Я проснулся после сна без сновидений в пять вечера. Так досадно не видеть снов. Я привык вспоминать сны после каждого пробуждения, как человек, который привык гадить каждое утро: если однажды он встает и ему не удается погадить, значит, что-то не так. К тому же вспоминать сны оказывается очень полезно. Я не имею в виду сорок принципов Зигмунда Фрейда, я имею в виду сон в роли оракула: эта его ипостась доступна только тем, кто понимает, что просвещенный разум набит эзотеризмами, и, возможно, в нем кроется самая причудливая из всех религий.

Радио. Кофе. Косячок. Самое подходящее расположение духа, чтобы вернуться к почте Метафизического клуба. Также благоприятный момент, чтобы уделить внимание «Сентенциям» Джона, которые обычно получаются у него самыми сверхнасыщенными, какие только могут быть. Но главное есть главное, и первым делом надо было разрешить вопрос с бабками, в противном случае не будет мне ни косячков, ни пива, ни масла для круассанов.

Я набрал домашний номер The First, чтобы подготовить почву и не тратить усилий впустую. К телефону подошел один из моих Обожаемых Племянников, причем именно самый обожаемый – тот, который, не выдержав моего буравящего взгляда, начинает называть меня «дядя Пабло». Кажется, это старший, по крайней мере, более грузный. И еще кажется, что это девочка, но в последнем я не очень уверен, так как он весь в мать.

– Папа дома, милочка?

– А кто говорит?

– Пабло. Пабло Миральес.

Я услышал, как он кричит: «Мама, это дядя Пабло, он хочет поговорить с папой. Наверное, он пьяный, потому что он меня не узнал».

Трубку взяла мама, моя Обожаемая Невестка.

– Пабло?

– Да, слушаю.

Мы поменялись ролями. Звонил я – спрашивала она. Голос у нее был напряженный.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она почти без тени превосходства, с каким обращалась ко мне в тех немногих случаях, когда мы разговаривали.

– Черт побери, кругом сплошные чудеса творятся.

– Почему ты так говоришь?

– Да просто так. Что случилось?

– Пока ничего серьезного. Но ты должен поскорей к нам приехать. Мне нужно кое-что тебе рассказать.

– Я и так собирался зайти, надо повидать Себастьяна. Он не может подойти?

– Нет, не может. – Она запнулась. – Его нет дома.

– Но в конторе мне сказали, что он лежит и у него жар… Он что, решил пойти на работу вечером?

– Нет. Приезжай, и я тебе все объясню, сейчас я не могу никуда выйти. Я сама бы к тебе приехала, но не могу.

Восчувствовав весь драматизм положения, я понял, что нечто необычное происходит в нарастающем темпе и без перспектив на улучшение. Я обменялся с Lady First в общей сложности тридцатью семью словами с того далекого дня, когда она вышла замуж за моего Неподражаемого Братца, и вдруг теперь она просит, чтобы я приехал к ней ради каких-то признаний. Странно, очень странно; однако все было возможно с тех пор, как The First начал бросаться деньгами, стал говорить «пожалуйста» и перестал появляться в конторе, прикрываясь мнимой болезнью. У меня мелькнула мысль, что, может быть, дело в какой-нибудь интрижке. Все совпадало вплоть до одновременного исчезновения The First и его секретарши. Все совпадало, кроме меня. Какое отношение я имел ко всем этим супружеским конфликтам своего братца? Однако я заметил, что начинаю испытывать своего рода любопытство, безусловно болезненное.

– Отлично, сейчас зайду.

– Слушай, если встретишься с родителями, ничего им про это не говори. Если спросят, отвечай, что Себастьян болен. Всего пару дней, ладно? И когда кто-нибудь еще спросит – тоже.

Просьба прозвучала почти в приказном тоне.

– Ты просишь меня врать?

– Послушай, Пабло, давай начистоту. Мы с тобой никогда особо не ладили, так что, если я поступаюсь своим достоинством и прошу оказать мне любезность, у меня есть на то серьезные основания.

