Забрав у Виталия его прибор, мы с Петром одним из ближайших рейсов вернулись в Москву. На таможне мы долго объясняли, что это за конструкция и для чего она нужна.

— Это просто набор винтиков и проводов, — доказывал Петя таможенникам. — Помещение отапливает.

Мы его на барахолке купили. У нас в интерьер отлично вписывается такой, мы давно искали…

Таможенники ни фига не верили, но придраться было не к чему.

— Ужасно соскучилась по маме, — сконфуженно пожаловалась я Пете, как только мы вышли из аэропорта. — Петь, ты не обижайся, но я поеду домой. И еще очень хочется погулять в одиночестве по городу. Настроение философское. Гипнометр пока у себя подержи, хорошо?

— Хорошо… — ответил Петя. — Но ты, пожалуйста, не слишком увлекайся. У нас еще много дел. И звони, если что. Будь осторожнее, тебя могут попросту арестовать. Приеду к пяти.

— Ладно, Петь. Тогда жду тебя дома. Надеюсь, что обо мне уже давным-давно забыли…

Я доехала из аэропорта до Боровицкой, и, отпустив такси, отправилась пешком. Неспешно прогуливаясь по московским улицам, я вдыхала пыль и гарь, и искренне радовалась тому, что, наконец, вернулась домой. Несмотря на воистину детективные события, я чувствовала себя почти в безопасности. Да, я знала, что в любой момент может случиться что-то непоправимое. Но, в то же время, я с этим страхом свыклась, и вдруг ощутила себя абсолютно свободной. Я не шарахалась по углам, не пряталась, я просто бродила — могла запросто зайти в любое кафе попить кофе и съесть пирожок. Я без опаски позвонила паре приятельниц узнать, как дела, и даже в офис, услышать спокойный Женин голос.

Мне очень понравилось в Австрии. Но всего несколько недель отсутствия дома погрузили меня во все ощущения иммигрантов, скучающих по родным просторам. Кирхдорф — маленький, чистенький и зеленый город. Однако в нем нет этой суеты и спешки, свойственной Москве. Которую я так любила и без которой так скучала.

— Мамочка! — С порога я обняла свою любимую родительницу, прижав ее сухенькие ручки к груди. — Мамочка, милая, как я соскучилась по тебе!

— Ну и командировочка у тебя выдалась, Лара, — мама смахнула набежавшую слезу. — Я уж думала, ты насовсем перебралась.

— Да нет, что ты! — Затрещала я. — Мы делали серию репортажей об Австрии, также я участвовала в съемках клипа для одной популярной группы. Ну и просто отдыхали — катались на лыжах, путешествовали по стране. Я привезла столько снимков!

— Посмотрим, посмотрим, — мама всё никак не могла на меня налюбоваться. — Ну, пойдем, я тебя покормлю. Голодная, наверное, с дороги.

— Я бы целого слона сейчас съела! — Призналась я.

— Слона не обещаю, а вот тарелочку пельменей сейчас отварю тебе. С перчиком, — мама любовно погладила меня по голове и поспешила в сторону кухни.

— Ну, расскажи, как съездила, — маме не терпелось выведать у меня все подробности.

— Отлично! — Вещала я с набитым ртом. — Привезла тебе кучу подарков, посмотришь после обеда. А ты как?

— Да вот давление немного подводит, — пожаловалась мама. — Сплю плохо по ночам. Но это ничего. Я принимаю лекарства. И всё проходит.

— Эх, мама, — только и выдохнула я… — Что же я буду делать без тебя…

— Бог сохранит, — тихо сказала мама.

* * *

…В России все шло как обычно: тихо, чинно, мирно — словом, так, будто бы президентские выборы были абсолютно честными, и теперь народ чрезвычайно доволен своим выбором и спокойно продолжает жить своей жизнью. Люди все так же покорно собирали чемоданы в Сибирь. И только эти паучьи перестановки — когда одних чиновников убирали, а на их место приходили новые, давали понять, что старого мира больше нет.

Около пяти часов дня Петька, как и обещал, заехал ко мне.

— Ты знаешь, Петя, мне периодически жутко становится, — разоткровенничалась я с Григорьевым. — Вот людям навязали человека, которого они вообще видеть не хотели. Он делает всё, что считает нужным. Заблокировал половину Интернета, теперь зарубежные новости на сайтах не почитаешь. Части населения запретил вообще выезд из страны даже в туристических целях. Закрыл множество газет и журналов, особенно политического толка. Лишил имущества многих предпринимателей. Ввел цензуру буквально на каждый чих. И все молчат. Электорат рукоплещет практически каждому решению Президента, и даже ввод танков в Москву объяснили чрезвычайной необходимостью борьбы с преступностью. Просто такая покорность повергает в ужас. Я об этом уже говорила.

