К весне Юра, как и собирался, купил-таки лайку — у латыша Иварса.

— Если уедете, отдадите мне его обратно, — он, явно, не без сожаления отдавал в чужие руки взрослого уже кобеля с умными глазами по кличке Фингал. Но две лайки у него ещё оставались, а двадцать пять рублей тоже на дороге не валяются.

Фингал был собакой взрослой, опытной, впрочем, очень ласковой, и быстро привык к новому хозяину.

А Юра уже не представлял, как мог когда-то жить без Сибири, да и жил он теперь не постояльцем. В посёлке освободились полдома: решили вернуться в родные края молоденькие марийки, а на их место заселили Юру с семьёй.

На второй половине жили татарин Андрей, тоже, как и Юра, мастер химлесхоза с русской женой Катериной и двумя детишками.

Правда, половина дома состояла всего-то-навсего из кухни и комнаты, но к чему считать квадратные метры тем, кому принадлежит вся тайга необъятная?

Оказалось, ко всему этому богатству прилагался ещё и огородик возле дома.

— Юр, там у тебя земля есть, — поставил в известность начальник химлесхоза, плечистый мужик, всегда ходивший в галифе.

— Хорошо… — обрадовался Юра.

… Марийки никогда не засевали свой участок, и до приезда новых соседей Катя была самовластной хозяйкой огорода.

Нина решила посадить картошку. Первая, молоденькая, с нежной кожицей, если заправить сметаной, что может быть лучше?

— Что это ты здесь делаешь? — Катя вышла утром и увидела соседку за работой.

— Картошку сажаю.

— А почему это ты сажаешь картошку на моём участке?

— Это мой участок.

— Это кто тебе такое сказал? — вскинула Катя брови.

— Начальник химлесхоза мужу сказала, что участок — на двоих.

Катя ушла в дом и вернулась с Андреем.

В его взгляде недвусмысленно читался тот же вопрос, который только что задала Катя: «Что ты здесь делаешь?»

С невозмутимым видом Нина воткнула лопату в землю и бросила в образовавшуюся ямку клубни. И тут же от пинка Андрея картошка мячиком отскочила вверх.

Нина продолжала своё, но и Андрей не собирался отступать: с новой ямкой вышло то же самое.

— Я вам покажу, как землю чужую отбирать! — кричал Андрей. — Ишь, умники нашлись! У нас у самих трое детей мал мала меньше — кормить нечем!

— Да ты, говорят люди, на десять машин накопил уже, и всё тебе мало! — Нина в сердцах отбросила лопату.

— Говорят, что кур доят. Ты чужие деньги не считай. И в огород чужой не суйся! — продолжал отчитывать Андрей.

Нина, плача, вернулась в дом.

Вечером Юра с порога заметил, что жена чем-то расстроена.

— Так и так, Юра… — не стала скрывать Нина, рассказала, как было.

— Ладно, Нин, — махнул он рукой. — Пусть сеют. Жили мы без земли и дальше проживем.

… А голос Андрея слышали даже на том берегу.

— Ой, Нина, что у вас там вчера за крик стоял на вашей стороне? — спросила наутро у магазина Петровна, седая, как одуванчик, готовый вот-вот развеяться парашютиками в небе.

— С Андреем поругались, землю не смогли поделить… — вздохнула Нина.

— Ой, Нина, грех-то какой, ругаться из-за земли!..