1
Он сделал подряд три глубокие затяжки, погасил сигарету с марихуаной в пепельнице из цветного стекла, налил стакан виски, выпил до дна и, откинувшись на спинку кресла, блаженно прикрыл глаза.
Почему-то сегодня испытанное сочетание наркотика и крепкого виски не торопилось оказать на него своего обычного действия, хотя сигареты были так называемые «три ободка», то есть с наибольшим содержанием марихуаны. Сознание оставалось ясным, только руки и ноги стали ватными, словно по ним только что били палками. Может, выкурить еще? Не стоит! Он всего полгода увлекается этим, а уже успел дойти до «трех ободков». Если и дальше подобными темпами увеличивать дозу, не останется другого выхода, как перейти на «снежок».
Он уже давно работал с американскими советниками, был знаком со многими из них, но никто не внушал ему такого почти суеверного страха, как этот, только что прилетевший из Америки. И хотя, когда их представляли друг другу, было сказано, что новый советник — майор и всего лишь помощник Кромера, он мог побиться об заклад, что американец не тот, за кого себя выдает. Скромное воинское звание всего лишь маскировка. По-видимому, предстоит какая-то операция. Опыт подсказывал ему, что всякий раз в подобных случаях таким, как он, предстояло много хлопот. Так было при французах и так оставалось сейчас, при американцах. В самом деле, не станет же Белый дом посылать сюда важную шишку только для того, чтобы копаться в мелких делишках его и ему подобных? Это только Тхиеу в речах по радио и на встречах с высшим офицерством разглагольствует о том, что «решительно искоренит взяточничество, очистит ряды, осуществит подлинную демократию, подлинный прогресс общества» и так далее и тому подобное… Он скривил губы в усмешке. Все, начиная от американского президента, настолько прониклись духом бизнеса, что тот, кто не берет взяток, просто не достоин носить звание офицера республиканской армии!
Они хотят испытать его преданность этому режиму? Пожалуйста, ему совершенно нечего бояться. И его отец, и он всю жизнь прослужили в армии, сначала у французов, а теперь у американцев, его сын даже образование получил в Соединенных Штатах. Кстати, недавно, когда решали, кого послать учиться на факультет психологической войны в высшее военное училище в Вест-Пойнте, выбор опять же пал на его сына.
Остаются только служебные дела. Вот от этого-то у него и болит голова. Он никогда не изменял своему испытанному методу: требовал от управления безопасности, тайной гражданской и военной полиции арестовывать как можно больше, пусть даже это будут люди, лишь только подозреваемые в связи с вьетконгом. Арестовывать и подвергать сильнейшим пыткам. В результате каждый год удавалось вылавливать более или менее стабильное число настоящих вьетконговцев. «Сотня факелов ловит одну лягушку», — так можно было бы назвать этот его метод.
С выяснением стратегических намерений вьетконга все обстоит тоже довольно просто. Вьетконг разделил территорию Южного Вьетнама на три стратегические зоны: городскую, сельскую равнинную и горных джунглей. Крупных ударов по городской зоне вьетконг пока что нанести не может, потому что, благодаря богу, американская оборона и оборона республиканских войск вполне надежны. Сельская равнинная стратегическая зона круглый год подвергается так называемому умиротворению, практически стерта с лица земли, и поэтому вьетконговцы не имеют возможности ввести туда сколько-нибудь значительные силы, не будучи обнаруженными. Остается лишь район горных джунглей. Здесь находится «электронный пояс» Макнамары, где, как известно, «и мышь не проскочит», поэтому деятельность вьетконга носит тут чисто локальный характер. В центральной части вьетконговцам тоже приходится туго: сказываются значительные трудности со снабжением. В Тэйнине, который, по всем предположениям, граничит с основной базой вьетконговцев, особой активности тоже не наблюдается, правда в основном по религиозным мотивам. Таким образом остается лишь одно Центральное плато. Отсюда вывод: «Вьетконг, вероятно, выберет местом своих военных действий район Плейку, в остальных районах скопления противника не обнаружено. Возможны также незначительные операции на севере Лаоса, в районе Долины Кувшинов…» Лучше всего действовать, прислушиваясь к мнению американских военных советников. Самый надежный источник в этом смысле — MACV, можно опустить несколько подробностей и спокойно выдавать его данные за свои собственные. И учителям, то бишь американцам, угодишь и самому не надо ответственности бояться. Электронная система изучения намерений противника у американцев вполне надежна.
В подготовленные таким образом документы надо обязательно вставить несколько фраз о высоком боевом духе солдат республиканской армии, чтобы завоевать расположение тех или иных генералов и тем самым обеспечить надежные тылы для своих коммерческих операций, которые он вел преимущественно с командующими зонами.
Вот так и выполнял он свои обязанности и благодарение богу, с самого шестьдесят пятого года был на хорошем счету. Всякий раз, когда американцы отправлялись на поиски вьетконговцев, они непременно их находили, правда, находили именно там, где меньше всего предполагали с ними столкнуться. Затем американцы громко трубили о том, сколько уничтожено и взято в плен живой силы противника, сколько техники выведено из строя или захвачено в качестве трофеев. Ну и, конечно, не забывали похвалить прозорливость генералитета из ставки главнокомандующего, верно определившего места скопления противника, а также командиров полков, бригад и дивизий, вовремя окруживших и уничтоживших врага, так сказать, сломавших хребет регулярным частям вьетконга. Кто же станет говорить о поражениях, пусть даже не столь значительных? А если не говорить о них, значит, надо говорить о победах. На и уж если о победах, как же не упоминать о тех, кто внес в них свой вклад? И вот тут-то нельзя было не вспомнить о нем.
Конечно, дело не обходилось без критики, и не только критики, но и прямой ругани в печати и по радио союзнических стран, но эти голоса тонули в шуме одобрений и звоне литавр. Он твердо верил, что американцы одержат окончательную победу, исходя из следующих соображений: если американцы и вьетконговцы при каждом столкновении несут одинаковые потери, то совершенно ясно, что первым испустит дух вьетконг. Война — это соревнование сил, военных потенциалов, а уж военный потенциал Соединенных Штатов признан во всем мире.
Так и удавалось ему в течение многих лет занимать высокую и выгодную должность, сулившую ему в дальнейшем еще и повышение. В шестьдесят третьем году, когда свергли президента Зьема, он был всего лишь капитаном десантных войск, теперь он же, полковник Винь Хао, занимал пост начальника отдела стратегической разведки при военном кабинете президента, пользовался широкой известностью и был одним из доверенных лиц самого президента Тхиеу.
Сегодня утром недавно приехавший из Соединенных Штатов новый советник Стивенсон позвонил ему и назначил встречу. Изысканно вежиливым тоном Стивенсон выразил желание побеседовать в своем особняке завтра в семь утра с полковником Винь Хао по поводу интересующих обоих проблем. Весь день Винь Хао старался собрать воедино имеющиеся у него данные, чтобы затем свободно изложить их американскому советнику. Однако ему очень мешало чувство резкого недовольства, и недовольство это было вызвано разграничением дел в подведомственном ему отделе. Приходилось мириться с тем, что американцы изображали из себя учителей, и со смирением довольствоваться ролью ученика, который сам не в состоянии сделать ничего путного. Но если в предстоящей беседе с этим американцем он не блеснет своими способностями, его оценят неверно и движение наверх в дальнейшем может застопориться.
Тревожное чувство не покидало его, он никак не мог избавиться от растущего напряжения, несмотря на то что уже принял обычную дозу марихуаны и алкоголя.
С досадой хлопнув себя по колену, открыл глаза и взглянул на часы. Было почти одиннадцать вечера. Он протянул руку, нажал на кнопку и, чуть приподнявшись, крикнул в переговорное устройство:
— Шанг! Шанг! Тиеткань! Приготовь побыстрее!
Потом снова откинулся в кресло и смежил веки, но брови его остались сердито нахмурены…
Настоящее имя его было Нгуен Ван Хао, но уже с пятьдесят первого он величал себя Винь Хао, то есть Вечный Хао, хотя тогда был всего лишь сержантом, помощником начальника поста в одном из равнинных районов Бакбо. Свое полное имя он находил чрезвычайно аристократическим и надеялся, что все считали, будто он принадлежит к одной из знатных фамилий. Это тщеславное желание не покидало его до сих пор, и он был очень доволен, что все звали его полковником Винь Хао.
Отец его служил еще к «красных повязках» и удостоился чести во время первой мировой войны быть отправленным во Францию, где воевал против бошей, как французы презрительно называли немцев, и участвовал в сражении при Вердене. Когда закончился срок службы в армии, отец Винь Хао вернулся к себе в деревню и выхлопотал должность надсмотрщика на скотобойне. Его сын, Винь Хао, в двенадцать лет — было это в тридцать девятом году — окончил начальную школу, но экзамена для продолжения учебы не сдал. Отца это нисколько не огорчило: он считал, что сыну как нельзя более подойдет военная служба. И вот Винь Хао, вместо того, чтобы учиться, целыми днями болтался на скотобойне, с интересом наблюдая, как закалывают буйволов и быков, и с завистью глядя, как отец вперемешку с вином пьет бычью кровь.
В сорок седьмом году, когда провинцию захватили французы, отец, собрав все свои бумаги и регалии, отправился просить принять в солдаты сына. Это было ровно двадцать лет назад…
Винь Хао сидел, откинувшись на спинку кресла, и думал о своей встрече с советником Стивенсоном.
Неожиданно раздавшийся звонок заставил его открыть глаза. Просили разрешения войти в комнату. Таково было им самим установленное правило: всякий, кто хотел войти в его спальню или столовую, должен попросить на это разрешение. Исключение составлял лишь сержант Тхань, его личный телохранитель. Винь Хао нажал на кнопку, снаружи над дверью зажглась зеленая лампочка. Дверь распахнулась. Шанг, его личный повар, человек примерно сорока лет, весь в белом, с белым же полотенцем, перекинутым через руку, появился на пороге с подносом в руках. Это было тоже правилом, введенным Винь Хао, — се, кто служил в его доме, после семи вечера одевались только в белое и носили деревянные сандалии. Исключение опять же составлял телохранитель, который всегда оставался в пятнистой форме и ботинках на бесшумной каучуковой подошве. Сейчас он пропустил повара и стал в проеме дверей, широко расставив ноги и положив руки на пистолеты, висевшие у него в кобурах на поясе. Он одинаково хорошо стрелял обеими руками и от привычки носить два пистолета никогда не отказывался.
Повар опустил на стол поднос с тиетканем, овощами, солью, имбирем, стручками перца и половинкой лимона. Здесь же стояла небольшая пиала, лежали палочки для еды и ложка. Налив в стакан виски и поставив его перед хозяином, повар сделал шаг назад и застыл.
Винь Хао Отпил глоток, пососал лимон и поморщился. Потом сделал еще глоток и приступил к трапезе. Но тут же недовольно буркнул: «Пересолил!» Настроение было испорчено — повар, поспешив, переложил соли и испортил его любимое блюдо!
Полковник швырнул палочки для еды на поднос, откинулся в кресле и тихонько позвал: «Тхань», многозначительно кивнув в сторону повара. Детина-телохранитель мягко, как кошка, шагнул к повару, схватил того правой рукой за горло, крепко сжал пальцы и с вопросительным видом повернулся к хозяину, ожидая приказа.
Винь Хао принялся считать:
— Раз!
Левой рукой телохранитель ударил повара по щеке.
— Два!
Тхань ударил повара по другой щеке, у того из носа потекла кровь.
Винь Хао махнул рукой. Тхань отпустил повара, снова вернулся на свое место и застыл в прежней позе — ноги широко расставлены, руки цепко лежат на пистолетах.
Винь Хао вздохнув, кивнул и с расстановкой сказал повару:
— Можешь все убирать, понял? Возьми ваты и заткни нос, чтобы кровь не шла, понял? Следующий раз будешь больше стараться, понял?
Он вызвал горничную и приказал убрать комнату, а сам, взяв бутылку с виски, прошел в спальню. Открыл тумбочку, стоявшую у кровати, достал оттуда пачку сигарет «Честерфилд», распечатал, вынул сигарету, немного полюбовался ею, потом закурил, сделав несколько глубоких затяжек, и налил себе виски. Тиеткань, любимое его лакомство, был испорчен, и сегодняшний вечер ему придется коротать с виски и английскими сигаретами с лаосской марихуаной. «Один раз — это еще не привычка, — утешал он себя. — Даже если я и увеличу немного дозу, ничего страшного не произойдет!»
Он докурил сигарету до конца, сделал еще глоток виски, поставил опустевшую бутылку на тумбочку, и растянулся на постели.
Горничная опустила полог над кроватью, выключила верхний свет, зажгла ночник и вышла из комнаты. Телохранитель закрыл дверь и прислонился к ней спиной, с наружной стороны, лицом к коридору, ноги широко расставлены, руки на пистолетах, пальцы легонько постукивают по кобуре в такт американской музыке, доносившейся из бара неподалеку.
***
Было семь часов утра 22 мая 1967 года.
Полковник Винь Хао, подтянутый, в белой парадной форме с аксельбантами и всеми знаками отличия, входил в двери особняка советника Стивенсона. Сравнительно молодой вьетнамец, сидевший в самом начале коридора, при виде его вскочил и знаком предложил следовать за собой. Перед высокими дверями, ведущими в кабинет хозяина, он остановился, легонько постучал в обитую кожей дверь, затем открыл ее и, войдя в комнату, на довольно сносном английском произнес:
— Полковник Винь Хао, начальник стратегической разведки.
Затем повернулся к полковнику и жестом пригласил его войти.
Стивенсон в ответ на приветствие Винь Хао приподнялся, указал рукой на кресло, стоявшее возле его письменного стола, и сказал по-вьетнамски:
— Прошу, садитесь.
Затем довольно долго он молча внимательно изучал Винь Хао, и тот почувствовал себя несколько не в своей тарелке.
— Я буду говорить по-вьетнамски, если что-нибудь окажется неправильно или непонятно, прошу вас, поправляйте меня, мне это только на пользу. Я здесь всего пять дней, нас с вами уже представили друг другу, и я очень рад, что сегодня на мой вызов вы явились минута в минуту. Благодарю, полковник.
— Это моя обязанность, господин советник.
— У нас в Соединенных Штатах есть некая организация, называющая себя мафией. Мафия — это организованная преступность. Она имеет четкую иерархию, чрезвычайно разветвленную сеть и свой центральный орган. Эта гигантская машина, которая руководит осуществлением целого комплекса преступлений, совершаемых не только в Соединенных Штатах, но и во многих странах Европы, Азии и Латинской Америки. Хочу добавить, что у нас в Соединенных Штатах совершаются преступления пятидесяти четырех видов — здесь и похищения, и вымогательство, и ограбление банков, и мошеннические операции, и торговля наркотиками, и так далее… Если говорить только о торговле наркотиками, то вы, как человек с ними знакомый, — Стивенсон слегка улыбнулся, заметив, что Винь Хао вздрогнул, — можете без труда представить себе ее размах.
Стивенсон поднялся и заходил по комнате. Винь Хао, человеку невысокого роста, было неудобно в низком и широком кресле, приходилось задирать голову и вертеть ею во все стороны, чтобы не потерять из виду прохаживающегося Стивенсона. Шея устала, но Винь Хао не смел даже откинуться на спинку кресла.
- В каждом квартале, в каждом небольшом населенном пункте есть представитель организации, осуществляющей торговлю наркотиками. У нас в Америке на все существует монополия, господин полковник. Так вот, в задачу такого представителя входит получение, хранение и распределение наркотиков. Этот товар подразделяется на разные виды — героин, кокаин, марихуана, ЛСД и так далее, существуют как в порошке, так и в ампулах для разовых уколов. Если представитель работает хорошо, он получает всевозможную поддержку от организации, я имею в виду мафию, а также находится в ладах с полицией и органами правосудия. Однако, бывают случаи, когда этого человека арестовывают, чаще всего по сговору мафии с большими тузами, стремящимися приобрести широкую популярность, чтобы использовать ее в борьбе за власть: за губернаторское кресло, к примеру, или за пост сенатора. Такой человек твердо знает, что за время его отсутствия семья не будет ни в чем нуждаться, получая ежемесячную помощь от мафии, а когда его выпустят, он будет восстановлен в своей «должности», а может, и получит другое, более высокое и более соответствующее его «талантам» место. Однако если он проявит нерасторопность или же, наоборот, окажется не в меру смышленым и станет совать нос в чужие дела, тогда, — Стивенсон пожал плечами, — мафиози найдут способ убрать его и назначить на это место нового человека. Вот так-то, дорогой полковник.
Он остановился перед Вниь Хао и неожиданно задал прямой вопрос:
— Скажите, как, на ваш взгляд, вьетконг столь же крепкая организация, что и мафия?
— Господин советник, — запинаясь, начал Винь Хао, — мне кажется… мне кажется, что с мафией вьетконгу не сравниться…
— Ошибаетесь, дорогой полковник. У вьетконга организация несколько раз сильнее мафии. — Стивенсон взмахнул рукой, давая понять Винь Хао, что не желает слушать его возражений. — Несмотря на то, что организация мафии укреплена почище администрации некоторых американских штатов, она тем не менее слабее, чем вьетконг. Почему так? Да потому, что цементирующей основой мафии является доллар и насилие. Доллар и насилие укрепляют мафию организационно, но в то же самое время расшатывают ее изнутри. В среднем одна тысячная членов мафии ежедневно гибнет в результате всевозможных стычек. В год, таким образом, набегает солидная цифра. Организацию же вьетконговцев цементирует другое — общие идеалы. Запомните, только общие идеалы способны по-настоящему прочно сплотить организацию. — Он снова пожал плечами, усмехнулся уголками губ. — Истина эта стара как мир. Что же за идеалы выдвинул вьетконг для населения? Это борьба против иноземной агрессии, в какой бы форме эта агрессия не проявлялась, борьба в защиту своих жизненных прав и свободы. Во Вьетнаме, стране, которой пришлось бороться против чужеземной агрессии чуть ли не со времени своего основания, эти идеалы вполне соответствуют чаяниям народа, и потому вьетконг превратился в мощную силу, недооценивать которую нельзя.
Стивенсон вернулся на прежнее место, откинулся на спинку стула и, положи руки на стол, теперь молча смотрел на Винь Хао, а тот недоумевал, не зная, к чему клонит новый советник и в какое русло он повернет беседу дальше.
— Господин полковник, — продолжал Стивенсон, — мы, то есть американцы, и вы, республиканская армия, имеем тоже общий идеал — это антикоммунизм. Мы решительно боремся против коммунизма в любом месте и в любом его проявлении, защищаем наши свободы. Этому идеалу служит много людей в самых разных странах. Наша материальная опора — огромная мощь доллара и нашего оружия. В принципе, нам следовало бы иметь организацию, во много раз превосходящую вьетконг по силе. Но в действительности, этого, к сожалению нет. И главная причина здесь в том, что и мы и вы действуем пока не вполне эффективно, а так сильную организацию не построишь. — Он снова взмахнул рукой, не давая полковнику возможности оправдаться. — С конца шестьдесят третьего года я ежедневно отвожу два часа на изучение вьетнамского языка. Нанял какого-то бакалавра, который два раза в неделю читает мне курс истории Вьетнама и истории азиатских литератур. Как видите, говорю по-вьетнамски не так уж плохо. В состоянии вести диспуты на философские темы, беседовать о литературе. И это потому, что уже в середине шестьдесят третьего года я понял, что югу Вьетнама предстоит стать самой горячей точкой на всем земном шаре, местом, где будет решаться вопрос о чести Соединенных Штатов и где людям, подобным мне, предстоит делать большие дела. А вот вы, — он ткнул пальцем в сторону Винь Хао, — вы не в состоянии беседовать со мной по-английски, ваш багаж в этом плане таков, что позволяет вам разобраться в инструкциях по вооружению, да еще вы, наверное, можете болтать с девицами из баров и дансингов во время ваших поездок в Японию и на Тайвань. А ведь американцы находятся на юге Вьетнама с пятьдесят пятого года! Не свидетельство ли это того, что вы не совсем охотно с нами сотрудничаете, а, господин полковник?
Стивенсон снова поднялся и молча заходил по комнате, словно давая полковнику время подумать над только что сказанным. Через некоторое время он подошел к Винь Хао и, внимательно глядя на него, спросил:
— Что вы можете сказать по поводу стратегической мощи союзников, начиная с шестьдесят пятого года? Действительно ли удалось Уэстморленду найти и уничтожить подразделения вьетконга? Сломали ли хребет регулярным частям вьетконга? Уничтожена ли его партизанская армия?
Затем он быстро повернулся к столу и нажал кнопку. Подождал, пока черный слуга поставит на стол поднос со спиртными напитками, наполнит бокалы и выйдет из комнаты, поднял бокал, кивком пригласил полковника последовать его примеру. Запрокинув голову, он осушил свой бокал до дна, вынул платок, аккуратно вытер им уголки губ и снова взглянул на Винь Хао:
— Говорите! Теперь я буду слушать вас.
— Господин советник, основываясь на сведения, полученных ставкой генерал Уэстморленда и военным кабинетом нашего президента, можно утверждать, что союзнические силы одерживают непрерывные победы, а регулярные части вьетконга терпят серьезные поражения. В недалеком будущем все, о чем вы говорили, станет реальностью. Мы достигнем наконец того, чего добиваемся все эти несколько десятилетий…
Стивенсон скривил губы, иронически при этом присвистнув, и правой рукой помахал перед носом, как бы отгоняя прочь душок, идущий от высперенных речей полковника.
— Извините, но эту песенку мы слышали уже не раз! Кока-кола один из самых никудышных прохладительных напитков, однако благодаря пышной рекламе ему удалось снискать себе любовь многих. Я же лично предпочитаю бренди, светлое или темное, но бренди. — Он показал рукой на одну из стоявших на подносе бутылок. — Мы — разведчики и должны обходиться без пышных фраз и говорить только правду, какая бы она не была. Нам не пристало вторить той пропагандистской шумихе, которую ведут те, кого вы только что называли. Они за это получают жалованье. Мы же с вами получаем жалованье совсем за другое — за то, чтобы анализировать реальное положение дел и способствовать их развитию том направлении, которого желают те, кто держит нас на службе. А реальное положение дел таково: почти полмиллиона союзнических войск вместе с почти полумиллионной республиканской армией с шестьдесят пятого года и по сегодняшний день не добились никакого стратегического перевеса. Эффективность действий нашей прекрасно вооруженной армии очень низка. Обстановка катастрофически ухудшается. Один известный политический обозреватель даже назвал положение союзнических войск на юге Вьетнама положением бумажного тигра, загнанного в бамбуковую клетку! Реальность также состоит в том, что для нас, — я имею в виду и американцев, и вас, вьетнамцев — каждый бой — неожиданность. Генерала Уэстморленда держат в тисках, водят за нос по всему югу Вьетнама и наносят ему весьма болезненные удары. Все наши стратегические планы становятся заблаговременно известны противнику. В чем же причина? Видимо, в вашей стратегической разведке есть некая щель, через которую просачиваются оперативные сведения. Это не может относиться к нам, американцам, по той простой причине, что мы — американцы. Таким образом, выходит, что эта щель — у вас, наши уважаемые коллеги!
Винь Хао вздрогнул, понимая, что не в силах ничего противопоставить железной логике американца и прошептал:
— Господин советник, этого не может быть!
Не обратив ровно никакого внимания на этот возглас, Стивенсон холодно продолжал:
— Кто получает доступ к секретным сведения в отделе стратегической разведки, которым вы руководите? Только вы и еще два-три офицера! Но ведь не вы же передаете данные противнику?
— Господин советник, этого просто не может быть!
— Вернее говоря, не должно быть! Но… А как ваше ближайшее окружение? Вы меня понимаете? — Стивенсон описал рукой в воздухе окружность. — Ваше непосредственное окружение и сотрудники тех лиц, которые находятся вашем окружении? Это ведь очень большой круг! Искать источник утечки информации следует именно здесь! Нужно постараться сделать так, чтобы радиус этого круга уменьшился, вы меня поняли?
— Да, господин советник, я вас понял.
— Очень хорошо. Таким образом, ваша задача, — Стивенсон поднялся, и Винь Хао тоже поднялся и стал навытяжку, точно слушая боевой приказ, — ваша задача заключается в следующем. До конца июля раскрыть агента вьетконга, пробравшегося в вверенный вам отдел стратегической разведки. Агента необходимо обнаружить так, чтобы он не смог, не успел порвать свои связи. Через пятнадцать дней я жду от вас первого доклада о ходе дела. По телефону. Номер телефона 03-121, линия А-7. Запомнили?
