Сложно вести бой, если не знаешь о возможностях противника ровным счетом ничего, когда находишься на его территории и понимаешь, что он, противник, как ты не старался, а все же сумел застать тебя врасплох. И хоть Кондратьев был единственным человеком из четверки отважных диверсантов, кто первым снял с себя оковы оцепенения и начал действовать согласно заложенным в него боевым инстинктам, его поведение ровным счетом ничего не изменило. Враг по-прежнему оставался недосягаем для атак людей и, похоже, знал о проникших в его убежище если и не все, то многое.
И, тем не менее, диверсанты не собирались сдаваться без боя и постарались обезопасить себя по максимуму. Кондратьев юркнул в одно их углублений, явно природного происхождения и постарался схорониться в тени. Хищный ствол автомата стал продолжением его чувств и рук. Суперсолдат готовился начать бой в любой момент времени и с любым противником – несмотря ни на что, Михаил продолжал считать, что враг, позволивший обнаружить свое присутствие, был уже наполовину мертв.
Макс поспешил спрятаться за колонну, хотя и считал, что она, начнись схватка, вряд ли послужит ему хорошим укрытием. Реутов и Мезенцев поступили проще и прильнули к стенам пещеры, словно стараясь слиться с ними в единое целое.
– А вы продолжаете выказывать мне свое неуважение, – тем временем, как ни в чем не бывало, сказал неизвестный. – Сначала вы заявились сюда без спроса, хотя, признаю, сделали это очень… красиво. Ваш потенциал многократно возрос, что настораживает. Дальше – больше. Вы не пожелали даже представиться и, как подобает гостям, поздороваться. В довершении ко всему, сейчас ваше поведение демонстрирует мне неприкрытые нотки враждебности, что неприемлемо. И как прикажете мне с вами поступить?
«Телепатия работает»? – мысленно спросил Кондратьев, надеясь, что Григорий не стал «выключать» свой пси-приемник.
«Вроде, – немедленно отозвался псионик. – Во всяком случае, я тебя слышу».
«А остальные»?
«Я в сети», – тут же произнес Макс.
«А Реутов»?
«Его я не подключал», – ответил Мезенцев.
«Не доверяешь»? – поинтересовался суперсолдат.
«Что-то в этом роде».
Этот обмен информацией длился всего секунду. Оставалось только надеяться, что мыслесвязь не могла перехватываться и дешифровываться хозяевами подземного убежища.
– Не хорошо быть таким невежливым хозяином, – прокричал Михаил. – Пугать гостей – это низко.
– А проникать в чужой дом без спроса – это подло, – моментально парировал незримый обладатель мужского голоса.
– Не надо передергивать, – вступился за друга Макс. – Мы тут не по своей воле. Ты знаешь, почему мы здесь. Вылезай из своей выгребной ямы и поговорим.
Мезенцев выругался себе под нос, проклиная несдержанность Удава. До сих пор Поводырь, или тот, кто играл его роль, демонстрировал стремление к переговорам, во всяком случае, Григорию так показалось, но теперь, после столь нелицеприятных слов, хозяин пещеры мог передумать и основательно осерчать.
– Значит, хочешь побеседовать? – спросил невидимка.
– Хочу, – кивнул Макс. – Давно хочу. Прямо-таки кулаки чешутся.
Раздался не то приглушенный смех, не то чих.
– Хорошо, я удовлетворю твою потребность, – отозвалось сразу отовсюду. – Правда, разговор мы станем вести на моих условиях.
– Это на каких? – спросил Кондратьев.
И вновь чихающий смех разнесся под сводами подземной галереи.
– Сначала вы все умрете, а потом я удовлетворю запросы вашего друга и тоже убью его. Мне видится это справедливым. Видите ли…, в мире есть распорядок вещей, и его не должно нарушать. Если все идет своим чередом, значит, система находится в устойчивом равновесии. Она стабильна, а вы, и подобные вам всю свою жизнь пытаетесь привнести в отлаженный тысячелетиями механизм дисбаланс. Это крайне нежелательно, поэтому вас стоит устранить. И сделать это как можно быстрее.
