24
Инга пришла на работу раньше всех. Встряхнула мокрый зонт, поставила сушиться у стены. За окном холодно и льет дождь, а отопление еще не включили. Утро ненастное, хмурое, но свет включать не хочется. Идти по такой погоде куда-то — тоже удовольствие весьма сомнительное, но делать нечего: надо попытаться встретиться сегодня с любителем рептилий.
Девять пятнадцать на часах. Но в понедельник все соберутся не раньше одиннадцати.
Это и к лучшему. Будет время написать о кастинге. А вообще модельным бизнесом, и в частности, делишками Алтынова, нужно будет попозже заняться отдельно. Тоже можно много интересного накопать.
Инга поставила чайник. Под его уютное шипение фразы выстраиваются как-то ладнее. Наскоро дописала информацию о кастинге. Скупое изложение фактов, никаких акцентов. Фамилии девушек, вышедших в следующий тур и фотография Ксюши. Яркая и утонченная одновременно красота младшей сестры красноречивее всяких слов.
Хорошо бы еще подписать под фото что-то вроде «будущая топ модель Ксения Иволгина». Но это, конечно, глупо, да и Ксюша будет против.
Инга вывела материал, отдала его Светке.
— Что-то мне подсказывает, — информашка о кастинге напомнила ей о другом, только начатом материале Инги. — Дочь Чурилова, Арина… Что-то есть в ее словах…
В среду Инга и сама так думала, но сейчас то, что сначала казалось значительным, растворилось в потоке информации.
— В словах каждого, с кем я говорила об Аникшине, что-то есть. Гораздо больше, чем Арина, меня интересует Адонис.
— Адонис?
— Помощник Чурилова…
Светка сморщила лоб и не вспомнила.
— Не помню. Кажется, у него не было никаких помощников, кроме дочери. Может, недавно появился.
Странно все это. Странно, что Светка знает Чурилова и его дочь, но не слышала об Адонисе. Нет, он определенно, загадочная личность и, скорее всего, что-то знает.
Инга снова достала из записной книжки клочок бумаги с телефонным номером Чурилова.
Красивый мужской голос ответил «Алло».
— Здравствуйте, я могу услышать Адониса?
— Это я, — настороженно ответил помощник Чурилова.
Инга попыталась вложить в свой голос максимум приветливости.
— Может быть, вы помните, я приходила к вам на прошлой неделе — брала интервью у Василия Григорьевича.
— Да. Вспомнил, — равнодушно ответил Адонис.
— Я хотела поговорить с вами еще в пятницу, в «Дилижансе»…
— Где? — в голосе Адониса появились презрительные и агрессивные интонации.
— В ночном клубе… — ответила Инга, стараясь не отвечать агрессией на агрессию.
— В каком еще ночном клубе? — Адонис, напротив, не только не скрывал, но и демонстрировал раздражение. Вот тебе и посвященный. — И вообще… — Адонис сделал небольшую паузу, концентрированную, наполненную неприязнью. — Извините, но у меня очень много дел. Мне нечего добавить к словам Василия Григорьевича.
Адонис положил трубку.
Если бы у Инги был третий глаз, она бы, наверное, увидела нервно подрагивающие ноздри Адониса и тоску, как у Одинокого Лота, вечно застывшую в беспокойных глазах.
Светка встретилась с рассеянным взглядом Инги.
— Положил трубку, — ответила Инга на взгляд Светки и придала своему лицу безразличное выражение. Как надоела эта глупая холодная маска. Как хочется иногда побыть слабой и беззащитной и не обращать внимания, кто и что скажет по этому поводу.
— Это странно, — Светка как будто озвучила мысли Инги. — Хотя, может быть, он просто не любит общаться с прессой. Эти разные экстрасенсы они вообще все со странностями. Попробуй, пойми их. А вот слова Арины все-таки интересно проверить.
— Мне надо найти еще одного сумасшедшего. И чем быстрее, тем лучше…
Инга сразу поняла, куда клонит Светка. И, скорее всего, ей не столько интересно, ясновидящая или нет дочь Чурилова, сколько хочется убить сразу двух зайцев — подтвердить (или опровергнуть) слова Арины, а заодно и самой провериться. К врачу ведь всегда гораздо приятнее ходить за компанию с кем-то, даже если это простой профилактический осмотр.
— Центр профилактики в двух шагах, а потом вместе поищем твоего сумасшедшего…
— Ну ладно, — неохотно согласилась Инга. — Только сначала договорюсь с ним о встрече, а потом сходим.
Наверняка, кто-то из коллег когда-то уже писал о столь экстраординарной личности.
Инга достала из сумочки мобильник с розовым корпусом и уже далеко не последней модели. Но это была вещь из разряда любимых — подарок отца на день рождения. А с любимыми вещами Инга расставалась только, когда они приходили в полную негодность.
В памяти телефона — с десяток номеров бывших однокурсников и еще столько же — других журналистов.
— Ты Рыжему позвони. Он всегда все знает, а если сам не знает, то знает, кто может знать, — посоветовала Светка.
Между прочим, неплохой совет, вот только номера Рыжего, как ни странно, у Инги не было.
Чей-чей, а номер Рыжего есть у всех в этом городе. Так же, как у Рыжего есть номера всех в этом городе.
— Какой у него телефон?
— Сейчас я ему сама позвоню, — Светка распахнула новый серебристый мобильник- раскладушку…
— Алло!
Ответил неприятный очень высокий женский голос. Инга почему-то сразу представила собеседницу невысокой пожилой женщиной.
— Здравствуйте, — улыбнулась Инга в трубку. — Извините, вы не разводите змей?
Инга представила, какую реакцию вызовет ее вопрос, если телефон оказался не тем. Но реакция оказалась более, чем адекватной.
— Вы, наверное, из какой-то газеты?
— Да, — удивилась Инга. И прежде, чем собеседница успела поинтересоваться, из какой именно, продолжила. — Могу я услышать Александра Чаркова.
— Не знаю, согласится ли он давать интервью, — проворчала женщина.
— Но вы не могли бы все-таки пригласить его к телефону, — повторила Инга свою просьбу другими словами.
— Он не любит общаться с прессой, — перефразировала женщина свой довод и добавила. — Да и времени у него нет болтать с журналистами.
— Я не отниму много времени, — попробовала Инга возразить заботливой матери или ревнивой жене (скорее, последнее).
— Ничем не могу вам помочь, — женщину, явно, не убедил последний аргумент.
Инга хотела уже повесить трубку, но услышала какую-то возню по ту сторону провода.
— Алло! — торопливо отозвался мужской голос, тоже высокий и недовольный. Наверное, брат и сестра.
— Вы Александр Чарков?
— Я.
— Мы хотели бы взять у вас интервью.
— А «мы» — это кто?
— «Мы» — это газета «Криминальная хроника».
Фраза прозвучала весело, даже игриво, но тем не менее насторожила Чаркова.
— Чем я заинтересовал вашу газету?
— Мы пишем не только о криминале, но и просто об интересных людях, — слукавила Инга. На самом деле просто интересные люди, за исключением Пашиных звезд на последнюю полосу, мало интересовали Балоцкого, если, конечно, каким-то образом они не были связаны с криминалом.
Чарков тем не менее, удовлетворился таким объяснением.
— У меня и времени на журналистов нет…
Ингу уже начинала раздражать эта парочка. Зачем, спрашивается, было выхватывать трубку у сестры (матери или жены — кем она там ему приходится?), если собирается повторять то же самое, что она уже сказала минуту назад.
— Я не отниму много времени, — повторила Инга сквозь зубы.
— Все вы так говорите, — продолжал капризничать Чарков. — А потом и чаем вас напои, и к чаю что-нибудь дай. А мне змей кормить надо.
— Мне нужен не чай, а интервью, — не поняла Инга намека. — А чай и что-нибудь к чаю я и сама привести могу.
— Вот недавно две девочки молоденькие приходили, журналистки. Так они чай и тортик принесли и за интервью заплатили.
Так вот к чему эта длинная преамбула.
— Но ведь статья в газете — это бесплатная реклама!
— Знаете, девушка, я в рекламе не нуждаюсь, — меланхолично возразил Чаркин.
— А из какой газеты к вам приходили те девочки? — попробовала Инга уличить Чаркова в обмане. Хотя, может быть, и правда, что-то заплатили ему. Скорее всего, у девчонок был испытательный срок, и этот материал, действительно, много для них значил.
— Не помню, кажется, «Комсомольская правда».