Такая откровенность – вот уж чего никогда не замечал за Lady First. Но просьба действовать осмотрительно подкрепляла мою версию о том, что речь идет об измене. И, признаюсь, подобная возможность меня пленила: The First, выступающий как главное действующее лицо скандала на сексуальной почве, тайная связь с секретаршей, какой позор; или еще лучше: роман с молодым мулатом, ударником поп-группы, недавно прибывшей из Гаваны; или уж совсем круто: The First, замешанный в дело о зоофилии и некрофильской секте, фото которой появляется на первых страницах всех газет Галактики: ночное сборище на кладбище Монт-жуик, достопочтенные горожане, одетые как drag-queens, в туфлях на толстенных платформах, и Он – накрашенный, с подведенными глазами, с гримасой отвращения целующий в зад козу… В то же время я не слишком-то обольщался. В конечном счете даже связь с секретаршей была под большим вопросом. Она производила впечатление девушки благоразумной и не только служила украшением конторы, но, полагаю, испытывала слабость к иностранной валюте. Прежде чем лечь в постель с моим братом, она наверняка постаралась бы найти достойную работу или по меньшей мере какое-нибудь достойное место, где можно было бы заниматься проституцией в рамках приличий.

Но это ладно, потому что довольно скоро мысли мои вернулись к недополученным тридцати пяти штукам. Нанести второй подряд визит вежливости моим Досточтимым Родителям и рассеянно обронить, чтобы они подбросили мне десять тысяч – уплатить за парковку в Голубой зоне, – такое не могло не пробудить подозрительности в папеньке, который упорно подозревает корыстные интересы за моими самыми прочувствованными проявлениями сыновней любви. Кроме того, у меня нет машины, и, вполне возможно, папенька узрел бы в этом небольшую нестыковку. Какие еще оставались альтернативы? Вытянуть деньги из Lady First было бы так же очаровательно, как сорвать первый, благоуханный плод: в конце концов, она тоже была членом семьи, и пора бы уж ей начать относиться к семье уважительно. Или, к примеру, я мог тайком проскользнуть в комнату одного из моих Обожаемых Племянников и пошарить в его копилке, правда, при этом подвергая себя риску, что вот-вот раздастся рев охранных сирен, так как они, несомненно, уже постигли наиболее примитивные методы защиты частной собственности.

В конце концов я оделся и направился к The First.

Мой Неподражаемый Брат еще не достиг папенькиного статуса, так что ему пришлось удовольствоваться надстройкой на улице Нумансия (что, конечно, ниже психологической планки Диагонали) в ожидании оставшейся части отцовского наследства, которая позволит ему обзавестись зимней резиденцией там, где его левая нога захочет. Но и без того он сумел оттяпать себе сто пятьдесят квадратных метров надстройки, где поместилось и джакузи, и совершенно необходимый музыкальный инструмент. Разумеется, пока это пианино, а не рояль, и места занимает немного. Маленькое неудобство состоит в том, что Дебюсси лучше звучит на рояле, но мой Неподражаемый Брат – человек терпеливый и знает, что всему свое время: пианино с «BMW» и роялю с «ягуаром-соверен».

В холле его дома тоже есть диваны и консьерж – причесанный волосок к волоску тип в какой-то хламиде цвета электрик, заменяющей униформу, – но лифтам куда как далеко до папенькиных, они просто поднимают тебя в надстройку, не выкидывая никаких штучек, противоречащих силе земного тяготения.

Звоню.

Открывает Lady First. Поцелуи в щечку. Выглядит она лучше, чем мне казалось по воспоминаниям. Просит меня пройти. В коридоре сталкиваемся со вторым из моих Обожаемых Племянников; вид у него не такой горделивый, как у первенца, и, похоже, это мальчик, судя по отсутствию сережек и бантиков. Он движется перед нами довольно непростым манером, напоминающим способ передвижения четвероногих, особенно крокодилов и прочих рептилий, однако опираясь об пол коленками, а не когтистыми лапами или другими соответствующими нижними конечностями, и уж конечно, без того изящества, которое придает волочащийся сзади длинный зигзагообразный хвост. С любой точки зрения – вполне примитивный способ, невольно заставляющий вспомнить о вырождении человеческого рода, чего так боялся Жан Ростан. Но на этом сюрпризы не кончаются: неожиданно он останавливается как вкопанный, садится на необъятных размеров задницу, неправильную форму которой еще больше подчеркивает обтягивающее синее трико, смотрит вверх и делает гримасу, загадочным образом напоминающую человеческую улыбку.

