— Шурик, это же не наш метод!..

(Из к-ф "Операция "Ы" и другие приключения Шурика")

Однажды у кого-то из фантастов Янка вычитала любопытную теорию: а что, если качества характера наследуются человеком не просто так, как карта ляжет, а в соответствии с полом? Всего лишь одна малюсенькая "x" — и девочке достаются кудрявые волосы и ярко выраженные способности к литературе (к примеру, грубо говоря). А мальчишка вместе с "y" получает какую-то особенную — свойственную только мужчинам этого рода — форму ушей и стойкую неприязнь к застиланию постели (опять-таки гипотетически)… В общем, ничего удивительного, что всем троим представителям славной династии Вишневских, мужской ее части — то бишь дедушке, папе и Ярославу — был отпущен ген чувства юмора, один на всех. Да при том весьма своеобразного юмора, с-специфического, как говорит обычно папа. (Хотя дедушка не из Вишневских, вот тут неувязочка… Но это долгая история.)

Как все было: наскоро проглотив бабушкин завтрак, Янка прихорашивалась перед зеркалом, прикидывая, не слишком ли "слишком" оделась. Куда-нибудь на вечеринку — оно в самый раз, а вот в лицей посреди недели — тут уж возникают сомнения… Если напорется сегодня на кого-то из старшего поколения с консервативными взглядами (ту же Римму Георгиевну, самый яркий пример), то неприятностей не миновать. Всем остальным девчонкам обычно сходит с рук, а ей вечно кто-нибудь настучит по чайнику!.. Ну разве она виновата, что в гардеробе нет официальных (то есть приличных, уточнила бы мама) вещей, чтоб на каждый день? А может, просто вид недостаточно наглый для авангардного прикида, не гармонирует. Говорят же: "Нахальство — второе счастье", а у Яны Владимировны с ним что-то не очень…

А тут еще и дедушка наподдал, решил излить свое генетически заложенное остроумие:

— Кто ж это тебе половину кофты продал? Или так дешевле? — Янка уставилась на него недоуменными глазами, не сразу сообразила: блузка-то болеро, новомодная, из тех, что завязываются узлом под грудью. Писк нынешнего лета. Ослепительно-белое на фоне черного свитера с декольте — смотрится обалденно, любая женщина с мало-мальски развитым художественным вкусом в миг определит.

— В стране, конечно, кризис текстильной промышленности… Но не настолько! — встрял в обсуждение вездесущий брателло и скорчил непередаваемую рожу.

Пока Яна раздумывала, обижаться ли, не обижаться — а то ведь в самом деле смешно, и додумались же!.. — подоспела на выручку бабушка. Приняла все за чистую монету и грудью бросилась на защиту (Янка у нее издавна любимица):

— Это мода такая. Не слушай их, Яся! Мужчины в этом не разбираются.

Яся — это Янкино детское имя, от польского Янушка, Януся. Во всем мире ее никто больше так не называет, одна бабушка.

— Что с них возьмешь, кроме анализа! Да и то под наркозом, — заворчала Яна, втайне довольная поддержкой, и с преувеличенным усердием принялась по второму разу расчесывать свою гриву, не отвлекаясь больше на обидчиков. Ярик с дедушкой, бедовая парочка, покрутились рядом еще несколько минут в ожидании продолжения, но в конце концов потеряли к жертве интерес и испарились в неизвестном направлении. (Видно, пошли допекать кому-то другому.)

— Что старый, что малый! — с добродушной улыбкой крикнула им вслед бабуня. — Ну, теперь уж не заскучают…

— Нашли друг друга, — саркастически подтвердила Янка с определенной долей ревности, аж сама себе удивилась. (Хотя что ж тут удивляться — Скорпион! Этим все сказано.)

"А Тельцы ведь тоже ревнивые, и еще собственники страшные, покруче Скорпионов, — вспомнила ни с того ни с сего. — Ну все, теперь Богдан мне точно не простит…"

Уже почти неделя прошла после той их незапланированной прогулки по Комсомольскому парку, когда напоролись на Сережку, а Яна до сих пор не может успокоиться. Не проходит эта глупая, никому не нужная любовь, и отчаяние, и жалость к себе оттого, что так получилось… (Хоть и предупреждал не раз Мартын, да и дон Хуан тоже, что у Воина два главных врага — чувство собственной важности и чувство собственной жалости. Да и тетя Маня, она же мания величия, всегда ходит в одной связке с комплексом неполноценности — это Яна усвоила на всю жизнь… Теоретически-то ясно, надо с ними обеими расправляться, но как на практике применить?)

"С такими темпами я еще полгода буду страдать, ну и вляпалась! А он, наверно, на следующий день все забыл, как ни в чем не бывало", — Янка раскисла уже полностью. Только было отвлеклась от своих бед со всеми этими скандалами да переездами, а тут опять поднялось изнутри… Еще похлестче, чем раньше.

— Пускай бы Славик тебя подвез, — из самых лучших побуждений предложила бабуня, провожая ее на крыльце. — Что же ты не попросила?

И без того изрядно подпорченное настроение с траурным свистом спикировало вниз. "Ну конечно, на мотоцикле в короткой юбке, с распущенными волосами! Всю жизнь мечтала", — едва не ляпнула Яна, но вовремя сдержалась. А то б еще обидела бабушку ни за что ни про что, под горячую руку…

Ничего удивительного, что начавшийся на самой высокой оптимистической ноте день полетел ко всем чертям. Янка нехотя брела по заспанной утренней улице в направлении автобусной остановки, еле-еле ноги переставляла — а между тем время уже поджимало не по-детски. До начала первой пары оставалось двадцать пять минут, как раз впритык. И то при условии, что она за время трясучки в пригородном автобусе освоит левитацию: пять (или семь, с поправкой на каблуки) минут ходьбы от остановки до лицея совсем не учла! Прохлопала ушами, аналитический ум.

Серьезные и чрезвычайно сосредоточенные девчушки лет пяти прыгали в соседнем дворе через скакалку и распевали в три голоса смутно знакомую детсадовскую песню:

"Инти-инти-интерес,

Выходи на букву "эс".

А на буквочке звезда,

Там проходят поезда,

Если поезд не пройдет,

Пассажир с ума сойдет!"

Этого было достаточно, песенка прилипла на весь день. Бормоча еле слышно лишенные хоть какого-нибудь смысла слова — "инти-инти-интерес…" — Янка вышла к поселковой автостанции и на миг потеряла дар речи: перед ней плотной стеной возвышалась угрюмая молчаливая толпа. (А она-то про себя изощрялась в остроумии, что здешний народ спит до полудня, что поселок словно вымер в одночасье… А они вон где все стоят!) Вот и получила за свое городское зазнайство, за задранный нос. Лучше бы Ярика попросила подбросить до лицея, тем более, что ему по пути, вряд ли бы козью морду состроил. Переоделась бы по-быстрому в джинсы — и всего делов, так нет же!..

Между тем к остановке подкатила оч-чень скромных размеров маршрутка — человек на пятнадцать, где-то так, — и толпа, все как один, с остервенелыми лицами ринулась на штурм. Яна порядком струсила и отскочила подальше, чтоб не придавили ненароком, и закрыла на секунду глаза, пытаясь сберечь линзы от пыли. А когда открыла, то народ вокруг заметно поредел, словно в сказке: и куда только все влезли? Как в одесском сказании про резиновый автобус. "В такую забитую маршрутку я бы все равно не полезла, волосы жалко", — утешила себя девочка и приготовилась ждать, благо и местечко на скамейке освободилось.

