Наш мир был бы совершенно другим, если бы наши ученые и идеологи имели бы такую же страсть к самопознанию, какую они питают к своим теориям и догмам

Энтони де Мелло

Обычно профессор Эпифан Эпифаныч Свиридов был очень доволен собой. Еще бы — он обожал свои научные исследования, имел высокий ученый статус, его уважали коллеги-преподаватели в университете и даже студенты. Тем не менее, в этот пасмурный осенний вечер у Эпифана Эпифаныча было довольно мрачное настроение. Почему — не понятно. Вроде бы все шло как обычно — утром он сидел за компьютером, редактируя очередную статью, которую собирался опубликовать в престижном международном журнале, потом обедал и беседовал с женой…

Правда, беседа вышла не особенно веселой — жена укоряла за то, что Эпифан Эпифаныч уже третий год отказывается от летних поездок и сидит дома. Да, Марья никогда до конца не понимала смысл его научной миссии… Но это уж не так важно. Главное — сам Эпифан Эпифаныч ясно чувствовал то, что его задача — просвещать научный мир и человечество своими идеями, исследовав как можно больше исторических проблем! И не только исторических… У него уже опубликовано двадцать монографий и около пятисот статей, а друзья в Москве обещали через пару лет звание член-корреспондента. Ну а там, кто знает, возможно, и в академики удастся пробиться… «Академик Свиридов»! Звучит, а? При мысли об этом Эпифан Эпифаныч улыбался, мысленно греясь в лучах будущей славы. Жаль, дальше уже не подняться… хотя могли бы придумать и что- нибудь вроде «суперакадемика», или «ультра-мега-экстра»… Однако жена почему-то не хотела представлять себе радужное научное будущее мужа, не хотела осознавать величие его Пути… Последние месяцы она беспрестанно жаловалась на здоровье и все уговаривала съездить на курорт. Вот и сегодня начались эти бессмысленные дебаты…

— Мы ведь вполне можем себе это позволить, Эпифан! — сказала жена.

— Эх, Марья, как же ты не понимаешь? — укоризненно ответил Эпифан Эпифаныч. Я стою на пороге важного научного открытия! Ведь если мне удастся выяснить динамику численности первопоселенцев Тобольской губернии с 1753 по 1812 годы, я сумею доказать, что миграция в Западную Сибирь была далеко не так проста, как считали раньше! Это перевернет всю историографию! Обо мне заговорят даже те, кто раньше не слышал о моих трудах!

В восторге от своих будущих достижений, Эпифан Эпифаныч умолк, но жена не стала разделять его светлые чувства. Вместо этого принялась печально рассуждать о том, что у нее болит печень, часто кружится голова и ноет поясница. Это было настолько некстати, что Эпифан Эпифаныч быстро накинул куртку, схватил свою любимую шляпу и в раздражении ушел на улицу. Ну что она опять со своими недомоганиями? Сколько раз он уже говорил — «Сходи к врачу, и все дела!», «Ну и что, что ходила сходи еще раз!»… Но упрямая Марья снова и снова заводила разговор о курорте, и Эпифан Эпифаныч был вынужден уходить на улицу или запирался в своем кабинете, чтобы всласть попечатать на компьютере…

Шагая по улице, Эпифан Эпифаныч так погрузился в свои мысли, что не заметил, как прошел целый час. Он прошел почти до самого книжного магазина, который располагался около остановки. Да, теперь придется возвращаться автобусом… Хотя домой сейчас не хотелось. Жена либо опять начнет ныть, либо заставит смотреть свои нескончаемые сериалы. А может, зайти в магазин? Он давненько гам не был… Правда, дома можно составить график роста численности мещан Тобольска в первой половине XIX века. Дилемма… Свиридов решил немного постоять на месте и тщательно проанализировать все «за» и «против».

Да, дома все-таки придется снова беседовать с женой, заново все разъяснять… Ох уж эта Марья, портит весь научный настрой! А ведь когда-то разделяла его надежды и чаяния, помогала составлять графики и таблицы, оформляла сноски в статьях, печатала под диктовку… Свиридов с сожалением махнул рукой. Увы, эти волшебные дни миновали… Теперь он, по сути, один — наедине с Наукой. Эпифан Эпифаныч вздохнул, сочувствуя сам себе. Но ничего… Он справится, он достигнет новых целей! И покорит новые вершины…

— У меня новость для вас, мрачно сообщил чей-то голос. Я исповедую самую лучшую религию в мире…

Профессор рассеянно посмотрел на говорящего — это был гражданин со странной шапкой, похожей на тюрбан. «Самую лучшую религию в мире»… А, это какой-то убогий… Таким надо давать мелочь. Эпифан Эпифаныч сунул в руку проповеднику несколько монет и побрел к книжному магазину.

Раньше он любил туда заходить, когда появлялось свободное от лекций и статей время. Ведь там можно не только погреться после уличного холода, не только полистать новую и старую литературу, но и побродить но помещению, свысока посматривая на посетителей. Ведь это всего лишь простые обыватели, а уж он… он занимается Наукой! Иногда, правда, попадались и коллеги-ученые, но Эпифан Эпифаныч старался их избегать. Делиться чувством собственной уникальности совсем не хотелось…

Войдя, Эпифан Эпифаныч на секунду остановился, чтобы окинуть взглядом будущее поле исследований. Он любил находить научные проблемы в любой ситуации, а также анализировать разною рода обстоятельства, подобно незабвенному Шерлоку Холмсу… Вон какой-то гражданин увлеченно листает толстый фолиант с фотографиями мебели, а рядом стоит девица и заглядывает ему через плечо. Эпифан Эпифаныч вздохнул. Да, это явно мещане. На уме одни лишь материальные ценности вроде тех роскошных диванов, кресел и сервантов, которые они так тщательно изучают…

Рядом с ними стоял здоровенный парень в кожаной куртке и с металлической цепью на шее. Детина осторожно проводил пальцами по обложкам книг то ли читая названия но буквам, то ли из какой-то странной нежности… А вдруг это интеллигент? Нет, вряд ли. Интеллигент не стал бы так одеваться, да и взгляд у парня чересчур озадаченный — смотрит на книги так, словно впервые видит их и пытается понять, что это такое.

Эпифан Эпифаныч двинулся дальше. Около стеллажа «Детская литература» стояли маленький мальчик с пожилой женщиной видимо, бабушкой. Внук завороженно разглядывал рисунки животных в детской книжке, а бабушка что-то объясняла.

Профессор прислушался.

— Видишь, внучек, это звери. Они как люди, только другие.

Живут в лесу, едят травку…

— Почему? Я же тоже ем суй, кашу, компот…

— Так тебе дома и в детском саду готовят, а им некому…

— Почему?

— Ну… Так устроена жизнь. Эпифан Эпифаныч возмущенно вздохнул. «Так устроена жизнь»… Типичная антинаучная отговорка! Нет, чтобы объяснить, растолковать, обосновать, эксплицировать… К сожалению, некоторые граждане не любят задумываться, да еще и других к этому приучают…

Около стеллажа «Анекдоты» стояли лохматый парень в черной шапке и девушка в коричневом костюме. Они зачитывали друг другу фразы из книг и вовсю веселились. Эпифан Эпифаныч нахмурился. Смех это, конечно, хорошо. Но не всегда, и не в любых количествах… Эх! Что же делают все эти люди?! Растрачивают свою жизнь на сущую ерунду, вместо того, чтобы приобщиться к Науке. Ведь чем больше народу станет исследовать научные проблемы а главное, видеть их, тем счастливее станет человечество, цивилизация будет двигаться вперед…

Около раздела с надписью «Магия» шептались две юные особы, по виду старшеклассницы. Магия… Подумать только, этому выделили аж несколько стеллажей! Эпифан Эпифаныч брезгливо открыл книгу «Основы гадания» и прочитал: «Гадание, или мантика это попытка найти жизненные закономерности с помощью предметов гадания, в роли которых часто выступают карты, кости, монеты и т. д. Соответственно, можно выделить много видов гадания: например, библиомантия (с помощью книги), ботаномантия (по травам), галомантия (по соли), голоскопия (по чьему-то смеху)». Профессор усмехнулся. Гадание по смеху? Интересно… «Гадание по смеху это определение характера человека и получение какого-либо предзнаменования по тому, как он смеется. Согласно общим особенностям смеха можно выявить те или иные психологические черты: кто много смеется добродушный, открытый человек, кто смеется редко или совсем не смеется человек скрытный, замкнутый, тихий смех означает мягкость нрава, громкий резкость и склонность ко лжи».

Эпифан Эпифаныч захлопнул книгу и поставил на место. Какое поверхностное упрощение! Психология смеха… Ну а как же, например, актеры? Разве они не могут имитировать чужой смех? А учитывая идею Шекспира о том, что «весь мир театр, а люди в нем актеры», следует прямо заявить: необходимы дополнительные данные! Человек не исчерпывается смехом, да и плачем тоже… Что ж, удивляться нечему — гадание далеко от науки…

Эпифан Эпифаныч сделал несколько шагов в сторону и остановился у раздела «Разнос». Да, название совершенно ненаучное… Наука вносит четкость, ясность, а какие мысли появляются при чтении этой надписи? Самые разные… Недовольно хмурясь, он стал читать названия книг. «Как нарастить ногти»… «Украшения для зубов»… «Как изменить цвет бровей»… М-да… Эпифан Эпифаныч уже хотел пойти дальше, но туг его взгляд задержался на книге с заголовком «Ценные советы на все случаи жизни».

Открыв страницу наугад, он обнаружил совет номер 523: «Если вам кажется, что вы лучше или хуже других людей, не торопитесь с выводами. Чувство собственного превосходства, как и вера в свою неполноценность, может оказаться ложным. Ведь время идет, и человек должен отвечать на все новые и новые вызовы жизни». Эпифан Эпифаныч задумался. С одной стороны эта идея не может не вызывать возмущения. Значит, он, профессор Свиридов, не имеет права наслаждаться заслуженными лаврами? Разве он не ответил на вызовы Судьбы, написав гору научных текстов?.. Но с другой стороны, в этом совете можно увидеть призыв к дальнейшим научным исследованиям, призыв к развитию… Ладно, посмотрим дальше…

Эпифан Эпифаныч ознакомился еще с несколькими советами, но они носили более конкретный характер. Это были рекомендации о поведении в глухом лесу, глубокой яме, раскаленной пустыне, зоопарке… Напоследок профессор открыл последнюю страницу и прочитал самый последний совет: «Все в этой книге может оказаться ошибкой. А может и не оказаться. Думайте сами…».

Прочитав это, Эпифан Эпифаныч ощутил раздражение и захлопнул книгу. Вот уж апогей неопределенности! Прямо какое-то кощунство! «Думайте сами»! Как будто без опыта, накопленного человечеством, вообще можно думать…

Помедлив, он поставил книгу на место и зашагал вперед, к своей главной цели. Раздел «Наука и техника» находился в самом дальнем конце помещения. Там почти никого не было и стояла тишина доносился лишь приглушенный смех любителей анекдотов. Эпифан Эпифаныч любил копаться среди книг этих двух стеллажей. Нередко удавалось найти что-то стоящее, хотя чаще всего он потешался над наукообразными разглагольствованиями какого-нибудь автора, мнящего себя величайшим ученым всех времен и народов…

В глаза бросилось интригующее название — «Фундаментальные законы реальности с иллюстрациями». Профессор взял книгу в руки, оценил внешний вид и стал листать. После краткого осмотра выяснилось, что этот увесистый том изобилует графиками и таблицами, а иллюстрации отсутствуют. Однако это не остановило Эпифана Эпифаныча. Открыв главу «Относительность познания», он прочел: «Все, что мы узнаем — это лишь какое-то приближение к истине, ведь мы знаем, что знаем еще не все законы. Любой закон, включая всеобщий, имеет свои границы применимости, так как его формулировка основывается на знаниях данного промежутка пространства-времени. А так как познание бесконечно, то любой, даже всеобщий, закон всегда является лишь частью всеобщего закона Природы, базирующегося на более высоком уровне знаний».

