…левый глаз уже не открывался – маленький паршивец «закрыл» его в самом начале спарринга… Хотя какого к дьяволу спарринга – избиения! То что происходило не было ни разу никаким ни спаррингом – Дениса просто били. Очень быстро, очень точно, на удивление сильно и, главное – очень больно. В первый день кроме боли еще присутствовали обида, злость и удивление, теперь их не осталось, остались лишь боль и страх…

На следующее утро после ужина у Великого Магистра, Шэф привел Дениса в резиденцию белых поясов – «молочник». Белопоясников там было видимо-невидимо – больше тысячи и казалось, что найти нужного человека будет весьма непросто, но мудрый руководитель, ведомый неведомыми Денису соображениями, быстренько разыскал наставника Хадуда и его команду. 

Перед строем из двух десяток мальчишек, лет так четырнадцати – пятнадцати, важно расхаживал их наставник, подпоясанный зеленым поясом, и что-то втюхивал с серьезным видом. Чуть поодаль располагались аналогичные группы, но там ребята были помладше, или размером помельче, черт их разберет – определение возраста детишек на глаз никогда не было сильной стороной Дениса, но если бы он обладал даром предвиденья, то непременно почувствовал бы, что слово «глаз» в его будущем «сотрудничестве» с вышеупомянутыми «детишками» – ключевое…

Остановившись в нескольких шагах за спиной «группенфюрера» компаньоны принялись наблюдать за происходящим.

– Ленивые болотные черви! Жабьи задницы! Дети греха! Вы у меня все сдохните, но опозорить наставника Хадуда вам не удастся! – Завершив фразу, «зеленый пояс» начал набирать новую порцию воздуха в грудь – он явно собирался продолжить свою пламенную воспитательную речь, но тут обратил внимание, что воспитанники таращатся куда-то ему за спину, а не пожирают глазами своего куратора, отдающего все свои силы, кровь и душу этим малолетним бандитам!

– Это что еще за… – он резко развернулся, видимо для того чтобы дать точную и всеобъемлющую характеристику бездельникам, торчащим у него за спиной и мешающим сеять разумное, доброе и вечное в сумеречных душах его подопечных.

Группенфюрер так и остался стоять с открытым ртом и выпученными глазами – несмотря на отсутствие СМИ и Интернета, информация о Шэфе и его стиле общения, видимо, получила широкое распространение среди аборигенов. Не желая усугублять ситуацию, чреватую потерей лица наставником Хадудом, Шэф вежливо произнес:

– Здравствуйте мастер Хадуд! Мне видимо представляться не надо…

– Н-н-не н-надо, – подтвердил зеленопоясной.

– Вот и чудненько, а это мой друг, Дэн, – Хадуд уставился на Дениса по-прежнему выпученными глазами. – Я вас попрошу о небольшой услуге: он будет приходить к вам каждое утро после завтрака и заниматься с вашими ребятами общефизической подготовкой. – Группенфюрер начал судорожно втягивать воздух, чтобы что-то сказать или возразить, но Шэф остановил этот процесс легким движением руки. – После этого, он будет уходить и возвращаться после обеда, для спаррингов с вашими воспитанниками. Ну, а затем вода тоже вместе с вашей группой. – Шэф ласково улыбнулся. – Вопросы?

И тут обладателя зеленого пояса прорвало: …группа сформирована восемь лет назад… по какому праву?.. корректировать учебный процесс недопустимо… деканат не разрешит… куда это, интересно, воспитанник будет уходить после ОФП… кто разрешил?!.. и вообще!.. ОН – НАСТВНИК ХАДУД – НЕ СОГЛАСЕН!!!

Всю эту речь Шэф прослушал молча, со своей фирменной улыбкой дебиловатой мамаши, умильно разглядывающей капризничающего первенца. Дождавшись окончания спича, Шэф также молча, но уже с улыбкой Моны Лизы – легкой и немного загадочной, вытащил из-за пазухи какой-то медальон, который и продемонстрировал группенфюреру.

Сравнимый эффект давала только демонстрация серебряного креста вампиру, и то только в голливудских фильмах. Не в смысле, что Хадуд тут же откинул копыта, а по степени эмоционального воздействия – клиент смягчился и сник, как сахар в чае.

– Вопросы? – Снова крайне доброжелательно поинтересовался Шэф у зеленопоясного. Тот энергично помотал головой – видимо хотел, чтобы этот кошмар поскорей закончился, чтобы Великий и Ужасный убрался поскорей к чертовой матери, или куда там ему надо… – Тогда у меня есть одно уточнение. – Улыбка исчезла и лицо Шэфа приобрело самое зловещее выражение. – Очень важное уточнение. Для него, – Шэф ткнул пальцем в Дениса, – никаких поблажек и привилегий.

 … не нравится мне это…

… Хадуд этот долбанный…

… детишки сраные… Шэф сука…

… сам валит развлекаться с блядями…

… а я тренироваться буду, блин… сволочь…

Курсанты должны работать с ним в обычном режиме… – Любимый руководитель взглянул на Дениса и пояснил: – Обычный режим – это фулл-контакт… так что имей в виду… – Шэф сделал паузу, зловещую тишину которой нарушали только невнятные отзвуки голосов, прилетавшие откуда-то издалека. – Если во время учебного боя, один на один, – Шэф сделал очередную паузу, – с Дэном что-нибудь произойдет… ну, что ж – на все воля Высоких Небес – вы не должны себя за это казнить…

 … он чё охренел?!... что значит «произойдет»!?...

… что значит «произойдет»!!!??? бл-иии-ннн!..

 … меня что могут… во время тренировки?!…

… блин, надо ему объяснить… я не могу!..

 … он чё не понимает?!... я должен ехать с ним…

… я не хочу тут один!... блин, ну я и попал!..

Денис, заранее ни о чем не предупрежденный, слушал разглагольствования Шэфа о нюансах своего обучения с ужасом. Он хотел возражать, брыкаться, вопить, но… внутреннее оцепенение подобное тому, что охватывает лягушонка перед гадюкой, не позволило ему даже открыть рта. Самым страшным было то, что если Шэф предполагал возможность – значит она была.

– После ОФП, зайди за мной, я буду у Магистра, – бросив напоследок эту фразу, снова ввергшую наставника Хадуда и всю его группу в столбняк, Шэф удалился неторопливой походкой плейбоя – а куда плейбою торопится? – его клубы, яхты, поля для гольфа, «Ягуары» и девки никуда не денутся – подождут!

*****

Мастер войны ш’Тартак понравился Денису еще меньше, чем наставник Хадуд. Было в нем что-то от садиста эсэсовца, как их любили показывать в советских фильмах: высокий, поджарый, светловолосый, голубоглазый, со стеком и брезгливым выражением породистого лица. Судя по всему, «эсэсовец» тоже не был в восторге от того, что его почтили вниманием такие знаменитые особы, как Шэф и Денис – удивительно, но факт!

На сей раз Шэф видимо решил сразу расставить все точки над i, и вытащил свой волшебный медальон заранее, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, кто в доме хозяин.

– Здравствуйте, я мастер войны Шэф, – коротко представился он. «Эсэсовец» бросил быстрый взгляд на медальон и коротко кивнул, а Шэф продолжил: – Великий Магистр рекомендовал вас, как лучшего Учителя и я прошу вас декады три – четыре позаниматься с моим другом Дэном.

– За это время можно научить только задницу подтирать… ну, если раньше не умел, – равнодушно отозвался ш’Тартак, всем своим видом показывая, что если бы не медальон, то послал бы он этого Шэфа далеко и надолго, без всяких разговоров.

