В России наступила эра военных. Сразу никто толком и не смог сообразить, что произошло. А главное — никто не успел засечь момент, когда стало слишком опасно. События развивались настолько стремительно, что, казалось, мир сошел с ума. Сначала на президентских выборах победил кандидат, который, казалось бы, никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был стать Президентом.
Едва народ успел как следует очухаться от этой странной новости, как по улицам Москвы заторопились бронетранспортеры, усиленные наряды милиции и была принята процедура несанкционированной проверки документов у прохожих. И это в довесок к тому комендантскому часу, который успели ввести предыдущие власти.
Всё происходило быстро, но в то же время плавно. После победы на выборах Иван Дерябенко был преисполнен благочестия и вел себя исключительно доброжелательно. Он выезжал с дипломатическими визитами, выступал с речами, издал несколько указов, касающихся социальной сферы.
Затем на одном из заседаний Госдумы страна Россия была вдруг объявлена «политически нестабильной» и находящейся «на грани революционной ситуации». Поэтому во избежание беспорядков Президент «как бы предложил» усилить безопасность в крупных городах. Что и было незамедлительно исполнено.
Параллельно с этим усилилась цензура в средствах массовой информации — газеты и журналы перестали печатать разоблачительную информацию о членах правительства, а с телевидения сняли многие передачи на политическую тему. Посты государственных чиновников понемногу начали занимать офицеры, уходящие в отставку со штабных должностей.
Обязательный армейский призыв увеличен с года до двух, как и было ранее, численность армии увеличена.
Было и еще кое-что, что изумило до крайности всех, кроме меня. Со всех телеэкранов и рекламных плакатов граждан вдруг начали призывать переселяться… в Сибирь и на Дальний Восток. По телевизору транслировали рекламу Тюмени, Магадана, острова Сахалин, Норильска и многих других городов, где, по мнению государственных чиновников, должен прожить и «принести пользу Родине» хотя бы несколько лет своей жизни каждый уважающий себя человек.
На очередном заседании Госдумы был принят бюджет на следующий 2017 год, где значилось, что в некоторых регионах Сибири открываются «стройки века» — будут возводить новую атомную электростанцию, а также еще несколько стратегических объектов, на которые требовалась рабочая сила.
— В стране кризис! — Вещал с экранов телевизоров новоиспеченные политики. — С помощью разработанной нами государственной программы мы готовы обеспечить рабочие места и возможность проживания для всех, кто примет участие в новых проектах.
Деваться многим людям было некуда. С работой действительно стало плохо окончательно и бесповоротно — вплоть до выживания. Очень многие компании закрылись — и не просто по причине того, что не было средств на развитие. Но также по причине того, что из-за введенной цензуры многие производимые услуги и товары оказались попросту запрещены. Закрылись многие политические издания. Модные глянцевые журналы тоже дышали на ладан — их объявили «бездуховными», и сюда пытались всячески внедрять худсовет, состоящий из чиновниц всех мастей. А нет ничего хуже для живого издания, чем бюрократ, который рассматривает под лупой каждую запятую и решает — быть ей или не быть.
То же самое произошло и с медицинскими центрами. Запрещена пластическая хирургия. «Как так? — решили чиновники. Ведь каждый может прийти, сделать себе какой угодно нос, а потом его «родная мама не узнает». Как такого человека, спрашивается, будет искать милиция, если он совершит правонарушение?» Теперь для того, чтобы произвести пластическую операцию, нужно было собрать огромное количество справок, гласящих, что операция требуется по медицинским показаниям — например, человек получил многочисленные ожоги или ранения. Женщинам, которые еще недавно желали улучшить черты своего лица или увеличить грудь, дорога в медицинские центры была отныне закрыта — живи такой, какой тебя мама родила.
Пострадали рекламщики. Теперь на их идеи тоже налагалась жесточайшая цензура — и скажите спасибо, что рекламу в принципе не запретили. Каждый рекламный слоган и ролик нужно было согласовывать со множеством инстанций, где подробнейшим образом проверялось соответствие содержания ролика качеству рекламируемого товара. А если сказать еще банальнее — на всех этапах с бедного рекламиста собирали немалое количество денег. Потому что за эти согласования нужно было платить. Всё исключительно из благих намерений, разумеется.