Через двадцать минут подошел следующий автобус, из просторных междугородних. В него влезли почти все, кроме Яны и какой-то маленькой сгорбленной бабули с мешками: та суетливо проталкивала пузатые пакованы в узкую переднюю дверцу и закрывала собой весь проход. (Остальные двери почему-то не открылись.) Янка нерешительно мялась у старушки за спиной, чувствуя себя последней дурой. Счастливо влезшие пассажиры в один голос зароптали, водителю, очевидно, наскучило ждать и он без лишних разговоров тронул. Хоть стоячие места в автобусе еще были, и даже не одно…

И вот Яна осталась почти в полном одиночестве на пустой остановке, ошалевшая от этой беспробудной наглости. Злополучная бабуля, не выказывая никаких признаков расстройства или раздражения, прямо посреди тротуара развязала одну из своих серых холщовых торб — ту, что поменьше — и с невнятным бурчанием в ней копошилась.

— Ну все, на первую пару опоздала! Еще и мобильника нету… — отчаянно громко сообщила Янка, ни к кому особенно не обращаясь. Заслышав ее голос, старушка замерла над распотрошенным мешком и настороженно зыркнула темными бусинами-глазами из-под надвинутого до самых бровей цветастого платка. И удалилась, живо перебирая тонкими жилистыми ногами и ловко подхватив в одну руку сразу два мешка, бормоча себе под нос нечто вроде "бИсова дИвчина". (Что-то не внушила ей Яна Владимировна доверия!)

Следующий рейсовый автобус в Город намечался только через сорок минут. Можно было бы махнуть на все рукой и с позором возвратиться домой, под бабушкино крыло. Перекусить, отдохнуть, заодно и переодеться (не мешает натянуть на себя что-нибудь потеплее), но… Папа уехал рано утром, Яна сама горделиво отказалась от его шоферских услуг, не захотела лишние полчаса торчать в лицее. А вот дедушка вполне бы мог подбросить до города, зря она об этом сразу не подумала! (У него есть старенький "Москвич" — машина не ахти какая, но бегает исправно. Даже ей, Яне, дают иногда порулить, если дорога по прямой и поблизости не предполагается всяких постов ГАИ. Свой новый "Опель" папа не дает, не доверяет.)

Словом, выход есть, но тогда придется выслушать все их жалостливые причитания: "Ой, бедный ребенок!" (от бабуни) или "бидолашна дытына, нэ влизла!" — это, не без юмора, от дедушки. А что скажет по сему случаю Ярик, взгромождаясь на свой байк, остается только догадываться… Нет, лучше уж сидеть с независимым видом на шаткой скамейке под навесом, прикрывать сумкой колени и убеждать себя, что совсем не холодно.

Долго она все же не выдержала и побежала греться в низенькое здание автостанции, выкрашенное в практичный серый цвет. Буфет, как водится, был закрыт, Янка в расстроенных чувствах купила у разворотливой пышнотелой кассирши бутылку "Кока-колы" (которую обычно не признавала) и раритетную плитку шоколада "Аленка" с румяной девичьей мордашкой на обертке. Плитка явно сохранилась еще с прошлого тысячелетия, о чем свидетельствовал недвузначный белый налет на шоколаде. Яна его и пробовать не стала, оглянулась в поисках продавщицы, но та успела уже загадочным образом испариться, оставив на произвол судьбы кассу и разложенный на прилавке товар второй (как говорится) свежести. Опять точь-в-точь как в анекдоте про старого еврея, что оставил детям в наследство свою лавку: "Заходи кто хошь, бери что хошь…"

Делать было нечего, Янка со вздохом аккуратно отправила бесстыдно просроченную "Аленку" в мусорный бачок в углу магазина. Мама, наверно, сейчас бы достала эту шуструю тетку хоть из-под земли, после чего б устроила скандал с упоминанием всех родственников в алфавитном порядке и требованием немедленно выдать жалобную книгу. И самое главное, потребовала бы вернуть деньги — как она любит повторять, "дело не в этих копейках, а в принципе!". Но Янка к подобного рода гражданским подвигам не приучена, не из того теста сделана… "Папа тоже не стал бы из-за такой мелочи ругаться, только зря на них нервы тратить!" — принялась себя успокаивать, а то на душе сделалось слишком уж сумрачно. Что-то не вписывается она в этот незатейливый сельский пейзаж, ну ни с какой стороны! "Вот вам и здрасьте, будто в средние века попала! Кто кого первый облапошит… Как же я здесь буду жить?"

В памяти забрезжило что-то смутно знакомое, связанное с этой историей: папа однажды цитировал наставление Платона, древнегреческого философа, своим ученикам. Точной цитаты Яна не запомнила, но звучало примерно так: "Когда я иду на рынок, то от всего сердца надеюсь, что сейчас кто-то меня обманет, обвесит или обсчитает, и я смогу отдать свои старые долги." (Наверно, имел в виду кармические долги — умный был мужик!) Да и Мастер всегда говорит, что намного легче расплатиться потерей денег, чем, скажем, здоровьем или крупной неудачей… Хотя утешение все равно слабоватое.

В последнюю минуту она вспомнила про автобус, со всех ног выскочила на улицу, больно ударившись плечом о железную дверь кастрюльного синего цвета с массивной тугой пружиной. Маршрутка только показалась из-за поворота, но Янка для верности подбежала к самой обочине и принялась "голосовать". Секундой позже исправно затормозили сразу два частника, причем прямо на остановке, на отведенном для автобуса пятачке: один на видавшем виды красном "Жигуленке", второй на навороченном черном "БМВ". Зато маршрутка, не снижая скорости, с грохотом всех запчастей промчалась мимо. Полное фиаско!

А частники (рыцари, ё-моё!) минут пять не уезжали, торчали по соседству как привязанные. Янка для наглядности замотала головой и укрылась за белеными стенами остановочной будки — что-то не тянет завтра профигурировать в газетной хронике, в разделе криминальных новостей… Сперва изучала бездумным взглядом разноцветную блестящую мозаику на стене — веселых украинских девчат с черными косами и круглощеких казаков с висячими усами, — потом оглядела себя критическим взглядом: юбка, конечно, коротковата, но в разумных пределах. (Машка себе и не такое позволяет!) В остальном тоже ничего супер-выдающегося: ну, колготки, короткая белая куртка с воротником из искусственного меха, застегнутая до горла, коричневые ботинки со шнуровкой, ее любимые, на традиционной платформе… Вполне прилично. Вот прохладно — это да, легко задубеть можно.

"Ну все, теперь из джинсов не вылезу, — вздохнула невпопад. — А то слишком выделяется для поселка, белая ворона. Может, это из-за волос? По ассоциации: "девушка с распущенными волосами" — "распущенная девушка"…" — Яна прыснула от смеха, а в голове ни с того ни с сего зазвучало с издевательскими нотками, на мотив какого-то разухабистого "тра-ля-ля":

"Если поезд не пройдет,

Пассажир с ума сойдет!.."