– Ничего, мы верим в вас.

– «Мы» – это кто? – ухмыльнулся «эсэсовец».

– Великий Магистр, я и Дэн.

Ш’Тартак скривился, будто разжевал целый лимон:

– Послушай, Шэф, – если любимый руководитель говорил подчеркнуто вежливо, то белокурая бестия явно и откровенно хамила, – ты наверно не дурак, – говоря так, «эсэсовец» всем своим видом показывал, что сильно в этом сомневается, – и прекрасно понимаешь, что я – человек занятой, и всякие обсосы… даже от Великого Магистра, мне нужны, как тебе геморрой! – это было уже явным оскорблением, но Шэф, к удивлению Дениса, продолжил все так же вежливо:

– И что вы предлагаете?

– Что я предлагаю… – ш’Тартак сделал вид, что задумался, – … что я предлагаю… что я предлагаю … – а вот что! Ты тут навешал пиздюлей многим моим знакомым, – он презрительно улыбнулся, – даже белопоясниками не брезговал… так вот – продержишься против меня пару раундов, да что там пару – один раунд – беру твоего… не продержишься – катитесь отсюда оба и не попадаетесь больше на глаза, а то… – он раскрутил стек, как пропеллер взлетающего истребителя.

– Согласен, – после мимолетной, но все же отмеченной всеми тремя, паузы отозвался Шэф, – только у меня одна просьба…

– Просьба? – ш’Тартак с наигранным удивлением поднял бровь, – ну что ж, – усмехнулся он, – проси!

– Мне бы не хотелось заниматься этим на виду… ну вы же понимаете…

– Боишься потерять лицо. – Жестко констатировал «эсэсовец». – А про ребят ты не думал, каково им!.. Ладно, пошли, есть тут подходящая пещерка.

Когда все трое подошли ко входу, Шэф коротко приказал Денису, тоже вознамерившемуся проникнуть внутрь: – Жди здесь! – И протягивая медальон, добавил: – Никого не пускай. Будут нахальничать – продемонстрируй, а пока спрячь.

«Точно – боится потерять лицо! – грустно подумал Денис, – а вообще все херово: наставник Хадуд меня сразу невзлюбил, этот вообще ненавидит… как же – научат они меня, блин… хорошо хоть спарринги с детишками, а не с этими бандитами с разноцветными поясами…»

Шэф появился через пару минут.

– Давай медальон и жди здесь. Сейчас выйдет мастер ш’Тартак, будешь заниматься с ним до обеда. После обеда идешь к наставнику Хадуду – спарринги с его ребятами до ужина. После ужина, опять к Хадуду – плаваешь с его группой. Вопросы?

Вопросы были – Денису хотелось выяснить многое: как прошла «дружеская» встреча с эсэсманом в пещере, что за удивительный медальон появился у Шэфа, а самое главное – какого хрена!? Почему Шэф не может сам его тренировать, а передоверяет это архиважное дело каким-то придуркам и изуверам?! Но вместе с тем он отчетливо понимал, что вопросам этим, сейчас, не место и не время, и потому Денис был краток:

– Все понятно.

– Это хорошо, что понятно… – протянул Шэф. – Я завтра или послезавтра уезжаю, когда вернусь не знаю, а ты тренируйся…

Денис отрешенно смотрел уходящему главкому вслед, когда тот вдруг обернулся:

– Дэн… или ты победишь страх, или страх тебя… – больше Шэф не оглядывался.

Мастер войны ш’Тартак появился из пещеры минут через пять после ухода любимого руководителя, он болезненно морщился, прихрамывал, был очень бледен, очень зол и Ад следовал за ним!.. но не всем дано было разглядеть его…

*****

Все чаще Денису казалось, что он белка, попавшая в колесо и что выбраться из колеса не удастся никогда. Позавчера сливалось со вчера, а завтра было неотличимо от сегодня. День делился на четыре части, четыре периода, четыре действия бесконечно разворачивающегося перед пустым залом спектакля, с Денисом в роли статиста. Денис был уверен, что он статист – главный герой всегда доживает до конца представления, а вот статист отнюдь…

… первый акт Мерлезонского балета у Дениса отторжения не вызывал, и можно даже сказать, что нравился: молодой, здоровый организм требовал движения, и он его получал с лихвой: бег по напоенному утренним солнцем лесу; растяжка, от которой бы взвыли балерины Мариинки и Ла Скала; лазанье по горам и деревьям; подтягиванье на ветках и отжимание от земли; прыжки с высоты и в высоту, а так же вбок и длину – короче ОФП. Кстати – насчет прыжков вбок – это не прикол. Даже то, что все вышеперечисленное Денис делал хуже всех в группе, никакого негатива в душе не оставляло: ребята этим занимались восемь лет. Они были ловкие, сильные, поджарые, и напоминали ему уличных котов. Конечно, в поднятии тяжестей, или перетягивании каната Денис бы их превзошел – он был выше самого высокого парня в группе на полголовы, шире в плечах, массивнее и сильнее, но, как показала дальнейшая жизнь, пользы от этого было немного…

… второй акт Мерлезонского балета: ожог стеком, но дернуться нельзя – иначе придется начинать все сначала, а сначала это плохо… Эсэсовец обучал следующим образом: показывал движение очень быстро; потом показывал движение очень медленно, объясняя все нюансы, типа: половина веса переносится на большой палец правой ноги, но проекция колена не выходит за пределы стопы, концентрация на точке «Гнев Дракона», точка еще закрыта, но сила готова выплеснуться по меридиану «Огонь»… Затем движение медленно повторял Денис. Когда он первый раз совершал ошибку, ш’Тартак подробно объяснял что произошло и как исправить. Когда Денис второй раз совершал ту же ошибку, эсэсовец просто называл ее, без объяснений. Третий и последующие разы наказывались ударом стека, без всяких комментариев – просто удар наносился в «провинившееся» место, а если Денис при этом дергался – движение повторялось с самого начала…

…третий акт Мерлезонского балета происходил с участием малолетних бандитов наставника Хадуда. Когда Денис, весь в кровоподтеках от стека ш’Тартака, первый раз явился на тренировочную площадку, ему было неловко: взрослому мужику, спарринговать с мальчишками – это было как-то… не комильфо…

Жизнь быстро открыла ему глаза на истинное положение вещей – в смысле закрыла. Резкие и точные удары первого же из вышеупомянутых «мальчишек» быстро привели к тому, что через заплывшие глаза Денис мало что видел и всё оставшееся время так называемого «спарринга» свелось к методичному и планомерному избиению Дениса. 

Его «партнер», если так можно назвать этого маленького садиста, отнесся к делу с большим профессионализмом и редкостным энтузиазмом – вкладывал в экзекуцию всю душу! Вообще все дети от природы очень жестоки, что же говорить о детях отобранных по критерию выживаемости в агрессивной среде и плюс к тому прошедших многолетний, ежедневный курс по максимально эффективному причинению вреда ближнему своему…

Когда спарринг в виде избиения, или избиение под видом спарринга – хрен редьки не слаще, закончился, к Денису подошел наставник Хадуд, бегло оглядел и вынес вердикт:

– Кастор, отведи его к лекарю.

Невысокий пожилой белопоясник приказал Денису раздеться, небрежно осмотрел и смазал какими-то противно пахнущими мазями, причем отметины эсэсовца – одними, синяки от «мальчика» – другими, а глаза – третьими. Эффект был поразительный – минут через десять глаза открылись, а боль от всех остальных повреждений снизилась настолько, что стала восприниматься вполне обыденно – как неприятный, но неизбежный фон – типа вони от выхлопных газов, когда ты гуляешь по Невскому или Тверской. 