В довесок ко всему Дерябенко, видимо, решил, что все беды в нашей стране исключительно от желания людей радоваться жизни и веселиться. Поэтому веселиться тоже было строжайше запрещено — количество клубов и других увеселительных заведений сократилось вдвое. Все, кто желал заняться развлекательной деятельностью, проходили мучительную процедуру лицензирования, куда входил подробный бизнес-план, а также «культурный ассортимент», который заведение собиралось предложить публике. Процедура лицензирования могла растягиваться на многие месяцы. И тоже отнимала немало денег.
И так снизу доверху нашу жизнь попытались регламентировать и ограничить некими рамками, выходить за которые было строжайше запрещено. Но чтобы срывать людей с насиженных мест и отправлять на вынужденную работу туда, куда веками ссылали неугодных граждан сначала российские цари, потом коммунисты, — это уже, наверное, чересчур.
Раньше «строители коммунизма» ездили в тайгу строить железные дороги. Теперь современные «строители капитализма» предлагали гражданам то же самое и тоже практически бесплатно, за еду.
Но самое страшное состояло в том, что людям фактически некуда было деваться. И они ехали.
Собирались — и уезжали. Но и это еще не всё. Газеты пестрили хвалебными статьями в адрес Дерябенко, который в глазах общественности оказался большим молодцом и очень удачно придумал все эти стройки, обеспечив людей работой.
«Бесплатной работой. Господи, куда катится мир».
Направляясь с утра по делам, я собственными глазами наблюдала автобусы, забитые гражданами с упакованными чемоданами. Это очередные «строители века» направлялись в сторону железнодорожного вокзала. А оттуда — покорять морозные просторы Сибири.
Сказать об этом — честно написать в газетах, в журналах, было нереально. Во-первых, это просто не пропустили бы. Во-вторых, тут я явно находилась не в тренде — меня бы просто подняли на смех сограждане, обвинили бы в «бездуховности» и «непатриотизме». Гипнометр делал свое дело — все, что неслось с экранов телевизоров, впитывалось как губка и мгновенно усваивалось нашим доверчивым многострадальным народом.
И единственный, кто понимал всю боль моей души, был Петя, который точно так же, как и я, теперь вертелся как уж на сковородке. Службам общественных связей было запрещено освещать деятельность коммерческих структур и производимые ими товары. «Во избежание недобросовестной рекламы», — так было нам преподнесено.
Поэтому теперь мы собирали разные бытовые новости, вместе с репортерами ползали по дворам, выслушивая бабушек, жалующихся на ДЭЗ и прохудившиеся крыши. То есть вели «активную общественную деятельность». Кроме того, мы устраивали пресс-конференции и пиар-мероприятия для различных социальных объединений. Коих, слава богу, оказалось достаточно много — развелось до кучи худсоветов и прочих «госприемок», каждая из которых норовила преподнести себя общественности в самом лучшем свете. Созывать же народ в Сибирь я наотрез отказалась, хотя такой заказ поступил и очень щедро оплачивался.
— Но почему они не протестуют, Петя? — Вопрошала я отчаянно, обращаясь к нему, как к Господу. — Почему они не протестуют, почему добровольно и тупо идут со своими чемоданчиками к вагонам, в которые их как скот грузят и увозят в неизвестном направлении?
— В известном, — задумчиво проговорил Петр. — Они сейчас прекрасно благоустраивают сибирские территории. Их за это обещали покормить и одеть.
— Прямо как при царе Горохе…
— И если они благоустраивают территории, значит, у них есть шанс обзавестись приличным участком земли — в Сибири-то сколько угодий, — неловко шутил Петя.
— Не смешно, — вздохнула я.
— Может, мы обсудим что-нибудь более интимное? — Игриво глядел на меня Петя и слегка дотрагивался до моей руки. Обнять меня, такую воинственную, он явно не решался.
— Да ну тебя! — Отмахивалась я от него в раздражении. — Ты что, не понимаешь, что происходит явно что-то неладное? Мы же не в начале двадцатого века, в самом-то деле!
— А чем, по-твоему, отличается двадцатый век от двадцать первого? — Вдруг очень серьезно ответил мне Петр. — Люди-то во все века одинаковы. Они во все века боятся трех вещей — остаться в одиночестве, без куска хлеба и жилья, без перспектив. Люди хотят, прежде всего, любви и покоя.