— Так точно, господин советник, запомнил. Через пятнадцать дней. Номер телефона 03-121, линия А-7.
— Очень хорошо. Можете быть свободны.
Стивенсон вежливо кивнул, полковник же щелкнул каблуками и отдал честь. Подождав, пока Винь Хао покинет кабинет, Стивенсон опустился в кресло и принялся о чем-то сосредоточенно размышлять…
Выйдя из кабинета Стивенсона, Винь Хао чуть ли не бегом направился к своей машине. Открыв дверцу, он сел на заднее сиденье и поднес к глазам часы, бросив шоферу:
— По улицам, к одиннадцати быть дома!
Он всегда садился на заднее сиденье, потому что это было наиболее безопасное место. Спереди его прикрывали шофер и телохранитель, по бокам и сзади были пуленепробиваемые стекла. Агентам вьетконга не так-то просто было бы до него добраться!
Вынув носовой платок, он вытер вспотевший лоб и, смежив веки, откинулся на спинку сиденья, припоминая все, что произошло во время встречи.
«Да, этому палец в рот не клади. Всего несколько дней здесь, а уже пронюхал про то, что я курю марихуану, хотя я всеми силами старался это скрыть. Щель, через которую утекает информация, несомненно есть, как же я об этом не подумал! Черт побери! И где только он навострился так говорить по-вьетнамски? Не хуже любого вьетнамца! Целых два часа разглагольствовал!»
Винь Хао постарался вспомнить каждое слово, каждый жест Стивенсона во время их беседы…
«Да разве это беседа? — вдруг подумал он. — Говорил-то он один, а я только сидел с раскрытым ртом и слушал его, отвечал на его вопросы, причем отвечал достаточно тупо!»
Он рассмеялся вслух. Тхань, телохранитель, недоуменно обернулся. Винь Хао махнул рукой, показывая, чтобы тот не беспокоился.
«Тупо, но нигде не оступился! Кажется, он ни во что не ставит ни Уэстморленда, ни Кромера. Так что не страшно, если обо мне подумают, что я глуп. Американцы доверяют только тем, кто им предан, послушен и чуточку глуповат. Смерть Зьема — лучшее предостережение тому, кто начнет строить из себя большого умника. — Полковник усмехнулся, вспоминая о своих коллегах, погибших во время «революционного переворота» первого ноября шестьдесят третьего года. — Ясно одно: этот только что прибывший из Штатов новый советник решил прославиться в самый кратчайший срок. Нужно выбрать для него жертву, пусть себе делает сенсацию! Это совсем нетрудно, я как раз хотел кое от кого избавиться. А если господин советник прославится, то часть славы упадет и на его помощника. Я не настолько глуп, как вы думаете, уважаемый коллега!»
Он снова засмеялся так, что Тхань еще раз обернулся и вопросительно посмотрел на него, не понимая, отчего это его хозяин сегодня настроен столь весело.
2
Ту, владелец маленькой харчевни, — они с женой торговали хутиеу, - голый по пояс, с клетчатым шарфиком на шее, громко сказал:
— Господи, тетушка Ба, что это вы так припозднились сегодня с вашими пирожками? Я уж все глаза проглядел!
Женщина, которую он назвал тетушкой Ба, только молча посмотрела на него, продолжая осторожно пробираться со своей подвешенной на коромысле поклажей среди множества крышек от корзин с самым разнообразным товаром, разложенным на тротуаре. Она миновала харчевню Ту и поставила свою ношу неподалеку, прямо напротив входа в какую-то небольшую лавчонку.
На вывеске, выкрашенной желтой масляной краской, серыми неровными буквами было выведено: «Ан Лой. Скупка и продажа транзисторов, радиоприемников и электроприборов». Вокруг надписи красовались квадраты, круги, шестигранники, овалы, соединенные между собой замысловатыми разноцветными линиями, а в небольшой стеклянной витрине были разложен транзисторы и всевозможные электроприборы.
Тетушка Ба вынула из корзины складной стульчик, поставила его на землю и села спиной к лавчонке. Пригладив растрепанные волосы, достала бетель и принялась его жевать, обмахиваясь нейлоновым веером. Зазывать покупателей не было нужды — на этой многолюдной тесной улочке всем давно уже полюбились ее блинчатые пирожки. Тетушка Ба приходила сюда каждый день не позже восьми, ставила свои корзины там, где оказывалось свободное место, и к двум часам дня уже успевала все распродать. Все знали, что ей около сорока, что семья ее в деревне, где-то километрах в сорока от Сайгона, муж и старший сын служат там в гражданской обороне, а сама она живет здесь у родственников, раза два в неделю ездит в деревню покупать рис, чтобы делать из него муку. Знали также, что в семье ее много едоков, но мало рабочих рук, поэтому она почти никогда не вылезает из долгов.
Из лавчонки «Ан Лой» вышел, прихрамывая, мужчина лет сорока и направился к тетушке Ба. Она положила порцию блинчатых пирожков на тарелку, налила бульона, зачерпнула ложкой соевого соуса, добавила мелко нарезанного перца и вместе с палочками для еды передала мужчине. Тот поблагодарил и повернулся к своей лавчонке.
— Вот это да! Сегодня наш Бинь устроил себе второй завтрак! Питание по первому классу! — удивился Ту.
Тот, кого назвали Бинем остановился и с улыбкой кивнул любящему позубоскалить соседу.
— Такой товар да прямо против твоих дверей — как тут устоишь!
Ту хлопнул себя по колену и заразительно расхохотался. Бинь, прихрамывая, отправился к себе.
Поставив перед собой тарелку, Бинь принялся осторожно прощупывать пирожки полочками для еды, поглядывая при этом на дверь. Вот палочки наткнулись на что-то твердое: между слоями одного из блинчатых пирожков лежала крохотная пластмассовая капсула. Он поддел палочками пирожок, зубами достал из него капсулу и и незаметно выплюнул в стоявшую на столе коробочку со всевозможными шурупчиками и винтиками. Затем как ни в чем не бывало принялся за пирожки, с наслаждением обмакивая их в соус и добавляя приправы. Такое лакомство он мог себе позволить далеко не каждый день.
Он привык довольствоваться минимальным: все присылаемые ем у деньги шли в фонд развития разведывательной сети, которую он возглавлял. Это отнюдь не означало, что на него работали за деньги, просто довольно часто приходилось тратиться на дорогие подарки, роскошное угощение или что-нибудь в этом роде, а то и давать взятки или делать всевозможные подношения, завязывая знакомство с теми из офицеров марионеточной армии, с которыми необходимо было вступить контакт. Его же личные расходы ограничивались скромным пособием, которое он получал по инвалидности и тем маленьким и непостоянным заработком, что давала ему лавчонка.
По профессии он был электриком и когда-то работал на электростанции на Севере. В марте сорок пятого года, услышав, что «господин Тхао», впоследствии генерал Нгуен Бинь, и еще несколько человек организуют движение Сопротивления в пограничном районе Донгчиеу — Тилинь — Бакаянг, он сразу же, не раздумывая, бросил работу и вместе со своими единомышленниками вступил в армию Освобождения. С армией — сначала сражаясь против японцев, потом против французов — он прошел все горы и долины Севера. Многое пришлось испытать, но испытания только закалили его.
В начале пятьдесят первого года Бинь, тогда уже командир батальона, был ранен. С тех пор его левая нога стала короче правой. Его направили на профсоюзную работу в одну из оружейных мастерских. Он чуть не плакал, расставаясь со своим батальоном.
В начале пятьдесят четвертого года его избрали в Исполнительный комитет Федерации профсоюзов и провинциальный комитет партии. Это было в одной из провинций Веьтбака. Потом послали на специальные курсы, где он проучился три года, а уже потом направили сюда — сначала с заданием создать разведывательную сеть в районах, прилегающих к столице, потом внедриться в самый Сайгон. Это ему удалось. Он запасся одиннадцатью разного рода документами, удостоверявшими, что он инвалид, воевавший в седьмой дивизии республиканской армии, а также шестью разрешениями и патентами на право открыть эту лавчонку.
Когда он работал в районе, прилегающем к столице, ему пришлось столкнуться со многими трудностями. Об одном только он не беспокоился — о пище насущной, жилье и одежде: всем этим да еще необходимыми лекарствами его снабжали местные жители. А вот здесь, в Сайгоне, хотя временами в его руках было по нескольку десятков тысяч донгов, он вынужден осмотрительно тратить каждый из них. Одежду он купил по дешевке на рынке, у какого-то проигравшегося карты солдата, она оказалась крепкой и к тому же очень подходила для инвалида войны. Рис, соль, соевый соус обычно покупал у полицейских — лни все это воровали или просто отбирали у жителей городских окраин. Дабы сократить ежедневные расходы, пришлось даже бросить курить. Но он с изрядной долей юмора утешал себя тем, что, избавившись от вредной привычки, только удлиняет свою жизнь.
Однако два-три раза в месяц он вынужден был тратиться на блинчатые пирожки: если тетушка Ба ставила свое коромысло с корзинами прямо перед его лавкой, это означало, что у нее есть для него почта. Если ему, в свою очередь, нужно было что-то передать, то, принимая из рук тетушки Ба тарелку, он должен был попросить дополнительно красного перца и других приправ. Тогда тетушка Ба прятала отдельно те деньги, что он ей давал: между банкнотами была аккуратно вложена бумажка с колонкой цифр.
Был у него и еще один расход. Два-три раза в месяц он шел в лавку к китайцу, что стояла в начале улицы и покупал у него чай и десяток сигарет. Дома он заваривал крепкий чай и приглашал своего соседа. Ту приводил с собой полицейского, наблюдавшего за порядком на их улочке. Они просиживали часа по два, беседуя абсолютно обо всем — о международной политике, аферах крупных чиновников, военных действиях, которые вела республиканская армия. Бинь находил, что беседы эти весьма полезны и когда-нибудь сослужат ему хорошую службу, так как приносили массу информации, зачастую самой неожиданной и, кроме того, способствовали налаживанию отношений с соседями и полицией, что тоже было весьма немаловажным.
…Он доел блинчатые пирожки, вытер губы и отнес тарелку, палочки и деньги тетушке Ба. Потом, вернувшись в лавку, достал из шкафа транзистор, взял кусок ваты, смочил его раствором, налитым в чашку со щербинкой, и начал полировать пластмассовые части транзистора. Он часто покупал сломанные транзисторы и радиоприемники, приводил в порядок и продавал, получая небольшую прибыль. Торговал также и кассетами для магнитофонов, настольными вентиляторами японских марок, ночниками, усилителями. Все это приносили ему мальчишки — чистильщики обуви, продавцы мороженого и торговки утиными перьями. Где они доставали эти вещи, он не знал, но всякий раз платил положенную цену.
Сейчас, полируя очередной транзистор, он с усмешкой прислушивался к тому, как его сосед Ту переругивается со своей женой. Про себя он давно уже называл этих немолодых супругов «единством противоположностей». Ту перевалило за пятьдесят, это был высокий и крепкий человек, почти круглый год ходивший без рубашки. Мощные бицепсы, натянутая и блестящая, покрытая здоровым красноватым загаром кожа резко контрастировала с сеткой морщин на лице и с мелькавшей в волосах сединой. Поговаривали, что он хороший борец и ребром ладони может разбить несколько положенных друг на друга кирпичей. Полицейские и те не рисковали разговаривать с ним невежливо. Говорили, что раньше он торговал похлебкой вразнос, его жена перебивалась мелкой торговлей овощами, и только потом, скопив немного денег, они появились на этой маленькой улочке. Посетители у ни были постоянные, все больше конторские служащие и полицейские. Ту был занят с шести до восьми утра и по вечерам — начиная с семи вечера и до наступления комендантского часа. Все остальное время он стоял в дверях своей харчевни, перебрасываясь веселыми шутками то с одним, то с другим прохожим, или ходил по соседям.
Его жене не исполнилось еще и сорока пяти, она была маленькой и хрупкой, круглый год ходила в черной, крестьянского покроя одежде, с непременным крестиком на груди. Родом она была из Намдиня, сюда приехала с родителями, когда ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Эта тихая женщина если и говорила, то мало и негромко, домашние дела у нее в руках спорились, казалось, она все умеет, всему обучена. Дом держался на ней. Ту часто хвалился перед соседями: «Я осуществляю только техническое руководство, об остальном заботится жена». «Техническое руководство» заключалось в рубке мяса, приготовлении мясного бульона и соусов, подаваемых клиентам в зависимости от их вкуса. Жена Ту хорошо изучила его характер, поэтому, когда он начинал ругаться никогда не перечила и все упреки сносила молча.
«Не успел и оглянуться, как провел рядом с этим «единством противоположностей» почти да года!» — с улыбкой подумал Бинь.
Никто не знал, сколько у Ту детей. Если кто-нибудь задавал ему этот вопрос, хозяин харчевни то ли в шутку, то ли всерьез отвечал: «Прибавь полдюжины, и будет как раз дюжина!» Где все они жили и чем занимались, не знал никто. Видели только младшую ей было лет семнадцать или восемнадцать. Раз в месяц она приезжала навестить родителей, привозила с собой поделки из пластмассы — в основном корзиночки и шляпы, и родители потом приторговывали ими. Всякий раз, когда приезжала дочь, Ту выпивал стаканчик-другой вина, и его громкий голос был слышен на всех перекрестках. В такие дни он никогда не ругал жену. Дочку его звали Хань, она была очень застенчивой девушкой и этим походила на мать. Встречаясь с Бинем или другими знакомыми Ту, она всегда вежливо здоровалась.
Бинь с его острым, привыкшим все фиксировать глазом скоро подметил некоторые несоответствия, которые другому навряд ли бросились бы в глаза. Девушка говорила на чистом зядиньском диалекте, а опыт подсказывал ему, что дети от смешанных браков, где один из родителей южанин, а другой северянин, обычно смешивают в своей речи северный и южный диалекты. Верно ли, что Ту родом из Ратьзя? Правда ли, что Хань его дочь? И правда ли, что она приезжает сюда специально, чтобы привезти товар? Почему всякий раз, когда она появляется здесь, к Ту сразу же приходит какой-то полицейский и родители спешат оставить молодых людей вдвоем? Полицейский уходит под утро, а прощаясь с хозяевами, называет их папой и мамой. Нужно быть настороже, думал Бинь, очевидно, Ту не такой простак, каким хочет казаться!
…Бинь продолжал ежедневные занятия до того часа, пока не наступало время стряпать себе обед. Поел он тут же возле очага. Потом снова склонился над очередным транзистором и просидел над ним до самого вечера.
После ужина он закрыл двери лавки, аккуратно запер засов. Погасил лампочку над входом, оставил только маленькую, за прилавком, отбрасывающую неясный тусклый свет.
Разложил складную кровать, приладил над ней противомоскитную сетку. Потом нырнул под полог, укрылся с головой одеялом и, светя карманным фонариком, принялся разглядывать капсулу, полученную от тетушки Ба. Щипчиками осторожно вынул затычку, так же щипчиками достал аккуратно свернутую, вложенную в капсулу бумажку, разгладил ее и внимательно прочитал мелкие, но четкие строчки: «Хорошо подумайте, прежде чем устанавливать цену на вновь доставленные товары. Поставки мясных консервов продолжаются, необходимо найти надежное место для их хранения и потребления. Внимательно следите за рынком, цена на два главных вида товара может сильно измениться. Если торговля не приносит прибыли, немедленно замените товар. Второй».
Он несколько раз прочитал эти строчки, словно хотел выучить их наизусть, потом разжевал бумажку и проглотил. Отбросил одеяло в сторону, растянулся на постели, подложив руки под голову, и уставился в потолок.
Итак, ему было поручено три задания. Первое: прощупать вновь прибывшую американскую верхушку — разведчиков и военных, узнать, что представляют собой эти люди, каковы их планы на вторую половину года. Второе: в связи с наращиванием численности американских войск и войск стран-сателлитов постараться выяснить задачи вновь прибывающих войск. Третье: постараться определить возможные изменения в стратегических планах противника.
Кроме того, командование сообщало, что если ситуация сейчас неблагоприятная, он имеет право по своему усмотрению перестроить организацию и изменить методы работы, то есть перейти к осуществлению программы номер три.
Сейчас начало июня, самое позднее в начале ноября он должен добыть по возможности наиболее достоверные сведения — командованию нужно время, чтобы подготовиться к операциям, намеченным на зиму и весну шестьдесят седьмого — шестьдесят восьмого годов. Таким образом, в запасе пять месяцев, пять месяцев на получение информации и передачу ответа командованию. Задание сложное, для его выполнения надо попытаться нащупать какие-то новые источники…
Многолетний опыт разведчика, работающего в глубоком тылу врага, приучил его не только к большой осторожности, но и к умению быстро принимать решения. Он был уверен, что при осуществлении новой стратегической линии противник предпримет прежде всего некоторую реорганизацию, особенно если учесть, что среди военной марионеточной верхушки существуют серьезные разногласия.
Главным источником информации сейчас становился Зет-8, офицер связи из военного кабинета президента, служащий непосредственно в стратегической разведке. Он уже несколько раз давал информацию, и чрезвычайно ценную.
Вторым источником информации могла стать Икс-3, девушка, дальняя родственница Биня, работавшая горничной в доме министра, ведомство которого занималось перемещенными лицами. Министром этот человек был назначен недавно, в противовес партии Ки и главным образом для того, чтобы помогать Тхиеу прикарманивать доллары, поступавшие из Соединенных Штатов в дополнение к военной помощи. В доме министра часто устраивались званые вечера, куда приглашалась вся верхушка, и там среди подвыпивших болтливых гостей можно было собрать немало ценных сведений.
Полученные от этих двух людей сведения, подкрепленные той информацией, которую давали пресса и радио, и той, что по крохам собирала сеть Биня, тщательно профильтрованные и проанализированные, и должны были лечь в основу тех данных, которые предстояло передать командованию.
Прежде всего необходимо, чтобы люди, входившие в сеть, ни в коем случае не догадались о новых указаниях, присланных командованием. Многолетний опыт научил Биня, что тайна остается тайной только до того момента, пока ее не узнает второй человек. Помнил он и о том, что членам сети следует, как всегда предоставить полную самостоятельность в выборе методов сбора информации и ни в коем случае нельзя понукать людей. Само собой разумеется, что Бинь осуществлял руководство ими, направлял их деятельность в нужное русло, однако к каждому звену разведывательной сети следовало найти особый подход.
Существовали еще два источника информации, использовать которые Бинь мог только в крайнем случае, как, например, при очередном военном перевороте в марионеточной верхушке или при наступлении крупных сил патриотов на Сайгон. Сейчас, если понадобится, он готов был ввести в игру все, поскольку из последней фразы шифровки: «Если торговля не приносит прибыли, немедленно замените товар» — понял, что предстоит нечто чрезвычайно важное. Командование, прежде чем отдать такое распоряжение, наверняка учло все сложности, которые могут возникнуть на его пути, и только после этого дало санкцию на использование всех возможностей.
По улице прошел полицейский патруль. Приближался комендантский час.
Бинь по-прежнему лежал не шевелясь, сосредоточенно размышляя над полученным заданием.
3
Точно в назначенный день, утром шестого июня, Винь Хао стремительно вошел комнату, где находился его личный коммутатор, и рявкнул сержанту, вытянувшемуся по стойке «смирно» рядом с аппаратом:
— Соедини с номером 03-121, линия А-7!
— Слушаю!
Винь Хао тяжело вздохнул, огляделся. Неизвестно, как отреагирует американский советник на то, что отпущенные им пятнадцать дней прошли практически безрезультатно — никаких следов агента вьетконгоцев в отделе обнаружить не удалось. Впрочем, верно ли предположение господина советника, что в отдел проник такой агент? Может, господину советнику просто нужна жертва для того, чтобы быстрее прославиться?
— Господин полковник, соединяю.
Винь Хао взял трубку.
— Алло! Господин советник, это полковник Винь Хао. Докладываю, расследование по порученному вами делу пока что не дало желаемых результатов…
Он услышал смех Стивенсона на другом конце провода и благоразумно замолчал.
— Я это знаю, полковник. давая вам это задание, я заранее предвидел, что за пятнадцать дней вам ничего не удастся сделать! Если вам нужно еще о чем-то переговорить со мной, прошу вас ко мне. прямо сейчас.
— Господин советник, очень благодарен вам за понимание. Приду незамедлительно.
— О'кей!
Через десять минут Винь Хао сидел в низком широком кресле и, вытянув шею, следил за каждым движением американца по другую сторону письменного стола. Мягкость и обходительность, с которыми встретил его Стивенсон, неожиданно успокаивали. Он решил продолжать играть роль недалекого, но верного партнера, что, как он рассчитывал, придется по душе советнику.
— Мне не хотелось говорить обо всем по телефону, — сказал Стивенсон. — Опасаясь, что кое-кто может найти способ подслушать нашу беседу. Отныне будем работать с вами только здесь. Отсутствие подслушивающих устройств — вьетконга или наших — в этой комнате я вам гарантирую. Итак, я весь внимание.
— Господин советник, я сам проверил все личные дела сотрудников, находящихся в моем окружении…
— Стоп! — американец предостерегающе поднял руку. — Вы только что сказали, что проверили все личные дела… Здесь уже кроются две ошибки, дорогой полковник. Я верю, что когда в ваш отдел назначали сотрудников, их личные дела внимательно проверяли. А вот после этого вы палец о палец не ударили. За полную проверку принялись только после того, как что-то произошло. Это первая ошибка, ошибка в методе. Мы, американцы, ведем проверку непрерывно. — Он положил руку на руку. — Проверяем всесторонне и всеми возможными способами. У нас в Америке ФБР и ЦРУ составили свыше восьмисот миллионов досье для слежки за двадцатью миллионами американцев, которые их интересуют. В это число, кстати, входили и некоторые американские президенты. В любой момент там могут сделать компетентное заключение о любом американце, который их интересует, подкрепив его конкретными свидетельствами. Теперь вторая ошибка, ошибка по содержанию, а именно: вы проверяли личные дела ваших офицеров. Полагаю, что вьетконг в состоянии обеспечить своему агенту вполне достоверную анкету. Разве когда-нибудь до этого нам удавалось выловить агента путем проверки его личного дела? Более того, вьетконг очень редко засылает засылает своего агента извне, как правило, он использует для своих целей колеблющиеся элементы, тех, кто давно у нас служит и кого он называет «прозревшими». Поэтому нужно проверять не личные дела, а деятельность, дорогой полковник. Записывать то, что ваши сотрудники говорят, фотографировать то, что они делают, и заниматься этим изо дня в день, сравнивать, анализировать. Короче говоря, надо поступать так, как поступаем мы, американцы! Разве можно добиться желаемых результатов, если вы делаете ошибки как в методе, так и в содержании, ответьте мне, дорогой полковник!
Стивенсон наклонил голову и, чуть приподняв правый уголок губ, внимательно посмотрел на Винь Хао.
— Можете ли вы назвать мне имена, возраст и должности офицеров из вашего непосредственного окружения? — спросил он.
Винь Хао постарался сесть как можно прямее и бесстрастным голосом начал перечислять:
— Подполковник Фонг, тридцать три года, особый уполномоченный центра по координации действий. Подполковник Лань, сорок три года, начальник следственного отделения. Подполковник Де, тридцать семь лет, начальник статистического отделения. Майор Зи, тридцать три года, эксперт по электронному оборудованию. Капитан Хоанг, двадцать семь лет, офицер связи при военном кабинете президента. Лейтенант Кан, двадцать восемь лет, шифровальщик. Все прошли двухгодичное обучение в Соединенных Штатах. Есть и другие, но я считаю, что о них говорить ни к чему, поскольку они не имеют доступа к секретным материалам.
— Подозреваете ли вы кого-нибудь из названных вами?
— До сих пор, — робко ответил Винь Хао, — я никого и ни в чем не мог заподозрить… — Он развел руки и пожал плечами. — У них нет абсолютно никаких данных, чтобы подозревать кого-нибудь из них. Все они работают под моим началом с шестьдесят пятого года.
— И тем не менее Ханой в курсе всего, о чем ему хотелось бы знать!
Американец поднялся, разлил вино по бокалам и принялся расхаживать по комнате, держа в руках бокал. Наступило продолжительное молчание. Затем Стивенсон вернулся к столу, выпил свой бокал залпом, сел и вздохнул:
— Ну что ж, у нас больше нет времени для раздумий! Послушайте, полковник! Проследите-ка за подполковником Фонгом и капитаном Хоангом. Разрешаю вам сообщить им некоторые важные сведения, которые я вам сейчас скажу. Можете записать, если не надеетесь на свою память.
