем о девственной степи? Оправдывают ли факты из жизни современной степи, предоставленной самой себе, поэтическое представление писателей, рисовавших нам степь в виде беспредельного моря рослой травы, среди которой могли чуть ли не целиком скрываться всадники на лошадях? Очевидно, нет". Далее И. К. Пачоский отмечает значительные изменения в степи в связи с сезоном года, количеством осадков, выпасом.

На первое место по обилию И. К. Пачоский ставил Ковыли и отмечал, что при неумеренном выпасе боль-Шее распространение получает типчак (Festuca ovina), который к тому же менее требователен к увлажнению. В 60-х годах типчак стал господствующим растением в Аскании-Нова. Отсутствие высокотравья в степи даже при полной заповедности позволило современным геоботаникам всецело присоединиться к мнению И. К. Па-чоского, что в степи не может быть таких растений, о которых вспоминали поэты и в которых могли бы спрятаться всадники на конях.

Среди равнин южных степей резко выделяются речные долины, свежая зелень лугов и лесов которых бросается в глаза за много километров при движении по равнине. Низовья крупных рек выделяются обширными плавнями - озерами, старицами, протоками с заболоченными лугами, тростниково-камышово-рогозовыми зарослями, рощицами из тополей, ветлы, вяза, дуба. Вдоль Днепра местами развиты обширные песчаные массивы - знаменитые Алешские пески. Неоднократно в течение двух веков описывались пески и по Дону. На песках при неумеренном выпасе скота могут образовываться подвижные барханы, и создается полная картина песчаных пустынь, зарастающих песчаной полынью (Artemisia arenaria). При охране песков от механического нарушения здесь могут образовываться сплошные ковры злаков, а по понижениям - рощи из ив, осин, дуба, груш. Возможно произрастание и сосновых лесов. Эти местообитания чрезвычайно интересны, они всегда привлекали людей, и былые описания содержат нередко сведения о лесах, зарослях диких непроходимых гилеях именно в речных долинах. Но вся ли степь была сплошь в лесах, или это фантазия наблюдателей прошлого? Исследования в Алешских песках, расположенных в низовьях Днепра, показали, что дубовые, сосновые, березовые леса и сыпучие пески здесь неоднократно сменяли друг друга за последние тысячелетия.

В целом же облик Причерноморских степей наших дней очень близок к облику времен Киевской Руси, что и давало многим исследователям основание считать условия неизменными (не принимая во внимание период XIII - XVIII вв.).

 

Прикаспийские степи и пустыни

Прикаспий является юго-восточной окраиной Европы с наиболее резко выраженной континентальностью климата. Контрастность природных условий, их резкое изменение от года к году, яркие черты динамики растительности проявляются здесь особенно выразительно.

В IX - XII вв. климат Северного Прикаспия был суше и теплее современного. Каспийское море находилось в так называемой дербентской стадии регрессии, начало которой относится к V - VIII вв. н. э., а конец - к XIII в. Эта регрессия прерывалась некоторым подъемом уровня во второй половине X - начале XI в.

Заселяли Прикаспий в то время тюркоязычные кочевые племена. На картах Каспий рисовали в виде круга, а на юго-востоке отдельно помещалось Абаскунское море. Вот как писал в X в. о своих землях властитель Хазарии: "Страна [наша] не получает много дождей. В ней имеется много-много рек, в которых выращивается много рыбы. Есть [также] в ней у нас много источников. Страна плодородна и тучна, состоит из полей, виноградников, садов, парков. Все они орошаются из рек. У нас есть очень много всяких фруктовых деревьев".

Стоит заметить, что колебания увлажненности были типичны для степей Причерноморья и Прикаспия и в легендарном прошлом. Так в VIII - III вв. до н. э. и в IV - VIII вв. н. э. в степях было влажнее, увеличивался вывоз зерновых из Причерноморья, Каспийское море расширяло свои пределы. А во II - I вв. до н. э. и в I - III вв. н. э. в степях было суше, вывоз зерновых сокращался. Каспийское море находилось в регрессии. Зимы в этот период были холоднее. Условия рассматриваемого периода были близки к этому "сухому" периоду, но, разумеется, неидентичны.

Для второго этапа (XIII - XVI вв.) характерен переходный характер. Первая волна трансгрессии Каспия приходится на 1500 г. Абаскунское море стало Астрабодским заливом Каспийского моря. Астраханское ханство до 1556 г. контролировало Северный Прикаспий. На карте Фра Мауро 1459 г. полноводная Волга образует в низовьях обширную дельту, и один из правых притоков впадает в Каспий, сливаясь с Тереком. Вдоль рек показаны цепочки деревьев. Конфигурация же моря близка к современной. На других картах XV - XVI вв. группы деревьев показаны в междуречье Волги и Урала. Все карты из просмотренных (9 карт) иллюстрируют увеличение увлажненности по сравнению с современными условиями. Во второй половине XVI в. началась регрессия.

Косвенным доказательством того, что условия степи XV в. были иными по сравнению с современными, может служить запись И. Барбаро, наблюдавшего под Азовом движение по степи кочевий одного из ханов в 1437 г. Ханские стада лошадей, верблюдов, быков замыкались бесчисленными стадами мелкого скота и проходили мимо изумленного путешественника в течение шести дней.

Трансгрессия Каспия, развивавшаяся в конце XIII - начале XIV вв. и оставившая после себя древние береговые формы, вызвала подъем уровня моря на 4,5 - 5 м по сравнению с современным. Вековые изменения растительности проявились в этот период достаточно резко. Степи продвинулись на юг и восток, заняв ряд местообитаний полупустынных и полупустынно-пустынных формаций. По балкам, озерам, подам и ложбинам, систематически заливаемым водой, были развиты высокотравные луга, разрастались ивняки и группировки древесной растительности. Восточные авторы пишут о благодатных условиях в степях, изобилующих кормом и летом и зимой.

Спорово-пыльцевой анализ образцов, взятых из раскопов золотоордынских городищ Актюбе и Сарайчик (Гурьевская область), свидетельствует об изменениях растительного покрова. Комплекс, полученный из отложений, датируемых археологами XIV в. н. э., обнаруживает до 26% пыльцы древесных пород, довольно разнообразного состава с преобладанием пыльцы широколиственных. Отмечается обилие пыльцы дикорастущих злаков и разнотравья, представленного флористически разнообразно.

Комплекс XVI в. свидетельствует об участии в растительном покрове Прикаспия лесных сообществ, о значительном развитии лугово-разнотравных ценозов и об остепнении полупустынных районов.

Третий этап (XVII - первая половина XIX в.) характеризуется наиболее высокой трансгрессией Каспийского моря нашего тысячелетия. Наиболее высокого уровня достигало море в XVIII в. В начале XIX в. прибрежные лиманы вновь стали морскими заливами, а бэровские бугры - островами. Однако трансгрессия начала XIX в. была последним повторением трансгрессий XVII - XVIII вв. Показательно, что трансгрессии Каспия совпадают с наличием большого количества бессточных озер в Причерноморье и Прикаспии, обилием рек и лесных массивов в лесостепи. Это дает основание считать, что уровень Каспия в большей степени зависит от влажных, прохладных условий летнего сезона, резко снижающих испарение с водной поверхности.

