«Музыка хаус — это как религия. Она требует обращения».
Фрейзер Кларк, клуб «Мегатриполис» (Fraser Clark, «Megatripolis»)
«В идеале наша музыка должна помочь людям перейти на высшие уровни сознания».
Вилл Син, Шамен (Will Sin, Shamen)
«С приходом техно появилась потребность в освоении новой духовности».
Филл Хартнолл, Орбитал (Phill Hartnoll, Orbital)
На сегодня у музыки техно много названий: «языческое техно» («techno pagan»), «футуристическое техно» («techno futurist»), «зиппи» («zippie»), «трайбал» («tribal» — «родовой», «племенной») и «фести-рэйв» («festy-rave»). На самом же деле она представляет собой удивительный сплав рэйв-культуры, политического радикализма и учения «Новой Эры» (в ее постпанк-проявлениях: «путешественники» («travellers») и «крастиз» («crusties»), Результатом стало рождение новой танцевальной культуры с уклоном в область шаманизма, возрождение интереса к музыке, которая могла бы изменять сознание человека. Во многом это можно назвать возвратом в век психоделических наркотиков и наркотических утопий Тимоти Лири. Но на этот раз психоделическая культура уже не ориентирована на одно-единственное поколение. Ее представители — люди, пользующиеся компьютерами. Возникла она без помощи звезд-музыкантов с гитарами в руках. Языческое техно делается на мощных синтезаторах и электронных ударных (драм-машинах). Слушают его через наушники CD-плеера в ночном клубе. Живые концерты — редкость.
Термин «языческое техно» был выдуман Фрейзером Кларком (Fraser Clark), издателем «Энциклопедии психоделики» и основателем лондонского ночного клуба «Мегатриполис». Он дает очень точное определение данной субкультуре, которая черпает вдохновение в дохристианских временах и одновременно использует технические достижения XXI века. Техно берет свое начало из музыки хаус, возникшей в 1980-х годах в Чикаго. С тех пор у него появилось множество разновидностей: гараж-хаус, хардкор, хип хаус, аксид хаус, трайбал, транс, эмбиэнт и, наконец, техно.
Строго говоря, техно пришло из Детройта в середине 80-х годов и соединило в себе ритмы черной городской Америки с электронной музыкой Европы. Особое влияние на нее оказала немецкая команда Крафтверк (Kraftwerk). Одновременно в Чикаго с использованием синтезатора «Роланд ТБР303» была разработана очень похожая версия — аксид хаус («кислотный дом»). Басы и запрограммированные в машину сэмплы создавали эффект гипнотической музыки.
Рэйв и экстази
В 1988 г. техно и аксид хаус стали лейтмотивом британского «Лета любви» («Summer of Love»): пустые здания с обширными помещениями внутри и открытые площадки были оснащены гигантскими акустическими системами и светотехникой. Толпы, доходящие до 5000 человек, принимали участие в рэйв-вечеринках, длящихся всю ночь. Наркотиком на этих тусовках стала не ЛСД, а экстази (ecstasy) — психоделический амфитамин стимулирующего действия, который наполняет чувством блаженства, нежности, любви к ближним и дает ощущение неисчерпаемой энергии.
Поскольку экстази был психоделическим препаратом, «приход» от него напоминал «приход» от ЛСД. В книге «Экстази: пишется с буквы Э» («Е for Ecstasy») Николас Саундерс рассказывает: «Сочетание наркотика с музыкой и танцем рождает состояние, подобное трансу шамана или религиозному экстазу». В ноябре 1992 г. доктор Расселл Ньюкомб, выступая с докладом об экстази в Лидсе (Англия), утверждал, что рэйв-дискотека — это своеобразная религиозная церемония, где микшерский пульт диджея — алтарь, а сам диджей выполняет роль священника. Рэйв — нечто вроде «поклонения богу высших уровней сознания», — заключил ученый.