Неплохо, неплохо… Конечно, автор здесь не оригинален, но зато достаточно ясно и кратко выразил старую банальную идею. Эх, ему бы ознакомиться со статьей «Проблема относительности в исторической методологии», которую Эпифан Эпифаныч написал еще лет двадцать назад. Ну да ладно, почитаем дальше…

«Чтобы проверить научную гипотезу, ученые проводят эксперименты или устанавливают и анализируют факты. А поскольку и экспериментов, и фактов великое множество, рано или поздно можно подтвердить или опровергнуть любую гипотезу». Эпифан Эпифаныч сурово нахмурился. Ему решительно не понравилось это беспардонное заявление.

«Любую гипотезу»… А вот и нет! Есть твердые факты, которые можно выявить, и потом с ними работать. Земля круглая? Круглая. Солнце горячее? Горячее. Снег белый? Белый. И так далее… Ладно, еще один абзац, и хватит.

И Эпифан Эпифаныч прочитал: «Хотя мы привыкли верить в незыблемость многих своих убеждений, на самом деле они не такие уж истинные. Например, мы считаем Землю круглой, Солнце горячим, а снег белым. Казалось бы, что здесь можно возразить? Однако возразить можно. Как известно, Земля не соответствует форме идеального шара, к тому же постоянно меняет свой рельеф, хотя и достаточно медленно. Солнце горячее лишь в отношении людей и планет, а по сравнению с более крупными звездами оно, как ни странно, холодное. Ну, а снег мы воспринимаем белым лишь потому, что наши органы зрения устроены соответствующим образом». Ну и аргументы, возмущенно подумал профессор. Какая-то антинаучная галиматья! Эпифан Эпифаныч не терпел, когда ему возражали…

— Наивная книга, не правда ли? — небрежно спросил кто-то. Профессор поднял взгляд. К нему обращался гражданин в длинном черном плаще. Раньше, бывая в магазинах и прочих людных местах, Эпифан Эпифаныч иногда заговаривал с незнакомыми людьми, задавая им вопросы научно-философского характера. Если человек откликался, он проводил просветительские беседы на различные темы. Но если кто-то обращался первым, Свиридов обычно реагировал холодно.

— Почему же вы так считаете? — с достоинством спросил он.

— Ну, как же… — насмешливо произнес гражданин. Прогрессивное человечество уже давно начинает осознавать, что все не так просто, как кажется.

— Полагаю, вы заблуждаетесь, возразил профессор. Все просто. Просто — для тех, кто знаком с достижениями науки, с се открытиями в области квантовой физики, астрономии, истории…

И тут незваный собеседник неожиданно разразился целой речью. По его мнению, реальность была чем-то вроде коллективного самообмана, который связывал восприятие каждого отдельного человека. Но Эпифан Эпифаныч и не думал впечатляться — даже несмотря на цитату из романа Пелевина «Чапаев и Пустота». Свиридов поднаторел в дискуссиях еще со студенческой скамьи, и запросто мог обрушить на оппонента гораздо больше литературных и философских цитат. Однако самоуверенность оратора вскоре перешла все границы.

— Понимаете? назидательно спросил он. — Это, можно сказать, Абсолютная Истина…

— Молодой человек! строго сказал профессор. Хотя вы еще и молоды, но должны понимать, что в мире нет абсолютных истин.

— А эта истина абсолютна? — спросил гражданин в плаще.

— Не иронизируйте, молодой человек! Наука всегда опиралась на опыт, в отличие от невежественных обывателей, слепо верящих в то, что они хотели верить!

Да, нахальная нынче пошла молодежь… Пора уходить зачем тратить время на бесполезные споры? Профессор отставил книгу в сторону и задумался. Что бы такое сказать напоследок?

— Вы путаете собственные фантазии с фактами. А факты, молодой человек, говорят сами за себя! Эпифан Эпифаныч развернулся и быстро пошел прочь.

«Похоже, задел! не без злорадства подумал он. А то возомнил о себе невесть что…». Но в то же время, он чувствовал задетым и себя. А что, если он — профессор Эпифан Эпифаныч Свиридов, тоже в чем-то ошибается? Ошибается, причем давно и упорно? Эпифан Эпифаныч улыбнулся. Как такое может быть?

Или — все-таки может? Неужели есть кто-то умнее, чем он сам? Эта мысль когда-то доставляла Эпифану Эпифанычу невероятные страдания. В молодости и в зрелом возрасте он славился честолюбием, но затем стал скромнее. А теперь даже гордился своей скромностью. Да, немногие со столь высоким статусом так спокойно относятся к своим достижениям… Вон, престарелый академик Крючников до сих пор при каждом удобном случае вспоминает, как ему однажды чуть не присудили Главную Научную Премию. Ни одна местная научная конференция, но традиции начинающаяся с Приветственного Слова Крючникова, не обходилась без этого рассказа. Ну, а сам Эпифан Эпифаныч запросто мог обойтись без упоминания о своих регалиях и карьерных перспективах. Хотя, конечно, собеседникам следовало знать, что они имеют дело не с простым интеллигентом, а с профессором…

Свиридов с досадой подумал, что не представился. Тогда гражданин в плаще сразу бы понял, что они в разных весовых категориях. Ну да ладно, это не гак уж важно…

Так, а вот и раздел «История»… Эпифан Эпифаныч с предвкушением улыбнулся. Да, уж здесь-то он расслабится и получит море удовольствия. История его любимая епархия. Во-первых, потому что это, по словам Цицерона, «наставница жизни». Во-вторых, именно в этой научной области Эпифан Эпифаныч наиболее преуспел. В-третьих, здесь стоят ею книги. Он бережно дотронулся до корешков своих монографий. «Удивительные закономерности формирования землепользования в Сибири», «Хлеб и масло для России и Сибири», «Загадочные парадоксы промышленного развития Тобольска»… Эпифан Эпифаныч старался выбирать такие названия, чтобы привлечь не только специалистов, но и массового читателя.

Любуясь своими произведениями, профессор преисполнился сознанием собственной значительности и некоторое время размышлял. Что и говорить, в научном мире он весьма крупная величина. И чем больше напишет, тем будет крупнее… Для этого нужны, конечно, соответствующие условия — прежде всего благоприятный психологический климат, поддержка дома. Эх, Марья, Марья… Эпифан Эпифаныч укоризненно покачал головой и вздохнул. Действительно, «счастье — это когда тебя понимают», как говорили в каком-то фильме…

— Кому нужны все эти книги? — хрипло проговорил кто-то справа.

Эпифан Эпифаныч медленно обернулся.

— Эх, люди! Ну зачем все это читать? Просто тратите даром время.

Противник чтения оказался краснолицым дородным господином.

Куртка расстегнута, выпирает толстый живот, обтянутый серым свитером, волосы всклокочены, лицо кривится в презрительной усмешке… Да, едва ли это интеллигент.

— Вы хотите сказать, что история не нужна?! — возмущенно ответил Эпифан Эпифаныч.

— Нету никакой истории. — небрежно ответил краснолицый. Прошлое прошло, и его не вернуть.

— Что же есть?

— НЛО — вот это есть. В это я верю. — в голосе краснолицего зазвучало уважение.

У Эпифана Эпифаныча было сложное отношение к НЛО. В принципе, он вполне допускал существование инопланетян. В самом деле, с какой стати отрицать возможность внеземной жизни? Однако эта тема связана со множеством фальсификаций. Все эти истории о похищениях и контактах просто поражали своим гигантским количеством и неправдоподобностью — и Эпифан Эпифаныч брезгливо выключал телевизор, когда начиналась очередная передача о «таинственных событиях». Другое дело — настоящие научно-популярные передачи, вроде «Истории будущего», «Вперед, в космос!» или «Зачем нам иные миры?».

— Надо смотреть в глаза реальности, строго сказал профессор. Л это значит, заниматься наукой… Например, историей. Вот вы как считаете, куда идет Россия?

— В будущее.

— Эх, вы! В истории нашей страны всегда были две тенденции западная и восточная. Вот, к примеру, эпоха Временного правительства — это проявление западной тенденции. Кстати, я написал об этом пару книжек… Так вот, либерализм и коммунизм…

— Либерализм и коммунизм — это одно и то же, — пренебрежительно перебил краснолицый. — И в том, и в другом масса недостатков…

— Что же вы предлагаете взамен?

— Ха! Сначала надо отменить их, думать потом будем.

Повисла напряженная тишина. Эпифан Эпифаныч прикидывал, как бы ответить. Можно просто ехидно усмехнуться и сказать: «Ваша затея отнюдь не новаторская». Можно усилить сарказм, сказав: «Прекрасно! Но имейте в виду — те, кто думает потом, а не заранее, пожинают горькие плоды страданий». Можно многозначительно промолчать. А можно вообще бросить убийственную фразу: «Прогнозируя последствия воплощения вашей идеи на практике, следует отметить их нереалистичность. Ведь такое тотальное разрушение, которое вы предлагаете, входит в противоречие с коллективным желанием населения сохранить стабильность». Эпифан Эпифаныч задумался, выбирая ответ, и человек с красным лицом опередил его.

— А вообще-то я думаю, — произнес он неожиданно притихшим, мечтательным тоном. — Иногда, когда я вечерами смотрю на звезды… это, конечно, нечасто бывает, вы не думайте… в общем… короче, вот бы человечество вышло в космос…

— Не бывать этому! — воскликнул кто-то.

Эпифан Эпифаныч недоуменно обернулся. Оказалось, что рядом стоит человек с длинной бородой и тюрбаном на голове. А, это ведь тот проповедник «самой лучшей в мире религии», который подходил на остановке…

— Повелитель Меркурия этого не допустит. — серьезно сказал бородач.

— Простите, с кем имеем честь беседовать? — осведомился Эпифан Эпифаныч.

— Можете звать меня Порфирием, — ответил проповедник.

— И чем же вызвано ваше столь резкое заявление?

Свиридов внимательно смотрел на Порфирия, ожидая его реакцию. Если сила подчеркнутой вежливости подействует, можно продолжать разговор. Почему бы и нет? Ведь можно будет проявить свои лекторские способности, продемонстрировать собеседникам мощь научного мышления… Однако человек с красным лицом снова взял слово.

— Слушай, ты! Чего тебе надо? — грубо спросил он.

— Погодите, коллега. — мягко прервал профессор. — Возможно, молодой человек собирается сообщить нам какую-то важную информацию. Давайте выслушаем, и уж потом решим, вступать ли в общение с ним.

Краснолицый презрительно хмыкнул, но промолчал. Лицо проповедника изменилось, выдавая волнение.

— Понимаете, мы часто недооцениваем влияние Меркурия. — торопливо заговорил Порфирий. — Мы думаем, что от нас зависит все, в то время как от нас зависит очень и очень немногое. Наша судьба, наша жизнь — все на самом деле подчиняется Повелителю Меркурия…

— Молодой человек! — строго произнес Эпифан Эпифаныч. — Жизнь людей определяется историей их страны. При чем здесь ваш Меркурий?