Так вот к чему была эта песенка! Один из множества знаков, щедро разбросанных у каждого Воина на Пути… А она не придала значения, легкомысленно прошла мимо и получила теперь по лбу. Предупреждали ведь? Предупреждали. Надо было, как только не влезла в самый первый автобус, сразу же разворачиваться подобру-поздорову и идти домой, и искать какого-нибудь доброго самаритянина, кто мог бы подбросить до лицея без лишних вопросов. А теперь будет два прогула подряд — не дай Бог, к директору вызовут… Сегодня у них первые две пары английский, Оксана Юрьевна за такую самодеятельность не похвалит, аж никак!

В лицей она все же попала, отвез дедушка. (Еще и пожурил незлобиво, что сразу не попросила — он бы с удовольствием… "Любой каприз, лишь бы ты улыбалась!" — язвительно вставил Ярик, что до сих пор околачивался дома. Неужели у него лекции в универе всего два или три раза в неделю?.. Свежо предание, но верится с трудом.)

С замирающим сердцем Янка дернула на себя дверь в аудиторию с поблекшей табличкой "10-А", от всех свалившихся на голову переживаний забыла постучать. "Явление в коробочке…" — последнее, что успела подумать. "Ашники" при виде сего редкостного явления природы жизнерадостно заржали, Яна из последних сил состроила насмешливую мину. (Как будто бы так и было задумано: прогулять первую пару и заявиться на половину второй! А до того еще и прогулять целый день, из чистой бравады…)

Одни подруги не смеялись, смотрели на нее всей бандой со среднего ряда чуть ли не перепугано. Пять пар вопросительных встревоженных глаз, Юлька от напряжения даже рот приоткрыла. Пауза по-театральному затягивалась, Янка для снятия напряжения принялась фантазировать: "Звонили вчера мне домой, а мама, наверно, телефон на весь день отключила, они только вечером дозвонились…"

И понеслись перед глазами яркие трехмерные картинки, торопливо сменяя друг друга: вот мама недовольно морщится (типа, опять напоминают про ЭТУ, что всю кровь испортила! Глаза бы на нее не смотрели!..). А Юлька робким таким голосом: "Когда она будет?" И Галька рядом стоит, подпихивает в бок, а мама в ответ: "Она передо мной не отчитывается, звоните на мобильный!" И бросила трубку. Вот тут-то они и поняли: что-то не так, что-то случилось… Переживали. А никто ничего не знает, спросить не у кого — Яна Владимировна как в воду булькнула!

"Надо было вчера Гальке позвонить, успокоить. Эх, я!.." — рассердилась на себя Яна, замерев у двери с колотящимся где-то в горле сердцем.

— Что-то Вы с последнее время появляетесь, как ясно солнышко! По большим праздникам, — опасно звенящим голосом отозвалась Оксана Юрьевна. Кажись, не шутит, всерьез взъелась… — Садитесь. На перемене подойдете ко мне.

— Що це було? What was that? — шепотом спросила Юлька, вытягивая навстречу Яне тонкую шею.

Остальные подруги напряженно молчали, таращась на нее во все глаза. "Ну все, Галька теперь несколько дней со мной разговаривать не будет! Это ж кровную обиду нанесли…" — сообразила Яна в полном расстройстве.

К счастью, насчет кровной обиды она ошиблась. Едва уселась на свое место и перевела с облегчением дух, как Галя шепотом сбивчиво заговорила, не отрывая глаз от склонившейся над классным журналом Оксаны:

— Мы уже не знали, что думать! Тебе звонили, а мама твоя: "Позвоните на мобильный…" Ты ей что, не сказала?

Яна не слишком-то удивилась очередному совпадению, привыкла уже. Только тревожно ухнуло в груди сердце.

— Где ты была? — не отставала подруга, крепко сжав ее локоть.

— Мы к бабушке переехали, я тебе позже телефон дам, — одними губами еле слышно ответила Яна.

— Что, опять разводятся? — жалостливым голосом протянула Галина и вздохнула сочувственно. Янкино многострадальное сердце на пару секунд замерло и заколотилось так, что на весь класс, наверно, стало слышно.

"Неужели опять?.. Как же я сразу не подумала! Самый логичный вывод, что напрашивается сам собой… Надо было терпеть, сцепить зубы и терпеть, что бы она ни говорила! Если они на этот раз разведутся, то это будет из-за меня. Папа сам бы не ушел…"

— Почему ты так поздно приехала? — не унималась Галя, несмотря на то, что Оксана уже два раза на них оглянулась с красноречивым выражением лица, с крепко сжатыми губами. А это плохой знак, пора прикрывать базар.

— Не могла добраться, час стояла на остановке, — прошептала Янка Галине, низко склонив голову над партой.

— Можешь ночевать у меня, чтобы утром не ехать, — со своим Овновским великодушием предложила подруга. Чуть-чуть помолчала, сосредоточенно грызя кончик ручки, и решила, видимо, вывалить на Янку сразу все свои претензии:

— Богдан со мной почти не разговаривает! Что-то буркнул и ушел. Поморозился, короче. Что ты ему сделала?

— Ничего я ему не сделала!.. — шепотом возмутилась Яна.

— Вишневская! — грянул над головой разъяренный голос англичанки. — Мало того, что Вы опоздали, так еще срываете занятия!

На большой перемене Галина пристала к ней с новой силой (нисколько не смущаясь, что навлекла своей болтовней на Янку Оксанин гнев):

— Ты мне портрет нарисовала?

— Какой портрет?

— "Какой, какой"! Эвелин. Мы ведь договаривались…

— Я не хочу туда лезть, — отмахнулась Яна.

— Что значит "не хочу"?.. — Галька от негодования поперхнулась яблочным соком, который потягивала неспешно из компактной пластиковой бутылки. — Хочешь-не хочешь, а надо!

Янку внезапно прорвало — последние несколько дней накапливалось по чайной ложке, и тут вдруг накатило:

— Да пойми ты, это больно! Я каждый раз будто умираю, меня потом еще несколько дней колбасит, в себя не могу прийти! А тебе развлечение!

Замершие на месте девчонки смотрели на нее ошарашенно, как на разорвавшуюся вне графика бомбу. Машка недоверчиво кривила тонкие бледно-розовые губы, Алина с подчеркнутым вниманием рассматривала свои ногти (на сей раз вызывающе синие, в тон пиджаку). А Юлька опять застыла с приоткрытым в задумчивости ртом, не успев донести до него горсть чипсов.

Демонстрируя недюжинную выдержку, Галина батьковна пришла в себя первой. Отхлебнула из горлышка бутылки богатырский глоток сока и протянула самым непринужденным тоном:

— Тихо, не кипишуй! Так бы сразу и сказала… Значит, в другой раз. Bad timing. (Неудачное время.)

— А еще что-нибудь из той жизни помнишь? Ну хотя бы мелочь какую-то, а?.. — помолчав для приличия пять секунд, умоляющим голосом попросила Алька, и бросила последний взгляд на свой сногсшибательный маникюр.

"Точно, для них это вроде цирка! Народ требует хлеба и зрелищ… А я тут вместо клоуна", — безнадежно подумала Яна, и стало жалко себя как никогда.

