.
Если верить предсказаниям, сделанным личным асторологом Антуана Второго, звезды в этот день покровительствовали мореходам, музыкантам и цветоводам. Мореходов в Брабансе было мало, потому как король страдал морской болезнью и искренне не понимал, как можно хорошо себя чувствовать в большой соленой луже, гордо именуемой Великим Западным Океаном. Подданные льстиво копировали привычки монарха, так что бескрайними морскими просторами на западе страны брабансцы интересовались исключительно формально.
А вот музыки и цветов в королевстве хватало с избытком.
Музыканты и цветоводы пожали друг друга руки и решили, что, раз мореходов мало, им больше удачи достанется.
В связи с благоволением звезд магистратом города был назначен бал.
Собственно, повод можно было придумать и посолиднее, но главное ведь – бал, подразумевающий пиршество, танцы, цветы, огони сотен волшебных фонариков, музыку, прекрасных дам, - а не повод, по которому он состоялся.
Дон Текило подумал и решил, что ему стоит посетить благородное собрание. Тем более, что в Брабансе рьяно внедрялось в быт аристократии новшество – балы-маскарады. И его величество Антуан Второй активно поддерживал модное развлечение.
К вечеру дон Текило имел честь прибыть в городской магистрат. Солидное четырехэтажное здание было украшено от цоколя до шпиля, переливаясь разноцветными магическими фонариками и осыпаясь «лепестками цветов», вырезанных из тонкого белого полотна и розового шелка – королевский астролог, делая предсказание, как-то не учел, что месяц Восьминога приходится на конец зимы.
Смешавшись с толпой гостей, дон Текило проникнул внутрь. Его маскарадный костюм был прост и незатейлив – авантюрист поверх обычного одеяния среднего достатка дворянина накинул монашескую рясу, а потом щедро присыпал одежку, кудри, лысинку и лицо мукой. Получился «бледный монах» - персонаж городских легенд, о котором поведал иберрцу содержитель гостиницы. Дескать, ходит этот бледный монах по Анжери ночами – и щипает за задницу всех припозднившихся. Ну, надо ж человеку чем-то после смерти заняться…
Рясу иберрец раздобыл легко. В гостиницу, которую почтил своим присутствием отважный авантюрист, утром заглянул монах, собирающий пожертвования. Судя по внешнему виду монаха, он явно сжирал своих единоверцев, иначе трудно объяснить изобильное пузо и ярко-красные щеки святоши. Хозяин гостиницы принялся возмущаться, что, дескать, он не разделяет воззрений на мирустройство, проповедуемых Орденом Ивовой Ветви, и вообще, он к другой конфессии относится, поэтому подаяний обжора не дождется. Монах в ответ вытянул руку, в которой оказался зажат символ Ордена – в данном конкретном случае – пучок розог, и принялся размашисто благословлять окружающих. Хозяин гостиницы, которому попало пониже спины, взвыл.
Дон Текило посчитал за лучшее вмешаться. Пригласил служителя Ордена Ивовой Ветви, скромного ивобоязненного брата Прю, за свой стол, подмигнул хозяину, перетащил из темного угла пьянчужку-ткача – тот с вечера залил глаза, жалуясь событыльникам и постояльцам гостиницы, что, дескать, жена его бьет. Пьянчужка с трудом приоткрыл глаза, дон Текило, пользуясь случаем, шепнул монаху, что господин матерчатых дел мастер активно сочувствует откровениям Ордена Ивовой Ветви, но супруга всячески противится просветлению мужа. Слово за слово, кувшин за кувшином, брат Прю с помощью дона Текило потащил ткача домой, чтобы объяснить женщине, насколько она не права.
Супруга ткача разъяренной тучей встретила их на пороге. Монах, завидя ее крутые глубообразные очертания, не сбавляя скорости, проворно толкнул женщину своим необъятным пузом, внес пребывающего в далекой стране виноградных грез ткача, бросил его куда-то в угол, и приступил к миссионерской деятельности. Проповедь, как верно предугадал дон Текило, включала активное размахивание пучком ивовых веток.
Визгу было…
На крики выглянула соседка четы ткачей, одарила дона Текило страстным взглядом, от которого взопрела лысинка, и с ленивой томной грацией поинтересовалась, что происходит.
- Безумец из лечебницы сбежал, - добропорядочно объяснил дон Текило, упорно напоминая себе, что на активные матримонии сейчас времени нет. Надо до вечера спланировать ограбление. Вот потом… - Я просто в растерянности, не знаю, что делать…
- Да неужели я не помогу такому славному мужчине найти, чем заняться? – хищно улыбнулась соседка, поправляя ворот платья так, чтобы новому знакомцу стало лучше видно его содержимое.
- А вы поможете?
- О, да!
- Правда?
- Истинная правда!
- Понимаете, - засмущался дон Текило. Женщина чуть из себя не выпрыгнула, увидев на лице иберрца застенчивый юношеский румянец. – Я хотел попросить вас оказать мне очень странную услугу…
- Все, что угодно!
- Тогда – не могли бы вы поговорить с безумцем минут десять? Не бойтесь, он спокойный… А я пока быстренько сбегаю, главного лекаря нашей лечебницы приведу. А то стража, чего доброго, беднягу изобьет, а он очень мирный, добродушный, поспать любит, никому вреда не причиняет. А он, как женщину увидит, сразу успокаивается, иньстинькт у него такой– ничего, что я по-своему, по-научному?
Договорившись с дамочкой, дон Текило забежал на другую сторону одноэтажного жилища ткача, свистнул монаху. Тот, упарившийся гоняться за ткачихой, выглянул в окно, утирая трудовой пот.
- Эй, брат! Как тебя!.. Тпру-тпру!!
- Чего тебе, грешник?
- Там кто-то городскую стражу вызвал! А с ними волшебница пришла! У нее нюртанговые путы, чтоб тебя арестовывать, дамочка, видать, с характером, обещала из тебя омлет сделать, да простят ее боги, и на сале поджарить.
- Омлет? На сале? – облизнулся монах.
- Не отвлекайся, брат! В тебя сейчас полетит десяток заклинаний!
- Что ж делать? Что ж делать? – запаниковал служитель Ордена Ивовой Ветви.
- Спрячься!
