Ночью вернулись так полюбившиеся ей разноцветные сны, на этот раз развернулась целая детективная история. (Единственное, без Яниного участия, она наблюдала за всем будто со стороны.) Разыгрывалось красочное продолжение вчерашнего дня, когда умница-разумница Яна Владимировна малодушно улизнула с четвертой пары, ни с кем не попрощавшись…
Во сне после той бесстыдно пропущенной украинской литературы нагрянули Галькины друзья-товарищи, Андрей с Богданом. (Вся их девчачья команда только успела выбраться во двор под закатное низкое солнце.) Андрэ, как всегда, был само остроумие, блистал и рассыпался мелким бесом, время от времени проезжаясь катком по кому-то из девочек. (В основном по Юльке, потому как других почти не знал. Ну, разве что издалека и сзади.) Но выходило совсем не обидно, а напротив, очень смешно: основная мораль была, что "со всеми бывает, но не у всех проходит!".
От Андрюшиных изысканных намеков на "меньше будешь пить — дольше будешь жить" Юлька заметно конфузилась (ей, бедной, и без того уже в тот день досталось от Оксаны)… Ребята вовремя просекли, что пора сменить пластинку, и принялись наперебой разыгрывать в лицах свои собственные истории из бурной юности (которая, как предполагалось, уже прошла). Вот их-то, истории, Янка до утра не запомнила, а жаль… Даже сдержанный обычно Богдан разошелся вовсю, а потом словно бы между прочим стал допытываться про нее. Но никто не мог сказать ничего вразумительного: сбежала себе и всё… Такая, мол, сякая!
Самое удивительное, там во сне за шутками и зубоскальством "кудрявый мальчик" как будто бы раскаивался, что потащил всех на дискотеку, где "ребенок" перебрал лишнего и теперь отлеживается дома. (А может быть, втихаря и болеет.) Точно это целиком и полностью его вина, как старшего и ответственного. И еще — будто он очень хочет ее увидеть, только не знает, как бы это всё устроить, учитывая существование Сережи… От догадки этой нахлынуло ощущение беспричинного головокружительного счастья — такого, что аж дух захватывает! С ним Янка и проснулась.
А проснувшись, долго над собой посмеивалась: это ж надо было так, вот это ее подсознание изощрилось! Подсунуло самый желаемый вариант — наверно, она где-то в глубине души на него надеялась, сама себе не признаваясь. На долю секунды промелькнула фантастическая мысль, что сон — чисто теоретически, по идее — может быть вещим, как предупреждала Мастер. А что, если мальчики действительно вчера приходили? Хотя это было бы слишком, вероятность подобного совпадения — ноль целых, ноль-ноль-ноль… Да и Галька при таком раскладе обязательно бы вечером позвонила, чтоб от души помучить: "Кстати, а ты в курсе, что опять всё пропустила?"
"Но с другой стороны, сон про Ярика-то ведь сбылся… Единственная разница, что сегодняшний сон был про будущее, то есть про прошлое, а тот старый…" — тут Янка запуталась окончательно и решила, что в любом случае вряд ли у нее настолько многосторонние способности.
Собираться в лицей было еще рано, завалиться обратно в кровать досматривать свой сон — поздно. Наскоро умывшись и почистив зубы, Янка, то и дело зевая, примостилась в пижаме в своем любимом скрипучем кресле у окна. Покрутившись с минуту, от нечего делать стала перебирать сваленные кучей на подоконнике новые книги, врученные во вторник Мастером Ольгой. (Не помешает заработать на будущее несколько дополнительных очков, раз уж умудрилась так проштрафиться с той горемычной дискотекой. При следующей встрече с Мастером можно будет мимоходом небрежным тоном упомянуть: начала, дескать, читать вашу литературу, весьма и весьма… Авось и пронесет, про всякие злоупотребления никто больше и не вспомнит.)
