— Меллон! — сообщил голос секретарши.

— Да! — крикнул Пирсон.

Дверь бесшумно раздвинулась, пропуская невысокого толстого мужчину. Пирсон написал что-то на листке бумаги, помахал им над головой и сказал, не выпуская сигары изо рта:

— Пари на миллион, я знаю, с чего вы начнете!

— Сто долларов, — отозвался Питер Меллон, член комитета, отнюдь не удивленный таким началом.

— Тысячу?

— Двести пятьдесят!

— Идет, — сказал Пирсон. — Начинайте!

— Дорогой Пирсон! — патетически воскликнул гость удивительно тонким, почти женским голосом, неожиданным для такого тучного тела. — Плохими христианами будем мы с вами, если не вернем невинным крошкам их отцов, бастующих на угольных шахтах! Вспомните молитву богоматери!

Пирсон протянул бумажку Меллону, сказав:

— Платите!

Толстяк прочитал: «Начало: христианская преамбула о богоматери». Он покраснел от досады. Пирсон требовательно протянул руку. Меллон зажал ее в своих влажных ладонях.

— Но я все-таки был прав, — сказал он. — Утренняя молитва на моих предприятиях дает прекрасный эффект. Рабочие теперь трудятся гораздо интенсивней. Мы закрыли ворота наших заводов для не христиан. Воскресные проповеди уберегли нас от забастовок. Мы проверяем глубину веры всех желающих поступить к нам. Надо строить больше церквей…

Пирсон пожал плечами.

— На постройку церквей потрачена куча денег, — сказал он. — Но церкви не оправдывают затраченного на них капитала. Почему священники вступают в движение сторонников мира?

Пирсон не совсем в почтительных выражениях помянул бога.

— Вы циник и безбожник, Сэми! — поморщился Меллон. — Я буду молиться за спасение вашей души.

— Молитесь лучше о спасении ваших капиталов, Пит, — сказал Пирсон холодно. — Если мы не проведем новых военных ассигнований, никакой бог не спасет Америку от депрессии.

— К небу возносятся миллионы организованных нами молитв за военные ассигнования… Есть, правда, недостойные священнослужители, сопротивляющиеся этому. Мы постепенно очищаем от них храмы божьи.

— Миллионы молитв! — с сарказмом повторил Пирсон. — Пусть ваши церковники на исповедях получше собирают сведения о сторонниках мира для ФБР. У нас в стране два миллиона подписали воззвание сторонников мира. А выступления против войны в Корее!

Из рупора, скрытого в столе, послышался голос секретарши:

— Тренинг!

Пирсон снял пиджак, швырнул его на ковер и, высоко поднимая колени, побежал вдоль стены. Это была его обычная тренировка, предписанная врачами.

— У меня есть предложение, Пирсон! — крикнул толстяк ему вдогонку.

Не прекращая бега, Пирсон повернул голову в его сторону.

— В противовес движению сторонников мира надо возвести еще двадцать тысяч церквей. Это лучшее средство от неамериканских мыслей. У меня в кармане законопроект о государственных ассигнованиях на строительство церквей и о субсидии в сумме пятидесяти миллионов долларов на развитие промышленности церковных учреждений. Комитет двенадцати обязан поддержать это благочестивое предложение, если не хочет, чтобы сатана завладел душами рабочих!

Пирсон ничего не ответил. Но, пробегая возле стола, остановился, нажал рычажок и кнопку на телефонном коммутаторе, крикнул:

— Церковный капитал!

Толстяк проводил Пирсона недовольным взглядом, что-то хотел сказать, но вздрогнул, услышав басовитый голос из скрытого рупора:

— В США 211 тысяч церквей. Стоимость церковных зданий 3 839 500 610 долларов. Одна церковь приходится на 258 прихожан. Стоимость предприятий, входящих в церковное имущество, 282 659 289 долларов. От этих капиталов она получает два миллиона долларов годового дохода. Наши ассигнования на службу информации Ватикану и содержание ордена иезуитов во всех странах выражаются в сумме…

Не умеряя бега, Пирсон снова нажал кнопку. Голос умолк.

— Однако кардинал Спеллман утверждает… — начал Меллон.

Размахивая руками, Пирсон переменил бег на шаг.

— А, теперь все ясно! — сказал Пирсон. — Кардинал Спеллман — соучастник финансового концерна Ватикана, где президентом папа римский Пий XII. Одновременно Спеллман, в руках которого церковный капитал Америки, участник вашей фирмы стандартных строительных материалов.

— Я действую из чисто христианских побуждений, — сказал Меллон.

— Скажите, Пит, — спросил Пирсон остановившись, — почему вы вместе с Рокфеллером играете на понижение моих сталелитейных акций и вынуждаете меня нести потери на удержании курса? Вы знаете, я ведь плохой христианин. Я не подставлю левую щеку, когда меня бьют в правую. Я сам бью!

