Бекки твердо решила не говорить первая о стрельбе в лесу, чтобы ее не сочли хвастунишкой. Все же первые слова ее, когда она увидела Эрла и Джима, были: «Я только что застрелила предателя».

Обмен разведчицы Анны Ван-Коорен на четырех заключенных американских летчиков и десять патриотов, осужденных на каторгу, делал поездку Бекки в Джакарту излишней. Эрл так и сказал ей об этом. Но Дакир и два индонезийца были иного мнения.

— Вы еще не знаете коварства белых тигров, — говорили они.

Их план сводился к следующему: обмен Анны Ван-Коорен на летчиков и патриотов должен совершиться. Но так как нельзя заранее предвидеть, на что способны американо-голландские военные власти, они предложили взамен Анны послать похожую на нее Бекки, и если обмен произойдет нормально, отослать им настоящую Анну Ван-Коорен. Тогда Бекки может быть свободна.

Эрлу и Джиму не слишком понравился этот план, но Бекки так хотелось, чтобы ее поездка не была бесцельной, она так настаивала, что им пришлось уступить.

Единственное, что смущало Бекки, — это то, что она не знает голландского языка. Но Дакир успокоил ее, сказав, что Анна Ван-Коорен поклонница американской культуры. Она принципиально говорит только по-английски и презирает все голландское. Иногда Анна даже жует резинку, больше из молодечества. Дома она носит малайский саронг или брюки, подражая известной киноактрисе. В дорогу она надевала бриджи, шелковую безрукавку и тропический шлем. Впрочем, Бекки предложили теперь же посмотреть на Анну Ван-Коорен.

— Она здесь? — воскликнула Бекки.

— Она в соседнем доме, — сказал Эрл. — Я поговорю с ней, а вы наблюдайте. Уж если вы хотите быть похожей, то усвойте ее стиль. Вы готовы идти или отдохнете с дороги?

— Нет, я не устала, — сказала Бекки, все еще возбужденная после дороги.

Они прошли в соседний дом, и Бекки через дыру в матерчатой занавеске увидела Анну Коорен. Стройная девушка ее роста, в бриджах, крагах и голубой шелковой рубашке с короткими рукавами и открытым воротом, стояла перед клеткой, где сидела говорящая птица бео. Коорен насвистывала несколько тактов одного и того же мотива. Изумрудно-красно-желто-синий бео переступал лапками по прутику в клетке, клонил голову набок и время от времени насвистывал тот же мотив.

Коорен выпрямилась, громко зевнула, потянулась, потом лениво заложила руки за спину, расставила пошире ноги и, снова наклонившись к клетке, сказала: «Анна Коорен, Анна Коорен, Анна Коорен». Бео послушал и в ответ произнес два слова по-малайски.

— «Анна Коорен умирает в плену, умирает в плену», — твердила Коорен.

— Я бы не сказал этого, — раздался густой грудной голос Эрла. Он вошел в комнату.

Анна быстро повернулась, все так же держа руки за спиной.

— О-о-о! Новое явление?! — сказала она. — Вы избавитель или тюремщик?

— Если вы хотите вернуться к отцу, вам придется написать одно письмо, сказал Эрл.

— Ага! Выкуп! Сто тысяч долларов наличными?

Бекки поразило, как чертами лица Коорен похожа на нее и как все-таки они не похожи друг на друга. «В чем же секрет?» — задала она себе вопрос. У Анны в лице, во всей ее фигуре было что-то подчеркнуто надменное, вызывающе злое, уничтожающе пренебрежительное. Бекки пыталась понять, что именно создавало это впечатление. Коорен держалась прямо… «Ага, голова несколько более закинута назад, чем надо… вот так. Щурит глаза… — Из сумочки Бекки вынула зеркальце и прищурила глаза. — Нет, не так. К тому же Коорен чуть-чуть кривит верхнюю губу… вот так… и резко двигает бровями. Жесты резкие, повелительные…»

Бекки пропустила часть разговора. Теперь она видела Коорен в профиль.

— Не только четырех летчиков и десять малайских патриотов, а хоть сорок тысяч желторожих! Отец это сделает! Но объясните, чему я была обязана столь длинным ожиданием. Ведь письмо я могла написать на второй же день пленения. Диктуйте, но дайте ручку и бумагу.

Эрл подал. Коорен крупными шагами подошла к низенькому столику и, поджав ноги, села по-восточному.

— Напишите отцу, что живы, здоровы, но чтобы он поспешил тотчас же освободить четырех американских летчиков и десять патриотов. Вот их имена. Эрл подал бумажку. Наклонился и молча прочитал написанное. — Добавьте, сказал он, — чтобы он вам больше не посылал коробочек с записками и ядом.

Коорен быстро оглянулась и задержала свой взор на лице Эрла. Но Эрл невозмутимо смотрел на письмо. Она промолчала и снова принялась писать.

— И напишите, чтобы Ян Твайт напрасно не летал над римбой.

И это написала Коорен.

— И напишите, как с вами хорошо обращаются!

Коорен написала, положила ручку и встала.

— Я попалась, охотясь за дурианом, — сказала она. — За это вы могли бы, по крайней мере, угостить меня дурианом, и я бы с удовольствием отблагодарила мистера… — Она внимательно смотрела в лицо Эрлу.

— Я не честолюбив, — ответил Эрл. — Просто я спасаю своих друзей-летчиков. Ребята хотели подработать на контрабанде медикаментами, но их подвел самолет.

— Отец бы заплатил им за работу пилотов больше!

— Опасная работа?

— Нет, у батаков нет зенитной артиллерии, и бомбить их — все равно что возить почту… Хотите заработать? — спросила Коорен. Она быстро встала, шагнула к Эрлу вплотную и тихо сказала: — Выше подбородок, парень! Колеблются слабые, а вы напоминаете мне сверхчеловека из одного кинофильма. Такое же волевое лицо… И он шутя заработал десять тысяч!

— А что я должен сделать?

— Доставить меня к отцу.

— Вы разведчица голландских войск, но можете быть уверены, что вернетесь. Завтра же эта записка будет у вашего отца, — сказал Эрл.

— Только пусть ничего за это время не случится со мной! — сказала Коорен и, понизив голос до шепота, продолжала: — Вы понимаете, я хочу жить, хочу жить! — Она отодвинулась на шаг. — Не воображайте только, что я боюсь!

— Вам придется отдать мне вашу одежду, чтобы я мог предъявить ее вашему отцу.

— Он поверит моему письму.

— Это необходимо.

— А я?

— Вам дадут саронг и прочее. — Эрл взял записку со столика, молча поклонился и вышел.

Едва за Эрлом закрылась занавеска, как лицо Коорен приняло выражение бессильной ярости. Она круто повернулась, ударила ногой подушку, отшвырнула ее в угол и снова подошла к клетке.

— Анна Коорен умирает в плену! — довольно внятно сказал бео.

— Она не умрет! — сказала Коорен, что-то крикнув по-малайски, и стала раздеваться.

Вошла женщина, неся в руках малайскую одежду.