Зона Отдыха Эстепоры приучила Дениса к мысли, что бассейн предназначен для того, чтобы люди в нем радовались жизни: плескались; брызгались; играли в мяч; под разными предлогами тискали девушек; на худой конец – ныряли и плавали, ну-у… если больше заняться нечем; короче говоря – получали удовольствие. Попав в тренировочный бассейн белопоясников, он понял насколько ошибочными были его представления – на самом деле, бассейн это место борьбы за жизнь! В самом прямом смысле этого слова.

Тренировочный процесс был прост и эффективен, как бейсбольная бита: белопоясников запускали в воду, примерно на час, все это время они пытались утопить друг друга – все! Если учесть, что глубина везде была Денису с головой, а на берег «тренер», в рот ему пометом, не выпускал ни под каким видом, то четвертый акт Мерлезонского балета был не лучше предыдущих двух…

В свою келью, или норку, или соту (на выбор) – Денис возвращался избитый, осунувшийся и голодный – интенсивные водные процедуры после ужина способствуют быстрому сжиганию калорий (жирдяем на заметку!). Но телесные муки были ничем по сравнению с духовными. Воспоминания о стек эсэсмана; о приводящем в дрожь взгляде мальчика Кастора, в котором на боевой площадке не оставалось ничего человеческого; о черной воде, из которой тянутся белые, как у утопленников, руки «мальчиков» наставника Хадуда – все эти ожившие картинки недавнего прошлого вгоняли Дениса в беспросветную тоску. В первый день он надеялся перед сном обсудить с Шэфом возможность альтернативного способа обучения: ну там заочного… или еще какого… пока он от «очной» формы не отдал Богу душу, но Шэф ночевать не явился и больше Денис его не видел.

Время зациклилось, как змея засунувшая голову себе в задницу: общефизическая подготовка, избиение стеком, избиение в спарринге, борьба за жизнь в бассейне. Тоска, обида, боль, голод и страх – других чувств у Денис не осталось. Через какое-то время он почувствовал, что чувства эти материализуются, трансмутируясь в какую-то отвратительную субстанцию, которая концентрируется внизу живота в гадком, черном гнойнике. Ложась спать он физически чувствовал как тот пульсирует и растет. Однажды вечером, в тот неуловимый момент, когда явь еще не стала сном, но уже перестала быть явью, у него возникла четкая мысль: «Скоро нарыв лопнет!..» Что будет потом он не успел понять, потому что сразу очнулся в холодном поту и долго потом не мог уснуть.

Бешенный тренировочный ритм, если вообще происходящее можно было назвать «тренировкой» – а с другой стороны, как еще? – не дрессурой же, не позволял Денису в течении дня задуматься о своей незавидной судьбе. Время тягостных раздумий приходило ночью, когда он укладывал свою измученную тушку на жесткое каменное ложе, покрытое тонкой соломенной циновкой.

Думы были простые и конкретные – как избавиться от этого кошмара? В первые дни Денис пытался найти, если можно так выразится, стратегический выход из создавшейся ситуации, и такой выход, правда единственный, был – сбежать! Если бы дело происходило на цивилизованном Тетрархе, в Островной Цитадели, то не исключено, что ему бы хватило решимости на этот отчаянный шаг, ведь в конце концов у него была заветная Красная карточка и статус ходока… чем черт не шутит, пристроился бы куда… или дождался возвращения любимого руководителя где-нибудь в тихом месте – ведь не убил бы он его в конце концов!

На Маргеланде же ситуация была совершенно иная: покинь он Орден самовольно, никакого статуса белопоясника у него бы не было, не было у него также и денег, чтобы попытаться безболезненно врасти в местную инфраструктуру, и, зная свою удачу, Денис был уверен, что в статусе свободного человека пробыл бы максимум пару суток, минимум – пару часов, после чего обязательно попал бы в рабство. Существовал призрачный шанс, что его способности полиглота могли бы понадобиться кому-нибудь из купцов, но как найти такого, не попав в процессе поисков гребцом на галеру? – Денис трезво оценивал свои шансы. Кроме того, для должности писаря и толмача у него не было необходимой квалификации: говорит-то он умел, а вот писать и читать нет! Так что и здесь, с большой долей вероятности, ожидался облом.

Потом это стали даже не думы, а базовые инстинкты: естественная реакция любой белковой формы жизни на боль – это попытка устранить источник боли или убраться от источника боли на расстояние, при котором болевое воздействие достигнет своего минимума или вообще исчезнет.

Это если по научному, а по простому, источников боли было два: Мастер войны ш’Тартак и «мальчики» наставника Хадуда. Вариант с максимизацией расстояния до источника боли, или же говоря по-простому: побег с подводной лодки, на самом деле являлся синонимом рабства или смерти – это с одной стороны, а с другой, кого устранять? Устранять Мастера войны ш’Тартака? – зашибешься устранявши. Устранять «мальчиков» из команды наставника Хадуда? – теоретически они вообще не должны были быть источниками проблем – все-таки пятнадцатилетние мальчишки против взрослого, здорового мужика, но… опять проклятое «но»…

Как это ни покажется странным, но никакого преимущества в физическом плане, Денис перед «цветами жизни» не имел. Он имел преимущество в росте, весе и физической силе, но все это нивелировалось фантастической быстротой «детишек» в драке – то, что это никакой не спарринг, с какими-то фиксированными правилами, Денис понял сразу же, в первый злополучный день, как только получил по яйцам. Он согнулся, чтобы обратить внимание наставника Хадудда на «неспортивное поведение» своего выкормыша, чтобы «спарринг» был остановлен, а виновник получил предупреждение, а вместо этого получил по морде, причем он сам, и «спарринг» благополучно (для выкормыша) продолжился…

«Мальчики» двигались с ловкостью и проворством обезьян, его попытки схватить «партнера» и подгрести под себя, чтобы использовать преимущества большей массы, успеха не имели – «партнер» благополучно ускользал, чтобы тут же контратаковать резким ударом рукой или ногой. Но главное преимущество «мальчиков» было в другом – они Дениса не боялись, они вообще ничего не боялись, а он их боялся…

Однажды, в «первой» жизни – на Земле, Денис у мусорного контейнера наткнулся на кота, разделывающего только что пойманного голубя. Кот был небольшой, тощий, облезший, с мордой иссеченной шрамами, имевшими вид какого-то дьявольского иероглифа. Кот пристально, не мигая, посмотрел в глаза Денису, давая понять, что если тот попробует отнять голубя, то кто останется в живых: Денис или кот – неизвестно, но скорее всего кот.

Бывали у Дениса такие моменты – озарения или ясновиденья, черт его знает, как назвать, когда смотришь на человека и все про него понимаешь: вот идет девушка – красивая, стройная, а ты откуда-то знаешь, что у нее больная мама, сын маленький, мужа никогда не было – любимый свалил сразу, как узнал про беременность, что начальник к ней клинья подбивает, а ее воротит с него. Может это все и неправда, как проверишь? – но случалось с Денисом такое.

Встретившись с котом взглядами, Денис понял: кот этот, встретив заведомо более сильного врага: человека кошкодава, питбуля, ротвейлера или еще кого из этой оперы – отступит, удерет, спрячется, бросит добычу. Но! Это только в том случае, если будет куда, а если нет, он будет драться насмерть! Он не станет показывать кошкодаву спину, чтобы тому было удобно накинуть свою мерзкую петлю – он постарается вцепится ему в лицо; он не станет убегать от собаки – он попробует выцарапать ей глаза! Кота можно было заставить убежать, можно было убить, но его невозможно было запугать!

