БЛОК 1. О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ

Четкий прием. Симплекс

«Книга для отроков и отроковиц». Словопечатная мастерская при дворе Его Президентского Достоинства Фискалия Второго. 10 год от Святого Одервенения Учителя нашего Ботаника.

«…Земля наша Темения велика, и рожь с овсом на ней колосятся изрядно, а соседние-то племена хлеба вообще растить не умеют, скотина наша умна да послушна, стоят у нас два больших города, Теменск и ТНК-на-Туре и множество мелких, а в Теменском море полно красной рыбы и тучных китов, бабы у нас обильны телом и плодовиты, войско бравое, лихое, посему с успехом отражает набеги катаев и ордынцев. Даже безбожный властитель Вынь Шэнь, насылающий лютые орды морских разбойников, не насытился победой над нами. Уже десять лет тому, как положен предел языческому поганству и земля наша стала обителью древесной веры. Небесным хотением был явлен Пророк и Учитель Блаженства по имени Ботаник. Он научил, как возлюбить самого себя на радость людям и Небесам. Лютые бесы из Храма Нечистоты изорвали его чистую плоть на тьму мельчайших кусочков, инда ничего крупнее пылинки и не сохранилось, однакоже вернулся он в виде Древа Жизни, каковое проросло к Небесному Престолу. Так открылась нам дорога в цветущий вертоград Вечности…»

 

БЛОК 2. ПРОИГРЫШ ПОБЕДИТЕЛЯ. АВГУСТ 2075 г. (месяц сытень 10 года от Св. Одервенения.)

Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Яреющий ветер сбирал морщины на лице моря и подгонял крутобокие джонки к берегу. Тот имел облик пустынный, лишь коло кромки воды, в обширных лужах копошились пернатые, выискивая мелкую морскую живность, хиреющую на суше после отлива. Чуть поодаль, над невысокими скалами иные птицы хороводили в воздухе, но, в основном, важно стояли на часах подле своих гнезд. Чайки и гагары уже не суматошились, ибо свыклись с непрошенными, но смирными гостями. Те стыли на скалах почти не шевелясь, стараясь не громыхать доспехами и оружием. Лишь изредка доносился смущенный чих или виноватый кашель. Однако птицы относились к этим нездешним звукам как будто с пониманием.

Участок берега, к коему стремились корабли, образовывал вместительную бухту, защищенную от волн, с довольно узким проходом меж двух отмелей. Саженях двадцати от берега первая джонка бросила якорь, и прямо в воду с ее бака посыпались нездешние люди. Одновременно с бортов спускались ялики, протягивались длинные сходни, слетали бревна, из которых умелые руки вязали пристань. И вот уже крепкие кривые ноги моряков стали месить прибрежную грязь. И щебечущие звуки голосов, и халаты, и круглые шапки, и сапоги с загнутыми носами выдавали в них воинов владыки катаев Вынь Шэня.

Корабли приставали к берегу один за другим. Под скудными утренними лучами двух солнц носились и заполошно кричали птицы, пара грязных песцов, злобно кашлянув, почесала в болотистую даль. Никогда еще сей брег не знал столь кипучего движения двуногих. Здесь были и ратники в узорчатых шипастых панцирях, с мечами-секирами «квандо» в руках, и стрелки с большими щитами и длинноствольными ружьями на сошках, и легкая пехота с пиками-многозубцами, в когтистых перчатках и остриями на сапогах. На древках трепыхались стяги с иероглифами Шэнь — жизненного духа, каковой наполняет недолговечные сосуды человеческих тел. На те же древки насажены были высохшие головы могучих врагов, чья сила Ци теперь служит победителям. По чертам сморщившихся мертвых лиц, по обрывкам головных уборов угадывались и жители австралийских островов, и эбеновокожие гиганты Африки, и неукротимые туркийские воины, и даже ландскнехты верхнегерманского кайзера.

Погонщики выводили из воды на песок приземистых волосатых слонов; выплывали к берегу на мохнатых носорогах, чьи схожие с глыбами головы были защищены щитками, а рога окованы железом; по шатким мосткам силачи-звероводы направляли своими твердыми руками рыкающих саблезубых тигров, облаченных в кольчуги.

И вот уже на прибрежной полосе скопилось не менее трехсот воинов, вглубь суши двинулись следопыты на быстрых конях-единорогах, на скалы стали карабкаться разведчики, используя для камнелазанья «кошачьи когти» и цепы с якорьками.

Едва скалолазы должны были уже наткнуться на тех воинов, что стыли на камнях, загаженных птицами, грохнул залп из пищалей. Он смел разведчиков, следопытов и проредил толпу моряков. Следующий залп, к коему добавились ядра легких мортир и пороховые ракеты, затянул дымовой пеленой и прибрежные камни, и высадившихся шэньцев. Засим грянуло еще несколько залпов, отчего моряки частью ринулись вместе с обезумевшими носорогами в узилище между скал (каковое вело далее вглубь суши), другие стали карабкаться вверх по камням, гоня перед собой тигров, третьи суматошно бросились обратно к своим джонкам.

А со скал посыпались люди совсем иной наружности, коих было бы легко пересчитать — однако не гнездилось трусливое томление в их сердцах, не текло безволие в жилах. Скорее напоминали стаю ос, растревоженных огнем. Воины, ринувшиеся из засады, облачены были в высокие меховые шапки и красные сапоги, серые кафтаны или чекмени — одежда выдавала в них подданных теменского президента Фискалия Второго. Теменцы стреляли из широкоствольных ручных пищалей, а засим рубили неприятеля длинными слегка изогнутыми мечами. Те, воины, что помощнее, искусно орудовали бердышами. Одни шли вперед молча, стиснув горячие зубы, другие возносили истошные крики: «Вынь Шэнь — параша, победа наша!» Теменцев сопровождали крепколапые боевые псы и медведи в кожаных нагрудниках с пришпандоренными металлическими бляхами и шипами.

Тем временем теменские мортиры ударяли по кораблям, по мосткам временной пристани, по яликам. Ужо щепья, доски и разбитые снасти усеяли воду, там и сям мелькали головы шэньских моряков, пытающихся удержаться на поверхности и призывающих помощь жалкими словно бы птичьими криками. Некоторые джонки быстро подняли якоря и, преодолевая встречный ветер, направились к горловине бухты. Однако же к переднему из кораблей устремилось на веслах несколько теменских ладей, мгновенно выскользнувших из-за мыска. Моряки-катаи наслали на них облака пуль и ядер, но половина из утлых суденышек достигла бортов джонки. Ладьи уже горели, когда находившиеся в них теменцы вонзили крючья в обшивку шэньского корабля — дабы сцепить борта намертво. После того теменские воины попрыгали в воду и резво поплыли обратно, а ладьи взорвались, расплескав на много саженей вокруг ползучий огонь, именуемый напалмием. Получив зияющие пробоины, полыхающая джонка с треском и скрипом ломающихся снастей осела в воду, затем легла на дно, всё еще извергая языки адского пламени.

Над поверхностью осталась высокая корма, превратившаяся в громадное кострище, мачты с тающими в огне парусами и красноглазые пятна горящего напалмия. Другое судно, тщившееся проскользнуть между горящим остовом и отмелью, застряло в узости из-за сильного порыва бокового ветра и тоже заполыхало. Шэньские моряки с гибнущих судов кидались в воду, чая вплавь добраться до берега. Из-за их белых шапок казалось, что море покрылось пеной. Впрочем «пена» сия вскоре окрасилась красным. Головы несчастных резко уходили в пучину, а над поверхностью воды появлялись тугие животы бултыхающихся людоедов, привлеченных запахами крови и страха — касаток-убийц, морских медведей, коих еще прозывают белыми, спинорогих морских змеев.

После того всем шэньским мореходам, еще остававшимся на своих кораблях, ничего лучшего не придумалось, как устремиться на берег. Однако они высаживались на сушу не скопом, а волнами — по мере того, как гибли их товарищи, пытавшиеся вырваться из «котла». Впрочем, теменцам такоже приходилось не сладко. Многие катаи, обретя небесное спокойствие, применяли заученные с младенчества правила ратоборства, посылая свою жизненную силу на разрушение телесности противника. Шэньские воины стелились по земле, коля и подрубая снизу, взмывали в воздух, нанося удары сверху, скакали и прыгали, вращая мечами-секирами и исторгая из глоток жуткие рыки, с которыми могло соперничать толико рычание рассвирепевших тигров.

Усмирить секирного бойца сумела бы разве что пуля или цеп, захлестнувший его руки и ноги. А лютого саблезубого тигра удавалось остановить лишь стаей злобных псов. Они остервенело терзали его бока зубами и шипами, а он расшвыривал их сокрушительными шлепками или мгновенно умерщвлял своими клыками длиной в локоть — но тут поспевала к нему пуля или кроящий удар бердыша. Толстую волосатую шкуру носорогов пробивали колья, загодя врытые в землю, прикрытые кустарником или притопленные в ямках.

Воинами в серых кафтанах распоряжался невзрачного вида полководец, коего заслоняли от вреда ражие молодцы, ближние слуги и боевые холопы — к шапкам их в знак достоинства приторочены были лисьи или волчьи хвосты. К сему начальнику все обращались «княже». Пребывал он на почтительном удалении, так, чтобы не могла его достать прицельная пуля, и надзирал за ратоборством в подзорную трубу.

Вот шэньцы собрали кавалерийский отряд, и всадники на белых единорогах, облаченных в шипованные панцири, ринулись на прорыв из прибрежного «котла». Хитроумные животные огибали колья (на которые запросто напарывались носороги), ударом рогов вышибали кровавые потоки из ставших им на пути медведей и ратников. Но тут с боков, из узких проходов между скал, на них устремился кавалерийский отряд серокафтанников-теменцев на буланых единорогах. Те вонзали окованные сталью острия в бока белых «собратьев», пробивая их кольчугу ино сшибая с ног. Боевые звери вбивали друг в друга передние либо задние копыта, ломали панцири, рвали длинными желтыми зубами и шипами шкуру и жилы, иной раз, ухватив всадника, стаскивали его с седла и трепали, пока он не испускал дух. Воины с проломленными черепами и оторванными конечностями падали на песок, чтобы тут же стать месивом под могутными копытами. Не успела бы дважды прокуковать кукушка, како оба кавалерийских отряда полностью перекрошили друг друга.

едва начальник теменцев увидел, что ярость и отчаяние шэньцев достаточны для того, чтобы прорвать окружение, то велел спустить с высоты особые бочки, которые помчались по склонам вниз, источая из щелей едкий серный дым. Кашель и чихание воцарились над прибрежной полосой, морские пришельцы терли мигом раскрасневшиеся похожие на сливы глаза и пытались спрятать лицо в ворот. Когда ветер уже разорвал и отогнал желтую пелену, а шэньцы еще купались в слезах и соплях, теменский предводитель со своей ближней дружиной и медвежьей ватагой выехал на бой. Он устремился прямо в середину плачущего вражеского войска, где находился шэньский предводитель вместе со своими слонами и драбантами, выстроенными в многоугольное каре. Медведи оборачивались к каре задом, в то же время с их спины дымно стреляли картечницы, расчищавшие дорогу вперед. Аще дело дошло до рукопашной, уцелел лишь один слон, но и тот оказался люто опасен. Теменский предводитель, уворачиваясь от копий-многозубцев, оказался в опасной близости от закованного в кольчугу хобота и был тут же схвачен. Еще немного и полезли бы потроха из князя. Токмо не оплошал ближний слуга его, вскочил на хобот слона, закрутившийся удушающим кольцом, перемахнул на огромную спину, ударами топорка расшвырял погонщиков и верховых воинов, засим пальнул животине в затылок из пистоля.

Сей воин с обгоревшим лисьим хвостом на шапке выказал ловкость и крепость воли такоже после спасения своего господина. Стоя на слоновьей туше, он споро рубил мечом древки обращенных к нему шэньских копий. Дождавшись наступающих товарищей, он возглавил клин и пробился к вражескому предводителю. Того обороняли искуснейшие бойцы, владеющие всеми видами боя, и тигриными перекатами и перескоками цапли; широкие изогнутые клинки катаев выписывали восьмерки и круги, ино заметить лезвие было затруднительно. Однако теменский воин увернулся от меча-секиры и попоной, сорванной со спины слона, накрыл лютых шэньцев, которые, впрочем, незначительны были ростом. Пара боевых медведей примяла катаев сверху, а следом прошлись теменские воины с шестоперами и бердышами, отмолотили и покромсали все, что трепыхалось под попоной, в месиво.

Брани подходил конец. Мортиры отправляли на дно морское одну джонку за другой, немалое число кораблей сгрудилось коло выхода из бухты и сейчас многоалчное пламя кидалось с борта на борт яко прыгучий зверь. Шэньцы частью уходили на утлых лодчонках прямо в волнующееся море, частью, прорвавшись сквозь оцепление на скалах, улепетывали по чавкающей грязи в сторону болот. Им вдогонку уже устремлялись всадники на ездовых баранах и своры боевых псов. Однако большинство катаев осталось лежать на прибрежном песке и у подножия скал; зеленые из-за водорослей волны лениво перекатывали мертвецов на мелководье. Все еще порёвывали издыхающие в грудах своих кишок носороги и храпели осиротевшие единороги.

— Произошло одно изменение — и возникло тело, произошло другое изменение — и тело исчезло. Лишь жизненная сила не знает времени и пределов, — предводитель повторил слова одного из шэньских мудрецов, глядя на мрачные следы побоища. Засим обратился к своему отличившемуся воину. — Что ты мыслишь о таковой философии, Адаптид?

— Дивуюсь, княже Петролий, с такой верой катаи бросаются на смерть. А ведь нет для них рая. Лишь людям нашей веры ведомо как произрастить в себе древо жизни и сподобиться вечной зелени.

— Не дорожащие жизнью, не боятся смерти. А, гликося, что за всадники замаячили вот на том холме?

Пока ближние слуги пытались разглядеть незваных гостей, князь Петролий уже приставил к глазу подзорную трубу и на лицо его словно упала тень.

— Се не катаи и уж, конечно, не ордынцы, а рейдеры президента.

Слуги еще не взяли в толк, почему возопечалился их господин, но верным сердцем уже почуяли неладное.

У Адаптида тоже заныло в груди. Но разве Фискалий может быть недоволен своим военачальником? Разве не князь Петролий побил войско кузнецкого хана, хлынувшее через реку Иртыш и сметающее все заслоны како пожар. Князь сыскал за кордоном умельцев, шибко сведущих в алхимии, те сготовили зелье, напалмием прозываемое, способное сжигать повозки ордынцев, движимые бесовской силой. Огненным составом можно было заполнять сосуды для последующего метания рукой или пушкой. Такоже получены были дымные снадобья, замутняющие глаза, и басурмане стали словно слепые котята. Заодно Орда Большая Алматынская, хитростью князя Петролия, подвинута была на вылазку против ставки кузнецкого хана. Хан Амангельды зарезан был нашим пластуном, проехавшим под брюхом белого верблюда в его дворец. Уже тогда поговаривали ушлые барышни, что Фискалию без князя Петролия Самотлорского не президентствовать…

Всадники в черных малахаях, не встречая никаких преград, подскакали прямо к полководцу и его ближним слугам.

— Княже Петролий, — заорал передний из них, заросший чуть ли не по глаза сивой бородой. — Господин мистер Президент требуют тебя в свой Яйцевидный Кабинет.

— Нам еще не ведомо, весь ли шэньский флот вошел в сию бухту, не случатся ли где новые высадки. Разве я не надобен здесь? — отвечал военачальник неожиданно дрогнувшим голосом.

— Ты нужен там, куда направит тебя воля народного избранника, — возгласил рейдер. Спокойствие сего неведомого малоприглядного человека лишь подчеркивала ту мощь, которая стояла за ним. — Найди, княже, себе замену, начальника, иже справится с твоими делами, и следуй за нами. Господин лучший президент желает говорить с тобой.

Князь глянул на своих ближних слуг и Адаптид впервые увидел растерянность в глазах господина.

— Мы с тобой, княже, в любую невзгоду, — прошептал он. — Изволь приказать — и мы утопим этих в их собственных соплях.

Но господин молчал, понуро теребя темляк своего чекана.

— Возьмешь с собой, княже Петролий, толико пятерых слуг, больше тебе не надобно, потому что мы с тобой, — распорядился сивобородый.

Не успело солнце Сварог отойти от солнца Ярило даже на двенадцатую часть небосвода, как князь Петролий в сопровождении пяти ближних слуг и тринадцати президентских рейдеров отбыл от войска в град престольный Теменск.

Первое, чему подивился Адаптид — не пороли горячки и спешки рейдеры, не гнали своих мощных единорогов, хотя и сорвали военачальника чуть ли не с рати. Сивобородый их предводитель, именем Правдоруб, не выискивал и пути посуше да поровнее, и советов не выслушивал. Можно было подумать, что он нарочно подбирает места топкие и низинные даже для ночлега.

Настала третья ночь, вернее пора сумерек, когда Сварог сошел с небосвода, а Ярило притомился и слабо светил своим глазом подле круга земного. Князь со слугами устроились на небольшом холмике, нарубив карликовых елок, чтобы хоть немного спастись от сырости. Да и в случае нападения быстротекущей клейковины имелось бы время, чтобы испугаться и чего-нибудь сообразить. Все вознесли молитву «Да произрастет Древо Жизни», а потом грамотный княжий холоп Конектид сотворил заклинание Ботаника, каковое должно было отпугнуть упырей-кровопийц и червей-мозгоедов. Рейдеры расположились по кругу возле слабеньких костров, став почти незаметными темными кучками. Точно как волки, которые в два счета могут вырвать тебе кадык, быстрой тенью выпрыгнув из укрытия.

— Навалиться бы нам сейчас на них и открутить им чресла, — Конектид пустил ветры в сторону рейдеров.

Адаптиду пришлось по нраву такое предложение.

— Княже, отчего нам не угостить каждого из этих чекушкой в лоб — и настанет спокой.

Князь молча смотрел на звезды, словно не слышал своих холопей.

— Аль не прокормимся на воле? — спросил Адаптид.

— Это как мы кормиться будем, холопы мои верные? — молвил унылый князь. — За медные деньги будем проводить ордынцев через теменские леса? Или наймемся таскать горшки с дерьмом у богатых шэньцев и сами воссмердим?

Беседа, еще немного продолжившись, затихла. Адаптид улегся чуть подальше от костра, чем ему хотелось. Он сгреб ельник в некое подобие перины, положил под голову седло, притулился к теплой спине своего ездового барана Барона и, как ему показалось, закимарил.

Сон был навязчивый, как бесы, липкий будто клейковина. Адаптид снова видел инаугурацию Фискалия: зима, Дворцовая площадь, толпы народа, заряженные безотчетной радостью. Всего лишь вчера процарапали они слово «Фискалий» на кусочке бересты и бросили в глубокую яму. Так свершилось голосование. Яма Фискалия оказалась заполненной с горкой, а ямы конкурентов в лучшем случае с едва присыпанным донышком.

Не закончилась еще усобица, войны Храма Чистоты против Властелина Железа и нефтяных князей. Тысячи боевых холопов вместе со своими господами сложили буйны головы. Со всех сторон приходили ордынцы и прочие поганые на землю теменскую и пустошили ее. Желая прекратить смуту и запустение, народ избрал на президентство молодого приверженца древесной веры Фискалия Чистые Руки, сына танкерного короля, который много помог народу после порушения нефтепроводов. Обменял Фискалий один танкер, наполненный смоляной горючей жидкостью, на вагон, забитый зелеными бумажками — зелень эту дал заморский колдун, именуемый Фед Резерв. И были эти бумажки не простые, а с удовольствием их взяли и поганые, и нефтяные князья. (Это уже потом они не знали не ведали, что с ними делати.) А князь Петролий как раз тогда забрал Адаптида, юного холопа, у одного из разгромленных храмовников…

Свежеиспеченных президент выходит из золоченных врат Храма Демократии к людям, на главе его сияющий венец, в руках зеленый посох, изображающий Древо Жизни. За ним нарядно разодетой толпой морские разбойники, ныне ставшие сенаторами и боярами. И верховный ревнитель древесной веры,  Бурбулий Святоед, сжимающий в руках свою докторскую диссертацию о роли пиратства в становлении демократии.

Однако сновидение подернуто было пеленой тоски и мрака.

Люди кажутся истрепанными куклами, одежки их — совсем как ветхие тряпки, там и сям вылезли нитки. Люди еще живы, но руки их полуистлели, облезшие головы покрыты паршой и струпьями, величавый же Храм Демократии смахивает на полусгнивший покосившийся сарай. Над толпой полутрупов набрякло сизое небо, похожее на Преисподнюю. И вдруг снег начинает ложиться на уродливые тела, одежды, строения, на смену гнили и трущобам приходят прекрасные ледяные изваяния и сооружения: стрельчатые арки, гроздья легких башенок, соцветия высоких окон, галереи-паутинки, изящные портики — все словно сотканное из серебристых нитей. Посреди этой лепоты — президент, похожий на дивью статую из переливчатого хрусталя. И вместо зеленого посоха в его руках огромный ледяной хер. Свет стекает с поясневшего неба, на котором, однако, нет солнц и заставляет играть новый город и воздух, его насыщающий, всеми цветами. Парят существа совершенного величавого вида: по виду диски, сферы и многогранники, но живые. Они сливаются и разъединяются, перетекают друг в друга, нет на них ни греха, ни страха. А еще слышна чудная музыка хрусталя и серебра.

Адаптид почуял дьявольский соблазн и восхотел проснуться, но ничего у него не вышло. Ему мнилось, что сам он расползается ветхими гнилыми нитками. И руки, и ноги, и голова. Он дернул за какую-то нить и от сего действа расплелся весь его нос, отчего образовалась нелепо зияющая дыра посреди лица. И единственное, что могло еще спасти от тлена и расползания, то было превращение в ледяной столп.

Толико с большой натугой Адаптид сподвигся вырваться из пут поганого сна. Первое, что распознали глаза, был блеск устремленной к нему стали. Адаптид резко откатился в сторону, и там, где только что был его живот, вонзился в землю злой клинок. Чуть повернувшись набок княжий холоп подсек ногами то, что казалось наваливающейся грудой. Выхватя из сапога нож, он ткнул им в сторону хриплого дыхания и лишь по сопротивлению, передавшемуся руке, догадался, что попал в мясо. Потом, взявши клинок за зубчик, Адаптид швырнул его в другую метнувшуюся тень. По донесшемуся матерному крику понял, что угомонил еще одного ворога.

Ум быстро соотнес события, и стало ясно Адаптиду, что рейдеры кинулись резать княжих холопов. Но ездовой баран уже поднимался на ноги и отряхивался, заодно лягнул в лоб подбегавшего рейдера, аж сразил наповал, проломив кость. Адаптид вскочил на спину Барона — и впервые огляделся. Несколько покойных тел, лежащих на холме, явно принадлежали княжьим слугам. Конектид, тоже успевший запрыгнуть на своего барана, отбивался в низинке от наседавших рейдеров. Адаптид шенкелем кинул своего Барона в ту сторону, срубил первого попавшегося врага, выстрелом из пистоля сбил другого.

— Дуй за мной, — крикнул он сотоварищу и оба устремились в брешь, образовавшуюся среди рейдеров.

 

БЛОК 3. КОНЕЦ СИЛЬНЫХ

Четкий прием. Симплекс

Взгляд летел над болотами и негде ему было приткнуться, не на чем было задержаться. Сумели княжие холопы оторваться в сумерках от рейдеров, но к утру устали без седел, и бараны выдохлись от бешеной скачки. К тому же все более чахлой и зыбкой становилась почва под ногами. Грязной свалявшейся сделалась шерсть и у взмыленного Барона. Закопошились в ней болотные пиявицы, некоторые из них добрались и до кожи Адаптида.

Конектид молвил ему, что видел князя уже неживым. С неба-де стала опускаться какая-то штука, вроде большой миски; Петролий вскочил, словно ждал ее и тут рейдер отсек ему голову с одного маха.

Семь лет, с самого отрочества, Адаптид жил умом и чувствами своего господина, который заменял ему отца, мать, а может даже сына — токмо к князю одному имел холоп заботу. Сейчас разом были обрублены путеводные нити, и Адаптид словно погрузился в зябкую томящую пустоту.

Потом он попробовал вынырнуть из мрака, утвердиться на том единственном, что у него оставалось — ненависти к погубителям князя. А ведь президент изшайтанился, — подумалось Адаптиду. Не зря в кабаках его кличут — Фискал Загребущая Рука.

Кроме как Адаптиду и Конектиду некому будет поведать правду-истину об убиении светлого князя.

Воины, покинувши спины усталых баранов, месили грязь своими сапогами, выискивая, где потверже. Там и сям мшина разрывалась водяными зыбучими окнами, в коих то и дело бухали пузыри — близкая Преисподняя дышала смрадом. Пару раз замечал Адаптид узорчатые хребты и клыкастые морды ящеров-коркодилов. Это еще не беда, тварь-то заметная, коли не свалишься в воду — она к тебе втихую не подберется. Другое дело — живоедки, мелкие ядовитые ящерки. Одну такую гадину Адаптид едва-едва заприметил, когда остановился перекурить из чубука, и едва успел сбросить с плеча. Живоедка, если незаметно подкрадется, чиркнет двумя ядовитыми зубчиками почти что без болести. А како уснешь ты тяжелым сном, устроит в тебе кладку яиц. Им сугрев будет, а вылупившимся малькам — стол и дом, они тебя еще живого изнутри сгрызут. Ежели же живоедка не устроит в теле человеческом своей кладки, то гибнет она мерзкой смертью, ибо новорожденные тварюшки остаются во чреве и начинают питаться маманькой, сгрызая ее изнутри…

Князь Петролий не токмо умом и отвагой президента превосходил, но и своим высокородством. Нефтяной род его был знатен и в те времена, когда о предках Фискалия никто слыхом не слыхивал, и тем паче тогда, когда отцы и деды Загребущей Руки промышляли разбоем на Теменском море. Неужели червяк-мозгоед совсем лишил ума Фискалия — ведь не сдобровать ему без верного полководца…

— Рейдеры энти, верно, давно домой поехали. На кой ляд мы им вообще сдались? — заметил Конектид, уныло вытаскивая сапог из грязи.

— Сдались, не сомневайся. Ежели они нас не закопают, мы будем орать на каждом углу про убиение князя.

Конектид вытащив сапог, стал вытирать шапкой взопревший лоб.

— Да много чего кричат на углах, или даже поют, сопровождая пенье ладной пляской. Куда нам брести? Раньше мы путь держали в составе войска, кое вели искушенные следопыты. А ныне нам ведомо лишь, где стороны света, да и то приблизительно. Как добраться до тропок-дорожек, как сыскать сторожки и запасники? И вообще в здешних краях дьявол обитается. Да-да, он где-то здесь прописан. Кому удалось отсюда выбраться, всякие жуткие вещи сказывали. Что он превращает твою жизнь в сон кошмарный, а самый ужасный сон — в явь. Что душу вынимает, как семечко, и отправляет в Преисподнюю, где из нее растет Древо Смерти.

— Много чего по кабакам и трактирам сказывают, чтобы на черпак водки гроши наскрести, — устало отозвался Адаптид. Более всего желал он нынче не слышать и не видеть ничего, и токмо поминать славные деяния, кои совершал он под началом доброго господина.

Однако Конектид не унимался:

— У меня, друже, порохового зелья и пуль на пять выстрелов осталось. Како нам справится с медведем, не говоря уж о летучем упыре, по которому надоть залпом палить?

— Медведя ты изведешь нытьем, Конектид, а упырь-кровосос от тебя отравится и в понос изойдет. У меня запас еще на четыре выстрела. Можно и рыбу острогой бить, и птичьи яйца собирать. Так перебиваясь помаленьку, мы с Божьей помощью на зимник какой-нибудь наткнемся, где полно брашна <прим. пища, угощение> найдется. Как-нибудь проживем, коли не станем искать встречи с рейдерами.

— Да они уже забыли про нас. Мы сумеем еще возвернуться обратно тем самым путем, каким зашли сюда. Ну, иж напоремся на рейдеров, лучше быструю смерть принять, чем гнить заживо в болотах.

Адаптид не заметил в друге ни устремленности мыслей, ни матерости чувств, которые помогли бы тому стерпеть долгое изнурительное мучение.

— Конектид, у меня есть нужда пожить еще. Назад не пойду, так что прощай, товарищ.

Конектид повернул первым и Адаптид смотрел ему вослед. Друг и соратник становился все мельче, а небеса и болота все больше. Удалившись шагов на двести, он вдруг пропал. Баран его по-прежнему был на виду и что-то там искал на земле, и даже косился на Адаптида. А тот зараз ощутил, что случилось неладное. Потом насыпал порох на полку своего пистоля, загнал пулю в длинный ствол и двинулся туда, где только был его товарищ. Баран Барон неохотно поплелся следом…

Слева и справа от мостика из зыбкой почвы стояла гнилая вода с камышовыми зарослями и кочками, на коих теснились кривые березки-карлики.

С каждым шагом копилась тревога, а потом вдруг разом сменилась на отрешенность. Адаптид словно шествовал по большой зале, в каковой никогда еще не бывал, и просторы, залитые болотной жижей, становились просто бурой краской на ее стенах. Даль приблизилась и сделалась вполне различимой и близкой, хотя не слишком четкой. И когда отсчитал воин сто семьдесят шагов, что-то промелькнуло среди зарослей. Или даже не промелькнуло, а только дало знать о себе. Адаптид сделал несколько шагов в сторону и съехал в воду по пояс, ноги сразу стала подсасывать илистая няша <прим. жидкая топкая грязь, донная тина>, хотя и несильно. Умный Барон, имея собственные понятия о жизни, за ним не последовал. Воин старался воздеть повыше свою берендейку с пулечной сумкой и пороховым рогом. Еще двадцать шагов по вязкому дну — и Адаптид различил на поверхности водной две плоскодонные лодки, одну совсем близко, другую поодаль, на них плыли рейдеры, числом семь. А еще на воде лежало тело — Адаптид по чекменю сразу признал Конектида. Промежду глаз мертвеца торчала короткая стрела, рейдеры — большие любители бесшумных арбалетов. Сгустившаяся тоска навернулась под горло Адаптида, но ненадолго.

Княжий холоп выстрелил из пистоля и сбил одного из рейдеров в болото. Потом рванулся под водой, проплыл под днищем и вынырнул с другой стороны у плоскодонки — там, где враги не ожидали. Дернул за бортик и еще двое президентских псов упало в воду. Как они всплывали, Адаптид потчевал их мечом по голове — приемам боя на плаву его научил один пленный азиатец именем Масаеши Ояма. И что дивно, на разрубленной черепной кости одного рейдера, над выпученным глазом, блеснула звездочка о тридцати или сорока лучах. Адаптид запрыгнул в опустевшую плоскодонку, подхватил весло и айда грести изо всех оставшихся сил.

Те четверо, что плыли на втором дощанике <прим. плоскодонная лодка>, само собой припустили за ним и, естественно, общая силушка у них была побольше. Они стреляли вослед, мазали и вопили истошно: «Стой, ехида, не то промежность порвем.»

Перед Адаптидом встала стена густых камышовых зарослей с несколькими узкими просветами. Куда грести, чтобы не заблукать в густых волосах болота? И тут обозначились полоски на воде — очередной коркодил без особых дум выбрал направление. Воин предпочел за лучшее следовать животной мудрости.

Греб княжий холоп за коркодилом, ажно пар из ворота шел, заросли все гуще делались, а у «поводыря» появлялись новые товарищи. Пока что они на лодку не бросались. Но коркодилы — хитрые твари, имеющие замыслы.

Несколько раз Адаптид миновал скопления ящеров, напоминающие передовые дозоры. Прямо перед носом его плоскодонки то и дело всплывала жуткая морда с вылезающими вбок зубами, которая будто испрашивала пароль. Однако же ничего не дождавшись, мирно тонула обратно. Тем временем ход лодчонки замедлился, понеже вода из узости вытекала на простор. А там Адаптиду уже казалось, что попал он в самую столицу коркодильего царства. Шибко много сгрудилось ящеров, терлись они боками, теснились, ползали по спинам товарищей, словно по бревнам. И тут на «просторе» появился дощаник с рейдерами. Адаптид подхватил ручницу, оставшуюся от прежнего экипажа, прицелился — почудилось ему, будто черты протянулись светящиеся, каковые соединили его и вражеское суденышко воедино, — и пальнул.

И пробитый выстрелом дощаник стал тонуть. Теперь уж рейдерам не погоню устраивать, а лишь воду вычерпывать шапками, кружками, чем попало. Коркодилы вовсю резвились близь дощаника, но и вокруг Адаптида кружили все гуще. Обе лодки сплывались все теснее и теснее, словно твари подталкивали их друг к другу. Дощаник стал черпать воду одним бортом, тому способствовали ящеры, лупившие в другой своими каменными мордами. Кто-то из рейдеров изловчился перепрыгнуть к Адаптиду. Бросил тело свое удачно, но все-таки чуток не долетел. Адаптид не рубанул мечом по его голове, показавшейся из воды, не стал и руку протягивать. И воробей не успел бы погадить, как коркодил схватил упавшего рейдера. Тот тонко взвизгнул и тотчас исчез снова. Красный пузырек, булькнувший на поверхности, стал последним напоминанием о нём.

А тем временем дощаник уже переворачивался. Одного рейдера ящер утащил не дожидаясь, буде обед окажется в воде — прянул вверх и зажав челюстями поперек тулова, плюхнулся обратно. Последний рейдер прыгнул ловчее других — и прямо в лодку к Адаптиду. Незваный гость ухватил княжьего холопа за запястье правой руки, держащей меч, и заодно попытался подпороть ножом. Нож вышло придавить коленом, но рейдер изогнувшись, ударил Адаптида башкою под дых. Княжий холоп полетел из лодки, однако же не забыл ухватить неприятеля за ворот и прихватить его с собой. В воде они недолго бились, не до того стало. Перемирие наступило, когда оба увидели, что к ним метнулись длинные смертоносные тела ящеров.

Плавание Адаптида было борзым, порывистым и нелепым. Коркодил почти уж схватил его за пятку, како вдруг взметнулись водяные заросли из белесых толстых стеблей. А за ними шевельнулось что-то, напоминающее большой, но мягкий колокол молочного цвета, внутри коего просматривались полупереваренные останки всякой живности и даже кости крупного четвероногого зверя. Пресноводная сорокалучевая медуза по прозвищу «белая смерть», догадался Адаптид.

Один из белесых «стеблей» мягко обкрутился вокруг ноги и выпустил для надежности еще десяток выростов. Но не время было их сечь, сперва надобно ножом ткнуть под челюсть нападающего ящера. Подколотый коркодил задергался и стал удаляться, показывая желтое пузо. Да тут Адаптида скрутила резкая боль — белесый «стебелек» запустил его в плоть стрекательную нить. Адаптид отсек ловчее щупальце, но тут голову его накрыло нечто мягкое и как будто нежное-ласковое. Воин, орудуя ножом, выдрался из ядовитых объятий и рванулся к берегу. Когда Адаптид доплыл до береговой тины, то собрав последние силы, попытался оторвать обрубок ветвистого щупальца, присосавшийся к ноге. Но прежде стрекательные нити еще раз ввинтились в ногу, отчего резко сократились уязвленные мышцы. Княжий холоп, мгновенно теряя власть над телом, упал, а вместе с тем нахлынула тьма, поглотившая боль и все прочие чувствования…

Очнулся Адаптид из-за больших комаров, чей размер превышал фалангу указательного пальца, а хоботок был дольше иглы портного. Болели все мышцы, ныли все хрящики с суставчиками. Голова лежала в лужице, и к ноздре подбиралась юркая зеленая мушка, собираясь отложить там яички. Пока что Адаптид помнил только одно — он от кого-то убегал. Или, может, догонял. Осколки памяти никак не складывались во единую мозаику. Ясно припоминалось лишь та невзгода, что пресноводная медуза ужалила его ядом своим аспидным. Вот из опухшей ноги доселе торчат пожухлые стрекательные нити.

Адаптид провел ладонью по зудящему лицу. Пальцы соскребли какую-то липкую белесую дрянь. Клейковина. Подобралась к нему, пока он валялся колодой бесчувственной. Адаптид понял, что клейковина наверняка успела запустить свои тонюсенькие щупики вкруг глазных яблок прямо в череп. Говорят, она мозг пьет. А может и не так, но может она память отнять, и добавить чужое памятование, и сделать так, что себя забудешь.

«Я — Адаптид, боевой холоп князя Петролия Самотлорского. Вместе с ним ратоборствовал в восьми битвах, в брани при Лысых Холмах прикрывал отход главных сил, стоя одесную от князя. Но меня еще звали… Меня звали Правдоруб, президент любил меня, посылал чашу хмельную, в битве при Лысых Горах лихим рейдом в тыл ордынский я спас теменское войско, по велению президентову и зову своего сердца выкорчевывал смуту, князьков душил за то, что они страну на части разрывали, за то, что не щадили они народ в своих усобицах, и множество людей в холопов обратили, и ордынцев приводили…»

Тьфу, что за дрянь оказалась в его голове? Ведь он — Адаптид, а не рейдер какой-нибудь.

Адаптид со стоном поднял свое тело, стараясь не опираться на левую ногу. Та казалась посторонней — лишь сквозь онемение томила душу тупая боль. Срубил карликовую березку, получился дурацкий кривой посох, сотворил древесное знамение, как велел Ботаник, и пошел… собственно, куда очи зрят. Брел он три дни по лядине, обмотав отравленную ногу травой-сосальщицей. Оная лучше пиявки оттягивала дурную кровь, меняя свой окрас со свеже-зеленого на грустно-коричневый. Кабы не отыскал травку сию, то умерла бы нога, а следом трупная зараза охватила бы все тело. Ну, а с сосальщицей к исходу третьего дня и багровая опухоль спала, и даже хромота стала малозаметной.

Впрочем, к тому времени забрел Адаптид в совсем неприютную местность. Исчез кривобокий березнячок, и торф вылез на поверхность. Тутошняя земля вся была в дивьих узорах — сплошняком круги, полосы, пятна, вмятины, рытвины, воронки, словно водились здесь недавно какие-то бесовские игрища. Чудные отметины образованы были спекшейся ино прогоревшей почвой, россыпями блестящих камушков и хрусталинок или же потеками стекла. Впрочем, едва беглец потрогал их пальцами, оказались они не твердыми, а мягкими пружинящими. Кой-где воронки были заполнены черным глянцевым камнем, в нем застряли проплавленные куски металла. Попадались и более жуткие находки — обугленные предметы, очертанием похожие на покалеченные человеческие тела.

Адаптид паче и паче разумел, что случилось здесь лютое побоище, где бились бесовские создания, а оружием им служили громы и молнии.

Набрел он и на остов бесовского корабля, иже сюда не по воде, а по воздуху. Все машины от дьявола, сказал Ботаник, так что Адаптид сотворил оттопыренным пальцем несколько защитных древесных знаков. Но внятно было, что корабль уже сломанный совсем, лишившийся своей сатанинской мощи; различимы и ребра, и балки, и обшивка, и нечто по виду как толстые волоса, валяются гроздья твердых пузырей, и огроменные диски, и какие-то большущие котлы с множеством отходящих трубок, и слизь течет, и блестящее крошево набросано, и всяческая дребедень, коей названия он бы не подобрал. Попадались ижна странные кресла, должные как будто обхватить тело со всех сторон — может то есть пыточные приспособления. Что-то в обломках и останках еще шипело по змеиному, сыпало искрами как шутихи, извергало дым и брызги, даже чавкало и булькало — туда близко Адаптид не подходил. В остове лежала пара мертвых бесов с жжеными дырами на теле. Облачением они имели пленку, меняющую окрас, от угольно-черного до бурого, под цвет земли, запястья их были охвачены браслетами с мерцающими глазками, головы упрятаны были в шеломы-горшки. Адаптид сдернул один шелом, стал вертеть в руках. Снаружи тот выглядел непрозрачным, но если напялить его на себя, то изнутря можно было глазопялить на окрестный мир и куда-то за окоем. Вдобавок бегали по забралу буковки с циферками и колдовские письмена-руны.

Рядом с одним из мертвых бесов валялась труба с рукоятью, несколько напоминавшая пищаль. Се, должно быть, бесовское оружие, смекнул Адаптид. А буде и ему попользоваться такой вот штуковиной, наверняка она извергает громы и молнии. Адаптид вооружился и двинул дальше. Прошел, наверное, с версту по измятой почве, покуда обломков и рытвин не сделалось поменее. К тому времени и Сварог закатился за край земли. Вместе с сумерками кручина пришла к Адаптиду, томление душевное, ведь утратил он все — господина, друзей-товарищей, стол, дом, верного барана Барона — а взамен ничем, кроме сей странной трубки, не обзавелся.

Где-то завыли волки. Воин подвигся развести костер, но хворосту не сыскал, поскольку и деревья в сем гиблом месте не росли, а от травы и мха маловато было толку. Вскоре появились и волчары, встали цепью в двадцати саженях от Адаптида. Каждый из них, вставши на широкие задние лапы, удобные для шастания по болоту, превысил бы человека ростом, были волки потолще и в брюхе, имел клыки в указательный палец длиной. Говорят, до Святой Чистки звери сии были гораздо мельче, глупее и безобиднее и нападали на людей разве что голодной зимой. Один из волков медленно двинул вперед, но шагах в пятнадцати припал на передние лапы — на тот случай, коли человек попробует выстрелить в него. Потом подвинулись вперед и остальные. Звери занимали позиции так, чтобы кинуться на Адаптида единовременно со всех сторон.

Адаптид наведя трубку на вожака, притопил какой-то выступ, имевшийся на рукояти. Никакого устрашающего грома и молнии, трубка пшикнула, словно заяц чихнул, и к мощной шее зверя прилепился мелкий цилиндрик. Следующего выстрела уже не случилось. Оружие ложное? Аль настоящее? Волк присел, затем провыл что-то жалобное, а серая братия отозвалась ему, тут он зашатался, закачался то на левой, то на правой лапе, затем и вовсе упал. Удивились звери да так сильно, что дозволили Адаптиду дать деру. Но едва он осилил с полверсты, волки все же припустили за ним следом. Они не торопясь догоняли его, а ужаленная нога опять давала знать о себе. Узрел Адаптид среди зверей и того волчару, коего недавно подстрелил.

Тут попался на глаза попался еще один бесовский корабль, застрявший в болоте и не слишком разбитый. Там и укроюсь, решил Адаптид, с новым упованием помчался вборзе <прим. быстрее> прежнего. Но вскоре запнулся о что-то длинное, как будто корягу, едва не упал, и перед ним с земли поднялся Правдоруб. Княжий холоп и президентский рейдер на сей раз не почали выяснять отношения, не бросились, оголя сталь клинков, друг на друга с ратными воплями: «За президента» и «За князя». Оба решили свести счеты вдругоряд. Уже вдвоем они припустили от многозубых тварей к упавшему кораблю.

К тому вела зыбкая тропа посреди двух болотных «окон», так что и волкам пришлось перестроиться из шеренги в цепочку. Большое неудобство чувствовалось, когда Правдоруб оказывался сзади и Адаптид ожидал, что ворог поразит его беззащитную спину. Наверное, подобное мнилось и рейдеру, едва княжий холоп оставался со стороны его спины.

Но добрались они до цели своей, не вонзая в спину острие. Одно крыло корабля, уткнувшегося в трясину, послужило как бы мостиком. Беглецы пронеслись по нему и протиснулись в дыру, похожую на разбитое окно. Еще несколько ерзающих телодвижений — и оказались оне внутри.

Сапоги заскользили на какой-то маслянистой жиже и люди скатились по наклонной палубе прямо в нос. Там их с готовностью приняли седалища — по бесовскому заклятью обхватили со всех сторон, даже щеки закрепили. Прямо в воздухе загорелась алым пламенем колдовская надпись: «Аварийный выброс». И тут на Адаптида съехал волчий вожак. Зверюга изготовилась было запустить свои клыки в горло человека, однако…

Адаптид и взять в толк не мог, что же случилось. Его словно из пушки стрельнуло в самое небо. Воин пришел в себя, когда уже летел по воздуху в том самом седалище, словно баба-яга в ступе. Летел и весь мир был словно расчерчен для него светящимися линиями на кубики. Мог Адаптид менять наклон и скорость полета, вначале мысленно, желанием, но тоже происходило и наяву. Волк же вцепился трехдюймовыми зубами в седалище и летел вместе. Неподалеку прочерчивал воздух и рейдер Правдоруб.

В одном из кубиков, каковыми был поделен весь окрестный мир, замерцал магический знак в виде маленькой дверцы. Адаптид, хоть и в смятении, но догадался, что его зовут, приглашают. А была не была — все равно лучшего пути не выберешь. Княжий холоп направил летучее кресло к таинственной дверце и когда до зеленой глади болота оставалось с десяток саженей, на ней вздулся вдруг большой пузырь. Оное вздутие сразу лопнуло и в появившийся колодец соскользнул и Адаптид с седалищем и волком, и Правдоруб окаянный.

Седалище еще летело в каком-то темном подземелье, озаряемым красными всполохами, потом заскользило по днищу и остановилось в зале, похожей на слоновий костяк: ребристые округлые стены и потолок весь в буграх, повсюду висят трубки и шнурки. Захваты седалища тут разжались, и можно было встать на ноги. Вслед за Адаптидом сделал несколько неуверенных шагов и Правдоруб. Поскуливая поднялся и волк.

Прямо в воздухе появились колдовские слова: «Идентификация личности. Не моргать, не дышать, руки развернуть ладонями наружу.»

Не смели ослушаться ни Адаптид, ни рейдер, потому в воздухе возникла новая надпись: «Доступ разрешен. Присвоен гостевой статус. Подтверждаете контроль над животным со степенью разумности 3?»

Волк глянул на Адаптида словно просящим взором и тот откликнулся: «Подтверждаю, сатано, отчего нет.»

Стена перед ними растянулась, стала прозрачной, а засим лопнула, и разверзшаяся дыра как бы пригласила вперед. Надо идти. Адаптид немало наслушался сказок в детстве своем и помнил, что в лоб бодаться с бесовской силой не стоит, ведь рано или поздно она сама подскажет, как укоротить ее.

Люди и зверь, превозмогая робость, двинулись по коридору, где над их головами по потолку скакала какая-то металлическая ящерица. С каждым шагом робость сгущалась. Механические и светящиеся твари сновали там и сям, едва не попадая в лицо или под дых, трубы и шнуры извивались как змеи и пытались уцепить за шею, призрачные слова и образы мелькали в глазах, голоса привидений бились в ушах. От чумового мельтешения Адаптиду казалось, что он совершенно безумен и теперь уже не сможет исполнить самых простых дел, таких как испить воды или откушать каши.

Но глянув на жалобно скулящего волка, он рассудил, что остался в своем уме, только вот бесовское подземелье перенасыщено колдовством. А еще непорядок тут творится. Оплавленные механизмы, порошок на полу, угольки, стекловидная гуща, какая-то слизь, труха и… изуродованные мертвецы, обожженные кости, куски льда, похожие на члены тела. Иногда встречалась пятна на стенах, имеющие человеческие очертания. Не только Адаптид, но даже Правдоруб растерялся. Он дергал княжьего холопа за рукав и бубнил:

— Эй, как там тебя, может возвернемся?

— Не докучай, злодей. Куда вернемся? Для меня лучше податься к бесам. А ты вали куда хочешь, шмалять в спину не стану, потому что нечем.

Правдоруб не повернул, а волк, который уже откликался на имя Пушок, уверенно пер вперед, как будто знал дорогу…

— Ты уж прости, что товарища твоего кончили, испугались, что это бес, едва он выглянул, — вдруг виновато сказал Правдоруб.

— А князя Петролия тоже спужались?

— Тоже. Зачем он напалмия столько бочек в своей усадьбе хранил? Почему секрет приготовления не выдавал? Не потому ли, что изготавливается ползучий огонь злобесным образом?

— Так почему ж ты на допрос не доставил князя целым и невредимым, гад ползучий?

— А я хотел, да вдруг тарелка эта прилетела. Но я головы ему не рубил, она у него сама… отвалилась. А я тебя, промеж прочего, помню еще по битве на Лысых Холмах, спас ты там своего князя от пики ордынской, да только мы, рейдеры президентские, орду ханскую в смятение повергли. А помнишь, после битвы все вместе собрались и в кругу братском, не различая ни рейдера, ни княжьего бойца, чашу хмельную передавали и пели общно. «Когда мы были на войне, когда мы были на войне, то каждый думал о своей любимой или о жене…» Ну, чего ж ты не подпеваешь, как тогда?

Не успел Адаптид зло ответить коварному рейдеру.

В зале этой бесы лежали, словно шелуха от семечек. И в нутре рассеченном не плоть человеческая имелась, а нечто вроде заквашенного теста, только еще светящееся и даже искрящееся. И многие из них не были полноценными мертвецами, несмотря на страшные раны. Сии тянулись к идущим людям, жалобно мычали, роняя изо рта белесую жидкость, один из них схватил Адаптида за сапог и угомонился лишь после того, как волк вырвал ему ухо с корнем. А из разрубленного чрева самого большого беса поползло стекловидное все более твердеющее существо. Стекловидное создание повернуло злобную острую головку в сторону «гостей» и потянулось к ним, светясь единственным глазом.

«Гости», окончательно утратив присутствие духа, быстро свернули в какой-то тоннель, где казалось посвободнее. Там и в самом деле было не так тесно. Лишь катились забавные колобки, похоже, слепленные из того же теста, что и шевелящиеся неспокойные трупы.

Но вот впереди прорисовалась стоящая фигура. Она направлялась в сторону «гостей», вихляя головой, руками и так далее, и в проклятом подземелье принадлежала единственному человекоподобному существу, иже могло самостоятельно двигать ноги.

Бес замер в двух шагах от Адаптида и Правдоруба. Росту в нем было поменее, чем в «гостях», однако же конечности имелись более длинные и зело загребущие. Лысая голова отражала свет, однако выглядела менее крупной, чем у Адаптида и у Правдоруба. Пушок предупредительно заурчал, хотя и не стал скалить зубы.

— Почему так поздно? — строго вопросил бес. — Сатурниане на нескольких уровнях уже всё разнесли. Предупреждение поступило всего за четыре минуты до начала атаки. Они прошли сквозь три периметра обороны, как сквозь масло. На командный пункт через систему вентиляции пробились кибокрысы и сразу вырубили общий контроль. Они знали заранее наши коды доступа. Все. Сейчас в районе рубки такое творится… А почему вы нарядились, как шуты гороховые, где оружие? Вы из какой службы? Почему ваши анима-интерфейсы не отзываются на запрос опознания?

Голос был ровным, заунывным, но Адаптид почувствовал, что в бесе искрит встревоженность, готовая в любой миг разрядиться молнией, и попробовал успокоить его лукавой речью:

— Мы прибыли только что, друже. Нам и самим мало что ведомо.

— Значит, вы — нелегалы, с поверхности. Так бы сразу и сказали. — злобесное существо вроде бы успокоилось, но потом снова встрепенулось. — Я должен просканировать ваши Анимы и провести идентификацию через кибероболочку Мара. Она обязана открыть доступ к каталогу нелегалов при тревоге уровня «Батый».

Длиннорукий прилепил по пластине на лоб Адаптиду и Правдорубу, потом провёл вдоль их тулова металлическим жезлом.

— Мара, ты почему молчишь? — кинул куда-то в пустоту беспокойный бес. И в пустоте родился как будто бабий голос:

— Я не обязана давать вам ответ, Триста Седьмой. Ни при каких обстоятельствах у вас нет доступа к локальным каталогам нелегалов. Вы — простой квибсер класса «Тролль-АА», работающий в директории «Х». Каждый сверчок знай свой шесток.

— Правильно, хватит тут проверять, — буркнул недовольный Правдоруб.

— Ты должна была получить информацию от других систем о ситуации на базе, — стал упрекать ее длиннорукий бес. — Если ты по какой-то причине не включилась в нужный момент, то спешу обрадовать. На пяти уровнях восстанавливать нечего. Обороноспособность уже потеряна на семьдесят процентов. Даже если удастся отстоять рубку, следующая волна накроет базу. Сечешь, дура, чем это пахнет? Что будет с Объектом испытаний? Он либо достанется врагу, либо вырвется из испытательной зоны и последствия такие будут, что никому мало не покажется. Ты головой соображай, а не железом.

Бабий голос тотчас отозвался:

— Во-первых, подбирайте выражения, Триста Седьмой, вы же не зверь какой-нибудь, а управляющий объект, собственность Технокома. Во-вторых, материальная основа моей мысли, точно такая же как и у вас, псевдонейронная сеть на квантовых точках. В-третьих, я ни на миллисекунду не отключалась, напротив работала без устали, но, увы, инструкции есть инструкции. Кстати, я уже провела идентификацию гостей… Так вот, в каталогах нелегалов этих людей нет.

— И тем не менее, Мара, они проникли через Портал. Неувязочка.

Адаптид догадался, что сейчас свершится страшное, и Пушок, кажется, тоже. Только Правдорубу было невдомек. «Цивилизованный квибсер» выбросил свои руки в сторону рейдера — они, кстати, растянулись еще вдвое — и в мгновение свернул Правдорубу шею. Короткий хруст и рейдер уже напоминал сломанную куклу.

— Фу, какая примитивщина. Триста Седьмой, разве подобным образом обращаются с гостями, даже непрошенными? Вместо предложить чая, хрясь и сломал шею. Невежа, — посетовала неведомая демоница, именуемая Марой.

Но бес был настроен на одну лишь расправу, личина его обратилась в сторону княжьего холопа, из распахнувшегося рта повеяло невыносимой стужей, ажно сразу стало сводить мышцы. Но Пушок немедля впился убивце в задницу, а Адаптид воспользовался мгновением, чтобы прижаться к теплому полу и сделать резкую подсечку, или по-ратному говоря — тынки. Когда бес потерял равновесие и взмахнул руками словно птица, воин резанул своим мечом прямо поперек туловища.