Первое: президент Джонсон намерен одержать полную победу в этой войне и прежде всего добиться военных успехов непосредственно в текущем году. С целью обезвредить ханойскую разведку он направил во Вьетнам разведчика, получившего широкую известность благодаря своей деятельности на Среднем Востоке в пятьдесят девятом — шестьдесят первом годах, а также самых способных его помощников и электронную аппаратуру.
Второе: начался третий этап операции «Роллинг Тандер». Американские ВМС готовы к массированным бомбовым ударам по Северному Вьетнаму, включая Ханой и Хайфон. Основной удар будет нанесен по электростанциям, промышленным предприятиям, линиям связи, воинским гарнизонам, складам и объектам противовоздушной обороны. Цель удара: преградить северянам дорогу на юг, прервать пути снабжения в Южный Вьетнам и Лаос. Если Ханой будет продолжать упрямиться, операция перейдет к четвертому еще более серьезному этапу!
Вы немало удивлены, не так ли, коллега? — Стивенсон снова наклонил голову и чуть приподнял правый уголок губ, пристально глядя на растерянное лицо Винь Хао. — Всякое достижение надо сначала как следует инвестировать. Если мы хотим одержать решающую победу в этом году, то не должны скупиться. Информация, которую я вам только что сообщил, действительно важная, но Ханой рано или поздно об этом все равно узнает. Я здесь уже три недели и полагаю, что о моем прибытии на Севере уже знают. Если и вправду в вашем отделе сидит их агент, после этой информации вьетконг будет доверять ему еще больше, что впоследствии будет нам только выгодно. Запомните еще одно: подобная информация окажет сейчас сильное психологическое влияние на Ханой.
Стивенсон поднялся и снова принялся ходить по комнате.
— Господин советник, — робко подал голос Винь Хао, — до сих пор мы не обнаружили ни одного передатчика вьетконга в радиусе тридцати километров от Дворца Независимости. Может ли разведчик эффективно работать, не пользуясь рацией или другими современными средствами связи? Разве вьетконгу по силам равняться с нашей разведкой — столь многочисленной и хорошо оснащенной новейшей аппаратурой?
— Вы затронули щекотливую проблему. Вьетконг заявляет, что победит и американскую авиацию, и все американские и вьетнамские сухопутные войска как с помощью техники, так и используя примитивное оружие, в частности бамбуковые колышки. Враг постоянно трубит о том, что народ, ведущий освободительную войну, непобедим. У нас же с вами сверхсовременное вооружение, не так ли? И вот некоторые наблюдатели считают, что мы с вами непременно потерпим поражение, а другие придерживаются совершенно противоположной точки зрения.
Помнится, прошлый раз мы говорили о том, что вьетконг имеет очень сильную организацию, а его идеалы соответствуют чаяниям народа. Хочу добавить, их организация настолько прочна, что даже мы, американцы, вынуждены признать это. Один из наших генералов, Макгарр, как-то воскликнул: «Если бы у меня было сто тысяч таких солдат какие есть у вьетконга, я покорил бы всю Азию!» Я тоже могу сказать, что, если бы у меня было десять тысяч таких сотрудников, каких имеет вьетконг, я мог бы сделаться в шестьдесят восьмом году президентом Соединенных Штатов! Я ничуть не преувеличиваю, дорогой полковник. Вспомните, с какой маленькой горсткой революционеров им удалось совершить Августовскую революцию!
Винь Хао наморщил лоб, пытаясь уследить за ходом мыслей Стивенсона, говорившего столь напыщенно, словно он выступал перед целой аудиторией.
— Я немало размышлял над этой проблемой. Весьма уважаю американских и западноевропейских ученых, однако позволю себе подвергнуть критике их однобокий подход к проблеме и вытекающие отсюда крайние выводы. Смею утверждать, что вьетконг — это мощная сила, ибо у него есть высокий идеал, хорошая организация и хорошие работники. Однако американцы в состоянии одержать победу над вьетконгом, как и над любой другой силой на земном шаре. А для этого необходимо сконцентрировать наши силы и перейти в наступление по всему фронту. Надо сосредоточиться на конкретной цели — уничтожении живой силы вьетконга, однако нужно помнить и о цели более отдаленной — уничтожении всей его организации в целом. Когда будет уничтожен вьетконг, будет уничтожена и сама почва для существования его идеалов.
Такова точка зрения, бытующая в самых влиятельных кругах Соединенных Штатов, для нас же с вами это руководство к действию. Ваш Зьем был первым, кто решил осуществить это на деле. Беда в том, что он да и все мы оказались последователями французской политики, иными словами, политики колониализма девятнадцатого века. Ваши методы ничем не отличались от методов французской охранки. Я приведу вам несколько интересных цифр: среди того полумиллиона вьетнамцев, которых вы держите в тюрьмах, девяносто семь процентов подозревается только в связях с вьетконгом, а остальные состоят под подозрением как вьетконговцы. Таким образом, те, кого с уверенностью можно назвать вьетконговцами, составляют лишь какие-то сотые доли процента. Ваш метод — террор, цель — тоже террор! Поэтому не стоит удивляться, если сторонники вьетконга и дальше будут расти, как грибы после дождя!
Однако достаточно! Мы с вами еще не раз будем вынуждены беседовать на эту тему, полковник. — Стивенсон улыбнулся. — Давайте перейдем к нашим первоочередным делам. Итак, вам надлежит ознакомить двух вышеназванных лиц с теми секретными сведениями, которые я вам сообщил. Сделайте это завтра в восемь часов утра. Пятнадцать дней положим на то, чтобы эта информация дошла до Ханоя. С двадцатого по тридцатое июня будем следить за их реакцией, о ней мы узнаем по ханойскому радио. Уверен, что, когда Ханой получит это известие, он, как дикобраз, выпустит все свои иглы и тем самым подскажет нам, кто его агент.
Стивенсон подмигнул. Оба собеседника расхохотались.
4
Подполковник Фонг неторопливо шел по тротуару, рассеянно глядя на поток пешеходов и транспорта, обычный для сайгонских улиц в этот предвечерний час. Много сил он положил на то, чтобы выработать походку, как у американского генерала Макартура, насмешливый взгляд, как у английского генерала Монтгомери, столь же подчеркнуто аккуратный стиль в одежде, как у французского генерала Де Линареса, и дерзкий, независимый вид, как у Нгуен Као Ки. Он был твердо убежден, что через пять-шесть лет непременно станет генералом, поэтому нынешние тренировки казались ему весьма своевременными.
От его дома до места службы было почти три километра, но дважды в день он проделывал этот путь пешком. Он боялся располнеть — несмотря на его тридцать три года у него уже намечалось брюшко. Если дать себе поблажку, то к тому времени, когда ему присвоят генеральское звание, он так располнеет, что все его нынешние тренировки перед зеркалом пропадут впустую! Но, как говорится, чем длиннее пояс, тем короче жизнь. Конечно, ограничив себя в еде, можно было бы стать стройнее, но всякий раз он не мог удержаться от искушения вкусно поесть. Тогда он закуривал сигару и выпивал чашечку крепкого кофе, с грустью размышляя над своей пагубной слабостью.
Неожиданно к нему подошел незнакомый, хорошо одетый мужчина, вежливо поклонился и произнес:
— Господин подполковник, господин Стивенсон ждет вас у себя. Соблаговолите сесть в машину.
Фонг, стиснув зубы, попытался собраться с мыслями. Ловушка, подстроенная вьетконгом! Кто такой Стивенсон? Бдительность прежде всего! А если это не ловушка и кто-то из американских советников действительно желает переговорить с ним? В таком случае, отказываться неучтиво, кроме того, его могут счесть трусом. Нет, надо сесть в машину, но быть начеку!
Он изобразил вежливую улыбку, кивнул и пошел к машине вслед за незнакомцем. Открыл машину и, согнувшись, проскользнул на заднее сиденье. Правая рука незаметно потянулась к икре правой ноги, к спрятанному там пистолету. Движение было таким отточенным, что незнакомец не должен был ничего заметить.
Левой рукой он снял фуражку, положил ее на колени и под ее прикрытием ловко переложил пистолет из правой руки в левую. Слегка расставил ноги, левую придвинул вплотную к дверце автомобиля. Если человек, сидевший рядом, предпримет какие-либо действия, то правой рукой он немедленно даст ему отпор, левой быстро выстрелит и тут же легко выскочит из машины.
Машина между тем свернула с проспекта на небольшую улицу, которую — это Фонг хорошо знал — отвели специально для американцев и которую открыто и тайно ночью и днем охраняла американская военная полиция. Он облегченно вздохнул, постаравшись не утратить надменного выражения лица. Машина въехала под арку высоких ворот и покатилась по усыпанной гравием дорожке прямо к дому в стиле фермы, расположенной где-нибудь на французском юге.
Незнакомец поспешно вышел из машины, обогнул ее и открыл перед Фонгом дверцу. Фонг молниеносно переложил пистолет из левой руки в правую и спрятал его на прежнее место.
Следом за незнакомцем он прошел в гостиную.
— Господин советник, подполковник Фонг прибыл, — сказал незнакомец по-английски.
Стивенсон поднялся, сделал шаг навстречу, пожал Фонгу руку, улыбнулся и кивком отпустил провожатого.
— Садитесь, подполковник, прошу, — указал Стивенсон на один из стульев.
Стивенсон некоторое время молча разглядывал Фонга, потом произнес:
— В этот час гурманы-французы пьют аперитив перед ужином. Как вы на это смотрите?
— Госполин советник, я считаю, что во всем, что касается приема пищи, французы достойны подражания.
Стивенсон улыбнулся, кивнул и разлил вино по бокалам.
— Курите, подполковник. А вы хорошо говорите по-английски. Я знаю, что Тхиеу много раз использовал вас как переводчика во время своих конфиденциальных переговоров с Уэстморлендом. И вообще мне много говорили о ваших способностях. Говорили также, что с шестьдесят второго года вы каждые пятнадцать месяцев регулярно получаете повышение и у вас есть шансы дослужиться до генеральского чина. Я знаю вьетнамский, хотя и не очень хорошо, но все же достаточно, чтобы беседовать с полковником Винь Хао, потому что его английский ниже всякой критики. Вьетнамский язык хорош, но думаю, что он все же не передаст все оттенки предстоящего нам с вами разговора. Как ваше мнение?
— Господин советник, прежде всего, я хотел бы сказать, что вы совсем захвалили меня. Я лично нахожу свои способности весьма средними. Что же касается английского, то я полностью с вами согласен — он больше подойдет для нашей беседы. И вообще, это язык, на котором говорят во всем мире…
— Еще раз должен похвалить ваш английский, подполковник. Но простите меня, увлекшись беседой, я совершенно забыл о самых элементарных вещах, с которых следует начинать знакомство. Вы, несомненно, хотели бы знать, кто такой Стивенсон и для чего этот Стивенсон пригласил вас сюда, не так ли?
— Господин советник, вы просто читаете мои мысли…
— Стивенсон — это «глаза и уши Америки», то есть ваш коллега. Меня послал сюда сам Джонсон, чтобы изменить существующую ситуацию в нужном нам направлении. Это важно как для предвыборной компании президента, которая состоится в будущем году, так и для наших с вами военных и политических успехов в ближайшие годы. Мне нужен толковый сотрудник.
Он взглянул прямо в лицо Фонгу и повторил:
— Мне нужен толковый сотрудник, способный человек. Необходимо реорганизовать стратегическую разведку Южного Вьетнама, дабы она могла справиться с возложенными на нее задачами.
Стивенсон поднялся, наполнил бокалы. Фонг держался спокойно, хотя мозг его работал очень напряженно. «Этот американец, — думал он, — определенно решил прощупать меня. Я слышал о том, что к нам прислали разведчика международного масштаба, не тот ли это человек? Если это так, то сейчас весьма подходящий случай продемонстрировать свои способности. Однако подождем, пока он не выложит все карты. Спешка таком деле только вредна».
— Подполковник, что вы можете сказать о полковнике Винь Хао?
— Господин советник, полковник Винь Хао убежденный антикоммунист, ему очень доверяет президент.
— Однако он не обладает теми качествами, которые необходимы, чтобы перестроить работу стратегической разведки в соответствии с моими планами! — строго сказал Стивенсон, перебивая Фонга. — Подполковник, осторожность весьма ценное качество. И все же нужно уметь рисковать, иначе упустишь подходящий случай. Я два раза беседовал с Винь Хао и оба раза остался недоволен им. Кроме того, он северянин. В той или иной степени все они невидимыми нитями привязаны к своей бывшей родине. — Он пожал плечами. — К тому же большинство из них прошли выучку у французов. У нас же совсем иные методы. Поэтому мне хотелось бы проследить за тем, как он работает. Не для того, конечно, чтобы испытать его преданность, а чтобы выяснить его возможности, так сказать, его уровень. Я привык поручать своим сотрудникам дела, соответствующие их возможностям. Человек преданный, но неспособный годится лишь на то, чтобы быть часовым! Вы не хотели бы помочь мне в этом деле?
— Господин советник, я буду счастлив помогать вам, что бы вы мне ни поручили.
— На совещании, которое состоится у вас завтра утром, я разрешил полковнику Винь Хао… — Стивенсон снова посмотрел прямо в глаза Фонгу и продолжал с нажимом: — Я разрешил полковнику Винь Хао сообщить наиболее доверенным лицам некоторые сведения особо секретного свойства, касающиеся ближайших намерений Соединенных Штатов в войне во Вьетнаме. Я хотел бы знать все, что скажет Винь Хао, а также все, о чем будут говорить присутствующие на этом совещании офицеры.
— Господин советник, я уже понял, что должен делать.
— Вот, подполковник, возьмите это, — Стивенсон открыл небольшую пластмассовую коробочку и вынул какой-то круглый и блестящий предмет, похожий на пуговицу. — Очень точный механизм, может работать непрерывно в течение трех часов и способен записывать звуки силою в пять децибел в радиусе тридцати метров. Вы можете спрятать его в галстук или положить в нагрудный карман, эта штука очень удобная в обращении. Чтобы он заработал, достаточно чем-нибудь острым легонько сдвинуть вот эти кнопки навстречу друг другу. Запишет абсолютно все, что будет говориться на этом совещании, на которое, я полагаю, вас непременно пригласят. Завтра во второй половине дня передадите эту штуковину человеку, которые остановил вас сегодня на улице и привез сюда; встреча на том же самом месте. А сейчас он отвезет вас домой. Отныне вы все дела будете улаживать с ним, если, конечно, не последует приглашения от меня. Надеюсь, вы поняли: о сегодняшнем разговоре никому ни слова.
Стивенсон поднялся и с улыбкой протянул Фонгу руку:
— До свидания, подполковник.
— До свидания, господин советник.
Машина серого цвета отвезла Фонга туда, где час назад остановил его незнакомец. Тот все так же молча сидел рядом, а когда машина остановилась, поспешно вышел и услужливо открыл перед Фонгом дверцу.
— До свидания, подполковник, — вежливо наклонил голову он. — Надеюсь, что мы с вами будем тесно сотрудничать. В следующий раз, когда будете садиться в эту машину, не доставайте пистолет!
Он улыбнулся, вежливо простился и захлопнул дверцу прямо перед носом растерявшегося от неожиданности Фонга, который еще долго остолбенело смотрел вслед удаляющейся по проспекту серой машине.
5
Капитан Хоанг повернулся на левый бок. Он проснулся уже давно, но вставать не хотелось. Взглянул на часы, стоявшие на японском столике, похожем на распускающуюся хризантему. Шесть часов восемь минут. «Все равно уже не заснешь. Сегодня, наверное, будет еще жарче, чем вчера… Встать, встать, принять душ и завтракать», — подумал он, но продолжал лежать, лениво прикрыв глаза.
Вчера вечером он лег очень поздно, после небольшой дружеской вечеринки, на которой, впрочем, пришлось довольно много выпить, и сегодня у него побаливала голова. Вообще-то он один мог осилить бутылку бренди, однако на всех вечеринках предпочитал пить весьма умеренно. Если же его побуждали пить еще, он прикидывался пьяным, умышленно играя роль пьяного среди действительно пьяных, но претворявшихся трезвыми людей. «И так каждую субботу! Весьма возможно, что то же самое мне предстоит и сегодня. Ну и пусть, лишь бы только это шло на пользу делу…» — подумал он не открывая глаз.
Но тут же, сделав над собой усилие, капитан поднялся, нашел ногами домашние сандалии и прошел в ванную.
Он предпочитал не жить в офицерских казармах, а снимать две небольшие комнатки в частном доме. Передняя комната служила гостиной, задняя — спальней, из нее был вход в ванную. «Молодому капитану, здоровому, в расцвете сил и к тому же неженатому, приличествует жить именно так», — частенько поговаривал он знакомым, многозначительно при этом подмигивая.
Позавтракав, он запер дверь гостиной, потом запер дверь, соединяющую обе комнаты, достал с книжной полки, подвешенной у кровати, небольшой томик, на переплете которого было написано «Астрология», и открыл его на сорок третьей странице. Поглядывая на строчки книги, он стал писать пятизначные цифры на маленьком листке бумаги. Затем достал портативный магнитофон, вставил новую кассету, установил скорость вращения шесть с половиной оборотов в минуту. Взяв в правую руку небольшую алюминиевую трубку, а в левую магнитофон, принялся, постукивая трубкой по столу, записывать шифровку. Отстучав ее два раза подряд с интервалом в две минуты, он вновь включил магнитофон, чтобы проверить, все ли правильно записано. Затем установил обычную скорость вращения и поверх свежей записи сделал другую — записал музыку, которую по воскресным утрам передавало сайгонское радио. Если случится непредвиденное и кассета попадет в руки врага, до шифровки добраться будет нелегко.
Листок с цифрами он сжег, на столе навел обычный порядок, а магнитофонную кассету положил в левый нагрудный карман, туда, где лежал специальный пропуск, выдаваемый только тем офицерам, которым по долгу службы необходимо было посещать президентский дворец. Потом приколол на грудь с левой же стороны, вплотную к лацкану мундира, большую, чуть ли не с блюдце, круглую металлическую бляху: широкий обод из красной меди с выгравированными по нему черепахами, вплотную к нему изнутри еще один широкий обод, составленный из восьми черно-черно-белых триграмм, и в центре — голова тигра, тоже из красной меди. Американцы навешивали на себя множество самых разных талисманов — клыки и кости тигра, головы змей, чертиков из слоновой кости, втридорога купленных в Таиланде и Малайзии. Офицеры республиканской армии охотно подражали этой моде. Хоанг, чтобы не выделяться среди остальных, носил на груди эту тяжелую бляху. Одного только не знал никто: обод из восьми черно-белых триграмм был весьма искусно составлен из восьми пластинок магнита. В случае опасности Хоангу достаточно было достать из кармана пропуск вместе с приложенной к нему сзади кассетой и, четким, отработанным движением отдавая его, прикоснуться кассетой к бляхе — все нанесенное на ленту мгновенно путалось, а восстановить записанное не было уже никакой возможности.
Он подозревал, что его вчерашние собутыльники вот-вот зайдут за ним, и поэтому приготовился к прогулке заранее, с усмешкой думая о том, что, чем более бесшабашный образ жизни он будет вести, тем меньше навлечет на себя подозрений.
А пока капитан включил приемник, настроил его на сайгонскую волну, закурил, откинулся на стуле и положил ноги на стол, наблюдая за колечками дыма, тающими перед глазами…
В шестьдесят первом году, когда ему был двадцать один год, он с легкостью сдал экзамен на бакалавра и сразу же написал прошение о приеме в офицерское училище, подсчитав, что степень бакалавра в лучшем случае может обеспечить ему в каком-нибудь учреждении место секретаря с зарплатой, составляющей всего треть от зарплаты младшего лейтенанта. А ему хотелось иметь достаточно денег, чтобы мать и младший брат, которые жили в Митхо, не тряслись над каждым донгом. К тому же степень бакалавра давала только временную отсрочку от призыва в армию, и он рассудил, что, чем быть солдатом, лучше добровольно выучится на офицера.
Он всегда чурался всяких разговоров о политике, считая, что его дело только хорошо учиться и что интеллигент должен стоять вне политики. Такие слова, как «вьетконг», «сопротивление», были для него некоей темной силой, которая одновременно внушала и суеверный страх, и желание понять ее. Случалось, что мать начинала рассказывать о солдатах Хо Ши Мина, но он обрывал ее — ведь солдаты Хо Ши Мина теперь на севере, про вьетконговцев же и радио, и печать в один голос говорят, что это смутьяны, грабители и убийцы…
Его прилежание и весьма смутные познания в области политики помогли ему с отличием окончить офицерское училище в Далате: в начале шестьдесят третьего года он получил звание младшего лейтенанта. Затем его в составе группы других младших офицеров направили на учебу в Соединенные Штаты.
Лекции по психологической войне, противопартизанской борьбе и методам разведработы выработали у него привычку молчать, никогда ни словом, ни делом не проявлять своих истинных чувств. Но одновременно они вызвали и жгучее желание понять, что же все-таки происходит на его родине и как соотносится с этим все то, чему его обучают.
«Революционный переворот» первого ноября шестьдесят третьего года ошеломил его. Все во что он еще верил и что казалось ему таким стабильным, в один миг разлетелось вдребезги. Вся грязь выплыла наружу. Президент Зьем, которого раньше величали «борцом, вождем, национальным героем», теперь был заклеймен как «мясник, диктатор, тиран»…
Потом генерала Миня сверг генерал Кхань, генерала Кханя свергли Ки и Тхиеу.
Одна группировка ругала другую, и каждая как могла поносила Нго Динь Зьема. А Нго Динь Зьем между тем был первым президентом, наиболее надежным и самым способным из всех, кого американцы поставили в Юго-Восточной Азии, так, по крайней мере, утверждалось в тех лекциях, которые Хоангу читали в военном училище.
«Кто же тогда я сам, самостоятелен ли я или всего-навсего орудие в руках других? Где мое место? Кого буду ругать я, а кто будет поносить меня? Против кого я стану сражаться, и кто будет сражаться против меня? Нет, на все эти вопросы, сидя здесь, в Америке, ответа на получишь. Нужно вернуться домой и увидеть все своими глазами. А пока лучше всего держать ухо востро и рот на на замке — постараться не дать себя обмануть и в то же время не дать себя ни в чем заподозрить, — думал Хоанг, — вести себя так, чтобы никто не догадался о моих истинных чувствах».
И на этот раз училище он закончил с отличием, получил звание лейтенанта и был назначен офицером связи при военном кабинете президента.
На родину он вернулся в начале шестьдесят пятого, как раз когда американцы и их союзники начали стягивать свои силы во Вьетнам. Ему дали несколько дней отпуска, и он побывал дома, проведал мать и братишку, с горечью отметил, как постарела мать. Он решил, что будет всемерно помогать своим и мать сможет немного отдохнуть. Однако из разговоров с ней он с удивлением понял, что она неодобрительно относится к его карьере и даже как будто недовольна им. В разговоре она упорно повторяла одно и то же: «От судьбы не уйдешь. Раз ты выбрал военную карьеру, другого теперь тебе не остается. Об одном только молю — не совершай безнравственных поступков. В нашем роду этим себя еще никто не запятнал». Смысл этих слов матери он понял гораздо позже.
Его младшему брату было всего одиннадцать лет. Хоанг с удивлением заметил, что мальчик подошел к нему лишь после того, как он снял военную форму и переоделся костюм, который носил еще до училища. Он обнял брата, прижал к себе, тот, тронутый лаской, застенчиво заулыбался, но тут же спросил: «Почему ты нанялся служить к американцам, а не пошел их бить?» Хоанг внимательно посмотрел на братишку, которого нянчил, когда тот был совсем еще малышом. Сейчас в его глазах было нечто такое, от чего Хоанг поежился: в них стояла глубокая грусть и требовательное ожидание ответа. Что же такое успел увидеть этот мальчуган, отчего глаза его сделались глазами маленького старичка?
В Сайгон Хоанг возвращался, обуреваемый сомнениями. Очень скоро он понял, что его должность офицера связи сплошная фикция. Президент Тхиеу увлекался физиогномикой. Лицо Хоанга показалось ему приятным. Кроме того, личный гадальщик президента предсказал, что раз Хоанг родился в один день с президентом, значит, ему суждено стать «дублером, платящим жизнью» за президента, в случае если тот попадет в опасную ситуацию. Поэтому именно Хоангу всегда выпадала честь относить сообщения отдела стратегической разведки в военный кабинет президента, а также открывать президенту или начальнику военного кабинета дверцу машины, стоя навытяжку под нацеленными на высоких персон объективами.
