Маленький паровозик дотянул пригородный поезд до деревянной платформы, засыпанной желтыми опавшими листьями. Станция "10-я верста", недавно переименованная в Лосиноостровскую. Новенькое станционное здание в виде рубленого сказочного теремка с островерхой крышей, обильно украшенное резьбой.

Осень вступала в свои права — холодный ветер пробирал до костей. Кутаясь в теплые плащи, Ростислав и Ма Ян вышли из вагона, брезгливо обошли оборванных неопрятных торговок, перебрались через рельсы и по узкому проходу между глухими дощатыми заборами выбрались к своей даче.

В поселке Красная Сосна улицы назывались на питерский манер линиями. Название поселка было очень удачным — новенькие дачи стояли среди высоких мачтовых сосен. Пришельцам из двадцать первого века понравился лес — часть Лосиного острова, оказавшаяся между Ярославским трактом и железной дорогой. Поэтому участок "Вильямсов" сохранился в почти первозданном виде, с соснами и березами, в отличие от соседних, где хозяева или арендаторы изощрялись в разведении яблонь и крыжовника. В поселке жили преимущественно железнодорожные служащие, инженеры московских предприятий, юристы средней руки. Более состоятельная публика селилась по другую сторону железной дороги, воздвигая терема, превосходящие по роскоши многие городские особняки. Особенно выделялся настоящий дворец банкира Джамгарова на берегу большого проточного пруда. Примыкающие дачи последнее время стали называть Джамгаровкой почти официально. Вельяминов рассказал жене, что парк и пруд сохранились до двадцать первого века. Школьником Слава подолгу пропадал в заросшем парке среди фундаментов разрушенных дач и запускал там самодельные ракеты. При всех различиях дачные поселки быстро росли и скоро должны были слиться в будущий город, а затем и московский район. В Красной Сосне "английского инженера" соседи считали чудаком, но уважали, особенно после того, как "Вильямс" убедил общество благоустройства провести электричество в поселок. Дачники быстро оценили преимущества ламп Эдисона перед керосиновыми. А Ростиславу и Ма Ян электрический свет служил напоминанием об еще не наступившей эпохе.

Дача "Вильямсов" была небольшой, но удобной. Слегка усовершенствованный пятистенок покоился на капитальном фундаменте — прежний владелец планировал строить второй этаж. Вместо него по указанию Вельяминова возвели башенку со шпилем. Внутри поместилась антенна коротковолнового радиопередатчика. А просторный подвал Ма Ян оборудовала под мастерскую с новыми немецкими станками, оснащенными электроприводом. Сбоку пристроили большую остекленную веранду. В доме имелась печь-голландка, но Ростислав не хотел ни нанимать прислугу (хоть это и стоило всего лишь десятку в месяц), ни тратить лишнее время на хозяйственные дела. Физик сконструировал и смонтировал электрическое отопление и электроплиту для готовки. Автоматический насос по маннесмановским трубам подавал в дом воду из колодца. Горячий душ привел Ма Ян в восторг: стоя под упругими струями, девушка мурлыкала веселую корейскую песенку. И главное — уединение, недоступное в гостинице и даже в съемном доме в Сешероне. Постепенно Вельяминовы начали воспринимать дачу в Лосинке как свой семейный дом, тогда как служебная квартира на Пресне оставалась продолжением фабрики, с кучей деловых бумаг, разбросанных на столах, на диванах и на полу.

На этот раз Ма Ян не стала задерживаться в душе — вечером ожидались гости, Ольга и Андрей. Ростиславу хотелось познакомиться со своими предками в неофициальной обстановке. Впрочем, дело было не только в сентиментальности: Оля уже неплохо управлялась с передатчиком, а Андрей Вельяминов, будучи толковым инженером, мог серьезно помочь своему правнуку в разработке технических новинок на местной элементной базе. К приходу гостей Ростислав сунул в электродуховку пироги, купленные утром в филипповской булочной, выставил на стол бутылку итальянского сухого вина.