— А я там была? — вкусно хрустя чипсами, поинтересовалась практичная Юлька. И протянула в Янкину сторону переполовиненный замасленный пакетик, в виде добровольного подношения.

— Тебя там не было, — Яна волей-неволей улыбнулась, хоть вроде и не до смеха сейчас… Воспоминания потихоньку всплывали на поверхность, как пузырьки воздуха в морской воде, проступали в памяти с неумолимой четкостью. Ну что ж, пошла, значит, новая серия воспоминаний, никуда теперь от них не денешься: — Помню, как я тратила деньги, такие суммы могла за раз спустить! В основном на одежду, это была моя слабость. Скупала по пол-магазина за один присест, прямо лихорадка начиналась, азарт просыпался нечеловеческий… Снимала стресс так, наверное.

— Это болезнь такая, шопоголизм, — авторитетно вставила Юлия.

— Когда мы с ним… с Сережей… ссорились, я хватала ключи от машины и уезжала на весь день. И еще дверью так демонстративно хлопала, это у меня была привычка.

— Куда уезжала? — потребовала подробностей Алинка. Остальные девчонки слушали, затаив дыхание, с жарко блестящими от любопытства глазами.

— Ну, иногда по подругам, иногда по магазинам. В основном по магазинам… А он дома с ума сходил от ревности, думал неизвестно что! Как только со мной не разорился?.. Кошмар, короче.

Выдав эту длинную тираду, Янка перевела дух и обвела взглядом подруг, ища понимания (а еще бы лучше — сочувствия). И не нашла: девчонки застыли в мечтательных позах возле них с Галькой — кто на придвинутых стульях, кто примостившись по-простецки на парте — и пожирали Яну затуманенными взглядами. (Еще бы, картину-то нарисовала заманчивую, сказка!) Может, девочки решили, что она им наплела с три короба, просто по приколу?.. Сейчас Машенция бухнет нечто вроде: "Народ, кому вилки? Лапшу с ушей снимать."

— Интересно-интересно… — прервала молчание Машка, словно догадываясь о ее тайных опасениях. — А кредитные карточки тогда уже были?

Ответить Яна не успела: к их банде решительным шагом устремилась англичанка. Скорей всего, устала ждать, когда же Яна Владимировна сама проявит сознательность и явится с повинной к учительскому столу, как было велено на паре… (А та, честное слово, успела уже позабыть о ее строгом наказе: слишком много неприятностей накопилось на квадратный метр! Не успеваешь разгребать.)

— Яна, я хотела бы видеть Ваших родителей, — чересчур громко отчеканила Оксана, сверля Янку безразличным холодным взглядом.

Девочки опять испуганно притихли, косясь то на нее, то на англичанку. Юлька, как всегда, не обошлась без циркового номера: при Оксаниных словах чуть не подавилась своими чипасами, но не решалась в столь ответственный момент кашлянуть и покраснела до опасного для жизни вишневого цвета. Сидящая ближе всех Маша энергично застучала ее кулаком по спине, а Яна с трудом выдавила из себя:

— Они сейчас заняты, вряд ли смогут… — вот это новость: уж такого за ее школьную практику еще не приключалось! Позорище, да еще и при всех! Слава Богу, сейчас перемена, почти никого нет в аудитории, кроме нескольких мальчишек, но все равно… Денис Кузьменко с Каплей, ее извечным злопыхателем, сто пудов все услышали, вон даже поближе подобрались, чтоб ни слова не пропустить — стоят, развесив уши… Хорошо, хоть пока не улыбаются.

— Это срочно, — проследив за Яниным взглядом, мстительно предупредила Оксана Юрьевна. Как отрубила. — Завтра после занятий я жду или маму, или отца. Иначе будем решать этот вопрос с директором!

И удалилась, гордо вскинув стриженую "под мальчика" голову и поправляя на ходу узкую джинсовую юбку. Довольная собой дальше некуда! Неужели она Яне когда-то нравилась, как самая демократичная из всех учителей?..

После четвертой пары — мировой литературы — все заспешили по домам, одна Галя, как нарочно, никуда не торопилась. Терпеливо выждала, пока Янка сложит в сумку тетради и целую армию разноцветных ручек, посмотрится в висящее у двери зеркало, расчешет не спеша волосы. Стоически перенеся все перечисленные процедуры, Галины вышла за ней по пятам во двор, но и там все время держалась поближе, не отходя от подруги ни на шаг — может, переживает из-за болтовни на английском? Так это ж не ее вина, Оксана бы по-любому завелась насчет родителей… Яна без лишних слов успокаивающе погладила Галину руку, та в ответ крепко сжала Янкины пальцы:

— Я сейчас к Андрею в универ, хочешь со мной?

Янка затрясла головой как китайский болванчик, придя в неописуемый ужас от этой идеи: нет, нет и еще тысячу раз нет!

— Это из-за Богдана? Дурочка, он-то тут при чем… Мы же не к нему, а просто зайдем в гости, протусуемся.

— Ага! А будет выглядеть, что именно к нему. Я не пойду, — для пущей ясности Яна остановилась посреди дорожки, всем своим видом показывая, что больше не двинется с места. — А зачем тебе к Андрею? Пусть он сам за тобой заходит, а то не женское это дело… И ценить больше будет.

— Ну, это ты у нас принцесса, — отчего-то усмехнулась Галька. Интересно, Яне это только показалось или в ее голосе и вправду прозвучали завистливые нотки?.. "Ну да, нашла чему завидовать! Тем более с ее эффектной внешностью. Просто почудилось", — решила мысленно Янка, но все же почувствовала себя польщенной. Галя потопталась на месте, помахивая сумкой и гипнотизируя ее своими черными восточными очами, и с горестным вздохом добавила: — А я так не могу, как ты, я хочу его увидеть… — и виртуозно перевела стрелки на другую тему: — Значит, Богдан не звонит? А почему, ты не смотрела?

— Сомневается или разочаровался… Что-то в этом роде. Мне про себя трудно смотреть, как будто бы заслон стоит.

— Надо было меньше про прошлые жизни разводиться! — перебила Галина батьковна, не дослушав ее до конца. — Спугнула, понимаешь… дичь, — и смешно почесала шею всей пятерней, имитируя кота Матроскина из мульта про Простоквашино. (Этот мультфильм из Янкиного детства у них в лицее считается почти что культовым, на все случаи жизни. Наравне со "Шрэком", его лицейская братия тоже уважает, щеголяет расхожими фразами будь здоров!)

— Слушай, а про меня с Андреем что-то видишь? — невинно хлопая глазами, словно бы между прочим поинтересовалась Галя. Так вот к чему был весь этот разговор по душам!

— Вижу, но не скажу, — со всей возможной твердостью отрубила Янка. Самый верный способ поссориться с подругой — это влезть в ее личную жизнь со своими мудрыми комментариями и прочими ценными указаниями. Допустим, она, Яна, считает, что Галька слишком за своим Андрюшей бегает, ну и что с того? Все равно ведь та не послушает, только обидится — кому это надо?..

— Ничего, я из тебя еще вытрясу! — грозно пообещала Галина батьковна. А Янку непонятно с какой радости потянуло на сокровенные признания:

— Знаешь, я вообще сегодня решила: теперь, как только с кем-нибудь познакомлюсь… Буду с самого начала рассказывать, чем я занимаюсь, без подготовки — так, мол, и так! Если кому-то не нравится, это его личное дело.