– Что за…, – выругался Реутов.
Несостоявшуюся матерную тираду в исполнении генерала прервал вопль Макса:
– Вниз! Ложись! Справа!
Григорий ничего не понял и, самое паршивое, ничего не почувствовал, но подчинился команде боевого товарища беспрекословно. Кулем рухнув на умощенный плитами пол, Мезенцев что есть мочи отполз назад и попытался укрыться за громадным валуном, высотой в рост среднестатистического человека.
В этот самый момент Удав нанес куда-то в пространство подземной крепости несколько слепых ударов, по всей видимости, ни к чему не приведших. Он чувствовал опасность или, может быть, даже видел цель, но по какой-то причине не мог по ней попасть.
– Кондрат, ко мне, – не своим голосом взревел Макс, – под щит!
Суперсолдат мгновенно среагировал на приказ товарища. Из положения сидя, он дал короткую автоматную очередь, крест накрест перечеркивая пространство перед собой, скользнул вниз, словно собираясь нырнуть в воду, извернулся, едва его грудь соприкоснулась с гладким материалом пола, перекатился влево, словно волчок, и…
На траектории его движения словно из ниоткуда, прямо из воздуха возникли сразу три пули. Одна едва не высекла искру от соприкосновения с плитой пола, аккурат в том месте, где меньше мгновения назад находилось тело Михаила, вторая одновременно с первой угодила в струящуюся, колеблющуюся стену воздуха прямо перед лицом Макса, а третья поразила Кондратьева в плечо. Сколь бы быстр, изворотлив и непредсказуем не был суперсолдат, враг оказался еще быстрее. Однако находясь в боевом режиме Михаил не почувствовал боли и благополучно очутился под защитой Макса, который создал вокруг себя визуально слабо различимый кинетический барьер. Что такой щит способен был выдерживать воздействие чудовищных энергий, ребята уже успели убедиться при штурме дачи генерала Суворова, поэтому в сложившейся ситуации место рядом с Долматовым не без оснований могло считаться самым безопасным.
А вот Реутову и Мезенцеву повезло меньше. Мало того, что они не оказались под защитой кинетического барьера Макса, им до него необходимо было преодолеть порядка десяти метров открытого, хорошо простреливаемого пространства, и, судя по тому, какой силой обладал их противник, как он ловко сумел подранить Кондратьева, столь короткая дистанция превращалась для ребят в поистине непреодолимую.
«Гриша, используй все, на что ты способен!»
Мысленная команда Михаила ворвалась в голову псионика столь неожиданно, что парень чуть было не выпрыгнул из-за укрытия.
«Я их не чувствую, – ответил Мезенцев, – я их не вижу, не знаю, куда бить!»
«Бей по площади, – посоветовал Кондратьев. – Если ты их не ослепишь, тебе крышка, усек?»
«Усек, – раздраженно ответил Григорий, – но, похоже, им мои атаки, что слону пули из пневмата. В прошлый раз только Макс нам помог.»
Удав вынужден был признать правоту псионика.
Напротив раздались выстрелы – Реутов решился попугать противника, немного постреляв в пустоту. Естественно, безрезультатно. Мало того, по мнению Мезенцева, подобные действия граничили с безумством, ибо выстрелами во тьму генерал мог привлечь к себе повышенное внимание.
В итоге, так и произошло. Как и несколькими секундами ранее прямо из воздуха перед фигурой генерала возникли несколько пуль, от которых человек, не обладавший никакими сверхъестественными способностями, попросту не смог защититься. Одна из пуль поразила Реутова в голову, другая – в шею, третья ударила в грудь, а четвертая и пятая попали в живот. Ущерб, нанесенный ему, был необратим. От подобных ран генерал скончался на месте.
– Можешь перевести часть энергии щита на Мезенцева? – спросил Кондратьев.
– Могу, – кивнул Макс, – но это ослабит нашу с тобой защиту, и прилично.