— Обычно за статьи платят «Комсомолке», — засомневалась Инга.
— Я же сказал, не помню, может быть, другая газета, — равнодушно продолжал Чарков. — Дело ваше. Хотите — платите, хотите — нет, а бесплатно я давать интервью не буду. За те полчаса, которые я потрачу на вас, я могу заработать.
— Хорошо, сколько вы хотите?
— А сколько дадите? — Чарков боялся продешевить.
— Пятьдесят рублей.
— Вы знаете, сколько стоит накормить удава? — возмутился Аникшин.
— Сколько вам заплатили те девочки?
— Четыреста рублей, — подумав секунду, ответил Аникшин.
— Сто рублей, — предложила Инга. — Если не устраивает, то извините за беспокойство.
— Ладно, — неохотно согласился Чаркин. — Приходите в шесть.
Инга записала адрес, который ей продиктовал Чаркин.
— … Квартира номер тридцать, пятый этаж… Спасибо. До встречи.
25
Инга не пожалела, что составила Светке компанию. Вернее, это Светка составила компанию. Хотя и не так уж обязательно было идти в центр медицинской профилактики. Если воспринимать всерьез каждое слово посвященных, то можно додуматься до чего угодно.
Кресла у кабинета, который вот уже несколько лет был гордостью центра, пустовали.
— У меня муж всегда читает вашу газету, — двусмысленно похвалила «Криминальную хронику» улыбчивая медсестра, когда Светка протянула ей договор на рекламу. — Кто первый?
— Давай сначала ты, — Светка тактично вышла в коридор.
— Ложитесь, — показала медсестра на кушетку.
— Раздеваться?
— Нет, не надо. Мне нужны только ладони и ступни. Там находятся почти все точки.
— Это что-то из китайской медицины?
— Да, наше обследование сочетает в себе нетрадиционные методы и новейшие компьютерные технологии, — научным языком объяснила медсестра, как будто наговаривая текст на диктофон.
Инга закрыла глаза, наслаждаясь прохладным прикосновением датчика и слушая, как капли дождя разбиваются вдребезги о железный карниз.
— Все! Можете вставать! — через пять минут обследование уже закончилось.
— Есть у меня какие-нибудь болезни? — весело поинтересовалась Инга.
— Сейчас, — медсестра села за компьютер.
Цветной принтер, поскрипывая, вывел лист с результатами обследования.
— Ну вот, — медсестра показала Инге изображение, похожее на рисунок в учебнике по анатомии — человеческий организм, раскрашенный, как атлас по географии в разные цвета. — Зеленый — значит, орган функционирует нормально. Сердце, сосуды, желудок здоровые. Синий говорит о гипофункции. К сожалению, в будущем могут быть проблемы с вынашиванием ребенка. А вот красный свидетельствует о заболеваниях. Вот, видите, вам надо обратить внимание на печень.
— А что с моей печенью? — удивилась Инга.
— Я не могу поставить точный диагноз, могу только сказать, с каким органами что-то не в порядке, чтобы человек сразу знал, к какому врачу ему нужно обратиться.
— Но у меня ничего не болит!
— Значит, заболевание пока на начальной стадии, — невозмутимо объяснила медсестра. — Вот и надо лечиться уже сейчас, а не ждать, пока заболит.
Увидев растерянное лицо Инги, Светка насторожилась:
— Ну что?
— Печень, — пожала плечами Инга.
— Правда? — почему-то обрадовалась Светка и тут же, спохватившись, сделала серьезное лицо. — Не расстраивайся. Ну, я пошла.
Из кабинета Светка вышла растерянная, но радостная.
— Ну?
— Желудок, но это я итак знала. У меня давно уже гастрит. И еще кое-что… — Светка загадочно улыбнулась.
— Ты беременна? — догадалась Инга.
— Похоже, что да…
Не удивительно, что Светка сияет так, как будто решила осветить собой ненастный октябрьский день. Так и светится, бросая вызов своим майским настроением и красным зонтом осенним дождям. Залюбовавшись, как легко Светка, ставшая вдруг еще изящнее и женственнее, перепрыгивает через мутные лужи, Инга попробовала представить, каково это — ощущать внутри себя зарождающуюся жизнь, и невольно улыбнулась.
Сегодня, явно, удачный день для (кто там Светка по знаку Зодиака?). День рождения у нее в августе.
— Ты Лев? — безо всякого перехода поинтересовалась Инга.
— Нет, Дева, — ответила Светка, почему-то с чувством собственного достоинства.
Впрочем, очень многие люди гордятся своим знаком Зодиака, считая, что все положительные черты, а их немало в каждом знаке, свидетельствуют именно об их характере. Не являлась исключением и Инга. Независимая, целеустремленная, любит путешествия и ненавидит рутину. Чем не типичный Стрелец?
— Вот видишь, все-таки эта Арина, и правда, ясновидящая, — тоже без перехода начала Светка.
Инга никак не отреагировала.
— Все три предсказания — правда, — продолжала Светка восторженно, хотя восторженность относилась не столько к дару Арины, сколько к счастливому повороту в ее собственной судьбе. Уже пять или шесть лет Светка не могла забеременеть.
— Только в редакции ничего не говори, — предупредила Светка Ингу у входа в девятиэтажное здание, на третьем этаже которого находилась «Криминальная хроника».
Предусмотрительность Светки немного задела Ингу. Очень ей надо вмешиваться в любовный треугольник!
— Обязательно расскажу, и не только в редакции!
Светка виновата улыбнулась.
— Тогда уж и ты меня не выдавай, — не осталась в долгу Инга. — Я на часок в «Меркурий» посидеть с подружкой. А шефу скажи, что я ушла на интервью…
… Кафе «Меркурий» — не особенно уютное, с простыми деревянными столиками и не отличающимся разнообразием меню. Из неоспоримых достоинств только одно — удобное расположение. Поблизости находятся две телекомпании и несколько редакций. За это его и облюбовали журналисты.
Почти наверняка здесь встретишь кого-нибудь из коллег.
Вот и на этот раз за столиком у окна, за которым удобно рассматривать прохожих, не спеша пили кофе Ира и Лена, — они же Олег Бескрайний.
Бывшие однокурсницы обменялись радостными улыбками, означавшими на невербальном языке примерно следующее: вчетвером за столиком будет веселее.
Зачем-то заглянув в меню, в котором не добавилось ни одного нового блюда, Инга, к ужасу подруг, заказала огромный сочный бифштекс и картофель фри, да еще и кофе со сливками.
Аня попросила капустный салат и яблочный сок. По лихорадочному блеску в глазах подруги Инга с сочувствием обнаружила, что в голове Ани включился невидимый калькулятор, подсчитывающий калории. Инга никогда не забивала себе голову подобными мелочами и вопреки угрожающим предостережениям диетологов и косметологов со страниц глянцевых журналов, к которым она тоже относилась с долей скептицизма, кожа ее оставалась упругой и матовой, не хуже, чем у красоток из этих самых журналов.
Вот только надолго ли, ведь, если верить результатам сегодняшнего обследования, печень уже начала протестовать против безалаберного отношения своей хозяйки к здоровому образу жизни? Хотя не все так запущено. Два месяца без единой сигареты — это очень даже серьезно.
Лена достала из сумочки пачку «ESSE», глубокомысленно затянулась сигаретой. Больше за столиком никто не курил. Инга с удовлетворением отметила, что не следит жадно за рукой курящей подруги, не пытается горлом, легкими почувствовать ее ощущения. Лена — из числа тех редких девушек, которым сигарета к лицу. Инга даже невольно полюбовалась бывшей однокурсницей и мысленно похвалила себя за то, что вот так спокойно, почти равнодушно смотрит, как кто-то другой с наслаждением затягивается табачным дымом.
Ира и Лена ждали Шевердина. Он обещал прийти через пять минут, но задерживался уже на десять. Услышав о том, что с минуты на минутыдолжен появиться Шевердин, Инга мгновенно оживилась, хотя и сама не могла понять, почему.
— Какие люди! — наконец показался в дверях Вадим Шевердин. Улыбаясь сразу всем четверым журналисткам, с видом мега- звезды эстрады, спустившейся в зал, бодро направился к стойке.
Инга с удивлением отметила, что, кажется, Шевердин обрадовался коллегам вполне искренне, хотя где-нибудь на пресс-конференции ни одну из них не осчастливил бы своей, оказывается, теплой и милой, улыбкой.