В Сайгоне он получил ответы на те вопросы, что не давали ему покоя все два года учебы в Соединенных Штатах. Он понял, что в его страну пришел агрессор и он, Хоанг, состоит на службе у этого агрессора и у тех, кто продал родину.
Тут-то и стали ему ясны слова матери — надев эту форму, он тем самым уже совершил безнравственный поступок.
«Почему ты нанялся служить к американцам, а не пошел их бить?» — так спрашивал брат. Он, Хоанг, трус, презренный трус. Он не забудет, каким пыткам подвергали одного молодого вьетконговца. Парню было не больше восемнадцати, он участвовал в нападении на аэродром в Бьенхоа, был ранен в ногу и отстреливался до последнего патрона, пока не потерял сознание. Хоанг увидел его уже в военной полиции и удивился: на лице парнишки не было и тени страха. Хоанг внутренне восхитился им, отчетливо сознавая, что сам на такое не способен. Врезалось в память и другое: большая фотография, запечатлевшая опустошенную, без единого человека, без единого деревца и кустика землю. Под фотографией стояла подпись: «Что это? Лунный пейзаж? Нет! Здесь пролетели «летающие крепости», бомбардировщики B-52!» Как можно выжить в таких условиях, не говоря уже о том, как можно решиться противостоять подобному сверхсовременному оружию? Ведь ему, по роду его службы, как никому другому, хорошо известна та мощь, которую американцы обрушили на его маленькую страну. Кто же в силах ей противостоять? Возможно ли это вообще? И о какой победе над ней можно мечтать?
Он лично хотел только одного — поскорей бы кончился весь этот кошмар. Тогда он сбросит с себя военную форму, найдет какое-нибудь мирное занятие, поселится вместе с матерью и братом. По вечерам их семья непременно будет собираться вместе, братишка станет готовить уроки, мама — отдыхать, а он тихо наслаждаться семейной идиллией. Но пока об этом нечего было и мечтать.
Так он и жил — никто не догадывался о том, что у него на душе, внешне это был спокойный, исполнительный офицер, получавший одни похвалы за свою безупречную службу.
Но однажды произошло нечто, коренным образом изменившее весь ход его жизни. Он навсегда запомнил этот день — это случилось в начале апреля шестьдесят пятого года.
…Он только что получил от майора Зи карту района Б, на которую были нанесены координаты запеленгованных радиопередатчиков нескольких полков вьетконга. Положив карту на стол и мельком глянув на нее, он вышел из кабинета, чтобы найти подполковника Де и взять у него недельную сводку. В комнату он вернулся не через главный вход, а через боковой, соединяющий ее с коммутатором. Открыв дверь, он остолбенел: Фук, их уборщица, сейчас стояла спиной к нему, наклонившись над столом, и внимательно изучала карту. Его охватила нервная дрожь, ноги чуть не подкосились от страха, и когда Фук, почувствовала на себе его взгляд, оглянулась и посмотрела ему прямо в глаза, в горле у него пересохло, и он сумел выдавить из себя только хриплое «Вон!».
Пошатываясь, вошел он в кабинет, тяжело опустился на стул и долго сидел, подперев руками голову и глядя прямо перед собой широко открытыми, невидящими глазами.
Господи! Неужели вьетконговцы проникли даже сюда? Фук, скромная, тихая женщина, каждое утро смиренно и униженно приветствующая всех, начиная от стоящего на часах солдата, на самом деле агент вьетконга? Когда обмывали его производство в капитаны, он собрал все, что осталось после небольшой пирушки, завернул прямо в скатерть и отдал Фук, чтобы она отнесла своим детям. Как она тогда покраснела и как униженно благодарила, желая новоиспеченному капитану всяческого благополучия. И эта Фук работает на разведку вьетконга! Как ему поступить? Вызвать военную полицию и арестовать ее? Но момент уже упущен! Теперь она будет все отрицать… И потом, может быть, она не одна, кроме нее здесь есть и другие? Тогда с его стороны это просто опасно, неосмотрительно. Но не сообщить, значит сделаться ее пособником! Так ведь и это опасно!
Он долго и мучительно искал выхода из создавшегося положения и не мог его найти. Так ничего и не придумав, капитан положил карту в конверт, тщательно запечатал и отнес в канцелярию военного кабинета президента. Его растерянное лицо и отрывистая, нечленораздельная речь немало удивили знавших его офицеров: не иначе как получил за что-нибудь взбучку от начальства, решили они.
После мучительных размышлений, не оставлявших его весь день и весь вечер, он пришел к решению: ничего никому не говорить, но добиться — уговорами, а если понадобиться, то и угрозами, — чтобы Фук немедленно прекратила эту опасную игру. «Надо постараться сделать так, чтобы ей повысили зарплату, наверняка она пошла на такой риск ради денег. А я, таким образом, и безнравственным поступком себя не запятнаю, и не окажусь втянутым в эту авантюру», — подумал он, и оттого, что решение было найдено, на душе у него стало легче.
На следующее утро, дождавшись, пока Фук, подметавшая коридор, окажется поблизости от его кабинета, он выглянул за дверь и позвал:
— Фук, зайдите ко мне, хочу вас кое о чем попросить…
Он сидел, откинувшись на спинку стула и вертя в пальцах кусок отсвечивающего всеми цветами радуги горного хрусталя, которым он обычно прижимал бумаги на столе. Он предполагал, что в его кабинете может быть установлено подслушивающее устройство, и потому заранее обдумал свой разговор.
Не дойдя метров двух до стола, Фук остановилась, низко опустив голову. В одной руке у нее был веник с длинной ручкой, другой она нервно теребила висевшее на груди маленькое распятие.
«А ведь она еще молода и не лишена привлекательности», — подумал Хоанг и постарался придать своему лицу как можно более суровое выражение.
— Чем занимается ваш муж, Фук, и какого возраста у вас дети?
— Господин капитан, мой муж был солдатом республиканской армии, но после ранения его демобилизовали, и теперь он работает сторожем в больнице. А дети, господин капитан, еще маленькие, кто смотрит за домом, а кто приторговывает на рынке.
— Да что вы заладили «господин капитан» да «господин капитан»! Вот что я хочу вас спросить… Кто заставил вас этим заниматься? И сколько вам платят в месяц?
— Господин капитан, правительство платит мне в месяц тысячу донгов. Нам с детьми жить трудно, потому я и пошла на эту работу, — последнюю фразу Фук произнесла с нажимом.
Хоанг неожиданно для себя улыбнулся: «А ведь она умница, — ответила так, что посторонний ни о чем не догадается. Молодчина!»
Он кивнул и задал новый вопрос:
— А эта работа, она как… вам под силу? Наверное, довольно трудно приходится?
— Господин капитан, мне не труднее, чем другим.
«Кто эти другие? Те вьетконговцы, которые сражаются с оружием в руках?» — подумал Хоанг и мягко сказал:
— Правительство в месяц платит вам тысячу донгов, я добавлю от себя еще тысячу, теперь будет достаточно? Только вы оставьте это, договорились?
— Господин капитан, я очень благодарна вам за великодушное желание помочь. Но я не смею принять ваши деньги.
— Отчего же?
— Этой суммы действительно достаточно, чтобы сейчас прокормить моих детей, но я работаю для того, чтобы они и в будущем не знали нужды.
«Неплохой ответ! Остается только удивляться тому, как велика сила духа у этой хрупкой, маленькой женщины», — подумал Хоанг.
— На первый раз я вас прощаю. Но больше этим не занимайтесь. К тому же это идет вразрез с вашей религией, не так ли?
Фук подняла голову и заглянула ему прямо в глаза. После нескольких секунд молчания она тихо сказала:
— Господь наградит вас за ваше доброе дело, господин капитан. Но моим делам он не помеха!
— Значит, благословенье господне на вашей стороне?
— Да, господин капитан.
— Ну что ж, можете идти.
Фук молча поклонилась.
— Послушайте! — окликнул ее Хоанг. — Как бы то ни было, я все же хочу дать вам денег для ваших детей.
Он вынул из кармана пачку ассигнаций и, не считая, протянул Фук, сам удивляясь своему неожиданному поступку.
…Шло время, и он стал понимать, что такие, как он, сейчас не только не имеют права на безнравственные поступки, они просто обязаны действовать, вносить свою лепту в ту борьбу, которую упорно ведет народ. Фук стала посредником, передававшим сведения, которые ему удавалось собрать в отделе стратегической разведки и в военном кабинете президента. То, чему его учили в Соединенных Штатах, не прошло даром: вот уже больше года работал он на разведку патриотов и до сих пор не был ни в чем заподозрен. Четыре месяца назад уволилась Фук, она перешла на другую работу, куда — он не знал, перед уходом она назвала ему связного и шифр, которым он мог воспользоваться в непредвиденном случае.
6
Винь Хао открыл дверь в приемную своего кабинета. Секретарша вскочила и вежливым полупоклоном приветствовала его. Она была одета в мини-платье и ярко накрашена. Сложив губы трубочкой, она нараспев произнесла:
— Господин полковник, двадцать минут назад вам звонил господин Стивенсон. Я ответила ему, что в вышли.
— Прекрасно. Кстати, Тхиен Ли, вы сегодня отлично выглядите!
Винь Хао подошел к секретарше и игриво шлепнул ее по заду.
— Соедините-ка меня с господином Стивенсоном.
Тхиен Ли, зажав трубку между ухом и плечом, одной рукой принялась набирать номер, а другой делала слабую попытку отбиться от все более дерзких атак Винь Хао.
— Алло! Это 03-121? Полковник Винь Хао просит разрешения переговорить с советником Стивенсоном!
Винь Хао взял трубку, свободной рукой продолжая атаки.
— Алло! Господин советник, полковник Винь Хао ждет ваших указаний!
— Вас и подполковника Фонга прошу немедленно явиться ко мне. Вы меня поняли?
— Да, господин советник.
Винь Хао нахмурился, не глядя отдал трубку секретарше и прошел в кабинет.
«Почему он хочет видеть не только меня, но еще и этого Фонга? Что он еще придумал? Может, решил заменить меня Фонгом? Не зря же при первой нашей встрече так долго толковал о мафии. Однако скажу вам наперед, дорогой друг, что сделать это будет не так-то просто! Винь Хао голыми руками не возьмешь!» — думал он.
— Стивенсон ждет нас с вами у себя, — холодно сказал он явившемуся по вызову Фонгу. — Сейчас.
…Две машины затормозили перед особняком Стивенсона. Винь Хао и Фонг прошли в кабинет хозяина дома, не обменявшись друг с другом ни словом.
Стивенсон приветливо поздоровался, указал им на кресла, стоявшие у письменного стола, и сразу же приступил к делу.
— Я пригласил вас, господа, для того, чтобы обсудить ход операции, начатой три недели назад. Седьмого июня мы сообщили агенту вьетконга две важные новости. Я уверен, что самое малое уже десять дней, как информация стала известна их центру. Однако реакции пока никакой не последовало. Почему? Вы много раз сталкивались с действиями вьетконга. Как вы расцениваете сложившуюся ситуацию? Чего они ждут? — Он повернулся к Винь Хао. — Господин полковник, подполковник Фонг — человек, на которого мы можем положиться.
— Господин советник, но ведь вы сами… — Винь Хао удивленно посмотрел на Стивенсона.
— Верно. Я был согласен с вами, что нужно проверить подполковника Фонга и капитана Хоанга. Но сейчас я смею утверждать, что подполковник Фонг — человек, на которого я вполне могу положиться. Нам нечего от него скрывать.
Винь Хао бросил яростный взгляд на Фонга и откинулся на спинку стула. Так вот он каков, этот американец!
Наступило тягостное молчание.
— Итак, подполковник Фонг, ваше мнение о действиях вьетконговцев? Почему они никак не реагируют, получив нашу информацию?
— Господин советник, я полагаю, что либо сообщение еще не попало в центр, либо там проверяют полученную информацию. Одним словом, считаю, что прошло еще слишком мало времени.
— А что думаете вы, полковник?
— Я считаю, что эта информация безусловно очень важна, но ее недостаточно, чтобы вызвать ответную реакцию. Нужно рискнуть чем-то еще.
Стивенсон улыбнулся, задумчиво почесал подбородок, поднялся из-за стола и зашагал по комнате. Опыт подсказал Винь Хао, что советник сейчас начнет длинную речь, поэтому он поудобнее устроился в кресле.
— Есть одно печальное обстоятельство, которое мы, хотим этого или не хотим, вынуждены признать: разведчики вьетконга не глупее нас с вами, я имею в виду вас, господа, и тех американцев, которые работали здесь до меня. У них достаточно ума, чтобы рассудить следующим образом. Во-первых, информация действительно ценная, но в течение только короткого периода, примерно месяца или месяца с небольшим. Кроме того, она носит характер предупреждения, похожего на те, что мы ежедневно посылаем в адрес противника. В этом плане следует признать, что мнение полковника правильное. Во-вторых, до сих пор мало кто из разведчиков сталкивался со столь счастливым случаем, когда в один момент получал две важные информации. Обычно, как вы знаете, информацию собирают по крохам, получая сведения из разных источников, сопоставляя, анализируя и обобщая их, и то, что передается в центр, носит больше характер догадок, предположений, нежели готовой информации.
Исходя из этого Ханой может сделать следующее заключение: противник намеренно пошел с двух козырей, чтобы выявить работающего у него нашего агента. Поэтому там и не торопятся с реакцией, заняли выжидательную позицию, хотя до этого реагировали на все быстро, делая добытые ими сведения орудием своей пропаганды против нас.
Стивенсон вернулся на свое место за столом и несколько секунд испытующе глядел на сидевших перед ним офицеров. Винь Хао одобрительно кивал, ему было лестно, что начальство его похвалило, Фонг же пытался сохранить независимый вид.
— Однако на этот раз они столкнулись с более опытным противником, — с воодушевлением продолжал Стивенсон. — Я-то их насквозь вижу. Именно эта выжидательная позиция дает мне основание говорить, что их агент — капитан Хоанг!
Фонг не мог скрыть своего изумления столь неожиданным заявлением и взглянул на Винь Хао. Их взгляды на момент встретились, но они тут же демонстративно отвернулись друг от друга.
— Наверное, — сказал Стивенсон, — вы хотите знать, почему я в этом уверен, не так ли, подполковник?
— Господин советник, вы точно читаете мысли своих подчиненных.
— Капитан Хоанг получил информацию утром седьмого июня, верно? Самое позднее через три дня он должен был найти способ передать эти сведения своему руководству. У вьетконговцев связь действует медленно, хотя и надежно. Будем считать, что на передачу этой информации до ближайшего радиопередатчика ушло десять дней, а еще через пять дней, то есть 25 июня, ее получил Ханой. А сегодня у нас уже пятое июля.
— Господин советник, разрешите задать вам один вопрос, — Фонг встал и учтиво склонил голову.
Стивенсон с улыбкой махнул рукой, показывая, что Фонг может говорить и сидя.
— Господин советник, но если Ханой не получил этих сведений, значит… значит, капитан Хоанг ничего не разглашал.
— Вы хотите сказать, подполковник, что подозрение упавшее на капитана Хоанга, не имеют под собой почвы? Ничего подобного! Разведчик должен подозревать всех и в то же время думать, что все подозревают его. Подполковник, осторожность весьма ценное качество, но нужно, когда необходимо, уметь принимать решения, иначе вы неминуемо допустите промах. — Стивенсон строго посмотрел на Винь Хао. — До сих пор все совершенно секретные сведения становились известны Ханою или, скажем так, почти все. И тем не менее вы не рискуете подвести под подозрение ни одного из ваших сотрудников. Пока что вы занимаетесь только поверхностными проверками. Когда же, наконец, вы перейдете к активным действиям? Прошу вас, полковник, расскажите все, что нам известно о капитане Хоанге.
Это Винь Хао знал на зубок.
— Отец капитана Хоанга Нгуен Хюи, — монотонным голосом начал он, — школьный учитель, работал еще при французах. Во время девятилетней войны эвакуировался в зону, контролируемую Вьетминем, но в пятидесятом году заболел и из-за голода вернулся в Митхо, работал там счетоводом. Умер в конце пятьдесят третьего года. Мать Хоанга занимается мелкой торговлей там же, в Митхо. Старшая сестра замужем за лейтенантом республиканской армии, специалистом по психологической войне. Он служит в седьмой дивизии. Младшему брату тринадцать лет, школьник. Капитан Хоанг родился в сороковом году, в пятьдесят первом году сдал экзамен на бакалавра и добровольно написал прошение о приеме в военное училище, которое и окончил в шестьдесят третьем году, получив звание младшего лейтенанта. Одним из лучших закончил школу разведчиков в Соединенных Штатах, был произведен в лейтенанты, в шестьдесят пятом году назначен офицером связи при военном кабинете президента. В начале шестьдесят седьмого года ему присвоено звание капитана. Хорошо владеет английским и французским языками. Точен, исполнителен, замечаний не имеет, пользуется доверием генерал-лейтенанта, начальника военного кабинета. Карточной игрой не увлекается. Курит. Алкогольные напитки употребляет в меру. Очень привязан к матери и брату. Постоянной возлюбленной не имеет. Иногда волочится за девушками, однако предпочитает студенток, девицами легкого поведения не интересуется. Любит прогуливаться в одиночестве, постоянное место его прогулок — парк Таодан. Каких-либо определенных религиозных взглядов не придерживается. Любит рассуждать о физиогномике. Любит читать детективы, причем предпочтение отдает иностранным. Увлекается национальной музыкой. Имеет друзей — это несколько офицеров из столичного гарнизона, а также несколько человек, работающих в USAID. Переписывается только с матерью и братом. Частные дома не посещает, предпочитая встречаться с друзьями либо в кафе, либо у себя дома. Не замечен ни в каких аферах, не любит рассуждать о политике. Не проявляет интереса к служебным делам других…
Винь Хао наморщил лоб, подумал и подытожил:
— Очень скрытен, о его личных помыслах ничего не известно.
— На какие размышления наводит вас подобный человек? — спросил Стивенсон, вставая из-за стола. — Да ведь это просто ходячий образец тех, кого предпочитают выбирать объектом своей пропаганды вьетконговцы, называя потом таких людей «прозревшими». Почему так? Да прежде всего потому, что он ускользнул у вас из рук. Ниточка, связывающая его с вами, это всего лишь месячное жалованье. Он еще не обагрил свои руки кровью, не увлекся деланием денег, контрабандой или публичными девками, и вьетконговцам тем легче перебросить к нему мостик. Конечно, он может опасаться, что мы сделаем заложниками его мать и брата, однако он прекрасно понимает, что в большом городе — я имею в виду Митхо — мы не можем открыто терроризировать его родственников, как сделали бы это, живи они в глухой деревне. Почему? Да потому, что мы дорожим общественным мнением. — Стивенсон остановился и пожал плечами. — Попробуем стать на место вьетконговцев и проанализировать, что это за человек. Бедный студент, выходец из среднего сословия, но из бедной семьи, знает и непосредственно, и косвенно, что такое Вьетминь, что такое Сопротивление. Возможно, несколько боязлив, придерживается примиренческой позиции. Добровольно пошел в офицерское училище, вошел в доверие к начальству, не исключено, что знаком с секретной информацией. В преступлениях не замешан. В личной жизни отличается сравнительной чистотой. Его «прозрение» может происходить двумя путями: через мать, живущую в Митхо, или непосредственно через общение с кем-то. Первый вариант проще, но медленнее и может оказаться безрезультатным. Второй вариант рискованнее, но надежнее, тут можно осторожно, с подобающим подходом и постепенно действовать в нужном направлении на его самолюбие и примиренческие взгляды. — Стивенсон снова пожал плечами. — Вот примерно так они рассуждают, господа!
После нескольких секунд молчания он спросил, обращаясь к Винь Хао:
— Что нам с вами следует немедленно предпринять, господин полковник?
— Если вы, господин советник, установили, что он агент вьетконга, то его необходимо тут же арестовать и допросить, — с готовностью ответил Винь Хао.
«Арестовать и допросить»! — саркастически засмеялся Фонг. — Провести через кабинет допросов подполковника Ланя, чтобы он испустил дух?!
Винь Хао зло посмотрел на осмелившегося дерзить подчиненного.
— Да, немедленно арестовать и немедленно допросить, успеть схватить всю его сеть! Если промедлим, Хоанг исчезнет, и мы останемся с носом!
Стивенсон усмехнулся одним уголком губ, пристально посмотрел на рассерженное лицо Винь Хао и повернулся к Фонгу:
— В каком направлении предпочли бы действовать вы, подполковник?
— Господлин советник, необходимо установить наблюдение за капитаном Хоангом, а не арестовывать его. Таким образом мы можем выйти на всю сеть. К тому же у нас не будет никаких затруднений, если окажется, что капитан вовсе не агент вьетконга.
Стивенсон вернулся на свое место, налил себе бокал, залпом осушил его, потом вынул платок, вытер вспотевший лоб и, любуясь бриллиантом в перстне на указательном пальце, с расстановкой произнес:
— Я хочу обратить ваше внимание, господа, на следующее: во-первых, вьетконговцы не глупее нас с вами. Во-вторых, капитан Хоанг прошел школу военной разведки в Соединенных Штатах. В-третьих, я уже сказал, что совершенно уверен в том, что он агент вьетконга. Все это мы должны неукоснительно помнить и принимать во внимание. «Арестовать и допросить»! Да через два часа после его ареста вьетконговцы так перестроят свою сеть, что мы ровным счетом ничего этим не добьемся. Хорошо, допустим, что Хоанг во всем признается, все откроет и вьетконговцы не успеют перестроить сеть. Что мы будем делать дальше? Снова арестовывать и допрашивать? Так может тянуться до конца года! Нет, господа, это устаревший метод французской охранки, которого, к сожалению, придерживается и ваша служба государственной безопасности. Мой же метод состоит в следующем: выйти на одного, чтобы затем выйти и на всю организацию, использовать малую организацию для того, чтобы выйти на большую. Хоанг только средство, с помощью которого я рассчитываю выйти на того человека, который мне нужен.
Прошу внимательно выслушать программу наших действий в июле.
Завтра, шестого июля, Хоанг должен получить повышение — звание майора. Вы, Винь Хао, организуете обед в честь новоиспеченного майора. На этом обеде Хоанг должен выступить с речью. Подполковник Фонг запишет его выступление. Седьмого июля Хоанг выступит по телевидению. Текст выступления ему принесете вы, Винь Хао. Оно должно отличаться крайней жесткостью и затрагивать ту информацию, которую мы сообщили Ханою. Особое внимание уделите нашей операции «Роллинг тандер». С седьмого по десятое все военные радиостанции будут повторять это выступление достаточно часто и с нужной долей дерзости. Выходящие в Сайгоне газеты — и те, что на вьетнамском, и те, что на иностранных языках, — должны напечатать это выступление, поместив фотографию капитана Хоанга. Агентства ЮПИ и Би-би-си дадут к нему комментарий. С одиннадцатого по семнадцатое бомбардировщики Седьмого флота нанесут удары по Намдиню и пригородам Ханоя и Хайфона, в каждом вылете примут участие от восьмидесяти до ста двадцати самолетов. Налеты будут следовать один за другим. На остальных фронтах особых действий предприниматься не будет.
Стивенсон поднял голову, усмехнулся и с удовлетворением посмотрел на восхищенно внимавших ему коллег.
— В плане военном, — продолжал он, — большого результата мы этим не достигнем. Но в плане психологическом — пожалуй. Ведь тем самым мы хорошенько потреплем Ханою нервы. Кроме того, это создаст определенную завесу над нашими истинными намерениями. Ханой поверит своему агенту. Мы же, продолжая наблюдение за Хоангом, выйдем на человека, в руках которого находится вся разведывательная сеть вьетконга в Сайгоне. Мой метод «боевого треугольника» состоит в следующем: тесно сочетать военные действия с психологическим нажимом и с работой разведки, при этом главным звеном является работа разведки. Отныне, — Стивенсон показал пальцем на Фонга, — вы, подполковник, как ответственный за координацию действий, будете осуществлять слежку за капитаном, простите, майором Хоангом. Нужно выявить связного и через этого связного выйти на руководителя. Может оказаться, что здесь действует не один, а целая цепочка связных. — Он вынул из ящика письменного стола коричневую пластмассовую коробочку и передал ее Фонгу. — В этой коробке четыре сверхчувствительные магнитоленты. Вы человек умный и, думаю, найдете возможность ими воспользоваться. — Он с улыбкой подмигнул Фонгу. — Можете идти. А нам с господином полковником надо еще кое-что обсудить.