Брат Прю заметался, попробовал вылезть на улицу – не получилось поднять на подоконник ногу; сделал попытку залезть под кровать – увы, не поместился, к тому же место уже было занято женой ткача. Женщина подумала о монахе очень плохо и завизжала на пол-квартала.
Дон Текило выскочил к соседке:
- Сударыня! Готовы ль вы прийти на помощь невинной жертве?
- Насчет львов не знаю, а остальное я сумею, - ответила дамочка, легкими мазками подкрашивая губы. – Невинных не останется…
Иберрец вернулся к окну и позвал монаха.
- Да куда ж ты, ты в комод даже по частям не поместишься… не лезь на чердак, лестница не выдержит и дом развалится!! Давай сюда рясу… Давай рясу, ложись в кровать, а когда волшебница войдет, хватай ее, будто спросонок обознался и за супругу свою принял…
Монах дрожащими руками стянул с себя грубую холстину, кинул участливому советчику, и, трепеща несвежими подштанниками, толстомясой рыбкой нырнул под лоскутное одеяло.
- Сударыня?
Соседка убрала коробочку помады и зеркальце в сумочку на поясе, подбоченилась, показывая дону Текило свою… своё… свои несомненные достоинства; кабальеро отсалютовал ей сжатым кулаком, желая удачи, и вежливо открыл входную дверь.
Скандал получился на славу. Особенно вдохновляло неспешно удаляющегося от места событий вора то, что кроме двух визгливых женских голосов и сбивчивого тенора обвиняемого в тринадцати дюжинах грехов монаха, в «концерте» участвовал неожиданно громкий бас протрезвевшего ткача…
На доне Текило монашеское одеяние смотрелось немного карикатурно – не хватало объема в талии и пониже, - и вызывало смешки и добродушные улыбки со стороны окружающих. Сам иберрец с удовольствием разглядывал костюмы других приглашенных, мимоходом отмечая размеры и расположение драгоценных украшений.
Посмотреть и в самом деле было на что. Один мужчина нарядился винной бочкой – не придумав ничего лучшего, чем поместить себя в натуральную дубовую бочку. Из прорезей торчали руки и ноги, обтянутые розовым, под цвет молодого вина, трико. Судя по угрюмой физиономии «бочки», костюм был не самым удобным, ни сесть в нем, ни лечь, и танцевать приходилось, придерживая партнершу на расстоянии вытянутых рук…
Другой кавалер нарядился рыцарем. Полный комплект доспехов плюс лошадь. «Бочка» завистливо сопел: соперник догадался заменить натуральную лошадку имитацией – деревянная раскрашенная голова и попона, закрепленная вокруг талии на проволочном каркасе. А вот сам «рыцарь» был не рад – мало того, что стальной доспех лязгал и гремел на каждом шагу, так и фальшивая «лошадь» мешалась под ногами. К тому же звенящий бубенцами шут поднырнул под импровизированную юбку и громогласно, на весь зал, объявил, что у кавалера недокомплект конечностей.
Дамочки стыдливо прикрыли улыбки веерами и зашушукались, совещаясь, стоит ли помогать бедняге…
Еще одна жертва модных тенденций парилась в стоге сена, усеивая пол бальной залы колосками из своего торчащего во все стороны одеяния. Дон Текило подошел поближе, стараясь рассмотреть, какие украшения и ценности могут быть спрятаны под валиками из свернутой элегантными золотистыми снопиками соломы. Испытал жестокое разочарование – обнаружился только серп, правда, бронзовый и, судя по резьбе на ручке, жутко старинный. Авантюрист нервно сглотнул, догадавшись, что вещица заточена до бритвенной остроты, попытался представить, какие обряды и как проводили с помощью этого серпа какие-нибудь древние друиды, и решил не рисковать.
Оставив в покое стожкового гостя, дон Текило обратил свое внимание на некую элегантную даму. Утонченная белокурая красавица, на личике которой застыло восхищение собой и презрение к оставшейся части Вселенной, вряд ли старше двадцати трех- двадцати четырех лет изображала бабочку – тело ее, от шеи до середины бедер опутывала шелкая лента, а за спиной трепетали крылья, сделанные из чего-то очень воздушного и блестящего. У кабальеро перехватило дыхание – весь остальной наряд девицы составляли бриллианты. В ушах – по связке, на груди – булыжники, на поясе – прямо-таки вагонетки сокровищ…
- Кто это? – поинтересовался дон Текило, и получил ответ: баронесса Жужу де Флер, любовница короля Антуана.
Сделав заметку поближе познакомиться с госпожой баронессой, дон Текило отправился дальше, любуясь на гостей. Искренне восхитился молоденькой девчушкой, вряд ли старше шестнадцати лет, наряженной деревцем – родители девушки стояли рядом, маменька – с натуральными крестьянскими вилами, и папенька, весь покрытый реалистичными царапинами и очень сердитый.
Дон Текило посмотрел на огромного детину, наряженного в вывернутую мехом наружу буренавскую шубу – добрый молодец изображал оборотня, и делал это крайне непрофессионально и неубедительно. Рядом стоял натуральный буренавец – сухой, поджарый мужчина, с коротко остриженными черными непокорными волосами и неэлегантной щетиной во все щеки, глядел на потуги молодца рычать басом, и посмеивался, скаля чересчур острые для человека зубы. Дон Текило приметил, что пьет буренавец из золотого кубка – и явно не только потому, что хочет продемонстрировать свое богатство.
В отданном на растерзание благородным гостям здании магистрата в одном углу шушукались гномы, с достоинством поглаживающие окладистые бороды. Некоторые важные коротышки пытались неуклюже танцевать со слишком рослыми для них красотками человеческого роду-племени. В другой зале перетаптывались в такт музыке кентавры, размахивая хвостами – дон Текило с пристрастием рассмотрел закрепленные на попонах дорогих гостей блохоловки – опять-таки, как дань моде, каждое вместилище для докучающих кентаврам насекомых было украшено эмалью или изящной гравировкой.
- Аз есмь эльф! – провозгласил какой-то высокий нескладный человек, появившийся в дверях бальной залы.
