— За что, собственно, этот Аллен Стронг получил премию? — приходя на выручку приятелю, спросил по-английски Егор и сделал ход конем.

— Аллен Стронг? — поняв маневр Егора, спросил Сапегин и серьезно задумался. В этом вопросе для него самого было много неясного. — Я знаком с его научными работами. Это очень трудолюбивый и способный ученый. Я не знаю, что произошло, но его ассистент Арнольд Лифкен давно уже стал почему-то его начальником. Аллен Стронг — из числа заблуждающихся. Он считает себя жрецом чистой, надсоциальной науки и стремится быть аполитичным. Коммюнике о присуждении премии Аллену Стронгу — дымовая завеса. Только доверчивый простак может поверить в то, что американские «короли» заботятся о «сбережении сокровищ Солнца». Сами американцы пишут о том, что за три столетия в Америке уничтожено четыре пятых строевого леса. А за сорок лет — с 1908 года по наши дни — в стране истреблено больше половины оставшихся лесов. Вот это и есть империалистическое «сохранение сокровищ Солнца».

— Может быть, премия — это маневр, филантропические штучки? подсказал Роман.

— Вот поразительные контрасты! — сказал Анатолий Батов. — Мы выполняем великий сталинский план строительства оросительных каналов, чтобы превратить пустыни в цветущие оазисы и создать изобилие, а у них наоборот, все наоборот: сами люди создают пустыни!

Роман вспомнил о недавно полученных письмах от однокурсников, проходивших практику в различных районах Советского Союза. Один писал из северного Крыма, где он работал в научно-исследовательской экспедиции, другие — из приволжских степей и из Каховки на Днепре. Везде советские люди переделывали лицо планеты. Старые почвы облагораживались трудом стахановцев, создавались заново. Роман рассказал о последних достижениях советской науки в области микроудобрений.

Егор заговорил о мечте повернуть сибирские реки вспять, чтобы оросить безводные степи Казахстана и Средней Азии. Рассказывая, он увлекся и перешел на русский язык. Собеседники тотчас же заставили его повторить свой рассказ по-английски…

Анатолий вспомнил о проекте использования энергии ветров, когда тысячи воздушных электростанций дадут огромное количество электроэнергии.

Так, вдали от родины, перебивая друг друга, они с жаром вспоминали то прекрасное, что позволяло видеть черты будущего в сегодняшнем дне, что вдохновляло советских людей на мирный созидательный труд во имя счастья человечества на Земле.

— Знаете ли вы, — спросил Сапегин, — что в некоторых штатах США собрать кое-какой урожай за сорок четыре года удавалось только в тех исключительных случаях, когда пыльные бури приносили издалека плодородный почвенный покров в виде осаждающейся пыли? Представьте себе такую картину: фермеры бегают и высматривают, где «высеялась» почва, так как своей почвы на полях давно уже нет. И там, где нанесло пыльный слой земли, они сеют. Только так им иногда удается собрать урожай. А помните, Маркс писал, как испанские плантаторы на Кубе выжигали леса на склонах гор, чтобы получить золу для удобрения? Этого удобрения хватало на одно поколение очень доходных кофейных деревьев. А потом ливни смывали беззащитный верхний слой почвы, лишенный растительности, и снова выступали обнаженные скалы. Посев по пыли — это чисто американское изобретение.

— Американское «бегающее» земледелие, — саркастически отозвался Роман.

— Мат! — вдруг объявил Егор, и все, включая Сапегина, посмотрели на доску.

— Красивая комбинация! — одобрил Сапегин.

Роман резким движением смешал шахматы.

— Как мы поедем в Китай — на пароходе или на самолете? — спросил Анатолий и сам ответил: — Лучше на самолете: меньше времени я буду мучиться от качки.

— Тоже, нашел о чем беспокоиться! — возразил Роман. — Для нас сейчас самое главное — это Международный конгресс по борьбе с вредителями и болезнями растений.

— Почему? — удивился Егор. — Вряд ли мы там добьемся запрещения биологических средств войны. Не в интересах американских «королей» пшеницы, хлопка, сахара и других осуждать свои же методы экономической войны.

— В самой Америке борются противоречивые силы, — сказал Анатолий. — С одной стороны — Кэмп Дэтрик, военный арсенал биологического оружия, с другой стороны — Институт Стронга, созывающий ученых всех стран для борьбы с вредителями.

— Но ведь этот институт в системе академии Мак-Манти! — возразил Егор. — Поэтому он не борется с Кэмп Дэтрик, откуда рассылают вредителей, чтобы организовать голод, как, например, в Италии, где от огромных масс колорадских жуков буксуют колеса поездов… Вы читали последние сообщения из Италии и Франции?

— Еще не читал, — ответил профессор и, обращаясь к Анатолию, спросил: Что же наш информатор об этом молчит?

— Я подготовил все, Егор меня опередил. Могу доложить, — сказал юноша. Дело не только в Италии. В Индонезии снова появился страшный вредитель кофейных деревьев…

— Я считаю, — взволнованно вмешался Роман, — что мы должны добиться на конгрессе, во-первых, запрещения биологического оружия; во-вторых, организации всемирной борьбы с вредителями. Добиваться этого — значит бороться за мир!

— Ты, Роман, прав, — сказал профессор. — Ради спасения человечества мы будем бороться против тех, кто ведет экономическую войну биологическим оружием. Но Егор тоже прав: англо-американцы пустят машину голосования и провалят наши предложения. Ведь нам придется иметь дело не с представителями свободных стран, а главным образом со ставленниками «короля» сельского хозяйства Луи Дрэйка, за спиной которого стоит сверхправительство — Комитет двенадцати.

— Это тот самый гангстер, о котором вы нам рассказывали? — спросил Анатолий.

— Он самый, — кивнул головой профессор. — Луи Дрэйк не стесняется в средствах, и, уж конечно, он не захочет проводить мероприятия, подобные той помощи, которую мы, например, оказывали Ирану, посылая самолеты для борьбы с саранчой. Вот почему изучение вредителей в других странах и научный контакт с учеными этих стран, из которых многие являются патриотами своей родины и науки, для нас более важны, чем самый конгресс, где нам будет очень и очень нелегко.