О ужас: у него нет ни единого зуба.

На меня накатывает дурнота, и, задрав повыше ногу, я стараюсь перешагнуть через него. Невестка, напротив, должно быть, уже привыкла к подобным вещам и без всяких явных признаков отвращения нагибается и берет на руки существо, уже очевидно проявляющее умственную недоразвитость, сопровождаемую пузырями и ничем не оправданными оплеухами, которыми оно награждает мать.

– Вероника, подойди-ка сюда, присмотри на минутку за Виктором, – произносит Lady First, повышая голос и обращаясь куда-то в дальний конец коридора. Поскольку мы были в гостиной одни, я сделал вывод, что «Виктор» – имя существа, и это еще больше укрепило мое подозрение, что передо мной мальчик. Просто невероятно: еще ни одного зуба, а пол уже есть. Тут же как из-под земли возникла собственной персоной Вероника, оказавшаяся толстым-претолстым тинейджером в гринписовской футболке и лиловых спортивных штанах. Мне она понравилась, и я любезно произнес «Привет»; откровенно толстые люди всегда мне по душе, будь они хоть борцы за чистоту окружающей среды. Существо, не прекращавшее неистовых телодвижений, перекочевало из одних рук в другие, и Вероника удалилась с ним куда-то вдаль по коридору, отчего моя симпатия к девочке укрепилась за счет чувства благодарности. Я не расист, но нельзя не признать, что человеческие детеныши здорово воняют, особенно на ранних стадиях развития; они смердят смесью приторных лосьонов, кремов против опрелостей, детской еды… словом, их окружает отвратительное пахучее облако, загрязняющее все и вся, вступающее с ними в тесный контакт.

– Садись где хочешь. Выпьешь чего-нибудь?

– Пиво есть?

– Кажется, нет.

– Водка?

– Наверняка.

– Виши?

– Может, газировки?

– Тогда я, пожалуй, выпью «Вишофф»: высокий стакан со льдом, охлажденная водка напополам с лимонным соком и какой-нибудь углекислой водой, если нет «Виши». Только не делай в миксере, потому что иначе из воды выйдет весь газ.

– Слушай, а может, обойдешься просто виски?

Я заприметил в мини-баре бутылку «Гаваны 7». Лично я предпочитаю «Гавану 3», она не такая сладкая, но чертов The First всегда покупает самое дорогое. Именно такого типа люди, дай им власть, заставили бы нас дышать чем-нибудь более изысканным, чем простой воздух.

– Дай мне бутылку рома. Я выпью из горлышка, не возражаешь?

– Бери, делай как хочешь.

Себе Lady First налила в невысокий стакан на два пальца виски. Она передала мне бутылку, схватив ее за горлышко и опустив, как будто собиралась нести куда-то далеко. Потом уселась на другой огромный четырехместный диван напротив меня. Я просто не узнавал ее: то, как она обращалась с бутылкой, небрежная поза, в которой она уселась на диван, подобрав под себя ногу, привычные, размеренные глотки виски… К тому же она не выглядела такой отталкивающей, какой я ее помнил. Вероятно, потому, что раньше я почти все время видел ее беременной, а беременная женщина всегда вызывает какое-то тоскливое ощущение: вроде снесенного пришельцем яйца, из которого сейчас вылупится чудовище. Сейчас же, наоборот, у нее был распутный вид а-ля Грета Гарбо, такой я ее еще не видел. Если приглядеться, то у нее даже было некоторое физическое сходство с Гарбо, возможно – прическа. И довольно красивый разрез зеленых глаз.

Я тоже устроился поудобнее. Откупорив бутылку, я наклонил ее и подставил рот под струйку дозатора, пока не почувствовал, что достаточно. Опустив руку, я проглотил жидкость. Lady First нанесла мне удар в спину:

– Что ты подумал, когда узнал, что Себастьяна нет дома?

Что ж, я решил поддержать игру, пока есть халявный ром.

– Честно?

– Да уж, пожалуйста.

Я решил сымпровизировать, оттолкнувшись от какой-нибудь мелочи.

– Подумал, что у него шашни с секретаршей, что они провели ночь вместе и что какое-то неожиданное препятствие помешало им прийти в контору утром, вот они и сказались больными.

