Она променяла меня
на пару дешевых фраз,
Она испугалась меня,
она захотела домой.
Она любит тонкие кольца
и бледный фаянс,
Она вытирает пыль
под песни мои…
Достойный альянс.
("Ночные снайперы")
"Как же я от всего этого устала! — обреченно думала Яна, поднимаясь по лестнице следом за Сергеем. — И лифт, как на зло, не работает… Зачем я сюда иду? Решила ведь вчера, что пора с этим завязывать, хватит!.."
Она притормозила шаг и молча дернула его за руку, но Сергей не обернулся, тянул за собой на буксире. До чего же странные у них складываются отношения: полу-дружба, полу-вражда, полу-любовь, полу-ненависть… Как в третьесортной американской мелодраме, где загорелые зубастые герои долго и прочувствованно издеваются друг над другом. Им-то что, у них там все просто как двери: что бы ни случилось, в ответ неизменный "che-e-ese"! И "хэппи энд" под занавес, это уж само собой. А тут поди разберись…
В пятницу утром она встала с твердым намерением сегодня же позвонить Сергею и назначить встречу, а там выяснить все раз и навсегда. Ну и, как любит дурачиться Юлька, затевая дружескую потасовку: "Разойдемся красиво." А то ее, Янино, поведение по всем параметрам смахивает на самое элементарное свинство: по уши влюблена в одного, а встречается вроде как с другим, морочит ему голову.
Влюблена она в Богдана, это однозначно. Тогда отчего же так трудно расстаться с Сережей? Может, просто привыкла к нему? Или успела привязаться, как собака…
"Мой маленький четвероногий друг! — подколола себя Янка и горько вздохнула: — Вот если бы можно было встречаться сразу с двумя!.. И чтоб все жили тихо-мирно, без скандалов и выяснения отношений — ну, или хотя б не стремились друг друга укокошить." "Мечты, мечты, где ваша сладость!", сокрушался на эту же тему кто-то из заданных по мировой литературе классиков (дай Боже памяти, какой).
Мысли цеплялись одна за другую, напоминая резные колесики в старинном механизме: отчего-то припомнилась мама с ее предельно откровенным — как всегда! — рассказом о бурной студенческой молодости. (Судя по всему, штучка была еще та.) Рассказчик мама, без сомнения, неплохой, этого у нее не отнимешь. Единственное "но" — истории эти с завидным однообразием повторяются едва не за каждым завтраком или обедом-ужином, так что Янка наловчилась с внимательным видом пропускать их мимо ушей. Но одну запомнила отлично, врезалась в память: если в двух словах, то довелось однажды матушке встречаться сразу с двумя парнями. И, как водится, один другого лучше — попробуй тут выбери! Спасением стало лишь одно незначительное обстоятельство, что жили они в разных городах — а не то, цитируя маму дословно, "точно набили бы морду или друг другу, или мне!" Такая вот мораль.
Янка в ту пору была совсем мелкая, лет двенадцать. Потому, наверно, из маминой увлекательной истории сумела вынести только неприятную до тошноты мысль: а не был ли папа одним из тех обведенных вокруг пальца простаков?.. "О ноу!", как стенает обычно Машка, забыв перед контрольной какой-нибудь зверски нужный конспект. Неужели она, Яна, становится точно такой же хладнокровно-расчетливой, как мама?
Проще говоря, нужно выбирать, а не то останешься, как переборчивая невеста, с носом. Как бы сразу обоих не потерять. На двух стульях-то по-любому не усидишь…
Выбор как будто бы очевиден, да только не всё так просто, к сожалению. С Сергеем связано что-то очень важное, до поры-до времени глубоко запрятанное внутри — словно какая-то зашифрованная информация из прошлого для них двоих… Как в "Коде да Винчи" с Жаном Рено, ее любимым актером. До чего же трудно высказать словами эти неясные мысли и ощущения, что бесцельно бродят в голове и испаряются на кончике языка! Однажды перед сном Янка по-честному попыталась их записать: вышло нечто, отдаленно похожее на бред сивой кобылы в лунную ночь. При свете дня и на свежую голову показалось чересчур напыщенно, изысканным высокопарным слогом — да откуда он у нее взялся?.. И больше того, непроходимо глупо. (Во всяком случае, так ей померещилось в порыве само-уничтожающей критики.) Любой здравомыслящий человек покрутил бы пальцем у виска и сочувственно вдогонку улыбнулся — мол, со всеми бывает, но не у всех проходит! (Ей уже такое говорили.) Тот же самый Андрюша еще бы и добавил свое коронное, выпучивая нахальные голубые глаза: "Лечиться, лечиться и лечиться!"
И всё же по многим признакам получается, что расстаться для них с Сережкой — именно сейчас расстаться — нет никакой возможности. Пока что их двоих что-то непонятное держит, не отпускает. При ясновидическом просмотре это выглядит как протянувшаяся от одного к другой тоненькая прозрачная пуповина где-то на уровне солнечного сплетения. Никто другой ее не видит и не ощущает, кроме Яны. Когда они с Сережей долго не пересекаются, пуповина истончается, вибрирует и натягивается до предела, но не рвется… (С Богданом ничего похожего и близко нет, специально пришлось посмотреть.) Следовательно, Мастер права, хоть как ни грустно это признавать: у них с Сергеем остались друг перед другом какие-то неуплаченные кармические долги из прошлого, оттого и страсти кипят…
Чего только Янка за последние дни об этой пуповине не передумала! Идеи в голове роились самые разнообразные: "Можно сказать, что он на меня давит и всё за меня решает, это тоже правда. И что я потом несколько дней хожу сама не своя, каждый раз, если мы поссоримся. И все равно через неделю то же самое! Как по кругу заколдованному ходишь. А вдруг это у нас на всю жизнь, как у папы с мамой?.." — пронзил самый что ни на есть суеверный ужас. Но надолго не задержался, уже через минуту стало самой от себя смешно: ты смотри какая впечатлительная стала! Раньше ведь такой не была, неужели настолько сильно изменилась всего за три-четыре месяца?.. (Папа в детстве любил баловаться: "Тьфу-тьфу, постучим по дереву!" И выразительно шелкал себя по лбу. Звук раздавался на диво звонкий и раскатистый, словно о пустую бочку — скорей всего, незаметно для всех цокал языком. Янке ни разу не удавалось его подловить.)