Идеальный рэйв — это когда наркотик и музыка работают в одном направлении: тогда чувствуется, что вся толпа составляет единый живой организм. Наркотик постепенно размывает четкую грань между реальным и ирреальным, между «моим» и «их», в то время как гипнотическая музыка с ритмом в 130–140 ударов в минуту трансформирует сознание.
В книге «Экстази: пишется с буквы Э» Саундерс, в прошлом хиппи, описывает, как он в первый раз принял экстази на рейв-вечеринке:
Тимоти Лири
«Я начал танцевать, как обычно, следил за своими движениями, наблюдал, как танцуют остальные. Я отдавал себе отчет, что мне за тридцать, что старше меня здесь никого нет. Затем незаметно для себя я расслабился, расплавился в танце, почувствовал себя частью единого целого. Мне не нужно было следить за собой. Меня любили здесь таким, какой я есть. Что бы я ни делал — все было уместно. Каждый был самим собой. Все будто праздновали свое освобождение от условностей нашего нервного общества. Каждый радовался своему личному «пространству». Я легко мог посмотреть в глаза любому человеку — никто не отводил взгляда. Никто не разговаривал, люди танцевали, не касаясь друг друга. Лишь иногда следовало мимолетное объятие. Но я чувствовал себя частью единого целого. Это было некое религиозное, возвышающее чувство единства, которое до этого мне доводилось ощутить лишь один раз…».
Виртуальная реальность
Техно-музыка также свидетельствует об изменившемся восприятии новых технологий. Рок традиционно тянулся ко всему первозданному и первобытному: основа музыки была самой что ни на есть простой, музыканты подозрительно относились к компьютерам, базам данных и синтезаторам. Воспитанное на компьютерных технологиях новое поколение было свободно от всех предрассудков. Как было раньше? Подросток бренчал на гитаре перед большим зеркалом гардероба. На смену ему пришел подросток с синтезатором и начиненным сэмплами компьютером. Не получив ни одного урока музыки, он может красть звуки у богатых и знаменитых и создавать собственные фонограммы в тиши своей спальни. При этом он фанатеет от виртуальной реальности, киберпространства и компьютерных сетей.
Многим «пионерам» «силиконовой долины» сейчас за сорок. В 60-х годах они были хиппи. Сегодня эти граждане мира во многом идеализируют компьютеры: виртуальная реальность открывает широкие горизонты для разума. Информационные сети сулят свободный доступ в любой уголок мира, свободу слова и мировое единство. Мир электронных кабелей, прежде устрашавший и наводивший на мысль об «обесчеловечивании человека», ныне кажется «своим и родным». Чтобы знать, что происходит в этом кибермире, вы читаете не «Роллинг Стоун», не «Спин», а «Мондо 2000» или «Вайерд», в которых можно найти интервью с техно-исполнителями, авторами киберпанка и хакерами. И вот уже техно воспринимается как музыка будущего.
Техно встречается с язычеством
«Язычество» и техно соединились благодаря движению «Новая Эра», созданному теми, кто перерос эпоху панка и попытался вернуться к музыке хиппи. Речь идет о «крастиз».
«Крастиз» — с косичками, в грязных «битых» джинсах, в мартинсах и с собаками злобного вида — тусовались в заброшенных домах, принимали участие в движении «Новая Эра», наведывались в Стоунхэндж и на ежегодный фестиваль в Гластонбэри.
Субкультура «крастиз» резко отличалась от одержимых модой танцоров-рэйверов. Однако, когда речь шла о нарушениях закона, обеим группам не было равных. «Путешественники» (travellers), устраивавшие настоящие битвы с полицией за право собираться в Стоунхэндже, нашли союзников в лице рэйверов: тех тоже немало беспокоила полиция. Когда в 1994 г. британское правительство опубликовало закон об общественном порядке, две молодежные группировки объединились в протесте. «Путешественники», более политизированные и вооруженные идеалами хиппи, обрели новый источник вдохновения в транс- и техно-музыке, — комментирует Элике Шарки в газете «Гардиан». — Молодые гедонисты-рэйверы увлеклись психоделическими наркотиками и мистицизмом, стали активно участвовать в пропагандистских политкампаниях и агитировать за контркультуру. Создавшаяся ситуация уже дала свои результаты — в социальной структуре появляются трещины».