Присутствующие мгновенно прекратили свои разговоры, повернулись и зааплодировали. Дон Текило тоже посмотрел – украдкой избавляя стоящую рядом матрону от тяжелой броши с жемчугами и топазами, - и не нашел ровно ничего красивого. «Эльф» был ненастоящий – и уши из раскрашенного картона, и лицо бледное, невыразительное и какое-то насквозь кислое, и парчовая одежка смята и скукожена так, как никогда не бывает у остроухого лесного народа. А лук? Просто жалкая деревяшка с обвисшей струной – эльфы скорее отростят себе гномьи бороды, чем соизволят взять в руки подобное убожество, из которого можно стрелять разве что в подыхающих со смеху тараканов.
Тем не менее, фигляра встретили бурными овациями, и бургомистр вынес на середину зала хрустальный кубок с хмельными вином, разразился речью, какой оригинальный костюм, да какой потрясающий гость…
- Что за павлин? – буркнул себе под нос дон Текило, и совершенно неожиданно получил ответ. Нежный хрустальный голос произнес за спиной:
- Это местный король. Запомните, чтоб потом не перепутать с каким-нибудь обычным человеком.
Кабальеро повернулся – и поспешил согнуться в глубоком поклоне. Позади него стояла настоящая эльфийка – куда там баронессе Жужу с ее кисейными крылышками! Заговорившая с Текило красавица была создана из солнечного света, элегантности и серебряных звуков арфы, ее косы были драгоценней любой короны, ее глубокие выразительные глаза сияли как поле нежных колокольчиков в летний полдень, ее фигура…
- Ах, полно вам! – рассмеялась эльфийка на комплименты дона Текило, подавая руку для приветственного поцелуя. Кабальеро припал губами к кончикам пальцев, на миг оторвался, чтобы озвучить восхищение кожей, нежной, как встреча возлюбленных, чистой, как помыслы младенца, благоухающей, как весенняя ночь…
- Еще немного – и я покраснею, - пообещала эльфийская красавица, и дон Текило продолжил целование ручки, переместившись от кончиков пальцев к запястью, к линии браслета (представляете? даже не обратил внимание, из чего браслет сделан!), дальше по предплечью вверх… - Ах, кабальеро, вы меня смущаете! какую репутацию вы создадите монахам, чью рясу позаимствовали на сегодняшний день?! – деланно возмутилась эльфийка, волшебными очами дозволяя продолжить восхваление, любование и лобзание.
- Очень надеюсь – репутация будет лучше, чем они того заслуживают, - вымолвил дон, переводя дыхание.
Снова зазвенели хрустальные колокольчики – эльфийка рассмеялась.
- Позвольте представиться – дон Текило Альтиста. Со всем нижайшим почтением и высочайшим восхищением.
- Аниэль, - присела в элегантном реверансе дама.
- Позвольте пригласить вас на танец?
- Вот уж не знала, что местные монахи умеют танцевать! – засмеялась красавица, протягивая руку.
- Даю слово – они быстро научатся.
И дон Текило увлек свою даму на середину танцевальной залы.
Он даже в годы юности был никудышным танцором, а в годы зрелости не помогли все упорные труды донны Катарины – дон Текило был слишком резок, слишком напорист в движениях, чтобы обращать внимание на тренькающую музыку и пытаться попасть ногой в такт. Но сегодня…
Аниэль зашептала на ухо «Раз-два-три, раз-два-три…», и дон Текило гордо поднял голову, подтянул живот и со страстью, помноженной стократно на количество завистливых взглядов, устремленных в сторону живописной пары тонкой золотистой эльфийки в изысканном платье цвета южного утра, и грузного, осыпающегося краденой мукой «монаха», танцевал. С эльфийкой.
И та улыбалась ему – и никому другому!
Раз-два-три…
Через четверть часа Аниэль окликнул племенеющий от смущения юноша-паж, с поклонами и расшаркиванием передавший известие от жутко важного вельможного ллойярдца. Аниэль одарила дона Текило чарующей улыбкой, пообещала, что скоро вернется, и ускользнула по своим волшебным эльфийским делам.
Иберрец с поклонами и многозначительными пылкими взорами клятвенно пообещал считать секунды до возвращения прекрасной дамы, потом… Потом с неудовольствием отряхнул рясу от просыпавшейся муки, сунул руку в карман в поисках платка, чтобы привести жгучую иберрскую красоту в порядок, укололся о краденную брошку…
Эх ты, судьба воровская… Почему всегда, когда дону Текило встречается сногсшибательная, умопомрачительная, сумасшедшая любовь, приходится отвлекаться на всякие там золотые да алмазные цацки?
- Дамы и господа! – раздался под сводами магистрата звучный голос с легким иберрским акцентом, и дон Текило с некоторым оттенком удивления понял, что слова исходят из его собственной глотки, а сам он зачем-то забрался на стол, предназначавшийся для полуночного пира. Головы гостей повернулись к «бледному монаху»:
- Дамы и господа! Я предлагаю тост за отцов города! Давайте выпьем за бургомистра и членов магистрата, которые организовали и претворили в жизнь сегодняшее волшебное действо! Дайте мне вина…
Юный паж торопливо подал «монаху» серебряный кубок, наполненный до краев; гости суетливо разобрали напитки с подносов снующих по зале лакеев. Причастившись от щедрот хозяев бала, дон Текило завопил:
- Дамы и господа! Братья и сестры! Дорогие вы мои! – чуток поразмыслив, авантюрист гулко бухнулся на колени, постаравшись попасть мимо блюда с жареным гусем. – Давайте выпьем за вас, за то, что вы столь прекрасны!!!
Заявление было встречено легким шумом – вино проскользнуло по глоткам слишком быстро, и потребовалось повторение.
- А теперь позвольте сказать вам об уникальном предложении! Только сегодня, в двадцать первый день месяца Восьминога года Оборотня, только сегодня и до полуночи вы можете быть ограблены знаменитым монахом Паротти из Ордена Сребролюбцев! Скажите, вы хотите быть ограбленными самым знаменитым монахом современности?
- Да! Да! Да!! Возьми всё! – завизжала какая-то фрейлина в наряде русалки, прыгнула на стол к дону Текило и запечатлела на челе иберрца смачный поцелуй.
- Но простите ли вы меня потом за это ограбление?
- Да! Мы тебя прощаем!
На стол вспрыгнула другая девица, в цинском халате – белом в розовую крапинку, что делало ее похожей на страдающую корью или другой детской болезнью – и обслюнявила дону щеку.
