— Надеюсь, он хоть грамотный, этот чертов некромант, — проворчал командор, вытаскивая «тельник».

— А что бывают неграмотные маги? — удивился Денис.

— Да нет… — это я так… от волнения — больно уж операция неподготовленная — вот и нервничаю… — это заявление любимого руководителя до того потрясло Дениса, что он не нашелся, что ответить и продолжил молча наблюдать за действиями главкома.

— Печатай обложку и первые несколько листов, какой-нибудь книги из сундука, — приказал верховный главнокомандующий боди — компу.

— Какой именно? — уточнил «тельник».

— На твой выбор.

— Самую тонкую, — проявил самостоятельность представитель сгинувшей цивилизации, но тут же попытался переложить бремя выбора на Шэфа: — а сколько листов печатать?

— Тебе переводить, — не дал сбить себя с толку главком, — решай сам…

— Двадцать хватит, — принял окончательное решение «тельник».

— Пардон, не понял… — влез в разговор Денис

— Чего именно?

— Как двадцать напечатанных листов помогут ему, — Денис кивнул на «тельник», — с переводом?

— Дык, елы — палы, Дэн, чего здесь непонятного — нам переведут эти двадцать листов и «тельник» получит билингву… Надеюсь, что такое билингва, тебе объяснять не надо? — съехидничал главком.

— Не надо, — идентичный текст на двух языках.

— Маладэц!

— Шэф, — не дал сбить себя с толку Денис, — Не надо мне втирать про билингву — с билингвой любой дурак переведет. Вопрос в том, откуда она возьмется. У тебя что — переводчик есть? Кто переводить-то будет? — консул? Так это вряд ли… да и вообще — мы же его собираемся…

— Дэн, там посмотрим… — уклонился от прямого ответа верховный главнокомандующий. — Не торопись… будет день — будет пища… Сколько грамотных некромантов надыбаем, столько переводчиков и задействуем.

На этом главком счел объяснения исчерпывающими и затем молча, в течении нескольких минут, Шэф, Денис и «тельник» имитировали работу принтера: главком укладывал боди — комп на очередной лист бумаги, через мгновение на листе появлялось изображение очередной страницы колдовской книги, затем главком переворачивал бумагу чистой стороной вверх, а «тельник» печатал следующую страницу. На долю Дениса осталась укладка отпечатанных листов в аккуратную стопку. Но и во время этого увлекательного занятия, он от главкома не отставал:

— Шэф, а к чему такой ажиотаж с переводом? На Тетрархе переведут, если чё.

— К чему говоришь… Тебе не кажется, что играя в карты, хорошо бы знать, что у тебя на руках? А то представь: играешь в дурака и не знаешь ни мастей, ни названия карт, ни старшинства, и что в результате? — задал командор риторический вопрос, и сам же на него ответил: — А в результате, ты всегда остаешься в дураках… — Он немного помолчал и продолжил: — Но, это так сказать — теория, а на практике, мы же не собираемся оставлять эти книги себе, мы же не маги, мы их будем продавать и поэтому желательно знать их истинную цену. Может это единственный экземпляр «Истинных Книг Тьмы» и цена их зависит только от платежеспособности покупателя, а может это просто сборник воспоминаний знаменитых некромантов и цена ему, как полному собранию сочинений Владимира Ильича Ленина.

— И какая цена этого собрания сочинений? — полюбопытствовал Денис.

— Даром не надо, — лаконично объяснил Шэф.

— Понятно…

Слаженная команда, состоящая из Шэфа, Дениса и «тельника» уже заканчивала печать, когда в дверь каюты постучали и раздался голос боцмана:

— Господин! Все готово.

— Это хорошо! — отозвался Шэф, — подожди секунду. — Он приладил «тельник» на место штатного базирования, застегнул рубаху и крикнул: — Заходи!

После того как дверь открылась, выяснилось, что нужно было говорить не «Заходи», а «Заходите», потому что на пороге стояло три человека: Хатлер, Брамс и незнакомый компаньонам щуплый матросик.

Никто из них в капитанской каюте никогда не был, и поэтому посетители стали с естественным интересом озираться, разглядывая шикарный интерьер, но, разумеется, долго тешить свое любопытство главком им не позволил:

— Идите к столу и показывайте, где логово консула и где этот чертов трактир «У трех повешенных».

Боцман легонько подтолкнул щуплого в спину:

— Господин, это Пепе — он знает, где консульство — проследил.

— Молодец, — обратился командор к щуплому, — показывай.

Тот некоторое время внимательно разглядывал макет Бакара, пока не нашел «печку» от которой можно было начинать танцевать:

— Ага… ага… вот они, — удовлетворенно сказал он, ткнув в карту пальцем, — овечьи ворота…

— Овечьи? — удивился Денис.

— Так точно, Господин! Через них скот на скотовозы гонят… — он было вознамерился продолжить рассказ об особенностях мясомолочного экспорта Бакара, но был остановлен верховным главнокомандующим.

— Не отвлекайся, — попросил Шэф.

Пепе принялся водить пальцем по карте, время от времени задерживаясь в каких-то, одному ему ведомых местах. Остановившись, он приближал изображение, некоторое время разглядывал подробности, затем удовлетворенно хмыкал и продолжал «путешествие». Наконец палец его замер.

— Вот! — торжественно провозгласил он, удерживая палец на макете.

— Что конкретно? — осведомился Шэф.

— Дом консула.

— Замечательно… — с этими словами, верховный главнокомандующий приблизил изображение и некоторое время разглядывал шикарный трехэтажный особняк, с немаленьким садом, окруженный высоким каменным забором.

— И забор такой? — поинтересовался он у Пепе.

— Точь — в-точь!

— Ладушки… Значитца улица Каменный Мост, дом номер семь.

— Так точно, Господин! — улица Каменный Мост, дом номер семь. Хотя никакого моста там нет — я проверил.

— С одной стороны дом хорошо расположен, — продолжил размышлять вслух верховный главнокомандующий, — недалеко от района дворцов… а с другой плохо — район центральный, освещение должно быть хорошее…

— Так точно, Господин! — много фонарей. Густо стоят… хотя может не все горят… — высказал предположение щуплый, чтобы сделать приятное начальству.

Главком в ответ только махнул рукой, как бы говоря: «Черт с ним, с освещением — пусть это будет последним нашим горем!»

— Что со шлюпкой?

— Здесь будет стоять на якоре! — и Брамс показал пальцем на то место в море, где улица Каменный Мост, много раз сменив название, после очередного перекрестка, упиралась в побережье.

— Тут промахнуться нельзя… — задумчиво протянул командор, — … послушай-ка Хатлер…

— Готов служить, Господин! — Боцман вытянулся по стойке смирно.

— Смотри, — верховный главнокомандующий, ткнул пальцем в то место на карте, где должна была стоять лодка. — Представляешь, где это?

— Так точно, Господин!

— Дело вот в чем… Брамс кому ты поручил подогнать лодку?

— Штыру, Господин! — услышав имя, Хатлер утвердительно покивал, соглашаясь с выбором «композитора».

— Надежный человек, Господин, — подтвердил он свое мнение акустически.