Этих стройных логических рассуждений хватило ровно до конца второй пары, географии, а там нагрянула долгожданная большая перемена. Пацаны по новой традиции, спионеренной у крутых одиннадцатых, расселись на галёрке прямо на партах и разложили свою драгоценную колоду. (Что, кстати, строжайшим образом возбранялось — еще одна причуда вездесущего директора!) Но мальчишки с запретами Михаила Васильевича никогда особенно не считались, а сегодня под хорошее настроение пригласили присоединиться и девчат — в кои-то веки!.. (Не всех девчонок, конечно, только их "банду".) Юлька согласилась без раздумий, разыгрывая "своего парня", Галина батьковна загадочно молчала, жеманясь и хлопая изрядно накрашенными ресницами. Остальные девочки тоже ломались и пересмеивались — что называется, мелочь, а приятно… Зато Яна отказалась наотрез: и так каждый раз в эти карты проигрывает, ну просто отчаянно не везет со всякими азартными играми! (Логическое мышление, видать, прихрамывает, в шахматы вон тоже Ярику регулярно продувает. Он хоть и профи, второй разряд, но все равно обидно.) Короче, нечего над собой издеваться.
Вслух она, впрочем, ни о чем подобном и словом не обмолвилась, гордость не позволила, но Денис Кузьменко словно бы в ответ принялся клятвенно уверять, что ей дадут выиграть — так уж и быть! В виде исключения — это раз, плюс по старой дружбе — это два. Что самое удивительное, даже разобиженный на нее Капля сидел на парте с видом вполне нейтральным и местами добродушным, с чего бы это?.. После того нанесенного ей на французском кровного оскорбления! Что-то здесь не то… Почуяв очередной подвох, Янка недоверчиво уставилась на закадычных друзей — Кузьменко и Каплю — своими круглыми, почти что с пятак, глазищами, а остальные хлопцы с самыми серьёзными минами принялись поддакивать. И опять было не разобрать: то ли они смеются, то ли и впрямь решили заняться благотворительностью… Сильно надо!
Нежданно-негаданно накатила эйфория от этого странного, доселе неиспытанного чувства всемогущества: одно только слово, да что там, полслова — и они сделают все, что она захочет! Хоть Денис, хоть кто!.. Вернул на землю Капля (и куда только все благодушие испарилось?). Смерил ее от макушки до кончиков ботинок недружелюбным прищуренным взглядом и непонятно обронил:
— Это всё из-за тебя!
Фраза была в высшей степени загадочная, Яна до конца перемены ломала себе голову, что бы это могло означать. Может, позавчерашний французский? Или еще что другое… Жалко, сразу не переспросила, не рискнула при всех: а вдруг бы нарвалась на комплимент?..
Именно сегодня Вселенная решила над ней подшутить: перед самым началом третьей пары нагрянул как снег на голову Сергей. (Непонятно вот только, как нашел их аудиторию? Хотя он всегда каким-то седьмым чувством ее находит: будь то на концерте, в парке или в плотно забитом кафе.) При одном Сережкином виде всё Янино недавнее всемогущество начало быстренько утекать куда-то вниз, бесшумно уходя в землю. "Благородный дон поражен в пятку!" — непонятно к чему вспомнилось из любимых Стругацких. Может, потому что выглядел он сегодня совсем по-другому, она бы со спины ни за что не узнала: вместо средней длины непослушных русых вихров, что полюбились Янке еще с первой встречи, на голове топорщился колючий темный ёжик стриженых волос.
"Терпеть не могу слишком короткие стрижки, в этом есть что-то нацистское!" — нахмурилась Яна, поглядывая на него с неодобрением. Ни за что не скажешь, что перед ней тот самый парень, в которого она влюбилась без памяти два месяца назад… Такое ощущение, что даже черты лица его немного изменились, стали жестче и тяжелей — ну совсем другой человек!
Неужели только у нее одной наблюдается эта ненормальная особенность в отношении мужчин? Что самое смешное, даже с Яриком или папой срабатывает та же фишка: стоит лишь кому-нибудь кардинально изменить прическу (особенно подстричься под ноль или близко к тому!), и Янка его с трудом признает. Приходится несколько дней присматриваться, заново привыкать.
Отец посмеивается, что у нее чересчур развито эстетическое восприятие мира, зашкаливает. Пускай даже и так, но все равно что-то в этом есть… Пожалуй, права была их лицейская психологиня Жанна Борисовна, когда однажды сказала, что нужно осторожней относиться к резкой смене своего образа или стиля одежды. Некоторые женщины любят менять масть через день, им это в кайф (Машенция тому яркий пример), но стоит задуматься: ведь любимый человек встретил и полюбил тебя именно в прежнем образе! А значит, есть риск, что вместе с выброшенным на свалку старым имиджем может исчезнуть и его влюбленность, ну или заметно ослабеть…
"Фу ты, расфилософствовалась! Да отрастут эти волосы, лишь бы голова на месте была", — одернула себя Яна, чувствуя некоторую перед Сережей неловкость. — Высокодуховная личность, понимаете, нашлась: стрижка ей не той длины!.." И постаралась как можно приветливей ему навстречу улыбнуться, да только Сергей не купился: подойдя поближе, настороженно Яну разглядывал прищуренными светло-карими глазами. Неужели что-то почувствовал? И опять непроницаемая маска вместо лица, по ней ничего не прочитаешь…
Боковым зрением Янка отлично видела подруг, что привольно расположились у окна: девчонки с любопытством таращились на них с Сергеем, беспрерывно шушукались и хихикали, подталкивая друг дружку локтями. Зая с присущей ей скромностью тыкала в их сторону указательным пальцем, Машка бесцеремонно громко на весь класс вопрошала: "А это еще кто?" И неподражаемый Юлькин голос в ответ: "Се-рё-о-жа! У меня экстрасенсорные способности."