В ответ проповедник привел ненаучную аргументацию. Он стал ссылаться на астрологию — на эту презренную лженауку! Эпифан Эпифаныч предложил перевести дискуссию в чисто научную плоскость, выразив готовность побеседовать о Меркурии в астрономическом смысле, как о планете, и тут снова вмешался краснолицый. Между ним и проповедником разгорелся спор о ценности Меркурия, о его планетарных достоинствах. Больше всего профессора удивила осведомленность сторон, ведь они явно не обладали научной квалификацией! Краснолицый, который между делом представился Петровичем, с легкостью приводил данные о свойствах атмосферы, химическом составе и размерах Сатурна и Юпитера. Это вызвало мрачное выражение на лице проповедника — тот переживал за Меркурий, размеры которого были намного скромнее. Затем оппоненты вдруг стали выяснять, на каких планетах они бывали. Эпифану Эпифанычу это очень не понравилось. Ведь разговор только-только перешел в научную плоскость и можно обсудить еще столько интересных вещей…

— Уважаемые коллеги, мы чересчур отвлеклись! — умоляющим тоном произнес он. — Я ценю ваш юмор, но давайте продолжим наш диспут…

— Нет уж, мне уже хватит… — Петрович зевнул. — Домой пора… Ладно, всем пока.

Тяжело переваливаясь, он удалился, а Порфирий заявил, что диспута не получится. Дескать, людям нужна не наука, а та «истина» о Меркурии, которую он проповедует. В ответ Эпифан Эпифаныч предложил это проверить, обратившись к нейтральной, незаинтересованной стороне. Порфирий согласился, и они принялись искать потенциальных собеседников. Ближайшие посетители находились у самых длинных стеллажей книжного магазина, над которыми висела манящая надпись «Неведомое и непознанное». Судя по всему, они явно принадлежали к рабочему классу — их одежда состояла в основном из телогреек, шапок-ушанок и кирзовых сапог.

— Давайте обратимся к рабочим массам. — предложил профессор. — Эти люди знают правду жизни — и наверняка помогут разрешить нашу дилемму.

Проповедник важно кивнул, и они подошли к рабочим. Судя по одежде, это были строители.

— Позвольте обратиться к вам, уважаемые граждане! — сказал профессор. — Если не возражаете, я хотел бы подискутировать… э-э-э… побазарить с вами на одну важную тему.

— Ну, чего? — проворчал один строитель.

— Вот этот молодой человек скептически отзывается о науке и технике! Похоже, что он склонен отрицать пользу электричества, водопровода и канализации…

Рабочие переглянулись.

— Ну, это ты, брат, зря так! — укоризненно покачал головой один.

— Позвольте внести существенную поправку, — отчеканил Порфирий.

— Я не против элементарных жизненных удобств. Но ведь главное — духовное, а не материальное…

— Чего-о?! Да ты, я гляжу, хорош впаривать… А попробуй-ка отстоять на смене от звонка до звонка! Попробуй цемент потаскать! Что, слишком материально?

— Вот видите! — улыбнулся профессор. — Не так-то все просто!

Порфирий с раздражением смотрел на него, явно борясь с желанием изречь какое-нибудь грозное пророчество. Но это желание проиграло, и проповедник с величавым видом отошел в сторону.

— Ишь, как нос-то задрал! — ухмыльнулся строитель.

Оставшись наедине с рабочими, профессор миролюбиво посмотрел на них. Конечно, невежественные обыватели, но в принципе, это поправимо. Сколько великих ученых произошло из простого народа, взять хотя бы Ломоносова. Вот и он сам — из достаточно простой семьи…

Строители глядели выжидающе, и Эпифан Эпифаныч понял, что пора что-нибудь сказать.

— Вы читали мои книжки? — осведомился он. — Я…

— А кто вы, писатель, что ли? — проворчал один парень.

— Я — ученый, — небрежно, с сознанием собственного достоинства ответил Эпифан Эпифаныч. — Моя фамилия Свиридов.

Ответ публики оказался неожиданным. Вместо восхищенного молчания, которое Эпифан Эпифаныч привык ждать в таких случаях, последовала негативная реакция.

— Подумаешь, ученый! Мы ведь тоже не лыком шиты! — раздались нестройные выкрики. — В школе тоже небось учились!

— Я понимаю, но ведь вы не знаете многих важных вещей. Например состав атмосферы Венеры, основные гипотезы о при-чинах вымирания динозавров… Статистические данные о переселенцах Сибири вам тоже, скорее всего, неизвестны…

— Папаша, ты здесь не по адресу! — вдруг с угрозой произнес один из рабочих.

Эпифан Эпифаныч растерялся.

— Но ведь вы стоите здесь не просто так. Раз пришли в магазин, значит, решили приобщиться к знаниям…

— Да каким знаниям! Мы просто погреться зашли!

— Но разве вы… Рабочие нахмурились. Хотя они молчали, Эпифан Эпифаныч ощутил коллективное недовольство, словно угрожающее пчелиное жужжание. Что ж…

— В таком случае, я вынужден удалиться, — холодно сказал профессор и направился прочь. Однако его уход, как и уход проповедника, не остался без комментариев.

— Ишь, интеллигент выискался!.. Сидят на шее у трудового народа!

Эпифан Эпифаныч печально шагал, приближаясь к стеллажу «Психология». Да, эти граждане явно не прониклись сознанием того, с кем имели честь разговаривать… И науку они тоже, мягко говоря, недооценивают… Ну да ладно. В конце концов, не все становятся Ломоносовыми.

Подобное бывало и раньше — иногда кто-нибудь принимался критиковать те или иные идеи Эпифана Эпифаныча. Изредка это происходило даже на лекциях, когда какой-нибудь студент желал показать, что не лыком шит. Но такие протесты он легко устранял, пользуясь властью лектора. А этим товарищам двойку не поставишь и из помещения не выгонишь… Что ж, книжный магазин — общественное место, и с этим ничего не поделаешь.

Но была еще одна ошеломляющая мысль, которая особенно удручала Эпифана Эпифаныча. Он привык посматривать на других сверху вниз, с высоты своих научных достижений. А теперь другие свысока посмотрели на него! Раньше Эпифан Эпифаныч предпочитал не задумываться о том, что к нему могут относиться, так же, как он к другим. Но сейчас факт презрительного отношения был налицо, и надо как-то залечить раны, нанесенные самолюбию…

Как же это сделать? «Решение задачи содержится в ней самой» — любил повторять академик Крючников, старый учитель Свиридова. Как можно применить эту идею в данной ситуации? Задача в том, чтобы забыть о причиненной обиде. А для этого следует преисполниться чувством важности, осознать, что ему есть чем гордиться… Вот и ответ! Нужно на практике использовать свои способности…

Эпифан Эпифаныч внимательно осмотрел ближайшие книги. «Как стать счастливым»… «Стратегия и тактика общения»… «Как превратить беспокойство в спокойствие»… Ага, вот то, что надо! И.И. Иванов, «Наука, мышление и здоровье». Сейчас он полистает это произведение со столь претенциозным названием, и мысленно покритикует автора. Наверняка ведь есть за что…

Эпифан Эпифаныч раскрыл избранную книгу в начале и прочитал: «Мышлением можно управлять, а можно подчиняться его шаблонам, то есть рассуждать привычными способами. Осознанное управление своими мыслями происходит при практике целостного мышления, не ограниченного жесткими убеждениями».

Пожалуй, с этим можно согласиться… Взять хотя бы недавних собеседников — краснолицый Петрович зациклен на своих НЛО, проповедник Порфирий — на «священном» Меркурии. Понятно, что это их ограничивает, они не могут управлять своими косными мыслями… Другое дело — он сам. Уж он-то, профессор и будущий академик, мышлением управлять умеет. Иначе и быть не может — трудно быть ограниченным, имея столько научных заслуг… Эпифан Эпифаныч подбоченился и оглянулся. Но поблизости не было никого, способного разделить его восторг.

Хорошо, почитаем дальше… «Мышление становится целостном благодаря соотнесению с общим психофизическим состоянием человека. Роль состояния можно отрицать или недооценивать, но оно всегда влияет на мышление — вопрос лишь в том, насколько мы это осознаем.

Мышление зависит от питания, двигательной активности, расслабленности и дыхания, его характер определяется также степенью психического спокойствия. При успокоении возрастает способность к осознанному мышлению. Спокойный человек может управлять скоростью своих мыслей, глубоко осознает их смысл и связь с собственными желаниями и убеждениями». Что ж, можно согласиться и с этим. Настроение стало благодушным, и Эпифан Эпифаныч не спешил переходить к критике. Если автор пишет здравые вещи, почему бы не согласиться?..

Конечно же, физическое состояние влияет на состояние ума. Эпифан Эпифаныч вспомнил, как однажды не выспался и рано утром отправился читать лекцию. И что из этого вышло? Получилось, честно говоря, не очень хорошо. Эпифан Эпифаныч клевал носом, глаза постоянно норовили закрыться, а язык заплетался. Хорошо еще, что студенты и сами пребывали в подобном состоянии, поэтому наверняка ничего не заметили…

В другой раз опаздывал и так торопился, что сильно сбил дыхание, и долгое время не мог сказать ни слова. Одни студенты решили, что профессор забыл материал лекции, и стали посмеиваться. Другие же решили, что его молчание — угрожающий знак, намек на будущие репрессии за несданные рефераты, побледнели и стали ежиться. К счастью, вскоре Эпифан Эпифаныч восстановил дыхание, и начал свою речь, разочаровав первых и подтвердив правоту вторых.

Ну что ж, книга довольно интересная. Может, купить? Если попадется еще один хороший отрывок, решил Свиридов, он так и сделает. «Люди сами себе навязывают перенапряженный ритм жизни, безвольно поддаваясь моде, которая заставляет их спешить. Спешка становится такой безумной, что человек даже не находит времени задуматься над ее смыслом — и расплачивается за это неврозами, инфарктами, инсультами». Так… А вот это что-то не очень. «Сами себе навязывают»… Ну, а как же долг перед обществом, перед человечеством? Разве не стоит возложить себя на алтарь Науки, отдать все силы ради служения ей? А спешить просто приходится, ведь времени так мало… и остается все меньше. Эпифан Эпифаныч вздохнул и почему-то вспомнил о жене. Эх, Марья… Да, она действительно болеет, но зачем же так часто напоминать об этом? Неужели непонятно, что это отвлекает от научной деятельности, и вообще — портит настроение? Короче говоря, этот отрывок придется забраковать… Ну да ладно, он даст автору еще один шанс.

На следующей странице выяснилось, что И.И. Иванов счел нужным процитировать известного польского психолога Войцеха Айхельбергера: «Не умея радоваться тому, что есть, мы с алчностью и мучительной надеждой вглядываемся в будущее. Это все равно, что отправиться в далекое и опасное путешествие без карты и компаса — в надежде, что все как-нибудь обойдется само собой». Так… Это что же — ответ на его мысли? Это он — Эпифан Эпифаныч Свиридов, «с алчностью и мучительной надеждой» вглядывается в будущее? Профессор мрачно посмотрел себе под ноги. Это, конечно, оскорбление… Называть алчностью научный энтузиазм! Намекать на какую-то беспечность! Да разве ученые не есть самые ответственные люди на Земле?! Ведь только благодаря им другие наслаждаются плодами прогресса!.. Да, здесь Иванов с Айхельбергером явно переборщили… Эпифан Эпифаныч ощутил, что теперь имеет полное моральное право поставить книгу на место и забыть о ней. Однако, поразмыслив, решил подождать. Он даст автору еще один шанс, самый последний…

Эпифан Эпифаныч перевернул страницу и случайно взглянул на то, что происходило у противоположной стены. Там, рядом с какими-то рекламными плакатами, собралась небольшая группа. Судя по всему, кто-то оживленно ораторствовал, а другие внимательно слушали. Интересно… Свиридов поддался зову любопытства и подошел к публике.

