- …переход Цитадели на осадное положение и особый порядок управления требует концентрации руководства всеми структурами, обеспечивающими общественную безопасность в одних руках, - произнося эти слова, Недреманное Око не испытывал удовлетворения от того, что наконец-то сбывалась его давняя мечта: подчинить все муниципальные полицейские и огнеборческие команды единому руководству.

"Какое к Эрлиху удовлетворение, когда вот-вот и полыхнет уже над самой головой! Или под задницей… что, впрочем, без разницы" - подумал он, а вслух - продолжил:

- Конкретнее: я настоятельно прошу передать в ведение моего Приказа все структуры городской стражи и пожарные команды. Кроме того, внесу предложение о привлечении к исполнению некоторых обязанностей упомянутых структур наиболее сознательных элементов из числа жителей города… на основе составленных поквартальных списков. Создание добровольных дружин охраны порядка и добровольных пожарных дружин позволит усилить существующие муниципальные, а в случае принятия моего предложения - уже государственные службы. У меня все.

Владыка, за все время доклада Совести не проронивший ни слова и только изредка согласно кивавший по одному ему ведомым поводам, снял с подставки трубку и принялся набивать ее табаком, ловко приминая длинные волокна изогнутой костяной лопаточкой. Он же и прервал возникшую паузу:

- Хорошее и своевременное предложение. Думаю, собравшиеся товарищи не только согласятся с ним, но дополнят. Так я, например, считаю необходимым подготовить соответствующие предложения не только на столичном уровне, но и для всей страны. Если уж тыл становится фронтом - даже самый дальний - и от драконирских налетов не застрахована не только столица, но и многие другие города Родении… - Легкий стук кресала и вот из клюва бронзового пеликана, стоявшего на столе повелителя, вырвался язычок пламени. - Товарищ Совесть, поручите подготовить новый вариант ваших предложений, с учетом высказанных мною мыслей. Думаю, следует переименовать ваш Приказ, дополнив его название словами "общественного порядка и государственной безопасности".

Владыка раскурил трубку и вышел из-за стола…

"Хорошо, все-таки, что никто не стал возражать или дополнять… а зачем? Если товарищ берет на себя дополнительные обязательства - это нужно приветствовать или, по примеру Верховного, добавить еще вязанку хвороста на хребет исполнительному ослу… хе-хе… - воспоминания заставили Совесть улыбнуться. - Только вот с Честью нехорошо вышло".

Перед собравшимися в покоях Владыки главами Приказов и руководителями обороны Цитадели стоял человек, о профессии которого мог догадаться даже слепой. Его хламида, живописно покрытая разноразмерными пятнами всех существующих в палитре цветов, источала стойкие ароматы олифы и темперы, клея и древесного масла - выдавая в своем владельце художника. Виртуоз кисти и мастихина заметно робел, но старался не выдавать чувств, только непроизвольно растягивал слова:

- Сказать по правде, когда э-э-э… товарищи из Главного Штаба обратились ко мне с просьбой, я был весьма удивлен, даже ошеломлен необычностью порученной мне работы. В смысле, не только мне но и э-э-э… моим ученикам. Лучшим, замечу, ученикам! Самым лучшим в столичном Училище искусств и тонких ремесел… то есть, я, кажется, отвлекся, - сказал ректор училища и решительным движением отвернул крышку большого цилиндрического футляра. - Вот, товарищи, результаты…

С легким шуршанием развернулись и легли на стол рисунки. Скорее нет, не просто рисунки, а архитектурные наброски: фасады различных зданий, виды сверху и с разных сторон. И только внимательный взгляд мог различить в нарочито-усредненных изображениях построек знакомые облики: вот массивный куб Главного Штаба со знаменитой аркой главных ворот, вот ступенчатая пирамида Приказа Ума… и, наконец, дворец Владыки - узнаваемый скорее по туманным намекам, нежели по характерным деталям. Возникало ощущение, будто на все главные постройки столицы кто-то накинул волшебный плащ, изменивший вид скрытых под ним домов, корпусов мануфактур и дворцов, сгладивший парадный и, чего уж скрывать, слегка подавляющий облик, низведя его до уровня обычной столичной застройки.