Раньше Инга никогда не общалась с Шевердиным в неформальной обстановке и теперь была немного ошарашена его неожиданной приветливостью, которая, впрочем, каким-то странным образом уживалась с его обычной заносчивостью.
В этом своем не всем известном амплуа Шевердин оказался неожиданно милым и глуповатым.
Инга поймала себя на том, что, как загипнотизированная, держит Шевердина в фокусе своего взгляда. Вернее, как будто пытается его загипнотизировать. Видел бы Макс!
Инга быстро перевела взгляд на дымящийся бифштекс. Не хватало еще, чтобы Шевердин заметил пожирающий его взгляд голубых глаз. Тогда он возомнит себя не только мега-звездой журналистики, но и секс-символом эпохи или, во всяком случае, обаятельнейшим сердцеедом, устоять перед которым просто невозможно. Но ведь дело не в обаянии Шевердина. Просто он каким-то образом связан со всей этой историей со змеей. Или — это уже навязчивая идея? Может быть, он давно уже забыл об этом?
Хватит… не думать… не думать постоянно о гремучей змее. Это не легче, чем не думать о белом медведе или хромой обезьяне. Даже труднее. И вообще врачи говорят, думать о серьезных вещах за едой вредно. Отсюда все болезни. В том числе и болезни печени.
Вот девчонки не думают ни о змее, ни о белом медведе, ни о хромой обезьяне. Треплются себе о разных пустяках. А обо всем остальном можно подумать и после обеда.
— Итальянскую пиццу, — трагическим тоном заказал Шевердин.
Даже самые, казалось бы, банальные фразы, он произносит со своим обычным пафосом.
— У вас есть «Велкопоповицкий козел»? — голос Шевердина стал еще глубже, еще вкрадчивее.
— У нас только «Клинское» и «Балтика», — равнодушно ответила полная немолодая официантка.
Шевердин задумался и сделал выбор в пользу «Балтики», но он хотел «шестерку», а ее в продаже не было, и Шевердин, недовольный, вернулся за столик с «Клинским».
Девушки лениво обсуждали перспективы личной жизни.
— Если я выйду замуж, — трясла рыжими кудряшками Ира, — то только за молодого красивого миллионера. В крайнем случае, — Ира отхлебнула пиво. — Он должен обладать хотя бы двумя из этих качеств.
— Значит, молодой, красивый, но не миллионер подойдет? — Шевердин, явно, наслаждался звуками собственного голоса. Голос, и правда, был бы красивым, если бы не эти чаще всего неуместные трагические нотки и это откровенное самолюбование. У каждого первого, кто говорил с Шевердиным или смотрел его репортажи, складывалось впечатление, что он как будто слушает себя со стороны и делает это не без удовольствия.
— Лучше бы, конечно, немолодой (но не слишком старый), красивый миллионер, — сморщила носик Ира. — Или молодой, но не очень красивый (но, конечно, не урод), миллионер. Но на худой конец подойдет и молодой красивый не миллионер. Ты видишь поблизости молодого красавчика?
По отношению к Вадиму это было жестоко. В свои тридцать семь- тридцать восемь Шевердин выглядел очень даже неплохо, хотя, может быть, не каждая привередливая особа женского пола сочла бы его эталоном мужской красоты.
Рост метр девяносто, неплохо сложен. Нос немного длинноват, но это можно преподать и как изюминку. Нижняя губа заметно толще верхней, конечно, несколько портит впечатление, придает лицу капризный вид.
Но в целом, в который раз уже отметила Инга, в целом Шевердин очень даже ничего.
Впрочем, его, явно, интересовала не Инга.
Если бы у Шевердина была возможность выбрать любую женщину на земле, в этот момент он, наверняка, всем вместе взятым предпочел бы Иру.
Ира это чувствовала. Остальные тоже.
Аня тщетно скользила по Шевердину игривым взглядом из-под загнутых ресниц. Она, явно, была уязвлена тем, что мужчина, сидящий с ней за одним столиком, так откровенно залюбовался другой, а на нее не обращал никакого внимания.
— Вы по-прежнему пишете вдвоем? — перевел Шевердин разговор на другую тему, которая, впрочем, тоже непосредственно касалась Иры.
— А ты по-прежнему не читаешь газеты? — продолжала задорно трясти солнечными кудряшками Ира.
Шевердин неопределенно пожал плечами. Он, явно, гораздо увереннее чувствовал себя, когда задавал вопросы, а не когда отвечал на них.
— Меня всегда удивляло, как можно писать вдвоем, — ушел Шевердин от прямого ответа. — Это что, как Ильф и Петров? Один рукопись сторожит, а другой по редакциям бегает.
— Примерно, — Лена ответила за Иру, которой, собственно, и был задан вопрос, впрочем, касавшийся обеих. — Сначала вдвоем пьем где-нибудь пиво, потом вдвоем садимся у компьютера играть во что-нибудь.
На этот раз, правда, девушки пили отнюдь не пиво, а всего-навсего кофе, но Вадим не обратил на это несоответствие слов и дела никакого внимания.
— А сейчас о чем пишете? — продолжал он допытываться.
— Попробуй угадай! — продолжала дразнить его Ира.
Шевердин все меньше был похож на самого себя.
Рассеянно улыбаясь, он предположил:
— Ну, наверное, о сегодняшней пресс-конференции.
— Вадим, ты случайно не ясновидящий? — Ира засмеялась, довольная тем, что Шевердин, который обычно не замечает никого и ничего вокруг, кроме, разумеется, тех, кто попадает в объектив телекамеры «ТЕМПа», как загипнотизированный, не отрывает от нее взгляд.
Шевердин тоже засмеялся. Без видимой радости, даже с досадой. Наверное. уже успел пожалеть о том, что потерял свое обычное лицо.
— Ну а вы, мадам, о чем пишете? — обратился Шевердин к Инге с неискренним интересом, видимо, только для того, чтобы наглядно продемонстрировать Ире: свет клином на ней не сошелся.
— Мадмуазель, — поправила Инга. — Кстати, меня зовут Инга.
— Очень приятно, — кивнул Шевердин, но назвать свое имя, хотя бы на всякий случай, посчитал лишним.
Тем не менее, вопрос Шевердина был весьма кстати. Как раз об этом Инга хотела с ним поговорить.
— А пишу я об убийстве экстрасенса.
— Об убийстве? — на высоком с залысинами лбу Шевердина отчетливо обозначились горизонтальные складки. — Ты имеешь в виду самоубийство того… сумасшедшего.
— О покойниках или хорошо или никак, — заступилась за Аникшина Аня.
Реплика Ани осталась висеть в воздухе.
— Думаешь, это самоубийство? — насторожилась Инга.
Шевердин равнодушно пожал плечами:
— А что тут думать? Кому нужен этот… — Шевердин по-видимому хотел повторить «придурок», но поймав Анин осуждающий взгляд, проглотил чуть было не сорвавшееся с языка слово, — убивать его?
Инга разочарованно улыбнулась. Да, скорее всего Шевердин уже и думать забыл о так нелепо оборвавшемся странном шоу, ведь столько всего интересного происходит каждый день.
— Ну мало ли… - повела плечом Инга, не равнодушно, как Шевердин, а, скорее, раздосадовано. — Может быть, даже девушка, с которой он приехал…
Шевердин сморщил лоб.
— Такая, с афрокосичками, — напомнила Инга.
— А-а, — закивал Шевердин. — Так она с ним приехала?
Шевердин снова позволил горизонтальным мимическим морщинам избороздить лоб.
— Но почему она хотела узнать, кого он вылечил от СПИДа и рака?
— Разве это она спросила? — засомневалась Инга.
— Нет. Спросил я, но она попыталась узнать имена людей, которых будто бы вылечил этот фокусник… Или делала вид, что хотела узнать, — подумав, добавил Шевердин.
— Скорее, делала вид, — предположила Лена. — Скорее всего, она работала у него подсадной уткой.
— Но зачем подсадная утка на пресс-конференции? — засомневалась Аня.
— На случай, если больше никто ни о чем не спросит. Может, он пресс-конференцию в первый раз давал, — возразила Лена.
— В первый и последний, — мрачно заключил Шевердин.
Возвращение в редакцию оказалось неизбежным. Шевердин, как всегда, торопился. Аня тоже. Можно было бы, конечно, заглянуть вместе с Ирой и Леной в их редакцию, навестить старых знакомых, но чужая редакция только на первый взгляд лучше собственной. С такими мыслями Инга вышла из кафе. Небо просветлело, но еще по инерции роняло редкие капли, а некоторые прохожие по инерции несли над головами раскрытые зонты.