Здесь стояли парень в зеленом пуховике, девушка в коричневом костюме, пенсионер в черных очках и другие. Особенно выделялся лохматый парень в черной шапке, который задавал основной тон беседе… Оказывается, обсуждалась настоящая научная проблема — особенности жанра ужасов и причины его популярности. Однако разговор носил поверхностный характер — высказываемые мнения сводились к заявлениям о том, что одним ужасы нравятся, а другим — нет. Профессор поморщился. Да, этим гражданам не хватает научности, четкости мышления… А что из этого следует? То, что необходимо вмешательство специалиста…

— А давайте подумаем над таким вопросом — фильмы ужасов полезны или вредны? — предложил пенсионер в черных очках.

— Тут и думать нечего — конечно, вредны! — твердо произнес Эпифан Эпифаныч.

Все посмотрели на него.

— Их негативное влияние очевидно! — продолжал профессор, чувствуя привычную атмосферу лекции. — Просмотр фильмов ужасов создает у людей иллюзию снятия стресса и побуждает к агрессии…

— А вы их смотрели? — взволнованно спросил лохматый парень. — Вы же наверняка ничего не смотрели, вот и рассуждаете. Вот есть такой фильм — «Зловещая находка». На Северный полюс прибывает экспедиция и обнаруживает огромный странный коготь. Они забирают его, чтобы более детально изучить в лабораторных условиях, и…

Он стал что-то рассказывать, а Эпифан Эпифаныч задумался. Смотрел, не смотрел… Еще чего! Разве станет он рассказывать этому юнцу, что десять лет назад всерьез увлекался ужасами и повидал немало образчиков этого жанра? Ради науки, разумеется…

Ведь ужасы — это феномен, который надо изучать. Значит, необходим опыт, знание фактов. Ну, и было немного любопытно, слишком уж необычны эти фильмы… Но любопытство — на втором месте, а главное, понятное дело — исследовательский интерес…

— Молодой человек, вы меня прервали, вот и я вас прерву. — произнес Эпифан Эпифаныч. — Скажите по существу, вкратце — в чем ваш тезис?

— Да не тезис, а просто так и есть! Если нормальный человек будет смотреть ужасы, то ничего плохого не случится. Вы сами попробуйте! В вас проснётся любовь к жизни… и философии прибавится.

— А обосновать это сможете? В ответ парень процитировал какую-то газетную фразу, чему Свиридов несказанно обрадовался. Вот это уже вполне похоже на настоящие научные дебаты… Дуэль продолжалась. Лохматый парень назвал свое стремление к ужасным фильмам потребностью, и профессор ловко зацепил его, намекнув на то, что потребность может оказаться зависимостью.

Затем речь зашла о мотивации любителей ужасов, и Эпифан Эпифаныч озвучил свою старую Теорию Новизны. Она заключалась в том, что у каждого человека есть естественное стремление к новому. Это стремление принимает разные формы, и в том числе в форме увлечения фильмами ужасов. Человек может впасть в зависимость от этого увлечения. Поэтому, по мнению Свиридова, любая зависимость — своего рода наркотик.

Однако слушатели почему-то не обратили особого внимания на его теорию. Вместо того, чтобы выразить интерес и восхищение, они отклонились в сторону и перешли к обсуждению живописных подробностей какого-то фильма.

— Погодите, погодите! — вмешался профессор. — Давайте не отклоняться от темы, иначе вместо научной дискуссии у нас будет восточный базар…

— А какая у нас тема?

— Мы начали обсуждать то, полезны или вредны фильмы ужасов. Видите ли, у меня есть статья, называется «Факторы и психологические последствия интереса молодежи к фильмам ужасов и мистике»…

— Так у вас лично есть личный опыт просмотра этих фильмов? — не отставал парень. — Насколько вы вообще компетентны?

Вот ведь настырный юнец! Что ж, придется представиться, чтобы тот понял, с кем имеет честь дискутировать. Свиридов достал из кармана визитную карточку, и пока лохматый парень читал, продолжил свою речь.

Он рассказал о четырех типах сюжетов фильмов ужасов. Один был связан с монстрами, второй с расследованиями, третий со старым домом или замком, а четвертый с космосом. Затем Эпифан Эпифаныч кратко перечислил другие шаблоны: излишнее любопытство героев, погоня, нотации, которые злодеи так любят читать героям, великая битва…

— Так что же, по-вашему, фильмы ужасов это вообще не серьезно? — спросил лохматый парень.

— Решайте сами. По-моему, на них просто жалко тратить много времени…

— А на что не жалко?

— На науку, конечно! Наука венец развития человечества и залог прогресса… Столько научных открытий еще можно совершить а для этого нужны силы, нервные клетки и время… И кстати, не случайно в фильмах ужасов именно ученые помогают бороться со злом.

— Но нередко сами же и порождают его. возразил лохматый парень. Сколько фильмов построено на том, что некий безумный и гениальный ученый создает кошмарный вирус, или армию мутантов, или что-нибудь подобное…

Профессор недовольно нахмурился.

— Я, конечно, не намекаю лично на вас, просто так бывает… Так что не следует идеализировать науку, да и технику тоже.

— Давайте-ка мы с вами отойдем и поговорим об этом отдельно, — предложил профессор.

— Пожалуйста! ответил молодой скептик.

Они отошли подальше в сторону и остановились у раздела «Разное».

— Так вы, молодой человек, склонны отрицать ценность Науки? тихо спросил Эпифан Эпифаныч.

— Почему? удивился лохматый парень. Я сказал лишь, что ее не следует идеализировать… Понимаете, в мире есть две истины истина духа и истина факта. Наука — это истина факта! По-моему, главной наукой была и есть математика, а на математику опираются все остальные науки, включая философию. Но вот в чем дело — математика имеет дело с числами, то есть с абсолютно одинаковыми величинами, отрезками. Но в жизни-то ничего абсолютного одинакового не существует! Даже атомы и элементарные частицы хоть в чем-то между собой отличаются, не говоря уже о более крупных объектах — о людях, например…

— И что же из этого, по-вашему, следует?

— То, что истины науки относительны. Повторяю, я вовсе не призываю отрицать науку как таковую. Это крайность. Хотя некоторые мои друзья считают, что всё, о чем талдычит нам наука это лишь куча интерпретаций, и не более — того…

— Так… — произнес Эпифан Эпифаныч. Ну, а почему бы не примирить те две истины, о которых вы говорите? Да, в некоторых отношениях, по словам Эйнштейна, «воображение более важно, чем знание». Но почему мы обязательно должны ликвидировать одно, и оставить только другое? Вот вы говорите, что не любите крайности, но сами же в них впадаете…

— Я хотел бы кое-что добавить, сказал вдруг пенсионер в черных очках. Оказывается, он последовал за профессором, послушал, о чем идет речь, и теперь решил вмешаться. Лично я читаю, что самое главное в мире искусство! Это величайшая ценность в мире… А вообще, к науке я отношусь не с таким придыханием, но полностью осознаю, что в жизни наука играет намного большую роль, чем литература и религия…

— Эх, вы! горестно воскликнул Эпифан Эпифаныч. Не любит науку тот, кто её не понимает. Проще всего сказать — «дождик с неба пошёл, значит, Высшие Силы на нас ею послали», и куда труднее разгадать и доказать, что да почему… Да если бы не паука, мы бы все до сих пор ходили в шкурах, улюлюкали и кушали бы убитых мамонтов. Или в самом лучшем случае остались бы на уровне Средневековья и то вряд ли. Я люблю и уважаю Науку… просто за то, что она открывает двери в новую жизнь. И делает эту жизнь разнообразнее и интереснее…

Разволновавшись, Эпифан Эпифаныч сделал паузу, достал из внутреннего кармана куртки небольшую бутылку воды и отпил глоток.

— Наука, в отличие от культуры, религии и искусства, прошла более сложный путь развития от египетских пирамид и вавилонской башни до атомных электростанций и космических кораблей…

— Подождите, можно, я скажу?! воскликнула вдруг девушка в коричневом костюме. Многие считают, что если что-то научно не доказано, то этого скорее всего и нет как такового. А как насчет того, что чем больше мы узнаем, тем больше становится неразгаданных загадок? Вот, раньше не верили, что Земля круглая. Сейчас разных заблуждений не меньше. Наука только пытается что-то объяснить, но полностью ничего не объясняет! Я уверена, что у многих вопросов есть более простые решения, чем научные, только в них мало кто верит…

Эпифан Эпифаныч оглянулся и увидел, что к ним перекочевала большая часть публики, слушавшей дискуссию о жанре ужасов. Что ж, он охотно прочтет еще одну лекцию, тем более тема архинаиважнейшая…

— Дорогая юная леди! торжественно начал Свиридов. — Благодарю вас за ваши слова, однако вы ошибаетесь. Наука предлагает человеку в качестве опоры не веру, а опыт! В решения науки не надо верить их можно получить только через опыт… «Опыт самый лучший наставник» — говорил римский поэт Вергилий. «Опыт это доказательство доказательств» — вторил ему французский философ Вовенарг. Понимаете? Чтобы ходить, не нужно верить в ходьбу нужно понять ходьбу…

— Значит, без науки нельзя научиться ходить? насмешливо спросила девушка.

Наука нужна для познания мира. Человечество и по сей день проходит длинный и трудный путь от незнания к знанию, постоянно заменяя свои познания о науке более полными и совершенными. Так например, без Евклида с его «Началами» не было бы Ньютона с его тремя законами…

— И что?

— Л без Ньютона не было бы Эйнштейна с его теорией относительности, ибо каждый исследователь осведомлён о том, что сделано до него в изучаемом им вопросе… Был такой великий математик, Лаплас, вот он однажды сказал: «То, что мы знаем, так ничтожно но сравнению с тем, что мы не знаем»… Великие слова!

— Наука интересная штука… задумчиво произнес пенсионер в черных очках. Ведь если вдуматься, воистину великих учёных не так много… Навскидку могу сказать, что человек, оставивший весомый отпечаток в науке, рождается раз в сто лет. Доказательство тому хотя бы гигантский разрыв времени между годами жизни, скажем, Архимеда и Николая Коперника. Тысяча семьсот лег! Только подумайте!..

Да, нас мало, с грустью подумал Эпифан Эпифаныч. Но мы напрягаемся, действуем, и ничего не просим взамен. Ну, разве что немного уважения и славы…

— И я согласен с вами, — продолжил пенсионер, кивая Эпифану Эпифанычу. Любому человеку присуще любопытство а значит, и стремление к знаниям! Нет таких работ, которые делались бы на пустом месте, и каждое новое поколение начинает с того, на чем остановилось предыдущее…

— Я тоже могу сказать о науке много хорошего, вдруг сказал лохматый парень. Ведь я стремлюсь к объективности, вы не думайте… Интересно, что сфера науки это особый мир, существующий как бы независимо от объективной реальности. А обитатели этот мира имеют свои, подчас понятные лишь им одним жизненные ценности… Например, финансовая выгода для них менее важна, чем научная деятельность… Бедственное положение российской науки, о кагором так много принято говорить в нашем обществе, на самом деле далеко не так болезненно переживается «изнутри». Люди, подсевшие на этот «наркотик» умудряются чувствовать себя счастливыми, даже живя на грани нищеты.