- Вот, товарищи, именно так должны выглядеть важнейшие здания и объекты нашей столицы для воздушного наблюдателя, - с некоторым самодовольством пояснил художник, - в том числе и для обладающего магическим способностями. Которые никоим образом не позволяют отличить видимое от истинного, особенно, если это не наведенная оптическая иллюзия, а плод настоящего художественного творчества.

- А вы уверены в том, что эти ваши рисунки действительно соответствуют виду зданий с высоты драконьего полета? - вопрос Владыки прозвучал внезапно, но не стал неожиданностью для ректора Училища искусств и тонких ремесел.

- Товарищ… - художник замялся буквально на мгновение, - Верховный Главнокомандующий, благодаря помощи, оказанной Начальником Главного Штаба, мы, с коллегами, имели возможность осмотреть столицу с воздуха… - в этот момент лицо его слегка позеленело, а кадык судорожно дернулся вверх, - с воздушного змея… - но к чести ректора, он справился с внезапно подступившим приступом тошноты.

- И этот полет произвел на вас неизгладимое впечатление? - Владыка заметил изменения, произошедшие в облике докладчика, и позволил себе пошутить. - Вижу, вы до сих пор его переживаете… - И скупая улыбка промелькнула по усатому лицу. - Спасибо, товарищ! Можете быть свободны!

Когда за художником закрылась дверь, со своего места вдруг встал Зерцало Чести.

- Прошу внести в протокол совещания мою особую позицию, - голос его звенел, переполняемый эмоциями, уже с трудом сдерживаемыми, - которая заключается в том, что я изначально был против проведения активных мероприятий по маскировке административных зданий, особенно в том виде, в котором ее предполагается проводить, согласно представленному проекту.

От удивления замерли все. Даже Верховный остановился и, как-то по-птичьи склонив голову набок, принялся разглядывать начальника Штаба. Разглядывать так, словно гарнир в обеденной тарелке внезапно подал голос и возмутился своим, унизительным по сути, положением по отношению ко второму блюду.

- С чем связаны ваши возражения, товарищ Честь? - с расстановкой произнес Владыка. - И на чем они основаны?

"Э- эх! Была не была… как в омут с обрыва -с головой, и будь что будет!"

- Я считаю безнравственным прикрывать присутственные места видами жилых кварталов и скверов. - "Вот и все… главное сказано…" - Тем самым, мы выказываем перед населением свою трусость и, пользуясь привилегиями, данными властью, прячемся за спины мирных жителей… обычных граждан… у которых нет и не будет возможности замаскировать свои жилища. В отличие от нас - облеченных доверием, наделенных силой, но боящихся каких-то поганых пиктийских звероящеров!

- То есть, товарищ начальник Главного Штаба, - с недоброй усмешкой начал Верховный, - обвиняет собравшихся здесь, - зажатый в его кулаке мундштук трубки очертил круг, - в трусости и желании укрыться за спинами роденийского народа?

- Я не… - Зерцало попытался подать голос, но…

- Не перебивайте, товарищ Честь… - в голосе Владыки лязгнула древняя боевая бронза, - ведь мы вас не перебивали. Теперь я буду вам отвечать. Вам, и всем тем кто может думать так же как и вы. А такие, подозреваю, есть… - и Главнокомандующий продолжил после небольшой паузы:

- Нет сомнения, что сейчас не только Цитадель, но и вся Родения превратилась в единый военный лагерь. Каждый гражданин нашей страны волею судьбы стал солдатом. Не только на фронте, но и в поле, в мастерской, за университетской кафедрой и в лаборатории - везде проходит линия фронта. И поэтому, все командиры, как в армии, так и в науке и на производстве должны своим поведением показывать свои подчиненным образцы смелости, стойкости и любви к Родине, а не прятаться по щелях, возиться в канцеляриях, не видеть и не наблюдать поле боя. Все это так…