– Эти твари способны к эволюционированию, – механическим голосом произнес Мезенцев. Несмотря на то, что псионик недолюбливал генерала и так и не смог к нему привыкнуть, его смерть произвела на парня сильное впечатление. – Два года назад они прекрасно гибли от моих атак, но ликвидаторам в особняке Маркова на мои способности было, мягко говоря, наплевать. А эти твари действуют вообще за гранью фантастики. Либо я чего-то не понимаю, либо они стремительны, как молнии.
«И мне так показалось, – сказал Кондратьев. Боли он по-прежнему не чувствовал и на пулю, засевшую в плече, не обращал никакого внимания. – Наш противник очень быстр. Не один человек не способен двигаться столь стремительно. Даже я в боевом режиме.»
«Значит, они каким-то образом нарушают законы физики», – ляпнул Григорий.
«Каким? – спросил Макс. – Как это возможно?»
«Как-то. Не забывай, кто наши противники. Их уровень технологий ушел далеко вперед. Его нельзя сравнивать с тем, что мы привыкли считать обычным и даже перспективным. Они на Земле уже почти миллион лет, и все это время пользуются людьми, как хотят. Возможно, они каким-то образом научились… управлять временем.»
«Все домыслы потом, – прервал Михаил начинающуюся перепалку между двумя бойцами. – Гриша, сейчас тебе предстоит совершить очень короткий но, пожалуй, самый важный в твоей жизни забег. Готов?»
«Нет, – совершенно честно ответил Мезенцев, – но куда деваться? Можно подумать, у меня есть выбор.»
«И правильно. Выбора у тебя нет, да и у нас его тоже нет. Щит Макса – наша единственная защита, но своим ходом, без нашей помощи, ты до него не добежишь.»
«Тогда на счет три…»
– Пошел, – во весь голос прокричал Долматов, высвобождая часть психо-кинетической энергии для переформирования психофизической защиты.
Григорий почувствовал, как вокруг него родилась тугая волна энергии, мгновенно преобразовалась в прозрачную стену, способную держать выстрелы из любого автоматического оружия любого калибра. Ноги сами собой выбросили восьмидесяти пятикилограммовое тело, разгоняя его до приличных скоростей.
Что-то ударилось о воздух справа, затем слева. Одновременно с этим впереди, прямо по ходу движения псионика, возникла призрачная фигура и, напоровшись на кинетический барьер, исчезла.
– Живой? – спросил Кондратьев, наскоро осматривая напарника, ввалившегося в зону относительной безопасности с автоматом наперевес.
– Вроде бы, – ответил голосом Григорий, не до конца еще веря, что его забег увенчался успехом. – В меня что, стреляли?
– Ага, – кивнул Макс, – и, по всей видимости, пытались взять на абордаж.
– Что? – не понял шутку псионик.
– Противник попытался перейти в ближний бой, – пояснил Макс, – воспользоваться своим холодным оружием, но, кажется, мой щит его задержал.
Мезенцев шлепнул себя по лицу, пытаясь прийти в себя. От того, насколько его мысли были упорядочены, зависела не только его жизнь, но и жизни ребят. Сейчас Григорий не имел права отвлекаться, у него не было времени на то, чтобы передохнуть. Он должен был работать, мыслить, творить.
– Они пользуются огнестрелом и при этом остаются полностью невидимыми, – озвучил собственные мысли Кондратьев.
– Да, и это еще раз доказывает, что здешние ликвидаторы представляют собой самую технологически продвинутую версию подобного рода бойцов, – сказал Мезенцев.
Михаил нервно усмехнулся.
– Считаешь, они и правда заигрывают со временем?
– Все возможно, – немедленно ответил псионик. – Если это так, то мы, скорее всего, не сможем с ними тягаться. Я честно не понимаю, каким образом они делают то, что делают. Для нас для всех время должно течь одинаково, но эти солдаты…, по всей видимости, научились его как-то изменять, выходить из общего потока времени и существовать в своем собственном. При этом я совершенно не понимаю, как в отдельно взятом объеме пространства могут существовать сразу несколько временных потоков и при этом никак друг с другом не…
Он осекся на полуслове, уставился куда-то в пустоту подземного убежища Поводырей.