- В таком случае - поторопитесь! Предложение действительно до полуночи!! – кликушествовал дон Текило.
Сбоку вспрыгнуло еще одно благоухающее духами, разряженное в шелка существо, впилось поцелуем в другую щеку кабальеро, укололо усиками… ЧТО?!!!
Сбив на пол наглого пажа смачным тяжелым ударом, дон Текило возопил еще громче, чтобы публика не расслаблялась:
- Подайте кто сколько может на пропитание бывшему вору!!! Помогите заблудшей душе обрести спасение! Избавьте меня от соблазна грабежа и казнокрадства!!
Старушка, изображавшая девицу на выданье, прослезилась и сорвала с увядшей груди букетик с сапфировыми звездочками. Восторженный вопль бабульки и мельтешение длинных рукавов ее платья послужили сигналом всем остальным. Аристократия и купечество, пошатываясь от изобильного угощения господина бургомистра и иже с ним, сдирала с себя драгоценности и складывала их в услужливо протянутый мешок «монаха». Дон Текило выдавливал из себя слезы благости, целовал руки жертв ограбления, стягивая с пальчиков слишком тяжелые для нежных прелестниц перстни и кольца, от души избавлял господ от усилий, требующихся для ношения массивных рыцарских цепей, вычурных пряжек, поддерживающих накидки, и чересчур большого количества золотых пуговиц. Пришедшего в себя пажа-сластолюбца, вновь полезшего выражать свое восхищение обсыпанным мукой «монахом», вор приласкал крепким ударом в живот, добавил по хребту, сшиб с ног и от души прошелся по спине юноши. Тот застонал, будто дон сделал с ним нечто совершенно противоположное.
Стоило в дверях танцевальной залы мелькнуть тонкому силуэту прекрасной эльфийки в лилово-розовых, расшитых золотыми узорами шелках, дон Текило прервал «сбор пожертвований», стянул края мешка для подаяния, сунул его под рясу и, забыв обо всем на свете, бросился к ногам своей дамы. Госпожа Аниэль позволила благородному кабальеро поцеловать краешек своего платья, протянула руку, чтобы он запечатлел поцелуй и на запястье, раз так восхищается линиями ее рук, знаком велела подняться и следовать за ней. Куда? Да хоть на край света! Дон Текило поспешил, уже совершенно не обращая внимания на завистливые вздохи за своей спиной.
Они прошли мимо бурчащих о своем, о горнорудном, гномов. Мимо королевы Амалии в костюме эль-джаладской танцовщицы, обжимающейся в уголке с тем самым здоровяком, который безуспешно изображал оборотня. Мимо стражников с алебардами. Мимо дверей, распахивающихся в маленький, по-зимнему унылый внутренний дворик. Мимо деревьев, вдруг выросших от земли до неба, как по мановению волшебного посоха… Дон Текило забыл обо всем.
Он забыл о том, что уже давно не юн, что ему сорок три года, и большинство подвигов, совершенных им в бурные яркие дни, давно обратились в пепел и улетели с порывом зимнего ветра. Он забыл о том, как печалился о невозможности переброситься незначимыми, веселыми прибаутками, со своим сыном. Он забыл о сердце, угасшем после ухода любимой. Он забыл о том, что его жизнь давно потеряла смысл, да и вообще, имела ли когда-нибудь?
Все исчезло – неудачи и победы, проигрыши и изощренное шулерство, обман и полуправда. Есть только он, она и лунное серебро на водной глади, а всё остальное не более реально, чем ложь, призраки и удача.
Как передать, что чувствуешь, любя без оглядки? бросаясь, как в омут с головой, в нежное тепло открывающейся навстречу души? Как передать ощущение, что сердце сейчас выпрыгнет из груди… нет, оно уже выбралось из душной клетки одиночества и расправляет смятые крылья, решительно обрываясь в бесконечность, чтобы сгинуть в недолгом сводобном падении.
Но крылья чувствуют воздух, и падение превращается в полет.
Жаркий вздох, поцелуй, нежность и… нежность. Ты здесь, ты со мной, а все остальное лишь тлен. И звенит серебряная лютня, рассказывая о том, как тает лунный свет и ломает тонкий лёд бегущая вода.
Тихий шепот.
Бесконечность.
Ты.
Я.
И весь мир в придачу…
Спустя вечность и пару часов дон Текило вернулся. Аниэль была вынуждена ответить на настойчивое мерцание волшебного кристалла, из которого раздался недовольный, но от этого не менее музыкальный голос ее сородича. Эльфы о чем-то побеседовали, дон Текило сквозь полудрему приятной расслабленности разобрал слово «Пелаверино», после чего Аниэль нежно поцеловала кабальеро, пообещала, что вернется на бал, как только разберется с делами. Дальше – беззвучно материализовавшийся туман телепорта, и дон Текило снова в Анжери, в сияющем огнями здании магистрата.
Огни сияли немного не там, где дон Текило обнаружил себя – он оказался на балконе третьего этажа, а гости веселились на первом этаже и в саду с противоположной стороны здания.
Спускаться вниз по стене не хотелось, да и смысл… Вор, мурлыкая что-то счастливое, пошел по коридору, размышляя о том, что пережитое приключение, пожалуй, останется самым памятным и приятным в его жизни. Подумать только! В его-то годы, влюбиться как мальчишка, пытаться удивить прекрасную даму своим пылом… И ведь, что интересно, получилось! Не в смысле «пытаться», а в смысле «удивить»! Будет что вспомнить в старости!
Жаль только, что вряд ли подобное приключение повторится.
Не успел дон Текило пройти и десяти шагов, как чьи-то цепкие руки схватили его за отвороты куртки, втянули в комнату; громко захлопнулась дверь. Иберрец почувствовал, что кто-то весьма целенаправленно собрался задушить его в объятиях. На всякий случай иберрец попытался сопротивляться, его рука уперлась в гладкое плечико нападавшего, скользнула ниже, нащупала кружева декольтированного платья и грудь под ним, дальше…
Дальше – приключению пришлось повториться.