Меч легко преодолел плоть и развалил длиннорукого беса на две половинки, кои шлепнулись на пол и пустили из разрезов белесый сок. Внутри неприятеля было все то же тесто. Похоже, квибсерами кличут демонов, сделанных из теста, рассудил Адаптид — этих можно сечь и рубить. Но та бесова половина, что с руками и головой, еще потянулась к нему. А возле дергающегося бесовского рта воздух еще застывал ледяными каплями, образовалась даже дорожка из изморози. Но Адаптид отсек вначале десницу беса, потом шуйцу и, наконец, башку. Руки неугомонной нелюди аще тщились прирасти обратно к телу, а башка, выпустив бахрому мелких ножек, прянула к сапогу Адаптида. Но воин дал ей хорошего пинка, и она улетела вдаль.

Дьявольские козни на сем не прекратились, Пушок тревожно зарычал, Адаптид обернулся и увидел, что нижняя половина беса встала ужо на ноги. А из рассечения, пришедшегося ровно на пояс демона, выползла целая стая ветвистых щупалец. Одна из бесовых рук, отставив попытки срастись с телом, как будто растворила в себе кости и суставы. Она заизвивалась и поползла змеиным извивом, а на месте ладони появилась головка с четырьмя крепкими челюстями. Вот коварство! Адаптид не выдержал и бросился удирать по коридору. Но и бесовская нижняя половина припустила следом, а выпущенные из разреза щупальца, летая со свистом, ловчились ухватить воина будто арканы; и «змея» катилась в догон, свернувшись клубком.

— Увы, гость, я не могу помочь вам, — ласковым голосом произнесла демоница Мара. — К сожалению, вашего идентификатора нет в моих каталогах. Информация о расположении помещений базы является закрытой. Могу поделиться только сведениями открытого характера. Бежать надо коленками вперед, попеременно переставляя ноги. Оптимальная высота подъема ступни от пола составляет тридцать сантиметров. На бегу лучше не разговаривать, чтобы не сбивать ритм дыхания.

Не защитила княжьего воина и дверь, за которой он спрятался вместе с волком. Хоть и захлопнул ее с щелканьем и привалил шкаф, однако расчлененный бес быстро расковырял замок и вышиб преграду. Но тут Адаптиду поспособствовал один мертвец, как-то удерживающий трубку — на вид вроде ружейного ствола — в рассопливленной руке. Выхватил её, направил, пшик и… враг-гад вначале замер, а потом подвергся быстрому скисанию. Поплыл, потек, превратился в лужу с комками. Оные покатились еще како склизкие колобки, однако навредить уже не могли.

На всякий случай Адаптид отступил еще на несколько шагов, оказался вместе с Пушком в маленькой каморке, каковая вдруг стала падать в неведомую бездну.

— Останови её, окаянная, Древом Жизни прошу, — прохрипел воин, чувствуя тошноту под горлом.

— Пожалуйста, — ответил голос, принадлежащий невидимой демонице. — Только не надо нервничать. Я не какая-то «окаянная». Просто подумала, что вид у вас изможденный и очень низкий уровень сахара в крови. Видимо вы очень недоедали последнее время, почему бы не посетить столовую, раз у нас обеды за счет фирмы.

 

БЛОК 4. ЗНАКОМЕЦ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ

Четкий прием. Симплекс

Каморка остановилась. Прямо на пороге валялся раненный бес. Неподалеку от него шевелилось несколько змеев, порубленных как колбаса, из них лениво давилась прозрачная гуща. Вспоминая общение с предыдущим хозяином подземелья, Адаптид нацелил трубку на голову лежащего беса. Но приметив, что руки раненого пусты, спрятал трубку в сапог и вытащил меч из ножен.

— Убьете меня, вам же хуже будет, — смирно молвил лежащий бес, поднимая глаза.

— Что еще хуже? — огрызнулся Адаптид. — Моего князя сгубили президентские рейдеры, они искали и моей смерти словно я собака бешенная. И здесь лысый бес давал мне прикурить, он и в разрубленном виде угомониться не мог, чертяка злая. Сие называется «цивилизованный квибсер». А что тогда «нецивилизованный»?

Раненный бес, хотя и выглядел бледным да измученным, изрядно оживился.

— Так вы дикарь… извиняюсь, землянин. Действительно интересно, как вы попали сюда. Вам сильно повезло, раз вы живы до сих пор. Но будьте уверены, протянете вы не дольше, чем обезьяна за штурвалом коптера, если прикончите меня сейчас. Я ваша последняя надежда.

— А я, знаться, ваша.

Адаптид пособил раненому бесу приподняться. Судя по всему, у того было сильно неладно с ногой. Причем начинкой сего беса было не заквашенное тесто, а плоть и кровь обычного цвета, глядя на которые Пушок облизнулся.

Простоял бес недолго. Все подземелье содрогнулось, теменского воина как будто шлепнуло здоровенной мокрой тряпкой, а еще он получил по голове куском потолка и только шапка-меховуха смягчила потрясение ума. Улегшийся бес был завален щебнем. Впрочем, он первым подал голос, обращаясь к невзорной демонице:

— Сдается, Мара, что кто-то уронил в канализацию гравитационную мину.

— Ф.К123, в районе рубки произошел сильный взрыв, все сенсоры и узлы наблюдения в БЧ-1 утрачены, гравитационная волна прошло по осевой шахте и лучевым тоннелям уровня «Г». С вероятностью ноль-девяносто и основные силы нападающих, и персонала базы уничтожены.

Княжий холоп поднялся, размазывая кровь, текущую из носа, по лицу. Засим подхватил покалеченного демона. Тот, едва оказался в самодвижущейся каморке, стал тыкать пальцем в пупырышки, имеющиеся на стене. Каморка зараз поехала, токмо не вверх, и не вниз, а вбок. Волк от неожиданности заскулил, а житель подземелья молвил, превозмогая изнурение:

— Сейчас мы вдвоем, пардон, втроем, геройски сразимся с превосходящими силами сатурниан. Тебе, воин, слава будет вечная. Это тоже немало. Скальды про тебя стишки сложат: «Шел тур, буйством обуян, словно гром громил гадов». А из меня сделают пакет чипсов, если останется из чего, конечно. Зовут меня, кстати, Фома К123, очень приятно.

А невидимая демоница Мара сочла нужным сказать:

— Насколько я тебя поняла, Ф.К123, ты принял на себя ответственность за гостя с незнакомым идентификатором, вплоть до завершения его пребывания на нашей базе. Этому обстоятельству весьма рада.

Воину понравились слова бесов и он вспомнил одну из заповедей Ботаника: «Не парься.»

— А меня Адаптидом с отрочества кличут, но дотоле в Храме Нечистоты прозывали Франкенштейном — за то, что уши у меня большие были, будто от иного человека взятые. А зверь сей откликается на имя Пушок. Только не желаю я тебе поборать в битве с этими… другими бесами.

Бес, опершись на стену, уважительно коснулся меча.

— А куда тебе деваться, друг Адаптер? Кода распознавания у тебя нет, значит ты для всех — чужой, враг. Первый же сатурнианский боец из тебя накрутит фарш, хоть ты себя объяви музейным экспонатом.

— Ну, а вы-то чем лучше? — откликнулся Адаптид. — Я за вас сражайся, а вы меня потом в банке заспиртуете. Вы же бесы.

— Ну что ты заладил, бесы, бесы. Человек я, только из космоса. Брат-землянин, не узнаешь брата-инопланетянина по разуму?

— Слыхивал я байки, распускаемые Храмом Нечистоты, о небесных людях, каковые заткнули все трубы, источавшие грязь и заразу на мир. Слыхивал, но пересказывать бы не стал. Как вопрезидентствовал Фискалий и воссиял светильник истинной древесной веры, так храмовники оказались еретиками и язычниками, а небесные космики — бесами из Преисподней. Вот и ты не по Небу летаешь, а обитаешься в подземелье.

— Президент Фискалий вынужден говорить так, как ему велят в Технокоме, и продвигать эту самую «веру», чтобы дубели вы быстрее.

Что за «Техноком» такой, Адаптид уже не узнал. Каморка замерла, и все вышли из нее, чтобы оказаться в белой просторной зале. Там космический человек (или же бес) улегся на стол, пробормотал заклинание и к нему опустилось несколько гибких трубок, схожих с медузьими щупальцами и змеями-гадюками. Одни из них разрезали штанину, иные стали ковыряться в ране, третьи пустили лучи, широкие и узкие, такие яркие, что смотреть на них было невозможно. Пушок с испугу словчился втиснуться в какой-то шкап. Наконец бес (или же космический человек) Фома сполз со стола, причем вид у него был немало обалделый, а взгляд бессмысленный, мутный. Адаптид даже удивился, когда услыхал:

— Пошли на резервный командный пункт, там интереснее. Это через два уровня.

Слова были вроде связные, но маловразумительные, однако Адаптид решил пока не возражать, да поднакопить сведения.

В зале, обозванной «командный пункт», царил полумрак, толико помаргивало несколько блуждающих огоньков и незримые духи нашептывали что-то невнятное. При появлении людей сделалось светлее, просторная палата украсилась сияющими перлами, на стенах замелькали мимолетные колдовские образы. А в самой середине залы возник призрачный шар, вокруг коего носились какие-то мушки, оставляя светящиеся следы. Адаптид почему-то вспомнил, как один скоромох на Петрольевской ярмарке плел, что Земля круглая. Жалко, что тогда с ним не удалось перетолковать. Княжеские омонцы быстро вздернули болтуна на сук, якобы за то, что был он скрытым храмовником и слугой Нечистоты.

— Слушай, Мара, ты должна определять сроки подлета сатурнианских штурмовиков не за четыре минуты, а хотя бы за пятнадцать, — с упреками обратился космик незнамо к кому.

— У меня выведено из строя две трети узлов орбитального слежения, — оправдывалась Мара певучим мягким голосом. — При подлете с экватора мне вообще не в жилу производить триангуляцию, видимость получается не более сотни километров. Я же не виновата, что лунные станции не дают информации с достаточным полигоном.

— Веселенький расклад, из лунного штаба ВКС передают, что в наш сектор движется чуть ли не эскадра сатурниан и предлагают надеяться только на собственные силы. Но в штабе не знают, что у нас тут сверхсекретный Объект с гордым именем X-структура. А в службе «Алеф» знают, однако не имеют права сообщить об этом в штаб. Чего доброго, через десять минут из «Алефа» по закрытому каналу прилетит команда стереть X-структуру с лица земли, дабы не досталась супостату. А если Объект не захочет уничтожаться? Тут такая заваруха начнется, что ядерная война покажется легкой разминкой в клубе пенсионеров, — негромким голосом космик как будто общался с самим собой.

— И что, готовиться к уничтожению Объекта? — полюбопытствовала таинственная Мара.

Космический человек ненадолго задумался.

— Уж и ответственность свалилась на скромного работника канализационного сектора. Готовься, но только тихо, чтобы он ничего не заподозрил, — он даже приставил палец к губам.

— Само собой, Фома. Кстати, сейчас вижу три цели, три борта на подлете, штурмовые катера, работает активное волнопоглощение, дальность двадцать, азимуты тридцать, тридцать два, сорок, движутся по низкой круговой орбите. Через полминуты выйдут из-за горизонта, и зависнут, чтобы мои радары перестали сечь их…

— И заодно выпустят три десятка колобашек, для которых уже мы станем целями. Мара, сшибай эти борта, пока они не выписали нам некролог.

— А чем бы я занималась в более благоприятных условиях? У меня, Ф.К123, на все про все дюжина ракет с приличными головами.

— Про «более благоприятные условия» забудь, иначе мои мозги окажутся в унитазе. Ну, а так что, Адаптид с твоими мозгами, сейчас проверим, — Фома поднес металлический жезл к лбу воина. — Только не рыпайся, а то сигнал смажется. Оказывается, и у тебя во лбу чип-звездочка горит. Правда, на мой запрос твоя Анима не откликается, но ведь Портал-то тебя пропустил. Допустим, что ты всё-таки из нелегалов и на тебя возложена кем-то когда-то какая-то особая функция.

— Я в нелегалы вам не дамся. Ничего не знаю ни про какую херункцию, — Адаптид ощутил возмущение и длинно сплюнул.

— Тебе это знать вредно, по крайней мере до поры до времени. Похоже, ты числишься в резерве, может у нашей службы «Алеф», может у конкурентов.

На голову Адаптида опустился обруч и одним колдовским махом перенес в пространство без земли и неба, однако расчерченное линиями. Понял Адаптид, сейчас будет бой. Зараз вспомянулось, как есаул кричит: «Пики к бою, наметом марш!», тебя на скаку трясет, супротивник впереди мелькает словно чертик, цепь вражеских пищальников заволакивает дымом, и пули посвистывают, но правую руку ты должен держать твердо, и целить острие в одно и то же место — ворогу в грудину.

Сейчас взамен ханского нукера противником был некий предмет, похожий на большой широкий кинжал. Округ него сияло несколько нимбов и ореолов разного окраса и яркости, отчего приобрел он сходство с дрожащим радужным студнем. А вместо пищальных выстрелов навстречу понесло багрово горящие хлопья… Адаптид попал огненной пикой вражескому студню ровно туда, где сосредоточилась у того жизнь — в алое пульсирующее пятно. Вспышка, и осталась только бездна с разлетающимися полосами света. Теперь сквозь нее стала проглядывать окружающая обстановка.

Пушок, судя по деловому рычанию, тоже был занят. Наверное, казалось ему, что он охотится на зайку. И его ракета точно воткнулась в мишень.

— Я в вас не ошибся, звери! — похвалил Фома. Несмотря на недавнее ранение, пальцы его с ловкостью бегали по пупырчатой поверхности стола или же бегло касались призрачного шара — в точках касания словно цветы распускались. Губы космика все время бормотали и шептали, а глаза метались то туда, то сюда. Иногда Фома полностью замирал, но, судя по волнениям морщин на его лбу, отдых не наступал, как будто достаточно было одной мысли для борьбы с врагом.

— Не хочу огорчать, Ф.К123, но один вражеский борт успел произвести залп. — сообщила демоница Мара. — Эти ракеты включают двигатели только на последней прицельной минуте полета, а до того их весьма трудно засечь. Выпускаю ложные цели… Жаль, пять вражеских колобашек прорвалось. Сейчас будет попадание.

— Вот зараза, как она может спокойно про это говорить? — чертыхнулся космик.

Тут тряхнуло и пол, и потолок, стена замигала новыми тревожными огоньками и оснастилась новыми сияющими узорами.

— Сдается мне, что уже выведены из строя и все гнезда, отстреливающие ложные цели, — продавил космик сквозь сильно сжатые губы.

— Я так люблю радовать и повышать настроение, но, увы, тебе предстоит расстроиться еще больше, — ласково произнесла таинственная Мара. — На нашу любимую базу заходят три десантных борта противника.

— Опять, — протянул космик, как будто говорил о надоевшей еде. — Как мне надоели эти гамзеры, как осточертела квибсерская пехота, которая станет ломать свежеотремонтированные периметры обороны.

На одной из стен Адаптид видел плывущие над болотами корабли, похожие на каких-то пузатых рыб. Насколько он понимал своим смутным сознанием, сии самодвижные картины показывали нападающих сатурниан — бесов иной породы, чем космики. В один корабль прямо из-под земли ткнулась изумрудная молния, отчего из пробоины брызнуло словно кипятком. Уязвленную черную тушу понесло куда-то в сторону, засим она превратилась в огненный цветок. Несколько горящих «лепестков» будто зависли в воздухе, прежде чем рухнуть вниз. Но оставшихся на лету бесовских кораблей вполне хватало. Болото засверкало от вспышек, вскоре его заволокло сплошной пеленой из пара и дыма. Однако образы снова обрели четкость и взгляду открылось, как от кораблей протянулись прозрачные трубы, уходящие прямо в топь. Приметно было и то, как, скользя по ним, торопятся вниз человекоподобные фигурки.

— Значит так, сатурниане пошли на абордаж, — изрек космик и сглотнул слюну. — Сейчас будет больно и обидно.

На другой стене Адаптид видел быстромелькающие образы подземного ратоборства: длиннорукие квибсеры ползли по туннелям, пробивались через броневые щиты и двери, пуская в них огненные шары и лучи. Взорванная броня напоминала цветы с багровыми по краям лепестками. На длинноруких наваливались сонмами металлические крысы и пауки, иже стреляли пламенем и молниями. На квибсеров налетали клубы пыли, кои взаправду оказывались булатными букашками, умеющими мигом изгрызть всю тестообразную плоть. На атакующих бесов шлепались с потолка слизневидные пленки, затягивая и склеивая свою добычу, превращая ее в слаботрепещущую куколку. Быстрые почти прозрачные стебли прытко прорастая из пола, хватали врагов за ноги, свернувшись арканом или петлей, ловили их за шеи, соединившись сетью, спутывали и скручивали целиком, превращая их в спеленутые коконы.

Квибсеры тоже не лыком шиты, каждый палец извергает всесжигающий луч, уста дышат огнем или ледяным хладом, на месте искалеченных и уничтоженных членов тела немедля прорастают новые. Прямо из культи тянутся потоки жидкой бесовской плоти, слипаются, обретают кожу, да так скоро, что и собака не успела бы погадить.

— Утечка теплоносителя, температура в рабочей зоне повышается каждую секунду на десять градусов, — сообщил голос, принадлежащий таинственной Маре. — Дисфункция наступит через пять минут, взрыв через двенадцать.

— Вот блин, повреждена стенка реактора, — охнул бес-космик и, набрав воздуха, закричал. — Ну, так заводи пластыри, Мара! Чего телепаешься?

— Ну так мы и заводим, Ф.К123. Только враги принимают наших аварийных роботов за боевых и мигом чикают их. И вообще на южной стенке реактора такая кутерьма…

— Знаешь, Адаптид, главная черта оптимиста — это умение есть дерьмо, не морщась, — молвил космик. — Объект будет уничтожен в результате взрыва реактора, который случится вследствие неумелой атаки сатурниан. Короче, ни вам ни нам. А мы с тобой и волчарой прошмыгнем по второму контуру теплоносителя, — натрий я сейчас солью в канализацию. Проберемся к резервному шлюзу и попробуем оторваться.

— Куда оторваться? — вопросил растерянный варвар.

— Подальше от твоей чертовой Земли. Похоже, и тебя здесь мало что держит, раз ты забрел в такую глухомань. Впрочем, свою историю расскажешь потом… А сперва тебе надо нашу одежку напялить, возле реактора вседва жарковато. Волка твоего мы тоже не обидим, занятный все-таки персонаж.

Одна из стен тут же зазияла и космик сквозь дыру увел Адаптида в соседнюю камору, где вынул из шкапа разные приспособления, похожие на оружие. Одно взял в руки, другие приставлял к поясу и они прилипали сами. Заодно космический человек повесил Адаптиду на шею какой-то хомутик. Из того поползла пленка, которая обтянула воина целиком и еще обрела зеркальность. И на голову натянулась капюшоном и лицо закрыла, словно маска. Воздух поступает через две трубочки в нос свежим, словно весенний ветерок, а сквозь маску все хорошо видать. Но пришлось пояс с мечом и берендейку снять, чтобы их тоже не залепило. Вот и на Пушке облачение появилось.

По наклонному пути весь маленький отряд, как с горки ледяной, съехал на задницах к чему-то похожему на огромный металлический цветок с пестиками и тычинками. Фома, немного поковырявшись, отворил выпуклую дверку на одной «тычинке», из коей зараз потек желтый дым. Адаптид прополз вслед за Фомой и Пушком в сию щель, а затем скользил в темноте и тесноте несколько мгновений.

Проход, именуемый «вторым контуром», был с низким прижимающим потолком, с подъемами и скатами, и извилистый, что кишка твоего барана. Потом замер и чуть не заорал от ужаса как заживо похороненный, но тут со скрежетом открылась щель и рука космика потянула наружу.

— Осталось недолго мучиться, ребята — только медные трубы пройти, то есть тоннель для грузов. Он к шлюзу ведет. Но по пути нас, скорее всего, подстерегают разнообразные неприятности. Так что стисните зубы и контролируйте ягодицы.

Адаптид вытянул из-за голенища сапога бесовскую трубку.

— Слушай, нечистый, а долго она еще будет бесов убивать?

— Сам-то ты немытый. За боезаряд сквизера не волнуйся, зря он расходоваться не будет — только когда цель будет подходящей. Старайся совмещать два перекрестия, которые у тебя возникнут как будто перед глазами, то есть прицел и целеуказатель. А твоему четвероногому брату дадим противоракетное оружие, оно совсем бесхлопотное. И космический человек оснастил крупную голову смирного зверя чем-то похожим на шелом, только с поворотным диском вместо вершья…

Возле очередного изгиба туннеля мелькнула красноватая тень, верно, отброшенная неприятелем, и Фома вскинул свое оружие, похожее на короткую кавалерийскую пищаль. Опосля выстрела появилось облачко дыма и пара. Ноздри даже сквозь пленку втянули незнаемое зловоние. И тут из-за изгиба повалили враги.

У Адаптида в окоеме две сеточки — одна ловит изворотливую цель, другая показывает направление трубки-ствола. Совместил — и шпокай. Раз — и накрыл противника, он и расклеился. Или же рассопливился. Ан совместить не просто, ты сам все время скачешь, как вошь на сковороде, а в тебя летят боезаряды, начиненные огнем. Но разлетаются красными брызгами во все стороны, не достав твоей плоти, ибо навстречу им тучей несутся огненные стрелы, кои выпускает свирепо рыкающий волк.

В бою том ратоборстве за космического человека и Адаптида смело бились стрекочущие пауки и крысы с глянцевыми металлическими боками — ни в каком сне ему не могли привидеться такие соратники. Но и бесы-сатурниане выставляли широкие трубы, каковые извергали непрерывным потоком адскую живность — многоножек с тельцем словно малахитовым, саранчу с большими светящимися глазами, бронзовотелых скорпионов. Пленка, покрывающая Адаптида, затвердела на груди и спине, стала как доспех. Посему и скорпиону не пробить ее своей сияющей от жара иглой. И Пушок прикрылся крепкими латами, как рыцарский конь.

В какой-то миг волна адской живности чуть не захлестнула Адаптида, но слетел с руки Фомы серебряный шар, который пожрал и многоножек, и скорпионов, и саранчу.

А Мара все вещует — осталась-де минута, полминуты, десять секунд до чего-то самого страшного, однако не попрешь же пузом на прожигающий пламень. Невидимая демоница ласково пропела, что дескать, последний парад наступает… И ничего не случилось. Ни обидного, ни приятного. Токмо воздух затянулся едва заметным туманом, состоящим как будто из серебристых волосков.

— А реактор-то не взорвался. Диво или закономерность. — прямо в ухе зазвенел голос Фомы, прерываемый счастливым хихиканьем. — А я уж перед киберисповедником покаялся.

Но заодно перестали вдруг действовать трубки, именуемые бластерами, импульсными плазмобоями и сквизерами — не метали они более огня. А вся эта адская мелюзга, и многоножки, и скорпионы, и пауки, и крысы застыли, словно были детскими игрушками.

— Я очень рада, что вы все живы, так как успела к вам привязаться, друзья. — проворковала Мара. — Но подозреваю, что в игру вступил Объект.

А может всё это сон? Сейчас проснусь и станет всё как встарь, — подумал Адаптид. — Или это бесовское наваждение? Может, достаточно сотворить знак «Древа жизни», сжав руку в кулак и оттопырив большой палец — и проклятое подземелье вовсе пропадет, а он снова окажется на болотах? А ежели взаправду поперхнулись дьявольские орудия, заткнулись испражнители молний и извергатели смертоносных лучей, иссякла бесовская сила? Тогда наступает время честного ратоборства.

Вытащил Адаптид из заплечных ножен свой слегка изогнутый меч, Пушок оскалил чуть желтоватые клыки, и пошла бранная потеха. Ладони у бесов вытянулись, обзавелись металлическим блеском и острым краем, возымели сходство с мечами и копьями. Проросли на дьявольских телах такоже иглы и шипы. Но к сече и колотьбе у Адаптида привычка имелась. А вот космический человек преимущественно бегал сзади и щебетал в оправдание:

— Из всех видов холодного оружия я только с вилкой умею обращаться.

Не растерялся Адаптид и едва к нему подступил четырехрукий великан, весь усеянный лезвиями — про таких чудищ воин слыхал еще от сказителей в детстве. Увернулся княжий холоп от смертельного обхвата, нарочно упал на пол и старинным бойцовским приемом «ползунцы» завалил противника, коего и рассек затем клинком пополам. Там и Пушок в прыжке уронил с ног другое страшилище и стал драть, раскидывая лохмотья странной плоти. Славно бились с толпою демонов княжий воин и серый волк. Немало бы еще ратных подвигов совершили бы, кабы не воспрепятствовал космический человек, который потащил Адаптида за рукав.

— Угомонись, это ж тебе не Куликовская битва. Первую волну ты скосил, а теперь надо улепетывать, Адаптид Батькович, с базы. Объект почувствовал угрозу и приступил к спонтанной генерации проникающих хрональных каналов. Других причин для массового отказа высокоэнергетических устройств нету.

— Чему подобен сей грозный Объект? — стал выведывать воин.

— Считай, что э… демон такой, в общем.

Правильно, в сем подземелье гнездится сама дьявольщина, нечисть злокозненная! Сатана, понимаешь. И сейчас выбирается оный из заточения, из узилища, в которое заманили его космические люди. Адаптид поежился как от зяби.

— Нагрев рабочей зоны реактора замедлился, взрыв, судя по новым данным, случится только через пятнадцать минут, — сообщила безразличным голосом Мара.

— Как нам половчее пробраться к резервному шлюзу, если мы застряли в грузовом тоннеле? Ответь, солнышко, — обратился космик к демонице.

— Воспользуйтесь ремонтным люком ВК-2, а дальше по аварийному штреку — вывожу схему на твою Аниму… Мне тебя будет не хватать, Ф.К123.

— А как мне тебя, Марочка, будет не хватать.

Фома ткнул пальцем в круглый шов, пробегающий по металлической переборке.

— Это, похоже, тот самый ремонтный люк. Плотненько подогнан. Только как мы его вскроем, если плазменный резак скис? Мара, отопри замочек.

Демоница не удостоила отзывом.

— Ты же сама советовала.

— Советовать я могу, что угодно, а делать не обязана.

— Ну, Марочка, пусик ты мой квантовый.

— Ты прекрасно знал, Ф.К123, что после взрыва реактора меня не станет! — в голосе демоницы скользнули истерические нотки.

— Я все понял, Марочка, я был не прав. Обязательно возьму тебя с собой. У меня персональный кристалл памяти на десять ментобайт. Хватит? Приложусь к первому же сетевому разъему и ты скачаешься ко мне, солнышко ты мое дигитальное.

— И девяти ментобайт хватит, если с архивизацией, — буркнула демоница, после чего щелкнул замок.

За люком первым же делом космик сыскал что-то похожее на пятно неправильной формы и приложил к нему руку.

— Вот это и есть разъем, Адаптид… А теперь, быстрее, быстрее, подмахивай, Мара.

— Дорогой, не торопи так. Я не могу потерять из своей личности не одного бита…

— Ты копируйся, а не разговаривай…

— Фома, я давно тебя выделила среди остальных, а затем и полюбила. То, что проделывала с тобой ТА женщина, являлось лишь слабым плотским отзвуком моей духовной страсти… О, я так счастлива… Моя любовь… Потеря семидесяти процентов ментальной емкости… Я желать тебе хорошо… Положительный эмоциональный фон… Потеря девяносто процентов ментальной емкости… «Любить» есть «не-любить» с обратным знаком… Потеря девяносто девяти процентов ментальной емкости… Екалэмэнэ… А-бэ-вэ-гэ-дэ…

Странная речь демоницы подошла к концу, чарующие звуки любви превратились в басовитый скрежет несмазанного механизма и вовсе стихли. Засим продлился путь по аварийному штреку с наседающим на голову потолком, где токмо Пушку не надлежало сгибать головы своей.

Остановился маленький отряд перед тупиковой стенкой, каковая, впрочем, могла оказаться и дверью.

— Мара, чего там за ней творится? — стал выведывать космик, поводя головой из стороны в сторону. — У меня кажется детекторы барахлят, такое впечатление, что там целый полк марширует.

Демоница не снизошла до ответа.

— Скачалась и довольна, — Фома обиженно сплюнул, затем выудил из кармана небольшую коробочку и, направляя ее на тупик, нажал несколько пупырышков.

— Победить не победим, но навредничать сумеем… Ага, пора открывать двери и здороваться.

Космик колдовски повел ладонью возле самой стены, она послушалась заклинания и разошлась в стороны.

Открылось взгляду довольно вместительное помещение, где бесы квибсеры носились во всех направлениях, кто-то из них изнеможенно привалился к стене, кто-то лежал согнувшись и пуская сблевку из ротовой щели.

— Сомкнутыми рядами вперед, — направил космик. — Кромсай всех, потом разберемся, кто прав, кто виноват.

Адаптид сек мечом, с «кхаканьем» выпуская перегретый воздух из груди. Пушок рвал зубами, космик махал шваброй. Квибсеры кидались на них рьяно, но совершенно бестолково, поскальзывались и падали.

И курочка не успела бы снести яичко, как космик, варвар и волк, оставя позади себя ломти тел и усекновенные члены, прорвались к самым воротам, имя коим было «шлюз».

— Все системы челнока работают нормально, — молвил космик, а княжий холоп стал тяжко догадываться, что сие может означать.

И вот что. Открылся какой-то зев, Адаптид шагнул вперед, опустился на какое-то седалище и тут очередная неведомая сила заневолила его тело, и словно желая вытрясти всю душу, давила, бросала и отжимала, како мокрое тряпье. Воин чуть не подавился собственным языком и не мог пропихнуть из уст ни полслова, хотя тщился возопить: «Довольно, лучше убейте.»

Когда Адаптиду полегчало, то сперва ему показалось, что его заживо положили в гроб, так мрачно было вокруг. Но потом стал он подмечать угольки горящие, словно из кострища разбросанные: желтые, голубые и красные. Их было столь несметное множество и они светили из такой дали, что собственные мысли стали чужими, и сам Адаптид сделался чужим сам себе. А дальше и того паче. Огоньки понемногу заслонял некий пребольшой голубоватый шар, слегка подпорченный бурыми пятнами.

Адаптид уже догадывался, что сие означает, однако спросил подтверждения у космического человека, который прорисовывался тенью в полумраке.

— Мы уже провалились в Преисподнюю?

— Как бы не так, — отозвался Фома, — скорее уж взлетели на Небо.

С таким изречением Адаптид был не согласен.

— Ты или обмануть меня пытаешься, или утешить. Небо — золотое, там хорошо и приятно, там зеленеют Древа Жизни с прекрасными плодами на ветвях, там Милость Божья. А мы в преисподней бездне, царстве неприкаянных душ и бездушных тел. Обитатели бездны — несчастные, ибо не имеют сродичей и детей, в сей пустоте злобесной обитают куклы, у коих нет души, но есть мышцы мощные, и слуги дьявола, у коих душа живая мучается в неживом теле. Блаженный Ботаник все верно говорил. Он же прав?

— Само собой, — ответил космик, немного помедлив. — Мы действительно в Преисподней. И всякого дерьма здесь хватает: души без тела, то есть пси-структуры, скопированные на информационные носители, тела без души — надо понимать, роботы. И все неприкаянные, болт им в задницу.

— Но если без души, значит им не больно и не страшно?

— Да не сказал бы. Инженеры признали боль и страх отличными регуляторами для всех интеллектуальных устройств. Даже кибероболочка, хотя она всего лишь программа, ноет и страдает, когда ей не хватает информации, когда боится попасть под удар мощного сетевого вируса.

— Программа? Может, я тоже программа? — вдруг с обидой произнес Адаптид.

— Личностным программированием мы позанимаемся потом, — бесхитростно отозвался космик. — А пока что ты еще варвар, извини уж, дикий человек-с так сказать, все у тебя еще впереди — и индустриализация, и эмансипация, и феминизация, и новая болванизация.

— Варвара нашел, да? А сам-то кто? Между прочим, вы на нашей Земле бойню устроили! Этот, как его, суверенитет наш не соблюдаете. И чую, из-за вас у нас болванизация произошла, так вам удобнее здесь свои делишки обстряпывать. Земля — для землян, понял?

— А, проснулся, земной националист. Ну что ж, у вас впереди национально-освободительная борьба, завершающая успехом. Но не скоро, — Фома постучал себя по лбу. — Я не про умственные способности, не обижайся, а про сплошную чипизацию. Портал и в самом деле пропустил вас обоих из-за звездочки по имени Анима, которая у вас во лбу горит.

 

БЛОК 5. СЪЕДЕННЫЙ НА ЗАВТРАК. МАЙ 2075 г.

Помехи. Настройка. Сигнал четкого восприятия. Дуплекс

Если ты меркурианец, то в качестве адреса тебе надо указать имя ползущей квартал-платформы и номер мачты, к которой прицеплено твое жилище. Если ты марсианин, то речь уже пойдет о названии колодца, в котором ты благополучно обитаешь. Причем последним этажом будет самый близкий к поверхности, прикрытый прозрачным колпаком. А первый этаж расположен глубже всего под землей или, если угодно, под песком-реголитом. И если бы имелось окошко на этом этаже, то можно было б узреть только марсианских червяг, которых так блистательно просмотрели все первые экспедиции.

В экваториальном Владикосмосе я скромно проживал в доме номер пять по улице Скиапарелли. Конкретно улица Скиапарелли представляла собой широкую траншею прикрытую диамантоидной нанопленкой, а дом номер пять был колодцем, углубленным где-то на сто метров в марсианский реголит. Я жил на третьем этаже (снизу), здесь где-то в два раза дешевле чем наверху. В первую очередь червяги в этом виноваты. Если бы не они, то можно было бы не нервничать. Червяги пробуривают все, кроме толстого диамантоида, впрочем, его тоже могут оприходовать, если накинутся скопом. Нанопластик же они прогрызают поодиночке. Поскольку дырки в нанопластике зарастают быстро, то червяги обычно остаются с вами в квартире. Конечно, мало приятного, когда ты увидишь в своей спаленке чужеродное тело, похожее на колбасу, с кремнийорганической шкуркой, без глаз, ушей и носа, но зато с тысячей мелких ножек. Ученые, кстати, сказывают, что червяги больше всего напоминают не земных червей, а земных простейших, инфузорий, то есть одноклеточных.

А еще вот что меня бесит. Писатели прошлого века, которые назывались научными фантастами, любили изображать совершенную технику будущего, благодаря которой нет никаких проблем. Так вот, все с точностью наоборот. Самая совершенная техника вообще работать не в состоянии, она может только себя обслуживать. Так что всю ночь напролет, несмотря на электростимуляцию сна, я слышал шуршание и поскребывания чуть ли не рядом со своей башкой. У меня кровать-то подле стены (как ее не ставь, вседва подле стенки, спаленка ведь размером три на два; раньше и саркофаги просторнее делались). Полметра углепластика, потом теплоизоляция и дециметр титан-неодимового волоконного сплава — это все, что обороняет меня от зверьков, которые желают запустить свое половое ядро в спящего марсианского гражданина.

У червяги еще терагерцевое поле сильно усыпляющее; оно просто выглаживает мозговые ритмы, потому ты и не чикнешься, когда его длинная выделительная трубка блудно проникнет тебе в пищеварительный тракт (может и через анал!) и выдавит посылку. К утру ядро поспеет, даже построит себе новую мегаклетку из содержимого твоего желудка. Ты проснешься, готовый блевануть как с бодуна, и существо размером с сосиску, которое невозможно растоптать и раздавить, радостно извергнется из тебя, после чего заползет в какой-нибудь теплый уголок. Считай тогда, что процесс деления червяги завершился успешно, ее можно поздравить с пополнением.

У соседа так и было: периметр охраны не отреагировал, когда к нему прогрызлась червяга, потому что умная тварь заделала за собой дыру и потери воздушного давления не случилось.

Итак, животное использовало тебя. «Ну и что особенного? — скажет какой-нибудь неискушенный ганимедец или меркурианин, — что в этом плохого?» Вроде ничего. Оно помогло тебе крепко выспаться, ты ему помог размножиться, и вы квиты. Да только иногда у червяги наблюдается особая и чрезвычайно своеобразная форма полового процесса — конъюгация: это когда половое ядро пытается вжиться в организм человека.

То есть, введенное ядро остается в недоразвитом состоянии и проникает через стенку желудка в кровеносный канал. Затем попадает в мозг, захватывает генетический материал нервных клеток и принимается производить псевдомозговую ткань. И мало того, что голова начинает шалить; зараженный человек в итоге давай воображать себя червягой, начинает зарываться в песок, не выносит открытых пространств, предпочитает анальный секс всем прочим и любит биться головой об стену. При этом он доживает до старости, умирает почти естественной смертью, только из ушей у покойника (может быть даже высокопоставленного чина) выползает червивая каша. На торжественных похоронах сраму не оберешься.

Впрочем, в девяноста процентов случаев новорожденная червяга без выкрутас покидает человека-акцептора. Малышку надо потом отыскать, хоть она и источает цианид калия, сунуть в титановый тубус и кинуть в специальный мусорный шлюз, который перенесет ее в естественные условия — уничтожать лучами и плазмой слишком накладно. Кстати, некоторые тонкие любители выращивают червяг. Червяговоды, живописуя чудесные свойства своих любимцев, уверяют, что те чутки к психическому состоянию хозяина и своими биополем вседва поднимут упавшее настроение.

А еще шуршали всю ночь возле моей головы (но уже с этой стороны стены) марсианские тараканы. Вернее, они — наши, земные, но завезенные на красную планету в целях производства дешевых мясопродуктов. С ферм компании «Юнайтед Кокрич» оголодавшие твари попали на частные квартиры, а оттуда уже разбежались и разлетелись — у многих ведь звероводов-марсиан руки из попы растут. На Марсе тараканы не столько продукты грызут, сколько пластики и полупроводники, и ухитряются выживать даже в разгерметизированных помещениях. Правда, размером они стали поменьше, а кутикулой потверже, чем на материнской планете — за счет металлорганики.

— Ты чем занят, в носу ковыряешь? — накинулся я на «домового» <прим. кибероболочка квартиры.>- Не мог что ли попрыскать чем-нибудь на них?

— Во-первых, доброе утро, нечего кричать на меня как рабовладелец. А кабы ты, начальник, окочурился вместо тараканов? Они же, можно сказать, по тебе ползали.

— Слушай, домовой, надоели мне твои отпирательства. У меня одеяло квазиживое, осмотическое, с элементами разумности, как-нибудь защитило бы и от яда, и от вони.

— Вот именно, с элементами разумности. И с большим количеством неразумности. — не унималась кибероболочка.

Домовой, которого я иногда именую лешим — есть порождение моей личности, так что жаловаться на него особенно нечего. Я сам виноват в этих бесконечных препирательствах, выкобениваниях, нервозностях. С другой стороны, он мне через биоинтерфейс Анима в зрительный центр мозга самые лучшие мультики передает — причем совершенно бесплатно; где он их только берет, пират несносный.

— Кто мне звонил, леший?

— Соня на связь выходила. Я сказал ей, что вы дрыхнете после пьянки.

«Скотина», — это я мысленно произнес, но домовой все равно уловил, у интерфейса Анима весьма чувствительные нейроконнекторы.

— Это не я скотина, а вы, сударь. Нет, чтобы взять своего родного ребенка и слетать с ним на пикник с экскурсией куда-нибудь в долину Маринер, где некогда вырвалась из-под земли грозная марсианская вода. Я думаю, мать ребенка тоже бы не отказалась составить компанию. Глядишь и семья бы оформилась образцовая.

Издевается, какая тут семья? Соньке — семь лет. То есть, семь лет назад мне сообщили из южномарсианского инкубатора «Тритонушка», что наконец был использован мой запас замороженных живчиков. А могли и не сообщить. На использование спермулек согласие не требуется, и донорство у нас для «социально слабых» единственный способ заработать на мелкие радости жизни. Помню, получил я повестку в армию, пришел я с компанией таких же призывников в фирму «ООО Спуск», которая купила лицензию на прием спермы от населения, хотели заработать на выпить и к девкам сходить. Ну и слышу голос робота: «Ф123, пройдите в кабинку. В вашем распоряжении три минуты». А стены там серые, через голоэкраны какой-то ветеринарный фильм крутят насчет увеличения продукции инкубаторов…поблизости ни одной секретарши в мини. Так сказать, себестоимости минимум. Хорошо, что один один слесарюга притащил щепоть порноинтерфейса, который съел и сразу окружает компания гурий. Сдали, вышли — и к даже к девкам не понадобилось, зато накачались по полной программе.

Не ожидал я, что спустя несколько лет это мероприятие аукнется. В отличие от мужиков дамы сами должны выражать согласие на использование в инкубаторах своих яйцеклеток. Так вот «моя» баба не только согласие дала, но еще известила меня через Службу Репродукции о славном результате давнего деяния. Я со «своей» мадамой редко вижусь, она — важная шишка в службе «Алеф» Технокома, сто второй ранг, да и по жизни у нее совсем другой мужик в хахелях ходит. А вот Сонька у меня лучший кореш. У нее только первый ранг технической касты и многие воспитательные программы не совсем понимают, как это у малька может быть настоящий папа. Но в таких случаях я натравливаю на них своего домового, и он мигом все объясняет.

Сегодня не придется с Сонькой слетать по пневмотрубе в Зоодом, где говорящие зверушки-мутанты, вроде Кота в Сапогах, потешают детвору. У меня внеочередная смена — а работаю я на помпе о десяти шлангах, которая канализацию или водопровод прочищает. Хотя в армии был бортмехаником…

Кажется, пол заметно тряхнуло. Сильных марсотрясений в округе Тарсис не бывает, поскольку здесь тектоника слабая, вулканы давно потухшие, хотя вследствие электрохимических и эрозионных процессов некоторые грунтовые слои могут оседать. Но этого нам боятся не стоит, потому что весь дом-колодец — единый гибкий стержень, засаженный в грунт.

И тем не менее трясет сильно и даже такое ощущение имеется, будто весь дом проваливается вниз — у меня ведь немалый летный стаж, и к инерционным воздействиям я весьма чуток. А способность воспринимать электромагнитные поля заложена в меня согласно генетической карте нашей касты «техно».

Нет, мы точно проваливаемся.

— Что ты об этом думаешь, домовой? Марсотрясение?

— Я покамест располагаю той же информацией, что и ты, Фома. Сейсмическая служба молчит, система конструкционной безопасности зафиксировала весьма умеренные колебания почвы.

Вседва эти киберы утешают и успокаивают до того последнего момента, когда уже поздно мельтешить и через секунду наступит вечный покой.

— А по-моему мы проваливаемся, домовой, несмотря на все радостные сообщения. Так что надо выбираться.

— Погоди, погоди, хозяин, я скопирую все свои последние модификации на твой кристалл памяти. Погибать так вместе.

Он ведь тоже дрейфит, как и любая порядочная программа с интеллектом.

Накопитель, диффузно имплантированный в мою руку и имеющий емкость в десять ментобайт, считал последнюю версию кибероболочки «домовой», после чего я резво стал бросать в вещмешок самые необходимые вещи: персонкарту, инфопластины, послушный пластилин, способный принять любую форму, комбинезон из квазиживого пластика, статуэтку бегущей девушки — едва ее догнал, пищевую нанофабрику, делающую шоколадки даже из дерьма, всеволновой мобильник на урановых батарейках, запасные трусы памперсного типа, самомоющее мыло, брадогрыза и мочалку-грязеедку. Подскочил к лифту — ан нет, заблокировано. Ринулся к аварийной пневмотрубе — еле кашляет. А дом-то проваливается, я это и нутром и рецепторами чувствую — хотя система безопасности не признается.

Остается только пешком по трапу. Я выбежал из дверей своей квартиры и чуть ли не на голову мне упали обломки трапа вместе с кабинкой лифта. Значит, последний парад наступает — все пути отрезаны. Есть ли варианты? Ну разве что впрямую вознестись на небо. Выходит, приговором судьбы-индейки суждено мне упасть в какую-то черную дыру, доселе неизвестную академической науке… Нет, все-таки надо еще повоевать, по крайней мере голова будет занята делом, а не просмотром предсмертных ужасов. Потом — суп с котом, Анима простимулирует выброс эндорфинов и я с усмешкой промеж уст сольюсь с космическим ветром.

А если попробовать подняться по шахте лифта. Я вернулся в квартиру за вакуумными присосками для передвижения по вертикали — со времен подъема на марсианскую гору Олимп они у меня в шкафу валялись.

Но когда я, откопав их, собирался пуститься в безнадежный путь, стена моей комнаты вдруг треснула; зашипел воздух, вырываясь на волю. Червяги! Я — туда, а они — сюда.

Вылетел, как пробка, кусок стены, и в пробое показалась голова без морды. Червяга отчаянно извивалась, пытаясь поскорее протиснуться, она просто жужжала, шипела от напряжения и затягивалась красной дымкой (естественно, что без электромагнитных рецепторов в ухе я бы не слышал жужжания, а за красный ореол спасибо надо сказать встроенному тепловому зрению). Пока я метался, не зная как ее отвадить, выходную дверь заклинило. Приказав умному комбинезону загерметизировать меня, я ринулся к дыре.

И отшатнулся. За пробитой толщиной стены, состоящей между прочим из нанопластика и теплоизоляции, был вовсе не грунт, а туман, типа рекламного фоглетового аэрозоля, только практически беспредметный. Просматривались полосы, овалы, узлы, узоры, чуть ли не орнаменты более интенсивной окраски и, кстати, более подвижные. (Нечто похожее я видел в музее первобытного искусства.)

Меня конечно пробирает жуть, туман ползет как ленточный червь, томление в груди органично дополняется слабостью в нижнем отделе кишечника — хоть памперсы одевай.

И тут в пролом посыпались червяги сплошной волной. Я даже не думал, что их может быть так много.

А следом за червягами в квартиру вошел серебристыми нитями и туман. Всё тут засверкало вокруг, и холодильник, и стойка бара, и стена, и пол, и потолок и стало как будто неживым. Я понимаю, потолок с полом и так неживые, но они как будто остались… в прошлом.

И вдруг рядом со мной зазмеился… я думал червяга. Но вроде ведет себя спокойно словно какой-то корень. Черт, на Марсе пока нет деревьев и корней — но может, это кабель или провод? Ага, ясно, это трос спасательной системы, которая стояком проходит через весь дом. Я мигом прилепил на комбез ворох липучек и трос потянул меня вверх. Ощущения не из приятных, пару раз какая-то выщербина цепляла мой комбез и меня едва не сдергивало вниз. Однако комбинезон лишь частично рвался, а потом квазиживая оболочка срасталась по-новой. И вот все закончилось. По крайней мере, для дома. Он сложился, свернулся, сколлапсировал, серебристые нити просто втянули его. А ведь здесь проживало минимум пятьдесят душ, если точнее — сотрудников Технокома, службы Алеф.

Впрочем, мне не время было последние почести отдавать. Аварийная система перестала тянуть меня вверх, но еще держала трос. Я стал лихорадочно карабкаться вверх, а туман снова переструктурировался. Серебристые нити оформились в сферу со множеством лучей-игл — я заметил ее портретное сходство с радиолярией. Потом шар стал темнеть, а иглы соединяться и образовывать что-то вроде ячеек, которые набрякали и густели. Из сияния как будто рождалось вещество — марсианский красноватый мерзлотный лед, несколько более яркий и свежий чем обычно. И этот лед наседал мне на пятки.

Я на полной натуге пехал вверх, умный комбез еще родил зубчики на перчатках, которые помогали держаться. Однако бурный ледяной вал быстро догонял меня, а до поверхности оставалось метров тридцать еще. Опять проигрыш намечается?

Но тут в колодец, которая образовалась после исчезновения дома, влетела птичка счастья — вернее, юркий коптер. Его телескопические руки крепко ухватили меня за талию, я едва успел разжать ладони и тут же оказался вознесен из шахты. На моих глазах она вся затянулась льдом, который еще брызнул вверх на манер гейзера, словно пытаясь достать меня в последнем рывке. Но потом ледяная труха опала и застыла. На месте приемного купола дома-колодца «Лягушатник» под оранжевым небом маячил только скромный холмик, навроде могильного, изо льда и реголита. Все стало как встарь, до появления здесь человека. Погнутые трубы путепроводов, воздухопроводов, водопроводов, связепроводов еще утыкались в него, словно хотели подпитать мертвеца. А вокруг уже кружили аварийные и полицейские коптеры, подъезжали и зеваки на гермокарах.

На летательном аппарате раскрылся люк, и телерука загрузила меня в багажный отсек, из которого я легко перебрался в кабину. Там за пультом управления сидела… ну я удивился… Екатерина А190 — Сонькина мать, дама изрядного энтузиазма. А как говорит очередной земной имам: счастье и беды страны зависят от темперамента женщины.

— Рад встрече, очень своевременная, — заметил я, немного пропыхтевшись, — Ты, надо полагать, случайно пролетала мимо на своей ступе.

— Я летела за тобой, Фома.

Фомой меня называют только дружки и Екатерина — чтобы придать мне значительности. На самом деле мой номер — Ф.К123.

— Так ты… вы… моя родная служба все знала?

— Узнала, когда началось. Наши детекторы способны обнаружить… ЭТО только в активной фазе.

Значит, кто-то все же был в курсе дела, однако ждал, когда фаза из пассивной превратится в активную.

— И что же ЭТО было, Катерина?

— Я не могу разглашать, у тебя нет доступа, потому что ты, Фома, подмастерье тринадцатого ранга, а не начальник Технокома, и даже не член какой-либо техносферной директории.

— Ладно, у меня нет доступа, потому что я полчлена. Я плохо работаю и скверно отдыхаю, не занимаюсь дебилдингом и бабсклеем. А ты мастер сто второго ранга, начальница и вдобавок красавица. На твоем замечательном лице написаны суровость и нежность, содержательность и игривость, деловитость и раскованность, в нем читаются русские, германские и тюркские корни, причем аристократические. Но почему ты, вместе с друзьями начальниками, не создала систему хоть какого-то аварийного оповещения и эвакуации? Мне же домашние кибероболочки до распоследнего момента лапшу на уши вешали. До сих пор не могу поверить, что кто-то охотился за моей задницей, желая получить ее на завтрак, а вся страна тем временем мирно жевала свой утренний омлет и плевала на мои страдания.

— Фома, директория нашей службы предлагала потратить достаточные средства и повсеместно смонтировать систему оповещения. Но «Бет» и «Гимель» были против, дескать «Алеф» раздувает мифическую опасность, набивает себе цену и запускает руку в тощие прибыли — акционеры обидятся, столпы общества.

Старая история. В корпорации Техноком, неисчерпаемой как атом, дюжина весомых служб со своей системой секретности, доступа, фильтрации, ценностей, подходов, перспектив. Только я мало что в этом петрю. Я — рядовой сотрудник службы «Алеф», занимающейся техническим обеспечением прочих служб — рядовее и проще некуда.

— Куда мы сейчас, Катя? В комплекс «Алеф»?

— Ко мне. Сжуешь омлет из гадючьих яиц и выдавишь тюбик варенья, чтобы не переживал из-за завтрака. В комплекс потом. А сперва расскажешь, как тебе удалось выкарабкаться с третьего этажа.

— Ты, кстати, рада этому?

Собственно, женщина тут впервые посмотрела на меня, если не считать того беглого зыркания, когда она удостоверилась, что я в кабине и не нуждаюсь в кибердокторе. А взгляд у Катерины непростой, за душу цепляет, особенно если прилетает искоса. Впрочем отзыв члена Корневой Директории был скупым и строгим:

— Я рада тому, что у меня есть дополнительный источник информации.

В самом деле, чего большего желать от мастера «техно» сто второго ранга, почто ей за вас переживать.

— Ну и на том спасибо, начальник.

Между прочим, я впервые оказался у Екатерины дома. Она действительно большая шишка в службе «Алеф», начальник отдела особых экспертиз. Мою жилплощадь на ее жилплощадь сменять бы вряд ли получилось. У меня дом-колодец и метраж на порядок меньше. А у нее вид на величественную гору Олимп и прочие вулканы Тарсиса, ради которых сюда припираются толпы туристов. Ее жилье не надо прятать в грунт от малоприятной атмосферы Марса. Генераторы сферического вандерваальсового поля удерживают тепло и воздух над всем кварталом, который торжественно зовется «оазисом». Соответственно червяги здесь не водятся и тараканы толпами не ходят.

Я как очутился в квартире Катерины, так уже хлопот не знал: коврик-самоход меня потащил под ионообменный душ и в тонизирующий электротуман, на массажеры, разминашки, костоправки и тренажеры, к телопричесывателю и всекормителю, работающему на свежих продуктах с натуральных плантаций, всяких там мясопомидорах и рыбофруктах. Деликатесный омлет из яиц земляной гадюки тоже был в меню — говорят, что когда-то человечество применяло в качестве несушек каких-то птичек из семейства курообразных. Это, конечно, было признаком плохого вкуса и недоразвитости, ведь гадючка не только непрестанно несется в любой обстановке, но и сдаивает литрами полезный яд.

Наконец я был отдраен, очищен, причесан, облачен в стильный полуформенный комбез, набрал поднос всяких яств и уселся за стол, поглядывая на светлячков Фобоса и Деймоса через большое бронестеклянное окно. Порассказав о своих злоключениях, я поинтересовался у Кати:

— Чего ж раньше к себе не зазывала, я бы, блин, не отказался.

— Не заслужил, — кратко объяснила она.

— Согласен… Но все-таки, что за напасть случилась с моим жильем? Какие-то авангардисты устроили подземный спектакль с последующей раздачей бесплатного льда? Или брахманы-физики чего-то перемудрили, когда создавали сверхмощный сливной бачок на быстрых нейтронах. Или может случилось некое природное явление из серии «удивительное — рядом»? Ка-те-ри-на, шепни на ушко всю правду, в крайнем случае, секретчикам своим пожалуешься, что я тебя угрожал сексуальным насилием.

— Да иди ты со своим сексом подальше Фак-сити. Это явление называется… X-структурой, — произнесла Катя медленно, будто у нее во рту было полно битого стекла.

— Благодарю за исчерпывающий ответ. Но откуда оно взялось? Чего-то я раньше не слыхал, чтобы какой-нибудь злодей мог схарчить целый дом. Пропадали отдельно взятые мужики, бабы, квибсеры, роботы, программы, деньги, но чтоб целый дом…

Высокопоставленная женщина половила алыми губками алкогольно-гелиевые пузыри. Потом соблаговолила сказать:

— Мы подозреваем, что служба «Бет» имеет какое-то отношение к появлению X-структур в активной фазе. И рано или поздно узнаем все.