— Успехов! — Галька сочувственно похлопала ее по плечу, явно сокрушаясь по поводу ее житейской неосведомленности, и протянула по-матерински снисходительно: — Дурочка… Что б ты без меня делала? Хочешь, я с ним поговорю?

— Не вздумай! Я запрещаю. И чтобы про меня больше никакой информации! Договорились?

— Договорились, — с поразительной легкостью согласилась Галя и быстро распрощалась, убежала в сторону Андрюшиного универа, что располагался совсем недалеко от лицея. Всего пять минут ходьбы, рукой подать… Что ж тут удивительного, что мальчики иногда к ним заглядывают, навещают чисто по-дружески, раз все равно по дороге. До чего же Янка любит эти непредвиденные набеги! Да только теперь все осталось в прошлом, ребята уже целую вечность к ним не наведывались, недели две или три. "Позарастали стёжки-дорожки", привлекая поэзию… Насколько уж Андрэ легкого характера, так и тот больше не заходит, держит дистанцию. А про Богдана и говорить нечего… Хоть не случилось там чего?

"Вот бы на него взглянуть хоть разок, хотя бы одним глазком! Чтоб убедиться, что все в порядке. Хотя б издалека, где-нибудь в сторонке…" — может, не стоило разыгрывать из себя этакую гордячку, принцессу заморского королевства? Зашла бы как будто между прочим, по пути… Для бешеной собаки два километра не крюк, утверждает мама.

Андрея Галина не пропустила лишь по счастливой случайности, столкнулась с ним на полупустом крыльце универа. Тот едва не пробежал мимо с озабоченным видом, сжимая в руке свернутую в трубку общую тетрадь, что служила ему одновременно для всех предметов. (Хоть и договаривались с утра по телефону, что он подождет ее после последней пары, которая заканчивается и в лицее, и в университете почти одновременно.)

— А где Богдан? — спросила она первым делом, и в ту же секунду увидела… Лучше бы не спрашивала!

Янкин суженый стоял на отшибе рядом с серебристо-голубым "БМВ", небрежно поигрывая ключами от авто, и мило беседовал с какой-то незнакомой девчонкой, долговязой и рыжеволосой, в расклешенном черном пальто.

— Здрасьте, а где "Мерс"? — неприятно удивилась Галя. — Это во-первых. А во-вторых, что это еще за лошадь?

— Первый курс, — довольно осклабился Андрюша, не спуская с парочки заинтересованных глаз.

Покачиваясь на высоченных шпильках, к рыжей подоспела вторая девица — выкрашенная в агрессивный белый цвет, с челкой "пони", свисающей на глаза, и с таким термоядерным макияжем, что даже за сотню метров "кричит". Зато в кожаных мини-шортах и прозрачных черных колготках, демонстрирующих тощие модельные ноги; завершал сей ансамбль длинный, почти что до земли черный плащ в стиле Зорро. Да что там говорить, дешевка! Вот рыжая намного опасней, потому что красивее, классического типа: лицо снежно-белое, точеное, макияж хоть и броский, но не кричащий, волосы завиты спиралями, как у барашка. И ко всему прочему на здоровенных конических каблуках, отчего кажется вровень с Богданом…

"Тетя, достань воробушка!" — фыркнула Галя, пристально разглядывая рыжеволосую девицу. И неизвестно отчего почувствовала себя очень неуверенно и больше того, нелепо: малолеткой с лишними килограммами, что вырядилась как пугало в короткую юбку и вышедшую из моды красную кожаную куртку. (Которую, надо заметить, всегда считала лучшей в своем гардеробе.) Да что ж это с нею творится, отродясь такого не случалось! Раньше-то уверенности в себе было не занимать: по лицейским меркам она суперзвезда крупного масштаба…

"Я — Клеопатра! Янка ведь не зря говорила," — Галина царственно вскинула черноволосую голову, как это сделала бы (в ее представлении) легендарная египетская царица, гроза неверных мужчин. Заметив, по всей вероятности, произошедшие с ней загадочные превращения, Андрюша с опаской покосился на подругу. При одном взгляде на его смазливую физиономию с лукавой улыбкой, что шла ему до невозможности, у Гали в голове забрезжило смутное подозрение: именно к этой живописной троице Андрюша и направлялся, импровизированное свидание два на два! А ее, Галино, неожиданное появление смешало все карты. Доказательств у нее, конечно, никаких, но дать по шее по-любому не помешает — чисто в целях профилактики.

— Вот все Янке расскажу! — с бессильной злостью пригрозила она непонятно кому, а Андрей посмотрел на нее с жалостью, как на безнадежно тронутую умом. Но до комментариев не опустился, в знак примирения пожал плечами:

— А что тут такого? Девчонок подвезти — это ж святое! Блондинка, конечно…

— Что — "блондинка, конечно"? — взвилась Галя и размахнулась для крепкого подзатыльника.

— Да тихо ты! — привычно уклонился Андрей. — Блондинка так себе: если ее умыть и раздеть, от этой красоты мало что останется. А рыжая, скажем, ничего…

— Я те умою!.. — но углубиться в подробности Галина не успела: вся троица во главе с Богданом уселась в машину и укатила в неизвестном направлении. (Причем рыжая по-свойски устроилась на переднем сидении, хохоча во весь рот, как невоспитанная зубастая лошадь.)

— Может, на хвост упадем? — без особой надежды в голове предложил Андрэ, будто и впрямь собирался за ними бежать, догонять пешкарусом.

— И не мечтай! — Галька негодующе фыркнула и потащила его прочь от корпуса, к примелькавшейся троллейбусной остановке.

— Вот что я теперь Янке скажу? — завздыхала на ходу, забыв на секунду, рядом с кем идет.

— Твоя Яна тоже хороша, — Андрей взглянул на нее неприязненно, точно в этом была Галина заслуга. Да что за день сегодня дурацкий, у всех она получается крайней!

— А Янка, между прочим, своего Сережу бросила, и все из-за него!.. — запальчиво выдохнула Галя, и, спохватившись, дернула Андрея за руку и развернула к себе лицом. Затараторила без передышки: — Только ты никому не говори, о'кей? Теперь все равно поздно, никакого резона. А то Янка еще обидится, если узнает, она мне запретила информацию сливать. Опять я буду крайней!.. Скажет, кроме тебя некому, как я потом докажу?

Не потрудившись дослушать до конца ее горестные излияния, Андрей небрежно отмахнулся рукой c зажатой в ней тетрадью и потянул Галю за собой по асфальтовой дорожке, ведущей обратно к лицею. "Неужели ему и в самом деле все это до лампочки — что я думаю, что я говорю? Может, права была Янка… — от этой мысли Галю пробрал ледяной озноб: — Что же теперь делать? Без него я не смогу…"

— Что-то ты сегодня молчаливая, — юмористическим тоном поставил в известность Андрюша. — Заболела, что ли?

