Давно это было, – начал свой рассказ у вечернего костра ещё крепкий, но совершенно седой атаман Прокопий Степаныч. – Я сам чуть старше Митьки был, – и он указал на совсем молодого казака-первогодка, что сидел напротив. – Меня с моим другом Фролом отправили на заставу границу охранять. С раннего детства мы с ним были не разлей вода. Хаты рядом стояли, только через плетень перелезь – и ты рядом с другом. Так с малых лет и повелось – где один, там и другой. Все игры и проказы совершали вместе. Разлучить нас никто не мог. Если один провинился, то и второй приходил за своей долей наказания, понурив голову. Друг друга никогда не предавали. Если мой отец пряник с ярмарки привезёт, я половину другу отдавал. Фрол так же поступал. Наши отцы и матери удивлялись подобной дружбе. А когда мы влюбились в одну девушку одновременно, то оба от нее отступились, не желая обижать друг друга, оставив ей самой выбирать, когда вернёмся со службы. Наша дружба оказалась дороже, хотя оба и страдали от неразделенной любви. Шибко хороша была девушка. Но на службе мы позабыли о душевных страданиях. Да и в пору ли казаку впадать от этого в уныние?

Времена были неспокойными. Ждали очередной войны с турками, на западных границах тоже пошаливали. Для нас служба была в новинку, поэтому ещё не тяготила, как зрелых казаков. Застава, на которой мы расположились, находилась аккурат за бурной речушкой. Оттуда каждый вечер мы и отправлялись объезжать границы. Так шла служба месяц за месяцем. Иногда происходили перестрелки с мелкими бандитскими группами. Но это случалось нечасто. Однажды, преследуя группу нарушителей, мы вынуждены были несколько раз пересекать реки и ручьи. А вода в тот ранний весенний месяц была ледяная. В пылу погони я не обращал на это внимание, зато на следующий день свалился в горячке. Гутарят, метался я в бреду, что-то кричал. Фрол не отходил от моей постели, таскал компрессы, поил водой. Послали за фельдшером. А потом пришлось моему другу отправляться на службу. Охрану границ никто не отменял. А я все ещё был в забытьи. Но жар стал спадать.

Посреди ночи я открыл глаза, напился воды и вновь заснул. Хоть жар и спадал, но сильная слабость не давала пошевелиться. И вот лежу я, сплю. И вдуг слышу, как меня зовут. Смотрю, а это мой луший друг Фрол.

– Фрол, друг ты мой, вернулся! – обрадовался я.

– Нет, Проша, я пришёл с тобой проститься! – говорит Фрол, а на лице его ни кровиночки, грустное такое лицо, измученное.

– Да ты что такое говоришь! – вскричал я.

– Поймали нас вороги, пытали, хотели узнать, как лучше к заставе подобраться, но я им ничего не сказал. Но торопись, надо предупредить всех, что враги, прикрываясь тяжёлым рассветным временем, подбираются к стенам заставы. Вставай, подымай тревогу! Лежать уже некогда! А теперь прощай, больше мы не увидимя! Не забывай меня! Вставай!

– Как же это? – ещё не верил я.

– Вставай же! Враги у стен заставы! Иначе все погибнут! – закричал Фрол.

Я прямо-таки подскочил над кроватью. А Фрол вдруг исчез, словно его и не было.

Помня о его последних словах, я выбежал из дома, крича, откуда только силы взялись, во все горло: «Тревога! Враги!». От моего крика все проснулись. Бросились к стенам, бойницам. И, как оказалось, вовремя.

Стража придремала, а враги уж подползали к самым стенам. Увидели казачки их и как открыли огонь из всех винтовок и ружей! Много вражин было, а почти никто из-под огня не ушёл. Всю огроменную банду накрыли. После этого долго спокойно в тех местах было.

Меня есаул к награде представил. А все допытывались, как я про ночных татей прознал. Рассказал я им… Недоверчиво отнеслись к моему рассказу, но и возражать не стали.

А вскорости нашли и тело Фрола. Его разъезд попал в засаду. Пленных пытали.

На теле Фрола осталось много следов от ожогов и ран от порезов. Пытаясь добиться показаний, главарь жёг моего друга головнями и резал кинжалом. Об этом рассказали через толмача и несколько схваченных иноземных бандитов.

– Рус-казак плюнул на вожака и сказал, что ничего у нас не выйдет. А за него отомстят. Тогда дерзкого казака зарезали, – говорили они, не понимая, как их обнаружили, ведь так осторожно подкрались. Раньше всё сходило успешно.

Я, когда про всё узнал, думал о том, как в последний момент жизни Фрол не о себе заботился, а о своих братах-казаках и желал их спасти так сильно, что Господь отпустил его душу предупредить о приближающейся гибели.

Вот такие вот они, настоящие казаки, что даже после смерти своей спасают своих соратников. Не только «жизнь за други своя», но даже свою смерть отдают Родине!

Вернулся в станицу, а нас там девушка, которую вместе любили, ждала. Долго не мог с ней общаться, всё память о Фроле между нами стояла, но потом все-таки женился, жизнь взяла своё. Одного из сыновей Фролом назвали. Сейчас он тоже границу России охраняет!

Тут у атамана Прокопия Степановича на глаза навернулась слеза, и он встал и отошёл от костра, смущаясь своих чувств. Он же атаман, неудобно показывать перед молодыми казаками свои слёзы.

А казаки и казачата молчали, думая о Фроле и о силе его души. И никто даже и не подумал, что это могло быть простое совпадение, а приход Фрола привиделся Прокопию в горячечном бреду. Потому что настоящий казак и смертью своей послужит Родине. Как поступил Фрол. И сомнений тут быть не может!