— Вы хотите откровенного разговора? Хорошо. — Меллон встал. Теперь в его голосе не осталось и следа от прежнего ханжеского, гнусавого тона. В нем зазвучали металлические ноты. — На моих сборочных авиационных и автомобильных заводах в наших европейских странах продолжаются забастовки. Я потребовал от местных властей, чтобы они мобилизовали войска и уничтожили коммунистов, нарушающих нормальную жизнь, — мы, кажется, достаточно платим европейским властям, чтобы иметь возможность спокойно работать. И что же? Они отказались применить оружие, ссылаясь на вас, мистер Сэмюэль Пирсон!

— Неужели вы не понимаете, Пит, — сказал Пирсон досадливо, — что применить сейчас оружие — значит вызвать революционную вспышку в Европе? И это будет как цепная реакция в атомной бомбе. Подождите, пока мы введем в наших европейских странах жесткий оккупационный режим. А пока необходимы другие средства. Мы еще не совсем готовы. Не время!

Пирсон опять зашагал вдоль стены.

— Но на моих заводах в Америке тоже забастовали рабочие! — вскричал Меллон.

— А зачем вы так сильно сократили расценки?

— А недоданные деньги?

— Какие деньги? — Пирсон опять возобновил бег.

— Нет, нет, вы не убегайте! — И Меллон решительно устремился вслед за убегающим Пирсоном. — Пятьсот миллионов долларов! В конце концов, Пирсон, это вы виноваты в забастовке на моих американских заводах! Я бы построил церкви, и это удержало бы рабочих от забастовок, даже при сниженных расценках…

— Мне странно это слышать. Дались вам эти пятьсот миллионов! Вы разговариваете как глава фирмы, а не как представитель мощной финансовой группы. Всем известен ваш, так сказать, спортивный интерес в строительстве церквей.

— Деньги были ассигнованы по военному бюджету и…

— Но вы забыли… — огрызнулся Пирсон.

— Я все помню, — прервал его толстяк пыхтя. — Провал в Китае… Конгресс побоялся раздражать налогоплательщиков… План Маршалла… Неудача в Корее. Но теперь я могу получить эти пятьсот миллионов!

Он остановился, отирая лицо платком.

— Нет, Меллон! — крикнул Пирсон удаляясь. — Я сейчас еще не могу поддержать ваше строительство церквей, да и нужна ли моя помощь?

— До конца тренинга три минуты! — сообщила секретарша.

Пирсон остановился и, подняв руки, сделал вдох.

Меллон тоже остановился и медленно, засунув руку в карман, извлек большой клетчатый платок, привычным движением встряхнул его и стал обстоятельно вытирать свой потный лысый череп и мясистое лицо, запуская пальцы с платком поглубже под воротник. Потом он снова аккуратно сложил платок и наконец сказал:

— Вам не удастся съесть меня! — и, встряхнув платок, опять принялся вытирать появившиеся капельки пота.

— Мое единственное стремление, — ответил Пирсон, маршируя вдоль стены, чтобы стадо мирно паслось на своих жирных пастбищах.

— Значит, денег не дадите? — Меллон перестал вытирать пот и всем телом повернулся к Пирсону.

— Сейчас не можем!

— Так вот… — внезапно охрипшим голосом торжественно начал Меллон, но, поняв по быстрому насмешливому взгляду партнера, что хриплый голос выдает волнение и поэтому его наигранный тон и поза не обманут Пирсона, уже не пытаясь сдерживаться, выпалил одним духом, злобно тараща глаза: — Если не дадите, я вынужден буду заключить с некоторыми военными кругами контракт, и тогда к черту полетят наши соглашения о базисных ценах и квотах и все наши соглашения о замораживании патентов, а это ударит кое-кого по карману, и тогда не я, а вы, вы, Пирсон, придете ко мне с просьбой о помощи!

Меллон судорожно глотнул воздух, и этой паузой воспользовался Пирсон, чтобы продолжить торг. Обычный торг двух негодяев, стремящихся урвать побольше не только с других, но и друг у друга.

— Да, я приду к вам, — быстро прервал его Пирсон. — Приду, чтобы похоронить ваши останки, Питер Меллон, после того как вы выброситесь с четвертого этажа психиатрической больницы, устроив эту кризисную панику. Мы устроим вам пышные похороны, но не позволим создать кризисную панику!

И Пирсон размеренным маршем зашагал вдоль стены.

— Прекратите тренинг! — заорал Меллон, возмущенный не столько обещанием пышных похорон, сколько неуважением, которое он усматривал в размеренном марше проходившего мимо Пирсона при столь ответственном разговоре, и схватил его за руку.

Пирсон с силой вырвал руку и так же методично продолжал свой марш. Меллон от досады даже топнул ногой.

— Тренинг окончен! — раздался голос секретарши.

Пирсон остановился и стал надевать пиджак.

— Сказать вам все, Сэм? — начал толстяк визгливым голосом.

Пирсон мотнул головой.

— Должен вам сказать, Сэм, — нерешительно начал Меллон, — что во всем этом деле заинтересованы военные круги.

Пирсон насторожился.

— Знаю, — сказал он сдержанно, — что от вас попользовались генералы, адмиралы и еще кое-кто… не буду называть их имен.