Но место командира не впереди и на лихом коне, - сказав это, Владыка неожиданно усмехнулся, - прошли те времена, когда все решали лихие кавалерийские набеги, а полководцы решали судьбы стран и народов в личных поединках. Правда, кое-кому это все еще невдомек… Ну, так я разъясню товарищам, что Родина вложила в их воспитание и образование огромные средства, доверила им руководство тысячами и сотнями тысяч людей. Возложила на них величайшую ответственность, да… - Главнокомандующий на мгновение задумался, будто подбирая слова, и в повисшей тишине прозвучал хруст раздавленной в кулаке трубки.

- Но вместо того, чтобы заботиться о максимально эффективном продолжении своей работы в условиях осажденного города, эти товарищи задаются дурацкими вопросами… Нет, не дурацкими… - Теперь в голосе Владыки слышался отзвук уже не бронзы битвы, а грубого железа кандалов. - Я скажу прямо - вредительским вопросами, подменяя понятиями гражданской морали соображения высшей государственной важности в военный период. Что толку с того, что командиры будут подставлять свой лоб под вражеские стрелы не по осознанной необходимости, а в результате глупой бравады, мальчишества? Что это как не вредительство?…

Честь медленно бледнел и уже не в первый раз, словно задыхаясь, пытался оттянуть горловину стального воротника парадного доспеха. На него никто не смотрел - все собравшиеся напряженно следили за тем, что же еще скажет повелитель, чей гнев оказался проявлен, пожалуй, впервые за последние месяцы.

- Что скажете, товарищ Начальник Штаба? - Мундштук сломанной трубки с еле слышным стуком уперся в латную грудь Зерцала, опустившего руки, но не посмевшего отвести взгляд от лица Верховного. - Мне кажется, вам есть, что сказать… но сначала подумайте. Выйдите в коридор на пять минут и подумайте…

- Разрешите идти? - севшим от волнения голосом сказал Честь, но ответом ему стал лишь раздраженный взмах руки.

Ровно через пять минут, бесстрастно отсыпанных песком часов на столе Владыки, Начальник Штаба вернулся. Все такой же бледный, твердым шагом он вошел в покои и остановился неподалеку от стола, под пристальными, порой - сочувствующими, взглядами остальных участников совещания.

- Что надумали, товарищ Начальник Штаба? - не оборачиваясь к вошедшему, негромко произнес Главнокомандующий.

- Признаю, что был неправ, поддавшись неуместным эмоциям, - голос Чести звучал ровно, но как-то тускло, - и сначала хотел просить направить меня рядовым бойцом в части противовоздушной обороны Цитадели…

Владыка повернулся - сразу, всем телом - и, будто на мгновение стал больше, сделал шаг вперед, угрожающе нависнув над Зерцалом. Казалось, еще мгновение, и произойдет нечто страшное, но вместе с тем поучительное. Еще казалось, что все находящиеся в покоях люди задержали дыхание - такой была наступившая тишина.

- … но такой шаг означал бы признание собственного бессилия и попытку избежать ответственности за порученный мне участок работы, - продолжил Честь, словно не заметив происходящего вокруг. - Готов понести любое наказание, лишь бы это пошло на пользу делу обороны страны…

"… а потом Владыка подошел к Зерцалу, положил правую руку ему на плечо и сказал: "Будет вам наказание, если так просите, но - после Победы. Сейчас - других Адептов для страны у меня нет и разбрасываться ими я не намерен", - Хранитель Ума невольно улыбнулся, вспомнив неожиданный финал недавнего совещания у Верховного.

В небольшой подвальной комнатушке, бывшей ранее, то ли хозяйственным чуланом, то ли каморкой дежурного сторожа архива, царила полутьма. Только узкая полоска света, пробивавшегося из-под двери, отделяла ее от тьмы настоящей. Той, что "хоть глаз выколи".