— Мистер Вильямс! Здравствуйте! Как дела? Ау! Где вы? — от звонкого голоса Ольги заметно задрожали стекла веранды.

Высокая девушка в серой накидке легко вбежала на веранду, цокая каблучками изящных туфелек по ступенькам крыльца. Вслед за Олей прошел молодой человек в костюме-тройке и фуражке. Физик с любопытством разглядывал своего прадеда. Начинающий инженер, как выяснилось уже в начале разговора, работал на механическом заводе братьев Бромлей и интересовался двигателями внутреннего сгорания и самобеглыми колясками — автомобилями. Через несколько минут Ростислав и Андрей увлеченно спорили о влиянии компрессии на мощность мотора и проблеме детонации топлива. Физик постарался подкинуть предку мысль о значении состава бензина и об антидетонационных присадках. К сожалению, курс химии основательно выветрился из головы — трудно объяснять то, что сам еле помнишь. Тем временем Ольга довольно бесцеремонно накинулась на Ма Ян:

— Машенька! Ну что у тебя за беспорядок на дворе? Сосны, березы да ольха. Столько земли пропадает. Где огород? Хоть лук могла бы посадить!

Ростислав, не переносивший запах лука, непроизвольно скривился.

— Или укроп! Какая еда без зелени?

Тут поморщилась Ма Ян. В корейской кухне укроп не используется, и, даже прожив в Европе много лет, "миссис Вильямс" воротила от него носик, предпочитая другие специи.

Зато электрифицированная кухня с кучей приспособлений вызвала у Оли самые положительные эмоции.

— Электрическая печка без чада и копоти — просто здорово! И дрова для нее колоть не надо!

Темнело. Ма Ян включила на веранде электрическую лампу и новенький электрограммофон, поставив на него пластинку вошедшего недавно в моду Шаляпина. Ростислав разлил вино по чайным чашкам — "Вильямсы" не успели обзавестись бокалами. Зазвучали тосты — за присутствующих прекрасных дам, за марксизм, за научный и технический прогресс, за революцию.

Здешние пластинки обеспечивали сносное качество записи только при большой скорости вращения диска. Поэтому длительность звучания была невелика. Физик поменял пластинку на новую, с выступлением цыганского хора из "Яра". Фабрикант грампластинок приобрел у Шмита ламповый усилитель и прочую аппаратуру для подготовки матриц, разработанную Ростиславом и Ма Ян, так что искажения и шумы не мешали воспринимать музыку.

Ольга вскочила и закружилась в быстрой русской пляске. Жалобно заскрипели половицы. "Бабуля отжигает. На любой дискотеке в нашем времени она показала бы класс", — подумал физик. Раскрасневшаяся Ольга со смехом повалилась на заскрипевшее кресло-качалку.

— Уф, запыхалась, давненько не плясала. Вот у бабушки в селе почитай каждый праздник пляски. Весело! Только мужики напиваются, дерутся смертным боем. Просто звери!

— Нравилось жить в деревне? — спросила Ма Ян.

— В селе, — уточнила Оля. — Бабушка в Медведкове жила, это недалеко отсюда. В детстве нравилось, сейчас — нет. Деревенская жизнь — скука смертная. Из года в год одно и то же, от рождения и до смерти. Крестьянская работа не менялась, наверно, со времен Владимира Красно Солнышко. Отсюда и праздничный безумный разгул — других способов отвлечься нет.

— Понимаю, то ли дело в городе: и работа разнообразнее, и досуг, даже при небольших заработках. От шопинга, ну по магазинам побегать, до театра, — сказала Ма Ян. — Я тоже часто бывала у родственников в деревне недалеко от Сеула, представляю разницу.

— По совести говоря, практически на развлечения и в городе не хватает ни времени, ни денег. Главное различие в людях. Ужасно, но деревенские родственники для меня совершенно чужие, всё равно, что какие-нибудь кафры. Помню, после окончания гимназии приехала в Медведково. Первое впечатление — рай земной. Картошка великолепная. А какая там красная смородина, как виноград большая, — девушка даже облизнулась.