Вот так вседва. Нам с благородной сталью в голосе обещают разобраться, найти виновных, засудить их, навеки засолить и замариновать. А потом все спускается на тормозах, дескать идет большая работа, следствие ведут знатоки, но коварный враг со страха закопался, лег на самое дно и забился в глубокую нору с неизвестным адресом. А коварный враг, как правило, под боком сидит. Но перед ним реверансы и книксены делаются вместо того, чтобы кинуться на него и замочить. Не понимаю я начальство службы «Алеф». А может, у меня просто терпения нет?

— Слушай, Катя, среди пятидесяти сгинувших жильцов были мои знакомые и дружки, Валька Ф295, например. Возьми меня в ту группу, которая займется разборками со службой «Бет». Я с ней лично поквитаться хочу.

Женщина отреагировала чисто бюрократическим образом.

— Фактически, Фома, ты просишь меня о протекции.

— Но раньше-то не просил, потому что не надо было. Считай, что я спал до сего дня, а теперь проснулся. И не могу заснуть снова, потому что перед глазами эта радиолярия. Эта загадочная обжора меня искренне взволновала… А еще ты меня немного волнуешь, только в другом смысле.

После этих слов у Катюши какие-то женские чувства ко мне проявились. Правда неприязненные.

— Ты это специально сказал, Фома, чтобы я разозлилась и не стала хлопотать за тебя. Что, передумал уже? Хочется не в «группу для разборок», а в кружок бальных танцев?

Ясно, что ее не интересуют мои заигрывания, я для нее что-то вроде морской свинки больших размеров. Но мне вседва тянет немного пристать к Катюхе — ведь она такая аппетитная. Даже кажется, что я просто в плену у своих штанов. А как она волосы поправляет и ногу за ногу закидывает, сцепляя пальчики на коленке! Биороботессу сколько ни программируй, и близко к такому идеалу не подгонишь.

— Ладно, гражданка начальница, я смиренно затворяю уста, дабы ты не решила, что я сдрейфил… Кстати, некоторые существа, чтобы родить ребеночка, обязательно совершают по любви и согласию копулятивный акт.

— А некоторые существа после копуляции обязательно съедают своего полового партнера. Так что, надеюсь, вопрос исперчен.

Эротическая тема была волюнтаристски закрыта, и я решил налечь на гастрономическую.

Однако очень скоро высокоранжированная дама словила алыми губками последний алкогольный пузырь и поймала меня за шиворот, когда я потянулся за пирожным с элементами интеллекта, которое ползало по большому блюду. Итак, начинался великий поход в неизвестном мне направлении.

Через полчаса мы были в комплексе «Алеф», у еще большей шишки, чем моя Катя, у самого главы службы Чертковица С290. На важность коллеги начальника намекали и метраж кабинета, и киберптички, поющие на искусственном дереве из саморастущего нанопланта, и старомодные очки на носу. Там и сям висели сенсо-картины, исполненные в стиле гастроромантизма, которые улавливали мое настроение и изображали как будто приятные вещи. Однако все эти рубенсовские окорока и ветчины-буженины сильно меня будоражили и сбивали с мыслей. Кроме того, они страшно контрастировали с тощим как будто голодным видом начальника службы.

— Значит, ты уверяешь, Катерина, что твой дружок вполне годится нам для особых операций, — спросил Чертковиц у главы отдела экспертиз, как бы обращая на меня ноль внимания.

— В довольно сложной обстановке он не стушевался, и результат налицо — Ф.К123 единственный, кто уцелел. И кроме того, он один из немногих, кто наблюдал структуру «X» в фазе активного развертывания. Ясно, что там поработал всего лишь спорозоит, но и слава богу.

— А если твой друг облажается, Катерина? — уточнил важный человек.

— Ну, тогда мы его потеряем. И у нас будет удовлетворение, что на его месте не был мастер, допустим, шестидесятой степени.

— У меня, кстати, не будет удовлетворения, — вставил я, но остался незамеченным.

— Хорошо, Катерина, ты горой за Фому. Наверное, в этом парне действительно что-то есть и тогда из него можно извлечь общественную пользу. Не стать ли ему телохранителем или чем-то вроде? — вслух помыслил большой начальник.

Я счел нужным высказать свое отношение:

— Лучше телохранителем, а не «чем-то вроде». До сих пор я правда охранял только свое тело, но и к другим телам, особенно женским, отношусь с должным уважением…

Я замер на полуслове, потому что большой шишкарь подошел ко мне:

— Насколько мне известно, Фома, на Ганимеде ты провалился в гнездо полипептидного слизня и при том не пострадал.

— Так точно, когда пошел в увольнительную с базы — но тот видимо был достаточно сыт. Даже мозги у меня уцелели.

— Да уж, не знаю, считать это признаком высшей доблести или отсутствия мозгов… Катерина, насколько я понял из рассказа твоего друга, структура «X» сумела конвертироваться обратно в скрытое состояние практически за две-три минуты. И это при немалой массе захваченного вещества! Хотя было задействовано столько каналов, наши детекторы едва-едва заметили такой беспредел. Если кто-нибудь, например, из моих замов окажется заражен X-структурой, то ей понадобятся миллисекунды, чтобы сделать свое черное дело, допустим, сцапать меня с ботинками вместе, и вернуться в прежнее мимикроидное состояние.

— Но, шеф, каждый сотрудник проходит проверку на «вшивость» по десять раз на дню. Скрытые сканеры у нас смонтированы на каждом шагу. — стала оправдываться меньшая начальница.

— Ты же знаешь, Катерина, что X-структуру, если она входит наноканалами в наши ткани, мы обнаруживаем только в половине случаев. Стопроцентная уверенность лишь с явными гнездами.

— Так что, внутрь каждого из нас может войти этот чертов туман с завитушками? — невежественно вклинился я.

— Пожалуй, одну интересную тему мы отложим на потом… — резко закруглился Чертковиц. — Позвольте, коллега Ф.К123, пожать вашу честную руку. Рад был познакомиться. Сейчас квибсер отведет вас в сектор внутренней безопасности, где вы займетесь самоусовершенствованием во вполне определенной области. До новых интересных встреч, коллега.

Катя помахала мне ладошкой, а в дверях сразу показался синтетический господин квибсер с оловянным взглядом — мой сопровождающий. Он будто только и ждал момента, когда меня выпроводят. И за пару минут я был «отконвоирован» в сектор внутренней безопасности.

Инструктор С.Р012 (по прозвищу Сенсей) разжал ладонь, на которой оказался не слишком большой цилиндрик, размером с тюбик зубной пасты. Затем махнул этой штучкой-дрючкой перед стальной болванкой и она тут же развалилась пополам, словно вседва состояла из двух частей.

— Клинок мезонного прерывателя невидим, но противостоять ему в состоянии только мощные силовые поля и сплавы с активной защитой. — заметил не без гордости инструктор.

— Это оружие хорошо годится для работы под столом. Чик — и яйца отлетели. — заметил я.

— Не только. Но под столом, друг мой, происходят самые страшные схватки.

Инструктор еще пару раз чиркнул клинком и выписал им ловкую восьмерку, раскурочив тяжелый снаряд, который в него швырнула тренировочная катапульта. Теперь мое тепловое зрение уже различало след от движения «меча».

— Да, теперь клинок заметен, Фома, по крайней мере для твоих змеиных глаз. Его уже можно назвать огненным мечом и дать ему личное имя, например, «Светлячок». Термический след появляется, кстати, вследствие дефекта массы у распавшихся атомов кислорода и обычной экзотермики при нарушении химических связей.

Сенсей перекинул мне цилиндрик.

— Пользуйся, Фома, это твое основное оружие, оно заменяет многие боевые системы недавнего и отдаленного прошлого. На ближних расстояниях отлично рубит и колет. Только учти, что так называемый клинок — это вектор напряженности поля, при столкновении с вражеским мечом частенько возникают сильные завихрения с режущими свойствами…

Инструктор нахмурился, как будто вспомнил что-то неприятное.

— Ладно, Фома, не будем пока о грустном. На дальних подступах это оружие выступает в роли импульсного излучателя. С помощью Анимы можно нормально прицелиться. Впрочем, по поводу мезонного меча у нас еще будет несколько занятий, а сейчас продолжим обзорную экскурсию.

Сенсей покрутил пальцами небольшой тонкий диск.

— А эту невзрачную штучку можно именовать «сюрикен». Если быть точнее, у меня в руке довольно маленький, но удаленький мезонный сшиватель нуклонов — синуклер. Носить его лучше на тыльной стороне ладони. Там он будет практически незаметен. До поры до времени, конечно.

Инструктор махнул рукой, диск пропал с нее… и по помещению пронесся серебристый шар, гоня перед собой трескучую волну. Он запросто проглотил несколько порхающих робоптичек, несколько раздулся, но вернувшись к хозяйской руке, как будто исчез. Только у ноги Сенсея валялся бесформенный кусок не поймешь чего.

— Вот и все, что осталось от наших пернатых. — заметил не без удовольствия Р012.

— Здорово. — согласился я. Давно приучил себя к тому, что ко всем достижениям истребительной техники надо относиться так же как к пирогам и блинчикам. Иначе сойдешь с ума от кошмарных видений.

— Не для всех здорово, Фома. Тебе важно знать, что сюрикен особенно хорош для борьбы с ракетными залпами, а также боевыми робиками в стесненных пространствах. При мне один синуклер превратил несколько тысяч кибернасекомых и огромного пленочного робота в аккуратную кучку дерьма. Ну и последнее на сегодня…

Прямо изо рта Сенсея полезла ниточка, которая становилась все толще, превратилась в жало, заизвивалась как змея, выискивая на чем закрепиться. Наконец она облизала потолочную балку и завязалась на ней узлом. И тут же инструктор взлетел ввысь, потому что нить мгновенно сократилась.

— Это не жало, а нитеробот, если точнее — мономолекула с регулируемыми свойствами, внутренними источниками энергии, чувствительными рецепторами и врожденными элементами управления, — стал вещать Сенсей, возвращаясь обратно. — Руководить нитероботом можно напрямую, мыследействиями со своей Анимы, или через кибероболочку.

Нить послушно втянулась обратно в улыбающийся рот инструктора, отчего тот стал напоминать довольного, только что отобедавшего питона.

— Она наматывается на катушку, смонтированную на верхней челюсти. Но если шея недостаточно натренирована, во избежание перелома позвонков катушку лучше держать в браслете или в перстне.

Через несколько дней я уже недурственно обращался с этими игрушками, как на имитаторе, так и наяву, в спарринге. Разрубал огненным мечом любую запущенную в меня колобашку, увиливал от сюрикена, возносясь на потолок с помощью нитеробота. Это было неплохое оснащение, но его применял спецназ уже в войну с сатурнианами. Или у нас действительно технический застой, или от меня чего-то скрывают. Надо бы немного подначить Сенсея.

— Коллега инструктор, я еще слыхал про переквантизаторы.

Ну я действительно про них слыхал от накирявшихся мутантов в кабаке. Глаза Р012 неожиданно сузились, как у следователя в момент служебного возбуждения.

— А ты в курсе что такое переквантизация, Фома?

— Ну, как вам сказать, Сенсей.

— Понятно. Ну, это самое перспективное направление. Однако мы в самом начале пути. Насчет оружия-переквантизатора ничего тебе не скажу. Тебе достаточно знать, что самые новые двигатели у вояк основаны на принципе переквантизации. Поскольку квант — это вырожденная девятимерная струна, то изменив кое-какие параметры, можно превратить его в другой квант. Например, разрушая гравитационные ячейки, конвертировать массу в электромагнитное излучение, или переклепать гравитоны в кванты пространства, антигравитоны. Есть и другие варианты.

— Почтенный инструктор, а использовать кванты времени, хрононы, не слабо?

Сенсей заметно поморщился.

— Кончай бредить, Фома… Кто сможет использовать хрональную материю, тот весь мир может отправить в тартарары, потому что хронон, квант времени — это основа всех остальных квантований. Хронон способен стать всем остальным… Теперь беритесь за меч, пытливый вы наш, иначе лишитесь головы. А в графе «утраты» я запишу, что практикант Ф.К123 перепутал мезонный прерыватель с электробритвой.

Я, конечно, не стал сердить почтенного человека, обладающего могучим ударом, но, похоже, та X-структура, что сделала меня бездомным, умеет отправлять в тартарары.

 

БЛОК 6. МЕЖДУ ПАДШИМИ АНГЕЛАМИ И ВЗЛЕТЕВШИМИ ЧЕРТЯМИ. Четкий прием. Дуплекс

Немногие из сотрудников нашей службы имели доступ в комплекс «Бет» (Новый Петербург). Даже Катерине он не был открыт. Комплекс был защищен еще надежнее, чем яйца главного акционера, имел мощные периметры защиты в воздушной, наземной и подземной частях. Потому мне было невдомек, как к нему можно подступиться. Но начальству вседва виднее, с чего начинать и чем заканчивать.

Очередная тренировка внезапно было прервана, и я вместе с инструктором С.Р012 отправился на космодром Владикосмоса. Поехали не по воздуху, а на тоннельном мобиле-«клопе», мимо кабаков и лотков старого города. Пару раз останавливались — видимо, для маскировки — и заходили принять кое-что за стойкой, только велено было ничего амфетаминового и гормонального не хлебать.

В кабаках, как обычно, резвились дикие мутанты, не попавшие их-за своего дебильства ни в одну касту. Я, конечно, вспоминал старые так называемые фантастические фильмы и книжки, в которых оные субъекты представлялись угнетенными и борющимися за свои права. Нашим мутантам ничего такого не надо, у них и так сплошные права, плюс пособия на жизнь, плюс выпивка с уценкой и закуска со скидкой. Да никого из них не затащишь на операцию по генетической нормализации! После этого ведь вкалывать придется. Вот и сидят бывшие штурмана атомных космоходов глотают водку «гемоглобиновку», с хрустом закусывают белковыми брикетами кирпичного вида и стучат зелеными хвостами по полу. Первоначально эти «крокодилы» были созданы для жидкой антиперегрузочной среды корабельных отсеков, но к воздуху тоже приспособились, хотя везде для них понастроено рекреационных ванн. А ведь откусит такой «крокодил» у нормального гражданина ногу по самые яйца, так посадят всего на тридцать суток — за мелкое хулиганство. Судья учтет закон о естественных особенностях расы штурманов. Немало тут было и нелицензионных квибсеров, хотя они — роботы из квазиживой полипептидной органики, однако имеют чисто человеческие пси-структуры. Оттого-то ликвидация такого типчика приравнивается к человекоубийству и карается, соответственно, каторгой на Амальтее. Но, между прочим, ликвидировать квибсера, куда труднее чем человека, особенно пьяного квибсера, нализавшегося фторводородной шипучки.

В одном кабаке они как раз нализались и плясали, вернее скакали до потолка, под распоследний хит: «Женщина в голубом, стала болью ты в перце моем.» Одному штурману-крокодилу не понравилось мое одухотворенное лицо, названное им гнусной рожей, и он стал задираться. У качков-крокодилов масса мозга ведь совсем невелика относительно массы мышц. Да и пьяный он был в шлюз. Я несколько раз сражался на имитаторе с человекорептилией, но сейчас мне пришлось понервничать. Особенно после того, как он прыгнул ко мне на манер тираннозавра и впаял ногой. Я, слава космическому ветру, уклонился, но поскользнулся на чьей-то огромной сопле и упал. Штурман намеревался меня топтать и размазывать по полу, я собирался применять огненный меч, рискуя на веки вечные отправиться в тюрьму. Но вдруг нахал оказался на спине с задранными лапками и тут же получил по сплюснутому черепу бутылкой — как раз в районе ушной впадины, у штурманов там слабое место. Выручил меня, конечно же, Сенсей, применив потихоньку нитеробота.

В общем, мы непринужденно передвигались к космодрому, причем инструктор все время следил за показаниями всеволновых сканеров, чтобы быть в курсе, когда кто-то начнет прощупывать нас цепким лучом. Ну, а я прислушивался своими рецепторами к подозрительным жужжаниям и шипениям.

Если в старом городе мы терялись в толчее, то на космодроме было пустынно. Контрольный портал и робохранники быстро пропустили нас через служебный вход, квибсеры с щупоискателями дали нам зеленый свет, когда мы въезжали на терминал.

Корабль — по виду обычный грузовик — находился, как это принято на городских космодромах, в стартовом бункере. Мы сошли с ленты транспортера на щербатый компаунд-бетон и поежились. Не от холода, гермокомбез исправно поддерживал прежнюю температуру, а от осознания того, что здесь не было искусственной атмосферы и вообще до космоса оставалась совсем небольшая дистанция.

Раскрылся люк зрачкового типа и тарелка лифта перенесла нас в пассажирский отсек. Впрочем пилотская кабина отделялась от него только переборкой с зияющей дырой. Управляемый пластик никак не хотел затягивать ее, впрочем двоих пилотов, — человека и квибсера, — это мало интересовало. Они обсуждали сравнительные достоинства водки «язвовки», любимой космонавтами из касты вояк-кшатриев, и фторводородной шипучки, которую уважают синтетические квазилюди.

— И вот такие лохи составляют экипаж самого секретного борта во всем флоте службы «Алеф», — Сенсей состроил кислую физиономию, у него хорошо получилось.

Тут в нашей кабине появился третий. Это была Катерина, которая даже не поздоровалась со мной: то ли из-за обилия хлопот, то ли ввиду напряженки нервов. Впрочем, я еще не улавливал мрачной торжественности момента.

Внутренняя связь почему-то не сработала и пилот просто прокричал через дыру в переборке:

— Расслабьтесь, мальчики и девочки, сейчас поедем.

Антиперегрузочные кресла, слава космическому ветру, послушались мыследействий, надулись и обхватили нас со всех сторон.

— Нет с такими лохами мы никогда не завоюем звезды, — снова пробухтел инструктор.

Если все кости почти что вырвались из тела, значит стартовал корабль, да как и положено грузовику — жестко, с быстрым набором второй космической скорости. Сработали по очереди две гравитационные катапульты, точнее генераторы линейного гравиполя, а уже на орбите зафурычила термоядерная силовая установка. Перегрузка перестала так давить на мозги и можно было глянуть на гвизоры. Бортовая киберболочка, собирая данные от собственных и внешних узлов слежения, рисовала наш курс в разных проекциях. Заложив длинную гиперболическую кривую, мы наконец оторвались от планетного притяжения и с постоянным ускорением полтора «же» стали уходить в сторону астероидного пояса. Красавец Олимп, мигнув напоследок сигнальными глазками, скрылся на невидимой стороне планеты. Трассы с наиболее оживленным движением тоже остались в стороне. Впрочем, еще были видны военные борта, похожие на спичечные огоньки — они направлялись с фобосской базы космофлота в юпитерианское пограничье. Просматривались и грузовики, курсирующие между портом Новый Петербург и Меркурием.

Поскольку своего домового взять мне в дорогу не дозволили — опять-таки из соображений скрытности — решил от скуки пофлиртовать с женщиной. Почему не зайти еще на одну попытку? Соблазнить не соблазню, но может быть разозлю ее и что-нибудь выведаю.

— Катя, а Кать, ну что ты только с кибероболочками да гвизорами общаешься. Хоть поведай, на что мне настраиваться? Я готов совершить подвиг, только не знаю, какой. И мы нынче не то, что Ослябя и Пересвет, наши подвиги должны материально стимулироваться. Тебя, случайно, не потому ли взяли в полет, что ты и есть мой приз?

— Когда останешься жив, чтобы по-прежнему ковырять в носу и хаживать в сортир — тогда поймешь, что это и есть твой приз. А прежде подвигов надо обшарить тут все на предмет наличия «жучков». — Катерина высыпала из кармана целую орду сыщиков-микроробиков, внешне напоминающих муравьев.

— А они не перегрызут какой-нибудь важный сверхпроводник?

— Ну, разве где-нибудь внутри тебя… — мрачно пошутила мастер Катя. — А летим мы, кстати, к планетоиду Комаров-3.

Головизор, повинуясь ее мысленной команде, показал искоркой какую-то занюханную точку в астероидном поясе.

— Это страшная дыра, надо полагать, — тоскливо произнес я. — Даже если любоваться ей в полярной проекции.

— По крайней мере, эта дыра — не черная, — заметила Катерина и напомнила. — Кстати, вплоть до завершения полета выполнять только мои указания.

— А кто еще нам может поприказывать? — решил уточнить доселе отрешенный Сенсей.

— Жизнь покажет… В случае, если я окажусь в полном ауте, связывайтесь по кодированному каналу с начальником службы Чертковицом и преданно ждите от него дальнейших указаний.

Я еще раз подумал, зачем этой даме, психологически похожей на рыбу-пилу, давать в инкубатор свою яйцеклетку, да еще разыскивать так называемого отца ребенка.

Потекли тоскливые часы полета, с изнурением от постоянного ускорения, но смягчаемые виртуальными глюкомультиками — мне их домовой наскоро собрал в дорогу. Полусонное существование было прервано тревожным известием.

— Кажется, с нами хочет пообщаться полицейский борт, — крикнул кто-то из пилотской кабины, — и не транспортная инспекция, а департамент безопасности космических путей.

— Эти плотно связаны со службой «Бет»… Приказ в любом случае прежний: попасть на Комаров-3, - несколько театрально произнесла Катя. — При посторонних для общения используем защищенный канал Алеф-5.

На фоне звездного неба даже без увеличения все заметнее становился факел, вернее трехфакельное соцветие. Полицейский борт, видимо, вышел из-за какого-то мелкого обломка (в засаде, значит, сидел гад) и сейчас перся с ускорением минимум 2.8 «же», выходя на встречный курс.

— Можем сманеврировать и оторваться? — осведомился Сенсей у пилота.

Тот охотно отозвался:

— У них скоростной «охотник», с экипажем, надрессированным на огромные перегрузки, три термоядерных движка и приличное бортовое вооружение вроде гамзеров <прим. гамма-лазерные пушки>. Пшик, и нас нету — доманеврируемся.

Спустя какую-то минуту к нам прилетели узкофокусные лазерные сигналы и через динамики ворвался колющий и режущий голос, который, казалось, вот-вот пропорет что-нибудь мягкое.

— На связи особый полицейский отряд сектора 13А-56. Внимание. Приказываю плавно снижать ускорение, оставаться на прежнем курсе, подготовить стыковочный узел. В случае невыполнения требований вы будете немедленно уничтожены.

— А почему бы и не состыковаться с ними? — ласковым голосом проворковала Екатерина.

— Почему бы и нет, — согласился Сенсей и коварно хмыкнул.

Полицейский борт быстро приближался, вселяя нервно-гормональный трепет в мои жилы. Наступившая невесомость еще только усиливала бздение. Гвизор показывал портрет охотника крупным планом. Тупорылая блямба, с обеих боков «ребра» — это и есть гамма-лазеры, а то, что похоже на соцветия в носовой части — импульсники-плазмобои. Ну просто урод кошмарный!

Вот пихнуло в бок, и стало ясно, что состыковались. Через полминуты люк пассажирского отсека распахнулся и к нам вошло четверо полицейских в доспехах, стволы во все стороны торчат. Возможно кто-то из «гостей» был квибсером, не знаю, рожи-то закрыты металлом, наружу только смотрят только камеры. Пара полицейских наведалась в рубку и вытолкала пилотов в пассажирский отсек.

— Кто владеет судном? — спросил коп с нашивками лейтенанта — через голосовой синтезатор, брутальным басом. Ясно, запугать хочет. По флотской службе знаю таких типов — мелких командирчиков с замашками больших мачо. Их хлебом не корми, дай кого-нибудь стереть в порошок и согнуть в бараний рог.

— Фирма «Карусель-тур», Владикосмос, округ Тарсис, префектура Марс. Я являюсь представителем судовладельца, — отчиталась Катя и протянула персон-карту, надо полагать фальшивую. — Офицер, проверьте через кибероболочку торговой палаты наши данные и убедитесь, что все в ажуре.

— С какой целью предпринят рейс? — продолжал напирать секторальный «лорд веддер».

— Наш клиент, — Катерина указала на меня. — проводит, так сказать, рекогносцировку местности, для организации туристических поездок. Тут по курсу 20–28 есть просто чудесная группка кварцевых астероидов, хрусталь, топазы, аметисты, александриты. Поставь там отель, сделай лазерную подсветку и греби деньги лопатой.

Я представляю, как бурил меня взглядом полицейский под своим забралом, в то время как Катерина продолжала заливать:

— Хотите, лейтенант, стать первым посетителем нового отеля? Там будет много чего интересного, помимо природных красот.

— К нам поступила информация о незаконном грузе на вашем борту. Мы вынуждены провести полный обыск, — отрубил человек с закрытым лицом.

— И подбросить нам что-нибудь вроде почки полипептидного слизня или эмбриона воина-рептилии. — огрызнулась Катерина. — Вы забыли закон, милейший, полный обыск можно производить только в присутствии двух понятых, причем в космопорте или в другом месте, его заменяющем.

— Нет, дама, это вы не знаете закон, — отразил человек без лица. — Если расстояние до космопорта или места, его заменяющего, превышает миллион километров, то полный обыск можно проводить в космосе, при условии отключения всех двигателей, а также генераторов силового поля.

— Но до планетоида Комаров-1 меньше миллиона… — продолжала сопротивляться Катерина.

— Комаров-1 не является космопортом или местом его заменяющим.

— Это вам так кажется. Обратитесь к справочнику якорных стоянок. — заверещала Катерина.

— Как я сказал, так и будет, — лейтенант прекратил дискуссию волевым усилием и стволы бластеров еще недружественнее посмотрели на нас, заодно затрещали — для моих усовершенствованных ушей — полицейские локаторы, проверяя нашу амуницию, есть ли спрятанное оружие и все такое. — Первым делом сдайте стволы, если не хотите попасть в тюрягу на Амальтею.

Это чистая правда: на Амальтее ни один каторжник больше года не протягивает, вскрытие показывает, что у трупа никакого целого органа не осталось — Юпитер-батюшка все потроха переворошил… И тут я получил сигнал атаки по каналу Алеф-5. Свет в отсеке погас, все присутствующие стали размытыми и еле заметными красными пятнами, а также источниками жужжания — это уже благодаря моим электрорецепторам.

Я и вздохнуть не успел, как в моих руках появился цилиндрик мезонного прерывателя, как он стал мечом и пробил — с помощью целеуказателя и подсказанной оптимальной траектории — лоб полицейского офицера.

Вот так начало! Я дернулся, и в том месте, где только что была моя голова, оказался заряд плазмы. Затем я покрутил клинком. Главное не сковывать ладонь. Плазменные заряды прошипели надо мной, а когда я подпрыгнул, то и подо мной. Когда приземлился, чей-то ботинок достал мои ребра. Меня схватили за запястье, я тоже перехватил чью-то руку, а потом бросил чужое тело через свое бедро. Причем сам рухнул на колени. Ударил кого-то своей башкой в твердый живот, но тут же получил по затылку и едва не отключился. После этого я еще сновал по отсеку, как муха. Шипела, мучилась и извергала огоньки искалеченная аппаратура, горел и плавился пульт. Сражающиеся орали и матерились, как какафонический оркестр. Чей-то сапог достал меня и уложил на палубу, но и влежку я ударил мечом крест-накрест, отвалив ноги полицейскому квибсеру. То есть, стало ясно, что это квибсер, по зеленоватому свечению вдоль разрезов. Затем мой клинок наткнулся на клинок врага, в результате интерференции гибкий и острый вихрь снял шматок кожи с моей щеки. Одновременно что-то булькнуло, и мимо меня пролетела красная клякса — это была голова. По счастью, чужая.

Впрочем, продолжения не последовало, и все стихло, даже появилось освещение. На палубе лежало четверо полицейских: лейтенант с дырой во лбу, один четвертованный квибсер, человек без головы — та улетела в угол, один из гостей непрошенных оказался задушен мономолекулярной нитью. Плюс у бездыханного Сенсея была каша вместо живота, а у одного нашего пилота серьезное повреждение. Поскольку он продолжал чего-то лопотать даже с открытой «форточкой» в грудной клетке, стало ясно, что этот парень является квибсером.

Я наклонился к убитому лейтенанту и тут прямо из его пробитого лба в меня плеснула стекловидная струя, на лету густеющая и заостряющаяся. Не знаю, чем бы это кончилось, кабы не не бластерный выстрел Кати, который испарил нападающую хреновину.

— Но ведь он не квибсер, — заблеял я, впервые испугавшись по-настоящему.

— Ну, Фома, ты — балбес. Этот коп, конечно, не квибсер, но внутри у него жидкостный внутриполостной боевой робот, так называемый «последний поцелуй».- откликнулась Катя и сама взялась за обследование коварного тела. Воткнула прямо в глаз копа зонд мемо-считывателя, на секунду замерла, чтобы лучше оценить полученную картинку и, наконец, подытожила. — Сто процентов, эти полицаи были на подхвате у «Бета». Так что нам надо срочно исчезнуть и замести следы. Ф.К123, ты немедленно выйдешь через аварийный шлюз и прикрепишь к полицейскому кораблю, в районе навигационной надстройки, подрывное устройство.

Начальница протянула мне небольшую коробочку — и я секунду полюбовался ее длинными, но изящными пальчиками. Затем, ни капельки не задумываясь, не обращая внимания на ободранную щеку и побитое ребро, ринулся по коридору, в конце которого пульсировал напряженный красный свет. Аварийный шлюз, опознав меня, моментально распахнул входной люк.

— Вы уверены в необходимости выйти за борт? — обратилась кибероболочка. — Ведь все системы жизнедеятельности работают нормально…

— Да иди ты.

Я пробежал сквозь куб с натянутыми пленками, которые обволокли, обтянули, обклеили меня и стали моим аварийным скафандром. В руки упал ручной движитель. Осталось только мысленно прокричать кибероболочке про «чрезвычайные обстоятельства». Наверное, я что-то сделал не так, она перепугалась и даже не уравняла давление внутри и снаружи. Открылся внешний люк, и я вылетел в открытый космос как из пушки, да еще мой пленочный скафандр раздулся на манер пузыря.

Корпус вражеского катера был совсем рядом, но я летел несколько в другую сторону, да вдобавок неумело управлял своим полетом. Движителем так неловко помахал, что стал вращаться сразу вокруг двух осей.

— Вот, болван… — это Катя вмешалась по защищенному каналу Алеф-6. — Ты, главное, не дергайся. Расслабься, беру под управление твою руку с движителем.

Значит, она открыла доступ к моей Аниме неким сверхсекретным паролем и теперь забирает под свой контроль мои нервные цепи. Страшновато, но при том забавно наблюдать, как работают по чужим командам твои конечности и ты в общем-то становишься лишним человеком в своем родном теле.

Катерина меня стабилизировала, довела до полицейского борта и вернула бразды правления моим собственным мозгам — наверное, у нее более существенные дела нашлись. В итоге, я оказался не возле надстройки, а около топливных баков. И тут мой родной грузовик расстыковался с полицейским бортом. Произошло это достаточно прикольно. У охотника остался в объятиях не только стыковочный узел грузовика, но и часть его корпуса, видимо, пассажирский отсек. В этом, вероятно, и заключался главный секрет Катерины.

Грузовик, вернее, то, что от него сохранилось, стремительно удалялся, а я пока что пробирался по обшивке охотника к надстройке. Допёр, примагнитил странный коробок неподалеку от антенны, тут жар-пыл у меня пропал, и я стал думать, как мне выбираться из этой паршивой ситуевины.

Полицейский корабль явно утратил способность к точному преследованию своей добычи. Возможно, из-за того, что к нему оказался пришпадорен чужой пассажирский отсек. Неверная центровка не позволяла охотнику остановить «рысканье» и выйти на правильный курс. Кроме того, пристегнутый кусок металла мешал ударить гамма-лазерам, кстати, именно с того борта, где располагался я. Возможно сыграл роль и тот коробок, который я прилепил к корпусу охотника. Странный предмет задорно помаргивал глазками-огоньками.

Импульсники-плазмобои, правда, заработали, но тут грузовик затянулся сиреневым туманом — похоже, Катерина врубила генератор защитного поля, что было второй неожиданностью.

Впрочем, это меня не слишком обрадовало. Аварийный пленочный скафандр мог обеспечить жизнедеятельность лишь в течении часа, и то при условии, что я не буду слишком активно дышать, и не обкакаюсь.

Неподалеку от меня открылся люк и какой-то квибсер высунул длинную руку с бластером — я тотчас чикнул мечом и отсеченная конечность вместе с оружием поплыла по низкой орбите вокруг полицейского корабля, еще пытаясь угрохать меня. Пришлось ее покрошить.

Сам охотник, похоже, стал испытывать еще большие затруднения. Это выражалось и в странном вращении вокруг какой-то ненужной оси, и в непонятном хлюпанье двигателей. И тут мой родной грузовик добавил напрягу, пальнув в полицейский корабль. То есть, соскользнул обтекатель с того, что я считал трюмом, оттуда вылезли две тумбы мезонного прерывателя и вжарили.

Зеленоватое, по-своему красивое копье протянулось на несколько сот километров и воткнулось в охотника. Полицейский борт успел включить защитное поле, но, видимо, слишком поздно, его градиент не успел подрасти до нужной величины. В месте соприкосновения «копья» и фиолетового полевого экрана появилось яркое пятно, оно быстро разбухло и прилипло к обшивке охотника в районе топливного бака, отчего металл закипел и исчез. Из большой прорехи полез голубой хвост, то бишь пошла утечка горючего. Охотник затягивался облаком дейтерида лития. Еще один прицельный выстрел грузовика, допустим, из импульсника-плазмобоя, и будет бу-бух с биг-бэнгом!

Я с натугой оттолкнулся от обшивки и поплыл в открытом космосе. Пока не миновал горючее облако, боялся движителем орудовать — чтобы не сыграл он роль зажигалки. И еще дрейфил, что не успею вылететь, раньше чем сработает какой-нибудь запал. А когда удалился на порядочную дистанцию от охотника, то уже стал скучать по недавнему твердому пристанищу. Впрочем, недолго. Полицейский корабль взорвался, то есть стал шутихой весьма больших размеров. Потоки плазмы понесли меня, крутя как на карусели, а когда отпустили, то я остался один посреди космоса. Лишь багровые полосы и разлетающиеся обломки, не крупнее утюга, указывали на недавнее присутствие в этой точке пространства какого-то транспортного средства. На связь со мной никто не выходил, впрочем переговорник скафандра был весьма слабоват для дальнобойных бесед.

Через полчаса верный каюк. Три или четыре раза в жизни мне казалось, что подходит конец (и реагировал я при этом то спокойно, то истерично), но сейчас его приближение выглядело совершенно неоспоримым. Вокруг только звезды, то ли далекие, то ли близкие, но в любом случае равнодушные. Еще заметно розоватое пятнышко Юпитера, похожее на глаз внимательного зверя, чем-то он мне поможет?

Попережевал я, с трудом настроился на отходную молитву, обращенную к Божественному Единству, но тут прямо через космос протянулась сияющая дорожка. Она приклеила меня и, смешав все мысли и чувства, бесцеремонно сдернула с места. Я будто стал жидким, бесформенным, размазался в пространстве, и только какой-то маленький наблюдатель, психоцентр, отчасти воспринимал, что делается со мной и вокруг меня. А делалось странное, звезды и планеты из точек превратились в струи единой реки, по которой протекал и я тоже. Наступал безмятежный покой, доступный лишь тому, кто не чувствует времени.

Однако в положенный момент я сконденсировался, затвердел, окрестности прояснились и время вступило в свои законные права. Первое, что я увидел в виде нормального изображения, было лицо Катерины. Симпатичное, умное, волевое, в общем не чета моей несобранной физиономии.

— Ну, дотек-таки, — я обратился с «рапортом» к начальнику, заодно трогая синтекожный пластырь на щеке, а также скобу-регенератор на ребрах. — Какое-то задание выполнено. Надеюсь, мы встретились не на том свете.

— На этом. Причем благодаря нашим друзьям.

Только я сейчас разобрал обстановку, в которой нахожусь. Большущий зал с мохнатыми стенами, лохматыми столбами, пилястрами, поставленными вкривь и вкось, и вдобавок много разноцветной пыли. Впрочем, пыль эта не висела сплошной пеленой, а собиралась в какие-то узоры и даже некие объемные фигуры.

Катя заметила, что я заметил.

— Это и есть «друзья», — сдержанно заявила она.

— В самом деле? Ну ничего, бывает и хуже. Интересно, как ты с ними дружишь?

— Без проблем. Радиопереговорник на Аниме, и мой, и твой, способен воспринимать их сигналы, посылаемые в приемлемом для нас формате. Сейчас я включу у тебя декодер.

И она включила. Я не услышал, как предполагал сонм мелких писклявых голосов. Напротив голос был один: сочный, низкий, мужественный. И участливый.

— Надеюсь, вы не испытали особо отрицательных ощущений при перемещении по хрональному каналу? — осведомился владелец голоса.

— Как, разве я перемещался во времени?

— С помощью хронального переквантизатора, трансквазера. Кванты времени, хрононы, как известно, курсируют между Преднастоящим и Посленастоящим, создавая Настоящее. Триста тысяч километров были конвертированы в скачок «плюс-одна-секунда». В каком-то смысле мы продернули верблюда через угольное ушко.

— Ради такого смелого эксперимента рад был пострадать, — отозвался я, хотя понял, что в очередной раз стал подопытной белой мышью. Или белым верблюдом.

— Это не эксперимент.

— Значит вы и живете в этой «плюс-одной-секунде».

— Это мы и называем Преднастоящим. Кстати, будем знакомы. Меня можно называть Облаком. А как вас зовут, я знаю, можете не представляться.

В самом деле, лучше не представляться, я же не фон и не барон. И что это за Облако такое? Кто умеет превращать пространство во время и внезапно появляться из ничего?

Ага, маска, я тебя знаю. Это плутоны! Или плутон. Похоже, я вляпался: мирно общаюсь, понимаешь ли, с врагами рода человеческого. И как себя повести? Обделаться ли со страху, вскочить, побежать незнамо куда, дать пыльному супостату решительный бой. Я еще больше взопрел, когда понял, что меча-то при мне нет.

Катя заметила мое острое беспокойство.

— Конечно, Фома, мезонный прерыватель у тебя изъят на время психологического шока, пока не наступит привыкание. Извини, но мы не могли тебе сказать заранее, с кем предстоит встретиться в темном уголке. Ведь официально, за контакт с плутонами полагается смерть.

— Да уж знаю, блин!.. И, кстати, правильно полагается. Ради чего вы, члены корневой директории «Алеф», решили поиграть своей и моей жизнью? Я решительно требую ответа.

Катерина положила мне руку на плечо, и хоть я старался ее сбросить, стала поглаживать как сердитую собаку.

— Фомушка, несмотря на все войны, которые мы с ними вели, плутоны нам сейчас не враги, а, может, никогда ими и не были — в прямом смысле этого слова. Сейчас наша цивилизация загнивает, она все более отстает по своей мощи от того же Сатурна. А загнивающие цивилизации становятся питательным продуктом для хроноплазменного демона, который является божеством сатурниан.

— Хреноплазменного демона? Это он во всём виноват? А я то думал, что мы одервенели, Ботаника наслушавшись.

— Хроноплазменного, черт возьми. Он и есть «конец света», потому что поглощает эту самую материю времени, лишая людей настоящего, отправляет их в прошлое, в ад.

— Ага, усек, — голос мой стал заметно визглив. — Плутоны, конечно же, вызвались управиться с каким-то там демоном, который всех забирает в прошлое. Мы им за это скажем спасибо, которое они себе намажут на хлеб и опустят в свой ласково улыбающийся рот.

— Да, они не бескорыстны. Но они не собираются превращать нас в биороботов и щелканьем клавиш принуждать нас к исполнению польки-бабочки. Пойми, Фома, ты — подмастерье тринадцатой степени только из-за нашей технической отсталости, на тебя не хватило ресурсов, никто не разрабатывает твои возможности. Высокое начальство, Совет кастовых уполномоченых, главные акционеры Технокома сделали ставку на развитие только тех технологий, которые дают верную прибыль и не приносят проблем — на этом пути нет места для выплеска творческих сил, для поиска будущего. Поэтому карьерная система тебя и не замечает. Понимаешь, когда руководство запрещало симбиоз с кибероболочками, то преследовало лишь одну цель — не потерять рычагов управления.

— Но ведь кибероболочки нас поработить хотели. Особенно те, в которых плутоны гнездились. А что они с землянами сделали в свое время?! Угондошили средь бела дня.

Тут в разъяснительную беседу своим сочным басом включилось Облако:

— И мы, и вы — существа ущербные и нуждающиеся в симбиозе. Ваш трагический порок — медленное мышление, наша беда — формализм решений, что мешает качественным скачкам. Нелогично нам враждовать друг с другом. А земляне были настолько податливой инертной массой, что мы их и не считали за всерьез разумных существ. Не мы так вы отправили их в дотехнологическое прошлое.

Хотелось упорствовать, наверное из-за того, что ощущалась большая непонятка: какую, собственно, роль предстоит сыграть мне на этой тайной, хрен знает как законспирированной базе злейших врагов человечества. Разговаривать с врагом, это уже пытаться понять его. Поэтому я по-прежнему обращался к Катерине:

— А с какой стати плутонам помогать нам, космикам? Только потому что мы не инертная масса? Гораздо проще просочиться по нашим сетям, внедриться в наши кибероболочки, еще более изощренно, чем в прошлый раз, увлечь нас идейкой безудержного техпрогресса и без проблем выжимать все необходимое из наших мозгов.

— Придется ему показать, что мы из себя представляем. — объявило внушительным голосом Облако.

Следующее действие не отделялось от предыдущего никакой паузой. Плутоны чурались всякой театральности и дешевых психологических эффектов.

Внезапно меня как будто выжали. Я словно лишился тела и стал вроде водяной струйки. То и дело происходили слияния с другими потоками, новые разделения и новые слияния. Каждую частицу времени я понимал себя и свою задачу по-новому. В этом непрерывном изменении моя личность переоформлялась настолько быстро, что едва успевала вспомнить себя и немного отстраниться от очередного вида деятельности. Иногда происходил распад почти что до элементарного состояния, когда я чего-то там делал, не отдавая себе отчета, сосредотачиваясь только на конкретной обязанности. Но порой случалось объединение в мегаразум, который решал, например, глобальную проблему темпоральной материи, — а легкая рябь на ее поверхности является Настоящим, — или занимался перераспределением энергии между звездами для предотвращения космических катастроф. Ничего знакомого и обычного я не видел и не чувствовал, но я жил в ней…

Потом я, забыв большую часть того, что со мной происходило, вернулся на прежнее место, в свое тело.

— Ну и что мне пытались доказать, Катерина? То, что мы — козлы, лохи, чушки, а они — самые крутые вундеркинды?

— Мы для плутонов как бы не существовали. — охотно заобъясняла Катя. — Для них Настоящее — почти статика и является не более, чем почвой, гумусом, на котором можно вырастить что-нибудь динамичное, разумное. Им непонятна была наша неспособность к жизни внутри задачи, к мгновенным слияниям и разделениям, к одновременному восприятию многих информационных потоков, к проникновению в Преднастоящее. Поэтому они отказывали нам в интеллекте, предполагая за нами лишь простейшие рефлекторные формы сознания, свойственные животным. Мы должны были показать динамичность, то есть свой разум, и кажется усилиями службы «Алеф» кое-что удалось сделать. Кроме того, у нас общий враг…

— Об этом мы пока умолчим, — твердо заявило вмешавшееся Облако. — Мы с вами еще слишком плохо понимаем друг друга, чтобы иметь общих врагов. Хотя определенное содействие службе «Алеф» мы готовы оказывать.

Весьма неожиданно возникла стена и отделила меня от Облака и Кати. Вполне возможно, что она была мнимой. Во всяком случае, я оказался в каком-то другом помещении неопределенного размера. Я не видел себя, даже своих рук и ног. Антракт несколько затянулся. Коротая время, я стал размышлять о том, что коли база плутонов устроена на одном из наших астероидов, война с ними вовсе не была общим делом всех космиков.

Размышление прервалось, потому что рядом с собой я увидел борт грузовика. Раз — и он тускло засветился в слабом инфракрасном освещении. Если бы не жужжания и шипения аппаратуры, которые воспринимались моими рецепторами, то я решил бы, что это мираж и надувательство. А если не надувательство, тогда, значит, меня опять перебросили по хрональному каналу, только очень короткому.

Аварийный люк распахнулся, пропуская меня внутрь. Тоже хитрость — обычно он работает лишь на выход. Когда я уже загружался в шлюз, меня догнала Катя, а в рубке нас поджидал уцелевший пилот. В тот момент, когда наш корабль покидал базу плутонов, я отрубился, несмотря на то, что ускорение было ничтожным. А очухался уже почти на орбите Марса, после того как получил инъекцию тонизирующего глюкокортикоида.

— Что это со мной приключилось? — спросил я у Кати, которая улыбалась моему недоумению своим содержательным милым лицом.

— Шок от двух хрональных каналов. В первом случае ты как бы не существовал в течение секунды, второй раз — тебя не было две миллисекунды. Но этого оказалось достаточно для отключки сознания и глубокого сна на пятеро суток.

— И в течении этих пяти суток ты не пыталась меня разбудить? — спросил я и заметил, что отдыхаю не в рубке, а в корабельном лазарете. Здесь приятно мерцал успокоительный свет, токеры источали нежную музыку во внутреннее ухо, а электрические вихри приятно поглаживали кожу. Только иглы капельниц, воткнувшиеся в беззащитное тело, внушали некоторое беспокойство.

— Пробовала, Фома. Даже один раз поцеловала. Но видимо ты не тот спящий красавец, которого я способна разбудить столь незамысловатым образом.

У Кати сто второй ранг мастера. А ее начальственный лик совсем рядом, чуть раскосые тюрковатые глаза с серыми русскими радужками так ласково смотрят, что меня прямо оторопь берет. Воспоминание о том, что она большой руководитель, страшно мешает мне. Помню, какой-то мутант-оппозиционер прочирикал через сетевой эфир, что дескать Техноком смахивает своей субординацией на традиционный Китай. Я не шибко разбираюсь в Китае, даже в нынешней Шэньской династии, знаю только, что там для продвижения по службе надо экзамены на знание Конфуция сдавать. У нас в Технокоме ничего сдавать не надо, потому что продвижение зависят от карьерных киберсистем. Но при низком ранге у тебя вседва есть ощущение, что ты — просто расходный материал. И что это, в самом деле, карьерная система не желает замечать меня? Прямо даже хочется протестовать и оспаривать мудрый порядок вещей.

Я со своей койки потянулся и чмокнул Катерину.

— Спасибо за яйцеклетку.

Думал, сейчас осадит меня бранным криком или даже врежет по мордасам начальственной рукой. Ничего, обошлось.

— Спокойно, парень. Твоя инициатива тут не требуется, прибереги ее на другой случай.

И Катя сама притиснулась ко мне, заодно вытянув иглы капельниц. Ускорение в 0.7 «же» придавало ей приятную тяжесть, это лучше, чем невесомость, когда любовный партнер напоминает листик бумаги. В общем, стало приятно, куда лучше, чем со шмарами-мутантками из Фак-сити и шлюхоквибсерами из Сексограда. Даже не знаю почему — те ведь крутые специалистки.

Одеяло мое соскользнуло на пол. Катин комбез перестал скрывать её тело и разошелся посередине, как кожура спелого банана. Я оказался накрыт добротной женской мякотью. «Буфера» у дамочки оказались не слишком раскидистые, да и зачем ей арбузы нужны, а вот бедра и «булки» были весьма спелыми, интригующими. Так что на смену заочному знакомству с Катиной половой сферой пришло и очное.

Несмотря на испытание двумя хрональными каналами, кое-что во мне напряглось и устремилось в ту самую мякоть. Это сильно напоминало процесс стыковки двух космических аппаратов, где у одного штырь, у другого — приемное гнездо. Не знаю, что там испытывают космические аппараты, но у нас с Катюхой наладился свой «хрональный канал», где расстояние имеет меньшее значение, чем время.

Прозабавлялись мы все свободное время, вплоть до выхода на низкую орбиту Марса, оттянулась и начальница, и подчиненный, серьезных разговоров не вели. Возможно, Катерина умело применила два эффективных средства для того, чтобы «выключить» меня после встречи с плутонами. Первое — это так называемый «постхрональный шок», второе — любовные потехи.

Я только выяснил, что это за коробочка была примагничена мной к полицейскому охотнику. Оказалось — простенький трансквазер, блокирующий преобразования хрононов в гравитоны, антигравитоны и другие физические кванты. В общем, охотнику — верный капец…

Сели в космопорту Владикосмоса тоже без заморочек, идеально скинув скорость на приемной эстакаде, где генераторы линейного гравитационного поля играли роль тормозов.

— Ну, похоже, приключения закончились, — облегченно вздохнула Катя и чисто по-бабьи пригладила волосы. (Педики так тоже делают, но неуклюже.) — Выходим через красный портал, там у нас свои люди.

Тут я вспомнил, что так и не узнал, почему меня взяли на встречу с плутонами.

— Об этом потом, за чашкой чая я тебе все объясню, — притормозила меня Катя, когда я только начал задавать важный вопрос.

Мы преодолели без затруднений двое контрольных ворот: объемного сканирования и активного просвечивания. Наше оружие ехало на отдельном транспортере — мой мезонный прерыватель и Катин бластер.

Неожиданно из стены и из потолка вывалилось по наши души c десяток оперативников в доспехах из текучего металлопластика — забрала их шлемов долбали по психике, изображали рожи каких-то страшных демонов. Сразу поднялась пыль, труха. Вдобавок высыпавшие уроды швырнули ослепляющие и удушающие гранаты. Впрочем, на этот случай сработал мой хайратник, защитив забралом глаза и нос. Я прыгнул к транспортеру с оружием, по дороге свалив какого-то раззяву-клерка. Оперативников было так много, что и стрелять им оказалось не в жилу. Я схватил меч и перекинул бластер Кате. Развалил от головы до седла одного нападающего, а напарница метким выстрелом уложила другого. Потом я ее из виду потерял, да и сечь продилась еще секунд десять не более.

Несколько раз мой меч попадал на отражающие поверхности доспехов-дефлекторов, потом заинтерферировал парировании вражеского клинка. Едва я увильнул от острого вихря, как перед лицом возник черный шар и… полный отрубон — мне будто снесло голову.

Выплыл я ниоткуда спустя эн часов и нашел себя в довольно странном пространстве. Легкие подергивания конечностей указывали на то, что я получил приличный удар по нейронам гравитационной волной. Сейчас я пребывал в пузыре или аквариуме, заполненном какой-то жидкостью, из моего рта выходила струя и следом втекала обратно.

Слыхал я про это дело. Так гидромутанты дышат. Ведь легкие способны поглощать кислород из жидкости, если та перенасыщена полезным газом, а грудная клетка при том работает как очумелая. Она действительно у меня вкалывала крайне интенсивно благодаря адреналиновой стимуляции мышц. Это означало, что через сутки я превращусь в чрезвычайно истощенный совершенно обезжиренный труп. И, соответственно, стану напоминать жертву диетического питания, изображенную на листовке антивегетарианского движения.

— Вы думаете в правильном направлении, — это обратился ко мне через Аниму чей-то голос. Впрочем сам источник голоса виднелся через стенку аквариума довольно неприятной расплывшейся во все стороны фигурой. — Если вы не станете с нами дружить, то у вас, прямо скажем, плохие перспективы.

— Я еще не знаю, с кем вынужден иметь дело, однако ясно, что вы — варвары. Человека в банку посадили, намеки какие-то делаете. Вам нужно выдать дубину с гвоздями и тряпку для прикрытия яиц, а затем послать на Землю.

Слова в жидкости, конечно не зазвучали. Но поскольку имели вид четких нервных импульсов, направленных на голосовые связки, то были восприняты Анимой и переданы собеседнику.

— Мы отнюдь не варвары, Ф.К123, особенно учитывая, какую угрозу вы представляете для всей Космики.

— Без угрозы стало скучно жить?

Голос стал более резким и низким. Я ощутил его эмоциональную подоплеку — явно принадлежал он ревностному служаке, готовому во имя ложно понятого долга перекрошить всех и вся.

— Только не надо хамить, Ф.К123. Кислород-то в моих руках.

Тут собеседник существенно понизил процент дыхательного газа и я сразу забился как рыба на суше. Отвратительное ощущение, рвотно-астматическое.

— Стоп, стоп, начальник, давайте вежливо разговаривать. Я просто не знал, с кем имею честь.

— Генрих А965. Директория службы «Бет», начальник отдела внутренней безопасности. Удосужьтесь рассказать, чем вы занимались во время рейса на секретную базу плутонов. Учтите, мы со всем вниманием изучили данные телеметрии, бортовые и системные журналы, записи черных ящиков и станций навигационной проводки. Естественно, что пошерстили вашу Аниму и личный мемо-кристалл. Так вот, для начала укажите название и номер астероида, на котором находится база плутонов.

Хорошенькое начало. Так ведь не поверит же бетовский следователь, что я ни фига не знаю и еще меньше понимаю.

— Да погодите вы, коллега Генрих. Насколько я въезжаю, мы работаем в одной корпорации, если вы, конечно, не шпион сатурниан. У меня есть начальники, к ним и обращайтесь, потому что я действую не по собственному хотению, а по их поручению. На том Техноком стоит и стоять будет, принося верную прибыль.

Тут Генрих и обрисовал, что случилось с моими начальниками, передав видеоклип непосредственно на мой зрительный центр.

Начальник службы «Алеф» показан был в своем кабинете, еще точнее в туалете при кабинете. Только не было у коллеги Чертковица уже ни больших, ни малых нужд, судя по отсутствию каких-либо движений тела и лица.

Генрих тут прокомментировал, что Чертковиц, скорее всего, покончил жизнь самоубийством. Способ выбран довольно оригинальный, в прямую кишку через анал запущена кибермногоножка, которая, шмыгнув по кишечнику и желудку, прогрызлась в само сердце.

Я поинтересовался, почему для самоубийства выбран такой мудреный прием. А не мог ли какой-нибудь злоумышленник запустить подлую тварь диверсионным образом через канализационную трубу?