И эта его спокойная решимость, ясно читавшаяся в глазах, в девяти случаях из десяти заставляла врагов кота отступить без боя… но и оставшихся «десятых» хватило, чтобы расчертить шрамами его морду. Так вот – выражение глаз у «детишек» Хадуда было такое же.

Денис обратил внимание – пока «детишки» находились вне боевой площадки, это были люди, как люди, даже можно сказать – дети, как дети – толкались, смеялись, разговаривали о чем-то. О чем – был непонятно, потому что, как только Денис к ним приближался, они замолкали, настороженно посверкивая на него глазами, но как только они оказывались в пределах боевого периметра – всё, вместо пятнадцатилетнего мальчишки перед ним оказывалось непонятное существо, с волчьими, а точнее, с «кошачьими» глазами, равно готовое, как убивать, так и умирать.

Плюс к этому боевая техника – совершенно не похожая на виденное в гонконгских боевиках и спортивных передачах по ящику с репортажами о смешанных единоборствах и тому подобных зубодробительных видах спорта. Была эта техника какая-то… экономная, что ли – Денис почувствовал это, занимаясь с ш’Тартаком, но применить на практике полученные знания никак не удавалось.

Как только он оказывался в пределах периметра, вся премудрость по проведению и отражению атак куда-то исчезала, а взамен появлялся страх, по капле просачивающийся в гнойник внизу живота. Когда перед тобой партнер… хотя какой, к черту, партнер – враг, надо называть вещи своими именами – враг, готовый убивать и умирать, а ты боишься его убить, а еще больше боишься умереть сам – исход боя предрешен.

*****

Несмотря на усталость сон не приходил. Это было странно – в последнее время, едва голова касалась циновки, чаша с усталостью сразу перевешивала чашу с дерьмом, собранным за день, и успешно утаскивала Дениса в пучину сна. На сей раз быстро заснуть не удалось. Очень некстати, на пороге яви и сна, мешая заснуть, начал пульсировать черный гнойник внизу живота, без боли, но как бы предупреждая – недолго осталось… Внезапно, безо всякой на то причины, в голове вдруг возникла четкая, холодная мысль, пришедшая неизвестно откуда, как будто присланная кем-то: «Все назначенное судьбой будет получено, рано или поздно, так или иначе…», а потом неспешно, но неудержимо нахлынули воспоминания.

… Точная дата известна – Денису четыре года, это его день рождения. Он горько ревет уткнувшись головой в теплые мамины колени. Почему ему пришло в голову задать тете Люсе, младшей маминой сестре, этот вопрос он не знает, откуда вдруг взялся такой странный интерес у обычного, заурядного четырехлетки, непонятно, и понимал ли он тогда о чем спрашивает? Теперь уже никто не скажет… Но вопрос был задан:

– Тетя Люся, а вы умрете?

– Умру.

– А мама?

– И мама умрет.

– А я? – холодея продолжил Денис, с нарастающим ужасом предчувствия ответ.

– И ты умрешь. – Молодая, красивая, румяная от танцев и сладкого вина, любимая тетка не стала скрывать правды.

Денис заревел, через некоторое время к нему присоединилась и тетя Люся. Успокоился он только уткнувшись в мамины колени, а забыл обо всем, когда отец погладил его по стриженной голове большой, теплой ладонью…

… Точная дата неизвестна – до школы. Денис с мамой в поликлинике, в очереди к ортопеду. Напротив, тоже в очереди, сидит очень красивая, горбатая девочка, она с бесстыдством, свойственным маленьким детям, строит Денису глазки. Маленький Денис улыбается ей в ответ – он заворожен ее неестественно красивым лицом, в котором пронзительно синие глаза контрастируют с темными, вьющимися локонами, над левой бровью девочки приметное родимое пятно в виде буквы «Ф»…

… Точная дата известна, за сутки до похорон мамы. Горбатая нищенка, неопределенного возраста, у входа в метро с протянутой рукой. Она поднимает глаза от земли и Денис встречается с взглядом выцветших синих глаз, над левой бровью нищенки приметное родимое пятно в виде буквы «Ф»…

… Точная дата неизвестна – до школы. Денис с мамой у ортопеда в институте Турнера.

– Этимология заболевания не ясна, – врач бесстрастен, как патологоанатом, – поражены мышцы спины. Ближайший по симптоматике – полиомиелит, но, – он заглядывает в карточку, – Денис вакцинирован, так что… – он разводит руками, – могу рекомендовать в обязательном порядке корсет, и по возможности лечебную гимнастику и массаж. – Он делает паузу, потирает переносицу и продолжает. – Если принять все меры, может обойтись сколиозом, степени, так скажем – второй, а если нет – так и до горба недалеко, и никакого детсада – сами понимаете… 

… Точная дата известна – первое сентября в первом классе, день знаний, первый в жизни учебный день, первый в жизни урок. Учительница выясняет, кто умеет читать, кто писать, кто считать. Денис истово тянет руку, даже трясет ею, чтобы учительница спросила его, что он знает, а он расскажет о том, что умеет не только читать, но и писать, считать до ста, и… внимание! Умножать на десять! При этом весь класс, а особенно та стройная блондиночка, со второй парты, у окна, увидит какой он умный и красивый!

Денис, теперешний, взрослый, горько усмехается – это все мама: «Умница моя!»,

«Красавец мой!» – ключевое слово «мой…» и «моя» – а он и вправду поверил…

Он так вертится, что вызывает явное неудовольствие своего соседа по парте, коее тот и выражает пеналом по башке. Вот тут-то Денис и привлекает внимание и светловолоски, и всего остального класса, и учительницы, и на ее вопрос о причине постороннего шума, бесхитростно сдает соседа, не имея, никакого понятия о смертном грехе ябедничества и карах, которые могут воспоследствовать в отношении ябеды – издержки домашнего воспитания, знаете ли...

… Точная дата известна – первое сентября в первом классе, день знаний, первый в жизни учебный день, первая в жизни перемена. Сосед дожидается Дениса, ловкой подножкой сбивает на пол, усаживается сверху и пару раз слегка смазывает по морде, и все это на глазах светленькой, наблюдающей за боем с веселым ужасом. Корсет при падении очень больно защемляет бок, подняться самостоятельно, даже когда зловредный победитель слезает с Дениса, нет никакой реальной возможности – для этого надо перекатиться на живот, а потом, извиваясь, начать процесс подъема «затонувшего корабля», но устраивать такой цирк на глазах у всего класса и, главное, этой девочки, решительно невозможно. Не найдя другого выхода, Денис просто плачет, лежа на спине. На этом его карьера героя-любовника завершается, не начавшись. Встать и отряхнуться помогает учительница…

… Точная дата известна – первое сентября в первом классе, день знаний, первый в жизни учебный день, после уроков, в школе. Денис с разгону тыкается в коленки встречающей мамы, а она увидев в каком он состоянии… устраивает грандиозный скандал, в результате которого весь класс (и блондинка, естественно тоже) узнает, что Денис исключительный – не такой, как все, он болеет, он носит корсет, его нельзя толкать, его нельзя обижать, ему нельзя драться…

… Точная дата известна – первое сентября в первом классе, день знаний, первый в жизни учебный день, после уроков, дома. Мама расшнуровывает корсет, и видит здоровенную красно-сине-фиолетовую гематому на боку, где он защемил Денискино тело, она плачет, тихо и горько. Денис прижимается к ней и молча гладит по спине. На душе у него тоскливо и сумеречно.

 «Точь-в-точь, как сейчас…» – думает теперешний Денис.