Описаний растительности XVII в. мало. Вот как описываются пески междуречья Волги - Урала в "Книге Большому чертежу" в 1627 г.: "А против Золотые Орды от Ахтубы 100 верст, пески Нарымские, вдоль песков 300 верст. А меж тех песков растет трава, и колодези многие". В степях в XVI - XVII вв. кочевало много племен из остатков Золотой Орды, а потом и Астраханского ханства. Наиболее влиятельными были ногайцы. Об обилии кормов в этот период в Прикаспийских степях можно судить по тому факту, что в XVI в. по Ногайскому шляху перегонялись на продажу в Московию десятки тысяч голов лошадей и овец. Кочевникам было выгодно сбывать скот северным соседям, и с XVI в. защиты у московских князей просят многие ханы и баи, что было вызвано помимо экономических причин и многократными попытками Ивана Грозного проникнуть в Прикаспий.

Обилие рыбы, дичи, хорошие урожаи бахчевых по ежегодно заливаемым лиманам и ерикам (а после спада воды обновляемым питательными веществами), наличие неисчерпаемых запасов соли - все это делало край вполне привлекательным и для русских и для казахов. Интересно отметить, что в XVIII в. в среднем течении Урала по долине встречались лось, благородный олень, косуля. В тростниках многочисленных лиманов, речушек, проток было много кабанов. В степях же бродили стада сайгаков. Образ жизни оседлых русских, казаков и мужиков, переселенных сюда в связи с освоением соляных месторождений, резко отличался от степных кочевников, и использование природных ресурсов было очень полным в силу того, что русские рыбачили, охотились, разводили сады и бахчи, возделывали поля. Скот же свой отдавали пасти казахам, и те вместе со стадами кочевали по землям, где русские не селились.

Проработка обширного историко-архивного материала и полевые исследования на северо-западе Прикаспийской низменности позволили Л. Г. Динесману (1960) восстановить природную обстановку конца XVIII - начала XIX в. и охарактеризовать ее следующим образом: "В то не очень далекое время берега рек и Крупных озер, балки и некоторые падины, а возможно и лиманы, имели древесно-кустарниковую растительность, отмечавшуюся низким бонитетом (продуктивностью. - Прим. ред.) и малой полнотой насаждений. В ее состав входили дуб, ясень, липа, осина, вяз, тополь, яблоня, клен татарский, бересклет бородавчатый, крушина слабительная, жимолость татарская, герн, шиповник, лох узколистный и тамарикс. В падинах и западинах, как правило, были заросли спиреи. Гравяной покров отличался от современного гораздо меньшим развитием полупустынных ассоциаций. Уровень водоемов был выше, чем теперь. По берегам многих из них росли тростники, в которых водились кабаны".

* (Динесман Л. Г. Изменение природы северо-запада Прикаспийской низменности. М., 1960, с. 146.)

В описаниях Олеария начала XVII в., Какаша середины XVII в., а затем П. И. Рычкова, относящихся к середине XVIII в., можно найти много ярких картин буйно разрастающихся трав, обилия озер и болот.

Для четвертого этапа, начавшегося в середине XIX в., типична регрессия Каспия. Начало этого общего изменения природной обстановки можно охарактеризовать так: "Все кайсаки утверждают, что море убывает, отступает, что небольшие озера высыхают, что места, некогда покрытые камышами, ныне поросли уже совсем иными растениями, то есть что болота пересыхают, не могут более питать камышей и вслед за тем порастают травами" *.

Многонациональное население Прикаспия с различным хозяйственным уклоном не могло быстро перестроиться, стада по-прежнему были огромными, и в результате травостой не смог выдержать такой нагрузки. Очень образно нарисовал обстановку конца XIX - начала XX в. житель села Факеевки Григорий Карташев в 1954 г.: "Стонала земля-матушка от скота, не могла прокормить всех, и стала потом песками рассыпаться". Действительно, вокруг этого поселка (бывшая станица Глинская) сыпучие пески заносили многие брошенные дома, обнажали старые захоронения на кладбище, засыпали давно заброшенные участки бывших "садков", цветников, бахчей.

Подобные места с сыпучими песками уже не используются. Но в то же время пески, лишенные растительности, являются прекрасным конденсатором влаги, и в котловинах среди таких песков всегда можно найти верховодки с пресной водой, чаще всего не связанные с грунтовыми водами. Нередко в таких котловинах можно встретить недавно поселившиеся зеленые тростники, а в Урдинских песках даже ивняки. Наиболее мощным эдификатором среди растений разбитых песков является полынь песчаная (Artemisia arenaria). При уменьшении выпаса эта полынь очень быстро разрастается и образует массивы полузакрепленных песков. Темно-зеленые заросли песчаной полыничагыра издали привлекают внимание своей свежестью, высокими показателями жизненности. Но постепенно заросли песчаной полыни, используя накопленную песками воду и мешая конденсации новой, создают себе неблагоприятные условия. Огромные пространства песчаных массивов бывают сплошь покрыты засохшими черными зарослями этой полыни. Но и такие пески не безжизненны. На них поселяются серая полынь, мятлик живородящий, тонконог сизый. Постепенно злаки сплошным ковром покрывают былые сыпучие пески, и люди за внешнее сходство начинают называть эти места степями. Подобные смены протекают вследствие законов самих растительных сообществ, без воздействия климата и человека, вмешательство которого ограничивается первоначальным уничтожением растительности.

Огромны изменения растительности под воздействием метеорологических условий. Так, благоприятные погодные условия позволили собрать на целинных землях Казахстана в 1956 г. 1,5 млрд. пудов, а в неблагоприятном 1960 г. - лишь 0,4 млрд. пудов.

Подобные изменения, повторяющиеся из года в год, из десятилетия в десятилетие, создают картину то сухого бесплодного, то зеленого богатого края, поражавшего всех, кто бывал в Северном Прикаспии. Наиболее увлажненными можно считать 1810-е гг., 1850 - 1860, 1883 - 1890. 1899 - 1915, 1920 - 1930, 1940 - 1948. 1980-е гг. К сухим могут быть отнесены 1800-е гг., 1820 - 50, 1860 - 80, 1890 - 1900, 1915 - 20, 1930 - 40, 1950 - 70 гг.

Таким образом, динамика растительности степей, полупустынь и пустынь Причерноморья и Прикаспия проявляется ярче при движении на восток. Увеличение континентальности вызывает уменьшение осадков и их резкие колебания. Важным сдерживающим фактором развития растительности здесь выступают и холодные бесснежные зимы.

В XIII - XIX вв. в целом биопотенциал степных и полупустынных сообществ возрастал. Злаковые сообщества чаще, чем полынники, оказывались в более благоприятных условиях. По балкам, озерам, подам и ложбинам, систематически заполняемым водой, разрастались высокотравные луга и заросли ивняков, выходившие к Черному и Каспийскому морям. Местами они образовывали настоящие леса, изображавшиеся на картах средневековья.

В IX - XII вв. и начиная с середины XIX в. энергичнее развиваются полынники и другие полукустарничковые и кустарничковые группировки, а в ковыльных степях - типчаковые популяции. Понижения реже заливаются водами, а затем покрываются злаками; чаще на них развиваются солянки. Но процесс этот динамичен, изменчив, и нельзя сделать вывод об опустынивании этих мест.

 

Крым и Кавказ

Картина изменений природы европейской части СССР была бы неполной без Крыма и Кавказа. С глубокой древности эти горы выступают как связующее звено между Европой и Азией, обжитыми районами Средиземноморья и безбрежными степями Скифии, холодной Гипербореей и знойной Сарматией. Крымские горы и высокогорья Центрального Кавказа могут дать наиболее интересный материал по изменениям за тысячелетие.