Внимание сразу же привлекла тонкая брошюра с обложкой красивого ясно-сиреневого цвета. "Элизабет Профет, "Фиолетовое пламя для исцеления тела, ума и души". Мастер как раз про это пламя и говорила как будто бы, что оно мне сейчас нужно… Ну-с, начнем", — сама умиляясь своей неслыханной сознательности, Яна взялась за книжку. Через минуту настолько увлеклась, что совсем забыла о времени и, главное, о том, что читает-то скорей не для себя, а так, чисто для галочки:
"Фиолетовое пламя — это больше, чем фиолетовый свет. Это невидимая духовная энергия, которая проявляется как фиолетовый цвет перед теми, кто развил в себе духовное видение. В прошлые века знание о фиолетовом пламени давалось лишь немногим избранным, которые доказали, что достойны этого. Святые и адепты Востока и Запада с давних времен использовали фиолетовое пламя для ускорения своего духовного развития, но широким массам это засекреченное прежде знание было открыто лишь в двадцатом столетии.
Фиолетовое пламя служит многим целям. Оно оживляет и укрепляет нас. Оно может исцелить эмоциональные и даже физические проблемы, улучшить взаимоотношения и облегчить жизнь. Более важным является то, что фиолетовое пламя превращает негативную энергию в позитивную, что делает его эффективным инструментом при исцелении. Сегодня мы точно знаем о том, что причина болезни обычно скрывается в нашем ментальном, эмоциональном и духовном состоянии. Трансформируя негативные мысли и чувства, фиолетовое пламя помогает нашему исцелению.
Фиолетовое пламя также исцеляет раны прошлых жизней…"
"Ну и ну, вот это книжка! Вот это точно для меня, — с несгибаемой уверенностью определила Яна, ощущая внутри странное волнение, отдающееся зудом во всем теле. — Не зря она мне попалась именно сейчас… Если это фиолетовое пламя еще и карму растворяет, то это вообще супер!"
Не в силах больше сдерживать растущее нетерпение, она наскоро пролистала следующие страницы: "Та-ак, где тут у них практические упражнения? Нашла! Вот с них, пожалуй, и начнем, а теорию я потом дочитаю, сейчас не успею… Веления фиолетового пламени, странно, почему именно веления? Могли бы назвать просто мантрами…"
Торопливо пробежав глазами еще несколько абзацев, Яна вслух тихонько начала читать нараспев, повторяя одно и то же двустишие:
— Я ЕСМЬ существо фиолетового пламени,
Я ЕСМЬ чистота, Богом желаемая!
Первую минуту ничего не происходило — ни видений, ни привычных ее картинок, ни тем более плавно бегущего "кино". Все оставалось обыденным, примелькавшимся. Начиная уже терять интерес, Янка на мгновение замолчала, переводя дух. Мельком взглянула на лежащую на коленях брошюру и замерла в изумлении: от страниц книги струился мягкий ясно-фиолетовый свет, похожий на живые непоседливые язычки пламени. Поднимаясь все выше и выше, он окутал Янкины руки, незаметно перекинулся на кресло, пробежал легкой змейкой вверх по телу и добрался до головы… Мгновение — и она оказалась в центре мощного, полыхающего всеми оттенками фиолетового и сиреневого костра, изумительное зрелище… Все тело гудело от невидимой, переполняющей ее до самых краев энергии, — надо же, никогда раньше такого не ощущала, даже во время сеансов Рейки… А на душе при том настолько радостно и легко, что, кажется, стоит лишь оттолкнуться от кресла — и взлетишь воздушным шариком, умчишься под облака!..
— Дети, в школу собирайтесь! — пропел фальшивым дискантом Ярик, просовывая голову в сестренкину комнату. И сообщил в сторону кухни, персонально для родителей: — Я так и знал, у нее тут еще кот не валялся!
