Глава 1

Собирались мы в дорогу дальнюю

Игрушечная россыпь звезд медленно плыла в объеме комнаты, повинуясь заложенной в нее неким неизвестным создателем программе. Этот процесс волей-неволей притягивал к себе взор, заставлял вздрагивать тонкие струнки души, но, меж тем, заставлял задуматься о многом: в частности, почему все произошло именно так, а не по-другому? Почему естественная среда обитания человека и многих миллиардов других живых разумных систем являлась именно такой, а не другой?

— Это не случайно, — произнес голос за спиной Виктора, невольно заставивший его обернуться.

Гагарин встал в пол оборота так, чтобы одним глазом видеть димагу с изображением Домена, а вторым Странника.

— Что не случайно? — спросил Виктор, пристально разглядывая жесткое, волевой лицо своего соратника.

— То, каким стал Домен, то, какая в нем возникла жизнь и то, что в нем, в конце концов, происходит.

Виктор невольно скосил свой взгляд на руки.

— Ты хочешь сказать, что мы когда-то были Творящими Монадами?

— Тебе это твердят на каждом шагу все кому не лень, — усмехнулся Странник, — а ты так до сих пор в это окончательно не поверил.

— Это не так-то просто, — буркнул в ответ Виктор. — Кстати, зачем мы здесь?

— Чтобы забрать с собой кое-какие вещи. Они нам понадобятся.

— Для чего?

Странник провел пальцем по стеллажу, на котором покоились несколько релятиверов. От его прикосновений материал засветился, пошел волнами, словно стал жидким.

— Мы с тобой едим на экскурсию.

— То есть? — опешил Виктор, совершенно сбитый с толку.

— Нам нужно как можно скорее придумать, как остановить Вирус, но сидя на Земле ни ты, ни я этого сделать не сможем. Поэтому выход остается только один — отправится в дальние края… может быть в такие дальние, о которых даже я имею смутное представление, и найти там то, что нам в итоге подскажет, как можно ограничить деятельность Агрессора в нашем родном Домене.

— Ограничить?

— Да, ограничить. Вирус нельзя уничтожить, потому что это будет означать падение таких фундаментальных законов из наивысшей иерархии, что лишь Творец потом сможет со всем этим совладать, но будет ли он вообще вмешиваться, я не знаю.

Виктор почесал за ухом, еще не слишком отчетливо понимая масштабы того, с чем ему в самое ближайшее время предстояло столкнуться.

— Я считал, что Аг… Вирус действует только в нашем Домене, но Гаспарян обмолвился, что левая рука не может победить правую, и что, мол, для уничтожения Вируса необходимо уничтожить все живое во Вселенной. Что он имел ввиду?

— Он был совершенно прав. Для уничтожения Вируса нужно убить саму Вселенную, но я уже сказал тебе, что уничтожать мы никого не будем. Нужно найти способ ограничить Его жизнедеятельность, тогда не придется никого убивать.

Подумав немного, Виктор, наконец, оформил в какие-то определенные рамки ту мысль, которая уже несколько часов зрела в его голове.

— Значит, Вирус зародился вместе с самим Доменом?

— Приблизительно да.

— Но, в таком случае, его запустили мы.

— Утверждать не берусь, что ты в корне не прав, но доля истины в твоих словах определенно есть. Понимаешь, Творящая Монада занималась процессом создания Домена, занесения в нее жизни, но вместе с тем она совершенно не озаботилась поставить барьеры против сил, которые могут посягнуть на ее детище. В этом, разумеется, была ее ошибка.

— В этом была наша ошибка.

Странник сверкнул глазами, но выражение его лица совершенно не изменилось.

— Когда я назвал тебя и себя Творящей Монадой, представляющей из себя метапроцесс Архитектора, Конструктора и Инженера, я вовсе не имел ввиду, что именно мы в далеком…эм… прошлом создавали нашу Метагалактику. Я могу привести довольно простую аналогию, чтобы ты понял. Представь себе кучу мусора в поле, которую необходимо сжечь. Человек подходит, пользуется спичками, чтобы инициировать пламя…

— Чем пользуется? — невольно перебил Странника Виктор.

— Спичками, — уточнил тот. — Потом поясню, не суть важно. Итак, вот он зажигает пламя, которое перекидывается на мусорную кучу, постепенно разгорается, становится больше, злее и, наконец, охватывает ее целиком. Огонь жадный, голодный. Ему нужна пища, потому что без нее он очень скоро сойдет на нет. В конце концов, так и происходит, когда весь мусор прогорает. Пламя становится меньше, более пассивнее, оно уже едва заметно. В итоге, оно совсем пропадает, оставляя после себя лишь дымный след. Но вот представь себе, подул ветер, а дальше…,- Странник грустно улыбнулся, словно припомнив какие-то свои давние воспоминания, — дальше возможны варианты. Например, на сгоревший пепел опустился сухой лист, или ветер выдул горячий пепел, понес его в своих бережных, незримых лапах и опустил где-нибудь посередь скопления сухой травы… Знаешь что произойдет потом?

Не очень поняв, для чего ему все это рассказывают, Виктор, тем не менее, тут же ответил на этот очевидный вопрос:

— Пламя вновь наберет силу и сожжет листок или траву.

— В точку. Пламя возродится и сделает свою работу, но можем ли мы говорить, что ту траву, или тот листок сожгло пламя спички?

Ответ для Гагарина был совсем не очевидным и его сомнения тут же были услышаны Странником.

— Да, не все так просто и однозначно, правда? С одной стороны, спичка инициировала первоначальное пламя, но его задачей было сжечь кучу мусора и ничего больше. Все остальное — набор физических законов и метафизических программ, включая так любимую людьми случайность. Случайно подул ветер, случайно поднял горячий пепел и, разумеется, совершено случайно отнес его именно туда, где была сухая трава. Уловил хоть что-нибудь?

Кажется, параморф потихоньку начал понимать, куда его пытался склонить Странник.

— Поле с кучей мусора и сухой травой — это наш Домен, ведь так?

— Допустим, — уклончиво ответил Странник. — Что дальше?

— Тот, кто первоначально воспользовался спичкой, — медленно произнес Виктор, — это своего рода Творец, а пламя — это мы с тобой, посланные сначала выполнить первую, нужную Творцу задачу. Наши действия потом представляют собой результат случайных процессов, тех самых метафизических программ. Именно они хотят, чтобы мы возродились, как сила противодействия Вирусу?

Странник два раза довольно картинно ударил в ладоши.

— Браво, — сухо произнес он, словно был недоволен ответом Гагарина. — Есть неточности в твоей логике, но в целом — именно этого я от тебя и добивался.

— Какие неточности?

— Ну, например, твое упоминание о Творце. Кого именно ты имеешь ввиду?

— А что их много? — недоуменно спросил Виктор.

— Больше чем ты думаешь, — усмехнулся Странник.

На лице Гагарина застыла мина абсолютного непонимания услышанного.

— Универсум, Большая Вселенная… эм, возможно, что-то за ее пределами, если таковое есть в природе, — своего рода Творцы, только каждый своего уровня.

— Универсум?

— Да. Бесконечномерный объект, Фрактал Пространств и Состояний нашего и мириад соседних Доменов, заключенных между собой в единую суперсистему. Таких Универсумов в Большой Вселенной едва ли не больше, чем Доменов в одном Универсуме. Но одинока ли Большая Вселенная мне не известно.

— Колоссально, — прошептал Виктор.

— Да, меня тоже впечатляет.

Виктор хотел было расспросить Странника поподробней об этой самой Большой Вселенной, но вспомнил недавний рассказ о пламени и мусорной куче и решил окончательно выяснить, что такое спички.

Странник, услышав, о чем его хотят спросить, натуральным образом расхохотался.

— Ну, ты дал, такую ерунду у меня спрашивать, — заливался он искренним смехом. — Во учудил. Если я тебе расскажу, что это, ты поймешь незначительность этого вопроса, и сам будешь смеяться до коликов в животе.

— Может быть, — ничуть не смутился Гагарин, — но мне все же интересно.

Спустя минуту, когда Странник поведал Виктору тайны древнего инструмента добывания огня, Гагарин и правда улыбался тому, что спросил, но тут же выкрутился и задал новый вопрос, заставивший Странника на мгновение стать прежним — жестким, таинственным и недоступным человеческому пониманию.

— Хочешь знать, откуда мне известно про них? — повторил он вопрос Гагарина.

— Не думаю, что мне это повредит.

Странник мимолетно окинул взглядом тайную комнату с артефактами, сказал, глубоко вздохнув:

— Я ими много раз пользовался… в детстве, поэтому и знаю о таком способе добычи огня. Спички, зажигалка… поди тоже не слышал, что это такое?

Виктор отрицательно кивнул головой.

— Конечно, это ведь вещи давно минувшей эпохи.

Он сделался уж каким-то совсем суровым и закрытым. Виктор на мгновение подумал, что эти воспоминания тяготят его, но любопытство брало свое.

— Значит, — спросил он, — ты, в некотором роде, ровесник Николы?

— Смотря как посмотреть, — усмехнулся Странник. — Никола — уникальный прецедент, не имеющий аналогов в других инвариантах…

— В чем? — перебил Странника Гагарин.

— Ты до конца дослушивать умеешь или нет?

Виктор покраснел, словно мальчишка.

— Его эксперименты не прошли для него незамеченными, но здесь они имели особенно сильный эффект. Разумная плазмоидная форма жизни, следующий этап эволюции человеческого социума… Он стал первым, кто совершил трансформацию, но он не одинок.

— В каком смысле?

— Скоро узнаешь, — заговорщицки подмигнул Виктору Странник.

Гагарин перевел взгляд на димагу Метагалактики, потом снова посмотрел на Странника.

— Но если ты ему не ровесник тогда кто?

Странник долго смотрел на Виктора пристальным, оценивающим взглядом, потом вдруг что-то сделал, неуловимое, незаметное, и в воздухе перед самым носом Гагарина замерцали два совершено одинаковых голубоватых шарика, размером с грецкий орех.

— Выбери один из них. Любой.

— А что будет, если я выберу не тот? — настороженно спросил Виктор, рассматривая парящие в воздухе шары.

— Ничего не будет, потому что среди них не тех, как ты выразился, нет. Просто сделай выбор и все.

Гагарин думал секунд двадцать, прежде чем указать Страннику на правый от себя шарик.

В следующее мгновение левый растворился в воздухе, а правый медленно поплыл в сторону плеча Виктора и успокоился на нем.

— Я создал перед тобой типичную пространственно-временную развилку. Частный случай, можно сказать, потому что она имела лишь два выхода. Ты выбрал один из них, и, тем самым, определил дальнейшее направление пространственно-временной линии Вселенной, не слишком задумываясь о том, что параллельно с ней была реализована и другая линия, где ты выбрал левый шар. Такое ветвление осуществляется колоссальное число раз не только в нашем Домене, но и в других, входящих в Универсум, то есть в Творца первого порядка. Именно из-за этого он и представляет собой бесконечномерный объект, состоящий из множества пространств и состояний.

Виктор слушал Странника очень внимательно, не перебивая и стараясь не пропустить мимо ушей ни единого слова.

— Утверждать, что существуют прецеденты временных перемещений, — продолжал тот, — также бессмысленно, как утверждать, что их нет. Формально попасть на двести, триста лет назад, можно, кстати, так же как и вперед, не забывай об этом, но, во-первых, это автоматически приведет к созданию еще одной ветви континуума, тупиковой кстати, поскольку она в этом случае будет образована не типичным делением пространственно-временной развилки, а появлением в себе объекта, совершенно не принадлежащего к ней изначально, а во-вторых, вариантов будущего, как, впрочем, и прошлого, и без того существует гигантское множество, так что попасть именно в свое прошлое никогда никому не удастся. Временные парадоксы самоисключаются, поскольку Вселенная гораздо мудрее, чем принято ее представлять, и застрахована от множества случайностей… жаль, что не ото всех.

Порция новой информации была столь насыщена, что требовала глубоких над собой размышлений, поэтому Виктор, сам того не заметив, погрузился в стройные ряды мыслей.

— Не спи на ходу, — окрикнул его Странник.

— Я просто думал, — попытался оправдаться Виктор. — Скажи, как я понял, ты из одного варианта прошлого, очутился здесь у нас. Так?

— Да, правильно мыслишь.

— Но тогда твое появление неминуемо создало тупиковый инвариант реальности. Это ведь тоже верно?

— В отношении тебя или меня такой закон не распространяется.

— Почему?

— Потому что, я умею выходить за общий энтропийный поток и не возмущать его посторонними шумами ни в энергетическом, ни в более тонком информационном плане.

— Разве такое возможно? — спросил Виктор, скептически относясь к услышанному.

— Возможно, — утвердительно кивнул Странник. — Я обязательно научу тебя, поскольку это дает практически абсолютную незаметность при перемещении, при воздействии на определенные процессы и гарантирует абсолютную защиту от всех воздействий, чья природа хотя бы как-то связана с нашим Доменом или с иным в пределах Универсума.

— А если воздействие будет… эм, не таким простым?

— Тогда… возможны варианты, — уклончиво ответил Странник.

— И все-таки, как можно оказывать определенного рода воздействия, не влияя на энтропийный фон. Ты помог мне ни единожды, ты уничтожил весь флот Аг…Вируса в одно мгновение — это ли ни прямое воздействие на информационное поле Домена?

— Это косвенное воздействие на энтропийное поле Домена. Любое мое воздействие было косвенным, а вот твое — прямым. Тебя нужно обучить наводить порядок на родной территории как можно тише, и по необходимости сделать это нужно в самое кратчайшее время.

— И когда приступим? — вдруг загорелся Гагарин.

— Будем проходить школу жизни в дороге.

Виктор, наконец, отошел от димаги Домена, схватился за релятивер, пытаясь прикрутить его к одному из захватов ККСа.

— Что ты делаешь? — спросил его Странник, с любопытством наблюдая за Гагариным.

— Как что? Вооружаюсь. Путь ведь нам предстоит длинный и опасный, не так ли?

— Так то оно так, но тебе все эти игрушки не понадобятся. Учись пользоваться собственными возможностями. Ты как хозяин Домена, способен полноправно властвовать над ним, тем более что нашего Врага этими пушками не напугаешь.

Не слишком охотно Виктор отложил релятивер в сторону, критически осмотрел свои пустые захваты и спросил:

— Может мне и ККС не брать?

— На первое время он тебе понадобится, но потом ты сам от него избавишься, уверяю тебя.

Виктор в этом не был так уверен, но спорить со Странником не стал.

— Кстати, — вдруг спросил он, — а что происходит с тупиковыми ветвями?

— Ничего с ними не происходит. Чаще всего они капсулируются и отмирают.

— Это как? — удивился Гагарин.

— Из-за тесной связи с телом ФПС тупиковая ветвь полностью закольцована сама на себя. Она по своей сути представляет практически идеально изолированную энергоинформационную систему, которая со временем срабатывается и потихоньку схлопывается.

— Почему так происходит? — не унимался Виктор.

— Потому что Закон для всех един. Если что-то появилось из ниоткуда, то оно должно исчезнуть в никуда, иначе нарушается равновесие более серьезного уровня, а это недопустимо.

— Получается, — медленно проговорил Гагарин, — что необдуманное путешествие по Фракталу Пространств может привести к гибели миллиардов существ?

— Именно. Вот почему путешествовать за пределы Домена и в другие его инварианты — задача архисложная и требующая гигантского подготовительного этапа.

Виктор задумался на несколько минут, меряя комнату одинаковыми шагами. Потом остановился у той самой Бомбы, по своему эффекту напоминавшую Умертвие, чьи создатели по заверениям отца уже давно канули в лету.

— Неужели у Вселенной нет механизма безопасности?

— Что? — не понял его Странник.

— Я говорю, неужели Творец и Творящие Монады не предусмотрели того, что отдельные формы жизни будут способны путешествовать по инвариантам реальности и тем самым губить ни в чем не повинные цивилизации? Должен же быть какой-то механизм, препятствующий такому поведению отдельных существ.

Странник долго вертел в ладони два кристалла-камня, один красный с вкраплениями рыжего и оранжевого, другой совершенно черный, как кромешная ночь, потом положил их куда-то во внутренние карманы своего удивительного плаща и сказал:

— А они есть. Молодец, что задал такой, вопрос, значит, начинаешь соображать, как по-настоящему устроен мир.

— И как же они выглядят? — спросил параморф, пропуская мимо ушей похвалу Странника.

— Как материализованные метаэтические законы. Мы с тобой так же их представители, только наша задача состоит в другом — организовать, сотворить и усложнить Домен, а есть своего рода полицейские системы, чья задача блокировать тех, чьи действия грозят уничтожению целых инвариантов реальностей.

— Значит, мы можем привлечь их на нашу сторону в борьбе с Вирусом?

Странник на мгновение задумался, при этом его взгляд стал таким мрачным, что от него делалась не по себе.

— Я пытался, но у меня ничего не получилось. У них слишком ограниченная функциональность, поэтому в борьбе с Вирусом они будут не эффективны, хотя иметь их на своей стороне, конечно, было бы предпочтительней.

— Каков же тогда наш план?

— Он прост как все гениальное, — вздохнул Странник. — Каждая цивилизация в Домене способна организовать так называемое Сверхсознание, состоящее из ее представителей. Мы с тобой должны попытаться сделать то же самое, но в масштабах всего Домена, где кирпичиками станут уже не отдельные представители вида, а отдельные расы.

Виктор скептически посмотрел на Странника, но промолчал. Ему все вышесказанное показалось довольно абсурдной идеей, во всяком случае, невыполнимой.

— Ты зря так думаешь, — ответил ему Странник на непроизнесенный вслух вопрос. — Задача более чем реальна, и мы обязаны ее выполнить во что бы то ни стало. Более того, я бы не стал придумывать план, заранее обреченный на провал по причине его невыполнимости.

— И, позволь узнать, как мы это сделаем? Просто прокричим на весь Домен о помощи и все?

Странник улыбнулся одними уголками губ и кивнул.

— Ты ткнул пальцем в небо, но дал исчерпывающе верный ответ. Как ты думаешь, зачем Гаспаряну с Гинзбургом понадобилась эта коллекция артефактов? Что они здесь искали.

Виктор пожал плечами, выражая свою некомпетентность в этом вопросе. К своему стыду он так и не удосужился поговорить с кем-нибудь на эту тему или сделать собственные выводы касательно специфических требований Василия Лазаревича.

— Чаще советуйся со своим персинком. Она у тебя умная, небось, успел уже заметить?

Виктор кивнул.

— Так вот, Гаспарян, ныне твоими стараниями переведенный в миры более абстрактные, пытался отыскать среди них Божественный свисток, название, естественно, приблизительное. Правда, он и понятия не имел, что такого артефакта не существует в принципе, иначе наша задача и вовсе становилась бы простой до невозможности.

— Так этого свистка нет?

— Нет, — ответил Странник, и подошел к одному из стеллажей, на котором покоилось нечто, отдаленно напоминавшее небольшие по размеру бусы, с камнями в виде неправильной формы хрусталиков. Несколько секунд он пристально всматривался в них, словно старался загипнотизировать, и вдруг Виктор увидел, как эти самые бусы распались серебристым облачком, заструились, подобно утреннему туману, густому и непроглядному, и превратились в самую что ни на есть маленькую морскую звезду, умещавшуюся на ладони.

Гагарин подошел ближе, дабы пристальнее рассмотреть необычной формы предмет, явно наделенный какими-то таинственными свойствами.

— Это и есть то, с помощью чего мы собираемся осуществить задуманное?

— Да. Именно это и послужит нам заменителем того гипотетического свистка, за которым охотились наши недруги. Узнай они, что все их усилия направлены на поимку призрака, они бы здорово огорчились.

— Они и так огорчились, когда поняли, что я не собираюсь им ничего отдавать.

— Ты правильно поступил, — Странник похлопал Виктора по плечу. — С противником не нужно вести никакие переговоры, его нужно уничтожать и точка… Но, к делу. Как я уже сказал, это не свисток, однако… Никто не запрещает нам воспользоваться подручными средствами и вызвать необходимый эффект другими способами.

Гагарин, потрогал пальцами гладкую на вид поверхность звезды. Она оказалась очень холодной, порядка сотни градусов ниже ноля, и действовала на Виктор очень расслабляюще. Гагарин почувствовал необычные ощущения и изменения в душе, словно у него разом выросли крылья, а ностальгические переживания достигли своего пика.

— Ну, как эффект? — спросил Странник, с любопытством поглядывая на Гагарина.

— Потрясающе, — выдохнул Виктор, не в силах оторваться от звезды на ладони. — Очень… очень похоже на эмоциональный резонатор, но действует с такой силой, что даже меня пронимает.

— Это и есть резонатор, только более сильный и основанный на иных технологических принципах, чем использует земная наука. Эта штука в нужное время, в нужном месте и при необходимом нам стечении обстоятельств способна на очень многое, в том числе и на создание коллективного Доменного сверхсознания с набором качественно иных метаэтических принципов, чем господствуют в настоящее время и позволяют Вирусу действовать безнаказанно.

— Что за определенное время и место?

Странник спрятал звезду в карман своего необычного и, по-видимому, бездонного плаща.

— Время мы выберем сами, как только организуем те самые необходимые обстоятельства, а место… место ты прекрасно знаешь, оно известно тебе под названием планеты Таинственной, хотя это никакая и не планета вовсе.

— А что же? — опешил Виктор.

— Своего рода матричная клетка Домена, его ДНК, клеймо мастера, делавшего нашу Метагалактику. Люди, пишущие картины оставляют на них автографы, авторские знаки; Творящая Монада создала что-то подобное в виде Таинсвтенной. Вот почему твоя трансформа и активация твоего паранормального резерва состоялись ни где-нибудь, а именно там.

Виктор растеряно почесал затылок. Он уже привык к тому, что за сегодняшнее утро на него ежесекундно опрокидывалось сумасшедшее количество новой информации, требующей всестороннего изучения и осмысления, поэтому весть о Таинственной особого впечатления на него уже не произвела. И все же он ради приличия поинтересовался услышанным, расспросив о планете чуть больше.

— Не верится что-то мне, что такой уникальный объект, как автограф Творящей монады расположен так близко от Земли. Не верю я что-то в совпадения.

— Если бы Таинственная была уникальна, то я б пожалуй с тобой согласился, но это не так.

— Ты хочешь сказать, что таких планет несколько?

— Совершенно верно. Их больше сотни, точнее сто семь, и они распределены совершенно равномерно по всему объему Метагалактики.

Гагарин хмыкнул.

— Что же это получается, мы можем использовать этот… свисток в любом месте?

— В принципе да, — кивнул в ответ Странник, — но лучше будет применить его все же именно на Таинственной.

— Почему?

— Потому, что этот Управляющий центр уже активирован, и через него выполнить наш план будет легче всего.

— Управляющий центр? — спросил Виктор недоумевая. — А на что он вообще способен?

— Не на многое, — скорчил серьезную мину Странник, — к сожалению. Автограф или Управляющий центр — это всего лишь материализованный кластер метаэтических законов и ничего больше. Его нельзя использовать в качестве оружия или чего-то наподобие этого, зато создание любого Надзакона или отмена существующего в этом месте проходит без особых напрягов. Вот почему лучшего места нам не найти.

— Хорошо, — согласился с ним Виктор. — А что это за благоприятные обстоятельства, которые мы должны создать, прежде чем свистнуть в этот свисток?

— А ты подумай. Ничего в голову не приходит?

Некоторое время Гагарин усиленно пытался произвести на свет Божий хоть сколько-то конструктивную мысль, но так и не решился озвучить ни одну из них.

— Ладно, не мучайся, я тебе отвечу. Прежде чем свистеть, как ты выразился, в этот Свисток, неплохо бы было оповестить об этом тех, кому этот свист предназначен. Представь себе, идешь ты по улице крупного города, сколько всяких разных звуков ты слышишь?

— Много, — ответил Виктор первое, что родилось в его голове.

— Много, правильно. И если ты не будешь знать, как именно будет звучать нужный тебе звук, ты ни за что в жизни его не сможешь выудить из всего этого акустического безобразия. Тоже самое мы должны проделать с цивилизациями Домена, чтобы они знали, что слышать. Я, конечно, образно говорю, но факт остается фактом.

— Что, со всеми? — недоуменно воззрился на Странника Виктор.

— Поначалу придется обработать только ключевые нервные узлы. После того как мы это сделаем, процесс, я очень надеюсь, пойдет сам собой.

— Что за ключевые узлы?

— Планеты и более крупные области пространства, достаточно густонаселенные, чтобы с ними можно было вести конструктивный диалог. Ярким примером является Земная Федерация, и подобных организаций в Домене великое множество.

Они поднялись наверх, тщательно замуровав схрон с артефактами, добытыми Странником в разных уголках Универсума.

— А за пределы Фрактала Пространств ты выходил? — поинтересовался у него Гагарин.

— Еще нет, — коротко ответил Странник. — Но, чувствую, что в скором времени нам вдвоем придется это сделать.

На встречу им вышел Федор Матвеевич в обнимку с женой, а также вся чета Васильевых во главе с Катей. Спустя несколько минут они все собрались на просторной светлой террасе в доме Гагариных. Светлана Юрьевна быстро организовала душистый горячий чай для всех гостей, от которого не смог отказаться даже Странник, который по заверениям Виктора давно уже не питался как человек. Его таинственная полумифическая фигура в черных как ночь одеяниях заставляла смотреть на него с опаской и должным уважением.

Некоторое время все пили молча, изредка переглядываясь тревожными взорами. Обстановку решил наладить Странник, чувствовавший себя в компании пока еще не знакомых ему людей как дома.

— Что-то не вижу я оптимизма на ваших лицах, друзья мои, — обратился он сразу ко всем собравшимся. — В чем дело?

Ответить ему решились не сразу. Каждый приблизительно знал, кто он такой и на что способен, но факт того, что Странник в одиночку уничтожил армаду вторжения в Солнечной Системе, скорее вызывал в людях не доброжелательные чувства, а чувства страха. Наконец, слово взял Федор Матвеевич.

— Скажите, любезный… эм…

— Максим Викторович, если вам так будет угодно.

Все уставились на Странника с выпученными от удивления глазами.

— Максим Викторович? — переспросил Гагарин-старший.

— Да, именно так. А что здесь удивительного? Разве у меня не может быть нормального имени?

— Почему же, может, конечно, просто…

— Вы никак не думали, что я тоже могу быть землянином, так?

— Что-то в этом роде, — вяло промямлил Федор Матвеевич.

— Я из другого времени, точнее с другого инварианта Земли, который соответствует началу двадцать первого столетия. Мне пришлось столкнуться с Вирусом, или Агрессором, как вы его называете, еще в юношеском возрасте. Его деятельность в нашем инварианте была настолько активна, что это грозило катастрофическими последствиями для всего социума Земли. К счастью, я вовремя успел трансформироваться в… нечто большее чем просто человек или параморф и остановить угрозу.

Далее Странник коротко рассказал свою историю войны с Вирусом, после чего вся компания вновь погрузилась на несколько минут в мрачное молчание.

— Да, — протянула Катя, — бывает и такое.

— Как же Ваши родители? — поинтересовалась Оксана Вячеславовна. — Неужели они совершенно не переживают за Вас?

Лицо Странника совершенно не изменилось, но Виктор был готов поклясться, что внутри у него все похолодело при мыслях о родителях.

— Переживают, — пробормотал он неохотно. — Если быть честным, то… я вернулся к ним когда… в общем, прошло двадцать два года. — Он судорожно сглотнул, вдруг резким отточенным движением провел над пустой уже кружкой, и она вмиг наполнилась горячим чаем, который он выпил в ту же секунду. — Я тогда совершенно не знал законов Фрактала Пространств, не знал временных зависимостей, хрональных углов, потенциалов спряжений, энтропийных соотношений… пока я блуждал по иным мирам, изучал сначала себя, свои новые возможности, потом своего Врага… По моим ощущениям минуло не больше месяца, но когда я вернулся, обнаружил, что мой родной мир, мой инвариант изменился, точнее повзрослел и родители… в общем, мое исчезновение их сильно подкосило. Мать уже год лежала в больнице, отец сильно постарел, он… сдавал на глазах и держался лишь из-за нее…

Все собравшиеся на террасе слушали рассказ Странника, затаив дыхание и замерев на месте.

— К счастью, я имел возможность все исправить…

Пауза грозила затянуться, если бы не любопытство Кати.

— Вы омолодили их?

— Смышленая какая, — криво улыбнулся Громов. — Но не только. Не знаю, наверное, они меня так и не простили, но оставаться долго я не мог, поэтому мне пришлось заставить их забыть меня…

— Это ужасно, — прошептала Катя. — Как же Вы пошли на это?

Странник искоса посмотрел на нее, при этом пространство вокруг девушки ощутимо похолодало.

— Я не мог иначе. Когда на карту поставлено столько, приходится чем-то жертвовать, даже если твое могущество простирается далеко за чертой понимания и любого нормального человека. Позже я вернул им сына, я отправил им часть себя, совершенно нормального, лишенного всех особенностей, с частью своей личности. Можно сказать, я создал идеального клона. Жаль, что я не поступил так с самого начала.

— Почему?

— Потому что не умел этого. Знания не даются сразу все, они всплывают постепенно, слой за слоем, фрагмент за фрагментом. Вон у него можете спросить каково это.

Все разом посмотрели на Гагарина, которому от такого количества внимательных взглядов стало немного не по себе.

— Что вы на меня уставились? — буркнул он. — Не собираюсь я вам ничего говорить. Со мной все в порядке и меня все устраивает.

Светлана Юрьевна накрыла своей ладошкой руку сына, улыбнулась ему своей открытой восхитительной улыбкой.

— Не переживай. Мы не собираемся у тебя ничего выпытывать. Мы собрались здесь, чтобы… попрощаться. Ведь так?

Видно было, что она ждет совершенно другого ответа, хотя знала наверняка, что этого не произойдет.

— Так, — кивнул Виктор.

— Что у вас за планы? — спросил Федор Матвеевич.

Громов и Гагарин переглянулись.

— Вирус необходимо ограничить, и только мы вдвоем можем это сделать. Собственно этим мы и займемся в ближайшее время.

Федор Матвеевич внимательно рассматривал узоры на столе, потом сказал:

— Нужно предупредить совет. Я знаю, вы хотите проделать все в тайне, но исчезновение двух фигур такого масштаба могут повлечь за собой необратимые последствия.

— О какого рода последствиях ты говоришь, пап?

— Я говорю о повторной атаке флота Агрессора. Или вы мне можете дать гарантию, что она не повторится?

— Она не повторится, — твердо ответил Странник.

Вновь все взгляды приковались к могучей фигуре в черном одеянии.

— С чего Вы так решили?

— С того, что в одну и ту же ловушку Вирус не станет посылать свои силы дважды. Ему не известны перемещения меня или Виктора, а значит, он полагает, что мы до сих пор в пределах Федерации и можем, если что, вмешаться.

— Простите, — попытался возразить ему Федор, — но, по-моему, то, что Вы сейчас сказали, — человеческая логика в чистом виде. Разве не преступно пользоваться ей, касательно…

— Нет не преступно, — перебил его Громов. — Человеческая логика, логика микронианцев, зеркальников, Ро-Кха, Тафир или иных цивилизаций лишь часть металогики всего Домена. Мы, — он кивнул в сторону Виктора, — программировали ее, поэтому видим несколько больше. Вирус — фракция очень чуждая всему, что мы знаем, но… воздействуя на Домен, он сам подвергается обратному воздействию на себя, поэтому предсказать его в глобальном плане, в принципе возможно. Хотя еще раз подчеркну, понять его до конца не в силах даже я. Вирус мыслит совершенно иными категориями, основанными на иных принципах и схемах, однако действовать у нас он напрямую не может. Пока что не может, и этот факт резко повышает его предсказуемость.

Половине собравшихся эта речь была практически непонятна, но никто не решился что-то переспросить или уточнить, кроме всегда любопытной Кати.

— Что значит, программировали эту самую логику? Когда? Как?

— Давно это было, когда Метагалактика только рождалась, в самые первые ее мгновения.

— Но, — ничего не понимала девушка, — ни его, ни вас же тогда еще не было?

Громов улыбнулся наивности такого вопроса.

— Нас не было в привычном понимании этого слова, но было кое-что другое, что сотворило Домен, создало планеты и звезды и задало предпосылки для самозарождения в нем разума.

По лицу Кати прошла тень непонимания.

— Милая, — успокоил ее Виктор, — не бери в голову. Эти знания не принесут тебе ничего хорошего, только еще больше вопросов и головной боли. Поверь мне, когда-нибудь я тебе все-все расскажу, но не сейчас. Сейчас у нас нет времени.

Девушка робко улыбнулась. Ее глаза наполнились слезами и сияли сейчас, подобно двум бездонным озерам.

— Пора собираться, — встал из-за стола Громов.

Вслед за ним как по команде поднялись остальные.

— Куда вы сейчас? — поинтересовался Федор.

— В одну из лабораторий ЧНК. Нужно забрать одну любопытную вещицу, изучить ее более пристально. Потом, необходимо будет созвать большой совет, с целью избрать правильное поведение для всей человеческой цивилизации на ближайшее время. Ну… а потом мы отправимся в путь.

Ни Виктор, ни, как выяснилось, Громов, долгих расставаний не любили, поэтому попрощались быстро, без слов. Обнялись, похлопали друг друга по плечам, пожали руки. Женщины всплакнули, в их глазах горела надежда и желание увидеть их снова, поэтому никакие слова сейчас бы не пригодились.

— Что мы собираемся найти в этой самой лаборатории? — спросил Виктор, когда они с Громовым оказались наедине. — И, кстати, как мы туда попадем без пропуска?

— Можно подумать это бы тебя остановило, — хмыкнул Странник.

— Нет, но все же мне будет спокойней, если я буду знать, что мы делаем.

Громов вдруг резко развернулся, вперив свои пронзительные глаза прямо в лицо Виктора, и у того зазвучал в голове размеренный метроном голоса.

— Сосредоточься на том, что я буду делать. Времени показывать все по нескольку раз у нас нет, поэтому будь добор схватывать все на лету. Я покажу тебе как нужно тихо и незаметно просачиваться сквозь вакуум, тем самым преодолевая любые расстояния в пределах Домена. Это твой первый настоящий урок от меня, так что не подведи.

Виктор хотел было что-то сказать, но в это время на его сознание нахлынул колоссальных объемов информационный шторм, так что ему вновь пришлось включать свои невообразимые мыслительные способности и разбираться во всем по ходу дела.

О, да, Странник был воистину велик, коль мог проделывать такое. Его материальная оболочка, в момент теряла плотность, превращалась сначала в энергию, а потом и просто в принцип, своего рода информационный кластер, который был сразу везде и одновременно нигде конкретно. Гагарин, последовавший за ним таким же путем, ощутил себя сначала безмассовым, потерявшим всю физическую плотность, пучком света, существовавшим сразу в миллионах точек пространства, а потом и вовсе оказался в каждом атоме, в каждой элементарной частичке Домена, но не на материально-энергетическом уровне, как это было раньше, когда он «слушал» космос при помощи органов чувств Стражей, а на более тонком информационном.

— Материя, энергия, информация, — зашелестело повсюду, — это три этажа реальности. Грубый мир, он же материальный, сиречь та же энергия, чья плотность настолько велика, что заставляет пространство организовываться в сгустки, которые можно потрогать, пощупать, преобразовать по своему желанию. Но энергия не может появится из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Любое ее проявление, любое ее поведение имеет под собой жесткую базу законов, тех самых информационных кластеров, ментально-психических принципов, метаэтических и физических констант, которые либо создаются сами, подчиняясь общей программе развития Домена или его определенной части, либо организуются непосредственно по воле Творящих Монад.

— Самый нижний этаж — это информация? Она основа основ? — крикнул в себя Виктор, который сейчас не был привычной формой жизни, а его речь, как и речь Странника, на человеческий язык переводилась очень примитивно.

— Да. Это причина, по которому все происходит в мире. Именно воздействие на причину или создание новой причины дает в итоге следствие. Свободная же информация не способна воздействовать на вакуум, вот почему в таком состоянии, ничто не способно нас засечь.

— Даже Вирус?

— Даже он, хотя для нашей незаметности касательно него я применяю кое-что еще, но об этом в следующий раз. Ты все запомнил?

— Все.

— Тогда выходим, но не до конца. Не отставай.

Материализация была процессом с точки зрения чувств не таким интересным. Они «выплыли» в какой-то тускло освещенной комнате без окон и дверей, постояли недвижными несколько секунд, приходя в себя и приноравливаясь к скудному спектру чувств.

— На этом горизонте практически нет охраны, а защитная система инкома нас не видит.

Два энергетических облачка беспрепятственно проникли сквозь стену и очутились в более светлом и просторном коридоре. Трое киберов-охранников прошли мимо, них ничего не заметив.

— Может скажешь, что мы ищем? — обратился Гагарин к Страннику.

— Квантовый клинок наших белокожих друзей.

— Квантовый нож? — изумился Виктор. — Зачем он нам.

— Как найдем, узнаешь, — бросил в ответ Максим.

Поиски продолжались еще порядка трех минут, в течение которых Громов с Гагариным несколько раз опускались вниз, сквозь пол и поднимались вверх. На первый взгляд, казалось, что их поиск идет бесцельно, хаотично, но когда Виктор вслед за Странником выплыл в изолированном помещении, в котором в прозрачной сферической колбе, подвешенной над полом на высоте метра, покоилось страшное оружие Тафир, Гагарину осталось только присвистнуть.

— И не вздумай даже. Мы тут инкогнито.

Серебристый клинок тускло поблескивал в искусственном освещении помещения, равнодушный ко всему на свете. Убивает, как известно, не оружие, убивает человек, но отчего-то Виктору в этот момент показалось, что в отношении этого опасного предмета данное высказывание, мягко говоря, не совсем корректно. Какая-то затаенная хищность, собственная воля, страшная, непонятная и злая, пугающая своей прямолинейностью и хладнокровной жестокостью, таилась внутри этого оружия инопланетной цивилизации, дерзнувшей посягнуть на покой землян.

— Чуешь? — вдруг спросил Странник, внимательно разглядывая клинок.

— Чую что? — переспросил Виктор.

— Его суть. Его сознание.

Это было похоже на бред, но Гагарин и в самом деле вдруг ощутил клинок как живое существо со своей донельзя прямолинейной логикой.

— Оно… что, живое?

— Не совсем… — пробурчал Громов.

В следующее мгновение клинок без каких-либо видимых усилий покинул объем колбы и очутился в руках полностью материализовавшегося Странника. Правда, охранные системы по-прежнему молчали, из чего Виктор сделал вывод, что Странник воспользовался какой-то дополнительной защитой.

— Так и есть, — прошипел Громов. — Значит, он нашел способ появиться здесь материально.

— Кто он? О ком ты говоришь?

— О Вирусе, разумеется. Дело в том, — продолжил Громов, проводя по тусклому лезвию квантового ножа пальцем, — что Вирус до сих пор существовал в Домене на уровне принципа, то есть на уровне чужеродного закона, кластера информации, однако ему никак не хватало плотности, чтобы перейти на более материальный уровень, и вот теперь он похоже своего добился.

— Ты хочешь сказать, — не поверил Гагарин своим ушам, — что этот нож и есть материализованный Агрессор?

— Не только этот, а все они. И не совсем Агрессор, а лишь его часть, смешанная, скрещенная, называй как хочешь, с нашим материальным миром. Воздействуя на мир, ты изменяешь его, но при этом не забывай, что и он так же воздействует на тебя. Вирус смог обойти некоторые законы Домена и увеличить плотность своего присутствия в этом инварианте, поэтому аномальная материя квантового ножа может быть результатом взаимного воздействия друг на друга.

— Но как тогда этот материал попал к белокожим?

— Скорее всего, их на него очень тонко вывели агенты влияния их цивилизации. Фигуры наподобие Гаспаряна и Рене Гинзбурга есть не только на Земле. А дальше ученые открыли первое бросившееся им в глаза свойство и создали из этого оружие, не удосужившись заглянуть более пристально в глубь изучаемого объекта. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что и наши академики пока далеки от истинного понимания того, что попалось им в руки.

Виктор, наконец, поняв, что за защиту поставил вокруг себя Странник, также материализовался вслед за ним. Протянув руку, он взял нож в свою ладонь, ощущая его легкость и действительно невероятную жажду убивать.

— Получается, что Агрессору все-таки удалось нас обмануть, и массированная атака флота была лишь прикрытием?

— Не совсем так. Скорее дополнительным Его шагом. Вирус ничего не потерял в результате этой атаки, ведь он может не считаться с потерями. Ему на них попросту наплевать.

— И теперь у самой Земли находится материализованный Агрессор?

— Ну, не полностью конечно, и не в явном виде, но в целом да.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что ты предлагаешь сделать? Уничтожить его? Уничтожить все ножи? Это нам ничего не даст, поверь мне. Гораздо эффективней будет разобраться в том, откуда у Тафир появилась эта материя, как она к ним попала, и много ли у них ее еще?

Несколько раз взмахнув клинком, проверяя его необычные боевые свойства, Виктор отдал его Громову.

— Мы его с собой возьмем?

— Нет. Но и оставлять его в руках ученой братии мне бы очень не хотелось.

— Тогда что же?

— Мне понадобится помощь твоего Советника.

За сегодняшний день присмиревшая Влада не проронила ни слова, и Виктор даже немного позабыл о ней.

— Я к вашим услугам, — мгновенно откликнулся персинк. — Что нужно делать?

— То же самое что и в прошлый раз, но с небольшими дополнениями. Интегрируй часть меня в свою личность и приготовься к самокопированию.

Слышавший этот ментальный диалог Гагарин естественно ничего не понял, поэтому поспешил выяснить для себя ряд обстоятельств.

— О каком прошлом разе идет речь?

— А ты что, разве еще не догадался? — съязвила Влада.

— Догадался о чем? Ты объяснишь мне, наконец, что происходит, или нет?

— Глядите, какие мы нервные! А еще в спасители мира заделался.

— Влада, — напомнил о себе Странник, — заканчивай треп.

— Да, конечно. Все это время, пока Странника с нами не было, часть его сознания, и некоторые возможности сидели во мне. Я, по сути, была двойной личностью, отсюда парочка тех случаев, не укладывающихся в рамки стандартного поведения персинков. Уяснил?

Виктор, совершенно обалдевший от таких известий, едва не присел на пол.

— Так ты все это время водила меня за нос?

— Не совсем я. Но некоторая часть меня с удовольствием наблюдала то, как ты силишься понять все мои действия и не находишь вразумительного ответа.

— Ах ты…

— Закончили этот детский сад, — прошептал Странник, но таким тоном, что Виктору тут же стало не по себе. — Влада, приготовилась?

— Да.

Что сделал Максим, Виктор так и не понял. Тот с ювелирной четкостью и скорость проделал какие-то манипуляции, орудуя сразу на ментальном, энергетическом и психическом уровнях, и Гагарин почувствовал, что персинков вдруг стало две.

— Ну, вот, поздоровайся со своей сестрой, — удовлетворительно кивнул Громов.

Гагарин ощупал своей сферой чувств копию Влады, отметил, что она все же отличается по своему наполнению от оригинала, хотя и не радикально.

— И зачем тебе понадобилось это делать? — спросил он Громова.

— А затем, чтобы иметь свои глаза и уши здесь. Совсем недавно таким вот образом я присматривал за тобой, теперь присмотрю за этим, — он кивнул в сторону клинка. — Если наш объект окажется активным и начнет проявлять всякие несвойственные ему вещи, мы первые узнаем об этом.

— А если персинка найдут?

— Не найдут. Я встроил в него свою защитную систему. Она одинаково хорошо спасает и от людей и от… нелюдей.

Окинув помещение придирчивым взглядом, Громов кивнул Виктору.

— Все, пора уходить. Нас ждет большой совет.

Две фигуры, только что бывшие в лаборатории, тут же растворились в воздухе, подобно призракам.

 

Глава 2

Глубокое синее море

Большой совет на деле оказался сборищем вопящего народа. Все еще были сильны эмоции от недавнего вторжения армии Агрессора в пределы Земной Федерации, поэтому ни конструктивных диалогов, ни конкретных толковых решений, как жить дальше, произнесено не было.

В центральном зале заседаний ВКС собрались все сильные мира сего: председатель Мейерхольд, главы СБ, тревожных служб и разведки, руководство Чрезвычайной Научной Комиссии и руководитель ГУ СТС. Кроме того, на совете присутствовали все члены ВКС и некоторые чиновники рангом пониже.

Поначалу все выглядело довольно пристойно, и заседание вполне себе могло сослужить для Человечества реальную пользу, но как только совет заслушал доклад полковника Нефедова, а вслед за ним Виктора Гагарина, началась настоящая свара. Одни были за то, чтобы немедленно собрать воедино все доступные Человечеству силы, найти все мало-мальски агрессивно настроенные к Земле цивилизации и жестоко покарать их за содеянное; другие прямо и откровенно обвиняли во всех смертных грехах самого Гагарина, даже не попытавшись как следует разобраться в происходящем. Слава Богу, такими горячими головами не обладали высшие иерархи власти (не считая Совета Старейшин), поэтому охоту на ведьм фактически не кому было объявлять, но ситуации это не улучшало. Виктор, не зная конкретно, но догадываясь, что ему предстоит в ближайшем будущем, был уверен, что оставлять Человечество в таком беззащитном состоянии, когда во властных кругах царит один сплошной раздрай, а обороне нанесен довольно чувствительный урон, совершенно нельзя, но в данный момент он видел пред собой людей, занятых всем чем угодно, только не проблемами насущными.

Неизвестно чем бы закончился совет, если бы в самый нужный момент, когда все вот-вот могло бы сорваться в пропасть человеческого безумия, в зале не объявились сначала старейшины, а потом, прямо в самом его центре из воздуха материализовался Странник.

Сказать, что тишина в зале воцарилась гробовая, значит не сказать ничего. Сначала все уставились на двенадцать вновь прибывших господ, объявившихся в зале непонятно как (Виктор почувствовал, что в этом замешен Громов), а оптом к себе взоры приковал гигант в черном. Странник и в самом деле немного подрос для этого случая и выглядел сейчас на голову выше всех присутствовавших.

— Не знал, что ты любишь дешевые эффекты, — бросил Виктор мысле-слоган Максиму.

— Я их не люблю, но в данный момент это самое эффективное из того, что я мог бы предложить, — ответил ему Громов.

И на деле это оказалось именно так. Все-таки Старейшины имели колоссальный вес и действовали даже на таких фактурных личностей как Мейерхольд, Богданов или Баренц завораживающе, а уж Странник одним своим видом и возможностями внушал священный трепет у всех присутствующих. Именно он достаточно быстро, можно даже сказать в приказной форме, велел членам совета не изображать из себя маленьких детей, задавить в корне все излишние деструктивные эмоции и трезво взглянуть на вещи. Указания были приняты, фактически на месте рассмотрены и утверждены как единственно верные в сложившейся ситуации.

— Да, — протянул Нефедов, пожимая руку Громову, — навели Вы на них шороха. Честно признаться, я еще ни разу не видел совет таким шелковым.

— Пустяки. Главное, чтобы это реально возымело действие. Пока мы будем отсутствовать, кто-то должен возложить оборону всей цивилизации на свои плечи.

Нефедов задумался на мгновение.

— Куда вы уходите?

— Не могу сказать, — уклончиво ответил ему Странник. — Чем меньше людей об этом знает, тем больше шансов у нас с Виктором исполнить задуманное.

— Виктор уходит с Вами?

— Да, — ответил Гагарин. — Эта миссия только для нас двоих, и мы в нее никого не имеем права взять, уж простите.

— Да ничего, — замялся Нефедов. — Надеюсь, вы действительно знаете, что делаете.

— И мы на это надеемся.

Полковник по очереди оглядел сначала черную фигуру Странника, потом Виктора, пожал обоим руки и бросил на прощание:

— Удачи вам. Надеюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся.

— Всенепременно, — заверил его Странник.

Вслед за этим они оба растаяли в воздухе.