 

Крымские горы

Крым, легендарная Таврия, издревле привлекал к себе людей благодатным климатом, плодородными землями равнин, обилием рыб в прибрежных водах. Исторические записи о Крыме имеются в пределах 2,5 тысячелетия. Сказочные богатства плодородной Таврии, кормившей Древнюю Грецию в IV - III вв. до н. э., были в какой-то мере связаны не только с улучшением климатической обстановки, но и с длительным процессом непрерывного хозяйственного использования территории греками и скифами, что было редкостью в последующие века.

Первые сведения о растительности Крыма можно найти у Геродота, который писал в V в. до н. э., что служители культа не могут разводить в Крыму требуемые для совершения обрядов деревья, так как эти деревья здесь вымерзают. В дальнейшем это повторили и Теофраст (IV - III вв. до н. э.), и даже Страбон в I в. до н. э. Однако генуэзцы без особого труда разводили здесь маслину, и с тех времен сохранилось одно дерево в возрасте 700 лет. В Крыму часто можно услышать о деревьях "тысячелетнего" возраста - это тис, дикая фисташка, дуб пушистый, можжевельник высокий. Однако специальных дендрохронологических исследований здесь не производилось для самых старых деревьев. Имеющиеся же подсчеты устанавливают максимальный возраст в пределах 300 - 500 лет.

С конца XVIII в., со времен присоединения Крыма к России, стали появляться в печати путевые наблюдения об этих местах русских путешественников, а с XIX в., с основания в 1812 г. "Казенного Таврического сада под деревней Никитой", начались систематические наблюдения за естественной растительностью и широкая интродукцизация полезных и интересных растений со всего мира.

О растительности Крыма VII - XIII вв. сведений значительно меньше, чем о растительности V - I вв. до н. э. Имеется лишь беглое замечание у Константина Багрянородного (X в.) о зарослях кустарников по старому валу на Перекопе. Следы оросительной системы XIII - XIV вв. от Алушты до Судака, водопровод легендарного Херсонеса свидетельствуют о важности для городов побережья использования вод горных источников. Температура и осадки были на уровне и ниже современных. Вероятно, новые материалы могли бы быть получены из анализа византийских первоисточников - материалов Боспорской и Херсонесской епархий. Если принять легендарную версию о завозе культовых деревьев из Греции в Таврию еще Гераклом, то и от древних греков, и от византийских времен могли бы дойти до нас маслины и другие деревья-долгожители. Однако именно в этот период (во второй половине 1-го - начале 2-го тысячелетия) Крым подвергался непрерывным нашествиям готов, гуннов, аваров, хазаров, славян, мадьяров, ногаев, а в XIII в. и генуэзцев. Поэтому культовых деревьев конца 1-го тысячелетия пока не обнаружено.

В XIII - XVI вв. отмечены леса, спускавшиеся с гор до долин рек Салгира и Алмы; склоны гор в окрестностях Судака были также покрыты лесом. На картах XVII - XVIII вв. деревья помечены вдоль рек, стекающих с Крымских гор. От генуэзцев с XIII в. дошли до наших дней отдельные деревья маслин и грецких орехов. В 1298 г. города побережья были завоеваны Ногаем, а с 1414 г. в Крыму обосновались турки. Оросительные системы, наблюдавшиеся в XIX в., были сооружены татарами и имели татарские названия, хотя некоторые из них работали уже по три-четыре века. Для XVII - XVIII вв. характерно широкое развитие буковых лесов, которое было бы невозможным без значительного увеличения увлажненности. Буковые леса продвинулись выше в горы и захватили местообитания дуба пушистого. Картины, описываемые русскими путешественниками конца XVIII - начала XIX в., свидетельствуют о значительно большей увлажненности и залесенности склонов.

При чтении записей путешественников XVIII - XIX вв. не создается впечатления о каких-либо существенных изменениях природы Крыма.

Некоторые изменения связаны с сокращением лесистости гор. Если лесистость в 1860 г. принять за 100%, то в 1890 г. она составляла уже 79%, в 1922 г. - 72, а в 1935 г. - всего 67%. Такое резкое снижение лесистости связано прежде всего с вырубкой лесов и чрезмерным выпасом скота. И в наше время среди степных участков вершин Крымских гор, например на Бабуган-Яйле, можно встретить старые пни, отдельные деревья и кустарники. Так, на высоте 1400 м была обнаружена сосна в возрасте 200 - 300 лет. На Чатырдаге старых лесов нет, хотя сосны, появившиеся в 1940 - 1950-х годах, хорошо растут и возобновляются, а их исчезновение было связано, вероятно, с хозяйственной деятельностью человека.

Большинство исследователей Крыма считали, что неумеренный выпас скота явился причиной сведения лесов и преобладания на вершинах гор степной растительности. Однако Л. А. Привалова обращает внимание на то, что и отрицательное воздействие климатических факторов, особенно ветра, играет немалую роль. И в прошлом характер облесенности имел такой же вид, когда леса были распространены значительно шире, чем в настоящее время, хотя и не было сплошного облесения. Более широко, чем теперь, были, по-видимому, распространены буковые леса. Типичная картина для верхнего предела леса на Главной гряде Крымских гор - это продвижение сосняков вверх в горы по склонам южной экспозиции. Возраст самых старых из этих сосен 150 лет, но более типичный - 70 - 100 лет. Доказана зависимость годичного прироста сосны, поднимающейся на Бабуган-Яйлу до высоты 1450 м, от комплекса климатических условий, и в первую очередь от температур.

В целом же наиболее благоприятными условиями для продвижения сосен вверх по южному склону был конец XIX и два первых десятилетия XX в., особенно 1910 - 1920 гг., а для предшествующего поколения сосен подобные условия создавались в первой половине XIX в.

Еще более резко отразилась перемена климатической обстановки на березе. Впервые на угнетенность березы и отсутствие ее возобновления обратила внимание Г. И. Поплавская в 1928 г. Березу она считала реликтом ледниковой эпохи и, в частности, писала следующее: "И действительно, мы видим, что береза в Крыму исчезает. Стоит взглянуть на один внешний вид ее, как легко убедиться, что береза здесь доживает последние дни. Большое количество сухостоя и березового валежа и часто встречаемые с усохшими ветвями стволы берез, сильно покрытые лишайниками, ясно свидетельствуют об ее в настоящее время плохом состоянии". Очень яркая картина, нарисованная Г. И. Поплавской, может свидетельствовать прежде всего о бедственном положении берез в конце 20-х годов XX в. после относительно маловодного десятилетия, на фоне общих климатических изменений последних столетий.

Многоствольность у буков возникает вследствие выживания растений группами в наиболее благоприятных условиях

Еще одной характерной чертой современной растительности является расширение площадей шибляков, т. е. листопадных кустарников и низкорослых деревьев, типичных для Средиземноморья. В Крыму они развиты до высот 400 м и представлены грабинниковыми и дубовыми зарослями с участием можжевельника высокого и фисташки. Современные изменения приводят в отдельных случаях к переходу типично шибляковых сообществ к степным и лесостепным.

По северным склонам бук образует верхний предел лесов, и поэтому динамика прироста и возобновление буковых лесов представляют особый интерес. Исследователи начала XX в. обращали внимание прежде всего на гибель старых буковых лесов и отсутствие их надежного возобновления. Господство деревьев в возрасте 200 - 260 лет, составляющих 65 - 80%, действительно обращает на себя внимание. Кроме того, ученые конца XIX - начала XX в. находили старые буки и их остатки на безлесной яйле, что тоже вызывало раздумья о необратимом процессе сокращения буковых лесов.