Хранителю, переехавшему из своих покоев в главном здании подчиненного ему Приказа в подвал архивного корпуса, отсутствие яркого света ничуть не мешало. Особенно теперь, когда его зрение стало поистине кошачьим, Да и быт в стесненных условиях подземелья, согласно недвусмысленному распоряжению самого Владыки - "на время осадного положения в Цитадели" - сотрудники, не уехавшие в эвакуацию, обустроили ему вполне сносный. В полном соответствии с невеликими запросами Адепта.

"Работа, товарищи и цель в жизни - что еще нужно такому как я, чтобы достойно встретить старость? Пожалуй, больше и ничего…"

Откинувшись на высокую спинку не слишком-то удобного стула - "любимое" кресло просто не смогли протащить через низкую и узкую дверь каморки - Ум потянулся и ласково почесал сидящего на его коленях кота, вызвав умиротворяющее урчание. Скорее ощутимый, чем слышный, звук будил полузабытое желание расслабиться, прилечь и, если не вздремнуть час-другой, то просто отдаться "естественному" ходу мыслей. Не подстегиваемому и направляемому злобой дня, а идущему из самых потаенных глубин разума и порой приводящему к тому, что многие называют "озарением".

"Да уж… озарит… замуровали в подвале, как сокровище, "на период существования угрозы жизни и безопасности одного из руководителей государства". И ведь, Учитель так и сказал: "На данный момент, вы, товарищ Хранитель, свою задачу выполнили на все сто сорок шесть процентов… дальше - наша работа, а вас мы обязаны сохранить как одну из величайших ценностей Родении!" Это при всех сказал… а когда остались одни, добавил: "И чтоб носа не высовывал на поверхность! Это приказ! Чем все закончится, ты и так первым узнаешь… или почувствуешь…" Но смотрел при этом почему-то не на меня, а на кота. Впрочем, что тут странного? Вижу-то я не своими глазами вот и…"

В этот момент Ум ясно ощутил приближение угрозы. Нет, не к себе, приближение угрозы вообще. Даже камень стен, казалось, содрогнулся в краткой судороге

"Хм- м-м… попробуй тут не почувствовать, когда кажется, что каждый пролетевший в нее над столицей дракон выискивает именно тебя. А каждый упавший в Цитадели камень отзывается в голове так, будто он именно на нее и свалился. Так и до сумасшествия недалеко, хотя… в общем -есть верный способ не подвинуться рассудком, сидя в четырех стенах придавленных низким сводом. Какой? Делом заняться!"

Каким именно - сомнений не возникало. Когда еще появится шанс поработать с содержимым "того самого" ящика? Пересадив кота на плечо, Хранитель Ума встал со стула и прошел в дальний угол каморки. Там, прикрытая куском дерюги, ждала своего часа легенда.

"Да и не одна, - подумал Хранитель, сдернув с архивного ящика пахнущую соломой и пылью тряпку. - Ну-ка, ну-ка… посмотрим, как оно тут…"

Негромко лязгнули защелки, запиравшие крышку, чуть скрипнули старинные петли… и кошачьи когти впились в плечо Адепта сквозь тонкую ткань накидки, а над ухом раздалось возмущенное шипение.

- Думаешь, не стоит открывать? - в разговорах с котом не было ничего странного, и они давно уже воспринимались Умом как беседа с самим собой. - А я думаю, что стоит. И это… когти прибери. У тебя шуба своя, а у меня накидка - казенная.

Кот, услышав, а возможно - и поняв смысл человеческой речи, успокоился, смирившись с тем, что его беспокойство не слишком-то впечатлило хозяина. Втянул когти и, недовольно мявкнув напоследок, мол: "Делай что хочешь, я тебя предупредил", потерся головой о щеку Хранителя.

- Вот и ладушки, - сказал удовлетворенно Ум, задержал дыхание и резко толкнул крышку вверх.

"И что я ожидал увидеть? - размышлял Хранитель, сверяя содержимое ящика с пергаментом описи, аккуратно прикрепленным к внутренней стороне одной из стенок. - Охочего до чужой крови, злого барабашку, сторожащего древние секреты? Или тонкую пыль древнего проклятия, наложенного на инкунабулы и свитки? Белоглазый его знает!"