– Но ведь это я звонила в контору и сказала, что Себастьян заболел.

– Это можно увязать одно с другим.

– Давай посмотрим.

– Версия «А». Себастьян позвонил тебе и наврал что-то достаточно убедительное, что-то, что в твоих глазах оправдывало его отсутствие, но что не следовало сообщать служащим, поэтому он и попросил тебя позвонить в контору и сказать, что он заболел. Ты, как верная жена, поверила ему и сделала все, как он велел.

– Версия «Б»?

– Версия «Б». Тебе прекрасно известно, что твой муж крутит с секретаршей, и это тебя уже здорово достало, а может, и это без разницы, дело в том, что ты не любишь скандалов и согласна блюсти приличия.

– Версия «В»?

– Есть и такая. Мой бедный брат Себастьян и его любовница были похищены инопланетянами у тебя на глазах, но ты никому не хочешь про это рассказывать, потому что боишься, что тебя примут за сумасшедшую.

Чтобы придать игре несколько иное направление, я воспользовался легким замешательством невестки.

– А теперь моя очередь спрашивать. Откуда ты узнала, что секретарша Себастьяна тоже не вышла на работу?

Но она не хотела сдаваться:

– А откуда ты знаешь, что мне это известно?

Я пошел на уступку:

– Оттуда, что, когда я об этом упомянул, тебя это вовсе не удивило.

– Мне могла сказать об этом Мария, когда я звонила в контору.

– Могла. И она это сделала?

– Да.

– Но это не совсем полный ответ на мой вопрос. Возможно, ты знала про это еще до того, как она тебе сказала.

– Неплохо. Ты сообразительный.

– Вполне, чтобы не доверять как собственной хитрости, так и твоим похвалам. Ты знаешь что-то, чего не знаю я, вот и играешь со мной в кошки-мышки.

– Ты неправильно меня понял.

– Возможно. Дело в том, что я терпеть не могу загадок.

Воспользовавшись тем, что она отхлебнула виски, я снова решил побеспокоить свою бутылку. Первый благоразумный заход не принес ощутимого кайфа, и со второй попытки я залил горючего до предела – так что едва смог закрыть рот и проглотить. И тут же у меня появилось неодолимое желание стиснуть рукоять сабли и взять на абордаж первый же попавшийся галеон.

Но Lady First прочно стояла на твердой земле.

– Для человека, который не любит загадки, ты неплохо справился. Скорее всего, мы имеем дело с коктейлем из трех преподнесенных тобой версий.

– Включая инопланетян?

– Ну, не совсем. Впрочем, по правде говоря, я близка к тому, чтобы начать верить во все.

Она замолчала и закурила «Мальборо-супер-экстра-лайт». Прикинув, сколько виски осталось в ее стакане, я предположил, что настало время чистосердечных признаний, и приготовился слушать.

– У Себастьяна уже два года как интрижка с этой его секретаршей, тут ты попал в яблочко. Я знаю, и он знает, что я знаю, помимо прочего потому, что мы говорили об этом тысячу раз. Удивлен? Я – нет. Наш брак с твоим братом все время давал сбои. Или, лучше сказать, он никогда не давал сбоев, потому что был основан на взаимном соглашении: Себастьян спит с кем хочет, сохраняя облик добропорядочного отца семейства, а я могу ничегошеньки не делать под предлогом, что обхаживаю мужа и детей. Нет ничего хуже, чем обладать самолюбием и не иметь возможности его отстоять. Ты никогда не пробовал писать?

– Помнится, я как-то набросал очерк о своем отпуске, но с тех пор, как я открыл для себя «Пент-хаус», меня больше интересует фотография.

Она улыбнулась.

– Любой повод хорош, чтобы бросить… Я ведь даже публиковалась. Ты не знал? Плохо, когда все начинают возлагать на тебя надежды, которые ты не в состоянии реализовать. Тогда приходится выдумывать поводы.

Я начал припоминать, что в семье ходили какие-то разговоры о литературных заслугах Блистательной Суженой моего Неподражаемого Брата, но это было уже давно.

– И не только это. Лучшее в нашем браке то, что свобода твоего брата избавляет меня от обязанности спать с ним, на которой любой другой муж недвусмысленно настаивал бы. Мужчины никогда особенно не интересовали меня с сексуальной точки зрения… Почему ты на меня так смотришь?

