Как следует отоспавшись после двух бессонных ночей, Прометеев с Иваном Алексеичем вышли посидеть на крылечке, поговорить о предстоящих делах. А дел у крестьянина в летнюю пору всегда хватает. Посевная кончится, оглянуться не успеешь, как уже и сено пора косить.

— А богатырскую рожь когда будем сеять? — спросил Ромка.

— Да в этом году, пожалуй, ничего не выйдет, — сказал Прометеев с некоторым смущением. — Ни одного свободного поля не осталось. Негде ее сеять. Понимаешь? — и развел руками.

— Сами обещали! Так нечестно!

— Верно, обещал, — не стал отпираться Прометеев. — Но ведь ты слышал, что сказал главный агроном. Он не разрешил сеять богатырскую рожь, а я не сумел его переубедить.

— Но вы же обещали! — Ромка ничего не хотел понимать. — Так нечестно! — и сердито отвернулся от Прометеева.

— Ну будет тебе, будет, у нас с тобой еще все впереди, — Прометеев дотронулся рукой до Ромкиного плеча. — Не заметишь, как год пройдет, а уж в следующем году…

Ромка дернул плечом. И тут Иван Алексеич сказал:

— Не дергайся, дай подумать! Кажется, есть выход. Забыли мы про одно полюшко. С пятачок оно правда, но для опыта, я думаю, сойдет. Это вот где: за речкой, у самого болота…

— А я и не знал, что за речкой есть поле! — удивился Прометеев и принес из комнаты схему, на которой были изображены все клюквинские поля. — Вот и здесь его не нарисовали!

— Все правильно, — кивнул Иван Алексеич. — Когда рисовали эту схему, оно уже считалось выбывшим из севооборота. С прошлой весны, как мост через речку снесло паводком, на тот берег можно попасть только вброд. Трактор с плугом еще переедет, а с сеялкой туда не сунешься…

— А мы его засеем! — воспрял духом Прометеев и, поставив на схеме кружок, в том месте, куда ткнул пальцем Иван Алексеич, написал мелкими печатными буквами: «Опытное поле».

Тут же они с Иваном Алексеичем договорились, что съездят завтра туда на тракторе и на месте обсудят, как лучше подготовить это полюшко к посеву богатырской ржи.

— Я тоже хочу поехать! — затрясся от нетерпения Ромка.

— Тебе в школу завтра! — напомнил ему Иван Алексеич.