Пройдя пешком одну остановку, Инга завернула в экспресс-фото, подсознательно оттягивая момент, когда хочешь — не хочешь, а придется выступать в роли арбитра в жарком поединке за монополию на ночи Константина Балоцкого.
Можно было бы, конечно, выпить еще чашку кофе или проехать пару остановок в противоположную от редакции сторону и выпить кофе в другом кафе. Не так удобно расположенном, но зато с живыми пальмами в просторном зале для некурящих, приставкой АРТ на вывеске и легкой джазовой музыке, которая играет в арт-кафе с самого утра. Вполне можно было бы убить часок за «Тенью Элизабет». Но, наверняка, за каким-нибудь другим столиком окажется кто-то, кто пришел в этот райский для богемы уголок с книжкой или без нее, вероятнее всего, поэт-любитель или профессионал-саксофонист, который после пары-другой банальный фраз обязательно ввернет что-то вроде «Обычно я редко знакомлюсь с девушками, но…».
Уже в дверях фотосалона Инга поняла, зачем, собственно говоря, она сюда зашла, хотя, одна веская причина была в любом случае. Инга с детства обожала все, что связано с фотографией. На этот раз в фотосалоне внимание ее привлекла серия альбомов с архитектурными шедеврами Рима, Лондона и Праги на обложке. Особенно красив был ночной Париж с вызывающе великолепной сверкающей Эйфелевой башней.
Но была и другая причина… В сумочке Инги из ярко-красной кожи лежала дискета с кадром, который она пересняла с фотографии из альбома Аникшина.
Может быть, действительно, банальное самоубийство… Пусть даже не банальное, а весьма экстравагантное или несчастный случай, «передозировка» и никакого убийцы нет, и все- таки…
— Снимок очень плохого качества, — предупредила девушка с темно-сиреневыми длинными ногтями и свежим лицом без косметики, перебрасывая файл с фотографией в папку на «Рабочем столе».
— Да, я знаю.
Инга вернулась в редакцию с двумя красочными фотоальбомами, один — с призывно переливающейся Эйфелевой башней, другой с хранительницами тайн минувших тысячелетий — Египетскими пирамидами.
Как всегда в газетный день в редакции было накурено и неожиданно многолюдно.
Паша только что сдал материал и теперь с чистой совестью бродил в лабиринтах Интернета, в поисках звездных сенсаций.
Алиса Майская, восседая на столе, рассказывала Тане и Жене о своих утренних похождениях.
— С утра они обычно и стоят, а вечером, они сказали, так, любительницы…
— А как они выглядят? Красивые? — глаза Жени так и блестели от любопытства.
— Ой, ну ты что, проституток никогда не видела? — Таня слушала спокойно, но тоже не без любопытства.
— Да нет, красивая там была только одна. Блондинка лет восемнадцати, самая молодая. Остальным, ну, в основном так, от тридцати до сорока, есть моложе, есть старше.
— А одеты как? — продолжала допытываться Женя.
— Совершенно обычно одеты. Не как в рекламах секса по телефону. Вот так, — Алиса посмотрела на свою одежду — черное платье на молнии до колен, — вполне можно на панель.
Светка хмыкнула за кипой бумаг. Алиса метнула в ее сторону уничижающий взгляд, и продолжала с видом знатока:
— Мы почему-то представляем, что проститутка — значит обязательно черные чулки в сеточку, короткая юбка, яркий макияж. А на самом деле ничего подобного. Юбки средней длины или длинные, джинсы. Многие без косметики. А у одной вообще волосы седые и нет передних зубов.
— Кто же снимет такую? — удивилась Таня.
— Снимают, — пожала плечами Алиса. — Знаешь, что они говорят по этому поводу? У мужчины может быть прекрасная жена и классная любовница, но это не значит, что однажды он не остановится на объездной. Если ты каждый день пьешь апельсиновый сок, это не значит, что однажды тебе не захочется томатного, даже если ты больше никогда и не будешь его пить.
Инга села за компьютер, попыталась абстрагироваться от обычной в газетный день редакционной суеты, но на этот раз почему-то не получалось.
— Кстати, они мне предлагали: «Хочешь попробовать?», — усмехнулась Алиса.
— И что же, ты согласилась? — с неожиданно резким напором в голосе оторвалась от материалов Светка, которой сконцентрироваться на работе в то время, как соперница увлеченно рассказывала о своих похождениях, было гораздо сложнее, чем Инге.
— Я — нет, — в тон ей резко ответила Алиса. — Но ты бы, конечно, на моем месте не растерялась.
Как перед бурей, на секунду в редакции повисла тишина.
— Ты! Сучка! — подлетела Светка к Алисе, от души вцепилась сопернице в волосы.
— Дрянь! Истеричка! — толкнула ненавистную жену любовника Алиса.
Светка неожиданно выпустила из рук волосы Алисы, согнулась, сжалась в комок.
Инга подлетела к соперницам. Ребенок! Оттащила Алису. Светка задыхалась, сидя на полу.
Балоцкий вышел на крики из кабинета.
Нахмурился:
— Что происходит? — переводил недовольный взгляд с любовницы на жену.
— Ребенок! — простонала Светка. — Она… ударила меня… в живот…
— Какой еще ребенок? — растерялся Балоцкий и тут же кинулся набирать «03».
— Стерва! — испугалась Алиса. — Нет у нее никакого ребенка!
Балоцкий уехал со Светкой на скорой.
Алиса молча ушла домой.
Нет, не зря не хотелось возвращаться в редакцию.
Новиков, вздохнув, принялся вместо Светки читать материалы, всем своим видом показывая, что кроме него сделать это некому.
Остальные тоже молча углубились в работу.
Каждому хотелось поскорее освободиться и выйти на свежий воздух из гнетущей атмосферы.
«Всем пока!» — помахала рукой Ингой и направилась к двери, извлекая по пути зазвонивший в сумочке мобильник.
— Ты еще там? В редакции? — Звонила Светка. Голос тягучий и торжествующий. Значит, все в порядке.
— Ну да. Сейчас ухожу. Как ты?
Нормально. Выкидыша не было. Но придется остаться на недельку в больнице. Эта (судя по ледяному тону, Светка могла иметь в виду только Алису) еще в редакции?
— Нет.
— Ну ладно. Передавай всем привет! Пока! — в мобильнике заметались короткие гудки.
— Света передает всем привет!
— Что с ней? Все в порядке? — оживились Таня и Женя.
Новиков тотчас же принялся звонить.
— Не волнуйся, Свет, все сделаем, — услышала Инга уже на лестнице его голос.
26
Тринадцатая квартира оказалась на пятом этаже. С каждым этажом давний детский страх все ближе подступал к горлу. Поднимаясь по грязной лестнице, Инга пыталась вспомнить, как называется по- научному боязнь змей. Какая-то там фобия.
На секунду остановилась у простой светлой двери с поблескивающем в сумерках «13».
Офидиофобия!
Инга осторожно нажала звонок, который оказался приятно булькающим, успокаивающим. Какие-то трели. Явно, не соловьиные. Если, конечно, это трели вообще.
В коридоре послышались шаги, и Инга почувствовала, как натянуто улыбается, как будто прямо с порога на нее могла наброситься гюрза. «Он называл ее „моя гюрза“. Нежный супруг. Ничего не скажешь! А как этот, интересно, называет свою благоверную? Гремучая моя… Довольно мило. Звучит почти как „дорогая“ или „любимая“. И совсем не банально.
Дверь Инге открыла карлица. Мать? Жена? Женщина неопределенного возраста с седыми кудряшками или это цвет такой — пепла сигарет. Мышиный.
— Здравствуйте, — удивилась Инга.
Женщина с курдяшками мышиного цвета и маленькими бегающими глазками придирчиво осмотрела Ингу. Недружелюбно ответила:
— Вам кого?
— Здесь живет Александр Чарков?
— А-а, — мрачно протянула женщина. — Вы из газеты?
— Да.
— Суслик!
Чарков бодро выскочил на зов из комнаты.
Все-таки жена.
Он и вправду чем-то напоминал суслика.
— Здравствуйте. Я вам звонила, — Инга постаралась улыбнуться как можно приветливее.
Женщины юркнула в комнату, по всей видимости, спальню, громко закрыла за собой дверь.
С того времени, как была сделана та студенческая фотография, Чарков совсем не изменился. Даже помолодел. Или иллюзию моложавости создавала ярко-красная майка. На поросшей курчавыми волосами груди по-прежнему висит большой нательный крест. Значит…
— Здравствуйте. Меня зовут Инга.