– Нет…Нет… не может быть все настолько просто…
– Что? – спросил Михаил, схватив псионика за плечо. – Что ты видел?
– Я…
Мезенцев несколько раз сморгнул внезапно навернувшиеся на глаза слезы, резким движением протер вспотевший лоб.
– Эффект взаимодействия, – прошептал он себе под нос.
– Что еще за эффект? – продолжал тормошить его суперсолдат. – Какой еще нахрен эффект? Как им пользоваться?
– Эффект взаимодействия двух континуумов с разным… эм… временным показателем, – ответил ему Мезенцев.
Вовремя спохватившись, что подобные слова не стоит произносить вслух, псионик перешел на мысленную речь:
«Мы обитаем в привычном нам пространстве, где время имеет показатель компрессии, то есть сжатия или расширения, равный, скажем, единице. Однако вблизи объектов с громадной массой, например, вблизи черных дыр или массивных, очень массивных звезд, показатель компрессии будет отличен от единицы. Даже кино такое голливудское успели снять, в котором вся драма была завязана как раз на существовании двух родных друг другу людей в разных континуумах, показатели компрессии времени которых отличались один от другого. Так вот, наши противники каким-то образом способны создавать локальные объемы пространства, в которых этот самый показатель компрессии времени отличается от нашего. Для них секунда, что для нас час, и наоборот. Вот почему они быстрее, вот в чем их сила и главная слабость.»
«Ни черта не понял, – процедил кинетик, – но заявление о слабости противников мне понравилось! Как нам их победить?»
«Для того чтобы их победить, их нужно сначала увидеть, и в этом состоит наша основная и самая сложная задача. Если я мыслю в правильном направлении, при соприкосновении пространственных континуумов с разными показателями компрессии времени должен возникнуть определенный эффект, характеризующий границу взаимодействий этих объемов. Если нам удастся отследить эту границу, уловить этот эффект, то мы сможем увидеть наших врагов. Во всяком случае, мы сможем ощутить зоны континуумов с иным поток времени, а это уже кое-что».
После подобных заявлений обычно следовала долгая пауза, в течение которой все присутствующие размышляли над сказанными словами, но троица диверсантов оказалась в жестоком цейтноте. Каждая секунда была дорога, и решение необходимо было принимать незамедлительно.
– Хорошо, коли так, – сказал Михаил, взваливая на себя бремя лидерства. – Допустим, мы их увидим, что тогда? Мы сможем их поразить?
Пространственный объем, ограниченный барьером Макса, вновь попытались взять штурмом. Сначала его несколько секунд поливали свинцом, затем, по всей видимости, враг попытался применить приемы рукопашного боя, но защита не подвела.
«Наступают, засранцы, – выругался Удав. – Еще пара таких лобовых атак, и противник сподобится на очередную подлость».
«Или высокотехнологичную гадость, – добавил Кондратьев. – Стоит поспешить, пока нас не ухлопали. Гриша, твой план – хорош, спору нет, но давай проясним два момента. Первый, как нам отыскать эту самую границу взаимодействий? И второе: как мы убьем тех, кто, как я понял, находится в другом пространственно-временном континууме? Это вообще реально?»
«Не в другом, ты не так понял, или я не понятно объяснил, – возразил Мезенцев. – Они находятся в таком же пространственно-временном континууме, что и мы, просто один из параметров этого континуума, а именно показатель компрессии времени, изменен по средствам применения противником неизвестной технологии. А раз так, то поразить противника можно, хоть и сложно. Наши пушки против него бесполезны, поскольку враг всегда сможет уклониться от любого числа пуль. Плотность огня не будет играть никакой роли, если противник быстрее тебя в тысячу раз.»
«И как же быть?»– спросил Макс.