И практически сразу очутились на вершине какой-то горы, одиноко стоящей прямо посредине острова в океане. Повсюду остров был покрыт буйной растительностью, источал всевозможные звуки живой природы. Пушистые белесые облака плыли так близко к поверхности воды, что, порой, казалось, что до них можно было дотянуться руками.

— Приятное место, — резюмировал Виктор, оглядевшись по сторонам.

— Одно из самых красивых мест на земле, — вторил ему Громов. Его лицо всего лишь на мгновение утратило свою непроницаемость, стало по-настоящему человеческим, одухотворенным, но лишь на мгновение.

— Зачем мы здесь? Уж явно не для того, чтобы любоваться красотами нашей родной планеты?

Странник вздохнул, как показалось Виктору, горько.

— Нет, не для этого. Нам нужно выполнять свою миссию, и мы ее начнем прямо сейчас.

— Созерцая эти пейзажи?

— Не совсем. Ты в курсе, что каждая планета, каждая звезда — это своего рода нервный узел Домена?

— Эм, — протянул Виктор, — я думал над этим, но точно не знал.

— Теперь знаешь. С древних времен человек думал, что его планета особенная. Сначала, он полагал, что все, что есть на небе, вращается вокруг Земли. Потом, когда была открыта гелиоцентрическая модель мира, он думал, что Солнце — это единственная звезда на небе. Но и этот миф наука вскоре развенчала, и вот человек начал думать, что жизнь есть лишь на нашей планете. Сейчас мы знаем, что это также является абсурдным утверждением. Правда, ирония судьбы заключается в том, что Земля на самом деле действительно удивительный объект. Она, впрочем, это не удивительно, является, во-первых, живым, разумным объектом, во-вторых, любая разумная биосфера образует на планете еще одну мыслящую систему — коллективный разум, который в сочетании с планетой, как существом, образует еще один надразумный слой. Голова еще кругом не идет?

— Да вроде нет, — неуверенно пробурчал Виктор.

— Отлично тогда дальше. Уникальность Земли как планеты состоит в том, что на ней обитают сразу четыре коллективных разумных системы, включая человеческую, что делает ее поистине бесценным Существом с огромным потенциалом. В тот момент, когда произойдет их интеграция между собой и с планетой в целом, мы получим… эм… если и не нового Инженера, то очень серьезного союзника в борьбе против Вируса.

— Постой, — поднял руки вверх Виктор, — ты хочешь сказать, что в настоящее время на Земле существует еще три разумных вида существ?

— Еще три носителя разума, это разные вещи. А здесь мы с тобой оказались совсем не случайно. Настало время наведаться в морские пучины, туда, куда очень редко ступает нога человека, поскольку этот мир принадлежит другому биологическому виду — цивилизации Хурлах. Мы называем их аквидами, потому что они живут под водой, но на самом деле это не совсем так. Впрочем, ты сам скоро все увидишь.

Обалдевшими от удивления глазами Гагарин сейчас с утроенным вниманием рассматривал прибрежный океан, силясь отыскать в нем хотя бы какой-то намек на нечеловеческую цивилизацию, но, разумеется, ничего не находил.

— Послушай, — наконец, спросило он, — как такое возможно, что мы проморгали целую цивилизацию у себя под боком?

— Могу добавить, что даже не одну, а целых три, — усмехнулся Громов. — Но не беспокойся, никто ничего не проморгал, просто не всем об этом известно. Даже Людвиг Мейерхольд и Богданов не в курсе происходящего, зато все Старейшины как один вполне себе нормально контактируют с ними, особенно с аквидами, поскольку те наиболее близки к людям с анатомической и технологической точки зрения. На самом деле все эти градации развития цивилизации, придуманные в свое время людьми в качестве упрощенной модели, довольно условны. Мы привыкли считать цивилизацию высокоразвитой, если она вышла в космос, если обладает безотходными технологиями, если уровень ее воздействия на природу сведен к минимуму и так далее. Мы разделили цивилизации на технологические и биологические, совершенно не задумываясь о том, что это наши критерии и понятия, и они в корне не верны. Настоящей высокоразвитой цивилизацией является та, чье накопленное количество информации больше, вот и все. Очень просто, но в то же время понять это трудно. Тем же аквидам совершенно не зачем выходить в космос, хотя они это умеют делать и делали задолго до того, как первый человек, кстати, твой однофамилец, полетел в космос.

— Они что же, все время жили здесь?

— Да. Все время. Мы на поверхности, они — тоже на поверхности, но морского дна. Именно поэтому человечеству со всеми их высокоразвитыми технологиями так и не удалось обосноваться в океане. Не потому что люди не могли этого сделать, потому что океан уже был занят.

— Но как же такое возможно, — не унимался Виктор, — что за все время существования Хурлах ни один человек кроме Старейшин не видел следов деятельности этих аквидов, не видел их самих?

— А я такого не говорил. Видели, и очень много раз. Только сначала всю их деятельность искусно сводили к такому явлению как НЛО, а потом — к засекреченным военным технологиям самих землян. Все это делалось с подачи Старейшин, которые всегда обладали несколько большее четкой картиной мира, чем в то время даже представители спецслужб и лидеры государств.

— Получается, что они выполняли роль кукловодов для людей?

— А что в этом плохого? Представляешь какая бы свара могла начаться, если бы Человечество повстречало аквидов? В ту пору люди были отнюдь не такими гуманными, как сейчас, и развязать конфликт им бы не составило особого труда. Так что сокрытие особо опасной информации послужило Человечеству только во благо.

— А сейчас почему Старейшины не хотят раскрывать людям глаза?

— Чтобы не приводить устоявшееся общество к социальному взрыву. Люди, хоть и стали гуманными, но по-прежнему несут в себе гены своих предков. Возьмись на досуге просчетом подобной ситуации, когда Человечеству откроется тайна существования Хурлах, получишь любопытные выводы.

— Ты этим занимался?

— Да, поэтому в этом вопросе поддерживаю Старейшин.

Когда первые впечатления от услышанного малость улеглись, Громов скомандовал движение.

— Мы так и войдем к ним без спроса?

— Не думай, что к ним так просто попасть. Они знают, что мы должны наведаться к ним, так что давно следят и за мной и за тобой.

— Следят за тобой? — удивился Виктор.

— Ну, образна говоря. Я просто изредка даю им знать, где нахожусь.

Новый способ перемещения в пространстве с каждым разом давался Виктору все естественней и легче. В этот раз он уже не заметил, как сначала развоплотился, превращаясь в информационный кластер, растянутый по всему Домену, а потом, следуя за Громовым, материализовался в просторном шарообразном помещении, залитом дивным голубоватым свечением. По экватору этого шара тянулась полоса шириной метра три, выполняющая, очевидно, роль панорамного окна, вот только вместо стекла здесь присутствовала самая настоящая вода.

— Силовые поля?

— Не совсем, — ответил на вопрос Гагарина Странник. — Силовые поля в нашем понимание — это что-то внешнее, наложенное на определенный объект, в этом же случае вода сама по себе и привычная материя и поле.

Гагарин медленно подошел к окну, дотронулся до него рукой. Вода, заменявшая Аквидам стекло, упруго выгнулась под воздействием параморфа, и в следующее мгновение его пальцы окунулись в прохладную привычную влагу.

— Нечего себе, — пробормотал Гагарин себе под нос, — как живая.

— В некотором роде так оно и есть. Вода, как ты знаешь, является идеальным носителем информации, она прекрасно программируется и управляется, чем аквиды пользуются с завидным постоянством.

Виктор вернул руку обратно.

— Где мы?

— На глубине семи тысяч метров, в толще вод великого Тихого океана. Это одна из колоний-поселений аквидов.

— Город?

— Что-то типа этого. А вот и посол.

В воздухе в метре над полом прямо перед Виктором возникла капля прозрачной воды, плавно увеличилась в объеме, приобретая размеры и форму сферы метрового радиуса, резко замерла, а потом столь же резко скачком вновь прибавила в габаритах. В ее центре вдруг возникла фигура антропоморфного существа, в серебристом костюме, среднего (по человеческим меркам) роста, довольно худая с огромными фиолетовыми глазами на вытянутой в ширину и приплюснутой сверху голове. Больше всего лицо неизвестного существа напоминало помесь морды дельфина и ската, да и строение тела, изящество формы туловища и ног имело нечто общее с этим благородным обитателем морских пучин.

Сделав шаг навстречу посланникам человеческой расы, аквид посмотрел сначала на Виктора, потом на Громова и издал своим нутром какой-то странный дребезжащий звук. В ответ на это Громов с достоинством отвесил тому поклон. Гагарин поспешил повторить то же самое, вовремя поняв, что хозяин этих мест их поприветствовал.

Прозрачная сфера, тем временем, убралась сама в себя и растворилась в пространстве приемного зала.

В сознание Виктора аккуратно постучали.

— Они отличные телепаты, — услышал мысле-голос Максима Гагарин, — не сопротивляйся, все равно их потенциал ничтожен по сравнению с нашим.

Виктор аккуратно раскрылся навстречу чужой пси-сфере, отмечая ее необычное строение, слегка иную гармонию и не совсем понятный настрой.

— Они, что не рады нас видеть? — спросил он Громова.

— Их спектр чувств отличается от человеческих. Радость и горе, понятия для них не такие категоричные как для нас. Скорее обычное их настроение — это смесь противоположностей.

В голове возникли странные образы бурлящей воды и водоворотов, какие-то символы, похожие то на рыб, то на моллюсков. Так продолжалось порядка минуты, пока, наконец, ветер чужого присутствия в голове Гагарина не ослаб окончательно.

— Приветствую обитателей поверхности, — прозвучало в голове.

— Он знает наш язык? — обратился Виктор к Громову, и тут же ответил послу, как это сделал его попутчик. — Приветствуем обитателей воды.

Что-то похожее на улыбку промелькнуло в глазах скатодельфина. Он подошел к панорамному окну, сделал какой-то неуловимый жест рукой, и упругая водяная гладь заструилась, заколыхалась, выгибаясь вовнутрь помещения еще одной прозрачной водянистой сферой.

— Прошу за мной, — пригласил он землян, первым просачиваясь вовнутрь, по всей видимости, транспортного средства.

Виктор вслед за Громовым присоединились к аквиду, отмечая то, что вода внутри сферы ведет себя самым непостижимым образом. Она облегала фигуры землян, но при этом совершенно не просачивалась под складки одежды и не смачивала кожу, будто была закуклена в особое силовое поле.

Водянистая сфера медленно выплыла из приемного зала, и землянам открылась панорама окрестностей морского дна. Судя по всему, они находились в каньоне, достаточно глубоком с прямыми отвесными стенами, совершенно черными и без каких-либо видимых на них сооружений, однако Виктор чувствовал, что повсюду кипит самая настоящая разумная жизнь, которую он никогда не знал, но которая появилась на Земле чуть ли не раньше человеческой. Колония Хурлах располагалась в каменистой толще океанического дна и действительно напоминала Гагарину человеческое поселение, с той лишь разницей, что она была гораздо протяженней любого города на поверхности и не имела привычных людям зданий. В толще пород были прорыты сотни туннелей различных форм и конфигураций, тысячи пещер искусственного происхождения были заполнены водой, которую аквидам действительно удалось покорить.

Сфера с пассажирами медленно и величаво вплыла в одну из пещер, слегка увеличила свой темп движения и, спустя несколько секунд, Гостям открылся потрясающий, залитый всевозможным светом (от бирюзового до кобальтового) вид. Это была гигантская пещера естественного происхождения, в которой спокойно мог разместиться человеческий город средних размеров. Вся поверхность пещеры была усеяна сферическими или сталагмитоподоными строениями; повсюду были видны потоки транспортных сфер, которые из-за своего количества в толще воды напоминали сейчас россыпь пузырьков воздуха. Транспортные сферы были не только идеально круглой формы, на которой землян вез посол, попадались и приплюснутые, в форме блюдец, и вытянутые к своему хвосту, напоминавшие капли воды или кометы в космическом пространстве. Были и вовсе какие-то сигарообразные пеналы, дивно сверкавшие в лучах искусственного света.

Буйство цветов и красок повергло Виктора в настоящий шок. Всевозможные оттенки розового, красного, сиреневого и синего, составляли между собой невероятные, фантастические как по своей сути, так и по вызываемому эффекту сочетания; то тут, то там, мелькали всевозможные искорки-точки, действительно здорово напоминавшие искры у костра. Одни из них были довольно объемистые, едва ли не с половину транспортной сферы, другие совсем крошечные, с ладошку ребенка. Последние образовывали меж собой настоящие ансамбли пространственных геометрических фигур, узоров удивительной гармоничности, при этом некоторые таковыми оставались все время, другие же меняли свою конфигурацию спустя несколько секунд.

— Потрясающе, — прошептал Виктор, наслаждаясь этим удивительным зрелищем. Сейчас он даже не пытался понять, для чего нужны все эти биомеханические автоматы, что за бурную деятельность развили здесь Аквиды; он просто внимал, вбирал в себя, как губка тонкое чувство красоты и гармонии чужой цивилизации, разделившей с людьми их родную планету.

Транспортная сфера нырнула куда-то вниз, обходя по спирали вытянутое сверкающей сосулькой сооружение. В ее основании было несколько круглых отверстий; в одно из них посол и направил свое транспортное средство.

Оказалось, что аквиды вполне себе нормально могут обходиться и без воды. По сути, они были двоякодышащими существами, способными поглощать кислород, как из воздуха, так и из воды.

— Вас уже ждут, — напомнил о себе посол. — Сюда, пожалуйста.

Следуя за аквидом, Громов с Гагариным проследовали прямым, как стрела полусферическим коридором, который привел их в гигантский зал. Он напоминал собой чашу, в центре которой висел шар десятиметрового радиуса, по которому то и дело пробегали какие-то огонечки, всполохи, а в его толще буйными фонтанами расцветали кроваво-красные нити.

— Это же…

— Да, модель Земли. Это единый терминал управления всеми их колониями-поселениями на планете. Всполохи и точки на поверхности относятся к проявлению деятельности человечества, а вот эта сетка, похожая на венозные сосуды — деятельность еще одной расы…

— Какой?

— Самоназвание я тебе не смогу произнести, поскольку это сочетание звуковых, пси и энергетических слоганов, но для простоты я называю их файрусами.

— Кто они?

— Довольно экзотическая форма жизни. Что-то среднее между энергетической и биологической. Ты скоро их сам сможешь увидеть.

Вокруг шара внезапно засияли вереницы непонятных узоров, символов, которых Виктор уже наблюдал здесь. Присмотревшись как следует, он сумел понять, что эти вереницы состояли из многочисленных спиралей, которые, в свою очередь, и были образованы символами, скорее всего, иероглифами местного языка.

— Да, диалог у них идет не мирный, — проворчал вслух Громов.

— В смысле? — не понял его Гагарин.

— Обрати внимание на спирали, что ты видишь?

Виктор еще раз взглянул на удивительно гармоничные и правильные узоры местного языка, стараясь найти в них что-то необычное, и вдруг подметил, что одни спирали имели как бы правую закрутку, но их было очень мало, а вот большинство имело как раз левую закрутку.

— Все эти символы-иероглифы, — пояснил Странник, — действительно являются местным алфавитом, хотя большинство из них, в самом деле, похожи то на известных морских обитателей, то на кораллы, но при этом аквиды располагают свои буквы не по вертикали и не по горизонтали, а пишут по спирали, постепенно раскручивая ее либо вправо, либо влево. В процессе эволюции они утратили дар говорить, то есть передавать информацию акустическим путем, и перешли на ментальный способ. Однако их способности в этом плане имеют очень специфические характеристики — они, к примеру, не способны транслировать свою мысль нескольким операторам сразу, от силы двум-трем, поэтому вынуждены прибегать к мысле-графическому общению на подобных заседаниях.

— Каждая спираль — это законченная мысль одного конкретного аквида?

— Совершенно верно. Когда спираль имеет правую закрутку, то аквид говорит мирные вещи или, в целом, его речь не касается ничего агрессивного, но если изображение имеет левую закрутку — речь идет о войне.

Бегло посмотрев на вязь иероглифов вокруг огромного земного шара, Виктор понял, что дела идут не очень хорошо.

— Что конкретно они говорят?

— Они не знают, зачем мы здесь, и думают, что наша миссия состоит в том, чтобы завербовать их, а заодно и другие цивилизации в борьбе против Вируса, точнее против его флота.

— Они, в принципе, не далеки от истины.

— Не далеки, но мыслят не в том направлении. Кстати, если бы мы действительно предложили им присоединиться, то, скорее всего, наше посольство увенчалось успехом.

— А сейчас… может не увенчаться?

— Аквиды не так тесно контактируют с двумя другими представителями разума на Земле, как с людьми, поэтому я ничего конкретного пока сказать не могу. Очень не хочется все проделывать насильным путем.

Что имел ввиду Громов своей последней фразой, Виктор не стал уточнять.

Над стройными рядами заседавших аквидов вдруг начали загораться красные и синие, за редким исключением, точки. Они, повисев над головой хозяина секунду другую, срывались с места и летели в центр зала, где объединялись в два больших шара. При этом было заметно, что красный явно был больше синего.

Когда формирование двух шаров было закончено, и они растаяли в воздухе, зал огласил твердый, уверенный человеческий голос:

— Мы готовы предоставить вам военную помощь, люди. Наши ладьи относительно редко выходят в открытый космос, но при этом они в состоянии дать противнику достойный отпор. Когда вы хотите выступать?

— Как я и предполагал, военной поддержкой нас бы в случае чего обеспечили.

— Кстати, а почему нельзя было сразу сообщить им цель нашего визита? Избавились бы от бесполезного времяпрепровождения и сразу бы перешли к делу.

— Ты не знаешь их менталитет. Сначала нужно предоставить им разобраться во всем самим, даже если они все понимают неправильно, и только потом гнуть свою линию.

Виктор больше не стал отвлекать своего товарища ненужными расспросами, предоставив тому полное право разбираться в проблеме самостоятельно. Максим предпочел общаться сразу со всеми аквидами на ментальном уровне, чем вызвал у них неподдельный восторг смешанный с благоговейным страхом. Ни один, даже самый мощный телепат из рода Хурлах не способен был к прямой мысле-трансляции даже на пять особей, а тут сразу на всех.

— Мы, как представители цивилизации людей, — начал Странник, — благодарим вас, мудрое племя воды, за то, что вы хотите предложить нам военную помощь в борьбе против единого для всех Врага. Это честь для нас стоять с вами плечом к плечу, защищать наш общий дом от вторжения агрессивный форм жизни. Но моя миссия состоит несколько в другом.

— Вы хотите сказать, — немедленно отреагировал голос, — что пришли к нам не просить военной поддержки?

— Совершенно верно.

— Но, тогда чем мы можем помочь людям в борьбе с Врагом?

Громов выждал микросекундную паузу, после чего продолжил:

— Вам должно быть известно, что флот, напавший на Землю, был разбит окончательно и бесповоротно. Но сам по себе флот на самом деле не представлял серьезной угрозы, поскольку не имел единого командного центра. Тот враг, которого вы видите, на самом деле лишь скопище таких же цивилизаций, как мы с вами, а вот тот, кто объединил их в единый кулак, кто заставил этот флот действовать по своей воле — Враг куда страшнее и непонятнее, и с ним обычными боевыми кораблями не справиться.

Похоже было, что для аквидов эта весть явилась совершенно неожиданной. Вновь вокруг модели земного шара заструилась вязь непонятных символов и знаков аквидского языка. Совет в спешном порядке пытался понять и осмыслить услышанное, и это грозило затянуться. К счастью, Совет прекрасно понимал чувства людей и отгораживаться от дискуссии не стал.

— Где находится тот, кто объединил и послал на Землю флот? — спросил голос.

— Нигде, — ответил чистую правду Громов. — Он везде, он — неотъемлемая часть каждого существа и несущества. Он находится в каждом из нас, поэтому уничтожать его обычными методами бесполезно.

— Как же тогда можно одолеть его?

— Его существование прописано в реальности на уровне закона, поэтому только создание контр-закона поможет всем нам избавиться от Врага, хотя я сразу должен предупредить, что, скорее всего, уничтожить его полностью нам не удастся.

На сей раз обсуждение новой для себя информации у аквидов заняло куда как большее количество времени. Странник терпеливо ждал, предоставив возможность Хурлах сначала самим прийти к каким-либо определенным умозаключениям и уже только потом давать им советы по существу.

— Напугал ты их. Они теперь в жизни с нами связываться не станут.

— Еще как станут, — возразил Громов. — Они благодарны людям за то, что те в одиночку справились с флотом и сейчас будут из кожи вон лезть, чтобы отплатить нам добром.

— А если они не согласятся на наши условия?

— В дело вступит план «Б».

Почему-то Гагарин не сомневался, что если до этого самого плана «Б» дойдет дело, то аквидам очень сильно не поздоровится.

— Что требуется от нас? — озвучил голос вопрос Совета.

— От вас требуется помочь нам создать благоприятную обстановку для трансляции контр-закона.

— Но наше влияние не настолько сильно даже на планете, не говоря уже о Метагалактике в целом.

— Не переживайте за Домен, тем более что вы будете работать не одни. Если вкратце, то на Земле необходимо создать единый надразум и соединить его с разумом планеты. Ваша задача суметь наладить ментально-этический контакт с двумя другими представители разумников на Земле, только тогда такой мощный узел заработает в полную силу.

Виктор был не уверен, что все сказанное Странником в конечном счете дошло до аквидов в истинном смысле. Слишком сложны были термины, слишком нетривиален был подход Максима к решению проблемы. И слишком нестандартен был Противник. Однако к чести представителей Хурлах, оказалось, что всю новую для себя информацию они воспринимают более чем философски, считая, что тот, кто вещает им о чем-то новом, соизволит в конце концов дать им необходимые пояснения.

— Если ты считаешь, что нам по силам создать надразумную систему, мы сделаем это. Но у нас нет необходимого опыта в этой области. Мы никогда не прибегали к такого рода действиям. Без твоей помощи мы не сможем правильно действовать. Честно признаться, мы даже не знаем, с чего нужно начинать.

— С этим как раз не будет проблем. Если вы дадите согласие помочь нам именно таким образом, я буду координировать все ваши действия.

Аквиды вопреки ожиданиям Виктора даже не стали голосовать.

— Мы даем свое согласие. Но нас интересует наша безопасность.

— О какого рода безопасности идет речь?

— Насколько последующая процедура безвредна для нас как для цивилизации и как безопасна она для отдельных особей?

И здесь Громов впервые запнулся. Нет, со стороны все выглядело совершенно незаметно. Он по-прежнему оставался непроницаемо спокойным, величавым, как скала, и несокрушимым, но в ментальном плане он запнулся, задумался на мгновение, и это не укрылось от «взгляда» Гагарина.

— Не вздумай их обмануть, — вмешался Виктор. — Мы должны действовать, основываясь на доверии, скажи им правду, сколько бы ужасна она не была.

— Она не ужасна, и в целом для аквидов безопасна, но вот отдельные особи…

— Что отдельные особи?

— Понимаешь, каркас надразумной системы аквидов, впрочем, как и любой другой, включая людей, составят особи со средними, не выделяющимися из общей кучи способностями, но в любой массе есть отклонения от статистической нормы, и если отклонения в плюс нам полезны, то отклонения в минус… просто такие экземпляры могут не выдержать того, на что другие способны.

— Ты про ментальные способности говоришь?

— И про них тоже, но сейчас это скорее даже душевно-эмоциональные, волевые и психологические качества. Главное в нашем деле — желание жить и выжить наперекор судьбе, и у кого-то этого желания может оказаться меньше.

— И что тогда? Они погибнут.

— Скорее всего.

Ответ Громова был вполне откровенным, но от этого становилось только тяжелее.

— В любом случае, попытайся объяснить им все плюсы и минусы. Пусть сами решают, способны они на такой шаг или нет.

Сам Гагарин сколько ни ставил себя на место Странника, так и не мог до конца понять, как следует сейчас говорить с аквидами. С одной стороны вроде бы цель могла оправдывать средства, но с другой начинать свою миссию с подорванного доверия крайне не хотелось. Но ведущим по-прежнему оставался Громов.

— Здесь начинается самое трудное, — сказал Максим, окидывая взглядом всех аквидов. — Выбор в вашем случае достаточно жесток. Я не хочу и не имею права говорить вам не правду, поэтому сразу скажу, что для некоторых из вашего рода это может закончится плачевно. Ваша цивилизация не пострадает, даю слово, но отдельные особи могут умереть.

— Сколько? — моментально спросил голос.

— По моим оценкам полтора-два процента вашего населения. Если бы у нас было время, я смог бы снизить этот процент практически до нуля, но у нас его нет. Решайте. Если мы промедлим с созданием контр-закона, погибнете не только вы, погибнет вообще все живое в обозримом космосе. Мир изменится до неузнаваемости, и привычным формам жизни в нем уже не будет места.

На сей раз наступила тревожная тишина. аквиды присмирели, и, похоже, было, что откровенность Странника добила их окончательно.

— Честно признаться, окажись я на их месте, не знаю, как бы поступил, — сказал Странник, обратившись к Гагарину. — С одной стороны их согласие — это заведомый приговор нескольким тысячам представителей собственной расы, а к своему генофонду Хурлах относятся очень трепетно, с другой, боязнь, в случае чего, полного и бесповоротного истребления. Ты бы что выбрал?

Виктор ответил не раздумывая:

— Я бы согласился. Эта цель превыше всего на свете. Превыше даже моей собственной жизни.

Громов горько улыбнулся.

— Скажи, а если бы в ходе миссии выяснилось, что для победы над врагом тебе необходимо было принести в жертву свою любимую, ты так же легко бы это сделал?

Виктор с недоумением посмотрел на Странника.

— К чему этот вопрос?

— К тому, что перед ними сейчас стоит, по сути, аналогичный выбор. Давая положительное или отрицательное решение, они фактически приносят в жертву свою любимую ради высших и, по большому счету, для них пока еще абстрактных целей. Честно признаюсь, я не ведаю какой выбор они сделают, но у меня есть цель, и если их добровольное решение будет идти вразрез с моими интересами, придется действовать по-плохому.

— Тот самый план «Б»

— Да.

— Скажешь, в чем он заключается?

— Если до него дойдет сам увидишь, а если нет… к чему тогда тебе это знать. Это — лишняя информация, она не даст тебе ничего хорошего.

Тем временем, похоже, совет Хурлах пришел к какому-то определенному решению и готов был озвучить свой вердикт.

— Ты знаешь, что любое наше решение очень тяжело далось нам. Мы не можем пожертвовать таким количеством наших граждан, но и пройти мимо общей беды мы не в силах. Наш ответ — да. Мы согласны и готовы пожертвовать даже собой ради высшей цели. И все же, если это будет возможно, мы хотели бы, чтобы в результате ваших действий погибло как можно меньше достойных Хурлах.

— Конечно, — кивнул Максим. — Я постараюсь свести потери к минимуму. Благодарю храбрый народ Хурлах. История вас не забудет.

— Когда вы хотите начинать?

— Прямо сейчас. Как я говорил ране, время не терпит совершенно.

Громов повернулся к Виктору:

— Повторяй все манипуляции за мной, — шепнул он ему на ухо. — Второго шанса продемонстрировать тебе коллективную метаэтическую настройку у меня не будет.

— А как же остальные? Файрусы, к примеру?

— Там отдельная история. Будь внимателен и все запоминай с первого раза. Уверен, ты справишься.

Виктор едва успел приготовиться, включить весь свой изрядно растолстевший за последнее время экстрарезерв, когда Громов начал. Неслышный удар психики сотряс, наверное, все население Земли, не только лишь одних аквидов. Гагарин не знал, представлял ли в этот момент Громов из себя полноправную Творящую Монаду или был просто очень сильным оператором, но шок от того, что он почувствовал, был на лицо.

— Не отвлекайся! — долетел до его сознания громовой удар мысле-волевого рапорта Странника.

Гагарин попытался раствориться в буйстве происходящего и ему это удалось. Он вдруг узрел сложнейшие переплетения намерений, стремлений и эмоций, которых строил Странник, причем мощь их была настолько велика, что без труда могла бы материализовать и претворить в мир их все. Но Страннику это было совершенно не нужно. Его задачей было управлять расой аквидов на психо-эмоциональном уровне. Сейчас Громов напоминал заводилу в толпе, которая под клич и бодрые высказывания своего лидера должна была брать древние бастионы, сметать все преграды на своем пути во имя каких-то наивысших заоблачных целей. По большому счету толпе было все равно против кого выступать, кого насаживать на вилы, давить, крушить и убивать. В тот момент она представляла собой единый надразумный организм со своей этикой и психикой, по большей части неподвластной этому лидеру. Странник же мог не только завести толпу, но и управлять ей в дальнейшем, да и что это была за толпа, состоящая не из ста и даже не из тысячи особей, а из целой цивилизации, причем не человеческой?

В одночасье Виктор ощутил, как меняется настрой сначала отдельных особей Хурлах, потом целых областей. Сами того не ведая, они объединялись в небольшие группки, которые потом разрастались, соединяясь с такими же другими. Колония за колонией аквиды подчинялись единой воле Творящей Монады, шли на ее зов, готовые на все.

На краткое мгновение Виктор подумал, что не сможет повторить и сотой доли того, что сейчас с легкостью делал Странник, что у него просто не хватит потенциала, но на деле вышло совершенно иначе. Гагарин неожиданно для себя начал обнаруживать внутри собственной психики такие глубинные запасы знаний и энергии, что от них кругом шла голова. Высвобождать все сразу не хотелось, поэтому Виктор открывал одну кладовую за другой, но с тем расчетом, чтобы этого хватило для выполнения задачи, ни больше, ни меньше.

Вскоре он уже смог на равных помогать Страннику.

— Укрепляем периферийные узлы, — приказал ему Громов.

— Конструкция и так выдержит, — попытался возразить ему Виктор.

— Это необходимо для пущей надежности при контакте с другой надразумной системой. Не спорь со мной.

— Понял тебя.

Укрепление периферийных узлов оказалось делом довольно нудным и небыстрым, однако Виктор блестяще с этим справился и когда пришел в себя в зале совета аквидов, выглядел он вполне себе ничего, лишь усталый блеск в глазах выдавал в нем моральное истощение и грусть.

— Как самочувствие? — обратился к нему Странник, который выглядел так же как и всегда, величаво и немного чуждо.

Виктор прислушался к себе, обнаруживая новые и новые этажи и залежи скрытой до сих пор информации.

— Такое впечатление, что я резко состарился.

— Значит все идет в нужном направлении, — улыбнулся вдруг Громов. — Я тоже в свое время не мог до конца понять подобного эффекта, но потом просто смирился и списал это на особенность человеческой психики.

— У нас получилось?

— Да. Все в точности, как и было задумано.

— А погибшие?

Громов, вздохнул, скосил взгляд в сторону модели земного шара.

— Я до конца пытался снизить потери, но без них не обошлось. Хотя мои первоначальные расчеты не оправдались, что не может ни радовать.

К ним подошли сразу трое аквидов во главе с послом.

— Тебе удалось то, что ты задумывал? — спросил он, не вполне понятно к кому обращаясь

— Удалось. Я хочу поблагодарить вас за нелегкий выбор. Жертв, к сожалению, не удалось избежать.

— Мы уже в курсе. Мы скорбим по ним, но теперь понимаем, что иначе нельзя. Куда теперь вы держите свой путь?

— Нам нужно вниз, к ядру, и, если это возможно, я хотел бы попросить у вас одну из ваших стрел.

Аквиды совершенно по-человечески переглянулись.

— Я провожу вас лично в ближайшее гнездо. Надеюсь, путешествие удастся с комфортом.

— Это не главное, — заверил его Странник.

Втроем они покинули гостеприимный зал совета аквидов и, пройдя практически до самого конца по тому коридору, по которому пришли сюда некоторое время назад, свернули в небольшой отнорок.

— Что такое стрела? — шепнул на ухо Максиму Виктор.

— Местное транспортное средство, с помощью которого вполне себе реально добраться до обители файрусов.

— Они и правда живут на ядре?

— На ядре их центральный улей, нам необходимо добраться до мантийных слоев.

— А почему нельзя сделать это по старинке, своим ходом?

— Потому что файрусы не любят, когда у них появляются без предупреждения. Они вообще не любят события, сваливающиеся им как снег на голову, поэтому нам придется трястись в подземоходе. Я их называю кротами или стрелами из-за специфической формы.

— Какой?

— Скоро сам увидишь, — улыбнулся Громов.

Посол аквидов привел людей в точно такое же помещение, в котором они оказались по прибытии в подводный мир Хурлах. Шарообразная комната с опоясывающим ее по экватору водяным окном покоилась на вершине подводной скалы и открывала очень живописный вид на два низлежащих каньона, соединяющихся недалеко от давешней пещеры-города.

— Вы можете попасть в гнездо и самостоятельно, но я, к сожалению, не способен на такое, поэтому нам придется воспользоваться нитью.

— Чем простите? — поинтересовался Виктор.

— Это их аналог нашего трансгресса. Физические принципы те же самые, но эффект надо признаться до сих пор задевает за живое. Помнишь, как посол впервые появился перед нами?

Виктор вспомнил ту водяную сферу, возникшую прямо в воздухе и потом бесследно растворившуюся в небытие.

— Надеюсь, у них это реализовано так же безопасно, как и у нас.

Советник поднял обе руки вверх. Громов сделал шаг вперед, спустя пару секунд то же самое повторил и Гагарин.

Поначалу некоторое время ничего не происходило: посол стоял в своей причудливой позе, взгляд его был устремлен куда-то ввысь, Максим застыл подобно скале, впрочем, это было его обыкновенное состояние, и лишь Гагарин вертел головой из стороны в сторону. Потом он заметил, что в воздухе вокруг троицы начали проступать маленькие капельки воды. С каждым мгновением их становилось все больше, и вот уже вскоре они начали соприкасаться друг с другом, объединяться и расти в размерах. Пришлось ждать порядка полутора минут, прежде чем вокруг путешественников образовалась полноценная замкнутая водяная сфера.

А потом мир в одночасье померк и расцвел безумством ярчайших красок, переливов и немыслимых сочетаний. Ощущение пространства и времени куда-то улетучилось, но практически сразу на смену ему пришло новое более полное и целостное, чувство не человека, но нечто большего, чем просто живое существо.

— Ты слышишь меня? — донесся откуда-то ни то голос, ни то мысль.

Способность сформировать ответ пришла не сразу, как-то нехотя, но пришла.

— Да, слышу. Кто ты?

— Ты — это я, ты часть меня и часть нечто большего.

— Я тебя не понимаю. Объясни конкретно.

— Прислушайся к себе и все поймешь.

Как можно было прислушаться к себе в таком состоянии было решительно не понятно.

— Где я?

— Разве это так важно, где ты находишься? Все что вокруг — создано по твоей воле, все это — твоя и только твоя мысль. Пространство — это абстракция, придуманная твоим несовершенным человеческим сознанием. Избавься от него, избавься от упрощенных моделей. Вселенная гораздо сложнее и разнообразнее, чем ты ее представляешь.

— Если все что я вижу, это моя мысль, то и ты — часть воображения?

— Воображение — это информация, информация — это фундамент. Любая мысль способна реализоваться, нужно лишь знать законы реализации. Ты знаешь и ты на это способен. Осознай себя и ты поймешь, кто ты на самом деле.

В следующее мгновение привычные уже чувства ударили по нервной системе, формируя устоявшиеся понятия длины, ширины, высоты, массы и времени. В глазах вспыхнул свет, резко померк, превратившись из золотисто-красного в нежно голубой, стал прозрачным, потом вовсе исчез. Проступили привычные очертания мира, а вслед за этим как-то сразу и неожиданно ворвались звуки.

— Мы на месте, — прилетела мысль посла Аквидов. — Спустимся на один уровень вниз, там вы сможете выбрать любую стрелу, которая вам понравится.

Гагарин вслед за Громовым устремились за послом.

— Ты не разговаривал со мной? — спросил Виктор Максима, пока они спускались по широкой округлой лестнице.

— Когда? — не понял его Странник.

— В момент перехода по трансгрессу Хурлах.

— Как ты себе это представляешь?

— Ну… — запнулся Виктор, — мало ли. Может, ты умеешь и такое.

— Нет, не умею. А что, ты с кем-то вел диалог? — лукаво прищурившись, спросил Громов.

— Что-то в этом роде. Только не понял с кем.

Громов кивнул каким-то своим мыслям.

— Почаще копайся в себе, возможно, тогда некоторые вопросы отпадут сами собой.

Зал, в котором располагались стрелы аквидов, или подземоходы по-простому, представлял собой еще одну пещеру естественного происхождения, слегка доработанную искусными обитателями этих мест. По периметру пещеры на нескольких уровнях друг под другом тянулись громадные пандусы, по которым туда сюда ходил обслуживающий персонал, а в центре этого гаража, причем прямо в воздухе, на каких-то прозрачно-водянистых платформах, покоились самые настоящие левапы.

По крайней мере, первое впечатление Виктора от увиденных стрел аквидов было именно таким. Конечно, эти машины были несколько большего размера и имели отличную от привычных для людей форму. Они были сильно вытянуты по длине, поэтому действительно могли сойти издали за стрелу или скорее даже за иглу. Ультрамариновый корпус, весь покрытый блестящей, жидкой на вид чешуей, имел некое подобие крыльев, загнутых вверх и сходящихся друг с другом в верхней точке, примерно в метре от тела корпуса. Какое технологическое назначение имели эти самые крылья, оставалось только догадываться, но то, что они был приделаны не просто так, для красоты, было очевидным фактом.

— Поверь мне, тебе понравится кататься на этих штуках, — заверил Виктора Громов, спускаясь на второй по счету пандус, считая сверху.

— У тебя уже есть опыт?

— Кое-какой, — уклончиво ответил тот.

Долго выбирать подземоход им не пришлось. Виктор всецело положился на опыт Странника в этом деле и возражать не стал, когда Громов ткнул пальцев в один из аппаратов и сказал:

— Этот мне нравится. Мы возьмем его?

— Как будет угодно, — отозвался посол.

Неслышно в корпусе стрелы протаяло отверстие, как раз под рост человека. Внутри зажегся мягкий белый свет.

— Залезай, — скомандовал Максим, первым запрыгивая в нутро подземохода.

Виктор, следуя за ним, провел рукой по корпусу стрелы, отметив ее неожиданную шероховатость (с виду он казался совершенно гладким).

Внутри подземоход был устроен вполне стандартно, имел что-то наподобие десантного отсека, а также отсек пилотов, причем стрелы аквидов, похоже, повсеместно снабжались чем-то наподобие кокон-кресел. Нейроструктурированное управление было весьма удобным и очень быстрым, однако зачем подобные кресла стояли в пассажирском отсеке, было решительно непонятно.

— Это для ментально-психической защиты, — пояснил Странник, как будто угадав невысказанный вслух вопрос Виктора.

— И от кого же они защищаются?

— Во-первых, в тех местах, для которых была создана эта стрела, очень неспокойная полевая структура. Буйство всевозможных полей, от электромагнитных до торсионных обусловлено наличием раскаленных магматических пород с разным содержанием минералов, металлов, ионов и прочей химической дребедени, а также наличием различных течений с неодинаковой температурой. Это, кстати, является одной из причин электромагнитных штормов на поверхности звезд. Во-вторых, как ты уже знаешь, Земля — живой мыслящий организм, и здесь, в недрах, ее ментальных потенциал, многократно усилен. Когда спустимся под землю, сам сможешь ощутить его, потом скажешь, что чувствуешь, мне будет интересно сравнить твои и свои ощущения.

— Обязательно, — кивнул Виктор.

— Но, есть еще и в-третьих, и это непосредственно связано с нашей миссией.

— Файрусы? — понял все с полулету Гагарин.

— Ага, — утвердительно кивнул Странник, — они самые. Как пси-операторы они чрезвычайно мощны. Ни один, даже самый сильный паранорм из числа людей не сможет долго контактировать с файрусом.

— А что произойдет? Он сойдет с ума?

— Практически да. Главным образом из-за того, что энергетика файрусов на два-три порядка выше человеческой и лежит в несколько иных диапазонах. Для нас они, разумеется, не страшны, а вот Аквидам встречи с подземными обитателями противопоказаны.

Изучив внутреннее убранство подземохода, Гагарин занял левое кресло второго пилота, предоставив машину Хурлах в полное распоряжение Громова.

— Господин посол, — ментально окликнул Странник аквида, — было очень приятно в очередной раз иметь с вами дело. Надеюсь, что в скором времени наши расы узнают друг о друге несколько больше, и мы сможем продуктивней взаимодействовать для решения тех или иных проблем.

— Я уверен в этом, — ответил посол. — Буду очень рад, если вы заглянете к нам еще раз. Надеюсь, наша общая миссия завершится успехом.

Спустя секунду Громов скомандовал «Вперед», и стрела Хурлах на всех парах рванулась к раскаленным недрам Земли, где обитали таинственные жители преисподней.

 

Глава 3

Живой огонь

Как оказалось, кокон-кресла, установленные на стреле аквидов, были довольно примитивны по сравнению с теми, которые стояли на человеческих кораблях. Синхронизация оперативного поля местного инкома и сознания пилота проходила в довольно грубой форме, да и скорость передачи данных, обработки информации значительно проигрывала людским аналогам.

— Не суди их строго, — сказал Громов по этому поводу. — Аквиды не имели такой бурной и богатой на различные события истории, их общество развивалось планомерно, даже я б сказал, обыденно и скучно, а без потрясений не возможен мощный технологический прогресс. Наши корабли созданы человеческим гением, до сих пор жаждущим экспансии, жаждущим познать мир весь, целиком, вдоль и поперек, а перед аквидами такая цель не стояла и не стоит.

— За потрясениями ты имеешь ввиду войны?

— Именно их.

— Но люди уже очень давно не воюют, и все равно продолжают наращивать свой технологический потенциал.

— Потому что война идет в каждом из нас. Она у нас в крови, в генах, если хочешь. Мы перестали биться друг с другом, поняв бесперспективность этой глупой затеи, прежде всего для самих себя, но тут же нашли себе нового, куда более могущественного противника.

— Кого же?

— Космос.

Виктор послал Громову ментальный посыл удивления и непонимания.

— Жажда завоевать все более новые территории под человеческие поселения, познать как можно больше тайн Вселенной, встретить таких же обитателей безмерного пространства и не ударить пред ними в грязь лицом, что это все, если не очередная война Человечества? Да, мы не собираемся ничего уничтожать на этом пути, мы во все уголки Мирового Пространства стараемся нести мир и добро, естественно в нашем понимании этого, но, как и в войнах прошлого, здесь есть вызов, только исходит он не от злого тирана или деспота-правителя, а от мироздания в целом.

Гагарин, слушая Громова, осматривался по сторонам. Он никогда в жизни не путешествовал таким экзотическим образом и теперь глазел на окружающие пейзажи круглыми от удивления глазами.

— А Вирус? — наконец, произнес он, оторвавшись от созерцания гигантского (километров пять высотой) лавового водопада.

— Что Вирус?

— Он тоже вызов Человечеству?

— Хватит пялиться на пейзажи, при этом ничего не соображая, — жестко произнес Максим. — Ну-ка отвлекись на секунду, осознай, что ты только что сказал и скорректируй согласно объективной реальности.

Виктор взглянул на полу лежащего полу сидящего соседа, потом вновь уставился в панорамную картинку.

— Извини, задумался… Так Вирус — это своего рода вызов всей жизни Домена?

Удивительно, но Странник ответил не сразу.

— Знаешь, — произнес он после достаточно продолжительной паузы, — когда долго изучаешь какую-то одну определенную проблему, теряешь со временем остроту взгляда на нее… вот почему свежие мозги и отстраненный взгляд порой творят чудеса.

— Ты о чем?

— А я о том, что ты сейчас преподнес мне очень нестандартную и весьма интересную идею. Вирус, как вызов жизненным формам всего Домена. Своего рода испытание самого принципа жизни. Как тебе? Звучит?

Виктор сделал какой-то неопределенный жест лицом, который мог в принципе означать все что угодно.

— В самом деле подумай над этим. Идея очень хорошая и имеет право на существование.

— Уже подумал, но никак не определюсь с механизмом появления Вируса в этом случае. Из-за чего он возник в качестве палача всей жизни? Закон? Принцип? Но чей? Неужели Творящая Монада способна была встроить его подобно глобальному эволюционному принципу в макромасштабе? Или это дело рук другой монады, вообще не относящейся к нашему Универсуму?

— Продолжай, интересно мыслишь.

— Что продолжать, я уже все высказал.

— А мне кажется не все, — возразил ему Громов.

Стрела резко нырнула вниз, золотой каплей уходя в недра огромного лавового озера.

— Не знаю, — продолжил Гагарин, — если поразмыслить над проблемой дальше, то, возможно, мне удастся что-нибудь еще раскопать.

— Не надо дальше. Ты уже упомянул несколько ключевых проблем, которые необходимо развить.

— Ты про чужую Монаду?

— И про нее. А также про глобальный эволюционный принцип. Я точно знаю, что Вирус действует не только в Домене, но и за его пределами, значит — мы с тобой при рождении клетки Фрактала начепушить ну никак не могли.

— То есть Вирус мы не заносили?

— Нет, скорее всего, нет, или же тогда я вообще ничего не понимаю.

— Остается…

— Остается другая Монада, причем действующая согласно принципам Универсума, причем, прошу заметить, не обязательно нашего.

— Почему согласно принципам Универсума?

— Потому что, есть внутренний закон, более высокого уровня, который мы не в состоянии обойти при всем своем желании. Он четко и недвусмысленно дает понять, что кроме своего Домена, вход и деятельность в других подобных местах нам запрещена.

— Значит нужно найти эту монаду-ренегата, и потребовать ее к ответу.

— Ты чем меня слушал? — проворчал Громов.

— В смысле?

— Монады, это не живые существа в привычном для человека понимании. Нельзя к ней подойти, настучать по голове или схватить за всякие разные интересные места и заставить что-то делать. Монады — это полевые структуры, кластеры законов, как физических, так и этических. Это процесс, а ему так просто не растолковать, что он не прав. Если развертка Домена, его последующая эволюция, усложнение и развитие — видимый результат действия такой Творящей Монады, то она сама — видимый результат другого закона, созданного самим Творцом, то есть Универсумом.

— А может быть Вирус посланцем Творца более высокого порядка? — спросил Виктор.

Громов задумался на короткое мгновение, потом ответил:

— Ты имеешь ввиду Большую Вселенную? В принципе, может, но если это так, то он чрезвычайно слаб.

— То есть, как это слаб?

— А вот так. Представляешь себе хоть на чуть-чуть, что такое Большая Вселенная? Если в одном Универсуме мириады Доменов-клеток, то в Ней — мириады Универсумов. Для Большой Вселенной вывести из игры один из Фракталов Пространств такое же плевое дело, как младенцу поковыряться в носу. Материализация воли Творца такого высокого уровня прихлопнет нас как мух, поэтому в то, что Вирус — результат действия Монады, относящейся к Большой Вселенной, мне кажется абсурдным.

— Значит, остается либо наш родной Фрактал, либо какой-то другой.

— Да, именно так.

— Хорошо, допустим это соседний Универсум. Каковы тогда его цели?

Громов холодно усмехнулся.

— Если бы мы это постигли, сами бы стали Творцами такого высокого плана. К сожалению, мне это не ведомо. И, скорее всего, никогда я подобного не узнаю. Не потому что не смогу добыть такого рода информацию, а потому что не смогу ее понять принципиально. Муравей не сможет понять человека, аналогия понятна?

— Более чем, — мрачно произнес Виктор.

Стрела аквидов, любезно предоставленная людям в пользования морскими обитателями, знала свое дело на отлично.

Ни тряски, ни какого-либо еще дискомфорта Виктор не ощущал, лишь плавное гладкое движение в толще раскаленных твердых и жидких пород. Инерционные поглотители Хурлах действовали ничуть не хуже своих человеческих аналогов, что не могло ни радовать. Кроме того, Гагарин, наконец, понял назначения тех необычных по форме крыльев, сходившихся высоко над игловидным телом стрелы. Эти крылья, как-то враз отделились друг от друга, превращаясь в белесую вуаль, очень сильно напоминавшую туман, только более плотный, окутали тело подземохода и превратились для него в своего рода Уник. Серебристая вуаль играла роль защитного слоя, поляризующего вакуум таким образом, что он становился как бы прозрачным, зыбким для окружающей среды со всеми вытекающими из этого последствиями. Раскаленные слои магматических пород не могли причинить пассажирам стрелы и ей самой никакого вреда, и, в случае чего, люди внутри могли продержаться против внешней агрессии средней степени тяжести.