— А какой там лук зеленый — по пояс взрослому мужчине и хрустящий. Замечательная зелень — укроп да петрушка. Одно зернышко случайно подсолнух обронил, так целая клумба образовалась… Там коровы такой сочный клевер едят и такое сладкое молоко дают, какого ни в какой вашей Швейцарии не сыщешь. Недаром медведковское молоко все окрестные дачники покупают.

Ма Ян вежливо кивнула.

— А потом, — помрачнела Ольга, — мне напомнили, что изобилие это кратковременное, когда собирается урожай. Зимой и особенно весной крестьяне питаются хуже городских нищих. Раньше, при Александре Освободителе, говорят, было легче, но сейчас людей в селе прибавилось, а земли — нет. Беда в том, что сами мужики не осознают перемен. Уповают на бога, на доброго царя, матерят злого исправника, жалуются на выкупные платежи, но всерьез бороться за землю или усовершенствовать хозяйство даже не пытаются.

— Неужели в Медведкове среди крестьян совсем нет активных людей? — спросил Ростислав.

— Эх, мистер Вильямс, кто поактивнее, тот давно или в Москву на заработки подался, или попросту спился от тоски. А оставшиеся ходят то в церковь, то в кабак и копят злобу на жизнь беспросветную. На бунт бессмысленный и беспощадный сорваться могут, когда совсем невмоготу станет, но к организованной революционной борьбе неспособны. Городским и вообще грамотным не доверяют, при каждом удобном случае норовят облапошить с детской непосредственностью. В избах грязь, клопы, тараканы. От духоты и жуткой вони можно в обморок упасть — нет форточек, и сквозняков хозяева боятся панически. У многих баб и мужиков носы провалились из-за сифилиса. Вот после этой поездки я и поняла, что правы не народники, а марксисты.

— Считаете, что на крестьян опираться нельзя? Эсеры считают иначе.

— Не знают все эти Гершуни и Савинковы народа, о котором пекутся, — Ольга махнула рукой. — Вот мастеровые совсем другие, хотя темноты и религиозных предрассудков среди них тоже предостаточно. Ничего, будем просвещать. Пролетариат еще себя покажет. Непременно покажет!

Андрей одобрительно улыбался, глядя на разошедшуюся невесту. Неслучайно студент и курсистка познакомились именно в марксистском кружке. Потом, чуть нахмурившись, сказал:

— К сожалению, царизм старается использовать темноту и предрассудки рабочих, чтобы поставить их под полный контроль. У нас на механическом заводе черные уже создали своё отделение.

— Кто-кто? — спросил физик.

— Ну, православный союз, александровцы. У их охранных добровольческих отрядов форма — черные гимнастерки.

Ростислав вспомнил прочитанные в будущем книги по истории. Вроде бы в России организации ультраправых, "Союз русского народа", "Союз Михаила Архангела", оформились позднее, уже во время первой русской революции. Да и униформы у них, кажется, не было, ни черной, ни какой-либо еще, а прозвали здешнюю фашню черносотенцами совсем по другой причине.

Физик взял с журнального столика пачку свежих газет, которые не успел просмотреть в поезде по дороге на дачу. И либеральная "Речь", и консервативные "Московские ведомости", и бульварный "Московский листок", и шизофренически-погромное "Знамя"… Несмотря на плотную цензуру, существовавшую до октябрьского манифеста, общая ситуация просматривалась вполне отчетливо. Православный союз имени святого благоверного князя Александра Невского создавался в соответствии с императорским указом для "воспитания народа в истинно русских традициях человеколюбия и нестяжательства" и "достижения единения всех сословий русского народа". На практике получался эклектичный гибрид политической партии фашистского толка, профсоюза и религиозного ордена, даже скорее секты. Сверху организацию курировали одновременно департамент полиции и священный синод. Фигура Зубатова в качестве председателя союза выглядела совершенно естественно. А фамилия заместителя ("товарища председателя") объясняла очень многое. В.С.Никитин.