— Ну а что ты хотела. Сейчас все-таки не двадцатый век, — объяснил мне Петя. — Ты что, думала, что начнутся массовые погромы, репрессии и другие реакционные действия? Да это бред, это уже давным-давно не действует. И такие методы попросту могут привести к международному скандалу и третьей мировой войне. У нас государства зубастые стали — им только дай повод, они тут же начинают возмущаться, объявлять эмбарго и прочие санкции. Вот поэтому и придумываются различные психотехнологии, которые позволяют просто и безобидно побеждать в информационной войне. Сейчас достаточно просто подключить какой-нибудь хитроумный прибор и объявить по телеэкрану об очередном решении. И все срочно побегут его исполнять.

— И, похоже, власти абсолютно не беспокоятся ни о чём, — покачала я головой.

— Ну, всё-таки о чём-то они беспокоятся, — возразил Петр. — Иначе за Игнатьевым не охотилась бы половина Европы. Да и мы с тобой, не забывай, теперь «лица под подозрением».

— А вот то, что меня действительно изумляет, — поделилась я с ним. — Так это то, что нас до сих пор с тобой не арестовали. Хотя поводов и причин для этого — хоть отбавляй. Я сегодня спокойно гуляла по улицам, никто даже пальцем в мою сторону не пошевелил.

— Да всё очень просто, — сказал Петя нарочито громко. — Они думают, что если будут нас долго пасти, то мы в конечном итоге выведем их на Игнатьева. Но они ошибаются! К Игнатьеву мы никакого отношения не имеем. Абсолютно!

— Да! — Поддакнула я и покосилась почему-то на шкаф своей кухни. Обернувшись обратно, вопросительно посмотрела на Петю. Петя кивнул. Затем молча встал, подошел к шкафу, открыл створку и, немного покопавшись, достал из-за железной петли, соединяющей дверцу шкафа с ее основой, миниатюрный приборчик размером с маленькую монетку. Торжественно показал мне.

Я, наученная опытом, достала молоток и…

Видимо, в администрации Дерябенко были настолько уверены в своей абсолютной непогрешимости и безнаказанности, что даже бывших оппонентов отпустили с миром.

«Это они зря сделали. Врагов нужно уничтожать».

Еще чуть позже я набрала номер Калиносова, любезно оставленный им при последней нашей встрече.

— Юрий Петрович, здравствуйте. Это Лариса Склярова, Вы меня помните? Я была у Вас перед президентскими выборами, — начала я разговор.

— Здравствуйте, Лариса, — озабоченно ответил Калиносов. — Да, я Вас помню. А вы откуда звоните?

Я насторожилась. Какая разница, откуда я звоню, если, конечно, не…

— Юрий Петрович! — Начала я бодро. — У меня к вам очень серьезный разговор как к представителю оппозиции. Вы, кажется, были не согласны с кандидатурой Ивана Дерябенко…

— Кто несогласен. Я несогласен? — Пробурчал Калиносов. — Дерябенко — отличный профессионал, я бы даже сказал, с большой буквы. Его победа абсолютно заслуженна, не будь я кандидатом, я бы тоже проголосовал именно за него…

— Поняла Вас, — задумчиво повертела я трубку в руке. — Скажите, пожалуйста, Юрий Петрович, а Вы смотрели какие-то передачи с участием Ивана Дерябенко накануне президентских выборов?

— Да, по первому каналу, — подтвердил мои опасения Калиносов. — И также смотрел по НТВ его выступление. Прекрасная речь, скажу я Вам, — снова пустился в дифирамбы Калиносов. — Я был потрясен просто. Я сразу понял, что этот человек должен стать Президентом… Настолько грамотная позиция. Настолько всё продумано. Настолько от души. Я так сильно проникся, что когда после выборов мне предложили сложить депутатские полномочия, я сразу же вернул свой мандат.

— Как? Вы больше не депутат? — С ужасом переспросила я.

— Нет, — ответил Калиносов. — В настоящий момент я нахожусь в отпуске. Вот на дачу мы с женой приехали, отдыхаем. А вообще я планирую после отпуска начать читать лекции в МГУ, на факультете политологии…

— Поняла Вас, Юрий Петрович, — я поняла, что абсолютно ничего здесь не добьюсь. — Я поняла Вас.