Подождав, пока Фонг выйдет из комнаты, Стивенсон обратился к Винь Хао:
— Не расстраивайтесь по пустякам, господин полковник. Нам предстоит долгое время сотрудничать, и вы должны привыкнуть к моему стилю работы с подчиненными — смело поручать работу, но никогда до конца не доверять. Именно так я поступаю в случае с Фонгом. К вам же у меня отношение совсем иное. Вам я доверяю намного больше. И вам поручаю самое главное: вы поможете мне подготовить конкретную программу действий для наших сил на период от настоящего времени до конца марта шестьдесят восьмого года. — Он поднялся, несколько раз прошелся по комнате и продолжал: — Допустим, что мы выявим всю сеть стратегической разведки вьетконга, началом которой является капитан Хоанг. Что надлежит сделать после этого? В какой последовательности? Кто и что будет делать? Как нужно координировать действия? И так далее. Конечно, я приготовил ответы на все эти вопросы, но мне бы хотелось, чтобы вы внесли свою лепту. В вашем распоряжении весь июль. Каково ваше мнение?
— Господин советник, — ответил воспрянувший духом Винь Хао, — я не заставлю вас раскаиваться в оказанном мне доверии. За умение составлять план действий я неоднократно удостаивался похвалы самого господина президента…
Увидев, что Стивенсон поморщился, он поспешил исправиться:
— Приложу все усилия к тому, чтобы внести свой скромный вклад в тот план, который начертали вы, господин советник.
— Ну и отлично, — кивнул Стивенсон. — Помните, что к началу августа все должно быть четко поставлено на свои места, чтобы наши силы могли действовать в едином ритме. Теперь о выступлении Хоанга. Вы должны сделать так, чтобы он повторял заявление Уэстморленда от двадцать второго февраля этого года: «Мы достигли такой точки, что всей королевской рати не повернуть нас вспять». Кроме того, нужно умело напомнить об «электронном поясе» Макнамары, о численности американских войск, которая достигла 554 тысяч человек, и о республиканской армии численностью в 552 тысячи человек.
— Господин советник, можете быть спокойны: если надо кому-то пригрозить, то тут у нас накопился большой опыт!
Стивенсон расхохотался. Винь Хао рассмеялся следом.
— Можете быть свободны, полковник.
— Честь имею, господин советник.
7
Вечером шестого июля на закрытой веранде особняка Стивенсона беседовали два американца. Одним из них был Стивенсон, другим — Эдвард Лэнсдейл, одетый в летнюю форму без знаков различия.
Потратив массу усилий на то, чтобы помочь Нго Динь Зьему вернуться во Вьетнам 25 июля 1954 года, создав для него прочное положение среди таких профранцузски настроенных серьезных противников, как Бао Дай, Нгуен Ван Тхинь, а также находящихся в оппозиции религиозных сект каодай, хоахао и биньсюен, и превратив Нго Динь Зьема в надежный оплот Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии со знаменитым лозунгом «границы Соединенных Штатов простираются до семнадцатой параллели», Лэнсдейл вынужден был покинуть юг Вьетнама, так как не выдержал конкуренции с другими, менее талантливыми, но более влиятельными американскими советниками. В 1963 году Люсьен Конейн, помощник Лэнсдейла, непосредственно руководил заговором марионеточных генералов, совершивших государственный переворот и убивших братьев Зьем. Возмущенный этим, Лэнсдейл подал в отставку, так и не получив звания генерал-лейтенанта.
В 1966 году, когда Джонсон отозвал Тэйлора и своим послом в Южном Вьетнаме назначил Кэбота Лоджа, Лэнсдейл попросил разрешения вернуться в эту страну в качестве специального помощника посла по организации программы умиротворения деревень.
Сейчас он сидел, откинувшись на спинку кресла, положив ногу на ногу, и, помахивая сигарой, беседовал со Стивенсоном.
— Роберт! Ситуация здесь совсем не похожа на то, что говорится в отчетах, которые вы изучили в Америке. Вы в Сайгоне уже больше месяца, но я у вас впервые, и мне хотелось бы, чтобы у вас было достаточно времени все узнать самому. Вы, при вашей проницательности, скоро можете увидеть то, на понимание чего я потратил несколько лет. Вам не раз доводилось совершать конъюнктурные перевороты на Ближнем Востоке, и я уверен, что в этой сложной стране вас ждет успех. Сейчас из всех наших разведчиков международного класса, пожалуй, вы один можете спасти Соединенные Штаты от поражения.
— Странные речи, Эдвард. Я всегда видел в вас учителя. Вы на двенадцать лет старше меня и на пятнадцать лет больше работаете в разведке. Разве вьетконг не признал вас разведчиком высокого класса и своим опасным противником? Только вы с вашим талантом стратега и тактика могли в столь короткий срок посадить Зьема в президентское кресло. Все, что случилось потом, — ошибки тех, кто работал здесь после вас. Как бы то ни было, но Зьем оставался президентом целых семь лет. Когда марионетка перестает нравиться зрителям, ее выбрасывают в мусорную корзину. Я верю, что на этот раз ваши твердые руки удержат Тхиеу в течение большего времени.
— Благодарю за искренность. Однако, должен сказать, что вьетконг завысил мои возможности и мою известность главным образом для того, чтобы громче трубить о своих победах и моих и наших поражениях. Роберт, мы уже потерпели поражение и сейчас терпим еще более тяжелое. Все наши усилия ныне сводятся к тому, чтобы удержать Америку от слишком быстрого поражения, иными словами, от позора! Прежде я думал, что братья Зьем были убиты только потому, что считал, что Джонсон будет вести другую политику, нежели Кеннеди, что Лодж не такой, как Тэйлор, и что при наличии трехсоттысячного американского воинского контингента обстановка изменится и мне удастся создать нового Нго Динь Зьема, более стабильного, что у меня будет возможность расплатиться за старые обиды. Но сейчас я понимаю, что любая стратегия потерпит поражение из-за ошибок, допущенных с первых же шагов. Все последующие шаги только усугубляют эти ошибки, доводят их до критической точки, когда уже ничто не может помочь. Поэтому я не могу принимать похвал в свой адрес за то, что я привел к власти Нго Динь Зьема.
— Виски с содовой? — гостеприимно предложил Стивенсон.
Лэнсдейл принял от него бокал, поблагодарил легким кивком и принялся молча, маленькими глотками смаковать виски, его глаза сделались грустными.
После недолгого молчания Стивенсон с легкой улыбкой спросил:
— Вы позволите мне задать вам один нескромный вопрос?
— Мы так долго знаем друг друга, что мне нечего от вас скрывать.
— Тогда скажите: помимо чисто профессиональной деятельности, преследующей исключительно политические цели, вы пробовали заниматься здесь чем-нибудь еще?
На грустном лице Лэнсдейла на секунду мелькнуло некоторое оживление.
— Мы с вами исповедуем прагматизм, Роберт. Мы берем все, что господь щедро дарует нам, в том числе и зеленые долларовые бумажки. Эта страна мала и бедна. Я еще не нашел дела, которое было бы достойно таких людей, как мы с вами. Конечно, от мелочи я тоже никогда не отказывался, потому что десять долларов плюс десять долларов, плюс еще десять долларов — это уже тридцать долларов, независимо от того, в Сайгоне ли это или в Вашингтоне!
Оба улыбнулись. Стивенсон вновь наполнил бокал Лэнсдейла.
— Есть все же один бизнес, достойный таких людей, как мы с вами. — Стивенсон сделался серьезным и, подняв указательный палец, смотрел теперь прямо в глаза Лэнсдейлу. — У этого бизнеса большие масштабы, и он может быть обеспечен нам на длительный, я бы даже сказал, весьма длительный период. Могу рассказать обо всем досконально.
Лэнсдейл поменял позу и, опершись локтями на колени, подался вперед, приготовившись слушать.
— Вы верно сказали, эта страна действительно мала и бедна, но это место, где через границу проходит и ежегодно скапливается десять тысяч тонн опиума из Бирмы, Лаоса, Таиланда и Индии, чтобы потом разойтись отсюда по всему свету. Причем надо сказать, что большая часть идет в западное полушарие. Торговля наркотиками встречает многочисленные преграды. Во-первых, потому, что этот товар тяжел для перевозки и его трудно прятать. Во-вторых, в таком виде он неудобен для потребления. Американские солдаты, выполняющие свою миссию во Вьетнаме, и американские граждане, зарабатывающие себе на жизнь самыми разными способами в многонаселенных американских городах, это основные потребители наркотиков. Число людей, употребляющих героин, сейчас достигло полумиллиона и, по прогнозам, будет ежегодно увеличиваться примерно на тридцать процентов. Непосредственно здесь, в Сайгоне, насчитывается несколько десятков тысяч вьетнамских солдат и гражданских лиц, употребляющих наркотики. Правительства забили тревогу. Некоторые высокопоставленные персоны выступили с призывом объявить войну наркотикам. Но мы с вами отлично помним сухой закон, когда-то введенный в Америке. Чем сильнее запрет, тем больше людей втягивается в это дело. Именно сухой закон прославил на весь мир таких главарей гангстеров, как, например, Аль Капоне.
Стивенсон сделал глоток виски с содовой и продолжал:
— Опиум берут здесь, и возвращается он сюда уже в виде героина. Нужно помочь фирмам, торгующим опиумом, перерабатывать его в героин прямо на месте. Прежде всего помочь генералу Ванг Пао в Лаосе. Десять фунтов опиума, купленных примерно за сто восемьдесят долларов, превращается в фунт героина, цена которого на рынке сбыта девять тысяч долларов, то есть в пятьдесят раз больше. По всем прикидкам, на начальном этапе только перерабатывающее предприятие Ванг Пао сможет давать примерно шесть с половиной тысяч фунтов героина. А если объединить все перерабатывающие предприятия в этих странах, то можно гарантировать ежегодные поставки рынку от двадцати пяти до сорока тысяч фунтов, соответственно на сумму от двухсот двадцати до трехсот шестидесяти миллионов долларов.
Чтобы производить героин в промышленных масштабах, эти фирмы должны получить от нас следующую помощь: во-первых, нужно вмешательство USAID для того, чтобы можно было регулярно ввозить необходимое для выработки героина из черного опиума количество химических веществ. Это можно сделать под предлогом развития местной промышленности и под прикрытием какой-нибудь американской фирмы, производящей прохладительные напитки. Во-вторых, опираясь на необходимость умиротворения и развитие районов горных джунглей, нужно добиться разрешения получить определенное количество вертолетов для обеспечения закупок опиума, а также определенное количество транспортных самолетов для перевозки героина. В-третьих, желательно уладить конфликт между самими фирмами, а также между этими фирмами и фирмами производящими «скэг» в Соединенных Штатах, чтобы дело было налажено бесперебойно и без трудноразрешимых проблем.
Вы — специальный политический советник не только при правительстве Южного Вьетнама, но и при всех правительствах проамерикански настроенных стран этого региона. В ваших возможностях оказать помощь по первым двум пунктам, третий я беру на себя и на себя же беру посредничество между вами и этими фирмами. Таким образом, вам нечего бояться огласки. Ваша доля — два процента общей суммы. Кроме того, если вы поможете беспрепятственно перевезти товар из Индокитая в Америку, получите еще пять процентов общей стоимости этого количества товара.
Лэнсдейл внимательно слушал. Когда Стивенсон остановился, он поднял голову, посмотрел на него и, задумчиво потирая подбородок, кивнул:
— Можно принять к сведению… Пожалуй, это можно принять к сведению…
Стивенсон довольный, налил Лэнсдейлу виски и поднял свой бокал:
— Выпьем же за успех нашего предприятия. Все, что касается формальностей и деталей, обговорим позже.
Они чокнулись, Лэнсдейл взглянул на часы и поднялся. Стивенсон тоже встал. Лэнсдейл, помявшись, сказал:
— Я долго раздумывал, прежде чем решиться сказать вам это, Роберт. Но как бы то ни было, я здесь провел много лет, в то время как вы всего лишь месяц. Роберт, вот что я хочу вам посоветовать: в этой стране, в этой ловушке не допускайте того, чтобы вы один несли ответственность за что бы то ни было. Скажу яснее: старайтесь распределить ответственность между другими, и если вам удастся совсем освободиться от нее, то это будет самое лучшее, что только можно придумать. Мы, то есть американское правительство и его армия, ищем способа возложить ответственность за эту войну на других. Значит, не поступайте так, чтобы за все отвечали вы один.
— Спасибо. Буду помнить ваш совет. Я и сам начинаю чувствовать, что земля у меня под ногами далеко не так тверда, как мне казалось поначалу, сразу после моего приезда сюда. Но как бы то ни было, мы оказались привязаны к этой колеснице, которая готова вот-вот опрокинуться…
Он посторонился, вежливо пропуская Лэнсдейла вперед. Не проронив ни слова, они спустились по лестнице. Уже у выхода Стивенсон тихо спросил:
— Вы не будете возражать, если в нашем деле примет участие Люсьен Конейн и еще кое-кто из наших французских коллег?
— Отчего же, напротив. — На лице Лэнсдейла появилось жесткое выражение. — В нашем с вами сотрудничестве нам никто помешать не может. Надеюсь, они отдают себе отчет в том, что на это у них просто не хватит сил. До встречи, Роберт.
— До встречи. Спокойной ночи.
Подождав, пока сверкающий «линкольн» выедет за ворота, Стивенсон не спеша вернулся к себе. Секретарь уже поджидал его.
— Господин советник, с вами хочет говорить полковник Винь Хао. Он у аппарата.
Стивенсон быстро подошел к телефону.
— Хэлло! Что-нибудь хорошенькое, дорогой друг?
— Господин советник, я поступил именно так, как вы приказали. Мы поставили диагноз человеку, о котором должны позаботиться.
— Прекрасно. Продолжайте в том же духе. Только помните, что это не простой пациент, он может оказаться куда хитрее врачей!
— Господин советник, завтра утром я сделаю так, чтобы Фонг мог его сразу записать, если что не так, потом перепишем. Для камеры важно изображение, звук идет потом. Таким образом, мы избежим случайностей, которые могли бы повредить лечению.
— Пожалуй, это умно. Надеюсь, что теперь-то и начнется вся работа, и результаты ее будут просто замечательными.
— Благодарю вас, господин советник. Разрешите пожелать вам спокойной ночи.
8
Хоанг вздрогнул всем телом и проснулся, весь под впечатлением только что виденного сна. С удивлением он обнаружил, что спал не раздеваясь, прямо в форме, от которой сейчас исходил запах пота и алкоголя. Кружилась голова, подташнивало. Он сделал усилие и сел в постели, прислонившись спиной к спинке кровати. Потом, собравшись с силами, встал и прошел в ванную. Как был, в одежде, стал под душ. Вода освежила его, и он почувствовал, что окончательно проснулся. Он сорвал с себя насквозь вымокшую форму и с наслаждением подставил тело под струи воды
Потом. Хоанг оделся, аккуратно причесался, побрился и, сварив чашечку очень крепкого кофе, закурил сигарету и сел за стол, размышляя над тем, что произошло за последние двадцать четыре часа. У него выработалась привычка подвергать проверке свои поступки, особенно после вечеринок, на которых бывало много народу. На этот раз чутье подсказало ему, что начиная со вчерашнего дня вокруг него происходило нечто необычное и что все это было направлено против него.
«Почему мне не с того ни с сего вдруг присвоили звание майора? Ничего особенно выдающегося я за последнее время не совершил. Неужто, вдохновленный очередной удачной сделкой и находясь в благодушном настроении обо мне вспомнил генерал-лейтенант? Вспомнил и решил осчастливить человека, открывающего ему дверцу автомобиля? Что-то не верится. Почему полковник Винь Хао и подполковник Фонг так суетились вокруг меня? Фонг вечно завидует успехам и продвижению по службе других, а Винь Хао привык свысока смотреть на своих подчиненных. И тем не менее все вчерашнее утро оба расточали мне похвалы. И оба были инициаторами вчерашнего ужина. Конечно, все расходы вычтут потом из моего жалованья, но ведь раньше ничего подобного не бывало. Их ничем нельзя было заманить туда, где обмывали новые звания их подчиненные.
И потом, оба они совершенно явно прилагали все усилия к тому, чтобы меня споить. Почему? И почему я вчера так легко захмелел? Обычно я могу выпить гораздо больше и оставаться трезвым. Может быть, они что-то подмешали мне? Для чего? Просто ли ради забавы или для того, чтобы у меня развязался язык? Недели три назад полковник Винь Хао при мне и Фонге выболтал совершенно секретные сведения, касающиеся цели приезда этого нового советника Стивенсона и операции «Роллинг тандер». Я быстро передал их…
Стоп! Не здесь ли кроется разгадка? Нужно еще раз проанализировать все, что произошло. Предположим самое худшее. Из Америки приезжает разведчик крупного масштаба. Первое, что он делает, это проверяет и реорганизует работу всего отдела, при этом отдает предпочтение одним и понижает других, кто-то попадает под подозрение, кого-то отстраняют от работы… Новый начальник, новая политика, и здесь ничего особенного нет. Я из тех, кто попал под подозрение. Самый элементарный способ проверки — слежка, сообщение сведений секретного свойства и наблюдение за объектом. Если объект реагирует на это, значит, замысел удался. Но со времени моего сообщения никакой реакции со стороны наших не последовало. На эту удочку наши не клюнули. Остался ли я под подозрением? Наверняка остался. Но тогда почему меня столь неожиданным образом повышают в звании? Уловка опытного разведчика? У него совсем иной почерк, нежели у Винь Хао, и конечно же он намного умнее и опаснее.
Тогда пока что решим так: я нахожусь под подозрением. Они сделали первую попытку, но она окончилась неудачно. Проверка продолжается. Занимаются этим непосредственно Винь Хао и Фонг. Руководит ими Стивенсон. Они будут использовать все возможности, чтобы выслеживать меня, фотографировать, записывать каждое мое слово, реагировать на каждый мой шаг. Прежде всего необходимо обеспечить себе прикрытие и вести наступательную политику. Временно прекратить все контакты с нашими. Связи и запасной «почтовый ящик» использовать лишь в самом неотложном случае…
Обидно, что до сих пор никак не могу вспомнить, что говорил вчера, когда был пьян. Нет, определенно они что-то подмешали мне. Взять, что ли, мочу на анализ, отнести моему знакомому в лабораторию госпиталя, чтобы узнать, что же все-таки они подмешали? Не стоит. Не надо показывать, что я их тоже проверяю…
Хоанг посмотрел на часы: половина девятого. Полковник Винь Хао велел ему явиться к девяти часам в технический кабинет отдела. Хоанг выпил успевший уже остыть кофе, подошел к книжной полке, достал несколько книг, разложил их на столе, на одну из книг насыпал немного пепла от сигареты. Открыл ящик письменного стола, стоймя поставил пачку сигарет и осторожно задвинул ящик. Если кто-нибудь в его отсутствие захочет посмотреть его бумаги, он будет об этом знать.
…Без пяти минут девять он вошел в технический кабинет отдела. Винь Хао и Фонг уже поджидали его. Отвечая на его приветствие, Винь Хао слегка кивнул и попытался изобразить улыбку, которая ему, однако, не удалась: взгляд оставался настороженным, и это его выдало. Фонг же вежливо наклонил голову и тут же отвернулся.
Винь Хао пригласил Хоанга сесть. Невольно или умышленно, но только он показал именно на то кресло, которое было оборудовано всевозможными датчиками и предназначалось специально для допросов. Внешне оно ничем не отличалось от обычных кресел, какие ставят в гостиных, к нему были приделаны умело спрятанные ремни, которые управлялись кнопками, расположенными на спинке. Кресло могло опускаться, подниматься, вращаться, опрокидываться.
— Майор, — сказал Винь Хао, — вы по-прежнему будете исполнять обязанности офицера связи при военном кабинете президента, но отныне вам придется больше работать непосредственно с нами. Господин президент следит за вашим продвижением по службе и хочет, чтобы мы задействовали вас в серьезных делах. Сегодня господин начальник военного кабинета оказал вам особую милость: вы удостоены чести от имени офицеров и солдат республиканской армии зачитать эту общую декларацию перед телевизионной камерой.
Он вынул из портфеля листки, отпечатанные на машинке, и протянул их Хоангу.
— Посмотрите внимательно. Если сможете заучить наизусть — тем лучше. Потом несколько раз прочитаете мне и подполковнику Фонгу. Вы человек умный, имеете степень бакалавра, несколько лет стажировались в Соединенных Штатах, наверняка вы отлично знаете, как надо читать такие вещи. Ваше выступление должно прозвучать как предостережение, если хотите, как ультиматум вьетконгу и северянам, и в то же время оно должно укрепить боевой дух нашей армии в десятки, нет, в сотни раз… — Он воздел руки вверх, но, не найдя других, еще более высперенных выражений, опустил их и пожал плечами. — Словом, вы должны прочитать текст с выражением, с вдохновением, так, чтобы это запало в сердца и умы! Приступайте. У нас с подполковником Фонгом есть еще дела, нужно кое-что обсудить с майором Зи, ровно в десять мы вернемся сюда послушать вас. Вам все ясно?
— Да, господин полковник.
Хоанг встал и, вежливо склонив голову, подождал, пока эти двое выйдут из кабинета.
Он впервые оказался в этой просторной комнате без окон, весь пол которой был устлан толстым ковром, а стены затянуты сукном цвета запекшейся крови. На потолке горели яркие лампы, отбрасывая вниз столбы света, рассекающие царивший здесь полумрак. Жужжание кондиционера и легкое пощелкивание счетных устройств усиливали атмосферу таинственности этой комнаты. Хоангу хотелось забыть о всевозможных устройствах, установленных вдоль трех стен. Он прекрасно знал, что, несмотря на сделанную этим приспособлениям крикливую рекламу, они способны нагнать страху только на слабого духом человека, что сами они не могут ничего прочитать и ничего выявить ни в человеческом мозгу, ни в сердце.
Однако на одно обстоятельство он вынужден был обратить особое внимание: несколько систем сложных линз были установлены по стенам комнаты под разным углом для того, чтобы следить за каждым его жестом, за мимикой — Винь Хао и Фонг наблюдали за ним, анализировали его поведение, пытаясь нащупать слабое место.
Он положил листки с машинописным текстом на стол, сел прямо, вынул из кармана сигару, аккуратно обрезал ее и закурил. Поставив локти на стол, рукой, свободной от сигары, подпер подбородок и наклонил голову. Он знал, что мысли человека выдает в первую очередь выражение глаз и губ, и выбрал такую позу неспроста.
Быстро просмотрел подготовленный текст. Как и следовало ожидать, тут были одни воинственные кличи и сплошные угрозы в адрес вьетконга. Обращали на себя внимание только два обстоятельства: в тексте говорилось об увеличении численности американских войск до пятисот тысяч, а также о намерении укрепить «электронный пояс» Макнамары, отделявший Юг от Севера и перерезающий пути снабжения патриотов.
Хоанг внимательно просматривал каждую строку. Мозг его в это время напряженно работал.
«Зачем они хотят заставить меня прочитать это по телевидению? Спровоцировать реакцию наших? Скомпрометировать меня? Очевидно, вывод, к которому я пришел сегодня утром, верен.
Нужно сделать так, чтобы им не за что было зацепиться. С выражением прочитать текст, сыграть роль перед камерой так, чтобы они остались довольны. Наши достаточно умны, чтобы раскусить этот маневр. Кстати, в этом выступлении, в этих угрозах есть что-то, что может оказаться полезным. Ясно, что в США настроены на эскалацию войны как на Юге, так и на Севере. В правящих кругах Соединенных Штатов наверняка существуют группировки, которые выступают против подобной акции, поэтому «ястребы» хотят заранее подготовить общественное мнение…
Ну что же, первое — проделать все умело, не дать повода для подозрений. Второе — прервать обычные контакты, ждать новых указаний, а таковые в этой ситуации непременно последуют. Третье — держать себя в руках, помнить, что ты вступил в схватку с верхушкой стратегической разведки марионеток, которой сейчас руководит американский разведчик. Судя по всему, это важная птица. Четвертое — быть начеку, приглядеться ко всему, что они предпримут в ближайшие дни…»
Он положил недокуренную сигару в пепельницу, оперся на спинку кресла и принялся читать текст вслух, размахивая рукой в такт словам.
Прочитав все до конца, он хотел уже было начать читать по второму разу, когда услышал за своей спиной суховатый смешок Винь Хао.