Когда Володя вернулся домой, родителей еще не было, Ярослава тоже. Одна Янка, уютно устроившись на диване в гостиной, бренчала на гитаре что-то до боли знакомое. Негромко и трогательно напевала своим полудетским сопрано (петь на полную громкость она обычно не решалась, считала, что голос у нее не настолько выдающийся. Им с Яриком никак не удавалось ее переубедить). Володя прислушался, стараясь остаться незамеченным, чтобы ее не смущать:

Заметеливался снег пеной,

Расплывались, как во сне, стены.

И свисала с потолка лампа,

И лежала на руках Ланка.

Помнишь, Ланка, пузыри пара,

Маяковку, фонари, фары?

А лохматую, как плед, полночь,

Два коктейля на столе, помнишь?

Он замер у двери, оглушенный и ослепленный ворохом воспоминаний. Именно эту песню со времен своей студенческой молодости он часто пел для Марины, в самые первые их годы, когда все было по-настоящему. Марина эту нехитрую песенку особенно любила, да и он сам иногда под настроение называл жену Ланкой — как давно это было… А Янка все выводила, старательно перебирая струны и терзая его душу:

Отпечатались следы в слякоть,

Было столько ерунды всякой.

Было столько всяких ссор, Ланка,

Ты прости меня за все, ладно?

И задумчиво назвав другом,

Разреши поцеловать руку,

Просто так поцеловать, просто,

За горчащие слова в прошлом.

Сердце жжется под рукой ранкой,

Я не знаю никакой Ланки.

И ни ямочки у рта хмурой —

Это так я наболтал, сдуру…

Прозвучал последний аккорд, дочка медленно отложила гитару и, приподнявшись с дивана, заметила его у порога. Затрещала взволнованно:

— Помнишь, ты нам эту песню еще в детстве пел? Я ее так запомнила… И запись на кассете была, я потом не могла ее разыскать, все перерыла. Даже ночами эта Ланка снилась. А сегодня в Интернете аккорды нашла — здорово, да?.. Пап, почему ты молчишь? Не помнишь?

— Конечно, помню, — улыбнулся он через силу и потрепал ее по голове. Не так уж это просто — стереть начисто из памяти двадцать лет жизни и начать все с чистого листа…

— У меня после Рейки руки стали горячие, я тебе не говорила? — похвасталась Янка и в доказательство протянула ему сложенную дощечкой ладонь сомнительной температуры. Володя послушно пощупал ее пальцы и пробормотал что-то невразумительное. — Ну, не совсем горячие… — признала дочь с сожалением. — Зато не ледяные, как раньше, так что начало уже положено. Хорошо, да? — Видя, что он не отвечает, упрекнула с досадой: — Какой-то ты сегодня не контактный!

— Пошли что-нибудь перекусим, — очнулся он, отгоняя от себя призраки прошлого. — Наши скоро вернутся, не знаешь?

После ужина Янка терпеливо дождалась, пока все разбредутся по своим делам. (Благо, бабушка тотчас же засуетилась по хозяйству, а Ярик с дедом с азартом приступили к ремонту вполне исправного дедушкиного "Москвича" — нечем больше заняться!) Папа, в свою очередь, выудил из книжного шкафа толстенный фолиант со скучным названием и с довольным видом устроился на диване, неразборчиво мурлыкая себе под нос. Улучив свободную минутку, Янка присела рядом и как можно более небрежно поставила его перед фактом:

— Пап, тебя наша классная в лицей вызывает.

У отца от удивления аж глаза на лоб полезли. Яна от нервозности принялась каламбурить, цитируя анекдот про Вовочку:

— Я там чё-то нахимичила.

— Двойку получила? — похоже, сам факт неурочного вызова к классной руководительнице никак не укладывался у него в голове.

— У нас двоек не ставят! — наигранно оскорбилась она, радуясь про себя, что так легко отделалась. Пока что. Посмотрим, что будет дальше: — Вот ноль баллов могут влепить, запросто… Ты не переживай, это по поведению.

— По поведению? — рассмеялся папа (и тоже с облегчением, кажется). — Это как? Подралась с кем-то?

— Не знаю, Оксана тебе сама расскажет…

Мелких пакостей и всяческих безобразий на Янином счету накопилось, конечно, немало. Во-первых, прогулы и опоздания на первые-вторые-третьи пары (нужное подчеркнуть), во-вторых, болтовня на занятиях. А в-третьих… Действительно, ну чем не причина? Прозвучит не слишком-то красиво и достаточно склочно, но из песни слов не выкинешь. Да и как иначе объяснить это резкое к Янке нерасположение со стороны их классной?.. В начале года ведь все было прекрасно: полное взаимопонимание, обоюдная симпатия и никаких друг к другу претензий!

— У нас скоро олимпиада по английскому, я отказалась в ней участвовать, — объяснила Яна, чувствуя себя достаточно неловко. — Вот Оксана и взъелась…

— Почему отказалась? — удивился отец.

— Просто… Почти в то же самое время олимпиада по французскому, не могу же я разорваться! Вероника Сергеевна с меня шкуру спустит, а Оксана пообижается и забудет…

— Подожди, не тарахти. Кто у нас Вероника Сергеевна? — потерянным голосом переспросил папа.

"Как бы эти училки его не заклевали!" — забеспокоилась Яна и опрометчиво предложила:

— Хочешь, я с тобой пойду? — вот сейчас возьмет и согласится! Ну что за привычка: вечно усложняет себе жизнь!..

Но папа ее жертву не принял, скаламбурил в свою очередь:

— За кого ты меня принимаешь? Сам разберусь.

Если быть совсем уж честной, то есть еще одна причина, из-за которой Яна в этом году отказалась от городской олимпиады по английскому. Оксана на нее такие надежды возлагала! Жалко, конечно… Но Вероника Сергеевна без всяких прочувствованных речей о чести их учебного заведения и Янкином лицейском долге пообещала поездку в Париж. И никаких дополнительных условий: займет она пятое место, десятое или двадцатое — неважно. (Попасть в тройку лидеров Яна даже не рассчитывала, будем уж смотреть на вещи реалистично… Если там соберутся сплошь и рядом вундеркинды из языковых школ, то шансов на победу ноль целых, ноль десятых в квадрате.)

Вот в английском она посильнее, спокойно бы могла потягаться за призовые места… В прошлом году заняла второе место на городской олимпиаде, Оксана была на седьмом небе от счастья. Предупредила, что в этом году будет нацеливать ее на победу, то есть продвигать на республиканскую олимпиаду — эх, нехорошо все-таки вышло с этим отказом!..

Но Вероника Сергеевна выкинула козырь из рукава, специально подчеркнула со значением: если Яна согласится участвовать в олимпиаде по французскому, то весной ее возьмут с собой во Францию вместе с Вероникиным одиннадцатым "Б", "крутейшим из крутых". ("Бэшники" собираются ехать по культурному обмену, будут жить во французских семьях. А французы приедут в гости на следующий год, вот было бы здорово!..)

"Ну да, прилетит ко мне какая-нибудь парижская Анн-Мари, и я ее поселю у бабушки в Измайлово! В двадцати километрах от города, у черта на куличках. Или дома вместе с мамой, это еще хуже… — отрезвила горячую голову вполне резонная мысль. — Вот вам местная экзотика, скандалы на завтрак и перед сном грядущим — получайте-распишитесь! И вообще по-свински получается: купили на Париж… Оксана права, что на меня разозлилась. А с другой стороны, ну кто бы отказался?.."