— Александр. Проходите.
Инга осторожно выбралась из сиреневых полусапожек.
На зеленоватом ковре не то под змею, не то под леопарда запросто можно не заметить притаившуюся рептилию и наступить на нее. И тогда… Тогда змее придется выпустить яд, и хоть Чарков говорил, что змеи у него неядовитые, но ведь не известно еще, от чего умер Аникшин…
— Вы что думаете, у меня змеи по полу ползают? — раздраженно поинтересовался хозяин тринадцатой квартиры, заметив, как осторожно на цыпочках передвигается девушка.
— Нет? — обрадовалась Инга.
— Конечно, нет! — возмутился Чарков. — Я держу их в аквариумах.
Инга все еще настороженно осмотрелась. Зал больше всего напоминал лабораторию колдуна. Стенка была сплошь заставлена умопомрачительной красоты кораллами и раковинами, странными статуэтками, какими-то банками и колбами, в которых копошились насекомые. В углу за диваном компьютер новейшей модели странно гармонировал с мистическим интерьером, превращая его скорее в сюрреалистический. В другом углу, у окна, домашний кинотеатр соседствовал с большим аквариумом, в котором неподвижно свились кольцами две красивых (даже тем, кто не испытывает особой симпатии к змеям, приходится это признать), красных в черно-белую полоску, змеи. Рядом стоял другой аквариум с голубыми рыбками. Со стен со всех сторон свешивались оленьи рога и причудливо изогнутые сухие, обструганные и покрытые лаком ветки.
Об их назначении Инга догадалась не сразу, пока не заметила свешивавшуюся с такой вот ветки, возвышающейся над открытым аквариумом небольшую зеленую змейку.
Где-нибудь в траве ее вполне можно было не заметить.
Заметив, что девушка смотрит на ярко-зеленую змейку, но не заметив испуга в ее глазах, Чарков с гордостью вынул из аквариума ветку с обвивавшей ее рептилией.
— Это Chondropython viri — dis, — с довольным, как у ребенка, выражением лица привычно произнес Чарков сложное название рептилии. Инге оно ровным счетом ничего не говорило. — Такой нет даже в московском зоопарке. Такие красавицы, — любовно прищурился их хозяин, — есть только у одного частного коллекционера в Москве, в Тульском зоотеррариуме и у меня.
Инга многозначительно покачала головой и непроизвольно отстранилась.
— Она… она не ядовитая?
— Ну вы совсем, — оскорбился Чарков. — Кто же мне позволит держать дома ядовитую змею?
— А это, — быстрым и каким-то вальсирующим шагом Чарков переместился к другому аквариуму, в котором неподвижно застыли красные с черно-белым узором довольно крупные рептилии, — королевские змеи, но они сейчас вялые — на линьке.
Инга понимающе покачала головой. Понемногу она начинала привыкать к странной квартире. Но… на улице пока еще светло. А каково здесь находиться ночью, зная, что со всех сторон на тебя смотрят пауки и рептилии?
— Вот! — одним прыжком Чарков оказался у ящика громоздкой стенки „под дуб“ и извлек из кучи хлама что-то бесформенное, похожее на серый ажурный чулок.
— Кожа змеи! Хотите, подарю?
Инга не знала, как уклониться от неожиданного подарка.
— Большое спасибо!
Услышав голос Чаркова по телефону, Инга представляла его совсем иначе, этаким брюзгливым занудой. Но, как ни странно, теперь этот невысокий мужчина с усиками, похожий на каким-то образом мгновенно ставшего взрослым ребенка, казался ей забавным и даже по-своему интересным.
Инга видела, как Чарков отчаянно и наивно старается ей понравиться, произвести впечатление, и, надо отдать ему должное, в некотором смысле это у него получалось.
Положив подарок на спинку дивана (в редакции обрадуются такому трофею!), Инга извлекла из сумочки диктофон.
— А где же остальные змеи? У вас ведь шесть змей?
— Было восемь… — вздохнул Чарков. Инга обратилась в слух и незаметно нажала кнопку на диктофоне.
— Королевских змей у меня было три. Одна убежала по водосточной трубе. Во дворе один пьяница убил ее кирпичом. Тушка лежит у меня в холодильнике.
— Тушка змеи? — удивилась Инга.
— Ну не пьяницы же! — презрительно и как-то слишком серьезно ответил Чарков, нахмурившись. — Хотя следовало бы! Ползет животное, тебя не трогает. Что надо, спрашивается? Значит, если кошки в подъездах гадят — это нормально. А от змей моих, скажите, какой вред?
Инга не знала, что ответить на этот вопрос.
Если Аникшина убила змея Чаркова, то вред, разумеется, есть. Но если бы это было так, то вряд ли бы Чарков согласился говорить с ней о змеях.
Размышления Инги прервал звонок в дверь.
В соседней комнате скрипнула дверь — жена Чаркова пошла открывать — и в коридоре послышался детский голос.
— Здравствуйте! — приветливо поздоровался красивый мальчик с лучистыми глазами, совершенно не похожий ни на Чаркова, ни на его вторую жену. — Папа показывал вам констрикторов?
— Констрикторов?
— Ну да, удавов!
— Еще нет, но обещал показать. А ты тоже любишь змей?
— Приходится! — философски вздохнул мальчик, насмешливо косясь на отца. — Вообще мне больше нравятся пауки. Они прикольные!
Мальчик схватил с полки литровую банку, на дне которой копошилось насекомое, в котором Инга с удивлением узнала скорпиона.
— Настоящий скорпион?
— Настоящий! — радостно подтвердил мальчик. — Правда, пап?
— Сережа, — назидательным тоном обратился отец к сыну, — не мешай взрослым разговаривать. И смотри, опять не выпусти скорпиона!
— Хорошо, пап! — согласился мальчик и уселся на диван рядом с Ингой, с интересом поглядывая на диктофон. Через секунду он уже забыл о данном обещании и снова обратился к гостье. — А вы журналистка?
— Да, — кивнула Инга.
— А — а, — довольный своей догадливостью, протянул мальчик, — к папе всегда приходят или журналисты, или модели.
— Модели? — не смогла скрыть удивления Инга, запоздало сожалея, что не догадалась прихватить с собой Ксюшу. Тогда, наверняка, удалось бы узнать больше. Впрочем, Чарков итак довольно разговорчив, главное — направить разговор в нужное русло. Вот только что общего между странным любителем змей и длинноногими красотками? Во всяком случае понятно, почему нынешняя жена Чаркова так недружелюбно встречает гостей. Видимо, журналисты ей порядком надоели, и, наверняка, еще больше — модели.
Заметив, какое впечатление произвели на журналистку слова сына, Чарков остался доволен.
— У меня есть свое небольшое рекламное агентство, — почти с таким же гордым видом, с каким рассказывал о змеях, ответил Чарков на удивленный взгляд гостьи и, чуть нахмурившись, добавил. — Надо же чем-то кормить змей!
Девушка едва не рассмеялась. Новый каламбур так же странным образом вписывается в сюрреалистический мир Александра Чаркова, как тушка пьяницы в холодильнике. Что же, если когда-нибудь Инга решит написать захватывающий триллер, то одним из главных его персонажей будет щуплый усатый владелец рекламного агентства, который заманивает моделей в квартиру Љ 13 и скармливает их удавам.
Н-да…
Инга снова понимающе покачала головой, не понимая ровным счетом ничего из того, что творится в голове этого странного человека. Верно говорят, чужая душа — потемки, а в случае с Чарковым еще и полный хаос!
В одну долю секунды Чарков переметнулся к монитору, включил компьютер. Теперь он еще больше напоминал ребенка. Если верно, что у каждого человека есть свой биологический возраст, то Чарков в этом смысле ровесник своему сыну — лет десять — двенадцать не больше.
С довольным видом Чарков открыл папку „Алена“.
— Вот. Это Катя. Узнала? — Инга кивнула, увидев знакомое лицо эффектной брюнетки Кати Сизовой, одной из самых красивых девушек на „Темпе“, ведущей прогноза погоды. — Пролистав с десяток ее фотографий, Чарков запустил короткий рекламный ролик, в котором Катя выбирала обувь в недавно открывшемся магазине.