Искусство дэдхедов
В Америке, особенно в районе Сан-Франциско, наблюдалась похожая ситуация. Не без влияния гостей из Британии находящийся в центре района Хайт-Ашбери магазин «Твикин Рекордз» заполнен музыкой хаус. Миссия Гайя Мантры известна широким выбором самых «хипповых» дисков в стиле техно и эмбиента. «Дэдхеды» (поклонники Грэйтфул Дэд) очень тонко почувствовали родственную связь между языческим техно и музыкой, которую эта группа играла в 60-е годы. Перед концертами поклонников Грейтфул Дэд для разогрева фанатов часто включают рэйв.
Стив Силберман, соавтор книги «Ключ скелета: словарь дэдхедов» («Skeleton Key: A Dictionary for Deadheads») открыл в Интернете дискуссию о связи между музыкой «дэд» и хаусом. Он пишет:
«И хаус, и «дэд» предполагают, что самые разные люди собираются вместе, чтобы получить кайф от глубокой музыки, которая стимулирует состояние транса и медитации. Собирается много народа, и «я» каждого отдельного человека растворяется в групповом разуме, рождается «групповое тело». Энтеогены и эмфатогены создают чувство коллективного самосознания, рождается ощущение настоящего момента. Хаус и «дэд» сексуальны, религиозны, обещают вечную молодость. Оба направления распахивают двери для всех и одновременно отделяют вошедших от мира. В них есть нечто беззаконное, шаманское, живое. Они скептически относятся друг к другу, но оба согласны — каждый по-своему, — что самое главное в музыке — кайф».
«Мегатриполис»
Этот новый гибрид восхитил Фрейзера Кларка (Fraser Clark), чья «Энциклопедия психоделики» уже давно предсказала очередной «срыв крыши», который произойдет в молодежной культуре еще до конца века. Ветеран «срыва крыши» 60-х годов, Кларк имел достаточный опыт, чтобы выступать в качестве теоретика. После получения степени почетного доктора психологии в 1965 г. он отправился в путешествие по миру в поисках великой мечты хиппи. В 1993 г. он открыл «Мегатриполис» — клуб, созданный на основе идей языческого техно.
В «Соборе», на главной танцплощадке клуба, крутят хардкор-техно, сверкает светомузыка и дымится углекислота. На лотках в коридоре продают техно-записи, украшения, фенечки, коктейли и краску для лица. Наверх ведет лестница. На стенах вдоль нее развешаны разные объявления — о кампаниях в защиту окружающей среды, реклама целителей. Наверху — Виртуальный зал. В нем крутят эмбиент и показывают слайд-шоу. Далее зал «техно-тишины» (там проводят лекции на политические и духовные темы). Выходит, клуб просвещает своих посетителей-танцоров по вопросам эзотерических учений.
Кларк считает, что языческое техно помогает создать альтернативную культуру, которая призвана прийти на смену «римско-христианско-монотеистическому сознанию». «Мы быстро становимся господствующей религией, — говорил он в интервью журналу «Мондо 2000». — Единственная опасность — монотеисты, которые считают, что мир катится ко всем чертям и стараются «спасти» нас, заблудших».
«Архаическое пробуждение» и группа Шамен (Shamen)
Ведущий техно-гуру Америки — умерший в апреле 2000 г. от рака мозга этнофармаколог Теренс Маккена, автор «Архаического пробуждения» — посвятил свою жизнь крайне неортодоксальным исследованиям. Он изучал воздействие галлюциногенов на эволюцию человеческого сознания. Подобно Кларку, он рассматривал христианство как негативную религию, которая мешает человеку исследовать высшие уровни сознания. В его понимании «архаическое пробуждение» — это возвращение к духовному опыту, стимулированному принятием наркотиков. Маккена (МсКеnа) считал, что подобное практиковали еще люди эпохи неолита.