И в следующую секунду похолодела от внезапного открытия: "Если весной у нас не будет денег, как обещает мама, если папа не уйдет в рейс… Тогда я точно пролечу, как фанера над Парижем!"

Янкин лицей Володя нашел бы и с закрытыми глазами — не раз ведь малую подвозил, — зато с нужной аудиторией дела обстояли намного хуже. За два c лишним года дочкиной здесь учебы он еще ни разу не был на родительском собрании, стыдобища-то!.. (Всегда считалось, что это привилегия жены.) Проплутав минут десять по удручающе темным коридорам и потыкавшись в закрытые двери, он выбрался наконец к кабинету с внушительной табличкой "Учительская". Рядом с ним, окончательно сбивая с толку, красовалась точно такая же стандартная белая дверь с надписью "Воспитательская".

"Интересно бы узнать, какая между ними разница?" — усмехнулся он и наугад постучался в учительскую. Открыла миловидная девушка с короткой стрижкой, это пышущее здоровьем розовощекое создание идеально подходило под Янкино описание классной руководительницы. "Сколько же ей лет? Двадцать, двадцать два?" — подумал Владимир с неудовольствием, и на всякий случай уточнил:

— Оксана Юрьевна?

— Вы отец Яны Вишневской? Проходите, — девушка невозмутимым хозяйским жестом указала на потертое кожаное кресло у стены, отполированное, видать, родительскими задами. Эта преисполненная достоинства поза и глубокий наставляющий голос больше бы подошли умудренной опытом седовласой учительнице, но никак не молоденькой девчонке…

Уловив, скорей всего, промелькнувшую на его лице ироничную улыбку, она еще больше посерьезнела и горячо застрочила, сдвинув у переносицы широкие темные брови:

— Как к человеку у меня к ней претензий никаких: в классе ее уважают, даже любят. Зато поведение резко испортилось: без уважительной причины прогуливает занятия, опаздывает, уходит без разрешения! Ведет себя так, будто ей все позволено.

— Но на учебе это не отражается? — нахмурился Володя. Здорово зацепило за живое, что на малую так нападают. Да и он хорош, добренький папаша! В эту среду Янку сам оставил дома, чтоб отоспалась и пришла в себя, да и раньше были прогулы по его вине, когда попросил ее помочь разобраться с турками, неудавшимися компаньонами. (Если бы знал заранее, что у них здесь настолько строго с посещением! Средняя школа ведь, а не столичный университет. Перегибают палку, никаких сомнений.)

— На учебе ПОКА не отражается! Но что будет дальше?.. — остро возразила эта круглолицая Оксана Юрьевна и выпятила пухлые по-девчоночьи губы. — У меня создается впечатление, что она полностью потеряла интерес к учебе. На занятиях болтает с подружками или рисует, на замечания не реагирует, недавно даже звонила по мобильному, и это во время пары! Если так и будет продолжаться, то успеваемость неминуемо скатится вниз.

— Что-то мы с Вами вдаемся в область допущений, — Володя не удержался от скептической улыбки. Оценки ведь не снизились, что им еще от Янки нужно? "Без бумажки ты букашка, а с бумажкой муравей", вспоминая старинную народная мудрость. — Вот когда я увижу факты…

— Вам нужны факты? — классная руководительница обиженно поджала губы в узкую полоску, отчего на щеках проступили глубокие ямочки, убавляя ей еще несколько лет возраста. — Пожалуйста, классный журнал, черным по белому! С начала сентября у нее прогулов больше, чем за весь прошлый год. Это всего за три месяца учебы!..

— Три с половиной, — машинально поправил Владимир. Вот этот козырь крыть было нечем… Прямо-таки раздирало от противоречивых чувств: с одной стороны, досада и раздражение, что его Янку, умницу, каких еще поискать, выставляют чуть ли не отстающей. С другой — злость на свою мамзель: прогуливает ведь по-черному, а потом строит перед всеми невинные глазки, актриса Большого театра!

— Она дома хоть занимается? — патетически хмуря брови, осведомилась Оксана Юрьевна.

— Не знаю, я не видел, — буркнул он, углубившись в свои мысли. Спохватился, но исправлять оплошность было поздно: девица торжествующе воскликнула:

— Я так и предполагала! Выезжает на способностях. Но это долго продолжаться не может, в следующем году ей поступать. Нужно как-то ее встряхнуть — вы, как родитель…

— У нас сейчас сложная ситуация в семье, — внутренне сгорая от стыда, с трудом выжал из себя Володя. — Может, отчасти из-за этого…

— Я так и думала, — с глубоким удовлетворением отозвалась всезнающая Оксана Юрьевна. — В подобных случаях самые распространенные причины: или мальчик появился, стало не до учебы, или что-то происходит в семье.

"Да что ты понимаешь, девчонка! — всерьез рассердился Володя, еле сдерживаясь, чтоб не вспылить. — Сперва своего роди, да вырасти, да воспитай нормальным человеком, тогда и поговорим! Сыпать книжными истинами — это все горазды. Университетский курс психологии, три семестра, зачет автоматом — знаю я таких!.."

— Дело в том, что мы сейчас переехали за город, добираться на занятия ей стало сложней, — объяснил он ледяным тоном. — Сами знаете, как пригородный транспорт ходит. Мы даже думаем перевести ее в местную школу, там же в поселке, чтоб не ездила каждый день, — приврал сгоряча, бросил с озабоченным видом в осуждающие глаза девицы. Такого разговора у них с дочкой еще не было, да и вряд ли Янка сама по доброй воле откажется от своего драгоценного лицея — это уже из области научной фантастики…

И все же Володин веский аргумент попал в самое яблочко: девица заметно перепугалась, захлопала в растерянности прямыми, как стрелы, ресницами:

— Что Вы, зачем же так сразу забирать? Одна из наших лучших учениц… Вряд ли это разумно, наш лицей дает самую лучшую подготовку для поступления в вуз. Знаете, вопрос с опозданиями можно решить: если, как Вы считаете, имеется уважительная причина… Прогулов, разумеется, мы больше не допустим, будем сразу же пресекать. И Вы с ней поговорите. Пускай только не молчит, я ведь понятия не имею, что с ней происходит!

"Вон как запела, птичка-королек! — внутренне позлорадствовал Владимир. — Уж за это бы тебя по головке не погладили: спровадила перспективного ребенка…" И из какой-то несолидной, неподобающей его возрасту мальчишеской вредности покачал головой, разыгрывая сомнение и напряженные раздумья.

— Не забирайте ее, — с жалобными нотками повторила Оксана Юрьевна. — Нам ее будет не хватать. Это очень дружный класс, если убрать хотя бы одного человека… Тем более Яну…

— Что же в ней такого особенного? — поневоле улыбнулся он: говори, душенька, да не заговаривайся!

— Вот у психологов считается, что в каждом коллективе есть мозг, или интеллект, можно и так сказать… А она у нас душа класса.

"Славная девочка, что ж это я с самого начала в позу встал? — подивился про себя Володя. — Не боги горшки обжигают, через пару-тройку лет научится и с родителями разговаривать. Сразу видно, нестреляный воробей: спросила бы сперва имя-отчество, предложила бы кофе-чай (кстати, и за чайником далеко ходить не надо, маячит перед глазами на соседнем столе). От кофе я б, наверно, все равно отказался, но дело бы, глядишь, поживей пошло… "Душа класса", надо же!.."