 Он так хотел в школу, мечтал, что у него наконец появятся друзья, что он будет играть с другими мальчиками и девочками. После первого школьного дня его мечта осталась такой же яркой – она просто поменяла знак – теперь он страстно хочет никогда-никогда не возвращаться в школу, не видеть ухмыляющуюся рожу соседа по парте, лиц одноклассников, глядящих на него с брезгливым недоумением, а больше всего он не хочет видеть светленькую красавицу со второй парты, у которой вместе с брезгливостью во взгляде присутствует еще и жалость. А может это он все нафантазировал и никто не него так и не смотрел, но школу он возненавидел раз и навсегда.

– Мама, – тихо говорит он, – можно я в школу не пойду?

Она конечно понимает все его переживания, ей так же горько, как ему, а может еще горшее – она ведь знает, что нет такой школы, где ее любимому сыну будет хорошо.

– Дениска, в школу ходить придется, – мама вздыхает, видя, что он пытается возразить, – пойми сынок, в этом возрасте мальчишки всегда дерутся, они не плохие, просто они так устроены. В другой школе будет тоже самое. А тебе драться нельзя, ты сам понимаешь почему.

Денис молча кивает головой.

– Пообещай мне, – голос ее крепнет, – что ты никогда не будешь драться, – она делает паузу, – если тебя обидят, просто молча отойди в сторонку или вообще уйди в другое место.

 Денис молчит.

– Пойми сынок, – ее глаза опять наполняются слезами, – тебя ведь могут просто искалечить, не специально, по незнанию, но ты на всю жизнь останешься горбатым!

Она пристально смотрит на сына и Денис не выдерживает.

– Хорошо, мама.

– Ты мне обещаешь!

– Да.

 «Ну вот, – мелькает в голове засыпающего Дениса, – в школе мне пиздюлей не додали – теперь возвращают должок!»

*****

Человек животное стадное, или, если по-научному – общественное, и положение Дениса усугублялось тем, что он все время был один. После окончания занятия у Мастера войны ш’Тартака, Денис для него переставал существовать – он смотрел сквозь него; после окончания очередного спарринга, когда избитый Денис тащился к лекарю, он исчезал для «мальчиков» Хадуда, не говоря уже о самом наставнике. Но главное, Шэф за два дня пребывания в Обители сумел нажить множество врагов и, естественно, тень вражды падала и на Дениса, да и близость Шэфа с Великим Магистром диктовала всем, даже не обиженным любимым руководителем, определенную «сдержанность» в отношении Шэфовского дружка, типа: не тронь говно – дешевле будет…

Но, к сожалению для Дениса, закон сохранения (ежели где-то чего-то убавится…) – это самый универсальный закон во Вселенной, поэтому весь дефицит внимания по отношению к себе со стороны насельников Северной обители с лихвой компенсировал всего один человек. Но радости от этого не было никакой, и если бы Денис мог выбирать между муками одиночества и счастьем человеческого общения, он бы выбрал муки.

Единственным человеком, который проявлял внимание к Денису, причем делал это очень настырно и можно даже сказать – беспардонно, был тот молодой краснопоясник, который кричал ему что-то обидное, когда он опозорился бабьим визгом во время мытья, сразу по прибытии в Обитель. Имя его, как случайно подслушал Денис, было Настар.

Настар этот, по совершенно непонятной Денису причине, невзлюбил его до чрезвычайности. Он даже выкраивал время из очень напряженного тренировочного графика «красных поясов», чтобы понаблюдать за избиениями… в смысле, спаррингами Дениса, иногда являлся позубоскалить и к бассейну – единственно, где Денис его никогда не видел, это около ш’Тартака. Когда они иногда издалека встречались взглядами с Настаром, тот презрительно кривил губы и кричал какое-то слово, звучащее примерно как «гуандин». Что это значило «переводчик», выгравированный на черепе Дениса, не знал… или не говорил.

От всего происходящего Денису стало казаться, что он попал в Ад – дурную бесконечность заполненную страданием. Он чувствовал себя несчастным осликом у шахтного ворота, обреченным всю жизнь ходить по кругу во тьме, сбивая в кровь копыта и натирая ярмом кровавые мозоли. Постоянная борьба за жизнь отнимала все силы, Денис чувствовал, что тупеет – даже память о Шэфе сделалась какой-то тусклой, блеклой – он стал бояться, что тот никогда за ним не вернется, что Денис обречен веки вечные пребывать в этом кошмаре, без надежды на избавление.

Но в последнее время кроме тоски, обиды, боли, голода и страха появилось любопытство. И с каждым днем это чувство крепло, набирало силу. Денис почему-то вообразил, что если он узнает, что означает слово «гуандин», жизнь его изменится. К лучшему, или к худшему – неизвестно. Но изменится! Это сделалось для него навязчивой идеей – иногда во сне ему чудилось, что чьи-то бесплотные губы открывают ему тайну значения слова «гуандин», но проснувшись Денис не мог ничего вспомнить и это добавляло еще одну каплю черного гноя в мешочек, расположенный внизу живота.

В этот день, как обычно после обеда, Денис, понурив голову, не торопясь брел к месту дислокации наставника Хадуда и его «мальчиков», для получения очередной порции сами знает чего, недополученной в школе. Взгляд его был опущен в землю, Дениса давно перестали интересовать «чудеса» и «красоты» Северной обители (да и не было их, по правде говоря), и по сторонам он не глазел. Настроение было, как всегда, поганое, черный гнойник прямо с утра, пульсировал не переставая, и единственной мечтой было дожить до вечера и улечься на свою циновку.

«Дожить до вечера» – не было фигурой речи, как обычно: «Ой, устал, как собака, мне б дожить до вечера и в люлю!». Нет, для Дениса это была конкретная цель, достижимая конечно, но не гарантированная – «мальчики» Хадуда в спаррингах и бассейне прилагали все силы, чтобы сделать ее недостижимой… Предаваясь этим невеселым размышлениям, Денис почти добрался до туннеля в «молочник», когда услышал:

– А-а-а! Кого мы видим! – Денис поднял глаза. Немного сбоку, стояло несколько краснопоясников, а прямо перед ним, загораживая дорогу – так чтобы пришлось обходить, расположился улыбающийся Настар.

– Настар! Прекрати, не связывайся! – потребовал высокий рябой парень, – ты же знаешь…

– А я чо – я ничо, – неприятно заухмылялся Настар, – просто не люблю, когда по обители хуаншины ползают!

«Хуаншин, а не гуандин», – отстраненно подумал Денис.

 … младший сын пьяной шлюхи, зачатый старшим сыном…

Черный гнойник внизу живота лопнул. Пазл Мастера войны ш’Тартака с металлическим лязгом сложился – все элементы встали на предначертанные им места, как будто всегда там находились – с рождения. Тоска, обида, боль и страх выплеснулись наружу, как гной из вскрытого фурункула. Но природа не терпит пустоты, и место омерзительной субстанции, наполнявшей пузырь внизу живота, мгновенно заполнило то, чем было наполнено окружающее пространство – яростью и ненавистью!

Прежний Денис попытался бы выяснить причину такого негативного к себе отношения. Причем, заметьте себе! – ничем не спровоцированного! Попробовал бы сблизить позиции, найти консенсус, договориться – но то прежний. Новый Денис опустил глаза, чтобы ничем не выдать своих намерений, мгновенно прокрутил в голове план дальнейших действий и прыгнул!

На его счастье Настар ничего подобного не ожидал – да и кто, видевший «спарринги» прежнего Дениса мог предположить подобное развитее событий? – Никто!

Более тяжелому Денису удалось наконец то, что никак не удавалось осуществить с «мальчиками» Хадуда – подмять противника под себя. Оседлав Настара он начал методично его избивать, превращая ненавистную рожу в кровавое месиво.