«Добро пожаловать в архаическое пробуждение, — пишет он во введении к своей книге. — Двадцать пять лет назад я пришел к выводу, что понятие «иное измерение» относится к шаманизму. Исследования показали: использование галлюциногенов растительного происхождения дает возможность проникнуть в мистические глубины этой древнейшей человеческой религии. Шаманы использовали разные средства, чтобы достичь экстаза и отделения духа от тела: пост, ритмичный бой бубна, задержку дыхания, шоковые эффекты. Но галлюциногенные растения — самое действенное, как я теперь понимаю, надежное и сильное средство».
Возможно, было неизбежным то, что Маккена оказался в центре внимания субкультуры языческого техно. В ней налицо аудитория и электронные шаманы. Маккена же мог подвести теоретическую основу под происходящее, высказать точку зрения антрополога. В свое время Тимоти Лири (Timothy Leary) объяснял наркотический опыт «путешественников» ЛСД на языке тибетского буддизма. Сегодня Маккена рассказывает об ощущениях рэйверов, используя термины шаманизма: он говорит об экстазе и отделении души от тела.
Его интерес к техно-танцевальной музыке начался в 1991 г., когда после лекции в Лондонском институте современного искусства он повстречался с музыкантами группы Шамэн (Shamen). Основали ее медбратья психиатрической лечебницы Уилл Син (Will Sin) и Колин Ангус (Colin Angus). Само название группы указывает на то, что своей музыкой они «помогали людям переходить на высшие уровни сознания». Разочаровавшись в традиционной рок-сцене, они создали свой «клуб на колесах» под названием «Синергия». Они приглашали любимых диджеев, на своих выступлениях использовали лазеры. Организовав «подходящую окружающую среду», они взялись за усовершенствование танцевальной музыки. Им хотелось, чтобы она изменяла сознание людей.
«В прошлом мы оба интересовались психоделикой, психиатрией, — говорил Син в интервью «Нью Мьюзикал Экспресс» в 1990 г. — Мы не считаем, что можно воссоздать «приход» музыкальными средствами, но вполне можно добиться сходного эффекта». (Син утонул в 1991 г., после окончания работы над видеоклипом сингла «Сдвинь любую гору» («Move Any Mountain»)).
Интерес группы к шаманизму естественно привел ребят к работам Маккены. Они услышали его выступление, попросили об интервью, задали интересующие их вопросы, ответы смикшировали и наложили звуковой дорожкой на свой новый альбом «Бубен» («Boss Drum»). Весь альбом был проникнут идеями Маккены. Да и сам бубен как инструмент является, по словам Ангуса, главным элементом в духовных поисках шамана.
Альбом стал манифестом языческого техно. Песня «Бубен» призывала активизировать «вечную пульсацию», которая объединит слушателей в одно племя и «воссоединит с богиней разума». Революция сознания описана в песне следующим образом:
Другая композиция — «Эбенизер Гуд» («Ebeneezere Goode») — представляла собой искусно замаскированный гимн экстази. В Британии она вышла синглом, а экстази стала «Белым кроликом» рэйв-поколения. Все знали, о чем песня, но слова ее были настолько туманными, что не было оснований запретить ее.
Песня «Эволюция» («Re: Evolution») была, по существу, сольной работой самого Маккены. Шамэн лишь создает электронный фон, а Маккена на протяжении восьми минут говорит о шаманизме, психоделических наркотиках, о том, что рэйв-культура — это предвестник грядущего архаического пробуждения. Стоит целиком привести его цитату о рэйв-музыке:
«Хаус и рэйв делают ставку на ритмы, свойственные человеческому организму. Это не что иное, как возврат к искусству естественной магии звука. Верно воспринятый звук, особенно звуки ударных, могут менять нервное состояние человека. Когда подобную музыку слушают большие группы людей, между отдельными индивидуумами возникает телепатическая связь, которая может оказаться достаточно прочной, чтобы донести наше видение до всего общества. Я полагаю, что молодежная культура 90-х годов представляет собой итог тысячелетней культуры — апофеоз западной цивилизации. Она указывает нам новое направление развития. В третье тысячелетие мы войдем на гребне архаического пробуждения, которое несет с собой пробуждение психологически обусловленных музыкальных слоев сознания, появление нового искусства, нового социального видения, нового отношения к феминизму, к природе и к эго человека. Все это уже происходит на наших глазах. Закончится же этот процесс, когда наступит полнота времени».