– Честно говоря, детка, не ожидал, что…

Я отхлебнул еще рома. Ну и дела.

– Я рассказываю тебе предысторию только потому, что хочу, чтобы ты все понял правильно: мы с твоим братом любим друг друга, самое главное – понимаем… Это единственный в моей жизни важный для меня человек, который никак на меня не давит; я объясняю тебе все это исключительно потому, что мне так хочется. Надеюсь, ты понимаешь: чтобы избавиться от всего этого бремени, я вполне могла бы нанять какого-нибудь продвинутого психоаналитика. По крайней мере, он не залил бы мне ромом весь диван.

– Но он обошелся бы тебе дороже, чем стоит почистить обивку.

Не теряя лица, я в то же время не мог недооценить намека. Поставив бутылку на столик, я сам направился к тележке с калитками за стаканом. После чего заговорил, давая понять, что воспринимаю услышанное всерьез:

– Ладно, ладно, невестушка, предыстория мне понятна: веди себя тихо, а братец пусть развлекается с секретаршей. Чего еще…

– Принеси виски, если не трудно.

Теперь я протянул ей бутылку. Lady First, похоже, ударилась в риторические воспоминания.

– Мария Эулалия Роблес, Лали.

– Ты про кого?

– Про секретаршу Лиценциат по предпринимательству и экономике, владеет английским, французским, информатикой на продвинутом уровне… Мы вместе ходили в колледж.

– А теперь она ублажает твоего мужа; как тесен мир.

– Не так уж тесен. Я сама представила ее твоему брату и сама же порекомендовала в качестве личной секретарши, когда твой отец ушел на пенсию. Она как раз Себастьянов тип. Чем-то похожа на меня… И я знала, что Себастьян принадлежит к тому типу мужчин, которые нравятся Лали… Так что это я свела их и тем самым облегчила задачу твоему брату. Любовница, если она твоя секретарша, может спокойно идти рядом с тобой по улице, даже обедать в ресторане, где тебя знают, особенно если тебя видели вместе с ней и твоей женой одновременно. Понятно изъясняюсь?

– Как по-писаному, но когда на тебя разом выливают такой ушат информации, слегка обалдеваешь. Прости за нескромность, но, коли уж такое дело: какие отношения у тебя с этой Лали?

– Порнофильма из этого бы не вышло. В любом случае теперь это уже не важно. Я вдавалась кое в какие подробности, чтобы ты понял, что двойная жизнь Себастьяна мне прекрасно известна. В какой-то мере я даже участвую в ней. Часто он возвращается домой в пять или в шесть утра. Обычно он предупреждает об этом заранее, в противном случае просто звонит перед уходом из конторы. Все как будто по работе. Соседи не видят, как он входит, а если видят, то при нем всегда его портфель, но самое главное, что все на свете видят, как он выходит отсюда по утрам.

– Очень остроумно.

– Вчера вечером он не позвонил. А сегодня утром не вернулся домой. Любопытно: я проснулась, потому что не услышала его будильника… Я тут же позвонила домой Лали, но налетела на автоответчик. И абсолютно ничего о них не знаю, начиная со вчерашнего дня.

Я понял, что на этом предварительные объяснения закончились, потому что она залпом допила виски, поставила бутылку на столик и в упор уставилась на меня.

– Я разговаривал с ним вчера во второй половине дня, – сказал я.

– Где?

– По телефону.

– Он сказал, откуда звонит?

– Нет, но у меня такое впечатление, что из конторы.

– Почему?

– Не знаю, – ответил я и продолжил, как бы размышляя вслух: – Если бы он звонил из автомата, то было бы слышно, и по мобильнику тоже, верно?… Но, возможно, дело только в том, что для меня само собой разумелось, что он на работе.

– А ты не слышал на заднем фоне никаких голосов или шума принтеров?

– Вроде нет. Так или иначе, его кабинет хорошо звукоизолирован, и не думаю, чтобы по телефону были слышны посторонние шумы. Разве ты слышишь какой-либо шум, когда он звонит оттуда?

– Нет, но я обычно говорю с ним в нерабочее время.

– Не важно. Главное, что во второй половине дня он был в порядке. Он звонил, чтобы передать мне кое-что и сказать, что отец сломал ногу.