— Они агрессивные? — спросил Гагарин Странника, разглядывая две пятисотметровые ярко-рыжие глобулы полузаствыших валунов, мерно плывущих в толще огненной реки только по одним им изведанным маршрутам.

— Кто? — переспросил Громов, сосредоточенно озираясь по сторонам.

— Ну, эти файрусы.

Громов почесал горло двумя пальцами, потом рывком встал, поднялся из кокон-кресла.

— Они далеки от такого понятия. Я уже говорил, что файрусы — представители негуманоидного типа цивилизации, а посему стандартным набором понятий их не описать.

— Как они выглядят?

Странник усмехнулся.

— Довольно забавно, если описывать, поскольку воображение рисует далеко не то, что есть на самом деле. Представь себе помесь улитки и гусеницы, длинной метров пять и при том раскаленной.

— То есть как раскаленной? — удивился Виктор.

— До красна. Ты думал, в таком аду должны обитать теплокровные, а еще лучше хладнокровные создания?

— Не задумывался над этим.

— И напрасно. Файрусы представляют собой кремниево-органическую структуру, наделенную странным разумом, совершенно ни на что не похожим, хотя я в последнее время все чаще ловлю себя на мысли, что разум этот все же имеет эквивалент.

— И в чем он выражается?

— Мне кажется, что файрусы — настоящие дети земли, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Сдается мне, — задумчиво произнес Гагарин, — что последствия эти для нас не очень радужные.

— Ты прав, — произнес Максим, после небольшой паузы.

К тому времени подземоход Хурлах углубился уже достаточно глубоко в мантию Земли, и теперь вокруг царил самый настоящий расплавленный огненный ад. Океан огня всех цветов и оттенков от ярко-золотого до темно-бордового простирался от горизонта до горизонта, и было совершенно непонятно, как посреди этого библейского чистилища могла вообще возникнуть хоть какая-то жизнь.

— Чем мы им так насолили? — спросил Виктор, имея ввиду все Человечество.

— Конкретно им — ничем, но если брать планету в целом, то…

— Не понимаю.

— Человек по своей сути как был потребителем, так им и остался, только если в древние века все ограничивалось охотой на мамонта, то чем дальше род людской развивался, тем сильнее становилось влияние его экспансии на Землю. Стали вырубаться леса, добываться метал, нефть, газ, уголь. Человек постепенно засорил атмосферу, загрязнил воду в реках, озерах и морях, отравил почву, а когда дело дошло до крупномасштабных конфликтов, появилось атомное оружие, как след от него — радиоактивное заражение, и наша планета окончательно разуверилась в надобности носить на себе такую агрессивную биосферу.

— И все эти природные катастрофы — ее рук дело?

— Конечно. Земле гораздо удобней управлять климатом, чем нам при помощи своих высокотехнологичных установок. Кстати, насчет них, это палка в двух концах.

— Ты про управление климатом?

— Про него. С одной стороны мы таким образом не допускаем однообразной погоды в каком-то определенном районе, что хорошо и для планеты, между прочим, но с другой стороны мы вмешиваемся в ее жизнедеятельность, а это очень плохо.

— Но сейчас уровень нашего влияния на Землю резко снизился. Мы давным-давно ушли от экологически опасных технологий, мы уже Бог знает сколько времени стараемся не загрязнять почву и моря, давно пора понять, что мы изменились и не желаем своим существованием никому зла.

— Человеческая логика, как ты понимаешь, не уместна в отношении целой планеты. К тому же, это для нас прошли целые века, но что жизнь цивилизации по сравнению с жизнью Земли? Для нее сто лет, как для нас одна секунда, поэтому я не уверен, что мы как агрессивные существа для нее в прошлом.

Виктор вдруг ощутил на себе странный тяжелый слепой взгляд. Кто мог так смотреть, было непонятно, но взгляд этот, массивный, всепроникающий и чужой, шел, как будто бы, отовсюду. Гагарин хотел было ответить, но увидел предостерегающий жест Громова и просто закрылся в ментальном плане.

— Они знают, что мы идем, и пытаются нас прощупать. Не надо им отвечать, пусть чувствуют себя хозяевами.

— Хорошо, — кивнул Гагарин. — И все же я не понимаю. Недавно мы спасли планету от настоящего судного дня. Неужели это для нее не играет никакой роли?

— Только на это и надежда. А еще на то, что если нам с тобой удастся объединить все надразумные системы в сверхразум, то защищать планету старыми методами больше не понадобится.

— Старыми, это какими?

— Боевыми крейсерами, системой планетарной обороны и всем в этом духе.

— Но, если все это отбросить, то что остается?

Максим довольно улыбнулся.

— Странствуя по огромному количеству инвариантов и Доменных клеток Фрактала Пространств, я не раз натыкался на активные сверхразумные системы планетарного и даже системного масштаба и могу сказать тебе одно: ни один флот, ни одна армия им не страшны, поскольку такой разум является материальным оператором очень высокого уровня. Фактически он получает возможности нашей с тобой ипостаси в ранге Инженера. Сверхразум без труда уничтожит звездное скопление или родит новое, если такова будет его воля, а самое главное, противнику никогда не найти его центр, поскольку его не существует вовсе. Существуют узлы, на которых все закреплено, но их так просто не отыскать, вот почему нашу Землю-матушку давно пора переводить в такую высокую категорию.

— А не станет ли это злом еще большим для Домена и жизни в нем, чем деятельность Вируса?

Громов запнулся на шаге, замер внезапно, словно парализованный.

— Что ты имеешь ввиду? — настороженно спросил он.

— Насколько я понимаю, все процессы, происходящие в Метагалактике, да и во всем Универсуме, подконтрольны законам, возникшим еще при развертке. Таким образом, получается, что возникновение жизни, ее эволюция и усложнение — процессы заранее предопределенные и просчитанные с определенной долей вероятности. Однако я не думаю, что такая же вероятность существует и в отношении внезапного, если хочешь революционного появления фигур такого высокого масштаба, как этот самый сверхразум. Что если ему взбредет в голову, ну… или куда там ему придут мысли, проявить агрессию по отношению к другим мирным обитателям Домена? Что если Новая Земля начнет перекраивать Метагалактику по своей воле и другим в этом новом мире не останется места?

Странник целую минуту пристально, словно под микроскопом, смотрел на Виктора, потом ожил, прошелся по довольно тесному отсеку пилотов и, наконец, выдал свой ответ:

— Да, а ты меня удивляешь уже который раз. Прямо-таки генератор свежих идей, не иначе.

— Не пой мне хвалебные оды.

— Не буду. Признаться, я не рассматривал такую идею, но могу тебя заверить вот в чем: по моему опыту контактов с подобными структурами, могу сказать, что они безопасны и безвредны для окружающих. Да, они производят кое-какое воздействие на реальность, но от этого, как говорят, еще никто не умирал.

— А ты уверен, что в тех инвариантах, где сверхразум образовался, это произошло по вине подобных нам, а не в результате эволюции?

Громов почесал затылок, недовольно крякнул.

— Не уверен. Но в любом случае, у нас нет другого варианта противостоять Вирусу, кроме как создать Сверхсистему, причем состоящую не только из одной Земли, но и из всех мало-мальски развитых цивилизаций.

— Но если Новая Земля выйдет из-под контроля? Что тогда?

— Тогда нам придется вмешаться. В любом случае, наш уровень выше.

Виктор не был в этом настолько уверен, но иного варианта остановить влияние Вируса тоже не видел. И все же они обязаны были просчитать все варианты, иначе просто не имели права.

— Скажи, Сверхсистема на уровне целого Домена… каково это?

Стрелу Хурлах ощутимо качнуло, но практически сразу инерционные поглотители погасили все негативные ощущения. Подземоход как раз преодолел одну из горячих глобул, и вышел в более разряженный мантийный слой, действующий подобно зыбучим пескам.

— Ты хочешь спросить меня, не видал ли я подобного? Скажу сразу, что не видал. Мы с тобой будем первопроходцами в этом деле.

— Иными словами, ты не берешься предсказать, что у нас получится и на что будет способна эта Система?

— Мне самое главное, чтобы она была способна противостоять Вирусу, а все остальное не так уж и важно.

— И ты не задумывался над тем, что подобный… эм… разумный Домен сможет навредить соседним клеткам Универсума.

— Это вряд ли.

— С чего ты так уверен?

— С того, что есть незыблемые принципы, которые не сможем нарушить даже мы. Есть иерархия законов, которая четко регламентирует подобные ситуации. Ничто, выведенное в пределах Домена, не сможет влиять на жизнь других клеток и на весь Универсум.

— Даже если это выведено нами, Творящими Монадами — материализованному закону Творца?

— Даже если нами, — успокоил Гагарина Странник.

Внезапно Стрела аквидов сбросила скорость, практически остановилась. Из клубящегося со всех сторон огня вдруг вынырнули два ярко-алых шара, медленно приблизились к телу подземохода, облетели его сначала вдоль, потом покрутились вокруг носа стрелы и замерли напротив метрах в трех.

— Нас встречают, — ухмыльнулся Громов. — Только оркестра не хватает.

— Это они нас остановили?

— Ага.

— Чем? Я не чувствую никаких полей? Хотя…

Едва Виктор пропустил сквозь себя окружающее пространство, как вдруг сразу все понял. Логично было предположить, что если аквиды обитали под водой, то и знали о ней гораздо больше, чем те же люди. Нечто подобное наблюдалось и здесь, только вместо воды использовались расплавленные недра Земли.

— Уникальная технология, прошу заметить, — восторженно произнес Максим, — структурирование самого природного слоя. Файрусы настоящие профессионалы в области кристаллизации и хорошо разбираются во всем, что связано с землей, а также с огнем.

— И долго они нас изучать будут?

— Зависит от того, насколько мы будем благодушны. Излучай терпение и никаких агрессивных мыслей.

Виктор со всем старанием превратил в себя в ретранслятор всего чистого и светлого, на что был способен. В ответ он практически сразу ощутил касание чужеродной энергетики, очень необычной и специфической, но не озлобленной. Она была гораздо целостней и однородней чем энергетическая сфера человека или паранорма, а психика файрусов и вовсе казалось тайной за семью печатями. И все же, если на них действовали стандартные приемы с доброжелательным приветствием, может быть, был шанс понять и этих странных существ?

Подземоход плавно тронулся с места, накренился слегка вперед и, постепенно набирая обороты, устремился вслед за двумя шарами, которые на самом деле представляли собой более холодные участки раскаленных мантийных пород, внутри которых и находились таинственные обитатели огненного мира.

Оказалось, что своим ходом Громов с Гагариным добрались практически до самого сердца колонии файрусов, поскольку путь под конвоем был довольно коротким. Огненная купель закончилась как-то сразу, и на месте казавшегося уже бесконечным ада предстало удивительное зрелище.

Больше всего увиденное напоминало Виктору огромную, колоссальных размеров ни то шишку, ни то плод каштана, только более вытянутый в длину и ярко-желтый, светящийся изнутри. Температура поверхности этого объекта была порядка тысячи двухсот градусов, а уж как жарко было внутри, можно было только представить. Колония файрусов, а это была именно она, медленно вращалась вокруг своей оси, распустив во все стороны длинные порядка семи — десяти метров иголки. По ним то и дело прокатывались россыпи голубовато-фиолетовых искорок электрических разрядов, образовывая собой настоящие волны, которые охватывали всю колонию целиком.

Навстречу стреле Хурлах вылетели еще три бордовых шара побольше, поравнялись с первыми двумя, выстроив в пространстве что-то, отдаленно напоминавшее полумесяц. Над верхушкой шишки-колонии вспыхнуло салатовое свечение, ярко-фиолетовая молния вдруг сорвалась с одной из игл, унеслась куда-то в пространство огненного ада.

— Ну, и что нам теперь делать? — внезапно напомнила о себе Влада, опять испугав своим появлением Виктора. После процедуры самокопирования персинк стал молчаливым и незаметным, стараясь вести себя тише воды ниже травы.

— Тебя стучаться учили? — проворчал Виктор, вопросительно разглядывая фигуру Странника.

— Учили, но если бы я постучалась, это ничего бы не изменило.

— Пошли, — коротко бросил в это время Громов.

— Куда? — в унисон спросили Влада и Виктор.

— За борт, — указал пальцем на шишку колонию Странник. — Да, советника придется оставить здесь.

— Это почему это?

— Потому что две тысячи градусов для тебя вредны, но еще больший вред окажут пси-потенциалы наших собеседников. Ты не выдержишь.

— Вот еще. Все интересное как всегда без меня.

— Не надо ныть. Посидишь здесь, постережешь ладью. Точка.

Влада замолкла, эмоционально изображая из себя разобидевшуюся на весь мир девушку.

— Это, конечно, все хорошо, — сказал Виктор, — но меня что-то не обнадеживает перспектива находиться неопределенный срок в столь горячем месте в таком виде.

— А в таком виде и не придется. Скидывай свою материальную оболочку и существуй, как энергетическая форма жизни. И не жарко, и не холодно и безопасно.

— Если бы еще знать, как это делается…

— Могу преподать урок, но в данный момент я уверен, что ты и сам во всем разберешься. Начинай.

Виктор сделал большие круглые глаза, несколько раз резко вздохнул и выдохнул воздух. С одной стороны его жгло любопытство от еще неиспытанных ощущений, с другой — одолевал страх перед неизведанным. До сих пор он делал то, что ему велел Странник и, как ни странно, у него все получалось более-менее прилично и с первого раза, но теперь? Задача казалась в принципе несложной, осталось только найти к ней правильный подход.

— Не волнуйся, — поддержал Гагарина Максим, — хуже ты себе точно не сделаешь.

От такого ободряющего заявления Виктору почему-то не стало лучше, но отступать он не привык, поэтому начал сразу с места в карьер. Раз энергетическая суть человека, да и любого существа — это обретшая материализацию информация, значит нужно действовать в уже известном ключе, только не до конца или, наоборот, с конца, но не до самого начала.

Глухо ударило сердце. Виктор почувствовал, что теряет вес и привычное ощущение реальности. Воздух стал тягучим, ощутимо-плотным, но через некоторое мгновение пришло понимание: это ощущение не воздуха, а мешающего существовать нормально физического тела. Мысле-волевым приказом Виктор скачком увеличил собственную энергетику, причем настолько резко, что буквально вспыхнул, загорелся, но лишь на некоторое время. Его материя начала постепенно переходить в энергетическое состояние, а, значит, главного он добился. Спустя минуту ощущение материального тела полностью пропало, и Гагарин взглянул на мир другими глазами.

— Поздравляю, — произнес Громов, который тоже успел превратиться в сгусток энергии. — Эволюционный процесс ты преодолел довольно быстро. Теперь осталось только привыкнуть к новому состоянию, и ты поймешь, что на само деле приобрел.

Виктор прислушался к собственным ощущениям. Привычных для него чувств человеческого тела, даже расширенных благодаря его экстрарезерву, теперь не существовало. Мир воспринимался через призму энергетических процессов и взаимодействий, которые были гораздо эффективней и информативней. Скорость поступающей информации стала предельно возможной, и мир заиграл небывалыми доселе красками. Казалось, что окружающий мир являлся продолжением энергетического тела Гагарина, такое родство он ощущал в эти мгновения с окружающей его средой.

— Ну что, закончил заниматься самолюбованием? — окликнул его Громов.

— Да. Я не знал, что это настолько здорово. И так необычно.

— Ты многого еще не знаешь, но если есть желание, всегда успеешь это познать. Готов к контакту?

— Готов.

— Тогда выплываем, — сказал Громов и первым вылетел за пределы обшивки подземохода.

Спустя мгновение, услышав на прощание «удачи» от Влады, за ним последовал Виктор. Преодолеть обшивку стрелы Хурлах оказалось делом плевым. В таком состоянии для Гагарина были прозрачными практически любые материалы и многие силовые поля, а окружающая подземоход высокая температура совершенно не ощущалась. Сейчас Виктор мог существовать и в открытом космосе, и в недрах газовых гигантов при чудовищных давлениях и ядовитой для обычного человека или паранорма атмосфере, и в недрах звезд.

Два ярких белых шара встали напротив пятерки багровых, приобрели на секунду человеческие очертания, потом вновь превратились в сферы и устремились вслед за местными хозяевами внутрь шишки-колонии.

Внешне напоминавшая каштан, внутри она вся сплошь состояла из сот, вот только построенных отнюдь не пчелами. Как выяснилось, багровые шары играли для файрусов роль своеобразного местного транспорта, а сами ни то улитки, ни то гусеницы если и перемещались, то только внутри своих сот и довольно медленно.

Каких-то особых центральных терминалов управления колонией Виктор не почувствовал, похоже было, что вся колония представляла собой огромную коллективную разумную систему, с которой нужно было как-то договариваться.

Гостей приняли в обыкновенном стандартном помещении, — каких-то специальных залов заседаний у файрусов попросту не существовало.

— Сразу скажу, — обратился Громов к Виктору, — что понять их поначалу будет довольно сложно. Сосредоточься как следует. Знаю, время сейчас для тебя летит совершенно не в том темпе, в каком летело раньше.

Это было чистой правдой. То ли все энергетические формы жизни обладали такой особенностью восприятия, то ли в ряде каких-то других неизвестных причин, но Виктор чувствовал, что время для него сейчас струится с бешенной скоростью.

— Почему так происходит? — спросил он Громова.

— Все очень просто. Когда ты — человеческий ребенок, время для тебя тянется подобно резине. Месяц кажется годом, неделя — месяцем, а день такой долгий, что ты успеваешь за это время поспать два раза. Потом ты взрослеешь, твои чувства крепчают, но самое главное, развивается твой мозг, принимающий и обрабатывающий информацию из окружающего мира. Чем сильнее он развит, соответственно, чем старше человек, тем быстрее для него течет время. Что ж тут удивительного, что для тебя сейчас в твоем нынешнем состоянии время просто мчится с колоссальной скоростью?

— Да, действительно, все очень просто. Так как нам все-таки вести с ними переговоры?

— Попытайся услышать и понять, что они хотят, и ты, надеюсь, найдешь нужные слова.

Попытаться понять файрусов оказалось делом настолько сложным, что Виктор поначалу даже не поверил в успех, а подумал, что вся осмысленность, которую он, наконец-то, уловил в «речи» огненных улиток, ни что иное, как плод его собственного воображения. Довольно длительное время он пытался отстроиться от этого странного переплетения мысленных образов, энергетически-психических сообщений, эмоциональных солитонов чужих понятий, формирующих вокруг лишь шум и ничего больше, однако, не зная законов чужого поведения, вычленить из него более-менее привычную речь мыслящего существа оказалось делом гиблым. Это как для человека сначала потерять иголку в стогу сена, а потом на следующий день, не помня, в каком именно месте стога он находился, пытаться отыскать ее, переворачивая его целиком.

На помощь как всегда пришел Громов, хотя и опосредованно. Специально помогать Гагарину он уже не собирался. Максим первым заговорил с файрусами, хотя привычным разговором или даже мысле-речью здесь и не пахло. Пакеты информации представляли собой такой же, как и у файрусов набор эмоциональных, психических и энергетических посланий, сдобренный совершенно привычными для Виктора мысле-формами, и ориентируясь на них, а так же на похожие по структуре и наполнению пакеты ответов, Гагарин мало помалу начал вникать в происходящее. Перевести этот диалог на человеческий язык полностью возможности не представлялось, можно лишь было крайне приблизительно оценить его информационное наполнение и найти ему понятные людям словесные эквиваленты.

— Мы в курсе того, что произошло недавно на орбите нашего Дома, — сказали файрусы. — Мы благодарны людям за спасение нашего Дома. Но мы хотим сказать, что это люди виноваты в том, что случилось.

— Если вы так утверждаете, — жестко ответил им Громов, — то совершенно не понимаете сути всего происходящего.

— Поясни нам. Мы догадываемся, что вы не типичные представители своего вида, поэтому охотно выслушаем вас.

— В том, что на Землю, на ваш и наш Дом, было совершено нападение, вины людей нет. Нападение происходит повсеместно, во всем Домене. Знаком вам этот термин?

— Возможно. Поясни его.

Громов послал несколько пакетов, разъясняющих, что по его разумению является Метагалактическим Доменом.

Видимо файрусы имели приблизительно такие же понятия о Клетках Универсума, поскольку совершено не удивились. Да, они также могли удивляться, только ни один человек не был в состоянии понять их эмоции.

— Ты знаешь это достоверно?

— Я могу открыться вам, и вы сами сможете понять достоверно это или нет.

— Мы знаем, что ты очень силен и могущественен. Вы оба очень сильны и могущественны. Мы даже не можем себе этого представить. Ты можешь обмануть нас.

— Если я это попытаюсь сделать, цель моей миссии будет провалена.

— Хорошо, мы послушаем тебя.

Виктор хотел было возразить против такой процедуры, в результате которой файрусы могли либо как-то навредить Громову, либо прикоснуться к знаниям, не полагавшимся к массовому распространению, но не успел. Странник делал все очень быстро и совершенно не боялся возможных негативных последствий. Контакт огненных улиток с его сознанием длился от силы несколько секунд, и за это время, судя по всему, файрусы успели понять если не все, то очень многое. Причем, если Громов оставался внешне спокойным, и висел воздухе на месте, то местные хозяева вдруг начали бешено перемещаться, выписывать в пространстве невиданные акробатические номера, удивительным образом не сталкиваясь при этом меж собой.

Наконец, когда это броуновское движение разом прекратилось, Громов спросил:

— Удовлетворены?

— Да, — донесся ответ коллективного сознания колонии. — Ты предоставил нам убедительные доказательства того, что твои соплеменники не причастны к атаке на наш Дом. Но, мы до сих пор не поняли, какова твоя цель. Зачем вы пришли?

— Чтобы сделать наш общий Дом сильным и способным за себя постоять. Чтобы больше никто не посягнул на Его благополучие.

— Это очень благородно. Но как твое появление здесь способно сделать наш Дом сильнее?

— Давай, попытайся им объяснить, профессор, как мы это собираемся сделать. Уверен, что они ничего не поймут, — поддел Максима Виктор.

— Чем мешать, лучше бы помог, — ответил ему Странник.

— Как?

— Когда я начну действовать, не оставайся в стороне и не играй вторым номером.

— Можно подумать, я всегда отсиживался в тылу.

Странник предпочел оставить последнюю реплику Гагарина без ответа. Вместо этого он попытался объяснить свою идею файрусам насколько это было возможно. Пришлось довольно долго разжевывать некоторые особо тонкие вопросы, но в итоге Громову удалось растолковать Хозяевам свой план. Правда, файрусы, будучи по своей природе очень недоверчивыми, отнеслись к идее Максима скептически.

— Почему вы думаете, что наш Дом согласится на это? С чего вы уверены, что Ему это нужно?

— А у Него не будет другой альтернативы. Мы даже вместе не сможем остановить Вирус собственными силами. Это может сделать только сверхсистема Доменного уровня, а без превращения в ее элемент Земли, работа будет не закончена и сверхсистема не создастся. Земля — это уникальный узел, и сам по себе — чрезвычайно мощный оператор на уровне Инженера, уверен, что Она не откажется.

— Ты не знаешь заранее ее ответ.

— Не знаю, потому что не говорил с ней. Но, прошу заметить, все, что существует вокруг, в том числе наш Дом, и вы сами, плод моего и его труда. Мы пришли к вам ни как посланцы Человечества или какой-то иной расы, мы пришли как Творцы Домена, поэтому имеем больше возможностей, чем даже Земля, знать, что будет более полезно для его блага.

На сей раз, реплика Громова произвела на файрусов еще более неожиданный эффект. Красные шары враз позеленели, потом и вовсе сделались синими; местный эфир наполнился даже не шумом — настоящим штормом эмоционально-психических вспышек. Разобраться в этой круговерти чужого языка было гиблым занятием.

— Тихо, — крикнул вдруг Громов, причем сделал это каким-то необычным образом, воздействовав для пущего эффекта на всю местную энергетику. От его приказа в локальной области на несколько секунд остановилось движение молекул, атомов и электронов на своих орбитах.

Виктор сам смог бы сейчас проделать такой же трюк, поэтому понимал, какие титанические силы играючи бросил вход Странник.

— Мы дадим вам время переговорить с Ней. Я знаю, что вы способны общаться, как меж собой, так и с Ней. Сделайте это немедля ни секунды, и помните, иного пути выжить ни у нас, ни у вас попросту нет.

— А говорил, что дипломатия в нашем деле самая важная его часть, — вновь поддел напарника Виктор.

— Дипломатия бывает разная. В любом случае, она всегда заменяла силовые методы решения проблем, а уж каким образом она велась, роли большой не играло.

Внезапно синие шары в помещении вновь приобрели свой прежний огненно красный оттенок, слегка уменьшились в размере, словно бы сжались под действием неведомой могучей силы; внутри каждого из них вдруг протаял огонек белого свечения, который очень скоро стал отчетливо виден на фоне остальной оболочки. Последующие несколько секунд ничего не происходило, а потом белая сердцевина начала пульсировать, очень напоминая при этом пульсацию человеческого сердца.

Откуда-то пришло понимание происходящего, причем Виктор был уверен, что Громов к этому внезапному озарению не имеет никакого отношения. Просто Гагарин действительно начал вспоминать то, что ни одно живое существо в обозримом космосе знать не могло и не должно. Пульсации энергетических сердец файрусов всей колонии (а на контакт с Землей в настоящее время пошла именно вся колония этих загадочных существ) в совокупности образовывала вибрационный контур, при помощи которого теоретически можно было передавать энергетические, информационные и эмоциональные посылы в любом заранее заданном направлении практически на любые расстояния. Правда Виктору до сих пор было трудно представить какими категориями могла оперировать Земля как разумное существо, и как с ней необходимо было общаться. Порой двум знакомым людям не удавалось прийти к консенсусу, а здесь нужно было доложить о своем деловом предложении целой планете, и Гагарин сомневался, что ему это удастся сделать, если, конечно, судьба представит ему такой шанс.

Как видно, судьба распорядилась аналогично. Неизвестно о чем вели диалог файрусы и Земля, но Виктор вскоре услыхал голос коллективного разума колонии:

— Вам придется самостоятельно вести с Ней диалог. Через нас. Подключайтесь к нашему контуру и попытайтесь объяснить Ей то, что объяснили нам.

— Ты знаешь, как это делается? — тут же поинтересовался Виктор у Громова.

— Догадываюсь, — ответил тот, бесстрастно наблюдая за происходящим. — Сразу скажу, что это очень не просто, но возможно. Мне приходилось вести диалог с… подобными системами, надеюсь, с Землей проблем не возникнет.

— Что мне делать?

— Наблюдай за мной, пытайся понять то, что хочет Земля, то, как она мыслит, как существует. Если поймешь это, дело наше сдвинется.

— А если нет? — решил уточнить Виктор.

— А если нет, то мне придется действовать в одиночку. В любом случае не думай о неудаче.

Отстроиться от посторонних вредных мыслей, жужжащих в голове Виктора подобно рассерженному пчелиному улью, оказалось делом довольно трудным. Мало того, что Гагарина совершенно не радовала перспектива общения с целой планетой как с живым и мыслящим существом, так еще взвалившаяся на его плечи ответственность, смешанная с желанием не ударить в грязь лицом перед товарищем, гораздо боле мудрым, опытным и сильным, по началу сковывала действие Виктора и заставляла отвлекаться на посторонние проблемы. Мало помалу, ему все же удалось унять не в меру разыгравшееся воображение, успокоиться и отстраниться от всего лишнего и тогда…

Виктор оказался в пространстве, где совершенно не было никаких звуков. То есть абсолютно никаких. Всепоглощающая, совершенная тишина царила здесь по его ощущениям незыблемо и несокрушимо. Даже не включая свой внутренний резерв, он слышал ток крови по жилам; удары сердца били подобно гигантским литаврам, доставляя довольно болезненные ощущения.

Кто-то взглянул на него в упор, массивный, и как будто бы слепой. Виктор обернулся — никого. Повертел головой вправо влево, посмотрел вверх, вниз — никого. Найти того, кто смотрел на него одновременно оценивающе, с опаской, любопытством и слепо, никак не удавалось, из чего Гагарину вдруг само собой стало ясно, что взгляд этот следует искать сразу везде. И в самом деле, едва пришло понимание этого, Виктору показалось, что на него взглянуло сразу все окружающее пространство. А тишина внезапно начала наполняться шумом морского бриза, громовыми раскатами, шелестом весенней листвы, гулом каскадов водопадов, каким-то хлопками, хлюпаньем и еще Бог знает чем. Звуков было множество, и все они имели свою природу, но самое главное заключалось в том, что это был самый настоящий язык, невообразимо сложный, непонятный ни одному живому существу. Язык планеты Земля, того самого дома, на котором рука об руку проживали четыре разумные цивилизации.

Планета пыталась говорить с ним.

Вслед за звуками начали сами собой рождаться удивительной красоты изображения. Одни из них были статичными, похожими на объемные снимки наподобие гологоф. Перед внутренним взором Виктора проплыли застывшие пейзажи пшеничных полей, горных хребтов, горных ручейков и речушек, кристально чистых озер и неповторимых пейзажей утреннего неба. Однако не все изображения были статичными — многие из них показывали отдельные элементы жизни на планете Земля в движении. Так Виктор не без удовольствия пронаблюдал за неспешным, размеренным приемом пищи группой зебр где-то в недрах африканской саванны, увидел всю мощь и разрушительность вулканического извержения на островах в Тихом океане, стал свидетелем трогательной, поражавшей до глубины души своей чистотой и любовью, сцены прогулки стаи дельфинов близ одного из плавучих городов людей. В эти минуты Гагарин был орлом, гордо взиравшим на распластавшийся под ним мир во время охоты, крокодилом-убийцей, притаившимся на дне реки, чтобы, совершив один единственный молниеносный выпад, утащить с собой в смертельных объятиях зазевавшуюся антилопу; его взору была доступна совершенно незабываемая картина жизни целых лесных массивов, где он поочередно был сначала всеми деревьями разом, потом малюсеньким муравьем, отправленным колонией на очередное важное задание, и даже грибницей.

Внезапно кто-то хлопнул Виктора по плечу. От неожиданности цикл образов, транслируемых ему Землей, несколько исказился, стал неполным и нечетким. Виктор обернулся и увидел стоящего рядом Громова. Тот пристально разглядывал Гагарина, однако на каменном его лице гуляла едва заметная довольная улыбка, что, по всей видимости, должно было свидетельствовать о его положительной оценке действиям младшего товарища.

Не слово не говоря, Максим встал рядом, закрыл глаза и вновь превратился в скалу, несокрушимую и недвижимую.

Виктор не стал беспокоить Странника расспросами, что ему делать дальше. Мгновенно восстановив цепочку образов, он принялся рассматривать их с утроенным вниманием, пытаясь обнаружить какую-либо закономерность, одновременно наслаждаясь той гармонией, которая царила в каждом кадре. Но найти определенный алгоритм ему так и не удалось — казалось, Земля просто транслирует то, что ей хочется в совершенно хаотической последовательности, лишенной всей и всяческой логики.

Тогда Гагарин попытался родить в голове какой-нибудь соответствующий увиденному образ и отослать его в окружавшую пустоту. Для начала он представил маленького мальчика, бегущего босиком по утренней траве, изрядно покрытой серебристыми капельками росы. Он бежал и смеялся, а во всем его образе не было ничего плохого или злого, лишь чистота, доброта и радость.

Кадр улетел в пустоту и… Ответ пришел незамедлительно Прямо перед мальчиком возникла женщина средних лет, очень красивая, высокая, с длинными серебристого цвета волосами, зелеными, большими, выразительными глазами, в которых таилась необыкновенная мудрость, знание и что-то еще, чему Гагарин в первые мгновения не смог дать объяснения. В последствие он понял, что это была тоска и страх. Страх не только за себя, но и за этого мальчика, и это несмотря на то, что взгляд женщины, которой никак не возможно было дать какой-то определенный возраст, был настораживающий и оценивающий.

Виктор понял, что женщина собой олицетворяла планету, а мальчик… Скорее всего, в ее представлении мальчик был всем Человечеством — наиболее многочисленным разумным видом, в прошлом изрядно поднадоевшим своей «разумной» деятельностью своей Хозяйке.

Гагарин попытался представить, как мальчик в надеже протягивает незнакомке руки, смотря на нее с мольбой и надеждой. Женщина немного замешкалась, но протянула свои в ответ, и когда их пальцы соприкоснулись, всю картину подернула серебристая вуаль, изображение поплыло, исказилось и, в конце концов, потонуло в лучах золотистого теплого свечения.

— А ты ей понравился, — услышал Виктор, вдруг, мысле-шепот, Громова.

— Ты думаешь?

— А ты этого так и не понял?

— Ну, мало ли… Вдруг ее логика до конца мне не покорилась.

— Здесь не в логике дело. Для всех форм жизни есть универсальные законы общения, приятия или неприятия, и я могу сказать тебе, что ты вплотную подобрался к тому, чтобы всецело овладеть ими.

— Спасибо на добром слове. Что дальше делать будем?

— Дальше попытайся объяснить Земле, нашу миссию.

— Я?

— Ну, а кто? Я тебя подстрахую, если что пойдет не так, но у меня железная уверенность в том, что ты справишься сам. Будь уверен в себе, в своей позиции и в том, что собираешься сделать, но при этом не пускай в сердце ни толики агрессии.

— Постараюсь, — заверил Максима Виктор, и принялся придумывать следующий образ для контакта с Землей.

На этот раз он представил в воображении уже не маленького мальчика, а вполне себе сформировавшегося юношу. Коротко стриженный, с полуголым спортивного вида торсом, тот сидел, подобрав под себя колени, закрыв глаза и положив руки прямо перед собой. Грудь его плавно вздымалась, дыхание парня было легким, ровным и спокойным. Вся его фигура излучала в пространство уверенность в себе, внутреннюю силу и доброжелательность. Неожиданно прямо напротив молодого человека появилась давешняя красавица, одетая в какие-то невообразимые своей элегантностью и эстетической легкостью, практически воздушные наряды. Фирменным оценивающим взглядом, с большой опаской и осторожностью, она рассматривала юношу, не приближаясь к нему ни на пол шажочка, однако, и не спеша удаляться.

Парень открыл глаза, смерил красавицу задумчивым взглядом, медленно поднялся с колен, однако приближаться к женщине не спешил. Вместо этого он внезапно прищурился, немного присел, очень напомнив тем самым цепного пса на службе, учуявшего приближение неприятеля, пристально осмотрелся по сторонам.

Внезапно светлые радостные цвета картины подернулись черной пеленой, краски разом выцвели, стали практически монотонно серыми, а позади женщины, откуда не возьмись, появились четверо людей в необычных одеяниях. Впрочем, людьми их можно было назвать с большой натяжкой, скорее гуманоидами. Тот, что стоял в центре, впереди всех, был облачен в сверкающую агатово-черную броню, делавшую его фигуру похожей на одну большую каплю нефти. Она была такая же текучая и маслянистая на вид, и веяло от нее смертью и разрушением. Хотя подобное можно было смело применить и к остальным его спутникам. Справа от существа в черном стоял бледнолицый гигант с желтоватыми мутными глазами с вертикальными ярко-алыми зрачками, которые буквально пылали и жаждали убийства. Бледнолицый был одет в шкуры неведомых хищных зверей и в руках держал знакомый уже Виктору квантовый меч. Еще двое на человекоподобных существ походили и вовсе с большой натяжкой. Один из них напоминал человека среднего роста, очень широкого в плечах, одетого полностью в тряпичный чулок, отчего его фигура порой скрадывалась, конечности пропадали, и он становился похожим на самый обычный коричневый шар. Последний незнакомец больше всего походил на дикобраза, так как все его тело было полностью усеяно длинными и очень острыми иглами, а лица и вовсе из-за них не было четко видно.

Именно дикобраз был самым опасным из этой четверки, что прекрасно понял парень, текучим, практически незаметным для глаза простого человека движением, заслонивший собой женщину, испуганно поглядывавшую на пришельцев. Парень несколько секунд рассматривал странную четверку, а когда те не сговариваясь двинулись к нему, молниеносно выбросил вперед обе руки с которых незамедлительно сорвалось розовато-алое пламя, перевитое сеточками ярко-голубых молний и ударило в лицо бледнолицему гиганту.

Пришелец не успел ни парировать удар, ни уклониться от него, поэтому выпад парня оказался точным и эффективным. Бледнолицый упал на живот и вставать не собирался. И здесь произошло неожиданное: дикобраз вдруг стремительно переместился к поверженному, подхватил в руки выпавший клинок, который тут же втянулся в его тело, становясь с ним одним целым, потом наклонился над бледнолицым, касаясь его другой рукой, и также превратил лежащее без движение тело в часть себя.

Глаза парня холодно сверкнули синим огнем предупреждения, однако тройка незнакомцев вновь начала свое движение в его сторону. Девушка задрожала от испуга. Глаза ее расширились, в них стоял неподдельный ужас и страх.

В этот момент молодой парень вдруг взмыл в небо на добрых пять метров, перекувырнулся через голову, делая сальто вперед и, выходя из него, ударил каплевидного монстра ногами. Едва он приземлился на землю, как с его пальцев рук сорвались две зеленые молнии и ударили в глаза пришельцу. Тот дико заорал, схватился руками за лицо и тут же получил мощнейший удар рукой-копьем, пробивший каплевидного насквозь. Пришелец упал, как и предыдущий его соратник на живот, задергался в конвульсиях и вскоре затих.

И вновь дикобраз повторил свое противоестественное действие, подплыв к поверженному и присоединив его к себе, при этом он скачком заметно подрос и явно стал еще более серьезным противником.

Дикобраз попытался приблизиться к защитнику девушки, сократил разделявшее их расстояние до минимума и выпустил в парня несколько своих острейших игл. Молодой человек не без труда уклонился от этой атаки, но едва не нарвался на еще одного противника: человек в чулке, совершенно не оправдывая своих громоздких кондиций, на удивление резво и быстро провел серию опасных ударов руками и ногами, причем его конечности появлялись из туловища практически в любом месте и в любых количествах. Несколько секунд продолжалась эта карусель всевозможных выпадов, уклонов, обманных маневров, жестких ударов, пока, наконец, парень буквально исчез, растаяв в воздухе, и тут же объявился за спиной человека в чулке. Пришелец практически успел отреагировать на эту нестандартную атаку юноши, но отбить смертельный для него выпад было выше его сил. Удар руки-меча, подобно настоящему клинку, снес монстру голову и тот обезглавленный рухнул наземь безвольным кулем.

Рухнул, чтобы спустя пару секунд оказаться ассимилированным дикобразом.

Парень едва успел отскочить от изрядно подросшего монстра, однако увернуться до конца не смог: чужак вновь выпустил в него свои иглы-шипы, две из которых серьезно распороли ему грудь и живот. Парень упал, захрипел, хватаясь за раны, отполз от монстра, который надвигался на него подобно гигантской скале.

Молодой человек попытался повторить свой удачный трюк с молниями, но ни одна из них не нанесла пришельцу видимых повреждений.

И тогда произошло неожиданное. Молодой человек поднялся на ноги, подошел к оцепеневшей от страха женщине, взял ее за правую руку, протягивая свою вторую руку в сторону, словно хватая ей что-то в воздухе. В этот момент слева от парня прямо в воздухе протаяла призрачная фигура, оделась в голубые одеяния и… превратилась в аквида.

И тут же рядом с ним материализовался сначала красный огненный шар, от которого в стороны протянулись два алых энергетических сгустка, а потом, справа от женщины, еще один шар поменьше, уже желтого цвета, наподобие миниатюрного солнца. Он мгновенно соединился своим энергетическим жгутом с красным шаром, а другим легонько коснулся руки женщины, и в этот момент, когда все пятеро образовали собой замкнутое кольцо, в небо ударил золотистый столб света. Серые краски мира вновь наполнились яркими цветами и всевозможными оттенками, а дикобраз запнулся на пол шаге, словно ударившись о невидимую преграду.

Тем временем столб света, бивший в небеса, все расширялся, становился ярче. На него уже было довольно трудно смотреть, даже прищурившись, и когда он поглотил собой всю пятерку, дикобраз издал истошный вопль негодования, досады и… боли. Монстр вдруг весь опутался серовато-черными молниями, закипел; его иглы одна за другой начали опадать наземь и там превращаться в дым, а потом и все его тело окуталось дымной пеленой.

Спустя несколько мгновений монстра не стало, а вокруг воцарилась невероятная тишина, умиротворение и покой.

Действие тут же перенеслось в другое место. По среди изумрудной травы, на лесной поляне, стояли давешний парень и девушка. Они держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Они понимали друг друга без слов, потому что на свете существовал универсальный язык, понятный всем, и для общения на нем вовсе необязательно было обладать телепатией или уметь разговаривать.

— Молодец, — вдруг прошелестело под сводами раскидистых деревьев.

Виктор не сразу сумел отстраниться от собственного же видения, а когда ему это удалось, он вдруг почувствовал в себе такой заряд бодрости, такие буйства чувств и эмоций, которых давным-давно не испытывал.

— Молодец, — вновь повторил Странник, на сей раз голосом. — Я ни капельки в тебе не сомневался, и ты оправдал мои ожидания.

Виктор прислушался к себе, ощущая новые горизонты бытия, силы и знание.

— Что я сделал? — медленно проговорил он, словно пробуя каждое свое слово на вкус

— Самую малость, — уточнил Громов, — всего лишь убедил Землю в правильности нашей с тобой миссии и овладел универсальным метаязыком, при помощи которого теперь ты можешь общаться с любыми, подчеркиваю это, любыми разумными системами практически любого уровня сложности и организации. При должном желании можно даже с Творцом пообщаться, но пока это лишнее.

— И что теперь?

На вопрос Гагарина ответил коллективный разум файрусов:

— Мы согласны присоединиться к обще системе. Если наш общий Дом дал на это добро, то мы не имеем права перечить его воле. Что вам от нас для этого нужно?

— Ничего, — ответил Громов.

— Как это ничего? — удивился Виктор. — А настройка?

— Она не понадобится. Общество аквидов, так же как и человеческое общество, представляет собой единую этико-психологическую систему лишь в самом общем плане, и для того, чтобы сделать ее таковой более реально, ощутимо, пришлось прибегать к коррекции. Аквиды в своем обществе большие индивидуалисты, так же как и люди, и с этим явлением возникают проблемы, а вот файрусы — единая колония-разум, точнее совокупность колоний. Их можно не корректировать, достаточно простого согласия, которое и символизирует их настрой.

Виктор флегматичным взором оглядел пространство переговорного зала. То ли ему показалось, то ли это действительно было на самом деле, но соты как будто бы стали светиться еще более интенсивно и… радостно.

— Тебе это не кажется, — услышал он мысленный голос Громова. — Теперь в тебе говорит метаязык, и ты видишь вещи более полно, чем прежде.

— Это очень похоже на Божественный взгляд, — ответил ему Гагарин.

— На что?

— Когда я дрался на базе Гаспаряна, я увидел на мгновение мир… другим зрением, я мог изменить тогда все… я назвал это Божественным зрением, хотя, что это было на самом деле — не знаю. Но только благодаря такому внезапному озарению я смог одолеть матрицу Вируса.

Громов почесал подбородок. Глаза его на мгновение вспыхнули и тут же погасли. Он вдруг открыто улыбнулся и едва не расхохотался.

— Оперативное поле Домена. Вот что ты видел. А раз так, то ты действительно мог в этот момент все, даже изгнать Вирус с этого локального участка Метагалактики. Именно в таком качестве мы, ну, то есть материализованный закон Творца, именуемый мной Конструктором и Инженером, видели Домен в те первые мгновения его существования. Но с метаязыком оперативное поле не имеет ничего общего, так что прими свое новое умение как должное и поскакали дальше.

— Куда теперь?

— В небеса, — хитро прищурившись, ответил Максим.

Две человеческие фигуры растаяли в воздухе, оставляя таинственных обитателей огненных недр Земли наедине со своими мыслями и надеждами на лучшие времена.

 

Глава 4

Город в небесах

Темно синее небо, настолько насыщенное, что, кажется, вот-вот, оно рухнет на тебя, накроет с головой, позволит окунуться в свои бездонные объятия, чтобы испить легендарный нектар богов и стать нечто большим, чем просто обыкновенным человеком. Если как следует присмотреться, можно было увидеть звезды. Они тусклыми еле заметными искорками горели где-то очень далеко отсюда, даря всему окружающему пространству необходимую энергию и свет.

И не облачка в небесах.

Виктор моргнул, еще раз, другой, третий. Картина не изменилась — все то же густое, такое близкое синее небо покоилось над ним, а внизу…

Внизу простирались белые шапки, облаков, настоящие континенты, горы и горные цепи, только парящие в воздухе и живущие не в пример меньше своих настоящих собратьев.

Облака, казалось, живут своей собственной жизнью. Они плыли спокойно, величаво, соединялись и разъединялись, видоизменяли свою форму по собственному желанию, не подчиняясь при этом никому, пропадали, растворяясь в воздухе, и образовывались тогда, когда это было необходимо природе. Казалось, единственной разумной жизнью здесь могут быть только эти белесые, серовато-голубые, иногда со свинцовым отливом острова, но так уж был устроен мир, что не все в нем было очевидным с первого взгляда.

— Где они, — спросил Виктор, купаясь в воздушном потоке.

— Уже не далеко. Разве ты их не чувствуешь? — удивился Громов. Странник находился здесь же и вниз вообще не смотрел, предпочитая разглядывать звезды. Одному Творцу было известно, что он видел там.

— Не очень, — признался Гагарин. — Никак не могу приноровиться к метаязыку, он меня отвлекает, и я не могу сосредоточиться. Все время лезет что-то постороннее.

— Привыкнешь скоро. Плазмиды уже в курсе, что мы ходим с ними побеседовать, поэтому спешат к нам на всех порах.

— Плазмиды?

— Ага. Когда увидишь их, сразу поймешь, почему я их так прозвал.

— А они знают о цели нашего визита?

— Уверен, что догадываются. С Землей они поддерживают тесный контакт, не менее тесный, предполагаю, чем файрусы, поэтому долго объяснять им, что нужно делать, мы не станем.

Виктор с интересом рассматривал проплывающее мимо него облако, напоминавшее собой рожок мороженого.

— Никогда бы не подумал, — прошептал он, — что их форма, цвет — это все не просто так. Это ведь не случайность, а переплетение местных законов.

— Ты это видишь?

— Вижу. Только не понимаю, зачем это Земле. Ведь она же оператор? Она создает эти законы?

— Разумеется она. Только скорее бессознательно, чем осознано. В этом своем действии она очень сильно напоминает нам человеческих художников, музыкантов, скульпторов, людей творческих, которые создают свои вечные бесценные шедевры, реализую свой творческий потенциал и не более того. Они делают это из любви к искусству, а вот уже человеческое общество дает картинам цену.

Виктор всем своим видом демонстрировал скептическое отношение к только что услышанному.

— Ты вправду думаешь, что Земля — художник?

— А почему нет? Творчество — это слабое проявление метаязыка, доступное людям, и не только, кстати, людям. Аквиды также великолепные художники и музыканты, просто ты еще не знаком с их шедеврами. Их живопись чрезвычайно гармонична музыка действительно потрясает воображение, так что при возможности обязательно познакомься с их искусством, будешь приятно удивлен.

Виктор утвердительно кивнул, но скептическое выражение его лица никуда не исчезло.

— И все же звучит не очень правдоподобно, — сказал он. — Этак можно договориться до того, что художествами занимается не только Земля, но и все планеты Солнечной системы, само Солнце, другие звезды и… вообще, галактики, скопления и прочее. Квазары еще нужно включить в эту категорию и не забыть про черные дыры и прочую космическую экзотику.

— Зря иронизируешь, — спокойно ответил ему Громов. — Ты вот сейчас ерничал, но оказался настолько правым, что аж диву даешься.