Яна не вытерпела и обернулась в открытую: Юлька с закрытыми глазами шарила вокруг себя руками, как слепая, — изображала экстрасенсорные способности, надо понимать! — а девчонки со смехом от нее отбивались. От всей банды веяло за километр беззаботностью и превосходным настроением, Янка нетерпеливо переступила с ноги на ногу: они там, может, что-то интересное обсуждают, а тут он стоит и молчит, как партизан! Из них двоих вышла бы неплохая иллюстрация к старой детской книжке, что пылится дома на этажерке: "Вместе тесно, а врозь скучно." Вот уйдет он сейчас на все четыре стороны, хлопнет дверью в сердцах, и опять ей станет как-то неуютно, начнет себя попрекать, что не проявила должной чуткости… Дуристика какая-то!
— У Эдика сегодня день рожденья, он нас пригласил, — поставил в известность Сережа весьма непринужденным тоном, будто это не они неделю назад конкретно поссорились. Да к тому же по его вине: сам ведь сбежал из кафе и оставил ее на произвол судьбы, никто его в шею не гнал! И не звонил после этого, что самое во всем оскорбительное.
— А я тут при чем? — Янка решила держаться с ним вежливо и официально, показать мастер-класс по бесконфликтному общению. Пусть учится, пока она жива!
— Если ты не хочешь, я тоже не пойду. Он же двоих приглашал, — с издевкой отпарировал Сергей и Янка ощутила, что медленно, но верно начинает заводиться:
— А Эдик тут при чем? — и вообще это запрещенный прием: знает же прекрасно, что Эдик ей симпатичен. Даже не то, чтобы прямо так и симпатичен, а просто… Такая себе Юлька в штанах. И он ведь действительно ни в чем не виноват, тем более в свой собственный законный ДР…
— Решай сама, — Сережа испытующе на нее смотрел и улыбался с сильной поблажкой. Одна улыбка у него осталась прежняя, насмешливая до язвительности. Янка в мгновение ока разозлилась: ну и нахал, настолько уверен, что никуда она от него не денется! Чтобы скрыть волнение и занять чем-то руки, схватила с чужой парты неаккуратно выдранный из тетради чистый листок и прямо ручкой начала делать быстрый набросок — тот самый таинственный образ, что преследует ее с первого дня знакомства. Смотрит на Сергея, а видит кого-то совершенно другого…
И опять сквозь Сережкины черты ясно проявился тот другой, "нездешний": молодой франтоватый мужчина с тонкими, будто нарисованными черным фломастером усиками. Блестящие иссиня-черные волосы гладко зачесаны назад, взгляд насмешливый и изрядно высокомерный, вот он-то ни на йоту не изменился… И упрямая раздвоенная ямка на подбородке, совсем как у нее, и массивный золотой перстень с крупным камнем поблескивает на левой руке…
Пожалуй, именно из-за этой двойственности Яна так часто перед ним теряется: силится что-то вспомнить, напрягает память, пока земля не начинает из-под ног уплывать — кажется, вот-вот ухватит нужную мысль за хвост!.. Но каждый раз вмешивается что-то непредвиденное, они куда-то опаздывают, едут или бегут, или вклиниваются какие-то посторонние праздношатающиеся личности… И без того еле различимые образы и обрывки фраз мигом разлетаются в осколки, возражения комом застревают в горле — и она послушно идет за ним следом, как привязанная. Перспектива, конечно, радужная…
Янка, казалось, совсем про него забыла, с увлечением рисовала (разве что язык от усердия не высунула!). Длинные эльфовские волосы мешали, ежеминутно падали на лицо, она с ангельским терпением то и дело закладывала их за уши. На него дольше секунды ни разу не взглянула, демонстративно уткнулась в свой рисунок, точно он пустое место. Да что там говорить, издевается!
— Хочешь, пойдем сейчас… Полазим по городу, — ничего другого, более подходящего cитуации, ему не пришло на ум.
— У меня еще две пары, — Янка мельком подняла свои глазищи и тут же их опустила, по-монашески прикрываясь длинными загнутыми ресницами. С недавних пор она стала избегать смотреть на него в упор. Ох, издевается!
— Ну хорошо, тогда вечером, — уже до ручки дошел — типа, "буду ждать, сколько скажешь!".
Янка по своей сводящей с ума привычке пропустила его слова мимо ушей, расписалась залихватским росчерком внизу тетрадного листка и сунула рисунок Сергею в руки. Чуть порозовев от проделанных манипуляций, торжественно объявила:
— Это ты! Портрет, — выдержала эффектную паузу, от души наслаждаясь его вытянутой (скорей всего) физиономией, и добавила значительно: — В прошлой жизни, когда мы познакомились.
И заулыбалась вовсю, и сразу стала похожа на девочку лет пяти, не больше. А он отчего-то подумал, что все у них будет хорошо.
— Подожди! — Яна резко остановилась прямо посреди лестничного пролета между вторым и третьим этажом, и судорожно схватилась свободной рукой за перила. Внезапная боль в животе не прекращалась, а напротив, с каждым шагом наверх все усиливалась. Верный знак, что что-то идет не так. — По-моему, мне туда не надо. Моя интуиция…
Сережка насмешливо улыбнулся, по-клоунски растягивая тонкие губы, не потрудился дослушать до конца. Если б он только знал, как ее бесит эта снисходительность: как будто она только тем с утра до вечера и занимается, что выдает нагора глупости, одну другой смешнее!
— Ну как хочешь, я никого не заставляю. Дело хозяйское, — с деланным равнодушием сообщил он и опять посмотрел чертовски снисходительно, сверху вниз. Ну почему он вечно оказывается на ступеньку выше?.. — Сама же просила познакомить с интересными людьми, для тебя стараюсь! Они там тоже по Кастанеде гонят, я не говорил? — видя, что Янка заколебалась, он намекающе потянул ее за руку, и девочка сдалась.
"М-да-а, ситуация… Не пойду — буду трусихой, а пойду… Отчего же так разболелся живот? И ноги будто ватные, отнимаются… Мартын говорит, что в животе обычно включается страх, всякие врожденные инстинкты, вроде самосохранения. Опять о чем-то предупреждают?.. Ладно, будем разбираться на месте! Отступать уже поздно."