«Вот ты нам и поможешь, – ответил Григорий. – Психо-кинетические атаки действуют мгновенно. Во всяком случае, если скорость распространения психо-кинетического воздействия и имеет ограничение, то она никак не меньше скорости света, а это, согласись, куда выше, скорости любой пули. У нас появляется шанс, и мы должны его использовать.»
Михаил коротко кивнул, соглашаясь с доводами псионика.
«Пункт два, считай, решили. Что будем делать с пунктом один?»
Григорий глубоко вздохнул, собираясь с силами.
«Мне придется кое-что поменять в собственном мировосприятии, и это… может оказаться опасным. Для меня.»
«А по-другому никак нельзя? Без геройства?» – спросил суперсолдат.
«Боюсь, что нет, – сказал как отрезал Григорий. – Я буду не только отслеживать перемещения противника. Мне придется наводить атаки Макса, поскольку его чувствительность слабее моей. Все это потребует огромных затрат психической энергии и концентрации. Ты мне понадобишься для подстраховки, если я… ну… начну отдавать концы.»
Он произнес это столь спокойно, что любого, услышавшего эти слова, пришлось бы немедля откачивать. К счастью диверсанты оказались людьми понимающими и психически крепкими. Они доверяли друг другу. Они верили в то, что говорил Мезенцев, и принимали любые его решения.
«А почему бы тебе, Макс, не долбануть по площади чем-нибудь тяжеленьким? – спросил Кондратьев, удивляясь, почему он до сих пор не предложил нечто подобное.»
«Я думал об этом и пришел к выводу, что это ничего не изменит», – ответил ему Долматов.
«Почему?» – не унимался Михаил. Неаргументированные ответы никогда не устраивали суперсолдата.
«Потому что это не поле и не лес. Мы под землей, и если нашим глазам кажется, что эта пещера достаточно просторна, то мне здесь развернуться негде. Если я начну бить по площади, то, скорее всего, я, конечно, смогу достать наших противников, но при этом разрушу здесь все до основания. Нас просто завалит ко всем чертям.»
Кондратьев буквально выстрелил глазами, окинув Макса своим взглядом.
«Значит, последний аргумент?»
«Если понадобиться, то да, действительно последний» – кивнул Удав.
– Что-то мы рано начали себя хоронить, – сказал Мезенцев. – Давайте лучше начнем, а то нас, пожалуй, заждались.
Михаил кивнул, выводя все психофизиологические процессы в собственном теле на максимальный уровень.
– Давай, Гриша, – сказал он, – на тебя вся надежда.
Ободряющие слова напарника в подобной ситуации отнюдь не были лишними. Григорий сосредоточился, привычно концентрируясь на чувствах внутри себя. До сей поры он занимался сканированием психо-энергетических оболочек людей и животных, попросту говоря, считывал ауры живых существ, что помогало псионику всегда ощущать присутствие других представителей животного мира. Сейчас же его задача заключалась несколько в ином. Он должен был отыскать границу взаимодействий континуумов с разными временными потоками. Для столь мощного и искусного пси-оператора, каким считал себя Григорий, плевая задача, если б не одно но: он не знал, как должно выглядеть то, что ему следовало отыскать. Он не знал, с какими энергиями ему придется работать. Сейчас парачувствительная сфера Мезенцева напоминала собой обыкновенный радиоприемник, а сплав его сознания и воли – палец оператора, который перебирал частоты, пытаясь поймать нужную ему волну.
К тому же, сказывалась ограниченность во времени, из-за которой Григорий вынужден был работать очень быстро, а скорость, как известно, важна была лишь при ловле блох. Никогда еще излишняя спешка не приводила к положительным результатам, но сейчас у псионика просто отсутствовал всякий выбор. Он должен был справиться со своей задачей или погибнуть, и никакой третьей альтернативы для него не существовало.