Янка не пошевельнулась, застыла неподвижным силуэтом у окна с неестественно прямой спиной и полуприкрытыми глазами. (Медитирует, значит, мелочь пузатая! Йог-любитель начинающий.) На губах ее играла легкая полуулыбка, выражение лица от этого казалось удивительно счастливым, благостным, точь-в-точь как у просветленного буддийского монаха где-нибудь в тибетском монастыре. Ничего не скажешь, Далай-лама отдыхает… Уже и не пытаясь сдержать широченную улыбку, Ярик вознамерился было отколоть что-нибудь созвучное ситуации, но вдруг ощутил непривычную резь в глазах. Хотя нет, почудилось, с глазами было все в порядке. Или не в порядке?.. Вокруг Янкиной головы ясно прорисовался ярко-фиолетовый светящийся ореол, отдаленно смахивающий на нимб, вслед за тем засветились нежным фиолетом ее сложенные на коленях руки… Не в силах издать ни звука, Ярослав сломя голову бросился вон из комнаты. "С ума схожу!" — заметались в панике сумбурные мысли.
— Кто войдет без стука — вылетит без звука! И дверь за собой закрывай, — сердито сообщила из комнаты сестра, и ему немного полегчало. — Ты что, в лифте родился?
Полной достоинства походкой малая выплыла из комнаты, поддернула пижамные штаны и с гордо поднятой головой прошествовала в ванную, нарочно отпихнув его плечом. Никаких фиолетовых аномалий вокруг Янки больше не наблюдалось, слава тебе Господи… Значит, он не спятил, просто померещилось со сна. Со всеми бывает.
"Да уж, кому-кому, а малой просветление пока не грозит, — с неожиданным облегчением усмехнулся про себя. — Порядок."
Но тревога до конца не отпускала, тупой иглой засела где-то внутри. Что с ним произошло, черт возьми, и вообще откуда оно взялось?! Неужели нахватался от Янки, сам и не заметил, как заразился этим ее эзотерическим безумием? Между ними с сестрой всегда царило неписаное соглашение, что его сфера влияния — это музыка, а ее — все эти психологии, философии, научная фантастика и те де и те пе… Богу — Богово, а кесарю — кесарево, как известно.
— Ты чем это там занималась? — как можно более небрежно осведомился он, дождавшись, пока Янка зайдет на кухню. Малая со снисходительным видом обронила, наливая себе из бутылки апельсиновый сок:
— Да так, по мелочам. Подрастешь — расскажу.
"Опять выделывается, деловая колбаса нашлась! — Ярик почувствовал себя немного задетым. — Ну, я с тобой еще поквитаюсь…"
С раннего утра в квартире царила почти праздничная толкотня и суматоха, давненько уж такого оживления не наблюдалось! А всего только и событий, что приехал Ярослав. Немногочисленные домашние, включая Гаврюху, задвигались быстрей и энергичней, и чаще положенного сыпали самодельными остротами — у кого удачными, у кого не очень. (Кроме кота, само собой: тот с большим достоинством хранил молчание.)
Похоже на то, что родители на радостях решили закрыть глаза на кое-какие Янкины художества из последних (ну или просто дать отсрочку, чему та была несказанно рада…). А любимый братец явно наметил в кратчайшие сроки нагнать всё упущенное за свое отсутствие и трудился в поте лица. (Чего и следовало ожидать, не первый же год она его знает! Остряк-самоучка по призванию.)
Долго искать повод для утренней потасовки не пришлось: вот Янка расчесывается в прихожей с лицом удивительно собранным и целеустремленным, точно у боксера перед поединком. Длинные, как у сказочной Рапунцель, сестренкины волосы под этими слаженными движениями громко потрескивали и сыпали во все стороны статическим электричеством. Такого его количества Ярослав еще ни разу не видел: не сестра, а портативная мини-электростанция!
Не дойдя до кухни, Ярик круто развернул обратно и озабоченно всмотрелся ей в лицо, сведя от напряжения русые брови. Малая испуганно переспросила, округлая свои глазищи, как в диснеевском мультике:
— Что такое?
— Третий глаз режется.
И еле успел от нее отскочить: Янка негодующе замахнулась своей расческой, но гоняться по всей квартире не стала, в виде исключения. Милостиво разрешила:
— Живи пока!