Без остановок, почти что на одном дыхании добрались до девятого этажа. Не выпуская из своих теплых пальцев ее ладонь (ну да, чтобы дёру не дала!), Сергей настойчиво позвонил в приличную на первый взгляд дверь без номера, оббитую блестящим коричневым дерматином. Два коротких звонка, пауза, один длинный — да у них тут что, тайное собрание намечается?.. В ответ своим мыслям Янка слабо хихикнула, предусмотрительно укрывшись за Сережиной спиной. И заметила с удивлением, что боль в животе почти прошла — надо же, попустило…
Дверь открыл порядком укуренный пацан: глаза у него раскрывались не до конца, а где-то так наполовину. Вид от этого был сильно прикумаренный. (Тут даже Янку не проведешь, при всей ее неискушенности в подобных вопросах!) На душе опять стало маятно и необъяснимо тревожно, гулко заколотилось в груди сердце, но уже через минуту все прошло и разобрал нелепый смех:
— Да-а… Я смотрю, Кастанеду они читают с того места, где про галлюциногенные грибы!
— Ну да, и кактус пейот, — не успела Янка изумиться этакой солидной эрудиции, как из гостиной вынырнул вполне нормальный на вид парень (хоть и постарше первого, лет двадцати с лишним). Коротко стриженый и худощавый, с самым обычным, ничем не примечательным лицом, росту выше среднего — таких на улице полным-полно. Единственное отличие, глаза чересчур холодные, непроницаемого стального цвета — чувствуешь себя, как под невидимым прицелом снайпера. Единоборствами он занимается, что ли? Обычно у каратистов со стажем бывают примерно такие невозмутимые в доску физиономии на все случаи жизни… Сережка пока что так не умеет, и слава Богу! То и дело срывается на нормальное человеческое выражение лица.
"Среднестатистический" парень довольно доброжелательно улыбнулся, глаза его чудесным образом потеплели и стали самыми обыкновенными, живыми. Едва взглянул на Сергея и протянул ей крепкую жилистую руку:
— Так это и есть Яна? Серёга много о тебе рассказывал.
Она помимо воли включилась в игру:
— А что именно?
— Говорит, есть у меня маленькая девочка: не пьет, не курит, читает Кастанеду.
Сережка изо всех сил запротестовал — кажется, смутился, как нежная барышня:
— Макс!.. Это Макс, хозяин квартиры.
— Но день рожденья у Эдика? — неизвестно зачем уточнила Янка, лишь бы что-то сказать, не молчать безгласной мумией.
— А где он? — перебил Сергей.
— Эдик! — Макс скорчил потешную внушительную физиономию и приподнял кверху указательный палец: — Сейчас я вам покажу… — поманил их обоих за собой и двинул энергичным шагом к застекленным дверям в конце коридора, напевая на ходу прилично поставленным хрипловатым голосом:
"Ах, что это за девочка и где она живет?
А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?
Ну а мы с такими рожами возьмем да и припрёмся к Элис…"
Не ожидавшая ничего подобного Янка согнулась пополам от смеха, по пути хватаясь для равновесия за протертые старые кресла и низкие шкафчики, загромоздившие весь коридор (ремонт у них здесь, надо понимать?..). Но Сережка ее веселья не поддержал, покосился неодобрительно. И, главное, красноречиво покрутил пальцем у виска, что Яну особенно зацепило: тоже мне, прынц сардынский, образец безупречных манер!
На диване в полупустой гостиной посреди скомканных жужмом мохнатых пледов помещалось нечто большое и бесформенное, время от времени издающее нечленораздельные булькающие звуки. "Эдик, бревно бревном! — сообразила Янка, и опять все внутри неприятно замерло, насторожилось. — А не пора ли сматывать отсюда удочки?.."
Макс присел на жалобно скрипнувший пружинами старенький диван и фамильярно похлопал по шотландскому красно-черному пледу где-то в районе Эдикового плеча:
— Именинник… — и неожиданно рявкнул бедолаге в самое ухо: — Восемнадцать раз в году!
Виновник торжества не пошевельнулся, зато Яна отскочила от парней на добрые полметра (что-то нервишки в последнее время расшалились!). Чтоб замять этот конфуз, по-глупому спросила:
— Накурился?
— Нет, напился. Если б он еще и курил… Он у нас… за здоровый образ жизни.
— Ну да, по сравнению!.. — она мотнула подбородком в сторону двери, где, по идее, обреталось встретившее их на пороге "чудное виденье". И снова стало неудержимо весело, словно все многолетние мамины запреты и наставления разом с нее слетели, как слетает шелуха с очищенной луковицы. Теперь она точно никуда отсюда не уйдет, фигушки! Уже из своего врожденного упрямства. И все равно было как-то жутковато, просто никогда раньше не попадала во всякие экстремальные ситуации, когда не знаешь, чего ожидать в следующую минуту…
Макс всё проницательно на нее поглядывал своими диковинными несмеющимися глазами, потом непонятно усмехнулся одним уголком рта и бросил в Сережкину сторону:
— Ты занимай даму, а то сейчас сбежит!
"Ого! А этот, кажется, из наших… Надо держать рот на замке", — обескураженно решила для себя Яна. Макс здесь явно был вожаком, она еще с порога по всем повадкам определила — доминирующий самец в стае. Этот настороживший ее вначале жесткий покровительственный взгляд — ни с чем его не спутаешь! — четко выверенная скупость и одновременно с тем раскованность движений… Наверно, тоже от каких-нибудь восточных-не восточных единоборств. (Сережка на его фоне заметно стушевался и безропотно отступил на второй план.) Вот теперь этот Макс Янке скорей даже нравился — чисто как личность.
— Ну, этот до утра… — Макс с отеческой заботой подоткнул вокруг Эдика одеяло и неуловимым кошачьим движением развернулся к ней:
— А ты и вправду мысли читаешь?
"Ну здрасьте! А еще говорят, мужчины не склонны к перемыванию чужих костей! Кумушки еще те…" — мысленно запричитала она, с выражением косясь на Сергея. Но вслух неопределенно вздохнула. Хозяин же в очередной раз поразил своей могучей интуицией, если не сказать хуже:
— "Агни-йогу" изучаешь? А не рановато будет?
— Это не я, мой отец… Ну и я немного нахваталась, он нам в детстве читал…
"Вот те раз! Откуда он знает??" — метровыми буквами вспыхнуло у нее в голове. Яна чуть помедлила, искоса поглядывая на шибко разговорчивого хозяина, и с большой осторожностью спросила:
— А ты что, видишь?