— Ну, лично я не живу на грани нищеты, признался Эпифан Эпифаныч. Однако от имени своих отсутствующих коллег благодарю вас за любезные слова… Только вот вы погорячились. Мы, ученые, трудимся во благо человечества, а вы называете это «наркотиком»!

— А разве это не так? — усмехнулся лохматый парень. Вы ведь называли так фильмы ужасов, а нагом заявили, что «в широком смысле, любая зависимость — это наркотик»…

Вот ведь намять! Эпифан Эпифаныч задумался, подбирая подходящий ответ, но высказаться не успел.

— А теперь, с вашего позволения, я тоже кое-что скажу, послышался чей-то новый голос.

Эпифан Эпифаныч с удивлением увидел, что рядом стоит краснолицый человек. Как же его зовут? Ах, да Петрович…

— Я в детстве очень хотел стать учёным, особенно в области освоения космоса, сообщил тот, гордо оглядывая остальных и выставив вперед свой обширный живот. — Залпом читал научно-фантастические книги которые, кстати, зачастую проповедуют научное познание и восприятие мира. И это немного осталось… До сих нор люблю читать что-то научно- популярное, слежу за новостями в изучении дальнего и ближнего космоса. Когда-нибудь мы выйдем из колыбели…

— Вы потише, а то может услышать наш бородатый знакомый… — посоветовал Эпифан Эпифаныч, улыбаясь.

— А, этот, что ли? Который с тюрбаном? усмехнулся Петрович. Не, он сейчас далеко, я его только что в отделе игрушек видел. Кого-то просвещает… Так вот, все-таки наука это ерунда! Ну, за исключением астрономии, космонавтики и уфологии… Ваг признайтесь, почему вы так интересуетесь наукой? В чем ваш мотив?

— М-да… — Эпифан Эпифаныч тяжело вздохнул. Что толку объяснять таким, как вы? Ладно, попробую… Всю жизнь, сколько себя помню, мне хотелось найти объяснение всему, что происходит в мире вокруг меня. Причем объяснение научное и развернутое, просто «потому что вот так» меня не устраивало…

И вот я сделал то, что сделал, стал тем, кем стал… Понимаете, ведь я ученый, объективно мыслящий человек. И когда приходится читать или слышать всякие сенсационные нелепости, становится обидно. Их авторы часто даже не способны корректно изложить постулаты излагаемых ими теорий, козыряя именами авторитетов разве для подкрепления какой-нибудь несуразицы… Я еще раз говорю опыт гораздо важнее веры. Это в религии важна вера, религия основана на вере. А в науке совсем не так…

Ему вдруг стало скучно. Сколько можно доказывать одно и то же? И зачем? Если бы все выдающиеся ученые только и делали бы, что занимались просвещением, не вышло бы никакого научного прогресса…

— Пожалуй, мне пора, засобирался Эпифан Эпифаныч. Дела, знаете ли…

— Ну, спасибо за информацию… — задумчиво сказал лохматый парень.

Хотя ужасы я все таки смотреть не перестану…

— Ваше дело, молодой человек! Вы хозяин своего времени…

С этими словами Эпифан Эпифаныч не спеша направился к своему любимому разделу «Наука и техника». В принципе, он был доволен беседой. Хотя упрямые оппоненты не изменили своих убеждений, зато удалось преисполниться чувством собственной значимости, подкрепить привычное ощущение важности своей миссии на Земле… Ведь его слушали! Да, это была хорошая лекция… Эпифан Эпифаныч самодовольно улыбнулся и раскрыл книгу «Наука, мышление и здоровье». Интересно, что пишет автор о науке? Полистав, нашел соответствующую главу и прочитал: «Наука это религия ученых. Известно представление о том, что наука — это наиболее объективная система взглядов на мир. Однако научных истин существует столько же, сколько ученых, поскольку восприятие каждого человека хоть в чем-то отличается»… «Как и мода, научные концепции приходят и уходят»… «Ученые это монахи современного мира. Они ведут отшельнический образ жизни, общаются только со «своими», а мирян считают несколько более примитивными существами»…

Ничего себе! Эпифан Эпифаныч недовольно поморщился. Что за дикая ересь! Да, этот Иванов просто дерзкий вольнодумец…

Ведь он только что говорил — это религия основана на вере, а наука зиждется на опыте! Конечно, в опыт тоже надо верить. Конечно, приходится доверять некоторым концепциям. Но как же иначе? Ведь надо же на что-то опираться. Мысленно разгромив доводы Иванова, Эпифан Эпифаныч несколько успокоился и решил прочитать что-нибудь еще.

«Наука — это способ сделать из нашего ума-алмаза блестящий ум-бриллиант. И этот способ — в руках каждого из нас! Только вот, хватит ли у нас ума, чтобы ими распорядиться?». Что ж, это неплохое сравнение… Да, занятия наукой позволяют превратить алмаз в бриллиант. Хотя вопрос об использовании знаний весьма и весьма банален…

Следующий отрывок оказался довольно неожиданным. «В наше время распространены представления о самоценности эрудиции — о том, что следует накапливать любую информацию в как можно большем количестве. Однако эрудиция сама но себе еще не является полезной. Как утверждал английский философ Джон Рескин, «к знанию мы должны относиться так же, как и к пище. Мы не живем для того, чтобы знать, как не живем для того, чтобы есть». Знание может быть излишним — так же, как еда, вода, солнечный загар и т. д.».

Эпифан Эпифаныч задумался. Идея умеренности… Как и любой образованный человек, Свиридов иногда любил повторять фразу «все хорошо в меру». Но применима ли она к научной деятельности? Как-то странно об этом думать… Ну да, ученые жадны до знаний… Но ведь это единственный вид жадности, который имеет право на существование! Он вспомнил свое любимое изречение Ньютона: «Я смотрю на себя, как на ребенка, который, играя на морском берегу, нашел несколько камешков поглаже и раковин попестрее, чем удавалось другим, в то время как неизмеримый океан истины расстилался перед моим взором неисследованным».

Так что же, Иванов предлагает ограничить исследовательскую деятельность? «Знание может быть излишним»… То есть как это? Что же — он, Эпифан Эпифаныч Свиридов, слишком много знает? Какая кощунственная мысль…

Но, может быть, Иванов имел в виду нечто другое? Надо дать ему шанс исправиться… Однако следующие слова подтвердили худшие подозрения — автор придерживался одного из тягчайших заблуждений. «Формируется потребность получать все новые и новые дозы информации. Но эта потребность — искусственная. Человек способен на нечто большее, чем простое поглощение информации. Информации может быть слишком много, она может перегрузить нервную систему». Эпифан Эпифаныч с возмущением захлопнул книгу.

Знания хороши в меру? То же самое иногда говорила и Марья, но Эпифан Эпифаныч не обращал на ее слова особого внимания. Однако это было легко, а вот от текста отмахнуться труднее. Хотя, в принципе, тоже можно…

А есть ли у него самого зависимость от Науки? Не слишком ли он много ею занимается, не в ущерб ли другим важным вещам? Эпифан Эпифаныч попытался отогнать эти мысли, но не сумел. Ведь он ученый, объективно мыслящий человек… Ему пошел уже седьмой десяток, здоровье все чаще пошаливает — так не логично ли снизить темп и уровень нагрузок? Может, съездить куда-нибудь отдохнуть, как уговаривает Марья? Неприятные вопросы назойливо лезли в голову, и Эпифан Эпифаныч решил схитрить. Неподалеку виднелся раздел «Искусство». Посмотреть, что ли? Искусство ведь тоже достаточно интересная штука, хотя и уступает Науке…

Свиридов подошел к стеллажу и принялся тщательно изучать корешки книг. «Живопись», «История скульптуры», «Мир архитектуры»… Он выхватил «Графический дизайн» и принялся сердито листать. Что-то, однако, не тянет все это смотреть… Пожалуй, лучше с кем-нибудь поговорить — а там, глядишь, и настроение вернется. Рядом стояла рыжеволосая девушка студенческого возраста и внешности… Почему бы и нет?

— Вы тоже интересуетесь искусством? — спросил Эпифан Эпифаныч.

— Да, немного, — задумчиво ответила девушка.

Профессор снисходительно посмотрел на нее. Конечно, едва ли эта юная особа способна к научным диспутам. Но почему бы не продемонстрировать ей, что это такое? В конце концов, ведь долг старшего поколения — учить младшее…

— А вы знаете, что в искусстве тоже есть свои законы? — внушительно спросил Эпифан Эпифаныч. — Законы композиции, жанра… Хотя, по большому счету, фантазия все это… Вот наука — дело серьезное…

В ответ девушка заявила, что в науке тоже существует фантазия. Слегка удивившись, Эпифан Эпифаныч объяснил, что фантазия в науке основана на практическом опыте, однако собеседница не сдавалась. С самоуверенным видом она стала рассуждать о том, что отделить «правду жизни» от воображения бывает нелегко… Похоже, тема выбрана не очень удачно, подумал Свиридов. Нужно что-нибудь этакое, что позволит преподать девице урок… И вдруг девушка призналась в том, что любит смотреть сериалы. Ага! Вот на этой теме стоит остановиться…

— Латиноамериканские сериалы это образец культурной примитивности. — заявил профессор. — Кто их смотрит? Скучающие домохозяйки, бабушки и барышни, подверженные сентиментальным настроениям. Лишь они способны воспринимать сериалы всерьёз. Когда человек изнывает от ничегонеделания, то становится расположен к сказкам…

Сразу же разгорелся спор. Девушка стала отстаивать ценность сериалов и даже намекнула на то, что в этой области Свиридов может быть некомпетентен.

Эпифан Эпифаныч добродушно усмехнулся.

— У меня жена смотрит… — задумчиво сказал он. Ну, и я волей- неволей иногда подсаживаюсь к ней на диван…

Да, Марья любила все эти южноамериканские истории… Эпифан Эпифаныч не возражал пусть смотрит, лишь бы не мешала работать… В смысле, почему бы и нет? Ведь это полезно, поскольку помогает отвлечься от болезней. Правда, были и издержки иногда жена пускалась в пустые мечтания. «Ведь у нас достаточно денег, Эпифан! говорила она. Давай съездим на такой же тропический остров? Мы вполне могли бы это себе позволить…». И Эпифану Эпифанычу приходилось отрываться от компьютера и объяснять, что деньги нужны на покупку научных книг, на публикацию его работ, и еще мною для чего…

«Пойми, я должен внести свой вклад в науку! — втолковывал он. Ведь это для блага всей цивилизации!». Но жена весьма слабо понимала его аргументы, и приходилось идти с ней на компромисс — садиться на диван и смотреть очередную серию очередного фильма о том, что бедные могут стать богатыми, и наоборот…

Желание Эпифана Эпифаныча сбылось — между ним и девушкой разгорелась научная дискуссия. Свиридов пояснил, что сериал — это культурное явление, имеющее свои особенности. Он стал рассказывать об основных шаблонах, с удовольствием отмечая, что собеседница внимательно слушает. Да, недаром он пару лег назад написал специальную статью на данную тему — «Исследование телесериала как явления современной массовой культуры»… Эпифан Эпифаныч поведал о типичных признаках большинства сериалов, вновь ощущая себя в привычной роли лектора. Он перечислил такие характерные элементы, как образы-клише хороших и плохих героев, частая потеря и нахождение детей, охота за секретами — и всерьез увлекся. Было приятно подчеркивать разного рода несуразицы, ощущая свое превосходство… Однако вскоре выяснилось, что слушательница пытается возражать. Она спорила и приводила примеры, превращая лекцию в семинар, и Эпифан Эпифаныч все больше удивлялся. Даже когда он сказал о самом серьезном упреке, который можно было предъявить сериалам — об их нереалистичное™, даже тогда девушка нашла что возразить, рассказав какую-то сериальную историю. А когда Свиридов стал настаивать, она напала.