Грегорианские хоралы и религиозная символика
«Кислотные» гуру 60-х годов верили, что наркотики, музыка и древние религии дадут миру нового человека. Поклонники языческого техно также полагают, что мы готовимся сделать огромный скачок вперед в развитии сознания и музыка будет играть не последнюю роль в этом процессе. «Психоделики помогут усмирить эго, — говорил Колин Ангус. — Эго должно исчезнуть прежде, чем мы войдем в третье тысячелетие… Эго представляет собой одно из серьезных препятствий, которое мы обязаны преодолеть, прежде чем двинемся вперед…».
Нельзя сказать, что все представители направления языческого техно столь же прямолинейны, как Маккена, Фрэзер и Ангус. Однако и другие музыканты признают, что люди ждут от музыки не просто развлечения. «С приходом техно возродился интерес к духовности», — сказал Филл Хартнолл (Phill Hartnoll) из британской группы Орбитал (Orbital) в интервью «Мондо 2000». Он пояснял, что экстази «помогает вам почувствовать собственный дух». Говорил он и о возвращении к шаманским ритмам, вызывающим состояние транса, о поиске звука такой частоты, которая помогла бы «выходить в астрал». Немецкий ди-джей Свен Фат (Sven Vath) рассказывал, что во время выступления испытывает «религиозные чувства». Свою роль он видит в том, чтобы «дарить людям картины и фантазии»: «Я пишу инструментальную музыку, потому что я танцор. Во время танца каждый раскрепощает свою фантазию».
Энигма
Эмбиент — музыка, предназначенная для «чилл-аутов». С ее появлением расширился рынок сюрреалистического звука, вызывающего ощущение духовного полета. Румынский музыкант и композитор Микаэл Крету (Michael Cretu) в 1991 г. удивил слушателей первым альбомом Энигмы (Enigma) под названием «МСМХС нашей эры» («МСМХС A. D.»), в котором танцевальные ритмы смешаны с народной музыкой и грегорианским хоралом. Все это призвано ввести слушателя в мир «духовности и медитации». Альбом разошелся 12-миллионным тиражом в 25 странах мира. Два миллиона было продано в Америке. Своим по большей части инструментальным композициям Крету давал названия с религиозным звучанием: «Реки веры» («The Rivers of Faith»), «Дорога в вечность» («Way to Eternity»), «Аллилуйя» («Hallelujah»). На некоторых композициях Сандра Лауэр (Sandra Lauer), жена Крету, с придыханием повторяет фразы типа: «Пусть ритм будет твоей путеводной звездой». На обложке альбома — голограмма: человек в капюшоне стоит у креста на вершине освещенной горы.
Создавалось впечатление, что вы слушаете духовную музыку, однако голоса на альбоме говорят о том, что наши глубинные желания священны и мы должны им повиноваться. Второй альбом Энигмы — «Крест перемен» («The Cross of Changes») — был менее танцевальным, но его главная мысль та же: опора на собственные силы. Он изобилует религиозными терминами. Крету, который неохотно общается с прессой, все же признается, что альбом был навеян изучением книг по нумерологии.
Возможно, что огромный тираж, которым разошелся альбом «МСМХС нашей эры», способствовал возрождению интереса к грегорианскому хоралу как одной из разновидностей эмбиента. Музыкальные каталоги «Новой Эры» рекомендуют эти латинские песнопения, восходящие к VI веку, как средство медитации. В 1994 г. бестселлером неожиданно стал двойной альбом «Грегорианских песнопений» («Canto Gregoriano»), записанный около 20 лет назад монахами-бенедиктинцами из монастыря в Сан-Доминго де Силос в Испании. Он вошел в десятку популярнейших записей в Америке, Австралии, Новой Зеландии, Южной Америке и Европе. Его общий тираж составил около 4 миллионов экземпляров.