Пока я говорил это, мне совершенно отчетливо вспомнилось, что поведение The First во время звонка не было абсолютно нормальным, но пока решил об этом умолчать. Я предпочел сначала разузнать, что Lady First думает о моих намерениях, потому что она явно посвящала меня во все перипетии не просто, как сама призналась, чтобы облегчить душу.

– Ты хоть что-нибудь предприняла, чтобы выяснить, что случилось? – спросил я, чтобы как-то подступиться к этой теме. Она только устало махнула рукой.

Обзвонила все больницы, навела справки в жандармерии, в полиции… Нигде ничего. Пришлось ждать, потому что, если бы с ним что-то случилось, меня бы поставили в известность, связались бы со мной. Кроме того, я весь день звоню Лали и все время нарываюсь на ответчик. Не знаю, что делать дальше. И, конечно, волнуюсь. И не только из-за того, что он вот уже сутки как пропал, дело в том, что вчера днем он позвонил мне и попросил об одной довольно странной вещи.

– О какой?

Она подняла брови, словно стараясь говорить только чистую правду:

– Он сказал, чтобы я вошла в комнату, которая здесь, в доме, служит ему кабинетом, положила одну из папок в конверт и отправила заказной почтой по этому же адресу.

– По адресу этой квартиры?

– Да.

– А что это были за бумаги?

– Точно не знаю, я только на минутку открыла папку и бегло просмотрела вложенные туда три или четыре разрозненных листа. Это было похоже на отпечатанную информацию о каких-то обществах, я прочла пару абзацев, все такое запутанное, аббревиатуры, юридические термины, что-то вроде. Я просто вложила их в конверт, надписала адрес и отнесла на почту до закрытия.

– И тебя не удивило, что он обратился к тебе с такой странной просьбой?

– Конечно, поэтому я и рассказываю. Но я ничего не понимаю в его делах, он сказал, что очень важно получить большой конверт со штемпелем от такого-то числа, и я ему поверила. Решила, что это какая-то очередная из его штучек, ты ведь его знаешь. Так или иначе, он, похоже, нервничал. А после того, что случилось, я уже готова заподозрить что угодно, целый день в голове только это и крутится.

– Почему ты не заявишь об исчезновении в полицию?

– Незачем. По крайней мере пока. Всего сутки, как он пропал, и первое, что придет им в голову, когда они все разнюхают, это что у него роман с секретаршей и что оба вернутся через пару дней. Если нет, думаю, они тоже не очень-то удивятся.

– Если ты объяснишь им то, что объяснила мне…

Едва сказав это, я понял, что мысль не из лучших.

– Хорошо, и что же ты намерена делать? – спросил я.

– Не знаю, но не хочу, чтобы твои родители сейчас о чем-то проведали, иначе пойдут разговоры о том, чего им лучше не знать. Для них эта информация все равно бесполезна, а помочь они ничем не могут. Но мне нужна твоя помощь, чтобы держать их в рамках. Не предупреди я тебя, я бы рисковала, что ты невольно поднимешь шум. А поскольку я вынуждена на тебя рассчитывать, то получается, что ты единственный, кому надо знать об этом деле достаточно, чтобы помочь мне в поисках. Кроме того, ты в наивыгоднейшем положении.

– Я?

В разных я бывал переделках, но уж точно никогда не находился в «наивыгоднейшем положении».

– В конце концов, ты на равных правах участвовал в половине дел твоего брата… ваших дел. Ты можешь, не вызывая ни у кого подозрений, хорошенько расспросить служащих: они тебя хорошо знают, иногда ты помогаешь им информацией, разве нет? И в отсутствие брата ты – их хозяин, можешь свободно входить и выходить из офиса, никто тебе и слова не скажет.

– Откуда у тебя такая уверенность? Может быть, они и не осмелятся мне перечить, но им покажется странным, если я ни с того ни с сего вдруг начну рыться в бумагах. Слишком уж долго я относился к ним безразлично. Обычно на мою долю приходится сведение счетов, я притворяюсь, что вывожу баланс, и получаю за это столько, сколько мне соизволят заплатить. А мелкие дела по сбору информации я всегда обсуждаю лично с братом.