Конечно, фамилия не самая редкая, но деятельность омоновца из будущего — наиболее вероятное объяснение ускоренного формирования клерикально-фашистской организации. Насколько в новой ситуации можно доверять своим знаниям истории? Ростислав постарался рассказать Ольге и Андрею про возможную роль Никитина, не раскрывая факт перемещения во времени.

— Мы работаем над средствами нейтрализации черных, — заявила Ма Ян. — Кое-что вы уже видели, например, радиотелефонные станции.

— О да! Статьи товарищей Ленина и Троцкого теперь поступают в Москву без задержки, а товарищ Штернберг наладил своевременное тиражирование в университете, — сказала Ольга с оптимизмом. — Да и статьи товарища Вельского тоже очень полезны для социалистической пропаганды.

Все присутствующие знали, что под псевдонимом "Вельский" в марксистских изданиях печатается сам Ростислав.

— Но во время революции потребуется и традиционное оружие, — продолжила кореянка. — Часто пуля — самый весомый аргумент в политической дискуссии. А для стрелкового оружия нужны патроны. Очень много патронов. Поэтому надо организовать легальный канал снабжения, причем желательно успеть до начала империалистической войны на Дальнем Востоке. Предлагаю открыть где-нибудь, например, в Лосинке оружейную лавку. Для этого требуется толковый юрист, знающий тонкости законодательства Российской империи в области торговли оружием, и официальный владелец. Деньги вносим мы, но, будучи иностранными подданными, можем столкнуться с лишними проблемами. Следовательно, надо найти надежного человека, не связанного с нелегальщиной.

— Зиц-председатель нужен, — буркнул Ростислав.

Ольга наморщилась, потерла пальцем висок, уставившись в потолок из свежеструганных досок.

— О, придумала! В Медведкове есть знакомый дед, отставной унтер. Семен, не помню, как по отчеству. Всю жизнь мечтал в купцы выбиться, да всё без толку. За возможность приписаться к купеческому сословию он сделает всё, что скажете, и будет по гроб благодарен.

— Отлично, — сказал Андрей. — Бумаги старый хрыч подпишет, а приказчиками поставим надежных товарищей из московской парторганизации из числа умеющих обращаться с оружием. Они же будут учить будущих бойцов.

— Практические занятия можно проводить в Лосином острове, — предложил физик. — Там полно укромных мест, куда сам черт не доберется, не то, что городовой. Только тактику уличных боев придется отрабатывать в другом месте.

Настенные часы пробили полночь. Ольга и Андрей засобирались, благо дача, которую снимали родители молодого инженера, находилась неподалеку, за железной дорогой. Ростислав сопоставил рассказ прадедушки со своими воспоминаниями и сообразил, что предки обосновались в районе будущей улицы Коминтерна. Последняя старинная дача в тех местах сгорела уже в восьмидесятые годы двадцатого века. А в детстве маленький Славик часами мог разглядывать причудливые теремки с резными наличниками.

Физик вышел проводить гостей. Тропинку между заборами освещала только полная Луна, окна дач казались черными пятнами на бревенчатых стенах. Добропорядочные дачники ложились спать рано. Тем не менее, со стороны станции доносились разухабистые пьяные вопли. "Местная гопота гуляет", — решил Ростислав. — "Эта публика во все времена одинакова. У станции кабак работает допоздна. Вот и нажираются до озверения".

Андрей, видимо, заметил настороженность физика и успокаивающе показал на карман пиджака.

— У меня при себе "браунинг". Достаточно, чтобы при необходимости отбиться от кабацкой швали.

Пьяная компания приблизилась. С десяток парней в темных рубахах навыпуск — точнее определить цвет при лунном свете было невозможно. Наконец Ростислав разобрал, что горланят гуляки — хриплые голоса нестройно выводили "боже, царя храни". От толпы оторвался коренастый широкоплечий мужик — похоже, предводитель этого монархического сброда.