Немного смущало, что дама упорно называла дона Текило «моим храбрым рыцарем», да и обстановка по какой-то странной случайности исключала столь уважаемые пылким доном кровати - всё-таки в здании магистрата предпологались отнюдь не плотские утехи, а серьезное и вдумчивое управление городом, но авантюрист не привык привередничать. Через некоторое время он распрощался с красоткой – хоть и не рассмотрел в темноте подробностей ее внешности, но внутреннее благородство просто не позволяло назвать ее как-то иначе, выбрался в коридор, устало и неспешно размышляя, что же является залогом его успехов сегодняшней ночью. Упорная практика? Горячительное вспомогающее? Или Аниэль что-то поколдовала?
- О, мой герой! – простонало над ухом. Дона Текило схватили за шиворот рубахи и затащили в другую комнату. Иберрец даже испугаться не успел, как обнаружил, что его опять грубо и настойчиво домогаются.
Пришлось ответить тем же, дабы спасти собственную репутацию.
От страстных объятий дамы иберрца спас, как это не странно, ее маскарадный костюм. Стащив со своего «героя» рубашку, жадно исцеловав ему всё, до чего успела дотянуться, женщина отвлекласть на извлечение себя из одеяния. Учитывая, что дама изображала нечто монументальное – или древний амфитеатр Химериады, или ледяные пики Шан-Тяйских гор, или парадный торт со взбитыми сливками, ее маскарадный костюм состоял из демоновой уймы накрахмаленных юбок. Пока дама занялась поисками ленточки, на которой держалась сорок пятая, дон невежливо выскользнул за дверь.
Отдышался, на всякий случай подпер дверь, экспроприировав для этой цели ближайший канделябр, и последовал дальше. Оглядываясь, сторожась темных углов и на всякий случай держась подальше от запертых дверей.
Дойдя до поворота, дон Текило столкнулся с еще одной дамой. Девушка в костюме пажа старалась держаться за обе стены одновременно, намертво перекрывая путь к парадной лестнице. Растрепанная русая коса покачивалась, как пеньковая веревка в ожидании висельника. Мужской наряд ладно обтягивал стройные бедра, справную задницу, и вообще, фигурка у красавицы была аппетитная, как налитое яблочко, так бы и съел. А чтоб кавалеры, упаси боги, не смущались, девица смело распахнула короткую, узкую в талии куртку, не мало не заботясь тем, что через тонкий шелк нижней рубахи видны все ее тайные прелести.
Вдобавок девица была пьянее брата Нобеля в ночь бытвы с драконом.
- Ты кто? – ткнула пальцем девица в грудь дону Текило.
- Монах.
- А где твоя… ик!.. ряса?
Хороший вопрос. Дон Текило осмотрел себя и убедился, что понятия не имеет, где оставил рясу брата Ордена Ивовой Ветви, собственную куртку и рубаху.
- А без нее, - добавила девица, падая на дона с элегантностью срубленной сосны, – ты такой сексуальный!..
- Какой – «такой»? – задал глупый вопрос дон Текило, отчаянно пытающийся вспомнить судьбу мешка с награбленными драгоценностями. Девица захихикала и попыталась объяснить, что она имеет в виду. Прямо здесь, в коридоре.
Дон Текило едва успел дотащить девушку до ближайшего кабинета, сетуя на то, как разучилась пить нынешняя молодежь.
Поразмыслив, иберрец, порядком уставший после общений с тремя брабансскими красавицами, решил наплевать на удобство и комфорт, и спуститься по стене. Убедился, что крепко поддавшая девушка-паж мирно спит на столе посреди разбросанных бумаг и расплесканных чернил, безропотно удовольствовавшись правым сапогом ненаглядного дона, открыл окно и, цепляясь за ветки плюща, шепотом матерясь, перелез на резную колонну, украшавшую стену, и перебрался на этаж ниже.
С помощью очередной порции отборного иберрского мата дон отпер задвижку, распахнул створки, перешагнул через подоконник…
В кабинете завизжали.
- Успокойтесь, умоляю вас, успокойтесь! – принялся уговаривать визжащего оппонента дон Текило, прищуриваясь, чтобы в темноте рассмотреть, кто ж так визжит и кого он, собственно, успокаивает.
Загорелась свеча, вторая, третья.
Дон Текило увидел, что в роскошном кабинете, уставленном шкафами с книгами, письменными столами с разложенными на них гроссбухами, счетами, в креслах за маленьким столиком расположилось три девицы. На столике были разложены какие-то висюльки, хрустальный шар, блюдце с водой, - ага, девочки колдовством решили поразвлечься, прежде, чем, утомившись на балу, разъехаться по домам.
- А-аа! – продолжала визжать самая кисейная из трех барышень. – Девочки, смотрите, эльф!!
С буйных кудрей дона Текило упали листочки плюща, оборванные во время перемещения с третьего на второй этаж.
- Ааа!!! – опять завизжали девчонки. – Всамделишный!!!
Крепко сбитый, лысеющий, стареющий и, чего скрывать, далеко не прекрасный дон Текило был бы рад рассеять их заблуждение, объяснить, что он здесь случайно, даже воровать ни у кого не собирается, но ему банально не хватило времени.
Шесть уверенных ручек схватили дона за штаны, втянули в кабинет, и…
- Сапог! Сапог последний верните! Штаны! Штаны отдайте! – пытался сопротивляться дон Текило.
Бесполезно.
- А давайте..! – закричала востороженно одна из девушек, пока две остальные, захмелев от счастья, раздевали «эльфа». – А давайте потом пожалуемся родителям, что он нас изнасиловал!
Дон Текило побледнел и принялся отстаивать свою честь более рьяно. В результате отпихиваний, хватаний, щипков и укусов (Ядвига бы изошла слюной от зависти), вор отправил одну красотку в камин – та брякнулась на задницу, взметнув облако золы, от которого расчихались все остальные. Вторую девицу дон Текило умудрился оттолкнуть, та сбила маленький столик, вылила на себя блюдце с водой, и, пробежав по инерции до окна, едва не выпала наружу. С третьей девушкой, лишившейся поддержки товарок, оказалось справиться не так уж и трудно: авантюрист, изловчившись, крепко обнял ее, так, что хрустнули ребра корсета, страстно поцеловал в губы, а когда та приготовилась потерять сознание и остатки невинности, запихнул в шкаф к гроссбухам.
И, не теряя времени, выскочил в коридор.