— Ножки у нее, что надо, — похвалил Чарков. — И личико миленькое. Туда-сюда, туда-сюда… — с умильной улыбкой прокомментировал он движения телеведущей, которая, улыбаясь, изящно семенила (запись прокручивалась специально быстро, чтобы создать эффект немыслимого изобилия ассортимента) вдоль полок с обувью. — Но в профиль ее снимать нельзя — слишком выдвинута вперед нижняя челюсть. Только в фас.
— А эту девушку, — Чарков перешел к серии фотографий симпатичной девушки с русыми волосами до плеч, — я фотографировал два года назад. Она работает в косметическом салоне „Василиса“. У нее тогда все лицо было в прыщах. Пришлось повозиться с фотографиями, но, правда, ничего получилось?
Инга согласилась и выключила диктофон так же незаметно, как включила. Модели Чаркова ее интересовали гораздо меньше, чем его змеи.
— А сейчас она очень похорошела. Такая же, как на этих фотографиях. А это, — Чарков почти нежно улыбнулся, — моя любимая модель… Алена. — Он принялся листать фотографии эффектной шатенки с блестящими волосами средней длины и пухлыми губами, накрашенными персиковой помадой. — Скажешь, что ей двадцать четыре года? — И сам же ответил на свой вопрос. — Выглядит на шестнадцать — не больше. Похожа на школьницу. А это, — продолжал Чарков открывать файлы, — моя первая жена.
Молодая женщина в чуть сдвинутой набок соломенной шляпе с развевающимися белокурыми волосами, похожая на Марину Влади, была красива особенной, утонченной и тревожной красотой. Следующая фотография — черно-белая — она же, но уже неуловимо похожая на Мэрилин Диптрих. Черный цилиндр, сигара в руке. Вальяжная, роскошная стерва. А эта — вызывающе-чувственная и одновременно беззащитная блондинка в белом платье с ярко-красными губами — тоже бывшая жена Чаркина, но уже в образе Мэрилин Монро.
Наверное, Чарков любил ее… „Кажется, ее зовут Ира“.
— Очень красивые фотографии, — похвалила Инга и намеренно сделала акцент. — Особенно фотографии вашей первой жены.
— Она не любила змей, — нахмурился Чарков. — Со второй женой мы никогда не ссоримся из-за этого. Ей змеи нравятся. Она ветеринар. Раньше в цирке работала, а теперь — в ветлечебнице. С ней мои красавицы в безопасности.
Так вот на чем основан этот странный союз.
— Моя мама преподает студентам французский язык, — похвастался мальчик. (Значит, мама Сережи — первая жена Чаркова, Ирина). — А сейчас она во Франции. Скоро приедет. Следующий раз она обещала взять меня с собой. Там в Disney land — е можно поплавать на корабле, а еще там есть такая железная дорога, едешь, едешь и…р- раз — мертвая петля!
Мальчик широким жестом нарисовал в воздухе мертвую петлю.
Чарков нахмурился еще больше и закрыл папку. Открыл другую.
— Вот я снимал рекламу строительной фирмы.
Здания на экране вырастали на экране одно за другим, складывались в улицы.
„Новый дом“ — город будущего!», — торжественно объявил мужской голос за кадром.
— Правда, впечатляет? Заказчику понравилось. А это… — открыл Чарков папку «Фокстрот», быстро листая фотографии стройной женщины лет тридцати с небольшим с короткими волосами оттенка чуть потемнее, чем у Инги. На всех фотографиях на женщине было рубиновое платье в стиле Кармен, на некоторых она танцевала с Чарковым. — … моя бывшая партнерша по бальным танцам. А вы занимаетесь бальными танцами? — после короткой паузы спросил Чарков таким тоном, как будто из каждой сотни живущих на земле девяносто девять умеют профессионально танцевать «Самбу» и «Румбу».
— К сожалению, нет. Раньше занималась эстрадными танцами, но сейчас времени нет.
— Жалко, — покачал головой Чарков. — А то я как раз ищу партнершу. Раньше серьезно занимался больными танцами, а сейчас так, для себя. Эстрадные танцы — это что… так… дергаешься сам по себе. Вот бальные — это целое искусство! Каждый танец как история любви.
Инга не стала спорить. Только напомнила:
— Вы обещали показать мне остальных змей.
Чаркову, явно, польстило, что его гостье так не терпится увидеть его рептилий.
Инга последовала за хозяином в маленькую смежную комнату, которую целиком занимали два больших аквариума и какие-то плющи и баобабы.
В аквариумах мирно нежились удавы.
— Boa constrictor ortoni, — представил Чарков своих питомцев и, к ужасу Инги, привычным жестом приподнял одного из них.
Девушка едва не забыла, зачем пришла. Все вопросы разом вылетели из головы.
— А он не может задушить? — осторожно поинтересовалась Инга.
— Нужно держать за голову и за хвост, — вырос в дверном проеме Сережа.
— А можно его потрогать? — Инга осторожно прикоснулась у удаву.
Надо же! Приятно-прохладный и бархотистый, а не холодный и липкий, как она ожидала.
— Могу даже сфотографировать с ним. Есть с собой диск или дискета сбросить фотки?
— Есть фотоаппарат.
И все-таки от прикосновения огромной змеи к шее Ингу передернуло.
— Улыбайтесь! — возмутился Чарков. — Что у вас лицо перекорежило? — И грозно предположил. — Или вам мои змеи не нравятся?
— Нравятся! — поспешила Инга выдавить из себя улыбку и попыталась представить, что boa constrictor ortoni — это просто легкое (пусть даже не совсем легкое) боа.
— Ну вот, уже лучше, — похвалил Чарков.
И нажав еще раз кнопку спуска, снял удава с плеч Инги. Положил его на диван. Мальчик тут же поймал констриктора за хвост, потянул его на себя.
Boa constrictor ortoni не остался в долгу и, изогнувшись, повернулся к мальчику головой. Сережа вскрикнул, отдернул руку.
На внутренней стороне запястья показалась кровь.
— Пробил вену, — поморщился мальчик.
— У вас есть бинт и зеленка? — испугалась Инга.
— Не надо, — спокойно возразил Сережа. — Пап, подай йод.
Чарков невозмутимо взял пузырек с йодом, который стоял на столе возле компьютера (видимо, привычное его место, чтобы всегда был под рукой) и протянул сыну.
Мальчик смазал ранку и тотчас же забыл о ней.
— Хотите кое-что покажу? — весело, с какой-то заговорщицкой интонаций, обратился Сережа к гостье.
— Что ты хочешь показать? — Инге показалось, что в голосе Чаркова прозвучало беспокойство, и она поспешно согласилась: «Хочу!»
— Идите сюда!
Чарков последовал за ними, что-то ворча себе под нос.
Сережа пропустил гостью в темную ванную и зажег свет.
Инга едва не вскрикнула. Сколько еще сюрпризов ждет ее в квартире Љ 13?
Девушка ожидала увидеть все, что угодно, даже гремучую змею. К змеям она начала понемногу привыкать. Да, пожалуй, больше всего, гремучую змею. Но то, что увидела Инга, почему-то удивило ее. Ванна кишела декоративными крысами. Инга никогда не боялась крыс, хотя и особой симпатии к ним не испытывала, но столько серых хвостатых перепуганных существ сразу!
— Мы ими удавов кормим, — с веселым и важным видом экскурсовода сообщил мальчик.
Сережа взял одну крысу на ладонь, поглаживая, отнес в комнату.
— Это Жора, — представил мальчик.
— Грызун-производитель, — пояснил Чарков.
Удав равнодушно смотрел на крысу.
— Он сыт? — показал Сережа взглядом на удава.
— Утром кормил.
— Вот видите, — не упустил Чарков момент напомнить о своем бедственном положении, — во что мне обходится содержать змей. Крысы дорого стоят. Я даже не могу позволить себе поклеить новые обои. А вы еще хотите, чтобы я бесплатно тратил свое время.
— Мы же договорились, — неожиданно для самой себя Инга повувствовала что-то похожее на жалость к Чаркову.
— Хорошо, сначала деньги, а потом интервью.
Инга открыла сумочку, вручила Чаркову обещанную сотку, и, уже почти не испытывая страха, уселась рядом с констриктором. Снава нажала кнопку на диктофоне.
— Когда у вас появилась первая змея? — начала она с не вызывающих подозрения вопросов.
— В школе. У меня разболелся молочный зуб, и я сказал маме, что соглашусь вырвать его, только если она разрешит мне завести ужа. Правда, потом я его отпустил. Я считаю, что дома надо держать экзотических змей и насекомых, а лягушки, ящерицы и ужи лучше пусть живут в естественной среде.