«Младший сын!..» – хр-р-р-яс-сс-ть! – из свернутого набок носа вылетают кровавые сопли!

«Пьяной шлюхи!..» – хр-р-р-яс-сс-ть! – глаз чудом не вылетает из орбиты!

«Зачатый!..» – хр-р-р-яс-сс-ть! – второй глаз надолго выведен из строя! – «А хоть бы и навсегда! – с веселой яростью думает Денис. – Убью гада – и будь что будет! Один раз живем!»

«Старшим сыном!..» – хр-р-р-яс-сс-ть! – вместо носа хлюпающий кровью блин, брызги разлетаются далеко-о-о! Х-О-Р-О-Ш-О-ТО КАК – НИКОГДА ТАК НЕ БЫЛО!!!

Правда, долго наслаждаться победой ему не удалось – товарищи потерявшего сознание курсанта оттащили его и в свою очередь принялись избивать. К чести Дениса надо сказать, что он не только получил изрядное количество пизд… ударов, но и сам успел подбить несколько глаз.

– Прек-ра-тить! – раздался негромкий голос и мгновенно рядом с Денисом не осталось никого, кроме незаметно подошедшего ш’Тартака.

– Что здесь происходит? – равнодушно поинтересовался Мастер войны. Ответом ему было молчание и угрюмое переглядывание краснопоясников. Очень некстати заворочался и негромко застонал битый Настар.

– Ну, а ты что скажешь? – повернулся ш’Тартак к Денису.

– Мы… – Денис мучительно соображал, как вывернуться из ситуации: сказать, что Настар его оскорбил? – с первого школьного дня, он больше не ябедничал, да и наживать лишних врагов не хотелось… промолчать – неизвестно, как к этому ш’Тартак отнесется… – тренировались! – нашелся он.

– На него изумленно уставились как краснопоясники, так и Мастер войны.

– Тебе не хватает… – ш’Тартака сделал паузу, но не стал уточнять чего не хватает, – у Хадуда?

– Да, ребята… помогли проверить, как я осваиваю техники, что вы даете…

– Ну и как? – ухмыльнулся ш’Тартака.

– Нормально. – Неожиданно раздался голос рябого.

– Нормально, так нормально, – покладисто согласился Мастер войны, – а вам остается надеется, что он ш’Эфу расскажет тоже самое… ш’Эфу-то повода особого не надо… он и без повода… – усмехнулся ш’Тартак.

*****

 

– Да-а-а-а… угостил ты мне фрастирсом, – огорошил Дениса ш’Тартак следующим утром.

 … подложил свинью…

В ответ на изумленное Денисово лицо, он пояснил:

– Я поставил свой парфан

 … кинжал с покрытием из истинного серебра, эффективен против темных…

в заклад против ломаного хума, что у тебя яиц нет, и как бы я тебя не учил, ты останешься ойлох,

 … ботан… лох… штафирка… гражданский… явный уничижительный оттенок…

а ты… оказался с яйцами. – Он протянул Денису кинжал, похожий на парадный морской кортик, в богато украшенных ножнах. – Отдашь ш’Эфу.

Денис растерялся, он не знал, как себя вести: благодарить? – за что? – что он подложил свинью наставнику? Как-то не очень… Сделать радостное лицо, что у него есть яйца? – так наставник из-за этого лишился кинжала, и видимо недешевого… Тоже как-то не катит… Сделать скорбное лицо, что наставник проиграл пари? – откровенное лицемере и вранье – ш’Тартак не дурак, чтобы поверить в эту лажу… Промолчать? – будет невежливо по отношению к Мастеру войны… да и небезопасно, в конце концов…

Естественно, все эти душевные терзания явно отразись у него на лице, пауза затягивалась, и тут на помощь Денису пришел ш’Тартак:

– Держи его в правой руке, в левую возьми, – он кивнул на коллекцию колюще-режущих предметов, лежащую на земле, – такой же. Начинаем работать с оружием…

А вчера…

…Вчера у Дениса при приближении к боевой площадке, впервые с того мгновения, как он попал в Ад, не сжималось все внутри, в ожидании предстоящей «тренировки». Вчера он впервые с начала «тренировочного» процесса» увидел «мальчиков» Хадуда такими, какими они были на самом деле – пятнадцатилетними угловатыми мальчишками, а не страшными малолетними убийцами, и ужаснулся тому, что боялся их все это время, до судорог в животе.

Все спарринги он выиграл – небольшое преимущество хадудовцев в скорости с лихвой компенсировалось его превосходством в размерах, массе и физической силе. К удивлению Дениса, у мальчишек не было превосходства в технике – по крайней мере ни один удар, ни один маневр в тупик его не ставили – он знал, что последует дальше и успевал предпринять необходимые защитные действия. Это было удивительно – ребята овладевали искусством умерщвления ближнего уже восемь лет (а год на Маргеланде был короче земного всего на десять земных суток), а он всего месяц, но что было – то было.

Внезапно Денис понял, что успевает размышлять об всем этом во время боя! – это так его поразило, что он на мгновение потерял концентрацию и последствия не заставили себя ждать – он пропустил резкий удар рукой в голову, лоу-кик в бедро, и с трудом блокировал удар в пах. Переключив внимание на бой, Денис принялся энергично возвращать долги.

Никаких чувств во время боя Денис не испытывал: ни всепожирающей ненависти, как во время драки с Настаром, ни страха, как во время предыдущих спаррингов, ни даже боли, от многочисленных ударов.

«Чудес не бывает, – подумал Денис, – значит потом будет болеть!» – решил он, но мысль эта прошла где-то по краю сознания, не выводя его из состояния боевой концентрации.

В бассейне тоже все изменилось, вместо вкусной плотвички – объекта охоты, Денис стал такой же пиранью, как все: на него охотились, он охотился… а его масса и физическая сила стали очень весом фактором, чтобы лишний раз с ним никто не связывался. Когда Денису вздумалось просто поплавать и понырять, охотников прервать эти буколические занятия не нашлось.

Заснул Денис очень быстро – емкость внизу живота, где раньше скапливалась черная мерзость, сейчас была заполнена чем-то прозрачным, тягучим, красно-желтым, греющим душу: «Медом!» – подумал Денис, засыпая.

*****

Через пару дней, Денис осмелился обратиться к ш’Тартаку:

– Мастер войны, прошу прощения, у меня вопрос… точнее просьба…

– Слушаю, – приветливо отозвался ш’Тартак. После известных событий он уже не смотрел сквозь Дениса и вообще изменилась атмосфера на занятиях – раньше Денис физически ощущал, что Мастеру противно с ним заниматься, сейчас этого не было.

– Нельзя ли мне спарринговать с… – Денис запнулся, не зная как сказать: «Красными», «Краснопоясниками», «Краснопоясыми», или еще как – может на этот счет существуют строгие правила, а нарушать неосторожным словом хрупкую атмосферу доброжелательности, возникшую за последние дни, как-то не хотелось… – с обладателями красных поясов, – Денис решил, что такая формулировка не сможет задеть ничьих ранимых душ, – а то с ребятами мастера Хадуда стало как-то… неинтересно…

– Слишком просто? – уточнил ш’Тартак.

– Ну-у… да…

– И ты решил, что тебе пора браться за краснопоясников?

 … краснопоясники… будем знать…

– Ну-у… типа того…

– Занятное выражение, – пробормотал ш’Тартак, как бы про себя, – но выяснять, где так говорят, я не буду – меньше знаешь – дольше живешь…

 … меньше знаешь – крепче спишь… у нас…

… а здесь: дольше живешь… тоже неплохо…

но я тебя хочу огорчить, – продолжил он вслух, – тебе драться с краснопоясником тоже самое, что слепому со зрячим.