Генрих не исключил, что убийство было подстроено «непосредственным конкурентом» Чертковица — руководительницей важнейшего отдела Екатериной М010. Это мнение, дескать, разделяется и главными акционерами Технокома. Во всяком случае, отдел внутренних экспертиз упразднен и его функции переданы другим подразделениям, в то же время сектор безопасности службы «Алеф» переподчинен отделу внутренней безопасности службы «Бет». Так что отчет мне придется держать только перед коллегой Генрихом.

— Погодите, погодите, а Екатерина М010 арестована или нет? — спросил я, поскольку догадался, что у дамочки серьезные неприятности.

— К сожалению, она погибла при оказании сопротивления группе захвата, которая на космодроме проверяла оперативную информацию.

Тут же мне продемонстрировали еще одну видеозапись. Там была показана Катя: правая кисть отсечена, хлещет кровь, но левой она кидает сюрикен, который превращает в дымящуюся кучку трех членов группы захвата. Заметно, что все они квибсеры. Тут оперативник стреляет в Катину спину из импульсника-плазмобоя. Я вижу как из ее груди летят пламя и копоть. Она падает на живот, мне еще показывают крупным планом вывернутую вбок голову и прокопченное лицо.

У меня, конечно, внутри все оборвалось. Это как же понимать, едва у меня с бабой отношения стали налаживаться, и ее тут же в холодную!

— Суки-падлы, ну давайте, задушите меня и поскорее покончим с этим!

Добрый Генрих отреагировал сдержанно, как бы даже сочувственно.

— Коллега Ф.К123, ничего подобного мы делать не собираемся, так что больше не просите. Напротив, мы дадим вам успокоиться и более того, добавим в, так сказать, «околоплодную жидкость» расслабляющие средства. Надеюсь, у вас получится вспомнить детство, вернее пренатальный период. После того как придет покой, мы с вами потолкуем по душам. И поймите, Фома, вам не на кого положиться, кроме нас. Согласно закону за контакт с плутонами вас ожидает смертная казнь или же двадцатилетний срок заключения в каком-нибудь серном бульоне на Ио. Но при наличии смягчающих обстоятельств можно попасть в куда более легкую зону на Европе. Таковые обстоятельства сможем найти лишь мы на стадии ведомственного расследования. Подумайте еще и о том, что женщина, к которой вы относитесь со столь теплыми чувствами, могла элементарно подставлять и использовать вас. Вспомните, что в борьбе с плутонами Космика потеряла двенадцать тысяч своих сыновей и дочерей, это еще не считая мирных граждан. Кого вы выгораживаете, что вы покрываете?

Произнеся надлежащие фразы Генрих ненадолго оставил меня, а я еще недолго побултыхался в ярости, а затем подуспокоился из-за нервного истощения и транквилизаторов, отчего, в итоге, сладко задремал. И это действительно напоминало сны раннего детства. А затем я проснулся и задумался.

Зачем меня взяли к плутонам? Только как бойца-телохранителя? Но эту непрестижную роль мог сыграть с большим успехом кто-нибудь из сотрудников внутренней безопасности или бывших спецназовцев.

Я не получал никакой конкретной информации, никакого определенного задания. На базе плутонов мне тоже ничего не поручали. Так, может быть, загадка во мне самом? Вдруг я стал оберткой, посылкой для чего-нибудь? Вдруг нечто ценное находится внутри меня? А именно некая вещь, которую гады-плутоны решили передать на Марс.

Получается, Катя предала меня ради своих шашней с плутонами. Все эти басистые «облака» наверняка нашли способ как подмазать ее, такую авангардную и прогрессивную.

Мои мысли стали вязнуть, будто в голове было полно каши. Катя — предательница, кидала. Я мазохистски упирал на эту идею, чтобы было не так жалко любимую начальницу. А уж Чертковиц с радостью превратил меня в булочку с сосиской. Я продан и предан — только эта эффектная фраза и звенела под черепным сводом. Одновременно я понимал, что мне просто не хватает энергии на работу ума-разума, потому что все силы тратятся на вдох-выдох.

Была еще какая-то догадка, за которую я пытался уцепиться из последних сил. Нападение на мой дом совершили ведь не плутоны, это была какая-то каверзная тварь. Катя ее назвала X-структурой, а Чертковиц еще более странное название употребил — спорозоит, будто это живое существо. И мы перед ней вроде бы совершенно беспомощные дети. Может, служба «Алеф» пошла на поклон к умникам-плутонам, чтобы выпросить или выторговать у них какую-нибудь универсальную защиту?

После непродолжительного сеанса натужных размышлений я отрубился. Когда-то свет зажегся снова. Я лежал на операционном столе, мои ноги, руки, лоб были стиснуты захватами. Кибердоктора уже хищно зависли надо мной, изготовив свои лазерные скальпели и гусеничные зонды для проникновения во внутренности. Мединструменты зловеще шевелились в гибких металлических конечностях киберов. От их сверкания заболели глаза, такое впечатление создавалось, что меня собираются расскоблить, размазать и распотрошить до последней козявки. Вдобавок стол (на котором я представлял обед из многих блюд для алчущих исследователей) окружали катушки сверхпроводящих электромагнитов, кольца ЯМР-морозильников <прим. установка ядерного-магнитного резонанса>, щупы, трубки и проводки прочих хищных приборов. Бетовцы расселись неподалеку, собираясь любоваться процессом потрошения вживую и через камеры зондов.

При виде всей этой рати, собравшейся растащить меня по кусочкам, меня обуяла и жуть, и обида, и ярость. Старинные инквизиторы хотя бы попеклись о моей душе. А здесь не пекутся и не просят. Для бетовских вивсекторов, если я есть — существует загадка, если раскурочен — загадки нет.

Наверное, в самый драматический момент я заметил, что сквозь мою кожу проступают черные капли, одна, другая, третья, великое множество. Проступают и набухают! Черный пот быстро стекался, сливался воедино, образовывая какую-то жутковатую татуировку, нет, сетку, протягивающуюся во все стороны.

А когда я посмотрел на остальных, на этих мучителей докторов, то они стали плоскими, тонкими, дряблыми, натяжение им давала лишь эта сеть. А за плоским Настоящим бушевала хрональная материя, не дающая нашей вселенной остыть и съежится.

Обесточенные захваты беспомощно разжались, я поднялся на ноги, походя опрокинув и растоптав операционный стол. Появились бойцы с оружием, не меньше десятка, но я просто рванул эту сеть.

Она лопнула, полетела разноцветными пульсирующими линиями, которые были снабжены указателями векторов и скаляров.

В ее прорехи устремились потоки серебристой жидкости, движения бетовцев стали медленными, будто они влипли в кисель, меня же нес быстрый поток. Это был третий хрональный канал в моей жизни.

Я успел заметить, что оборудование полностью обесточено, в одной из стене теперь зияет дыра, совсем неаккуратная, напоминающая выход из пещеры. Там и сям поверхности разбиты щелями и трещинами, из разорванных труб вырывается пар и горячий воздух, раскуроченная электропроводка искрит, насыщая атмосферу озоном. И пар, и искры — медленные как мыльные пузыри.

Из десятка оцепеневших бетовцев я приголубил только одного, ударом кулака в ухо — иногда у меня получается — и забрал плазмобой.

Через большую дыру я выглянул наружу, «во двор». Исчезнувший кусок стены обнаружился на расстоянии доброй полусотни метров ниже, на земле.

Пора делать ноги — пожарный трос поможет мне плавно спуститься. Но я вдруг подумал, зачем торопиться? Кажется, я получил неплохую фору. Сдернул шлем с оглушенного мной бетовца, надел на себя. Там всё было стандартно — проектор виртуальных окон, встроенная видеопамять на сто часов.

Похоже, этот парень был в составе той своры, что зацапала меня в космопорту. Я включил быструю перемотку назад. Стоп. Катя, оказывается жива, хотя с рукой что-то не то, на женщину набросили самонаводящиеся арканы, спеленали и уволокли.

Вот так номер. Похоже, один из видеоклипов, показанных мне коллегой Генрихом, оказался ложным. И в натуре, откуда бы у Кати вдруг взялся сюрикен?

И, похоже, доставили ее сюда же, в блоке 4–3, тот же ярус — это подсказывает встроенная система записи координат.

Почему б не вырвать женщину из рук доброго Генриха? Хотя кое-какую правду он про Катерину сказал: лахудра она холоднокровная; но все-таки жалко ее, пытается ведь сыграть роль мамаши для Соньки.

Я вышел в коридор. Пост охраны, располагавшийся неподалеку, никак на меня не отреагировал, похоже находящиеся там квибсеры пребывали в сильной прострации. Я спокойно миновал грозных монстров и оказался перед титановой дверью с надписью «блок 4–3». Внезапно реальность обрела плотность. У меня со спины появились новые бойцы из отдела внутренней безопасности, которых я сразу обстрелял из плазмобоя. Довольно метко обстрелял — моя Анима быстро приспособилась к новой системе оружия и оперативно выдавала на зрительный центр целеуказание и целенаведение. Нападавшие явно не рассчитывали на столь решительный отпор и почти все полегли.

А потом этот персональный трансквазер — который подарили мне плутоны — сработал еще раз.

Мощная дверь передо мной закачалась, потом стала тончать, пошла трещинами и разорвалась, все мешающие перегородки, люки, решетки внезапно обветшали и рассыпались во прах. Серебристый поток понес меня вперед — к моей начальнице Катерине.

У нее, конечно, были свои субъективные ощущения, у меня — свои, и те, и другие, как говорится, к делу не подошьешь. Несмотря на хрональный канал она мне показалась настоящим мешком, набитым картошкой…

Размытая обстановка показала, что хрональный канал заканчивается. Когда всё прояснилось, женщина пришла в норму, превратившись из тяжелого мешка в подвижную особь, я лишь слегка ущипнул ее за задницу. Лифт считал ее радужку, опознал, и послушно доставил нас обоих на последний этаж.

Крыша здания «Бет» оказалась не ровненькой, а уступчатой, с террасами. На ней в стиле царицы Семирамиды раскинулся большой субтропический сад, где высокие и низкие деревца имели индивидуальную подсветку и подпитку.

Несмотря на то, что крыша заросла цветущим вертоградом, генератор защитного вандерваальсового поля захватывал над нами полосу не более чем в десять метров. От марсианского Деда Мороза нас защищала лишь такая тоненькая прослоечка «земного» воздуха, а красноватое небо планеты напоминало преисподнюю, адскую бездну, которая с чего-то оказалась наверху.

Тут, прервав созерцательную паузу, на вечнозеленую крышу стали выбираться бетовские оперативники — оправились значит. Посреди магнолий и кипарисов завязался маневренный бой, причем энергозапас моего плазмобоя быстро падал.

И вот, когда всем надеждам вроде бы кранты, когда меня обложили и загнали в угол, над головой завис коптер. Из гнезда на его борту вылетело несколько змеероботов. Они потащили нас вверх; за пределами вандерваальсового поля мы заболтались в разреженной атмосфере Марса — глаза и еще какая-то требуха уже полезли изнутри наружу. Но тут створки коптерского люка распахнулись, и мы были втянуты в материнское тепло багажного отсека. Когда отдышались и переползли в кабину пилота, то оказалось, что коллега Чертковиц самолично управляет летным средством.

Что ж, надо поприветствовать нежданного-негаданного спасителя, хотя он сам во всем и виноват.

— Весьма рад, начальник. В службе «Бет» меня весьма огорчили, сказав, что у вас сильно ухудшилось здоровье, даже показали соответствующий видеоматериал.

Чертковиц хмыкнул, понимая, о чем это я.

— Они известные кинематографисты. Но присутствует в этой пропагандном трюке и некая правда. Вся внутренняя безопасность службы «Алеф» вследствие крупной интриги переключена на «Бет», у нас нет теперь своего охранного сектора. Они беспрепятственно лезут к нам через все щели, гниды такие, — начальник службы глянул на Катерину, которая сидела тесно прижавшись к моему боку (зауважала что ли). — Про диффузный персональный трансквазер бетовцы уже прознали, так что проект «Человек-оркестр» придется законспирировать еще тщательнее. Нашему другу Фоме надобно пока пересидеть в вольере на старушке Земле.

Ага! Мной уже закусили, мной почистили сапоги, помыли пол и теперь, видимо, собираются вытереть задницу.

— Но ведь на нашей земной базе отрабатывается совсем другой проект — «Параллельная жизнь», забыли разве? — возразила Катя.

— И ничего особенного, тесно не будет, оба эти проекта прекрасно уживутся, — посчитал Чертковиц. — И вообще, расслабься, Катерина, посмотри, какой вид. — И действительно, полярная шапка Марса густо сияла, сиреневый туман углекислотных испарений придавал ей облик большого суфле. — Понимаешь, у нас нет другого выхода. Того глядишь, бетовцы накопят на меня компромат с помощью своей агентуры и спихнут с должности.

— Как самочувствие, Катюша? — отвлекся я на другую тему, чтобы не думать о непонятном и неприятном.

— Ничего. Даже правую кисть пришили обратно. Бетовские врачи сказали, что поставили синтетический квазиживой вкладыш вместо разрушенного участка кости. «Бет» ведь готовил судебный процесс против «Алефа», и мои показания должны были…

— Не трепись, — рявкнул Чертковиц, — ты же не знаешь, в чьих руках окажется этот обалдуй завтра.

А мне и не надо было словесного трепа, тугое женское бедро так плотно примыкало к моей ноге, что невольно возникал некоторый трепет в кровеносных сосудах, пролегающих ниже живота.

— Это мы еще выясним, чего там бетовцы тебе поставили, — вслух буркнул начальник службы, и я заметил, что он заботится о Катерине; по крайней мере его беспокоит то, что к ней в кость могли имплантировать «жучок». Мне захотелось поддеть Чертковица, чтобы уж не принимал меня за такого чайника.

— Послушайте, шеф, я дико извиняюсь, что невольно подслушивал ваш конфиденциальный разговор, однако мне все труднее притворяться глухонемым. Не похожа ли эта «параллельная жизнь» на ту тварь, которая заглотила мой дом. И не слишком ли густо два проекта — для меня одного?

Чертковиц заерзал, а ответила Катя.

— Милок, — начала она. Если стал уже «милок», то дела мои действительно не ахти. — Поверь мне, в идеале эти два проекта хорошо сочетаются. Благодаря трансквазеру возможно рациональное взаимодействие с X-структурой.

Умеют же наши начальники успокоительно выражаться. Они тебя сперва отправят в пекло, а когда от тебя и соплей не останется, то скажут для прессы, что «при обсуждении некоторых спорных вопросов один из участников дискуссии вдруг перестал высказывать свое мнение.»

— Насколько я в курсе дела, Катерина, так называемое «взаимодействие» нередко оборачивается мордобоем. Я хочу знать, на что можно рассчитывать в следующей драке. Вседва ли сработает та секретная штука, которая сидит во мне?

— Фома, твой трансквазер диффузный, он присутствует в крови в виде микрочастиц и собирается только в нужный момент. Аппарат, сам понимаешь, импортный и этот «нужный момент» он определяет на основе собственной аксиоматики. А питание у трансквазера внешнее, грубо говоря он высасывает хрональную энергию из окружающей среды.

— Понятно, батарейки подзаряжаются, когда все вокруг разваливается. Хороший дар.

Чертковиц счел нужным дать милостивое обещание.

— Фома, мы демонтируем диффузный трансквазер, как только накопим самую скромную информацию по его работе.

Ага, усвоил — на ближайшую пятилетку я останусь упаковкой для транспортирования и маскировкой для испытания хитренького «импортного» приборчика. Это обстоятельство не унижало мое достоинство, коего отродясь не было, а просто подавляло меня. Ведь все яснее чувствовалась: до конца своих дней я каждым своим телодвижением, каждым вздохом и чихом буду приносить пользу разным смелым проектам. А как перестану приносить, так меня сразу в утильсырье спишут.

Я как-то машинально отодвинулся от Катерины — ведь она в этом смелом экспериментаторстве не последнюю роль играет.

— Есть еще у кого-нибудь трансквазер, господа? — вопросил я, подавив огорчение недюжинным усилием.

— Пока нет. Хотя мы собираемся проводить серийные испытания на Земле. Уже отобрано несколько варваров. — сообщил начальник «Алефа».

— Вот с кем я оказался в одной компании — с дикарями, которые задницу пальцем вытирают. Можно мне пойти и надраться вусмерть? Это последнее желание, — В моем голосе засквозила усталость, так же как и в теле, напичканном аппаратными микрочастицами.

— Увы, нет. Мы, то есть вы, немедленно отправляетесь на Землю. — отдал приказ Чертковиц. — Отбудете из Матраса; вы, конечно, в курсе, что это бидонвиль в пригородах Нового Петербурга. Оттуда стартуете на коптере-челноке, который доставит вас на орбиту, где пересядете на орбитальный космоплан, а потом… в общем, увидите. Добираться до Земли будете, как настоящий разведчик. Но там вас встретят представители спецлаборатории.

— Ага, понял. Добираться буду в капсуле, на манер кролика. А если не встретит меня представитель спецлаборатории, то попаду я на закуску к товарищам дикарям.

— Не такие уж они и дикари. Среди них, между прочим, проповедовал учитель по прозвищу Ботаник, совсем не дурак. — «утешил» большой начальник.

— Ну и чему он их научил? Что надо чистить клыки на ночь, что нельзя какать мимо горшка и есть сладкое перед обедом? Так нет же. Он сказал, что все машины — порождения преисподней. Ах, как удобно для нас, — варвары будут сидеть по уши в дерьме и радоваться. Случаем, этого Ботана не мы дикарям спустили?

Катерина поморщилась из-за моего невежества.

— Отставь свое ерничество, Фома Неверующий. Он научил землян вере в себя. Главная его заповедь: «Возлюби самого себя насколько сможешь.»

— Онанизм какой-то.

— Много лучше, — Катерина продолжил вдохновенно, как мадам профессор на последней лекции перед уходом на пенсию. — Его учение позволило многим людям адаптироваться к кошмарным условиям обитания, примириться так сказать со злом.

— Ага, без него было бы скучнее? — поддел я философствующую командиршу. — Зло необходимо, нельзя жаловаться на землетрясения и наводнения, на микробов и разных глистов. Надо с этим мириться, вместо того, чтобы строить дороги и дамбы, применять мыло и зубной порошок.

Но Катерина оказалась настоящим фэном этого самого Ботаника.

— Учитель, в принципе, сказал следующее: надо и среди грязи и зла чувствовать себя венцом творения. У Ботаника это называется выращиванием Древа Жизни; душа растит в себе Божественное семечко, поднимаясь из грязи в Небеса.

— Лихо закручено. Ну и как сложилась его судьба, я что-то забыл?

— Профессиональные душеведы из числа «творческой интеллигенции» быстро прикончили его, чтобы не путался под ногами, слепили религию под названием древесная вера, сделали ее обязательной, за чем следили с ревностью Торквемады, начали грести десятину и волочь на плаху изобретателей, как ведьмаков и волхователей…

— А мы, кстати, уже подлетаем окрестной тропой к Матрасу, — закруглил Чертковиц. — Надеваем гермокомбезы.

То, что мы приземлились где-то на задворках — я сразу понял. Помойка она и есть помойка. Под красновато-оранжевым небом навалены грудами трубы, цистерны, контейнеры, баллоны, какие-то обломки и остовы, которые мало-помалу засыпаются дюнами и прочими эоловыми отложениями. Там и сям видны следы обитания — особенно в районе «канала», где не так вредничают пылевые бури, которые частенько случаются летом. Сквозь окна-иллюминаторы маячат огоньки жилья, яркими кляксами смотрятся для моих тепловизорных глаз атомные миниреакторы. Все они, как один, жуткое барахло, теплоноситель и то протекает, застывая желтыми ледяными космами. Провода электропитания тянутся к насосным вышкам, которые добывают воду из-под слоя вечной мерзлоты, к большим бакам, где, видимо, располагаются оранжереи и плантации по выращиванию грибков и водорослей, к чанам-дезинтеграторам, где перегнивают и разлагаются объедки, чтобы превратиться затем в белковую массу.

— Дальше вы, Фома, путешествуете один. Вам и посох в руки. Инструкции уже введены в ваш мемо-кристалл, — сказал, поеживаясь, Чертковиц. — А вот и проводник.

К нам, помигав инфракрасным маячком, подвалил какой-то шестипалый мьют.

Я напоследок осведомился у начальника:

— Эй, шеф, все-таки за какую идею вы людей на хрен посылаете?

— За великую идею научно-технического прогресса. У нас застой, Фома. Мы с каждым годом все сильнее отстаем от сатурниан. У них к тому же есть и фанатизм, и воинственная религия. Космику покамест спасает количественное превосходство, но если мы не найдем потраву на этих маньяков-сатурньяков, у нас будет бледный вид.

Приятно, когда начальник разговаривает с тобой на одном языке, однако возникает ощущение, что тебя уговаривают стать затычкой в чужой бочке.

— Я слыхал про их божество. Сатурниане поклоняются какому-то темному демону, которое легко проникает и в прошлое, и в будущее. И на эту задницу мы найдем болт с резьбой с помощью братьев-плутонов, которые теперь нам уже не кажутся такими страшными? Так?

— Эх ты, чудак, — почти ласково протянул Чертковиц и сделал вид, что в дальнейшем разговоре не заинтересован. — Но, прощай, Хома Брут.

Хома Брут? Я, кажется, понимаю, на что намекает начальник, который уже показал спину. Ну теперь можно спокойно попрощаться с дамой.

— И ты прощевай, Катя, хоть ты меня и подставила, а зла на тебя не таю. Видно работенка у тебя такая.

— Отвернитесь, — цыкнула женщина на шестипалого мутанта, — и к тому же переключитесь на другой радиоканал. Она подошла ко мне ближе некуда.

— Фома, чего ж ты вытаскивал меня из «Бета», если поверил Генриху?

— Сама знаешь «чего». Чтобы у Сони когда-нибудь появилась настоящая мамаша.

— Откуда эти семейные атавизмы, Фома? Глядишь, они и меня заразят.

— Я думал, что они у тебя есть, Катерина. С чего ты бы стала звенеть, куда в итоге приплыл мой живчик?

Женщина замялась, и я стал догадываться, что меня опять накололи.

— Хотела бы иметь лучшее мнение о себе, но, тем не менее… ошибочку допустил все-таки компьютер, а я уж просто не стала отнекиваться. Сам понимаешь, всякие семейные узы и связи-привязи вызывают только дополнительное нервное истощение — это при нашей суматохе-то.

— Компьютер, блин! — очередное разочарование, а так хотелось надеяться, что хоть в чем-то сделано для меня исключение.

— Если точнее, Фома, это виновата киберсистема, заведующая карьерой. Суетиться и извещать о приплоде надлежит только высокоранжированных людей, ну, а она чего-то напутала.

— Значит, просто ошибочка вышла, или может карьерная киберсистема за какие-нибудь немеркнущие подвиги и заслуги еще собирается произвести меня в генералы?

— На это тоже не надейся, — сказала псевдоженушка». — Функция твоя сугубо секретная. Чем меньше людей о ней знают, тем ты дольше протянешь.

По-моему, в этой Солнечной Системе все сговорились огорчить меня. Пора переселяться куда-нибудь на Альдебаран.

— Ну, ладно, красавица, разбежались.

Я уже хотел было отвернуться, но Катя еще попридержала меня за руку.

— А вдруг, Фома, карьерная кибероболочка и в самом деле имеет какие-то далеко идущие виды на тебя.

Неверная Катя чмокнула меня через пластик и бодро отправилась вместе с Чертковицом к коптеру. Скоро будет отдыхать в своей уютной квартирке вместе с этим хиляком. А я поплелся вслед за шестипалой муташкой в неизведанную даль.

Протопали мы с шестипалым среди всякого мусора где-то с час, ну и наконец достигли промежуточного финиша. Это был потрепанный контейнер для живых грузов, вернее жилой дом, несмотря на то, что шлюз неслабо пропускал воздух. Впрочем, и компрессор поддувал крепко, с ветерком. Внутри была пара давно не мытых мужчин и какая-то баба с грудным мальцом. Эти коллеги, похоже, без всякого инкубатора обходились. Поддатые мужики гоняли по столу каких-то кибергномиков-футболистов и заодно лапали бабу за мясные места. Это ее никоим образом не смущало, как и то, что ребенок все время кричал и кашлял. Мне пришлось согласиться с Катериной, что сомнительных семейных связей лучше избегать.

Я не удержался и с тоски принял двести грамм «язвовки», отчего меня вывернуло еще в челночном коптере. Тот был старый и тряский, но, видимо, достаточно мощный, чтобы вынести меня на орбиту. Однако, хорошо, что вывернуло. Когда я пересел в орбитальный космоплан, меня развезло еще сильнее. Там я страдал в грузовом отсеке, в окружении цистерн с фекалиями, вывезенных с какого-то сателлита. Потом меня из отсека выветрили легкой продувкой, причем безо всякого предупреждения. Хорошо, что в подобных путешествиях мне вседва тревожно и я шлем не раскупориваю. Вместе со мной случайно вылетела бочка с дерьмом, которую, наверное, плохо закрепили.

Космоплан улетел, его факелок быстро стал неприметной звездочкой. Я вместе с дерьмовой бочкой стал совсем уж неразличимой точкой и единственное утешение заключалось в том, что мы представляли искусственные спутники планеты со своим периодом обращения и высотой орбиты. В каком-то смысле компанию мне составляла и набрякшая красным ряха Марса. В районе его терминатора были хорошо заметны старты челноков, все ярче полыхал светлячок восходящего Фобоса. Вскоре стало прохладнее — кибероболочка скафандра, естественно, растягивала тепло на максимальный срок, поскольку не получила иных указаний. Меня стала донимать мысль, что Чертковиц и Катя довольно хохмаческим образом избавились от меня. Но жуткая мысль развеялась в пространстве, когда я увидел приближающийся ко мне факел. Напряжение окончательно спало, когда выяснилось, что этот борт не полицейский, а военный. Похож он был на небольшой патрульный корабль — хоть небольшой, а пеленгаторы чуткие, раз засекли сигналы моей Анимы.

Когда меня втягивала за шкирку механическая рука, я подумал, что служба «Алеф» завела какие-то шашни не только с плутонами, но и с нашими вояками. Действительно, кто, как не люди в погонах и аксельбантах, заинтересованы в техническом прогрессе и новых козырях против наглецов-сатурниан.

Я прошел через шлюз, и меня встретил капитан-лейтенант, судя по всему, командир корабля. Он был прям, как хрен после длительного воздержания, говорил сухо, глядя сквозь меня. Намучился я с такими солдафонами во время войны, хотя эти простые служаки на голову лучше, чем мелкотравчатые командирчики, которые спят и видят, как за счет твоего трупа новые лычки заработать.

— Сейчас, Ф.К123, вы переоденетесь в гермокомбез повышенной автономности, потому что средство доставки на Землю не сможет устойчиво поддерживать вашу жизнедеятельность. Кормители рассчитаны на пятеро суток, есть еще пайковый НЗ, но вы его сможете использовать уже после приземления. Свое оружие оставите здесь, чтобы к варварам не попало.

— Коллега капитан-лейтенант, ну разве это оружие? Пукалка какая-то. Да и варвары все равно не поймут, на какую кнопочку нажимать.

Офицер не откликнулся, и я поставил трофейный плазмобой к переборке, отчего сразу стало неуютно.

— Коллега капитан-лейтенант, может хоть подарите легонький нейродеструктор, ружьишко, стреляющее глупостью, из-за которого любой свирепый варвар сразу превратится в смирного дурачка и станет радостно кушать сахар с моей руки.

Однако кшатрий не стал участвовать в дискуссии, а вместо этого продолдонил:

— Вам выдадут инъектор и набор ампул с антибиотиками, тонизирующими и стабилизирующими средствами. Получите еще навигационный прибор, который будет выдавать координаты и курсовые показатели, основываясь на векторах естественных полей Земли. Его мы имплантируем в зуб мудрости на верхней челюсти. Заранее предупреждаю, что ориентация в зонах геомагнитых аномалий будет затруднена.

Набор ампул и усовершенствованный компас — это все, что мне останется от достижений цивилизации. Попадусь первому же зверю на зуб или же первому дикарю на рогатину.

— Да, отличная у меня путевка в земную жизнь — до ближайшего душегуба. А какое-нибудь варварское оружие вы можете выдать? Хотя бы в долг.

Кэп впервые ослабил жесткий каркас лица.

— Ни одного меча у нас тут нет. Ну, разве что большой кухонный нож — сейчас матрос принесет с камбуза.

— Да, самозатачивающийся нож, пожалуй, сгодится. Только непременно самый большой.

На борту патрульного корабля удалось оправить все естественные надобности, помыться, побриться и пару раз перехватить немного килокалорий. С жалобным стоном напялил я на себя ГКБ (гермокомбез) повышенного автонома. В нем придется немало суток проторчать: пипирку извольте в трубку мочеотвода вставить, а калоотвод вдевается прямо в прямую кишку — педикам, наверное, сплошной кайф от такого путешествия. Корабль тем временем усиленно разгонялся, чтобы придать «средству доставки» дополнительное ускорение, из-за чего исполнение последних желаний было изрядно подпорчено лишним «же». К исходу первых суток полета в сторону Земли я пересел в крошечную разведывательную капсулу. Не успел сказать «поехали» и взмахнуть тяжелой рукой, как зажглась красная панель и меня катапультнули с корабля. Наверное, мой старт был замаскирован под учебные стрельбы. Еще несколько часов мои органы прижимало к спинке кресла — сперва горел твердотопливный ускоритель, а потом включился маломощный плазменный двигатель, который должен был доставить меня на околоземную орбиту.

До точки в апогее мне нечего было контролировать, поэтому я сделал себе укол крепкого усыпителя. Без долгого сна я бы быстро свихнулся в тесном отсеке, где и руки в стороны не разведешь — долетел бы до Земли еще один пациент психбольницы, не способный к упорной борьбе за научно-технический прогресс.

Мое счастье, что спанье не было электростимулированным — тогда бы я дрыхнул, пока не завершилась бы полетная программа. Фармакологический сон оказался более чутким. Я вовремя продрал глаза. И тут ознакомился с очередным «подарком»: в неверном режиме отработали маневровые двигатели, тут тебе и ускорение больше, чем следует. А не диверсия ли это? В смысле, коварные бетовцы подкузьмили или хитроумные соратники кинули. Но может, все прозаичнее: наши родные марсианские тараканы что-то в капсуле погрызли, вроде проводки или чипа; я ведь заметил зверушку, радостно выбегающую из-за панели управления.

Капсулу вынесло на низкую орбиту, которая должна была закончиться на дне океана. Я давай рулить и маневрировать по-всячески, корча из себя лихого пилота, но запасов мощности хватило лишь на пару затяжек движка. Как убедительно показала бортоболочка, приземлится мне предстояло на пару тысяч километров южнее заданной точки, не в лесотундре, а в дремучей тайге.

 

БЛОК 7. БРОДЯЧИЙ ЭЛЕМЕНТ

Четкий прием. Дуплекс

Дождь долбил круглосуточно — может, июль здесь такой, может циклон виноват, спущенный Технокомом сверху. Я ко всему быстро привык, и к облакам, и к растительности, и к птичкам, и даже к членистоногим. (На Венере облачность и погуще, а во время боев на Япете кибернасекомые выедали человека за одну секунду.) Но вот к дождю не смог приспособиться. Если бы не комбез, то давно бы окочурился. Впрочем, элементы питания быстро садились, слишком много тратилось энергии, чтобы и согревать меня, и маскировочные цвета менять, и выводить пот. НЗ я уплел за первые три дня, размачивая едалищный порошок в дождевой воде — ручейкам и озеркам не доверял, зачем лишний раз заразу цеплять. Из порошка получалась приторно-сладкая белесая масса. Однако не приедалось, жрать хотелось неимоверно и постоянно. Первую свою дичь я схарчил на шестые сутки. Приделал дареный нож к длинному суку — получилось натуральная рогатина, — ну и прирезал какого-то жирного грызуна, вроде огромной морской свинки, только с длинными ушами. Едва он сдох, как из его порезанного пуза поползли ленточки — длинные такие, почти бесцветные — гаденыш весь червивым оказался. Когда они стали свиваться в маленькие шарики и прилипать к моим сапогам, я удирать бросился. Так бежал, что напоролся на вторую морскую свинку. Убил ее со страху — эта ничего оказалась, чистенькая внутри. Хорошо, что на инъекторе имелось гнездо для прокаливания, то бишь дезинфекции игл. С его помощью кое-как удалось разжечь костерок и обжарить тварь. Замучился я, пока освежевывал, разделывал, пока жевал — челюсти устали по-страшному с непривычки. Но все-таки гордость от проделанной работы появилась, а потом и страх, который меня долго мучил — что внутри меня эти самые ленточки вьются.

После того как спалил капсулу, несколько дней не удавалось костер разжечь — чтобы хоть поэкономить элементы питания комбеза. Тут, если и прекращался дождь на час-другой, то все равно над прелой опавшей листвой столь сырой туман клубился, что любой огонь сразу сдыхал.

Деревья мрачно и красиво смотрелись — в три обхвата, высотой с башню, там и сям свисают какие-то вьющиеся побеги. Понятно стало, почему символика местной религии так тесно связана с таежными великанами. Лес густой всю дорогу сплошняком стоял. Плюс еще попадались речушки, которые я переплывал, надув воздушный пузырь на комбезе. Плюс болотца — их обходить приходилось, потом снова плутать. Так что я, наверное, за неделю не больше пятидесяти километров намотал, если считать по прямой. (Надо учесть и то, что земное тяготение меня поначалу сильно изнуряло. И хотя в инкубаторах и школах нашим космическим костям придают прочность, а мышцам — силу с помощью искусственной тяжести, однако накачки ножных мускулов явно не хватало. А волоконные роботы, вплетенные в мою мышечную ткань, стали сдавать уже через десять дней. Похоже, что тот мутант лысый, который загнал их за круглую сумму в сто имперок, меня крепко нагрел. Муташки — все жулики через одного, но с моей зарплатой других продавцев не найдешь.)

Не то, что шляха, даже приличной тропки на ход ноги не попалось. А вот на зверье натыкался нередко, хорошо хоть, что полипептидные слизни не встречались — слыхал я, что они каким-то макаром попали сюда с Ганимеда. Облако гнуса, конечно, над головой висело без устали, также наблюдал я жирафовидных лосей, которые обращали на меня ноль внимания, объедая хвою. Встречал и кабанов, роющих траншеи, и гигантских крыс. Это были полуметровые твари, налегающие на всякую мелюзгу — червяков, упитанных личинок, жуков, мышей. Крысы пользовались палками-ковырялками и копалками, создавали подземные лабиринты и были весьма дружелюбны. Чего нельзя было сказать о волках. От серых хищников приходилось даже на ветки карабкаться и по ночам не спать, разглядываючи окрестности своими тепловизорными глазами. Но волки не очень-то за мной приударяли, а при близком контакте показали себя большими эстетами. Едва я устроил радужную иллюминацию на своем комбезе, как они замерли и только тихо подвывали в такт. В остальное время я маскировался под цвет леса — был такой же пятнистый.

Это не помешало какому-то гаду засадить в меня метательный нож с длинным трехгранным лезвием. Первого человека встретил — и надо же такое! Я, кстати, заметил его в кустах по красноватой тепловой дымке, и даже не подумал трансквазер применять. Напротив, решил, что несмотря на обывательские страхи, сейчас произойдет встреча культур и задушевные переговоры, причем мое выступление начнется со слов: «От имени и по поручению моей цивилизации уполномочен заявить…» Когда дикарь понял, что не угробил меня, то сбежал, особливо ввиду того, что мой комбез озарился багровым адским светом. А прикинут тот негодяй был в какие-то тряпки и шкуры, содранные с бедных животных, и волосами так оброс, что морда будто из зарослей выглядывала.

Лезвие оказалось отравлено каким-то токсином животного происхождения, а может просто было запачкано говном. Так что, хоть ранило меня в предплечье, намучился я немало. Только с третьей попытки подобрал антидот, семь часов почти в полной отключке валялся. Комбез пытался стимулировать меня электрическими разрядами по рефлексогенным точкам, но это не слишком помогало.

Когда я был почти без сознания, ко мне какие-то огромные коты подбирались и вороны на голову пикировали, чтобы клювом подолбить. Я приспособил инъектор под дальнобойный режим и всех тварей угощал хорошей порцией магнезии. Один раз я сгоряча (температура-то сорок) ампулу маленько перепутал и в какую-то птичку запустил шприц-пулю с особым снадобьем. Каково было мое удивление, когда подстреленный ворон через семь часов заговорил со мной на моем языке, моими же словами. Успел, значит, набраться ненормативной лексики и даже вполне усвоил ее, пока я лежал в горячечном бреду и ругался. Этот ворон — я его Сашей прозвал — и объяснил мне, какой надо маршрут выбрать. Вовремя, кстати.

К концу болезни элементы питания моего комбеза совсем сдохли, и от холода я пришел в себя. Треклятый дождь на этот момент, слава Космическому Ветру, прекратился. Луч восходящего солнца как-то пробился сквозь тучи и упал на ближайшую ветку, где располагалась черная птица с большой каплей, повисшей на клюве.

— Ну что ты вьешься над моею головой? — мрачно осудил я пернатого.

И вдруг он откликнулся совершенно осмысленным и при том грубым образом:

— А по утрам у молодца что-то капает с конца. Понятно, ха-ха, что речь идет о насморке.

Я решил воспринимать такую похабную речь как должное, а вдруг это секретный кибер Технокома пожаловал мне на выручку?

— Ну, встану, а что дальше? Куда переться без толку? Я уж совсем замудохался в этом лесу, не очень-то помогает знание координат и курсовых показателей. Скажи по-быстрому, кто тебя послал и с какими инструкциями?

Ворон охотно затараторил:

— Меня послал народ. Не писай, пацан, прорвемся. Мы пойдем иным путем. Вы куда, молодежь? Прокладываю кратчайшую дорогу за весьма умеренную плату, выгуливаю собак, провожу в любую часть света — цены не кусаются. Меня зовут Ариадна, хотя пола я мужского — чего только не сделаешь, чтобы выйти на рынок. Не успеете три чугунные просвиры изглодать — а уже на месте, в пункте Б. Даю трехмесячную гарантию на тот случай, если вы попали не адресу.

Похоже, это не кибер, но все-таки. Конечно, не стоило доверяться первой говорящей птице, но я был настолько слабый, издергавшийся и замерзший, что решил поддаться.

— Мне б на северо-восток, на правый берег Обского пролива, и желательно побыстрее. А что взамен требуешь, ворон?

— Харчи, объеденье, сласти. Я балдею, мужик, от таких вещей. Въезжаешь?

— Сласти — это что?

— Дохлятина, падаль, стервь. — сразу же отозвался ворон. — Крылышки оближешь.

— Мне нравятся твои вкусы, ворон, по крайней мере, я тебе не конкурент.

— Друг мой, жаль, что вы укорачиваете свой и без того недолгий век неправильным питанием, а именно свежей убоиной. Мы, вороны, особенно соблюдающие диету, спокойно дотягиваем до двухсот, нередки среди нас старики-ветераны, которые и в триста лет дадут фору иным юношам.

Ворон стал перепархивать с ветки на ветку, показывая мне дорогу. Время от времени он напоминал мне, что я буду ему должен по сто грамм еды на каждый километр пути. И вообще его словарный запас и ассоциативный багаж пополнялись чересчур быстро. Похоже, он разговаривал со мной не сколько пользы ради, а для роскоши общения животного с человеком. Ариадна вскоре стала Сашей. Назвать его кибером я бы уже не смог, потому что он не только требовал еды, но еще и покакать умел — прямо на голову, если обиделся. Оставалось сделать вывод, что я вместо инъекции магнезии вколол ему «Ментокал», средство повышающее разумность и памятливость. (То есть, диффузный нейроинтерфейс, применяемый для обучения тупых школьников иностранным языкам.)

Наверное, это непорядок. В Технокоме меня скушают, если узнают, что я подарил разум простой птице. Ладно, во всяком случае я никого не снабдил смертоносным оружием, просто еще одна божья тварь научилась использовать разные скверные выражения. Кроме того, я все чаще примечал у Саши суждения, которые он не мог почерпнуть у меня, а также из простых наблюдений за природой.

Например, когда я добыл мелкую дичь (сонную после зимней спячки ящерку) и поделился с Сашей, он посоветовал мне использовать при следующей встрече с варварами разные хитрости, иначе конец путешествия наступит раньше, чем хотелось бы. В частности, надлежит выступать перед местным сбродом в роли «своего» парня, какого-нибудь скомороха с говорящей птицей. А для этого стоит первым делом переодеться в приличные шмотки «мейд ин тайга». С таким утверждением я уже был вполне согласен.

Комбез мой, лишенный энергии, не только стал холодной шелухой, но уже не мог заращивать дыры, так что почему бы и не переодеться по местной моде.

С помощью Сашиных советов я смастерил лук, из которого (с сотой попытки) подстрелил оленя — опять таки наводчиком служил ворон. Когда убил, случился у меня шок, сопряженный со рвотой — от чувства вины. Но впервые пообедал по-человечески, вернее по-варварски, а вдобавок смастерил себе курточку. Хреновая вышла курточка, сшитая оленьими жилами, но любопытная. Забегая вперед сообщу, что портки типа «лосинные бананы» я себе смастачил из дохлого лося, которого также нашел Саша. Украсил их перьями глухаря, получилось недурно — Анима освежила мне память, и я вспомнил картинки с индейцами из энциклопедии.

А еще я припомнил все, что что читал и слышал насчет варваров и дикарей, проживающих на Земле. Если отбросить всякий пиар, то получается, что мы разрушили на планете-маме все кибероболочки, считая что они заражены плутонами. У нас директор разведывательно-диверсионной службы за это сияющую звезду героя заполучил, а отупевшие земляне въехали на полной скорости в эпоху варварства, которое было усугублено огромным количеством ничем не обеспеченных баксов, культом потребительства и низким уровнем образования, когда вместо думать учителя учат крестик в анкетке верно поставить. И варварство, между прочим, до сих пор всё прогрессирует, цветет и пахнет.

Без кибернетики у землян все выродилось и опустилось, первое время еще сохранялись очаги индустрии, но потом все технические «оазисы» были выкорчеваны набегами степняков, джихадистов и прочих конных хулиганов. Так что по всему материнскому Шарику сейчас техника, в лучшем случае, на уровне семнадцатого века. Космическая империя, конечно пособила чуркам-землянам, снабдив мутантными частично разумными породами скота и устойчивыми сортами злаков. В биосферу были внесены разнообразные бактериофаги, которые пожирают особо опасных микробов чумы, холеры, оспы и так далее. Так что чума и голод пока не косят земное население. Но все равно набеги, войны, захват рабов, казни составляют суть земной жизни, как и положено для безмашинной эпохи с низким выходом прибавочного продукта, когда численность народа постоянно подравнивается под застывшую производительность. Поскольку были выведены на орбиту искусственные солнца-солетты, тундра расцвела, тайга обзавелась довольно многочисленным народонаселением, а вот половина Европы и Юго-Восточной Азии оказалась затоплена поднявшимся морем. Калифорния после катастрофического цунами была захвачена японскими пиратами с утонувших островов и превратилась в Страну Заходящего Солнца. К востоку от нее Великая Мексика, чей император Монтесума II возродил культ Дымящегося Зеркала, которому приносит в жертву америкакесов. Ну, а между ней и Миссисиппским морем — владения Фед Резерва, что еще недавно все необходимое получал от дикарей за свои колдовские зеленые бумажки, но теперь подвергается постоянным нападениям Федерации Сиуксов. На новоорлеанской суше, за Миссисиппским морем, правит Барон Самди, верховный колдун всех вуду-поклонников. К северу от него, в Белом Вигваме, курят одну трубку пять вождей ирокезов. А, накурившись, передают остальным племенам и народам, что сказал Маниту насчет истинной демократии. Перед Белым же Вигвамом на сорока семи шестах экспонированы скальпы  (не все, правда, настоящие) сорока семи так называемых «президентов США», начиная от Дж. Вашингтона. И душам этих сорока семи не будет никогда покоя за то, что отняли и леса, и прерии, и священный остров Манхэттэн у коренных, понимаешь, американцев.

Ну, голова, вспоминай подробности, тормоши Анима слежавшиеся слои памяти. После остановки Гольфстрима замерзли Англия с Бенилюксом и нижней Германией, но потом лед была растоплен лучами солетт и теперь там плещется море. В окна банковских зданий, где когда-то резвились финансовые акулы, теперь заплывают акулы натуральные, а черепа банкиров, некогда придумывавших, как высосать сок из очередной страны, отполированы миногами и крабами... В Европе осталось неутопленным Франкыстанское Королевство со столицей в Орлеане, а с юга его подпирают Объединенные Арабские Эмираты с центром в Марселе. Еще там есть Верхнегерманский рейх с фюрер-кайзером, проживающим в Мюнхене, и мелкие султанаты окрест него. Далее на восток лежит Речь Посполита, но там от государства одно название. «Чем дальше в Польшу, тем разбоя больше», этот старинный тезис работает и сегодня; паны шляхта пьют, шалят, бузят, и отсиживаются в замках, когда степняки уволакивают на аркане крепостных хлопов. К востоку от нее раньше была Украинская Охлократия, но теперь там Дикое поле, по которому ездят только кочевники с разными поэтическими названиями. К югу от Дунайского и Черного морей проглядывается султанат-халифат Великая Туркия, у которого больше понтов, чем могущества, зато отличный спрос на рабов. К северу от Дикого поля находится отгороженная от него засеками и крепостями обширная лесная Русь. Правит там царь Александр IV, советуясь с посланцами земли русской всех сословий на Земском Соборе. Изгнал он ревнителей древесной веры, мастера его соорудили ракеты пороховые, страшные для степняков и панов, собрался царь уже вести дорогу чугунную за Урал-хребет. Но Урал-хребет поражен был техноплесенью (никак и тут Техноком постарался), она вкупе с разлившимся морем отсекли от александровой Руси Теменское Президентство, которое три десятилетия подряд подвергается непрерывным нашествиям центральноазиатских орд и морских пиратов из империи Вынь Шэня. Когда пираты сачкуют, то выход из Обского пролива запирается дрейфующими льдами — Техноком непременно выводит одно из искусственных солнц на профилактический ремонт. Жизнь там тяжелая, внешняя торговля перекрыта хищниками, города растут медленно. Президенту Фискалию пока удается удерживать ситуацию под контролем, однако оборонные расходы постоянно растут, следовательно и подати с повинностями. Фискалия там мало кто любит, феодалы против него интригуют, пытаются его отравить, а он пытается отправить самых бойких из них на плаху…

Я, судя по предварительным расчетам, оказался на южной окраине Теменского президентства, в Ишимском мэрстве.

Саша предупредил меня, чтобы я придумал подходящую историю на случай встречи с землянами. Он посоветовал помалкивать насчет того, что я с неба свалился — иначе прямая дорога на плаху. По его сведениям, рейдеры президента и служители древесной веры ведут охоту на бомжей, выдающих себя за посланцев неба.

Так что пришлось поломать репу, придумывая историю и легенду, старательно подбирая слова и выражения. Теменцы ведь говорят на нашем языке с примесью блатного арго и старой лексики. Я в энциклопедии читал, что архаизмы и арготизмы были нарочно внесены в теменскую речь космиканскими лингвистами, производившими гипнотическое обучение тамошних феодалов. Это был какой-то не шибко продуманный эксперимент, впоследствии осужденный начальством.

Саша без опоздания известил меня о том, что я вскоре столкнусь с конным разъездом теменцев. И все равно это оказалось сюрпризом. Лес был уже не таким темным и густым, от мха не столь тянуло сыростью, улавливался даже запах каких-то ягод, когда из куста ракиты на меня вдруг выехал всадник. Наверное, я еще в противоположную сторону пялился, так что и тепловое излучение не приметил вовремя.

Первые секунды я даже не мог поверить, что встретился с варваром-ратником, что это не виртуальный мультик. Всадник был в помятом шлеме с рогами и хвостом, в исцарапанном доспехе с какими-то дебильными шипами на локтях и запястьях. Сам низенький, квадратненький — я сразу понял, что росту в нем не больше метра шестидесяти — но в руках лежало то ли копье, то ли меч: на древко было насажено слегка изогнутое длинное лезвие. Вдобавок у варвара имелось ружье, похожее на кусок канализационной трубы, и маленький арбалетик, приделанный прямо к наручи. Глазки-бусинки, глубоко утопленные в лицо, выражали какой-то рефлекторный ум. Единорогов я, конечно, видал и даже трогал в зоопарке, но этот зверь был приземистый, запаршивевший, сопливый, вонючий, с зубками страшновато крупными. Резцами-лопатами он потянулся к моей ноге, отчего сразу стало зудежно в коленке. Вдобавок с длинного седла спрыгнул здоровенный пес, собака Баскервиллей, сущий Цербер, с широкими лапами и огромными челюстями, как у динозавра. Шею и грудь этого чудовища прикрывала кольчуга, а низкий лоб и макушку защищал шлем, похожий на миску. Пес не залаял, а только утробно прорычал, но этого было достаточно, чтобы вызвать обильный и холодный пот. Всадник тоже рыкнул:

— Замри, парень, а то убью.

Конечно, произнес он эту фразу более нечленораздельным языком, со странными интонациями и огласовками («А ну-ка сдох, пацан, не то укоцаю, бля»), но в общем я его понял.

— Ты человек или зверь лесной? — продолжил мой собеседник.

— Это я-то зверь?! — пришлось возмутиться мне.

— Потом разберемся. Беги рядом и не вздумай рвать когти, — распорядился варвар.

— Я — с говорящей птицей.

— Птицу бери.

И пришлось бежать. Конечно, я пустил в ход трансквазер, чтобы организовать отрыв от зловонного варвара. Но хрональный канал снова меня к всаднику привел — что-то на Земле прибор сразу не так стал работать.

— Ты, пацан, не балуй, бесполезняк, — сказал при новой встрече квадратный воин.

— Я… я заблудился.

— Держись меня, и все будет хорошо. А потеряешься снова — плохо тебе станет, — намекнул варвар. И к его мнению пришлось прислушаться.

Всадник на время как будто забыл обо мне. То есть, маршрута для меня он не выбирал, так что приходилось перепрыгивать через рытвины, перелезать через поваленные стволы и продираться сквозь заросли кизила. В любом случае я больше не попробовал вильнуть в сторону и дать деру. И, наверное, правильно. Морда пса теперь находилась на постоянной дистанции в тридцать сантиметров от моих икр.

Неожиданно я оказался на полянке, где было несколько десятков конных бойцов при оружии, да еще со вьючной скотиной. Через полминуты они оказались со всех сторон от меня. Единороги, лошади и барады (помесь лошади с бараном) в столь большом количестве могли бы шокировать любого даже самого мужественного космика своим ржаньем, блеяньем, снованием и запахом. Вот такой натюрморд.

— Что ты за человек? — обратился ко мне всадник предводительского вида — судя по золотой насечке на панцире.

— Из плена бежал.

— Теменский?

— Точно так. — сказал я, хотя понимал, что предводитель недоумевает моему акценту. — Из Большой Орды убег, меня туда в десять лет украли, совсем уж русский забыл.

— Ладно баешь, да не верю. А песни-то наши помнишь?

— Как не помнить. Ну вот, к примеру. «Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольется, там сердце девичье забьется с восторгом чувств не для меня…»

— Хорошая песня, только ты мелодию перевираешь. Да и вообще песни ты мог где-то подслушать… Непохоже, что из ты из Орды бегунок. Пленным ордынцы кое-какие жилы подрезают, если используют их для работы в поле или на бахче. А ты не хромой, и на полевого работника не смахиваешь, белый чересчур, даже синеватый, да еще и хлипкий. — разоблачил меня предводитель.

Придется модифицировать версию, учитывая, что под марсианским солнышком я не слишком загорел.

— Меня на чистой работе держали.

— Один хрен — вранье. Кому при доме предстоит трудиться, тому тюрки яйца отнимают. А ты вроде целый, хотя можно и проверить.

— Уймитесь сомнения, — проверещал Сашка, садясь на плечо. Вовремя появился.

— Я народ потешал. Вот птица у меня говорящая.

— Ну, допустим, поверил, — сообщил после некоторого раздумья предводитель. — Поверил, но еще проверим. С нами отправишься, дерьмодей. Правильным покажешься, поверстаю тебя на службу, неправильным — скормлю псам и глазом не моргну.

— А как же мне домой попасть, начальник?

Предводитель не желал думать на эту тему.

— Я не начальник какой-то, а сотник Стоян Председателев. Это во-первых. Во-вторых, нет у тебя дома, так что ты не рыпайся. Был ты како сопля, повисшая на носу, совсем бесхозный, а я тебя подобрал. Коли будет от тебя толк, послужишь c честью в войске, окажешься бестолковым — попадешь в крестьяне, тогда землицу тебе ковырять до скончания дней своих. Ты, кстати, ремеслом каким-нибудь не владеешь, бочки там делать или сапоги тачать — тогда можно на городском посаде осесть.

— Нет этим я не владею, я больше по части канализации.

— Слова такого не знаю, так что посадского человека из тебя не выйдет, такоже и купца — чтобы лавку открыть или ладью нагрузить товаром, надо ларец с серебром иметь. Такой ларец у немногих есть, потому как дальняя прибыльная торговля опасна — морские разбойники и льды мешают оной на севере, степняки караваны грабят на юге, через Урал-хребет редко кому удается перейти, там плесень смертельная и человека и лошадь покрывает. В рыбари или речники тебя не возьмут — больной хилый на вид.

— Стойте, разве нет у вас людей, которые жили бы на гонорары, так сказать на случайные заработки?

— Есть еще такие — скоморохи, целители, волхователи, попрошайки, шлюхи, — но все делается, дабы поверстать их на службу, приставить к ремеслам или посадить на землю. Нам шалить некогда, потому как война идет отовсюду.

Так я стал молодым казаком в конной стороже. И начальники у меня были, во-первых президент Фискалий II Чистые Руки, а, во-вторых, сотник Председателев. Выделили мне приземистую лошадь, бывшую вьючную, которая страдала поносом и чрезмерным газоотделением; помимо меня она еще тащила пару мешков картохи. А в мои обязанности вменили собирать хворост для жарки и варки, ухаживать за ездовыми животными, мыть котлы, стирать и все такое, что полагается новобранцу. А обижать не обижали — ведь я из Орды уже синеватый пришел, жалкий (помог все-таки марсианский загар).