Однако не дождался. Реальность, вопреки расхожим представлениям о способах сохранения "страшных тайн", до оскомины прозаична: перечень дел, в смысле - единиц хранения, и аккуратно переложенные рыхлым конопляным холстом книги и рукописи. И все.

Вот только возникшую нервную дрожь, тут же перекинувшуюся на руки, унять удалось не сразу, и сердце билось как заполошное где-то чуть ниже горла. Успокоение принесло ровное дыхание кота над ухом. Теперь зверь не выражал ни беспокойства, ни недовольства - только сильнее прижался к Хранителю и изредка касался вибриссами его головы.

Ум аккуратно разворачивал слои холста, призванного сохранять попавшие в его руки свидетельства глубокой старины в сухости. А судя по слабому, но до сих пор ощутимому запаху пропитавшего его настоя сложного и редкого травяного сбора, предназначенного еще и уберегать от вечных спутников архивов и библиотек - жучков-кожеедов. Разворачивал и неторопливо сличал надписи на пожелтевших ярлычках со строчками описи, складывая уже проверенные документы прямо на пол. Куда теперь торопиться?

От знакомой монотонной работы не могли отвлечь ни глухие звуки - отголоски очередного налета пиктийцев - с трудом проходящие сквозь почву и камень подвальных стен, ни исподволь возникшее и крепнущее предчувствие неправильности совершаемого поступка: "Так может, стоило сначала сообщить Самому? Сдается, что "нулевой" фонд неспроста отошел в область преданий".

"И что с того? - спорил сам с собою Ум.- Во-первых, есть приказ Владыки: не вылезать из этой каменной норы до особого распоряжения. Во-вторых, выберусь я в город и, даже, допустим, доберусь до покоев повелителя… а дальше? Дальше-то что? Как обосновать невыполнение приказа и то, что я путаюсь под ногами командования в зоне боевых действий? Какие мои оправдания? Только потому, что я нашел давно потерянные рукописи? Да и хрен бы с ними, особенно, когда с неба сыплется смертоносный град и льется огонь… Будь я на месте Верховного, послал бы такого визитера в… в общем - далеко бы послал. И для надежности - под усиленным конвоем. Вот так!"

Перебирать бумаги, скрючившись над архивным ящиком в не самой удобной позе, да еще и в темноте, не самая лучшая затея. Хранитель разогнулся, покряхтывая и поминая незлым, тихим словом кротость ученого люда, а следовательно - и свою. Не глядя, нашарил на столе лампу, снял колпачок с фитиля и, чиркнув кресалом, запалил огонь. Вспыхнувшее пламя заставило кота недовольно заерзать и прикрыть на мгновение глаза, приспосабливаясь к освещению.

"Так- то лучше, со светом-то, мой мохнатый друг!" -подумал Ум и, потянувшись левой рукой, почесал кота за ухом. Кот не ответил, что в общем - неудивительно, но случись иначе, удивления не высказал бы и сам Хранитель, с самого начала подозревавший за своими новыми "глазами" некоторые сверхъестественные способности. Природные? Вряд ли. Скорее - дарованные Владыкой.

"Интересно, а что если все, что видит животное, доступно не только моему взгляду, но и взору Главнокомандующего? - Бредовость мысли заставила Адепта поморщиться. - Угу… и он дел других не знает, кроме как следить за подчиненным-инвалидом. Ага, прямо ночей не спит!"

Подвинув стул поближе к ящику, Ум снял очередной кусок холста и обнаружил среди ровного слоя намотанных на деревянные основания - похожие, кстати, на небольшие скалки - свитков, плоскую деревянную шкатулку размером с четыре и высотой в половину своих ладони. В центре ее крышки был аккуратно наклеен обычный архивный ярлычок, надпись на котором, почти не выцветшую от времени, разум Хранителя поначалу отказался воспринимать.

"Фонд Ноль, опись Ноль, документ… Ноль…"