 – А как же!?.. – начал Денис, но ш’Тартак не дал ему закончить:

 – Этот придурок Настар, не был готов к бою, подпустил тебя слишком близко и позволил использовать твое единственное преимущество – физическую силу. За что и поплатился. Если выживет – будет ему хорошим уроком.

– Почему он так? – неожиданно для себя спросил Денис, хотя за секунду до этого не испытывал никакого интереса к психологическим мотивам Настара, – я ему ничего не делал, вообще не знал…

– Это-то как раз понятно: парень из рабов, с детства хлебнул дерьма выше головы, а тут ты с со своим ш’Эфом – на все готовенькое, красавчик такой… вот его змея и придушила…

 … жаба…

Денис задумчиво пробормотал:

– Классовая ненависть… – ш’Тартак только удивленно посмотрел, но, как обычно, ничего не сказал.

 … надо следить за базаром…

… вдруг это тайна – откуда мы с Шэфом…

… надо следить…

– Краснопоясники умеют выходить в кадат, – как нечто само собой разумеющееся пояснил Мастер, – пока тебе с ними делать нечего, может со временем… а пока бери лук и метательные кинжалы.

Решение нашел наставник Хадуд, которому надоело смотреть, как избивают его «мальчиков», тем более что о чем-то подобном говорил, во время их единственной встречи, и сам Мастер войны ш’Эф:

– Тебе надо начинать работать с двумя противниками.

– Как скажете, наставник! – легко согласился Денис, предполагая, что новому Денису сам черт не брат, не то что пара худых пацанов с волчьими глазами.

Дальнейшее показало насколько глубоко он заблуждался насчет своих новых возможностей. Дело разумеется было не в том, что драка одному против двух, Денису представлялась чем-то вроде голливудской киноподелки, где главный герой с хриплым хаканьем лупцует одного плохого парня, а остальные, сбоку, дожидаются пока он закончит с первым, чтобы тотчас броситься на героя и, разумеется, получить свою порцию пиз… – ну, сами знаете чего. Денис прекрасно знал, что надо непрерывно двигаться, с первой секунды боя, он даже знал, как двигаться – они с ш’Тартаком отрабатывали различные боевые танцы, но на практике их Денис еще не применял.

Это обстоятельство Дениса нисколько не смущало – в бою один на один он двигался нормально, так что – скажите на милость, помешает ему делать это против двух? Денис твердо запомнил афористическое высказывание ш’Тартака: «Остановка в бою – смерть!» Он полагал, что все премудрости связанные с передвижением в бою так же хорошо угнездились в его голове, как и все остальные техники, вставшие на свои места во время инцидента с Настаром, поэтому никакого беспокойства не испытывал, а как оказалось – зря.

В действительности он просто не успел начать боевой танец, его опередили. Ребята мгновенно, как облитые водой кошки, разлетелись по площадке, так что один из них оказался у Дениса за спиной, а другой перед лицом, и тут же одновременно атаковали. Того, кто нападал спереди, Денис успел сблокировать и даже нанес ответный удар, правда не достигший цели. А цели он не достиг потому что нападавший сзади вырубил Денис четким ударом в затылок… И снова Денис поплелся в «медсанчасть», как в начале своей карьеры, когда он из нее не вылазил.

Доктор встретил его, как старого знакомого, дал понюхать какую-то гадость, не лучше нашатыря, от которой в голове Дениса прояснилось, внимательно взглянул в глаза и вынес вердикт: «Сотрясение мозга – три дня без спаррингов».

Прежний Денис был бы в восторге от неожиданного отпуска от побоев, а новый почувствовал что ему будет чего-то не хватать.

«Мазохистом становишься помаленьку!» – съехидничал внутренний голос.

«Не мазохистом, а Конаном-варваром!» – не остался в долгу Денис, направляясь к бассейну купаться – так доктор назвал действо, происходящее в воде. Купаться он не запретил.

*****

Денису, можно сказать, повезло – образовавшуюся лакуну в тренировочном процессе милостиво согласился заполнить ш’Тартак. Вообще, после драки Дениса с Настаром, он стал относится к нему, как… скажем так – не как к досадному недоразумению. Теперь, тренировочное время Дениса у Мастера войны было поделено примерно на три равные части: боевые танцы – Денис вспомнил, в карате это называется ката; фехтование и стрельба.

Строго говоря, термины фехтование и стрельба не совсем точно передавали суть дела. Под фехтованием имелся в виду бой непустой рукой, в ней мог быть: нож, меч, кинжал, камень, щепка, тряпка, факел, монета – перечислять можно до бесконечности – короче говоря, любой предмет. 

Стрельба тоже была шире этого понятия в привычном понимании – под этим словом понималось воздействие на противника без непосредственного контакта. Кроме дротиков, копий, луков и арбалетов, канонических, так сказать, профессиональных инструментов, использовалась такая экзотика, как рогатки, пращи и духовые трубочки, наподобие используемых индейцами Амазонки – кстати, тоже с ядовитыми стрелками. Также к этой дисциплине относилось метание любых предметов, которые можно швырнуть во врага голыми руками, без использования соответствующих приспособлений типа луков, автоматов, управляемых ракет и тому подобных устройств. На тренировках использовались камни, ножи, заточенные монеты, кинжалы, сюрикены, мечи, стрелы – да-да, именно стрелы – мало ли придется метнуть стрелу рукой, или использовать ее в качестве копья – в жизни всякое бывает…

К удивлению Дениса, когда прошли три «больничных» дня, ш’Тартак сам зашел к Хадуду и договорился, что Денис будет вечером сначала заниматься у него, а потом приходить на боевую площадку максимум на пару спаррингов, вместо обычных восьми – десяти. Естественно, никаких возражений со стороны наставника Хадуда не последовало – у Дениса сложилось впечатление, что чем меньше наставник его видел – тем лучше себя чувствовал.

И его можно было понять – кому понравится работать с непонятным курсантом, приближенным к Мастеру войны ш’Эфу, который, в свою очередь, вхож к Великому магистру? Мало ли чего… Избытком честолюбия Хадуд не страдал, местом своим в жизни был доволен, менять ничего не хотел, в справедливость не верил, и от сильных мира сего всегда стремился быть подальше. Из всего этого можно сделать вывод, что наставник Хадуд был мудрым человеком.

Время, чтобы индивидуально заниматься с Денисом, имелось у ш’Тартака потому, что вечерами он курировал спарринги у группы краснопоясников. Особого внимания это занятие не требовало – они сами знали что делать и как. После боя отдыхали ровно столько, чтобы прийти в себя, ни мгновением больше, менялись партнерами, и вперед!

Как-то раз, во время занятия, у Дениса образовался маленький тайм-аут – ш’Тартак отошел к одной из спаррингующих пар, чтобы указать на какие-то ошибки – те что-то там накосячили, а он в это время как раз закончил кату и, ожидая Мастера, а заодно восстанавливая дыхание, с интересом наблюдал за рубкой остальных краснопоясников на боевой площадке. Тут надо отметить, что экскурсия проведенная Шэфом в первый день их пребывания в Ордене была далеко не полной. Территория обители оказалась гораздо больше, чем он продемонстрировал Денису, и включала в себя достаточное количество специализированных, будем говорить – полигонов, одними из которых были боевые площадки, представляющие собой участки местности со значительными перепадами высот, покрытые хаотически расположенными валунами, деревьями, песчаными проплешинами; травой; гравием; глубокими ручьями; лужами, кустарником и т.д. Таких площадок было по крайней мере две – во всяком случае Денис знал две: для белопоясников, где он работал с «мальчиками» Хадуда и вот эта – для краснопоясников. Исходя из того, что на каждой из площадок сражались курсанты строго одного цвета, не перемешиваясь, можно было предположить, что таких площадок должно было быть больше – минимум по одной на каждый цвет, но как было на самом деле Денис не знал.