Анализ прироста буковых лесов был проведен на юго-западном склоне горы Малая Чугель, где в 1970 г. ураганным восточным и северо-восточным ветром было повалено около 40 га буковых лесов. Подрост буков здесь представлен десятками особей, произрастающих вместе и образующих своеобразные "кусты" в местах, где условия оказались более благоприятными (чаще это микропонижения на склонах). Возобновление буков в целом неплохое. Через три года после ветровала 1970 г. можно было всюду наблюдать обильную поросль бука на корнях заваленных деревьев и семенное возобновление по вывороченным грунтам, освобожденным от трав и корней.

Плохое возобновление бука в нижних поясах буковых лесов и хорошее - в верхних, медленное их продвижение вверх по склонам и остатки, старых буков в прошлом на яйле свидетельствуют о значительных климатообусловленных смещениях буков за последнее тысячелетие.

О былом, более широком распространении дуба пушистого уже неоднократно писалось. Нами был встречен такой дуб-ветеран на высоте 1230 м по юго-западному склону горы Малая Чугель. Дуб произрастал среди сосново-букового субальпийского типа леса с травостоем из овсяницы овечьей. На площадке в 100 м2 вокруг этого дуба произрастал один многоствольный бук в возрасте 50 - 100 лет, три сосны - 50 - 100 лет, подрост бука высотой до 50 см - 11 особей. На этой же площадке была одна усохшая сосна высотой 80 см, а рядом с площадкой две столетние сосны были завалены буреломом.

Дубового подроста на склоне нет. На высотах 300 - 500 м подобные дубы доминируют и имеют хорошее возобновление. Показательно, что в дубовой формации на высотах 100 - 350 м этот дуб с отмирающей корневой системой дает небольшой текущий прирост с тенденцией к уменьшению и имеет очень слабое семенное возобновление. Таким образом, для дуба пушистого в современной обстановке оптимальные условия создались в высотных пределах 300 - 500 м, хотя в прошлом они были значительно шире.

В настоящее время мы можем наблюдать в Крыму представителей более теплой и сухой климатической обстановки начала нашего тысячелетия (дубы на высотах 1000 - 1200 м, остатки погибших деревьев на яйле), и широко распространенные леса, и отдельные деревья, развивавшиеся в период увеличения увлажненности XVII - XVIII вв. (березовые рощи, буковые леса старого поколения, остатки снижавшихся в недавнем прошлом дубовых лесов, единичные деревья можжевельников и фисташки в местообитаниях, где в современных условиях развиваются степи). С середины XIX в. началось восстановление растительностью позиций начала нашего тысячелетия. Сосновые леса поднимаются на яйлу, распространяясь преимущественно по южным склонам, буковые леса поднимаются выше по всем склонам, но более успешно по северным. Степи на яйлах расширяются за счет осочников. А в нижних поясах гор благоприятные условия развития получают шибляниковые и степные сообщества за счет смещения оптимальных условий для развития дубов выше, на отметке 400 - 500 м. Для восстановления растительностью былых позиций нужны по крайней мере еще одно-два столетия уменьшения увлажненности и потепления летом в пределах 1 - 3°.

 

Центральный Кавказ

Ранним солнечным утром, когда и туманы, и пыль степей Предкавказья словно спят, опустившись на землю, внезапно возникает величественная цепь Кавказских гор.

Динамику природы огромного, многоликого Большого Кавказа с его бессчетным количеством долин, в каждой из которых свои природные особенности, свой хозяйственный уклад, а иногда и целый народ, говорящий на своем языке, невозможно охарактеризовать даже в самых общих чертах на нескольких страницах. Да и материалов в тысячелетнем интервале пока для этого мало. Поэтому эти изменения будут рассмотрены на примере Центрального Кавказа, и прежде всего верховьев Баксанской долины. Ежегодные выезды в эти места в течение пятнадцати лет, полевые исследования позволили не только доработать и проверить на практике приемы фитоиндикации, но и выявить вековые изменения природы высокогорий этого района.

Центральным Кавказом считается отрезок Большого Кавказа от Эльбруса до Казбека, т. е. наиболее высокая часть Кавказа. Труднодоступность этих мест давала широкий простор для фантастических вымыслов людей, побуждая их к созданию легенд. Общей особенностью легенд Кавказа является мысль об охране природы, осуществляемой духами. Это Дали у грузин, Уастирчи - у осетин, Апсат - у карачаевцев, а нередко это и местные духи конкретного ущелья. Но все они берут под защиту своих подданных - животных. Охотникам разрешается убивать лишь столько дичи, сколько им необходимо для пропитания - духи даже помогут им в этом. Но жадность охотников, если они пожелают убить больше, чем положено, всегда жестоко наказывалась. С глубокой древности существовал обычай поклонения деревьям и целым рощам, свойственный всем этим народам. Причем культ этих деревьев много столетий удивительно сочетался с христианством и мусульманством, так как культовые сооружения воздвигались именно в тех местах, где люди поклонялись силам природы. Заслуживает внимания факт сохранения рощ в высокогорьях на пределе развития лесов, где нужда в топливе ощущалась особенно сильно. Заповедовались березовые и кленовые рощи, криволесья, дубравы, вязы, сосновые рощи и отдельные редкие старые сосны на пределе лесов и т. д.

Описывая эти священные рощи, Е. Г. Вейденбаум обращает внимание на их странный внешний вид: вокруг рощ натыканы различные острые предметы - палки, стрелы, копья. Вот как рассказывает об этом в 1976 г. осетинский историк М. И. Гиоев в Дигорской долине (устное сообщение): "Одно из самых ярких воспоминаний моего детства - это рассказы о священных рощах, в которых нельзя было сломать ни единой веточки, иначе на тебя падет страшная кара. Раз в год местные зуары - служители культа устраивали торжественный ритуал освящения острых предметов: заостренных палок, мечей, стрел среди многолюдного скопления людей; затем эти предметы, приобретавшие уже священную силу, торжественно переносились к священным рощам, вход в которые заповедовался - острые предметы, устанавливаемые вокруг рощи, были своеобразными "табу". В роще после этого нельзя было сломать ни единой веточки. Нарушившего запрет постигала кара - слепота. А в раннем детстве, когда я видел эти рощи с запрещенными знаками, я их с ужасом обходил. Когда у нас шла борьба с религиозными предрассудками, знаки "табу" с рощ были сняты, многие рощи были вырублены. И тогда во многих местах стали сходить лавины. Значительно позже я понял - зуары выбирали для охраны рощи, которые сдерживали сход лавин. И теперь, много лет занимаясь воспитанием студентов, я не могу не восхищаться способом внушения запрета - ведь сами деревья никогда не объяснят, что они больше нужны людям не как топливо, а как защита от лавин, а в диких местах, где расположены эти рощи, никогда не будет столько охранников, которые бы не пускали в рощи людей. Знаки же "табу" были великолепным изобретением зуаров".

Часть местных легенд и наблюдений, собранных на Центральном Кавказе, чрезвычайно важна в том виде, как ее рассказали люди.

Из воспоминаний Дахира Кочкарова, 120-летнего жителя поселка Терскол, балкарца, запись 1974 г.

"Сколько я живу на свете, но не могу сказать, что вокруг произошли большие перемены в росте трав и деревьев. Правда, деревьев раньше росло вокруг больше и травы были выше, но это потому, Что людей и скота было меньше. И лавины в последние годы стали больше лес выбивать. Самое страшное событие в долине я пережил, когда мне было лет 15, я тогда пастухом был. Произошло это в холерный год. На равнине тогда очень много людей от холеры умирало, и к нам в горы люди приходили спасаться. А здесь никто от холеры не умер. И вот в тот год летом, к вечеру, со стороны Азау поднялась черная туча. Она закрыла долину так, что стало темно, как ночью.