Большое Вам спасибо за разъяснения.

— Ну что ты, деточка, — ласково пожурил меня Калиносов. — Обращайся обязательно, если еще что понадобится… А ты откуда звонишь? — Снова спросил он.

Я повесила трубку и обратилась к Пете:

— Петька, ты не поверишь, — констатировала я факт. — Но Калиносова лишили депутатства. Причем он сам, как полная овца, сдал свой мандат и собирается спокойно и безобидно читать лекции по политологии в МГУ.

— Мнда, торжество технологий, — мрачно резюмировал Петр. — Теперь никого убивать не нужно вообще. Достаточно просто внушить правильную мысль, и дело в шляпе.

— А кто еще может нам помочь? — Спросила я.

— Я не знаю, — ответил Петр. — Наверное, никто. А ты сама можешь произнести какую-нибудь речь? — Неожиданно предложил он.

— Господи, да я вообще никогда перед камерой не выступала, — смутилась я. — Я с прессой общаюсь, но я же не пресса сама по себе. Я ни разу даже интервью не давала.

— Мне кажется, у тебя получится, — заметил Петр. — Просто тебе нужно заранее составить речь и напечатать. Будешь просто читать ее в прямом эфире…

— … а в это время толпы карабинеров будут стучать коваными сапогами по ступенькам телестудии… — продолжила я его мысль.

— Я просто думаю, может быть, нам вообще устроить абсолютную авантюру, — задумался Петя. — Ты под видом пиар-специалиста проникнешь в телестудию, потом с пистолетом и криком «Стоять, это ограбление!» ворвешься в прямой эфир, уложишь всех перед телекамерой, а сама быстренько включишь гипнометр и прочитаешь доклад?

— Да ты что, больной?! — Заорала я. — Телекамера моментально будет отключена, а меня застрелят на глазах у всей страны, не дожидаясь окончания моей речи.

— Ты права, — согласился Петя. — Но как же быть?

Я посмотрела на него ласково.

— Петя, — сказала я иронично. — В твоем плане есть одна ключевая мысль, которую ты озвучил в самом начале…

— Какая же? — Спросил он.

— Очень простая, — ответила я. — Звучит она — «ты под видом пиар-специалиста проникнешь в телестудию»… Понимаешь, в чем дело-то. Прийти в телестудию как представитель прессы мне абсолютно ничего не стоит. Потому что я и есть представитель прессы, точнее, человек, который эту прессу координирует. Поэтому я могу прийти практически на любую телепередачу и с умным видом заявить, что назавтра во всех центральных изданиях страны появятся заметки об этой самой передаче. Ну, например, на какое-нибудь ток-шоу типа «Стирка белья».

— И дальше что? Установим гипнометр на ток-шоу, чтобы люди твердо усвоили, что некая порнозвезда Лиара в детстве подверглась изнасилованию? — Петька вовсю иронизировал.

— Да нет, милый. Потом я, спокойно прогуливаясь по коридору, как бы невзначай заруливаю в студию теленовостей. И делаю две вещи. Устанавливаю там гипнометр — это раз. И два — подменяю текст новостей, лежащий перед диктором.

— Текст дублируется суфлером… — подсказал Григорьев.

— Текст дублируется суфлером, это правда, — подтвердила я. — Но профессиональный телеведущий, как правило, быстро прочитывает то, что на бумаге, и произносит это вслух. Суфлер нужен лишь на тот случай, если человек вдруг потеряется, заволнуется и забудет то, что только что прочитал. Такое редко, но бывает.

— Ну что ж, — сказал Петя. — Остается еще один маленький нюанс.

— Я догадываюсь, о чем ты хочешь сказать, — ответила я. — О том, что данную конкретную передачу с фальсифицированным текстом посмотрят далеко не все россияне. Уф, — меня свербила и не давала покоя одна беспокойная мысль. — Дерябенко понадобилось всего пара дней, чтобы подмять под себя практически всю Россию. Мне до сих пор интересно, на каком же канале подключен первый гипнометр.

— Тебе же сказал Игнатьев, что это уже неважно. Важно перебить это действие…

— Я знаю, что Виталик многое продумал и даже объяснил. Но может произойти так, что наш гипнометр выключат, а тот включат снова. И все наши труды насмарку, а мы — извините — на том свете. Мне кажется, что надо как можно скорее первый прибор найти и изъять.