— Ни капельки не сомневаюсь в тебе и в твоем выборе, Брамс, — поднял обе руки Шэф, — но… дело критически важное, поэтому, Хатлер, проследи, чтобы лодка была… И без обид, — прибавил он, глядя на расстроившегося Брамса. — Если что-то пойдет не так, пострадают все. Поэтому, — обратился он к боцману, проверь, если что… — найди другую, но чтобы к ночи лодка стояла в этом месте, — он ткнул в карту. — В лодке должны быть: фонарь, деревянная, или каменная доска, — главком показал руками размер, — и мелки, чтобы рисовать на доске. Сигнал с берега — три круга фонарем. После этого лодка зажигает свой фонарь и причаливает. Все ясно? — обратился командор к боцману.

— Так точно, Господин!

— Иди работай.

Со словами:

— Слушаюсь господин! — Хатлер вместе со щуплым направились к выходу из каюты. Когда они уже стояли на пороге, Шэф кое-что припомнил:

— Э — э-э… как тебя… Пепе… — матросик живо обернулся. — Держи! — и мудрый руководитель кинул ему серебряную монету, которая была ловко поймана. Подождав пару секунд и убедившись, что продолжения «золотого дождя» не будет, щуплый вслед за боцманом покинул пределы каюты.

— Так, а мы продолжим наши игры, — повернулся верховный главнокомандующий к Брамсу, — показывай, где этот чертов трактир.

«Композитор», как и его щуплый предшественник, долго водил пальцем по макету, сопел, пришептывал, но в конце концов просиял:

— Вот, Господин!

— Вот и ладненько… — констатировал главком, приблизив изображение. — Площадь широкая… — незаметно не подберешься и не уберешься… — с удовольствием отметил он, — а вот эта улица, — он приблизил изображение, — Гнилая… — интересная здесь топонимика, отметил командор, — а уж топология будто для нас и создана… Ладно, — повернулся он к Брамсу, — тащи сюда плащ Свидетеля, а потом возвращайся в карету и жди. Мы скоро.

* * *

Следуя мудрым указаниям верховного главнокомандующего, Брамс остановил их экипаж сразу же, как узрел вдалеке знаменитый, в определенных кругах, трактир «У трех повешенных». Остановка произошла на углу улиц Гнилая и Старая Канава, за два квартала до Зеленой площади, на которой и располагался приснопамятный трактир. Чем было обусловлено такое, близкое сердцу каждого гринписовца, название, неизвестно, ведь в радиусе километра от трактира ни одного зеленого насаждения не наблюдалось.

Выезд, приобретенный «композитором», Шэфу понравился, а Денису, не сильно разбиравшемуся в особенностях всякого рода карет, фаэтонов и прочих ландо, было и вовсе параллельно: верховного главнокомандующего устраивает — замечательно! — значит и ему подходит. На карету, «этот достойный представитель славной семьи гужевого транспорта» не очень походил, а скорее смахивал на рессорную бричку — по крайней мере, Денис именно таким представлял себе транспортное средство Чичикова. Экипаж представлял собой кожаную будку, отделявшуюся от возницы кожаными же занавесками с маленькими окошечками. В роли дверей выступали все те же кожаные занавески, но уже расположенные по бокам. Кучер размещался на открытых козлах и был подвержен всем превратностям непогоды, но раз Брамс выбрал такой вариант — значит его все устраивало… да, по правде говоря, самое страшное, что ему грозило в тропическом климате Бакара, это был теплый ливень, который по степени воздействия на организм, никакого сравнения с русскими метелями не выдерживал. Диван, в отличие от кареты был только один. На этом описание транспортного средства компаньонов можно завершить, осталось только добавить, что бричка приводилась в движение двумя лошадиными силами, и вид имела пристойный: не вызывающе роскошный, и не затрапезный — что-то наподобие «Ford Focus», или «Skoda Octavia».

Исходя из вышесказанного, совершенно очевидно, что появление такого экипажа в любом «приличном» районе Бакара никакого ажиотажа не вызвало бы, — другое дело Страх.

— Сейчас здесь появятся любознательные аборигены, чего-нибудь спереть, открутить… — так ты особо не лютуй… попугай маленько. А я пошел работать. — Денис понял, что сейчас любимый руководитель прыгнет и поспешил обратиться с вопросом, справедливо полагая, что инструктаж был далеко не полным:

— Шэф… Шэф, я не понял, а что мне делать, когда я разберусь с местными?

— Ничего.

— А если?..

— Не дождешься, — ухмыльнулся главком. — Жди! — с этими словами человек в сером плаще Свидетеля, надежно скрывавшем как фигуру, так и лицо, исчез из салона «кибитки»…

Личность с более мистическим складом ума, чем Денис, вне всякого сомнения пришла бы к выводу, что верховный главнокомандующий определенно является ясновидящим! А иначе, чем можно было объяснить, что его прогноз о появлении аборигенов с очумелыми ручками сбудется с такой пугающей точностью буквально через несколько минут!?

Первым, как полагается, появился разведчик. В этой роли выступил невысокий, щуплый мальчуган, лет двенадцати на вид, грязный, плохо одетый, с вытянутым лицом, делающим его похожим на крысу — для полного сходства не хватало только усов и хвоста.

Лазутчик сделал несколько широких кругов, не приближаясь к бричке, а затем его траектория приобрела вид сужающейся спирали, как у атакующих акул, или самонаводящихся торпед. Оказавшись, в конце концов, позади экипажа, он вытащил короткий, но бритвенно — острый нож и попытался проделать им отверстие в задней стенке кареты, чтобы полюбопытствовать насчет чего спереть. Этот процесс был прерван Брамсом, неслышно подобравшимся к диверсанту, потерявшему необходимую бдительность, жизненно необходимую при его роде занятий. Щелкнул кнут и провалившийся разведчик, тихонько взвизгнув от обжигающего удара, покинул место преступления и скрылся в ближайшей подворотне.

Скорость, с которой он это проделал, заставила бы завистливо потупиться лучших спринтеров Земли. И здесь возникает закономерный вопрос — то ли мальчик был так хорош, то ли тренировочный процесс на Земле не так эффективен, как об этом принято полагать? Как бы то ни было, но стремительное отступление юного шпиона послужило детонатором для последующей цепи событий, разыгравшихся непосредственно вокруг кареты компаньонов.

Прошло не более полуминуты с того момента, как обезвреженный террорист скрылся в известном направлении, как из этого самого места, а именно из подворотни, явили себя миру силы возмездия в количестве десяти единиц. Десять аборигенов, обуреваемых жаждой справедливости и наживы, построившись «свиньей», выдвинулись на улицу. Скорость, с которой был сформирован отряд народных мстителей, навевала на мысль о хорошей выучке личного состава и заранее подготовленных планах местного генштаба, предвидевшего именно такое развитие событий.

Головой «свиньи» и скорее всего руководителем отряда являлся мужичок лет сорока, небольшой рост которого компенсировался чрезвычайной шириной плеч, а также гигантским объемом груди и живота.

«Никак гном… твою мать!» — удивленно подумал Денис.