— То есть, как? — обалдело вытаращился на Максима Виктор.

— А вот так. Если люди, аквиды, плазмиды как дети Земли способны к творческой реализации, к проявлению метаязыка, то почему к этому не способны планеты, звезды и формирования еще более масштабные?

— Допустим, способны, но в чем проявление искусств скажем нашего Солнца или отдельной галактики? Если с тем, что облака — это полотно Земли-художника, еще с горем пополам можно согласиться, то как быть насчет более масштабных формаций?

— Протуберанцы, магнитные бури, вспышки, плазменные циклоны и антициклоны… продолжать?

Гагарин почесал за ухом, посмотрел на очередное проплывающее мимо облако экзотической формы.

— Но ведь все это ни что иное, как результат физики Солнца, или не так?

— Физика — понятие человеческое. Образование облаков, их формы, так же как образование бури на Солнце или протуберанца с одной стороны физика, с другой — результат игры местных законов, которые образованы нашим светилом.

— Но разве все законы в Домене не прописаны нами с тобой?

— Прописаны тенденции появления, развития, взаимодействия и эволюции законов, но не они сами. Конечно, самые масштабные механизмы действуют именно по нашей с тобой воле, но мы на прямую не в ответе за то, что гений Куинджи давным-давно создал бессмертный шедевр украинской лунной ночи, Айвазовский сотворил свои «Девятый вал» и «Шторм на море», а Шишкин удивительным образом описал красоту русского леса. В то понятие, которое люди называют вдохновением, мы с тобой должны вкладывать несколько иной смысл, кстати, так же как и в судьбу. С одной стороны — каждый человек ее хозяин, с другой — есть определенный спектр законов, определенный набор тенденций, куда эти законы могут свернуть и развиться, именно эти повороты человек и наблюдает под понятием судьбы или того же вдохновения.

— Все равно тогда получается, что выбора нет. Чем ниже ступень развития разума, тем под большее число законов оно попадает. Получается, что полностью освободиться от них нельзя?

— А зачем тебе это необходимо? Да ты прав. Муравей попадает под большее число ограничений, чем человек. Планета вынуждена считаться с властью своей звезды, от которой полностью зависит, галактика жестко закреплена в местном скопление, которое, в свою очередь, знает место в сверхскоплении и никуда из него не уходит. Мы с тобой можем отменить действие любого закона в пределах этого Домена. С этой точки зрения наша степень свободы в этой Метагалактике абсолютна, но стоит нам покинуть ее пределы, очутиться в соседнем Домене или же на просторах Фрактала Пространств, как мы поймем, что существуют законы, которые нам не одолеть. Но еще раз спрошу тебя — стоит ли?

Виктор крепко задумался. А в самом деле, что давала полная безграничная свобода для существа? Делала ли она его ровней Абсолюту или же делала его лишь подобным ему?

— Мы тогда могли бы отменить любой закон во всем сущем, во всей Большой Вселенной. Мы могли бы запретить в принципе организовывать и создавать, кем бы то ни было, системы наподобие Вируса.

— Не думай, что это бы обернулось добром для Вселенной. Хочешь ты этого или нет, зло существовать должно и просто необходимо для равновесия и развития. Хотя я так рассуждаю только потому, что не видел жизнь других Универсумов. Возможно, там присутствует принцип зла, а возможно и нет.

Вот с этим утверждение Виктор был, мягко говоря, не согласен.

— Эволюция эволюцией, но с чего ты так уверен, что зло несет пользу? Хорошо, предположим, что будет, если отменить любой принцип зла? Отменится принцип эволюции? Ну и пусть. Эволюция призвана подготавливать существ к более тяжким условиям существования. Тех, кто способен эволюционировать, она изменяет, приспосабливает к этим самым условиям существования, но тех, кто не способен выдержать ее отбор, она безжалостно уничтожает. Ведь это тоже зло, тебе не кажется?

— Не кажется. Потому что изначально любая форма жизни поставлена друг с другом в одинаковые условия. И вина за то, что одни — выживают, а другие — погибают, лежит не на эволюционном процессе, а на самих формах жизни.

— Тогда почему так происходит? Если все виды изначально поставлены в одинаковые условия, выживать должны все.

— И мы получим перенаселение. Мы получим еще большее зло в итоге, в результате которого может погибнуть вообще вся жизнь в Домене или же во всем Универсуме, причем лавинообразно. Ни ты, ни я не просчитывали взаимодействие законов в такой ситуации, как ни просчитывали их в той ситуации, когда зло будет отменено окончательно и бесповоротно. Представь себе на секундочку, что произойдет, если каждый будет получать то, что ему захочется, но не в ущерб другим? Если не будет смерти — ведь она тоже зло? Если все процессы будут иметь только начало, но не будут иметь конца? Любое желание, любой каприз доступен, но при этом никто никогда не задумается над тем, откуда все это берется. Никто никогда не задумается, каких же ресурсов это стоит, а они не бесконечны. Ты, конечно, можешь сказать, мол, давайте сделаем так, чтобы ресурсы были бесконечны, а не имели лимит. Но это уже уровень Большой Вселенной. Не забывай, что наш Фрактал Пространств находится в Ней, и связан сетью более высоких законов не только с себе подобными, но и с окружающим Его Мегамиром. Даже, несмотря на то, что Универсум — это бесконечномерный объект, его ресурсы, точнее ресурсы каждого его пространства и состояния конечны, и не надо смотреть на то, что в сумме они беспредельны. Законы, регулирующие конечность или бесконечность ресурсов, энергии, информации каждой ветви Универсума определены даже не Им самим, а Большой Вселенной и, может быть, даже не ей, а чем-то, стоящим еще выше, чем-то, находящимся за пределами моего понимания. В любом случае могу сказать одно, тот, кто создавал вообще все сущее, Абсолютный Творец, назовем его так, обладал несоизмеримо большими знанием и могуществом, чем мы можем себе представить. И если он создал Мегамир таким, каков он сейчас, значит это было единственно возможным вариантом, чтобы вся Сверхсистема существовала, а не рассыпалась в пух и прах.

После такой пламенной речи впору было как следует задуматься над услышанным, но Виктор не унимался.

— А если Абсолютный Творец ошибся? Если, конечно, он вообще существует…

— Как ты думаешь, когда Человечество проходило эпоху смутного времени, когда на Земле еще существовали государства, да даже сейчас, когда миром правят высокая наука и технологии, когда каждому феномену, каждому процессу можно дать научное, а не мистическое объяснение, люди ведь все равно верили в сверхъестественное. Одни верили в Христа, другие — в Аллаха, третьи — в Будду, четвертые вообще ни во что не верили, но им от этого легче не жилось. Для этих людей Бог был по сути всем. Он определял все, что с ними происходит. Человеку так было легче жить, зная, что его судьба отдана в чужие, гораздо более могущественные и мудрые руки. На все воля Божья, говорили одни, на все воля Аллаха, говорили другие. Знаешь почему по прошествии восьми ста лет все поменялось?

— Почему?

— Потому что степень информированности влияет на восприятие человеком и любым другим живым существом окружающего мира, во всяком случае, в известных мне пространствах дела обстояли именно так. Сейчас Человечеству до конца так и не известно, почему же возникла Метагалактика, хотя уже большинство умов всерьез рассматривают многодоменные модели мира, но вот первопричину появления своего Домена пока никто не удосужился понять, поэтому религии склонны видеть в этом Божий промысел. Мы то с тобой знаем, чьих это рук дело, поэтому так не мыслим, однако ни ты, ни я не представляем себе, что же на самом деле представляет собой Абсолют. Постижим ли он разумом, достижим ли он для познания или же он лишь иллюзия? Для нас с тобой Бог скрывается именно там, а поскольку он обязан быть мудрым и поистине всемогущим, особенно по сравнению с нами, то ошибаться он не имеет права и не может.

Что-то сверкнуло вдали, заставив Виктора отвлечь внимание от увлекательного диалога со Странником. Пусть Гагарин был не всегда согласен с мнением оппонента, он не мог не признать тот факт, что Громов гораздо информированней его самого и знает много того, чему Виктору еще предстояло научиться. Гагарин всмотрелся вдаль, отмечая необычные колыхания пространства и аномальные потоки воздуха. Прямо перед ним на удалении в несколько километров довольно спешно зарождалось огромное грозовое облако дивной красоты. То, что это облако было, мягко говоря, необычным, Виктор понял с полу взгляда, как только увидел его формы, размеры и способ появления. Циклоны никогда не образовывались на пустом месте, а уж сейчас, в эпоху тотального контроля за климатическими процессами на всех обитаемых планетах Земной Федерации, незарегистрированное грозовое облако и вовсе считалось нонсенсом. И здесь, вдруг, по среди ясного неба, ни с того ни с сего в течении нескольких минут самоорганизовалась большая туча, постояла на месте несколько минут, словно оценивая окружающую обстановку, и двинулась в сторону Виктора, неспешно рассекая воздушное пространство.

— К нам гости, — сказал Громов, рассматривая приближающийся объект своим фирменным орлиным взглядом.

Виктор кивнул, принимая вертикальное положение.

— Это то, о чем я думаю?

— Да. Корабль-город плазмидов, разумных шаровых молний, во всяком случае, они очень на них похожи. Плазмиды — энергетическая форма жизни, единственная на нашей планете.

— А в системе?

— В системе подобная цивилизация зафиксирована лишь на Солнце?

— На Солнце? — не поверил своим ушам Гагарин.

— Да. На нашей звезде. Те плазмиды или солнечники немного больше по своим размерам, хотя это качественно ни на что не влияет.

Громов вдруг весь засветился, покрылся серебристой световой вуалью. Его черный костюм и тело потеряло материальную составляющую, и он превратился в энергетический сгусток, правда, антропоморфного своего облика по-прежнему не потерял.

— Перевоплощайся, — долетел до Гагарина мыслеголос Максима. — Не будем расстраивать наших гостей своим материальным положением и предстанем перед ними во всей красе.

Переход из материального состояние в энергетическое на этот раз дался Виктору без всяких усилий и столь же естественно, как для обычного человека было, предположим, совершить вдох или выпить стакан воды. Вскоре перед приблизившимся вплотную гигантским грозовым облаком висело в воздухе уже два светящихся мягким золотым свечением человека.

Колония, она же корабль-город плазмидов, был в диаметре порядка тридцати километров и в самом широком своем сечении имел высоту пять сотен метров. В самом его центре находилась область разряженного давления, равного примерно половине атмосферного, однако благодаря воздействию на свое облако хозяев, никаких экстремальных эффектов наподобие торнадо или смерча не наблюдалось. Разряженная область служила плазмидам своего рода гигантским залом, где они совершали свои таинственные манипуляции над энергетическими потоками и всевозможными силовыми полями. Энергетические каналы пронизывали весь город-корабль насквозь подобно тому, как сеточка сосудов опутывало целиком человеческое тело. Гагарин моментально понял, что энергетические каналы не просто имели с ней визуальное сходство, а выполняли схожую функцию, питая все облако энергией, поддерживая его целостность и управляя движением колонии в пространстве.

Источником же энергии всей колонии служили и сами плазмиды, и некая полость в той центральной зоне пониженного давления, которую Виктор про себя назвал главным генератором (второстепенных питающих элементов Гагарин при этом не заметил). Эта область буквально сияла, подобно Солнцу, расшатывая на микроуровне вакуум, и, тем самым, высвобождала свободную энергия физического пространства в соответствии с известными физическими законами, давным-давно сформулированными людьми.

В целом, глядя на это сооружение (а это было именно сооружение весьма впечатляющих размеров и форм), было удивительно думать о том, что с плазмидами до сих пор не удалось установить контакт. Мало того, подавляющее число людей понятия не имели о том, что на Земле они не одиноки.

— Никогда подобного не видела… — как всегда неожиданно дала о себе знать Влада. — Целый город в поднебесье отгрохать, и при этом столько времени оставаться инкогнито. Хорошо же работают Старейшины, ничего не скажешь.

Виктор промолчал, пытаясь заметить еще что-нибудь необычное в поселении плазмидов.

— Ты видел, как они появились? Буквально из ниоткуда. Похоже, плазмиды, так же как и мы, способны манипулировать вакуумом, если даже не лучше.

— Они как микронианцы, — ответил Виктор. — Ходят по пространству очень тихо, просачиваясь сквозь потенциальный барьер, а не прыгая через него, как это делают люди.

Справа и слева от Гагарина вдруг вспыхнул ярких свет, а спустя мгновение на этом месте плавало два желтых шара размером со средний арбуз. Оба шара мерцали ровным мягким золотистым свечением, и словно бы дрожали от холода, во всяком случае, складывалось такое ощущение, что их поверхность подергивалась, словно от озноба.

— И как с ними общаться? — спросил Виктор Громова. — Они понимают…

— Приветствую вас Творящие, — вместо ответа Странника донесся до него мысленный позыв одного из плазмидов.

И вполне себе схожая с человеческой мыслеконструкция фразы буквально поразила Виктора. Он был полностью уверен, что плазмиды должны были мыслить совершенно другими категориями, нежели люди, а здесь получался полноценный контакт, простой и понятный.

Но, как выяснилось буквально в следующие секунды, это было неспроста. Один из шаров вдруг прыгнул вверх, облетел Громова и Гагарина три раза, потом резко остановился, прямо перед ними, вдруг засиял еще ярче, при этом вытягиваясь в высоту и превращаясь во вполне себе антропоморфную фигуру.

— Вы меня не узнаете? — произнес посланник плазмидов.

Только здесь до Виктора дошло, кто стоял перед ним.

— Тесла? Никола? Это ты?

— Я, — ответил собеседник. — Тех, кого вы зовете плазмидами, выходили и приютили меня после того, как я практически развоплотился под ударом Вируса, и теперь я обязан им жизнью. Так же, впрочем, как и Вам, спасшим нашу планету.

— Мы рады тебя приветствовать, Никола, — поприветствовал ученого Громов. — Надеюсь, Вирус не смог окончательно изменить твою истинную сущность?

— А он и не пытался. Все чего он хотел в тот момент — полное, тотально уничтожение всего живого в радиусе Солнечной системы.

— Бери больше, — уточнил Виктор, — в пределах всей Земной Федерации. Атака флота Агрессора была осуществлена на все внутренние колонии Человечества. Ну… да ладно, это все всем прекрасно известно. Скажи пожалуйста, ты сейчас здесь с нами разговариваешь в каком статусе?

— В статусе посла разумеется, — ответил Тесла.

— Это все конечно очень здорово, но почему среди плазмидов не нашлось другого посла? Только не обижайся, я не хочу сказать, что из тебя плохой посол плазмидов и вопросы, которые мы хотим решить с представителями энергетической формы жизни, тебе решать не положено, просто…

— Я все понимаю. Просто этот шаг — знак доброй воли со стороны плазмидов. Они справедливо решили, что мне будет легче общаться с вами, впрочем, как и с ними, даже несмотря на то, что я пытался их убедить, что вам Творящим, не составит особого труда понять любого представителя разума в Домене. Я ведь прав?

— Как всегда, — сказал Громов. — Они в курсе того, зачем мы здесь?

— Плазмиды поддерживают тесный контакт с психосферой Земли, я имею ввиду ее естественную психосферу, продукт жизнедеятельности разума планеты, так сказать. Они уже осведомлены о ваших путешествиях к аквидам и файрусам, знают, что вам удалось убедить и тех, и других. Мало того, вам удалось разъяснить свою проблему самой Земле, что для плазмидов немаловажно.

— Так получается, что нам не нужно ничего объяснять и все уже на всё согласны?

— Практически.

— Что значит практически? — не понял Виктор.

— Плазмиды не уверены в том, насколько эффективно они смогут соединить свой коллективный разум с разумом других цивилизаций и с самой Землей. Кроме того, в результате такого… эм… опыта произойдет информационное и психическое слияние отличных друг от друга психосфер, в результате которых могут пострадать отдельно взятые особи. Плазмиды не хотят явиться причиной чьей-нибудь смерти. В этом вопросе они очень щепетильны.

— Процедура сея, конечно, не безболезненная, но можешь их заверить, что ничего страшного не случится. И уж тем более они не будут ни в чем виноваты. Самая серьезная опасность объединения надразумных систем в данном конкретном случае заключается в том, что человечество узнает о вашем существовании. Это будет для людей большим стрессом, поскольку они всегда жили с представлением о том, что никаких других цивилизаций на Земле больше нет, а здесь придется смириться с тем, что планету делят целых четыре разумных вида. Да еще придется как-то принять тот факт, что Земля — живое разумное существо.

— И все же, вы можете дать гарантии того, что ни один плазмид не станет виновником чьей-нибудь смерти?

Виктору показалось, что Громов был весьма раздражен такими пустопорожними и ничего не значащими вопросами. Однако в последующих мыслях Максима не было никаких нот негодования и злобы, лишь смирение и понимание происходящего.

— Даже я не смогу дать вам такой гарантии, — ответил Громов. — А вот что я могу сказать наверняка, ты уже догадался, Тесла: если надразумные системы не сольются в симбиозе и не присоединятся к психосфере Земли, создав, тем самым, Сверхразум и оператора реальности на уровне Инженера, Вирус нас всех передавит, как тараканов. В одиночку мы не сможем противостоять ему, как бы мне этого не хотелось, поэтому нам нужен другой план. Я уже давно его придумал, осталось только воплотить в жизнь, и превращение Земли в Сверхразумную систему — первая стадия.

— Так что, если плазмиды, — поддержал Громова Виктор, — так обеспокоены судьбой как собственного Дома так и судьбой человечества и не желают, чтобы из-за них кто-нибудь погиб, то пусть не мешкают и присоединяются, иначе… Как уже сказал Странник, никто не даст вам гарантий того, что интеграция надразума пройдет гладко, но вот если ее не произойдет, даю гарантию, что тогда нас прихлопнут, и шанса на спасение не дадут.

Никола замолчал, очевидно советуясь с остальными членами города-коробля о принятии верного решения.

— Хороший дипломатический ход, — похвалил Виктора Максим.

— У тебя учился.

— Заметно, — встряла в разговор Влада. — Главное не перебарщивать.

Совещание плазмидов длилось довольно долго, и это с учетом того, что энергетические формы жизни способны были к более быстрой обработке поступавшей информации. Наконец, Никола соизволил озвучить их мнение.

— Хорошо, они согласны и ждут только того, когда вы будете начинать.

— Вот так бы сразу, — заявила Влада, — а то тянули кота за хвост, выпендривались.

— Ты ничего не понимаешь, — отругал ее Виктор. — У каждой расы свои жизненные ценности и этические принципы. Могу сказать, что у плазмидов они не самые плохие, а даже наоборот, многим людям бы не помешало кое-чему у них поучиться. Мы обязаны уважать мнение каждого, кто присоединяется к нам, вступает в ряды глобального сопротивления Вирусу, ведь этот шаг сугубо добровольный.

— Глобальное сопротивление? Звучит как что-то неопределенное и напоминает политическую оппозицию времен государств.

— Ну, назови все это как-нибудь иначе, суть все равно останется одна и та же.

Тем временем второй золотой шар, провисевший все это время на одном месте слегка позади Николы, вплыл обратно в облако, а Тесла, потеряв очертания человеческой фигуры, вновь стал шаром.

— Будьте готовы, — сказал ему Громов. — Откладывать в долгий ящик объединение мы не станем.

— И что теперь? — спросил Странника Виктор.

— А теперь нам придется принять форму тех, кем мы на самом деле являемся.

Почему-то услышав эти слова, Виктор натуральным образом испугался. Разумеется, он знал, кто он, знал о своем предназначение и долге, знал о своем могуществе и возможностях, но боялся, что после того, как он прикоснется ко всей своей настоящей Силе, зачерпнет ее, что называется, полной грудью, все человеческое, все, что раньше было для него таким милым, близким и родным, попросту перестанет существовать. Он прекрасно знал, что власть сильно портит и развращает, и не мог себе представить, как справиться с искушением от такой власти, которая вот-вот должна была открыться перед ним. Оказывается, что он все время оттягивал две вещи в своей жизни. Первая заключалась во встрече со своим истинным врагом — с Вирусов в его настоящей ипостаси, а вот вторая… Вторая неприятно удивила его, поскольку, судя по всему, должна была случиться с Виктором гораздо раньше первой.

Словно поняв чувства своего собрата, Громов сказал ободряющим тоном:

— Знаю, что гложет тебя. Знаю, что сейчас ты — словно на краю бездны, одновременно манящей своей неизвестностью и ей же пугающей. Никто, никогда не испытывал подобного и не испытает, потому что эта привилегия дана лишь тебе и мне. Я один раз прошел через это. Я остался человеком в том понимании, котором я сам придаю этому понятию. Поверь мне, воля, вызвавшая нас на белый свет, сопряжение законов, вынудившее пробудить наши истинные силы, вручать такое могущество кому попало, не намерены. Все рассчитано и, если хочешь, предрешено. Домен выбрал нас сам. Творец на нашей с тобой стороне. Мы нужны Метагалактике, мы нужны Универсуму, так что отбрось сомнения, отбрось свои страхи, очисти свой разум и повторяй за мной.

Виктор молчал.

— Должен предупредить, что после этого пути назад уже не будет. Ты никогда не сможешь стать прежним, поскольку почерпнешь, увидишь то, что никому не подвластно увидеть. Один раз ты уже видел это вскользь, теперь настало время понять, чем же ты способен владеть на самом деле. Я как всегда буду рядом, так что ты не заблудишься.

После таких ободряющих речей Виктору ничего не оставалось делать, как только прыгнуть в омут неизвестности с головой и надеяться на лучший для себя исход. В конце концов, Максим остался человеком, разумеется, только внешне и по характеру, что давало шансы и Гагарину. Его ждали на Земле, на него надеялись, и он не вправе был разрушать эти надежды.

— Я готов, — сказал он, наконец, Громову. — Поехали.

Он даже не задумался над тем, что когда-то, давным-давно его однофамилец — первый человек космонавт при старте своей ракеты, тогда еще на химическом топливе, находился примерно в тех же условиях, что Виктор сейчас, и сказал ту же самую фразу. Разница состояла лишь в том, что Юрий Алексеевич опускался в омут внешнего космоса, а Виктор готовился совершить падение во внутренний.

— Ты должен вогнать себя в то состояние, в котором тебе будет открыто Божественное зрение, как ты сам это называешь. Оперативное поле Творящей Монады. Один раз ты уже смог совершить в нем изменение. Вспомни свои тогдашние чувства, мысли, переживания. Это должно помочь.

Виктор перенес свое сознание в тот день, когда он с отрядом спецназа брал штурмом секретную базу Гаспаряна в облаке Оорта. Фрагменты воспоминаний потекли через его сознание настоящим потоком. Словно просматривая кино, Гагарин вновь и вновь пробирался сквозь незнакомые коридоры базы, сражался с системой охраны, солдатами и бледнолицыми инопланетянами, у которых по какому-то велению дикого случая оказались материализованные части Вируса, используемые ими как квантовые ножи. Еще раз он пережил бой с Гаспаряном, еще раз он почувствовал появление той злобной силы, что таилась в нем и, наконец, увидел мир совершенно иными глазами. После тех событий Гагарин не раз пытался воссоздать в памяти картину Божественного зрения, но все его попытки резко обрывались. Складывалось такое впечатление, что этот фрагмент его памяти был кем-то удален, как не нужный, не представляющий для носителя ценной информации или наоборот, представляющий для Виктора особо опасную информацию. И вот теперь ему это удалось.

Вновь, как и тогда Вселенная глянула на него своим слепым неповторимым взором. Слепым, если не понимать всего того, что крылось в этом взгляде, если не видеть того смысла, который таился в его глубине. На сей раз, Гагарин видел, понимал и чувствовал его куда как сильнее, а самое главное — теперь это был не фрагмент, не отрывок, не вспышка, а полноценная картина мира, самая подробная и правильная.

Гагарина уже нельзя было назвать человеком, паранормом или параморфом. Сейчас он был информацией, законом и процессом, встроенным в Метагалактический Домен — самым главным законом, которому подчинялось все. Вопреки его опасениям человеческий разум никуда не делся, просто он расширился до уровня Сверхсознания, интегрированного во все интеллектуальные носители Домена.

Простому человеку сложно представить Пространство Оперативного поля Творящей Монады. Еще сложнее его описать, поскольку ни один язык, человеческий, либо созданный другими разумными видами, не имел в своем словарном запасе таких понятий и определений, которыми в данный момент владел Виктор-Монада. Что такое, скажем, закон в физике? Кто-то подбросил камень вверх, он взлетел, достиг максимально возможной точки на своей траектории согласно сумме двух главных сил, действующих на него в тот момент, замер на мгновение, уравновешенный ими, и через некоторое время упал на землю. Или другой пример: на одном континенте водяной вихрь при закрутке имел правый вектор, а на другом — левый. На мощных ускорителях в физических лабораториях, разбросанных по всей Солнечной системе, элементарные частицы разгонялись, сталкивались друг с другом, подвергались иным физическим манипуляциям, чаще всего пространственно-топологическим, в результате чего, исследовательские инкомы всевозможными путями записывали тысячи различных показателей, регистрировали краткосрочные появления новых полей и частиц, наблюдали искривления пространства, сбросы и набор дополнительных измерений, непонятные поначалу энергетические вспышки и прочие эффекты.

Но все это было лишь видимостью тех законов, которые существовали в Метагалактике, а появились они благодаря воздействию на Домен Творящей Монады. Все законы людьми (и не только ими) записывались в виде формул, которые со временем и под действием все более прогрессивных научных тенденций, претерпевали некоторые изменения. Одни из них полностью преображались, другие изменялись незначительно, но в любом случае они имели форму, знакомую каждому школьнику. Виктор же в настоящий момент видел мир в невообразимых цветовых феерверках, в переплетениях пространственных фигур невероятной сложности и красоты. Для него законы виделись то строгими однообразными линиями, вдруг раздваивающимися либо, вообще, множащимися на несколько частей, то спиралевидными конструкциями, а иногда и их переплетениями друг с другом, то многогранными, многоугольными фигурами, постоянно изменяющимися внешне и взаимодействующими с такими же, как они, но еще более сложными.

От всего этого многообразия вполне можно было бы сойти с ума. Даже подготовленное существо не смогло бы взглянуть на управляющий контур Домена и не «сгореть» от поступающего безбрежного океана информации. А ведь на ряду с законами, определяющими физическую картину мира, существовали морально-этические константы, эволюционные принципы и много чего еще. И всем этим можно было управлять. Все это можно было, что называется, «потрогать, пощупать» и изменить.

Виктор сейчас мог одним своим точечным воздействием остановить целую галактику, повертеть ей, как игрушкой, разобрать на отдельные системы, на отдельные звезды, да что там звезды — на отдельные атомы, перебрать это все и вновь собрать воедино, предав ей уже качественно иной вид. Он мог изменить любые фундаментальные параметры частиц, или же напрямую воздействовать на квантоны, он мог ускорить все временные процессы в отдельно взятой области, вплоть до сверхскопления галактик, или же наоборот — остановить время. Гагарин, при сильной на то необходимости, мог и вовсе повернуть время вспять, но это было чревато разбалансировкой Доменного узла пространственно-временных ветвей. Существовал даже специальный закон, более высокого порядка, идущего непосредственно от самого Творца-универсума, запрещавшим Творящим Монадам такие трюки без сильной на то необходимости.

Управлять энергиями колоссальных порядков, управлять информационными потоками всевозможным плотностей, управлять материей различного качества можно было в совершенно неограниченных масштабах и абсолютно как угодно. Все что ограничивало Творящую Монаду — это, если так можно выразиться, Ее личный предел фантазии и, конечно, законы, высших иерархий. Виктор мог парой манипуляций настолько видоизменить Домен, что там не нашлось бы места ни людям, ни аквидам, ни плазмидам, вообще ни одной форме жизни, существовавшей сейчас в Метагалактике. Он мог за пару мгновений создать на любой планете, и вообще в любом объеме пространства сколь угодно сложные, причудливые формы жизни, точнее создать не их самих, а предпосылки для их скорейшего зарождения. Даже Творящая Монада не могла организовать жизнь мгновенно и на пустом месте, нарушив, тем самым, один из некоторых фундаментальных запретов.

Но вся эта детская возня, игра в Бога, Виктору не доставляла никакого удовольствия, поэтому он изучал свои новые практически безграничные возможности архи осторожно и понемножечку. Стараясь ничего не изменить в окружающем привычном мире, Виктор «огляделся» по сторонам. Он одновременно проник своим новым зрением в микромир, узрев на самом деле упорядоченную жизнедеятельность неустанно флуктуирующего вакуума, обвел взглядом близлежащее галактическое скопление, проследив его будущий путь по Космосу и дальнейшую эволюцию, мельком взглянул на сетчатую структуру Домена и на крупномасштабные структуры Гиперсферы, такие как Великая Стена Слоуна, Гарвардская Великая Стена, Великий Аттрактор, Войды Крамера и Сун Джи.

Внезапно до него донеслось информационное колебание, которое на человеческий язык очень не точно, довольно грубо, но, все же, хотя бы так, можно было перевести как:

— Заканчивай самосозерцание и вспомни, что нам необходимо сделать.

Проследив источник информационных колебаний, Гагарин-Монада обнаружил присутствие своего собрата, Монады Громова, которая, представ в форме ментально-полевой структуры, опутала собой Землю строго по экватору.

Виктор-Монада мгновенно принял точно такую же форму, организовав собой кольцо, чуть меньшего диаметра и опоясывающего планету по гринвичскому меридиану, таким образом, оба кольца взяли колыбель человечества как бы в свои бережные объятия.

— Нам нужно поторапливаться, — прилетел, казалось одновременно со всех сторон, информационный импульс. — Вирус скоро сообразит, что в Домене объявились его Хозяева и предпримет контратаку.

— Неужели мы не сдюжим против него? Мы же…

— Поверь мне, я уже пытался… Не здесь, и, можно сказать, не сейчас, и это едва не закончилось для меня трагично. Вирус — чей-то закон более высокого уровня, с чем мы не можем совладать в открытую. Он работает на уровне глобальных запретов, запретов Универсума, и выступать против него не целесообразно.

Два кольца сблизились друг с другу, пересеклись. Удивительно, но обладая силами, способными сразу влиять на огромные даже по космическим меркам масштабы пространства, Монады так же эффективно и легко обращались с объектами, гораздо боле малыми по занимаемому объему. В этом смысле Земля для них была песчинкой в безбрежном океане пустыни.

На сей раз Виктор уже не нуждался в каких-либо советах со стороны Громова, поскольку сам знал, что и как им необходимо сделать. Надсознания четырех цивилизаций, населявших Землю, и Сверхсознание самой планеты виделись сейчас Гагарину-Монаде калейдоскопическими картинами, постоянно преображающимися в соответствии с собственными законами существования. Именно эти законы и необходимо было немного видоизменить, чтобы встроить одно Надсознание в другое, объединить их таким образом, чтобы вся эта конструкция послужила некой опорой для Сверхсознания Земли. Когда-то, в представлении древних, Мир покоился на трех китах или слонах, которые в свою очередь находились на спине огромной черепахи. Нечто подобное сейчас пытались сотворить Гагарин и Максим, метафизически, разумеется, поскольку Объединенное Сверхсознание Земли чем-то могло напомнить именно эту гротескную картину.

Если художник, задумав нарисовать картину, использовал кисть, краски, и, подключив свое воображение, начинал орудовать руками, если композитор садился за очередной шедевр и так же пользовался руками и головой, то Монада управляла всеми процессами в конкретно взятом объеме теми самыми информационными импульсами, своеобразным посылом собственной воли и разума. Эти импульсы, способные к моментальному перемещению по всему Домену, служили Монадам не только в качестве общения, но и заменяли им те самые руки и голову.

Виктор как следует «взглянул» на планету, на ее социум, на все процессы, происходившие на ней, как в микромире, так и в макромасштабе. Каждый узорный кластер, символизирующий собой четыре Надсознания, выглядели совершенно по-разному. Человеческий представлял собой совокупность взаимопроникающих друг в друга многомерных многогранников, сфер, тороидов и гиперболоидов. Эта геометрическая феерия как будто бы дышала, вибрировала и дрожала. Она была невероятно сложна и прекрасна, но для Гагарина-Монады разобраться в ее хитросплетениях было плевой задачей. Надразум аквидов представлял собой нечто, напоминавшее гигантскую каплю, постоянно менявшую свой объем и форму. По ее поверхности блуждали концентрические круги, однако кольца вели себя на первый взгляд совершенно аномально. Порой, то одни из них увеличивали темп своего ровного бега, то резко тормозили, почти останавливались, при этом вынуждая идущие следом концентрические круги натыкаться на них. А иногда круги сталкивались в лобовой атаке, и на месте столкновения вырастали длинные, острые, подобно иглам дикобраза, иглы. Эти иглы имели сиренево-сероватый отлив, и веяло от них чем-то загадочным и таинственным. Эти ощущения Монада Виктора списала на не до конца еще окрепшие чувства.

Но если Надразумные системы Человечества и аквидов еще более-менее напоминали друг друга, то аналогичные образования файрусов и плазмидов на них мало чем походили. Многомерная голубовато-серебристая снежинка, точнее целая группа снежинок имеющих общий центр, в котором творилось что-то непонятное. Иссиня черная лента, нет, несколько лент, причем их число постоянно варьировалось, извивались по совершенно хаотическим траекториям, но при этом ни одна из них не вылетала за пределы невидимой сферической границы. Таким образом, при должной плотности этих самых нитей, центр снежинки напоминал шар, но зато когда число лент стремилось к нулю, центр словно бы пропадал, а снежника немного увеличивалась в размерах за счет того, что все ее грани вырастали в длину.

Надразумная система колонии плазмидов представляла собой столб света уходящий обоими своими концами в бесконечность. В этом столбе постоянно что-то мерцало, рождалось и пропадало. Больше всего это напоминало обыкновенный стакан с газированным лимонадом, только стакан сей был необъятной длины, а роль пузырьков играли индивидуальные ментально-этические образования каждой особи города-корабля.

Все четыре надразумные системы взаимодействовали друг с другом (каждый со своей интенсивностью) и особенно с планетарным разумом, который Монаде Виктора виделся сюрреалистичным полотном художника импрессиониста. В нем то просыпалась мощь океанов, то слышался грохот каменных осыпей. Иногда нечеткие непонятные изображения словно бы сносило сильнейшим ветром, а иногда все это вспыхивало ярчайшим огнем, чтобы, спустя какое-то мгновение, все повторилось заново.

Комбинацией из четырех стихий — вот чем сейчас виделся Сверхразум Земли и Максиму, и Виктору.

— Соединяем, — прилетел информационный импульс от Монады Громова.

— Я беру людей и аквидов, — ответил ему Виктор-Монада.

В следующее мгновение, концентрические круги на капле замерли, остановились совсем. Капля перестала трансформироваться, застыла в какой-то абстрактной форме. То же самое произошло и с Надразумной системой Человечества. Пульсации и вибрации многогранников застыли на месте, вся эта фигура стала какой-то странной, пугающей своим нелепым даже противоестественным видом. Один из концентрических кругов лопнул, при этом в месте разрыва образовалась крошечная капелька, медленно отделилась от остального формирования и поплыла в сторону надразумной системы людей. Чем ближе она приближалась к ней, тем больше ее вид начал напоминать человеческий Надразум, выполненный в миниатюре. Сначала ее аморфность приобрела правильные очертания, потом в ее теле появились первые несложные геометрические образования, сначала трехмерные потом уже многомерные. Чем ближе капелька приближалась к Надразуму людей, тем сильнее усложнялась ее внутренняя конструкция: появились тороидальные структуры, гиперсферы и гиперболоиды, все это вращалось, взаимопроникалось и пересекалось.

Еще одно усилие Монады, и вот уже навстречу капельке летела точно такая же, но оторванная от человеческого Надразума. Ее размеры ничуть не превышали аквидский аналог, а отличия заключались в том, что ее трансформа происходила с точностью наоборот. Сначала геометрическое многообразие капельки постепенно упростилось, многомерность сошла на нет, потом капелька и вовсе потеряла какую-либо правильную форму, стала аморфной, дрожащей, а спустя еще одно мгновение они встретились. Моментально в обе стороны, соединяя две надразумные системы, ударил серебристый жгут, опутанный черными ломаными линиями, подобно тому, как плющ опутывал стебли растений и стволы деревьев. Одним концом он проник в геометрическое многообразие человеческого Надразума, и тут же в его центре появилась небольшая по размерам капля — элемент ментально-этического многообразия аквидов. Другой конец жгута прорвался в толщу капли, принося в ее нутро набор этических констант человеческой цивилизации.

И тут же время побежало вновь. По капле все также блуждали концетрические круги, а геометрическое многообразие все также дышало, вздрагивало и пульсировало, но теперь они были соединены прочнейшим жгутом и имели внутри себя законы чужой цивилизации.

Виктор в процессе своей работы не смотрел, как там дела у Монады Громова. Однако едва он завершил корректировку двух надразумных систем, как успел заметить, что точно такие же жгуты, только выглядевшие немного иначе, уже успели соединить Надразумы файрусов и плазмидов между собой, а также каждый из них со Сверхразумом планеты. Виктор не пожелал отставать от своего партнера и проделал то же самое с человеческой и аквидской системами. Спустя еще какое-то время серый и серебристый жгуты соединили людей и аквидов с Землей.

— Последний этап. Замыкаем и укрепляем конструкцию.

Это означало, что нужно было протянуть связи таким образом, чтобы соединить каждый Надразум с каждым, хотя для Создания сверхарзумной системы Новой Земли тех манипуляций, которые уже успели проделать две Монады, хватило бы с лихвой.

Три отчетливо выверенных движения, три информационных управляющих импульса, и вся система стала закреплена настолько качественно насколько это вообще было возможно. Ни Громов, ни Гагарин уже не могли ничего усовершенствовать в этой конструкции, и им оставалось только наблюдать постепенное рождение нового Инженера — первого кирпичика гигантской сверхсистемы разумной жизни всего Домена. По подсчетам Монады Виктора становление Земли как Инженера могло занять время от нескольких месяцев до нескольких лет, и в этот период Землю нужно было охранять от посягательств Вируса особо рьяно, поскольку Ему наверняка станет известно о появлении еще одной внушительной силы в Домене, настроенной явно против Него.

Но, похоже, Враг не дал им времени опомниться. Видимо присутствие сразу двух Монад в Домене даже такой короткий срок, а также их манипуляции с надразумными системами настолько потревожили Вирус, что он не преминул нанести удар как можно скорее.

Виктор и Громов одновременно уловили пси-вополь Влады, точнее той Влады, которая в качестве копии персинка осталась караулить квантовый нож. Как и предполагал Громов, материя, из которой было сделано страшное оружие белолицых пришельцев, являла собой ничто иное, как материализованный закон иного континуума, созданный Вирусом, правда с намотанной на него скорлупой настоящего пространства. И вот теперь спавшая до сего момента, она, используя некие внутренние алгоритмы, заложенные в нее Вирусом, стала активной, и начала разрушать родной континуум Домена.

На фоне вновь созданной Сверхразумной системы, материализованный Вирус выглядел черной как бездна кляксой, разраставшейся с каждой секундой. Он постепенно пожирал такую гармонически правильную конструкцию, которой стала сверхразумная система Новой Земли после вмешательства в нее двух Монад.

— Быстро, нужно ударить по нему всем, чем мы обладаем, иначе мы получим черного Инженера.

— Черного что? — не понял Виктор-Монада.

— Разве ты не видишь? Он не уничтожает Ее, он пользуется тем, что система только что создана и еще не окрепла до конца, а такому мощному оператору, каким является Вирус, ничего не стоит встроить свои законы в нашу с тобой конструкцию и превратить Землю из светлого оператора в черного. Он, тем самым, сделает еще один огромный шаг к собственной материализации, а это означает наш с тобой проигрыш.

— Но если мы ударим по нему сейчас, то наверняка повредим конструкцию. В лучшем случае она уцелеет, залатается, но при этом будут жертвы. Сотни жертв, если не тысячи. И аквиды, и люди, и файрусы с плазмидами — они все под ударом.

— А если мы не ударим, то погибнут отнюдь не сотни. Под угрозой окажется вся Земля и вообще весь обитаемый космос. После материализации Вируса вырождение собственного континуума Домена гарантировано, и этот закон мы уже не сможем изменить.

На обдумывание совершенно не оставалось времени, и нужно было решать что-то сейчас.

— Хорошо. Бьем, только аккуратно.

— Как всегда, — согласился с ним Максим, и нанес удар первым.

Это не было каким-то буйством энергий; не рождались заново звезды, гравитационные волны не рвали на части бедную материю, это был даже не удар знаменитого Умертвия, высасывающего энергию самого пространства. Монады действовали на сам фундамент, действовали на уровне законов, на уровне информации, как в созидании, так и в разрушении. В строгую конструкцию Сверхразума Новой Земли, еще не успевшую окончательно поддаться власти нового закона ударил тонкий луч серебристого света. Спустя короткий промежуток времени к нему присоединился точно такой же луч, но золотистый, и конструкция вдруг вспыхнула ярко-алым сиянием, загорелась, словно объята пламенем. Это была самая настоящая война законов, война двух противоположностей. В реальности, там, где протекало это самое красное пламя, сейчас ни с того ни с сего вскипали реки, озера и моря; чудовищные волны морских приливов, обрушили свою неистовую мощь на несчастное побережье; сотни тысяч убийственных, свирепых смерчей кромсали человеческие поселения, совершенно игнорируя установки искусственного климата. Бушевали вулканы, терзали несчастную землю землетрясения и прочие катаклизмы. Но, кроме всего прочего, люди, и не только они, умирали не из-за природных катастроф, а просто потому, что вдруг не хотели больше жить.

Волна массовых самоубийств, беспричинной агрессии, истерии захлестнула всю планету, и с этими негативными явлениями Монады уже никак не могли справиться.

Совместный удар Громова и Гагарина заставил Вирус отступить. Черная клякса, вспыхнула ярким фиолетовым пламенем, начала видоизменяться, биться, словно в конвульсиях, таять на глазах. В пространстве, в оперативном поле законов пронеслась судорога. Возникли вихри, вызвавшие в реальности сильные гравитационные штормы. Вакуум на высоких орбитах Земли вскипел, рождая вихрь экзотических частиц, невозможной с точки зрения нормальной, привычной всем физике материи, которая, взаимодействуя с нормальным континуумом, видоизменяла пространство до неузнаваемости, меняла его топологию, то сбрасывая лишнее количество измерений, то, наоборот, наращивая их. Причем шуба из лишней метрики моментально превращалась в энергию, бомбардировала этим жестким излучением несчастную планету, пронзая ее насквозь. Один из таких потоков срезал шпиль орбитального лифта, словно коса мягкую податливую траву, обрушился всей своей мощью на жилой массив, испепеляя несколько квадратных километров поверхности вместе со всеми зданиями и сооружениями, покоившимися на ней. Два патрульных крейсера спасательного флота, мерно бороздивших просторы на подступах к Земле были накрыты аномальным гравитационным полем и безжалостно раздавлены. Не помогли ни гравитационные компенсаторы, не прочнейший каркас кораблей, рассчитанный на противодействие очень серьезным космическим катаклизмам.

И все же система Сверхразума Новой Земли устояла, не поддалась новым законам Вируса, а Он сам, вынужден был капитулировать перед объединенной силой двух Монад.

Очередной бой был выигран, однако война еще продолжалась. Враг не собирался отступать — в этом Виктор был уверен на все сто процентов.

 

Глава 5

Мир внутри кристалла

Над океаном, вдали, там, где вечером благодатные морские объятия принимали в себя закатное солнце, плыла легкая дымка. Утро еще только набирало обороты, но здесь, в этом раю на Земле, солнечный день не имел таких уж четких границ. Яркое веселое солнце уже вовсю пригревало местный песчаный берег совсем крошечного островочка; изумрудная вода торжественно сверкала в лучах утренней звезды, и все в этом далеком краю было на первый взгляд как всегда тихо, мирно и благополучно. Все также с неуловимым спокойствием и пренебрежением к людской суете плыли в далекие дали волны, неспешно накатываясь одна на другую; мерно дул слабый, ласковый, теплый ветер, иногда останавливаясь, иногда позволяя себе сорваться редкими, шутливыми порывами.

Вот только одиноко сейчас было в этом краю. Если бы кто-то смог удержаться на воде и осмотреть горизонт, то он бы не увидел ничего кроме безмерного океана и тогда, может быть, прислушавшись к природе, может быть, поняв что-то самостоятельно, он ощутил грусть этого места, потому что теперь человек смог бы это сделать.

В глубоком лазурном небе раздался пронзительный ни то клекот, ни то крик. В нем было полно раздражения, удивления и еще страха. Птеран, реликт давно сгинувшего мира, вызванный в наше время стараниями инженеров-генетиков, получил второй шанс на беззаботное свое существование, однако сейчас никакой беззаботности этот орнитохейрус не испытывал. Рыбы вокруг было полно, но не было суши, а жить воздухе постоянно ни одна птица, в том числе и птерозавр, не умела. Его путешествие длилось уже очень долгое время с того момента, как страшное землетрясение поглотило место, где он был рожден и прожил уже несколько лет. Потом были недельное блуждание по тонущим островкам, дававшим, однако, птерану возможность передохнуть и насладиться весьма странной на вкус, но питательной, а значит вкусной, рыбой, и бесконечные перелеты в поисках нового дома.

Песчаный островок, где едва могли уместиться пяток таких как он, птерозавр заметил случайно. Он уже практически выбился из сил и сейчас держался в воздухе только из-за страха перед смертью. Конечно, он мог преспокойно отдохнуть и на воде, однако прежде он никогда так не поступал. Он всегда охотился на воде, бросался в нее в стремительном пике, смыкал свои мощные челюсти с добычей внутри и наслаждался трапезой, иногда на воде, но чаще на суше, а теперь… Что же теперь?

Островок оказался прямо по курсу полета птерана, поэтому не заметить его было невозможно. Издав еще раз свой знаменитый клекот, в котором теперь звучала надежда на спасение, птерозавр в два приема снизился, собрался уже было зайти на посадку, как вдруг ели успел вновь набрать высоту от ударившего в небеса настоящего водяного фонтана.

Крик раздражения и отчаяния огласил окрестности. Однако это было лишь начало. Песчаный островок медленно погрузился в морскую пучину. Забурлила вода, поднимая достаточно суровые волны, воздух загудел, надсадно, протяжно. Птеран, чувствуя неладное, из последних сил набрал прежнюю высоту, однако его ни с того ни с сего охватило внезапное чувство любопытства. Чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Древний летающий ящер начал наматывать круги в небе, пристально рассматривая заходящуюся в белой пене под ним воду. Инстинкт самосохранения молчал, а надежда на спасение только росла, заставляя птерана кружить в воздухе из последних сил.

Вдруг белесая гладь воды разорвалась на несколько частей. Из-под воды появились сначала какие-то черные, не внушающие особого доверия у птерозавра образования. Потом, по мере того, как они поднимались над морской гладью все выше и выше, стало ясно, что это самые настоящие скалы, причем покрытые живым тропическим лесом, таким привычным для птерана. Рассуждать здраво реликтовый хищник не умел, поэтому вид тропического острова, со всей своей растительностью поднимающийся из океанических пучин, не вызвал у него никакого удивления, а лишь облегчение. Обычно в природе было все наоборот. Обычно острова тонули, и всем обитателям суши приходилось искать либо новое место для существования, либо принять геройскую смерть, но сейчас в этом месте творилось поистине что-то невероятное.