А дальше начался самый цирк — ради чего он, собственно, всё это и затеял. Сестренка в нерешительности потопталась на месте и… Ну наконец-то, вот оно!!! Малая не вынесла мук неизвестности и устремилась поближе к зеркалу, где придвинула нос почти вплотную к трюмо и с уморительной серьезностью принялась сантиметр за сантиметром изучать свое отражение — выискивать на лбу тот самый лишний глаз… С опозданием спохватилась и уже под его гомерическое ржание погналась за обидчиком всерьез, пронзительно завывая, улюлюкая и размахивая над головой чем-то схваченным в пылу погони, как индеец кровожадного племени. Допек, что называется! Отец выглянул из гостиной в незастегнутой рубашке, с джемпером в руке — решил, видно, проверить:
— Что за шум, а драки нет?
— Как с цепи сорвались! — пожаловалась из кухни мама, и расслышала же…
— Just fooling arround! (Просто дурачимся!) — успокоила отца Янка с крутым американским прононсом, и где только успела подхватить?.. Ярик скептически хмыкнул, но достойно откомментировать не успел: зычным генеральским голосом мама потребовала всех к завтраку.
Дети с утра расшумелись, Марине всё никак не удавалось их утихомирить. Хотя если честно, она не слишком-то старалась: если и покрикивала, то скорее по привычке, чтоб не слишком расслаблялись. Янка сегодня вырядилась в широченные светлые брюки ужасающего покроя, совсем как у негров в американских клипах, стыдобища! Непонятно, как только это безобразие держится на бедрах: того и гляди, на ходу потеряет!.. Дополняла сей дивный ансамбль теплая на вид белая курточка ровно до пупа — весь живот оставался открытым, и это в октябре месяце! — и огромная розовая кепка. Дочкина голова безнадежно в ней утонула, один нос виднелся. Марина вздохнула с видом мученицы, взывая мысленно сразу ко всем святым, затем всё же не удержалась и решительно подтянула эти позорные штаны вверх — может, хоть какую-то часть живота прикроют:
— Поприличней у тебя ничего нет?
Янка бросила на нее в высшей степени презрительный взгляд из-под своей гигантской кепки и вывернулась прямо из рук, не удосужилась ответить. Отошла подальше, насколько позволяла теснота кухни, и устроилась на подоконнике с любимой ярко-лимонной чашкой в руках, в задумчивости изучая раскинувшийся внизу город. Да еще и мизинец элегантно оттопырила, ох уж эти Вишневские! Хотя оттопырила, скорей всего, бессознательно, потому как посудину свою держала под сильным наклоном. Вот уже из нее полились оранжевые струйки сока… Хорошо, что на пол, а не на брюки! Или наоборот — плохо, что не на брюки?
Дочка очнулась, с удивлением покосилась на растекшуюся по линолеуму желтоватую лужицу и поставила чашку на стол — наверно, чтоб лишний раз перестраховаться. Это у нее еще детская привычка — держать на весу полную чашку под наклоном. Марина когда-то всерьез переживала: а вдруг что-то не то с координацией?.. (Для того и на гимнастику отдала, кстати сказать, — чтоб поднатаскали.) Но Володька на ее беспокойство лишь посмеивался и отпускал свои дурацкие шуточки, со временем и Слава подключился, подражая отцу, давнему кумиру… Расслышав, что ли, своим десятым чувством нечто предосудительное, Янка с неодобрением взглянула на мать исподлобья. Марина в который раз тяжело вздохнула: ну вот, уже опять что-то не устраивает!
— Что ты на меня смотришь, как Ленин на буржуазию?
Дочь в ответ снисходительно улыбнулась накрашенными розовой помадой губами (вероятно, в цвет кепки). И заявила с видом нешуточного умственного превосходства:
— Так уже давно никто не говорит!