Еще одной особенностью «предводителя дворянства» являлась буйная растительность, начинавшаяся на макушке, а затем плавно спускавшаяся вниз и уходившая куда-то под ворот широкой рубахи неопределенного цвета, украшенной какими-то подозрительными пятнами. Из-за густых, черных с проседью, усов и бороды, мелкие черты лица атамана были неопределенными, зато на лице выделялись три доминанты: нос и горящие бешенством голубые глаза. В руках командир держал здоровенную палку, чуть — чуть не дотягивающую до статуса бревна и вид имел самый что ни на есть свирепый. Короче говоря, такой тип запросто мог бы переодеть толпу спартаковских фанатов в голубые зенитовские шарфики, ну — у… или в цээсковские.

Во втором ряду, сразу же за вожаком, следовала, судя по всему, «гвардия»: два крепко сбитых мо лодца неопределенного, но не старого возраста, уже не таких волосатых и бочкообразных, как лидер, но вполне себе мускулистых и, судя по решительным выражениям лиц — боеспособных. Вооружена была «гвардия» дубинками, сильно смахивающими на бейсбольные биты.

В третьем ряду «свиньи» была собрана, скажем так — регулярная армия, собранная по призыву и состоящая из трех человек — ничем не примечательных, самого обычного вида и телосложения. На их лицах было написано угрюмое спокойствие второго эшелона, уверенного в том, что войну выиграют и без них. Вооружены они были достаточно внушительно, хотя и разнородно: у первого был обычный плотницкий топор, еще у одного — вилы, а у последнего — коса.

«Ему бы длинный плащ с капюшоном, как у Свидетеля — была бы вылитая Смерть!» — отметил Денис.

Четвертый, и последний ряд «свиньи» представлял собой ярко выраженное «народное ополчение», состоящее из четырех человек. О боевом потенциале ополчения судить было трудно, исходя из качества контингента, но определенный боевой дух в его рядах явно присутствовал и носителем его, во многом, являлся раненный… ну, в смысле — стегнутый кнутом «лазутчик», пострадавший за правое дело и горящий благородной жаждой мести. И его можно было понять: «ничего не сделал — только зашел!», а они стегать!

Всю эту картину, на описание которой ушло столько времени, Денис оценил за один краткий миг, окинув ее беглым взглядом, тоже самое проделал и Брамс и картина эта ему явно не понравилась. С криками: «Господин… Господин…», он заглянул в салон кибитки и обомлел — там никого не было! Решив, что его бросили на произвол судьбы, он совсем было приготовился спасаться бегством, как был остановлен шумом раздавшимся у него за спиной.

Его глазам предстала удивительная картина: первая метаморфоза, поразившая Брамса, произошла с носом предводителя колонны — внезапно он смялся, и как бы это поточнее выразиться… да, так будет правильно — расплющился! Нос, до этого гордо выпиравший из лица, внезапно расплющился и как бы приник к этому самому лицу. Вполне естественно, что из этого многострадального носа тут же хлынула кровь, а его владелец выронил свою бревнообразную палку и простер свои длани к лицу — это если выражаться высоким штилем, а по — простому — попытался схватиться за разбитый нос. Но и в этом начинании «гном» не преуспел — с такой же, если не с большой силой, чем по носу, последовал удар ему в промежность. Последствия такого деяния хорошо известны всем лицам мужского пола, игравшим в футбол или участвовавшим в боях без правил на улицах больших и малых городов, поселков городского типа и сельских поселений нашей необъятной Родины. Известны ли эти ощущения гражданам развитых демократий, неизвестно, но думается, что — да.

Выведя из строя фюрера, неведомая сила взялась за остальных членов «свиньи». Никто не ушел обиженным — получили все! Правда, как уже отмечалось, справедливости на этом свете не было, нет и не будет — получили-то все, но по разному: некоторые полноценную порцию, состоящую из удара в нос и в пах, а некоторые — раньше других пришедшие к мысли о спасительном бегстве, только что-то одно, а ловкий пострел «лазутчик» так и вообще был награжден только дружеским пенделем, так как он уже был пострадавшим от советской власти. Последним поле боя, как капитан гибнущего корабля, покинул «предводитель дворянства», и хотя отступал он как-то боком, по — крабьи, но делал это с достоинством, говорящем о силе духа и твердом характере, вызывающем уважение даже у врага. Победа была полной и окончательной, как и в предыдущем случае на Чудском озере. И в Ледовом побоище и в нашей битве, строй «свинья» принес организаторам одни огорчения.

* * *

Шэф материализовался в пятистах метрах от точки старта, находящейся на диване принадлежащего компаньонам экипажа, прямо у входа в трактир «У трех повешенных». Никто из немногочисленных прохожих внимания на появление Свидетеля из ниоткуда не обратил и он, не привлекая ненужного внимания, открыл тугую дверь. По всем законам жанра, криминальный кабак должен быть плохо освещенным — ведь в полутьме легче творить темные делишки, грязным — ведь в нем обделываются грязные делишки, а обслуживающий персонал должен вызывать, как минимум страх, а желательно еще и отвращение: трактирщик должен быть из бывших пиратов и по его одноглазой роже должно быть видно, что для него человека зарезать, как чихнуть; вышибалы должны быть неотличимы от неандертальцев как внешне, так и по сути, а официантки проворством и внешним видом должны напоминать макак.

Действительность оказалась далека от этого стереотипа. Ресторанный зал… да — да — да! — именно ресторанный, потому что назвать это помещение трактиром язык не поворачивался, оказался просторным, чистым и светлым — освещенным ярким светом многочисленных магических фонарей, весьма, кстати, недешевых. Вышибала… хотя какой там вышибала… — швейцар! — вылитый швейцар, напоминал внешним видом пиратского адмирала, а манерами лорда из палаты пэров… или пэра из палаты лордов — черт их там разберет, этих англичан, но напоминал! Размерами и обликом он сильно смахивал на Филиппа Киркорова в концерном костюме и у Шэфа в голове даже промелькнуло: «Е — е-е — дин — ственная м — а-а — а-а — я-а!..». «Филипп» услужливо, но в тоже время с чувством собственного достоинства, придержал тугую дверь, позволив тем самым главкому проникнут внутрь.

Едва командор уселся за свободный столик — а народу в зале, рассчитанном человек на сто — минимум, набралось не более двух десятков, как к нему подлетела молоденькая, симпатичная официантка и с приветливой улыбкой осведомилось, что господину будет угодно заказать. Единственное, что отличало ее от товарок по ремеслу, работающих в гораздо более фешенебельных ресторанах, расположенных в «чистых» районах Бакара было то, что она ничем: ни дрогнувшим мускулом на лице, ни глазами, распахнувшимися шире обычного, короче говоря — ничем, не дала понять насколько удивлена появлением в зале такого, мягко говоря, странного посетителя.