Но птерану на это было наплевать. С радостным клекотом он бросился вниз, устремляя свое мощное тело к сверкавшей на солнце скале. Остров еще продолжал подниматься, отыгрывая у океана пространство для существования, а птеран, наконец-то, смог найти место, где передохнуть и хорошенько поохотиться. Едва приземлившись, он сложил свои крылья, нахохлился, устраиваясь поудобней, и замер в оцепенении. Перед ним прямо воздухе неожиданно материализовались две человеческие фигуры. На этих двуногих он насмотрелся за свою жизнь вдосталь. Там где был его прежний дом, толпы двуногих гуляли по островам, летали повсюду на каких-то странных птицах (да еще как летали!), однако ни разу он не видел, чтобы кто-то их поймал. Самому ему никогда не приходило в голову начать на них охоту — ведь кругом было столько доступной пищи, но он как-то слышал рассказ одного старого птерана о том, что тот, когда был молодым, как-то раз попытался поймать детеныша двуногого и не смог этого сделать, потому что ему, якобы, помешал ветер, так не вовремя завернувший птерану крыло. Ходили слухи в кругу пожилых, опытных птерозавров, что двуногие, якобы, владеют воздушной стихией, только вследствие каких-то невиданных причин практически не пользуются своим умением, полагаясь на мощь их невиданных птиц. В это слабо верилось, но сейчас, глядя на этих двух людей, висящих в воздухе, птеран был готов поверить во все что угодно.

— Смотри, как вылупился, — сказал Виктор, внимательно рассматривая немного обалдевшего от неожиданности огромного птерозавра. Вот уже целую неделю как существовал Сверхразум Новой Земли, который постепенно просыпался и вступал в свою новую силу, а у двух Монад, взваливших на себя ответственность за судьбу не только родной планеты, но и всей Метагалактики, проблем только прибавилось. Последствия битвы с частью Вируса едва не закончились для Земли трагедией, и теперь Виктор и Максим занимались тем, что приводили Землю в привычный вид, собирали обратно горные цепи, латали океаническое дно, поднимали затонувшие острова и приводили инфраструктуру всех четырех цивилизаций в первозданный облик. Единственное, что было за пределами их сил, так это оживить погибших, а таких нашлось очень много. Порядка семидесяти миллионов человеческих жизней унес с собой Вирус, аквиды не досчитались восьмой части собственного населения, а потери файрусов и вовсе были ужасающими — треть особей безвозвратно канула в лету, и это сильно сказалось на состоянии их колонии в целом. Громов опасался, что их столб в общей конструкции может дать слабину, однако Сверхразум устоял, и жизнь продолжалась. Легче всего удар Вируса пережили плазмиды, но и они не досчитались многих, и сейчас активно старались восполнить собственные потери.

— Вот еще забота, — угрюмо произнес Максим, также посмотрев на огромного птерана. — Этих милых реликтовых птичек теперь в южной оконечности Тихого океана обитает столько, что они могут навсегда дестабилизировать океаническую и прочую фауну, что равносильно природной катастрофе.

— Не много для нас катастроф за последнее время?

— Хватает, но кто говорил, что будет легко.

— Никто, — кивнул Гагарин, соглашаясь с Громовым. — А ведь помимо птеранов уцелели и другие особи, особенно древние хищные рыбы, их тоже необходимо локализовать, но так чтобы не нанести вред и им.

Громов по своему обыкновению почесал подбородок, изображая лицом усиленную работу мозга.

— Ладно, — наконец молвил он, — остров, даже не один, мы им сотворим, но сбором всего этого зоопарка пусть занимается Земля.

Вот уже несколько дней, по мере того, как Сверхразум начал усиливаться, люди и не только они начали замечать странные вещи. Это выражалось во внезапном появлении всевозможных звуковых и зрительных галлюцинаций, приступов ложной памяти и ложного зрения. Одни вдруг начинали видеть глазами какого-либо животного или птицы, другие, особенно те, кто жил рядом с массивной лесной полосой, вдруг ощущали себя частью этого леса, третьи и вовсе утверждали, что способны были наяву чуть ли не погладить ладонью Солнце. И если раньше людей с такими заявлениями преспокойно можно было отправлять в места, где занимались проблемами лечения всесторонних психических заболеваний, то сейчас это приобрело настолько широкомасштабный характер, что всем было ясно — недавняя фактически глобальная катастрофа изменила род людской, и вывела его на качественно иной уровень существования. Но изменилось не только Человечество, изменилась и сама Земля, которая теперь могла сказать что-то, а иногда и приказать всем тем, кто ее населял, и это относилось не только к видам разумным, но и к животному миру.

— Это будет первое обращение, которое они точно поймут в истории. Странное чувство… — сказал Виктор, медленно приземляясь на камень.

— Почему странное?

— Потому что понимаешь, что своими руками творишь даже не историю, а нечто большее.

— Творишь эволюцию, создаешь жизнь, так?

— Да… — неуверенно ответил Гагарин. — И все же, почему мы должны переложить это на Землю?

— Потому что у нас проблем полно.

— Каких, например?

— Ты последнее время следил за Доменом?

Виктор промолчал, поскольку говорить «нет» не хотелось.

— Вот очень зря, что не следил. Ты теперь полноценная Монада и обязан знать все, что творится на вверенной тебе территории.

— Давай не томи, говори что происходит.

— Происходит какая-то ерунда. Дело в том, что внезапно стал отказывать закон сохранения энергии.

— То есть, как это отказывать? — оторопел Гагарин. — Я ничего не чувствую.

— И я ничего не чувствую. В обыкновенных планетарных масштабах все пока по-прежнему, да и линии закона работают, как надо, я проверял. Сопряжения с другими законами с материальным миром — все в полном порядке, конструкция надежна и полностью работоспособна, но наблюдается утечка энергии из Домена. Вот ты теперь мне скажи, как такое может быть?

Виктор немного подумал и ответил:

— Кто-то разорвал ткань Домена на микрогранце или на макроуровне. Это единственное логическое объяснение, которое мне приходит в голову.

Громов кивнул, соглашаясь с доводами товарища.

— И я также думаю. Но проблема в том, что энергия даже с разрывом ткани реальности никуда не потечет. Представь себе ведро воды. Если пробить в дне дырку, то на Земле, на Луне, на любой планете вода утечет из ведра, где-то быстрее, где-то медленнее, в зависимости от силы тяготения. Но если этой силы не будет, можно хоть все дно вышибить, вода никуда из ведра не денется. Так же и здесь.

— Получается, кто-то в дополнении к созданию дыры приложил еще и силу для выкачивания энергии из Домена?

— Точно.

— Но зачем? С какой целью?

— Все с той же. Не будет энергии, Домен погибнет.

— Но это не выгодно Вирусу. Ему не нужен полностью уничтоженный Домен, ему не нужна жизнь в этом Домене, но клетка Универсума ему необходима.

Громов хмыкнул, хрустнув при этом костями пальцев.

— Значит не все так просто, и Вирус хочет полностью уничтожить Метагалактику.

Гагарин почесал подбородок, даже не заметив, что в последнее время перенял эту привычку у Максима.

— Может быть, он нас боится? Что если он чувствует, что мы можем представлять для него реальную опасность, по крайней мере, на нашей территории?

— Хотелось бы в это верить, — улыбнулся Громов, — но что-то как-то не складывается.

— Не складывается, потому что мы не рассматривали все версии появления Вируса и его природу. Что если он не является посланцем Универсума? Что если он не такая же Монада как мы, только, скажем так, черная? Может быть, его природа такова, что мы реально можем одолеть его, только пока не знаем как?

Максим устало зевнул, хотя никакой усталости не мог испытывать по определению.

— Гадать нет смысла, тем более в таком вопросе. Может быть, следующая наша тропа приведет нас к разгадке этого феномена.

— Какая еще тропа?

— Дыру латать нужно срочно, иначе действие закона… эм… несохранения энергии вызовет колоссальные катастрофические последствия. Я тут кое-что подрасчитал на досуге, пока исправлял с тобой ситуацию на Земле, и пришел к выводу, что разгадка появления силы, выкачивающей энергию из Домена, может лежать в кристаллах из коллекции, которую я отдал твоему отцу на хранение.

— В кристаллах? — изумился Гагарин. — Но, насколько мне известно, они своего рода объемы чужеродного пространства, закапсулированные в принятые ими формы нашим континуумом. Разве нет?

— Ты прав.

Странник раскрыл обе ладони, протянул их к Виктору, и на их поверхности незамедлительно появились два кристалла странной формы. Один был черным, словно бездна, с блестящими на Солнце гранями, другой красный, грани которого переливались всеми цветами радуги.

— Черный представляет собой часть континуума, метрика которого нецелочисленная, а красный… Красный — вообще говоря, экзотика. Я по началу сам не верил, что такое может реализоваться в нашем Универсуме, но, как говорится, возможно все. Этот кристалл — континуум с числом измерений, описываемый комплексными числами.

Виктор бережно взял оба кристалла в свои руки, повертел их аккуратно, медленно прощупал их своими новыми чувствами. Да, в них таилась удивительная глубина и странность организации, и если раньше Гагарин совершенно не представлял, каким образом можно было проникнуть за тот потенциальный барьер, отделявший мир кристаллов от мира реального, то теперь эта задача решалась очень легко.

— Не торопись, — понял его чувства Громов. — Нам еще необходимо разобраться, в какой из них нырять.

То, что это были не просто кристаллы, содержащее другое пространство, было понятно сразу. Они являли собой своего рода закапсулированные законами нашего Домена пространственные порталы в иные, совершенно не похожие на окружающую нас реальность миры. Их видимый объем не имел ничего общего с реальным объемом внутри них самих. И даже выражение внутри них было в корне неверным, поскольку топология пространства с нецелочисленным измерением или комплексным измерением была в высшей степени странна и, на первый взгляд, непонятна.

— Не знаю, — неуверенно сказал Виктор, изучая кристаллы Божественным зрением. — Я ничего не чувствую, точнее, чувствую слишком много всего и не знаю, как выглядит то, что нам нужно.

— Аналогично, — усмехнулся Максим. — Теперь ты понимаешь, что значит смотреть на объем пространства, созданный кем-то другим, и не понимать в нем многое, если вообще что-либо понимать.

— Эти миры создали такие же, как мы?

— Конечно. Все создано Творящими Монадами. Вот про это я говорил, имея ввиду, что мы не сможем быть такими же сильными в других Доменах и в других пространствах. Да, мы способны видеть так же всю картину законов, пронизывающих чужое нам пространство, но разобраться в них, понять их до конца с лету не сможем при всем желании.

— Закон высшей иерархии, ограничивающий наше действие?

— В точку.

— Но тогда соваться в эти кристаллы, — Виктор презрительно посмотрел на закукленные шубой реального континуума порталы, — для нас с тобой чистейшей воду самоубийство. Тебе не кажется, что это очень попахивает обыкновенной ловушкой? Как ты считаешь? Кстати, если рассматривать проблему под таким углом, то сразу становится понятными мотивы Вируса в, якобы, стремлении уничтожить вообще весь Домен. Разумеется, ему это не нужно, а нужно лишь, чтобы мы, сломя голову, бросились затыкать эту дыру и попали в хорошо расставленные сети.

Громов всем своим видом изобразил бурную мыслительную деятельность. Теперь, став полноценной Монадой, Виктор способен был прочесть на лице Странника множество различных эмоций, и все они сейчас были ближе к негативу, чем к позитиву.

— Ловушка говоришь? — протянул Максим медленно.

Виктор кивнул.

— Может быть… может быть… Тем интересней.

Виктор обалдело уставился на Странника.

— А что нам по-твоему остается? Сидеть, сложа руки? Ждать у моря погоды? Или продолжать реализовывать наш план? Так мы не сможем его завершить с такой брешью. Возможно, это и ловушка, но мы с тобой в таком положении, когда делать с утечкой энергии что-то надо, а отсюда, будучи в нашей Метагалактике, мы ничего не исправим.

— Неужели так и ничего?

— Ничего. Я, по крайней мере, не вижу иных вариантов. А ты?

Как ни хотелось Виктору это признавать, но он вынужден был согласиться с тем, что единственным вариантом был поход через один из порталов, возможно прямо в лапы Вируса.

— Ладно, я тоже ничего лучшего не могу предложить, — ответил Виктор. — Так в какой нам нырять? В красный или черный?

— А это мы сейчас и узнаем.

Гагарин хотел было спросит, как, но Максим в это время взял оба кристалла, «повесил» их обоих в воздухе прямо перед собой на уровне глаз и моментально создал вокруг каждого портала зону с нулевым энтропийным потенциалом. Фактически он сделал то, что делало Умертвие, когда Стражи пользовались этим страшным оружием.

И тут же вокруг портала в мир с нецелочисленной метрикой появились странные корреляции законов, которые отчетливо увидел Виктор. При этом вокруг красного кристалла ничего не изменилось.

— Вот и ответ на твой вопрос. Нужный нам кристалл — черный.

Красный кристалл Громов спрятал обратно в карман своего черного плаща, а черный так и остался висеть в воздухе.

— Хорошо, и каков наш план?

Громов улыбнулся.

— Он прост до безобразия. Проникаем внутрь, собираем необходимую нам информацию о механизме применения силы и пытаемся что-то с ним сделать.

Виктор криво усмехнулся:

— А что мы будем делать, если это действительно ловушка?

— Будем драться, что ж нам еще остается?

— Практически без шансов на победу?

— Вот именно. Мы сейчас с тобой направляемся в пасть льва, а там может случиться все что угодно.

И ничего лучшего в голову как назло не приходило. Оставалось рассчитывать только на удачу. Воистину мир перевернулся с ног на голову, если уж Монада просила удачу сопутствовать ей.

— Еще вопрос можно? — обратился Виктор к Громову.

— Валяй.

— Вот мы с тобой организовали планетарный Сверхразум. Пытаемся создать Сверхразум метагалактического масштаба. А как насчет нас самих?

— Не понял, — пожал Громов плечами в недоумении. — Поясни, что ты имеешь в виду?

— Чтобы сотворить систему определенного уровня сложности, необходимо, чтобы у Творца был уровень еще более высокий. Так?

— Положим так. И что?

— А то, что если созданные нами Сверхразумные системы называются Сверхразумном, то кто же тогда мы? Гиперразум что ли?

— А почему бы и нет? Здесь все очень просто. Разум и сознание друг от друга не отделимы. Система мыслит только тогда, когда осознает себя как некое единое целое, способное на мыслительный процесс. Просто этапов развития сознания имеется аж четыре штуки, и применительно к человеку или паранорму, как, кстати, и большинству гуманоидных разумных видов в нашем с тобой Домене, эти этапы друг с другом связаны слабо или не связаны вообще. Сознание, связанное непосредственно с контролем разума над окружающим миром, то есть над поступающими потоками информации, отлично от подсознания человека, связанного по большей части с рефлексо-программами нервной системы. На этом и основана эволюция человека к паранорму. Само по себе подсознание не способно адекватно оперировать собственным разумом, однако в симбиозе с сознанием, оно дает колоссальные результаты. И дело тут даже не в приросте скорости обработки информации. Этот самый прирост способствует развитию, совершенствованию, а в некоторых случаях даже развитию новых чувств у особей. Расширяются возможности пяти органов чувств, появляются парафизические и парапсихические способности, и все это благодаря тому, что подсознание соединятся с сознанием.

— А что еще за два этапа проходит сознание в своем развитии?

— Надсознание — следующий этап и связан он с феноменом генетической памяти живого существа. Гены — это колоссальная кладовая информации, которая, между прочем, способна содержать в себе не только целевую программу генетической, то есть наследственной памяти, но и информацию чисто сознательную. Мысли, образы, какие-то яркие воспоминания — все это способно записываться на генетический уровень и дальше предаваться из поколение в поколение. Даже информация одного предка формирует у его потомка сферу надсознания, а теперь представь сколько генетических предков у тебя или у меня?

Виктор бегло прикинул эту цифру — получилось довольно внушительное количество.

— Вот именно, поэтому наше надсознание в активной стадии — это бездна информации, бездна опыта и знаний предыдущих поколений, причем всех, как по матерям, так и по отцам.

— Но тогда получается, что человек в двадцать первом веке имеет менее богатую сферу надсознания, чем в двадцать третьем?

— Конечно. Все зависит от количества предков. Чем глубже в седые времена уходит род, тем богаче надсознание.

Виктор озабоченно почесал свой лоб.

— Ну, а последний этап? — спросил он наконец.

— А последний этап — это эгрегорное или сверхсозание. Обычно оно также действует в отстранении от сознания определенных индивидуумов. Возьмем, например, феномен толпы. Она как единая система, как живой организм, представляет собой коллективный бессознательный разум, в отличие, скажем, от коллективного сознательного разума колонии файрусов. Каждый индивид в толпе мыслит по своему, может думать, размышлять на какие угодно темы, и эти темы совершенно не обязательно будут иметь одинаковую направленность у разных особей. Более того, они практически всегда разнонаправлены, однако толпа все равно действует при этом как единое целое, потому что она организована в сверхсознание на уровне эгрегора — закона этической организации или морально-этического объединения. Если же какой-либо индивид сможет активировать свое сверхсозание, он станет лидером того эгрегора, который объединяет всю толпу, и сможет ей управлять.

Подумав немного, Виктор спросил:

— Тогда что такое все же гиперсознание?

— Это объединение всех типов сознания в единое целое. Сознание по большому счету процесс получения и переработки, то есть осмысления информации из окружающего мира, в результате которого в дело вступает другой процесс, представляющий собой спектр ответных действий согласно выработанному алгоритму поведения. Все типы сознания — это фактически виды двух вышеупомянутых процессов, сложенных друг с другом в различных вариациях каждого из них. Гиперсознание — это наиболее целостное и полное объединение процесса познания и процесса ответного действия, вот и все.

Гагарин побарабанил пальцами по лбу, взвихрил ладонью волосы на голове.

— А Земля тоже имеет все эти четыре типа сознания?

— Разумеется. Как и любая мыслящая, разумная система, просто сравнивать категории ее сознания и категории сознания человека будет не совсем корректно.

Громов вздохнул.

— Все пора двигаться. Ты готов?

Гагарин проанализировал свое состояние и пришел к выводу, что однозначно на этот вопрос ответить не может.

— Тогда вперед, — мрачно сверкнул глазами Максим и первым дематериализовался, превратившись в информационно-полевой кластер.

Спустя пару секунд то же самое проделал и Виктор. Единственным, кто стал свидетелем их исчезновения, оказался птерозавр, с недоумением взиравший на черный как смоль кристалл.

Никто, пожалуй, из представителей разумных, населяющих или населявших когда-то Домен не смог бы так легко и изящно (если бы вообще смог) проникнуть сквозь портал, просочившись сквозь потенциальный барьер стенку сразу двух Ячеек Универсума. Если два соседних Домена по обыкновению разделял лишь один общий барьере или, как ее предпочитал называть Громов, Пространственная Мембрана, простиравшаяся одновременно и в микро и в макромире, то здесь ситуация была несколько иной. Помимо обычного континуума, действующего на пространство с нецелочисленной метрикой, то пространство так же воздействовало на привычный континуум. Мало того, сам кристалл по своей сути являлся проекцией Домена с нецелочисленной метрикой на наш трехмерный мир в локально взятом объеме, поскольку в глобальном смысле Домен имел ярко выраженное четырехмерье и представлял собой гиперсферу. Однако для Творящих Монад, которые, в принципе, могли свободно перемещаться по всей структуре Фрактала Пространств и Состояний, проникнуть в такое довольно экзотическое пространство было делом пустяковым. Обладавшие колоссальными возможностями по перестройке практически любых законов, они могли проникать в любые пространства в пределах Универсума и при этом не нарушать основы мироздания.

И все же для таких вот путешественников Творцом были созданы специальные псевдоразумные системы, которых Громов называл полицейскими или пограничниками. Последнее, как вскоре мог убедиться Виктор, для них было более характерно.

Едва обе Монады прошли сквозь портал и очутились в ином пространстве, как сей факт тут же стал известен соответствующим «органам», и они не замедлили явиться для разбирательств.

Виктор первым почувствовал приближение какой-то странной разумной силы, явно настроенной на то, чтобы наказать нарушителей. Однако на деле все оказалось совершенно по-другому.

Пограничная система представляла собой кластер ментально-психических взаимодействий с местной реальностью, особым образом запрограммированный и практически лишенный права принимать решения самостоятельно. Это был своего рода кибернетический организм, только созданный не людьми, а самим Творцом. Пограничная система так же являлась своего рода законом, который обязан был ограничивать силы, враждебно настроенные к местным формам жизни или силы, способные поколебать мироздание отдельно взятого Домена. И закон этот имел далеко не линейный характер, поскольку, чем сильнее был нарушитель, тем мощнее могла становиться пограничная система и никак не наоборот.

Отдельно взятая Монада представляла собой силу титаническую, с мало кому понятным до конца потенциалом, а уж две Монады — это вообще, строго говоря, было вещью из ряда вон выходящей, поэтому пограничной системе понадобилось некоторое время, чтобы набрать мощь более-менее сопоставимую с той, какой в сумме обладали нарушители. Однако этим временем Громов и не позволил ей воспользоваться, мгновенно разобравшись в хитросплетениях местных законов и создав своего рода кокон абсолютной пустоты, который работал в полуодностороннем порядке. С пограничной системой можно было беседовать, ей можно было нанести любой урон, а вот ей позволено было только отвечать. Любое другое действие со стороны охранника кокон заворачивал.

— Обязательно нужно было поступать именно таким образом? — обратился Виктор к своему товарищу, когда понял, наконец, что именно сотворил Странник.

— Не поступи мы так, и неизвестно еще, чем бы все закончилось. Охранники — законы, созданные Универсумом, и могут потрепать нервы любому, взбреди им это в голову. В том числе и нам обоим.

— Мы не желаем зла ему, не желаем зла обитателям этой Ячейки. Мы не собираемся ничего разрушать… Он нас бы понял и пропустил.

— А ты уверен в своем утверждении? Неужели ты уже разобрался в том, что создает ту силу, сосущую энергию из нашего родного Домена? И потом, с чего ты взял, что пограничная система не перепрограммирована Вирусом?

Виктор хотел было возразить, но все его аргументы вдруг стали какими-то тусклыми, неоднозначными, и он промолчал.

Охранник, набрав силу, попытался сопротивляться, но то ли быстро понял, что угодил в ловушку, то ли не стал понапрасну расходовать свои силы, и успокоился.

— Отлично, теперь можем поговорить.

Разумеется, разговор, как между двумя Монадами, так и с пограничной системой велся не на человеческом языке и даже не при помощи мысле-речи. Это были информационные импульсы на уровне ментально-этических пакетов — стандартная речь Монад, которую, однако, понимали все Структуры их уровня.

— Вы вторглись в иное пространство. Доложите о своей цели.

— Тебя это не должно волновать, — ответил ему Громов. — Мы не собираемся причинять здесь никому вреда.

— Вы ограничили мою свободу. Это посягательство на мироустройство этой Ячейки.

— Можешь потом доложить своему начальству об инциденте. Нам необходимо выяснить, кто организовал и кто принимает участие в агрессии против нашей Ячейки.

— О какой агрессии идет речь?

— Из нашего Домена сюда перетекает энергия. Скоро наш Домен будет изменен настолько, что даже мы не сможем вернуть ему первоначальный облик. И я уже не говорю о том, что в итоге наш Домен может попросту схлопнуться в сингулярность. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, но я не чувствую никакого притока энергии.

По правде сказать, и Виктор его не ощущал, а это могло означать в принципе все что угодно. Монады могли ошибиться, хотя там, по ту сторону портала, все казалось довольно однозначным. Правда существовал вариант, что энергия каким-то хитрым образом все же не достигала этого мира, и рассеивалась в Междоменном Пространстве. Как оказалось, такой же версии придерживался и Громов.

— Тот, кто организовал все это, — отвечал Странник, — был весьма хитер. Он создал здесь нечто, высасывающее у нас энергию, и направляющее ее в Междоменное Пространство.

— Мне об этом ничего не известно.

— Возможно, что и так. Однако у тебя ведь есть данные о всех разумных системах в приделах этого мира?

— Есть.

— Поделись этими данными с нами, и мы тебя отпустим.

— Вы воспользуетесь этой информацией и навредите данной Ячейке. Я не могу этого допустить.

— А если мы не воспользуемся ей, то пострадают уже две Ячейки, если не больше. Не думаю, что твой создатель обрадуется такой перспективе.

— Я вас не понимаю. Объясните.

— С удовольствием. Ты представляешь, хотя бы отдаленно, как устроен Фрактал Пространств и Состояний?

— В некотором роде.

— Отлично, тогда проще будет объяснять. Он состоит из множества Ячеек, одну из которых ты стережешь. Такая же Ячейка была создана нами, а теперь ей грозит опасность. Если она высохнет, схлопнется, то этот процесс затронет и твою Ячейку и множество соседних. У нас есть способ остановить это, но ты нам мешаешь. Не думаю, что Творец обрадуется, узнав, что причиной нашего поражения стала несговорчивость одной из Его программ.

Виктор до конца не верил, что такой топорный способ убеждения реально сработает, но удача была на их стороне.

— Я дам, что вы просите, но пообещайте мне не уничтожать разумные формы жизни, потому что позволить Вам я этого не могу. Это противоречит моему естеству.

— Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы никто не пострадал, — заверил его Странник.

В следующий момент пришло знание всех процессов, всего, что творилось в этом Домене. До этого картина Ячейки была словно подернута пеленой, многое в ней было скрыто, нечетко и непонятно. Многое имело неоднозначность, и могло трактоваться по-разному, но теперь все приобрело настоящий смысл и стало подвластно разуму двух Монад.

— Ты не говорил, что это пространство с вариабельной топологией, — обратился Гагарин к Громову, едва успев осмотреться по сторонам.

Их по-прежнему никто не замечал (кроме охранной системы) и любоваться местными красотами, а также наблюдать за местными формами жизни и разума Монады могли спокойно. Если бы Виктор смотрел на окружавшее его пространство ограниченными человеческими глазами, то он бы был поражен тому, как переменчив данный космос, как странен он для понимания и сложен для навигации. Звезды (а здесь они были тоже, только размеры и формы их постоянно колебались и напоминали скорее не строгие сферы, а размытые аморфные капли) порой исчезали ни с того ни с сего и появлялись совсем в другом месте, или на этом же, где были замечены раньше, но через какое-то время. Все пространственные параметры, такие как длинна, ширина, высота, углы, проекции на плоскости здесь были применимы лишь отчасти, поскольку имели только некоторые из привычных своих свойств. Любой объем, взятый воображением человека, расплывался спустя несколько секунд, одна из которых вовсе могла быть не ровна другой. Время здесь так же не имело постоянства, но если в родной для Виктора Метагалактике время замедлялось вблизи массивных тел, то здесь время могло ускориться или замедлиться в любом месте пространства, в зависимости от топологических превращений. Любой объект, который бы гипотетический наблюдатель мог видеть в оптическом диапазоне, мог находиться совершенно не в этом месте и быть скрытым складками пространства. Виктор же, обладая несколько большими возможностями в восприятии мира, ощущал этот Домен как губку, которую неведомая могучая сила постоянна мяла, выкручивала, растягивала, вращала, меняя, тем самым, геометрические размеры пор, а, следовательно, и все расстояния, видимые и фактические.

И даже в таком экзотическом континууме природа умудрилась создать жизнь. Разумеется, она была ни на что не похожа. Разумеется, этот разум, обитавший здесь, был чужд для понимания, и даже Творящим Монадам понадобилось некоторое время, чтобы разобраться во всех его тонкостях и понять причины, побудившие некоторые разумные системы выступить на стороне Вируса. То, что за отсосом энергии стоял именно Вирус, ни Максим, ни Виктор не сомневались.

Поблуждав по данному континууму, навидавшись при этом много всего интересного, они, наконец, выяснили, кто непосредственно занимался откачкой энергии, и по какому принципу он прятал ее в Междоменном Пространстве. Злостным нарушителем всех метаэтических установок оказалась разумная Сверхсистема, состоящая из нескольких миллиардов местных звезд, связанная всевозможными пространственными взаимодействиями в единую структуру. Если в привычном человеку мире имели место быть электрические, магнитные, (электромагнитное вместе) гравитационные и спинорные поля, как проявление единого поля, олицетворявшего собой квантованное пространство-время, то здесь, в этом отдельно взятом Домене, взаимодействий было аж шестнадцать штук. Одних только электрических полей, рожденных соответствующими типами носителей, здесь имелось целых пять. Виктор, всегда тяготевший к структурному познанию мира, мигом дал им названия, в соответствие с тем, как он видел реальную картину этого мира и тут же поделился своим открытием с Громовым, поэтому тому вскоре стало понятно, что есть красное, белое, синее, желтое и черное электрическое поле. Громов же, в свою очередь, не пожелал отставать от друга и назвал еще четыре условно магнитных поля, окрестив их сильным, средним, слабым и тонким.

Но это были лишь цветочки. Запутанней всего дела обстояли с гравитацией в этом Домене. Наряду с классическим гравитационным полем, которое на удивление практически ничем не отличалось от привычного, здесь присутствовали еще пять его разновидностей, и название им удалось придумать не сразу. В конце концов, первым начал Громов, найдя для поля, порождаемого топологическими вариациями на микроуровне, сложное для понимание название микронное. По аналогии его поддержал Виктор, обозвав следующие два вида местной гравитации метрическим и макромасштабным полем. Два оставшихся вида гравитации создавались локальными преобразованиями топологии в сторону увеличения метрики пространства и в сторону ее уменьшения, поэтому Максим назвал их локальным большим и малым полем соответственно.

Два же спинорных взаимодействия, порождаемых, как и в привычном человеку мире, правой и левой закруткой спинов, очень сильно отличались от своих обыкновенных аналогов. Если правое более-менее можно было сравнить с тем, с чем все люди привыкли иметь дело едва ли не ежечасно, то левая закрутка порождала невиданные эффекты в глубинах местной материи, весьма неожиданно воздействуя на континуум.

— Да, вот где нашим ученым бы разгуляться… — протянул Виктор, рассматривая разумный аттрактор звезд, с которым им нужно было как-то договариваться.

— Удивительно, что иногда можно отыскать на просторах Вселенной, — ответил Громов.

— В смысле? Ты сейчас о чем?

— Я о портале, который завел нас сюда. Думаешь, где я его откопал?

— И где?

— Достаточно далеко отсюда. И далеко от Дома. Порой в Междоменном Пространстве можно встретить такое, что сам потом диву даешься.

Виктор попытался прикинуть совокупную мощь, вложенную в конструкцию звездного разума. Получалось внушительное число.

— Однако, что мы будем делать с ним? Я пока не чувствую ничей западни. А ты?

Максим промолчал. Он всегда в таких ситуациях предпочитал действовать.

Общение со звездным аттрактором ничем фактически не отличалось от общения с пограничной системой. Информационные пакеты, основанные на металогике, метаэтике и метаязыке, безотказно действовали на просторах всего Универсума, а лезть за его пределы вроде бы пока было не нужно. Двум Творящим Монадам не составило особого труда обратить на себя внимание столь грандиозного по своим масштабам разума, который, судя по первому впечатлению, был весьма удивлен и разочарован.

— По чьей воле ты делаешь то, что делаешь?

Некоторое время аттрактор строил свой ответ, находясь по уровню организации все же на более низком, чем Монады, уровне существования и поэтому вынужденный затрачивать большее количество времени на обработку информации и принятие соответствующих решений.

— Так необходимо, потому что так велено нам свыше, — наконец был ответ звездного аттрактора.

— Кем велено?

— Творцом.

Виктор и Громов переглянулись, насколько это вообще возможно было сделать в их теперешнем состоянии информационно-волевого кластера.

— Творцом ли? Он тебе сам представился так?

— Никто мне не представлялся, — вновь пришел ответ после довольно длительного промежутка времени. — Мне помогли. Благодаря Ему я стал тем, кем являюсь сейчас. Не мешай нам.

То, что аттрактор часто говорил о себе то в единственном, то во множественном числе говорило о его пока еще не завершенности как личности.

— И что же ты делаешь? Ты вообще в курсе того, к чему приводит твоя деятельность.

— Мы уничтожаем раковую опухоль. Я делаю полезное дело, на благо Универсума.

— По-моему он не в себе, — заявил Виктор, слушая этот диалог.

— По-моему, то же. Но пока делать поспешные выводы рано.

Максим вновь обратился к звездному разуму:

— Так ты работаешь на благо Творца? Или на благо Универсума?

— По приказу Творца на благо Универсума.

— То есть для тебя это разные вещи?

— Это разные вещи и не только для меня. Творец — он Создатель. Универсум — одно из его творений.

— Вот сволочь, — зло бросил Громов. — Вирус охмурил его, представившись Творцом.

— С чего ты взял, что это Вирус? Как будто кроме него нет больше иных сил, способных на такое?

— Такого масштаба нет. Я бы знал. Да и некому больше заниматься настолько деструктивной деятельностью. Нет, это определенно Вирус.

— А может он имел ввиду Большую Вселенную? Творца более высокого уровня?

— С чего бы вдруг Большой Вселенной выходить на контакт даже не с одним из Универсумов, и даже не с его отдельной Клеткой, а с довольно заурядной разумной системой?

— А если это некий порученец? Ты что, знаешь наперед все силы на просторах Большой Вселенной?

Громов, разумеется, не знал этого, поэтому снова промолчал.

— Что вы от меня хотите? — раздался голос звездного аттрактора.

— Мы хотим, чтобы ты прекратил свою деятельность. Ты знаешь, кто мы?

— Вы, возможно, те, о ком мне говорили. И если это правда, я должен вас нейтрализовать.

— И если это правда, то, как ты собираешься это сделать? Тебе не справиться с одной Творящей Монадой, не говоря уже о двух.

— Мне дали ключ, мы его используем.

— Подожди-подожди, — примирительно прокричал Максим, — что еще за ключ? О чем ты говоришь?

Похоже самые неприятные предположения Виктора начинали сбываться, и их здесь реально ждали, чтобы убрать раз и на всегда.

— Я не могу сказать, — ответил голос. — Если мы расскажем все, то не сможем противостоять вам, а это противоречит воле Творца.

— А уничтожение миллиардов разумных форм жизни значит не противоречит?

— Я никого не уничтожаю. Я убиваю лишь злокачественную опухоль.

— Тебя ввели в заблуждение. Никакой злокачественной опухоли не существует. Это еще один Домен, один из многих в пределах Универсума. Это наш Домен и ты должен знать, а если не знаешь, то обязан догадаться, что по законам того же Творца мы не только можем встать на его защиту, но мы обязаны это сделать.

— Творец не может давать такие противоречивые поручения.

— А с чего ты уверен, что с тобой говорил Творец?

— Он показал мне свое могущество. Только Творец способен на такое.

— Хорошо, пусть так. Но ведь ты не можешь утверждать наверняка, что мы с ним не знакомы, его не знаем и не знаем его законов?

— Почему не могу?

— Потому что, во-первых, как ты уже понял, мы — Творящие Монады, и творим исключительно по его воле и разумению, во-вторых, за нашем путем ты следить не мог, и поэтому не знаешь, кто нам помогает, и помогает ли вообще кто-нибудь.

На сей раз звездный аттрактор задумался очень надолго. Виктор вообще подумал, что звездному разуму стало не интересна эта словесная перепалка, и он ушел в себя, готовый в любой момент, если что, воспользоваться неким ключом. Однако ответ все пришел.

— Не знаю, — молвил звездный аттрактор. — Но что это меняет?

Это было довольно неожиданно, впрочем, не для Максима, как оказалось.

— Скажи мне, в чем ты видишь смысл существования жизни? Можешь пояснить это на примере собственной, мне не принципиально важно.

— Познание окружающего мира, усложнение, стремление постигнуть замысел Творца.

— И как далеко ты сейчас от конечной остановки на этом пути?

— Познать Абсолют принципиально невозможно, но можно вплотную приблизиться к этому.

— А как ты думаешь, зачем это было нужно самому Абсолюту, чтобы его познавали?

— Мы над этим не задумывались, — пришел ответ спустя какое-то время. — Но этот аспект нас очень сильно волнует. Предполагаю, что замысел Творца состоял в том, чтобы поселить как можно больше видов разумных и посмотреть на то, кто же из них способен будет развиться до необходимых высот.

Громов усмехнулся, точнее если б он был сейчас человеком, то это выглядело бы именно так, по ощущениям Виктора.

— То есть Абсолют затеял своего рода эксперимент, так?

— Да, что-то в этом роде.

— Тогда подумай и ответь мне, может ли Абсолют вмешиваться в ход эксперимента, если главной его целью считается результат?

— Любое его вмешательство должно кардинально повлиять на ситуацию и изменить результаты эксперимента.

— И какой из этого ты можешь сделать вывод?

Вывод звездный аттрактор делал довольно долго. Очевидно было, что Громов своей словесной дипломатией довел того до стопорного состояния, когда и назад было не повернуть под давлением аргументов, и вперед идти не хотелось.

— Ты хочешь сказать, — наконец произнес Звездный разум, — что помогавший мне не являлся Творцом?

— Браво, — воскликнул Максим, при этом, если бы он имел человеческое обличие, то наверняка бы зааплодировал такой сообразительности. — Ты начинаешь меняться прямо на моих глазах. Твой так называемый Творец ни кто иной, как Убийца всего живого, что может обитать в пределах Универсума. Он купил тебя. Благополучие всего этого Домена зависело от твоего согласия. Так уж получилось, что как разумная система — ты единственный в пределах данного континуума, смог подняться так высоко, поэтому «Творец», а мы его называем Вирусом, обратился к тебе. Он наплел тебе всякой разной ерунды, пообещал могущество несравнимое с твоим нынешним и убрался восвояси, а, меж тем, ты сидишь здесь и не видишь, что творится вокруг, за пределами этой Ячейки.

— Если это так, то зачем Ему, этому Вирусу, такие сложности? Если он способен уничтожать жизнь во всех пределах, то зачем ему я? Он ведь гораздо могущественнее меня.

— А для того, что ему могут помешать. Мы ему можем помешать, вот он и затеял кое-какой план с твоим участием. Он должен был заманить нас сюда, а предоставив тебе в пользование тот самый ключ, уничтожить его единственную угрозу твоими руками. После чего ни от нашего, ни от твоего Домена бы уже ничего не осталось.

— Вряд ли вы способны причинить ему хоть какой-то вред.

— А никто не говорил, что мы собираемся биться с ним напрямую. Мы отдаем себе отчет, что справиться с Вирусом своими силами нам не удастся, но способ есть, и мы можем его реализовать.

— Вы хотите, чтобы мы прекратили откачу энергии из вашего Домена?

— Совершенно верно.

— Но тогда Вирус явится ко мне и уничтожит меня.

— Он явится к тебе в любом случае и в любом случае уничтожит. От него негде скрыться и некуда бежать, но с ним можно и нужно бороться. Вот и ты борись.

— Как? Я стою на уровень ниже вашего, а его уровень…

— У тебя кое-что есть, что способно убить нас. Ведь так?

— Если ты говоришь про ключ, то да.

— Открой нам его, а в благодарность я смогу тебе сказать, можешь ли ты его использовать против Вируса.

На этот раз Звездный Аттрактор практически не задумывался над принятием своего дальнейшего решения.

Ключ, который по заверению Звездного Разума мог бы причинить ущерб Творящим Монадам, действительно существовал, и едва Виктор взглянул на него, ему стало не по себе. В привычном понимании он являл собой смесь материального и энергоинформационного нечто, совершенно неподдающегося адекватному анализу никакими известными ни Виктору, ни Максиму средствами. Законы данного континуума ключ фактически не видели. Он словно проплывал сквозь пространство невесомым призраком, никем не видимый и неощутимый, но при этом Виктор однозначно определил, что все местные законы ничто по сравнению с тем, что может образоваться в результате активации ключа.

Все процессы, от образования в физическом вакууме элементарной частицы до взрыва сверхновой звезды, были обусловлены законами, имеющими всяческую иерархию. Одни, созданные Монадами, распространялись на весь Домен, и были в его пределах абсолютны. Другие, созданные весьма прогрессивными цивилизациями и разумными Сверхсистемами, не имели такой уж абсолютной власти, но также сохранялись в течении многих миллиардов лет с момента их творения. Были Законы уровня Творца, по логике вещей, существовали законы уровня Большой Вселенной, и чем выше тот или иной закон был в единой иерархии, тем сложнее его было отменить или, по крайней мере, обойти. Ключ являл собой пример именно такой ситуации, когда не только что Творящие Монады, ни один из Универсумов-творцов не смог бы с ним совладать, что в свою очередь означало, что он был создан кем-то или чем-то, находящимся немного выше Творцов.

Внешне он походил на самый настоящий астероид, каким его привыкли видеть обитатели родного для Человечества Домена. Неопределенной формы многогранник, черный как смоль, с изредка поблескивающими некоторыми частями своей загадочной туши, растянувшейся по пространству на целых три километра. В его случае, размеры можно было определить однозначно, поскольку они не менялись, и вариативная топология ничуть не влияла на внешний вид этого таинственного артефакта. Что там поблескивало на его поверхности было решительно непонятно, но каждый раз этот эффект так воздействовал на местный космос, что Виктор сколько ни бился, определить механизм этого воздействия так и не смог. Похоже, Вирус не обманул, заявляя, что этот ключ способен был уничтожить Творящие Монады, просто он как всегда не сказал всей правды. Во-первых, этот артефакт мог бы запросто уничтожить вообще весь Домен, а во-вторых, чтобы активировать его, необходимо было совершить какие-то таинственные манипуляции, а какие именно — Вирус, разумеется, не объяснил. Знал ли Он сам о том, что это за штука и как ей управлять, Виктор понятия не имел, но надеялся, что до такого уровня понимания реальности Вирус еще не добрался.

— Я уже ничего не понимаю, — молвил Максим, аккуратно, с великой и несвойственной для себя осторожностью ощупывая неведомый ключ. — Это — объект классом явно выше всего того, что мы с тобой можем сотворить даже в своих больных фантазиях. Этот объект выше на ступень, а то и на две всего Универсума. Неужели он подчиняется Вирусу, или Вирус знает, как им управлять?

— На вряд ли. Если бы знал — применил бы уже сто раз. Мне кажется этот симпатичный камушек превратит при желании в ничто не только сотню таких как мы, а вообще всего Творца, вместе кстати с Вирусом. Это явно объект из Большой Вселенной, и вот как он попал сюда — загадка, которую нужно раскрыть едва ли не быстрее той, которая касается способа уничтожения Вируса.

Громов попытался набросить на артефакт несколько простейших законов связанных с пространственной ориентацией, но ключ как будто бы не замечал вообще ничего. Покоился себе в абсолютном равновесии с окружающей средой, готовый, если что, разнести на куски весь известный, а, может быть, и неизвестный тоже, космос.

— Помнишь, я говорил тебе, что ни разу еще не предугадал действия нашего с тобой Врага?

— Помню. И Что?

— В очередной раз убеждаюсь, что его логика — сложна для восприятия даже такими как мы.

— Ну я бы не спешил с такими поспешными выводами, — не согласился с мнением Странника Гагарин. — Мы не знаем и сотой доли того, на что способен это ключ, не говоря уже о том, что о нем известно Вирусу. Что если он каким-то непостижимым образом проник в тайны этого Артефакта и узнал хотя бы часть всех тех секретов, скрытых в этом камне?

— И передал это драгоценное знание форме жизни, которую бы в последствие уничтожил? Не согласен.

— Почему?

— Да потому что Вирус не мог заранее знать, сработает его план или нет. Всегда существовала вероятность того, что Звездный Аттрактор передумает пускать ключ в ход или мы его переубедим, и тогда самое мощное оружие во Вселенной попадет в ряды тех, кого Вирус стремится уничтожить. Я, конечно, не понимаю его логику, но знаю, что детских ошибок Вирус никогда не совершает.

— Тогда вполне возможно, что мы уже попали под действие этого артефакта. И вообще, по-твоему выходит, что мы не должны были связываться с этим предметом.

— Не пори ерунду, — строго осек Виктора Громов. — Мы обязаны узнать, что означает появление этого артефакта в пределах Универсума. То, что это объект из Большой Вселенной, и так понятно, но его появление здесь не спроста. И все последствия этого появления необходимо разгадать как можно скорее.

Долго молчавший Звездный Аттрактор, наконец, решил прервать спор двух Монад и бесцеремонно вклинился в разговор, который, впрочем, не слышал.

— Так что нам делать с этим ключом? — спросил он с оттенком некоей разочарованности.

— Для начала прекрати то, что делаешь, потом поговорим.

— Уже прекратили. Процесс еще не нормализовался, но вскоре совсем прекратится.

— Отлично. Тогда послушай вот что: этот ключ — нечто недоступное не только нашему пониманию, но и пониманию Вируса. Он совершенно не представляет, что это такое, потому что предмет сей создан такими Сущностями, о которых даже я не знаю ровным счетом ничего. То, что ключ способен был нас убить, начни мы силой прекращать то, что ты начал, это полная чушь. Мы слишком мелки для него. Я не удивлюсь, что артефакт даже не отреагировал бы на нас, потому что мы для него не существуем. Но замысел у Вируса был, и нам он не известен. Хотя, скорее всего, этот замысел все же провалился.

— То есть нас придут и уничтожат?

— Никто тебя не тронет. Если ты будешь находится рядом с ключом, Вирус не рискнет причинить тебе вред, поскольку не сможет просчитать, что в этом случае выкинет артефакт. Самое главное храни этот ключ.

— Хорошо, — молвил голос после некоторой паузы. — Я послушаю вашего совета. Надеюсь, вы окажетесь правыми.

— И мы на это надеемся, — сказал в ответ Громов.

Две Монады незаметно растворились в окружающем космосе.

— Куда теперь? — спросил Виктор.

— Домой. Завершать начатое.

— Думаешь, уже пора?

— Как бы не опоздать.

 

Глава 6

Огонь в небесах

После нападения на внутренние колонии Земной Федерации и на центральную планету Человечества, все уцелевшие автоматические заводы по производству звездолетов, его частей и оборонительной продукции (а их осталось не так уж и много) были переведены на авральный режим работы. По приказу председателя ВКС восемьдесят процентов космического флота надлежало восстановить за два месяца, а полностью восполнить потери в инфраструктуре Солнечной системы, как в гражданской ее части, так и в военной, предстояло за двадцать недель. Многие в совете понимали, что эти требования председателя, мягко говоря, нереальны, ведь, по мнению большинства экспертов на первый параграф его приказа ушло бы от полу года до года, потому что с восстановлением флота надлежало восстанавливать еще и верфи, и заводы и кучу чего еще, а существующими мощностями производства восстановить флот такими темпами просто не представлялось возможным чисто физически. Однако приказ был подписан практически единогласно. Все понимали одно: людей нужно было заставить забыть о случившемся, отвлечь от ожидания новой атаки, а лучшего способа сделать это, чем работа над собственной безопасностью, попросту не существовало.

К тому же недавний Большой Переворот, как его тут же окрестили средства массовой информации, многих не только поверг в шок, но и произвел настоящий культурный и религиозный феномен в человеческой жизни в пределах всей Федерации. Многие не признавали того факта, что живут на планете отнюдь не в одиночку, однако реальная ситуация постепенно брала свое, и с каждым днем, с каждым часом Человечество выходило на новый виток эволюции.

Насколько быстро формировался Сверхразум, никто не мог сказать однозначно. Одни утверждали, что это процесс мог затянуться на века, другие с пеной у рта доказывали, что это дело нескольких лет. Однако все сходились на том, что тот, кто организовал атаку на Землю, так просто не остановится и попытается еще раз ударить в самое сердце Земной Федерации, пока еще Земля не встала на ноги и не развернулась в полную силу.

Видимо даже сама планета начала это понимать, и незамедлительно предприняла некоторые меры. Выразилось это в прямых приказах некоторым отдельным существам, преимущественно людям, поскольку только они имели непосредственный доступ в космическое пространство и мощный флот.

Капитан крейсера погранслужбы «Горизонт» Семюэль Нобул вот уже несколько дней ощущал себя как не в своей тарелке. Его постоянно мучили ведения, какие-то хрипы, стоны, потусторонний скрежет. Он то начинал видеть буквально через стены, то полностью терял все способности к пространственной ориентации. Его даже хотели отстранить от командования, но те, кто мог и должен был это сделать по инструкции, внезапно не только передумали, но и наоборот, уверовали в то, что лучшего капитана для «Горизонта» не сыскать, и оставили Нобула в покое. Меж тем странные метаморфозы с его сознанием лишь усилились, однако постепенно Семюэль начал замечать, что часть видений, а также некоторые звуки ему удается понимать. Так, например, голоса порой выстраивались в привычные фразы человеческого языка, правда, бессмысленные на первый взгляд, но и этому скоро пришел конец. Нобул начал все чаще слышать настоящие логически правильные сообщения, а когда понял, что с ним говорит сама Земля, едва не потерял дар речи.