— Вы судите слишком односторонне. — сказала девушка. — Поклонники сериалов для того их и смотрят, чтобы отвлечься от грустной действительности и окунуться в пусть наивную, но сказку. А может быть, ваша Наука — это тоже такое укрытие от реальности…

Эпифан Эпифаныч нахмурился. Ее неожиданный упрек перекликался с тем, о чем он недавно читал. Идеализация науки, чрезмерная увлеченность… Может быть, это он сам — о нет, это невозможно! — он сам оторвался от жизни? Девушка заметила, что задела его, и попыталась добить советом о том, что, дескать, не нужно относиться к происходящему в сериалах очень серьёзно. Но радовалась рано — ее ждал тяжелый ответный удар. Эпифан Эпифаныч коварно улыбнулся и достал из кармана блокнот. Там он хранил памятные цитаты, вырезки из газет и клочки бумаги, на которые переписывал полезные научные данные. Блокнотом он пользовался только в самых крайних случаях, когда обычные аргументы уже не действовали…

Найдя нужную цитату, Свиридов зачитал ее вслух, рассчитывая сокрушить оппонентку. Однако девушка сдаваться не собиралась. Не раздумывая, она возобновила атаку! Юная особа произнесла пылкую речь в защиту сериалов, подчеркнув, что теленовелла укрепляет семейные ценности и несет положительный заряд. Эпифан Эпифаныч ответил еще одной цитатой, и тут девушка удивила его еще больше. Она выхватила одну вырезку из его блокнота и прочитала:

— «Теленовелла призвана развлекать зрителя, живущего в состоянии постоянного стресса. И она действительно становится незаменимой. Теленовеллы своей иллюзией вечно счастливых исходов производят эффект оздоровления, оказывают мощную эмоционально- психологическую поддержку. И в этом оптимистическом заряде — залог их будущего».

Некоторое время профессор молча смотрел на ловкую девицу. Неплохо, неплохо… Нахально, но забавно. А ведь она вполне могла бы заняться наукой! Любит свое дело, умеет защищать свою позицию… Эпифан Эпифаныч гак и сказал, предложив девушке подумать о научном поприще. И хотя та стала отказываться, Свиридов уже второй раз за этот вечер достал свою визитную карточку. Эпифан Эпифаныч представился, а девушка сообщила свое имя — Галя.

— Очень рад, Галина. А теперь не обессудьте, мне пора! Веет хорошего…

— И вам того же.

Эпифан Эпифаныч задумчиво направился к выходу. Да, из этой спорщицы мог бы выйти настоящий ученый. При условии, конечно, что она полюбила бы науку так же, как свои сериалы…

Около раздела «История» он остановился. Надо сделать что-то еще. Ах да, у него же с собой книга! «Наука, мышление и здоровье»… Надо решить, покупать ее или нет… Ну-с, что там еще пишет господин Иванов? Свиридов раскрыл главу о здоровье и прочитал: «Суть счастливой жизни — в гармоничном сочетании напряжения и расслабления. Однако в обыденном мировоззрении господствует парадигма перенапряжения. Этот познавательный образец задает культурные стереотипы, недооценивающие или вовсе отрицающие роль расслабления как такового. Например, нас с детства учат, что «без труда не выудишь и рыбку из пруда», «любишь кататься, люби и саночки возить», и т. д. Часто подобные идеи используются как призыв к напряжению во что бы то ни стало, «не жалея себя», без расчета сил и времени. Возникает парадокс — несмотря на значительные усилия, цель не достигается. Разгадка в том, что усилия слишком значительные. Например — торопясь, человек потому и опаздывает, что торопится. Или успевает — но ценой утраты спокойствия и непомерных затрат энергии».

Что ж, отчасти это верно. Эпифан Эпифаныч вспомнил, как нередко сидел за статьями и книгами ночами напролет, а потом плохо себя чувствовал и отсыпался. Ну и что из этого следует? Что надо бросить науку? Конечно, нет…

Какой же вывод делает автор? «Вопрос не в том, чтобы пере- стать заниматься любимым делом, а в том, чтобы при этом сохранить объективные, жизненно важные ценности. Для этого необходимо выполнять определенные правша. «Для соразмерности, красоты и здоровья требуется не только образование в области наук и искусства, но и занятия всю жизнь физическими упражнениями, гимнастикой» — писал философ Платон. «Гимнастика, физические упражнения, ходьба должны прочно войти в повседневный быт каждого, кто хочет сохранить работоспособность, здоровье, полноценную и радостную жизнь» — утверждал знаменитый врач Гиппократ. Это вполне возможно, нужно лишь выбрать соответствующее желание».

Эпифан Эпифаныч задумался. Выбор желаний… Может ли быть так, что его желание заниматься Наукой противоречит желанию сохранить здоровье?.. Конечно, он сильно устает. Пожалуй, это даже тенденция. Раньше он уставал меньше, а сделать успевал больше. А теперь посидишь, бывало, всего полчаса за компьютером, и уже глаза болят, спина ноет… Даже кофе в последнее время не всегда помогает. Пожалуй, лучше всего усталость снимается прогулками. Ну, и сном еще… Да, от физкультуры он далек… А как же иначе? Гимнастикой можно заниматься в молодости, когда гибкости и силы больше.

Следующий отрывок снова стал ответом на его мысли. «Мнение о том, что физические упражнения можно выполнять лишь в определенном возрасте, является ошибочным. Развивать свое тело и поддерживать его тонус никогда не поздно и никогда не рано». Эпифан Эпифаныч почувствовал раздражение. Какая все-таки зловредная книга! Постоянно прекословит, перечит… Свиридов закрыл ее и задумчиво огляделся. Пойти, что ли, еще с кем-нибудь поговорить? Хотелось отвлечься от беспокоящих мыслей, войти в привычную колею самоуверенности…

Навстречу шли два пожилых человека, оживленно переговариваясь между собой. Один из них держал в руках книгу, название которой Свиридов сумел разглядеть. На обложке разноцветными буквами было напечатано: «Путешествия во времени для начинающих». Что ж… В этом что-то есть. Наверное, стоит завязать с этими профанами беседу. Можно будет ощутить свое превосходство, вернуть хорошее настроение…

— Уважаемые коллеги! — обратился Свиридов, останавливая старцев.

— Я тут заметил, какое сакраментальное название у вашей книги… Вы всерьез относитесь к этой идее?

Старцы остановились и переглянулись.

— Да, всерьез. А что?

— А вот лично я настроен скептически. — заявил Эпифан Эпифаныч.

— Почему же?

— Хотя бы потому, что до сих пор нет не только очевидцев перемещения во времени, но и универсального определения времени.

Старец, держащий книгу, снисходительно посмотрел на Эпифана Эпифаныча.

— Путешествие в будущее, пусть даже в очень близкое будущее — это подтвержденный факт. — сказал он.

— И как же вы обоснуете свой аргумент?

— Очень просто. Эффект растяжения времени возникает всякий раз, когда один наблюдатель движется относительно другого. В повседневной жизни мы не замечаем искажений времени, поскольку они проявляются лишь при околосветовых скоростях. Даже скорость самолетов настолько мала, что растяжение времени за обычный авиаперелет составляет лишь несколько наносекунд. В общем, по теории относительности выходит, что при скорости, приближающейся к скорости света, время должно замедляться…

— И как же можно определить, что для пассажиров авиарейсов время замедляется? Эпифан Эпифаныч улыбнулся. — Это они рассказывают?

— Нет, человек не замечает столь малые сдвиги. Однако атомные часы достаточно точны, чтобы зарегистрировать этот временной сдвиг — они доказывают, что время при движении растягивается.

Поняв, что столкнулся с более компетентными собеседниками, чем он сам, Эпифан Эпифаныч почувствовал себя неуютно. Поэтому решил не уточнять, что такое атомные часы, а просто миролюбиво задать наводящий вопрос.

— Получается, что высокая скорость — один из способов перенестись в будущее?

— Да. Но есть и другой способ — гравитация. В общей теории относительности Эйнштейн показал, что гравитация замедляет ход времени. Часы на крыше идут немного быстрее, чем часы в подвале, которые находятся ближе к центру Земли и поэтому сильнее испытывают влияние ее поля тяготения… Так что если бы некий космонавт сумел приблизиться к черной дыре на малое расстояние, а затем вернуться живым и невредимым — то он смог бы оказаться в далеком будущем.

— Но ведь это фантастичный и к тому же безрассудный проект! — воскликнул Эпифан Эпифаныч.

— Несомненно. И все-таки он существует. Хорошо, пора менять тактику. Вместо нападок надо перейти к конструктивным возражениям — и по реакции оппонентов определить, стоит ли продолжать дискуссию.

— Давайте затронем вот какой вопрос… — важно произнес Эпифан Эпифаныч. — Не являясь строго парадоксальными, путешествия во времени, несомненно, остаются загадочными. Есть так называемый «материнский парадокс». Что произойдет, если, к примеру, человек отправится в прошлое и изменит события так, что помешает собственному путешествию во времени?

— Понятно, понятно, — нетерпеливо сказал старец. — Все это еще в фантастике описано. Вроде, как если бильярдный шар отправится в прошлое и столкнется с самим собой, то не сможет отправиться в прошлое, и прочие нонсенсы… Это, конечно, проблема, хотя и решаемая. Пространственно-временной континуум найдет способ сохранить себя…. Почитайте на эту тему, скажем, рассказ Роберта Хайнлайна «По собственным следам».

— Есть и другие проблемы…

— Конечно! снова перебил старец. — Самой большой проблемой при создании машины времени является се физическое строение. Но здесь, увы, мы выходим за рамки временного лимита, который у нас есть… В общем, мы, к сожалению, вынуждены проститься с вами. Кто знает, может, увидимся в будущем?

— Или в прошлом, — с улыбкой добавил второй.

И собеседники ретировались в сторону кассы. Эпифан Эпифаныч с досадой смотрел старцам вслед. Что ж, возвыситься над этими типами не удалось… Может найдутся другие подходящие кандидатуры? Он огляделся и заметил, что около раздела «Психология» собралась небольшая толпа. Даже досюда доносились возбужденные голоса — видимо, обсуждались злободневные темы. Ну, как же тут не вмешаться?

Подойдя, Эпифан Эпифаныч узнал в группе тех, с кем уже недавно беседовал. Здесь стоял тот самый проповедник, который недавно агитировал за свою антинаучную веру, краснолицый любитель НЛО… А в центре… Эпифан Эпифаныч узнал гражданина в черном плаще, которого встретил около «Науки и техники». Гражданин был в центре внимания и вовсю разглагольствовал на разные философские и научно- популярные темы.

Профессор понаблюдал за реакцией слушателей и понял, что рассуждения оратора пришлись им по вкусу. Того и гляди, возникнет новое общественное объединение… Он почувствовал некоторую зависть. Надо бы вмешаться… Почему бы и нет? Обдумывая это, Эпифан Эпифаныч выдвинулся в первый ряд слушателей. Надо рассчитать благоприятное время, и…

— Признание неизвестного как постоянно существующего элемента мира — это признание относительности познания как такового. — самозабвенно рассуждал гражданин в плаще. Все относительно даже сама относительность…

— Ух ты! А еще что-нибудь скажите! — воскликнула женщина в синей куртке.