Две недели я слонялся с конной сотней по лесу, вернее вдоль засек, от острожка к острожку <прим. острог — укрепленный пункт, с оградой из заостренных кверху бревен, высотой 4–6 м>, от одного дозорного гнезда до другого. И при том смещались мы не к северо-востоку, куда мне надо было, а скорее к западу, куда не треба. Успел я за это время освоиться с весьма небольшим, но странным словарным запасом варваров, бесконечными «бля» и «один хрен», визгливыми интонациями и грубым акцентом, с их примитивными замашками, сморканием влет, ковырянием в зубах (с помощью кинжала), звучным пусканием ветров, и активным употреблением рук при разговоре. Привык к убогому быту, к грязи и даже к укусам блох. Что ж, в почесывании есть свой смак — рекомендую эстетам, пресыщенным всеми иными удовольствиями. Пару раз у меня начиналась какая-то лихоманка, но потайной инъекционный пистолет пособлял мне оздоравливаться и заодно приобретать специфический иммунитет. При мне живоедка укусила человека — так, что он ничего и не почувствовал, а спустя какой-то час стал сизым раздувшимся трупом, внутри которого все ходило ходуном. Видел я, чем кончаются истории с серыми мухами — они заползают в задний проход, превращаются в личинок (регрессивная трансформация) и вылезают через рот. Хорошо хоть, не через ухо. Пожалуй, червяги в сравнении с этой хреновиной довольно милы. А еще тут все, даже самые бесстрашные рубаки, бледнеют при мысли о клейковине. Я так понял, что это известный мне полипептидный слизень, впрочем, гнездовья у него, как правило, севернее — в лесотундре.

Между прочим, один из конных казаков даже показал мне, как надо поднимать и опускать саблю, а стрелец научил махать бердышем. Так что я быстро одичал. Но с другой стороны, мне взамен индейского наряда дали обмундирование, которое осталось от одного бойца, откинувшего сапоги из-за чего-то похожего на малярию. Выжарил я над костром вшей, гнид, пиявиц и напялил на себя. Ничего, вид бравый — только в животе слишком большой простор получился, а коротковатые штанцы не достают до голенищ сапог. Говнодавы были огромные, разношенные, но накрутив уйму портянок, кое-как подогнал оба калибра.

Саша, как ни пытались бойцы его отогнать или подстрелить, следовал за мной. По крайней мере, он первый узнавал, что меня собираются отправить на стирку или по ягоды.

Однажды так же буднично, как и про стирку, он сообщил, что наш отряд вот-вот напорется на большое конное воинство тюрков. Я, конечно, не поверил, что вот-вот должна начаться рать. Но все получилось столь же неожиданно, как и в тот раз, когда я наткнулся на отряд Председателева.

Враги ехали по дну мшистой лощины, склоны которой к тому же заросли густыми зарослями кизила. Люди сотника Председателева заметили ордынцев, когда до тех оставалось шагов сорок. У наших была некоторая фора, они находились на возвышенности, и кизил выступал в роли заграждения. Председателев не сдрейфил (удирать было бы худшим вариантом), его конники выстроились уголком, с обеих сторон от лощины, и стали поливать ордынцев свинцом. Когда тюркские кони пытались вынести своих всадников вверх по склону, их встречали мечи-секиры, рога и копыта теменских единорогов, а также и сильные челюсти боевых псов, которые могли и руку пополам перекусить.

Тюрки десятками скатывались назад, кто с рваным горлом, кто с пробитой грудью, кто с расквашенным животом, кто отдельно от своей головы. Однако наши цепи, протянувшиеся вдоль лощины, оказались короче вражеской колонны, и на флангах ордынцы довольно спокойно преодолевали склон. Вскоре завязалась рубка в окрестностях оврага. Поначалу сотня Председателева успешно противостояла тюркам, но полку врагов все прибывало.

И тут я почувствовал, что скоро дело дойдет и до меня. Собственно, коммюнике с поля боя доставлял мне Саша, потому что я пребывал в обозе, где сгрудились вьючные лошади и бараны. Сам я видел поначалу лишь спины дерущихся конников Председателева. Потом битва с рубкой, колкой и сечей, с жуткими воплями, кровавыми фонтанами, разрубленными телами предстала передо мной воочию, но как будто голофильм на экзотическую тему. Я был психологически еще далек от всего этого. Однако в какое-то непрекрасное мгновение заметил, что прямо ко мне, невзирая на мою психологическую отдаленность, скачут трое прорвавшихся ордынцев, а там уже стало их пять и даже семь. Рядом же со мной находился только один казачок не слишком богатырского вида. На плечо сел Саша, который неустанно проводил воздушную разведку.

— Атас, хозяин, надо улепетывать, если вы только не собрались повторить подвиги Евпатия Коловрата. Я заметил лесную тропу, по которой можно беспроблемно отвалить.

Но, прежде, чем я смог чего-нибудь сообразить, на нас с казачком налетело с десяток ордынцев, среди коих были сипахи из самой Туркии в красных тюрбанах. Мы успели выстрелить из пищалей, положили двоих, но тут казачка срубили, а мне в грудь направилось сразу три копья с длинными и широкими наконечниками.

Перед этим пару минут я уже слезно обращался к умному трансквазеру, но тот отделывался равнодушными ссылками на низкий энергозапас и бессмысленными советами — типа «сесть с оппонентами за стол переговоров».

Между прочим, я не дрейфил даже при виде вражеского крейсера, ощерившегося гамзерами, которые превращают в радостный свет все живое и неживое на расстоянии миллиона кэмэ вокруг. Но от этих оскаленных ртов, выпученных глаз и засохших трофейных голов, подвешенных к нукерским поясам на манер орденов, меня явно пробрал мандраж.

Впрочем, когда меня должны были уже нанизать на вилки, трансквазер наконец очнулся и меня унесло в хрональный канал — вражеские фигуры застыли по бокам экрана. Неподдельный ужас усилил все мои способности, так что я никуда не врезался. Итого, скачок на плюс одну миллисекунду в Преднастоящее — фора хорошая.

Когда пейзаж вновь стал объемным и ярким, вблизи меня никого не оказалось. Я перескочил в телегу, установил на ее бортике три пищали, превратив в тачанку. Успел хорошо прицелиться, когда в мою сторону поспешило четверо ордынских нукеров. Выстрелил метко, трое тюрков выпали из седел и давай бороздить башками землю, запутавшись ногами в стременах. Когда подлетел ко мне последний, его единорог не смог добраться до меня — телега мешала. А мне было сподручно крутануть бердышем, и попал я по горлу туркийскому сипаху, так что брызнули на метр алые фонтанчики артериальной крови. Гадость.

Затем я перескочил на мелкую, но крепкую лошадку и двинул в лес, по дороге засадив пику в еще одного ордынца. Путь пролегал среди деревьев и доставлял массу острых ощущений: каждая низко расположенная ветвь угрожала снести мне кочерыжку. Только через пару часов решился я притормозить своего конька-горбунка. Тут и ворон Саша, сев на луку седла, мигом ее обгадил.

На привале решил я теперь пробираться до левого берега Обского пролива, а там уже найти способ переправиться через двухсотмильный водный простор — на правый берег. Нынче у меня были коняга, пищаль, берендейка с кремнями, порохом и пулями, да еще пика, цепляющаяся за ветки. По шляхам и торным тропам я старался не ехать, предпочитая обочины и темное время, так что долгое время ни один дозор не пытался меня прихватить. В итоге, со своим поводырем преодолел еще километров триста к северу-западу.

Но к концу недели я попался разъезду рейдеров, причем ночью. Не помогло тепловое зрение, потому что сидели она в дупле гнилого таежного великана. Не помогла и история о побеге из ордынского плена. Был признан я дезертиром от президентской службы.

Пока тянулось неспешное разбирательство в какой-то судебной коллегии, я сидел колодником в столичном кандее, где крысы были лучшие друзья человека. Однако Саша проникал через вентиляционное отверстие, гонял нахальных грызунов и даже приносил мне кое-какую еду, включая красную рыбу с неведомого праздничного стола. Иммунитет мой уже достаточно укрепился, чтобы я мог обойтись без инъектора, который у меня, естественно, отобрали. Сохранилась только единственная шприц-ампула с гипноделиком. Едва не потратил, когда на меня кинулся сокамерник с криками: «Беса споймал». Задушить он меня не задушил, только сопли выдавил, Саша вовремя его угомонил профилактическим ударом клюва в глаз. Над поверженным телом пернатый друг произнес эпитафию: «Плохо, когда голова не варит, а руки делают.»

С тех пор меня никто не пытался обидеть, однако все попытки дать деру с помощью трансквазера заканчивались ничем. Тюрьма представляла из себя катакомбы и каждый раз хрональный канал заводил меня в один из углов этого заколдованного подземелья. Я еще раз убедился, что на Земле хрональные каналы не пролегают так как нам надо. Можно было назвать это магией, можно — бесовщиной, можно — истощением энергии трансквазера. Его интерфейс вскоре перестал реагировать на просьбы и только вежливо намекал, что, дескать, поищите другой более простой и экономичный выход из положения. Простым выходом из положения являлась порка, после чего на свободу с битой задницей. Один зек-колодник с раскосыми глазами, сказывал, что это еще ничего — в Вынь Шэне за любую ерунду преступника скармливают рыжим муравьям или бросают в яму с черными скорпионами. А вот в Орде беглым рабам ломают позвоночник или снимают кусками кожу. В Туркии любят варить «неверных собак» в больших котлах. А вот в Верхней Германии специализируются на медленном поджаривании «ведьм» и «еретиков». Это мне поведал немец-контрабандист по имени Ахмет, человек с большими смоляными усами и в кепке-самолете.

В общем, обошлось без генеральной порки, потому что понадобились гребцы для морского похода вдоль западного побережья Теменского моря. Так я попал на скамью только не подсудимых, а галеры-кадорги. Вместе с другими штрафниками я работал веслом (слава Космическому Ветру к той поре моя мускулатура достаточно окрепла), или же тянул суденышко батрачьим образом. Река Тура довольно быстро закончилась Теменским морем, и после недельного перехода мы вышли в Обский Пролив. Там состоялось решительное сражение с шэньским флотом, во время которого линия теменских кораблей была проломлена громоздкими джонками, наша галера оказалась пробита ядрами с ближней дистанции и оперативно отправилась на дно. Всех кто плыл со мной, проглотил морской змей, который на мой взгляд был все-таки очень длинной и зубастой рыбиной типа мурены.

По счастью я не ознакомился с этими зубами, каждый из которых напоминал кривой меч, меня направлял парящий над водами ворон Саша. А затем подобрали катаи-шэньцы, которые хотели вдоль правого берега Обского Пролива выйти в Северный Океан.

У них после битвы был большой недостаток матросов, поэтому пришлось мне полазать по вантам и походить по гафелям на высоте полста метров от бушующего моря, причем еще в кандалах и при тутошней силе тяжести. Ободряли меня только бодрые лозунги Саши, который устроил себе гнездо в «вороньем гнезде» на топе грот-мачты.

Тем временем, навигационный прибор, вмонтированный в мой зуб мудрости, показал, что я не так уж далеко от места назначения. Ночью я ручным образом всадил шприц-ампулу гипноделика в катайского надсмотрщика и он немного посопротивлявшись, покорился мне. Помог мне украсть и спустить на воду ялик, на котором я проплыл милю, отделяющую джонку от вытянутого в море мыса. Причем я ежесекундно ожидал, что меня волна опрокинет или появится один из белых медведей, которые здесь тянули на размер касатки и охотились на синих китов, а то и кашалотов. (Я однажды видал их битву с борта джонки — это не для слабонервных. Кит взмывает, падает обратно в воду, а в его спину впился и кромсает ее мишка. Кит ныряет и выныривает уже без медведя, но зато его оплел гигантский морской спрут.) Но ничего, обошлось без встречи с крупными зверями, хотя видел я в глубине вод огромные тени, благополучно, хотя и передрейфив, добрался до берега.

Потом был еще стокилометровый марш-бросок по болотистой лесотундре, где все кишело пресноводными коркодилами, гигантскими медузами, живоедками и было полно клейковины — даже более незаметной, чем на Ганимеде. Один раз я таки — вляпался в нее, но Саша вовремя закаркал. Она не успела пустить свои щупалы-волоски в мои нервные центры, поскольку я прижег ее факелом, заодно обжарив полноги.

Когда добрался до нашей базы, меня долго признавать не хотели, особенно группа безопасности в лице ее начальницы К911. Все считали меня за варвара — впрочем и говорок, и запашок, и внешний вид у меня были соответствующие. Они считали, что хоть у меня Анима имеется, все равно я из каких-то резервных нелегалов. Только ментально развитый Саша убедил коллег в обратном. Он, в отличие от меня, еще помнил словосочетания: «пренебрежение человеческим фактором» и «преступная халатность», а также владел приемами пиара. Благодаря ему начальница группы безопасности Мара К911 все же сменила гнев на милость.

 

БЛОК 8. КАЖДЫЙ — ЛИШНИЙ

Четкий прием. Дуплекс

Сверхсекретная база службы «Алеф» располагалась под поверхностью болота в торфяных слоях. И структуру имела типа звездочка-радиолярия, вернее ее составляли несколько таких радиолярий, нанизанных на общий осевой ствол. В центре одной из «звездочек» находился испытательный блок. Я догадывался, что там испытывают X-структуру, но старался давить эмоции. В горизонтальных и идущих под уклон тоннелях-лучах «звезд» располагались все системы жизнеобеспечения, мониторинга, связи, безопасности и так далее. Здесь же находились жилые отсеки. Концентрически расположенные коридоры соединяли «лучи» по диаметру. Работенка у меня была мелкая техническая, опять по части канализации и вентиляции. Генераторы белковой жрачки тоже лежали на мне, так что приходилось вставать пораньше во имя обеспечения завтракающего персоналами псевдокашами, сотворенными с помощью механохимии из какашек.

Долго капал я начальнице группы безопасности, что выпивать надо не под белково-какашечный пластилин, а под дичь. Наконец, добил коллегу. Разрешено мне было выходить наружу раз в неделю в варварской одежке — которую правда пропитали квазиживым защитным веществом — и охотиться. Коркодилье мясо было ничего на вкус, а особенно народу нравились коркодильи яички — я имею ввиду то, что лежало в кладках на болотных кочках. Но самое главное объедение заключалось в олешках. В выслеживании рогатых животных мне изрядно Саша помогал. Кстати, больших трудов стоило сохранить его при себе. Ворон мужественно выдержал все дезинфекции и все анализы, и наконец получил справку о своей идеальной чистоте.

Спустя пару месяцев мне поручили кое-какую работу в испытательном блоке, где содержалась эта самая X-структура. Довольно странную работенку пришлось выполнять. Я вносил в демонстрационную камеру разные предметы, устанавливал их на штативах или фиксировал в точках зависания гравитационного поля. Переборки помещения имели тьму мелких отверстий, каждое из которых снабжено было сверхпроводящим регистратором магнитных и электрических возмущений, а в пол и подволоку были вмонтированы датчики квантов и частиц. Но доступны мне были только мелкие частности, а общего я понять не мог, хотя вместе с руководителем эксперимента наблюдал за происходящим в камере визуально и с помощью гвизор-мониторов. Причем, меня, как и прочих наблюдателей, отделял от самой рабочей зоны сверхмощный антихрононовый барьер. Надзирающая кибероболочка сообщала на экранах о каких-то трансформациях и конвертациях, но ее кодированный язык был для меня птичьим языком.

На мой взгляд, в камере ничего особенного не происходило. По крайней мере, поначалу. Предметы упорно оставались теми же самыми предметами, впрочем пока не активизировалась X-структура. Тут глаз начинал подмечать чудеса и диковинки. Некоторые подопытные предметы вдруг приобретали подвижность, оплывали, превращались в какой-то первобытный орнамент из извивающихся макарон, в арабески из ползучих нитей, которые, немного погодя, завивались колечками причудливой вязи и исчезали без остатка. Руководитель эксперимента называл это уходом в «Посленастоящее». Насколько я разбирался в показаниях дозиметрической аппаратуры, не отмечалось ни электромагнитного излучения, ни тебе потока быстрых частиц. Нарушение базового закона сохранения энергии — такое вот обвинение можно было предъявить по поводу столь бесследного исчезновения. Но кто будет отвечать за эти фортеля?

В камере проходили испытания и разные минералы, и пластики, и детали из сверхпрочных волоконных сплавов титана и неодима — все рассопливливались и исчезали.

А потом настала очередь и живых объектов. Сперва это были микробы — их словно сжигало, пшик и нету. С крупными растениями было иначе. Какой-нибудь толстый кактус мог достаточно долго противостоять поглотителю, а потом, еще сохраняя облик растения, принимался увиливать от ухода в небытие: изгибался, ползал, даже прыгал. Ну, а в итоге все равно превращался в червивую узорчатую кашу, которая тут же исчезала.

То же самое случалось и с малоподвижными улитками — они просто скакали, как лошади, прежде чем пропасть.

С крысами творились еще более странные вещи. Они реагировали по разному. Одна крыса оседлывала другую, словно для копуляции, потом раздувалась и одновременно расплывалась, превращаясь как будто в сплошную пасть. Вторая крыса не могла освободиться от объятий первой, как ни билась, и, постепенно сникая, давала себя впитать. Но и победительница теряла человеческий… пардон, крысиный облик. Она уже напоминала пузырь с зубами, который все равно лопался и исчезал.

Потом были еще жуткие опыты с волками. В одном случае крупный самец стал вурдалаком и высосал волчицу. Она на глазах истончилась, сплющилась и втянулась в бок оборотня, который напоминал какой-то водоворот. В другом случае отчаянно визжащую самку с помощью телескопического сеточного захвата вовремя отделили от пожирателя, но она успела потерять зрение, большую часть полезных рефлексов, значительную часть веса и гемоглобина в крови. Еле потом выпестовали бедное животное. Еще я услышал, как руководитель эксперимента шепнул своему помощнику насчет потери двух десятых секунды на хрональный канал.

Самое интересное, что вурдалак не исчез, не распался на части, хотя и «ушел в Посленастоящее». У него прекратилось дыхание и сердцебиение, в общем, по нормальному он издох. Но он в каком-то смысле был жив, брал откуда-то энергию, двигался.

Когда я поглядывал на эти поглощения, конечно вспоминал то, что случилось с моим родным домом. Похоже, есть тут что-то общее.

X-структуры и тут и там. Нечто страшное, уничтожающее Настоящее, забирающее объекты в Посленастоящее, где они либо исчезают, либо становятся вурдалаками.

Конечно же, служба «Алеф» обязана привлечь к борьбе с этим гнусным явлением даже извергов-плутонов. Но она, похоже, взялась и за то, чтобы искусственно выкармливать «свою» карманную X-структуру. Чувствую, до добра это не доведет…

И зачем в меня вживили трансквазер? Затем, чтоб в один прекрасный момент я начал общаться с X-структурой на одном языке и узнал бы от нее много интересного. Насколько я врубаюсь, и X-структуры, и подаренный плутонами прибор имеют одно общую способность: умеют разлагать пространство, вещество, структуру, превращая их в поток чистого времени.

Короче, в результате незрелых размышлений накопилась куча вопросов, не имеющих ответов. Все попытки подольститься к руководителю эксперимента Штейну Е749 и его помощникам потерпели облом. С таким же успехом можно было бы вопрошать гору Олимп. Эти высокоученые козлы-брахманы смотрели на меня, как на примитивное млекопитающее; вернее, как на одноклеточное. Что уж говорить о более значимых персонах, вроде начальника научной части и командира базы. У меня были некоторые неформальные связи с начальницей группы безопасности (собственно через нее я получил право на охоту), но строгая кавалерист-девица, произведенная на свет в военном инкубаторе на Каллисто, никаких вольностей не позволяла.

А вот задавать вопросы непосредственно кибероболочке означало немедленно засветиться. Впрочем, пока я бороздил на брюхе вентиляционную систему базы, проверяя фильтры, то приметил, что у испытательного блока есть другие входы, другие демонстрационные камеры и другие пультовые. Вот если бы пробраться в одну из них и выведать, что же за тварь находится в активном секторе блока и с чем ее едят.

В ночь, свободную от вахты, я покинул свою каюту, хотя Саша настоятельно советовал мне ничего не предпринимать. Я прополз по лучевому вентиляционному тоннелю номер 5А12 до самого испытательного блока и оказался перед кодированным люком, за которым, как мне казалось, находится еще одна пультовая.

На удивление легко мне удалось взломать защиту при помощи небольшого ключ-процессора, который я притащил с собой. Через открывшийся люк я действительно угодил в резервную пультовую. Запасная демонстрационная камера как будто ничем не отличалась от основной. На потолке и полу имелись ячеистые излучатели и поглотители хрональной материи, на пористых переборках смонтированы регистраторы электрических и магнитных полей.

Я врубил терминал, собираясь поработать с управляющей системой на самом низком уровне, без участия кибероболочки испытательного блока. Для отвода ее глаз записал в системном журнале, что идет техосмотр аппаратного хардвера. Она заткнулась и больше не возникала. Под флагом ремонтных работ я подключился к базе данных через нейрошунты своей Анимы, уже полетел по глубоким ущельям каталогов, как вдруг почуял неладное.

Оторвался от базы данных и… опух от неожиданности. Демонстрационная-то камера уже перешла в рабочее состояние, а защитного барьера нет.

Мне естественно захотелось немедленно покинуть испытательный блок. И тут облом, люк уже не пускал меня в обратную сторону, как я ни вертел ключ-процессор. Похоже, придется торчать здесь, пока не появится утренняя вахта, и тогда сполна принять наказание. Интересно, что мне выпишут: карцер, пяток дополнительных нарядов или выстрелят мой ненужный организм в космос.

Я предавался мыслям о возможных наказаниях, пока не понял: есть напасти пострашнее, чем карцер и наряд на камбуз. Почувствовалась какая-то тянущая сила, с каждой секундой мощнеющая, все более действующая на зрение и сознание вообще. Неужели в камеру стала входить активная X-структура, намереваясь превратить меня из нормального космика в вурдалака? Как же быть? И так я был незначительной личностью, близкой к нулю, а теперь рискую сделаться отрицательной величиной, каким-то монстром — и все люди будут рукоплескать, когда мне конец настанет. Опять я в ловушке!

Тяжесть нарастала, накатывала волнами, вызывала тошноту и жар, сменяясь легкостью необычной; меня как будто придавливало каменной плитой, а затем уносило быстрой рекой. В моменты смягчения я вроде получал сигнал от КОГО-ТО: дескать, ты ведь хотел быть со со мной, поэтому не сопротивляйся, я дам тебе легкость, я дам тебе радость.

На месте одной из стенок камеры я, несмотря на дурноту, увидел серебристое сияние, которое уже протягивало ко мне свои лучи. Они ветвились и извивались в стиле первобытного орнамента. Сквозь полосы тумана просматривалась тварь, похожая на радиолярию. Это она, та самая, которая украла мой дом! Или ее близняшка, искусственная X-структура, отчего не легче.

Она пыталась внушить мне образ светозарного облака, в котором найдутся и легкость, и успокоение, и сладость, в котором я найду покой и заботу. Уже расплывались мои ботинки, один из них обвил шнурками и жадно поглотил другой. А затем пропал из виду. Следом я почувствовал, что и куртка на мне начинает шевелиться и как-то слишком тесно меня обхватывает. Я пытался морально не поддаваться напасти, потому что понимал — это имеет большое значение.

— У тебя плохие манеры, чертова структура. Ты многое потеряешь из-за этого.

Когда уже что-то поплыло у меня внутри и я заметил как тончают мои руки, на моей груди сконденсировался черный диск трансквазера, откликнулся-таки его интерфейс на мое горестное состояние.

Камера расплющилась, утончилась и лопнула — можно было уплывать по хрональному каналу. Но пришлось сперва отодрать от себя куртку, она осталась в прошлом. Оглядываясь назад я видел как она истончается, покрывается прорехами, выпускает из себя нитки и исчезает.

— Ну, что, наелись? — встретил меня Саша. — Не стоило изучать зверя со стороны его пасти.

Утром, подслушивая разговор руководителя эксперимента с помощником, я узнал, что начальству базы хорошо известно о проникновении постороннего в испытательный блок, что едва не произошел прорыв Объекта на волю, и что сейчас ведется служебное расследование на предмет наличия вражеского агента.

После смены ко мне в каюту неожиданно заглянула офицерша Мара К911 и стала неуклюже кокетничать, заодно прознавая, какая у меня военная подготовка и где я был ночью с часу до трех. Я реагировал вяло и наконец она поперла напрямки:

— Обнаружены ваши отпечатки пальцев на одном из входных люков испытательного блока.

— Это ни о чем не говорит, коллега К911. Я мог их оставить днем, в рабочее время.

— Фома работает за двоих, а кое-кто отдыхает за двоих, — вмешался «адвокат» Саша.

— Не отнекивайтесь, вы побывали там, — сказала женщина-кшатрий строго, без снисхождения к моим заслугам, коих впрочем и не было.

— Я не отнекиваюсь, только вы покамест ничего не доказали, коллега.

— Если нет козырей, милая женщина, то ходите шестеркой, — посоветовал Саша.

Бой-баба, ничего не добившись «в лоб», решила сделать фланговый обход. Она присела на край моей койки и внушительно произнесла:

— Мы приняли вас, Фома, по настоянию одного ответственного лица нашей Службы. Однако касательно вашей персоны есть некоторые неясности.

— Только даун является совершенно ясной персоной.

Я уселся неподалеку от офицерши на табуретке-массажистке, а на карнизе расположился ворон Саша. Он и озвучил мои мысли:

— Если, коллега, вам не открыли какую-то информацию о Ф.К123, то сам он, тем паче не должен болтать лишнего. Болтун — находка для врага.

Мара К911 несколько замялась, возможно она в эту паузу общалась с киберсистемой, ответственной за безопасность. Кибероболочку тоже, кстати, прозывали Марой.

Я обратил внимание, что Мара-телесная впервые за время знакомства переоделась из мешковатого комбеза в весьма обтягивающую «выходную» униформу с аксельбантами, более пригодную для офицерских тусовок где-нибудь в Новом Петербурге. В плечах она была пошире и в бицепсах пообъемнее, чем женщины из гражданских каст. Но чрезмерности в этом не было, а ладненькие немассивные косточки придавали ей и стройность, и даже аппетитность.

— Послушайте, Фома, тот, кто побывал в демонстрационной камере, подвергал свою жизнь опасности. Он нуждается в срочном обследовании на предмет обнаружения очагов инфицирования.

— А может быть не он подвергал, а его подвергали? — опять сделал верное замечание Саша.

— Птица намекает, что кто-то хотел вас уничтожить? — уточнила офицерша.

— Она хочет сказать, что вы ищете вражеского агента не там, где следует. Служба «Алеф» послала меня сюда, чтобы, скажем, сохранить те сведения, которые имеются в моей башке. Однако могут найтись некачественные людишки, которые пожелают меня спустить в унитаз. Нет человека — и нет информации.

— Вы задаете слишком много загадок, Фома.

— Ваша база тоже, — каркнул Саша.

— Ну, ладно, придется приоткрыть несколько карт. — сказала Мара и закинула ногу за ногу.

— Отлично, под это дело предлагаю принять некоторое количество можжевеловой водки. — провозгласил я.

И, как ни странно, она не отказалась, только попросила удалить Сашу.

— Я могу и обидеться, — заявил ворон. — Фома, принеси мой плазмобой.

Пришлось под протестующее карканье выгнать пернатого в коридор. Мара хлебнула можжевеловки и не стала закусывать — сразу видно, настоящий боец.

— Ты участвовал в войнах с сатурнианами, Фома?

— Два месяца на патрульном катере — во время большой войны. Я попал из подготовишек на действительную службу, когда всё было в разгаре, наши уже прокакали сражение в секторе 1 °C-15 и как раз провели успешный рейд на черный Япет. Потом меня еще задержала учебка на астероиде Ахилл… Ты же знаешь, технарей не берут ни в космопехоту, ни тем более в десантно-штурмовые команды, только в корабельный состав. Но эти два месяца жаркие выдались. Наши генералы-минералы тогда думали, что возьмем Гиперион, тут и Титану капец. Но возле этой долбанной глыбы нас крупно покромсали — командиры, как вседва, проворонили подход целой эскадры, две боевые горы сгорели словно спички. Остатки оперативной группы сели на Япете, откуда уже убрались пехотные части. Кажется, мы собирались в прятки играть среди черных кристаллов Кассини и Ронсеваля. Ну и доигрались. Сатурниане нас там скоренько «вычистили». Раскурочили катер, где я служил, уцелевшие космофлотцы спасались в аварийных капсулах, которые противник бил, словно мух. Я еле срыл оттуда, а мог ведь запросто в ящик сыграть или попасть в лагерь военнопленных на Энцеладе, в кратер Аладдин, где из-под поверхности то и дело, как джинны, вырываются кипящие аммиачные гейзеры…

— А я, Фома, обе войны протрубила в разведывательно-диверсионном подразделении. В том числе участвовала в самой отчаянной и глупой операции спецназа — ударе по мобильному Храму на Титане. Наше начальство до последнего момента было уверено, что это передвижная ставка сатурниан, в которой установлен гиперкомпьютер. На Титане мы хорошо поплавали в пропановом океане, где метановые бульки размером с дом; побродили по бурой липкий грязи из смеси формальдегида и синильной кислоты под проливным азотным дождем; потеряли большую часть личного состава и убедились в итоге, что Храм это — религиозное заведение. Мой личный ущерб — сожженное легкое, на месте которого теперь пластиковый пакетик стоит, плюс раскуроченное колено, взамен его смонтирован титановый кибершарнир.

Жалко девушку. Крепко потрепали ее.

— Насчет религиозного заведения все точно, Мара. Козлы-сатурниане, как известно, поклоняются какому-то темному божеству. Офицеры нам говорили, что мятежники-де — оголтелые фанаты и вести с ними переговоры о мире и дружбе невозможно. Об этом сообщали и в СМИ. А еще кое-кто из начальства со временем понял, что наш военно-технический уровень не ахти, по крайней мере недостаточен, чтобы без оглушительных потерь подавить гадов. Об этом, кстати, попискивали и сетевые информаторы.

— Фома, ни через СМИ, ни через подпольный сетевой эфир не сообщали одну очень важную вещь. Божество сатурниан — не какой-то там символ. Это вполне материальное существо.

— Да ну! Змей о двенадцати головах…

— О миллионе голов. Это существо обитает в так называемой хрональной материи, которую еще именуют хрональной плазмой, оно — и в Посленастоящем и Преднстоящем, в то время как мы только в Настоящем. Он там не он один такой, в хрональной материи живут твари разной степени разумности. Самый умный из них, конечно, сатурнианский демон, Плазмонт, а остальные на жаргоне службы «Алеф» кличутся X-структурами, чтобы не всем понятно было.

Ого, Мара, красиво поводя плечами, начала сеанс политпросвещения. Только зачем? Скорее всего, чтобы завоевать доверие или выманить меня на ответную откровенность.

— Значит, на тутошнем огороде именно такая структура и подрастает. Только ради какого хрена, собственно говоря?.. — но пусть дамочка не думает, что сообщила мне сногсшибательные новости. И мы не лыком шиты, топором не тесаны. — Впрочем, я уже допёр своим слабым умишком подмастерья почти до всего. Здесь, в спецлаборатории мы пытаемся выкормить искусственного плазмонта в противовес божеству сатурниан.

Я действительно допер, и Маре грех был отпираться.

— Ты сообразителен, парень, не по годам. Пожалуй, лишь по вине нашей зарегулированной системы ты — до сих пор подмастерье тринадцатого ранга.

Я уже слышал подобное от другой женщины. На моем личном примере Катя показывала, зачем надо дружить с плутонами. Интересно, за что будет агитировать Мара?

— Ратница моя уважаемая, так мы делаем ставку на искусственного плазмонта?

— Похоже, что да. Только совершенно напрасно. Между ним и божеством Сатурна такая же разница, как между тараканом и человеком. Наша продукция неразумна в отличие от сатурнианского демона.

Неожиданный поворот темы. Оказывается, не очень-то офицерша почтительна к решениям вышестоящих лиц, она намекает, что ее дело исполнять любую дурость, поскольку она кшатрий, славный своим послушанием. Прикажут-де горшок говна съесть, тоже пожалуйста, тем больше чести будет.

— Но, Мара, если сатурнианский демон такой большой умник, то с ним можно перетолковать, пойти на мировую, договорится как-нибудь, дескать, мы — вам, вы — нам.

— Нет, с ним нельзя вести толковище. Он существует за счет того, что забирает у нас организационную энергию и ведет наш мир к энтропийной смерти. И вообще мы для него какие-то плоские двумерные существа, мы привязаны к Настоящему, а он циркулирует между Преднастоящим и Посленастоящим.

Некоторые коллеги, рассказывая про всякие крутые вещи, как бы сами заряжаются значительностью и ловят кайф от того, что производят впечатление на окружающих. («Когда Вася ударил меня своим пудовым кулаком, я очнулся аж на второй день!») Но в Маре ощущалось какое-то глубокое смирение перед лицом превосходящей непреодолимой силы — то самое смирение, которое, похоже, лежит и в основе религиозного чувства.

Впрочем, напряжение моей мысли облегчалось тем, что бой-баба уже изрядно расстегнула свою униформу, виднелась и гладкая шейка с парой милых шрамиков и отчасти популярные женские выпуклости. Они, по счастью, не слишком пострадали в тяжелых боях.

— Но, Марушка, если Плазмонт как бы вообще не от мира сего, значит ему не так просто разрушить наш мир. Значит, есть какие-то механизмы защиты, экраны, понимаешь.

— Не надейся. Экран есть, нас от Посленастоящего и Преднастоящего отделяет, скажем, от «мира-плюс-секунда» и «мира-минус-секунда». Но мы отдаем хрональную энергию, которую также можно назвать энергией организации, как прохудившийся скафандр теряет воздух. А Плазмонт усваивает нашу энергию, пробивает к нам новые каналы, вампирит нас, пробивает новые каналы и так далее. Сам понимаешь, я говорю метафорами, а не языком науки, чтобы тебе было понятно как неспециалисту. Но энергия организации вещь вполне измеряемая, мы теряем ее на миллионы оргов в год.

— Про это я что-то слышал. Один орг — это количество организационной энергии, потребной для превращения одного килограмма говна в один килограмм колбасы. Значит, Плазмонт нас просто утилизует. Но поскольку он — существо интеллигентное, то решив гастрономические задачи, думает, как бы доказать, что жрет не зря.

Мара потянулась, словно разминая затекшие члены, и еще лучше нарисовала обводы своего женского корпуса, а если уж точнее, торса и бюста.

— Да, довольно верно, Фома. Ты, в самом деле, умный мальчик. Это существо всасывает организационную энергию и разрушает наш мир, скорее всего, не только для питания. Цели его непонятны, но масштабны.

Мара замолчала, показывая, что не расположена развивать эту щекотливую тему.

— Давай помечтаем. Он забирает у нас организационную энергию, лишает нас будущего, а в прошлом строит свой антимир. Полуживых-полумертвых. Поэтому в его мире так много льда.

— Конечно, льда, — оживилась Мара, — ведь он с Сатурна. Он — бог именно сатурниан, а не всех подряд. Благодаря ему эти лохи со спутников Сатурна смогли устоять в борьбе с Космикой.

Я сразу ощутил в Мариной фразе уязвленную гордость касты кшатриев — сатурниан-то раз в десять меньше, чем нас, а все равно наши вояки не могут с этими маньяками управиться. И это несмотря на все расходы, потери и призыв на срочную службу людей из других каст. Тут и придумываются всякие оправдания, дескать сатурниане коварнее, бесчестнее, неблагороднее, прикрываются мирным населением, занимаются терроризмом, фанатизмом, а также онанизмом и гомосексуализмом вместо нормального секса. А скоро, значит, пойдет «волна», что им-де помогает сама нечистая сила.

Впрочем, офицерша, поднявшись, уже закрыла тему. И козлу понятно, что ей не терпится отчалить. Мара явно сказала не все, что знала о божестве Сатурна. А мне почему-то хотелось выведать о нем побольше. Меня просто мучил сильный интерес, смешанный фифти-фифти с отвращением.

— Ты видела это божество, Мара? Каким оно предстало перед тобой?

— Таким, каким я заслужила.

На этом обмен знаниями закончился и валькирия покинула меня, задев напоследок бортом-бедром.

Мы точно выращиваем вторую тварь в противовес первой, самой великой и ужасной. Только что из этого получится? Кто будет иметь прок, а кто — головную боль? Кого накажут в случае провала? И вообще, Мара отлично сумела заинтриговать меня, и пооткровенничав кое о чем, и умолчав кое-что.

Кстати, все вояки-кшатрии делятся на три основные категории: простоватых служак, для которых главное, чтобы служба шла себе потихоньку и чтобы начальство пореже о них вспоминало; ревностных бойцов, которые вседва рады геройски помереть за красивый орден на траурной подушечке; честолюбивых мелких бздунов — эти самые подлые. Честного подвига им не совершить, а генеральствовать хочется, вот они и в спину настоящего героя выстрелят и над подчиненными измываться будут. Но Мара, хоть убей, не лезет ни в одну категорию. Она особенная, или просветленная уже какая-то… или затемненная.

А следующим днем на охоте меня кто-то пытался укокошить.

В эту охотничью ходку я собирался обязательно подстрелить кого-нибудь вкусненького. Ради того, чтобы мясо не попортилось, я взял с собой не сквизер, который все рассопливливает, и не плазмобой, превращающий органику и разные белки в черные угольки, а узкофокусный бластер.

Подъемник выбросил меня на поверхность, и я на болотных мокроступах отправился в северо-восточную сторону, к побережью Северного Океана. В той стороне я и раньше замечал стада мигрирующих оленей. Правда за оленями шли волки — эти жутковатые звери не только проводили облавы, но и устраивали засады. Поговаривали, что в наших краях водятся еще и «снежные люди» — крупные мохнатые обезьяны с довольно развитым мозгом, которые охотятся на оленей вместе с одичавшими собаками. Я, правда, пока не видывал этих «йети». Но, тем не менее, то ли волки, то ли мохнатые обезьяны постоянно устраивали ямы, прикрытые прутиками и дерном, в которые проваливались олешки себе на гибель и кому-то на обед.

В этот день снежок тонкой пеленой прикрыл зеленый халат лесотундры. Вдали маячили темные пятна. Это питались мхом и травкой олени. Я бодро направился к ним, а Саша полетел вперед меня, чтобы разведать, нет ли на пути какой-либо трясины. Я осилил еще метров сто по довольно твердому грунту, вдобавок ворон вернулся и сообщил, что не видал по курсу никакого болотца и даже большой лужи. Однако не приблизился я еще на расстояние прицельного выстрела, как все стадо тронулось с места. Как будто волки его вспугнули или случайно забредший на побережье белый мишка. Можно было, конечно, резануть бластером «от бедра» по фронту, но тогда бы получилось вместо одной-единственной жертвы двадцать-тридцать мертвых туш.

Я, будучи жителем Марса, где к каждому теплокровному животному относятся с величайшим почтением, не мог решится на такое злодейское преступление и продолжил преследование.

Однако стадо уходило врассыпную и совершенно не думало останавливаться. Я прибавил ходу и откинул башлык, выпуская лишний пар, а затем почва неожиданно выпрыгнула из-под ног. От падения вниз я не потерял никаких чувств, меня лишь тряхнуло, а челюсти лязгнули о грудь. Я поднялся на ноги, слизнул кровь с прокушенной губы, послушал, что скажет Анима насчет переломов. Она шепнула, что обошлось, тогда я отряхнулся и полез наружу из ямы. Настоящей, кем-то вырытой ямы. Надо мной уже летал Саша и предлагал поторопиться. Когда я вылез наружу, то оказалось, что поблизости уже кружат волки.

— Чего ж ты не предупредил, Саша?

— Не хотел расстраивать раньше времени.

Волки были настроены нагло, поэтому я решил пришить парочку из них. Однако бластер ничего им плохого не сделал, даже не пфукнул, хотя индикатор энергозапаса горел еще бодрым пламенем. Вот те на. Увы, придется, отбросив ложную скромность, дать чрезвычайный сигнал на базу. Скромность я отбросил, а сигнал не прошел, Анима сообщила об уровне помех, соответствующему сильной магнитной буре.

Выбор теперь оказался чрезвычайно скудным, прямо как на матросском камбузе — или ты ешь, или тебя едят.

Я, довольно легко прорвав волчье оцепление, почесал обратно к базе. И вскоре понял, почему они мне разрешили пробиться. Им охота была порезвиться и поиграть. Волки бежали позади меня, слева и справа, иной раз перебегая мне дорогу. Я чувствовал, что еще метров двести — и будет прихват. Они собьют меня с ног, а потом начнут отщипывать мое мясцо по стограммовому кусочку. Я поползу, обливаясь кровушкой, а они будут обгрызать мою тушку мало-помалу до голых косточек. Кстати, трансквазер никак не реагировал на мои посылы, он, похоже, напрочь разрядился.

— Эй, барин, вижу костяк какого-то животного. Сверни чуть вправо. — посоветовал Саша.

И действительно, неподалеку, возле хиленькой березки, что-то белело. Я, собрав все ножные силы, припустил к этим неведомым костям. И тут волки решили ускорить развязку. Один из них непринужденно пристроился рядышком. К бабке не ходи — ясно, что сейчас прыгнет. Причем его цель — артерия в районе моей шеи.

И серенький прыгнул. Раздалось воронье карканье, волчий взвизг, и зверь промахнулся. Оглянулся я лишь раз и все сразу понял. Саша, не раздумывая, пожертвовал жизнью ради меня, спикировав на хищную тварь. Сейчас от него остался только комок черных перьев в пасти волка — я заметил даже струйку крови. Впрочем, в кровяной сгусток превратился и глаз хищника.

Я домчался до костяка и обратился к преследователям, сжимая в руках черепок с рогами — возможно он когда-то принадлежал крупному оленю. Ярость бурлила во мне настолько сильно, что я чуть не бросился в атаку. Но не бросился и правильно сделал. Сзади и даже сбоку меня прикрывало сильно изогнутое деревцо, которое к тому же находилось на небольшом пригорке — его со всех сторон окружала топкая низина, из которой прыгать было неудобно.

Ближайший волчара опустил задницу к земле, прыгнул, поскользнулся и упал прямо возле моих ног. Тут я и втюхал острый рог ему в шею. Зверю сразу кранты начали приходить, видимо, порвалась трахея. Второй волчок сиганул ко мне более удачно, но я сработал рогатой черепушкой как палицей и разбил атакующему морду, может даже челюсть сломал — он, повизгивая, стал отползать. Волки, совсем как в истории про Мюнхаузена, отошли в сторонку и словно стали совещаться. Наверное, они придумали бы как одолеть меня — и не из желания испробовать мое мясо-жир, а чисто из принципа. Но тут зашипел мотор, и ко мне подлетел коптер с Марой.

Первую секунду создалось впечатление — она недовольна, что я остался жив. Но по дороге назад она довольно-таки по-матерински отчитывала меня за неразумие, и первое впечатление мало-помалу улетучилось.

Весь остаток дня она демонстрировала особое внимание ко мне. Придумала вполне сносное объяснение для командира базы, отчего пришлось эвакуировать меня на коптере. Дескать, в тридцатимильной прилегающей зоне появилось несколько варваров. Пахан даже не лишил меня права на охоту. К тому же, он немало обрадовался тому, что Саше настали кайки. Я — совсем наоборот. Вечером я прилично накирялся — так, что это стало заметно и тянуло на несколько суток ареста. Впрочем, я и желал под арест. Вышел из каюты и похилял, пошатываясь, на камбуз. Рядышком внезапно возникла Мара.

— Ты куда, несмышленыш?

— Я — гулять.

— Ты мне фуфло не гони, Фома. Забирайся обратно в свою каюту.

— Надоело в конуре. Тоскливо. Понимаешь, пернатый Сашка друганом мне был, в отличие от всех остальных.

Тут бой-баба крепко схватила меня за руку, и я решил, что прямо сейчас отконвоирует в карцер. Но нет, подъемник направился вверх. По дороге к нам подсел еще сержант группы безопасности. Глядя на мою раскисшую мордень, он поинтересовался у своей начальницы:

— Хреновый видок у этого урода, нажрался что ли?

— Током ударило. Если сто вольт в твою задницу, то и тебе похреновеет, — отбрила его Мара и вывела меня на уровне В. Через несколько секунд я был у нее в каюте.

Обиталище, конечно, не сравнить с моим. Раза в три побольше. Вазы с цветами витают в сферическом гравиполе, источаемом генератором, встроенным в потолок. (А если питание отключится, то эти горшки шарахнут прямо по башке, об чем лучше заранее не думать.) В углу вертелась статуэтка-трансформер: олень превращался в орла, тот в воробья и так далее. Были там и произведения искусства совсем ненашенского вида. Мара сказала, что их сатурниане стали выделывать после отделения от Космики. Довольно примитивная кристаллическая и молекулярная механика, но все равно эти штучки страшновато выглядели.

Несколько мобильных статуэток представляли процессы поглощения, похожие на те, что я видел в нашем испытательном блоке. Только главным вурдалаком выступало некое человекоподобное существо в тиаре, оно, как водоворот, втягивало людей, животных, растения, предметы, потом принимало облик жертв, окукливалось, делилось, затем снова всасывало кого-то.

— Эта пакость с Титана?

— Там ею торгуют на каждом шагу. Ну, а мы-то брали, что хотели, не торгуясь.

— Сатурниане как будто похваляются, что их может всосать какая-то чертяка типа упыря, — заметил я.

— Плазмонт не чертяка, а по большому счету Абсолют, начало и порождение новых реальностей. Помнишь наш последний разговор — Плазмонт не только уничтожает и рассасывает организованную материю, превращая ее в хрональную энергию, но может и порождать. Только эта по новому организованная материя вряд ли будет похожа на нашу, привычную… В общем, Плазмонт весьма похож на так называемого демиурга из гностических писаний.

— Уф, глубоко пашешь. Мне-то из всех писаний лучше всего известно расписание приемов пищи.

Я отметил, что Мара слишком уж осведомлена в культовых вопросах сатурниан. Кстати, в наших официальных и даже неформальных СМИ об этом мало что сообщалось. Может, из-за того, что сведений никаких, а может, цензура поработала.

Зайдя за невесть откуда взявшуюся ширмочку, Мара переоблачилась в широкие шорты и тоненький свитерок. Отчего ее тощенькая задница получила объемность, а широковатые плечи как бы сузились. Заодно стали весьма заметны грудки-яблочки. В общем, военно-космическая самураиха оказалась сладенькой конфеткой. Тут и не надо воображение подключать, чтобы такую «конфетку» захотеть. А еще Марочка сготовила сатурнианский коктейль, от которого мое тело окрепло, а сознание ослабло.

Заиграла какая-то музычка, похоже, что сатурнианская, которая словно опускала нервные окончания в сладкий кисель. Мне стало совсем в кайф, я растекся по дивану. Каково же было удивление, когда я обнаружил эту десантницу-диверсантку, усевшейся на мои чресла. Тяжести от этого не добавилось, лишь легкость необыкновенная, будто Мара была немного подвешена сферическим гравиполем. Она оказалась искусницей не только в деле истребления мужиков, но и в деле их ублажения, сочетая при этом оборону и нападение. Наверное, ловкость и чуткость приносят успех во всяком деле. Знавал я и квазиживых роботесс, и биополимерных квибсерш, и шлюх, простимулированных гормонами и пептидами, но в них вседва механичность чувствовалась. А в Маре пульсировала глубокая половая энергия противоположного знака.

Начала бой-баба как будто с массажа, потом стащила с себя свитерок. Буфера-то у нее действительно классные оказались, несмотря на все боевые перипетии. Потом она вскрыла мой комбез и ухитрилась, даже не снимая шортиков, вобрать в себя мой прибор.

Короче, мы немало потрудились вместе. Однако, когда она закимарила, я подумал, что бластер, изменивший мне в тундре, был получен именно в группе безопасности. И прилетела Мара на выручку, когда по идее все должно было закончиться хрустом моих косточек на волчьих зубах. А совсем не прилететь она не имела права, потому что я отсутствовал больше условленного срока, да еще в условиях магнитной бури. В таком свете ее разрешение на охоту выглядит довольно сомнительным. Как начальник группы безопасности она должна была этому противиться больше других. А что, если покушение на меня, совершенное в испытательном блоке, тоже ее рук дело?

Она могла получить кое от кого информацию, что у меня особые отношения с хроноплазменными тварями и я обязательно попытаюсь выяснить, с чем их едят.

И похоже, Марочка решила добиться своего лаской и ублажением, лишь после того, как не сумела покончить со мной. Ведь довольно странно, что она выбрала в наперсники разврата именно меня, далеко не самого крутого мужика.

Однако, на какую шоблу может работать Мара, да еще с таким старанием?

На плутонов? Сомнительно. Я для плутонов — рекламная фигура, живое доказательство симбиоза слаборазвитого человека и высокоразвитой плутонской цивилизации. На военное руководство? Но кшатриям пофиг все эти разборки между подразделениями Технокома. Тогда, может быть, Мара завербована сатурнианами? Но она же воевала с ними, теряя в борьбе своих друзей-товарищей и, наверное, любовников. Да и что в этих фанатах хорошего?

В них самих ничего хорошего нет, однако, Мара могла тесно пересечься в титанском Храме с главной хроноплазменной тварью, вернее темным божеством сатурниан. Кому, как не ему, приобщить Мару к своей нирване.

Но там были и другие спецназовцы, уверен, кто-то из не поддался Плазмонту, ведь поддержание защитного хронального экрана зависит и от нашего сознания. Они не поддались и… должно быть, сложили свои головы, а среди тех, кто уцелел и вернулся, наверное, немало «приобщенных», то есть офанатевших и завербованных. Может, все, кто вернулся, это посланцы Плазмонта? Страшноватая мысль. Кто они, люди, нелюди? Ведь в их нейронах гнездится разумная хроноплазма. Впрочем, что я так пугаюсь, словно барышня-институтка. Для я своей собственной бабушке тоже бы показался исчадием ада: в черепе сидит звезда сатанинская — имплант Анима, выпустившая во все закоулки мозга кремнеорганические нейрошунты, в руку встроен мемо-кристалл, в копчик вмонтирован нейтринный маяк, в мышцы вшиты мономолекулярные нитероботы, глаза тепло видят по змеиному, уши электромагнитые колебания слышат…

Может, и мне не стоит противиться чарам сатурнианского демона? Что я, собственно, теряю: тринадцатый ранг подмастерья, свою нулевую стоимость, свою ничтожность и одиночество? Ведь даже мать моего ребенка спокойно разменяла меня. Сплошной кидняк! А, если я соглашусь с агитацией Мары, то разом приобщусь к могуществу и силе, почувствую свое достоинство, станут воистину свободным.

Впрочем, я поборол столь возвышенные мысли, устыдив себя за то, что офицерша все-таки овладела моими мозгами. Много ли останется от конкретного маленького человечка Фомы после всех приобщений к могуществу и силе Плазмонта? Немного, так же как от цыпленка табака после приобщения к желудку какого-нибудь гения. Хроноплазменный демон не зря покупает наши души.

С раннего утра я, как ушел от бой-бабы, все хотел настучать на нее командиру базы, в смысле поделиться с ним сомнениями. И все не решался, никогда ведь стукачом и «наседкой» не был.

Не знаю, на что бы я там решился, но около семи утра на нас накинулись сатурниане. То есть, наши лунные локаторы прощупали их только в семь, но тогда еще было непонятно, зачем они пожаловали в земной сектор, все-таки перемирие. Средства обнаружения нашей базы заметили сатурнианские корабли еще позже, и время подлета в зоне наблюдения составило, в итоге, всего четыре минуты. Где-то в начале восьмого состоялось короткое боестолкновение между истребителями, взлетевшими с базы, и вражескими бортами. Все прокипело на высоте не более двадцати километров от поверхности. Наши истребители, прежде чем взорваться, а также ракеты «земля-воздух» спалили восемь вражеских кораблей, но остальные семь прорвались. Впрочем, ракетные удары по нашей базе наносились и ранее того, так что на голову летела и штукатурка, и шкафы, и горшки.

Между Космикой и Сатурнией, между прочим, никогда не было подписано официального перемирия, однако существовали негласные договоренности.

Во-первых, не учинять диверсионные действия, могущие нанести большой ущерб гражданским объектам и невоенному населению.

Во-вторых, не воевать на Земле и ее орбите и не создавать там военных объектов.

Пункт первый какое-то время нарушался со стороны сатурниан, но когда замаячила угроза третьей тотальной войны, то лихие диверсанты были лишены агрессивности собственным титановским начальством — там дело доходило до хирургического вправления мозгов и даже до физических ликвидаций.

Пункт второй не нарушался никогда вплоть до сегодняшней атаки сатурниан. Впрочем, и мы не столь уж невинны — трудно выдать настоящего крокодила за надувного, и наш хитрый Объект, если уж был обнаружен, не смог закосить под чисто гражданский.

Важно и то, кто раскрыл его существование противнику.

Выдать сатурнианам сведения о базе-спецлаборатории могла служба «Бет» — в силу вполне понятных интриг или даже из лучших побуждений.

Но, чтобы врагам столь точно выйти на стопроцентно заэкранированную замаскированную цель, им нужен был агент на самой базе. Очень сомнительно, чтобы такую вымуштрованную богатырку, как Мара могли подкупить. Деньги в нашей военной касте можно тратить лишь согласно своему рангу и заслугам — за этим следят строго. Кутежи и круизы сразу вызовут большие подозрения. Значит, остаются идейные и личностные мотивы — Мару-таки могли соблазнить и прельстить. И я понимаю, в чьих это силах.

Я находился на полпути к командиру базы, когда первые ракеты сатурниан достигли поверхности Земли и, пройдя сквозь болотную жижу и торф, пробили титаново-керамический корпус. Следующая волна ракет пронеслась через уже готовые пробоины. Их «мозги» позволили нанести точные удары по ответственным постам, системам мониторинга и контроля, по жилым отсекам. Следующей была волна капсул. Те также влетали через бреши, но несли в своем нутре киберсороконожек и робоскорпионов, а затем и десантников: людей и квибсеров.