— Чувствую по энергетике, — с ловкостью уклонился от ответа Максим. — От тебя рериховскими вибрациями так и шарахнуло, прямо святость какая-то…
Сергей на эту "святость" издевательски фыркнул, намереваясь что-то традиционное съязвить, но Янка с воодушевлением подхватила — нашла-де родственную душу:
— Как горы на картинах Рериха, да? Светло-синее с белым, всё просто и немного сурово, и чисто… — именно это впечатление у нее возникает каждый раз от папы: морозная чистота и строгость. Неужели есть на Земле еще кто-то, кто точно так же видит и чувствует, как она?..
— Тебе Сергей про "Агни-йогу" рассказывал! — пронзила ослепительная догадка. "Это ж надо быть такой наивной! — она принялась попрекать себя на все лады, хотя Сережка в ответ на ее обвинение лишь с деланным безразличием покачал головой. — А вдруг они заранее сговорились, чтоб надо мной подшутить?.. Дескать, вон какая легковерная, что хочешь можно на уши навешать! Всё может быть", — подвела итог Яна и мысленно поклялась себе держать язык за зубами.
Макс, "родственная душа", развивать эту тему не стал, опять махнул приглашающе рукой и направился к двери. Галантно посторонился — ladies first, женщины вперед! — и Яна поневоле вздохнула, подумав мимолетно, что Сережке самому бы и в голову не пришло пропустить ее первой. Уже в коридоре, обернувшись, успела краем глаза ухватить за своей спиной вытянутый большой палец, который Макс без слов продемонстрировал Сергею. (Говорят же, что у женщин отлично развито боковое зрение.) Приятно, однако!
Сперва бросили якорь на кухне — малюсенькой и чересчур загроможденной всякой утварью, как это часто встречается в современных высотных домах. Макс засуетился, забегал из угла в угол, сооружая для гостей чай на старой плите с облупленной белой краской. "И откуда столько прыти?" — хмуро подивился Сергей, а Янка стесняться что-то и не думала, с удобством расположилась на галантно предложенном хозяином шатком стуле, поджав ноги, точно у себя дома. (Он-то, дурак, Макса целую неделю стращал, что Эльф — создание нежное, к незнакомым компаниям и чисто народным выражениям непривычное. Короче, нужен особый подход, чтобы вел себя на уровне. А она гляди как быстро освоилась! Вот те и застенчивый Эльф, житель лесов…)
Янка между тем отхлебнула глоток чаю, чуть не поперхнулась, прикрыв ладонью рот, и деликатным движением отодвинула чашку в сторону. (Аристократия, ё-моё!) Подперла подбородок руками и принялась по своей старой привычке умничать с потешно серьезным лицом, вскидывая домиком темные брови. Максим, к превеликому удивлению, слушал ее внимательно, едва ли не с раскрытым ртом, и не сводил глаз с ее лица. Зацепились за своего любимого Кастенеду, Янка с фанатическим блеском в орехово-карих глазищах вещала:
— Кстати, про дона Хуана! Я недавно нашла в Интернете статью, что он, оказывается, до сих пор жив-здоров. Известный народный целитель в Мексике, духовный лидер индейцев племени яки, типа того. Так что Кастанеда в этом плане, скорей всего, приврал, и никто не сгорал в огне изнутри… — судя по неопределенному выражению на Максовом лице, тот уже давно потерял нить разговора. (Сергей не преминул от всей души позлорадствовать.) Лялька же ничего из ряда вон выходящего не заметила, неслась дальше на раздутых парусах: — Думаю, Кастанеда в своих книгах кое-что приукрасил для эффекта, воображение-то известно какое, писательское. Если хочешь, я могу дома порыться, поискать ссылку. Должна где-то быть.
Ай да Лялька, заткнула за пояс их всезнающего Макса! Тот же на всякой там эзотерике собаку съел. "Кошку он съел, а не собаку!" — далеко не по-дружески обрадовался Сергей, настроение заметно улучшилось.
Но Максим, придя в себя от шока, все же решил отыграться. Неожиданно Янку перебил:
— Знаешь, кто ты?
— Кто?
— Кот ученый.
— Че-го?? — она вытаращила на Максима круглые плошки-глаза, ну и картина!
— Который у Пушкина: "Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…"
— Как говорится, большое вам мерси! — Лялька обиженно надула губы и замолчала. Не глядя на них, бросила в остывший чай сразу два куска сахара-рафинада и принялась их сосредоточенно расковыривать заостренной десертной ложкой. На них больше не смотрела — должно быть, обиделась. Макс наблюдал за ней с прежней неопределенной улыбкой, в рассеянности постукивая пальцами по столу.
"Вот где познаются друзья!.. Что-то эти двое слишком хорошо спелись", — с горечью констатировал Сергей и принялся костерить себя на чем свет стоит. Ведь знал же прекрасно, что она именно на таких самоуверенных мачо и западает, и все равно потащил с собой! Мозгов ни на грош.
Яна сидела за небольшим круглым столом на кухне, прихлебывала из развеселой чашки с диснеевскими персонажами (неужели намек?..) чересчур крепкий чай, от которого сводило скулы, и потихоньку остывала от произнесенной пламенной речи. И только через несколько минут дошло, как до одного длинношеего животного, воспетого Гумилевым: Сережка ревнует по-страшному, вон физиономия-то какая трагическая! Брови сведены до упора, губы плотно сжаты, лежащая на столе рука недвузначно стиснута в кулак. Волей-неволей вспоминаешь Цоя: "Солнце мое, взгляни на меня, моя ладонь превратилась в кулак…". Так он сразу кажется на несколько лет старше — да уж, человек без возраста…
Интересно, сколько же ему все-таки лет? Вот ведь аналитический ум: устречаются третий месяц, и до сих пор не додумалась спросить! (Сам-то он знает про нее почти все, даже дату рождения с неудачной фотографией из старой школы раскопал по своим секретным каналам, а она про него — практически ничего. Ну, учится в институте бизнеса на Острове, что-то связанное с экономикой. Или с программированием? А на каком курсе — опять не уточнила!) Хотя если Эдику исполнилось восемнадцать, вполне логично будет предположить…
Одна загвоздка, приставать с подобными (подробными) анкетными вопросами сейчас не самый удачный момент: после Янкиной азартной перепалки с Максом ее "друг любезный" (как Яна иногда его поддразнивает) истекает желчью прямо на глазах! С задушевным разговором как-то не полезешь, обстановка не располагает… К счастью, сидящий напротив Максим отвлекся на трезвонящий непрерывной трелью входной звонок и удалился, невнятно бормоча извинения, так что обстановка маленько разрядилась. Не притронувшись к своему чаю, что успел уже покрыться прозрачной белесой пленкой, Сережка подорвался с места и без лишних слов увлек ее за собой — вероятней всего, чтоб подальше от разговорчивого хозяина. По дороге буркнул себе под нос вместо объяснений:
— Зря я тебя сюда привел!