– Я чувствую, ты мне не веришь. – Незаметно подобравшийся ш’Тартак, проследил за взглядом Дениса.

– В смысле?

– Что с красными тебе в спарринге ничего не светит. – В ответ Денис только неопределенно пожал плечами – спорить с Мастером не хотелось: если он считал, что шансов нет – значит нет, хотя у Дениса было особое мнение на этот счет. Битый Настар ярко свидетельствовал: «Нэт такых крэпастэй, катторых бы нэ взали балшэвики!»

– Хочешь проверить?

– Хочу.

– Арсан! – позвал ш’Тартак отдыхающего красного, – поработай с ним, – он кивнул на Дениса, – без кадата.

– Слушаюсь мастер! – проговорил красный, кидая на Дениса насмешливый взгляд.

«Ну-ну… – мимолетно подумал Денис, чувствуя, как ярость разгорается внизу живота, разливаясь по жилам – один такой уже посмеялся…»

Если один раз сработало – почему не использовать вновь? Денис прыгнул на противника, стремясь подмять краснопоясного под себя. Это было ошибкой – именно этого Арсан от него и ждал. Дениса встретил четкий удар ребром стопы, сбивший ему дыхание, от которого он отлетел назад метров на пять, больно приложившись спиной о большой валун.

Сквозь красную пелену, застившую глаза, Денис все же рассмотрел стремительно надвигающегося противника. Краснопоясной решил, видимо, поединок не затягивать и добить Дениса, пока есть возможность. Он подпрыгнул и в прыжке нанес мощный и быстрый удар ногой.

Очень многое, если вообще не все в жизни, зависит от того кем, или чем, считает себя сам человек. Раньше Денису казалось, что он тренировочный мешок – груша, на которой отрабатывают ударную технику «мальчики» Хадуда, некая живая макивара, образно говоря. Теперь же Денис был непоколебимо уверен, что он опасный боец – гроза разных раздолбаев, подпоясанных красными тряпками, и эта уверенность помогла ему непостижимым образом увернуться от добивающего удара Арсана.

Боевое искусство, которому ш’Тартак обучал Дениса, в корне отличалось от бокса, борьбы, спортивного каратэ и прочих бойцовских дисциплин, о которых Денис знал из книг и фильмов. Это отличие было в том, что здесь практически отсутствовали обманные, выдергивающие удары – каждый удар наносился в полную силу с максимальной концентрацией.

Объяснялось это тем, что в реальном бою у тебя не будет времени на финты и обманные движения, а каждый твой удар достигший цели, должен нанести врагу максимальный ущерб. В случае провала, после неудачного движения, ты должен мгновенно нанести следующий удар и уклониться от неизбежной контратаки – вот такая была базовая идеология.

Поэтому совершенно не удивительно, что красный ударился пяткой о камень достаточно чувствительно. Однако, невзирая на боль, он тут же попытался контратаковать левой рукой без замаха, от груди – проведя так называемый уракен, но Денис уже успел прийти в себя и полулежа на земле мощно подбил красного под оба колена круговым ударом, так что ноги краснопоясника взлетели чуть ли не выше головы. Арсан выполнил страховку практически безупречно, самортизировав удар о землю руками, но несмотря на это все же чувствительно приложился копчиком. Высокая остаточная скорость, на которой произошел контакт его задницы с землей, заставила краснопоясника болезненно сморщился. На этом прелюдия, так сказать, закончилась.

Противники вскочили на ноги, Арсан больше не улыбался – зато на губах Дениса заиграла наглая ухмылка, которая наверняка должна была бесить краснопоясного.

– Иди сюда, мой сладкий сахар! – насмешливо произнес Денис, делая приглашающий жест рукой, – если конечно не боишься! – этого Арсан стерпеть не мог – чтобы его! – курсанта с красным поясом! – и кто? – какая-то белопоясная вошь! – кровь ударила ему в голову и он прыгнул!

А вот теперь уже Денис ожидал этого, уклонился, сделал быстрый подшаг и нанес мощнейший удар ближней ногой, как только красный приземлился. Теперь уже он бросился на добивание, и уже Арсан сумел уклонится от финального удара.

Такая катавасия, со взаимными шансами, но в совершенно равной борьбе, продолжалась несколько минут, пока ш’Тартак не приказал Арсану: – Кадат!

Соперники в этот момент смотрели друг другу в глаза, и тут Денис не то чтобы испугался – нет-нет, теперь его непросто было напугать, но ледяные мурашки по спине проскочили. Как только прозвучала команда Мастера войны, глаза краснопоясного из привычных – волчье-кошачьих, превратились в какие-то непонятные, неживые что ли, и очень страшные. В них не осталось ничего человеческого – ведь выражение глаз волка или уличного кота, оно такое же как у людей. В глазах волков, людей и котов всегда отражаются какие-то эмоции: начиная от ледяного спокойствия и заканчивая неукротимой яростью. А тут были глаза какого-то биоробота, киборга, зомби – черные провалы, без малейших эмоций – б-р-р-р-р!

«Терминатор! – подумал Денис, – точно Терминатор, блин!»

Время как будто остановилось, краснопоясной сделал какое-то неуловимое движение, мгновенно оказался на ударной дистанции и Денис понял, что все – каюк! Сейчас его убьют: он не успевал ничего сделать, а каменный кулак Арсана уже был в считанных миллиметрах от его виска! И тут раздался голос ш’Тартака: – Стоп!

Краснопоясной улыбнулся, подмигнул и хлопнул Дениса по плечу:

– Молодец, без кадата дрались на равных! – Денис удивлено уставился на красного – положительно мир сошел с ума! Впервые с ним кто-то из курсантов заговорил. Нет, раньше один тоже говорил… но лучше бы он молчал – для него лучше. А вот так – без подколок и издевок, первый раз. В ответ, Денис тоже улыбнулся.

– Спасибо, свободен, – поблагодарил красного ш’Тартак и Арсан направился к своим.

– Убедился? – с усмешкой поинтересовался Мастер.

– Да! А что это было!?

– Я уже говорил – кадат…

– Нет… я понимаю, что кадат, но что это такое, этот «кадат»?..

… повторяю для идиотов – радиостанция не на лампах и не на полупроводниках – радиостанция на бронепоезде!..

Ш’Тартак задумался:

– Я не могу объяснить… это надо чувствовать… Ну вроде того, что ты разрешаешь телу действовать самостоятельно, а сам будто смотришь со стороны… но это не все, далеко не все… – Короче, – рассердился он на себя, что не может подобрать слов и на Дениса, задающего такие вопросы, – это можно только почувствовать! Ясно!?

– Ясно… – печально отозвался Денис, – а меня можно научить?! – с робкой надеждой поинтересовался он.

– Нет! – твердо ответил Мастер войны.

– Секрет значит… – вздохнул Денис.

– При чем тут секрет? – удивился ш’Тартак. – Для этого надо каждый день, в течении восьми лет, медитировать по два рата, – Денис уже знал местное исчисление времени, очень логичное с его точки зрения – сутки делились на двадцать ратов, а один рат на сто аратов, – и то не все сдают на красный пояс.

– А укорить нельзя?

– А женщина может выносить ребенка за декаду?