Схватил какую-то лавку, предназначенную для особо назойливых посетителей, подпер дверь – и практически сразу же был атакован еще одной самкой.
- Взбесились вы здесь, что ли!! – зашипел рассерженный дон, пытаясь высвободить ногу.
Орберийская овчарка, откормленная, холеная сука, продолжала с рычанием трепать последний сапог, всем своим видом показывая, что сапоги иберрцев – самая изысканная, самая приятная и полезная для нее диета. И не фиг жмотиться! Сапога ему, понимаешь, жалко!!
Дон Текило отстраненно подумал, что связываться с «собачкой», обладающей клыками, способными крошить камни, ему очень не хочется. Что делать? Звать на помощь? Кого? кажется, среди гостей бала дон Текило видел ллойярдца, вдруг напугает собаченцию какой-нибудь нежитью…
- Коко! Коко! - позвал писклявый голосок. Вор обернулся, увидел девчушку в маскарадном костюме дубового деревца. Смущаясь и робея, подтянул повыше подштанники, спасенные из цепких ручек эльфо-любительниц.
- Коко! – позвала девчушка, увидела полуголого иберрца, и кора на ее верхней части зарумянилась. – Чего ты тут делаешь?
- Девочка, это твоя собачка? Убери ее, пожалуйста!
Девушка качнула веточками, маскировавшими ее руки, накрутила на сучок гибкую веточку, спускающуюся с верхней части кроны.
- А что вы мне взамен дадите?
Дон Текило был бы рад ответить по существу, громко, внятно, и на всех восьми языках, из которых за годы странствий выучил самые грязные и похабные выражения, но в последний момент сдержался. Потому как за спиной деревянной девушки появилась еще одна персона. Эту дон Текило узнал – мадам Жужу, любовница короля, она еще на балу фигуряла обмотанная шелковой лентой и с крылышками за спиной.
Правда, сейчас Жужу была только в ленте, небрежно смотанной а-ля канатная бухта и наброшенной на шею.
Зрелище, которое не скрывали шелковые полоски, могло поднять мертвого, а уж дона Текило…
- Девочка, шла бы ты отсюда, - лениво протянула Жужу, прощупывая полураздетого мужчину расчетливым взглядом профессиональной шлюхи.
- Но…
- А собаку свою сведи-ка в бальный зал, там кобелям заняться нечем.
Девчушка, покачивая веточками, весьма послушно оттащила Коко и увела ее в ту сторону, откуда раздавались звуки музыки и голоса гостей. Правда, упрямая животина добычу из пасти так и не выпустила. Впрочем, дон Текило не настаивал, благородно пожертвовав овчарке последний сапог.
Ему очень хотелось прикрыться чем-нибудь или кем-нибудь от настойчивого внимания королевской фаворитки, но увы, сегодня звезды благоволили к музыкантам и цветоводам, а отнюдь не к искателям приключений.
- Заходи, - открыла дверь позади себя мадам Жужу.
- Я… это… я не монах… - попытался отвертеться от неизбежного дон, продвигаясь навстречу судьбе крохотными, микроскопическими шажками.
- Ну?
- И не герой… и не ваш храбрый рыцарь…
- Да мне чихать, - с ленивым высокомерием ответила дамочка, схватила иберрца за руку и впихнула его в комнату.
Дон Текило ссутулился, насупился, вцепился за подштанники как за последнюю надежду, и понял, что сейчас разумнее подчиниться грубой силе.
В кабинете, который захватила мадам Жужу, было светло от огней фонариков и факелов, освещавших шумевший внизу праздник. А еще в этом помещении взрывчато храпели трое молодцов, разбросанных по углам, как будто их разметал бушующий торнадо. Судя по следам красной помады, кавалерам непосчастливилось пасть жертвами королевской любовницы. Или вампира.
На взгляд дона Текило, версия о вампире выглядела все-таки предпочтительнее, чем та соблазнительная полуобнаженная блондинка в шелковых лентах, которая так внимательно ощупывала и примеривалась к телу искателя приключений.
- Иди сюда, - хрипло скомандовала Жужу и приступила к активным действиям. Дон Текило неожиданно для себя самого взвизгнул, ойкнул, почувствовал, что в один миг лишился последней детали одежды, и…
И, догадавшись, что больше терять нечего, ибо ничего не осталось, решительно перешел в наступление. Схватил пятерней мадам за что-то мягонькое – та плотоядно застонала, - энергично приступил к окончательному раздеванию фаворитки – та поспешила сбросить, сбросить, сбросить с себя последние ниточки шелка, которые выполняли исключительно завлекательную, а отнюдь не скрывающую функцию… И, дождавшись, когда баронесса закатит глазки в предвкушении будущего экстаза, дон Текило быстро, используя все свои проессиональные навыки, связал даму по рукам и ногам ее же шелковыми лентами, прочно, для верности трижды затянул узлы. Заткнул рот подвернувшейся чьей-то одежкой. Подумав, усадил гневно мычащую королевсвую фаворитку спиной к спине к ближайшей жертве ее страсти, связал…
И, не теряя времени, выпрыгнул в окно.
Потом, уже в тюрьме, когда дон Текило обдумывал свершенные деяния, он понял, что в тот миг им руководило инстинктивное желание оказаться как можно дальше от фурии, в которую превращалась неудовлетворенная госпожа Жужу.
Мысль о том, что неплохо бы одеться, посетила мозг иберрского авантюриста немного позже. Когда он приземлился в голых по зимнему времени кустах, на стылый камень парковой дорожки…
Первая, прописная истина, залог успешного воровства: не привлекайте к себе ненужного внимания.
Общеизвестный факт: малоодетый, или вообще раздетый человек невольно приковывает взгляд. Даже кентавры, уж на что близки к создавшей их природе, но все равно признают необходимость накидок и попон… При гномах вообще не рекомендуется разговаривать на «естественные» темы, они, чего доброго, рискуют сгореть со стыда, услышав слово «подвязка»…
И вообще! Дону Текило было просто-напросто холодно!
Почесав лысинку, вор принялся придумывать, куда идти и где найти любое подходящее одеяние. Хотя бы для того, чтобы была возможность украсть что-нибудь еще. Потеплее…
Тут на макушку иберрцу упала плеть фальшивых роз – зеленые, белые и розовые лоскутки, нанизанные на веревку и служившие украшением здания магистрата.