Придя в себя на капитанском мостике, он вдруг обнаружил, что находится на нем не один. Точнее, он и так все время был на нем не один, поскольку еще четверо офицеров погранслужбы занимали положенные им места в кокон-креслах. Но лишь капитан прохаживался по довольно просторному помещению мостика и опускался в капсулу кокон-кресла по своему желанию.

В этот же раз все было иначе. Напротив него метрах в трех стояла девушка, практически еще девочка, невиданной красоты. Золотистые волосы тяжелым водопадом укрывали ее спину, дивные лавандового цвета глаза, в которых Нобулу почему-то виделся безбрежный океан и слышался шум прибоя, заставляли замереть сердце и любого человека в незавершенном действии. Они смотрели строго, оценивающе и, в то же время, мягко и ласково, и ради одних только этих глубоких, наделенных поистине нечеловеческой мудростью глаз хотелось идти в неведомое, хотелось идти на смерть с радостным сердцем.

Разумеется, Семюэль никогда не видел этой девушки на борту своего корабля. Не припоминал он ее и в своей жизни, поскольку такую красавицу нельзя было не запомнить. Да и одета она была как-то странно. Воздушное то ли покрывало, то ли платье, через которое, однако, ничего не просматривалось, лишь угадывались формы и фигура, заставлявшие трепетать все естество капитана. На ногах у нее ничего не было. Девушка была босая, что, однако, лишь подчеркивало ее необычный образ.

Несколько минут они стояли друг напротив друга, замерев, не двигаясь и как будто бы даже не дыша. Нобул чувствовал, что его буквально пригвоздили к полу. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, пальцы не подчинялись его воле, дыхание было прерывистое, а мысли… мыслей не было вовсе, лишь образ прекрасной, несравненной девушки перед ним и больше ничего. Она вдруг стронулась с места, грациозной походкой настоящей королевы приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки. Он ощутил ее дыхание, подобное ласковому теплому бризу. Ее глаза вдруг стали для него всем. Он смотрел в них, утопал в этой бесконечной глубине, растворялся в лазури заоблачных небес и вдруг услышал мелодичный, журчащий подобно горным ручьям голос.

— Ты должен сделать кое-что для меня, — молвила красавица.

Во рту у Нобула все пересохло. Он попытался ответить ей, но воздух как будто кто-то запер внутри его легких и не выпускал наружу. Он лишь закашлялся и промычал в ответ что-то нечленораздельное, дико покраснев при этом. Семюэль был довольно-таки красивым мужчиной, и женщин в его жизни было предостаточно. Да он уже был два года как женат, скоро должна была родиться дочь, однако никогда он не чувствовал при общении с противоположным полом такой неловкости, своей ничтожности и жалости.

— Ты ведь сделаешь все, о чем я тебя попрошу? — вновь елейным голосочком пропела незнакомка.

Ей нельзя было не подчиниться. Это было противоестественно, все равно, что обидеть младенца или сказать, что новорожденный — греховен.

Нобул судорожно кивнул, по-прежнему пытаясь что-то сказать, но все с тем же успехом.

— Возьми свое судно и направь его туда, куда я тебе покажу.

— Хорошо…,- наконец выдавил из себя Нобул что-то, отдалено похожее на нормальную человеческую речь.

Роковая красавица тут же исчезла, будто ее и не было вовсе, будто она являлась миражом, непредставимо сладким и недостижимо далеким. Но в место нее в голове у Семюэля возникли картины неизвестного пространства. Это был обыкновенным космос, в меру пустой, в смысле очищенный, без всякой пыли, мелких объектов и планет. Нобулу показалась знакома эта область пространства, и чем дольше он наблюдал видение, тем отчетливее ему становилось понятным, что он видит некую область за орбитой Урана, приблизительно в двух-трех астрономических единицах под плоскостью эклиптики Системы.

Ни секунды не сомневаясь в трезвости своего рассудка, а также в том, что он собирается сделать, Нобул приказал инкому направиться именно в эту область Солнечной системы. Для него сейчас существовал лишь один приказ, и ничто на всем белом свете не могло заставить капитана «Горизонта» повернуть обратно.

Экипаж не выссказал возражений по поводу смены маршрута патруля, поскольку в задачи «Горизонта» входили именно патрульные миссии в ближайших окрестностях системы, только пролегали они несколько в отдалении от той точки, куда сейчас направлялся корабль.

«Горизонт» прыгнул, разом преодолев в пространстве порядка двадцати астрономических единиц, и очутился в безбрежном океане темноты и пустоты. Нобул понятия не имел, что ему требуется здесь найти, а посему приказал инкому искать все, что по его мнению будет являться отклонением от существующих норм.

И аномалии тут же нашлись. Правда при другом случае на них можно было бы и не обратить внимание, но Семюэлю ясно указали именно на это место, поэтому пропустить их мимо ушей не представлялось возможным. Однако на деле все оказалось с точностью до наоборот. Едва «Горизонт» осмотрелся в пространстве, как на борту начали твориться вещи из ряда вон выходящие. Сначала, ни с того ни с сего, отключилась вся электроника. Не спасли ни резервные генераторы, ни дублирующие сети, ничего. Несколько человек, находившихся в этот момент в кокон-креслах, получили сильнейшие психические удары вследствие того, что была резко отключена защита, и разум человека напрямую соприкоснулся с оперативным полем инкома. В девяноста процентов случаев такой контакт мог грозить очень печальными последствиями для человеческого разума, но в данной ситуации отключение энергии ударило и по инкому, погасив все его системы и его самого до того, как экипажу был причинен еще больший веред.

Правда, в итоге экипаж это не спасло. Вслед за полным отключением энергии, начали разрушаться конструкции. Все внутреннее убранство корабля словно стало сначала зыбучим, словно сделанным из песка, а потом и вовсе текучим. На глазах Нобула сквозь пол провалился борт-инженер и два кокон кресла, причем одно из них на половину рассыпалось незадолго до этого.

Семюэль в отчаянии завертел головой. Никогда он не был еще настолько близок к смерти, хотя все члены экипажа еще в академии проходили соответствующие психологические тесты. Наваждение, которое по сею пору руководило сознанием капитана Нобула, исчезло, пропало без следа, оставив человека один на один перед лицом неотвратимого, неизбежного конца.

Семюэль упал на колени, зарыдал в голос от безысходности, ежесекундно ожидая собственного конца.

Он так и не понял, что произошло в итоге, и когда изменилась ситуация. Он помнил, что плакал, плакал как ребенок, дрожа от страха, и ничего не видел по сторонам. А когда все закончилось, услужливый организм зашвырнул сознание капитана «Горизонта» в далекие дали.

— А она наглеет, — сказал Гагарин, вытаскивая «Горизонт» из пространственной аномалии. Он укутал крейсер несколькими слоями силового поля (аналогом поля структурной целостности) и отшвырнул его подальше от квантовой ямы, как назвал ее Громов при первом беглом осмотре.

На самом деле эта аномалия очень не нравилась ни Виктору, ни Максиму. То, что сразу две монады были задействованы в спасении останков экипажа и корабля «Горизонт», означало лишь одно — аномалия была в высшей степени интересна с точки зрения познания ее сути, если бы у Виктора и Громова было на это время. А вот его как раз и не было. Подобные структурные образования дырявили, точнее, плавили, размягчали квантованное пространство-время по всему Домену, и причина этого была Монадам неизвестна. Вывод, конечно, напрашивался сам собой: что-то произошло во время их отсутствия, но поспешные выводы могли стоить в таком деле очень дорого, поэтому в причинах такого поведения физического вакуума надлежало разобраться со всей тщательностью, взвешивая все за и против, анализируя любую, даже самую нелепую, фантастическую версию.

— Она не наглеет, — возразил другу Громов. — Она защищает себя, свои мыслящие оболочки, и делает это исходя из своих этических соображений. Не забывай, Сверхразум мыслит иными категориями.

— Категории категориями, но что она пыталась добиться таким поступком?

— Скорее всего, хотела посмотреть, как поведет себя боевой корабль в зоне размягченного вакуума.

— Думаю, картина ее не обрадовала, — с мрачным оттенком произнес Виктор.

Максим промолчал. Он смотрел на одну из сотен пространственных аномалий и не верил своим «глазам». Вакуум в аномальной зоне не только плавился, он растворял материальную, энергетическую и самое страшное информационную основу мира, что не лезло ни в какие ворота. Последний факт пугал Громова больше всего, поскольку это напрямую свидетельствовало об очень серьезной причине возникновения данного разрушительного феномена. Причина сея лежала за рамками возможности повлиять на нее Творящих Монад и, скорее всего, представляла собой один из законов высших категорий, созданных Универсумом. Но, черт подери, что же спустило с цепи этот закон? Какие действия, каких Сущностей вывели Домен из системного равновесия?

— Слушай, — воскликнул вдруг Виктор, — а что если начал действовать тот ключ? Может быть, именно этого и добивался своими действиями Вирус?

Максим попытался создать своего рода барьере, который бы отделил жидкий вакуум, от пока еще нормального, но ему это не удалось — барьер точно так же канул в бездну небытия, а анормальный континуум разросся в ширину еще на несколько десятков километров. Пока еще десятков, но кто знал, когда десятки добавят к себе пару тройку нулей.

— Вряд ли, — раздосадовано бросил Громов.

— Почему ты так категоричен?

— Потому что уже порядочно охочусь на него. Да, я все еще очень многое в нем не понимаю, однако уверен в том, что он не собирается уничтожать само пространство Домена. Ему чужда жизнь в любом ее проявлении, во всяком случае та, которую я знал и видел в бесчисленных мирах, но пространство ему также необходимо как и нам. Нет, здесь что-то другое, и боюсь я, что новая напасть куда как страшнее старой.

— Сначала Вирус, потом этот ключ, сейчас вот континуум рушится на глазах — неприятность за неприятностью. Что такого особенного в нашем Домене?

— Мы, — ответил Громов задумчиво.

— Мы? То есть наше с тобой появление?

— Угу. Именно оно самое. Только это не значит, что если теперь нас не станет, то все вернется на круги своя, так что даже не думай о жертве, а то я тебя знаю. Все, поздно, маховик запущен, теперь необходимо поэтапно разобраться со всеми проблемами, начиная с Вируса и заканчивая этими пространственными дырами.

— И с чего начнем?

— С разговора с Землей.

— А дальше?

— А дальше по плану. Ты, надеюсь, не забыл про наш свисток?

— Нет, не забыл. Меня сейчас, признаюсь, это волнует в меньшей степени. В конце концов, нам нужно лишь свистунь в него и все. Система образуется сама, без нашего участия…

— Ошибаешься. Организовываться она будет и впрямь сама, но вот защищать ее при этом, особенно если учитывать теперешнюю обстановку, мы обязаны.

— Так вот об этом я и хотел поговорить. Что нам делать с этими дырами? Локализовать их не получается, выкинуть их из пространства Домена невозможно, любой наш закон для нее ничто, а мы даже не знаем, почему она возникла и куда вообще попадает материальное, проходя сквозь нее. Надеюсь, она не отменяет закон сохранения информации?

— В нашей локальной области отменяет, но в более глобальном смысле нет. Найдем этот уровень, поймем, с чем мы имеем дело.

— Это либо Универсум либо…

— Вот второе даже не произноси. Хватит с нас одного ключа, загадку которого нам также нужно будет разгадать.

— Ага, если хватит сил и средств.

— Хватит, — заверил его Громов, — главное, чтобы эти дыры не начали расти как грибы после дождя.

— Что тоже от нас мало зависит…

Земля охотно вышла на контакт с двумя Монадами. Она уже научилась вполне сносно владеть собой, могла практически беспрепятственно общаться с любым живым существом на своей поверхности, внутри себя или на определенном удалении и была крайне благодарна тому, что в ее теперешнем положении как никак были повинны именно Монады.

— Где ты подсмотрела этот образ? — сказал Громов, обращаясь к Земле, которая предстала пред ним молодой светловолосой девушкой в воздушных одеяниях. Она была безумно хороша собой, однако на Максима это производило иное впечатление. Впрочем, как и на Гагарина.

— А что, не нравлюсь?

— Она переобщалась с Человечеством, — кинул мысль Виктор, обращаясь к своему другу. — Удивляюсь я людям, научить своим манерам могут даже планету и это за такой короткий срок.

— Вот и гордись, что ты из рода людей.

— Как и ты тоже.

Громов кивнул.

— Нельзя ли было помягче обойтись с экипажем «Горизонта»? Ты знаешь, что половина личного состава корабля погибла?

— Это пренебрежимо малые потери, — холодно ответила Земля. — И тем более они восполнимы. Люди рождаются гораздо чаще, чем умирают.

— Будешь так действовать, будет все наоборот, — заверил ее Гагарин. — Существа — не разменные монеты, у них есть семьи, чувства, воспоминания, род, наконец. Ты прервала чей-то род, может быть, очень большой, это плохо. Не делай так больше.

Девушка холодно сверкнула глазами, но Гагарин был непреклонен.

— Хорошо, не буду больше.

— Как твое состояние? — задал вопрос Максим. — Сколько еще времени тебе нужно, чтобы полностью войти в твои новые возможности, понять их и пользоваться ими свободно?

Девушка совершенно по-человечески взглянула куда-то вверх, слегка повертела головой из стороны в сторону, словно действительно мыслила в это время, потом, наконец, ответила:

— Порядка трех месяцев.

— Долго, — жестко сказал Громов. — У нас нет этого времени.

— Почему нет?

— Потому что помимо Вируса появилась еще эта напасть, — Громов кивнул куда-то себе за спину, очевидно указывая на зону аномального вакуума, — и мне она видится куда опасней первой.

— Но ведь вам не под силу локализовать ложный вакуум?

— Н-нет, — с едва заметной заминкой мысли произнес Громов.

— Но это не значит, что мы не сможем найти способ справится с этой проблемой, — вступился за друга Гагарин. — Просто для этого нам необходимо, чтобы других проблем на нас уже не висело, поэтому организацию Доменного Разума мы планируем начать в ближайшее время.

— Но если я еще не готова, — возмутилась Земля, — то система не сможет образоваться!

— Сможет. Система образуется не сразу, а постепенно. Пока она будет расти, усложняться, ты достигнешь необходимых кондиций.

— А если не успею?

— Успеешь.

Эта мысль, посланная с особым эмоционально-резонансным пакетом, подействовала на Землю как хорошая отрезвляющая оплеуха для человека.

— Что от меня требуется? — понурив голову, спросила девушка. Ее наряд с серебристо-голубого сменился на цвета осени во всех ее великолепиях оранжевых, красных и малиновых оттенков.

— Ты уже ощущаешь другие мыслящие формы в пространстве?

— Да. Я контактирую с плазмоидной формой жизни на Солнце, с их сородичами на других ближайших звездах, чувствую интерес ко мне со стороны весьма крупных разумных Систем на основе ансамблей черных дыр и звезд.

— Превосходно. Вот и попытайся теснее контактировать с ними в дальнейшем. Вызывай их как можно чаще, можешь со всей уверенностью навязывать им идеи о всеобщем интегрировании друг в друга. А мы же несколько подхлестнем этот процесс.

— Но разве для всеобщего интегрирования не нужно иметь крепкую основу?

— Не просто нужно, а необходимо.

— Но я ведь сказала что еще не до конца…

— Ничего страшного, побудешь, значит, не основой, а одним из соединительных звеньев.

— Я думала…

— Слишком много ты переняла у людей. Завязывай с этим, у тебя другие задачи, нежели у человеческой цивилизации. Сейчас не время думать, кто будет первым, а кто последним. Важен сам принцип создания интегрального Сверхразума для противодействия Вирусу, остальное — дела технические. И… если вы их сами между собой не решите, мы вам поможем.

Последняя мысль содержала в себе составлявшие части практически неприкрытой угрозы, а, учитывая, кем это было сказано, Земля решила благополучно промолчать и со всеми доводами согласиться.

— Хорошо, я попытаюсь сделать все возможное.

— Вот и договорились, — сказал Громов. — А теперь если здесь мы во всем разобрались, нам пора.

Силуэт девушки еще какое-то время парил в безбрежных просторах космоса, но потом резко потерял свою целостность, поплыл в разные стороны и пропал окончательно.

Планета Таинственная, а точнее матричная клетка ДНК Метагалактического Домена или своеобразная подпись Творящей Монады, встретила Громова и Гагарина безмерной тишиной и спокойствием. Та самая пещера, с которой для Виктора фактически и начались все злоключения с Вирусом, уже не излучала мощное охранное торсионное пси-поле, способное воздействовать даже на материальные структуры, а премило ждала тех, кто сможет войти в нее и, воспользовавшись своим потенциалом, сделать предначертанные вещи. Разумеется, когда Творящая Монада создавала Домен и творила этот матричный узел, один из ста семи, разбросанных по всей Метагалактике, она не предполагала, что возникнет такая ситуация, в которой необходимо будет воспользоваться доменной ДНК для создания иных метаэтических принципов для вновь организованного Сверхразума, однако матричный узел мог быть впоследствии использован естественными Серхразумными системами по их собственному желанию и умыслу. Именно таким образом должна была происходить эволюция разумных систем, от простого к сложному, за многие миллиарды лет и совершенно естественным путем. Виктор же и Максим сейчас фактически пытались ускорить эту эволюцию в миллиарды раз и создать Сверхразумную структуру за несколько месяцев. Мало того, эту структуру надлежало наделить качественно иной этикой и моралью, ведь только этот коктейль мог бы воспрепятствовать дальнейшей активной деятельности Вируса и фактически изгнать его из пространства Домена.

Гладкая поверхность пола пещеры поблескивала, создавая эффект лежащего под ногами ночного неба, при этом гула или стука шагов на ней совершенно не было слышно.

— Начинаем? — произнес Гагарин, осматривая просторную комнату пещеры, при этом пытаясь избавиться от ненужных воспоминаний.

Громов кивнул. Он извлек из внутреннего кармана своего тайного одеяния морскую звезду, которая тут же медленно воспарила, начала вращаться против часовой стрелки, постепенно ускоряясь.

— Позвольте присоединится, — вдруг раздался голос за спинами двух Монад.

Гагарин не оборачиваясь и, естественно, зная, кто только что вошел внутрь пещеры, кивнул, завороженный увиденным.

— Как ты нас нашел? — спросил Максим гостя, которым оказался Николо Тесла.

По мере раскрутки, звезда начала переливаться всеми цветами радуги, ее поверхность начала струиться, плыть, а воздух подернулся пеленой.

— Просто логические умозаключения и ничего более, — ответил Никола, вставая рядом с Гагариным.

— Хотелось бы в это поверить, дорогой Никола, но не могу. Признавайся, Земля указала, где нас искать?

— От вас ничего не скроешь, — вздохнул Тесла.

— А как же твой народ? — спросил его Виктор.

Пять лучей звезды, скачками выросли в размерах, вытянулись, заострились, при этом их концы загорелись ярким белым светом, на который было довольно больно смотреть. Тело «свистка» стало прозрачным, неощутимым. Воздух в пещере изрядно похолодал, что впрочем не мешало никому из здесь присутствующих.

— Мой народ любит собирать знания. Я тоже люблю собирать знания, а здесь как нельзя лучше подвернулись вы с вашим артефактом и миссией. Это настоящая кладезь знаний для меня и моего народа. Я узнаю все, что видел и передам моему народу очень ценную и важную информацию, таким образом, удовлетворив и мое, и их любопытство.

— Наша миссия больше напоминает бег с препятствиями, ценою ошибки в жизнь, причем жизнь не нашу, а всего Домена. Это не испытательная лаборатория.

— Я в курсе, — усмехнулся Тесла, — но где еще в природе можно наблюдать одновременное образование фермионного конденсата и конденсата Бозе-Эйнштейна?

— Если захочешь, — молвил Виктор, — я тебе потом собственноручно организую уголок космоса, где твой конденсат будет выпадать каждый час.

— Спасибо, но это будет означать прямое нарушение действующих физических законов, даже если эти нарушения будут организованы Вами. Не надо ради моего любопытства идти на такие жертвы. Тем более что всего остального вы воспроизвести не сможете.

— Что ты имеешь в виду под всем остальным?

— Ваше дальнейшее путешествие. Ведь миссия ваша, как я понимаю, на этом не закончится, я хочу последовать за вами. Зона аномального вакуума, например, нуждается в скорейшем ее исчезновении, а как я понял, вы пока не шибко преуспели в этом вопросе?

Виктор и Максим многозначительно промолчали.

Звезда тем временем окончательно потеряла свои привычные очертания, превратилась в облако серебристой пыли, наподобие утреннего тумана, который, постепенно расширяясь, начал заполнять собой все пространство пещеры. Светящийся повсюду вакуум, игравший до этого роль искусственного освещения, вспыхнул еще ярче, приобрел невероятное количество цветов и оттенков и начал звучать. Это не было мелодией в привычном понимании, но это был звук, пробирающий до глубины души, пробирающий не своей ужасностью и нелепостью, а красотой и гармонией.

— Я ничего не испорчу вам? — спросил Тесла, когда понял, что облако необычной пыли вслед за Громовым и Гагариным поглотило и его.

— Нет, — ответил Виктор. — Облако имеет смысл только для нас, для тебя же оно практически просто облако и очень сильный эмоциональный резонатор.

Когда пыль заполнила собой все пространство пещеры, свет два раза мигнул, усиливаясь при этом до предела, а потом вновь стал прежним.

— Вот мы и открыли управляющий контур, — признался Максим. — Время начинать.

Виктор кивнул в знак согласия. Сейчас он видел, как вакуум в ближайших окрестностях сокращается словно сердечная мышца, пульсирует, скручивается, как незримые ни для кого линии законов, каналы информации заполняют весь микро и макрокосмос, как эти масштабные конструкции вдруг прекращают всякое взаимодействие друг с другом ожидая новых вводных.

Громов соединил несколько таких линий, образовав над Таинственной своего рода клубок ниток, и ту же звучание, которое до сих пор не покидало пространство пещеры, устремилось в космическое пространство и по каналам информации моментально распространилось по всему объему Домена. И эта информация, содержащая в себе новые правила поведения, новые нормы жизни, улучшенную этику и мораль для Сверхразумных систем начали восприниматься ими как нечто само собой разумеющееся, ни как дар свыше. Все словно в одночасье поняли, что так, как жили раньше, так жить теперь нельзя. Гигантские по своим масштабам, разнесенные между собой на чудовищные, по человеческим меркам, расстояния в миллиарды парсек разумные системы вдруг начинали понимать, что они далеко не одиноки, что гораздо интересней, а главное безопасней не конфликтовать с соседями, а объединяться как можно основательней и быстрее. Ансамбли черных дыр, сверхмассивные черные дыры, звездные аттракторы, а также разумные системы меньших размеров, но от этого не менее важные и значимые потянулись друг к другу с самыми теплыми и доброжелательными намерениями, что еще ни разу до этого не делали.

И в этот момент Враг, таинственный и опасный, выжидавший до последнего и, видимо, сразу не сообразивший, чем грозит для него такое объединение Сверхразумных систем, нанес свой удар. Кое-где строгие линии законов лопнули, словно струны гитары, и соединились вновь, но уже по-другому этическому принципу. Некоторые особо запутанные конструкции Вирус просто уничтожил, другие, более-менее понятные ему, он моментально и очень ловко перестроил на свой лад, и вот уже в некоторые части Домена не летела мелодия порядка, а играла невыносимая ни для кого музыка хаоса.

Поскольку Вирус пока еще не умел оперировать материей в этом Домене, он решил избавиться от так надоевших ему Монад другим способом, а именно натравить на них тех, кого они так самозабвенно пытались соединить в единое целое. Сверхмассивная черная дыра в ядре Млечного пути мгновенно была соответствующим образом перепрограммирована и послана на уничтожение если и не Монад, то хотя бы самого управляющего центра Домена.

Гравитационный шторм, устроенный Черной дырой в окрестностях Таинственной, был страшен. Он мгновенно разорвал надвое само светило, попутно уничтожив еще несколько близлежащих звезд скопления, сковал своими чудовищными тисками псевдопланету, однако, встретив достойное сопротивление, откатился назад.

— Сволочь, он же устроит сейчас бойню Метагалактического масштаба. Ты представляешь, к чему это приведет?

— Ко Вселенскому Апокалипсису, — мрачно выругался Громов. — Он понимает, что мы не можем убить разумные формы жизни и использует их же против нас.

— И что нам делать? — встрял в разговор Тесла.

Черная дыра, подгоняемая волей своего нового хозяина, вновь пошла на штурм Таинственной. Гравитационный шторм, устроенный ей во второй раз, оказался куда сильнее своего предшественника. От его воздействия на пространственно-временной континуум вблизи Таинственной вакуум буквально закипел, рождая кучу всяких разных экзотических частиц, полевых структур и жесткого убийственного излучения, которое тут же обрушилось на псевдопланету, пронзая ее насквозь. Это не могло сильно повлиять на работу управляющего центра Домена, поскольку он был защищен от подобного рода катаклизмов особым полем, но сильно отвлекало Монады от создания конструктивного плана по противодействию атакам Вируса. Вдобавок ко всему, тесное соседство гравитационных пиков, очень крутых, практически приближавшихся по своим параметрам к материализованным белым дырам, и гравитационных впадин, сильно видоизменяло не только топологию пространства, но и само время. Поскольку именно время определяло все энергетические взаимодействия в квантованном пространстве, такая сшибка энергий порождала невиданные до сего момента эффекты и грозила на полном серьезе разорвать это самое пространство на лоскуты. Что в этом случае бы произошло, Виктор не мог себе даже вообразить — это означало прямой пробой и соприкосновение с Междоменным Пространством и однозначно привело бы к коллапсу всей Метагалактики.

— Если мы сейчас что-нибудь не предпримем, — зарычал от натуги Виктор, пытаясь предотвратить бой сразу трех Сверхразумных систем на удалении в восемьсот миллионов парсек, — нам очень скоро будет некого соединять в Доменный разум.

Как раз в этот момент в противоположной стороне сразу семь сверхмассивных черных дыр накинулись на звездный аттрактор. Это было страшное и одновременно захватывающее по своей красоте зрелище. Сначала несколько десятков звезд в момент сколапсировались до своего критического состояния, а потом взорвались сверхновыми, поражая девяносто процентов оставшихся в аттракторе звезд. Таким образом Звездный разум перестал существовать, но оставшиеся звезды (порядка семисот) успели-таки нанести по черным дырам удар в отместку. Вакуум вокруг них вспыхнул нестерпимым светом, создавая на расстоянии в два световых года от горизонта событий гигантскую гравитационную волну, точнее антигравитационную волну по своим свойствам, которая накрыла четыре из семи черные дыры, тем самым уничтожив их и внеся настоящую сумятицу в гравитационные взаимодействия окрестного пространства Домена. Гигантские спиральные галактики, в центре которых и покоились уничтоженные черные дыры, в одночасье лишились главного гравитационного фактора, воздействующего на их рукава, а посему эти галактики очень скоро должны были из спиральных превратиться в неправильные. Сколько при этом звезд, планетных систем и разумной жизни должно было погибнуть, трудно себе было представить и еще сложнее просчитать.

Оставшиеся три черные дыры моментально отыскали себе еще одну жертву в лице шарового звездного скопления, которое вот уже несколько миллионов лет являлось довольно-таки крупной единой Разумной системой, но ударить вовремя не успели. Две из них были уничтожены антигравитационными приливами, спровоцированными ансамблем кубоидов — звездными образованиями в форме правильных кубов — а третью подобным же образом, но гораздо эффектней, уничтожило само звездное скопление, которое по каким-то неведомым причинам уже несколько раз смогло отразить атаки Вируса и никак не желало подчиняться его черной воле. Звездное скопление образовало гигантскую гравитационную горку, настоящий шпиль, в полутора парсеках от последней оставшейся черной дыры. Эта горка буквально втянуло в себя пространство, уплотнило его настолько, что вакуум в этой области засиял подобно нескольким сотням звезд, а потом светящейся хлыст, как дар меча, разрезал черную дыру напополам. И тут же гравитационное взаимодействие двух половинок схлестнулось меж собой, сшиблось в невиданной, необузданной, стихийной ярости, пытаясь соединить то, что уже невозможно было восстановить как единое. Взрыв ядра галактики, незамедлительно последовавший за этим, стал кульминацией этого боя, правда, был он одним из сотен тысяч подобных явлений, протекавших по всему космосу. Взрыв ядра — это даже не взрыв сверхновой, потому что он гарантированно уничтожал всю галактику, а если у таковой имелись маленькие галактики спутники, то и их судьба была незавидна. Оставался лишь один шанс, спасти то, что еще можно было спасти, и этот шанс заключался в гигантских космических расстояниях. Когда противники уничтожали друг друга — это происходило мгновенно, но все последствия этих поединков распространялись на окружающее пространство с конечной скоростью, и по галактическим масштабам довольно медленно, поэтому у Виктора и Громова еще был шанс все исправить.

— Ты видел это? — спросил Громов у своего товарища, указывая тому на звездное скопление, только что уничтожившее последнюю из семи черных дыр.

— Видел. Вирус не может им овладеть. Почему не знаю, отсюда не могу как следует разглядеть все сцепки законов, слишком все перепутано.

— Сверхразум, — прогрохотал Громов, пытаясь оградить одних, особо активных участников космической драки от других.

— Что? — не сразу понял Виктор.

— Я говорю, Сверхразум начинает действовать.

— То есть?

— Нам удалось. Смотри не в близи него, а возьми фрагмент космоса помасштабней и ты увидишь.

Виктор резко отстранился от самого скопления, охватил своим Божественным зрением область в десятки раз превышавшую предыдущую, и увидел, наконец, то, о чем ему говорил Максим. В самом деле Сверхразум начал зарождаться и весьма активно, по крайней мере нити законов новой конструкции росли очень стремительно, и в восьмидесяти процентах случаев не только что ни рвались от воздействия Вируса, но еще и дублировались для пущей целостности. Объем космического пространства, который теперь занимал будущий Метагалактический Разум, составлял примерно шестнадцатую часть от всего Объема Домена, но этого по-прежнему не хватало для адекватного симметричного ответа Вируса. Хотя оставляло кое-какие надежды на благоприятный итог.

— Он слишком мал и слаб, — сказал Виктор, по мере сил помогая тем, кто еще не попал под виляние Вируса. На звездное скопление набросились было кубоиды, но вовремя поставленный Монадой барьер, сумел оградить его от нежелательных последствий.

Правда малым и слабым назвать Доменный Разум Гагарин явно поспешил. Трудно сказать, как было принято следующее Его решение, но оно шло в разрез с тем, что хотели Монады, поскольку грозило еще большим количеством жертв и разрушений. Доменный Разум, видимо не до конца разобравшись в ситуации, перестал изображать из себя лишь обороняющуюся сторону и попытался ответить, а так как уже на своей начальной стадии представлял из себя огромную силу, ответ этот был страшен. Начал он с кубоидов. Видимо центром Доменного Разума стало именно то звездное скопление, на которое они было набросились. Шесть ансамблей по нескольку миллионов звезд в каждом, строгой паралелепипедной формы, ничего не смогли противопоставить удару Доменного Разума, поскольку тот начал оперировать уже на уровне законов. Кубоиды один за одним просто распадались на части, теряли свои правильные геометрические очертания, превращаясь во что-то расплывчатое и аморфное, а звезды внутри них вдруг просто переставали светить, умирали, чтобы уже никогда не возродиться. Вместе с ними умирал и Разум.

— Он как младенец, — сказал Громов, суматошно соображая, что можно сделать. — Бьет все, что его обижает, и не разбирается, хороший это или плохой. Для него сейчас все плохие, кто бьет его, а мыслить более глобально он еще не умеет.

— Значит, ему нужно это объяснить.

— Я пытаюсь, но на это нужно время. А пока оно пройдет, он разнесет половину Домена на атомы.

— Значит, нужно его локализовать, оградить от остального космоса.

— Устанем городить вольеры. Если бы он весь занимал определенную область пространства, тогда одно дело, но он же разбросан по всему Домену. Вдобавок Вирус не дремлет.

— Да, но его активность заметно поубавилась. Чует, тварь, что ему растет достойный противник.

— Вряд ли его это пугает. Разум, даже если он выйдет из младенческой стадии, слишком мал. Его сила против Вируса не в умении оперировать законами, этим никто с нами не сравнится, а в повсеместных новых этических установках. Вирусу просто будет не во что пролезть, некого перепрограммировать, и тогда он уйдет из Домена. Сейчас же эта перспектива видится мне весьма туманной.

Виктор как мог растаскивал сошедшие с ума разумные системы, которые в горячке боя грозили друг другу тотальной аннигиляцией и вскоре начал замечать некую логическую последовательность в действии Вируса. Эта заметка словно размытое пятно блуждала где-то на задворках его Гиперсознания, пока, наконец, не обрела весомость, более-менее понятные очертания и не превратилась в правильную солидную идею.

Он и сам не мог в это поверить, поскольку считал, что предугадать действия Вируса было попросту невозможно, но, анализируя общую картину боя, точнее бойни, Гагарин с каждой секундой убеждался в обратном — Вирус действовал хитро, коварно, очень неожиданно, но именно это складывалось в некую логическую схему, которая имела строгие законы и последовательность.

— Выяви самые значимые узлы Доменного Разума и закрой их, — сказал он Максиму приказным тоном.

Тот, разумеется, ничего не понял, попытался было прояснить ситуацию, но нарвался на довольно жесткий, если даже не сказать грубый, ответ и выполнил то, что ему велели.

— Поясни, что ты хочешь.

— Я понял, Как он работает.

— Кто он?

— Вирус.

— Это невозможно, я не…

— Ты не смог, потому что ни разу еще не участвовал в такой войне.

— Хорошо, так что ты предлагаешь?

Виктор оставил вопрос приятеля без ответа. Вместо этого он еще раз осмотрел картину боя, выявил очаги особой активности Вируса и попытался мысленно экстраполировать его действия на несколько шагов вперед. И был приятно удивлен тому, что его мысленный эксперимент полностью удался.

В это время Громов практически закончил все мероприятия по защите особо важных узлов Доменного Разума и, тем самым, развязал Виктору руки.

— Ну-с, — азартно выкрикнул Гагарин, — теперь наша очередь.

В тех местах, где Вирус только должен был встроить свои собственные законы, Гагарин уже реализовал тонюсенькие нити своих творящих мысле-форм, не забыв при этом о такой вещи, как автоматическое их дублирование. Собственно, на этой вещи и строился весь его план. А задумка была в следующем: как только Вирус видел, что Виктор присоединял к Доменному Разуму какую-то определенную новую область, он накидывался на нее, рвал все только что сделанное Монадой и встраивал туда свои законы, после чего нужно было очень долго и тщательно выверять свои действия, чтобы поставить обратно все на свои места. Если бы такой объект существовал всего в единичном экземпляре, если бы еще в Домене не велась война на уничтожение, и если бы Вирус активно не мешал своими действиями, то с таким одиночным разумом-ренегатом еще можно было бы разобраться, но их были сотни, тысячи, и все нуждались в скорейшей помощи, а не в детальном изучении проблемы. Поэтому автоматическое дублирование, своего рода, надзакон, самостоятельно повторяло контуры первичного закона присоединения Монады, лишь только Вирус пытался его разорвать и заменить своим. Получалось, что как только Вирус начинал активные действия, он тут же сталкивался с псевдонеразрывной нитью закона, которая как бы никогда не могла исчезнуть. Опять же, будь такой объект в единственном числе, Вирус бы наверняка очень скоро смог бы разгадать этот хитрый трюк Виктора и что-нибудь ему противопоставить, но Гагарин собирался атаковать повсеместно, широкомасштабно, надеясь, тем самым, ошеломить противника.

Выбрав в качестве отправной точки полтора десятка особо крупных разумных систем, еще не успевших попасть под влияние Вируса, Гагарин сначала указал им путь к объединению, а после этого в нескольких местах сразу соединил эту новую конструкцию с уже имеющемся Доменным разумом.

— И что из этого выйдет? — недовольным тоном спросил Громов, наблюдая за действиями Виктора.

— Увидишь, — ухмыльнулся Виктор, разом создав дублирующий надсзакон.

Раньше, чтобы делать два-три дела одновременно Виктору приходилось бить свое сознание на несколько равных частей и давать каждой из них довольно большую свободу, сейчас, когда он полностью состоялся как Творящая Монада, он мог наблюдать за тысячей объектов и одновременно творить тысячу других, оперируя одним своим Гиперсознанием.

Как и было рассчитано, едва Вирус увидел вновь образовавшуюся конструкцию, неподвластную ему, он тут же накинулся на нее и попытался перепрограммировать, разорвав тонкие, не прочные на первый взгляд связки общей конструкции и несколько присоединительных линий. Ни Максим, ни Виктор не знали, способен ли был Вирус удивляться, но если б такая функция была встроена в его этическую программу, то она сейчас сработала бы в полной мере. Нити конструкции, такие хрупки, такие податливые черному разрушительному влиянию чужой злой воли, вдруг наотрез отказывались рваться и вообще вели себя довольно странно. Они вроде бы сначала исчезали, но тут же, едва Вирус собирался заместить только что уничтоженное своим собственным, возникали вновь, и все приходилось делать заново, причем с тем же негативным результатом.

Понаблюдав еще немного за тем, как Вирус бьется лбом об стену, пытаясь разгадать секрет этой неподатливой конструкции, Виктор принялся за другие разумные системы.

— Давай усложним ему задачу, — проворчал Громов, поняв замысел друга.

Вместе две Монады довольно споро собрали воедино еще несколько масштабных конструкций и с удовольствием понаблюдали за тем, как Вирус их не смог переподчинить себе.

— И как это ты смог до такого додуматься, — спросил Максим, занявшись улаживанием постепенно затухавших в Домене конфликтов.

— Просто надо уметь смотреть немножко глубже, всматриваться в происходящее и искренне желать найти там ответы на свои вопросы.

— Да, — протянул Громов, — обидно…

— Что обидно?

— А то, что не я до этого додумался. Столько времени потратил на изучение Вируса, а такого элегантного хода не сумел придумать.

— Если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты мне сейчас завидуешь.

— Завидую? — удивился Странник. — Да никогда в жизни! И вообще, оставим пока все торжественные разговоры и пафос, поскольку дело сделано лишь на половину. Если Доменный Разум не сумеет набрать хотя бы треть от необходимой силы, Вирус прихлопнет его как муху. Не думаешь же ты, что твоя ловушка сковала его действия навсегда?

— Не думаю, но по моим расчетам времени должно хватить.

Расчеты эти оправдались, однако, лишь отчасти. Доменный Разум начал постепенно оживать, набираться не только сил, но и, самое главное, понимания. Он начал осознавать реальное положение вещей в окружающем пространстве. Программа, запущенная Монадами, постепенно обретала вес, объясняя, кто есть хороший, а кто есть плохой, поэтому ответные выпады Доменного Разума по отдельным, еще остающимся под властью Вируса разумным системам, прекратились.

Однако вырасти в полноценную Сверхсистему он не успел. Вирус, наконец, разобрался, как себя следует вести, и попытался в исключительно жесткой форме вернуть все на круги своя.

— Нам стоит продержаться совсем немного, — выкрикнул Гагарин, собираясь, по всей видимости, чуть ли не пасть на поле боя геройской смертью.

— Я помогу, — вторил ему Громов, и обе Монады совершенно не сговариваясь, сделали одно и тоже. Их совместная конструкция охранных законов была, наверное, впервые с акта творения-развертки Домена настолько сложной и громоздкой, однако именно она стала самым весомым аргументом в победе жизни над смертью на всем просторе Метагалактики. Чтобы Вирус не смог добраться до связей, соединявших отдельные узлы Сверхсистемы Доменного Разума воедино, Виктор с Максимом подсунули ему, по сути, пустышку, куклу, лишь имитирующую реальные связи внутри Сверхсистемы. Единственной же задачей этой гигантской конструкции было пасть на поле боя от черной воли врага, но сделать это как можно медленнее.

И она выдержала именно столько, сколько было необходимо. Когда Вирус, пожрав ее всю целиком и не обнаружив в ней ничего реально полезного для себя, кинулся на Сверхсистему, та, наконец, поняв до конца свою реальную силу, ударила по Вирусу всем своим потенциалом. Монады так же не остались в стороне и поддержали свое творение, так что против объединенной мощи Вирус сдюжить уже не мог. Одна за другой разумные системы, все еще остававшиеся под его злым влияние, распадались, но не умирали, а вновь организовывались, перерождались и становились частью Доменного Разума. Вирус с каждой секундой, с каждой новой волной атаки терял свои позиции, терял материальных носителей, а поскольку сам материализоваться в Домене не имел никакой возможности, ему оставалось лишь отступать.

Спустя несколько часов все было кончено. Нашествие Вируса в Метагалактику кончилось немыслимыми жертвами. Погибли сотни тысяч разумных видов, тысячи разумных систем, оказались опустошенными целые звенья сетчатой структуры Домена, тысячи галактик разваливались или грозились развалиться на части, гравитационные приливы и отливы в одночасье могли раздавить какое-нибудь сверхскопление средних размеров, и со всем этим предстояло еще побороться, но самое главное было сделано.

Домен был спасен. Вирус теперь не смог бы найти сюда дорогу, во всяком случае, до тех пор, пока ему каким-то образом не удалось бы обойти главный закон, сдерживающий его экспансию, и не материализоваться здесь.

 

Глава 7

Крестовый поход

Все в мире существовало благодаря законам, прописанным некогда Творящими Монадами. Большинство из них проявлялись именно как физические законы, не дававшие, скажем, электронам, вращавшимся вокруг своих атомов, улетать со своих орбит, атомам при ненулевом уровне энергии хаотически колебаться, человеку, подпрыгнувшему в высоту, оказаться в итоге снова на Земле или, к примеру, звездам светить благодаря реакции термоядерного синтеза, которая так же была одним из бесчисленных физических законов.

Одни из них были очень простыми, можно даже сказать примитивными, другие — представляли собой уже более-менее масштабные конструкции, но каждый, даже самый незначительный, на первый взгляд, закон играл колоссальную роль во всеобщей системе, просчитанной однажды до мелочей, гармоничной и самодостаточной.

Существовали ли ситуации, по которым гигантская система законов могла дать сбой, нарушив свое привычное функционирование, или вовсе развалиться на части? Безусловно. Правда, события, предшествующие такому сбою, должны были быть в высшей степени неординарными. Что уж говорить, когда в Метагалактическом Домене объявилось сразу два таких события.

После того, как усилием Виктора Гагарина и Максима Громова Вирус был изгнан из Домена, двум Монадам стало ясно, что если в срочном порядке не заняться последствиями ужасной войны, то очень скоро, число жертв атаки Вируса многократно умножится, поскольку в существующую систему именно физических законов были внесены довольно глобальные изменения. Но, на ряду с этим, Вирус банально нарушил обычные гравитационноустоявшиеся конструкции, что вызвало непосредственный развал больших звездных систем. Кроме того, жидкий вакуум, как назвал это явление Громов, никуда не делся даже после изгнания Вируса.

То была еще одна напасть, причем по страшнее первой. Число зон с жидким вакуумом ежечасно росло по всей Метагалактике, и если бы они оставались стационарными, так нет же, каждая зона вдобавок ко всему, расширялась сразу во все стороны, пока еще довольно медленно по космическим масштабам, но кто знал, от чего зависела эта скорость.

Правда, не в характере двух Монад было горевать и заранее сдаваться, поэтому засучив рукава, едва оправившись от последней битвы и призвав на помощь только что родившийся и окрепший Доменный Разум, они принялись восстанавливать то, что еще возможно было восстановить. Процесс Конструктора не проявлялся в Домене почти тринадцать миллиардов лет, и вот теперь он вновь активировался. Уничтоженные сверхмассивные черные дыры, которые своим домом всегда считали центры крупных галактик, пришлось восстанавливать в первую очередь, иначе это грозило развалом на части звездных островов. Кроме того, пришлось успокаивать отдельно взятые области пространства, в которых имели место быть ненормальные гравитационные напряжения и просто гравитационные шторма. Восстановлением самой конструкции занимался Громов, в то время как Гагарин пытался поставить все измененные Войной с Вирусом физические законы на свои места. Гравитационная постоянная, величины элементарного электрического и магнитного зарядов внутри квантона, постоянная Планка, скорость света в невозмущенном вакууме, некоторые параметры протона, нейтрона и электрона оказались немного не теми, которыми были изначально. То же самое творилось и с пространственной топологией. Вместо устойчивой трехмерной геометрии на макромасштабах начали проявляться реальные признаки дробного количества измерений, причем в каждой области эта величина различалась и весьма существенно, поэтому у Виктора больше всего ушло времени именно на решение этой проблемы.

Топологическая игра пространства порождала весьма необычные и даже эстетически привлекательные картины. Так небольшая область космоса между Меркурием и Солнцем, которая имела геометрию равную практически четырем измерениям, дивным образом преломляла солнечные свет, порой показывая такие фантастические и ни на что не похожие картины, что они начало собирать своего зрителя. Космические корабли нет-нет да и залетали в эту область только для того, чтобы насладиться удивительным зрелищем, даже не подозревая об опасности такого соседства. Еще одна подобная область имела место быть в поясе астероидов. Она причудливо влияла на гравитационное поле в этом месте, поэтому порой это выливалось в настоящие астероидные вихри и столкновения между собой таких колоссов как Церера, Паллада и Веста.

Но если топологические аномалии в Солнечной системе не были такими уж опасными для сохранения жизни на планетах, то в целом в Домене картина была не такая уж и радужная. Самая опасная аномалия подобного рода заключалась в том, что она пряталась внутри Звезды и начинала играть с ее параметрами, причем весьма серьезно. Сильно отклонялась от привычной нормы температура, нарушался термоядерный синтез, падала или наоборот резко возрастала светимость, гравитационное поле, полностью менялась карта магнитных полей, что совершенно пагубно отражалось на жизни как внутри звезды, так и на окружавших ее планетах. Именно таким бедствующим системам Виктор спешил помочь в первую очередь, и можно было только представить, сколько сил и средств было вложено в очищение космоса от негативных следов войны с Вирусом, если число одних только подобных звезд переваливало за сотню миллиардов. А ведь еще оставались зоны с топологическими аномалиями, лежащими прямо на орбитах обитаемых планет, а ведь еще были очень опасные «пули физического вакуума» — специфические области квантованного пространства-времени, представлявшие собой тела довольно малых масштабов, но имевшие чудовищную массу, практически равную массе, необходимой для образования черной дыры — которые, в добавок ко всему, еще и двигались с невероятными, практически световыми скоростями. Такие недочерные дыры нередко врезались в планеты или звезды и причиняли тем катастрофические беды. Планета, сравнимая по параметром с Землей, Марсом, Венерой или Глизе, раскалывалась на части, словно переспелый арбуз от брошенного в него камня, а Звезда уровня Солнца вскоре угасала от полного прекращения в ней всех термоядерных реакций. Собственно из-за таких вот эффектов Громов и предложил назвать эти тела пулями, не только за скорость перемещения по пространству, но и за смертельный эффект, который они оказывали на другие космические тела.

Даже двум Творящим Монадам понадобилось больше недели непрерывной работы, чтобы полностью обезопасить пространство Домена и немного отдышаться от праведных трудов.

— Кажись, удалось, — немного устало пробормотал Максим, когда они с Виктором сидели за столико ресторана на самой верхушке орбитального лифта.

Виктор усмехнулся, пригубил итальянского белого вина, наслаждаясь его мягким, нежным, вкусом и необыкновенными ощущениями в организме, кивнул в знак согласия. Громов, посмотрев на друга, улыбнулся и, разом осушив стопку водки, сказал:

— Приятно все же ощущать себя иногда простым человеком, не так ли?

Виктор закрыл глаза, откинулся на спинку анатомического кресла.

— Еще бы. Я и забыл уже о том, каково это, просто сидеть и ни о чем не думать.

Грустно усмехнувшись, Максим произнес:

— Это наше с тобой бремя. За все надо платить, за божественную силу — вдвойне. Сила не дается абы кому, не дается просто так, кому попало, вместе с ней идет титаническая ответственность, которая, порой, может свести с ума.