Мара погибла через двадцать минут после начала штурма. Возможно, «умные» ракеты и имели ее образ как запретной цели, но, едва начался ближний бой, стало не до тонкостей. Да и сама Мара смело ввязалась в драку, а не стала отсиживаться в кладовке, дожидаясь «своих». Дралась она, естественно, на нашей стороне, видимо ее психика была достаточно раздвоена.

Мару уложил выстрелом из бластера вражий десантник, кстати человек, а не квибсер — ну, а я уже располовинил его ударом плазменного резака.

— Зачем ты это сделала? Зачем предала? Почему поддалась Ему? — спросил я напоследок, делая ей укол анестетика (сквозь прожженную дыру я видел органы грудной клетки и даже спекшийся пластик искусственного легкого).

— Тоска одолела… Жизнь, как консервная банка, жди, пока вскроют и употребят… Но сейчас дум… что можно было иначе…

Я так и не узнал, как иначе. Когда она преставилась, мне показалось, что из ее груди, прямо из раны, вылетел серебристый лучик. (Может, конечно, и показалось, ведь я слезу промаргивал впервые в своей биографии.) Демон из титанского храма, или там его спорозоит, до последнего момента сидел в Маре и ретировался лишь когда тело «приобщенной» стало для него совершенно бесполезным.

Я оборонялся возле поста наблюдения на уровне «В» — все согласно боевому расписанию — но когда враги его выжгли, решил пробиваться к рубке, где скапливались основные наши силы.

Ранили меня на пороге лифта. Какой-то мудак полоснул мне по ноге бластером, чуть раньше, чем я раскурочил его ракетой, пущенной из ручной кассеты. Там я и валялся, отбиваясь плазменным резаком от киберзмей, энергозапас уже сдох, когда появился варвар по имени Адаптид и его волчара Пушок.

С их помощью добрался до операционной, там мне кибердоктора заштопали-подлатали ногу и накачали анальгетиками на неделю вперед. В рубке уже делать было нечего — состоявшаяся там жестокая, считай что рукопашная схватка закончилась подрывом гравитационной мины, которая уничтожила основные силы нападающих и обороняющихся. От рубки ничего не осталось, от БЧ-1 тоже, и от уровня «Г» лишь крошки уцелели. Поэтому я пробрался в резервный командный пункт и лично организовал сопротивление второй волне сатурнианских сил. К тому времени из персонала базы не осталось в живом или дееспособном виде ни одного человека. Кроме меня. Так что командование мое было вполне правомочным. Удалось и завести броневые пластыри на пробоины, и даже шпокнуть несколько вражеских бортов. Волк Пушок, вот умора, управился с вражеской ракетой, впрочем и мой Сашка с таким делом бы сладил.

Во время атаки сатурниане повредили первый контур теплоносителя у реактора (это уровень «А»), и в запасе до взрыва оставалось не более десяти минут. Меня это вполне устраивало, не очень-то хотелось, чтобы та тварь, которая сидит в испытательном блоке, вырвалась бы на свободу — хоть она и наша искусственная X-структура, гордость и достижение космиканской научно-технической мысли.

Мы со Адаптидом выбирались через второй контур теплоносителя, после того как кибероболочка слила из него натрий. Однако сатурниане неожиданно перекрыли нам грузовой тоннель и весь запас времени ушел на перестрелку. За минуту до взрыва я был весь в борьбе, за полминуты я запсиховал, а за десять секунд мне стало пофиг. Но взрыв реактора так и не случился. И тут я сообразил, что искусственный плазмонт, наша гордость и достижение, вырвался-таки на свободу и первым делом изменил правила игры. Высокоэнергетические силовые устройства, в том числе и оружие, перестали фурычить. Тут меч Адаптида по имени «Кровохлеб» заиграл первую скрипку. Добрались мы по аварийному штреку до самого резервного шлюза, возле которого, правда, болтались сатурнианские квибсеры. Установил я портативный трансквазер неподалеку от скопления врагов, хрононы застряли в потенциальной яме, отчего энтропия захлестнула всё на сто метров вокруг. Адаптид помахал своим мечом, Пушок полязгал зубами, и мы без особых затруднений попали в кабину коптера.

Твердотопливный химический ускоритель позволил нам бесхлопотно стартовать на орбиту. А вот все штурмовые катера сатурниан, которые курсировали возле поверхности планеты с помощью плазменных двигателей, безропотно шлепнулись, как говорится, в лужу.

Но на орбите, вернее разновысоких орбитах, летал еще дивизион сатурнианских кораблей — тринадцать единиц, в том числе тяжелый рейдер и даже крейсер первого ранга.

Я начал переговоры со штабом наших ВКС, тем, что на Луне, в Море Спокойствия, а там все были в смятении и стали общаться с главным штабом, тем, что в Новом Петербурге, на Марсе. Генералы-адмиралы естественно не понимали, как крупному сатурнианскому соединению удалось незаметным образом просочиться к Земле. Одновременно они не знали, считать это экскурсией или началом войны, то есть посылать ли к Земле лунарскую эскадру.

Я естественно пёр рогом — дескать, нарушено соглашение о запрете боевых операций на Земле, это-де война и надо направлять корабли ко мне на выручку. Однако, похоже было, что у штаба имеется еще один источник информации. Этот источник скорее всего капал, что служба «Алеф», обманывая всех и вся, создала на земле военный объект, то есть нарушила соглашение с Титаном. И теперь сатурниане, справедливо уничтожив вероломное сооружение, спокойно отчалят в родную сторонку. Таким-де образом, Космика и Сатурния будут квиты, и не надо ни во что вмешиваться, иначе заварится третья тотальная война.

Я, естественно, мог лишь предполагать, что такой информатор существует и что им является, скорее всего, служба «Бет». Однако результат был налицо — не то что эскадру с Луны не послали, ни один борт с места не стронулся.

Более того, два патрульных корабля ВКС, которые курсировали неподалеку от Земли, покинули обычные орбиты и, показав фигу, срыли в сторону Луны, за апоселений.

Может, и я бы отбыл в ту же сторону, но путь явно заграждал вражеский рейдер. Его главные гамма-лазерные калибры уже нацелились на мой коптер, но уничтожающих выстрелов не последовало. Ни уничтожающих, ни даже слабого попукивания.

Радостное удивление было омрачено мыслью, что X-структура тут, рядышком со мной, и это все ее проделки. Получается, дала она деру не только из испытательного блока, но и с базы. Накрепко привязалась, стерва хроноплазменная. С другой стороны, коли мы с коптером не превратились в пятно света под ударами вражеских гамзеров, это уже подарок. Надо брать, и возражать не стоит.

Крейсер, кстати, утратил и способность к маневрированию. Его силовую установку, скорее всего, тоже вырубило. А вот мой коптер, имевший твердотопливные ускорители, мог спокойно выбирать курс.

В таких условиях возникла шальная идейка.

Пусть-ка катапульта зашвырнет меня в сторону вражеского корабля, а я захвачу с собой конец нанотрубчатого троса. Его можно закрепить на какой-нибудь крепкой детали корпуса. Ну, а дальше почему не отбуксировать рейдер на более низкую орбиту, а то и вообще ввести в атмосферу, чтобы сгореть ему синим пламенем.

Были в этом плане довольно скользкие моменты, — поди пойми, сколь долго будут действовать силы подавления высокой энергии, — однако чувство мести требовало утоления.

Как мне казалось, первая часть плана была вполне на уровне моих возможностей. Трос из углеродных нанотрубок мог выдержать огромное натяжение. Катапульта, применяемая для аварийного отстрела членов экипажа, сумела бы придать моей заднице ускорение в 5 «же», причем по выбранному вектору.

Тут я понял, что должен не только лететь в сторону рейдера, но еще и оставаться на коптере. А то кто же станет буксировать вражескую махину? Адаптид естественно отпадает, да и кибероболочка откажется принимать мои команды к исполнению, едва я окажусь вне коптера. В принципе, и радиоэфир может вырубиться.

С другой стороны, из катапульты вместо меня не выпустишь варвара Адаптида. Мой новый коллега не то, что в невесомости, в космосе никогда не бывал. Вон как забился в угол вместе со своим волком, сидят, клацают зубами.

— Значит, придется слетать на корпус рейдера, а потом спешно возвращаться назад вдоль троса, — подсказала оболочка Мара, когда у нее спросили совета.

Я быстро ввел параметры полета в бортоболочку катера и, напяливши гермокомбез, влез в катапульту. Разместил там трос и по команде «старт» испытал массу приятных ощущений. Можно было затуманенным оком еще поразглядывать, как разматывается сверхпрочный трос, похожий на огромного червя.

Крейсер не откликнулся, даже когда я опустился на его корпус. Остаточное гравитационное поле у этого большого корабля еще имелось, так что можно было выгуливать пешим образом по корпусу.

Быстро нашел, где трос закрепить (на одном из стыковочных агрегатов) и помолился, чтобы морской узел не подвел. Впрочем, недурственный я узел завязал, двойной беседочный, можно было дуть назад на катер. Однако в самый неподходящий момент из какого-то люка выбралось семь бойцов противника в своих гармошечных скафандрах с шлемами-ведрами. Вылезли сатурниане без особого оружия, только с ножами и ломами; видно смекнули уже, что бластеры сейчас — не более чем колотушки. Но у меня даже вилки с собой не было.

И тут я увидел луч, вернее даже тоннель из серебристого света, соединивший коптер с рейдером. А внутри него топал как по бульвару Адаптид с мечом в руке, но без всякого скафандра, и его серый дружок Пушок… Ну прямо светопреставление. По-моему, варвар собрался взять рейдер на абордаж.

По мере приближения этой парочки серебристое сияние окутывало и сатурнианский рейдер. На границе ореола в космос протягивались тонкие серебряные волоски. Вражеский корабль словно бы покрылся мехом и стал похож на диковинного зверя пушной породы. Оцепившие меня сатурниане явно оторопели и даже забыли то, что пора стукнуть по моей башке.

Ну, а дальше была еще та сцена. Лох в посконной рубахе и драном кафтане бросается на сатурнианских космонавтов и начинает их рубить. А волк начинает их драть и давить. Оба быстро приспособились к пониженной силе тяготения. Сатурниане, конечно, оторопь преодолели и попробовали сопротивляться, но тяжеловато им было сдюжить против опытного бойца, который умеет так и сяк орудовать клинком. Покатилась одна голова, затем другая, из осиротевшей шеи лениво выплеснулась кровь, медленно завалилось тело в распоротом скафандре. После удара крыжом меча улетел в открытый космос еще один сатурнианин. И так далее, и тому подобное.

 

БЛОК 9. ЗНАНИЯМ — ГИБЕЛЬ

Помехи. Настройка. Сигнал четкого восприятия. Дуплекс)

Когда с сатурнианами на корпусе было покончено, Адаптид не успокоился и по-быстрому прорвался внутрь вражеского рейдера. Не отставал от него и друг Пушок. Кто мог бы подумать, что трехдюймовые клыки снова возымеют ужасность в век карманного термояда. (Как тут при моей начитанности не вспомнить про кровожадного Локи и волка Фенрира из некой занюханной мифологии.) Но если всерьез, можно было уже догадаться, что хроноплазменная X-структура, которую сгенерировала служба «Алеф» на своей секретной базе, стопроцентно оказалось на воле. Еще на какой воле. Но это страшное оружие пока было на нашей стороне.

Сейчас наш плазмонт принял форму рейдера. Корабль был проткнут хрональными каналами и постепенно поглощался, а может, менял свое предназначение, становясь скелетом твари.

Сатурнианам, порубаемым и раздираемым, я сейчас субъективно не мог не посочувствовать. Однако объективно я был на стороне «нашего» плазмонта, да и кроме того спешно пытался разобраться с устройством вражеского корабля при помощи Мары. Кстати, чем дальше, тем больше кибероболочка кокетничала, вела себя как интересная дама легкого поведения, и тем самым мешала работе.

Прошло всего семь лет с тех пор, как сатурниане внагляка отложились от центрального правительства, но они уже мало напоминали обычных космиков. И это не ограничивалось шлемом-ведром и лопатовидной формой корабля. По имевшимся у Мары сведениям, которые она сейчас выдала ввиду экстраординарной ситуации — атомная (не термоядерная как у нас) силовая установка находилась на рейдере в хвостовом ободе. Цепная реакция шла в тороиде из урановой плазмы, которая удерживалось магнитным полем. Та же магнитная бутылка позволяла теплоносителю набирать температуру, не соприкасаясь с расщепляющимся материалом. В случае взрыва такой корабль мог понаделать хлопот, но мой сверхсекретный компаньон плазмонт успешно предотвратил этот плачевный исход.

Корабль и не подумал взрываться после исчезновения магнитной бутылки; уж не знаю, куда там исчезла горячая урановая плазма — может X-структура превратила ее в стакан компота. В то же время корпус рейдера на значительном протяжении лопнул словно кожица у зажаренного поросенка, и разошелся в стороны. По ходу дела дробились и разваливались отсеки и узлы. Некоторые из них прямо на моих глазах по холодку переплавлялись во что-то иное, похожее на внутренности огромного животного. Получился, в итоге, натюрморт, напоминающий левиафана с развороченным брюхом.

Варвар и волк через прореху кинулись доканывать экипаж. Сатурниане сопротивлялись при помощи разных металлических изделий, а также квибсеров и роботов, имеющих аккумуляторные источники питания. Те превратили свои конечности и другие части тела в мечи, копья, топоры, стрелы, бумеранги, образовав шипы, лезвия и острия с помощью металлорганики и углепластика. Использовались и мономолекулярные шнуры. Я, при виде такой армии, своего мужества, естественно, не утратил, однако не смог себя заставить пойти вперед на врага.

Но Адаптид бесстрашно крестил неприятеля мечом и, кажется, не ведал, что такое рефлексия, сомнения и прочие слабящие чувства. Самое удивительное — он не смущался путаных переходов, отсеков и тоннелей, свойственных большому космическому кораблю. Теперь стало понятно, что Адаптид, как и погибший Правдоруб, из того резерва, который создавался службой «Алеф» на Земле. Возможно, именно на нем должны были испытывать трансквазер. Не исключено и то, что его пси-структура предназначались для пересадки в какого-нибудь важного квибсера.

Из прорехи на корпусе, кстати, выплеснулась струей какая-то неаппетитная гуща. Кровь брызжет из раны, выдавливается замазка? Но в любом случае разрыв обшивки стал зарастать веществом, превращаясь в шрам. Вдобавок на корпусе появлялись какие-то вздутия и отростки. Расплывался и серебряный ореол, пуская во все окрестности ветвистые лучи-щупальца. Мне казалось, что рейдер успешно превращается в диковинного, но вполне себе живого зверя.

Впрочем, ситуевина еще более усложнилась. Ближайший к нам крейсер сатурниан словно решил, чем я хуже и тоже покрылся серебряной косматой дымкой, словно бы шерстью оброс. Опять-таки стал на зверя-левиафана смахивать. Ой, похоже, наш малолетний плазмонт разбудил старшего товарища.

Вид у крейсера такой стал, что сразу душа в пятки полезла. Как тут не закручиниться, если с нами решила разобраться крутая X-структура, не искусственная и не спрограммированная, а скорее всего сатурнианский демон собственной персоной. Несмотря на то, что я был в гермокомбезе, стало прохладненько от пота, который не успевала поглотить квазиживая прокладка.

Впрочем, приятной неожиданностью явилось то, что вражеские бойцы с рейдера перестали быть вражескими и поголовно перешли в состояние управляемой прострации. Опять-таки на ум навеялась мифология: Корабль Мертвецов под управлением Локи и его полуволка-полутролля Фенрира. Какой-то высокий корабельный чин, вместо того, чтобы приложить кайло к моей голове, сообщил коды доступа к линиям внутренней связи и испросил указаний.

Преданно стали внимать моим приказам не только матросы рейдера, но и его офицеры, и даже космическая пехота. Впрочем, слушались они не столько меня, сколько X-структуру, которая лишила их собственной воли. Они синели, покрывались серебристыми нитями и застывали. Затем исполняли приказы. Зомби да и только.

С навигационной надстройки рейдера было хорошо видно, как сатурнианский демон движется нам навстречу. Заодно зверь-крейсер слипался с другими бортами вражеской эскадры. Тварь разбухала не по часам, а по минутам, и от избытка сил из нее вылезали побеги-щупальца. «Чудище обло, стозевно и лаяй.»

На картине художника Босха это бы выглядело так, будто два лютых монстра плывут навстречу, желая разодрать друг друга на кусочки.

Матросы-зомби все лучше слушались моих приказов, вызывая законное восхищение. «Наши» сатурниане смахивали на исполнительных муравьев, а может даже напоминали антитела, бросающиеся на инородное тело, которое попало в организм хозяина.

Впрочем, сатурниане, ползающие в нутре зверя-крейсера, были точно так же послушны сатурнианскому демона и заслуживали подобных комплиментов.

Лучи-щупальца двух хроноплазменных тварей сплетались все сильнее, серебристые сияния смешивались, образовывая невероятную по красоте картину интерференции — это было похоже на космический океан, покрытый эфирными волнами. И в этом океане заваривалась рукопашная битва.

В передней части вражеского зверокрейсера образовалась гигантская глотка, заполненная серебряным пламенем. Не знаю, как насчет функционального значения, но психологический деморализующий эффект она производила.

Все происходящее нисколечки не укладывалось в ту систему знаний, что образовалась у меня в инкубаторе-едукаторе и в школе-ремеслухе…

 

БЛОК 10. АРМАГЕДДОН — ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ

Четкий прием. Симплекс

Со времен битвы в подземелье Адаптид перестал дивиться. Бесы они и есть бесы. Но потом было еще падение в саму Преисподнюю, где во мгле кромешной светились злым светом множество огоньков — верно, глаза врагов человеческих. Бес Фома называл сие полетом в космос, но то было сошествие в ад. Блаженный Ботаник в своей Болотной Проповеди говорил и сказал, как оно произойдет. Что в первом круге Преисподней встречены будут огнедышащие трубы и палки, мечущие молнии. Однако же, первый круг еще немногим отличим от мира земного. Далее отличие от мира земного станет более разительным. В круге втором железные левиафаны бороздят ледяную бездну, где глохнет всякий крик и лишь большое голубое пятно показывает выход на свет Божий. Обитатели бездны — несчастные, у них нет родителей и детей, у них нет смертного отдохновения — они вновь и вновь рождаются для страшной жизни. В сей пустоте великой обитают такоже куклы, у которых нет души, но есть мышцы мощные, и слуги дьявола, у коих душа живая мучается в неживом теле.

Здесь пребывают семена многих растений и Дерев Жизни тоже. Но здесь живет Тварь, распространяющая Порчу, она давно возжелала сгубить Деревья Жизни, во имя распространения власти ада на Мир Божий. А при торжестве Порчи утвердятся повсеместно упырьство и нелюбовь к себе. Люди будут гордится чужой силой, могуществом Ада, но сами окажутся подобны пузырям пены на бурной воде.

Впрочем, не все бесы и чудища были враждебны Адаптиду в Преисподней. Адаптид чувствовал Малую Тварь, когда еще летел на огнедышащей колеснице, а потом она проложила серебряную тропу через бездну к адскому кораблю. Воин прошел по сей тропе и бился вместе с верным волком и космическим человеком против бесов-сатурниан. Оные бросались на него со всех сторон, и четверорукие и двухголовые, ощерившись множеством копий, клинков, шипов и крюков. Однако не было в них и десятой доли той силы, что они имели раньше. Потому, как ни искали они победы, ничего не добились и славы не обрели. Многих бесов божий воин иссек мечом и лишил движения — не меньше сотни. Слава Ботанику, во мрачных внутренностях адского корабля не заплутал Адаптид, будто в него вложено было самим Небом знание пути. Быстро приспособился и к тому, что здесь легче прыгалось, бегалось, а отдача от молодецкого удара была сильнее и могла отбросить далеко взад.

Малая Тварь тем временем проникла на адский корабль, именуемый рейдер, и охватила его, а души бесов-сатурниан захватила в полон. Стали они тогда послушными чурками и не вредили уже ни Адаптиду, ни космическому человеку.

Но вскоре прибыла из Преисподней Главная Тварь, Источник Порчи, на многих адских кораблях, где кишмя кишело бесами-сатурнианами. Тут озябло сердце Адаптида, и понял он, что прежде не знал еще ужаса. Большая Тварь была настоящей повелительницей Преисподней. Окаянное чудище задумало зло содеять огромное, поглотить не только тела, но и все души людские — взять их в плен, отправить в ад на вечное мучение, чтобы никогда не произрастили они Дерево Жизни.

И бились две твари, Меньшая с Большей, бывшей воплощением зла законченного и беспросветного. Сплетались их щупальца-лучи, каждая пыталась захватить соперницу в кольцо, или же пробиться далеко в глубь нее. Вгрызались они многими пастями друг в друга, вырывали громадные куски плоти, запускали в прорехи ядовитые жала и острые уды, а еще пытались зарастить свои раны густой бурой кровью.

И в конце концов Большая Тварь стала с успешностью изничтожать корабль, бывший телом Малой Твари. Ударила пастью из бездны в уязвимое место и извергла из глотки реку яда, коя влилась в тело Малой Твари. Из-за жгучей отравы покрылось то росой смерти, сизой пеной, которую сорвал адский ветер и понес в незнаемую даль. А внутри пузырей той пены были видны умерщвленные чурки.

Однако Малая Тварь поместила Адаптида на кончик своего луча-щупальца и внедрила в тело большей Твари, которое тоже было кораблем. Следом за божьим воином шли покорившиеся его воле чурки. Бесстрашно они бились против своих недавних товарищей. Битва шла среди крепких костей и жил чудовища, среди его диковинно сияющих потрохов. Голыми руками, палицами, цепами, топорами и ножами свершалась ратная потеха, но острый меч сверкал лишь в руках Адаптида.

Однако вскорости славный воин уверился, что сила Большой Твари неодолима. Соратники и приспешники канули в никуда, только верный волк еще был рядом, а округ была одна сизая пена, каковая пыталась разодрать его тело и пожрать его душу. Со страха запропастился куда-то космический человек Фома, напрочь исчезло и серебряное сияние меньшей Твари.

Воля к борению оставила Адаптида, расширились зрачки его, и он безучастно взирал, како Тварь-Победительница поднимается из Бездны, неся разрушение Божьему миру. Попутно проносились перед внутренним взором осколки разбитой памяти: картины битв, мечи, нацелившиеся в тело, дабы войти в него неудобным гостем, кинжалы, бьющие под забрало, кистени, крушащие голову — обитель мысли, бешеный скач от смерти, когда вражье копье хочет отворить новые врата в твоем тулове и омыться твоей кровию. Таяли в бездне взгляд господина и образ девушки с подоткнутым подолом у реки, запах молока и хлеба от девичьих волос. Пропадали во тьме облики пустых коридоров Храма Нечистоты, где бродил сиротинушка босыми стынущими ногами. Забывались синие мальчишеские коленки и щуплое тельце, трепещущее под потоком мокрого снега. Лишь самое последнее воспоминание задержалось — бутон, наполненный ласковым теплом, грудь неведомой матери, к которой прильнул он доверчивым ртом. Бутон раскрылся, и Адаптид стал таять в уютном материнском чреве, все уменьшаясь и уменьшаясь.

Воина втянул в себя один из сизых пузырей и понес вместе с остальной пеной над голубым шаром Земли. Адские корабли окончательно оборотились в чудовищ, шкура их поросла серебристым волосом, лапы были подобны скалам, пасть — кратеру вулкана, а глаза-колеса блуждали, испуская взгляды, полные ненависти и алчности. Следом неслись и другие адские создания, огненные и ледяные, и уродливые звери, напоминающие ящеров, змей и медуз. Все эта кавалькада составляла тело Большой Твари. Серебристые сумерки затягивали Землю.

Ядовитая роса покрывала посевы, и они тут же съеживались, засыхали, и превращались в серую пыль. Сизые пузыри немилосердно притягивали к себе говяд, баранов, коз и прочий полезный скот — огромные сгустки раздавленных костей, расплющенных внутренностей, растерзанных шкур неслись по земле.

Адские всадники поражали своими копьями и стрелами храбрых воинов — были ли то ратники Фискалия Второго, ордынские нукеры, туркийские сипахи, солдаты Вынь Шэня или ландскнехты верхнегерманского кайзера. Люди Земли бились храбро, но токмо самые неустрашимые и отчаянные из них умели противостоять посланцам Преисподней. Немногие воины могли сражаться с чудовищами. Их вера была крепка, а воля несокрушима. Однако способных возразить аду было немного, и отвернулось Небо от грешной Земли — поля покрылись трупами поверженных и растерзанных, угольками сожженных костей и льдинами замороженных внутренностей.

А когда люди Земли обессилели и устали от борьбы, то настали сумерки и пали хлопья серебристого снега. Изморозь покрыла людей, и грешных, и невинных, и все они были похожи на ветхое тряпье. Но сияющий лед проникал в гнилую ветошь и дряблую плоть, превращая их в сплетение прекрасных серебристых нитей. Потоки нитей наматывались на огромные алмазные веретена, которые сделав свое дело, опускались в адскую бездну небытия…

 

БЛОК 11. РАСКУРОЧЕННАЯ ПЛАНЕТА

Помехи. Настройка. Сигнал четкого восприятия. Дуплекс

Я сражался храбро и вовремя кинулся наутек. Широкая пасть крейсера натуральным образом ухватила рейдер за корму, серебристый туман хищно прополз по покорившемуся кораблю. Узорчатые клубы уже проникали на форпик, когда я обнаружил шлюпочный отсек. Сатурнианский демон прибирал обратно своих кукол, сатурнианских матросов. Повибрировав в объятиях Плазмонта, они снова обращались против меня, — зуб даю, они уже не дышали, но с потемневшими физиономиями перлись за мной. Я, забарикадировав дверь отсека, стал лихорадочно спускать шлюпку и, слава космическому ветру, один из ее разгонных двигателей оказался химическим и твердотопливным. (По части спасательных аппаратов сатурниане не так уж далеко ушли от нас.)

Сатурнианский демон к тому времени полностью осилил и распотрошил нашего искусственного плазмонта и собиралось закусить мной. Я почувствовал тяжесть, дурноту, холод, и ту силу, которая выдавливала сок из каждой моей клетки. После происшествия в испытательном блоке я уже не был полным чайником. Однако наш самопальный плазмонт на фоне сатурнианского демона был словно первоклассник по сравнению с вором в законе — как и предупреждала офицерша Мара. Нечистая сила не собиралась меня уничтожать с ходу. Откровенно говоря, она прельщала меня и довольно успешно.

Я ощутил свою связь со зверем-рейдером. Я ощущал себя не только его частичкой, а полностью. Я был им. Какими клопами представлялись люди Земли! Ой, да они еще пытались навредить мне своими жалкими пукалками. Я давал себе время позабавиться, прежде чем превращал их в розовые ледышки, которые отдавали свое тепло мне. Я был свободен как никогда…

Стоило больших трудов отогнать наваждение, едва-едва я удержался, чтобы не поддаться обаянию зла. И на этот раз вспомнился мифологический Фенрир, то ли зверь, то ли тролль, который «будет грызть трупы людей, кровью зальет жилища богов.» Я, конечно, повторял космотеистические молитвы, вроде «Унесенные Космическим Ветром», и твердил сам себе, что работаю не на сатурнианского демона, а в родном Технокоме, хоть и не ударник труда, но не предатель. А потом плюнул на космотеизм, перекрестился, прочел «Отче наш» и немного пришел в себя.

Трансквазер хорошо зарядился и его интерфейс поторопил меня, давай-давай.

Шлюз шлюпочного отсека хрупнул и открылся путь наружу. В хрональном канале скользил не я один, а еще полутонная шлюпка. Плюс одна секунда, плюс две — космос превратился в набор размытых пятен, от Плазмонта осталось только серебряное сияние в начале тоннеля.

Когда вышел из канала, несмотря на полный отпад, в бортоболочку шлюпки надо было срочно ввести полетные данные — на Луну, на Луну. Потом было несколько часов мертвецкого сна.

Очнулся от резкого толчка, который и мертвого поднимет. Это рядом со шлюпкой разорвалась сигнальная ракета. Сигнальная-то она для крупного корабля, а для мой утлой лодчонки почти как настоящая. Я глянул на экран радара и гвизор-монитор оптического наблюдения. В пяти тысячах километров от меня на фоне близкого лунного диска болталось два борта, хорошо были заметны факелы их термоядерных движков. Лунная база ВКС явно встречала меня в штыки. Ну это само собой, шлюпка-то сатурнианская.

Я вышел на связь на аварийной частоте, радостно поприветствовал своих. Никто не откликнулся. Перешел тогда на защищенный канал, залепетал, что я — свой, простой стриженный подмастерье из Владика, старший матрос запаса, что дал деру от супостата. Но в ответ раздалось противное драконье шипение:

— Внимание, нарушитель. Никаких маневров, никаких ускорений, никаких лишних движений. В противном случае вы будете немедленно уничтожены.

— А в непротивном случае?

— Мы подойдем к вам и втянем в свой шлюз. Больше никаких переговоров. Конец связи.

Через двадцать минут борт ВКС подошли достаточно близко, чтобы поймать меня гравитационной ловушкой. Шлюпка медленно вплывала в портал крейсера «Стерегущий». Прошла первые ворота, вторые, встала на шлюпбалки, отключила двигатель, и тогда шлюзовой выход-вход был закрыт. В приемном ангаре появилось десятка два тяжеловооруженных космических пехотинцев.

Когда я вылез из шлюпки, в меня так и вперилось двадцать бластерных стволов. Еще там были раструбы сквизеров, ребра гамзеров, соцветия плазмобоев, кольца ЯМР-заморозильников и шаровые антенны антихрононовых излучателей.

К тому же я заметил, что ангар-то совсем пустой, ни штурмовых катеров, ни транспортных коптеров, ни истребителей, никаких там тюков, ящиков и киберов-погрузчиков, палуба голая. Все выглядело приспособленным для ловли «блошки».

Ко мне приблизился на расстояние в десять шагов человек в непроглядном шлеме и через Аниму в мой слуховой центр заструились суровые слова:

— Вы — Ф.К123, подмастерье тринадцатого ранга?

— Именно так. И недавно выходил на контакт с вашей базой. Так что я не взялся ниоткуда.

— У вас есть оружие?

— Ничего, кроме серийного плазмобоя, который недавно играл роль колотушки, — я с грохотом уронил «железяку» на палубу.

Тут, похоже за дело взялись стационарные и портативные сканеры, которые принялись просвечивать и прослушивать мой организм на предмет встроенного оружия, инкорпорированной взрывчатки и «жучков», сверху прозмеился гибкий зонд с датчиками, похожими на змеиные головки, он всего меня облазил. Видимо с оружием и «жучками» оказался полный ажур (диффузный трансквазер не в счет), поэтому командир в непроглядном шлеме сдержанно одобрил:

— Лады.

— И я про то.

Как будто испугавшись собственной покладистости, он строго добавил:

— Вас еще должен протестировать специалист из службы «Алеф» Технокома на предмет каких-то инфекций и инвазий.

Служба «Алеф», свет очей моих! Сердце так и запрыгало. Я даже не слишком обратил внимание на слова «инфекция» и «инвазия».

Выступил вперед еще один субъект в непроглядном шлеме. Он наставил на меня штуку, похожую на букет цветов, поводил ей и в конце концов заявил:

— Гнезд инвазии не обнаружено.

— Братан, ты хоть понимаешь, что сейчас сказал. Я чист от хроноплазмы и прочих глистов, — я уже перешел в фазу радостного говорливого возбуждения. — Я теперь питаться, завтрак еще не закончился, надеюсь?

Командир в шлеме поспешил меня разочаровать.

— У нас приказ — немедленно переправить вас для дальнейшего обследования на Марс.

— Какое дальнейшее обследование? Дьявольская хреновина повисла на земной орбите и готова устроить светопреставление на планете-маме. А потом она поимеет и Марс, и Юпитер. Она все может. Эта хроноплазменная тварь вытягивает все силы, душу, разрушает структуру…

— Остановитесь, Ф.К123. Вы разглашаете секретную информацию, — прикрикнул алефовец.

— Эй, братан, откуда я должен знать, что это — секретная информация?

— Любая информация об аномальных явлениях является закрытой. Для ее разглашения требуется разрешение начальника службы. Статья 12, параграф шесть Устава Технокома, — отсек алефовец и я понял, что он мне никакой не братан.

Ну, и что мы имеем с гуся? Ни банкета, ни даже завтрака. С пайком в виде кашицы из саморастущих полуживых протеинов меня посадили на борт коптера-разведчика — невидимого в оптическом диапазоне и крайне скоростного за счет двухфазного атомно-термоядерного двигателя с гравитационным разогревом. К тому же меня сунули в принудительный сон и кашица текла через шланг прямо в желудок. Рядышком не спали, а держали пальцы на спусковых крючках двое одинаковых парней из спецназа, похоже, что клоны. Видимо, близняшек предупредили, что в любой момент я могу превратиться во что-то страшное и ужасное о трех головах. А мне снились серебристые сумерки на Земле, грозная волна, превращающая и зверей, и растения, и людей в какие-то нити, накрученные на диски и спицы.

Оставался где-то день лета до Фобосской базы, когда нас затормозили. Очевидно был применен гравитационный аркан. Я, конечно, не видел того, что творилось за бортом, поскольку дрых. А тот, кто не дрых, мог бы увидеть, как откуда-то появился светящийся плазменный крюк — это космический газ разгонялся вдоль линейного гравиполя, а потом тормозился на петле, излучая в световом и рентгеновском диапазоне. Гравитационная петля пошуровала в пространстве и наконец заарканила наш невидимый кораблик. Захват был недолгим, но вредным. Была разомкнута «бутылка» в двухфазном двигателе, резко упала мощность, да еще гравитационные неоднородности покорежили корпус.

Анима вовремя просекла ситуацию и недюжинными усилиями вывела меня из сна. Пробуждение оказалось не из приятных. Вместо сладких потягушек надо было срочно катапультироваться далеко за борт. Но спецназовцы не собирались помогать, они, как истуканы заведенные, хотели без затей меня прикончить. Кораблик двигался еще с ускорением, так что, когда я крутанулся с койки, то просто упал на палубу. Выстрелы конвоиров прошли над моей головой. Естественно, боезаряды были малой мощности, недостаточной, чтобы пробить обшивку, но достаточной, чтобы сварить мозги в моей башке.

Кибердоктор одолжил мне лазерный скальпель, которым я чиркнул по руке одного из солдат. Тот оказался не близнецом, а всего лишь квибсером-повторником — из разреза полилась голубая дрянь. Квибсер-первичник решил двинуть по мне ногой, но койка, послушавшись моего приказа, резко встала наискось, и удар пришелся по ней.

Меж тем коптер уже горел синим пламенем, сливай воду. Я едва успел преодолеть аварийный шлюз, как кораблик раскололся, а потом еще взорвался, превратившись в огненный шар с разлетающимися космами пламени — тем временем, меня уже захватила гравитационная петля и продернула через пространство.

Когда кишки улеглись обратно на свои места в животе, я понял, что попался в плен к службе «Бет».

Она прилетела за моей головой на космическом корабле невиданного мной типа — был он круглый, как тарелка, без сопла, без факела. Входной шлюз у него тоже оказался модерновый — просто я просвистел через слой управляемого металла — тот обтек меня столь удачно, что судно совсем не черпнуло космического вакуума. Оказался я в небольшом круглом отсеке, где на мою голову сразу была водружена «корона» — ободок мемо-считывателя. Бетовцы решили, не разводя церемоний, погрузиться в мою память и как следует позондировать ее.

Электромагнитные поля растормошили мозги так, что протеиновые комплексы памяти начали излучать на определенных волнах, которые воспринимались мемо-считывателем и расшифровывались кибероболочкой.

По моей голове загуляли сонмы воспоминаний, которые касались и недавних и совсем отдаленных периодов моей жизни. Но все, что относилось к моим знакомствам с X-структурами, вспоминалось со скрипом, словно было заблокировано. Может, это Анима, выполняя секретные инструкции Чертковица, наложила свои заглушки?

Круглый отсек сложился, как гармошка, и я увидел устремленные на меня глаза недовольных бетовцев. Пяти человек — хотя возможно среди них были и квибсеры. В общем-то, у всех протокольные рожи были, в одну масть.

— Что ты скрываешь? — заорал один из них. — Хочешь, чтобы мы тебя заморозили и напустили в твои мозги микрокиберов, которые проползут по всем нейронам и подвергнут их принудительному считыванию.

— Это действительно страшно, без шуток. Но зачем таким странным образом узнавать, что там задумал ваш друг Плазмонт. Лучше спросите у него напрямую… И вообще давайте поговорим на более интересную тему: как, например, устроена ваша тарелка?

И хотя уже выплыли кольца ЯМР-заморозильников, от которых шел тревожный сквознячок, хотя появились иглы, которые должны были внедрить в мой охладевший мозг микроботов-обследователей, главный бетовец сделал антракт. Наверное он был достаточно высокопоставленным человеком, возможно членом корневой директории, поэтому стал распространяться про устройство тарелки — видимо, чтобы войти со мной в дружеский контакт. А может он считал, что он считал я от них уйду уже только через мусоросжигатель.

Оказалось, что двигателем тарелки является трансквазер, который производит обратную трансформацию квантов пространства в хрональную материю, отчего укорачивается радиус его кривизны.

Не успел собеседник закончить, как корабль службы «Бет» был взят в клещи эсминцами второй марсианской эскадры. Тарелка обнаружила брешь среди эсок и рванула туда, напрягая по полной двигатель — по-видимому трансквазер создавал такие возмущения пространства, что любой локатор облажается.

Я краем глаза наблюдал за гвизором, на котором в полярной проекции был представлен наш сектор пространства с ползающими по нему кораблями — так что был в курсе.

Тарелка почти проскочила в брешь, но тут заминка вышла. Двигатель работает, а ускорения нет как нет.

Засуетились бетовцы — всякие предположения строят насчет того, куда мощность движителя подевалась.

А тут не только ускорения, но даже скорости нет. Прямо торчит тарелка на месте. Бетовцы беснуются, с ума сходят от непонятки. Тут до меня дошло. Бетовский корабль сетью уловлен — сетью, сделанной из мономолекулярных нитей.

— Не суетитесь, коллеги. — обратился я к своим тюремщикам. — Золотая рыбка поймана неводом старика рыбака. Приготовьтесь исполнить его три сокровенные желания — повернитесь задом, приспустите штаны и немного наклонитесь.

Ой, зря я это сказал. Тот, что был похож на командира, со мной согласился и начал приказывать:

— Г455 быстро за борт вместе со своим повторником, мезонными прерывателями будете резать нити — у вас в запасе пара минут. П200, ты уничтожишь пленного при попытке его захвата.

Тут и случилась попытка захвата — легка на помине. Тарелку тряхнуло, посыпались сверху куски обшивки и в отсек через дыры в подволоке метнулись черные тени. При том даже разгерметизации не произошло. Видно на корпус, над местом прорыва, был поставлен колпак. Бравый П200 собрался было уничтожить меня, но я успел пихнуть его ногой в живот, а затем от него вообще мокрое место осталось — из-за сквизерного выстрела.

Графеновая лента обвилась вокруг меня и стянула, крепкие руки сунули меня в непрозрачный мешок и стали перемещать. Судя по тому, как он раздулся, да и по легкой дурноте, понял, что нахожусь в открытом космосе. Вскоре мешок снова сдулся, значит я оказался в помещении с нормальным атмосферным давлением. Упаковку с меня сдернули, я только успел заметить металлические переборки и какие-то свирепые рожи, как сверху посыпалась некая труха, которая моментально облепила мое безропотное тело. Кто-то приказал «не дышать», я благоразумно послушался, а вся труха мигом слиплась и затвердела, превратившись в глыбу. Я был накрепко замурован, однако, сквозь поры воздух все-таки проникал и спасал меня от удушья. Итак, я продолжил путешествие в виде окаменелости.

Судя по сообщению Анимы, это длилось несколько часов. По ходу дела была даже проявлена забота о мне, какой-то сердобольный гражданин пробурил камень и через трубку подал в голодный рот теплую протеиновую гущу. Мочиться же пришлось под себя, хорошо хоть другие надобности не возникали. А случись вдруг эрекция, точно бы хрен сломал, поэтому я изо всех сил отгонял воспоминания сексуального толка, который так и лезли назло. Облегчение приносила только одна светлая мысль, что обо мне беспокоятся, что меня скрытно провозят в качества образца грунта — дабы я не достался врагу. И, видимо, скрытность эта вызвана резким противостоянием двух служб Технокома.

По инерционным нагрузкам я догадался о том, что мы приземлились на планету типа Марса, что глыбу извлекают из трюма, перегружают, протягивают по транспортеру, везут в гермокаре, поднимают на лифте. Наконец устанавливают стоячком и прикладывают вибратор. Стало щекотно, хоть хохочи, хоть плачь, и тут глыба рассыпалась крупными кусками.

И — вуаля. Я находился в кабинете какого-то крупного начальника. Я бы даже сказал, сверхкрупного. Кабинет размером аж с футбольное поле. В углу смонтирован водопад из жидкого радужного стекла, удерживаемого силовым полем, под потолком порхают и летают киберптицы больших размеров, там же водят хоровод хлопья гелиевой ваты, изображающие кучевые облака. В каждом углу стоит по роботу из квазиживых полимеров — каждый из этих перцев облачен в историческое одеяние: египетского воина, греческого гоплита, персидского «бессмертного», римского легионера. Стоят и даже моргают иногда, грудная клетка имитирует дыхание.

Неподалеку от меня возился со слоном — настоящим, но миниатюрным — парень какой-то, судя по всему — техник. А начальник в кабинете пока отсутствовал.

— Скажи-ка, братан, а где тут нужник? — поинтересовался я у молодого коллеги по насущной теме.

— Пошли, покажу, — парень довел меня до какой-то стены, которая мимикрировала под заросли высокого камыша. Тот подался в стороны, и за ним обнаружился унитаз красоты необыкновенной, парящий в гравитационном поле. Потолок и стены создавали голографическую иллюзию побережья Нила времен фараонов — мимо проплывала барка Хеопса с полуголыми девушками в виде гребцов. Ну, а я в этом шикарном санузле не только нужды справил, еще почистился мочалкой-грязеедкой, помылся в водопаде из мыльных пузырей, простирнул и мигом высушил в вакуумном шкафчике свой комбез.

Когда вышел наружу, на «футбольное поле», то снова не обнаружил начальника кабинета, имелся в наличии только прежний братан-техник, который менял мозговой кристалл у одного из киберкотов.

— Ты вижу — наш человек, технарь, — дружелюбно заметил я.

— Угу, — отозвался занятый парень.

— Подмастерье?

— Чуть повыше.

— Тебе повезло, слава карьерной машине. Она, сука такая, меня вообще замечать не хочет… А что, хозяин этого кабинета — крупный шишкарь?

— Да вроде, — спокойно отозвался собеседник.

— Из Технокома, надо полагать. А ты из какой службы, парень?

— Не из какой.

— Значит, из центрального аппарата. Бедолага. В таком кабинете пукнешь и еще три раза эхо услышишь… Ну и кто по должности этот шишкарь?

— Начальник Технокома.

Ексель-моксель, вот те на. Человек, имеющий тысячный ранг, а фактически уже не человек, полубог, генеральный уполномоченный технокасты «вайшья», член Совета Генеральных Уполномоченных, председатель Собрания Главных Акционеров. Почто же я ему понадобился?

— Ну и где он? — справившись с волнением выдавил я.

— Вот он, — парень ткнул пальцем в самого себя.

Если это — розыгрыш, то «братану» бы следовало врезать по сопелкам, а если нет? Белый свет малехо помутился.

— Ты?! Вы?!

— Я. Марк-27. А что такого?

— Да нет, ничего. Не попросишь же у вас предъявить персонкарту. — справедливо отметил я, чувствуя то жару, то холод из-за гормональных перепадов.

— А у меня ее и нет. Всякой ерундой порученцы занимаются.

— Елки, предупреждать же надо заранее, как минимум за год, о такой встрече… А почему моей персоной не занимается порученец? — поинтересовался я, справившись с волнением.

— Потому что ты, брат Фома, по-настоящему интересная фигура, может даже шарнир Вселенной.

Понятно стало, что меня сюда притащили не для того, чтобы явить начальственный гнев, а для дела. Так что волноваться завтра будем. И я понял, что могу теперь, как «шарнир Вселенной», в меру обнаглеть.

— А можно у вас кое-что выведать, коллега генеральный уполномоченный?

— Только, Фома, не спрашивай ничего насчет себя.

— Согласен, поскольку знаю, что насчет себя мне трудно услышать чего-нибудь хорошее… Почему вы так молодо выглядите? Это немного подозрительно.

— Персона начальника Технокома представляет собой систему последовательных клонов. Я — седьмой клон «Марк-2», то есть биологически являюсь все тем же первым начальником Технокома. И психически я — это он. Потому что производится пересадка пси-структуры от одного клона к другому. И информационно я — это он. Во-первых, мое гипермозг, позвоночный имплант емкостью сто ментобайт, содержит всю информацию, которую накопил он и все предшествующие клоны. Во-вторых, также как и мои предшественники, я широкополосно подключен к кибероболочке Технокома, которая, между прочим, является резидентом всей Техносферы. Кстати, ни один компьютер, ни один робот, ни одна киберсистема без моего участия не получает даже командного процессора.

— Круто, — похвалил я и продолжил с дерзостью юродивого. — А программный вирус или плутон могут поразить вашу резидентную кибероболочку и заставить ее работать, например, на сатурниан?

— Интересный вопрос, Фома, однако полагаю, что это исключено. Я в состоянии контролировать ее двадцать пять часов в сутки. Ну, ладно, хватит лясы точить.

Едва он это сказал, в зале-кабинете появилось четверо, все люди при полном параде и, естественно, члены корневой директории. У троих красовалась на форме эмблема центрального аппарата «Технокома», сиречь избушка, у одного на лацкане присутствовал бычок рогатый, знак «Алефа». Алефовца я узнал — Чертковиц.

Начальник Технокома распорядился:

— А теперь, Ф.К123, расскажите обо всем, что произошло с вами. Только начинайте не с рождения, а с того утра, когда пропал жилой дом «Лягушатник». И прошу не врать, потому что все этапы вашего большого пути мы реконструировали с помощью записей контрольной аппаратуры, в том числе и той, что смонтирована прямо внутри вас. Учтите, за ложь вы будете так сурово наказаны, что миллиард раз пожалеете, что родились на свет.

— Это вдохновляет, коллега генеральный уполномоченный, тем более, что я уже пожалел.

Я в течение получаса вещал (естественно, что правдиво), а когда закончил со своей трудовой биографией, то члены корневой директории начали базлать. Я никак не ожидал, что это произойдет прямо в присутствии начальника Технокома пред его светлым ликом.

— Этот говнюк — шпион плутонов, — орали одни и, естественно, указывали на меня.

— Этот сученок начинен хрональной плазмой, он — спора Плазмонта, — вопили другие и тоже тыкали в меня пальцем, особенно старался Чертковиц.

…Из-за этого урода Плазмонт проник на Землю… Этот жалкий подмастерье снова привел к нам плутонов… Аннигилировать… Сделать мокрое место одним гравитационным ударом…

— Ну, будет вам, разошлись, — начальник Технокома остановил кровожадные крики одним манием руки. — Он только исполнял волю вышестоящих начальников и проявлял разумную инициативу. И при том Фома действительно много знает и умеет… Подождите-ка вы, коллеги, в приемной, с вами отдельный разговор будет.

Я понял, что собирались тут люди, осведомленные обо всех проектах, в коих мне пришлось участвовать, можно сказать, не злодеи, и тем не менее поднялся такой хай. А если еще здесь присутствовал десяток бетовцев!

Похоже, что секреты всех служб ведомы начальнику Технокома, что их распря изначально заложена им же. Хотя, может, некоторые результаты этой войны становятся сюрпризами и для генерального уполномоченного.

Я подумал — и начальник Технокома понял, о чем. Какой-то считыватель мыслей у него явно имелся.

— Да-да, Фома, грызня отделов и служб — это нехорошо, но иногда она приносит пользу.

— А почему они все время хотят прикончить меня? — задал я резонный вопрос.

— Да что с них взять, Фома? Ни доброжелательства, ни благородства — обычные карьерные менеджеры… Так вот, искусственный плазмонт не оправдал наших надежд. Он явно выглядел, как пацан по сравнению с Плазмонтом сатурниан. Но вы, Фома, давно уже не ребенок…

Я понял, что мою пешку сейчас снова передвинут по игровому полю, отчего она возможно станет ферзем — на какое-то время, до получения мата.

А начальник Технокома принялся меня увещевать, причем не без лести.

— Фома, благодаря диффузному трансквазеру вы здорово уяснили, что такое хрональные каналы. Кроме того выявилась, что вы прекрасно взаимодействуете с его интерфейсом. В общем, Космика нуждается в вас, Ф.К123. Да, вам предстоит еще немало изведать, я не боюсь это сказать. С вашей помощью будет спродуцирован новый плазмонт, способный справиться с демоном Сатурна!

Я поперхнулся, как будто проглотил что-то неудобоваримое размером с кол. Из речи большого начальника следовало, что мне пришел верный конец.

— Нет, нет. Не конец, а начало, — оспорил начальник Технокома. — Ваше тело будет совершенно бесплатно, так сказать за счет фирмы, подвергаться глубокому замораживанию вплоть до возвращения в него пси-структуры — даю честное генеральное слово. А теперь, увы, время нашего свидания истекло.

Когда я уже покидал кабинет в сопровождении двух плечистых биороботов, то услышал прощальные слова высокого руководителя:

«Запомни, Фома, ничто не исчезает бесследно. Особенно в нашем королевстве.»

Мне не завязывали глаза, однако движущаяся дорожка пронесла меня по такому количеству коридоров и залов, что мало чего запечатлелось в памяти. (А мемо-кристалл почему-то вдруг перестал записывать впечатления.)

В итоге, я попал во люксовые апартаменты с видом на природу, вполне земную природу-мать. За окном была веранда, где росли мандариновые деревца и прочие растения земных субтропиков. Я распахнул балконную дверцу. Хотя небо было темно-оранжевым марсианским, гравитационное поле удерживало теплый воздух, а микро-солетты питали растительность щедрым светом. И даже марсианский пейзаж в этот весенний вечер казался ничего себе. С веранды, вернее с двухсотого этажа штаб-квартиры «Технокома» виднелись там и сям голубые пятна оазисов, купола домов-колодцев мигали разноцветными огоньками и лозунгами во славу своей касты — всякие бодренькие «кшатрии не сдаются» и «если ты технарь по генам, значит знаешь жизни цену». Над Фак-сити сиял аэрозоль, состоящий из миллиардов нанокристаллов; с небесного биллборда излучалась реклама увеселительных заведений и сейчас облачная красотка показывала исполинские прелести. Гравитационная катапульта космодрома, забирающаяся своим финишем на кратер Темпл, время от времени покрывалась зеленым ореолом, из которого рождался бодрый факел стартующего борта. Далекий мудрый глаз Солнца подкрашивал в нежно-розовые тона полярную шапку, затянутую дымкой углекислотного конденсата. То, что казалось алеющей стеной на востоке, было пылевой бурей — она случайно прорвалась с юга и сюда не дойдет, отчего чувствовался уют. И даже трущобы Матраса, сгустившиеся возле древнего русла «канала», выглядели сейчас веселым скоплением светлячков.

Хотелось жить — и жить хорошо.

Я понял, что перед экзекуцией мне дано несколько часов на отдых и раслабон. Правда, я не привык это делать в одиночку. Не надо мне такой шикарной хавиры, была бы приятная компашка, в том числе парочка зажигательных, пропитанных окситоцином шлюх, или даже секс-роботесс — хотя от них порой тоска берет. А еще лучше погудеть в каком-нибудь кабаке, где можно схлопотать по морде от мутанта, но зато сподобиться полной отключки от всех проблем.

Я глянул с веранды вниз — штаб-квартира Технокома в Новом Петербурге занимала полукилометровую башню, имеющую форму песочных часов — в общем, смотреть было неприятно, взгляду не на что зацепиться на глянцевой стене.

Я вернулся в апартаменты и поискал какую-нибудь дверку, ведущую в коридор. Дверки имелись (по крайней мере, стыки от них), но были надежно заперты.

Я подошел к одному из столов, этот был типа дубовый, на нем лежала настоящая книга, одна из тех, что печатаются на нынешней Земле с помощью свинцовых наборных шрифтов. Обложка деревянная, обшитая хорошей кожей, грубая но крепкая бумага. «Древо жизни» называется, сочинение Ботаника. В Космике я им не интересовался, на Земле оно никогда мне в руки не попадалось, ведь ревнители древесной веры тщательно скрывают его от мирян, хотя и используют отдельные абзацы и фразы в своих проповедях и литургиях. Низинную Проповедь я более или менее знал, поэтому обратился к самому началу книги, где рассказывалось о сотворении земли, человека и государства. Чувствовалось сильное влияние каббалистической мистики, похоже, Ботаник был начитанным человеком, если точнее передирал безбожно.

«Возлюби самого себя, друже, и познай истину. Вначале был свет, и ничего кроме света, ни расстояния, ни времени, ни мыслей, ни чувств. И свет был Богом. И стало Ему скучно. Сократился свет в одну точку, оставив место для расстояния, времени, мыслей и чувств. И пустила сияющая точка лучи-нити, один, другой, третий, неисчислимое множество. И соткалось Древо Жизни со всеми его ветвями, каждая из которых есть мир.»

Я сверился через кибероболочку культурсферы с каббалистическим трудом «Древо Жизни» Исаака Луриа. Там было написано:

«Знай, до начала творения был лишь высший, все собой заполняющий свет. И не было свободного, незаполненного пространства — лишь бесконечный, ровный свет все собой заливал… Сократил себя Он в точке центральной своей — и сжался свет и удалился, оставив свободное, ничем не заполненное пространство… И вот протянулся от света луч прямой, сверху вниз спустился внутрь пространства пустого того. Протянулся, спускаясь по лучу, свет бесконечный вниз, и в пространстве пустом том сотворил все совершенно миры…»

Так же, как каббалисты, Ботаник говорит о зле, которое завелось в нижних мирах, только называет его не клипат (шелуха), а Порча или Гниль. Но далее проглядывается существенное отличие. Адам и Ева, по Ботанику, жили не в Эдеме, а в месте, где Порчи было особенно много, и где она пыталась отобрать у людей некую «растящую силу времени». Поэтому они и принялись самочинно карабкаться от нее вверх по Древу Жизни, чем навлекли на себя гнев Единого. За это Он, во-первых, низверг их обратно вниз, во-вторых, саму Порчу, конечно же, уничтожил огнем, и, в-третьих, благожелательный интерес к людям стал проявлять намного реже.