Если нет первого, то пусть хотя бы будет второе.
— Ценой унижений? Ценой рабства?! — Воскликнула я.
— Ценой предсказуемости, — возразил Петя. — Всем хотелось, чтобы о них позаботилось государство.
Вот оно и позаботилось.
— Полная предсказуемость может быть только в армии! — Парировала я. — Да и то, даже в армии есть свои нюансы.
Однако самое важное, что произошло в политическом устройство России — так это попытка правительства вернуть стране железный занавес.
После того, как Дерябенко пришел к власти, русских туристов и бизнесменов стали все реже выпускать из страны. Причем со стороны это выглядело таким образом, будто русские сами больше не хотят покидать пределы родины. Кризис, отсутствие денежных средств и прочие неудобства.
Отчасти это было правдой. Поскольку теперь мало кто зарабатывал, мало кто и ездил.
Количество служебных командировок тоже резко сократилось. Однако для того, чтобы просто поехать отдохнуть в какую-нибудь европейскую страну, теперь требовалось проходить массу проверок. Раньше официально для получения загранпаспорта нужно было заполнять множество анкет, а потом ждать около трех месяцев, пока тебя проверят и изготовят паспорт. Теперь процедура многократно усложнилась. Анкеты заполнял не только желающий получить паспорт, но и желающий выехать за пределы родины. Каждый раз заново. Ожидать такой проверки приходилось до полугода.
Затем — если разрешение на выезд дали — требовалось получить визу в соответствующей стране.
Поводов для отказа в выезде было придумано огромное количество. Не выпускали несовершеннолетних. Не выпускали одиноких женщин до 40 лет. Не выпускали бездетные супружеские пары. А те, что детные, вынуждены были оставлять своих отпрысков на попечение родственников, потому что с детьми тоже не выпускали. Не выпускали ученых, спортсменов, врачей, студентов вузов — они считались стратегическим потенциалом страны и могли поехать за границу только организованным порядком в сопровождении туристической группы. В составе таких групп, к слову, в обязательном порядке присутствовали сотрудники спецслужб.
К сожалению, я была одинокой женщиной до 40 лет. Петя, правда, под эти ограничения не попадал, хотя всё равно нам пришлось бы ожидать более полугода.
— Петь, надо что-нибудь придумать, — посетовала я. — Есть какие-то мысли?
— Не-а, — разводил руками Петр. — Ни малейших.
Я обращалась к кому-то из своих знакомых, намекая на дачу взятки соответствующему должностному лицу. Мои знакомые тоже беспомощно разводили руками и говорили, что ничем мне помочь не могут. Вот если я бы поехала в составе туристической группы…
— Хочу уехать отдыхать, — посетовала я Евгению. — Хочу покататься на лыжах в Австрии. А меня не хотят выпускать. Представляешь, какая незадача?
Евгений заинтересованно посмотрел на меня.
— Ты в отпуск, что ли, хотела? — Спросил он меня.
— Ну да, — пожала я плечами. — У нас с Петей в некотором роде роман, вот мы хотели вместе съездить отдохнуть. Недельки на три, четыре. Как следует чтобы… Петю отпускают, а меня — нет. И даже если мы фиктивно поженимся, нас всё равно не отпустят, потому что у нас нет детей.
— Мнда, задачка, — посочувствовал Евгений. — Я тоже уже миллион лет в отпуске не был. А ты заявление на выезд подала уже?
— Ну да, подала, конечно, — расстроенно констатировала я. — Но когда подавала, мне объяснили правила и сказали, что на выезд мне можно не рассчитывать.
— А ты ведь можешь оформить поездку как служебную командировку от какой-нибудь государственной структуры, — вдруг предложил Евгений.
Я вздрогнула.
— Знаешь, — медленно произнесла я. — А ведь это в некотором роде мысль. С одной только поправкой — моя компания отнюдь не государственная.
— А если оформиться от «Техникс ЛТД»? — Спросил Евгений. — Это теперь Государственное Унитарное Предприятие…
— А я к «Техникс ЛТД» никакого отношения не имею, — засмеялась я. — Да и Петя теперь тоже.
— Попросить Леонова? — Предложил Женя.
Я посмотрела на Женю как на сумасшедшего.