Пошел сель и поломал, как тонкие былинки, старые сосны и принес много огромных глыб, которые и поныне лежат повсюду в поселке. Но никто тогда не погиб из людей - все спаслись.

Помню я еще, что раньше ледники вниз спускались по долинам ниже, чем сейчас, совсем близко были. Но особых холодов в те годы я не упомню, и травы, деревья росли так же, как и теперь".

О сходе селя в 1877 г. в долине р. Шхельды (со слов III. Хаджиева, запись 1970 г.): "Рассказал мне мой дед, Джути Джапуев, что самое страшное, что он помнит в [своей жизни, - это сель, сошедший со Шхельды 93 года назад". Рассказывал мой дед об этом так:

"Был я тогда ребенком. Пещеры нашего рода были расположены у поляны при впадении Шхельды в Адыл-Су. Тогда здесь была расположена огромная поляна, славившаяся своей зеленью и красотой, на которую собирались на празднества жители всех окрестных долин.

Слоевища лишайников, выросших за 100 лет на отложениях селя в долине р. Шхельды

Однажды днем внезапно раздался шум обвала, от которого сотряслась земля. А потом послышался все нарастающий оглушительный гул.

Гул этот был так ужасен, что люди и скот как безумные бросились вверх по склону. Со склона мы увидели, что над ледником Шхельда поднялась туча пыли. Потом уж люди додумались, что обвалился лед и камни, преграждавшие путь к воде, и талая вода устремилась вниз, разрушая берега, перенося огромные глыбы. Обрушилась эта грязная вода с камнями и глыбами на нашу поляну и уничтожила ее. Только небольшие участки сохранились по краям поляны. Вода все прибывала и прибывала, а выход для нее был по-прежнему узок.

И тогда на наших глазах образовалось озеро. За быком, что остался на другой стороне поляны, пришлось плыть на связанных бревнах. Вскоре вода пробила себе дорогу, и озеро вытекло.

Так исчезла поляна нашего рода, лучшая поляна окрестных долин".

Сейчас на той рытвине, что пробила тогда себе вода, растет высокий сосновый лес. А я помню, как сосны только что поселились там и были высотой с ребенка.

Тот сель перекрывал даже высокий вал, по которому сейчас растут старые сосные у левого склона. Все сосны по склону к руслу были уничтожены, а по вершине вала сель не мог сломать старые сосны".

Из воспоминаний Нона Джапуева, 70 лет, и Бальду Джапуевой, 69 лет, его жены, дочери Саида Хаджиева, балкарцев, запись 1974 г.: "В тот самый день, когда сошел сель со Шхельды, дед Джути Джапуев был еще ребенком и пас скот на склоне Адыл-Су, против Шхельдской долины. Весь день было ясно и сухо, а к вечеру черное облако в верховьях Шхельдской долины поднялось, сошел сель и загородил всю долину. Быстро стала скапливаться вода, и еще до темноты озеро образовалось. В полночь вода прорвалась вниз, в долину Адыл-Су, но выход был небольшой, и поэтому внизу, в долине, селения не пострадали, так как вода стекала постепенно. Еще был мощный сель в 1959 г. тогда озеро Башкаринское прорвалось, и до сих пор голые места остались там, где этот сель проходил.

После схода селя со Шхельды сосны в устье Шхельды росли очень дружно, густая поросль была, красивая. А правее, где русла реки не было, деревья всегда были очень большие и старые. Заросли там всегда были густые, из малины, смородины. И жил там медведь. Очень боялись все этого места. Медведь овец задирал не раз, а как однажды человека поломал, собрались три охотника - Урусбиев, Залижанов и Саид Хаджиев - и убили этого медведя".

Со слов Ш. Хаджиева, запись 1970 г.: "Раньше лавины сходили чаще, особенно в 20 - 40-х годах. Зимы были тогда теплые и снежные. В 1934 г. лавина сошла с Чегета и ударила в противоположный склон и тогда только легла на дно долины. Все сосны были повалены. Снег этой лавины лежал все лето. К кошу на поляне Азау пробирались все лето с большим трудом сквозь снег и упавшие деревья.

В том же 1934 г. огромная лавина сошла с ледника Когутай".

Рассказы А. Тилова, балкарца, 50 лет, запись 1972 г.:

"Огромная лавина сошла на поляну Азау в 1934 г. и ударила в восточную часть конуса Гара-Баши. Сейчас всюду разросся молодой сосновый лес, а до удара лавины здесь росли большие старые сосны. Лавина повалила весь старый лес так, что все лето невозможно здесь было проехать на ишаках, чтобы попасть на поляну Азау".

"...На моей памяти сель сошел на поляну Азау с северо-западной стороны в 1936 г. Там, где прошел сель, он снес все старые деревья, оставив только две сосны среди луга. Возле самого русла сель нагромоздил два вала. Семена сосен попали на пустую землю и проросли так густо, словно их посеяли на грядку. Поселились отдельные сосны по пустым местам на конусе, где им трава не мешала. С 1961 г. эти сосны стали чахнуть от холодов".

"...Говорят, что верховья Баксанской долины были пусты до прихода первых карачаевцев и черкесов потому, что здесь прошел страшный сель, уничтоживший всех людей и весь скот".

Рассказ Ш. Хаджиева, балкарца, 69 лет, запись 1970 г.:

"Было это давным-давно. Люди рассказали деду моему эту историю, а что в ней правда, что вымысел - судите сами.

Эльбрус в те далекие времена был черным и торчал среди других вершин, как обгорелый пень.

В верховьях Малки на горе Сирх и поныне можно видеть развалины каменного загона огромных размеров. Властительницей этих мест в те далекие времена была девушка по имени Мельяна.

Когда пришла ей пора выходить замуж, объявила она, что назовет своим супругом только того, кто заполнит скотом весь ее огромный загон.

Велики были владения у Мельяны, на все окрестные места славились ее луга, расположенные по северным склонам Эльбруса и скрытые ныне подо льдом. Поэтому многие хотели бы взять ее в жены, но ни у кого не было столько скота, чтобы наполнить ее огромные загоны. И пришлось бы Мельяне коротать свой век одной, если бы не один бедный, но находчивый юноша.

Собрал он своих друзей и отправился с ними на Эльбрус. А на Эльбрусе в те времена паслось великое множество туров. Поднялись они на Эльбрус с юга, а потом стали спускаться по северному склону, гоня перед собой туров.

Туров было столько, что шли они сплошной стеной длиной в полкилометра. Направили этих туров точно в загоны, и очень скоро весь он наполнился животными.

Но туры стали перескакивать через каменные стены загона, и вскоре весь он опустел.

"Плох твой загон, - сказал юноша. - Но я выполнил твое условие - весь твой загон был заполнен скотом, и ты должна стать моей женой".

И пришлось Мельяне выйти за него замуж, а бедный юноша стал владельцем самых богатых и обширных пастбищ на Эльбрусе...

Один очень старый дед, которого давно уже нет в живых, рассказывал мне, когда он был еще юношей, что в далеком прошлом Эльбрус был черным и на нем были расположены богатейшие пастбища, которых теперь нет и в помине - все покрыто снегом и льдом.

Но в прошлые времена, если ты продаешь лошадь, которая паслась на Эльбрусе, за нее давали в полтора раза больше, чем за любую другую".