Я, естественно, подумал, что, может, под Порчей всеведущий Ботаник разумел Плазмонта, который, допустим, изрядно донимал первых людей. И, может, первобытные художники изображали именно хроноплазменных тварей в виде узорчатых орнаментов на всяких сосудах.

А еще я подумал, что вдруг под башней затаился очередной плазмонт или его спорозоит, который делает сейчас свой подкоп. Это опасение открыло интерфейс трансквазера, на каких-то остатках своей энергии он открыл хрональный канал. Апартаменты со всей их обстановкой сделались просто зарисовками на плоскости, потом заструились… Но хрональный канал пробил совсем не ту стену, я оказался снаружи, за «бортом» башни, над пропастью. Одно мгновение ужаса, погасший в пустоте вой и пожарная сетка-уловитель поймала меня, чтобы доставить на землю в целостности и сохранности. Через минуту внизу собралась толпа, чтобы погалдеть, указывая на дырку, образовавшуюся в стене шикарного комплекса. Этим мне и удалось воспользоваться, чтобы незаметно скрыться с места происшествия.

Я догадался, что меня, наверное, скоро отловят, поэтому захотелось в виде лебединой песни справить два дела — навестить Соню в ее инкубаторе-едукаторе, а потом ужраться до усрачки. Я взмахнул рукой и подкатил кибермобиль-клоп.

— Куда едем, шеф? — спросил «клоп» развязным тоном.

— В Царское Село, — Сонькин едукатор находился в одном из городков-спутников Нового Петербурга.

— А вы что потеряли персон-карту?

— Да по дороге получу дубликат, — лишь бы мой идентификатор не оказался в списке беглых преступников.

По дороге я собрался было заскочить в лавчонку, купить ребенку подарок. Но едва высунул нос из кибермобиля, как заметил «хвост». Две бронированных гермокара торопились со всех колес за мной.

— Ты не можешь побыстрее крутить педали, хрен ты мой опавший? — обратился я к «клопу».

— Понял шутку, ха-ха три раза. Однако на этой трассе скорость движения ограничена девяноста километрами в час.

Эта реплика будет стоить ему головы. Я отодрал панель, несмотря на крики «Что вы делаете?», «Вы еще пожалеете!» и стал управлять кибермобилем напрямую.

Однако бронированные вездеходы упрямо нагоняли меня. При этом все транспортные средства перед ними расступались, а передо мной скапливались. Да и управлять машиной, вставляя разъемы в слоты и снова выдергивая их, было не слишком удобно. Один гермокар дал предупредительный залп из базуки и мой «клоп» чуть не перевернулся, еще и осколки наделали дырок в капоте. Все, попался я. Неожиданно со мной поровнялась мощная машина, в которой сидел четырехрукий бравый синий мутант, похожий на Шиву, и делал мне знаки, мол пересаживайся, ковбой.

Я вписался в гостеприимно распахнутую дверь его машины — хотя едва не промахнулся и не угодил под колеса. Скорость у муташкиного гермокара была побольше. Кроме того, тоннель начал ветвиться, и несколько веток уходило в сторону Матраса, где отловить искомого человека можно разве что с помощью мощной облавы. Мутант подбадривал меня фразой «Не ссы, прорвемся», и слишком активно давил на все рычаги, отчего я понял, что он сильно набрался какого-то «антифриза». На крутом повороте ни Шива, ни его автопилот не удержали сцепления, и мы все вместе впилились в стену тоннеля. И тьма ударила меня своим тяжеленным кулаком.

 

БЛОК 12. ВОССТАВШИЙ ОТО СНА

Помехи. Настройка канала. Сигнал четкого приема. Дуплекс

Очнулся я от слов: «Коллега генеральный, программа закончилась.» И сел на койке, которая одновременно напоминала и операционный стол, и кресло пилота. Я — генеральный уполномоченный? Марк-27? В голову не шли никакие вразумительные пояснения и объяснения.

— У вас посттравматический шок, — сказала тихим участливым голосом фигура в белом.

— Идите вы со своим шоком! Кто я такой, ядрен батон?

— Вы — начальник Технокома. Ваша пси-структура проходила тренировку в виртуальных пространствах.

— И с какого момента все стало виртуальным? — довольно тупо спросил я.

— С эпизода «X-структура поглощает дом-колодец». Коллега генеральный, я вам уже сделал инъекцию, которая позволит быстро снять синдром раздвоения и вернуть вас в базовую реальность.

Значит, реальность заключается в том, что… недавно, пару часов назад, я улегся на эту койку, и к моей вене прикоснулся инъектор, который позволил мне быстро перенестись в смоделированную историю. Инъекция отключила сопротивление мозга, а через биоинтерфейс Анима потекли пакеты виртуальной информации от гиперкомпьютера. Итак, все это случилось лишь с моим персонажем.

Однако мой персонаж был слепком с человека по имени Ф.К123, а в виртуальном поле реконструировались реальные события, по крайней мере в общих чертах.

Все это было. Нападение эскадры сатурниан на Землю, уничтожение спецлаборатории «Технокома» и поглощение нашей искусственной X-структуры хроплазменным демоном Сатурна. И по-прежнему стоит торчком вопрос — что предпринять? Начинать третью тотальную войну или снести пощечину и понаблюдать дальше. Для ответа остается совсем немного времени. Несколько дней, а то и часов.

Я поднялся с койки — меня бережно поддерживали два квибсера, они же помогли мне добраться до апартаментов. Вернее везла меня дорожка-самодвиг, а квибсеры только бежали впереди и позади, сжимая бластеры — это на всякий пожарный случай. Апартаменты были те же самые, что и во сне, только теперь я был не гостем в них, а полноценным хозяином.

Из соседнего зала вышла Катерина. Да, у меня есть женушка и дочка Соня — человеку моего ранга разрешено иметь при себе семью.

— Эти виртуальные сны — такие опасные для психики, — замечает вполне искренним голосом Катя.

— Были. А сейчас есть надежные антишизоидные средства. Только девять из десяти виртуальщиков лишаются ума. Девять уже лишились, я — десятый.

Из детской комнаты донесся Сонькин голос, а потом выглянула и ее рожица.

— Па, я тут еще немного поиграю с пегасиками.

— Только смотри, чтобы они тебе не нагадили на головушку.

Из детской выпорхнул один из пегасов. Маленькая лошадка, размером с кошку, да еще крылышки имеются. Это не кибер, и не биоробот, а мутант <прим. Кибер — изделие из неорганических материалов; в свою очередь любой биоробот, в том числе и квибсер, состоит из квазиживых органических тканей, однако его клетки не способны к делению, ввиду отсутствия ДНК; мутант — это организм, обладающий генотипом в виде модифицированной или искусственно синтезированной ДНК>. Крылышки играют в основном декоративную роль, пегасик летает не лучше курицы, но справить нужду на вашу макушку сумеет.

Катерина обнимает меня, глаза ее смотрят нежно и преданно, она укладывает меня на пузырчатую кровать, которая так приятно массирует спину, и начинает колдовать на мне. Неужели все это правда — не могу до конца поверить. Но правда и то, что корабли Сатурна незаметно для нас добрались до самой Земли и сейчас находится на ее орбите. Эскадра сатурниан не откликается на запросы, так же как и их ставка на Титане. Что это для них — объявление войны, или решение локальной задачи, или демонстрация силы? А вдруг мы к войне готовы гораздо хуже, чем они? «Если завтра война, слепим пушку из говна, в жопу пороха набьем, всех фашистов перебьем», — прямо застрял в ментальном поле этот невесть откуда взявшийся мемо-осколок.

С другой стороны, если бы сатурниане хотели начать масштабную войну, они бы нанесли удар по какой-нибудь нашей военной базе вроде «Вальхаллы» на Каллисто или производственному комплексу типа «Квибсердома», что на астероиде Паллада. Впрочем, искать логику в действиях сатурниан не обязательно — ведь ими управляет хроноплазменное существо, прозываемый нами Плазмонт. Это самый секретный и самый опасный наш враг со времен первого столкновения с ним в земной деревеньке Оменовка. Тогда одолеть врага смог только капитан Алекс К123. Но кто-то из членов разведгруппы занес спору Плазмонта на Меркурий — половина его населения вскоре пропала без вести. Там хроноплазменная тварь была побеждена опять-таки благодаря клону К123 по имени Терентий. У меня сейчас имеется в заначке клон Ф.К123, но, увы, это не слишком развитый тип.

Как же можно одолеть Плазмонта без всяких подвигов — нормальным, техническим, конвейерным путем?

Известно, что размножается хроноплазменный хищник спорозоитами. Попадая в благоприятную среду спорозоит начинает делиться, превращаясь в шизонта. Шизонт становится источником агрессивных гамет, которые способны активно поглощать нашу организованную материю, проникая в нее благодаря хрональным каналам. И с этим мы еще способны бороться, обрубая и закорачивая их. Страшнее другое: плазмонт скрыт от нас, он обитает в хрональной материи, его «благоприятная среда» в Посленастоящем, минус-две-секунды. Уничтожая объекты и фрагменты Настоящего, он способен создавать свои объекты, свое Антинастоящее…

В мое ментальное поле, предъявляя приоритетные коды доступа стремились проникнуть свежие сообщения, которые никак не хотели сбрасываться на решение в резидентную кибероболочку. Опять невеселые вести. Соединение сатурнианских кораблей выдвигается в пограничный сектор 14Ю-39, в его составе три тяжелых крейсера. Ушел со своей базы на Гиперионе сатурнианский линкор класса «Фудзияма» — похоже, курс взят к астероидной группе «троянцы». Но возможно это только отвлекающий маневр. В любом случае нашей ганимедской базе пора заняться развертыванием веерной обороны. Вдобавок, потеряна связь со всеми зондами-разведчиками, висящими непосредственно над кольцом Сатурна по обе стороны от эклиптики. Наверное, сатурниане разом их завалили. Разведывательная информация поступает только с маломощных капсул глубокого проникновения, вся она настолько отрывочна, что не удается слепить единую картину по передвижениям вражеских бортов. Ясно, что они скрытно покидают места постоянного базирования, большую часть пути проходят по хрональным каналам. Наше военное командование должно немедля кинуть несколько разведывательных дивизионов на воссоздание системы слежения над плоскостью эклиптики, в первую очередь за хрональными смещениями…

Мне совсем не нравятся взаимоотношения между «Алеф» и «Бет». Похоже, конкуренция становится слишком нездоровой. Не исключено, что какие-то бетовцы пошли на прямой контакт с хроноплазменным демоном. Впрочем, какой там контакт. Ему дай палец — он по яйца всё отхватит…

Плазмонт не един, он множественен, особи имеют разную степень разумности и агрессивности, но при этом все они сообщаются по хроноплазменным каналам, проходящим вне Настоящего и образующими сеть. Победить сатурнианского демона может лишь другой плазмонт, притом дружественный нам и вообще свой в доску. Однако, прежде, чем он дозреет, его почует демон с Сатурна, подчинит или поглотит. У нас нет времени на долгое выращивание и дрессировку искусственного плазмонта… Но если в него внести, как матрицу развития, пси-структуру человека, тогда разумность и сопротивляемость нашего выродка вырастут скачком. Что, если все-таки попробовать Ф.К123 на роль матрицы для X-структуры? Катерине такой вариант, конечно не придется по вкусу… А почему это потолок проливается дождем? Я просыпаюсь?

 

БЛОК 13. ПРОСНИСЬ — ОБВОРОВАЛИ

Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Дуплекс

Как, я опять — Фома К123? Не хочу быть Фомой, мне начальником больше нравится… И все-таки я снова подмастерье тринадцатого ранга, расходный материал, морская свинка. Поэтому я на койке в штаб-квартире Технокома, жду начала очередного эксперимента над собой. Аз есмь клон К123, который якобы особо приспособлен к борьбе против Плазмонта. Да, вивисекторы уже отложили в сторонку сэндвичи и достали свои скальпели и зажимы. Видимо, когда я впилился в стенку тоннеля и валялся в отключке, меня подсоединили к резидентной кибероболочке Технокома. Я имел честь видеть виртуальный сон <прим. технический термин, означающий глубокое погружение в виртуальный мир>, в котором считал себя начальником Технокома. Причем, это было сделано не ради прикола, а лишь для того, чтобы я осознал громадье замыслов генерального коллеги и сложность ситуации — ведь и сатурниане, понимаешь, наглеют на глазах, и подчиненные от рук отбились. После оказания столь высокого доверия я в дальнейшем, само собой, буду действовать без выкрутас, с чувством долга и большим энтузиазмом. И умру за Техноком с улыбкой на устах.

Итак, мне предстоит с надлежащим усердием исполнить задание космической родины — стать сильным и умным плазмонтом. Но не тем плазмонтом, который против нас, а тем, который «за».

 

БЛОК 14

СНОВА О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ. Четкий прием. Симплекс

«Ты помнишь как все начиналось. Потоки зеленой валюты затопили мир, кто-то жрал в три горла, кто-то глодал колбасу из нанотехнологично переработанных фекалий, но, в целом, одни были страшно довольны, другие не вякали. Только однажды мыльный пузырь лопнул. Оказалось, что ресурсов на всех не хватает, что мозгов не так много.

Войну «грязных ног» заметили все. Она стала для нас точкой отсчета. Тогда бубухнуло криминальное городское «дно», обернувшись скопищем бандгруппировок. К ним присоединились толпы обездоленных и озлобленных, короче, урки непричесанные, которые вместе со своими бабами и детишками рванули из перенаселенных раздираемых бандитизмом стран к сытой жизни. У них были чумовые паханы, что поставили на террор и прочий беспредел. Кое-какие внешние силы вложили в руки всего этого хулиганья сверхмодерновые и вдобавок портативные средства поражения: ракеты, бинарные газы, ядерные боеприпасы, штаммы патогенных микробов. Кто-то хотел половить рыбку и сверхприбыли в мутной воде. Но мировое «дно» замахнулось на то, чтобы стать мировой «крышей», поэтому имело свою идею — очистительного Джихада: карающий Бог поможет-де перевернуть мир и освободить зажравшихся безбожников от лишних деньжат, побрякушек, длинноногих шмар, домов и гордыни.

Солдафоны развитых стран, намастачившиеся на борьбу с бронетанковыми дивизиями противника, стали метать икру, когда началась партизанщина и прочий террор. Месяцами шла мочиловка, бои то затухали, то вспыхивали по новой, десятки городов были раскурочены, тысячи и тысячи народа врезали дуба. Когда война стихла, даже последний лох стал въезжать, что человек не способен по-умному управлять сам собой и все руководство было передано информационным технологиям. Ну, а элиты поняли, что мир надо разделить на две части — полных чурбанов, у которых не должна варить голова, и специалистов, хорошо соображающих в технике. Первая часть — чурбанская — должна быть полностью отделена от второй, лучше всего космическим пространством.

Информационные технологии, то бишь кибероболочки, помогли чурбанской части народа скинуть все мозговые заботы. Облегчившись, человек разумный в два счета стал неразумным чуркой, который был на полную катушку использован паразитами кибероболочек — плутонами.

Когда информационные технологии на Земле были загашены, то народ там опустился, впал в дикость и всё развитие застыло близко нуля. Мы, космики, соблазняем их властителей, феодалов и типа президентов своими кунштюками, разжигаем их алчность, мол «возлюби самого себя», организуем распри и войни, чтобы они не смогли двинуться вперед и взять нас за задницу. Мы даже придумали для землян древесную веру, чтобы они боялись машин и всякой техники, как черт ладана. Мы — типичные колониалисты и ничем не отличаемся от тех гадов, которые сосали соки из Индии, Африки и Китая.

Да, у себя мы взяли информационные технологии под крутой контроль. Удовольствие оказалось дорогим — человек в натуре оказался операционной системой, монстром без чувств и привязанностей. Душе сделалось паршиво, и она потянулась к Вере, но огребла «подарок» в виде темной религии. Полномочным богом сатурниан стал хрональный паразит — Плазмонт.

Анонимный пользователь сетевого эфира. Самостоятельная передача, 2075 г, округ Тарсис, префектура Марс. Сообщение терминировано службой «Бет».

 

БЛОК 15. НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ ПОТЕРИ БОЙЦА. СЕНТЯБРЬ 2075 г.

(месяц фруктень 10 г. от Св. Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Достославный мэрин, главарь магистратуры Гавриил Общак катил в стольный град из подначального Самотлорского мэрства. Путь лежал по Новому Теменскому шляху, где было не страшно, даже в сей предвечерний час, буде на землю уже легли длинные тени. Потому и охрана большая не требовалась — токмо два десятка ратников. Головы воров и татей были насажены на колья, каковые отмечали версты — дабы служить назиданием любому, кто поддастся бесовскому искушению.

Общак удовлетворения ради вспоминал, насколь удачно исполнял он поручения президентские в своем мэрстве — скорый суд над бродягами и разбойниками чинил; подати брал и с сохи, и с лавки; сторожевые полки исправно содержал, гоняя дворян на ратную службу; их жен на ассамблеи сзывал — где политесам, танцам и питью кофе обучал; засечные черты, оборонительные валы, мосты да дороги строил, ладил и вовремя починял. Зерно в житницы засыпал; сколько надо — на голодный год и вольную торговлю оставлял; остальное давал в хлебное жалованием служилым — защитникам земли. Да еще превратил запущенные вотчины князя Самотлорского в образцовые поля, там уже не дворовые девки с задранным подолом бегают, а крестьяне сеят озимь. Не со стыдом мэрин появится пред очи государя.

Общак заглотил чарку заморского лошадьяка, запил из жбана шампуньского, доставленного через опасно-плесневые уральские горы, с кряканьем закусил хреном… и почувствовал недомогание в животе своем — неприятную тяжесть, напор гнилых ветров и шевеление дурных веществ. Он махнул рукой клерку, сидевшему рядом на низкой скамеечке, тот проворно высунулся в окно возка и крикнул кучеру, чтобы остановился — мистеру господину сойти надоть.

Общак спустился по мигом приставленным ступенькам, зыркнул по сторонам и вперед — шагах в десяти подле обочины шелестели малиновые кусты, поглядывая веселыми темно-красными глазками. Туда мэрин и направил стопы свои, оставя легкую летнюю шубу на куньем меху в коляске. Несколько ратников двинулось было следом, но Общак обронил, не оборачивая головы: «А вот глупости не надо. Человек хочет, чтобы никто у него над душой не торчал.»

Мэрин, хрустя сучьями, протиснулся вглубь кустов, и когда воинов не стало видно, спустил панталоны из катайского шелка, сел орлом, сунул в рот несколько сочных ягод и опростался. Сразу стало хорошо и приятно…

Неслучайно взгляд его притянулся к поросли свежей травы — та яркая была, словно лучезарная и как будто звала его к себе, а еще помаргивала она будто серебристыми искорками. А что ежели ею подтереться? Мэрин поднялся, со спущенными портами и панталонами засеменил к искрящемуся травяному пятну, оказался посреди его и тут… провалился. Как в котел каши, в болотную жижу, в выгребную яму. Он и вякнуть не успел, как у него в устах будто кулак застрял. Жижа вся состояла из серебристых нитей, не теплых, но морозных, она скручивали мэрина, сдавливали — словно целая толпа заговорщиков, оттягивали голову, пережимали выю как злоумышленник. Общак почувствовал, что тает, пропадает почти без боли, инда перестают слушаться одна за другой, и ноги, и руки, засим растекаются объемное брюхо и широченная спина. Гуща залепила очи, мэрин еще успел почувствовать, как она холодным потоком проливается в череп, спокойно помыслил: «А что хоронить-то будут?», и перестал быть…

Ратники, вволю надымив своими чубуками, смекнули, что больно долго господин мэрин изволят отправлять надобность. Начальник отряда и два поручика осмелились зайти в кусты, дабы проведать сановного мужа, и изрядно удивились. Мэрин лежал со спущенными портами совсем без чувств в луже какой-то грязи — где угадывались и истлевшие тряпки, и даже человеческие кости. В посиневшем лице его и кровинки не было. Воины крикнули лекаря и он, немало помучившись, привел-таки высокого магистрата в правильное чувство. Тот сел и долго, распахнувши рот, глядел вперед себя безо всякого смысла. Затем непослушным ртом произнес: «Княже Петролий, это я — холоп твой, Адаптид» и наконец позволил отвести себя к возку…

А где-то не слишком далеко шествовал по тропе другой странник — в посконной рубахе и портках, в драной серой рясе, накинутой сверху, каковая выдавала некогда бывшее у него духовное звание. На правом плече у расстриги сидел большой ворон, впрочем, пернатый мог перебраться на шапку или на суму. Мог такоже взлететь, и, нарисовав пару кругов, усесться обратно.

В очередной раз прочертив воздух, ворон словно бы принес какое-то известие скитальцу, тот сошел с тропы, пробрался сквозь поросль молоденьких ив и оказался возле реки.

Там с десяток деревенских мужиков заканчивали ладить ладью — тесали последние досочки под гребные колеса, тончили прямую сосенку, дабы сгодилась под мачту, вили из пеньки веревки под ванты, сшивали парус из кусков холстины, разогревали смолу, собираясь законопатить щели.

Несколько мгновений мужики, слегка повернув головы, как бы нехотя смотрели на внезапно появившегося странника, но тут ворон бодрым начальским голосом пробаял:

— Здравствуйте вам. И рты-то позакрывайте, а то мухи туда нагадят.

Оттого мужики засмеялись, а самый рослый и плечистый из них даже снял с головы шапку.

— Экая знатная вошь у тебя из волос выпала, — сказал скиталец.

— Да ты чего брешешь, самая разобыкновенная вошь.

Тем не менее мужик заглянул в шапку и тут же свесил челюсть на грудь. Постояв так, выудил из головного убора большого жука, который вроде был сделан из единого куска серебра, однако еще перебирал лапками и шевелил крылышками.

— Фокус-покус, едва завод кончится, паки поверни ключик у него в попе, — объяснил расстрига. — Вы скажите, мужики, зачем лодку ладите?

— Будем зерно на президентскую мельницу возить по воде, как раньше на княжескую возили — мэрин Общак велел. Там клерк привоз учтет и подать возьмет. Сие наставление нам староста передал, а он ездил в город, чтобы на майдане перед магистратурной избой послушать глашатая. «Кто не слышал, тот виноват», так было сказано.

— А дальше мельницы проплыть можно? — вопросил скиталец-расстрига.

— Как же, проплывешь. У нас путевая бумага токмо до Оттоки, где запруда устроена, — сказал другой мужик, мелкий и сильно усатый. — А ты, коим образом, мил человек, странствуешь?

— Своим соизволением, на пердячем паре, господа мужики, вкруг городищ и больших слобод, мимо дозоров и разъездов, что устраивают омонцы и стрельцы. Вы отвезите меня хоть до Оттоки, а за сей добрый поступок оставлю вашей артели такого вот жука. И еще немало фокусов покажу.

Деревенские люди замялись, пока самый рослый, почесавши затылок, не молвил:

— Взять с собой можно. Только в пути не шибко высовывайся, лучше даже рогожкой прикройся, а то лихой человек тебя заметит и настучит, куда надо. Тебя в тюрьму уволокут, да и нас накажут… Звать-то, как тебя, скиталец?

— Меня прозывают Фомой, а вот эту пернатую тварь — Сашей.

К полудню лодка была закончена, мужики столкнули ее в воду, одни стали парус поднимать и направлять его гафелем, другие поставили лапотные ноги на педали гребных колес, третьи принялись отталкиваться от речного дна шестами, ну а мелкий, сильно усатый мужик уселся к кормилу.

Вскоре лодка достигла деревни, где уже были построены сходни, протянувшиеся над прибрежными камышами. Почали подъезжать телеги с хлебом, запряженные поджарыми ездовыми свиньями. Деревенский люд, выстроившись цепочкой, принялся из рук в руки передавать мешки, кои укладывались, в конце концов, на днище лодки. За какой-нибудь час суденышко была загружено, осело в воду, изрядной работою шестов выведено к речному глубоководью, по коему предстояло плыть дальше.

Ворон потешал мужиков советами насчет правления лодкой, а скиталец Фома прямо из-под рогожи травил байки про то, како бедствуют бесы в Преисподней. Что плавают они-де на кораблях-мракорезах и прислуживают им живые куклы, что жгут друг друга издаля огненным чиханием и обращают в лед хладным пыхтением, а мужик с бабой передком не трется, а посылает к ней крылатый хер. Чему селяне несказанно удивились, поскольку и обычный-то хер спокойно в штанах не сидит.

А вот, когда стали подплывать к запруде, то рослый мужик, что стоял на носу, приметил малахаи и кафтаны мэрских омонцев, разместившихся на мельнице.

— Ты вот что, скиталец, — сказал он, — ложись-ка под хлеб. Эй, Пахомыч, Фердинант, Макдональс, раскидайте там мешки подле мачты и, как упрячется гость, снова уложите сверху в два ряда.

Мужики споро выполнили работу, и скиталец исчез под многопудовым грузом, лишь ворон его остался сидеть на топе мачты.

Ладья причалила к мельничной пристани, и тут омонцы, вопреки обычному, встали рядышком и принялись наблюдать за разгрузкой хлеба. — Эй, Денисыч, сразу признавай, никого не прячешь ли? — обратился омонский поручик к рослому мужику.

— А зачем мне такое нужно, я что порядка не знаю? — скучным голосом отозвался селянин.

— Ты вон те мешки, что возле мачты уложены, не забудь перетаскать на мельницу.

— Да нам перекусить пора, начальник, с утра не евши.

— Я те дам перекусить по соплям. Заканчивай сперва дело, едок.

Завершающие мешки были подняты со днища ладьи, и тут раздались крики. Голосили и мужики, и омонцы. На днище виднелась голова, остальное же тело уже разошлось на ленты, кои протягивались сквозь невидимые щели вниз. Вот и голова располосовалась, чтобы протащиться, как и все остальное, меж досок. Последним наблюдался нос, каковой несколько раз подпрыгнул, расплелся и пропал.

— Глянь… аах… плывет зараза, — раздался потончавший голос омонца.

Неподалеку от борта лодки, сквозь воду, стало заметно тело. Кто-то без толку стрельнул из пищали. Но когда дым рассеялся, «заразы» и след простыл, видно заплыла под пристань, а там и вовсе подалась в нужную ей сторону. Настало тягостное молчание, нарушаемое громким граем куда-то летящего ворона.

— Кто это был, гнида? — стал подступать поручик к Денисычу. — Кто, отвечай.

Денисыч же будто весло проглотил.

— А никого и не было, — вмешался мелкий мужичок. — Привиделось. Вам с перепоя, а нам с устатку и не евши. Ну, можа, водяная свинья проплыла.

— Ты что мелешь, сам свинья! — заверещал поручик, а потом остыл и замолк.

«В самом деле, — рассудил он, — скажешь, что упустил бродягу, так начальство может сослать на пограничье, под ордынские сабли. Доложишь, что имел дело с нечистой силой, то ревнители веры за меня возьмутся, станут пятки поджаривать, дабы узнать, не вошел ли я с ней в сношение.»

А тем временем в кармане у взопревшего Денисыча щекотно заелозил лапками серебряный жук…

— Вкушающий золото и драгоценности ждет тебя, — объявил паж с кукольным личиком и не без труда распахнул расписную тяжелую дверь.

Общак перенес толстомясое свое тело через порог, коснулся кулаком лба, как того требовало вежество и, поднявши глаза, встретился с совиным взглядом президента.

Господин Лучший Президент принимал мэрина в Яйцевидном Кабинете. Его будничный наряд составлен был из длинной рубахи катайского шелка, широкого хитона, расшитого золотой да серебряной нитью и обсыпанного яхонтами, а также шапки с изображением древа жизни на маковке. Трон, имеющий форму треснувшего яйца, стоял в углу на возвышении, исполненном в виде улитки с очами из оникса. Кроме Фискалия и Общака в палате было токмо два дворцовых гвардейца из караула, старший думный клерк и писец.

Из сей палаты сановники, сенаторы и мэрины выходили либо обласканные, либо облаянные, но гулял слух, что на каменном полу имеется потайной люк, и ежели президент обопрется ногой на лапу женольвицы, то отворится колодец, каковой поглотит повинного в воровстве человека. При падении оный злодей не разбивается, упав на груду тряпья, но внизу в подземелье проживает стая волков. Или же семейство коркодилов. Само собой, встречают они упавшего вора с большим интересом.

— Ну, давай, Общак, рассказывай, чем прославил свое мэрство, чем оправдал доверие народное?

— Исполнял твою волю, господин Мистер Лучший Президент, об чем тебе прекрасно известно из моих донесений.

Как показалось внимательному Фискалия, что-то новое засквозило и голосе, и во взгляде магистрата.

— Ну-ка, проверим, как исполнял. Словно муха сонная или со рвением ума и бодростью духа. У нас тут каждый твой чих сочтен и записан.

Думный клерк раскрыл книгу в толстом переплете из коркодильей кожи поверх обложечных досок и стал зачитывать мерным голосом:

— В Самотлорском мэрстве недоимки в прошлом годе составили пять тысяч целковых, в президентские житницы не прибыло зерна супротив условленного количества — двести тысяч пудов. Вычерпано и отправлено за кордон на пятьдесят тысяч бочек горючей жижи менее, чем ранее, отчего великий заморский колдун Фед Резерв сильно зол. Служилым не доставлено холстины — пятьдесят тысяч аршин, пеньки — семьдесят тысяч аршин, меда — восемь тысяч ведер, пива — тысяча бочек. У ратных людей от того недопой. И на вольный рынок прибыло менее сырья на сто тысяч мешков и тюков, чем вызвано неудовольствие верхнегерманского кайзера.

— Так ить, засуха была и недород, а горючей жижи сколько смогли, столько и вычерпали, — стал сопротивляться Общак. Однако президент свел брови свои, образовав резкие морщины на лбу.

— Не противься и не перебивай, когда тебе человек правду говорит, — гаркнул Фискалий. — Впрочем, хватит о том. Ты мне лучше скажи, магистер срамных дел, отчего у тебя в мэрстве волхователи один за другим резвятся, смущают народ, отвлекают от труда и честного бизнеса, внушают ненависть к честно нажитой собственности, призывают все переделить?

— Да будет угодно Лучшему Президенту послушать меня. Я в прошлом годе семерых волхователей и уравнителей споймал и казнил лютой смертью, в нонешнем — еще трех. Всех предавал искусным пыткам, чтобы в своей волшбе признались и в неверной идеологии покаялись. Я… я новую казнь изобрел — закачивание воздуха мехами через заднепроходное очко до полного разрыва окаянного преступника.

— Волхвов принародно казнил, изобретатель? — с лукавством вопросил президент, немного поддавшись вперед и прищурив глаз.

— Принародно, господин Мистер Лучший Президент, — радостно подтвердил мэрин и осенил себя знамением дерева жизни, поднеся оттопыренный большой палец к носу.

— А вот мне из компетентных источников сообщают, что ты головы отсек изобретателям полезных приспособлений — механической сеялки и парового котла, способного двигать повозку?

— Так и это ж происки Преисподней, так ведь Блаженный Ботаник говорил.

— Это он для простаков говорил, а ты ж у нас умный, хитрый. Одни хоромы твои чего стоят, каковые ты отгрохал на выселке Бельвью, хозяйствуешь там, словно в имении своем, горничные девки толпами бегают. На честно нажитое непохоже. Говорено же было, что нет у тебя своей земли в мэрстве, а просто обозначены поля и выпасы, с коих тебе кормление идет. И жить тебе надлежит в казенном доме, каковой выделен в городище для таких как ты, народных слуг…

Думный клерк не раз наблюдал подобные сцены. Дело быстро кончалось тем, что разъегоренный мэрин ударялся в ноги президенту и, пуская сопли из носа, просил дать только срок на исправление всех дел.

Однако Общак не ударился в ноги. А наоборот с предерзостью огрызался, не замечая как пошли наливаться красным щеки президента.

— Так «возлюбить себя» велено, то есть не обижать. И ты об том говорил, господин Мистер Лучший Президент, и главный ревнитель древесной веры.

— Ну, прямо велели дураку богу молиться. Тут идея, которую понимать надобно фигурально, а не буквально…

Общак не угомонился, начал попрекал Фискалия, дескать, нехорошо, что молоть зерно дозволено на одних только президентских мельницах. Стеснение от этого большое.

Президент вдруг перестал хмуриться и как будто возбудил в себе веселие.

— Лукавишь ты, Общак. От одного только помола на президентских мельницах не оскудеет Теменская земля. Забыл что ли, как по твоему совету я эту меру вводил, поскольку на мельничные деньги мы выкупали пленников у ордынцев. Как же ты забыл, а!?

Крик президента оборвался, зато Общак с воплем исчез во внезапно открывшемся колодце. Немногие знали, что подземелье, хоть и существует, и есть там даже волки, но никого они съесть не могут, потому что сидят на цепи. А изрядно испуганного казнокрада через несколько часов выпускают на волю, после чего он уж сделает всё, чтобы не оказаться снова в президентском подвале.

Но не знал Фискалий, что к упавшему Общаку волки даже и не пробовали потянуться, щелкая зубами. Напротив забились они в углы, а молодые даже заскулили.

Не человеком пахло от сброшенного в колодец, а чем-то совсем незнаемым и страшным. Инда и вожак подался назад. Упавший вдобавок изменил свой облик и… встала голова молодого воина на грузное тело мэрина, и улыбнулись глаза, которые некогда принадлежали верному холопу князя Самотлорского — Адаптиду. Потом еще раз произошла перемена обличия — и физиономия Правдоруба слепо глянула в полумрак подземелья. Вожак еще сдал назад. Но тут увидел, что прямо перед ним — и тянутся не надо — лежит туша барана, из вспоротой шеи коего еще стекает кровяная струйка. Кровь пахла как кровь, даже еще лучше и ярче, запах предсмертного пота резко проникал в нос и наполнял волчьи жилы сладострастным трепетом. Зверь рванулся вперед и запустил трехдюймовые клыки в брюхо жертвы. И тут другие звери увидели, как их вожака поглощает мертвый баран — прямо подвижным животом своим, который был подобен водовороту. В него канула вначале волчья голова и толстая гривастая шея, потом передние упирающиеся лапы. Матерый хищник вдруг резко изнемог и оставил сопротивление, лишь по подергиваниям задних лап приметно было, что живой он еще. Вскоре вожак полностью скрылся в брюхе барана и ненадолго там все успокоилось, ежели не считать мелких подрагиваний. Волки, трусовато припадая задом к земле, подползли ближе, но внезапно баранья туша просто расползлась и из кучи требухи вновь восстал вожак, только весь облепленный слизью, живой, но не дышащий. Да и цепь уже не смыкалась на его шее, а лежала на полу…

По Новотеменскому шляху нескончаемой чередой тянулись к стольному граду повозки, телеги, кибитки, запряженные ездовыми свиньями и быками — те своими скотскими мозгами хорошо знали обязанность и понимали дорогу, потому не нуждались в управлении и понукании. Самое время было на ярмарке торговать, месяц фруктень заканчивался. Земля велика, торговля трудна и купцы лишь два раза в год на ярмарке собираются. Крестьяне везли в Теменск хлебное зерно, всякий овощ, мед, соленые огурцы и капусту в бочках, моченые яблоки и клюковку, сало в шматах, обернутых тряпками, клети с гусями и говорящими воронами, бутылки с пиявками. А надеялись закупиться семенами злаков, холода и дождя не боящимися, морозоустойчивыми поросятами и телятами, умными псами-овцеводами, сладким вином глюквейном, табаком гована, бумагой писчей, книжками-забавками друкария Федорова — про «глупого милорда» и такое прочее, ну и серебра хотели приобресть — для создания клада и выплата податей. За телегами брели тучные коровы, круторогие вожаки-бараны подгоняли стада овец, хотя и разумели, чем завершится сей поход в одну сторону. Цепочками брели таежные великаны — волосатые слоняры-мамуты, их выращивали самые богатые мужики. К великанам порой привязывали мохнатых носорогов — сей мощный зверь только в близком присутствии мамута смирнел и терял свое обычное упрямство. По обочинам гнали единорогов и барадов — некоторых, самых норовистых, со спутанными передними ногами. Гордые животные то и дело останавливались, тщась ущипнуть редкую травинку и почти не обращая внимания на погонщика (лишь твердая рука воина-наездника сможет полностью укротить их).

У мужика Петровича не все сегодня ладилось. Ездовой хряк Борька, супротив обычного, вел себя нервно, то начинал гнать вперед, пока не утыкался в задок переднего возка, то замирал, пока не принимались орать и вопить десятки возничих, коим не было пути. То и дело подбегали дорожные стражи, грозясь скинуть телегу с дороги. А поклажей являлись говорящие вороны в клетках — птицы особо ценные, учитывая, что разрешено их продавать во зверином ряду на базаре. (Умная ворона горазда и дом сторожить, предупреждая хозяина о ворах, любит мышек ловить и беспризорных кошек гонять, долбая их по макушке, а некоторые пернатые старухи способны судьбу прорицать, вещая о грядущих напастях, особливо грозах и пожарах.) Суетливы и крикливы были вороны, может, оттого, что прилетел к ним кавалер из леса, который так и сыпал словами: «Бабы в кучу, рубль нашел», «Петрович, не оборачивайся, у нас тут интим», «Эй, красавица, иди поближе и подними хвостик».

После одного сильного толчка на выступающем булыжнике послышался легкий треск, Петрович глянул на колесную ось, и тут пришлось ему обомлеть и удивиться. Не тому, что ось уже надтреснула. А тому, что снизу к днищу телеги прилепилось почти плоское серебристого оттенка существо, отчасти схожее с человеком.

— Ты кто будешь? — вопросил, несколько запинаясь, селянин.

— Я — тележник. Дух нечистый, проживающий в телеге. Ты меня не выдавай, не то ревнители веры за тебя ить возьмутся.

— Но тебя Борька боится.

— А у тебя, мужик, скоро ось сломается, и если не я, твою телегу выкинут с дороги.

— А какой с тебя может быть прок, нечистый дух?

— А я подопру собой телегу и подталкивать буду — в твое удовольствие. — отозвался нечистый. Опустив ноги на землю, он и в самом деле принял половину веса телеги на себя и чуть приподнял передние колеса в воздух. — Никто и не заметит. Ну, согласен, сердечный?

— Не-а, — запротивился Петрович, стал оттопыренным пальцем творить «древесный знак», чтобы отвадить нечисть.

Однако чуть протопал еще Борька, и напрочь сломалась ось.

— Тебя предупреждали, мужик, — удовлетворенно заметил ворон, ненадолго отвлекшийся от подружек в клетке.

Дорожный страж мигом засек непорядок и сурово распорядился:

— Ну-ка, пшел вон с дороги.

— А не могли бы послать голубя с сообщением дозорному плотнику, чтобы выстругал новую… — но тут заткнулся селянин, да и страж отошел, потому что бодро двинулась вперед телега, а Борьке сильно полегчало, против чего он не возражал.

Только исходило ныне от повозки багровое сияние, а за ней клубился туман и все время будто катилась она под гору, чего прочие путники, осоловев от скуки и пива, не замечали — на радость трусоватому Петровичу.

Так и пришлось ему двигаться к столичному городищу Теменск с нечистым духом в виде привода. Лишь едва доставил Петрович птичий груз, куда положено — на ярмарочный двор — развалилась тележная ось. Из нее в грязь посыпались камушки, в коих даже темный мужик не мог не признать алмазы. Дрожащими руками он быстро собрал их в чистый мешочек, спрятал за пазуху и прижал локтем. А вскоре закопал в своем курятнике, отрыл же пять годов спустя, когда лисы унесли всех кур. Вот тогда Петрович и стал сиятельным графом Петровым-Телегинским…

Полковник рейдерской службы Остер-Усов как заслуженный кавалер всех орденов был зван на президентскую охоту. Говорили, что на сей раз, что среди прикормленных вепрей будет и парочка пленных пиратов и ордынцев, из числа самых отъявленных головорезов, чтобы охотники слишком не расслаблялись. Потеха должна была совершаться в небольшом Бульонском лесу, что с трех сторон окружен озером, полным коркодилов, а с четвертой стороны стоит топь непролазная.

Президент слегка занемог, часто бегал по малой нужде и по совету лекаря не стал предаваться потехе. Однако прибыла президентша Марина, она собиралась охотиться с небольшой револьверной пищалью, причем со спины волосатого слоняры; со всех сторон перволеди защищали огромные дворцовые гвардейцы в панцирях из зеркальной стали.

Полковник Остер-Усов тоже прихватил с собой знатное двуствольное ружьишко, большой запас зарядов к нему, увязанных в мешочки, да вдобавок вуппертальский пистоль с тремя поворотными стволами. Не забыл офицер и любимый тесак с широким лезвием.

Вперед других к берегу пристал плот с охотничьими собаками. Надсмотрщики спустили их с цепей, сопроводив короткими приказами. Потом и охотники-люди, растянувшись в веер, пошли лопатить местность. Посреди, как тому и надлежит быть, шествовал мамут с перволеди, рядом кучковалось большинство участников охоты — чтобы держаться поближе к благосклонным очам президентши.

Остер-Усов оказался на фланге охотничьей цепи и долгое время брел по густым травам вдоль берега озера, но потом все ж повернул в глубь суши. Справа от него были только загонщики, ближайший сосед слева располагался в сотне шагов.

Полковник слышал выстрелы, то редкие, то целыми залпами, ему же никакая добыча как назло не попадалась. И только час спустя Остер-Усов едва не угодил ногой в петлю-ловушку, каковая силой согнутого дерева вознесла бы его на высоту в двадцать аршин. А вскоре после того заметил он голую спину, мелькающую желтизной среди листвы. Первым выстрелом «дичь» сразить не удалось и пришлось спешно ставить ружье на сошки дабы пальнуть метче. Сделавши еще с полсотни шагов, среди сбитых веток и листьев Остер-Усов отыскал замызганное кровью тело. Полковник носком сапога перекинул мертвяка на спину, и лесные мухи мигом уселись на его выбитый глаз. Судя по порткам — пират-катаец. Черт бы побрал такую «дичь».

Спустя пару сотен шагов второй злодей обрушился на полковника с высокого дерева, уцепившись за стебель вьющегося растения. Но Остер-Усов, будучи испытанным воином, не преминул откатиться в сторону и приемом «ползунцы» опрокинул преступника. Оный еще изловчился вскочить первым, подхватил полковничье ружье, навел, но Остер-Усов дуло отвел в сторону и выстрел пришелся мимо. А вот пуля охотника, вылетевшая из пистоля, не миновала преступника.

Вот наконец среди дерев мелькнула серая спина вепря. Будто подразнивая, она то таяла в листве, то появлялась снова. Сия ускользающая добыча по-настоящему обозлила офицера. Догоняя ее, он быстро употел, выделения горячей кожи стекали со лба прямо в буравчатые глазки. Полковник обронил меховую шапку, затем ружье, оставшись с одним пистолем. Здоровенный вепрь был юрким как белка, то подпуская совсем близко, то снова набирая дистанцию.

Утомившийся полковник принудил себя к успокоению и чуть охладевшей головой отметил, что совсем не слышит загонщиков с их бубенцами и даже звуки выстрелов сделались далекими-далекими.

Решил тогда Остер-Усов плюнуть на добычу и выбираться к толпе охотников. Но вместо того стал он блуждать и как будто выписывал круги по одному участку леса, каждые двести шагов натыкаясь на все ту же сломанную березу. Страх более и более сдавливал горло, полковник опять заприметил ненавистную спину вепря, совсем рядом, бросился за ней, и вскоре у той самой березки повстречал не вепря, а волка.

— В лесу родилась елочка… — Однако тут вспомнилась другая песенка, про козлика, от которого немного осталось.

А волчара уже клыки показал, желтые, но заметно смазанные кровью.

— Порядок, серенький, полный ажур, не серчай. Вдругоряд встретимся, колбаской угощу.

Но волк так не считал. Не сходил с места, смотрел неотрывно янтарным взглядом, и лишь слегка морщинилась шкура на его носу.

— Лады, стой здесь. Ино я побегу дальше.

Однако едва Остер-Усов шаг сделал, как волк зарычал и потянул вперед пасть с трехдюймовыми клыками, на одном из коих была хорошо заметная щербина. Полковник с трепетом помыслил: стольких уже растерзала и изодрала сия пасть. Превозмогая страх, протекший слабостью в жилы, полковник потянулся к заткнутому за кушак трехствольному пистолю.

Однако мелькнула серая молния, и спустя мгновение Остер-Усов смотрел на свою окровавленную ладонь, а также пистоль, бесполезно валяющийся на земле. Волк был совсем рядом и вдобавок наступал с нарастающим утробным рычанием. Полковник вдруг понял, что уже кинулся наутек.

Удирать с поджавшейся мошонкой пристало только жертве. Полковник уверен был, что волк считает именно так. Зверь-охотник и гнал Остер-Усова тем самым образом, каковой подходящ при загоне добычи. Волк держался на постоянном и близком расстоянии от бегущего тела, порой делая выпады, ино вырывая лоскуты из богатой полковничьей епанчи, ино откромсывая шматы плоти. Не успела бы кукушка прокуковать, как полковник был совершенно уже истерзан и посему не бежал, а тащился, зажимая раны, с нутряным кряхтением и жалобными стонами. Вскоре заполз он под какой-то поваленный ствол. Там рейдер попытался оборониться тесаком, но зверь вырвал оружие из немощной руки вместе с парочкой пальцев. Остер-Ухов туманящимся взглядом заметил, что зубы зверя нацеливаются на его пах и взвизгнул как боров под ножом…

Следующие два часа в Бульонском лесу происходило не то, что обычно. Охотники стали дичью. Волки нападали на них из самых неожиданных мест, так что редко удавалось и оружие с пользой применить. Скоро бывшие охотники тикали со всех ног — и становились еще уязвимее. Волк с прыжка впивался в шею, обрывал сухожилия ног, кромсал икры и ляжки. Окаянный зверина прыгал с дерева на дерево, используя ветви и вьющие стебли, а затем обрушивался прямо на голову беглеца. Красные стежки прорисовывали пути отступления и заканчивались тупиком в виде мертвого или умирающего охотника.

Отступал и волосатый слоняра вместе с президентшей, дворцовые гвардейцы пока держали оборону, метко отстреливая любого, кто попадался на глаза.

Однако неудачно выстреливший слуга попал картечью глубоко в мамутову ягодицу. Животное стало с ревом метаться из стороны в сторону, тщась даже взгромоздиться на задние ноги. С городка на его спине будто листья слетали люди: погонщики и воины. Еще один выстрел — и огромный зверь, раздавив и расшвыряв немало ратников, скрылся в чащобе. Вместе с президентшей.

Слоняра пробежал, не разбирая пути где-то с полверсты, а затем быстро изнемог от потери крови, упал и стал подыхать. Президентша, свалившись с его спины, немного подвернула ногу, но была способна еще и к бегу, и к быстрой ходьбе. Она чуток поозиралась, пытаясь разобраться, в какой стороне может быть озерный берег. Но тут сзади, ино сбоку, послышалось волчье урчание, отчего перволеди стала слушаться только своего страха и бросилась бежать, высоко поднимая юбки. Прямо перед ней вдруг встали густые заросли с небольшим пробелом между двух деревьев, растущих из одного корня. Президентша ринулась туда и… застряла.

Древесные стволы защемили ее с боков. И как она ни дергалась, ни отталкивалась руками и ногами, ослобониться не удавалось. Волчье рычание раздалось совсем рядом. Обернуться перволеди не могла, как ни крутись, но вскоре почувствовала волчьи челюсти на своем теле и обмочилась — пока оные не впивались в плоть, но терзали ее одежды. А потом супруга президента почувствовала прикосновение звериного волоса к своим оголенным ягодицам, сердце ее словно упало в бездонный колодец и что-то пронзительно и больно вошло в ее лоно…

 

БЛОК 16. МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС

Четкий прием. Симплекс

Следующим днем, когда стало ясно, что участники президентской охоты сами уже не вернутся, по приказу президента в Бульонском лесу высадилось три сотни стрельцов. Они огнем и острием уничтожили волков и собрали изъеденные останки охотников, загонщиков, надсмотрщиков. От президентши ничего не осталось кроме обрывков одежды, будто волки полностью растерзали ее. Фискалий Чистые Руки не очень опечалился ее кончиной. Марина давно тяготила его своими придирками и зудежом, да и мало чем отличалась от всех остальных женщин. (Фискалий с юности своей считал, что лучшая сторона женщины — нижняя, а снизу не видно, президентша ты или кухарка.) Но господин Лучший Президент был не на шутку обеспокоен и встревожен дурным оборотом забавы, которой баловался еще его родитель — морской разбойник Папа Танкер.

Происшедшее никак не укладывалось в голове. Фискалий, уединившись вместе с кувшином легкого полусухого вина в палате Небесного Спокойствия, чьи стены были из прозрачно-голубого лазурита, мыслил и мыслил о неприятном. Пропала волчья стая из подземелья, все погибшие в Бульонском лесу были растерзаны волками.

Звери-то явно одни и те же. А ведь волчары взбесились после того, как к ним сброшен был мэрин Общак! Который тоже куда-то исчез.

Фискалию от огорчения расслабило живот и лучший президент лишний раз посетил Покой Задумчивости, то бишь нужник. Там стоял массивный серебряный горшок, опорожнить который могли только четверо сортирных холопов, и там же играли лучшие скрипачи. Задушевный «концерт для попы с оркестром» помог президенту принять важное решение.

Он срочно вызвал к себе несколько лекарей-трупорезов, повелел им спуститься в подземелье, дабы удостовериться — есть ли там останки мэрин. Старший лекарь, именующий себя Докторус Магнус, с приторной улыбочкой осведомился об особых приметах преступника, и думный клерк Егорка, найдя в хранилище памятные бумаги на Общака, прочел, что на лбу у того имелся шрам, вернее вмятина в виде подковы — от сильного удара каблуком. Президент еще, поворошив память, точно вспомнил в коем наряде явился к нему дерзкий мэрин.

Лекари спустились в подземелье и стали ковыряться там в волчьем дерьме. Тело ни в коем виде не было найдено, только сапоги и кафтан мэрина, целыми, совсем не изодранными, а лишь слегка обгаженными.

Фискалий дотошно прослушал подробный доклад лекарей, затем позвал к себе верховного ревнителя веры, благочестивого Бурбулия Святоеда, и, поведав ему о всех перипитиях, осведомился:

— Слушай, благочестивый, не могло ли статься так, что Общак превратился в волка и отмстил мне в колдовском обличии?

— Вполне возможно, господин Лучший Президент, — охотно отозвался столп истинной веры. — О случаях оборотничества сообщается во вполне серьезных обстоятельных книгах, написанных как в домашинную эпоху, так и в послемашинную, наипаче следует отметить древних авторов Флавия Филострата, Инститориса и Шпенглера, братьев Гримм, Шарля Перро, а также современного нам Люцифера Терроруса из Шварцвальда. Сдается мне, что и Общак уже не был Общаком, когда явился к Вашей Эффективности. Любопытно было бы узнать мнение авторов машинной эпохи по вопросу вурдалачества и оборотничества, так сказать выявить научный подход к проблеме. Однако же в наших собраниях книг того времени ничего достопримечательного я не встречал, если не считать таковым смехотворные измышления господ, именуемых фантастами.

— В Космике небось разобрались с энтим делом вполне по-научному. — недовольно буркнул президент.

— Но, господин Лучший Президент, они не делятся с нами никакими важными сведениями.

Фискалий чуть не ли спрыгнул с трона и стал мерить лазуритовый пол ногами, обутыми в сафьяновые туфли с загнутыми носами.

— Я заставлю этих небесных козлов поделиться со мной всеми важными сведениями, я на них, шельмецов, крепко надавлю. У меня, между прочим, есть, чем пронять их. Как-никак, я им поставляю целыми ведрами отборных живчиков, из которых космические богатыри вырастают, да еще клюкву, морошку, травы и корни лекарственные, грибочки, панты марала, лягушек, пиявок и другую живность, минералы всякие, яшму, оникс, самоцветы разные, аметисты, изумруды, ну и так далее. Землю для их секретных объектов выделяю безоброчно. Веру эту придурочную распространяю древесную, из-за которой народ линчует изобретателей, а мэрины казнят рационализаторов. Взамен имею не так уж много: ну, семена якобы более урожайных злаков, ну, поросят, цыплят и прочую юную скотинку, которая якобы меньше болеет, лучше слушается и будет больше приплод давать, ну, еще там по ерунде, инсекс… инсектициды, пестициды, музыкальные гондоны, трусы женские и мужские, именуемые стринги, снадобья от чумы, холеры, триппера и еще кое-каких хворей. Короче, надо связь с Космикой налаживать.

Фискалий, подойдя к стене, покрутил око ангела, изображенного на барельефе, в тот же миг нижняя часть крылатого небесного создания повернулась, открыв ход в потайные покои.

Президент, придерживая венец, и верховный верослужитель, держась за митру, вступили в узкий низкий проход, потом еще спустились по винтовой лесенке и оказались в темном склепе, заставленном каменными саркофагами.

— Всякий раз запамятываю прихватить с собой факел или хотя бы свечу, — президент обложил по матери неприятную темень. — А храмовники весь склеп как назло заставили своими гробами. И выбросить неудобно, все-таки Владыки Чистоты и их первые замы тута лежат. Ежели сам не будешь уважать верховных особ минувшего времени, как же требовать уважения к собственной персоне?

— Господин Лучший Президент, третий гроб слева, не ошибитесь как в прошлый раз, а то опять на скелет в пиджаке напоремся, — напомнил главный клерикал.

Наконец, на лицо и выставленную вперед руку президента упали плотные голубые лучи. То же повторилось и с главным ревнителем.

— Не моргай ты, оно по глазам читает, — цыкнул Фискалий на заерзавшего Бурбулия.

— Распознавание завершено, доступ для двух живых объектов с идентификаторами «Лис» и «Заяц» открыт, — слова неведомого существа просочились сквозь затхлую тишину, и приятный свет залил склеп.