— Как ты себе это представляешь? Я прихожу к Леонову и говорю — Сергей Алексеевич, я хочу покататься на лыжах в Австрии, не оформите ли вы мне служебную командировку? Потому что я так хочу? — Жеманно озвучила я свою просьбу.
Женя засмеялся. Просмеявшись, он пояснил:
— Да я не то имел вообще в виду. Ты скажи, они тебе долг выплатили?
— Нет, — посмотрела я на Женю растерянно. — Женя, нет. Нет! Не-а! — Я вдруг радостно забарабанила по столу и, обежав вокруг него, чмокнула Женю в макушку. Тот моментально покраснел до самых корней волос.
— Женя, ты гений! Я тебя обожаю! — И я уже выбегала из кабинета.
… Наутро я входила в здание «Техникс ЛТД» в слегка взволнованном состоянии. Самое худшее, что могло произойти — это то, что мне откажут. Но в случае, если мы с Сергеем договоримся, то я быстренько и безболезненно улизну из страны.
Дойдя до кабинета, я сбавила шаг. Мне вдруг стало не по себе. Вот я сейчас войду, увижу его. И…
— Ты не меня ждешь? — Послышался сзади знакомый голос.
— Сережа? — Я обернулась. — Привет. А я к тебе…
Сергей шел по коридору в строгом сером костюме с бордовым галстуком. Очень стильно. Я невольно залюбовалась. Он подошел ко мне и остановился передо мной. Я учуяла легкий запах дорогого парфюма.
— Опять за деньгами? — Усмехнулся он, и в его глазах забегали знакомые искорки. — Извини, малыш.
Пока не получается…
— Да я знаю, — прервала я его. — Я знаю, у меня просто есть к тебе небольшое предложение.
— Ну, проходи, — пригласил меня Леонов к себе в кабинет. — Поговорим…
Я вошла в знакомое помещение и присела на стул рядом со столом Леонова.
— Рассказывай, что за предложение у тебя, — он смотрел на меня всё так же насмешливо.
— Сережа, — начала я сбивчиво. — Я давно не была в отпуске. Очень давно.
— Так. И? — Вопросительно посмотрел на меня Леонов.
— Ну, так вот я хочу съездить. Но ты знаешь, что правила выезда с некоторых пор изменились. Я не могу поехать просто так. Потому что я одинокая дама детородного возраста. — Я поморщилась. — Фу, как мерзко звучит.
Сергей усмехнулся.
— Ну да, я в курсе. И что? Чем я могу тебе помочь? — Спросил Сергей. — Жениться на тебе и срочно сделать детей, чтобы ты могла уехать отдохнуть?
Теперь засмеялась уже я.
— Ты знаешь, это звучит очень заманчиво, — кокетливо ответила я ему. — Но у меня просьба гораздо проще. Вот если бы ты мог оформить мне командировку от «Техникс ЛТД», и я могла бы спокойно поехать в отпуск…
— Ах, вот ты о чем, — задумался Сергей. — Это ты сама догадалась или кто подсказал?
— Сама догадалась, — буркнула я и тут же прибавила. — Это не просто просьба, Сергей. Услуга за услугу. Я готова простить компании долг за возможность просто выехать за границу покататься на лыжах. Мы можем оформить эту поездку, и вы мне больше ничего не должны.
Сергей задумался. Я смотрела на него, он в этот момент сидел и размышлял, барабаня костяшками пальцев по столу. На его рубашке поигрывала зайчиками золотистая запонка.
— Ты знаешь, я думаю, что такой вариант нас вполне устроит, — наконец, резюмировал он. — А ты одна хочешь поехать или с кем-то еще?
— С кем-то еще, — ответила я, и у меня тут же подступил комок к горлу. — Ты знаешь этого человека.
Это Петр Григорьев.
Сергей опустил глаза. Мне на секунду показалось, что в них мелькнуло какое-то страдальческое выражение.
— Хорошо, — коротко ответил он мне. — Я оформлю вам обоим такую поездку. На какой срок?
— Четыре недели, — также коротко ответила я.
— Передай документы моему секретарю, — тихо добавил Сергей. — И удачной тебе поездки…
Я вышла из кабинета. На душе было тяжело, но шаг сделан — и отступать некуда. Мне предстояло вылететь в Австрию. Шенгенская виза у меня уже давно имелась.