Ее изумление, выраженное каким-либо способом, было бы вполне объяснимо — ведь Свидетели никогда не вступали в контакт в с внешним миром, но школа, есть школа! — и внутреннее удивление внешне никак не проявилось. Тоже самое можно сказать и о посетителях — если с появлением Шэфа ровный гул голосов на секунду стих, то через пару мгновений жизнь вошла в свою обычную колею, где проявлять излишний интерес к соседу было чревато… Среди постоянного контингента заведений, подобных трактиру «У трех повешенных», нет людей страдающих досужим любопытством — жизнь быстро отучает их совать нос в чужие дела, а тот кто не отучается, рано или поздно, заканчивает свою жизнь под заброшенным причалом, или в сточной канаве, или еще в каком-нибудь не сильно приятном месте.

— Милочка… мне нужно поговорить с хозяином, — глухо прозвучало в ответ из-под низко опущенного капюшона, скрывавшего черную голову черного демона, затянутого в черную, неактивированную шкиру.

— Одну секунду пир! — снова улыбнулась официантка и что самое удивительное — улыбка была искренней! Ну — у… для особо недоверчивых (к которым, кстати, относился и Шэф) скажем так: улыбка была с трудно различимой фальшью. Улыбнувшись, официантка быстро двинулась в направлении стойки, откуда на них, время от времени поглядывал, бросая косые взгляды, высокий брюнет в ослепительно белой рубахе.

«Интересно, — подумал главком, — а что «переводчик» имел в виду под секундой? Какое слово она назвала? Насколько я помню, здешние сутки составляют около двадцати шести земных часов. Местные делят их на четыре тетра, а каждый тетр на четыре эстетра… — Шэф призадумался. — Итого… если я не ошибаюсь, а я вроде не ошибаюсь… — в эстетре примерно девяносто семь минут… А как они их делят дальше? — а черт его знает… Надо будет при случае разузнать…»

Между тем официантка о чем-то быстро переговорила с брюнетом за стойкой. Он на секунду скрылся в комнате, находящейся за баром, а вышел оттуда уже не один, а с молодым парнем, который и занял его место за прилавком. Сам же белорубашечник неторопливо направился к столику с сидящим за ним верховным главнокомандующим.

— Гастон Атинье, — представился брюнет и выжидательно уставился на Шэфа.

… откуда здесь французы?.. а ведь и правда похож…

— Свидетель… просто Свидетель, — отрекомендовался главком и не давая собеседнику, удивленно поднявшему бровь, перехватить инициативу в разговоре, продолжил: — У меня к вам вот какое дело… мне нужно встретиться с некромантом. Срочно.

В первое мгновение трактирщик не поверил своим ушам — он решил, что ослышался, но когда понял, что органы слуха его не обманывают и что он услышал то, что услышал, лицо его, до этого безмятежное, исказила гневная гримаса. Он медленно поднялся и не сказал, а скорее прошипел:

— А ну пошел отсюда вон, выродок!

И трактирщика можно было понять. Если свести предложение главкома к современным российским реалиям, то это выглядело так, будто к владельцу какого-нибудь ночного клуба подвалил незнакомец, при этом тщательно скрывающий свое лицо, и попросил продать ему кило героина. И если даже у этого клубовладельца рыльце было в пушку и в заначке у него имелось пятьдесят килограммов чистейшего порошка, то не то что мысль о продаже не пришла бы ему в голову — намек на эту мысль, да что там намек — тень намека… — уж больно ситуация смахивала на провокацию со стороны госнаркоконтроля. Первое, что пришло бы в голову владельца клуба (и порошка), что или чел новую звездочку выхаживает у начальства, или взятку крупную хочет получить за отказ от возбуждения дела.

Негромкий гул, стоящий в зале, немедленно смолк и в нем установилась тяжелая, гнетущая тишина. Вспыхнувшие мелиферы однозначно свидетельствовали, что на главкома нацелено четыре арбалета, и это не считая ножей и кинжалов, готовых в любую секунду вынырнуть на свет из мест, скажем так — скрытого ношения. Не меняя позы и не поднимая головы, надежно укрытой капюшоном, Шэф бесцветным, глуховатым голосом произнес:

— Выслушай до конца, а потом уже будешь решать, выгнать меня, или здесь порезать на кусочки. Ты ничем не рискуешь, — командор едва заметно качнул капюшоном в сторону зала, где сидели сподвижники трактирщика, — без твоего разрешения я отсюда не уйду.

Верховный главнокомандующий, разумеется, лукавил — он ушел бы из трактира без разрешения Гастона, даже в том случае, если бы обеденный зал был забит под завязку, а главком был бы без шкиры, но так как трактирщик знать всего этого не мог, то слова Странника он принял за чистую монету (как это сделал бы любой другой на его месте), поэтому успокоился и чуть погодя все же отошел от пережитого шока, вызванного, мягко говоря — неординарным предложением Шэфа. Немного поколебавшись, бармен снова уселся за стол и настороженно уставился на командора.

Не теряя времени, мудрый руководитель вытащил на свет титульный лист колдовской книги, напечатанной «тельником» и положил на стол перед белорубашечником.

— Что это? — с подозрением спросил Гастон, даже не пытаясь взять лист в руки — было в вязи символов и иероглифов, покрывавших его, что-то неприятное, тревожное что-то… — будто вышел к ровной площадке, где-нибудь в южных горах, а заходить на нее не хочется — ноги не идут, и только потом знающие люди расскажут, что кобры любят устраивать гнезда в таких местах…

— Это не важно. — Шэф сделал паузу, ожидая возражений, но их не последовало и он продолжил: — Важно другое. У любого некроманта… — он снова сделал паузу, подчеркивая значимость своих слов, но трактирщик, заворожено уставившийся на магическую бумагу, и не думал его перебивать. — У любого некроманта, — повторил главком, — увидевшего эту бумагу, возникнет страстное, ничем не оборимое желание познакомиться с ее владельцем. А если он узнает, что кто-то мог устроить эту встречу, но не устроил… а он обязательно узнает, — вновь последовал едва заметный кивок капюшона в сторону зала, — то он будет весьма огорчен… и затаит на этого человека обиду… сильную обиду. — Намек был прозрачен, как кристалл горного хрусталя и никакого альтернативного выхода Гастону не оставлял:

— Жди здесь, — неприязненно буркнул он, вставая и забирая опасную бумагу, — но учти… — Сделав паузу, трактирщик замолчал и досказывать угрозу до конца не стал, потому что был человеком опытным и как опытный человек явственно ощутил, что Свидетель его уже не слушает и поэтому пугать его — только время терять, ну а Шэфу, в свою очередь, оставалось только одно — ждать.

Следует отметить, что когда чего-то ждешь, время течет по разному, в зависимости от того, чего ты ждешь: если прихода любимой девушки, то оно тянется, как разбитые дровни по заброшенной лесной дороге, и два часа тебе кажутся сутками, а вот если ты ждешь плановой госпитализации, чтобы лечь под нож хирурга, то время летит, как болид «Формулы-1», и месяц пролетает, как неделя.