— Вы вот что скажите, молодой человек… — произнес Эпифан Эпифаныч.

— Вот вы рассказали о софизмах, хоть и не совсем понятно, зачем. А возвращаясь к предыдущей теме — о здоровье… Вы что же, считаете состояние тела высшей ценностью? А состояние ума, состояние духа? Что, достижения человеческого интеллекта уже ничего не значат?

Он победоносно взглянул на остальных и выжидающе замолчал.

— Я вам так отвечу… — задумчиво произнес гражданин. А возможны ли достижения интеллекта без здоровья? Часто бывает так, что мы напрягаем голову за счет тела. А потом болеем, глотаем таблетки и думаем — «как несправедлива жизнь!»… Речь не о том, что главное и чем можно пренебречь, а чем нельзя. Речь идет о гармонии. А гармония — это не только умственное, но и физическое развитие…

— Лучшие умы человечества принесли в жертву свое здоровье! возмущенно воскликнул профессор. — Не жалея сил, работали во благо человечества! Сколько изобретений, сколько открытий было сделано! А вы их смешиваете с грязью…

Гражданин в плаще стал выкручиваться, говоря что-то о гармоничном развитии человека, а потом голос подал краснолицый. Обращаясь к профессору, он замахнулся на святое и подверг сомнению венец развития человечества — Науку! Возмущению Эпифана Эпифаныча не было предела. Он ощутил, что это последняя капля в чаше его терпения. Дерзкие слова Иванова, неудачи в последних разговорах, все разом встало перед глазами и вызвало жесткое непринятие, волну недовольства… С горечью махнув рукой, он быстро пошел прочь.

— А вы и правда поняли все по-своему! — крикнул краснолицый. Я не принижал вас, а просто спросил. Мой вопрос следует понимать буквально…

Быстрым шагом он бросился вслед, но Эпифан Эпифаныч чувствовал прилив сил и не позволил так просто догнать себя. Уязвленное самолюбие придавало энергии. Он-то привык сам увещевать других, указывать на их ошибки, наставлять, ощущая приятное чувство превосходства… А тут — какие-то невежды-недоучки пытаются учить его самого! Впервые так откровенно люди отказывались признать его заслуги. Более того — впервые над ним гак открыто насмехались. И вообще, он впервые так откровенно говорил на эту тему. Разве Наука — не идеал из идеалов?

Около раздела «Разное» Эпифан Эпифаныч остановился передохнуть. Ладно, надо как-нибудь успокоиться. В конце концов, не станет же учитель обижаться на первоклассников за то, что они не знают азбуку…

— А, вот я вас и догнал… — послышался голос краснолицего гражданина. Как же его зовут? А, Петрович…

— Вы желаете что-то сообщить? — холодно спросил Эпифан Эпифаныч.

— Да… Я ведь и вправду хотел узнать ваше мнение о том, что наука принесла обществу. Ну ладно, не хотите отвечать — не надо. Тогда я сам отвечу… Я полностью изучил науку в вузе, и теперь почти все забыл, чему там учили… Но не жалею! Ведь это все — ненужный балласт знаний. У науки есть серьезный недостаток: она позволяет забыть себя, действуя, как наркотик. Увлекшись наукой, человек забывает о том, кто он, какова цель его жизни. Но наука, как таковая, еще не принесла абсолютного блага человечеству. И никогда не принесет. Потому что на это способна только духовная наука…

— Уфология ваша, что ли? — осведомился Эпифан Эпифаныч.

— Ну-у, что же вы… Думаете, я так помешан на НЛО? Ну, может, и помешан, но ведь есть и кое-что другое, поважнее. В общем, это… я за пользу! Если какая-нибудь наука полезна — это хорошо! А если нет — тут уж извините! Буду ругать… Так что — вот что я имел в виду. Наука разная бывает… и ученые тоже разные.

— С этим не поспоришь! — усмехнулся Свиридов. Он уже успокоился и подумал, что в словах краснолицего, пожалуй, есть рациональное зерно.

— Ага… — сказал Петрович. — Я сейчас, пойду гляну, что за плакаты там висят — реклама какая-то…

Он ушел в сторону стеллажа «Ужасы и мистика», и Эпифан Эпифаныч остался наедине со своими мыслями. «Наука разная бывает»…

Так и есть. Выделяют разные области знаний. Правда, о пользе ученые обычно как-то особо не задумываются. Подразумевается, что познание мира самоценно — так принято считать… Конечно, практическая отдача бывает большой, даже очень — но не всегда быстрой. Эпифан Эпифаныч вдруг понял, что всегда считал полезным уже сам процесс научной деятельности — счастливые мгновения создания статей и книг, чтения лекций… Ведь при этом возникали все новые и новые мысли, обобщения — и это было приятно… А почему бы сейчас снова не обратиться к работе И.И. Иванова? Эпифан Эпифаныч уже решил — книгу стоит купить, но пока не хотел признаваться себе в этом.

Итак… «Мнение о самоценности науки ошибочно. Как писал В. О. Ключевский, «науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, то есть умение пользоваться знанием как следует». Таким образом, польза науки зависит прежде всего от отношения человека к ней и к другим явлениям жизни». Как обычно, этот отрывок был созвучен недавним мыслям Эпифана Эпифаныча. В общем, ясно, что не все ясно… Никогда не следует торопиться с вердиктом о пользе или вреде, сначала нужно оценить ситуацию в целом…

Он снова раскрыл книгу и стал ее листать. «Гордые люди болезненно реагируют на критику, направленную в их адрес. Они стремятся довести критические аргументы до абсурда — и тем самым «опровергнуть» их. Человеку с таким «крайностным» мышлением гораздо удобнее отрицать или одобрять какое-либо явление в целом, чем видеть в нем и плюсы, и минусы. Полезно помнить, что очень часто наше толкование — желаемое, и крайностное толкование — не единственный вариант. Ведь толкование может быть к умеренным — когда вместо того, чтобы приписывать крайности, человек стремится рассуждать объективно».

Так-так… «Гордые люди болезненно реагируют на критику»… Кто знает — быть может, он действительно преувеличил и не совсем верно понял слова гражданина в плаще? Может, тот и не думал отрицать Науку? Или все-таки… И тут Эпифан Эпифаныч ясно ощутил внутреннюю борьбу. С одной стороны, понимал — скорее всего, он был неправ, а с другой — понимать это не хотелось.

— М-да, я вас понимаю… — вкрадчиво произнес кто-то. — Письменность — величайшее достижение нашей цивилизации. Книга для читателя может быть целым миром, в который можно погрузиться и получить удивительные ощущения. Чтение нередко используют как средство для изменения настроения, или как способ просто от чего-то отвлечься, о чем-то на время забыть…

Профессор молчал, строго глядя на незнакомца. Это был парень среднего роста, с бутылкой из-под пива в кармане. Чего он хочет? Зачем произносит эти философские сентенции? Нет ли здесь какой-нибудь ловушки? Может, это провокация? Ну, если так, сейчас он задаст молодому нахалу!

— Понимаете, чтение в чем-то сродни общению… — продолжил парень небрежным голосом. — Мы воспринимаем информацию, и реагируем на нее своими мыслями. Поэтому чтение вполне можно назвать социальным процессом. Хотя лично мне не совсем понятно, что здесь важнее — читающая личность или общество, создавшее книгу…

И тут профессор заговорил. Он завел речь о проблеме соотношения индивида и коллектива, и парень охотно со всем согласился. Более того, оказалось, что он тоже считает Науку вершиной развития цивилизации!.. Оба с восторгом смотрели друг на друга. Эпифан Эпифаныч уже предвкушал, как будет распространяться на тему Науки и Техники, Космоса и Хаоса, Материи и Пространства, но затем решил начать с исторической тематики.

— Понимаете, — страстно заговорил он, схватив приятного собеседника за рукав, — одна из величайших гуманитарных наук — история. А самое существенное в истории, согласитесь, это доказанные факты…

Эпифан Эпифаныч признался, что сейчас занимается проблемой переселения крестьян в Сибирь при Николае Втором, изучает статистику, роется в архивах, и уже сумел раздобыть немало любопытных сведений.

— Кстати, я вспомнил об одном деле… — вдруг пробормотал парень.

Но профессор сумел уговорить его остаться и послушать рассказ о жизни крестьян-переселенцев. Парень внимательно слушал, проливая бальзам на раненое самолюбие Эпифана Эпифаныча. Было очень приятно сознавать, что русло беседы направляет именно он, умело разжигая интерес слушателя…

— А, это вы все об истории… — послышался голос Петровича. — Ну вот скажите, что практически может дать изучение истории?

Эпифан Эпифаныч добродушно посмотрел на него. Чем больше слушателей, тем лучше! Раздражение уже прошло, он расслабился и предвкушал масштабную лекцию.

— История — это наставница и учительница жизни! — начал он, ощущая, как входит в лихорадочно-эйфорическое состояние. — Как и любая другая наука, история устанавливает факты и помогает людям ориентироваться в окружающем мире. А факты, как известно — основа всякого познания. Есть элементарные истины…

— И в чем же состоят эти элементарные истины? — спросил Петрович.

— Давайте возьмем конкретный пример и поговорим.

Радость Эпифана Эпифаныча возросла. Он словно оседлал волну позитивного настроения и понял, что может воспользоваться этим. Вспомнив о том, что читал в книге И. Иванова о здоровье, Эпифан Эпифаныч заговорил о таких очевидно вредных явлениях, как алкоголь и курение. Эту тему собеседники тут же подхватили, поскольку были явно компетентны в ней. Посыпались тезисы и антитезисы, аргументы и контраргументы… Эпифан Эпифаныч с некоторым удивлением понял, что ему нравится не только говорить, но и слушать. Внимая эмоциональным излияниям защитников спиртного, он осознал, что лучше понимает их позицию. Эти люди знали, о чем говорили — явно посвятив немало времени практическому изучению проблемы опьянения! Алкоголь расслаблял их, позволяя временно забыть о проблемах. Дескать, чего туг думать, надо веселиться!

Конечно, такие доводы Эпифана Эпифаныча не считал убедительными. Ведь опьянеть — значит добровольно утратить контроль за своими поступками, за своими мыслями. Но он осознал важную вещь — оказывается, понимать не менее важно, чем быть понятым…

Вскоре слушателей стало больше. К ним подошли пожилая женщина в синей куртке, пенсионер в очках с черной оправой и другие люди, желающие высказаться. Вдруг Эпифан Эпифаныч заметил, что неподалеку стоит гражданин в плаще, от которого он недавно в негодовании убежал. Тот с кем-то беседовал, а потом, видимо, собирался уйти из магазина. А почему бы не подойти и не поговорить? Тогда он что-то говорил о сочетании умственного и физического развития, об их гармонии… Было бы любопытно, да и насущно, узнать об этом подробнее.

Ожидая, когда гражданин в плаще закончит беседу, Эпифан Эпифаныч решил временно уйти со стихийного семинара, который уже шел сам по себе, без его участия. Остановившись около раздела «Магия», раскрыл книгу Иванова и прочитал: «Иногда люди настраивают свое восприятие на поиск сложного — выдвигая мудреные и запутанные объяснения. Поэтому эксперты зачастую не видят очевидного. Ведь им мешает груз накопленной информации. «В уме непрофессионала есть множество возможностей. В уме эксперта — лишь несколько» (Э. де Мелло). В этом и состоит причина того, что вместо простого решения проблемы человек зачастую выбирает сложное — или вообще не находит вы-хода». Да, мысль глубокая… И не про него ли это?