— А первая экзотическая змея когда у вас появилась?
— Уже после армии. В детстве я увидел в журнале boa constrictor ortoni и с тех пор загорелся идеей завести удава.
— И когда ваша мечта осуществилась?
— Уже после армии, — умильно улыбнулся Чарков и хвастливо добавил. — Первого удава я купил, можно сказать, незаконно.
— Как это незаконно? — удивилась Инга.
Чарков неопределенно улыбнулся.
— В те годы частным лицам не продавали удавов — только организациям. Но я уговорил одного своего друга — у него жена работала в доме пионеров. Она купила удава как будто для живого уголка, а на самом деле — для меня. В живом уголке он побыл всего пару недель.
— А сколько змей было у вас сразу — самое большее?
— Недавно было восемь, — нахмурился Чаркин.
Инга постаралась придать своему голосу незаинтересованность.
— Восемь? Одну змею убил… тот пьяница, а другая?
— А другую у меня купил один парень из Москвы.
— Удава?
— Да. Констриктора.
— Папа, у нас же еще «гремучка» была!
От Инги не скрылось, как недовольно Чарков посмотрел на сына.
— Гремучая змея? — притворилась Инга удивленной и тут же отметила про себя, что, пожалуй, вышло как-то уж слишком восторженно. К счастью для Инги, Чарков не был Станиславским и принял наигранный восторг журналистки за чистую монету.
— Тогда у меня не было Chondropython viri — dis. Так что все равно было восемь.
Со стороны выглядело так, как будто Чарков в чем-то оправдывается. Но — в чем?
Инге ничего не оставалось делать, как продолжать играть роль наивной начинающей журналистки, которая страсть как интересуется змеями.
— Но гремучие змеи… Они же ядовитые!
— Это была очень старая змея. У нее уже не было яда. Мне ее привез один мой знакомый из Ла-Плата.
— А где же она сейчас?
— Уползла.
— Тоже по водосточной трубе?
— Может быть. Просто исчезла.
— Как жалко! А давно?
— Недавно.
— Как жалко! — повторила Инга.
Чаркову, явно, не доставляло удовольствия говорить о гремучей змее, хотя о всех других своих экзотах он говорил с видимым удовольствием.
— Вы только ничего не пишите о гремучей змее, — насупившись, потребовал Чарков. — А то, сами знаете, народ у нас какой. Ничего не понимают в змеях. Если гремучая — значит, ядовитая. Меня соседи итак задергали. У одного ребенок маленький, у другого — кошечка. А спрашивается, что им могут сделать мои змеи?
— А где вы купили остальных змей?
Экран диктофона погас, как всегда, некстати. Инга покопалась в сумке, но ручки в ней не оказалось. — Надо же, забыла авторучку. У вас случайно не найдется?
— Никаких ручек на вас не напасешься, — добродушно ворча, Чарков извлек из ящика стола шариковую пластмассовую авторучку.
— Где вы купили остальных змей? — повторила Инга.
— Удавов у нас в зоомагазине, а этих красавиц, — Чарков обвел взглядом комнату, — в частных террариумах в Москве и в Воронеже.
Окончательно смирившись с соседством констриктора, который проявлял к Инге еще меньше интереса, чем к производителю Жоре, журналистка, наконец, смогла спокойно осмотреться. Изобилию на полках стенки «под дуб» мог позавидовать любой музей. Гигантские шишки, кокосы, какие-то экзотические орехи…
— У вас здесь и кроме змей много всего интересного…
— Да, — согласился Чарков и, соскочив с дивана с таким же видом, с каким его сын показывал производителя Жору, взял с полки, на которой огромные ракушки соседствовали с крупными жуками в стеклянных банках, двух слонов из черного мрамора.
— Это я из Индии привез, — похвалился Чарков. — У одного слона хобот поднят вверх — это символ радости, у другого — опущен вниз. Символ печали. Какой тебе больше нравится?
— У которого хобот вверх.
Радость, конечно, лучше печали.
— Да, мне тоже этот больше нравится, — согласился Чарков.
— А, кроме Индии, были еще где-нибудь? — поинтересовалась девушка, еще раз окинув взглядом реликвии Чаркова.
— В Египте был, в Болгарии, в Польше, в Турции, — принялся перечислять Чарков. — В Бразилии, Мексике… Пожалуй, и все, если не считать Черного и Азовского моря.
— И где больше всего понравилось?
— В Индии. Змей там… прямо в дом заползают, — от мечтательной улыбки Чаркова у Инги пробежал по коже легкий озноб.
Удав зашевелился за спиной. Инга встала, и, принужденно улыбаясь, протянула Чаркову авторучку:
— Спасибо.
— С вас еще двадцать рублей.
— За что? — удивилась Инга.
— Как за что? — удивился Чарков. — За пользование авторучкой.
— Папа, да она же совсем немного писала ей, — возразил мальчик.
— Ну ладно, — согласился Чарков.
Инга направилась к двери.
— Если захочешь сделать хорошую фотографию, заходи ко мне в агентство. Сделаю из тебя красавицу, — на прощание Чарков протянул Инге визитку светло-розового цвета.
27
Дома Ингу ждал сюрприз.
— У нас Инночка, — полушепотом предупредила Ксюша с порога.
Инга попыталась неслышно проскользнуть в свою комнату. К вечеру разболелась голова, хотелось просто посидеть в тишине.
Не тут-то было.
— Инга, это ты?
— Здравствуйте, — заглянула Инга в зал.
Инночка, конечно, сумасшедшая, неисправимая оптимистка, будет учить маму, как и где искать настоящего мужчину, хотя сама этот абстрактный идеал так и не нашла. Все бы хорошо, только бы их с Ксюшей оставила в покое.
— Ой, что это у тебя? — Инночка заметила змеиную кожу.
— Змеиная кожа, — неохотно призналась Инга.
— Правда? — оживилась Инночка. — Ой, как интересно. А где ты ее взяла?
— Подарили, — честно ответила Инга.
— Надо же… И кто же, если не секрет?
— Поклонник, — мрачно пошутила девушка. Гостья покачала головой. Видимо, не поняла, шутит Инга или говорит правду.
— Девочки! — властно обратилась гостья к Инге и Ксюше, мужественно последовавшей в зал за старшей сестрой. — Повлияйте хоть вы на вашу мать. Битый час уговариваю ее пойти в тренажерный зал. Я вот походила месяц на танец живота, сразу чувствую себя на двадцать лет.
Надо отдать Инночке должное — выглядит она лет на тридцать пять — не больше. Мальчишеская стрижка, живой блеск в глазах, ни килограмма лишнего веса.
— Брось, Инн. У меня-то и формы спортивной нет…
Сестры с пониманием смотрели на мать, которая слабо отбивалась от не знающей в упорстве границ подруги.
— Ничего! — не отставала Инночка. — Как раз повод купить спортивные брюки и топ. — Это стимулирует. А для первого раза мы что-нибудь придумаем. Наверняка, что-то более или менее подходящее найдется или у меня или у девочек.
При всем своем богатом воображении Инга не могла представить всегда такую домашнюю, уютную маму разучивающей арабские танцы.
— Да и возраст… Под полтинник ведь уже…
Инночка была неумолима.
— Ты посмотри на Софию Ротару. На Бабкину посмотри. Легче всего махнуть на себя рукой.
— Слушай, тебе нужна эта кожа? — заблестели вдруг глаза у Инночки.
— Нет. Не особенно. А что?
— Ты можешь мне ее подарить?
— Пожалуйста, — пожала плечами Инга.
Вообще-то говорят, дареное не дарят, но для милой гостьи не жалко ничего — ни лягушачьей кожи, ни змеиной.
Инночка в свою очередь собиралась еще раз передарить оригинальный подарок.
— Вот Костомаров обрадуется! Он любит все такое!
Костомаров — приятель Инночки. Так она, по крайней мере, утверждает.
У Инги же на этот счет было свое вполне определенное, хотя и циничное, мнение.
В отличие от идеалистки Инночки, она считала, что дружбы между мужчиной и женщиной не может быть в принципе.
Как-то, когда Инночка пыталась доказать обратное, перемежая свои не очень-то убедительные доводы восторженными дифирамбами Костомарову, Инга не выдержала: «Какая может быть дружба? Или вы спите вместе или не спите. Не спите — значит, просто знакомые, если, конечно, это не какие-то исключительные случаи. Или… вы все-таки спите вместе». На что Инночка сказала, что Инга стоит только на второй ступени духовного развития, в то время, как она, Инночка, уже дошла до третьей ступени. Это, конечно, лучше, чем вторая, но хуже, чем самая высокая, четвертая ступень, которой пока достигли лишь единицы из Инночкиных знакомых и, конечно, Костомаров — один из них.