Но в любом случае, ожидание является томительным, независимо от того летит время, или же ползет. Очень правильный термин — «томительное ожидание». Он полностью отражает суть этого процесса. И во время этого, томительного ожидания, твой мозг вместо того, чтобы заниматься какой-либо полезной деятельностью типа: разрабатывать Единственно Верный План Спасения РОССИИ от жидов, коммунистов, олигархов, едросов, пидорасов и др. (нужное подчеркнуть), или обдумывать стратегию подката к той стройной шатеночке с параллельного курса, или оптимизировать запрос к базе данных, выполняющийся семнадцать часов, занят тем, что бесконечно пережевывает одну и ту же жвачку, состоящую из прокручивания повторяющихся сюжетов, причем пользы от этих прокруток нет ни уму, ни сердцу. Твое тело напряжено, тебя бросает то в жар, то в холод — короче говоря, неправильное ожидание изматывает гораздо сильнее, чем предстоящая схватка, как обычная, так и любовная, ну — у… или что там тебе еще предстоит. И наоборот, правильное ожидание — это настоящее искусство.

Так вот — Шэф ждать умел. Он был чемпионом мира по этому делу… или, по крайней мере, входил в тройку призеров. Он уселся поудобнее, расслабил мышцы и сделал то, что в некоторых эзотерических практиках называется «Остановка Мира» — прекратил внутренний диалог. Он оставил бодрствовать только что-то вроде сторожевых щупалец, чтобы обезопасить себя от неприятных сюрпризов, а сам исчез из этого пространственно — временного континуума.

Гастон вернулся спустя, примерно, час. Он выглянул из комнаты за баром, оглядел обеденный зал, Шэфа, дремлющего за обеденным столиком, вздохнул — чем-то вся эта история ему не нравилась, хотя ясно объяснить причину он не смог бы даже самому себе, резко выдохнул, чтобы придать себе уверенности, которой не ощущал и направился к Свидетелю.

— Следуй за мной! — приказал он излишне резко и внутренне поморщился. Трактирщик был тертым калачом, самообманом не занимался и отдавал себе отчет, что эта резкость вызвана как раз неуверенностью в себе, которую он давно уже не ощущал — даже забыл, когда чувствовал в последний раз. Гастон поначалу хотел пригрозить этому мутному Свидетелю, ожидающими его карами, если… но вовремя остановился, понимая, что эти угрозы опять будут данью внутренней неуверенности.

Из комнаты за баром начинался длинный коридор с множеством дверей, одну из которых трактирщик и открыл, пропуская Шэфа вперед — как даму, ухмыльнулся про себя главком. Перед командором открылось, не очень большое — метров двадцать, практически пустое, квадратное помещение. Обстановка в комнате была самая, что ни на есть спартанская: стол и два стула, стоящие в центре пустого квадрата. На одном из них, лицом к двери, сидел человек самой заурядной наружности: лет сорока, скромно одетый, с ничем не примечательным лицом.

«Ему бы в наружке работать… — снова ухмыльнулся под капюшоном командор, — цены бы не было. Только отвернулся — сразу забыл, как выглядит!»

Незнакомец сделал приглашающий жест и верховный главнокомандующий уселся на второй стул. Шэф сразу отметил, что его предположение о возможности работы нового знакомца в группе наружного наблюдения было ошибочным — не смог бы там работать его визави — глаза подвели. Очень уж приметные глаза были у человека, сидящего напротив. Серая радужка была заключена в кольцо Тьмы! — это если выражаться высокопарным слогом, а если по — простому, то вокруг серой радужной оболочки глаз колдуна располагалось тонкое черное кольцо и это приводило к тому, что забыть такой взгляд было, мягко говоря, трудновато. Некоторое время за столом царило молчание — никто не хотел первым начинать разговор — это как в трековых гонках, когда соперники могут неподвижно стоять рядом друг с другом на своих велосипедах черт знает сколько времени, потому что тот, кто первым стартует, обычно проигрывает. Стартовый раунд выиграл Шэф, потому что первым заговорил некромант. Он коротко приказал:

— Сними капюшон!

Верховный главнокомандующий спорить не стал и медленно, как опытная стриптизерша, сделал то, чего от него потребовали. Реакция «черноглазого» явилась полной неожиданностью для трактирщика, оставшегося стоять за спиной Шэфа, после того, как они вошли в комнату. Гастон привык к полной невозмутимости некроманта вне зависимости от того что происходило вокруг, а тут колдун как-то сипло крякнул и начал краснеть. Трактирщику из-за спины главкома было не видно того, что увидел маг и что его так потрясло, а тот увидел… самого себя, глядящего на него с наглым прищуром. Но маг есть маг и он быстро сумел взять себя в руки:

— Метаморф? — отрывисто спросил он, уставившись на Шэфа колючим взглядом, но главком пришел к выводу, что пора брать инициативу в разговоре в свои руки. Он так же медленно, как снимал, натянул капюшон на место и, игнорируя вопрос «черноглазого», поинтересовался:

— Как к тебе обращаться?

Маг продолжил сверлить командора таким взглядом, от которого девять человек из десяти поседели бы на месте, но для верховного главнокомандующего это было, как с гуся вода — видал он взгляды и похуже, и ничего — жив пока. Не дождавшись ответа на свой, в известной степени, риторический вопрос, некромант решил, в свою очередь, проигнорировать любопытство главкома и продолжить дорос:

— Откуда у тебя эта бумага? — грозно вопросил он, но командор продолжил гнуть свою линию:

— Ну, не хочешь говорить — не говори. Буду называть тебя: некромант. — Разговор стал напоминать диалог двух глухих и на несколько секунд в комнате воцарилась тишина, которую нарушил Шэф:

— У меня есть конкретное предложение: я отдаю тебе первые двадцать страниц этой книги. За это ты читаешь мне их вслух и переводишь. Так же с тебя тридцать свечей призыва и заклинательный коврик.

— Что — о-о!?! — реакция некроманта была вполне ожидаема. Аналогичным образом отреагировал бы типовой браток из начала девяностых: здоровенный, коротко стриженный, распальцованный, увешанный золотом, как новогодняя елка и в малиновом пиджаке, если бы ему предложили потрепанные «Жигули» по цене «Ягуара»! — Ну-ка, в погреб его! Живо! — приказал он кому-то невидимому Шэфом, но прекрасно им ощущаемому. — Посмотрим, что ты там запоешь, когда я пущу на тебя быстрою проказу! Ме — та — морф! — будто выплюнул последнее слово «черноглазый».

Как только прозвучал недвусмысленный приказ некроманта, трактирщик набросился на Шэфа сзади, а в комнату хлынули бойцы, таившиеся, правда неизвестно от кого, в коридоре и за еще двумя потайными дверьми в самой комнате.

С такой группой захвата, да еще в помещении, в ограниченном пространстве, где нападавшие больше мешали, чем помогали друг другу, справился бы и Денис, если бы не одно «но» — присутствие некроманта. С бандитским спецназом Денис бы справился на раз, даже без шкиры, но со спецназом усиленном магом, пожалуй что нет… даже в шкире. Наличие мага намного усиливало боевые возможности атакующих, но так — с другой стороны, противостоял им, не только что получивший красный пояс неофит, а Мастер войны! Да еще какой Мастер!