– Ты мог бы проникнуть туда ночью…

При одной мысли о том, чтобы забраться в «Миральес и Миральес» ночью, у меня по всему телу забегали мурашки. Это было все равно что залезть в церковь через окно, чтобы обчистить дароносицу, при этом осознавая, что сам Отец и сам Сын, как свидетели, взирают на надругательство над своим домом.

– Ночью трудненько будет опросить персонал, – сказал я.

Lady First, похоже, устала от моих увиливаний и предприняла попытку пойти напролом.

– Ладно, хорошо, тогда, может, скажешь, что у меня паранойя и мне мерещатся похищения всякий раз, как моему муженьку вздумается повеселиться, или что тебе по фигу все мои речи и ты и пальцем не собираешься пошевелить.

– Душенька, если ты будешь со мной до конца откровенной, то и разговор получится другой.

– Например?…

– Например, я сделаю все, что смогу. Не спрашивай, что именно, но что-нибудь да сделаю.

Эх, зря сказал. Пусть я человек мягкий и сентиментальный – тут уж ничего не поделаешь, но никогда нельзя показывать это другим. Должно быть, это добрых пол-литра рома заставили меня так разнюниться: я не привык пить ничего крепкого так рано.

Наш разговор был прерван появлением в дверях гостиной жирненькой кенгуру. Она несла на руках существо мужского пола, а за ней собственной персоной следовала Обожаемая Племянница.

– Извините… Мерче спрашивает – можно немножко посмотреть телик?

– Уроки сделала? – спросила Lady First, обращаясь к племяннице.

– Да.

По всей видимости, племянник еще находился в стадии приручения. Я немного приподнялся в кресле и на всякий случай отставил стакан, который держал в руке. If the right don't get you, then the left one will.

– Сейчас половина девятого, детские программы уже закончились, – сказала Lady First, поглядев на часы.

– Мы записали мультики на видео, – с удивительной непринужденностью возразила племянница.

– Какие мультики, японские?

– Нет, Уолта Диснея.

Мысль о том, что племяннице запрещена любая возможность практиковаться в боевых искусствах, успокоила меня, и я немного расслабился.

– Хорошо, можешь посмотреть до ужина. Но сначала поздоровайся как следует с дядей Пабло.

О боже.

Она приблизилась трусцой, как какая-нибудь сказочная тварь. Я уже приготовился защищаться, как она вдруг остановилась, сказала: «Привет, дядя Пабло», наклонила непропорционально большую башку и, поджав непристойно раззявленный рот, изготовилась ни много ни мало как чмокнуть меня в самые губы. Все, включая маленькое беззубое существо, глазели на нас, так что мне не оставалось ничего иного, кроме как задержать дыхание и, не пикнув, подвергнуться насилию. К счастью, Вероника и чудовища мигом исчезли там, откуда явились, но я уже думал только о том, как бы убраться поскорее, даже не прикончив бутылки.

Lady First пресекла мою попытку ретироваться, удержав меня за руку.

– Пабло, я на тебя рассчитываю. Если тебе что-нибудь придет в голову, пусть даже глупость, звони в любое время.

Но я думал о другом.

– Слушай, откуда ты узнала про несчастный случай с отцом? Когда я о нем упомянул, ты тоже не удивилась.

– Мне сказал об этом Себастьян, когда звонил насчет конверта. Рассказал, как какая-то машина заехала на тротуар и задела его, что ничего серьезного, хотя ногу ему пришлось загипсовать. Он как раз собирался ехать в больницу. Теперь я думаю, что было бы неплохо спросить твоего отца, не знает ли он, куда направился Себастьян, когда ушел от них.

– Ладно, хорошо. Кстати, невестушка, совсем позабыл, как тебя зовут…

Она восприняла это как шутку.

– Глория.

– Рад познакомиться, Глория. Ты всегда выпиваешь три виски перед ужином?

– Обычно я ничего не пью, пока не улягутся дети. А ты? Всегда пьешь ром из горла?

– Только когда инопланетяне похищают моего брата, а невестка просит, чтобы я во всем разобрался.

Еще не было девяти, а я уже набрался. Худо дело. Выйдя на улицу, я решил пройтись немного, чтобы усвоить информацию, но в мыслях царил полный бардак. Тогда я прямиком отправился домой и рухнул на кровать: в голове взрывались петарды и фейерверки.