Исследования рынка в Испании показали, что альбом раскупали в основном 16–25-летние люди. В Британии его крутили в «чилл-аутах». Отец Клемент Серна, аббат монастыря Сан Доминго де Силос, отозвался об этом событии так: «Современный мир не может удовлетворить духовных потребностей современных людей. Необходимы глубокие перемены».
Поиск продолжается
Мало кто усомнится в том, что 90-е годы принесли новую волну интереса к религии, чему есть масса свидетельств: от книг, повествующих о встречах с ангелами, до вторжения мистицизма в современную физику. Завершившийся 2000 год только подогрел беспокойство перед лицом грядущих социальных революций и экологическим кризисом. Приходится признать: выживание человечества зависит от того, установятся правильные взаимоотношения между человеком и природой или нет.
В 1960-х годах рок-н-ролл предчувствовал грядущие перемены и являлся их движущей силой. Многие религиозные представления, которые, казалось, канули в Лету 30 лет назад, неожиданно вновь возвращаются с новой силой. И немудрено: бывшие хиппи сегодня у руля. Интересно, что техноязычество появилось благодаря 40–50-летним людям, которые впервые отведали «кислоту» в 1960-х годах.
Поиск «искупления» в рок-н-ролле сейчас идет по одному пути: нужно подняться на высшие уровни сознания за счет громкой музыки и психоделических препаратов. Даже когда речь не идет о наркотиках, музыканты склоняются к пантеистическим верованиям — единению с некой «высшей космической силой». Так было в эпоху первой психоделической культуры 60-х годов, так обстоят дела и в эпоху «языческого техно». Раньше увлекались индийскими мантрами, сегодня проводят эксперименты с методиками шаманизма.
Человеку нравится быть в центре «модных» идей и течений, но дело не в том, чтобы понять «Что модно?», «Что поможет?». Главный вопрос: «Что есть истина?». Тот, кто употребляет наркотики или слушает музыку с гипнотическим ритмом, чувствует, как его сознание временно становится другим. Но где гарантии, что эти перемены духовны? Быть может, это физико-химические реакции нашего мозга на внешний раздражитель? Даже если мы уверены, что произошедшее с нами вызвано духовными причинами, как узнать, что данная духовность является благом для нас?
Пит Тауншенд
Этот духовный опыт крайне субъективен, Божье откровение не рассказывает о нем. Он не дает ответа на традиционные для религии вопросы: «Откуда я?», «Зачем я здесь?», «Как мне жить?», «Куда я иду?». Нью-йоркский композитор танцевальной музыки Моби (Moby), который не делает секрета из своих христианских убеждений, сказал: «Многое из того, что выдается за духовность на танцплощадках, на самом деле лишь плод незрелости и желания вырядить старомодный гедонизм в красивые одежды. Люди говорят о «шаманизме» и «язычестве», а в действительности просто глотают наркотики. Им стыдно сказать «Я пью и гуляю», и они говорят: «Я последователь языческого техно». Кроме Колина Ангуса (Colin Angus) из Шамэн, мало кто представляет себе, что такое техно-язычество.
Поклонники рок-н-ролла продолжают свои поиски. Они по-прежнему ищут искупление и спасение. И музыканты не остановятся на полпути, потому что сам процесс создания музыки заставляет задаваться вопросами об источнике вдохновения. Ван Моррисон (Van Morrison), как и раньше, убежден, что музыка рождается в духовном мире. «Музыка-то духовна, — сказал он. — А шоу-бизнес нет».
«Я полагаю, — заявил Пит Тауншенд (Pete Townshend), — что музыканты всегда духовны, так как процесс творчества — это таинство. Почему от того или иного аккорда меня пробирает дрожь? Почему на меня действует именно такое сочетание нот? Как только вы начинаете задавать себе подобные вопросы — вы на верном пути».