Он мельком, совершено по-человечески, оглядел людей, собравшихся в зале.

— Посмотри на них, — сказал Громов. — Ни один из них и не подозревает, кто сидит сейчас рядом с ними. Для них недавняя наша с тобой война с Вирусом не более чем дурные видения и сны, реакция Земного Сверхразума, как части Доменного Разума, на грандиозную битву. И таких людей миллиарды. Но без них, без аквидов, файрусов, плазмидов, без сотен и сотен других видов разумных, нам бы не удалось сделать то, что мы сделали, поэтому эта победа всеобщая. Вот они все что-то празднуют, здесь и сейчас у всех великолепное настроение, но никто не задумается об истинных его причинах. Лишь мы одни с тобой знаем правду.

Виктор налил себе еще из графина, вдохнул полный грудью нежный аромат чудесного напитка, аккуратно поставил бокал на стол.

— Сколько у нас времени? — спросил он неожиданно.

Громов скрючил кислую мину, резко и глубоко вздохнул:

— Смотря для чего.

— Хотя бы до того, когда за наши с тобой действия придется расплачиваться.

Громов осушил еще одну рюмку водки, даже не поморщившись.

— Это лишь теория.

— В смысле теория?

— Я не знаю точно, что нам будет за то, что мы устроили искусственную эволюцию всему Домену. Мы с тобой считай ускорили этот процесс на несколько миллиардов лет, и к чему это приведет — неизвестно.

— То есть, санкций может и не быть?

— Может и не быть, — задумчиво произнес Громов, выбивая пальцами об стол какой-то задорный ритм, — а, может быть, и быть. Я не знаю. Во всяком случае, это не так и страшно. Гораздо опаснее дальнейшая эволюция нашего малыша.

— Ты предполагаешь экспансию?

— Нет, не предполагаю, поскольку мы наделили его весьма хорошими качествами, но праздное любопытство, жажда исследования, жажда помощи, может в итоге обернуться нежелательными последствиями.

— И что делать в этом случае?

— Нам с тобой — ничего. Об этом должны позаботиться пограничные системы контроля и Универсум.

— А если они так позаботятся, что от Доменного Разума ничего не останется?

Громов хитро взглянул прямо в глаза Гагарину.

— Смотрю, в тебе заговорили инстинкты отца?

— А в тебе нет?

— Успокойся. Никто ни кому не причинит вреда, если последуют санкции, то они будут выражаться только в ограничении действия Доменного Разума за пределами собственной Метагалактики. Ты лучше скажи мне, что намерен делать на Земле?

Виктор в полном недоумении уставился на Максима.

— Или тебя на Земле ничто не держит?

До Гагарина, наконец, дошло, что речь идет о Кате.

— Я люблю ее, и…

— И что?

— И… боюсь.

— Боишься?

— Не ее боюсь, а себя. Вчера я мог играючи перетасовывать целые звездные скопления, а сегодня… вдруг я стал слишком холоден? Вдруг эта война сделала меня другим? Что если она не…

— Не неси ерунды, — строго произнес Громов. — Ничего с тобой не произошло, и я уверен в том, что своей возлюбленной ты никак не сможешь навредить. И потом, она знает ведь, кто ты, чем занимаешься, если любит, примет тебя любым.

— Ага, — надулся Виктор, — тебе легко говорить. Встал бы на мое место.

— Да запросто, — улыбнулся Максим. — Катька твоя — настоящая красавица и умница, так что…

— Даже думать забудь, — насупился Виктор.

Громов заржал, на некоторое время привлекая к себе внимание посетителей ресторана.

— Оказывается нужно было вывести тебя на ревность, чтобы все встало на свои места. В очередной раз убеждаюсь, что от людей в нас осталось гораздо больше, чем привнесенной в наши тела Божественной сути. Хотя, наверное, именно поэтому нам удалось одержать первую победу.

Они одновременно осушили бокалы, каждый со своим напитком.

— Что будем делать с этими ямами? — спросил Виктор.

Громов почесал макушку, долго не отвечая.

— А знаешь, — наконец произнес он, — нам нужно совершить еще одно путешествие по Универсуму и на это раз в такие дали, что тебе и не снились.

— И что… мы найдем там ответы на этот вопрос?

— Кто знает. Возможно.

— А сели нет? Если эта тайна лежит за пределами нашей компетенции?

Максим долго молчал. Потом на столе прямо в воздухе появилось изображение древней арены, на которой два маленьких человечка, вооруженные мечами, дрались насмерть между собой. Сражение продолжалось несколько минут, пока один из них, ловким приемом не вышиб меч соперника и не пронзил тому грудь. Убитый схватился за чудовищную рану, его ноги подломились, он упал на колени, а потом безвольным кулем рухнул на живот.

— Знаешь, кто они? — спросил Громов, не спеша убирать изображение. Само собой он сделал так, что эти его фокусы никто кроме Виктора в ресторане не видел.

— Римские гладиаторы, — не задумываясь, ответил Виктор.

— Правильно. А знаешь ли ты, с каким девизом эти храбрые отважные воины выходили на кровавый песок арены?

Этот девиз Гагарин в точности не помнил, однако то был прежний Гагарин, а этот, моментально извлек из памяти надсознания необходимые сведения.

— Кажется, они говорили что-то типа, «идущие на смерть приветствуют тебя». Они так обращались к Цезарю, насколько я помню

— И такое было, — утвердительно кивнул Громов. — Эту речь, ты прав, гладиаторы произносили самому Императору. Однако существовал и еще один девиз, девиз братства гладиаторов и звучал он…

— Победа или смерть, — перебил Максима Виктор.

— Точно.

— И к чему ты это сейчас мне рассказываешь?

— А к тому, что мы сейчас именно те самые древние гладиаторы, только драться будем не меж собой и вообще, неизвестно еще придется ли нам драться вовсе. Известно лишь, что если мы не победим, то погибнем. Улавливаешь аналогию?

Аналогию Виктор улавливал, и она ему очень не нравилась. Он до конца не верил еще в то, что им удалось одолеть Вирус, пусть только на просторах собственного Домена, а здесь тайна была еще более туманной и непонятной. И ее действительно надлежало разгадать или же совсем не возвращаться домой.

— Выше голову, — взбодрил друга Громов. — Еще совсем недавно Вирус казался нам неодолимым противником, но нам удалось переиграть его, во что поначалу даже я не верил. Теперь еще одна загадка, пока не понятная, но это потому, что мы еще в серьез за нее не брались.

Виктор, понурив голову, смотрел на гладкий блестящий стол.

— Хватит киснуть. Иди, навести свою Катерину, и отправляемся. А то Тесла нас, поди, уже заждался. Вот, кстати, с кого тебе надо брать пример. Жажда приключений в нем не угасает, а лишь, наоборот, растет, и это несмотря на то, что ему-то как раз накостылять гораздо проще, чем нам с тобой.

Гагарин медленно поднялся из-за стола, хмуро взглянул на Громова и произнес:

— Не знаю, сколько мне понадобится времени. Может быть, придется задержаться.

— Только не очень долго.

Виктор кивнул и растаял в воздухе. Никто из посетителей не обратил на это никакого внимания.

* * *

Была уже глубокая ночь, когда никем не видимый и не слышимый Гагарин материализовался в спальне Катерины. Соломон совершенно не обратил на него никакого внимания, поэтому сигналов тревоги не последовало.

Девушка спала. Ее дивные золотистого оттенка длинные волосы разметались по подушке случайным узором; веки изредка вздрагивали, видимо Катя видела какие-то сны. Она была настолько прекрасна, так невинна, чиста и беззащитна, что Виктор на секунду решил просто покинуть помещение и не будить ее. Но потом, не в силах оторвать от девушки своего взора, все же передумал. С минуту он наблюдал за ней, наслаждаясь удивительным совершенством форм, тонким, гармонически правильным рисунком лица. Было что-то загадочное, таинственное в ее образе. Даже это странное подрагивание век вызывало в его сердце бурю эмоций, и этот фрагмент настоящего хотелось растянуть, превратить в вечность. И, к слову, Гагарин как раз мог это сделать.

Наклонившись над Катей, Виктор мягким движением пальцев погладил ее теплую щеку. Девушка никак не отреагировала на его движение, и он перенес свое прикосновение на ее волосы. На секунду пришло желание подсмотреть ее сны, но Виктор вовремя себя одернул.

Он провел с ней всего пол часа, так не разу и не заговорив. Просто гладил ее руку, волосы, щеку и думал… Да ни о чем он не думал, просто наслаждался моментом. А когда пришла пора уходить, Виктор решил оставить ей напоминание о себе.

Когда фигура Гагарина растаяла в воздухе, на столе перед кроватью девушки появились ее любимые лилии в хрустальной, дивной красоты, вазе, и маленькая красная коробочка в форме сердца, куда обычно по традиции еще с незапамятных времен клали кольца.

— Ты что-то быстро, — сказал Максим, хлопая друга по плечу. — Как все прошло?

— Никак, — спокойным, уверенным тоном ответил Гагарин. — Я решил ничего не говорить, и она была не в состоянии. Короче я передумал.

— Передумал насчет чего?

— Насчет прямого контакта. Пусть все идет, как идет. Пока дело не сделано, мне незачем являться к ней.

Громов как-то по особому вздохнул, развернул Виктора перед собой, посмотрел тому в глаза, словно пытаясь в них что-то найти.

— Ты уверен в этом? Мы ведь можем не вернуться вообще.

— Пусть так. Но вот теперь у меня появилась еще одна причина, и довольно весомая, все же возвратиться назад.

— Что ж, — отступил на шаг Громов, — это твое право. Надеюсь, ты знал, что делал.

Команда, состоящая из двух Монад и одного посла плазмидов, Николы Тесла, собралась на Луне в одном из кратеров, который люди по неизвестным причинам не пожелали застраивать.

— У тебя еще есть шанс отказаться, — напомнил Тесле Виктор об опасности совместного похода.

— Какая бы ни была опасность, она не сможет обратить мое решение вспять. Если нам всем и суждено погибнуть, то сделаем это хотя бы как мужчины.

— Слова истинного воина, — поддержал его Максим. — Ну, что, в путь?

Три фигуры бесследно растаяли в пространстве кратера, чтобы спустя одно мгновение объявиться вблизи все разраставшейся зоны жидкого вакуума. С виду это аномальное пространство ничем не отличалось от простого, обычного физического вакуума. Любой капитан звездолета мог бы пройти мимо этой зоны на довольно близком расстоянии и даже инком не смог бы однозначно ответить ему, насколько опасен ложный вакуум, и как близко корабль к нему подобрался. На границе двух вакуумов тоже все было спокойно: ни тебе обычных вспышек, всякого экзотического излучения, ни тебе ненормальных частиц, игр с топологией пространства — в общем, ничего такого, что могло хотя бы как-то обезопасить корабли от их уничтожения.

Виктор попытался искусственно поменять топологию пространства вблизи квантовой ямы, но если окрестности легко поддались его воле, то сама зона жидкого вакуума даже не пошевелилась. У Гагарина сложилось такое впечатление, что каркас его закона просто разорвался в том месте, где был аномальный вакуум, и исчез.

Громов так же решился поэкспериментировать над квантовой ямой. Он создал информационно-энергетический пакет, сравнимый с небольшим материальным телом, переправляемым по струне, скопировал его и запустил первый вариант через зону жидкого вакуума сначала в обычном режиме, а потом, точную копию, — в прыжковом. В обоих случаях результат был одинаков и совершенно не обнадежил Творящую Монаду: оба пакета растаяли в небытие, причем струна, созданная для переправы второго пакета, по всей видимости, едва коснувшись квантовой ямы, так же исчезла. Это в свою очередь свидетельствовало о полном разрушении квантованного пространства-времени в пределах квантовой ямы.

За последнее время скорость расползания каждой из ям не увеличилась ни на миллиметр в секунду, что, впрочем, не могло радовать Громова и Гагарина, поскольку таких зон становилось все больше и больше.

Последовательно запущенные в нее черные и белые дыры, попытка оградить квантовую яму от реального пространства сверхплотным или наоборот сверхрастянутым квантованным пространством, а также взять в кольцо каким-либо видом поля так же не увенчались успехом.

— Все ясно, — наконец сказал Громов, — любой наш с тобой закон для этой прожорливой пасти не более чем пища. С последствиями мы с тобой справиться будем не в состоянии, поэтому единственно верным вариантом для нас остается поиск причины.

Виктор утвердительно кивнул.

— Простите, — вмешался в разговор Тесла, — но вам не кажется, что нам необходим разумный план действий. Что вы собираетесь найти в других Доменах? Допустим, вы получите подтверждения тому, что квантовые ямы существуют не только у нас, и что дальше?

— Мы будем пытаться найти причину их появления.

— И вы знаете, как она должна выглядеть? Вы уверены в том, что когда, точнее, если наткнетесь на нее, то однозначно сможете сказать, что именно это и есть причина появления жидкого вакуума?

Обе Монады переглянулись.

— А нам ничего не остается, — сказал Виктор. — Сидеть, сложа руки, мы не намерены, так уж лучше попытаться сделать хотя бы что-то, чем ждать, пока тебя съест аномальное пространство.

Ответом ему стало молчание.

Первый Домен, который они посетили, практически ничем не отличался от их родной Метагалактики за исключением некоторых физических параметров, одни из которых были меньше соответствующих своих показателей, другие наоборот больше. Но в целом, это практически никак не меняло привычную картину космоса. Здесь также были звезды различных классов, которые светили благодаря наличию в их недрах реакции термоядерного синтеза, вокруг центральных светил также вращались планеты всех известных классов, а звездные системы были объединены в галактики. Именно на уровне галактик в глаза бросалось, пожалуй, самое заметное отличие этого Домена от предшественника — практически повсеместное наличие галактик неправильной формы, представлявших собой геометрически аморфные острова. На это поспешил обратить внимание любопытный в таких аспектах Никола, который с жадностью впитывал все, что творилось вокруг. Для него стало настоящей сенсацией то, что при проникновении в другой Домен их довольно бесцеремонно попытались завернуть назад. Правда, пограничная система, поняв, кто находится перед ней, быстро сменила гнев на милость и при наличие честного слова со стороны Монад ничего не трогать и никого не уничтожать, отпустила восвояси.

— Никогда бы не поверил, что мельчайшее изменение в фундаментальных константах может так сильно повлиять на внешний облик Домена, — восклицал Тесла.

— Это совсем не сильно, — успокоил его Громов. — Наличие галактик неправильной формы и странный, на первый взгляд, сетчатой структуры космоса, можно спокойно опустить, потому что в иных местах встретишь такое, что удивляться будешь еще очень и очень долго.

— И все-таки это великолепно, — не унимался Никола. — Сколько же вариантов бытия возможно в нашем Универсуме…

— А сколько их возможно в Большой Вселенной.

Ностальгические разговоры, однако, вскоре прекратились, поскольку, во-первых, в этом Домене так же было достаточно велико влияние Вируса (здесь ему осталось практически самую малость до своей материализации), а, во-вторых, квантовых ям здесь было едва ли не больше, чем в их собственном Домене и скорость роста каждой из них сильно превышала привычную. Не без злорадства Максим отметил тот факт, что и Вирус ничего не мог поделать с наличием жидкого вакуум, который одинаково хорошо растворял любое пространство и уничтожал любую информацию, в том числе созданную самим Вирусом.

— Радует одно — эти штуки явно не его рук дело, — сказал Громов, наблюдая за действием местных квантовых ям.

— Тогда чьих? Если квантовые ямы одинаково хорошо работают вообще против всего сущего, включая и Вирус, то представляешь себе мощь того, кто активировал этот процесс?

— Поживем, увидим, — процедил Максим.

Задерживаться здесь надолго не стали. Вирус довольно быстро почувствовал присутствие на своей территории Творящих Монад, и начал активизировать свои силы на их подавление, поэтому было решено убраться подобру-поздорову и не ввязываться в лишние передряги.

— Все-таки это не честно, — молвил Тесла, когда необычный отряд пересек очередную границу Доменов.

— В смысле не честно? — не понял его Виктор. — Это ты сейчас к чему сказал?

— Это я к тому, что, освободив от влияния Вируса собственную Метагалактику, мы не можем ничем помочь соседним Доменам, которые будут неминуемо уничтожены Вирусом.

— Мы не можем спасти всех, — ответил ему Громов. — Мы едва унесли ноги, изгнав Вирус из наших краев, но в чужих Доменах у нас нет ни малейшего шанса.

— Да, но ведь в этом Домене Творящая Монада так и не появилась в отличие от нашего родного. Это же что-то должно означать?

— Что-то и означает, однако явно не то, что в качестве всемирных спасителей Универсум избрал именно нас.

Тесла хмыкнул, точнее послал своим друзьям мысленный посыл, имитирующий ухмылку.

— А чем вы, простите, сейчас занимаетесь, если не спасением? Я — да, даже не претендую на роль спасателя, поскольку не обладаю ни соответствующими силами, ни соответствующим знанием, но вы…

— Мы, во-первых, пытаемся разгадать тайну повсеместного появления квантовых ям, а во-вторых…

Досказать свою мысль Громов не успел, поскольку в этот момент все члены команды были потрясены донесшимся до них предсмертным пси-криком. По тому, насколько сильным был этот крик, можно было судить, насколько грандиозным разумом он был послан в пространство.

Этот Домен так же отличался от родного для Виктора Домена не слишком сильно. Самое важное отличие таилось в ультрамикромире, то есть на микрогранице, и заключалось не в квадрупольной структуре пространства-времени, образованной двумя положительными электрическим и магнитным зарядами и двумя отрицательными, а в бионной его основе. Точнее основа эта имела один электрический бион и один магнитный (каждый бион был образован комбинацией положительного и отрицательного заряда) которые, вопреки здравой логике, совершенно не собирались соединяться между собой, а вполне себе нормально существовали рядышком. Но, несмотря на такое, кажущееся на первый взгляд, фундаментальное различие в строении мироздания, видимых отличий этот Домен не имел. Правда Громов тут же заметил, что эта Метагалактика довольно молода, едва ли старше его родного Домена, но, несмотря на это, в ней уже вовсю существовали сверхразумные системы, которые не стремились уничтожить друг друга, а стремились объединиться в нечто большее. Одно из таких объединений и умирало в настоящее время, растворяясь в гигантской по своим масштабам квантовой яме, размером с целый войд.

— Кажется, я кое-что начинаю понимать, — сказал Виктор, глядя на это страшное зрелище. Ни он, ни Громов не удивились тому, что пограничная система даже не поинтересовалась ими. Возможно, ей уже не было дело до нарушителей границы, возможно — системы уже не существовало в принципе.

— Что тебе стало ясно? — одновременно спросили Громов и Тесла.

— Обратите внимание на скорость распространения фронта жидкого вакуума. Чувствуете, какова она?

А обратить здесь внимание и в самом деле было на что. Аномальная зона вакуума расширялась с фантастической скоростью, многократно превысив местный скоростной лимит, который несколько отличался от привычной скорости света.

— Любопытно, — прокомментировал увиденное Никола. — Как ему удается обойти законы физики? Или здесь не существует скоростного ограничения?

— Существует, просто он этот закон преспокойно сожрал. Но ты не сделал правильных выводов.

Зато их тут же сделал Максим.

— Думаешь, размеры квантовой ямы как-то влияют на скорость ее расширения?

— Мне кажется, что влияют. Хотя не берусь утверждать на все сто процентов.

Осмотревшись по сторонам более тщательно, они сумели обнаружить еще несколько зон аномального вакуума, таких же огромных, пожиравших пространство с убийственной скоростью.

— Домен обречен, — молвил Громов, взирая на все происходящее с неописуемой грустью. — Несколько лет по местному времени понадобится уже существующим квантовым ямам, чтобы полностью поглотить все пространство, и ни кто не может дать гарантию, что этих ям не прибавится в ближайшее время. Кроме того, роль могут сыграть кое-какие неучтенные факторы.

— Какие, например? — спросил Тесла.

— Ну, скажем наличие минимальной критической массы, по достижении которой Домен просто схлопнется сам в себя.

— И никакого намека на причину появления этой заразы, — вторил ему Виктор. — Если все дальнейшие места будут встречать нас таким же разорением, мы однажды рискуем влететь в коллапсирующийся Домен.

Однако в следующей Метагалактике ничего подобного не происходило. Нет, квантовые ямы и здесь имели место быть, но весьма в малом количестве, и расширялись они очень неохотно. Но самое главное — в этом Домене не было присутствия Вируса, что с одной стороны радовало, а с другой — настораживало.

После необходимых и ставших уже традиционными процедур на таможне наступило время осмотреться. Местный космос был весьма необычен. Во-первых, атомы представляли собой застывшие волновые образования, кольцевой или цилиндрической формы, а такого понятия как электромагнитное поле здесь и вовсе не существовало. Местный электрон выглядел как кластер концентрических, вложенных друг в друга колец, а протон — как очень твердый плотный шарик также образованный застывшими волнами.

Но макромир отличался не менее слабо от привычного, чем микромир. Местные светила не имели привычных шарообразных очертаний звезд, а представляли собой облака неправильной формы, только более плотные. По всем законам они уже должны были сжиматься и превращаться в полноценные звезды, но в этой Метагалактике подобное отчего-то не реализовывалось, зато механизм, позволявший облакам не разбредаться в разные стороны и светить очень ярко, порой гораздо интенсивнее, чем самые яркие звезды, был виден практически невооруженным взглядом. Каждое такое звездное облако было обрамлено своеобразной короной из застывших специфического типа волновых образований, хитро сплетенных между собой и игравших роль своеобразного каркаса.

А вот в планетном мире все оставалось без изменений. Имели место быть газовые гиганты и каменистые землеподобные планеты, а так же астероиды и прочие малые космические тела, которые вращались по своим довольно разнообразным орбитам, образуя звездные системы.

Пожалуй, самым главным отличием этой Метагалактики являлось полное отсутствие галактик, скопления галактик и сетчатой структуры космоса. Вообще любая организация материи на уровне, превышавшем звездную систему, отсутствовала как класс. Пространство было изотропно и однородно, представляя собой один сплошной звездный туман, который никуда не двигался и никак не взаимодействовал отдельными своими частями между собой. Здесь не было и намека на такие объекты как черные или белые дыры, квазары, балджи у галактик, здесь не было никакой темной материи и энергии, а уж о катаклизмах, подобных столкновению галактик, можно было вообще забыть.

И вот в такой экзотической идиллии рождались разумные виды, причем их плотность расселения по местному космосу превышала известную в родном для Виктора Домене едва ли не в десять раз. Жизнь здесь кипела буквально повсюду, на каждой планете, и была она не просто жизнью, но разумной жизнью. Естественно, она была не похожа и различна между собой. Одни виды представляли собой волновые структуры, другие — имели своей основой полевую форму материи, третьи имели углеродистую основу (естественно местный углерод сильно отличался от того, что был распространен на родине Громова), а иные — представляли собой кремниево-органическую структуру. Количество видов зашкаливало за все разумные пределы, однако, кроме них существовали и интегральные разумные системы, простиравшиеся на целые планеты, звездные системы и даже отдельные области звездного тумана.

И не намека на деятельность Вируса!

В принципе, увиденное Виктором в этом Домене в пределах Универсума считалось вполне себе нормальным и стандартным, но существовала еще одна любопытная деталь: сверхразумные системы, все до единой, обладали мощнейшим потенциалом операторов реальности и использовали его исключительно на познание мира, поэтому они практически мгновенно поняли, кто решил посетить их Метагалактику и бросились к Монадам с расспросами.

Объяснения типа как они здесь оказались, какую цель преследуют, какие еще Метагалактики посещали, как выглядит там жизнь и почему вообще они появились на свет, заняли львиную долю времени, после чего наступила пора задавать самые горячие вопросы уже Виктору и Максиму.

— Скажите, будьте любезны, — начал Громов, — вам известно, что в соседних Доменах, как, впрочем, и практически во всех Метагалактиках Универсума, действует такая структура как Вирус?

Ответ последовал незамедлительно. Каждая из разумных систем, очевидно, давным-давно догадывалась о том, что не одинока и, видимо, в исключительных случаях могла объединяться с соседками для более продуктивной работы.

— Нам удалось это установить по косвенным признакам, однако о том, что этот, как вы его назвали, Вирус действует практически во всех Метагалактиках Универсума, слышим впервые.

— Это очень пугает, — молвила еще одна система за номером два. Из-за практически неотличимых друг от друга черт и одинаковых носителей разума, такие системы можно было разве что пронумеровать, чтобы хотя бы как-то их отличать. — Вирус убивает все живое, и если такое творится повсеместно, то он скоро может появиться и здесь.

— Это вряд ли, — возразил ей Виктор. — Вирус пребывал в Домене изначально, точнее инфильтрировал в него свои законы до тех пор, пока не набирал необходимую их критическую массу, назовем это так, после чего происходило одно из двух: либо он начинал действовать активно, то есть переподчинять себе жизненные формы для их последующего уничтожения, либо к тому времени местные разумные системы успевали организоваться в мощную сверхсистему и не поддавались его воле. Последнее наблюдалось крайне редко, и, отрадно, что в этом Домене как раз так и произошло.

— Но у нас есть другая напасть, — сказала первая система. — Области, в которых пространство и даже само время распадаются. Их становится все больше, и по некоторым признакам мы можем утверждать, что такой болезнью поражен не только один наш Домен. Вам известно что-нибудь про это явление?

— А я только хотел их об этом спросить, — сказал Виктор Максиму. — Какие они сообразительные. Жаль, что от них мы, скорее всего, не получим никакой информации.

— Не стал бы так рубить сплеча, — заявил ему в ответ Громов. — Напрямую они нам не смогут ничего сказать, но вот по косвенным признакам, кое-что интересное можно выудить.

— Уважаемые друзья, — ответил им Громов, — мы как раз именно из-за этой проблемы пустились в странствие. Да, вы правы, квантовые ямы присутствуют повсеместно, и очень обидно, что они существуют даже там, где нет Вируса. В некоторых местах они практически поглотили весь Домен со всеми формами жизни, в том числе и с Вирусом, в некоторых они едва развиваются, но все же развиваются, что крайне беспокоит. Мы пустились в странствие, чтобы ответить на вопрос, что послужило причиной появления этих ям.

— У вас уже есть какие-нибудь идеи? — в один информационный посыл спросили сразу все системы, участвующие в беседе?

— Лишь отстраненные умозаключения. Например, мы предполагаем, что Квантовые ямы — явление уровня Универсума.

— Или выше, — поддержал его Виктор.

— Да, или выше. Однако о причинах появления ничего сказать не можем.

Разумные системы разразились нестройным информационным шумом. Они бурно обсуждали между собой услышанное, и никак не могли прийти к единому мнению, какой же следует задать следующий вопрос, и так, чтобы он оказался наиболее важным. Наконец, когда страсти улеглись, такой вопрос был задан:

— Вы упомянули, что это явление может быть уровнем выше Универсума. Вам известно, что это за уровень? Что вообще выше Универсума?

— Известно, — ответил им Виктор. — Наш Универсум далеко не одинок и совокупность подобных ему образует Большую Вселенную. Возможно, и она в свою очередь не одинока, но это нам не дано знать. Хотя принципиальных ограничений для этого нет.

Снова двум Монадам пришлось отвечать на бесполезные вопросы типа, бывали ли вы за пределами Универсума, хотели бы вы там побывать, и как по-вашему, сильно ли отличается один Универсум от второго. Виктор и Громов честно и по возможности подробно отвечали на каждый из них, удовлетворяя любопытство местного разума.

— Возможно ли, что эти квантовые ямы связаны с Вирусом? — задали им очередной вопрос.

— Исключено, — ответил Громов. — Вирусу совершенно не выгодно разрушение Доменного пространства. Он стремится уничтожить жизнь, но не пространство само по себе, а квантовые ямы уничтожают вообще все, включая и сам Вирус.

Но оказалось, что здешний разум имел ввиду немного другое.

— Мы хотели спросить, не является ли процесс активации квантовых ям своеобразной реакцией чего бы то ни было, пусть будет, к примеру, Универсума, на действие Вируса?

Предположение это всерьез заставило Виктора и Максима задуматься, а Тесла мысленно даже зааплодировал.

— Ну, и почему мы до этого не додумались? — спросил Виктор своего друга.

— Видимо, потому что необходим был взгляд со стороны, а мы слишком были заняты разборками с Вирусом, чтобы разглядеть такую привлекательную идею. И все же, я бы не стал так уж сходу брать ее за основную и действовать согласно этому пути. Подобные теории требуют тщательнейшей проверки, поскольку ошибки в игре с этим явлением чреваты тотальным поражением.

В свою очередь местным разумным системам Громов ответил следующее:

— Очень симпатичные выводы, но вероятность их истинности не такая уж высокая. Во-первых, если это своеобразная реакция Универсумом на действия Вируса, то Творец совершил форменное самоубийство, поскольку схлопывание каждого Домена в сингулярность неминуемо приведет к схлопыванию всего Универсума, а это уже ЧП уровня Большой Вселенной. Я не думаю, что для Нее бесследно пройдет такой катаклизм. Во-вторых, если сей механизм призван обезвредить деятельность Вируса, то он действует слишком радикально, потому что конечный итог деятельности Вируса и действия квантовых ям практически одинаков, причем во втором случае он вообще фатальный.

— А если за всем стоит, скажем, не Универсум, а как раз Большая Вселенная? Вы ведь рассказывали нам, что артефакт именно Большой Вселенной обнаружили в одной из Метагалактик.

И вновь Громов не сразу нашелся, чем возразить. Логика в подобных размышления была и очень даже здравая. Стоило зацепиться за эту идею и развить ее.

— И каков смысл этих действий? — спросил Громов.

Ответ поразил его своей четкостью, простотой и неожиданностью. Действительно было странно, как им самим не пришла в голову эта идея.

— Ликвидация зараженного Универсума, поскольку он, видимо, может представлять опасность для других Универсумов или даже для Большой Вселенной.

Надо было признать, что местный разум способен был пойти на многое, и самым ярким доказательством этого служили его идеи.

— Похоже, — сказал Виктор, — нас с тобой перещеголяли в знании взаимоотношений в Большой Вселенной.

— Вполне возможно, — ответил ему Максимв. — Знаешь, а я буду даже рад этому. В конце концов, необходимо найти правильный вывод, точную и однозначную причину всего этого хаоса, и какая разница, каким способом этого стоит добиваться? Не зря ведь мы пустились в странствие. Я даже близко не мог предположить, где и, самое главное, как искать ответы на вопросы, а здесь они сами идут к тебе.

— Давай только не будем спешить с выводами. Истина становится таковой только тогда, когда подтверждается из нескольких независимых источников.

— Ты намекаешь на то, чтобы заняться поиском этих источников?

— Хотя бы. И знаешь, у меня родилась еще одна гипотеза.

— Давай делись, коль уж у нас сегодня одни сплошные гипотезы.

— Как ты думаешь, какова вероятность одновременного появления в одном Универсуме двух процессов из Большой Вселенной?

Громов задумался на мгновение, потом ответил:

— Раньше я б сказал, что практически ничтожная, но сейчас… К чему ты клонишь? Не томи.

— Я клоню к тому, что появление ключа, которого мы оставили на попечения одной разумной системы, и этих квантовых ям могут быть связаны между собой. Это два явления очень высокого порядка, вот и мне кажется, что одновременное их появление — это вещь, мягко говоря, невероятная, так почему бы не предположить, что это не разные вещи, а следствие, вытекающее одно из другого?

— Ты хочешь сказать, что ключ — это активатор квантовых ям?

— Именно.

Если бы Громов в данный момент был материальным объектом, он наверняка схватился бы за голову. Мысль друга была одновременно и очевидной, и весьма противоречивой. С одной стороны такое нельзя было списывать на элементарное совпадение, с другой — поверить в то, что именно ключ являлся сейчас причиной всех их бед, как-то сразу не получалось.

— Предположим, ты прав, — медленно произнес Громов, точнее послал соответствующий информационно-эмоциональный посыл, — и ключ действительно связан с появлением квантовых ям. Но кто тогда создал ключ?

— А кто ответственен за изготовление подобных артефактов в Большой Вселенной? Думаю, ни ты, ни я этого не знаем. Думаю, этого не знает даже Творец, хотя как у него спросишь, что ему известно, а что нет.

— Спросить можно при желании, но это сейчас не главное, буркнул Громов задумавшись.

— Что можно, простите? — подал мысле-голос Тесла. — Спросить у Творца? Вы способны связываться с Творцом?

— Лишь в исключительных случаях и то не всегда, — ответил ему Виктор.

— Точнее не везде, — вторил ему Максим.

Никола разразился в пространство целым вихрем эмоций и мысле-форм, самые понятные из которых можно было примерно перевести, как не может этого быть, и что же вы от меня такое скрывали. Насилу успокоив своего товарища, Монады тепло распрощались с местными разумными системами, пообещав им в свободную минуту забежать, чтобы поболтать и пустились в дальнейший путь.

— Так все-таки каков наш план? — спросил Виктор.

Громов думал не долго:

— Пока прежний. Ищем, разговариваем, анализируем, а дальше будет видно.

С этими словами они покинули гостеприимный Домен.

 

Глава 8

Не отступать, не сдаваться

Маленький светящейся шар, размером с футбольный мяч, был практически незаметен на фоне пылающего яростным огнем светила, хотя на фоне бездонной черноты окружающего космического пространства он был отчетливо виден, особенно когда не просто висел на одном месте, замерев, подобно хищнику перед решающим прыжком на свою жертву, а двигался из стороны в сторону. Порой казалось, что этот мячик танцевал, а иногда — что разговаривал, причем речь эту при желании мог понять каждый, ведь в ней присутствовал очень яркий эмоциональный оттенок.

— Никола, — мысленно окликнул светящийся шар Громов, — вот я тебя не понимаю, чему ты так радуешься? Обыкновенное светило, обыкновенного мира.

— Обыкновенное?! — воскликнул Тесла.

— Ну да. А что здесь удивительного? Хорошо, единственное отличие этой звезды от многих других в том, что она питается энергией не термоядерного синтеза, а энергией аннигиляции материи и антиматерии.

— Это же колоссально! — не унимался Тесла. — Здесь происходит не точечная аннигиляция, а пространственная, представляете? В каждом миллиметре объема звезды попарно рождается одинаковое количество частиц и античастиц, и они аннигилируют, причем половина энергии идет на рождение следующих пар, а половина излучается в пространство. Никогда не думал, что такое возможно.

— И все равно не понятно, на что здесь смотреть, — подключился к диалогу Виктор. — Ну, ладно был бы какой экзотический мир, которых мы повидали уже предостаточно, но этот ведь — точь-в-точь наш Домен, только звезды здесь работают несколько иначе. Ну, а так, оглянись: планеты есть, галактики — пожалуйста, сетчатая структура, сверхскопления, системы белых и черных дыр, квазары — все в наличие. Даже физические константы и те практически идентичны нашим.

— Вот это и удивительно, — ответил Никола. — Мир такой же, как наш, и в то же время настолько непохож на него. Колоссальное открытие, просо колоссальное.

— А мне больше понравился предыдущий Домен.

— И что там хорошего было? Ну, нет там планет, согласен, оригинально, но не настолько; есть белые дыры, излучающие энергию в пространство и черные, которые ее поглощают. Из этих ансамблей составлены местные галактики, но больше там нет ничего. И жизнь довольно-таки редка. И все равно там полно этих квантовых ям, которые очень скоро прихлопнут тот Домен.

— Ты так говоришь, как будто будешь этому рад.

— И ничего я не рад. Просто очень будет обидно, если и этот Домен загрызет Вирус.

А все предпосылки для этого были. Нельзя было сказать, что эта Метагалактика была копией родной Виктору и Громову, но, безусловно, схожесть была и очень сильная. Вирус здесь был проявлен собственными законами, которые постепенно проникали во все физические объекты и приводили к таким явлениям как бесконтрольное увеличение числа взрыва сверхновых, бесконечные техногенные аварии у технологических цивилизаций, и просто войн между одними расами и другими. Кроме того, в Домене также имелись места с жидким вакуумом, которые постепенно поглощали пространство, уничтожая все на своем пути, не разбирая плохих и хороших.

— Есть вообще какая-нибудь закономерность в том, куда и как мы прыгаем? — спросил Тесла, оторвавшись, наконец, от созерцания чужой звезды.

— В смысле?

— Я хотел уточнить такой факт. Предыдущий Домен был довольно экзотичен, а три, которые мы посетили до него, так и вообще были какими-то невероятными по своему содержанию. По логике вещей, мы, удаляясь дальше и дальше от своей Метагалактики, должны посещать все более экзотичные места, а на деле так случается не всегда. Вот и спрашиваю, есть ли какая закономерность в том, куда и как мы прыгаем?

Громов не задумываясь ответил:

— Мы идем все время вперед, если для Универсума вообще применимо такое выражение. Но наше направление совершенно точно не влияет на то, какой Домен мы посетим в тот или иной раз. Универсум это бесконечномерный объект, Фрактал Пространств и Состояний и из любого Домена можно попасть в любой всего за один переход.

— А выйти за пределы?

Громов вздохнул, точнее, послал в пространство соответствующий эмоциональный посыл.

— Если бы я знал, наверняка бы уже побывал в пространстве Большой Вселенной.

Вот уже несколько переходов им никак не удавалось найти что-нибудь ценное, хотя бы отдаленно напоминавшее нужную информацию. Разумные системы, встречавшиеся на пути, были очень слабыми в плане знаний об окружавшем их мире или же их не было вовсе. И ничего необычного. Везде картина, созданная под копирку: действие Вируса в той или иной форме, наличие жидкого вакуума, пожиравшего пространство и никого, кто бы мог этому противостоять.

— Я вот что подумал, друзья, — обратился к своим спутникам Тесла, — вы вообще в курсе того, как в разных Доменах течет время? Возможна ли такая ситуация, что пока мы тут шляемся, ищем непонятно что, наша родная Метагалактика уже и…

— И думать об этом забудь, — в один мысле-голос заявили Виктор и Громов. — Да время течет по-разному, согласен, но это не означает, что мы не просчитали хотя бы приблизительно предложенный только что тобою вариант.

— По этой же причине, — добавил Громов, — мы совершаем сейчас перемещения лишь первого и второго рода.

— Первого и второго? — моментально уцепился Тесла за пробел в своих знаниях. — Что это такое?

— Перемещения первого рода — это любые передвижения, любым известным способом внутри одной Метагалактики. Соответственно перемещения второго рода, это то, чем мы занимаемся вот уже некоторое время, прыгая из одного Домена в Другой.

— Но, если есть первый и второй, значит есть и третий, который вы боитесь совершать, не так ли?

— Есть и третий, и о его наличие легко догадаться, если учесть что Универсум это Фрактал Пространств и Состояний.

— Ну конечно, — воскликнул Тесла, — это же очевидно! Путешествия во времени, точнее по состояниям, потому что времени в принципе не существует, есть лишь направление всех энергетических процессов, квантуемое каждую… каждую…, вообще, в каждом Домене по-разному.

— Да. И вот проблемы с состояниями трудно поддаются вычислениям. По сей причине, мы не ищем ответы на вопросы в условных будущих и прошлых временах, хотя очень хотелось бы.

Тесла что-то «забубнил себе под нос», по-видимому, разразившись активной мысленной деятельностью. Шарик даже засиял ярче и завертелся вокруг своей оси.

— А существуют ли переходы четвертого рода?

— Если за таковые принимать выходы за пределы Универсума — то да, существуют.

— Но тогда должны существовать и переходы других, более высоких уровней.

— Возможно, они есть. Не забывай, нам ровным счетом ничего не известно о пространстве Большой Вселенной…

Виктору вдруг показалось, что он на мгновение стал обычным человеком, которого посадили в совершенно изолированную от всего окружающего мира камеру, погрузили в обитель совершенной пустоты, темноты и тишины. Спустя некоторое время камеру убрали, а до его слуха донесся словно бы приглушенный хлопок далекого взрыва или раската грома. Судя по всему, Максима постигло подобное состояние.

Даже не задавая вопросов своему другу, Гагарин начал понимать, чем же в действительности были вызваны такие в высшей степени странные ощущения. Творящие Монады были связаны со своими Доменами, и эта связь никуда не исчезала со временем. Каждый Домен-Метагалактика, находился в единой системе Фрактала Пространств и Состояний, а посему тесно взаимодействовал с другими клетками Универсума, и если одна из них схлопывалась в сингулярность, то вибрации, передающиеся через Междометное Пространство, достигали оболочки каждого Домена. Именно эти вибрации и услышали сейчас Творящие Монады, но означало это лишь одно, какой-то Домен исчез, и это было очень редким, а, самое главное, печальным явлением.

— Вирус?

— Скорее квантовые ямы, — пробубнил Виктор. — Если мы не поторопимся, то подобные бумы в недалеком будущем огласят пространства Универсума еще ни раз.

— Это вы сейчас о чем? — спросил Тесла своих товарищей. — Что еще за Бумы? Я ничего не слышал.

Виктор строго посмотрел на светящийся мячик, представил, вдруг, что он — баскетболист, а Тесла — действительно спортивный снаряд, от чего Никола чуть ли не взвизгнул.

— Это что еще за наглость?

— Ничего, — успокоил его Виктор. — Просто хотел пошутить. А Бум, которого ты не слышал, это взрыв одной Метагалактики. Точнее не взрыв, а коллапс.

— Коллапс? — опешил Тесла. — Значит… уже началось? Миры гибнут, и мы опоздали?

— Спасти один из миров мы опоздали, но мы можем попытаться спасти остальные, только я пока не знаю как.

— И если не узнаешь, то вся наша затея, все наши старания будут напрасны.

— Не напрасны, Никола, — успокоил его Виктор. — Мы смогли одолеть серьезного противника в лице Вируса. Пускай мы изгнали его только из нашего Домена, но…

— Какая разница, кого мы изгнали, а кого оставили, если через какое-то время жидкий вакуум поглотит все, и живое, и неживое.

— Успокойся Никола. В нашей Метагалактике это произойдет еще не скоро. Я уверен в том, что квантовые ямы связаны с активностью Вируса, а поскольку она в нашем Домене сведена к нулю, то, по идее, квантовые ямы должны действовать очень медленно.

— И что толку? — не переставал нагнетать обстановку Тесла. — Наш Домен не сможет существовать один в Универсуме, а все остальные Метагалактики — обречены, и положение в них не такое радужное как у нас. Один Домен пропадет в сингулярности…

— Вот когда пропадет, тогда и будет плакать, — разозлился Максим, причем не столько на Николу, сколько на себя, точнее, на свое бессилие. Обладая колоссальными возможностями, он не мог ничего поделать с этой проблемой, поскольку существовали силы гораздо более могущественные, и они не желали, чтобы Универсум существовал.

— Тогда уже поздно будет, — огрызнулся Тесла.

И в этот момент по Гиперсознанию обеих Монад ударили еще раз. Так же, как и в первый раз, это было ощущение далекого взрыва, настолько далекого, что едва хватало сил различить его. И тут же Громов схватился за грудь. Пола черного костюма распахнулась, рука стремительно ворвалась вовнутрь кармана, который, по всей видимости, все же был там приделан, и… ничего не извлекла на свет.

Две человеческие фигурки, застывшие на фоне пылавшего настоящей огненной яростью шара звезды, замерли друг напротив друга. Виктор всмотрелся в лицо друга и не узнал его — настолько оно было необычным, искаженным, сведенным словно судорогой. Будто сам лик смерти сейчас смотрел на Виктора.

— Его нет, — прошептал он мысленно.

— Кого нет? — спохватился Виктор, приходя в себя.

— Кристалла. Портала. Где мы оставили ключ. Мира больше нет.

— Того самого? — теперь уже во всю удивился Виктор. — Где мы…

— Да, да, да!! Именно его!!! — в отчаянии вскричал Громов. Виктор никогда его таким не видел. Всегда Максим представлялся ему образцом сдержанности, уравновешенности и расчетливости, но сейчас он был похож на свою полную противоположность. Это был не Громов, а какой-то Антигромов, если так можно было выразиться. — Ты понимаешь, что это значит?

Виктор попытался успокоить своего приятеля, но все его доводы были напрасны. Странник выглядел так, как будто ему уже сейчас вынесли приговор, сказав, что никаких вариантов больше нет.

— Ничего ты не понимаешь, — грустно усмехнулся Максим. — Где мы теперь будем искать этот артефакт? Среди мириады миров он может быть где угодно, и мы с тобой явно не обладаем знанием для того, чтобы найти его.

— И что с того? Можно было подумать, что, знай мы о его местонахождении, это бы помогло нам избавить Универсум от всех проблем. Мы же пытались на него воздействовать, и все было тщетно. Это объект из Большой Вселенной, все наши попытки устранить его были и будут тщетны.

— Тогда зачем мы пытались что-то сделать?

— Лично я не привык сдаваться, и пока у меня есть возможность сражаться за свое будущее и будущее тех, кто мне дорог, я буду это делать.

Максим устало засмеялся:

— Тебе бы оратором работать, толпы бы собирал.

— Кем?

— Не важно. У нас был один шанс. Теперь нет и его. Что прикажешь делать? Прыгать от радости?

— Зачем прыгать, можно как следует все обдумать и решить, как нам найти артефакт.

— Своими силами мы его не найдем.

— Тогда давай сделаем так, чтобы в этом участвовали не только наши силы. Ты ведь говорил, что при желании можно хоть с самим Творцом связаться? Он наверняка должен знать о том, что творится в его собственных недрах. Как тебе идея? Все лучше, чем просто горевать.

Громов на миг ожил, во всяком случае, Виктору показалось, что в его друга словно бы вогнали инъекцию жизненных сил, но это длилось лишь миг, краткое, мимолетное мгновение.

— Не получится, — устало произнес Громов.

— Почему не получится, мы ведь даже не пытались…

— Я пытался.

Ментальная тишина между тремя существами отряда была столь же оглушительна, как тишина космического пространства.

— Когда я странствовал по мирам Универсума, — продолжил Виктор, — я ни раз пытался выйти на связь с Творцом. Сначала первую попытку я совершил спустя какое-то время, как покинул свой родной Домен, тот Домен, чье пространство и состояние частично соответствовало началу 21 столетия твоего мира. Тогда я был еще совсем зеленой Монадой, многого не знал. Я только успел понять, что с Творцом возможно установить контакт и попытался это сделать, но все мои попытки оказались тщетными. Он не ответил мне, хотя я искренне надеялся на это. Вторую попытку я совершил в то время, когда познакомился с твоим отцом и передал ему на хранение часть найденных мной в странствиях артефактов, но и она оказалась точной копией первой. Я пытался повторить контакт еще три раза, и все три раза на меня не обращали внимание. А потом началась твоя открытая конфронтация с Вирусом, и мне стало уже не до экспериментов.

Виктор слушал своего друга и с каждым словом, произнесенным Громовым, ему становилось все более и более жаль своего товарища. Только сейчас он понял, какую роль для Странника играл сам факт этого контакта. Он с самого начала, как только понял истинный предел своих сил, пытался поговорить с Тем, кто фактически был ему Отцом, и как сын, отринутый своим Родителем, чрезвычайно страдал от этого, но боялся показать свою внутреннюю боль, боялся явить миру свои переживания. День ото дня, год от года они грызли его нутро, сжигали его душу дотла, и даже вся мощь Монады, вся глубина Гиперсознания, которая была подвластна Громову, в этих вопросах оказалась бесполезной.

— Извини, — пробубнил Виктор. — Я… я не догадывался… И я не думал, что для тебя…

— Не начинай даже, — молвил угрюмо Максим. — Я с самого начала боялся именно такого конца. Я пытался всеми силами избежать его, но, видно, судьбе нужно было распорядиться по-другому.

И здесь Виктора, неожиданно даже для него самого, проняла настоящая ярость. Такой злости он не испытывал еще никогда, даже в те моменты, когда пытался разнять схватившиеся насмерть разумные системы Метагалактики. Неужели все его попытки в итоге не приведут ни к чему хорошему? Неужели его путь окончится тупиком, и все затраченные на борьбу силы окажутся впустую?

— Если не получилось у тебя, — нарочито медленно и холодно произнес Гагарин, это не значит, что не получится у других.