Из кухни на всю квартиру разносился голос Марины — судя по звуковому сопровождению, жена читала Янке очередную нотацию. Володя без слов махнул Ярику рукой, приглашая присоединиться, и оба пристроились у кухонной двери, навострив по обыкновению уши. Там же происходило что-то весьма и весьма любопытное: Марина достаточно мирно (хоть и громко) вещала, как государственная радиостанция. Сам этот привычный повышенный тон до смешного не вязался со смыслом ее слов:
— Не понимаю, какие ко мне могут быть претензии? Ты ведь сама говорила, что дети еще до рождения выбирают себе родителей! Бачылы очи, що купувалы!.. Знаешь пословицу?
Янка, по всей видимости, не смогла достойно отреагировать и прибегла к старому испытанному способу, то есть бегству: с силой толкнула кухонную дверь и угодила Ярику прямо по лбу. Но от конфуза этого нисколько не стушевалась, торжествующе расхохоталась брату в лицо и помчалась в свою комнату, придерживая обеими руками на бедрах широчайшие рэпперские штаны.
На полпути все же надумала, что ответить, и отчаянно в сторону кухни закричала:
— Если бы я знала, что ты такая будешь, ни за что бы не выбрала!
"Наши мужчины", как Марина с незапамятных времен называла мужа и сына, еще минуту-другую помялись на пороге, по-перемигивались с таинственным видом, и зашли всё же внутрь. Она окинула их с ног до головы подозрительным цепким взглядом: хоть не смеются, по своей-то старой привычке?..
— Вот! Пробую на ее языке!
Они только лыбились до ушей и с нечеловеческой скоростью поглощали намазанные ею для всех бутерброды со шпротным паштетом, поминутно облизываясь, как коты. Сам Гаврюха растерялся от такого диковинного зрелища, смотрел на них снизу с недоумением и озадаченно чесал за ухом.
— А что, неправильно? — продолжала допытываться Марина.
— Нет, почему же? Всё правильно! — утешил Володька, но глаза оставались хитрющими, точно у старого лиса.
— Очень хорошо сказала! — подпел ему второй скрипкой Ярик, потирая ушибленный лоб с назревающей крупной шишкой.
По дороге на занятия, трясясь в старенькой, воняющей бензином маршрутке, Янка с напряжением старалась ухватить едва мелькнувшее утром воспоминание. Что-то из детства, связанное с Ярославом, и очень, невероятно важное, именно сегодня важное… Кажется, еще со времен общежития — следовательно, ей было года три-четыре, не больше… Точно, вот оно! По вечерам папа выключал в комнате свет, в уютном полумраке вставал на фоне белой стены рядом с репродукцией картины Рериха — как же она называлась?.. — и просил посмотреть на ауру. Но Янка и без того четко видела яркое голубоватое свечение вокруг его головы, и Ярик тоже видел, потому как дополнял ее описание всякими уточняющими подробностями.
Ну и ну-у!.. Она примерно так же сейчас различает — не всегда, конечно, а когда настроится — светящиеся кастенедовские коконы. (Но теперь уже на всё тело, не только у головы.) Почему же папа тогда в пиццерии, когда загуляли на полночи, воспринял ее рассказ о вИдении откровенно в штыки, чуть ли не на смех поднял? "Пой, ласточка, пой…" Если сам когда-то точно такими же вещами интересовался и больше того, специально с ними обоими занимался. А теперь отмежевывается, открещивается что есть мочи: чур меня, чур!
И, главное, Ярик, вполне обычный приземленный брателло, неунывающий остряк с бритвой вместо языка — неужели он в детстве тоже ВИДЕЛ? Вот это уже ни на что не похоже: Ярослав с одной стороны, а всякая эзотерика — с другой! Две параллельные прямые, которые никогда не пересекутся, известная аксиома. Но если ее смутные воспоминания — правда, если именно так всё и было, то брательник тоже не из простых! Хоть как бы Янку ни высмеивал с ее новыми увлечениями — третий глаз там, пятое, десятое…
"Ну и семейка подобралась!" — Яна до того распереживалась, что проехала свою пред-конечную остановку на улице Мира, пришлось вылезать у черта на куличках и топать пешкарусом лишние два квартала. Да плюс ко всему на конкретной платформе, ежеминутно поддергивая сползающие брюки и натягивая курточку на мерзнущий живот — полный экстрим.