Много ярких воспоминаний о прошлом у людей связано с пожарами. Они возникали в Баксанской долине чаще всего в сухие осенние дни. Сосновые леса по южному склону, по мнению многих, погибли от пожаров. Следы пожара 1951 г. на склоне горы Иткол можно видеть и теперь по обгорелым пням. Вот что рассказывал о пожарах А. Тилов, запись 1972 г.:

"В давние времена верховья долины были пустынны из-за страшного пожара. Люди, быки и другой скот погибли в этом пожаре. Никому не удалось спастись. Поэтому первые из пришельцев - Гекки и Джапуй - пришли в безлюдные места. Плохо заселялась долина из-за дурной молвы. Говорили люди, что в ней много пауков, от которых и людям и скоту было здесь невмоготу жить. И в древности люди поэтому жили не по дну долины, а на высоких склонах над долиной. Там по пологим местам еще недавно находили стрелы и следы землянок. Теперь уж давно люди не живут так высоко... Очень страшный пожар, о котором помнят люди, был в долине лет 80 - 100 назад. Горел весь склон Иткол-Баши, обращенный на юг. Старик Кочка-ров помнит об этом пожаре. И теперь сосны не растут на месте пожарища, а только выше или ниже". Д. Кочкаров в 1974 г. рассказывал, что "огромный пожар люди сделали", чтобы сжечь весь скот, зараженный ящуром.

Наблюдения местных жителей за влиянием погодных условий на рост трав и картофеля единодушно свидетельствует о том, что прохладные дождливые летние сезоны всюду благоприятны для роста трав, но по дну долины картофель тогда не удается. Хорошо рос картофель в 30-х годах, а с 70-х годов урожаи его стали совсем плохими. Стационарные наблюдения за ростом трав подтвердили, что в дождливые годы травы всюду лучше и на 20% выше, чем в засушливые годы. А сосны в эти годы лучше растут лишь по южным склонам.

Палинологические данные по Центральному Кавказу (анализ торфяника с Северного склона Эльбруса, с высоты 2500 м, проведенный Г. Г. Карташевой и сопоставленный с изменениями растительности последних столетий, позволил установить скорость нарастания торфа и продатировать разрез) дают возможность наметить некоторые черты изменений. За семь тысячелетий отклонения в спектрах, близкие по характеру к XVII в. и выражавшиеся в данном разрезе прежде всего в увеличении пыльцы сосны, имели место в период зарождения торфяника (около 6250 лет до н. э.). Наиболее резким это увеличение было в 3700 г. до н. э., менее четким - в 2750, 1750 гг. до н. э. Почти аналогично XVII в. пыльца сосны возрастала в 750 и 250 гг. до н. э., а затем в 1250 г. н. э. Количество пыльцевых зерен пихты и ели было наибольшим в нашем столетии и в 1250 г. до н. э. Прослеживается тенденция к возрастанию этой пыльцы 4000, 2000, 1250, 500 лет до н. э. и с 1250 г. н. э. Увеличение пыльцы ели было и в середине 1-го тысячелетия н. э.

Сопоставления прироста деревьев с наблюдениями метеорологической станции, датирование по повреждениям годичных колец деревьев и с помощью лихенометрического метода селевых, ледниковых, лавинных отложений, привлечение материалов радиоуглеродных и палинологических датировок, литературных источников позволили восстановить картину изменения природы за тысячелетие Центрального и примыкающих районов Западного Кавказа.

В IX - XII вв. на Центральном Кавказе были условия, сходные с современными. В этом интервале имел место "архызский перерыв оледенения и снежности", выделенный недавно впервые Г. К. Тушинским, но отнесенный им к 1-му тысячелетию в целом. Привлечение фитоиндикационных датировок позволило сузить этот период до нескольких столетий.

Дендрохонологические расчеты позволили сделать вывод, что среднесуточные температуры летних месяцев могли подниматься на 3° выше современных. Сосны продвинулись по днищам долин до 2600 м. Выше "взбиралась" облепиха. Слабо разложившиеся ее стволы находятся на высотах 2300 м в Баксанской долине, а сейчас она поднимается до 2000 м по днищу долины (по склонам - местами выше). На склонах южной экспозиции сосняки сокращали свои площади; большое развитие получили участки нагорных степей с овсяницей овечьей, оносмой, коровяком, ковыльником.

Дендрохронологический анализ сосен показал, что деревья, произраставшие в IX - X вв., увеличивали прирост, как и современные деревья, а в XI - XII вв. напротив, уменьшали прирост.

Наиболее интересную информацию дали деревья, погребенные в долине ниже перевала Бечо, снижавшие прирост в XII в.

В настоящее время сосновые леса здесь отсутствуют. По склонам на высотах до 2600 м встречается лишь подрост сосен и берез высотой до 3 м. Сосняки восстановятся здесь лишь через 100 - 200 лет.

Характерной чертой этого периода для Кавказа являются наличие пашен на уровнях выше современного на 200 - 500 м и приуроченность некоторых поселений к местам, где в последующие столетия сходили лавины (на примере Теберды). В Баксанской долине следы бывших пашен прослеживаются на высотах 2200 м (в долине Адыр-Су) и на пологих склонах на высотах 2600 м (на южном склоне горы Иткол). Показательно, что земледельцам тех времен не хватало воды на пашнях и они направляли к ним ручьи. По легендам местных жителей, земледелием здесь занимались народы, жившие до балкарцев, т. е. не позднее XIII - XIV вв. Сами балкарцы на этих высотах земледелием не занимаются, но направляют ручьи для обводнения лугов.

В современных условиях на склонах южной экспозиции влага является основным лимитирующим фактором для растений.

Начало и конец "архызского перерыва" выделяются сходом мощных селей, продатированных радиоуглеродным и лихенометрическим методами.

В период с XIII по XIX в. увлажненность и снижение температур увеличиваются. Ледники наступали в XIII и в XVII - XIX вв., достигая максимума в XVII в., что фиксируется лихенометрически. В этот период создались благоприятные условия для развития сосновых лесов по южным склонам. В Баксанской долине склоны южных экспозиций почти все были залесены. Хороший прирост сосен наблюдался здесь в XVII в., когда увеличение летней увлажненности создавало благоприятные условия и для продвижения ледников. Растительность днищ долин была уничтожена в верховьях ледниковых долин, и отступила вниз по долинам на сотни метров. Прирост сосен здесь был минимальным. Растительные пояса по склонам гор спустились вниз на 200 - 500 м. Фрагменты горных степей оказались в неблагоприятных условиях.

Наступания ледников, прирост деревьев, интенсивность лавинно-селевой деятельности постоянно колебались и в этот период. Нельзя поэтому считать, что весь период XVII - XIX вв. был холодным и влажным. Интересным и, пожалуй, единственным печатным свидетельством о наступающих ледниках Кавказа в XVIII в. могут служить стихи Г. Державина:

Как с ребр там страшных гор лиясь,

Ревут в мрак бездн сердиты реки;

Как с чел их с грохотом снега

Падут, лежавши целы веки.

Как глыба там сизоянтарна,

Навесясь, смотрит в темный бор.

Действительно, "сизоянтарная" глыба льда, нависающая над сосновым лесом, может быть наблюдаема только тогда, когда ледник наступает. В настоящее время, например, после столетия отступания ледников нижние части ледника обычно покрыты "чехлом" обломочного материала. Вблизи их краев расположено безлесное пространство со свежими ледниковыми отложениями, на которых поселяются прежде всего травы-пионеры. Близкое же соседство с "зеленым бором" возможно при наступании или временной стабилизации края наступающего ледника.