— Чудесно! Мы можем начать чуточку раньше. Читайте громко, вдохновенно, как вы это делали только что, будут работать камеры. Прочитайте один раз, и на этом закончим, повторять не станем. Итак, начнем. Представьте, что мы — зрители и внимаем каждому слову такого молодого и блестящего офицера.
Он хрипло хохотнул, похлопал Хоанга по плечу и распорядился:
— Начали!
Лампы, только что освещавшие комнату погасли. Вместо них загорелись другие, посылавшие яркий свет из углов, и в центре комнаты оказался высоченный квадрат, размером примерно два метра на два. Юркий молоденький лейтенант убрал все со стола, поставил вазу с искусственными цветами и бутафорский микрофон. Все отошли, и Хоанг остался один у стола в центре освещенного квадрата.
— Начинайте, майор! Не спешите, чтобы все не испортить.
Хоанг с улыбкой кивнул Винь Хао, сел в кресло и, положив листки на стол, начал читать. Его уверенный, четкий голос разносился по всей комнате.
Дочитав последнюю страницу, он поднял глаза и вежливо кивнул, как бы прощаясь со своими невидимыми зрителями.
— Отлично! — воскликнул Винь Хао. — Господин подполковник, вы видели: наш майор отлично сыграл свою роль!
— Полагаю, этого достаточно. Повторять не будем, — сухо сказал Фонг.
Винь Хао три раза хлопнул в ладоши. Освещение погасло, вновь зажглись лампы на потолке. Вошел какой-то незнакомый лейтенант и что-то шепнул Винь Хао на ухо, тот удовлетворенно кивнул. Потом подошел к Хоангу, торжественно пожал ему руку и заявил:
— Я весьма доволен вами, майор. Непременно доложу обо всем господину президенту. Вы можете считать себя свободным по девятое июля включительно. Только прошу, не уезжайте из города, потому что, весьма вероятно, господин президент пожелает назначить вам аудиенцию. Вот гонорар, который посылает вам армейское телевидение. Я же со своей стороны обещаю вам добиться разрешения на поездку в Далат на отдых. Вам представляется случай еще раз полюбоваться горой Лангбианг и прогуляться с какой-нибудь красоткой у озера.
Он расхохотался и похлопал Хоанга по плечу. Фонг, оставшийся в полумраке в углу комнаты, поддакнул:
— Я тоже рад сотрудничать с таким умным человеком, как вы, майор Хоанг. А перед вашим актерским мастерством я просто преклоняюсь…
— Господа, — отвесив обоим поочередно по вежливому кивку, ответил Хоанг, — весьма благодарен вам за теплые слова. Мое будущее в ваших руках. Обещаю, что всего себя отдам служению нашей родине, Республике Вьетнам.
И он снова с уважением поклонился каждому в отдельности.
— Вы свободны, майор, желаю успеха.
— Честь имею, господин полковник! Честь имею, господин подполковник!
***
Хоанг вышел из технического кабинета, достал пачку сигарет, закурил и направился к себе посмотреть, не поступило ли какой-нибудь корреспонденции. Прямо у дверей его кабинета стоял какой-то незнакомый лейтенант, который, завидев Хоанга, принялся сосредоточенно изучать потолок, очевидно специально для того, чтобы не отдавать Хоангу честь. Хоанг, пожав плечами, прошел мимо, не заходя в кабинет. Он решил отправиться пообедать, а потом вернуться домой и как следует отоспаться, чтобы снять накопившееся напряжение.
Когда он прошел до конца первую улицу, острый взгляд разведчика подсказал ему, что сегодня вокруг происходит нечто необычное: помимо переодетых в штатское агентов госбезопасности, которых он умел различать даже издали, в конце улицы и у поворота стояли военные в пятнистой форме. Может быть, в этом районе готовится облава? Пожалуй, нет. При облаве район окружают неожиданно, да и кого же можно поймать от так, выставив на всеобщее обозрение все свои силы?
Продолжая размышлять над этим странным обстоятельством, Хоанг прошел до конца уже вторую улицу, когда вдруг услышал громкий окрик:
— Привет новоиспеченному майору!
К нему, небрежно приветствуя его и скаля в улыбке золотые зубы, направлялся лейтенант в пятнистой форме военного полицейского.
Хоанг с улыбкой протянул ему руку. Звали этого лейтенанта Золотой Зуб, и он прославился особыми зверствами над мирным населением. Хоанг встречал его чуть ли не каждый день.
— А, Золотой Зуб, как поживаешь, братец?
— Прескверно, ваша честь! В кармане пусто! Да еще вы меня вчера на угощение не позвали. Совсем меня забыли, ваша честь!
Хоанг расхохотался, глядя на его притворно огорченную физиономию.
— Как же я мог тебя забыть, приятель! Пойдем-ка наверстаем вчерашнее, только выберем местечко посимпатичнее, за чем дело стало! Ты как, не занят сейчас?
— Нет, сегодня утро у меня свободное. Готов отправиться за вашей честью хоть на край света!
— Ну вот и отлично! Тогда давай показывай дорогу!
Хоанг, весело смеясь, похлопал Золотого Зуба по плечу. Итак, облавы никакой не предвидится. Все эти люди — и в штатском, и в форме — расставлены здесь совсем для другого. Но для чего? Не может же быть, чтобы они задействовали так много людей для того, чтобы следить за ним? Отчего же, это очень даже возможно. «Ну что ж, посмотрим, что будет», — думал Хоанг.
Он придвинулся вплотную к Золотому Зубу, который шел чуть впереди, оглянулся по сторонам и шепнул:
— Приятель, не поможешь ли старому другу в одном дельце?
Он выразительно подмигнул и двумя пальцами изобразил воздушный поцелуй.
Золотой Зуб осклабился.
— В любом деле можешь на меня рассчитывать. Одно приказание вашей чести, и самого Иисуса заставлю слезть с креста и вытянуться перед вами в струнку!
Они вошли в небольшую забегаловку и заняли столик неподалеку от входа.
Золотой Зуб подозвал хозяина.
— Живо тащи сюда все, что получше!
Хоанг выложил на стол весь полученный гонорар, добавил к нему еще тысячу донгов из бумажника.
— Забирай все, — сказал он Золотому Зубу, — и сделай так, чтобы Тхиен Ли, секретарша полковника Винь Хао, подарила мне ночь на этой неделе.
Золотой Зуб с готовностью сгреб со стола деньги, спрятал в карман и наморщил лоб, делая вид, что сосредоточенно размышляет.
— Вообще-то, дело непростое, ваша честь. Она предпочитает одного Мео. Ваша честь решили составить ему конкуренцию?
— Тонкая штучка, как раз в моем вкусе!
— На этой неделе навряд ли получится. Но уж будьте уверены, ваша честь, все свое старание приложу! Только учтите, ваша честь, дельце это весьма накладное!
— Сколько бы ни было, я заранее согласен!
— Тогда считай дело решенным, старина. Ну что выпьем за повышение?
Хоанг поднял к губам рюмку и бросил быстрый взгляд на дверь. В забегаловку заглядывал какой-то сержант. Потоптавшись на пороге, он вошел внутрь, жестом подозвал хозяина и, заказав вина и сушеную каракатицу, сел за столик, стоявший рядом с тем, за которым сидел Хоанг и Золотой Зуб.
Хоанг выпил всего пару рюмок, а потом, сославшись на головную боль, якобы мучавшую его после вчерашнего застолья, заказал себе куриный бульон. Поев, он поднялся, похлопал «приятеля» по плечу.
— Остальное допивай сам. Значит, о деле мы с тобой договорились?
— Можешь на меня положиться, дружище!
Выйдя из забегаловки, Хоанг отправился прямо домой. Запер за собой наружную дверь, потом запер и дверь, соединяющую обе комнаты, и стал внимательно обследовать спальню — стены, потолок, пол, мебель. Подойдя к письменному столу, посмотрел, как лежат оставленные на нем книги, потом осторожно выдвинул ящик.
В его отсутствии в комнате определенно кто-то побывал: пепел, специально оброненный на одну из книг, исчез, пачка сигарет в ящике стола оказалась лежащей под набором японских открыток.
Все стало ясно.
9
Бинь сходил в китайскую лавочку и купил там чаю и десяток сигарет. Сегодня он не собирался никого приглашать, просто решил попить хорошего чаю и поразмышлять над тем, что произошло за последние дни. А призадуматься было над чем — обстановка всего за каких-нибудь несколько дней неожиданно резко изменилась.
Капитан Хоанг, агент Зет-8, передавший Биню немало ценных сведений и еще в прошлом месяце сообщивший о намерении противника начать бомбардировки Ханоя и Хайфона, в последнюю неделю по неизвестным причинам пропустил два сеанса связи, несмотря на то что по-прежнему находился в городе и внешне в его жизни и поведении никаких перемен заметно не было. Как стало известно, он только что получил повышение — стал майором. Весь вчерашний день армейская радиостанция и сайгонское радио повторяли текст выступления майора Нгуен Хоанга по телевидению. Западные радиостанции и все газеты, выходящие в Сайгоне на английском и вьетнамском языках, перепечатали это выступление, состоящее из сплошных угроз и подстрекательских заявлений. Вчера американские самолеты с расположенных в Таиланде баз, а также с авианосца «Энтерпрайз» совершили налеты на густонаселенные районы Ханоя, Хайфона и Намдиня, и те же радиостанции и газеты утверждали, что бомбардировки продлятся еще две-три недели.
Выработавшаяся за долгие годы службы в разведке привычка не позволяла Биню передать эту информацию в центр, пока он не проанализирует как следует обстановку и не придет к каким-то конкретным выводам. Только такой подход к работе мог помочь центру принять верное решение.
Центр обращал внимание Биня на возможное изменение в стратегии противника в отношении как Севера, так и Юга, и позволял ему, если это будет необходимо, изменить структуру его сети и методы работы. Однако в каком направлении станет меняться стратегия противника? Будет ли это продолжение эскалации или постепенный ее спад? Будут ли эти процессы происходить одновременно в обеих частях страны, или же это будет ослабление эскалации на Севере и усиление ее на Юге? Только что они нанесли удар по крупным городам Севера и увеличивают численность своих войск на Юге. Ясно, что пока это эскалация в обеих частях страны, однако что это — стратегия или всего лишь тактический маневр? А может быть, просто агония оказавшихся в тупике, последние судороги перед тем как убраться восвояси?
Обращало на себя внимание то обстоятельство, что выступление Зет-8 было теснейшим образом связано со всеми этими проблемами. «Нужно отталкиваться от поведения Зет-8 и искать, искать, прощупывать, в чем тут дело», — думал Бинь. Он взял сигарету, долго мял ее в пальцах, потом поднес к глазам и долго смотрел на нее, так, точно она могла дать ответ на все мучившие его вопросы.
«Итак, разберемся для начала, почему Зет-8 не вышел на связь после того, как стал майором и выступил по телевидению? Тут возможны несколько вариантов.
Вариант первый. Решился на предательство. Не годится. Если бы он решился на предательство, то либо наш связной был бы уже арестован, либо Зет-8 продолжал бы поддерживать связь, чтобы дать противнику возможность выловить всю сеть. Конечно, такой вариант тоже не исключен, но все же маловероятен. И тем не менее надо быть начеку, совсем его исключать нельзя.
Вариант второй. Он мог решить, что пора выйти из игры. Тоже неверно. Зет-8 взялся за эту работу в шестьдесят шестом, как раз когда американцы два сухих сезона подряд вели наступление с целью разгромить регулярные силы вьетконга и закончить войну. Получается нелогично: решил выйти из игры после того, как дал исчерпывающие сведения по операции «Джанкшен Сити», которая кончилась невиданным провалом, то есть после того, как воочию убедился, что закачалась земля под ногами американцев и их марионеток! Нет, пожалуй, этот вариант столь же маловероятен, что и первый.
Вариант третий. Все это не что иное, как новая уловка врага. Идея принадлежит только что приехавшему из Америки разведчику, поэтому по стилю она и отличается от предыдущих. Возможно, события развивались следующим образом. Стивенсон, разведчик высокого класса, почуял, что в отделе стратегической разведки происходит утечка секретной информации. С целью проверки он разгласил среди тех, кто попал под подозрение, ряд сведений действительно секретного свойства, однако имеющих значение только на короткий срок. Разгласил и стал ждать нашей реакции. Но наши такой реакцией его не порадовали. Он тут же принялся проверять всех, кто имеет отношение к секретным сведениям и действуя методом исключения, пришел к выводу, что нашим разведчиком может быть только один человек — Нгуен Хоанг. Возможно также, что Хоанг допустил какой-то просчет, который и дал повод его подозревать. Нужно признать, что Стивенсон — разведчик опытный. Он сразу повысил Зет-8 в звании, заставил его выступить по телевидению. Эти меры могут преследовать две цели: сбить нас с толку и скомпрометировать Зет-8. Если мы проявим неосмотрительность и будем продолжать действовать как обычно, в их руках окажется вся наша сеть. Если же проявим осторожность и прервем все контакты с Зет-8, противник использует момент, когда Зет-8 окажется в нерешительности, чтобы перетянуть его на свою сторону и рано или поздно разгромить нашу организацию.
Возможно Зет-8 заметил что-то необычное в действиях этого американца и сам решил на время прекратить с нами контакты. Таким образом, он перешел к пассивной обороне, действительно необходимой в данный момент. Однако если мы оставим его без связи на длительный срок, он непременно начнет колебаться, и, таким образом, противник достигнет поставленной цели.
Вот этот вариант и является наиболее вероятным. Нужно выработать план действий, исходя именно из этих посылок, но при этом не упустить из виду других вариантов».
Бинь постучал сигаретой по столу, зажег спичку, чтобы прикурить, но, подумав, положил сигарету на стол. Затем поднялся и, прихрамывая, пошел к выходу, остановился в дверях, отыскивая взглядом место, где сейчас поставила свои корзины тетушка Ба, торговка блинчатыми пирожками.
«Необходимо срочно передать в центр свои выводы и план первоочередных действий, а потом ждать указаний. Разрубить связь, идущую ко мне от Зет-8. Сообщить, чтобы ждал новых указаний. Подготовить силы резерва, чтобы успеть к осуществлению программы номер три…»
Громкий голос заставил его вздрогнуть, и прервать нить размышлений.
— Бинь, соседушка, что вы такое высматриваете?
Это был Ту, хозяин харчевни.
Бинь повернулся и с легкой улыбкой ответил:
— Да вот вышел постоять немного, размять спину. С утра сидел не разгибаясь, аж все перед глазами поплыло. Заходите на чашечку чайку!
— Спасибо, в другой раз, сейчас я занят. Нужно помочь жене, собираюсь ненадолго уехать, так уж надо все сделать, чтобы она не ругалась.
— Куда? К себе в деревню?
— Ну да. К нашей младшей, Хань, посватались. Так нужно съездить, кое-какие дела уладить, а заодно и родственников проведать.
— И надолго вы собрались?
— Нет, дней на пять-шесть. Да разве тут уедешь надолго!
— За кого же ваша дочь выходит?
— А вы его видели, он частенько к нам забегает, это Тэм, сержант полиции. Раз уж любят друг друга, так пусть поскорее поженятся. В наше время держать дома девицу на выданьи — это все равно что прятать бомбу замедленного действия. Если его родственники согласятся, так в декабре свадьбу и сыграем.
— Когда ваша дочь выйдет замуж за полицейского, вам не надо будет больше держать эту харчевню, станете жить с ними.
— И то правда. В этом городе иметь зятя-полицейского большое дело! Ну вот, жена уже зовет. Не успел я и парой слов переброситься, как уже ей нужен! Никогда не женитесь, Бинь!
И, громко хохоча, он ушел.
Бинь тоже вернулся к себе, опустил штору из брезента, сел на кровать и, склонившись, стал что-то делать, время от времени подходя к двери и выглядывая наружу. Потом взял тарелку, положил на нее деньги, прижав их к тарелке большим пальцем, перешел дорогу и пошел на соседнюю улочку посмотреть, не там ли устроилась тетушка Ба. Найдя ее, он протянул ей тарелку и подождав, пока она наполнит ее блинчатыми пирожками и соусом, попросил добавить красного перца и приправ, расплатился и прежней дорогой вернулся к себе.
Тетушка Ба, не переставая жевать бетель, аккуратно свернула принесенные им деньги и спрятала их во внутренний карман.
***
Подполковник Фонг учтиво подождал, пока Стивенсон сядет, и только после этого опустился в кресло из черного дерева со вставками из мрамора. Он обратил внимание на одно обстоятельство: всякий раз, когда он приходил сюда с полковником Винь Хао, их принимали в кабинете Стивенсона, но если он являлся один, местом бесед оказывалась эта гостиная, обставленная китайской мебелью.
Стивенсон приказал слуге принести спиртное и обратился к Фонгу:
— Докладывайте о наших делах, подполковник!
Фонг постарался как можно более последовательно доложить обо всем, что ему с таким трудом удалось сделать. Изъяснялся он и на этот раз по-английски.
— Господин советник, перед тем как приступить к делу, я сказал себе, что нужно всегда помнить ваши слова о том, что вьетконговцы далеко не глупы, и вести слежку за Хоангом следует чрезвычайно осторожно. Поэтому я организовал достаточно широкую сеть, которая могла бы взять под наблюдение все те места, где обычно бывает Хоанг. Если можно так выразится, Хоанг сейчас свободно порхает в широких, но крепких силках. Я не стал приставлять к нему «хвоста», учитывая, что никто из моих сотрудников не стажировался в Соединенных Штатах и все они уступают Хоангу. Мне пришлось прибегнуть к другому методу, весьма, я бы сказал, расточительному. У нас его называют «создание ограды из острых кольев». Мои люди не переодеты в штатское, они в военной форме. Это младшие офицеры и сержанты. Раз в день они обязательно меняют место и должны стараться, чтобы Хоанг не запомнил их в лицо. И тем не менее десять дней наблюдения не дали ничего: пока что мы не обнаружили никого, с кем встречался бы Хоанг. Один раз он вместе с лейтенантом военной полиции по прозвищу Золотой Зуб зашел в одну из небольших забегаловок. Хоанг передал своему спутнику примерно три тысячи донгов. Я навел справки об этом Золотом Зубе. Он не раз был уличен в во взяточничестве, однажды даже за крупную взятку отпустил профессионального грабителя и убийцу. Я не верю, чтобы вьетконговцы выбирали таких людей для связи, и тем не менее я взял его на заметку и приставил к нему одного из своих людей.
— Короче говоря, ваши старания пока не увенчались успехом!
Фонг молча наклонил голову. Но, подняв взгляд, растерялся, увидев, что учитель как ни в чем не бывало улыбается.
— Если бы вы, подполковник, были бы хорошим шахматистом, то сразу бы поняли, почему мне нравится, что все ваши действия не дали желаемых результатов. Что может сравниться с тем удовольствием, которое получаешь от партии с первоклассным игроком, видя, что он делает именно те ходы, которые ты предвидел? Если сам Хоанг таков, то его руководитель — разведчик ультракласса, то есть вполне достойный противник. Завоевать такого человека с тем, чтобы умело использовать его в решающей борьбе, это как раз то, о чем я мечтаю. Вы должны все время об этом хорошо помнить, подполковник. Хоанг догадался, что мы его подозреваем и устроили за ним слежку. Он вовремя успел спрятаться в свою скорлупу. Более того, он подсунул нам фальшивую мишень, чтобы проверить нас. Ваши люди клюнули на эту фальшивку, чего он и добивался. Итак, подполковник, что же нужно предпринять теперь?
— Господин советник, я хотел бы просить вас дать мне указания, что теперь следует делать в схватке с такими профессионалами. — Фонг потер руки, сдержанно улыбнулся. — Они, может быть, чуточку умнее нас, но зато не стоят и вашего мизинца!
— Скромность, — весьма редкое среди молодых офицеров качество, подполковник. У меня есть намерение после того, как эта схватка успешно закончится, поставить вас на место Винь Хао. Ему предстоит еще совершенствоваться. Поэтому если вы в своей работе будете сталкиваться с какими-нибудь проблемами, которые сами не в состоянии разрешить можете обращаться непосредственно ко мне, минуя полковника Винь Хао. Сейчас же сделать надо вот что: уберите прочь и ваши «колья», и всю вашу «ограду», а заодно с ними и все силки!
— Господин советник, не значит ли это, что за Хоангом больше не надо устраивать слежку?
— Да, значит! — Стивенсон усмехнулся уголком губ и, наклонив голову, взглянул в растерянное лицо Фонга. — Я недавно приехал. Мои подозрения пали на нескольких человек в отделе стратегической разведки. Я отдал приказ следить за ними. Сейчас я больше никого не подозреваю и потому приказываю слежку снять. Вот и все! Для разведчика подозрение, слежка, потом отсутствие таковых и снова подозрение — дело весьма обычное, боле того — непреложный закон. Самое плохое для него — это когда никто не обращает на него внимания. Нужно сделать так, чтобы Хоанг это понял!
Стивенсон секунду помолчал, а затем продолжил:
— Сделать так, чтобы он это понял, и тогда, когда он будет предоставлен сам себе, он восстановит связь со своими и попадет прямо в силки, которые мы расставим на его дорожке…
Стивенсон взял бокал, сделал глоток и спросил:
— Вас что-то смущает? Боитесь, что он ускользнет от вас?
— Господин советник, вы просто читаете мысли своих подчиненных…
— Тогда можете установить постоянное наблюдение за его домом, контролировать его уход и возвращение и все его встречи. Я, правда, считаю, что это ни к чему. Если его руководитель и впрямь хороший игрок, то он никогда не пойдет на потерю такого хорошего агента. А теперь поговорим о другом. Как вы использовали магнитофонные катушки, которые я вам дал?
— Господин советник, я записывал на них полковника Винь Хао. Я уже передал две катушки вашему помощнику вместе с перечнем тех мест, где бывал Винь Хао. Там отмечено и время, чтобы было ясно, что, где и когда записано. Прикажите что-нибудь еще, господин советник?
— Продолжайте действовать, но с умом, и помните, что мне нужны все, абсолютно все высказывания Винь Хао, особенно его разговоры с Хоангом или его суждения о нем.
— Ясно, господин советник.
— Когда пленка кончится, получите у моего помощника еще. А теперь можете быть свободны, подполковник.
— Честь имею, господин советник.
***
Хоанг с тоской смотрел на настольный календарь: 8 июля. Итак, уже двенадцать дней как он майор и по-прежнему остается офицером связи при военном кабинете президента, но в действительности целые дни проводит, сидя за своим столом без дела — поручений ему никаких не дают. Время от времени Винь Хао или Фонг вызывали его к себе только для того, чтобы сообщить нечто такое, что он уже давно знает. Тем не менее всякий раз он делает вид, что внимательно их слушает. Затем, как правило, начинаются разные прозрачные намеки на то, что его намереваются повысить в должности и сделать секретарем начальника военного кабинета, и полушутя-полусерьезно сообщаются все новые и новые подробности о дочери генерал-лейтенанта, двадцатисемилетней девице с весьма солидным приданым, в которой души не чает отец, и которая мечтает только об одном: выйти замуж за молодого и красивого офицера, например Нгуен Хоанга. Он же только улыбается в ответ на это, как, впрочем, делает всегда, когда в его присутствии речь заходит о сватовстве.
Хоанг понимал, что попал под подозрение, убедился в том, что за ним была установлена слежка, заметил и то, что в последние несколько дней за ним больше не следят, словно решили оставить его в покое и дать возможность забыть о неприятном инциденте. Однако больше всего волновало его другое — он никак не мог установить связь со своими. По инструкции, он дважды в неделю должен встречаться со связным. Но после выступления по телевидению он целую неделю не выходил на связь, а когда на этой неделе пришел наконец в условленное место, то никого там не встретил. Он отправился на запасную явку, но и там никого не нашел.
— Что произошло? Может быть… При одной мысли об этом сердце его сжалось. Он постарался отогнать от себя эту мысль, однако она упорно возвращалась к нему.
Он пытался утешить себя: «Возможно, наши догадались о замыслах противника и отменили этот канал связи, и сейчас выжидают, чтобы выбрать новый. Наши не попадутся на удочку врага. Сейчас самое главное самому не попасться на удочку. Прежде всего — бдительность. Этот американец очень хитер и опытен, и он ни за что не оставит своих замыслов, не доведя дело до конца. Пока десятидневная слежка за мной не в счет, она им ничего не дала. Нужно ждать, ждать, что они еще придумают. Разведчик должен уметь выжидать. Но я готов выжидать дни, недели, месяцы, лишь бы вновь продолжать работу!»
Он закурил и принялся размышлять о Стивенсоне.