В этот момент собеседник гражданина в плаще ушел, и Эпифан Эпифаныч вступил в разговор.

— Молодой человек, я хотел бы с вами немного поговорить, — спокойно произнес он.

— Хорошо, только недолго. Я спешу, — ответил тот.

— Да, и мне тоже уже пора… Понимаете, вы ведь говорили довольно дельные вещи. Как объективно мыслящий человек, я должен признать это… Чего уж тут говорить — здоровье надо беречь…

И Эпифан Эпифаныч озвучил волнующую его проблему: до какой степени человек может быть самостоятельным? Гражданин в плаще дал интересный ответ. Он сказал, что все люди всегда отвечают на вопрос: какими они хотят быть? Слабыми или сильными? Зависимыми или свободными? Сила — это и есть Самостоятельность, одно из проявлений которой — самооздоровление. Какое здоровье мы предпочитаем? Которое держится на таблетках и операциях? Или здоровье, которое основано на простом и естественном образе жизни? Выбор всегда за нами… Тема вырисовывалась весьма обширная, и Эпифан Эпифаныч предложил обменяться телефонами, что они и сделали.

Возвращаясь к участникам обсуждения алкогольных вопросов, Свиридов с удивлением заметил, как разительно изменилось его состояние за все время с начала визита в книжный магазин. Сначала было высокомерное чувство превосходства над другими, не столь учеными посетителями, затем, после неудачной попытки просвещения рабочих, появилась досада. Потом была целая череда перепадов — позитивные и негативные эмоции сменяли друг друга, когда Эпифан Эпифаныч беседовал на тему фильмов ужасов, науки, сериалов, читал книгу Иванова… Теперь же наступило довольно устойчивое состояние спокойствия. Почему? Видимо, причина как-то связана с тем, что он изменил свое отношение к собеседникам на более понимающее…

Эпифан Эпифаныч принялся размышлять об этом, одновременно наблюдая за заходом «алкогольных» дебатов. Тема оказалась актуальной, и ораторы часто менялись, приводя самые разные резоны. Эпифан Эпифаныч молчал, но решил вмешаться, когда Петрович заявил, что любит всяческое саморазрушение и что противникам алкоголя не следует выражать свое недовольство. Дескать, каждому свое, у каждого есть право выбора и свобода воли…

— Не хотите — не слушайте! — ответил на это Эпифан Эпифаныч. — Лично я считаю, что это очень серьезная проблема. К сожалению, сейчас рекламируется ошибочное мнение о том, что «алкоголизм это не вредная привычка, а трудноизлечимая болезнь». Так говорят ради рекламы разных дорогостоящих антиалкогольных средств… На мой взгляд, физической зависимости не существует. Не может организм нуждаться в никотине или алкоголе. Поэтому все-таки, по большому счету, это привычка…

Затем он предложил поговорить об особенностях состояния алкогольного опьянения. Ведь цель пьющих — достичь этого состояния, поэтому логично изучить его. И действительно, сторонники алкоголя наперебой заговорили на эту тему, опираясь на свой богатый опыт. Они с восторгом рассказывали о чувстве лёгкости в теле и в мыслях, о чудесном чувстве безответственности, об отстранённости от всего, даже от себя. Лагерь противников алкоголя тоже не дремал. Люди с возмущением критиковали то, что опьянение отнимает — прежде всего, возможность управлять самим собой, своими мыслями и поведением.

Наконец, повисла пауза — все, кто хотел, высказались и теперь призадумались. Конечно, каждый думал о своем, и не было никакой гарантии, что эта спонтанная дискуссия побудит кого-нибудь резко изменить свои взгляды. Но кто знает, подумал Эпифан Эпифаныч — быть может, любители алкоголя, считающие, что пить надо «сколько влезет», теперь осознают, что алкоголь не так уж безвреден…

Чтобы повысить вероятность этого варианта, Свиридов предложил подвести итоги обсуждения. Он стал говорить о том, что проблема пьянства — в причинах пьянства. Человек пьет из-за того, что не умеет управлять своей внутренней энергией — и не желает учиться этому. Но саморазрушение — не единственный вариант, ведь можно заняться искусством, наукой, физкультурой и многим другим… В заключение Эпифан Эпифаныч призвал всех поразмышлять на эти темы, поблагодарил за внимание и попрощался.

В самом деле, уже давно пора домой. Марья наверняка беспокоится, сидит там одна у телевизора… Вспомнив о жене, Свиридов ощутил чувство вины и нежности. Пожалуй, он переборщил сегодня во время ссоры. И не только сегодня… Как только он вернется, надо сразу помириться. Свиридов направился в сторону кассы, чтобы расплатиться за книгу Иванова, и в этот момент женский голос предупредил о скором закрытии магазина.

— Дядя, а почему у тебя такой большой живот? — вдруг спросил детский голос. Это от пива, да?

Эпифан Эпифаныч обернулся. Маленький мальчик, которого держала за руку бабушка, обращался к краснолицему Петровичу.

— Не от пива, а для пива. — поучительно сказал Петрович. Бабушка укоризненно покачала головой.

— Вот если будешь много пить, как этот дядя, и у тебя такой же будет…

Вдруг Эпифана Эпифаныча словно ударило. А не относится ли сказанное и к нему? Ведь если уподобить пиво информации… Неужели он живет лишь для того, чтобы накапливать разного рода сведения? Конечно, он еще анализирует их, публикует' свои исследования, и все же… Ведь хочется не только этого. Чего же еще? Да хотя бы сохранить здоровье, тонус и хорошее настроение…

Купив книгу, Эпифан Эпифаныч задержался около выхода из магазина и окинул помещение прощальным взглядом. Со всех сторон приближались припозднившиеся посетители… Их взгляды выражали интерес, радость, печаль, безразличие и многое другое. Интересно, подумал Свиридов, стал ли для кого-нибудь нынешний визит таким же значимым, как для него самого? Задумался ли кто-то о своей жизни, осознал ли необходимость каких-либо изменений в своей жизни? Увидел ли свои недостатки, захотел ли стать сильнее, разумнее, добрее?

Вряд ли он когда-нибудь узнает это… Однако совершенно точно, что для него самого нечто очень важное стало очевидным. Это то, что Эпифан Эпифаныч раньше упорно не хотел замечал»: гордость и благоговейное отношение к науке слишком сильно влияли на его восприятие и мышление.

Однако этим вечером он кое-чему научился. Недавно Эпифан Эпифаныч сумел успокоиться — и сохранить спокойствие. А разве управлять эмоциями не важно само по себе? И он не только говорил, но и слушал, а главное слышал…

Выйдя на улицу, Свиридов зябко поежился от мощного порыва ветра. Теперь пора на остановку, а затем домой… Он шел и вдруг ощутил, как откуда-то поднимается Волна Сомнения. Разве его не уважают за то, что он сделал для Науки? Разве он не обладает научным престижем, авторитетом? Так с какой стати принимать близко к сердцу слова книги Иванова? Ученые должны приносить себя в жертву, они обречены тратить время, силы и здоровье ради Науки… И все-таки Эпифан Эпифаныч приостановил эти старые, привычные мысли. Ведь он объективно мыслящий человек. Л значит, должен рассмотреть все доводы, прежде чем отвергать или принимать какую-либо идею.

Итак… Здоровье или работа, третьего не дано. А верна ли эта постановка вопроса? Разве нельзя сочетать заботу о здоровье с научной работой? Не увлекаться одним, отказываясь от другого, а именно сочетать? Ведь он читал, что принцип целостности мышления его связь с психическим и физическим здоровьем. Иванов писал о том, что наше состояние всегда влияет на наше мышление, и вопрос лишь в том, насколько мы это осознаем. А значит, посмотреть на свою жизнь стратегически, в широком масштабе — полезно…

Волна Сомнения отступила, но вскоре вновь вернулась. Конечно, неплохо бы учесть фактор времени, старение организма и угасание его функций… Да, это логично, с некоторой неохотой признался себе Эпифан Эпифаныч. Кто же не хочет быть здоровым? Правда, есть и другой вариант: просто не думать о потерях и утратах, жить, как живется… В общем-то, раньше он так и делал… Так легче, но эта легкость обманчива, и со временем оплачивается дорогой ценой…

И все же фактор времени включает в себя некую безысходную предопределенность. Ведь время идет… «Время уходит, и мы молчаливо с годами стареем, дни убегают, и нам их невозможно сдержать» — писал римский поэт Овидий. Да, с грустью подумал Эпифан Эпифаныч, течение времени постепенно уносит все наши достижения.

Подъехал нужный автобус, и Свиридов удобно устроился на свободном сиденье. До дома еще минут двадцать… Почему бы не вступить в мысленный диалог с Ивановым? Есть ли у того в книге что-нибудь на тему времени? Ага, вот глава «Отношение к старению»… Посмотрим, посмотрим…

«Осознание того, что со временем мы все больше стареем, нельзя оценивать однозначно. Само по себе это чувство не вредно и не полезно. Человек может унывать и тосковать, он может бояться приближения старости. Но обязательно ли подчиняться этим чувствам? Обязательно ли пассивно выжидать, «подчиняясь неотвратимости»? Нет, не обязательно. Человек сам решает, к каким чувствам и мыслям ему прислушиваться, а какие игнорировать. А значит мы вполне способны избрать дня себя Вариант Развития. «Если время самая драгоценная вещь, то растрата времени является самым большим мотовством» — утверждал Бенджамин Франклин. Даже самое малое время можно и нужно использовать для саморазвития».

Эпифан Эпифаныч задумался. Как относиться к этому? Все отчетливее вырисовывалась стереотипная мысль: «Ведь все равно уже ничего не изменишь. Какой смысл копошиться?». Однако Эпифан Эпифаныч решил поискать противовес этой мысли. Ведь существуют долгожители, а также их образ жизни. Пожалуй, стоит поискать соответствующую информацию. И даже не «пожалуй», а точно…

Следующая фраза книги укрепила его решимость. «Все зависит от наших желаний. Нужно лишь создать мощное желание измениться, преодолеть свои ограничения и действовать. Путь к настоящей свободе существуем и человек вполне способен избавиться от множества вредных ограничений, которым он раньше подчинялся».

Ладно, еще один отрывок, и хватит на сегодня. «С давних времен мыслители призывали человека к самопознанию. «Вместо того, чтобы высоко ценить внешние знания, полученные из книг и от учителей, лучше обратить внимание на сосуд, в котором их хранишь» (Э. де Мелло)». Ох уж лот Иванов… Прямо нарочно подбирает такие цитаты, которые просто тянут к глубоким размышлениям. Или это просто у него самого такое состояние, которое располагает к думам?

Эпифан Эпифаныч закрыл книгу и погрузился в собственные мысли. Они были необычны и в ю же время очень просты. Пытаемся ли мы понять других? Пытаемся ли понять самих себя? Есть ли у нас, вообще, такое желание? Ставим ли перед собой такую цель? Обычно очень редко. Как правило, мы предпочитаем замыкаться в своих мыслях, в обдумывании своих любимых идей…

А вот и его остановка. Скоро он придет домой, к своей Марье, которая уже столько лет его спутница жизни… Может, и в самом деле все бросить и съездить с ней на курорт?