— На третьей ступени человек очень уязвим и может легко скатиться на вторую, зато на четвертом уровне человек становится неуязвимым, — пыталась заразить Ингу азартом самосовершенствования подруга (еще со школы) матери. Инга всегда недоумевала, как могут две такие совершенно разные женщины столько лет поддерживать отношения, не слыша, не понимая друг друга.
Впрочем, если Инночке удастся затащить их маму в тренажерный зал, это будет просто замечательно. Хотя вряд ли, конечно, что-то выйдет из этой затеи.
— Или вот что! — нашла Инночка еще одно средство от осенней хандры. — Едем с нами на море. Народу там уже нет, и вода холодная — самое время закаляться. Девочки у тебя уже взрослые, хозяйки. Можешь их смело оставить на недельку.
— Нет, Иннусь, извини, у меня работа…
Инга и Ксюша посмотрели друг на друга и рассмеялись.
С «нами» значит с группой нудистов, большинство из которых уже поднялись на третий уровень духовного развития, но что среди них делать маме?
Гостья смерила сестер негодующим взглядом.
Мобильник Инги зазвонил весьма кстати. Все еще смеясь, она стрелой метнулась к сумочке, оставленной на полу в коридоре. Ксюша вылетела следом за ней.
Звонил Макс.
— Привет. Покатаемся по вечернему городу?
— Отличная идея, но… — Инга помолчала несколько секунд, с удивлением обнаружив, что в последнее время на Макса ее просто не хватает, и гораздо более заманчивой перспективой, чем колесить по вечернему городу, ей представляется идея завалиться пораньше спать. — Знаешь, жутко устала, да и чувствую себя неважно. Давай завтра.
— Завтра? — голос Макса погрустнел. — Ну хорошо, давай завтра. А что с тобой? Заболела? Могу полечить.
Инга улыбнулась.
— Да нет, просто голова разболелась, — («Это оттого, что в ней много ненужного хлама»! — сказала бы по этому поводу Инночка). — Но ради того, чтобы стать твоей пациенткой, могу заболеть чем-нибудь еще. До послезавтра еще есть время.
— Ну уж нет, лучше не надо. Ну пока. Целую.
Инга проглотила таблетку и завалилась на кровать.
Хаос в голове (змеи, посвященные, скалы, третий глаз) отзывался усталостью во всем теле.
Ксюша примостилась на кресло, потеснив спящего Сомса.
— Теперь рассказывай, — потребовала она. — Что это за змеиную кожу ты принесла? Это от той самой змеи?
— Нет. Это змея друга Аникшина.
— Он держит дома змею?
— Целых шесть!
— Шесть?! — удивилась Ксюша.
— Раньше было восемь и, представь себе, недавно у него пропала гремучая змея.
— Он тебе сам об этом рассказал?
— Не совсем. Он-то как раз просил ничего об этом не писать. Да и кто теперь разберет, та ли змея укусила Аникшина, если она как сквозь землю провалилась. А куда могла уползти змея из гостиницы?
— Странно…
— Странно. Вот только, если Чаркову есть, что скрывать, зачем он согласился дать интервью?
— Но если бы он не согласился, это выглядело бы еще более подозрительным. К тому же, ты говорила ему, что тебя интересует Аникшин?
— Нет, конечно… Но зачем Чаркову убивать Аникшина?
— «Убивать» — это ты сказала.
— Интересно, почему я так сказала?
— Вот подумай, почему.
Инночка бы сказала, что это не просто игры подсознания. Оно само как бы невзначай подсказывает ответ на вопрос, если постоянно думать о чем-то, как об этой гремучей змее.
— У них даже визитки почти одинаковые, — почему-то вспомнила вдруг Инга.
— Да?
Инга вынула из-за обложки записной книжки две светло-розовые матовые визитки.
— Обе немного великоваты для того, чтобы поместиться в обычную визитницу, — деловито прищурилась Ксюша — ни дать ни взять Шерлок Холмс в женском обличие. — Это говорит о том, что у обоих гипертрофировано честолюбие.
Сергей Александрович Аникшин, парапсихолог
Александр Натанович Чарков, генеральный директор рекламного агентства «Имидж-медиа»
Даже шрифт на визитках одинаковый — вычурные буквы с вензелями.
Инга не поленилась извлечь из ящика стола почти забитую по отказа визитницу и попыталась втиснуть в свободные «окошки» обе светло-розовые визитки.
Младшая сестренка оказалась права. Да уж, в наблюдательности ей не откажешь.
— Кстати, цвет визитки может сказать о многом, — продолжала Ксюша. — Ведь визитка — это своего рода лицо. Если человек, а тем более мужчина, выбирает розовый, он посылает сигнал окружающим: «Я люблю жизнь и не собираюсь никому причинять зла, но и вы, пожалуйста, тоже не обижайте меня». Другими словами, если взрослый человек любит розовый цвет, то это большой ребенок.
— Да, Чарков и есть большой ребенок. Да и Аникшин, похоже, был таким же. Знаешь, как говорят, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
— Но если у них так много общего, зачем одному из них понадобилось убивать другого?
«Сережа часто называл друзьями своих врагов».
Младшая сестра повертела в руках визитку Чаркова:
— Тебе она еще нужна? — С пафосом прочитала вслух, — «Генеральный директор… „Имидж — медиа“…»
— Нет… Но что ты задумала?
— Еще не знаю, — пожала плечами Ксюша.
— А что ты скажешь вот об этом… — Инга взяла с полки шкафа, заваленной книгами и журналами мод, чуждую здесь темно-розовую папку с мрачно-философским незаконченным произведением парапсихолога.
Ксюша принялась изучать рукопись так сосредоточенно, что на ее гладком лбу даже обозначилось некое подобие морщины.
— Это писал Аникшин? — подобие морщины разгладилось.
— Да, — удивилась Инга прозорливости младшей сестры. Если некоторые и считают, что девушка с модельными данными обязательно должна быть пустышкой, то к Ксюше это, явно, не относится.
— Видишь, — тонкие пальцы с французским маникюром скользнули по листу. — Строчки идут то вверх, то вниз. Это говорит о том, что почерк принадлежит человеку с неустойчивой самооценкой… но вверх все-таки чаще… то есть стремление к самоутверждению налицо. А вот еще… видишь, заглавные буквы слишком крупные и с закорючками. Знаешь, о чем это говорит? О склонности к позерству.
— Если бы ты еще прочитала бред, который он пишет… — покачала головой Инга. — Но на ночь не советую.
— Чтобы получить представление об авторе, достаточно прочитать и несколько страниц. Во всяком случае, психологу, — Ксюша взяла лист, на котором Аникшин изобразил главного героя своего странного повествования. — Только человек, который очень боится смерти, мог придумать долину бессмертных, населить ее какими-то странными существами. Но при этом страх смерти у него доходит до абсурда. Это как, когда ты боишься чего-то неизбежного, например, сессии, — подумав о неизбежном для каждого студента кошмаре, Ксюша снова нахмурилась, — хочется, чтобы это неизбежное поскорее наступило и закончилось. Так и у Аникшина его бессмертные ждут- не дождутся избавления, которое на самом деле не что иное, как смерть.
— Андрей Курпатов отдыхает, — восхитилась Инга логикой младшей сестры.
Польщенная сравнением в свою пользу, Ксюша продолжала:
— Образ Одинокого Лота Аникшин, скорее всего, проецирует на себя. Не случайно Одинокий Лот обладает у него сверхъестественными способностями. А то, что Аникшин называет своего героя Одиноким Лотом, тоже говорит само за себя. Этот человек был очень одинок. Потому и придумал себе вымышленный мир. Но и в этом вымышленном мире ему не особенно уютно. Посмотри, в каких мрачных тонах он рисует свою Долину Скал, — Ксюша ловко, как фокусник, разложила стопку листков веером. — Но темные цвета у него соседствуют с яркими розовым, желтым, голубым. А говорит это о внутреннем разладе, и может быть, даже о маниакально-депрессивном синдроме и склонности к суициду.
Его убил Одинокий Лот…
Интересно, как закончился бы роман Аникшина? Инга сложила листы обратно в темно-розовую папку, задержав взгляд на оном из них. Профиль философа из долины бессмертных снова напомнил Инге выразительные черты лица Адониса.