Если бы Орден Пчелы воспользовался опытом почившего в бозе Советского Союза, то градацию «Мастер войны» можно было значительно уточнить — ведь мастер мастеру рознь! В СССР для оценки спортивных успехов на высшем уровне существовали следующие звания: кандидат в мастера спорта — КМС; мастер спорта — МС; мастер спорта международного класса — МСМК и наконец заслуженный мастер спорта — ЗМС. А в Ордене, фигурально выражаясь, и КМС и ЗМС, обзывались одинаково — Мастер войны. Так вот — если подходить к оценке боевых возможностей Шэфа объективно, то он был Заслуженным Мастером войны, если вообще не Заслуженным Мастером войны Международного Класса — правда такого звания в природе не существовало, но…

В сложившейся ситуации, главной задачей была нейтрализация колдуна, остальное было делом техники и Шэф, не откладывая это самое дело в долгий ящик, рьяно за него взялся. Как только прозвучал яростный приказ мага, сводившийся, если отбросить всю шелуху, к короткой команде: «Фас!», Гастон Атинье, находившийся ближе всех к главкому, сделал шаг вперед, чтобы захватить его в крепкий замок, однако его руки плеч командора не нашли. Верховный главнокомандующий резко наклонился, а потом так же резко встал. В процессе подъема, его голова вошла в соприкосновение с подбородком трактирщика, который, если использовать боксерскую терминологию, провалился и оказался над поднимающимся командором. Результатом контакта стал глубокий нокаут Гастона.

Колдун тоже времени даром не терял, и пока главком поднимался со стула, попутно перемножая на ноль, как боевую единицу, трактирщика, он успел сложить пальцы на обеих руках в какую-то заковыристую мудру и открыть рот, чтобы затеять нечестивые песнопения, но не успел. Командор взмыл над столом и нанес некроманту сильный удар ногой в лицо. Убивать мага в намеренья Шэфа не входило и поэтому его удар был сколь точен, столь и дозирован — он только сломал волшебнику его волшебный нос. Болевой шок, хлынувшие сопли, слезы и самое главное — кровь, вывели некроманта из строя минимум на минуту, а главкому нужно было гораздо меньше времени для нейтрализации группы захвата. Убивать их, по крайней мере — пока, главком не собирался, поэтому оружия не обнажал и действовал исключительно руками и ногами, но этого было вполне достаточно, чтобы все шесть агрессоров остались лежать на полу неряшливыми кучками.

Вся эта процедура, по принуждению к миру, заняла от силы секунд десять и у верховного главнокомандующего осталось еще, как минимум, пятьдесят секунд, чтобы «обиходить» колдуна. Шэфу очень нравилось словечко «обиходить» — когда-то давным — давно он то ли по радио, то ли в кино, то ли по ящику, который тогда уважительно именовался «телевизионным приемником», услышал выражение: «Марфа, обиходь порося!» и оно накрепко запало ему в душу. Главком с тех пор часто его использовал… правда мысленно. Процесс «обихаживания» заключался в том, что главком сначала накрепко связал беспомощному некроманту руки и ноги шнурами, извлеченными из-под балахона Свидетеля, затем привязал его к стулу, а потом, когда маг был крепко принайтован к сиденью и обездвижен, извлек из под балахона, где хранились отнюдь не только шнуры, некие приспособления, напоминавшие по виду серебряные перчатки.

Эти перчатки, с негнущимися пальцами, широко использовались в практике спецподразделений Тетрарха при борьбе с колдунами, шаманами и прочими одаренными людьми с Окраины. Они позволяли жестко зафиксировать пальцы пленного мага и надежно отделить их друг от друга. Делалось это для того, чтобы лишить задержанного возможности проводить всякие нехорошие плетения, направленные на причинение вреда, или даже уничтожение «хороших парней», пришедших к нему с миром с другого конца планеты, для того чтобы обучить началам демократии.

И вот эти самые, можно сказать — демократические перчатки, Шэф и использовал в своей благородной борьбе со зловредным некромантом, фактически являющимся, по цитадельской классификации, местным реакционным элементом, понятия не имеющим о демократических и общечеловеческих ценностях, не говоря уже о гуманизме и правах человека.

Окинув мельком поле боя: распростертые тела группы захвата и обвисшего на стуле колдуна, главком почувствовал определенное удовлетворение от дела своих рук. Такое же чувство испытывает любой профессионал, глядя на результаты своего труда. Программист, написавший компактный и быстрый код, летчик, посадивший многотонную машину ночью на «носовой платок», токарь, выточивший какую-нибудь сложную деталь, врач, вылечивший тяжелого больного — все они испытывают подобные эмоции. Иногда, под настроение, Шэф задумывался, а что испытывает депутат, глава районной администрации, прокурор, судья, или мент, ощущая во внутреннем кармане плотно набитый конверт с валютой? Или биржевой брокер, только что сделавший миллион из воздуха, или акционер ООО «Газпром» — командор не исключал, что и они испытывают аналогичные радостные переживания. Ну что ж, это в очередной раз доказывало, что одной и той же цели можно достичь совершенно разными путями.

Однако чувства — чувствами, а надо было работать дальше. Шэф ласково похлопал колдуна по щеке, но никаких последствий это действие не возымело. Ну что ж — нет, так нет, добрая воля была проявлена, а раз мягкие методы не подействовали, нужно было переходить к более радикальным пробуждающим средствам. Командор примерился и легонько щелкнул по кончику многострадального носа колдуна. В ответ раздался рев, в котором в равных долях были перемешаны боль и ярость. Верховный главнокомандующий был уверен, что подобный звук должен был призвать в «допросную» весь, до сих пор, не задействованный контингент посетителей трактира.

Приготовившись встретить новых гостей во всеоружии, он обнажил «черные когти», но, к его удивлению, на вопль некроманта никто так и не явился — или же комната обладала прекрасной звукоизоляцией, или в факте вопля посетители трактира не видели ничего особенного — так и должно было быть, если некромант и белорубашечник беседуют с мутным Свидетелем, а может была еще какая причина — теперь уже не узнаешь, но на крики никто не явился, чему главком был только рад. Командор подождал некоторое время, а затем еще раз внимательно оглядел пленного. Видок, конечно, был не ахти, но глаза мага горели, как два уголька — он явно был в сознании и, следовательно — можно было продолжать переговорный процесс.

— Предложение остается в силе, — дружелюбным голосом начал Шэф, — ты читаешь и переводишь двадцать страничек, с тебя тридцать свечей призыва и заклинательный коврик, а я отдаю тебе эти страницы.

Судя по последовавшей реакции, некромант к конструктивному диалогу готов еще не был:

— Я тебя проклин… — яростно заорал он, но договорить не сумел: один «черный коготь» оказался у него во рту, причем не повредив ни зубов ни гортани, а это было, со стороны главкома, проявлением большого, можно даже сказать — высокого искусство! Второй же оказался прямо напротив правого глаза, заставив колдуна крепко — накрепко зажмуриться и инстинктивно отклонить голову назад настолько, насколько позволяли веревки, удерживающие его на стуле, и гибкость шеи.