В 1680 - 1790 гг. прирост сосен как по днищу долины, так и по склону южной экспозиции был относительно высоким. Значительное развитие имела лавинно-селевая деятельность, оставившая следы на соснах днища долины. Однако некоторое оживление ледниковой деятельности и снижение прироста сосен было и в этот отрезок времени (середина XVIII в.). "Сизоянтарная глыба льда", нависающая над сосновым бором, вероятно, осталась в памяти у Г. Державина именно с той поры, когда он ребенком жил в Ставропольском крае, куда был переведен его отец-военный.

Конец XVIII в. и первое десятилетие XIX в. выделяются резким сокращением прироста годичных колец у сосен днища долины, неоднократными продвижениями ледников и некоторым ослаблением лавинно-селевой деятельности. Интересно отметить, что в конце XVIII в. прирост деревьев снижался как у деревьев днища долины, так и у деревьев склона южной экспозиции. Затем у деревьев по склону южной экспозиции был хороший прирост, что можно связать с возросшим количеством осадков, а у деревьев днища долины, произраставших в непосредственной близости от края ледника, - низкий прирост.

Сход редкодействующих лавин приводит к гибели деревьев, появившихся в конце XVIII в.

В течение второй половины XIX в. и в первые десятилетия XX в. ледники неоднократно наступали, но размеры их с каждым разом были все меньше и меньше. Поэтому сегодня в некоторых долинах можно видеть серию моренных валов в форме подков, словно вложенных друг в друга. Лихенометрические датировки показывают, что каждая внутренняя "подкова" моложе своей внешней "соседки", значительно расстояние и между моренами.

Однако с середины XIX в. начался новый период, характеризующийся повышением температур в высокогорьях, что дало возможность продвижения альпийских и субальпийских лугов, лесов и криволесий выше в горы.

Одновременно повсеместно наблюдаются черты увеличения сухости, отчего страдают леса южных склонов.

С 60-х годов XX в. стало заметно снижение прироста сосен и сокращение возобновления на верхнем пределе. Усиление ветров вызывает существенную перестройку растительности из-за надувов снегов, схода лавин и выражается в расширении нижнего и верхнего высотных пределов субальпийского пояса.

Связаны эти явления со 180-летними изменениями, уловить которые удалось по колебаниям прироста сосен. 60-летия плохого прироста чередуются здесь со 120-летиями хорошего. Окончание хорошего прироста произошло около 40-х годов, самые низкие приросты приходились на 1970 - 1980 гг.

Таким образом, современный облик ландшафта несет на себе черты трех разнородных климатических периодов: сухого и теплого периодов VIII - XII вв., влажного и прохладного периодов XIII - XIX вв. и в последнее столетие отчетливо прослеживается период относительно высоких температур и уменьшения увлажненности.

 

Малый Кавказ

Закавказье - с его легендарной Колхидой, превращенной трудами людей в цитрусовый сад, с аллеями из эвкалиптов, с излюбленным местообитанием птиц и редких деревьев - Ленкоранью, с Армянским нагорьем, где временами начинает казаться, что за неделю до твоего приезда здесь кончилось извержение вулкана, и, наконец, с хребтами Малого Кавказа, у которых, как бы для оправдания своего названия, все как на Большом Кавказе, только в уменьшенном масштабе - полно контрастов и в динамике развития природы за тысячелетие. Кажется маловероятным, но цифры подтверждают, что в нашей субтропической Колхиде, климат которой напоминает баню, где парятся эвкалиптовыми вениками, колебания эффективных температур не меньше, а даже больше, чем в других местах. Очень резко контрасты выражены в количестве осадков, которые на западе превышают 2000, уменьшаясь на востоке до 200 мм. При этом осадки теплого периода сокращаются при движении на восток в 2 - 3 раза, а холодного - даже в 4 - 5 раз. И возможно, именно зимние осадки и их колебания создают пестроту в динамике растительности. Работая в Закавказье по выявлению мест схода лавин и селей, определяя фитоиндикационными методами частоту их действия совместно с гляциологами Проблемной лаборатории снежных лавин и селей, мы особенно остро ощутили разнообразие современных изменений растительности на верхнем пределе ее развития. Дендрохронологические исследования, сопоставленные с характером возобновления лесов на верхнем пределе, позволили прийти к выводу, что для Западного Кавказа эта динамика специфична. Рубеж проходит по Арсиянскому хребту, поэтому и изменения природы в Западном Закавказье по сравнению с Центральным и Восточным в пределах тысячелетий были, вероятнее всего, тоже различными.

Учитывая, что VIII - XIII вв. в Закавказье переживали расцвет и Армения, и Грузия, и византийские провинции, и энергично расширявшие свои владения мусульманские султанаты Сельджукидов, трудно представить, что, несмотря на бесконечные разрушительные войны тех времен, государства именно в это время находили средства для возведения и храмов, и крепостей, и мостов, и городов. Ширакские степи были тогда центром мощного Анийского царства. На территории, раскинувшейся на многие километры вокруг бывшей столицы Ани можно и теперь увидеть глыбы обтесанного камня от былых строений в таком изобилии, что в конце концов начинаешь думать, что и все окрестные камни в этих местах - продукты человеческой деятельности. В этот же период возводились многочисленные арочные мосты через реки, прекрасно работающие и поныне, крепости, каменные террасы, относимые народной памятью к временам царицы Тамар (XII - XIII вв.). Все эти сооружения так прочны и так хорошо вписываются в ландшафты, что порой кажется, будто сами горы превратились в новые ряды сцементированных глыб. Примечательно, что в современных условиях количество осадков таково, что использование террас тех времен неэффективно. Может быть, в те времена в Центральном и Восточном Закавказье осадков выпадало больше?

Прекращение активного сельскохозяйственного использования этих земель совпадает с татаромонгольским нашествием в конце XIII в. Затем последовали разрушительные походы ханов Золотой Орды, а потом и Тимуридов. Сменившие их турецкие султаны и персидские шахи разоряли Закавказье вплоть до ХIХ в., и лишь помощь России стабилизировала положение в Закавказье. Но примечательно, что леса в долине Куры росли до XVI в., и только после выжигания их персидскими завоевателями долина Куры выше поселка Хертвиси стала безлесной. Если бы условия увлажнения оставались прежними, то леса могли бы здесь восстановиться естественным путем за несколько десятилетий. Сходную направленность имело изменение растительности на Джавахетско-Армянском нагорье.

О недавней залесенности Джавахетского плато в Грузии сказано: "В отдельных частях зоны леса вырублены, а на этих местах развилась степная растительность. Таковыми является все Джавахетское плато, которое еще в XVI в., согласно историческим документам, было лесистым. В настоящее время часть этого плато покрыта степной растительностью вторичного характера, а часть освоена под сельскохозяйственные культуры. Развитию степей способствовал засушливый континентальный климат Джавахетии".

В сводке Г. Д. Ярошенко 1929 г. "Сосна и дуб в Армении" и последующих работах подчеркивается присутствие отдельных перестойных 200 - 250-летних дубов и буков во всех субальпийских формациях. Следовательно, семенное возобновление деревьев на этих высотах было возможно во второй половине XVII - первой половине XVIII в.

Таким образом, к востоку от Арсиянского хребта более благоприятные условия увлажненности были свойственны всей первой половине нашего тысячелетия, до XVI - XVIII вв., а для последних веков типично усиление аридизации.