Паранормальное зрение кардинальным образом отличалось от общепринятого человеческого. Мезенцев ощущал себя в роли подопытного, согласившего на безумный эксперимент, входе которого ему прививали биологический локатор, призванный заменить обычное зрение. Григорий ощущал пространство сразу целиком, а психоэнергические сферы живых существ видел яркими точками, разбросанными по объему. Теперь же перед его внутренним взором распахнулась настоящая тьма, и псионик во все «глаза» пытался разглядеть в ней сполохи, просветы, вспышки – все, что хотя бы теоретически могло обуславливаться взаимодействием двух континуумов с разным коэффициентом хронокомпрессии.
И он узрел их. На самой границе своих непомерно раздувшихся чувств, на пределе собственных отнюдь не слабых возможностей. Призрачный, едва заметный свет, окружал пять сфер, радиусом чуть больше одного метра. Каждая из них с дикой скоростью перемещалась по пространству, и чем выше была эта скорость, тем ярче сияли сферы. Пять противников окружили безопасное пространство внутри психо-китетического щита Макса и готовились к решающему штурму. Ликвидаторам была поставлена четкая задача: во что бы то ни стало нейтрализовать назойливых людишек, зашедших слишком далеко.
«Нашел, – бросил короткое Григорий. – Готовься, Макс, переключаюсь на тебя.»
«Всегда готов, – ответил пионерским девизом Удав. – Показывай цели. Сейчас я поджарю им хвосты.»
Но, вопреки ожиданиям, проще было об этом сказать, чем сделать. Скорость распространения психо-кинетической волны, создаваемой кинетиком, действительно была чрезвычайно высока, однако «система прицеливания», базирующаяся на чувствах Мезенцева, находилась во власти обычного пространственно-временного континуума, время в котором текло без всякой компрессии. После первой же атаки, стало понятно, что Макс элементарно не успевает прицелиться в очень юркого и фантастически быстрого противника. Первый «выстрел» оказался не точным и просверлил в стене подземной крепости глубокую дырку размером с добротный арбуз.
Несколько следующих атак также ушли в молоко, не причинив противникам никакого вреда, и ребятам пришлось срочно менять тактику.
«Атакуй фронтом, – предложил Мезенцев свою идею. – Не стоит с ними фехтовать. Не успеваем.»
Долматов моментально понял задумку Григория и поспешил воплотить ее в жизнь. Первая атака Удава вновь не принесла диверсантам успеха – бойцы Поводырей успели разбежаться в разные стороны, и психо-кинетическая волна срезала одну из многочисленных колонн.
А вот следующий выпад оказался более чем удачен. Невидимая глазу волна разрушительной энергии перечеркнула сразу двоих противников. Сфера континуума с иным коэффициентом компрессии времени лопнула словно мыльный пузырь, и на отполированных до зеркального блеска черных плитах пола остались лежать разрезанные напополам тела в футуристического вида боевых костюмах.
– Ха-ха, получили, твари?! – выкрикнул Макс. – Ничего, сейчас я вас всех ухлопаю, сучьи отродья!
Однако праздновать победу, как оказалось, было немного преждевременно. Да, противник понес серьезные потери, и против тройки диверсантов теперь боролась тройка ликвидаторов. Но они все так же являли собой крайне неудобные цели, а с учетом того, что со смертью пары бойцов Поводырей, плотность противника резко упала, попасть по оставшимся в живых врагам сделалось практически невыполнимой задачей. Макс мазал, хотя и старался изо всех сил бить точно. Каждый его удар грозил серьезными повреждениями подземной обители. Удав здорово рисковал, даже не вкладывая в собственные атаки все свои силы, поэтому вскоре наступил момент, когда над ребятами возникла нешуточная угроза обрушения всей крепости целиком.
«Надо что-то сделать, иначе мы уничтожим не только их, но и себя.»
Предложение Кондратьева восприняли без особого энтузиазма, поскольку было не понятно, что следует менять и в каком ключе стоит вести боевые действия дальше.
«Нам кажется, что мы действуем быстро и слаженно, – заявил Мезенцев, – но на самом деле для наших противников наше время течет чрезвычайно медленно.»