Они выбрались через заваленную строительным мусором узкую дверь на крохотный застекленный балкон. Неловко маневрируя среди кусков фанеры с неровными острыми краями и длиннющих рулонов с обоями, Янка от всего сердца себя поздравила, что сегодня против обыкновения в джинсах — а то плакали бы ее колготки!
В распахнутое балконное окно уже начали проглядывать ярко разгоревшиеся звезды и тоненький серпик Луны, белый и чистый, как только что срезанный детский ноготок. Яна неудобно пристроилась на корточках у холодной кирпичной стены и внезапно тихонько рассмеялась. Сергей оглянулся на нее вопросительно и неожиданно мягко спросил:
— Ты чего?
— Просто вспомнила… "Тиха украинская ночь! Но сало надо перепрятать."
Сережка ее не поддержал, хмыкнул с неодобрением и снова замолчал, разглядывая вечернее небо. Яна с новой силой обиделась, скрестила на груди руки, сунув ладони подмышки, чтоб согреться, и решила ничего больше не говорить — ну что ж, поиграем в молчанку!.. Но пустяковая эта обида быстро прошла и на сердце легла непривычная легкость и блаженное спокойствие. Заводить ничего не значащий дежурный разговор больше не хотелось — да вроде бы и не о чем, — Янка наслаждалась тишиной и непривычной бесшабашной свободой. Сережа первым нарушил молчание:
— Ну и как тебе? Что не говоришь: "Куда ты меня привел?!"
— Это даже интересно, — она неотрывно смотрела вверх на темно-синий прямоугольник окна — до чего же рано сейчас темнеет!.. Глаза сразу же нащупали среди рассыпанных пригоршнями звездных светлячков знакомый ковш Большой Медведицы, что раскинулся сегодня на половину неба. (Медведицу среди всех остальных созвездий Янка выделяла особенно. С раннего детства могла смотреть на звездное небо часами и часто ловила себя на том, что беззвучно с некоторыми, самыми полюбившимися звездами разговаривает. Спрашивает у них совета, доверяет нехитрые девчоночьи тайны или жалуется на судьбу, по-разному бывало… Однажды, еще классе в шестом, превзошла саму себя: нашла по отцовскому атласу созвездие Скорпиона и с горем пополам рассчитала, где его можно наблюдать. Жаль, разыскать на небе свой личный зодиакальный тотем оказалось не по зубам, квалификация не та…) Из всех старинных звездных приятелей Медведица неизменно остается на почетном первом месте, это с годами не меняется. Уж кто, а Скорпионы умеют хранить дружбу.
Янка поежилась от налетевшего через распахнутое настежь окно ветра и от холода пришла в себя, с треском вернулась в привычную земную реальность. (Трещали джинсы — кажись, умудрилась-таки напороться на какую-то невидимую во тьме железяку!) Сережка выжидающе на нее смотрел, попыхивая сигаретой, на лбу у него плясали разноцветные световые пятна от неоновых огней диско-бара через дорогу. В этом тоже было что-то нереальное, фантастическое…
— Что тебе интересно? — с требовательными нотками в голосе поторопил Сергей. Яна немного отодвинулась от его удушливого сигаретного дыма, насколько позволяла теснота каморки:
— У них такие коконы!.. Я таких еще не видела, — Сергей вопросительно приподнял бровь, но выглядел при том на удивление мирно. Кажется, и не собирался скептически улыбаться и поднимать ее на смех. — Энергетические оболочки, — поправила саму себя Яна и встала рядом с ним, разминая затекшие от долгого сидения ноги. — Покореженные какие-то. Я читала, наркоманов можно легко узнать по ауре, и Мартын наш говорит… У Макса, правда, нормальная, — Сергей едва заметно в полутьме дернулся и она поспешила перевести стрелки на другую тему, понейтральнее. Затянулась в воздухе невидимой сигаретой: — Так ты тоже по этому делу?..
— Я такой фигней не страдаю, — Сережка вроде даже оскорбленно к ней развернулся всем телом, Яна инстинктивно попятилась — хоть и не хотела так явно, само собой получилось… Это ее предательское движение не прошло незамеченным, Сергей снова помрачнел грозовой тучей. Неоновые всполохи на его щеках исчезли, уплыли вверх по потолку. Он коротко выдохнул белесую струйку дыма: — Обкуренному к мотоциклу и близко нельзя подходить. Хочешь, покажу фокус? — и крепко взял за руку.
— Знаю я твои фокусы! — Янка осторожно попыталась высвободить свою ладонь из его жестких пальцев, но тот не отпускал, будто не замечал ее весьма прозрачных попыток:
— Перегнись, я буду тебя держать.
— Ага, десятый этаж!
— Девятый. Не бойся, я подстрахую.
Еще одно мгновение — и она зависла под угольно-черным небом. И звезды пролились прямо на лицо, и дух захватило от невыносимого счастья… "Кажется, я забыла, как дышать!" — промелькнула обрывочная чуднАя мысль. Сережка нетерпеливо подергал ее за ноги:
— Поднимайся! Янка! Ну ты экстремалка, а я-то думал… — рывком вернул ее в вертикальное положение, усадил на самодельный узкий подоконник в оконном проеме: — Ну как?