Для Западного Закавказья, напротив, характерно увеличение увлажненности в XVII - XVIII вв. В это время буковые леса поднялись в горах выше современного предела и продвигались дальше на восток. Огромные перестойные буки, единично произрастающие выше лесных массивов, по Арсиянскому хребту появились в это время. Выше в горы поднимались елово-пихтовые леса по Месхетскому, Шавшетскому, Арсиянскому хребтам. У буков таких колебаний в приросте нет. Но площади буковых лесов сократились. Кроме старых пней, оставшихся от буков диаметром более полутора метров о былом более широком их распространении может свидетельствовать травяной покров.

Ясменник душистый считается типичным растением буковой свиты и часто является единственным растением под пологом сомкнутых буковых лесов. Встречался этот ясменник и под пологом елово-пихтовых лесов по северному склону Шавшетского хребта на высоте 2000 м. Среди пихт и елей встречаются отдельные угнетенные буки, но в первый ярус они не выходят, и семенное возобновление бука отсутствует, хотя ясменник свидетельствует в пользу былых буковых лесов.

Лихенометрические исследования, проводившиеся комплексной австрийской экспедицией у ледников Лазистана в 1965 г., показали значительное увеличение заснеженности в XVII - XIX вв. и наличие моренных валов на высотах 2800 м с поколениями лишайника ризокарпона географического. Диаметры этих лишайников: 30 мм - отнесены к моренным валам 1890 г., 50 мм - к 1860 гг., 70 - 80 мм - к 1820 гг., 120 мм - к 1780-м гг. и, наконец, 260 - 330 мм - к 1600 - 1680 гг.

Относительно низкие высоты нашего Западного Закавказья (ниже 2500 м) не создавали возможности для развития ледников в этот период. Лихенометрические наблюдения на одном из массивов в долине p. Аджарис-Цхали показали следующее. По днищу древнего ледникового кара, ориентированного на запад, где в современных условиях от лавин залеживаются летом снежники, сплошные поля лишайников ризокарпона географического ничинаются метров на 10 выше снежников. Для этой полосы характерна горизонтальная слоистость рыхлого материала, создавшаяся, вероятно, за счет постепенного стаивания снежников. В недавнем прошлом объемы снежников были больше.

Показательно, что сползание осыпей по склонам (своеобразных склоновых селей прошлого) приурочено к XII в. и выделяется слоевищами ризокарпона географического диаметром 200 - 300 мм. Косвенным свидетельством наличия мощных снежников, стаявших в XIX в., может служить волна мощных селей, прокатившаяся в Восточной Аджарии в XIX в. Для отложений селей этого периода характерны лишайники, размеры которых 40 - 60 мм. С этим же согласуются воспоминания местных жителей о событиях столетней давности, тогда высокая вода сошла с Хырхата и образовала Целое озеро выше селения Хырхадзыри. Неоднократно сходили сели и паводки в последующие времена. Лихенометрические данные показывают, что наиболее часто встречаются отложения селей 1900-х годов. Есть и более поздние валы, но они как бы вложены в предшествующие и иллюстрируют в целом картину затухания селевых процессов, начавшуюся в XVIII в. Анализ возрастных особенностей лесов лавиноопасных склонов свидетельствует в пользу того, что во второй половине XVII в., в конце XVIII - начале XIX в. на этих склонах леса были уничтожены, вслед за тем началось семенное возобновление новых лесов. Возможно, что именно сход катастрофических лавин и был причиной уничтожения деревьев 1-го яруса в этот промежуток времени.

Кроме таких существенных колебаний в лавинном режиме можно проследить и более кратковременные периоды усиления или ослабления лавинной деятельности.

Наиболее ярко выраженными периодами усиления лавинной деятельности можно считать 1820, 1876, 1920, 1930 - 1940, 1965 - 1975 гг.

Дендрохронологические исследования более 150 деревьев Западного Закавказья показали, что колебания прироста, типичные для Восточной Аджарии, усиливаются с приближением к Арсиянскому хребту.

Общие закономерности колебания осадков и прироста деревьев выявить пока не удалось. Наиболее четко прослеживается падение прироста с 60-х годов, совпадающее с общей тенденцией к снижению осадков, главным образом летних, при усилении лавинной деятельности и повышению зимних осадков. Однако предшествующий период увеличения нормы летних осадков 1907 - 1930 гг. не выделяется увеличением прироста.

У деревьев всех местообитаний выявляется период хорошего прироста в конце XVII - начале XIX в. Для деревьев, находящихся на склонах южной экспозиции, хороший прирост отмечался в начале XIX в. и в 1930 - 1960 гг. Для деревьев юго-западных склонов более хорошим считается прирост в 1730 - 1820 гг. На высотах до 1000 м по склонам южной экспозиции в этот же период расширили свои площади сосняки.

В конце XIX - начале XX в. было хорошее возобновление берез и сосен выше современного пояса елово-пихтовых лесов по Арсиянскому хребту, то же прослеживается у елей и пихт в поясе буково-пихтово-еловых лесов и буков в поясе буковых лесов.

Мощная волна возобновления лесов на верхнем пределе "накатилась" в конце XVIII - начале XIX в. Буки в этот период дали последнее поколение на верхнем пределе смешанных буково-пихтово-еловых лесов, а также продвинулись вверх по западным склонам Арсиянского хребта до 2000 м. Выше 2000 м по вершинам Шавшетского и Месхетского хребтов поднялись пихты и ели, образующие сегодня лишь, редкостойные леса без возобновления.

Все эти факты свидетельствуют о том, что наиболее увлажненными высокогорья Западного Кавказа были в XVII-XVIII вв. В настоящее время лесная граница по Арсиянскому хребту снижается, усыхают стланики и криволесья, разросшиеся здесь ранее. Но в то же время восточнее, на субальпийских лугах Эрушетского и Чилдырского плато, площади рододендроновых стлаников, березовых криволесий и подроста сосен, наоборот, имеют тенденцию к расширению.

В сводке Л. Б. Махатадзе "Дубравы Армении" и 1957) приведены относящиеся к 30-м годам случаи появления лесов на Лермонтовском перевале, вытеснения дуба буком и грабом в некоторых местообитаниях. В последние столетия в юго-восточном Закавказье наблюдается исчезновение каштана и бука из лесов Зангезура, вытеснение пояса рододендрона кавказского и березняков, продвижение на север нагорных ксерофитов из Передней Азии. Для всего Закавказья, отмечает Л. Б. Махатадзе, характерно усиление увлажнения и потепления за последние 300 лет, сочетающиеся с усилением континентальности.

Таким образом, картина изменения природы в последнем тысячелетии для Закавказья нарисована пока в самых общих чертах. Намечается при этом противоположность хода увлажненности для Западного Закавказья по сравнению с Восточным и Центральным, где увлажненность была больше в X - XVI вв., а в Западом Закавказье - в XVII - XIX вв. Рассмотрев изменение природы за тысячелетие на обширной территории от арктических пустынь Ледовитого океана до знойных пустынь Закавказья, можно сделать вывод, что изменения эти были весьма значительными. Проявление одновременно происходивших климатических воздействий трансформировалось по-своему в каждой природной зоне и в зависимости от деятельности человека могло усиливаться или, наоборот, оставаться малозаметным. Смещение зональных границ в этот интервал было возможным в пределах 200 - 300 км, а вертикальные пояса в горах сдвигались на 200 - 300 м. И хотя изменения происходили всюду, но традиционно обращалось внимание на изменения в высокогорьях, лесотундре, лесостепи, так как именно здесь встречаются свидетели былых благоприятных или, напротив, тяжелых условий для произрастания деревьев. Эти лесные массивы или отдельные деревья наводили на мысль о значительных переменах в природной обстановке.