«Можешь предложить выход из ситуации?» – спросил Макс.
«Не уверен, что могу, но можно кое-что попробовать».
В это время в психо-кинетический щит Макса ударили три ярчайших луча, свет от которых, казалось, исторг тьму даже из самых удаленных закоулков подземной пещеры. Удав заскрежетал зубами, разъяренно зарычал, словно проголодавшийся хищник, только что упустивший лакомую и казавшуюся такой доступной добычу.
«Бысстрее, – прошипел он, – я еле держусь!»
Как выяснилось, их враг окончательно понял, что троица диверсантов, представителей вконец обнаглевшего человечества, являла собой серьезного противника, с которым стоило считаться, и это вынудило защитников Поводырей прибегнуть к применению тяжелого вооружения. В ход пошло некое лучевое оружие, мощи которого не могло выдержать даже защитное поле Макса.
На то, чтобы сделать ответных ход, у парней совершенно не оставалось времени. Противник не оставлял Кондратьеву и компании ни единого шанса. Все, что диверсанты могли предложить своему могучему врагу, это лишь жест отчаяния или…
На то, чтобы достигнуть феноменальной степени ментальной, психической и энергетической концентрации внутри собственного сознания, у Мезенцева ушло примерно полсекунды. Никогда прежде он не проделывал ничего подобного, и теперь не мог дать определения тому, что с ним происходило. Новое, особое состояние сознания, в которое ввел себя псионик, предстало перед его внутренним взором призрачным кристаллом, сверхпрочным, сверхупругим, невидимым и, по большому счету, нематериальным каркасом, который, подобно дополнительному скелету, пронзил его тело с макушки до самых пят. Кристалл духа – высшая форма организации психо-ментальной и психо-энергетической материи – сверкнул в сознании Григория вспышкой, подобной взрыву мириад сверхновых звезд, и мощь, вырвавшаяся на свободу, казалось, заставила содрогнуться саму Землю.
Удар был направлен за периметр защитного барьера, поэтому ни Макс, ни Михаил не пострадали. А вот всем остальным досталось с избытком. Сферы континуумов с иным потоком времени не смогли защитить ликвидаторов от волны психической энергии, захлестнувшей подземную обитель Поводырей. Тайные солдаты Кукловодов человеческой цивилизации уже на второй версии имели встроенную защиту от пси-атак, сломать или обойти которую, как считали создатели этой внеземной технологии, было практически не возможно. Третья версия стражей снабжалась еще более впечатляющей пси-защитой, но против мощи, высвобожденной Григорием Мезенцевым, и она не устояла.
И тогда, лишенная пси-компенсаторов, тайная стража Поводырей застыла, потрясенная, словно группа боксеров, разом оказавшихся в стоячем нокдауне.
На то чтобы добить смертельно опасных противников, враз растерявших всю свою силу, у Макса ушло не больше трети секунды. Три психо-кинетические волны разорвали человеческие тела в навороченных боевых скафандрах на части, разметав кровавые ошметки по всей подземной цитадели.
В следующее мгновение Мезенцев рухнул на блестящий черный пол словно подкошенный. Силы оставили молодого псионика, отдавшего всего себя ради победы. Это была та жертва, без которой нельзя было победить ни в этом бою, ни, тем более, в войне со столь коварным и могучим противником.
Кондратьеву ничего не оставалось, как только взгромоздить безвольное тело парня себе на шею, и попробовать дотащить его до места, где бы Григорию могли оказать квалифицированную помощь. Михаил не хотел верить, что его наверное единственный настоящий друг, отдал свою жизнь ради всеобщего блага. Суперсолдат изначально подозревал, что этот поход может статься для него последним, но сейчас отказывался верить в смерть своего боевого товарища. Брата.
– Пошли, – уставшим голосом произнес Макс. – Думаю, у нас остался еще один незаконченный разговор.
Кондратьев медленно поднялся, оберегая драгоценную ношу на своих плечах.
– Пошли.
Ребят ждало последнее испытание. Испытание правдой.