«Совершенно очевидно, что он наделен неограниченными полномочиями. Именно потому все — и военные действия, и психологическая обработка, и работа разведки — сейчас стало так умело сочетаться между собой. Но какую цель он преследует? Наверняка это не просто арест, не просто прорыв нашей сети. Совершенно ясно, что на уме у него нечто гораздо большее. Что за ловушку он готовит? И как мне сообщить об этом нашим, чтобы знать, как поступать дальше?..»
Хоанг в сердцах бросил недокуренную сигарету в пепельницу, поднялся и, заложив руки за спину, стал прохаживаться по кабинету. Ему никак не удавалось отогнать от себя тревожные мысли, и он решил прогуляться немного по улицам, прежде чем отправиться домой.
Он шел и неторопливо разглядывал попадавшихся ему навстречу девушек и от нечего делать подсчитывал, сколько хорошеньких лиц встретится ему до того, как он вернется домой. Останавливался перед витринами книжных лавочек, внимательно читая названия книг и аннотации к ним.
Его внимание привлекла небольшая лавочка, в которой обычно продавались американские и французские детективы, расположенная на оживленном перекрестке. Он остановился у витрины, где на верхней полке сплошь стояли французские детективы. Это было условным сигналом.
Он закурил, стараясь сдержать охватившее его волнение, потом медленно, не торопясь подошел ближе. Продавец мельком взглянул на него и снова обратился к стоявшим у прилавка покупателям, по виду студентам.
Хоанг, показав рукой на верхнюю полку, спросил:
— А кроме этих есть еще что-нибудь интересное?
— Да, господин майор, есть одна книжица, вы ее во всем Сайгоне не сыщете. Это «Монро вернулся». Но цена нее высокая!
— Покажите-ка!
Хоанг открыл протянутую ему книгу и сделал вид, что просматривает первую страницу, а сам глазами впился в строчку, написанную карандашом на внутренней стороне обложки: «Зет-8 3.8.13.Б.3.8.9. в. 19.8.9 г. 12.14.9.а». Это означало: «Зет-8, ждать новых указаний».
Он еще для виду немного полистал книгу и вернул ее:
— Думал, что-нибудь интересное, а тут ничего особенного, так себе.
Отобрал один из детективов на английском и не торопясь пошел домой. Душа его ликовала. Он чувствовал себя уже не таким одиноким, как эти последние дни.
10
Бинь положил на стол пачку чая и поставил рядом термос с кипятком. Чашки и чайник были уже вымыты самым тщательным образом. Непочатая пачка сигарет коробок спичек лежили тут же. Хотелось как следует принять связного из центра.
Два дня назад тетушка Ба опустила свое коромысло с корзинами прямо против лавочки Биня. Он купил порцию блинчатых пирожков, в одном из которых, как всегда в таких случаях, была спрятана записка: «Двадцать третьего вам привезут товар, расплачиваться немедлнно по установленной цене». Это означало, что гость привезет ему указания центра. Пароль оставался прежним.
Бинь то и дело нетерпеливо поглядывал на часы, хотя прекрасно понимал, что гость может оказаться здесь никак не раньше десяти. И тем не менее, он почему-то был уверен, что этот человек уже давно в городе и вот-вот придет к нему. Он открыл термос и еще раз сполоснул кипятком заварной чайник.
В дверях показалась чья-то высокая фигура. С удивлением Бинь узнал своего соседа Ту. Сегодня на Ту против обыкновения была рубаха, застегнутая на все пуговицы, а голова обвязана клетчатым шарфом, что делало его совсем не похожим на себя. Бинь знал, что Ту вернулся из деревни еще вчера утром, но весь вчерашний день его было не видно и не слышно, он даже не ругался, как обычно, с женой, и Бинь решил, что Ту, наверное, очень устал от своего путешествия.
Сейчас ему было совсем не до соседа, но он все же приветливо улыбнулся:
— Прошу, загляните на чаек. Давненько вас не было, я даже соскучился!
Ту раскатисто захохотал, вошел в лавку, подошел вплотную к столу и спросил:
— Какое сегодня число?
— Двадцать третье…
— Вам сегодня должны привезти товар?
Бинь, чтобы выиграть время, сделал вид, что всецело занят заваркой чая. Мозг его сосредоточенно работал. Что это, случайность или что-то иное?
— Да как сказать, если будет что-нибудь новенькое, так, наверное, привезут… — слегка запинаясь, ответил он.
Ту улыбнулся, ничего не сказал, окинул взглядом помещение и скудные пожитки Биня с таким видом, точно никогда здесь не бывал.
Бинь налил чашку свежезаваренного чая и поставил ее перед Ту, распечатал пачку сигарет и предложил нежданному гостю. Ту, не садясь, взял сигарету, разломил пополам, раскурил одну половинку и передал Биню, затем взял другую и, прикурив, поглядел Биню прямо в глаза. Потом он вынул бумажник, не спеша достал из него купюру и положил на стол:
— Я остался вам должен, вот, возьмите.
Бинь посмотрел на номер купюры: первой в ряду цифр стояла единица. Это был пароль! Значит, Ту — посланец центра и принес новые указания!
Сложное чувство, охватившее Биня, помешало ему дать ответ сразу. Он радовался тому, что сейчас получит указания, которых так ждал, радовался, что посланцем центра оказался никто иной, как Ту, его сосед, с которым он прожил бок о бок вот уже почти три года и котором, оказывается, совсем ничего не знал. Однако он был удивлен, даже несколько ошарашен тем, что все произошло столь неожиданно, против всех его ожиданий. Ему просто не верилось, что такое могло случиться!
Ту молча отхлебнул чаю, курил и ждал, пока Бинь придет в себя.
— Ну как? Неожиданно, не правда ли? — наконец с улыбкой тихо спросил он. — Я ведь тоже про вас ничего не знал, так что и на мою долю удивления досталось.
— Да, что и говорить, все очень неожиданно. Но очень приятно!
Бинь налил Ту еще чаю и с наслаждением затянулся сигаретой. Ту откашлялся и заговорил тихо, чеканя каждое слово:
— Второй получил ваше сообщение. Он одобряет ваше решение, однако высказал несколько соображений. Он просил подчеркнуть, что это именно соображения, а отнюдь не установка. Действовать будете в зависимости от обстоятельств, так, как сочтете нужным.
Соображение первое. И у нас, и у противника этот год решающий. Идет трудная схватка. Наше намерение — заставить врага пойти на деэскалацию в обеих частях страны, начиная со следующего, шестьдесят восьмого года. Для этого нам нужно одержать серьезные политические и военные победы, лишить противника всякой надежды на успех. В финансовой олигархии и монополистических кругах Соединенных Штатов сейчас появились трещины, поэтому воинствующие круги жаждут крупных военных побед, чтобы исправить положение и получить «добро» на продолжение и усиление войны во Вьетнаме.
Бинь во все глаза смотрел на Ту, восхищаясь старшим товарищем, так умело игравшим роль недалекого крестьянина, мелкого торговца, что даже он, Бинь, не мог ничего заподозрить. Ему просто не верилось, что все это он слышит из уст своего соседа.
— Соображение второе. ЦРУ и раньше обладало большими полномочиями, а нынешний американский президент их только расширил. ЦРУ имеет право делать все, что считает необходимым, для достижения победы. И это огромная сила сейчас сосредоточена в руках их крупного агента, прячущегося под вымышленным именем. Речь идет о Стивенсоне. Второй сообщил кое-какие данные об этом человеке. Этот сравнительно молодой генерал, а не майор, как он представляется, был резидентом американской разведки во многих странах Латинской Америки, а также Ближнего и Среднего Востока. Он, можно сказать, один из главарей нынешней американской разведки. Чрезвычайно гордится тем, что всегда использовал самые неожиданные ходы в борьбе с противником…
Ту улыбнулся, лицо его покрылось морщинками, но в глазах было столько озорства и веселья, что он точно помолодел. Сделав очередной глоток и закурив новую сигарету, он продолжал:
— Можно сказать, что ЦРУ ввело в действие все свои силы, но результатов пока не достигло. Вот почему этот Стивенсон не станет действовать теми методами, которых придерживались его предшественники. Второй высказал мнение, что наши прежние планы, вероятно, не будут соответствовать тактике Стивенсона. Необходимо сделать выводы исходя из того, как развивались события в самое последнее время, все взвесить, учесть, постараться понять, что задумал противник, и уже на этом строить свою программу действий. Если успеете сообщить о своих намерениях в центр — очень хорошо, если нет — не теряйте времени и приступайте к осуществлению задуманного, информируйте по ходу дела. Второй несколько раз напомнил, что любая программа действий должна быть пронизана духом активного наступления. Этим мы руководствовались всегда, и именно благодаря этому противник терпел поражения…
Оба долго молчали. Ту попыхивал сигаретой, Бинь машинально приглаживал волосы, не отрывая задумчивого взгляда от чашки с остывшим чаем.
— Обстановка сложилась следующая, — медленно, как бы рассуждая про себя, начал он. — Стивенсон почти сразу же после своего приезда затеял проверку. Под подозрение попали несколько человек, в том числе и мой агент Зет-8. Стивенсон в его присутствии разгласил секретные сведения с намерением вызвать нашу реакцию и определить объект, за которым надо вести слежку. Зет-8 мне сообщил эти сведения, я же передал их дальше с просьбой пока на них не реагировать, а дождаться результатов конкретной проверки. Зет-8 между тем повысили в звании и одновременно установили за ним жестокую слежку. Поэтому он решил временно не выходить на связь. Я, в свою очередь, вообще отменил этот канал связи и передал Зет-8, чтобы он ждал новых указаний. Зет-8 мое распоряжение получил. Последние десять дней слежки за ним, похоже, нет, однако, я не делаю из этого вывода, что они вообще решили отпустить его из поля зрения. Не исключена возможность, что они задумали отпустить птичку, чтобы найти ее гнездо.
В плане ведения военных действий на Юге ничего нового нет, но на Севере американцы бомбили пригороды Ханоя и Хайфона. Этим они хотят не только показать, что информация достоверна, но преследуют также цели психологической войны, подготавливают общественное мнение, так сказать, прощупывают почву…
Исходя из этого, я могу сказать, что новый американский разведчик ведет совсем иную игру, нежели его предшественники. Замечание Второго абсолютно справедливо: у Стивенсона вся полнота власти, отсюда и широкий масштаб операций, которые он затевает.
— Может быть, их цель заставить нашего агента работать на них?
— Пока точно не могу сказать. Тут возможны два варианта. Либо они хотят добраться до меня и заставить меня работать на них, либо они затеяли весь этот шум просто для того, чтобы поднять свой престиж, а потом вернуться к старым методам — слежке, ловушкам, попытаться раскрыть сеть нашей стратегической разведки.
Пока трудно со всей определенностью сказать, какой из этих двух вариантов наиболее вероятен. Поспешное заключение может привести к непоправимым ошибкам: аресту наших людей, провалу организации в одном случае, а в другом — к через чур пассивной обороне, то есть отсутствию усилий, при которых наши вооруженные силы могли бы вести успешные наступательные действия. Прежде всего нужно все как следует взвесить…
Ту согласно кивнул и, возвращаясь к своим повседневным привычкам, скинул рубаху и вытер шарфом вспотевшие грудь и спину, а потом накинул его на плечи.
— Правильно! Прежде всего нужно все как следует взвесить.
Они долго молчали. Неожиданно Ту гулко шлепнул себя по голой груди и, наклонившись к Биню, быстро заговорил:
— Хотите знать мое мнение? Обстановка торопит, а этот американец, конечно же пойдет на новые трюки. Ведь им во что бы то ни стало нужны победы в этом году — как политические, так и военные, а прежними средствами этого теперь не добиться. К тому же Стивенсон, как видно, человек с гонором, так что вряд ли он станет повторять других. А что если поступить следующим образом… Сейчас они следят за нашим агентом. Подразним-ка их еще и связным, посмотрим, что они придумают. Если будет похоже на то, что они решат брать обоих, Зет-8 можно немедленно вывезти из города, а связному достаточно сменить «ширму», чтобы все было в порядке.
— Думаю, с этого и надо начинать. Нам очень дорого время. Я подготовил двух связных для программы номер три, но полагаю, что пока приступать к ней преждевременно. Используем одного из этих связных так, как вы предлагаете. Итак, — он начал загибать пальцы, — мне нужно четыре дня на то, чтобы ввести в действие этот канал связи. Значит, двадцать восьмого Зет-8 получит новые указания и новый пароль и тридцать первого выйдет на связь с новым связным. Они будут встречаться каждые четыре дня. Пока не стоит посвящать ни Зет-8, ни связного в наши планы. Только вот что: связного-то я могу полностью обезопасить, а за Зет-8 все же беспокоюсь.
— Я мог бы помочь вам людьми, но боюсь, что тогда станет легче раскрыть Зет-8. Чем меньше людей будут о нем знать, тем лучше.
— Все же организуйте надежную цепочку, по которой его в любой момент можно было вывезти их города. А здесь о нем позабочусь я. Один человек из моей группы будет поддерживать контакт с вашими людьми. С тридцать первого нужно быть наготове.
— Согласен. Ну а вы-то сами как?
— А что я? — Бинь удивленно взглянул на Ту.
Ту улыбнулся.
— О безопасности других вы подумали, а вот о собственной — нет. Это сделаю я. Если с вами что-то случится, не сносить мне тогда головы, вам ясно? Первого августа приготовьте, как вы всегда это делаете, чай и сигареты и позовите меня к себе в гости. Я приведу с собой для отвода глаз нашего участкового полицейского. Угостим его чайком, сигаретами, а потом спровадим и потолкуем о наших делах. Обычно днем я всегда торчу в дверях, и если будет что-нибудь срочное, сразу же подавайте мне знак!
Ту поднялся, взял еще сигарету, закурил, свернул свою рубаху и, зажав ее в руке, вышел на улицу. Домой, однако, он пошел не сразу, а сделал круг, заглянув в несколько лавчонок, где обязательно останавливался немного поболтать.
Бинь, оставшись один, долго еще сумерничал и, задумчиво глядя на лежавшую перед ним пачку сигарет, барабанил пальцами по столу.
***
Выйдя их закусочной, Хоанг неожиданно столкнулся с капитаном Мау. Его он несколько раз заставал у полковника Винь Хао и всякий раз с удивлением спрашивал себя, что нужно этому офицеру десантных войск в отделе стратегической разведки?
Мау сделал вид, что искренне рад неожиданной встрече.
— Привет, майор! — довольно фамильярно кивнул он. — Никак, на службу? Вот и мне туда же, к вам. Пошли вместе? Если, конечно, не помешаю.
— Ничуть не помешаете, старина!
Когда они дошли до лавочки, торговавшей детективами, Хоанг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. На верхней полке витрины в самом центре чернела глянцевая обложка томика «Мегре вернулся».
— Увлекаетесь детективами? — насмешливо спросил Мау.
— Среди них попадаются любопытные и к тому же весьма полезные для моей профессии, капитан.
— А я вот не знаю толком ни французского, ни английского и вынужден довольствоваться стряпней наших сочинителей или переводами. Пока ничего интересного не встретил, за исключением одной книжонки: «Одинокий разведчик». Может, читали?
— Нет, не читал, но уже само название говорит о многом. Таких разведчиков вообще не бывает, какая же разведка в одиночку? — Хоанг пожал плечами. — Я здесь чуть ли не каждый день останавливаюсь, но что-то ни разу не заметил новой книги. Пошли.
И они двинулись дальше. Возле магазинчика, торговавшего микрокалькуляторами, Хоанг снова остановился.
— Заглянем-ка на минутку.
— А не опоздаем?
— Ничего, начальство еще позже приходит! Давно ищу западногерманский микрокалькулятор. Сказали, что сюда новый товар завезли.
Хоанг вошел в магазин. Мау ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Хоанг осведомился у продавца о цене и попросил показать образцы. А сам, скосив глаза, смотрел на цифры, которые показывали шесть микрокалькуляторов, разложенных в стеклянной витрине прилавка. Переведя в уме пятизначные цифры по известному ему коду в слова, он получил текст: «Десять утра двадцать восьмого. Парк Таодан. Старый знакомый».
Двадцать восьмого — значит в воскресенье. Парк Таодан — место постоянных прогулок Хоанга. Но кто такой «старый знакомый»? По правилам, когда организуют новый канал связи, положено менять и связных. Пароль не был указан, и это могло означать только одно: человек, с которых Хоангу предстояло встретиться, долго работал с ним вместе.
Они вышли из магазина. Хоанг шел не торопясь, разглядывая попадавшихся навстречу девушек и перебрасываясь шутками с Мау.
Миновав часового, они вошли в здание и в коридоре сразу же столкнулись с Винь Хао. Тот слегка кивнул Мау и бросился пожимать Хоангу руку.
— Вы, кажется, одногодки с капитаном, но выглядите намного моложе его. Просто поразительно! Вчера я был дома у господина начальника военного кабинета, так его дочь опять о вас спрашивала и просила передать привет.
— Я навсегда усвоил, господин полковник, что своим быстрым продвижением по службе обязан исключительно вам, но вот в личных делах, не примите это за дерзость, склонен больше полагаться на судьбу. Знаю, вы хотите мне добра, но если судьба желает распорядиться по-другому?
— Причем тут судьба? От меня вами не уйти! — Винь Хао захохотал. — Нет уж, майор, я вплотную займусь вашей свадьбой и окручу вас еще в этом году. А хотите прямо сейчас, в июле?
— Но я действительно верю в судьбу! Считаю, что каждому уготован его путь и этого пути не избежать. Никак не избежать, господин полковник. А судьба у меня счастливая, недаром же мне покровительствуете и вы, и подполковник Фонг!
— Ну конечно, я тоже верю в судьбу. Астрологией увлекается сам господин президент, да и многие американские советники. Однако я не верю в то, что браки совершаются на небесах.
Хоанг и Мау рассмеялись и одновременно отдали честь подошедшему в этот момент Фонгу. Не ответив на их приветствия, он холодно сказал Винь Хао:
— Прошу прощения, полковник, — И, повернувшись к Хоангу, надменно бросил: — Жду вас, майор, немедленно у себя.
Затем, еще раз довольно небрежно извинившись перед Винь Хао, удалился.
Винь Хао нахмурился, глаза его зло блеснули.
— Можно подумать, что-нибудь срочное! — процедил он. — Ничего, подождет, пока мы поговорим. Вернемся к нашей теме. Вот я, например, очень верю в гадание. Кстати, майор, вам приходилось хоть раз бывать на таком сеансе во Дворце Независимости?
— Нет, господин полковник, меня пока не удостаивали этой чести.
— Это необычайно интересно! Гадальщик рассказывает каждому из собравшихся его прошлое, настоящее и будущее, говорит, сколько у него детей, внуков… Все только рты от изумления раскрывают…
Слушая эти разглагольствования, Хоанг сосредоточенно думал над тем, какая кошка пробежала между Винь Хао и Фонгом. Конечно, они всегда не очень-то ладили между собой, однако до сих пор не позволяли себе при подчиненных так открыто проявлять неприязнь друг к другу. Пожалуй, решил Хоанг, к этому стоит присмотреться внимательнее. Фонг всегда сдержан и холоден, но тут, обращаясь к Винь Хао, он сказал просто «полковник», а не «господин полковник». С чего бы это? Последнее время он и с подчиненными держится высокомернее, чем обычно. Винь Хао же, наоборот, как будто перед всеми заискивает. Не началось ли все это вскоре после приезда нового американского советника? Возможно, стоит использовать их разногласия…
— Ну хорошо, мы еще побеседуем с вами на эту тему в другой раз, майор, а теперь можете отправляться к подполковнику Фонгу, раз уж он ждет, — сказал наконец Винь Хао.
Хоанг отдал ему честь, но тот только махнул рукой и кивнул.
Хоанг осторожно постучал в кабинет Фонга, выждал несколько секунд и открыл дверь. Фонг, сидя за столом, холодно взглянул на него и жестом показал на стул.
— Мне кажется, я предупредил, что жду вас немедленно, — сурово отчеканил он. — Почему же вы, майор, позволяете себе заставлять меня ждать почти сорок пять минут? Или вы полагаете, что уже можете не исполнять моих приказаний?
Хоанг поднялся со стула, на который было присел, и как можно вежливее ответил:
— Господин подполковник, я никогда не позволю себе забыть, сколько вы лично для меня сделали. Я хотел сразу же направиться к вам, как только получил ваше приказание, но господин полковник задержал меня, чтобы спросить кое о чем, касающегося военного кабинета. Я не посмел ему возражать, только поэтому я задержался. Приношу свои извинения и надеюсь, что вы простите меня.
Фонг махнул рукой, показывая, что Хоанг может сесть. Видно было, что извиняющийся тон Хоанга пришелся ему по душе.
— Птица не выбирает ветку, на которую садится, — сказал он уже значительно мягче. — Вы, майор, человек умный и, надеюсь, понимаете, что кому-то из нас двоих — я имею в виду себя и полковника Винь Хао — придется отсюда уйти, в то время как вам, наоборот, предстоит работать здесь долгие годы.
Он помолчал немного, выжидая, что скажет Хоанг, но, поскольку тот молчал, продолжил:
— Я хотел бы знать, когда и каком именно месте вы сегодня встретились с капитаном Мау, иными словами, откуда он за вами увязался?
— Господин подполковник, это было в шесть тридцать у закусочной «Тиеу Киеу». Я там обычно завтракаю. Когда вышел, встретил капитана Мау. Потом мы вместе пришли сюда.
— Знаете вы почему капитан Мау, который обычно никогда не ходит этой дорогой, сегодня утром якобы случайно встретил вас у закусочной? И известно ли вам, что делает этот капитан Мау в отделе стратегической разведки?
— Господин подполковник, я и до этого несколько раз видел здесь капитана Мау, но не интересовался тем, что он здесь делает.
— Вам известно, майор, что недавно к нам из Соединенных Штатов приехал новый советник, господин Стивенсон. Американцы любят четкость в работе. Стивенсон произвел проверку кадров нашего отдела, а также всех, кто так или иначе с нами связан. Я лично полагаю, что ничего страшного в этом нет. Скажу вам больше: я сторонник того, чтобы начальство почаще устраивало такие проверки. Пока господин Стивенсон остался доволен нами и выразил надежду, что мы будем работать в тесном контакте с ним. — Неожиданно он привстал и, впившись взглядом в Хоанга, скороговоркой спросил: — Что вы подумали, майор, когда заметили за собой слежку?
Хоанг, который был начеку, не спасовал перед этой неожиданной атакой и спокойно ответил:
— Господин подполковник, я проходил двухгодичную стажировку в Соединенных Штатах, понимаю и полностью одобряю американский стиль работы. И я понимаю также, что проверка необходима, чтобы знать, на кого можно положиться, с кем можно сотрудничать, как вы только что совершенно справедливо сказали.
— Вот-вот! Вы все поняли, майор? А поручил ли вам какое-нибудь конкретное дело полковник Винь Хао? Этот Мау самым глупейшим образом следит за вами! Но вы не бойтесь, майор. Вы под таким надежным и широким зонтом, что он защитить вас от любого дождя, с какой бы стороны ни дул ветер. Если когда-нибудь к вам придет известность, не забывайте этого.
— Господин подполковник, я всегда помню, что стал человеком благодаря покровительству той силы, что существует и развивается вокруг меня. Я никогда не позволю себе этого забыть.
— Очень рад, что вы, майор, сразу уловили истинный смысл моих слов. Если в ближайшие дни этот Мау предпримет в отношении вас что-либо, сразу же дайте мне знать. Я приму меры к тому, чтобы вам дали возможность спокойно работать. — Фонг снова приподнялся и тихо добавил: — Даже если это будут затруднения со стороны полковника Винь Хао… Вы меня поняли? — Его лицо посуровело, и он строго сказал: — И на большую шишку управа найдется, не сомневайтесь, майор!
— Господин подполковник, мне кажется, я понял все, о чем вы мне говорили. — Он сдержанно усмехнулся. — Да, господин подполковник. Я понял уже, что всеми делами здесь сейчас ведаете вы и господин Стивенсон. Так что и малая пичуга уже сообразила, на какое дерево ей садиться. — Он остановился, вздохнул и с печальным видом продолжил: — Особенно, если этой малой одинокой пичуге угрожает сразу столько ловушек…
— Если эта малая одинокая пичуга уже знает, на какое дерево сесть, никакие ловушки ей больше не страшны! В самом деле, с кем приятнее работать — с образованным человеком или с каким-то неотесанным мужланом? Помниться, я как-то уже говорил вам, майор, что очень рад сотрудничать с таким способным человеком, как вы. Не забывайте этих моих слов. А сейчас можете быть свободны. Когда вы мне понадобитесь, я вас вызову, вам все ясно?