Громов криво улыбнулся:

— Это ты себя подразумеваешь под другими?

— А что, нет? — взорвался Виктор. — Только не говори мне, что я неопытен и ничего не понимаю. В те разы ты пытался вновь и вновь выйти на контакт с Творцом, но с чего ты взял, что он тебя не слышал? С чего ты взял, что он не разговаривал с тобой? Может быть, ты просто не понимал его речей? А? Ты не рассматривал такой вариант?

Громов угрюмо молчал.

— Как хочешь, но это пока наш единственный шанс и я намерен за него уцепиться всем, чем могу. Вот если и у меня ничего не получится, тогда можно будет сесть и разреветься.

Лицо Громова казалось все таким же каменно мрачным, но Виктор ощутил в нем маленький огонек надежды.

— Хорошо, — ответил он, наконец. — Давай попробуем, но вместе. Может быть, объединенная мощь двух Монад способна обратить на себя внимание Универсума.

— Вот так бы сразу, — засиял Виктор. — Начинаем?

Громов некоторое время рассматривал фигуру своего друга, потом расхохотался.

— И что здесь смешного? — недовольно проворчал Гагарин.

— Ну, ты дал. Начинаем. Что, прямо здесь? Ты вот думал, что все так просто, и с Творцом можно связаться откуда угодно?

— Ну… это же ты у нас специалист в этой области.

— Уж действительно специалист. Выйти на контакт с Универсумом можно лишь в Междоменном Пространстве, во всяком случае, там этот контакт имеет хотя бы какие-то шансы на успех.

— Тогда что мы стоим?

Переход в Междоменное Пространство не отличался какой-то большой оригинальностью, а вот то, что Виктор увидел по его окончании, поразило его до глубины души.

— Это что, еще одна Метагалактика? Или мы не туда попали?

— Туда-туда. А что ты ожидал увидеть? Вселенскую пустоту, библейский Рай или Ад?

Виктор не нашелся, что ответить. Он со все возрастающим интересом осматривался по сторонам. А посмотреть и в самом деле было на что.

Междоменное Пространство представляло собой фактически еще один Домен-ячейку Универсума только с невероятными, поразительными характеристиками. Местная топология совершенно не знала, что такое постоянство, но одно дело колыхаться в районе трех-четырех измерений, а другое — оперировать бесконечным их числом. Теперь Виктор понимал, почему ни один разум, в принципе, не мог бы до конца познать красоту этого места. Ведь как можно было бы объяснить, что такое многомерная звезда или многомерная элементарная частица, как можно было объяснить, что складки пространственно-временной ткани образуют причудливые формы какой-то странной материи, постоянно исчезающей в неизвестном направлении.

Местное пространство, казалось, само не знало, чего хотело. Оно, с одной стороны, вроде бы стремилось объединить в себе все создаваемое, с другой — разъединяло, разбивало, дробило все существующее в нем. В одно мгновение могло создастся впечатление, что оно существовало и не существовало одновременно, проявляя явные признаки дуализма существования.

Виктор не сразу привык к такой особенности Междоменного Пространства, а когда у него начало получаться прослеживать весь путь образование местных объектов, явлений и процессов, он невольно залюбовался этим. Складке пространства сначала образовывали некие точки, которые потом, под давлением вариабельной мерности, преобразовывались в то или иное событие явление или объект. Вроде бы все просто, но на деле оказывалось, что дальше все эти форм-образования (Виктор назвал их так, совершенно не задумываясь), которых можно было представить, скажем, в виде прямой лини на бумаге, под действием все той же топологии изгибались, превращаясь сначала в бесконечное число изгибающихся во все стороны кривых, а потом в какие-то петлеобразные и спиралеобразные структуры. Разнообразие того или иного процесса, явления, события — поражало, как поражали мощь и творческий потенциал создавшего все это многообразие. Петли, спирали, узлы, кольца, аморфные структуры и полуобъемы, объемы и независимые структуры — от всего этого великолепия можно было натуральным образом сойти с ума, а от количества поступавшей информации — сгореть.

— Хаос, сопряженный с порядком, — благоговейно произнес Тесла, который мог чувствовать многое из того, что ощущали Монады, но лишь с их помощью. — Никогда не думал, что такой симбиоз возможен.

Несмотря на все пляски с пространственной топологией в Междоменном Пространстве все же возможно было выделить некий условный центр и такие же условные края. В условном центре местные звезды сливались в сплошной огненный океан, однако этот океан был конечен, и каждое пространственное воздействие на него так или иначе выделяло некий изолированный объем этого океана, постепенно отрывало его от общей массы и преобразовывало. Так сначала появлялись местные звездные скопления, а уже дальнейшее их деление приводило к образованию звезд. Эти звезды взаимодействовали друг с другом и с пространством, иногда объединяясь воедино, иногда просто исчезая. Виктор сам видел, как две звезды слились сначала в одну, которая изменила свой размер, цвет и светимость, потом распалась аж на пять звездочек поменьше, три из которых были тут же проглочены пространственной аномалией, местной черной дырой. На самом деле, это была отнюдь не дыра, и с привычными Виктору черными дырами ее ничто не роднило, поскольку аномалия представляла собой многомерную структуру, замкнутую саму на себя.

— Двадцатитрехмерная мембрана, — сделал заключение Тесла. — И каких только пространственных объемов здесь ни встретишь.

И так происходило здесь повсюду даже в условном микромире. Виктор взглянул на основу Междоменного Пространства, пытаясь рассмотреть кирпичики этого самого пространства и, к своему удивлению, увидел их довольно отчетливо. Местные кванты пространства-времени отличались весьма сложной своей организацией. На уровне своего существования они являлись своего рода соединительным звеном между местной материей, полями, процессами и явлениями — некая сверхфундаментальная частица, существующая сразу как информация, энергетическая субстанция и материальный объект. Присмотревшись как следует, Гагарин обнаружил, что ядро частицы являлось бесконечномерной мембраной и словно бы в миниатюре повторяло фрактализацию Универсума, соединяясь с каждым Доменом по средствам хитроумной топологической игры. Кроме того, оно объединяло в себе энергетическую и информационную составляющие, являясь тем самым первичным и фундаментальным законом Творца. Ядро было окружено пространственно-полевой оболочкой, своеобразными многомерными завихрениями, так же содержащими в себе признаки информации, энергии и материи. Далее шли две области похожие друг на друга своими свойствами. Одна склеивала кванты пространства между собой, на материальном уровне, другая проделывала ту же функцию, но энергоинформационным образом.

Кроме того Виктор с удивлением заметил что эти фундаментальные частицы мироздания можно было строго поделить на две группы, по активности их ядра и плотности окружающей оболочки. Чем активнее было ядро, тем оболочка имела более тонкую и менее плотную архитектуру и наоборот.

— Фрактальный принцип, — пояснил Громов, поняв, что рассматривает его друг. — Улавливаешь? Строение местных звезд, так сказать, черных дыр и прочих многомерных образований напоминает строение СФЧ

— Кого? — разом спросили Виктор и Тесла.

— Сверхфундаментальная частица, объединяющая в себе все и соединяющая в себе все Домены Универсума. Основной макрозакон Творца. В данном конкретном месте она отвечает за эволюцию пространственных объектов, процессов и явлений, за их взаимодействие между собой, за рождение, преобразование и условную смерть, но если брать масштабы всего Фрактала Пространств и Состояний, то она является как бы соединительным звеном Доменов-ячеек, и именно она делает простое нагромождение Метагалактик — единым организмом.

Виктор был согласен со своим напарником. Он уже различил два типа взаимодействий СФЧ, одно из которых образовывало материальные объекты, наподобие известных всюду атомов, другое же заставляло соединяться эти частицы только одними своими ядрами, образуя своеобразные каналы связи с Доменами. Каждый местный атом походил на многомерную не то звезду, не то амебу, в общем, что-то непонятное, имеющее плавающий центр, состоящий из СФЧ с активным ядром и разряженных полевых структур, и оболочку, где преобладали преимущественно частицы с менее активными ядрами. Кроме того, атомы Междоменного Пространства обладали внешними отростками, своеобразными межатомными связями, с помощью которых могли образовываться более сложные материальные структуры.

— Это все, конечно, замечательно, — наконец произнес Виктор, вдоволь налюбовавшись необыкновенными красотами Междоменной Реальности, — но скажи мне, пожалуйста, как нам позвать Творца?

Максим ехидно улыбнулся.

— Что ж, попытаемся докричаться до него в очередной раз. Была б у меня сейчас бутылка водки — выпел залпом.

— Зачем?

— Не зачем, а за что.

— Ну, за что?

— За успех безнадежного дела.

— Попытка не пытка. Давай, говори, что надо делать.

Громов, резко скинул с себя шутливое настроение, помрачнел, напрягся. Он стал похожим на того Громова, которого Гагарин видел в первые их встречи, еще в его видениях. Человек, выточенный из камня, живой памятник самому себе, образец выправки и несгибаемой воли.

— Помнишь, я говорил тебе, что универсальный метаязык позволит тебе понять любую форму жизни, любой разум, сколь бы сложным и необычным он не был?

— Помню, — ответил ему Гагарин. — А еще ты говорил, что при желании я могу хоть с самим Творцом связаться, используя это умение. Так в нем и есть ключ к успеху?

— Да. Именно в нем. Сосредоточься, представь себе… ну, я даже не знаю что… Представь себе, как бы ты разговаривал с Универсумом, а я представлю это по-своему, может быть, он нас и услышит.

План был так себе, но Гагарин и не ожидал иного. Как это, общаться с Творцом, он представлял себе весьма смутно, но с другой стороны теперь понимал, почему Громову за все его попытки так и не удалось докричаться до Универсума.

Перво-наперво, он очистил свое Гиперсознание от всех посторонних мыслей и шумов. Пришлось полностью отстраниться от мира, что далось ему с большим трудом — за последнее время столько раз приходилось, что называется, вертеть головой на все триста шестьдесят градусов, ожидая удара в спину, что теперь погружаться в информационный вакуум страсть как не хотелось. Когда окружающий мир перестал существовать для Гагарина, он попытался себе представить четкую, недвусмысленную картину, как он, нечто маленькое и незаметное, пытается достучаться до нечто большего. Каких только образов он не перепробовал: муравей и человек, какие-то шары, один из которых был совсем крохотным, другой — просто-таки гигантским; карлик и лилипут, пытающиеся о чем-то договориться. Перетасовав несколько сотен таких умозрительных картин, Виктор ничего не добился.

Нужно было что-то менять, и Гагарин решил перейти от простой аналогии к более сложной. Со стороны казалось, что две человеческие фигуры, висящие в довольно-таки экзотичном пространстве местного космоса, просто закрыли глаза и спят стоя. Тесла, с затаенным интересом наблюдавший сейчас за двумя Монадами, совершенно не понимал, чем они таким занимаются, но чувствовал, что это крайне важно.

Виктор представил себе довольно простой, для начала, геометрический фрактал, состоящий из вложенных один в ругой шариков. В итоге у него получилась плоская спираль, которой он потом добавил третье пространственное измерение, превратив плоский фрактал в геометрический. Немного поразмыслив, он сделал так, чтобы шарики в этом многообразии колыхались, растягивались и сжимались каждый со своей скоростью и периодичностью. Геометрический фрактал тут же ожил, и Гагарин поспешил усложнить его, введя еще несколько дополнительных пространственных измерений.

Критически осмотрев созданную своим воображением картину, Виктор остался доволен и приступил ко второй фазе своего плана. Он создал копию своего сознания, упрощенную, разумеется, и внедрил ее в этот фрактал, попытавшись тем самым изобразить момент творения очередного Домена, которыми в его модели являлись шарики. Копия сознания яркой голубоватой искрой некоторое время путешествовала по фракталу, словно прицениваясь, примеряясь, где бы ей окончательно осесть, а, найдя подходящее место, остановилась. Яркая вспышка озарила, казалось, весь фрактал, и на ее месте появился еще один шарик.

Но это было отнюдь не концом представления. Вскоре Виктор создал на просторах своего игрушечного Универсума модель расползания по ней Вируса. Те шарики, которые от него были еще пока свободны, все так же поблескивали серебром, жили, дышали, но те, которые уже подчинились Вируса, прекращали вибрировать и становились сначала тусклыми, а потом и вовсе черными. Для пущей убедительности в такие шарики Гагарин вкладывал информационные пакеты, содержащие целую гамму чувств: от тотальных злобы и гнева, до призыва о помощи и безысходности. Очень скоро черная волна влияния Вируса распространилась практически на всю модель Универсума и тогда в одном из занятых им Домене, практически уже потухшем вспыхнули две небольшие звездочки. Одна была салатовая, другая имела лимонный оттенок, и эти две звездочки сумели отстоять свой шарик, не пустив в него тьму.

Две звездочки, которые по задумке Виктора в его модели изображали его с Максимом, отправились в путешествие по просторам геометрического фрактала, а спасенный ими шарик стал походить на хрустальное яйцо, перевитое сеточкой розоватых молний. И вдруг двум Творящим Монадам попался Домен, который был не просто черным, полностью потухшим и занятый волею Вируса, он трескался. Его оболочка не выдерживала давления какой-то могущественной силы, причем находящейся внутри него, а не снаружи. Раздался беззвучный взрыв. Волна деформации пронеслась по всей модели Универсума. Шарик рассыпался на тысячи мелких частей, и они канули, растворились в пространстве фрактала.

Но это было лишь начало. За первым взрывом последовал второй, затем третий. Волны деформации шли и шли в разные стороны, сотрясая сами основы Универсума, а страшная, неведомая сила поселилась теперь абсолютно во всех доменах-шариках, даже в том, который двум звездочкам удалось оградить от действий Вируса. Эта сила постепенно росла, крепла и готова была разорвать вообще весь фрактал. Ей было все равно, кто при этом погибнет. Она напоминала стихию, бессмысленную и беспощадную.

Поняв, что с ней своими силами не справиться, две звездочки начали испускать в пространство призыв о помощи, пытаясь докричаться до фрактала. Виктор воссоздал это особенно тщательно, пытаясь не упустить ни одной мелочи, даже самой незначительной. Огромную роль он уделил чувствам и эмоциям, а также ощущениям от столкновения с неизвестной силой. Когда вся конструкция была готова, Гагарин скачком увеличил ее до гигантских размеров, стараясь обхватить ею все Междоменное Пространство, и вдруг понял, на чем погорел Громов. Он действовал примерно так же, разница была лишь в образе, котором представлял Странник, однако Междоменное Пространство, еще не являлось всем Универсумом. Необходимо было пойти еще дальше и распространить этот призыв на все Домены, и Гагарин понял, как это лучше следует сделать. Недаром он так тщательно изучал местный микромир и знал, что сверхфундаментальные частицы Междоменного Пространства, точнее их ядра, связаны между собой и буквально со всеми Метагалактиками Универсума. Это был тот необходимый ключ, до которого в свое время не додумался Громов.

Конечно, существовал вариант, по которому Виктору не удалось бы передать свое послание во все концы Универсума, но как только Гагарин понял, что нужно делать, передача состоялась, словно сама собой. Виктор даже не понял, как это у него получилось, и если бы тот же Громов попросил его ему это объяснить, Гагарин вряд ли бы сумел рассказать что-то толковое.

Что-то огромное, непредставимое даже Виктору посмотрело на него с любопытством, но довольно равнодушно. Ни злости, ни особого добра не было в этом взгляде, который шел, казалось, отовсюду.

— Получилось? — мысленно спросил Громов, который тоже почувствовал этот невероятный взгляд.

— Не уверен, — робко ответил Виктор.

— Здорово придумал с моделью Универсума, — похвалил Виктора Максим. — Да и со всем остальным — тоже. И как это я раньше не догадался, что Междоменное Пространство — это еще не весь Универсум.

Меж тем, странный взгляд всего пространства никуда не ушел, но его обладатель явно не спешил первым начинать контакт, если вообще хотел его. Он просто пристально рассматривал две Монады, изучал их поведение, но ничего не предпринимал.

— Это вообще он? — поинтересовался Громов.

— Откуда ж я знаю. Может быть он, а может быть не он. Во всяком случае, его сила и могущество куда как превосходят наше. Не ощущаешь разве?

— Ощущаю поэтому и спрашиваю. Думаешь мало Сущностей на просторах Большой Вселенной, которые также гораздо сильнее нас с тобой?

— Не знаю, не бывал, — огрызнулся Гагарин. — Надо начинать контакт первыми, а то он явно не торопится.

— Надо. Надеюсь это кто-то добрый, потому что в противном случае…

Вокруг что-то изменилось. Гагарин ощутил привычный толчок от преодоления барьера, разделявшего Домены-клетки Универсума, и не сразу осознал, что находится в своей родной Метагалактике. Он огляделся. Где-то внизу справа мерно плыло одно из самых больших сверхскоплений звезд, впереди, прямо по курсу в пространстве висел идеальный куб, состоящий из нескольких миллиардов звезд. Слева застыла человеческая фигура Громова, который так же ничего не понимал, а вокруг них наматывал обороты яркий серебристый шар, размером с футбольный мяч.

— Ты что окраску сменил, — спросил Гагарин у Николы.

— Нравится мне, вот и сменил, — ответил ему Тесла. — Что вообще случилось? Почему мы…

Досказать мысль он не успел. Прямо перед ними в пространстве материализовалась еще одна человеческая фигура. Гагарин и Громов уставились на нее во все глаза. Человек, а фигура была именно человеческой, имел рост выше среднего, да и комплекция его напоминала, скорее, человека развитого физически, что совершенно не сочеталось с интеллигентными, можно даже сказать, точеными чертами довольно бледного овального лица. Одета фигура была во что-то дымно-клубящееся, облегавшее все тело незнакомца и здорово напоминало уник, не успевший или не сумевший трансформироваться до самого конца.

— Приветствую Вас операторы.

Это было произнесено настолько неожиданно, что повергло обоих в самый настоящий шок. Умом Виктор понимал, что существо, точнее Сущность, избравшая для контакта с двумя Монадами привычный им человеческий облик, должна заговорить с ними, но одно дело думать, другое дело услышать Ее мысле-голос у себя в сознании.

— Операторы? — переспросил Громов.

— Как ты нас назвал? — в унисон вторил ему Гагарин.

— Да, операторы. Именно так, — ответила им Сущность. — Очень рад пообщаться со столь сильными операторами, как Вы. Насколько я смог понять, у Вас имеются некоторые проблемы?

Вот это да. Они оба понятия не имели, с кем ведут диалог, а Он оказывается уже смог понять, что у них проблемы.

— Имеются, — осторожно ответил Громов. — А с какой стати Вы назвали нас столь мощными операторами? Наверное, явись мы таковыми, и проблем бы у нас не было.

— Ну, проблемы бывают разного характера. С некоторыми не справлюсь даже я, но, к счастью, к вашему случаю это не имеет отношения.

Виктор все больше не понимал происходящего. С одной стороны, эта Сущность пока ему виделась реальным шансом избавиться от причины, порождавшей квантовые ямы в Универсуме, но с другой — то, что они вели диалог не с Универсумом, Гагарину стало понятно практически сразу. Тогда с кем? Сущность в человеческом обличии явно была наделена колоссальной силой, которая не снилась ни ему, ни Громову, но кто на просторах Вселенной мог обладать ей?

— Кто Вы? — решился Виктор на вопрос в лоб.

— А я все ждал, когда вы меня об этом спросите. Вы оба так трезвонили на всю, как это вы называете, Большая Вселенная? Да, очень похоже. Так вот, ваш Универсум так светился, что не смог ни привлечь к себе моего внимания. Я уж подумал, что сам Творец просит о помощи, но поскольку он вот уже как несколько циклов находится в пограничном состоянии бытия, я решил тот час же проверить, кто занял его место, и был приятно поражен, что такое удалось вам.

Гагарин решительно не понимал, что ему говорили. Судя по всему, Громов пребывал примерно в таком же состоянии. Что значит, их Универсум светился на всю Большую Вселенную? И что это за высказывание о пограничном состоянии бытия Творца? Он что при смерти?

— Практически, — ответила Сущность, даже не пытаясь скрыть того факта, что прочла Виктора, как раскрытую книгу. — Вот уже некоторое время Творец не подает признаков жизни, в чем собственно сам и виноват.

— То есть как? — опешил Максим.

— Колоссально, — буркнул Тесла себе под нос.

— Это ваших рук дело? — огляделась по сторонам Сущность.

Словно бы подражая ей Виктор и Громов сделали то же самое.

— В каком смысле наше?

— Этот Домен создали Вы, ведь так?

— В некотором роде, — осторожно ответил Громов. — А что?

— И Вирус убили тоже Вы?

— Мы его не убили, мы его просто изжили из нашей Метагалактики.

— Я об этом и говорю. Для него это равносильно смерти, поэтому сказать, что вам удалось убить Вирус в отдельно взятом Домене вполне можно.

Сущность пристально посмотрела сначала на Виктора, потом на Максима, по чьему виду можно было понять, что он крайне напряжен и готов в любой момент сорвать с цепи все силы, имевшиеся в его распоряжении, потом на яркий мячик Николы, застывший между двумя Монадами, словно пригвозженный к стенке.

— Оригинально вы придумали, — сказала Сущность. — Пожалуй, иного выбора у Вас и не было. Представляю, какую драку вы здесь заварили. Вирус наверняка не стал просто так сдавать позиции, а в прямом противостоянии вы бы не сдюжили. Что ж, за такую смекалку можно только похвалить.

— Спасибо конечно, — угрюмо произнес Громов, — но, все же, не соблаговолите ли Вы представиться?

— Ах да, совсем запамятовал, что я не ответил на Ваш вопрос. Но для того, чтобы ответить на него, начну издалека.

Виктора охватило такое чувство, что сейчас он словно бы окунался в глубокое, не имевшего дна озеро, и по собственному желанию пытался все-таки достигнуть этого дна.

— Вы знаете, — продолжила Сущность, — что ваш Домен далеко не одинок на просторах Универсума-Творца. Таких Ячеек-Метагалктик существует безмерное множество, и простираются они в пространстве либо без хроносдвига, либо имея хроноуглы различных величин. Собственно, именно поэтому Универсум и именуется Фракталом Пространств и Состояний. Каждому Домену можно приписать условный номер, который однозначно будет его идентифицировать. Номер этот будет иметь пространственную составляющую и составляющую состояния, которая опишет хроноугол. Отрицательная его величина условно перенесет Домен в прошлое относительно главной линии или ветви местного кластера Доменов, а положительный — соответственно в будущее. Теперь что касается пространственных цифр. Вы же знаете, что Универсум — объект с бесконечной метрикой, и цифр на все Домены попросту накладывать бессмысленно. Тогда как же быть, спросите Вы меня?

Виктор, по правде сказать, хотел спросить немного другое, а Громов так тот и вообще пребывал в прострации и практически ничего не соображал.

— А для этого, отвечу я вам, существует особая математика, и особое счисление, математика абсолюта. Что это такое, не буду объяснять, потому что, прошу прощения, у вас попросту не хватит интеллекта, чтобы понять это. Вещь сея принципиально не представима для понимания в вашем нынешнем состоянии. Для этого необходимо совершенствоваться и развиваться. Хотя вы меня уже успели удивить: ни одна Монада не способна сделать то, что удалось Вам, то есть, вызвать меня. Но я отвлекся. Я не чересчур много болтаю?

— Нет, — еле-еле выдавил из себя мысль Гагарин.

— Хорошо, а то я люблю поговорить. Так вот, кроме вашего фрактала существуют множество других, таких же, но одновременно очень непохожих на ваш. Опять же, ваша фантазия, даже ваша, не в состоянии представить всех форм и всего разнообразия Творцов, обитающих в Мультиверсуме, это я так Большую Вселенную называю, чтоб вы знали. Но, кроме Универсумов существуют еще и отдельные Сущности, различного функционального назначения. Одни выполняют роль, наблюдателей, другие представляют собой что-то наподобие местной службы безопасности, третьи просто настолько продвинулись вперед в своей самореализации, что открыто путешествуют по Универсумам и познают миры. Есть пограничники, есть, эм… ликвидаторы, но о них позже. В общем, Большая Вселенная кишит всеми видами разума, но настолько чуждыми и далекими от вашего понимания, что представить невозможно.

Тесла в этот момент пробурчал что-то нечленораздельное, находясь в крайне необычном для себя состоянии. Светящийся шар то затухал практически полностью, то наоборот начинал светить в три-четыре раза интенсивнее обычного.

— И какое функциональное назначение отвел вам Мультиверсум? — спросил Виктор.

— Я наблюдатель. В мои обязанности входит наблюдать за рождением, усложнением, совершенствованием Универсумов, за их взаимодействием между собой и с Большой Вселенной. Мне так же поручено наблюдать за остальными представителями разумных сил Мультиверсума, дабы они в некоторые моменты не перегибали палку и не действовали в ущерб другим.

— Разве такое возможно? — наконец-то пришел в себя Максим.

— А почему нет? То, что у вас принято называть войной, для кого-то — всего лишь Игра, и ничего больше. Любое взаимодействие одной системы с другой по сути своей является Игрой, только вот этические ограничения превращают ее либо в войну, либо оставляют на уровне спортивного интереса.

— А что происходит, когда Вы видите, так сказать, нарушение правил?

— Показываю красную карточку, — рассмеялся Наблюдатель.

Виктор и Громов переглянулись.

— Не удивляйтесь. Мне довольно просто понять вашу логику и вжиться в образ человека, чего пока не могу сказать о вас. Уж извините, но не я устанавливал иерархию, мы все ей подчиняемся, и я и вы. А если серьезно, то все зависит от тех правил, которые были нарушены.

Виктор некоторое мгновение молчал, собираясь с мыслями. Похоже, Максим предоставил своему другу честь задать тот вопрос, который мучил их все это время. И Виктор, наконец, задал его:

— Скажите, Наблюдатель, я ведь могу обращаться к вам именно так?

— Можешь.

— Что произошло с нашим Универсумом? Вы сказали, что он находится в пограничном состоянии бытия, и что сам в этом виноват. Как это понимать?

— А как бы ты ответил на этот вопрос?

Гагарин припомнил его с Громовым идеи на этот счет и выдал:

— Скорее всего, Вирус поразил большинство Доменов Универсума, поэтому он и при смерти. Но причем здесь его вина?

— А при том, что Вирус появился в теле Творца по его же воле. Он не является Монадой-отщепенцем, как вы предполагали в одной из ваших версий, он не является посланцем Большой Вселенной, он является только и исключительно внутренним порождением вашего Универсума.

Вот это явилось для Виктора полной неожиданностью.

— Как!? — вырвалось у Громова, которого это заявление так же повергло в шок.

Тесла, так тот и вовсе разразился потоком нечленораздельной брани, ни секунды не веря услышанному.

— Особенность вашего Творца с самого начала состояла в том, что в ней были заложены два кардинально противоположных этических принципа, которые вы называете добром и злом. Строго говоря, эти понятия далеко не абсолютны, вот почему это делает Ваш Универсум таким особенным на просторах Большой Вселенной. В других Универсумах Творцами были реализованы более мягкие этические условия внутреннего существования систем: триполярные, квадрополярные, ну… и так далее. И лишь один ваш Универсум имел биполярную этическую базу. Вообще говоря, ваш Фрактал задумывался как эксперимент, которой должен был доказать возможность существования или возможность несуществования такого рода системы с такой этической базой, вот только эксперимент этот грозился выйти из-под контроля, поэтому были приняты соответствующие меры. Вы можете, конечно, спросить, почему в итоге начало побеждать зло? Почему добро поддалось, уступило свои позиции? Это одна из проблем внутреннего взаимодействия биполярных систем.

Две монады и Тесла слушали все это, затаив дыхание. Они чувствовали, что сейчас им открываются невиданные горизонты познания истины, и внимали каждому мысле-слову Наблюдателя.

— Дело в том, — продолжал он тем временем, — что в такого рода системах наблюдаются своеобразные весы. Их можно назвать Законом Равновесия, что вполне адекватно отражает его назначение. Когда Творец создал сам себя, и Универсум появился на свет, в него уже были заложены эти два базовых принципа, которые уравновешивались между собой одинаковыми долями, одинаковым весом. Два принципа постоянно взаимодействовали между собой, но Универсум был системой, находящейся в устойчивом равновесном состоянии, он не испытывал никаких внешних воздействий, и поэтому ни Добро, ни Зло не могли взять верх. Так продолжалось весь первый период его существования, пока Закон Равновесия имел лишь одну степень свободы. Все было ничего, пока на просторах Доменов-клеток не появилась жизнь. Именно она стала тем неучтенным фактором возбуждения, который сдвинул чашу весов. Естественно, этот процесс произошел не сразу, а постепенно. Расшатывающиеся колебания новой системы так повлияли на Закон, что он начала запаздывать с ответными действиями. Поначалу, ничего плачевного в этом не было, но постепенно запаздывания стали происходить все чаще, и длились они все дольше, и вот однажды невидимая критическая черта была пройдена. Добро пересилило Зло, и Закон ответил адекватно. Именно реакция Закона Равновесия и породила Вирус, поэтому вы были совершенно правы, полагая, что, если удастся уничтожить всю разумную жизнь на всей территории Универсума, это поможет остановить Вирус. Конечно, поможет, ведь в этом случае он лишиться своего носителя. Это уже много позже, в результате собственной эволюции, Вирус стал приобретать сначала энергетические, потом и материальные черты, но родился он как метаэтический принцип, изначально заложенный Универсумом самим в себя в стадии Творца. Если охарактеризовать кратко ситуацию в вашем Фрактале, то Добро — это все, что связано с созиданием, с усложнением системы, с упорядочиванием всего хаотического, с возникновением жизни, с ее эволюцией, но в результате именно это и порождает Зло — этическую противоположность, стремящуюся восстановить баланс сил. Если бы Закон Равновесия не запаздывал со своей реакцией, то Вирус ни за что бы не появился, но при этом не появилась бы и жизнь.

Виктор, да и Максим тоже застыли в оцепенении. То, что рассказывал сейчас Наблюдатель, было колоссально, непостижимо, невероятно, но это было. Зато, вдруг, оживился Тесла и начал генерировать очень толковые вопросы.

— Получается, что именно в результате задержки реакции Закона на свет и появился Вирус?

— Совершенно верно, — ответил ему Наблюдатель. — Но эта самая задержка произошла по причине возникновения жизни.

— Странно. Если до возникновения жизни весы со всем справлялись, то жизнь самозародиться не могла? Значит, кто-то дал импульс для ее возникновения?

— Блестяще, — похвалил его Наблюдатель. — Вирус не является аналогом зла. Зло — лишь принцип, потенциально возможное к реализации состояние системы и ничего больше. Тоже самое касается Добра и жизни, поэтому она не могла появиться на пустом месте. Я уже говорил, что ваш Универсум был задуман как эксперимент. Теоретически система с бинарной этической базой могла и должна была оставаться равновесной на протяжении всего своего существования, но ввод в нее жизни, оказывается, выводит эту систему из равновесия. Помните, я говорил, что на просторах Мультиверсума существуют формы разума, отвечающие различным функциональным назначениям? Так вот, среди них есть так называемые воспитатели, назовем их так. Именно они отключили тот барьер, который мешал вашему Универсуму создать в себе жизнь. После этого она была плавно реализована, и в итоге вы можете наблюдать, к чему это привело.

Никола на некоторое время замолк, переваривая услышанное, зато в дело вновь включился Виктор.

— Значит Добро и Зло — это всего лишь принципы, понятия, а жизнь и нежизнь, она же Вирус, их реализации?

— Точно. Именно так. Но, добавлю, что это только на просторах вашего Творца. Жизнь и Вирус не есть сами Добро и Зло, они лишь варианты реализации двух этических противоположностей.

— Но если в результате появления жизни Закон Равновесия позволил Злу воплотить в реальность Вирус, это ведь вызвало колебания весов совершенно в другую сторону. Не будете же Вы утверждать, что такое состояние вещей, которое творится сейчас в нашем Фрактале — это абсолютное равновесие?

— Не буду, конечно, потому что это далеко не так. Я знаю, что ты хочешь спросить у меня. Ты хочешь знать, как отреагировал Закон на появление Вируса в вашем Универсуме?

Виктор не успел сказать ни да, ни нет, поскольку Наблюдатель продолжил:

— А он ответил вашим появлением. Универсум не может бесконечно долго увеличиваться в размерах, он не может создаваться и твориться вечно. Для этого есть определенное время, и оно уже прошло, а новое еще не наступило. Поэтому сейчас на его просторах есть только две Творящие Монады, и это именно вы. Странно, ведь, правда? У вас же нет ни одного Домена, который вы должны сотворить при своем появлении, однако вы существуете.

И вновь новость поразила Виктора до глубины души.

— Позвольте, — вмешался Максим, — но если наше появление — это результат действия Равновесия, то ответ сей какой-то неадекватный. Мы не в состоянии справиться с Вирусом. Мы еле одолели его, и то хитростью в собственном Домене, и если бы нам взбрело в голову тягаться с ним лоб в лоб, от нас бы и мокрого места не осталось.

— Но вам не взбрело это в голову, — парировал Наблюдатель. — В человеческом языке есть выражение: неисповедимы пути Божьи. Позволю себе перефразировать ее, и применить к Законам вообще и к Весам в частности.

— Я вас что-то не понимаю. К чему Вы клоните?

— Я клоню к тому, что Вы блестяще справились со своей задачей. Вы не сдавались до самого конца и смогли победить, только еще не знаете об этом.

— То есть как? — одновременно ахнули Виктор и Максим.

— А вот так. Вам удалось привлечь меня, а я всего лишь Наблюдатель, и совершенно не обязан кому бы то ни было помогать и во что-то там вмешиваться. В конце концов, это ваши внутренние конфликты, и вы обязаны были разобраться сами. Но я все же здесь, и моя функция Наблюдателя теперь принимает несколько иные формы. Да, признаюсь, это не только ваша заслуга. Если бы со стороны Большой Вселенной не был сделан ход по отношению к Универсуму, то вряд ли бы вам удалось меня привлечь. Скорее всего, вы бы вдовеем так и продолжали стеречь свой Домен, ограждать Доменный разум от всяческих посягательств на него со стороны Вируса и, так бы продолжалось некоторое время, пока… дальше возможны варианты, у меня сейчас нет времени их просчитывать. Однако Вирус способен был эволюционировать, и очень скоро стало понятно, что есть некая вероятность, согласно которой он способен повлиять на другие Универсумы. Этого Большая Вселенная никак не могла допустить.

Все трое, включая Теслу, внезапно оказались в таком месте, в котором ни могли понять ровным счетом ничего, кроме одной вещи: прямо перед ними каким-то образом раскинулся светящийся еж их родного Универсума. Со стороны (и то, возможно, это была субъективная точка зрения каждого) Фрактал казался самой настоящей колючкой, с длинными, светящимися белым светом иглами, к основанию которых свет постепенно сходил на нет и полностью поглощался непроницаемой тьмой. Ядро этой колючки, тоже черное с редкими прожилками красного свечения, медленно видоизменялось, создавая впечатление перемешивания масс, не слишком приятных на первый взгляд.

— Так выглядит ваш Универсум со стороны. Разумеется, каждый из вас видит в нем что-то свое, но в целом — картина должна быть примерно одинаково, — пояснил Наблюдатель, полностью подтвердив мысли Виктора о субъективности восприятия Творца. — На самом деле, этот Фрактал не всегда выглядел так. Раньше, до появления в нем Вируса, белых оттенков и света было куда больше, но Вирус сумел окрасить Универсум в свои негативные цвета, после чего Фрактал стал выглядеть, прямо скажем, жутковато. Присмотритесь к нему. Ничего не замечаете?

Виктор взглянул на колючку более внимательно, стараясь задействовать весь свой потенциал, но ничего нового заметить не смог. Разве что вся конструкция Универсума навевала грусть, тоску и явно пагубно сказывалась на психике.

Стоп. А ни это ли хотел показать им Наблюдатель?

— Совершенно верно. Как ощущения?

— Жутковато, — мрачно произнес Виктор. Громов буркнул что-то короткое, но в целом был согласен с мнением друга. Как, впрочем, и Тесла, видевший меньше всех.

— Можете назвать это действием Вирус-поля, поскольку именно оно производит на вас такое влияние. Вирус в симбиозе с Универсумом приобрел необычное свойство, которое оказалось опасным для пространства Большой Вселенной. К сожалению, не все удается просчитать заранее, кое-что познается экспериментальным путем, даже если это грозит некоторыми неприятностями. А теперь подумайте и ответьте мне на вопрос: что бы вы сделали, если б у вас была возможность без последствий уничтожить раковую опухоль на вашем теле?

Ответ был однозначен, и Виктор начал понимать, к чему клонил Наблюдатель.

— Вот именно.

Картина изменилась. Теперь все трое могли наблюдать Универсум одновременно как бы со стороны и изнутри. Наблюдать похоже прекрасно чувствовал, как именно видит Фрактал каждый из троицы его собеседников, поэтому выждал именно столько, сколько было нужно, чтобы привыкнуть и сориентироваться к новому восприятию реальности. В пространстве Мультивресума сверкнуло какое-то тусклое пятнышко. Цвет его было невозможно угадать, поскольку оно не обладало такой примитивной и привычной характеристикой, как частота волны излучения. Оно появилось лишь в сознании Виктора, поскольку так захотел Наблюдатель.

Пятно приблизилось к Универсуму, замерло на мгновение, словно размышляя, что же ему делать дальше. Творец, похоже, никак не отреагировал на появление этой сущности, которая могла, судя по всему, прихлопнуть его как таракана. Собственно, именно этим пятно и занималось в настоящий момент. Виктор увидел, как тонкая сиреневая линия вошла в тело Универсума и где-то в его середине остановила свое движение. А потом в одном из Доменов Фрактала появилось…

Этот артефакт Виктор не мог не узнать. Тот самый ключ, которым Вирус якобы собирался уничтожить обе Монады, так ему досаждавших. Вот значит, каким образом он попал сюда. Но, как же тогда Вирус собирался им воспользоваться? Неужели он мог постигнуть тайну предмета из Большой Вселенной.

— Разумеется, нет, — ответил на его невысказанный даже мысленно вопрос Наблюдатель. — Вирус, как и любая разумная система, имеет два способа познания чего бы то ни было. Это теоретический и практический. Так вот, поскольку в теории он был явно обречен, понимая, откуда к нему занесло этот предмет, он решил действовать практическим путем, и, воздействовав на артефакт определенным образом, а, попросту говоря, попытавшись его уничтожить, Вирус наткнулся на очень мощное противодействие. Если бы вы видели всю картину, как вижу ее я, то смогли бы понять, что в тот момент, артефакт очистил от Вируса весьма значительную территорию внутри Фрактала. Вирус быстро сделал соответствующие выводы и разыграл многоходовую комбинацию. Он был уверен в том, что вы атакуете артефакт и его стража, и реакция артефакта уничтожит вас. Но вы оказались дальновидней.

— Значит, мы были правы в том, что артефакт сотворили не у нас?

— Конечно, правы. Мало того, вы сумели сопоставить появление Квантовых ям и данного объекта, сделав правильные выводы. Артефакт — своеобразное оружие Ликвидатора, и оно вступает в действие лишь тогда, когда будет точно уверено в необходимости собственной применимости. Иначе говоря, как только этот объект попадает на просторы Фрактала, он начинает оценивать обстановку и, если она грозит поколебать Мультиверсум, принимает решение действовать. Так произошло и с вашим Универсумом.

Наступило долгое томительное молчание. То, что поведал им Наблюдатель, не явилось для Виктора каким-то уж особым откровением, однако одно дело догадываться о реальном ходе вещей, и совершенно другое — узнать, что это именно так. Гнев и опустошение внезапно накрыли Монаду с ног до головы. Да кто же они были такие, что отдали целый Универсум на растерзание? Какое право они имели вообще производить какие-либо эксперименты, а потом уничтожать целый Фрактал как неудачное творение? Быть может, наш Универсум не единичный в этом списке? Есть и другие, в которых в данный момент подобные артефакты медленно, но верно уничтожают все живое и неживое?

— Есть и другие, — вновь прочел Виктора Наблюдатель. — Эксперименты ставятся постоянно. Одни из них выживают и остаются пригодны для дальнейшего существования, другие уничтожаются за ненадобностью. Каждый обеспечивает выживаемость на том уровне, на котором он способен это сделать. Ведь жизнь есть везде. В микромире, макро и мегамире, на просторах Доменов-Метагалактик, и в пространстве Мультиверсума. Здоровье Большой Вселенной, вмещающей в себя огромное количество всевозможных миров, несоизмеримо значимей жизни отдельного Универсума или даже целой группы, поэтому мы вынуждены производить эксперименты с целью обеспечить прецедент жизни в дальнейшем. По этой же причине мы вынуждены уничтожать неудачные образцы.

И Виктор, и Максим чувствовали себя опустошенными. Они не знали, как теперь следует относиться к Наблюдателю, как к спасителю или как к предвестнику Апокалипсиса. В одном они были уверены — захоти Наблюдатель сейчас растоптать их в пыль, у него бы это удалось без особых проблем, слишком неравными были силы. Но Наблюдатель имел совершенно другие планы.

— Успокойтесь, — произнес он ободряющим тоном. — Апокалипсис отменяется. Действие артефакта я остановил, но убирать пока из вашего Универсума его не буду.

— И что дальше? — оживился Громов.

— Дальше? Попробуем реализовать еще один метазакон, который должен обеспечить системе гораздо большую устойчивость, чем взаимодействие Добра и Зла. Бинарная система не оправдала наши надежды, хотя это не значит, что эксперимент был совсем уж бесполезен.

То ли силы Виктора в одночасье выросли, то ли ему каким-то образом помогал Наблюдатель, но Гагарин видел, как по всему Универсуму во всех Доменах сначала приостановился рост квантовых ям, затем их число стабилизировалось, а под конец они и вовсе начали сворачиваться сами в себя.

— В каком смысле не так уж и бесполезен? — спросил Громов, который, также наблюдал за процессом спасения Универсума.

— А вы не догадываетесь?

Ни у Громова, ни у Гагарина фантазии явно не хватало, чтобы ответить на этот вопрос.

— Ладно, не буду вас мучить. Задайте себе такой вопрос: почему, если бинарные системы такие неустойчивые да к тому же опасные для существования Большой Вселенной, их все равно создавали, создают и будут создавать?

Он выдержал небольшую паузу, словно давая всей троице немного поразмышлять на эту тему, и продолжил:

— А ответ прост: если что-то в мире делается, значит это кому-то нужно. Вот и в сотворении бинарных систем есть смысл. И этим смыслом являетесь Вы.

В который уже раз за последнее время, если это понятие вообще было применимо к пространству Мультиверсума, Наблюдателю удалось огорошить Гагарина и его друзей.

— Дело в том, — продолжил Он, — что чем сбалансированнее изначально система, тем стабильнее в ней развивается жизнь или ее аналоги, но тем более слабыми и редкими получаются тамошние операторы реальности, если им все же удается прорваться в Мультиверсум. Все, то есть абсолютно все Странники, — это порождения бинарных Универсумов, и в этом единственный полезный смысл таких Творцов.

Тут уже не выдержал Максим, поскольку Наблюдатель говорил явно о наболевшем:

— Получается, что любое существо может достигнуть такого уровня реализации, чтобы покинуть Универсум?

— Ну, разумеется. Просто кому-то для этого нужно совершить тридцать шагов, а кому-то триста.

— А зачем Большой Вселенной вообще нужно существование таких операторов, в частности Странников? — спросил Тесла.

— Для поддержания информационной матрицы сознания. Ее жизнедеятельность чрезвычайно разнообразна, я даже не берусь вам сейчас описывать ее хотя бы приблизительно, потому что это нужно увидеть и понять самим. Странники, как объекты стремящиеся познать как можно больше, являются локальными носителями всевозможной информации, а все вместе, скажем на эгрегорном уровне, они представляют собой информационную матрицу сознания Мультиверсума. Чем больше Странников, тем она стабильнее. Смысл прост.

Все это было настолько грандиозно и так просто одновременно, что захватывало дух. Виктор всегда считал, что Универсум был устроен сложно и непонятно, а уж Большая Вселенная — тем более, но на деле оказалось, что все не так уж и туманно.

— Это так поначалу кажется, — пояснил Наблюдатель. — Чем глубже вникаешь в проблему, тем отчетливее осознаешь, что горизонтов познания Мультиверсума бесконечно много. Я вот тоже кое-что уяснил для себя в этой ситуации.

— Вы? — вырвалось в унисон у все троих.

— Да я. Я ведь тоже не устаю познавать, примечать кое-что интересное и полезное. Оказалось, что чем напряженнее ситуация в таком Универсуме, как ваш, тем большее количество Странников, при хорошем развитие ситуации естественно, он может дать. Вот вам, кстати, смысл эволюционного развития. Казалось бы, выживает сильнейший — это не справедливо? Возможно, но так рассуждают те, кто не видит всей картины. А вот если взглянуть на проблему немного шире, знать, что Универсум — это своеобразный родильный дом операторов реальности, знать о назначении этих самых операторов, то становится все немного не так однозначно, как представлялось на первый взгляд.

— Но если лишь бинарные Универсумы в состоянии рождать таких сильных операторов, то зачем тогда другие типы систем?

— Вы не до конца поняли то, что я сказал. Оператор реальности рождается в момент того, как ему удается выбраться в Мультиверсум, но это происходит лишь при благоприятном стечении обстоятельств. Вот возьмем ваш пример. Вирус мог одержать над вами верх? Мог и, по логике вещей, должен был, но вы не сдались, сопротивлялись и в итоге победили. Но так бывает не всегда, далеко не всегда. Из тысячи подобных ситуаций, лишь один Универсум выживет. Теперь понятно, почему необходимы и другие системы?

Теперь ситуация немного прояснилась, однако никто из троицы представить себе не мог, как мог выглядеть Универсум с тремя или четырьмя этическими принципами в своей основе. Что это были за принципы, как они взаимодействовали между собой — все это было для Виктора и компании темным лесом. Но в одном он был уверен точно: такой Универсум должен был быть очень непохожим на их, и если Наблюдатель сказал, что собирается переделать бинарную базу Универсума, добавить в нее третье этическое звено, то как это скажется на общих параметрах Фрактала? Что будет с тем Доменом, который породил их и который они спасли от гибели? Что будет со Сверхразумом, с Землей, с их родными и близкими? Не станут ли действия Наблюдателя еще более разрушительными, чем действия Вируса и, может быть, имеет смысл оставить все как есть?

— Я понимаю твои опасения, но они проистекают из-за отсутствия необходимого опыта. Вируса уже нет, но Закон Равновесия, Весы — остались, и они действуют. Пройдут, безусловно, тысячелетия, а где-то минут мгновения, и появится новый Вирус. Что выкинет Закон — неизвестно даже мне. Я знаю точно только одно — если все оставить как есть, Вирус вернется, не в таком качестве, но придет, и никто не даст вам гарантии, что он будет менее ласков. Я склоняюсь, что он будет более смертоносным.

Друзья молчали обуреваемые противоречивыми чувствами и разношерстыми мыслями.

— Безусловно, мир, который вы знали раньше, изменится, и он уже изменился навсегда. Ни вы, ни я не в силах вернуть все в прежнее русло, это принципиально не возможно, но можно и нужно жить дальше. Жить в новом, боле счастливом и приятном мире, чего я вам и желаю. Все изменения будут происходить постепенно, не сразу, и они не должны повредить ни одному живому существу этого Универсума. Таков главный принцип нашей работы. И не забывайте, что вы теперь Странники, а, возможно, кто-то из вас захочет примерить на себе иную роль, так что…

И Наблюдатель растаял в воздухе, оставив каждого со своими чувствами, мыслями и переживаниями. Позади осталось мрачное прошлое с бесконечными битвами, противостоянием с неизвестным врагом, страхом за близких; впереди маячило туманное будущее, и никто не знал, во что выльется их сегодняшнее решение. Бремя ответственности, принятое друзьями даже не за отдельную Метагалактику, а за весь Универсум, давило невероятным грузом, но каждый из них понимал — никто из них двоих не имел права отступать и перекладывать этот груз на чьи-то другие плечи. Вступивши однажды на этот путь, они был вынужден идти по нему до самого конца, запрещая себе сдаваться и поворачивать назад.