В лицее девочки встретили ее бурными возгласами и почти что овацией, как заблудшую овцу, вернувшуюся в стадо. А насупленный еще круче обычного Капля прожег издали недружелюбным колким взглядом — ну что ж, всё возвращается на круги своя…
— Явление в коробочке, — иронично заметила Зая, сидя по-турецки прямо на парте, на своей половине (иначе кто бы ей позволил!). А Алинка обрадованно закричала, едва завидев Яну на пороге:
— Эх ты, прогульщица!
Но прозвучало совершенно беззлобно и даже с любовью, по-другому-то Алька и не умеет… Зато Галя была под стать Капле, бывшему инквизитору: подчеркнуто равнодушна и холодна до официальности, будто ее всю ночь напролет продержали в морозилке. Явный признак, что обиделась из-за Янкиного самовольного ухода не по-детски, так что первую пару, а то и две, будет подчеркнуто ее игнорировать. А потом выскажет всё накипевшее на душе, просклоняет по падежам и, дай-то Бог, успокоится… (Вот потому, наверно, Галька вчера вечером и не позвонила, как у них обычно заведено — решила Яну проучить.)
А дальше начался какой-то нелепый фильм ужасов: Юлька возбужденно ей в самое ухо завопила, да так, что барабанные перепонки с натуги затрещали:
— Угадай, что вчера было!!!
— Приходили Андрей с Богданом, — упавшим голосом промямлила Янка, еще до конца себе не веря.
— А откуда ты зна-а-ешь? — разочарованно протянула Юля. — Тебе что, кто-то сказал? Мы ж договорились не рассказывать!..
Но Яна уже ничего не слышала. Сердце предательски колотилось в груди, как трусливый маленький заяц, и из самой глубины ее существа вырывались оглушительные беззвучные слова: "Пожалуйста, не надо! Прекратите, я так не хочу, я еще не готова… Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ ВИДЕТЬ СВОЕ БУДУЩЕЕ, НЕ НАДО МНЕ ТАКИХ СНОВ!!!"
…Откуда же ей было знать, что этот беззвучный вопль о помощи будет сразу услышан и учтен где-то наверху в небесной канцелярии, и сны уже на следующую ночь прекратятся. И возможно, что навсегда. Что поначалу она обрадуется, но скоро начнет по ним скучать и умолять, чтоб вернули обратно, что она теперь ко всему готова… И плакать оттого, что которую ночь ничего не происходит, словно к ней после долгих лет слепоты на несколько дней вернулось зрение, но теперь исчезло без следа. И что пройдет еще немало времени, пока первые, поначалу слабые отголоски тех видений появятся снова, Яна будет им безумно рада. Но такого, как в эти летящие осенние дни, никогда больше не случится.
В тот момент Янка еще ни о чем не подозревала. Беззаботно смеялась вместе с девчонками на очередную Юлькину выходку, наслаждаясь их теплом и дружеским участием, и ощущала себя самой обычной, во всех отношениях "нормальной". Еще бы, в первый раз в жизни идеально вписывалась к эту невидимую, но всё равно супер-важную социальную рамку: уже не глазастая белая ворона, а своя, "наша"! Что и говорить, была просто счастлива: почувствовала же, как от ее истошного крика внутри что-то произошло, с еле слышным щелчком переключилось…
— Плющит, штырит и колбасит, — сочувственно определила Юлька, сидя с ногами на стуле и искоса поглядывая на нее. Будто уловила внутренним радаром что-то неладное. Девчонки вразнобой засмеялись, даже разобиженная в пух и прах Галя едва заметно улыбнулась, не теряя, впрочем, своего царственного вида.
— Штаны у тебя крутые, — в первый раз с утра подала голос Машка-Марианна, и непонятно было: издевается так или на полном серьезе?
(Конец первой книги)