— Здорово! Супер! Улёт…
Даже слов подходящих в русском языке не имеется…
Сергей воспользовался моментом и привлек Янку к себе, собираясь поцеловать. Но в последнюю секунду передумал и только утопил нос в ее пушистых, наэлектризованных неизвестно где волосах: что толку целовать, если глаза у этой красавицы опять отсутствующие! Она сейчас не с ним, не в этой бетонной клетушке в многоквартирном скворечнике, а снова сбежала в свою выдуманную реальность. Где, наверное, бродят неспешно гривастые белоснежные единороги, порхают беззаботные эльфы и осыпается серебряной пылью прямо под ноги Млечный Путь. Куда ему ходу нет, хоть как бы ни бился лбом в закрытые двери.
— Если кто хочет уединиться, так это можно устроить! — противным насморочным голосом объявила смутно различимая фигура в дверях, и беззастенчиво сунула нос на их балкон. — Тут все свои.
В гостиной веселье шло полным ходом. За их недолгое отсутствие куда-то убрали журнальный столик и кресла, отодвинули к стене продавленный диван с дрыхнущим Эдиком, и человек десять ребят сидели уютным кружком прямо на полу, передавая друг другу самодельный кальян из обрезанной пластиковой бутылки. Янка (насколько можно было судить по ее курносому профилю, завешенному волосами) вернулась на землю окончательно, потому как при виде сей живописной картины иронично протянула:
— О-о, пошла жара! — и едва уловимым движением устремилась от него, Сергея, прочь, поближе к двери. (Точно так же, как только что на балконе.) Он-то как раз подумывал, что пора уже Эльфа отсюда уводить, да и самому незаметно ретироваться, пока не заварилась каша, но после этой недвусмысленной попытки к бегству только крепче сжал ее руку. Янкина ладонь, даже в самую жару сухая и прохладная (а зимой где-то температуры сосульки, как Лялька сама признавалась) медленно расслабилась в его пальцах, словно она приняла про себя какое-то решение.
Помедлив с минуту, они присели рядом с Максом на край потертого темно-красного ковра, по-прежнему рука в руке, напоминая парочку закадычных друзей детсадовского возраста. Яна успокоилась уже полностью, невнятная глухая тревога улетучилась, а на смену ей пришло жгучее любопытство. Наклонив для конспирации голову, она украдкой всматривалась в лица ребят: совсем еще мальчишки, Максим здесь самый старший. И ничего они не "отмороженные", скорей наоборот, — спокойные и заметно торжественные. Больше похожи на кучку языческих жрецов, что совершают таинственный древний ритуал. И опять этот едва ощутимый привкус "дежа вю": когда-то так уже было! Несколько высоких людей в ослепительно-белых одеждах, что собрались полукругом возле прозрачного ограненного кристалла в человеческий рост, и она посреди них…
ВИдение внезапно обострилось и стало кристально-четким, каким бывало в самые ответственные в жизни моменты. Те, что становились поворотными. "Что же сейчас будет?.." — только успела подумать, и окружающие Яну голубоватые коконы засветились мягким приглушенным светом, чуть-чуть всколыхнулись, словно от порыва ветра, хотя хозяева их сидели неподвижно. Про Архангела Михаила и его защитную формулу Янка почему-то ни разу не вспомнила, чересчур увлеклась необычными спец-эффектами. (То-то Мартын удивится, когда она расскажет! И девчонки станут завидовать, сто пудов…)
— Серый, будешь? — подтолкнул Сережку незнакомый белобрысый паренек с покрасневшими глазами, что примостился справа.
— Я не курю.
Дальше события развивались с бешеной скоростью, и что самое странное, как будто без Янкиного участия: минута — и перед ее носом призывно покачивался тот самый кальян из пластиковой бутылки не первой свежести. Сергей его резким движением отклонил:
— Ей не надо! У нее и без травы глюки бывают.
"Ну вот, еще один сделал комплимент!.." — Яна с облегчением вздохнула и благодарно стиснула руку Сергея, но вмешался Макс. По своим непонятным для остальных смертных причинам решил взяться за Яну вплотную, от Сережкиных протестов отмахнулся небрежно:
— Я не тебя спрашиваю. Будешь?
Янка энергично замотала головой, но он не отставал, улыбался ей самой сердечной улыбкой с пугающе непроницаемыми, опять ставшими стальными глазами. И до жути походил на главного жреца из ее "дежа вю", что стоял в центре импровизированного круга вокруг неведомого кристалла и всеми заправлял… Мастер ведь когда-то упоминала, что она, Яна, была раньше жрицей во времена падения Атлантиды — может, это как раз оттуда?..
— А как насчет того, что в жизни надо все попробовать? — продолжал издеваться Максим.
— Как говорит мой отец, если ты идешь по улице и вдруг видишь на дороге кучку, извиняюсь, дерьма… то необязательно его пробовать! — едко отпарировала Яна.
— Она мне нравится! — слишком громко заявил Макс, не спуская с нее гипнотизирующего пристального взгляда, и развалившаяся на ковре свита неуверенно загоготала. "Тоже мне, король Артур новоявленный!.. — девочка вспыхнула от неудовольствия. — Так когда-то уже было, каждый раз так было… Вечно ему все в рот заглядывают!" Сережка, в свою очередь, едва заметно придвинулся ближе и почти до боли сжал ее ладонь. Яну это сильно позабавило: был у них во втором классе мальчик, который на всех своих нехитрых учебных принадлежностях — линейке, парте, резинке — выводил корявыми буквами: "Мое"…
— Агни-йоговцы обычно все железобетонные, ничего их не берет, — гнул свою линию Макс. — Я на многих проверял, — и опять посмотрел на нее как-то намекающе.