Хоанг вернулся к себе и сел за стол. Дел, как и прежде, не было никаких, но он решил, что изо дня в лень будет прилежно высиживать все положенные часы. Он взял стопку газет, бегло просмотрел заголовки и отложил газеты в сторону. Потом достал из ящика стола детектив, раскрыл и положил перед собой. Это был его излюбленный прием: раскрыть книгу и делать вид, что занят чтением, а в действительности сосредоточиться над тем, о чем в данный момент необходимо как следует подумать.
«Фонг дал мне ясно понять, что я должен сотрудничать с ним. Как это понимать? Сотрудничать в качестве майора республиканской армии, офицера связи при военном кабинете президента или в качестве разведчика вьетконга? Винь Хао как будто тоже хочет переманить меня на свою сторону. Значит ли это, что им ничего не удалось обо мне узнать? Ясно, никаких улик против меня им собрать не удалось, но ясно и то, что они держат меня под подозрением. Не стали бы они ни с того ни с сего уделять столько внимание и времени такому простому офицеру, как я. А вот сотрудничество с раскрытым и подкупленным разведчиком вьетконга для них представляет огромную ценность. Поэтому-то каждый из них и перетягивает меня к себе! Мне же нужно выбрать кого-то одного. Винь Хао прочно держится здесь вот уже три года, к нему неплохо относится и сам президент, и весь генералитет. Он крепко держит в руках всех офицеров и сотрудников отдела, кроме того, у него есть и кое-какие неофициальные связи. У Фонга же основная опора — новый американский советник. Что же, опора, надо сказать, совсем неплохая. Если ему повезет, он быстро выдвинется, но уж зато, если он со своей ролью не справится, та же самая сила, что вытащила его на поверхность, его и погубит, причем незамедлительно. Поэтому-то Стивенсон и не дает пока отставки Винь Хао… «Загнать в стойло сразу несколько лошадей, пусть лягают друг друга, чтобы потом было яснее, на какую ставить» — так, кажется, гласит американская народная мудрость. Что ж, если Стивенсон выжидает, то и мне не следует торопиться. Подождем, пока они не кончат лягать друг друга. Фонг сказал открыто, что Винь Хао поручил Мау следить за мной… Если вести себя с умом, так они всю подноготную друг о друге выложат…»
В напряженных размышлениях он провел время до конца рабочего дня. Затем запер кабинет и привычной дорогой отправился домой. На пути ему опять попался Мау, который сделал вид, что чрезвычайно рад встрече.
— Где вы обедаете, майор? Может, пойдем выпьем, я знаю тут неподалеку неплохое местечко.
— Я не привык пить в это время дня. Хочу просто пообедать, а потом сразу домой, отдохнуть.
— Ну что ж, пусть будет по-вашему, пообедаем — и по домам!
— Тогда пошли в «Тиеу Киеу», мне нравятся у них блюда под соусом карри, — предложил Хоанг, а сам подумал: «Свою роль играет прескверно. Сделаю вид, что ничего не замечаю. Пусть его ходит следом, может, другие отстанут, да и Винь Хао тем самым угожу. Кстати, может, у Мау удастся выудить что-нибудь ценное для меня».
— Живу один, — примирительно сказал он Мау, — обедаю всегда один, такая тоска! Вот если бы вы, дружище, стали заходить за мной и мы бы вместе шли на службу… Вдвоем куда интереснее даже на красоток по дороге поглядеть. Как вы к этому относитесь, старина?
— О! Да если вы, майор, пожелаете, я весь остаток своих дней буду заходить за вами! Полковник Винь Хао, кстати, только что так вас нахваливал, что я просто польщен вашим предложением!
У дверей закусочной Мау чуть отступил, пропуская Хоанга вперед. Хоанг улыбнулся и вошел первым.
***
В воскресенье, ровно в девять утра, Мау уже был у Хоанга, одетого в белоснежную, тщательно отутюженную форму, он рассыпался в комплиментах.
— Ну, майор, вы выглядите сегодня прекрасно! Не удивительно, что дочка генерал-лейтенанта то и дело шлет вам приветы. Собираетесь сегодня с кем-нибудь встретиться?
— Если бы я собирался с кем-нибудь встретиться, я бы не стал дожидаться вас, старина! Пойдем куда ноги поведут, часов в одиннадцать где-нибудь перекусим, а когда устанем, вернемся сюда отдохнуть. Идет?
— Идет!
Они не спеша двинулись по знакомым улицам. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что двое бездельников праздно шатаются среди спешащей по делам толпы. Мау был очень удивлен, заметив, что Хоанг останавливается перед каждой витриной с детскими игрушками или замедляет шаг, чтобы прочитать названия детективов, беспорядочно наваленных на лотке бродячего торговца. Когда они прошли до конца всю улицу Чыонг Минь Зянг, Мау почувствовал, что изрядно устал.
— Давайте найдем местечко, где можно немного передохнуть, предложил он. — Ужасная жара!
— Вон там, — показал рукой вперед Хоанг, — парк Таодан. Еще немного, и мы будем на месте. В тени деревьев станет полегче, к тому же в парке продаются прохладительные напитки.
Дошли до парка. Мау едва волочил ноги, но, осушив подряд два стакана содовой, ожил и тут же увлеченно принялся обсуждать достоинства проходивших мимо красоток. Хоанг только улыбался, своим молчанием как бы одобряя скабрезные шутки спутника, а сам время от времени незаметно поглядывал на часы.
Какая-то женщина, со стуком опустив с плеч коромысло с корзинами, нагруженными древесным углем, посмотрела на Хоанга и радостно воскликнула:
— Господи! Да никак это сам господин Хоанг? Здравствуйте, господин капитан!
Фук! Значит, «старый знакомый» — это Фук! Хоанг постарался, чтобы Мау не заметил его радости. Он с недоумевающим видом некоторое время вглядывался в лицо женщины, потом сделал шаг ей навстречу.
— Это вы, Фук?
— Да, я, я! Здравствуйте, господин капитан!
Мау тоже поднялся со своего стула, небрежно бросил на стол деньги за содовую и подошел к Фук.
— Да какой же он капитан: Он майор!
— Господин! Простите великодушно, разве ж я знала, что капитан Хоанг получил повышение? А я здесь рядышком живу, раз уж вы тут оказались, господин майор, зайдите, не побрезгуйте, у меня и попить от жары найдется!
— Вот еще! Мало, что ли, мы здесь напились! — возразил Мау.
— Эта женщина раньше работала у нас, — сказал Хоанг, обращаясь к Мау. — А потом полковник Винь Хао устроил ее на работу поближе к дому.
При упоминании о полковнике Винь Хао Мау сразу же стал покладистым.
— Где ваш дом? — спросил он у Фук. — Далеко?
— Да нет же, очень близко, господин капитан. Пойдемте, я вам покажу.
— Бог ты мой! Еще не хватало тащиться по улицам рядом с этим коромыслом с углем!
Хоанг снова вынужден был вмешаться.
— Ну хорошо, вы идите вперед, — сказал он Фук, — а мы пойдем сзади и постараемся не потерять вас из виду, только не торопитесь, а то мы не найдем вас.
— Хорошо…
Фук подняла на плечи коромысло с корзинами и пошла вперед. У перекрестка она оглянулась.
— Попросим ее дать нам что-нибудь пожевать и выпить. Она хорошо готовит утку. Поедим, а потом наймем такси и уедем.
— Ладно, так и быть, уговорили! Пошли!
Стараясь не терять из виду маленькую фигурку, они миновали несколько оживленных перекрестков и свернули в узкий переулок. Фук, опустив коромысло на землю, обмахивалась веером, поджидая их.
— А вот и мой дом, — весело сказала она, показывая на крохотный домишко.
Хоанг расхохотался, глядя на вытянувшуюся физиономию Мау и его унылую гримасу.
— Приготовьте-ка нам что-нибудь выпить и закусить, а то мой приятель вот-вот испустит дух, — со смехом сказал он Фук.
— Я мигом!
Хоанг и Мау вошли внутрь. Здесь и впрямь было очень тесно, но зато все сверкало чистотой. Порядок был удивительный. Мау, сняв фуражку, тут же уселся на табурет, вынул сигареты и молча закурил. Фук принесла поднос с двумя большими бутылками пива, поставила на стол два стакана и, открывая бутылки, пригласила:
— Прошу вас, господа…
А сама тут же ушла на кухню.
Хоанг разлил пиво по стаканам, сделал глоток, закурил, внимательно разглядывая находившиеся в комнате вещи. Мау крикнул в сторону кухни:
— А где же ваш муж и властелин?
— Он работает сторожем в больнице, у него в воскресенье рабочий день.
— Ну а дети?
— Каждый к какому-нибудь делу приставлен, им и занят, только к вечеру все вернутся. Вот так и крутимся, а иначе не прокормиться.
— Так если вам помогать некому, вы, наверное, долго на кухне провозитесь?
— Нет, нет, вы пока пейте пиво, а у меня здесь в два счета все будет готово!
— Так и быть, подождем…
Несколько успокоенный ее заверением, Мау принялся за пиво и больше уже ни о чем не спрашивал.
Минут через двадцать, Фук принесла из кухни большой поднос, заставленный тарелками с жареной уткой, сушеной каракатицей, солью, перцем и разными приправами. Среди всего этого изобилия красовалась большая бутылка чистого, как слеза, самогона. Мау от удивления широко открыл глаза, но быстро взял себя в руки и, не теряя времени, налил полный стакан.
Фук принесла каждому по салфетке, сложенной вчетверо. Мау скомкал свою стал вытирать ею губы и руки. Хоанг же, развернув, аккуратно разложил на коленях, чтобы не капнуть ненароком на брюки. Разворачивая, он незаметно вынул спрятанную в салфетке маленькую бумажку и сунул ее в карман.
— А вы вкусно готовите, — похвалил Мау. — И главное, быстро все так у вас получилось. Небось служили где-нибудь в кухарках?
— Мои родители, когда переехали сюда, открыли харчевню неподалеку от моста. Там всегда было много народу. Только, когда войска генерала Чинь Минь Тхе сражались с отрядами секты Биньсюен, наш дом был разрушен, и отца убила шальная пуля. С тех пор много пришлось мыкаться, пока опять не стали кое-как на ноги.
— Наверное, наши герои частенько сюда заходят и выпить, и закусить?
— Да, не стану скрывать, потихоньку приторговываю, заходят и полицейские, и офицеры…
— Значит, дела идут не так уж плохо, а?
— Да как сказать, иногда бывает, что задерживают плату, а то и вовсе расплачиваются всякой мелочью, которую и продать-то некому. Но зато так жить спокойнее, по крайней мере никто ничего не вымогает, как это сейчас водится…
— Да, тут уж твердо знаешь, что можно быть спокойным, верно?
— Вы совершенно правы…
Хоанг пил мало, но следил, чтобы у Мау стакан не был пустым. «Фук заметно похудела, — думал он, — щеки ввалились, и лицо как-то потемнело, судя по всему, нелегко ей последнее время приходится».
Ему стало неловко за свой парадный вид, на Мау же он вообще избегал смотреть, столь неприятен был ему вид этого чавкающего человека.
«Видимо, Фук хотела передать мне все прямо в парке, но из-за этого типа решила изменить план. Славная женщина и умница к тому же…»
Он нетерпеливо взглянул на часы, Мау допил самогон и, тяжело дыша, привалился к стенке. Глаза у него слипались.
— Когда-нибудь мы к вам еще заглянем, — пробормотал он заплетающимся языком.
— Милости прошу, заходите. Для меня большая честь угодить вам…
— При чем тут честь?! Мы сполна заплатим по счету, не то что эти полицейские шавки!
— Что вы, у меня и в мыслях не было сравнивать…
Хоанг решительно поднялся и сказал Мау:
— Ну что, старина, пойдем?
— Ага, пора… Поймаем такси…
Хоанг вынул бумажник и положил на стол деньги, Мау тоже добавил несколько купюр.
— Берите, берите, помните нашу доброту!..
Хоангу пришлось тащить его чуть ли не на себе, пока наконец удалось поймать такси. Мау тут же заснул, голова его склонилась на бок, он похрапывал. У перекрестка, неподалеку от своего дома, Хоанг попросил водителя остановиться, расплатился и вышел из такси, предоставив Мау самому себе.
Придя домой, он запер дверь на ключ, достал из кармана бумажку, которую передала ему Фук, и стал внимательно вглядываться в бисерные строчки.
«Зет-8. 1 августа связь с Шау в парке Таодан. Затем встречи через каждые три дня. Вступать в контакт только в случае, если есть сообщение. Основная задача: выяснить намерения Стивенсона относительно нашей организации. Шифр А.2 с 1 по 8.Б».
***
В кабинете Стивенсона напротив хозяина в глубоких мягких креслах сидели полковник Винь Хао и подполковник Фонг. Стивенсон о чем-то сосредоточенно размышлял. После продолжительного молчания он сделал легкий кивок в сторону Фонга:
— Докладывайте, подполковник!
Фонг не торопясь открыл портфель, достал какие-то листки и, откашлявшись, заговорил по-английски:
— Господин советник, известия, полученные мной за последние несколько дней, позволяют утверждать, что…
— Говорите по-вьетнамски, подполковник, чтобы нас понял полковник Винь Хао. Думаю, кое-что будет для него полезно.
Фонг пожал плечами и искоса взглянул на Винь Хао. Тот только сухо усмехнулся.
— Разрешите продолжить, господин советник? Вы, господин советник, поручили мне организовать слежку за Хоангом. Он сразу же почувствовал это и прервал всякую связь со своей организацией. Это произошло не потому, что мои люди действовали неумело или грубо. Все дело в том, что Хоанг прошел отличную школу разведки в Соединенных Штатах.
Согласно полученному от вас указанию я временно снял слежку и лично успокоил его. Все это было сделано с расчетом, что он вернется к своей деятельности, снова установит связь со своей организацией. Этот маневр много раз давал прекрасные результаты. Но, к моему великому сожалению, выше приказание, господин советник, не было выполнено надлежащим образом…
Фонг промолчал и выжидательно посмотрел на хозяина кабинета.
Стивенсон ледяным тоном осведомился:
— Кто же посмел нарушить мой приказ?
Фонг, постаравшись принять как можно более равнодушный вид, ответил:
— Ваш приказ, господин советник, нарушил полковник Винь Хао. Он поручил некоему бездарному капитану Мау следовать по пятам за Хоангом. Эта грубая слежка не могла не насторожить Хоанга. Поскольку до сего дня, а сегодня у нас двенадцатое августа, нам не удалось подловить Хоанга ни на одной небрежности. Он ведет прежний образ жизни, встречается с теми же людьми, с кем встречался раньше, он даже не изменил своих обычных маршрутов. Каждый день он появляется на службе минута в минуту, несмотря на то что полковник Винь Хао до сих пор не желает поручить ему никакого дела.
Винь Хао спокойно слушал Фонга, дожидаясь своей очереди, чтобы доложить начальству. Его безразличие вызывало удивление у Стивенсона.
— По-видимому, полковник, вы жаждете оправдаться и при этом не нуждаетесь ни в каких адвокатах? Прошу вас, говорите!
— Господин советник, все, что только что сказал подполковник Фонг, почти соответствует истине. Господин Фонг выполнял ваше указание, я бы сказал, чересчур прямолинейно, что, в общем-то, не вяжется с его обычным гибким стилем работы. Я думаю, что вы, господин советник, отдали такое указание, имея целью найти ниточку, ведущую к организации вьетконга. Мы прагматики, и для нас цель оправдывает средства. Вот и мое средство тоже верное, поскольку оно ведет прямо к поставленной цели. Так что ваш приказ нарушил не я, а подполковник Фонг. И, наоборот, это я, а не подполковник Фонг, получил желаемый эффект от барографа, установленного вами, господин советник.
— Не могли бы вы выражаться яснее? Я должен в деталях знать все, что произошло.
— Господин советник, господин Фонг оставил Хоанга без присмотра, пустил, так сказать, на волю волн в надежде, что он сам себя обнаружит. Хоанг отлично понял этот не слишком тонкий маневр и тут же сообразил, что должен быть изобретательнее нас.
Я поручил капитану Мау следовать за Хоангом буквально по пятам. Он должен был сделать так, чтобы Хоанг поверил, что если он проведет Мау, то тем самым он проведет и всех нас. Капитан Мау весьма искусно сыграл свою роль туповатого простака, что само по себе свидетельствует о том, что он далеко не простак и не тупица. Ему удалось обмануть Хоанга.
С первого августа я поручил лейтенанту До, используя самую современную аппаратуру, вести тайное наблюдение за Хоангом. Лейтенанту удалось сделать почти двести снимков с расстояния от ста до ста двадцати метров. Некоторые из них, представляющие определенную ценность, я отобрал, чтобы сегодня показать вам.
С вашего позволения, господин советник, мне хотелось на этом этапе сделать некоторые выводы.
Первое. Есть достаточно доказательств, подтверждающих, что Хоанг действительно агент вьетконговцев.
Второе. Непосредственную связь с ним поддерживает мальчишка, чистильщик обуви по имени Шау. Их дни связи — вероятно, первое, пятое и девятое числа, но, может быть, связь осуществляется каждые три дня, поскольку пятого и девятого наблюдение показало, что оба они одновременно находились в парке Таодан, хотя в контакт не вступали, в этом не было нужды.
Третье. Этот маленький чистильщик обуви передает материалы, полученные от Хоанга, второму связному. Второй связной — женщина, которая торгует с лотка всякой мелочью, она, в свою очередь, передает материалы владельцу лавочки «Ан Лой» Биню, инвалиду войны, который торгует здесь уже три года.
Четвертое. Вышеупомянутый Бинь все эти три года никуда из города не выезжал. Это дает возможность предположить, что именно он и является руководителем разведывательной сети, иными словами, резидентом. Пока еще не удалось выяснить, куда дальше тянется ниточка, но я могу заверить, что в самый кратчайший срок мы это установим.
Итак, ваш барограф, господин советник, сработал эффективно. Прошу дальнейших указаний на ближайшие дни.
Винь Хао перевел дух и, не обращая внимания на понуро сидящего Фонга, вынул из портфеля и положил на стол фотографии.
Стивенсон кивнул и принялся одну за другой рассматривать, внимательно прочитал пояснения, сделанные под каждым снимком, потом разложил фотографии на столе строго по числам, чтобы посмотреть еще раз.
Неожиданно он поднял голову и спросил Фонга:
— Подполковник, вы не забываете того, что я вам поручил?
— Нет, господин советник, я все помню.
— Прекрасно!
Он склонился над снимками, долго разглядывал их, потом встал и зашагал по комнате. Винб Хао и Фонг затаив дыхание ждали, что он скажет.
— Должен признать, что вы, господин полковник, действовали с умом, выполняя мой план. Результат для меня неожиданный. Я лично распоряжусь, чтобы немедленно наградили людей, участвовавших в этом деле.
Винь Хао откровенно сиял и не спускал глаз с хозяина. Фонг с деланным равнодушием разглядывал стоящую на этажерке мраморную статуэтку.
— Начали мы неплохо. Нудно подумать о последующих планах, — снова заговорил Стивенсон. — Видимо, дальше дело будет только осложняться. Чтобы сказать, кто кого победит в этой схватке, нужно дождаться двадцать первого марта следующего года. Надеюсь, вы оба, особенно господин полковник, не станете делать поспешных выводов о том, что, если противник один раз клюнул на вашу удочку, он непременно клюнет и в другой. Что, если он задумал какой-то сложный маневр? Вполне очевидно, что у вас и мысли об этом нет. Вы по-прежнему считаете себя умнее, нежели ваш противник, хотя он из года в год водит вас за нос. Мне хотелось бы знать, господа, понимаете ли вы, о чем я говорю?
— Господин советник, я лично понимаю, — недовольно буркнул Винь Хао.
— Прекрасно! Если вы все поняли, то беспрекословно выполните следующие мои указания.
Первое. Подполковник Фонг должен организовать слежку за майором Хоангом. Вы, господин полковник, передадите в его распоряжение все силы и средства, я имею в виду и ваших сотрудников, и аппаратуру. Нужно соблюдать максимальную осторожность, не делать ничего, что могло бы дать повод для подозрений. Жесткие меры принимать только в крайнем случае — если Хоанг надумает удрать или оказать вооруженное сопротивление.
Второе. Все это должно быть сделано не позднее завтрашнего утра, то есть тринадцатого августа, чтобы можно было сосредоточиться на всесторонней подготовке операции. Четырнадцатого августа должны быть готовы все документы по операции для передачи их на утверждение вашему президенту.
Третье. Я лично строго накажу всякого, кто вздумает поступать вразрез с моими указаниями.
Воцарилось тягостное молчание. Стивенсон поднялся и стал прохаживаться по комнате, о чем-то напряженно думая. Наконец он подошел к Фонгу.
— Вы, подполковник, можете быть свободны. Завтра вечером, ровно в двадцать ноль-ноль, доложите моему помощнику о ходе дела.
Фонг встал, учтиво попрощался со Стивенсоном и вышел из комнаты.
Стивенсон усмехнулся, как всегда, уголком губ и, наклонив голову, смотрел на Винь Хао, все еще удивленно глядевшему вслед дерзкому подполковнику.
Стивенсон вспоминал о вчерашнем разговоре по телефону с Эдвардом Лонсдейлом. Беседа в основном вертелась вокруг дела, о котором они договорились во время своей встречи на вилле Стивенсона. Но одна фраза Лонсдейла до сих пор не давала Стивенсону покоя. «Я узнал, — сказал Лонсдейл, — что вы подготовили дерзкий план действий против разведки противника. Если вам удастся достичь того, чего вы хотите, вы прославите свое имя. Но если нет — загубите все дело. У каждой монеты две стороны. Вы ставите на орла, а выпадает решка. Помниться, я уже советовал вам однажды не брать на себя единоличной ответственности ни за что. Считаю нелишним напомнить об этом еще раз».
«Откуда этот старый лис обо всем пронюхал? — спрашивал себя Стивенсон. — Кто ему все выболтал, этот надменный подполковник или вот этот мужлан? Невзначай или с определенным умыслом? Когда и в какой форме это было сделано? Почему Лонсдейл проявляет столько внимания к моим делам и вечно ищет способа притормозить меня? Его льстивые речи о дружбе и чувстве локтя товарища по профессии не стоят и пенса. Нужно все как следует обмозговать. Эта маленькая страна действительно полна ловушек и шипов…»
Он позвал слугу и приказал принести что-нибудь выпить.
— Скажите, господин полковник, — стараясь придать своему голосу задумчивость, обратился он к Винь Хао, — что вы думаете о моих указаниях?
— Господин советник, я опасаюсь, что подполковник Фонг провалит все дело. Если бы вы поручили это мне…
— Так вы, значит, не поняли, что подполковник Фонг всего лишь технический исполнитель, а всеми его действиями будем руководить мы с вами? Кстати, сегодня нам еще предстоит серьезная работа, так что прошу принять приглашение отобедать со мной. Кухня азиатская, в меню есть и ваше любимое блюдо — тиеткань. А пока немного выпьем для бодрости… — Он придвинул поднос с бутылками поближе к Винь Хао. — Знаете, я взял за правило не вмешиваться в личную жизнь других. Я даже не осуждаю своих подчиненных за то, что они, например, курят опиум. Я считаю, что если бы не было потребителей, то не стало бы и производства. Закрылись бы заводы и фабрики, владельцы лишились бы своих предприятий, а рабочие своей работы, разразился бы мировой экономический кризис, а с ним и мировая война. Если мы хотим, чтобы не было войны, мы должны всячески поощрять потребителя, что бы он не потреблял…
Винь Хао с удовольствием выкурил две сигареты подряд, блаженно смежил веки и чувствовал себя чуть ли не на седьмом небе. Стивенсон же пил маленькими глотками виски и все думал, думал…
Прошло минут пятнадцать. Винь Хао вздрогнул, очнулся и, открыв покрасневшие глаза, с удивлением огляделся. Увидев, что Стивенсон по-прежнему сидит на своем месте, подперев рукой подбородок и вертя в другой хрустальный бокал, он успокоился и протяжно зевнул, прикрыв рот рукой.
Стивенсон поднялся и снова зашагал по комнате.
— Послушайте, господин полковник! В нашем с вами сотрудничестве я, чтобы вы были уверены в моей искренности, отвожу вам наиболее почетную роль. Вы будете ответственным за операцию «Альфа», как за ее подготовку, так и за проведение. Я же остаюсь только вашим советником. Мое дело обеспечить все военные и психологические аспекты операции.