— Так вот, я заявляю вам от имен, которых вы не хотите называть, сказал Меллон придвинувшись, — что вы должны найти мне эти пятьсот миллионов хотя бы из собственного кармана.

— А если я этого все-таки не сделаю? Ну, Пит, да выкладывайте же свой козырь!

Меллон вплотную придвинулся к Пирсону.

— Сэми, — сказал он, — это может стоить мне головы.

— Вы с ума сошли, Пит! — сказал Пирсон удивленно и рассмеялся: Ладно, я вам спасу голову и карман!

— Но это твердо, твердо? — чуть не плачущим голосом спросил Меллон. Потому что ваша голова тоже может быть в опасности.

— Безусловно! Гарантирую!

Меллон порывисто схватил Пирсона за руку и потащил на середину комнаты и там, не выпуская его руки, зашептал на ухо:

— Сэми, я все равно должен был бы сказать вам об этом… Ну, в общем, наш «японский Мак» заставил меня принять пятерых генералов и трех адмиралов в качестве президентов и вице-президентов моих компаний… Один из них мне проболтался в пьяном виде… Завезены японские летчики якобы для переподготовки… Это… это… — Голос Меллона стал еле слышен. — Это будет холодный генеральский путч… Понимаете? Внутренний… Ну, как вы не понимаете? Чтобы командовать всем!

Бесцветные глаза Пирсона сузились, ноздри раздулись и побледнели. Его охватил страх и вместе с тем гнев. Конечно, он знал о затаенной мечте «японского Мака» — взять государственную власть в «железные военные руки». Но мысль о «холодном» генеральском путче, когда не он, Сэмюэль Пирсон, будет диктовать военным, а они ему, просто не приходила Пирсону на ум — так он был уверен в своей силе. А между тем не без его участия множество генералов и адмиралов было назначено на командные посты в крупнейшие концерны. Нет сомнения, за «японским Маком» стоят мощные покровители. Но кто? Группа Дюпона, Рокфеллера, Мак-Кормика или Кун-Леб? Все они готовы были удушить друг друга.

— В ближайшее время я помогу устроить вам эти пятьсот миллионов, Меллон.

Меллон поднял глаза к небу.

— Богоматерь вняла молитвам моим! — гнусаво произнес он.

— Послушайте, — сказал Пирсон, кладя руку на плечо Меллона. — Я помогу устроить вам правительственную субсидию на ваш совместный со Спеллманом бизнес для расширения ваших церковных лавочек… но…

— Что «но»?

— Продолжайте вести игру с «золотыми галунами» и осведомляйте меня. Подождите… Кроме того, вы уступите мне ваши акции элеваторных компаний, мясной, молочной, рыбной и консервной промышленности и особенно синдиката «Юниливерс». Он уж слишком забрал в руки европейские продовольственные рынки. А вашу группу это не очень интересует.

— Пожалуй, уступлю. А что вы задумали, Сэм?

— И все акции сахарных предприятий.

— Эге! Вы хотите захватить тропики с их сахарным тростником?

— А вам-то что? Словом, я беру все акции, относящиеся к производству и сбыту пищевых продуктов. Учитывая бесконечное чувство такта, свойственное вам, дорогой Пит, я не буду напоминать вам о сугубой секретности нашего разговора. Да, кстати… Почему я вас не видел вчера на похоронах молодого Джона Харнеса?

— Я был занят. Бедняга Джон! Отчего он, собственно, умер?

— Оттого, что не захотел молчать, — произнес Пирсон с преувеличенной внятностью.

— А ведь только накануне я предостерегал его от излишней болтливости, раздельно сказал Меллон, в упор посмотрев на Пирсона.

Взгляды обоих хищников скрестились. Мимолетное удивление мелькнуло на перекошенном лице Пирсона.

Меллон сел, тяжело дыша. Помолчали.

— Прощайте, Пирсон. Поручаю вас попечению божественного промысла, пекущегося о нас, грешных, — сказал Меллон вставая. — Бог благословит ассигнования на строительство церквей. Я буду ждать.

— Я не так забывчив, как некоторые, — Пирсон снова говорил своим обычным, небрежно насмешливым тоном, — забывающие уплатить проигранное пари.

— Пари? Какое пари?

— Когда вы вошли ко мне в кабинет… насчет начала вашего разговора…

Меллон поспешно вынул пачку денег и отсчитал двести пятьдесят долларов. Пирсон взял деньги и, отделив одну бумажку, сжал ее в кулак.

— Ставлю тысячу долларов на последнюю цифру в банковском номере! Она меньше пяти.

Цифра была четыре, и Пирсон получил чек на тысячу долларов, что вызвало у него веселый блеск глаз.

— Я бы хотел участвовать в вашем новом бизнесе, — заявил Меллон.

Пирсон, подумав, согласился на соучастие Меллона в новом синдикате, поставив ряд условий.

«Уф, уф!» — мысленно твердил Меллон, выходя от Пирсона, будто из бани, но настроение у него было бодрое.