Дон Текило… сначала нахмурился, потом ему на глаза попался барельеф опоясывающий здание на высоте второго этажа. Скульптурное украшение изображало подвиги брабансских рыцарей – топчащих копытами своих коней разгулявшихся орков, атакующих троллей; воины, прикрываясь щитами с гербами королевства, рубились с многоголовыми гидрами и чем-то змее- и драконоподобным; совещались у шатров военачальников, гордо водружали брабансское знамя над покоренной крепостью…
Авантюрист захихикал. Содрал «розы», соорудил на себе некое подобие… трудно даже сказать, чего именно – скорее всего, некое подобие сбруи, которой иногда украшала себя фносская копытная молодежь, желая подразнить степенных старейшин, признающих только шесть гвоздей в подкове… Вот в таком «костюме» из фальшивых цветочков, издевающимся над общественной моралью, авантюрист отправился на шум бала.
По пути разжился мечом – в соседних кустах кавалер в костюме цинского погонщика слонов увлеченно объяснялся в любви девице в буренавском сарафане.
И совершенно спокойно разыграл удивление, когда ему преградили вход в бальную залу четыре наставленные алебарды.
- Дык… ты… того-этого… сматывай отседа… - посоветовал один из стражей.
- Ты на кого пасть разеваешь? - вполне цивилизованно поднял брови, изображая аристократическое недоумение, дон. Поправил свой «костюм».
- Слышь, ты! Шел бы ты отсюда в другое место задницей, да простят меня боги, сверкать.
- Ты хочешь сказать, - наставил дон Текило меч на шею говорливого стража. – Что моя задница тебя не привлекает?
На лицах стражников отразилась тяжелая работа мысли. Скажешь «нет» - так полуголый псих поймет неправильно, прирежет еще… Скажешь «да»… опять-таки, поймет неправильно… и неизвестно, что сделает…
- Ты, мил человек, - осторожно начал объяснения самый сметливый из охранников. – Нас пойми. Мы тута маскерад охраняем. Без костюма, звиняй, не пустим.
- А чем плох мой костюм? – еще больше удивился дон.
Еще несколько секунд томительной работы мысли. Дон Текило нахмурился – право же, еще немного, и он тут просто замерзнет, к ядреным демонским кочерыжкам!
- А кого ж ты, мил человек изображаешь?
- Ну, разве не понятно!! – деланно возмутился дон Текило. Указал на герб, постоянно повторяющийся на барельефе о подвигах брабансских подданных. На тот же герб, украшающий плащи охранников: - Розы. Меч. Розы и меч. Ну, чего ж тут думать?
- При чем тут…А! а?
- Герб королевства Брабанс, - менторским тоном заунывно затянул дон Текило, - представляет собой зеленое поле, наискосок пересекаемое мечом с золотой рукоятью, в левом верхнем углу щита расположены три белые розы с золотой сердцевиной, в противоположном, правом нижнем – еще три розы; шесть роз символизируют процветание и искренность помыслов… Вы что, придурки, хотите меня здесь совсем заморозить?!! Ядреные ваши лешие, вы что, знак собственного королевства не узнаете?! – зарычал окончательно замерзший дон. Алебардщики как-то побледнели, вытянулись по струнке, отдали честь… Авантюрист тяжело и сердито прошествовал внутрь залы, вызвав весьма умеренную реакцию со стороны гостей. Те к трем часам ночи так надегустировались бургомистровых угощений, что зрелище полуголого мужика в розочках, потрясающего мечом и отчаянно матерящегося по-иберрски, их не всколыхнуло.
Правда, в любой толпе – дон Текило это хорошо знал по опыту некоторых мошенничеств далекой молодости, но сегодня забыл, - хоть одна паршивая овца, да найдется.
- Ты – ик! – хто? – ткнул длинным пальцем под лопатку дона Текило какой-то молодчик.
Иберрец допил стакан коньяка, вытер губы и зло нахмурился. Что за парень? Откуда взялся? Долговязый, похожий на вытянувшийся шнурок, лет двадцати двух- двадцати четырех, какой-то весь блеклый, хотя на морде можно различить следы… то ли розовой пудры, то ли следы помады…
- Я – это я, - невежливо буркнул дон и прищелкнул пальцами, чтобы лакей принес ему еще выпивки. В зале было жарко, душно, и иберрец наконец-то начал отогреваться. А спиртное ему поможет предотвратить возможные простуды. Сейчас согреться, дождаться Аниэль, спросить ее насчет рясы и мешка с ценностями…
- А ты хто? – снова ткул пальцем в мощное иберрское плечо брабансец. – Нет, ну, хто ты?
- Чего пристал? – нахмурился Текило. – Давно ряху не чистили?
- нет, ну ты противный! – возмутился долговязый тип. – Я хочу знать, чей на тебе костюм, а ты сразу драться!..
Так. хорошо. Дон Текило добавил третий стакан коньяка к содержимому своего желудка, почувствовал, как потеплело, и снизошел до ответа:
- Герб я местный. Понял? Цветы и меч.
Долговязый парень захлопал в ладоши. Ну чисто дитё, получившее конфетку.
- Как здорово! А я вот до такого не додумался! Отдай мне, - и парень весьма невежливо потянул на себя доном Текило похищенный меч.
- Эй, ты что, с дуба рухнул!! – возмутился нагло обворовываемый кабальеро, и от души толкнул долговязого.
Тот упал и картинно заохал. И как-то сразу стал объектом всеобщего внимания.
- И вовсе я на дуб не лазил, - заканючил парень с весьма неблагозвучными интонациями. – Она сама пришла…
- Ты бы шел проспался, - еле сдерживая просящееся на лицо выражение гадливости, посоветовал дон Текило.
- Отдай меч! – снова завел надоедливую, как ллойярдский дождь, песенку нытик, - Отдай розы! Они мои! Мои! А ты их украл!!
- Да ничего я не крал, - возмутился дон Текило. Его возмущение было столь же явным, сколь обвинение – истинным. – Завянь хныкать!
- Нет, ну, отдай мне розы! меч! Это мое!!! – продолжал вопить долговязый крохобор, и вдрг предпринял весьма неприятную попытку обобрать дона. Тот от всей души зафиндюлил наглецу в ухо.