Благополучно расшаркались и распрощались, после доброго десятка приличествующих ситуации сердечных улыбок Володя вежливо откланялся. Лишь выехав на автостраду, вспомнил, что не выяснил самого главного: что же с Янкой творится, откуда эти хронические прогулы? Обычно одно из двух, заявила эта прямолинейная Оксана Юрьевна: или мальчики, бурная подростковая влюбленность, или проблемы в семье. Придется разбираться самому…

Приехав домой, он решил взяться за Янку вплотную, пока не остыла рабочая злость. Отловил на кухне, где та распивала с бабушкой чаи, и пригвоздил к стене зловещим в своей простоте вопросом:

— Значит, прогуливаем без уважительной?

Дочка от его львиного рыка если и впечатлилась, то недостаточно, моментально перешла в наступление:

— Нажаловалась уже!.. — и покосилась в бабушкину сторону в надежде на защиту и покровительство.

"Растет же на чью-то голову! — беззлобно посетовал Володя. — Так вроде посмотришь — ангелочек, но стоит копнуть поглубже… Нет, зря Марина за нее переживает: уж эта в "жестоком мире" не пропадет, выплывет! Да и дипломатические способности, смотрю, имеются, с излишком."

— Мама, выйди, пожалуйста. Нам надо поговорить с глазу на глаз, — не терпящим возражений тоном заявил в мамину сторону. Та едва заметно улыбнулась и на выходе фривольнейшим образом малой подмигнула. "А еще бывшая преподавательница! — рассердился он на этот цирк. — Вот ведь бабья команда, сговорились!.."

Янка вызывающе молчала, сунув руки в карманы домашних стареньких джинсов (словно шкет-беспризорник из советских фильмов). И со скромным, но весьма независимым видом разглядывала светло-кофейную кафельную плитку между шкафами.

— Может, под домашний арест тебя посадить? — сладким до приторности голосом осведомился Володя.

— Ну и как ты себе это представляешь? — малая искусно изобразила на рожице внимательную вежливую улыбку, в уголках ее рта виднелось что-то прозрачно-красное и липкое даже на вид. "Бабушка потчует вареньем", — он еле сдерживал несовместимый со своей родительской функцией приступ смеха. Янка ничего не поняла, но закивала понимающе:

— Вот и я говорю: смешно!

— Есть второй вариант: лишить компьютера. Вот это выполнимо.

Дочура мгновенно изменилась в лице, подбежала к нему поближе и принялась канючить, преданно заглядывая снизу в глаза:

— Ну что ты, в самом деле… Это уже гестапо, так сейчас никто не наказывает! Спроси кого хочешь, — потом, видно, разглядела, что главная опасность уже миновала, и изрекла философски: — Главное — не рубить сплеча!

По обоюдному согласию решили, что пора браться за ум, больше думать о поступлении и меньше валять дурака. "Ну, дурака я в любом случае валять не могу! Только дурочку", — остроумно возразила Яна, но Володя сегодня не был расположен к подобного рода зубоскальству.

— Ты только маме не говори, о'кей? — жестоко страдая от уязвленной гордости, небрежным тоном сказала Яна. И спохватилась про себя: "Ой, они ведь и так не разговаривают… Ну что ж, в моем случае это даже плюс, хоть и кощунство, наверно, так говорить…" И для пущей образности добавила: — А то она с меня шашлык сделает.

— Шашлык? Из тебя? — как-то нехорошо, больше того, оскорбительно удивился отец.

— Мясо лучше в магазине покупать, там костей больше! — процитировал неизвестно откуда взявшийся на кухне брателло и самодовольно ухмыльнулся. Неужели под дверью стоял, подслушивал?.. Да что ж это за семейство подобралось!

…Особенно тяжело было по вечерам, когда квартиру незаметно заполняли призраки. Марина бродила из комнаты в комнату, беспорядочно включая повсюду свет, и то и дело чудились то громкие голоса детей в гостиной, то Янкино радио на кухне, то Володин гитарный перебор. (Первые два дня после их отъезда, не остыв еще от обиды, она твердила самой себе, что жить одной — это как раз то, что нужно. Трехкомнатная квартира в ее полном распоряжении: хоть конем гуляй, хоть светский раут организовывай! Уж ей-то и задаром не надо никаких предателей, что бросают на произвол судьбы в самый трудный момент.)

Но с каждым днем, отмеченным сорванным листком календаря, Марине становилось все больше не по себе. Не помогал ни включенный на весь день телевизор, ни посиделки с подругами. Владимир не звонил, не спешил с извинениями и предложением начать все сначала, дети тоже молчали. В голову исподволь закрадывались пугающие мысли: а вдруг он уехал насовсем, забрав у нее детей?.. Вдруг они не вернутся? О деньгах она пока что не беспокоилась: Володька оставил достаточно, демонстрируя свою обычную щепетильность. Надо отдать должное старой избитой истине: мы действительно ценим только то, что теряем…

И сны стали сниться тревожные, с надрывом. Обычно повторялся с небольшими купюрами один и тот же сюжет: дом Володькиных родителей в Измайлово, она украдкой заглядывает через забор, не решаясь войти во двор. Вряд ли ее здесь ждут… Владимир со Славой стоят рядышком у крыльца, усаженного яркими оранжевыми чернобрывцами, и улыбаются доброжелательно, машут издали рукой. А Янка застыла маленькой фигуркой в глубине сада, нарочно отвернувшись, заслонившись от Марины растрепанными кудрявыми волосами… Всякий раз во сне Марина пыталась разглядеть ее лицо, но не могла. И понимала сквозь полудрему, что дочка ей не простила, не хочет пока видеть.

Просыпалась с тяжелой головой, обещая себе, что сегодня непременно позвонит Владимиру, узнает хотя бы, как там дети, здоровы ли? Что они едят, вовремя ли ложатся? И откладывала на завтра, презирая себя за малодушие и оправдываясь тем, что время лечит. И опять думала о дочери: как же могло так случиться, что они стали друг для друга совершенно чужими? Конечно, Ярославу в детстве она уделяла намного больше внимания, с ним было не в пример легче — веселый и общительный малыш, мечта любой матери. А Янка всегда была потайной, держалась с ней как-то скованно и почти что никогда не ластилась. Чаще крутилась возле отца.

Именно в те первые годы нужно было трубить во все трубы, пытаясь любой ценой наладить с дочкой контакт — если нужно, к психологу обратиться, поехать в Киев на обследование… (Хотя Володька все равно бы не пустил, встал бы на дыбы.) Зато не пришлось бы сейчас сидеть у разбитого корыта! Янка, слава Богу, выросла вполне нормальной, зря переживали. Но ближе друг другу они все равно не стали, и Марининых прикосновений она до сих пор не выносит: только протянешь руку погладить или потрепать по волосам, сразу же изгибается и отскакивает в сторону, как своенравная кошка. Разве что не шипит. До чего же трудно любить того, кого не понимаешь…

Да ещё и мотоцикл этот дурацкий, сколько раз просила, чтоб Володька его продал! А ему все как с гуся вода.