"А что, если все-таки?.. От одного раза вреда не будет… Попробую разок в жизни — и все!" — вкрадчиво зашелестел в голове торопливый тоненький голосок. То ли свой кровный, изнутри, то ли из посторонних — не поймешь… Папа когда-то рассказывал про "шепчущих", невидимых сущностей из Тонкого Мира, из низших слоев астрала. Едва кто-то из людей даст слабину и допустит всякие неподобающие мысли, как они слетаются стаей со всех сторон и начинают подзуживать, подбивать на какой-нибудь идиотизм, от которого потом за голову хватаешься… (И вытягивают из человека энергию, в этом весь смысл.) Верующие тогда суеверно крестятся и объясняют: "Бес попутал". А что, вполне логично, только терминология другая…
"Хотя это не про меня, никто меня не подбивает! Я сама распоряжаюсь своей жизнью и никто мне не указ!" — пронеслось в голове с непонятным раздражением. В протянутой Максом бутылке что-то неприятно булькало и пенилось мутными, густого молочного цвета пузырями. Немного дрожащими от волнения руками Янка приняла кальян и…
И уловила вдруг прямо за спиной, на самой грани восприятия, что-то необычное — мерцающий яркий свет, похожий на ближние огни самолета в ночном небе. До чего же интересная штука это вИдение!.. Она осторожно, миллиметр за миллиметром, развернула к мерцанию голову, но оно все не исчезало, как обычно, — напротив, становилось еще сильнее. Совсем рядом, между ней и Сергеем, на расстоянии вытянутой руки стоял кто-то полупрозрачный, призрачно-голубой, словно сотканный из лунного света…
"Михаилушка, Архангел Михаил! Пришел все-таки", — со странной всепоглощающей нежностью подумала Янка (ну прямо как о любимом бесценном родственнике вспомнила!). Михаил на ее горячее мысленное приветствие не ответил, да и вообще был сегодня не такой, как всегда: без привычного римского шлема с гребнем, что закрывал раньше его лицо, и своего закованного в доспехи белого коня. "В первый раз так близко подходит! — поразилась Янка. — И никакой он не суровый, как раз наоборот: спокойный и немного печальный. Смотрит пронзительно-синими глазами и медленно качает головой… Что же я натворила?.."
То, что произошло дальше, не поддавалось никакому логическому анализу: она рывком выдернула из Сережкиной руки свою внезапно вспотевшую ладонь, встала, точно в полусне, и без единого слова направилась в коридор. Успела только разобрать, как Макс вдогонку ядовито провозгласил для своих безропотных подкаблучных вассалов:
— Я так и думал! Сбежала.
"Така-а-я, сяка-а-я сбежала из дворца!
Така-а-я, сяка-а-я расстроила отца!" — визгливой заезженной пластинкой закрутился в голове назойливый мотивчик из "Бременских музыкантов", со времен золотого детства. Находясь по-прежнему в легком заторможенном трансе, Янка в два счета открыла навороченный, незнакомой конструкции входной замок и выскочила на лестницу, и вихрем помчалась вниз, словно опасаясь неизбежной погони. Через три пролета остановилась: Сережка вышел из квартиры следом за ней, но никаких эмоций не проявлял — не звал обратно, не злился и, тем более, не уговаривал вернуться. И даже не спрашивал, в чем дело, отчего она так резво рванула на третьей скорости! Стоял себе в горделивой неподвижности у самых перил, вроде памятник кому-то из исторических "отцов", и надменным взором посматривал вниз. А лицо поразительно похоже на того другого с усиками, который "нездешний"…
И снова этот преследующий ее вкус "дежа вю": это все когда-то уже было! Она точно так же бежала прочь по лестнице, и умоляла в глубине души, чтоб он догнал, не дал ей так просто уйти…. А он стоял точь-в-точь как сейчас, невозмутимо скрестив руки на груди, и холодно смотрел вслед, только губы кривились в напряженной улыбке. Хотя нет, тогда она не оглядывалась — единственное различие…
— Я домой, — зачем-то проговорила Янка едва ворочавшимся языком, хоть и так было все ясно. "Дежа вю" бесследно пропало, опять не удалось ухватить до конца это мучающее ее воспоминание… "Ну сколько это будет продолжаться?!.. Я так больше не могу! Я больше не выдержу", — взмолилась девочка про себя.
Сергей круто развернулся и скрылся из поля зрения — зашел, видно, обратно в босяцкую квартиру. (Сколько Яна ни прислушивалась, не смогла расслышать звук шагов: кроссовки заглушают их не хуже индейских мокасин.) Через секунду раздраженно хлопнула наверху дверь и все стихло, ждать больше не имело смысла. Яна медленно побрела вниз.
"А ведь мог же культурно спуститься и по-спокойному где-нибудь на лавочке разобраться! Выяснить, что это вдруг нашло, я бы все объяснила… Да-а, характер у обоих… — с пугающим замороженным спокойствием думала она, зачарованно следя за мелькающими под ногами тускло-серыми ступеньками. — И чего это я так рванула?.. Надо же, интуиция! Но это даже к лучшему, я с ним вечно влипаю в какие-то истории, вспомнить хотя бы тот концерт в "Юбилейном"! Потом еще месяц колбасило, не могла восстановиться…"
Но что же все-таки произошло? Если верить тому, что за несколько кратких мгновений пронеслось у Яны перед глазами сразу же после появления Михаила, ничего хорошего ее на той вечеринке не ожидало. Под печально-строгим взглядом Архангела в какую-то секунду привиделась она сама, лежащая в полной отключке на диване, валетом рядом с мирно сопящим Эдиком. И Сережка на коленях, хлопает ее по щекам и заламывает в отчаянии руки… А рядом со спокойным безучастным лицом, фараоновской застывшей маской, возвышается Максим, родственная душа. (Как будто за мышами лабораторными наблюдает!) И даже не пытается помочь: одной мышкой больше, одной меньше — ах, какая досада!..
Конечно, есть немалая вероятность, что она просто-напросто подключила свое богатое художественное воображение, но в любом случае стоило перестраховаться. Уж с такими делами не шутят, здесь уже вопрос жизни и смерти… (Если у нее к алкоголю устойчивость примерно так нулевая, то что тогда говорить о наркотиках?)
Несмотря на эти — вполне здравые — соображения, настроение все равно безнадежно испортилось, камнем скатилось до нуля. Обида на Сергея засела колючкой глубоко в груди — да так, что сам Мартын с его хваленым перепросмотром не достанет! (Будет теперь грызть изнутри, высасывать энергию…) "Называется, сходила на день рожденья, развлеклась дальше некуда! Всю жизнь буду вспоминать! — Яна принялась попрекать себя на все лады, распаляясь все сильнее: — Ну почему у меня всё не как у людей?!.. Вот говорит же мама: "Вечно ты куда-нибудь вступишь!" Как в том анекдоте про Крокодила Гену с Чебурашкой: то в комсомол, то в алебастр.."