И очень, очень удивился, когда в него вдруг метнул огненный шар вертлявый юнец в маскарадной мантии мага. И еле успел пригнуться, когда на его искреннюю, такую открытую иберрскую натуру вдруг с боевым кличем попер здоровяк в полном, отнюдь не бутафорском доспехе, размахивая остро заточенным двуручником.
Дон Текило, чьи пятки еще помнили прохладу, если не сказать честно – мороз, - зимней брабансской ночи, - первые две секунды подумал, что, наконец, есть повод согреться… Но потом, когда в избиение ни в чем неповинного иберрца включились практически все добропорядочные гости бала-маскарада, догадался, что сделал что-то не то.
Кто ж знал, что схлопотавший от дона Текило оплеуху долговязый нескладный парень окажется тем самым королем, который пытался изображать фальшивого эльфа в начале бала?
- Аниэль, - изрек мэтр Виг, прищелкивая пальцами.
- Чего – Аниэль? – нахмурился дон Текило. Рассказывая магу о злоключениях, которые привели его в стены Серой крепости, да еще не просто так, а как злодея и негодяя, умышлявшего против здоровья и чести короля Антуана, иберрец лишь мимолетно упомянул о прекрасной эльфийке и ни словом не обмолвился о волшебстве, которое она ему подарила.
- А что, ты не знаешь? Мэтресса Аниэль, - объяснил Виг, - вот уже пятьдесят лет является личным консультантом Брабансского королевского дома по вопросам будущего.
- Чего? – не понял дон Текило.
- Она предсказательница. И очень даже неплохая предсказательница. Даже жаль, - вздохнул волшебник, - что такой талант растрачивается на столь паршивеньких монархов. Всему виной, - глубокомысленно заключил старик, смакуя вино, - территория – клан эльфов, к которому принадлежит Аниэль, давно обосновался на юго-востоке Брабанса. Могу поспорить, что она знала, каким скандалом закончится бал.
- Нет… нет! – возмутился дон, поразмыслив. – По-твоему, получается: она знала всё наперед, и мне ничего не сказала?!
- А с какой стати Аниэль будет тебе о чем-то говорить? Ты что ей – сват или брат? – тут же возразил мэтр. – К тому же, она последние тридцать лет осторожничает, боится повредить ненужными откровениями ткань реальности… Знаешь, если долго играть с госпожой Удачей в кости, украденные у Судьбы… Ах, нет, не знаешь – жаль, что ты не маг! – отмахнулся Виг и обратил всё свое внимание на вино.
Но дон Текило не желал менять тему:
- Нет, погоди! Получается, что Аниэль меня подставила? Да быть такого не может! Эльфы не обманывают!
- Ты такой специалист по эльфам? – фыркнул мэтр Виг. Пожал плечами, подергал себя за бороду: - Впрочем, не буду утверждать, что сам их хорошо понимаю. А что касается именно Аниэль… Она могла не придать значения твоим неприятностям. Или хотела предупредить, но потом отвлеклась на какой-нибудь пустячок, да и забыла…
- «Забыла»?!
- Я серьезно. Лучше подумай, как будешь выбираться из тех неприятностей, в которых оказался. А можно ли было их избежать, а могла ли Аниэль тебя предупредить – честное слово, вопрос третьестепенный. Когда, говоришь, будет судебное разбирательство?
- Завтра, - нехотя ответил дон Текило. Слова волшебника неприятно ранили его гордость. – Точнее, сегодня, ведь полночь миновала.
- Вот-вот. Подумай, как будешь выкручиваться. А я… а я, пожалуй, тоже подумаю, как тебе помочь.
Старик бодро вскочил на ноги и побежал к двери.
- Буше! Эй, Буше! Бездельник! Ты чего, спишь?!! Или опять с кем-то спариваешься?! Фьють-фьить! к ноге!
Дон Текило с негодованием посмотрел почтенному волшебнику в спину. нет, ну не сволочь ли? Утверждает, что Аниэль подло и низко подставила его, дона Текило Альтиста! Нет, вы слышали что-нибудь подобное?
От возмущения в доне Текило взыграла горячая кровь иберрских предков. Он схватил первое попавшееся оружие – это оказался нюртанговый скальпель мэтра Вига – сжал в кулаке и попытался кого-нибудь прирезать. Увы, в покоях, предоставленных услужливым Буше почтенному волшебнику, никого не было. Только черный ворон блестел круглым глазом. Дон Текило в сердцах плюнул, подкинул скальпель, подкинул еще раз, размышляя…
Потом под лысинку авантюриста постучалась Еще Одна Дельная Мысль.
Вор подошел к лабораторному столу, придвинул поближе хрустальную сферу с переливающимся и мерцающим содержимым. Осторожно вонзил кончик скальпеля в стенку сосуда. К удивлению Текило, хрусталь от прикосновения зачарованного волшебного предмета раскрылся, подался, открывая жидкое нутро. Минуту авантюрист размышлял, чего ж такого с экспериментом Вига сотворить, чтоб жизнь волшебника ему перестала мёдом казаться. Потом, так и не придумав ничего удивительно возвышенного, мудрого или серьезного, дон Текило от души плюнул в прозрачную жидкость хрустальной сферы. Повернул скальпель, закрыл сосуд, отставил в сторонку…
Как раз вернулся мэтр Виг. Донельзя довольный собой.
- Я поспрошал Буше. Он говорит, заседание будет проходить здесь, начнется в полдень. Я уже знаю, как нам поразвлечься, - азартно потер ручки волшебник. – У тебя есть камень?
- Какой камень?
- Да любой. Булыжник, речная галька, осколок скалы…
- Уголек подойдет? – спросил иберрец, кивая на горящий камин.
- Сгодится. Хорошо, - кивнул маг. Подхватил поданный вором уголек, внимательно его обнюхал. – А теперь давай немного поколдуем. По-ма-ги-чим, по-кол-ду-ем, по-ша-ма-ним поздней ночью, - фальшиво пропел Виг, принимаясь чертить непонятные знаки, выпускать из рукавов клубы дыма и расцвечивать темную ночь сполохами магических взрывов, - и в отчаяньи сбегутся люди бедные от нас…