— Шапку долой, антиллихент, когда православный народ идет — русский гимн поёт! Ну! — клешнеобразная лапа атамана потянулась к фуражке инженера. От главаря ощутимо несло перегаром, луком и дегтем.

Физик разглядел белую нарукавную повязку отморозка с вышитым православным шестиконечным крестом — вероятно, этот символ теперь стал аналогом свастики у черносотенцев.

— Пшел вон, хам! — рявкнул Андрей, выхватывая пистолет. Ростислав достал из притороченных к подкладке сюртука ножен швейцарский охотничий кинжал. Националист остановился, заметив оружие. Тем временем Ольга тоже извлекла из изящной, красиво расшитой бисером сумочки маленький револьвер. Как бы ни были пьяны нацики, рисковать шкурой им явно не хотелось.

На мгновение все замерли. Ростиславу ситуация показалась символичной: с одной стороны — прошлое России в лице тупого пьяного набожного лавочника, с другой — будущее в лице интеллектуала-марксиста. Но философствовать некогда — физик стал примериваться, как и кого из черносотенцев лучше ударить кинжалом, в жирное брюхо или в глаз.

Ростислав услышал позади легкие шаги, потом тишину разорвали хлопки выстрелов. Боковым зрением ученый заметил Ма Ян, бегущую по переулку с автоматом, похожим на "узи", в руках. Девушка несколько раз выстрелила в воздух. Главарь черносотенцев попятился, почуяв реальную опасность. Из-за частых выстрелов в темноте вполне могло показаться, что на помощь Андрею и Ростиславу спешит десяток бойцов, вооруженных "наганами". По команде предводителя нацики отступили в узкий проход между домами. Дорога к станции была свободна, и Андрей с Ольгой поспешили к себе, не убирая, впрочем, оружие.

Ростислав и Ма Ян вернулись на дачу по темному переулку. Кореянка ворчала:

— Нельзя, Слава, быть таким беспечным, ходить по улице без пистолета. Знаю, что ты предпочитаешь холодное оружие, но иногда от ствола толку больше. Обязательно куплю тебе пистолет или револьвер, тем более, что надо лучше познакомиться с различными образцами нынешнего оружия. Ведь мы скоро будем заниматься торговлей таковым.

Когда Ма Ян переводила дух, физик с жаром поцеловал ее и перевел разговор на автомат:

— Тебя можно поздравить с успехом! Вот здорово! Машинка пришлась как нельзя кстати.

— Я недовольна. Это пока еще не настоящее оружие, а лишь прототип пистолет-пулемета под патрон от нагана. Общая схема позаимствована у "стэна". Сталь пришлось взять совсем не подходящих марок, так что долгой стрельбы не выдержат ни ствол, ни пружины. Но кинематику на нем все-таки отработала. Собиралась к твоему дню рождения сделать сюрприз в виде полноценного пистолет-пулемета, пригодного для серийного производства.

— Отмечать день рождения черт знает за сколько лет до этого самого рождения — какой-то сюрреализм, — рассмеялся Ростислав. — Но всё равно огромное спасибо. Ты просто чудо, нормальные жены мужьям какое-нибудь барахло на именины дарят, а моя — автомат. За это и люблю.

— Только за это? — Ма Ян совсем по-детски скорчила лукавую рожицу.

— Не только, не только, — физик поцеловал жену. — А сталь подходящую подберем, прадедушка поможет на механическом заводе…

Эта ночь стала для Ростислава и Ма Ян особо бурной. Пережитая опасность обострила чувства. Казалось, что за окном не давно исчезнувший дачный поселок, а снова окраина Женевы двадцать первого века.

Утомленная Ма Ян задремала. Проникающий сквозь приоткрытое окно лунный свет освещал улыбающееся лицо и красивые маленькие груди. Узкая ладошка со следами ожогов от паяльника лежала поверх руки физика. Ученый залюбовался женой. Как же хрупка красота! На здешних фабриках работницы моложе Ма Ян уже выглядят старухами. Но мы обязательно завоюем лучшую жизнь! Никакая доморощенная фашня не сумеет помешать.