— Ты не понял, — все так же спокойно и доброжелательно продолжил командор, — мое предложение окончательное и обсуждению не подлежит. Если ты не выполнишь все мои требования, полностью и безусловно… я тебя убью. Медленно и больно. — Он сделал паузу и слегка, можно сказать — невесомо, дотронулся острием клинка до зажмуренного глаза, заставив мага зажмуриться еще сильнее, хотя мгновением ранее казалось, что это физически невозможно. Совершив этот акт вандализма, верховный главнокомандующий убрал «Черный коготь» от лица некроманта. — Открой глаза! — резко приказал Шэф. Дождавшись, когда приказ будет выполнен, он с удовлетворением убедился, что от ярости в глазах колдуна не осталось и следа — она сменилась даже не испугом, а самым настоящим ужасом. Убедившись, что клиент созрел, мудрый руководитель продолжил: — Если ты согласен на мои условия, мигни левым глазом три раза, если нет… — верховный главнокомандующий не договорил, потому что некромант интенсивно замигал. — Тебе надо знать еще кое-что… — продолжил главком, — я умею определять ложь. За первую попытку солгать я отрежу тебе палец, за вторую — выколю глаз, за третью… — некромант уловил усмешку из-под капюшона, — обычно третей не бывает, но все в мире бывает в первый раз, так вот: за третью попытку солгать — выколю второй глаз, а за четвертую — убью. Теперь ты знаешь все, что нужно знать. — С этими словами, Шэф вытащил кинжал изо рта мага.

— Итак, для начала, скажи-ка мне любезный вот что… Во время чтения книги ты сможешь прочесть какое-либо заклинание, которое навесит на меня проклятье, быструю порчу, болезнь, или что-нибудь иное, могущее нанести мне какой-нибудь вред, или даже убить? — Некромант помолчал некоторое время, потом нехотя признался:

— Нет.

— Почему?

— Потому что для активации заклинания нужны еще и руки…

— А зачем же ты начал меня проклинать, — удивился Шэф, — если это было бесполезно?

— Пугал, — все так же неохотно выдавил из себя колдун.

— Не врешь, — с удовлетворением отметил главком. — Ладно, поехали дальше. Читай. — И раздались мерзкие звуки темных заклинаний и зазвучал не менее мерзкий их перевод. Процедура шла по накатанной, и командор держал перед глазами некроманта уже шестой лист, когда плавное течение процесса было прервано Шэфом:

— Стоп. Врешь. — С этими словами он стащил серебряную перчатку с левой руки мага, в воздухе мелькнул «черный коготь», раздался звериный вой колдуна, и на пол шлепнулся отсеченный мизинец. — Не забудь, следующим будет глаз, — флегматично напомнил верховный главнокомандующий, извлекая из-под балахона зажигалку, чтобы прижечь рану — надо же было остановить кровотечение. Следствием этого действия стал новый вопль, после чего главком напялил серебряную перчатку на место. — Продолжай! — приказал верховный главнокомандующий и некроманту ничего не оставалось делать, как продолжать.

Его подвела природная недоверчивость — колдун привык не верить никому и ничему, чего не проверил лично. Вот и сейчас недоверчивость взяла верх над осторожностью — он убедил себя в том, что Свидетель обманывает его, утверждая что способен распознать ложь. Результатом неудачного эксперимента стала потеря мизинца. Тут можно сказать только одно — настоящее Знание стоит дорого… очень дорого, но зато теперь маг знал наверняка — без тени сомнения, что в результате следующей ошибки лишится глаза, и вследствие этого он сделался не просто честным, а прямо-таки — патологически честным. Рисковать глазом некромант не хотел.

— Так, с этим закончили, — удовлетворенно констатировал Шэф после того, как была прочитана и переведена последняя, двадцатая страница. — Кого пошлем за свечами и ковриком?

— Гастона… слуги поверят только ему. Но…

— Что еще за «но»?

— У меня нет тридцати свечей.

— А сколько есть?

— Пять…

— Это плохо. Но ты не врешь… Хорошо, сделаем так — трактирщик приносит пять свечей и коврик, а остальные свечи ты отдашь при следующей встрече, после чего я отдам тебе книгу. Согласен?

— А у меня есть выбор? — сварливо поинтересовался колдун.

— Нет.

— Так зачем ты спрашивал мое согласие?

— Согласно Гаагской конвенции о гуманном обращении с военнопленными.

— Чего — о-о?! — изумился некромант.

— Ладно, проехали. Почему ты уверен, что трактирщик вернется, даже если ему дадут свечи и коврик? Какой ему смысл рисковать собственной шкурой и возвращаться сюда, где я могу убить его в любой момент?

— Потому что без меня он проживет недолго. У него есть могущественные враги, которых сдерживаю только я.

… оптимист… в настоящем времени…

— Лады. Все равно альтернативы у нас нет. — С этими словами, Шэф попытался привести трактирщика в чувство, но успеха на этом поприще не добился — нокаут был глубоким. — Ничего не поделаешь, — резюмировал главком, — пробуждение томным не будет, — с этими словами он вытащил из-под балахона зажигалку…

Все то время, что некромант ставил перед ним задачу, Гастон Атинье с мученическим видом потирал виски, осторожно трогал прижженный подбородок и бросал удивленные взгляды на распростертых на полу соратников.

— А если твой долбанный ученик не даст свечи и коврик? — угрюмо спросил он после завершения инструктажа.

— Скажешь ему: черный кот умеет лаять!

«Не врет… — мельком подумал главком, — за глаз опасается. Зря.»

Трактирщик отсутствовал около часа. Все это время верховный главнокомандующий спокойно сидел на стуле, привычно выскользнув из этого мира. Что при этом чувствовал и о чем думал некромант — неизвестно, история об этом умалчивает.

— Вынимай по одной свече, — приказал командор Гастону, когда тот развязал мешок с подарками, а ты говори, повернулся он к колдуну: — Это настоящая свеча призыва, а не бесполезная подделка.

Когда все свечи были проверены и их подлинность была удостоверена, аналогичная процедура верификации была проделана с заклинательным ковриком.

— Ну что ж, благодарю за службу, — весело произнес Шэф, после чего выхватил «черные когти» и молниеносным движением отсек головы некроманту и трактирщику. Сделано это было так быстро, что ни тот, ни другой не успели ничего понять. Объективности ради заметим, что это не самая плохая смерть, бывает и похуже. Затем верховный главнокомандующий добил остальных бандитов, так и не пришедших в сознание и вышел в обеденный зал, где с его появлением установилась абсолютная тишина. Командор спокойно прошел через все немаленькое помещение к выходу — что характерно, никто не пытался его остановить, вышел наружу и прыгнул.

* * *

Отключив невидимость и вернув шкиру в нормальный режим, Денис попытался с комфортом развалиться на узком каретном диване, однако сделать это ему не удалось — то ли диван был предназначен для сна людей значительно меньших размеров, проще говоря — лилипутов, то ли фигура у Дениса не отвечала стандартам, использовавшимся производителями каретных диванов, то ли еще что, но привольно развалиться не получалось, пришлось просто сесть и уже в этом положении закрыть глаза. А что? — приказ руководства о восстановлении конституционного порядка с минимальными жертвами среди местного населения выполнен? — выполнен! Мы на войне? — на войне! А на войне надо использовать любой момент для полноценного отдыха — неизвестно когда в следующий раз удастся нормально поспать и поесть. Размышляя подобным образом, Денис медленно проваливался в полудрему, а последней связной мыслю, неожиданно промелькнувшей у него, прежде чем он окончательно закемарил, была: «Не зря на Тетрархе все бледнеют, когда рядом работает подразделение «Тень», ох не зря…»

А вот проснулся Денис мгновенно. Одно биение сердца назад он еще спал глубоким, без сновидений, сном, а сейчас, не открывая глаз, уже сканировал окружающее пространство. За последнее время он здорово изменился, тут наложились многие факторы: и новое тело, полученное в Генетическом центре, и сам процесс выдирания Дениса из старого, умирающего тела, и недолгое, но такое плодотворное пребывание в Ордене Пчелы, и приобщение к таинству кадата… много чего наслоилось, чтобы превратить его в достаточно эффективную боевую машину. Не такую, как Шэф, конечно, но тоже вполне ничего себе, особенно если сравнивать с пузатыми стражниками, или же солдатиками, набранными в армию с помощью все тех же пузатых стражников.

Какая-то из многочисленных надтелесных оболочек Дениса зафиксировала изменение в окружающем пространстве. Она не знала, опасное это изменение, или нет — ее дело было засечь и передать дальше, что она, с успехом, и сделала. Затем отработала следующая оболочка, потом еще и еще, пока донесение не попало в подсознание, а как известно, путь из подсознания в спящее сознание гораздо короче, чем в бодрствующее, что и было блестяще доказано на данном конкретном примере.

— Открывай глаза, не спишь уже, — раздался голос главкома. — Денис продрал заспанные очи, потянулся, а командор приподнял переднюю занавеску и обратился к Брамсу, нисколько, кстати, не удивленному, как таинственным исчезновением Господина из кареты, так и таким же его таинственным возвращением — черный демон! — чего же вы хотите?

— Поехали, — приказал верховный главнокомандующий, — посмотрим, что там с лодкой. — После этого снова повернулся к Денису: Снимай шкиру и переодевайся в гражданку, до ночи больше не воюем.

Когда повозка тронулась, Денис попросил:

— Рассказывай.

Любимый руководитель — это вам не капризная примадонна, поэтому он долго ломаться не стал и коротко, но не упуская ни одной существенной детали поведал старшему помощнику все перипетии произошедших событий.

— Да — а… круто… — прокомментировал рассказ Денис, когда верховный главнокомандующий замолчал. После этого, некоторое время компаньоны ехали в тишине, которую нарушил Денис: — Шэф, несколько вопросов, если не возражаешь.

— Валяй, — милостиво согласился главком.

— Зачем ты убил колдуна?

— Ага — ага! То есть вопрос только по коту, — ухмыльнулся командор.

— По какому коту? — не понял Денис.

— Ну — у… старинный анекдот: парень хочет вступить в ку — клукс — клан, ему говорят: «Хорошо, но надо убить пять негров и кота», парень: «А кота-то за что?» Так и ты — вопрос только по колдуну, а зачем остальных тебе понятно, — Верховный главнокомандующий сделал паузу и продолжил: — И это правильно!

— Шэф, не путай божий дар с яичницей, — ухмыльнулся в ответ Денис, такой же наглой ухмылкой, как у верховного главнокомандующего, я не спросил: «за что», я спросил: «зачем» ты убил колдуна.

— И в чем разница? — искренне удивился главком.

— Разница в том, — объяснил Денис, причем тоном терпеливой учительницы младших классов, в сотый раз объясняющей первоклашкам тайны счета на палочках — тоном, который он с успехом перенял у любимого руководителя, — что вопрос «за что» не стоит — они напали на тебя с целью пытать, убить или покалечить — значит сами автоматически стали объектами уничтожения и…

— Маладэц, Прошка! — пербил его Шэф. — Красиво излагаешь, надо будет записать! — но заметив недовольную гримасу на лице Дениса, тут же примирительно поднял руки: — Пардон! Пардон! — Молчу!

— И главное… — ты же меня сам учил: не оставлять живых врагов за спиной. Как опять же, именно ты, абсолютно правильно отмечал: мы не литературные герои — нам лишние приключения на собственные задницы не нужны, а оставленный в живых враг, которого можно было убить — это стопроцентный геморрой в будущем.

— Все правильно, — очень серьезно сказал командор, — очень хорошо, что ты это осознал.

— Так вот, вопрос: «за что» не стоит. Меня интересует, зачем ты убил колдуна, ведь ты хотел получить с него еще двадцать пять этих свечей? Зачем же было убивать?

— Понятно… — использовал Шэф фирменную Денисовскую примочку. — Дело в том, что реально нам сейчас нужны только пять свечей — чтобы вдумчиво поговорить с консулом после… А остальные это так — факультатив… неплохо иметь запас на будущее, но главное, я хотел использовать такое нереальное предложение: перевод, тридцать свечей призыва и заклинательный коврик за двадцать страниц текста, просто чтобы начать торговлю. Я даже изобразил метаморфа, чтобы он не лез на рожон, а попытался договориться. Но… некромант оказался слишком самонадеян… да и глуп, пожалуй.

— То есть, изначально, ты не собирался его убивать?

— Нет конечно. Зачем? Лишний контакт в этой области никогда не помешает.

— А что ты собирался отдать ему взамен на самом деле?

— Текст всей книги, откуда эти двадцать страниц.

— А не опасно? Вдруг бы он стал каким-нибудь супернекромантом!

— И что?

— Ну — у… фиг знает, — признался Денис.

— В том то все и дело. Некроманты Высокого Престола этой информацией владеют. Одним больше, одним меньше… — Шэф махнул рукой. — Тем более, что в Бакаре некромантия под запретом, здесь особо не развернешься, а уезжать куда-то, бросая все нажитое непосильным трудом… — Главком сделал паузу. — Короче, некромант сглупил — мог остаться в живых с новыми знаниями, но… каждый человек сам творец своего несчастья.

В разговор неожиданно вмешался «тельник». На памяти Дениса это был первый раз, когда он проявил инициативу — обычно боди — комп откликался на обращение к нему, а тут вступил в беседу первым:

— Нужен перевод еще пятидесяти страниц, — внезапно прозвучало в головах компаньонов.

— Это в честь чего?! — подозрительно осведомился Денис.

— В честь нашей встречи, мадам! — ехидно отозвался верховный главнокомандующий голосом Жванецкого, но затем все же обратился к возмутителю спокойствия:

— А правда зачем?

— При анализе озвученного и переведенного двадцатистраничного текста выяснилось, что некоторые лексические структуры имеют разное звучание и смысл в зависимости от контекста. Для корректного озвучивания и перевода всего объема имеющейся информации, необходимо получить данные по озвучиванию и переводу подобранных мною пятидесяти страниц.

— Они содержат все темные комбинации? — поинтересовался Денис.

— Да. И варианты перепроверки.

— Понятно…

— Погнали! — резюмировал Шэф, открывая переднюю шторку и обращаясь Брамсу.