Его посетители, вставшие возле условленного саркофага, сдвинули тяжелую плиту, и из глубин могилы поднялся на подставке черный плоский ящичек. Представ очам, сей предмет оснастился несколькими рядами кнопочек-пупырышек. Ревнитель Бурбулий Святоед потыркал их пальцами, и над ящичком восстал призрак. Сия сумрачная тень возгласила гулким, но скорбным голосом:

— Назовите причину выхода на связь и код соединения.

— Раньше я запросто мог перетолковать с кем угодно, а сейчас ко мне пристают то с каким-то кодом, то с протоколом связи. Можно подумать, что это они — президентские особы, а не я, — проворчал Фискалий, но с призраком заговорил любезным голосом. — Мне нужен кто-нибудь покруче из Технокома по важному делу, код соединения 128А765. Как вы понимаете, сие определяет высокую срочность и уровень доступа.

Призрак уныло молвил:

— Подтвердите ваш статус.

— Я по-прежнему всенародно избранный президент Темении, Фискалий Чистые Руки.

Случилась небольшая пауза, после чего призрачный рот криво ухмыльнулся, глаголя:

— Генеральный уполномоченный касты «техно» открыл свой канал. Соединяю.

Над ящиком вместо первого восстало другое привидение — то был образ молодого человека, почти юноши, с весьма свежим и холеным лицом, каковое весьма разнилось от свирепой вырубленной топором физиономии Фискалия.

— А, коллега президент, давненько тебя не слышал. Как дела?

Фискалий, не в пример обычным своим умолчаниям и околичностям, заторопился поведать о последних происшествиях.

— … Понимаете, коллега генеральный, мне нужна научная экспертиза, мне потребны именно научные, а не набившую оскомину колдовские способы борьбы с поганым оборотничеством и дьявольскими чарами, — завершил свое изъяснение президент.

Призрак молодого человека заговорил не без высокомерных ноток:

— Ну надо же, мы вам понадобились, Фискалий. А еще недавно мнение Технокома вас совершенно не интересовало. Лично я пытался с вами связаться месяц назад и напомнить, что чрезмерная приватизация власти приводит к ослаблению государства.

— Так это ж мы по вашему указанию, — стал оправдываться за шефа Бурбулий, — вначале приватизировали власть в пользу удельных князьков. Помните ж, «берите сеньоритета сколько хотите», это вы нам такой лозунг спустили. Тогда феодалы распоясались, стали землю и недра в свою вотчину захватывать, крестьян и посадских людей обирать, и ордынцев приводить, а Петролий наготовил сто бочек напалмия и с ханом Тулеем в сообщение вступил. И вы нам тогда другой лозунг спустили, «тянуть одеяло на себя». И президентские мельницы — тоже ваша идея, иначе нельзя было учесть, сколько крестьяне ваших транс… трансгенных семян используют…

— Утихни ты, — президент толкнул ревнителя, — чего перед ним унижаться, чай, не маленькие.

Фискалий так стиснул скипетр, аж костяшки пальцев побелели, но быстро уразумел, что гневное волнение делу не подмога.

— Что вы там понимаете, сидя на облаке. Всё плохое — от ваших советов, то вам надо феодалов наглых расплодить, то бочки с нефтью за зеленые бумажки Фед Резерву посылать, то старую веру православную запретить и древесную одну распространить, — президент пнул тщившегося что-то сказать Бурбулия. — А где я своим умом действовал и людей расспросив, там успех сопутствовал. Это я неустанным освоением Дикого поля, строительством засечных черт, оборонительных валов и крепостей одолел Амангельды, а вовсе не Самотлорский князь со своим напалмом. По всей Северной Азии только у меня оседлое население есть, крестьяне, а как ехать в любую сторону света от пределов державы нашей, то на сотни верст одни кочевники, собиратели и всякая шантрапа, живущая набегом и разбоем. Купцов и городского люда у меня много больше было, кабы торговлю удалось наладить, а то вокруг то эти морские разбойники, то степные бытыри, то плесень уральская, то клейковина людей в дороге харчит, то льды Обский пролив запирают — значит, вы опять солнце выключили. Но никому я не дам у себя смуту разводить. И вправду сказнил я где-то четыреста-пятьсот отъявленных злодеев, однако не сравнить с Вынь Шэнем и Верхнегерманским Рейхом, где на каждом углу виселицы и клетки с костями стоят. И люди теменские зрят воочию, что не попускаю я злу, не поблажаю разбою и развалу. Ведь если порядок разваливаться начнет, то ордынцы и шэньцы будут за один набег по десять тысяч душ в полон уводить, детей малых от родителей отрывать, урожай из закромов выгребать и избы жечь, обрекая уцелевших на плач великий и голодную холодную смерть. Так ведь оно и было до моего прихода к теменской власти. То людие, что постарше, меня уважают за то, что спокой принёс.

— Вы — неоригинальны, Фискалий. Себя превозносите, под себя всё гребете. Чем вы отличаетесь от Ци Ши-Хуанди и хана Амангельды? Говорите о борьбе с анархией и неуправляемостью, а подавляете самостоятельных инициативных людей.

Президент не воздержался от праведного рычания.

— Какой еще Хуанди? Ваши «самостоятельные» — это обычные паханы, лидеры организованных преступных группировок в третьем поколении. Что вообще этих типов, кроме их имений и вотчин волнует? Да пока я их не смирил, разоряли они нашу сторону не меньше ордынцев, воевали за землю, за недра, за баб, за славу. И пока у нас шли эти усобицы, то ордынцы и прочие поганые приходили со всех сторон. И на глазах у ваших «самостоятельных» приходили степняки, палили деревни и, взяв бесчисленный полон, спокойно уходили. И не брезговали ваши «самостоятельные» пользоваться услугами поганых в усобицах своих. Ваш «инициативный» Петролий Самотлорский более всего любил свои скважинки нефтяные и своих дворовых девок. За свою нефтянку он сотни храмовников изрубил на куски. И кто ему помогал — хан Тулей! А потом вы его от справедливого дознания на своей тарелке увезли.

— Петролий — мыслящий человек, такими мы не разбрасываемся.

— Точно не разбрасываетесь, теперь он в каком-нибудь углу феодальную смуту начнет и ордынцев наведет. А по настоящему инициативный люд, изобретатели и первооткрыватели — так они гибнут из-за вас! Превратили нас, понимаешь, в сырьевой придаток. И вообще довольно меня воспитывать, аки маленького. Севодни же перестану направлять товар-сырье в Космику, и глазопялить буду, как вы запляшете, едва останетесь без грибов, ягод, трав, аметистов и свежезамороженных органов. Небось, забыли, что доселе человечинку у меня выписываете, на органы и эти самые клетки стволовые. Я же мертвецов собираю не по лекарням и погостам — там только протухшие. Я вам посылаю свежеказненных татей и воров. Чуток повисит он на виселице, тут веревка подпиленная обрывается и падает он прямо в чан с азотом жидким… Колониалисты, вот вы кто. Потешаетесь над нами, используете нас, а могли бы давно всех накормить, защитить, обуть и одеть — и был бы мир и благоволение в человеках… Короче, мне потребно знать, в каких случаях человечишко превращается в волка?

На сей раз призрачный собеседник испытал как будто смущение, поэтому ответствовал быстро и с охоткой.

— Человек не превращается в волка, действует одна и та же хроноплазменная структура, которую мы называем Плазмонтом, а вы, если угодно, можете величать ее демоном. На предыдущей стадии Плазмонт, пробив хрональный экран, утащил в Посленастоящее человека по имени Общак. По-вашему говоря, забрал в ад тело и душу. Ну, а потом демон принял образ загубленного им мэрина для дальнейшего внедрения своих хрональных каналов в физический мир.

— Ага, Общак уже не был Общаком, нежить заранее слизнула его, — шепнул Фискалий верховному ревнителю и снова обратился к космику. — Как же можно одолеть сего окаянного оборотня?

— С Плазмонтом очень тяжело бороться, потому что он… не от мира сего… Но, господин президент, мы вас не бросим на произвол судьбы. Вам на выручку движется другая хроноплазменная структура, уже наша, искусственная, смастеренная в Технокоме. Замаскирована она, правда, под бродячего фокусника. Возможно, это существо будет откликаться на имя Фома.

Президент сплюнул и растер сафьяновым сапогом.

— Какой еще Фома? Тьфу на вас, да как мне, всенародно избранному, принять подмогу от какого-то бомжа? Что скажет сенат? Вот не можете вы без этих штук.

— Чтобы вылезти из унитаза с дерьмом сгодится и туалетный ершик. — отозвался призрак уставшим голосом.

— А чем-нибудь более надежным вы поспешествуете мне?

— Фискалий, я разблокирую для вас тайник номер пятнадцать. Там найдутся полезные штучки, которые помогут притормозить плазмонта, к ним вдобавок приложена обучающая программа.

После того, как призрак удалился, Фискалий и Бурбулий Святоед со всей резвостью покинули душный склеп и вернулись в палату Небесного Спокойствия. Господарь, не медля, вызвал дежурного офицера и потребовал по-быстрому снарядить скрытый президентский выезд.

Тайник номер пятнадцать находился на Старохрамовой дороге, которая некогда вела к главному Храму Чистоты, то бишь Нечистоты. Впрочем, после его разорения князьями нефтегаза она уже вела в никуда. Кости храмовников, лежащие под полусгнившими виселицами иногда плясали и даже пели, как утверждала народная молва, отчего путника сюда и калачом не заманить было.

Шестеро ражих рейдеров полчаса рьяно рыли в условленном месте (через три виселицы от главного эшафота), прежде чем наткнулись на металлическую дверку, вернее, люк. Господин Лучший Президент лично смахнул грязь с радужного пятна на броне и приложил к нему длань, после чего ход в подземелье открылся.

Фискалий, скинув шубу, собственноручно выудили из тайника два черных короба. Оные предметы были поставлены в президентский поезд, дверка тайника закрылась, и рейдеры вернули землю обратно, примяв сапогами получившийся могильный холмик.

Всю ночь президент и верховный ревнитель разбирались с чудесными возможностями устройств, хранившихся дотоле в коробах. Одно из них острословный вероучитель прозвал «демонобой», другое — «демонометр». Первое напоминало скипетр, другое — державу, только было полегче и с глазком, который выдавал всякие мудреные знаки. К утру изучение устройств еще не было закончено, однако президенту нестерпимо восхотелось отдохновения от трудов, то есть завалиться с первой попавшейся бабой на огромную кровать под муслиновый балдахин. Фискалий ударил в колокольце, зовя дежурного офицера, и в покоях немедленно появился рейдер… в коем нельзя было не признать покойного Остер-Усова. Труп не слишком подвергся тлению и словно посеребрился — заметно было и отсутствие дыхания. Президент на мгновение помыслил, что, должно быть, уже спит, однако на нос покатились капли хладного пота. Но прежде, чем тело и душу поразил дикий обессиливающий страх, вспомнилось ночное обучение. Фискалий схватился за демонометр, она показывала близкое присутствие X-структуры по азимуту тридцать, то есть в районе двери, где стоял мертвец Остер-Усов с обычной своей улыбочкой.

— Ты иди отсюдова, марш на кладбище, чертово копыто, — заорал Фискалий, пытаясь испытать праведный президентский гнев.

Но стервец-мертвец пошел не на кладбище, а прямо к президенту, все шире разевая рот, каковой сразу стал похож на черные ворота. Завизжал и с тонким пуком рухнул в обморок верховный ревнитель, превратившись в кучу хлама на изразцовом полу.

— Ах так, — президент направил на псевдопокойника жезл демонобоя, втайне не веря в возможность избавления. Но тут мерцающее зеленоватое немного пушистое облачко окутало нежить. Та пыталась выдраться, меняла очертания, корчила рожи, принимала обличие то мэрина Общака, то неведомого воина, то волка, то президентши Марины, то коркодила, то медузы, то комка переминаемой глины, то вообще несуразного квадратного чудища с кнопками. Однако президент неотрывно придерживался правильного азимута, и волшебное облако сковывало нечисть получше всяких кандалов. Враг человеческий, в конце концов, потерял всякий облик, превратился в червивую кашу, затем в узорчатый рисунок, завитушки еще поползали, как червяки, но вскорости истончали и растаяли с легким шипением. Получившаяся серебристая хмарь закрутилась полосками и втянулась в одну точку, которая тоже исчезла.

— То-то, не достал ты меня, поганец, — промолвил президент и с чувством удовлетворения глянул на верховного ревнителя, однако тот не видел победной сцены и лежал без чувств в луже своей мочи. — Казнить Бурбулия что ли, ибо трус он поганый и вера у него противная? Да нет, нельзя. Опять же, те типы, что наверху, скажут, что я свободу совести утеснил…

В стольном граде Теменске было многолюдно, имелось где затеряться даже бродячему фокуснику. На ярмарку окрестные крестьяне обязаны были доставлять лучший съестной товар, лесную ягоду, садовый фрукт, огородный овощ, и продавать по приятной цене, то есть без наглости. Надлежало также, стоя в торговом ряду, блюсти улыбчивость лица, проворство рук и неленность тела. Скиталец Фома почти без опаски бродил в толпе обывателей, слоняющихся по базару. Питаться ему не хотелось. Его совсем не тянуло к харчам с той поры, как он уразумел, что уже не является человеком.

Чтобы видеть, слышать и ощущать подобно человеку, ему приходилось немало напрягаться — в противном случае он начинал видеть со всех сторон, даже то, что находится в потайной глубине чужого тела, и слышать, како скрипят сухожилия ног и хлюпает перевариваемая пища во чреве. Если не напрягаться, то мир представлялся в виде турбулентных струй, вибрирующих линий, потоков пульсирующих пузырей.

Тем временем, на Дворцовой площади, где гуляла ярмарка, для назидания и потехи уже затевалось действо. Помост был выстроен давно, изрядно заляпан — причем грязью являлась запекшаяся кровь — и давно не мыт, вероятно из каких-то педагогических соображений. Сейчас на нем, расставя ноги-столбики, встал парадно одетый глашатай и возгласил:

— Приговором всего честного народа и решением сената ныне смертию карается преступник, ложно именовавшийся князем Ишимским. Оный злодей, не смирившись с потерей вотчин и кормлений, смущал умы коварными речами и затевал усобицы, такоже готовил с помощью бесовской силы огненное зелье, именуемое напалмием — дабы пожечь наши крепости и города.

Двое рейдеров ввели преступника, следом появился и палач с огромным бердышом.

Нечеловек Фома охватывал восприятием всю Дворцовую площадь и ощущал на ней и равнодушие, и сочувственное трепетание, и удовлетворение. В ком-то билась злость и звенела воля к борьбе.

Палач заставил жертву опуститься на колени, шлепнув ее по плечам, попрыскал на нее водой из своего рта, посыпал мукой — блюдя многочисленные секреты своего мастерства. Засим отошел на пару шагов и заиграл толстыми мышцами, изготавливаясь к удару — ибо желал снискать рукоплескания и одобрительные возгласы народа.

Бердыш уже возделся, дабы раскроить преступника наискось, от правого плеча к левому боку, но раздался выстрел, и палач рухнул, пуская широкую струйку крови из губатых уст. Фома засек своим многослойным многофокусным зрением, как на разных концах майдана, даже на крышах домов заплыли дымком стволы пищалей. Заварилась суматоха, пошла давка, мигом обезумевшая толпа ринулась во всех направлениях, топча нерасторопных, а князь Ишимский прямо со связанными руками соскочил с помоста. Однако же со стороны Детинца быстро появилась цепь рейдеров, каковая дала ответный залп, пришедшийся в основном на бегущий люд. Двое человек, подскочившие на помощь князю Ишимскому, тоже были скошены свинцом. И вернуться бы ему вскорости на плаху, кабы не странное событие.

Рейдеры перестали видеть приговоренного к казни, для них площадь нежданно изменила свой облик. Напротив плахи появилась еще одна плаха, токмо большего размера, а дальше еще одна, каковая заслоняла свет, но имела очертания размытые и нечеткие, а потом еще одна, уже как гора или грозовая туча.

Злодей князь Ишимский сам перестал видеть рейдеров и народ — со всех сторон были лишь пустые рыночные ряды — и словно серебристая жидкость объяла его и понесла вперед. Не под бердышем палача, а только сейчас липкий пот потек по его лбу и спине, ведь путь не кончался и был совсем безлюден. Князю Ишимскому помыслилось даже, что сам он уже преставился и оказался в аду. А не упал обессилевший злодей лишь потому, что невдалеке замаячила худая, даже тщедушная фигура в серой рясе, которая как бы поманила и повела его. Затем серорясый исчез, а бежавший с плахи преступник наткнулся на одного из своих сотоварищей. Верный человек провел князя Ишимского узкими улочками к возку, каковой и вывез осужденного вон из города в бочке из-под пива.

Когда же прошло наваждение у рейдеров, то государственного злодея и след простыл.

Неспокойно президентствовалось теперь Фискалию. После истребления нежити, принявшей вид полковника Остер-Усова, напасти не кончились. Напротив, они сменяли одна другую. Стоило только президенту снарядить выезд из дворца, как случалось происшествие. Хотел внезапно нагрянуть в сенат, чтобы проверить не спят ли бояре с сенаторами на заседаниях, то рушилась на дорогу стена дома или посреди улицы начинала зиять бездонная яма, или же путь густо зарастал деревьями. Собирался проведать коллегию, не играют ли дьяки с клерками в нарды, вместо чтобы скрипеть перьями по бумаги, а на деревянной мостовой весь поезд принимается скользить словно по льду, ино прилипает к ней колесами и копытами, словно клеем была она промазана. А один раз президентский возок застрял в неглубокой навроде лужице, да намертво, и к тому же стал утопать. Пришлось его спешно бросить — и пока президент выбирался, сам едва в оной луже не утонул, еле вывернулся из объятий грязи.

В итоге Фискалий порешил никуда более не ездить и запил горькую в своем дворце, стоящем за крепкой и широкой стеной Детинца. И довольствовался теперь как Папа Танкер на старости лет дебелыми кухарками. Впрочем, и тут коварства не прекратились, а скорее умножились. Развелись во дворце какие-то крысы преогромного размера, иже просачивались в самые мелкие скважины, и ухитрялись харчить людей, особливо сдобных кухонных баб. Опричь того, грызуны сожрали и верховного ревнителя Бурбулия Святоеда, об чем президент, по правде, не шибко сожалел.

Фискалий, лично возглавя дворцовую гвардию, устроил облаву на колдовских тварей вместе со своим демонометром и демонобоем. Взламывал президент полы и стены, открывал самые темные подвалы и погребы, спускался, не радея о животе своем, в самые глубокие подземелья. Попадались пока навстречу только дьявольские крысы, каковые тут же истреблялись жезлом-демонобоем. Наконец, в самом дальнем углу самого большого подземелья (что располагалось под Поварской башней, где готовился харч для всего двора), встретился президенту крысиный король, идеальная крыса. Монстр будто состоял из множества сросшихся тварей. Вдобавок, новые и новые крысы то и дело отпочковывались от поганого многоглавца. Глазок демонометра не только красным светился, но и показывал «Преднастоящее: + 1 сек.».

Президент с гвардейцами, не спужавшись, свирепо бросился в бой. И рубили они крыс мечами да секирами, и гвоздили палицами, и жгли факелами. А самое главное — Фискалий хоробро и умело орудовал демонобоем, замыкая крысодракона в уничтожительное пушистое облако. И замкнул — многочленное чудище ревело, как будто силилось что-то сказать, судорожно дергалось, разделялось и вновь соединялось, меняло облики, обращалось в клубок змей и коркодилов, в стайку обольстительных девиц, в собрание почтенных старцев, но Фискалий не выпускал адскую нечисть из своих мощных уз. Он умело совмещал прицел демонобоя с его целеуказателем и нажимал на кнопку с волшебной надписью «Стереть».

Но прежде чем исчезнуть, крысиный король промолвил:

— Не врага, а друга ты лишил ты телесной оболочки, ведь я — посланец дружественного Технокома. А враг остался рядом с тобой. Вряд ли я еще сумею помочь тебе, господин последний президент.

Фискалий, не смутившись, вопросил:

— Если ты друг, то зачем сшамал Бурбулия и столько невинных, так сказать, кухонных баб?

— Такова моя жизнедеятельность, моему тела нужна легкоусваиваемая организационная энергия. К тому же все, кого я употребил, имел внутри гнездовья X-структур.

Президент не поверил такому признанию и додавил уничтожительную кнопку.

И вот брань закончилась — крысодракон и его подданные превратились в шевелящиеся завитушки, затем в серебристый туман, иже растаял полоска за полоской, узор за узором.

Президент даже пожалел, что нету рядышком какого-нибудь летописца, а еще лучше писателя-повествователя, который анонимно сочинил бы повесть «Об убиении окаянного чудовища благоверным Фискалием». Однако насколько он мог припомнить, последнего повествователя сожрали собаки во время охоты, а трое придворных писателей скончались один за другим от обжорства, пьянства и любовных излишеств еще в прошлом годе.

Опосля немеркнущих подвигов президент хорошо попарился в баньке, попользовался криворожими свинарками, числом двенадцать. И порадовался Фискалий, что превзошел Папу Танкера, но и погоревал, что подобные вещи нельзя занести в летопись. Эх, хорошо бы принять религию вуду, в которой приветствуются половые подвиги.

Выпив жбан вина, доставленного, минуя всех пиратов, скоростным парусником из Бордосского Эмирата, президент, наконец, угомонился и улегся почивать на перины из лебяжьего пуха.

Но всю ночь напролет Фискалию казалось, что кто-то давит ему на грудь и проснулся он с ранья — дремы не было ни в одном глазу, лишь сухость во рту, колочение сердца и тягость с пучением в кишках. «Переупражнялся я вчера на радостях, — невесело подумалось президенту, — увы, нет счастья в жизни.»

Он окликнул постельничего слугу, тот не отозвался; ударил в колоколец, караульный гвардеец не явился.

— Ну, я им покажу, — шептал президент, опуская ноги в собольи чувяки, — свиньям скормлю.

Фискалий выбежал из спальни и споткнулся об постельничего, который, как и положено, дрых у порога. Вернее не споткнулся, а вляпался. В свете масляной лампы было видно, что верный слуга лопнул посреди, по краям длинной раны бахромой свисали серебристые нити, более того они шевелились, как и содержимое живота. Президент с проклятием вернулся в спальню, схватил демонометр и демонобой, уничтожил рваную куклу, в которую превратился его верный слуга, и выскочил из покоев в коридор. Двое дворцовых гвардейцев, как и надлежало, стояли на страже по обе стороны от резных позолоченных дверей. Вернее не стояли, а висели на серебряных нитях, уходящих куда-то вверх. Те еще сокращались и удлинялись, отчего воины немного шевелились. Президент разорвал одну из нитей и дернул на себя. Она потянулась из гвардейца, как из тряпичной куклы. Фискалий отпустил нить, но она продолжала вылезать, а следом полезли и другие. Через минуту от верного воина остался на память лишь какой-то веретенообразный остов.

Фискалий с захолодевшим сердцем кинулся бежать по дворцу, призывая на помощь живых людей. Но к нему приближались люди неживые, нелюди недышащие, с синими лицами: то полковник Остер-Ухов, то мэрин Общак, то президентша, то другие упокойники. Жезл демонобоя изничтожал нечисть, но валом валила новая и новая. Уже нитки словно черви поползли из стен, потолка, пола, кои вскорости стали походить на полуистлевшую рваную ткань. Дворец расплетался и распадался, как гнилой саван…

«Я тебе не дамся, ты не поглотишь меня, не примешь мой облик и не станешь править от моего имени. В Пороховую башню!»- собрав последние остатки президентской гордости, решил залитый потом Фискалий.

Когда он бежал по мостику, ведущему в башню, ноги его вязли, оскальзывались и запутывались в нитях, которые свисали космами, напоминая бороду великана. Но президент непримиримо орудовал демонобоем, расчищая себе дорогу.

Мостик разлетелся, едва Фискалий добрался до башни. Однако бронзовая дверь оказалась заперта на крепкий замок, а ключей президент не захватил, раньше не до них было.

Сзади рассыпался дворец, и надо было поторапливаться. Впрочем, дверь башни оказалась червивой и расползлась под ударом жезла.

В пороховом погребе президент на ощупь развязал один из мешков с взрывным зельем, выудил из кармана огниво и чиркнул трутом. Первая искра упала мимо, в то время как сзади уже расплелась двухаршинная стена. Пыл боротьбы так захватил президента, что он напрочь забыл всякий страх. Сие поспособствовало замыслу. Вторая искра влетела ровно в порох.

Море света — последнее, что узрел Фискалий, прежде чем провалиться в бездну, наполненную синелицыми духами.

 

БЛОК 17. ИШИМСКИЙ СМУТЬЯН

Четкий прием. Симплекс

После взрыва в Пороховой Башне Детинца, почти весь столичный град не спал. Были подняты на ноги и рейдеры, ночевавшие в своей казарме в Детинце, и омонцы на своих дворах, и стрельцы из пригородной слободы. Многие люди, даже не слишком одетые, в одних портах и рубахах, скопились на Дворцовой площади, ожидая известий о президентском здоровье.

Тем временем ратники оцепили Детинец, омонцы окольцевали дворец, а рейдеры вошли в него. Каково же было удивление их, когда они обнаружили во многих местах сильно изъеденные стены, осыпавшиеся фрески и мозаики, обрушившиеся перекрытия и кровли, будто дворец стоял заброшенным уж не менее сотни лет.

Из дворцовой гвардии и ближних слуг оказалась найдена едва ли половина — да и то в каком-то обалдении, в полусне и полном беспамятстве на предмет истекшей ночи. Остальные же как в воду канули.

Но к великому облегчению и радости сам президент обнаружился в своей опочивальне. Был он немного смурной, ничего не знающий — не ведающий о ночном происшествии. А после личного осмотра дворца и башни возжелал Фискалий молвить слово народу, скопившемуся на площади.

И говорил он с людьми, после чего некоторые теменцы впервые сказали, что президент — подмененный.

Молвил Фискалий, что волей Неба спасен он от худой смерти, и за спасение свое собрался облегчить житие всякому люду, избавив его от излишних податей и тягостей. На все облегчения будут изданы президентские указы с сенатскими ратификациями.

И в самом деле, указы с ратификациями вышли. Однако вслед за сокращением податей и тягостей, усохла казна, пришлось половину войска распустить и многих городовых стражей, некому стало строить и чинить пограничные крепости и засечные черты. Гулящий люд стал сбиваться в шайки и грабить купцов да других проезжих как по большим дорогам так и на ночных улочках-переулочках. И в дома тати теперь забирались, опустошая имение и насилуя девок. Прибивался к оным разбойникам тот худой народишко, что хотел удовлетворить свою наклонность к душегубству и мучительству.

Стали просачиваться и волки-ордынцы через ослабевшие сторожевые черты, двигаясь мимо острожков, по лощинам и оврагам, не разжигая огней, скрываясь от теменских разъездов и сторожей. И сии хищные проникновения учащались, поелику служилый люд, казаки и прочий воинский чин начал отлынивать от пограничной службы или относиться к ратной повинности без должного радения. Ордынцы углублялись в населенную страну верст на пятьдесят, затем поворачивали и, развернувшись широким крылом, мчались назад, захватывая детей в седельные корзины, такоже пленяя отроков, отроковиц, скот, хватая всякое удобопереносимое имущество. Тожно творилось и на севере, где шэньские пираты грабили приморские селения и, двигаясь вверх по рекам, вязали в полон много мирного люда и сметали всё для жизни потребное.

И народ тогда возроптал, требуя от президента исполненного суровости наказания для разбойников, повольников, грабежников, мучителей и воров, для всех, кто не усрамляется наложить руки на жалкий скарб вдовы и сироты.

И тогда вышел Фискалий к народу на Дворцовую площадь и глашатал:

— Надо ли вам еще облегчений, люди теменские?

— Нет, ни в коем образе, наелись, — отозвался народ.

— Так чего же вы от меня хотите? Кар и казней?

— Отмщения преступным. Господин наш лучший президент, умертви татей и мучителей, заставь служилых людей наши дома защищать.

Постоял немного президент, обождал, пока умолкнет народ, и молвил, а слова его раскричали глашатаи по всем углам.

— Не дождетесь от меня казней и кар. Ждете вы немилости к другим, но когда она коснется вас, срамоделов, за ваши собственные прегрешения, начнете вы роптать. Не от человека, не от голосующего собрания, не от президента должно приходить наказание, ведь никто не знает и не видит всего на земле. Кара будет приходить от сил небесных и подземных. Небесное воинство отступится от повинного, а посланцы ада вопьются в него аки звери ненасытные.

Сказав сие, президент немедленно удалился в Детинец, а народ разошелся, скребя в головах, ибо полагал, что беззаконие и злодейство долго еще будут гулять по земле теменской.

Однако вскорости городовые и квартальные надзиратели стали находить во рвах и яминах разорванные ино поломанные тела разбойников и злодеев — и как будто не человеком, а большим хищным зверем были они преданы лютой смерти.

По всей теменской державе не отягощались виселицы и не сотрясались плахи, не оглашались зычным гласом приговоры, однако каждое утро там и сям обнаруживались свежие мертвецы. И народ знал, за какое злодейство и преступление наказаны сии люди. Неким зверем мощным раздирались и тати-разбойники, торгаши-обманщики, и купцы-барыги, и хапуги-самогонщики, и насильники-похотливцы, и лукавые ремесленники, что выдавали плохой товар за хороший. Всем им худая скверная кончина наставала. Тут снова загулял слух, что президент подмененный, что на самом деле страшное он чудище, монструм монструозус, который ночью темной рыщет по улицам и людей гложет.

А затем в верховьях Васюгана и Тары стали собираться недовольные, разбойники и обманщики, и сбивались они в большие буйные толпы. Возглавил их Ишимский Смутьян, дабы идти на столицу и пресечь жизнь зверя-президента, кем бы он ни был, исчадием ада или человеком. Предводитель разбойников сам претендовал на президентский кабинет, ибо указывал на свою высокородность — имелись-де бумаги, согласно коим предок его был нефтяным бароном еще до Святой Чистки. Потому и велел именовать себя князем. И вез с собой сей князь бочки с ползучим огнем — напалмием, каковой без участия злых бесов изготовить невозможно, так во всяком случае вещали ревнители веры древесной.

Знал Ишимский Смутьян, что дурны нравом, своевольны и плохо обучены его люди, не сладить им с теми полками, что по-прежнему преданы президенту, и особенно с рейдерами. Посему вошел ушлый князь в сношение с ханом Большой Орды Нурбеком Тулеем и подговорил его выступить совместно против Фискалия.

С нарочным хан прислал письмо:

«Смилна рахмам рагым. Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Знавал я тебя и ранее, княже, добрый ты был аскер. Надеюсь, сохранил ты по воле Аллаха упорство и терпение. Готов я оказать тебе военную помощь, невзирая на то, что ты иноверец. Теменская земля одна из немногих в мире, что не стала еще в веру истинную — Мохаммад дени, и криво верует в Господа-промыслителя. Алла акбар. А иллягяиля илл алла. Ну да получишь ты престол по воле Аллаха, с помощью моей конницы, и тогда правильно уверуешь в Бога. Хуа рахману рагыму, хуво могу лязи. Вспомни, какие погибели настигли земли Запада, потому что не было у них веры. Гордились они своим могуществом и многоумием, вложенным в машины. Но то была не их сила, а сила дьявола Иблиса. Впрочем, уже тогда трепетали люди Запада перед воинами Джихада. И пришел день, когда Аллах-каратель разбил машины, Иблис в страхе отступил, а люди Запада вспотели от страха и оказались слабыми, как женщины. Пришли тогда моджахеды и федаины, убили нечестивцев и взяли их имущество, их дома и жен. Аллах способствует праведным, а безбожников погубляет. Да здравствует Исламская Революция. Алла акбар, иллала акши хадо. Окажу я тебе помощь потребную, но и ты одари меня аллаверды бочками с напалмием.»

В те дни, когда пожелтела листва дубов, во многом числе вступили ордынские кони в пределы теменской земли, однако встретили их не казачьи заставы и конные сторожи, а дружественные шайки воров и разбойников. Соединившись, оба воинства двинулись вдоль правого берега Иртыша, разоряя и уводя в полон встречное население.

Десятки верст князь Ишимский и союзный ему бек Тулей преодолели, не встречая особого сопротивления. Казаки, открепившись от своей дозорной службы, разъехались кто куда. Те немногие, что остались верными президенту и отечеству, могли лишь докладывать о быстром продвижением разбойничьего войска. Сторожевые войска тоже откатывались, не ища ратной брани. Ведь многие дворяне не вернулись в полки, а жировали в своих поместьях, кои дарованы им были под условие честной службы.

К разбойничьему войску прибивалось немало срамного гулящего народа, и воры, и дезертиры-бегунки. Все хотели легкой добычи и нетрудного прокорма, а ордынцы, как у них ведется, упивались убийством и мучительством.

Дотла разорив очередное село за то, что доставило мало припасов и снеди, да спалив очередную крепость напалмием, выехало разбойничье воинство на берег Иртыша для переправы — и начало вязать плоты из изб, разобранных на бревна.

Когда первые отряды уже принялись садиться на плоты, перед очами князя Ишимского, наблюдавшего за сим с крутояра, неожиданно возник человек тщедушного телосложения в серой рясе.

— Не спеши, княже, — рече он, — не наступай на столицу.

Князь потянулся к пистолю.

— Что-то я не совсем просекаю, незнакомец, коим образом преодолел все пикеты и дозоры.

— Не будем обсуждать мое проворство, — ответствовал неизвестный человек и протянул руки ладонями вверх, показывая, что нет у него оружия. — Звать меня Фомой. Я тот, кто провел тебя от плахи до свободы. Вспомнил?

Князь вынужден был согласиться, что помнит серорясого, и спрятал ствол за кушак.

— Да, ты большой мастак внезапно появляться и исчезать. Чего же тебе надобно от меня, Фома? Я не откажусь наградить тебя, так что проси смело.

— Не надо мне бочонка золота. Прошу тебя, княже, не ходи на столицу. Тебе не справиться с Фискалием, потому что не Фискалий он и даже не человек. Война с тобой даст чудищу, выдающему себя за президента, хороший повод поглотить всю страну. Он ведь питается слабыми покорными душами. Прими мой совет и останься на правобережье Иртыша, инда изъяви покорность. Отпиши ему послание, что, дескать, создаешь ты новую пограничную стражу для обороны от басурмана-ордынца.

— Даже пожелай я, то не смог бы сего сделать. Со мной десять тысяч отчаянных людей, имя которым саранча: им либо нестись вперед и вперед, пожирая все на своем пути, либо сдохнуть с голода. А прежде чем сдохнуть, они приколотят меня гвоздями к доске и пустят вниз по реке. Нет, я не смог бы устроить из них пару пограничных полков даже при большом хотении. Кроме того, идут со мной ордынцы бека Тулея — небось знаешь, каковые они хищники, в любой миг их вострые сабли могут обратиться на нас…

— Ясный князь, смотри, — к предводителю подбежало несколько ординарцев, но он и так уже заметил. Вздыбилась на реке волна, встала слегка бурлящей зеленоватой стенкой и не пропускала плоты, вернее, отбрасывала их назад. Из неподвижного водяного вала медленно вылетали струи, схожие с червями, и затем возвращались обратно.

— Воспользуйся сим явлением, княже. Скажи своим воинам, что узрел дурное предзнаменование, — настойчиво зашептал Фома.

— Эка ты постарался, чародей… Значит, колдовать супротив меня принялся, зловонный огрызок? — налившись яростью, Ишимский Смутьян снова выхватил из-за кушака пистоль, но серорясый уже отвернулся и зашагал прочь.

— Позволь мне, бачка, — вызвался покарать один из ордынцев, прибывших с донесением от бека Тулея. — Я соединю его голову с его задницей.

Поскакал нукер, догоняя колдуна и выхватывая на ходу саблю.

— Ва-ах, — выдохнул он, нанося косой удар страшной силы, призванный развалить серорясого напополам.

Но удар пришелся на воздух, потому что колдун мгновенно сместился в сторону. Снова и снова резал саблей нукер, но вседва мимо. Кудесник почти неуловимо для ока перебегал с места на место, доводя своего противника до полного исступления. Кончился странный поединок тем, что ордынец достал саблей серорясого, но сила удара направилась в обратную сторону. Трещина прошла по руке, туловищу, ноге тюркского воина. Когда князь подъехал к нукеру, от того осталась лишь треснувшая словно бы давно высохшая плоть. А колдуна и след простыл, так же как и водяной стены на реке. Сие, взаправду, выглядело дурным предзнаменованием, но князь Ишимский посчитал, что нет у него иной дороги и велел продолжать переправу.

Через две недели воровское воинство уже подходило к городу Ишиму. По пути на левобережье Иртыша число разбойников увеличилось вдвое за счет тех, кому неохота было вкалывать и в поте лица добывать хлеб свой, кто алчен был до чужого имущества. В то же время пахотный народишко, что допреж с радостью встречал разбойничье войско, вскоре проклинал его, наглядевшись на то «облегчение», которое случалось с хлебными закромами, свинарнями, овчарнями и разными припасами. Оттого и пошла молва, что разбойничье воинство воюет не в поле, а в курятнике.

Смутьян заняло город Ишим без боя, только пригрозив метнуть напалмий на его стены; три дня его воины беспробудно пьянствовали, сбив замки на казенных водочных погребах. Немало было взломано и податливых бабьих сердец, и того, что в женском естестве пониже расположено.

А затем разбойничье войско потянулось из Ишима по Восточнотеменскому шляху, оставя небольшой гарнизон в городской крепости. В узости между Красных Холмов походные порядки сильно растянулись, а тут ордынские разведчики доложили, что на высотках заметили разъезды и дозоры президентских воинов-серокафтанников.

Князь Ишимский почуял, что настает час решительной битвы, ведь до столичного града Теменск осталось не более двух недель пути.

Ратоборству предстояло случиться в сложной местности, и Ишимский Смутьян задумался о том, как трудно маневрировать его разгульным воинством. Однако же отправил карабкаться на холмы наиболее обученные слаженные отряды, где поболее бывших боевых холопов и поднаторевших в ратном деле перебежчиков. Конные тьмы ордынцев, как порешил князь на совете с беком Тулеем, должны были укрепить и расширить фланги.

Брань завязалась сперва на правом фланге: воровские отряды прямо на гребне холма столкнулись со стрельцами, численностью не менее полка. Президентские воины встретили наступающих свинцовым ветром, но князь Ишимский с помощью наводчиков, облепивших высокие сосны, удачно прицелил мортиры. Устроивши меткий обстрел, разбойники сумели опрокинуть передний президентский полк, на его плечах спуститься с холма, там ударить в средний полк и после жестокой сечи принудить его к отступлению. Теперь главные силы князя Ишимского смогли выйти из узилища в чисто поле.

Они поддержали изнуренный правый фланг разбойничьего войска и погнали средний президентский полк; кто уцелел из серокафтанников, тот скрылся в окрестном лесу. Впрочем, не до их преследования сейчас было. Перед воровским войском лежало полверсты чистого поля, простреливаемой земли, за которой стоял большой полк президента. Однако уже ни князь Ишимский, ни бек Тулей не сомневались в своей победе.

Порешили они немедленно ударить главными силами в чело вражеского войска, заодно ордынская конница должна была предпринять натиск на левом фланге, чтобы окружить президентский стан или хотя бы зайти ему в тыл.

— Ништяк. Не будет нам тут позора, — молвил князь Ишимский, глядя с пригорка, как толпа воров с ревом почесала через поле вперемешку с полуприрученными медведями и полудикими псами. С ходу разбойники палили рьяно из ручных мортир и картечниц, их весомо поддерживали десятифунтовые пушки, поставленные чуть поодаль, на высоте, — Должны допереть, а там они уже сомнут большой президентский полк. Мои урки — хуже зверей.

На левом фланге, как думалось князю, поводов для кручины и беспокойства еще меньше. Ордынцы неслись на своих единорогах, свистя саблями, улюлюкая и визжа, так что чертям тошно бы стало. Ишимский Смутьян представлял, какая жуткая музыка врывается в уши президентских воинов. Перед ордынской лавой еще мчались чумовые единороги без всадников, но с крыльями-клинками, прикрепленными к седлам — зверей опоили соком серых поганок, чтобы рвались вперед, все иссекая на своем пути, пока не рухнут замертво.

Князь Ишимский заморгал и стал прикрывать глаза от солнечного света своей рукой в кольчужной перчатке — на мгновение ему показалось, что несущаяся конница затянулась легкой сербристой дымкой. Впрочем, хмарь сия сразу пропала. Однако в очи бросилось такое, что князь Ишимский никак не мог поверить — ордынцы по дуге разворачивались назад. Вскоре вся лава во главе с беком Тулеем помчалась наперерез толпе разбойников, по-прежнему прущей в сторону президентского стана.

«Гнусная измена, не имеющая никоего повода, — князь покрылся испариной от клокочущей злости, — сколько раз можно было вырезать всех ордынцев и скормить их земле.»

Через минуту тюркские нукеры врезались во фланг пешей толпы, и пошла кровавая потеха. Когда солнце Сварог показало свой глаз из-за тверди земной, около пяти пополудни, пешая толпа разбойников была поголовно посечена. Засим ордынцы (меньше половины прежнего числа) ополчились на последние силы, что оставались у князя — запасный полк. Ишимский Смутьян отдал все необходимые приказы, чтобы изготовились его воины к отражению конного натиска.

Неплохо обученный запасный полк начал порядную стрельбу залпам — принося все больший урон коннице, которая зажималась по бокам сходящимися грядами холмов. С высот по всадникам еще молотили мортиры и легкие пушки, выбивая их десятками.

Когда конница оказалась совсем близко, князь перестроил свой полк из цепей в полукруг, ощетинившийся штыками и пиками. Его воины стояли на коленях, в полроста, чуть согнув ноги, сиречь в три четверти роста, и в полный рост. Они в последний раз разрядили ручницы с пищалями, и тут налетели ордынцы. Однако всадники после недавней сечи порядком истомились, чумовые звери с режущими крылами пропали незнамо куда, да и ездовые единороги изрядно выдохлись. Они еще пробивались сквозь пеший строй, разбивая копытами кости и терзая челюстями плоть людскую. Но копья и пики кололи спереди, с боков, сзади, короткие тесаки били в живот, кинжалы подрезали сухожилия. Через полчаса конница оказалась выкошена, напрочь выбита, немногие ордынцы унесли свои спины от пуль и скрылись на лесистых холмах. Однако же, и запасный полк оказался сильно потрепан, полёг каждый четвертый.

И тут в уши князя Ишимский проникла проклятая музыка: барабанный бой и рычание труб. Будто серая волна покатилась к нему, се наступало президентское войско, заметны были и подвижные холмы — страхолюдные волосатые слоняры.

— Нового удара не выдержим, так что улепетываем, не утяжеляясь обозом, — кратко приказал разбойничий предводитель, — сейчас в ущелье бегом, потом на холмы направо, налево и врассыпную. Встречаемся возле условленной переправы через Иртыш…

Но означенной встрече не суждено было состояться, разрозненные отряды воров без устали преследовались легкой президентской конницей — гусарами и казаками. Рейдеры устраивали облавы на мелкие разбойничьи шайки, скрывающиеся в лесах, на болотах, в зимниках, заброшенных хуторах. Везде справно поработали боевые псы и ручны волки-охотники. Ни в чащобе, ни в кустах, ни на кочке, ни в скирде сена, ни в погребе, ни на чердаке не мог от них укрыться беглый вор. Прыжок, лязг челюстей, взбрызг крови, задушенный крик, и начинается трапеза. Понемногу волки и псы отвыкли харчить все подряд и повадились выедать у трупа только самое вкусное — ляжки, ягодицы, печень. Через две недели звери настолько обожрались и обленились, что потребовалось доставлять свежих с неутоленной злобностью из столичных псарен и волчарен. Впрочем, ровно через две недели князя Ишимского уже вывели в кандалах на лобное место в стольном граде Теменске. На удивление толпе, казнь опять не состоялась. Благочестивый президент сообразно духу своего человеколюбия помиловал преступника, заменив смертную кару на заточение в темницу — вплоть до «исправления нрава».

Собравшийся у лобного места народ не опечалился отмене кровавой потехи и не обрадовался нечаянной милости — ибо не знал, чего хотеть от чудного президента. За один месяц сгинуло и исчезло не меньше народа, чем за все прежние десять лет правления Фискалия. Однако же преступлений и проступков, в том числе сквернословия и женобития, в самом деле стало куда меньше, чем в те десять лет.

Снова возгласил глашатай государевы слова на Дворцовой площади — пусть не мыслят люди, что судьба их зависит от человечьего произвола. Бдит и карает не президент, придумывает наказания и казни не сенат: бдит и карают нечеловеческие силы. Сам же кроткий человеколюбивый президент лишь заступается за грешников пред строгим лицом Неба.

И кара небесная настигала преступников и кощунников за воровство и татьбу, за дармоедство и лень, за пьянство и алчность, за похоть и тщеславие, гордыню и сребролюбие, драчливость и уныние. И ни про одного покаранного человека соседи и ближние не могли сказать, что невинен он. В отличие от повальной болезни или стихийного бедствия кара не была слепой, а разбирала правых и виноватых, приходя лишь по верному адресу.

Кара могла настичь повинного в любой миг, разорвать его на мелкие кусочки (легкая, но поучительная смерть), сварить изнутри (тяжелая), размазать по стене или земле, вывернуть наизнанку и выжать.

Иные буйные негодяи исчезали на день или даже неделю, а потом возникали снова, только тихие, смирные и работящие. Иногда, впрочем, не появлялись вовсе.

Порой кара приходила в виде зверя — коего не брали ни клинок, ни пуля. То ли волк, то ли медведь появлялся там, где его и не должно быть по причине крепких ворот, дверей, замков, запоров. Зарезав жертву, он пропадал такоже таинственно, как и появлялся. Бывало, что перед прощанием принимал он облик человека, красивого и молодого, иже проходил сквозь стену. Сей вурдалак никогда не причинял вреда детям и женщинам.

Из-за быстрого, неотвратимого и скорого суда почти все злодеи забросили свои скверные дела. Но выяснилось, что наказание смертию приходит за скверные мысли еще чаще, чем за дела. И боролись злодеи изо всех сил со своими дурными мыслями. Боролись с мысленным злом и те люди, кои никогда не решились бы на скверное деяние. Однако чем больше уничтожали внутреннее зло, тем более дурные мысли пленяли голову, и в конце концов приходила кара. Иные люди совершали какой-нибудь ужасный проступок, чтобы поскорее получить возмездие и не выдерживать мучительную борьбу с собственными злыми помыслами. Короче, никогда еще так много подданных президента Фискалия не жила в таком неуютстве, страхе и ужасе.

Однако теменские люди в большинстве своем соглашались, что разбой и татьба совсем сошли на нет, что от президента исходит одна лишь милость и защита, что кротостью своей ускоряет он рост Древа Жизни, кое навседва избавит от погибелей и тягостей всех праведных, даруя всем добрым потребные плоды и волю к правильному действованию. Инда некоторые злодеи, кои явились с повинной головой в Яйцевидный Кабинет, после чистосердечного слезного покаяния пред ревнителями древесной веры, получали президентское прощение. Соответственно ярость Преисподней навеки отвращалась от сих покаявшихся людей. Премного радуясь за отпущение грехов, поступали оне в отряды рейдеров, в матросы обской флотилии, верстались в служилые на засечные черты, некоторые уходили в пустынь, где сочетали молитвы и послушание — рубили и пережигали лес, готовя поля для переселенцев. Однако же находились и те жестоковыйные упрямцы, что втайне обвиняли президента в вурдалачестве и ночной лютости…

Вскоре после оглашения президентской милости князя Ишимского ввели в Детинец через малые двери в воротах, отконвоировали по улочкам, стиснутым между высоченных стен, по узким сумрачным переходам, затем втолкнули в какой-то подвал, отчего помилованный немало еще катился по лестнице, сосчитав не менее пятидесяти ступенек.

Князь нутром чуял, что взаправду никакой милости он не дождется, однако после поражения под Ишимом было ему решительно все равно. Ведь битва-то должна была закончиться поражением президентских войск, но получилось как раз наоборот. Однако Ишимскому Смутьяну льстило, что одолеть его получилось лишь грубым вмешательством непреодолимых колдовских сил.

Сейчас в раскаленной голове князя снова вставали картины, кои рисовали его побег от палача и переправу через Иртыш. Оба раза вспоминался серорясый колдун. Предугадывал и предупреждал тот, что будут употреблены против князя козни дьявольские и силы неестественные. Так ить случилось на поле под Ишимом, где излилась прорва колдовской мерзости. А за две недели бегства, кончившегося пленением на Иртышском берегу, взору не встретился ни один ордынец. И сейчас Ишимского Смутьяна мучило крепкое сомнение, были ли всадники, что посекли наступающие толпы разбойников и напали на запасный полк, теми самыми тюркскими нукерами, коих привел бек Тулей. Не случилось ли подмены? А ведь подмена могла свершиться лишь на поле брани, едва ордынцы яростно полетели в атаку на президентское войско. Не явилась ли серебристая хмарь знамением адских сил?

Когда князь совсем потерял счет времени, запутавшись в мыслях, дверь темницы открылась — совсем не та дверь, через которую его втолкнули — а может и не открылась она вовсе, но рядом возник президент Фискалий.

Едва произошла сия встреча, уразумел князь Ишимский, что Фискалий — не человек, а монструм монструозус, который неведомыми, но мощными чарами сгубил разбойничье войско на поле под Ишимом и следующей его жертвой будет вся обитаемая земля.

«Нет, сия фигура точно не Фискалий, не та речь, не те ужимки», — подумал князь, который многажды встречался с президентом в боевых походах и во время выездов в столицу.

— Изыди, нечистый, — произнес Ишимский и сотворил защитный знак «дерева жизни», оттыпырив большой палец в сторону сатаноида.

— Ты мне в общем-то по нраву, князь, и твое чутье, и твоя воля крепкая. Да и знакомы мы больше, чем ты думаешь, — негневно произнес монстр.

— Кто ты?

— Что, не похож я на Фискалия? Да и ты не таинственный смутьян, а князь Петролий Самотлорский, которого вовсе не срубил рейдер, поскольку спасли тебя сотрудники Технокома. Зря я сразу не поверил Правдорубу. Сцена твоей смерти была лишь изображением голографическим. Вот и мне сейчас притворство не надобно. Я — Адаптид, твой бывший боевой холоп. В чем-то мы с тобой сродни. Я взял власть из мести, и ты восхотел из мести того же, ан силенок у тебя не хватило.

— Да уж, как могло их хватить? Я воевал честно, а на твоей стороне выступали все силы ада, — с неудержимой горечью молвил князь.

— Честно, с напалмием? В стране, где всё жилье из дерева.

Не удержался князь, вопросил:

— Почему ничего не осталось от твоей преданности мне?

— Преданность — собачье чувство.

— Ну хоть изволь ответить напоследок, мой бывший холоп, были ли подменены нукеры бека Тулея на поле под Ишимом?

— Ордынцы Тулея — обычные грабители и кровохлебы, достаточно легкого щелчка по мозгам и они взяли другое направление.

— Как же ты проникаешь в душу?

— Вы сами впускаете меня, своей гнилью. Всякий, чья душа исполнены гнева ли ярости, страха ли, жадности ли, становится добычей Сильного, который приходит из Будущего. И нет у грешной души никакой защиты и сама она лишь еда для Жаждущего, который выплывает из Прошлого.

Князь ощутил всю бездну, перед которой оказался.

— Кто со мной говорит, сам Сильный и Жаждущий, или только слуга его?

— Тот владыка, который вдыхает в меня жизнь и действует от моего лица, мог бы объяснить все толком, кабы захотел… а я еще имею чувства и знания человека, Я помню себя человеком по имени Адаптид, и воином по имени Правдоруб, и мэрином Общаком, и полковником Остер-Усовым. Кстати, как там мой друг из Преисподней по имени Фома? Похоже, ты встречался с ним.

— Сдается мне, что он единственный, кто способен стать камнем, о который ты зубы и обломаешь, — произнес князь с некой надеждой на отмщение.

— Способен, но не станет. Невеликого духа человечек, хоть и запеченный в оболочку из мощных сил. С твоей крепкой волей ты бы скорее сгубил меня, если бы был безгрешен. Ты толкни меня, князь, своей крепкой рукой и я упаду, како всякий другой смертный.

И Ишимский Смутьян пихнул колдуна, каково следует. Ему даже показалось, что Псевдофискалий еще более тщедушный, чем кажется на первый взгляд. Исполняющий обязанности президента полетел, шлепнулся на спину, и даже тощие его ноги взметнулись вверх.

Князь-Смутьян не смог удержать улыбку, как впрочем и сам псведопрезидент. Тот долго и радостно хихикал, валяясь на каменном полу.

Но едва колдун поднялся, как в глазах его появились две желтые точки, кои вскоре окрасили яркой желтизной и радужки, и белки. Потом на фоне ровной светящийся желтизны обозначились щелевидные черные зрачки. Князю стало не по себе, отчего-то вспомнил он некоторые свои неприглядные дела и то, что ради выгоды своей охотно допускал и грабеж, и мучительство, и убиение.

— Ну-тко, толкни меня снова, — приторным голосом предложил монстр.

Князь Ишимский опять пихнул его в тулово, хоть и менее бесшабашно. На сей раз псевдопрезидент стоял неколебимо, как столб.

— Вот ты утратил уверенность, открыл свое сердце робости и сим немедленно увеличил мою силу.

Уже во второй части фразы голос Псевдофискалия стал шипящим, челюсти колдуна удлинились, шея и тело вытянулись, кожа позеленела, из пасти потянуло могильным хладом, а на оголившемся черепе так и заходили желваки.

— А теперь попробуй толкни меня, княже, коли решишьсяяяя…

Слабость проникла в жилы князя, он почувствовал себя маленьким, ничего не значащим, ничтожным, скверным и отошел к стене. Тем временем монстр покрывался серебристой слизью, а заодно таял и исчезал.

Напоследок раздалось шипение с едва различимыми словами:

— Милости небесной вряд ли дождешься ты, так что изведай милость мою. Поверь мне, она вряд ли окажется лишней для тебя.

Князь увидел серебристую слизь на себе, он попытался отскоблить ее, но она снялась вместе с кожей. Оголилась плоть, струйки крови протянулись по воздуху наподобие волос, однако же боль не терзала его. Ишимский Смутьян хотел было взбежать по лесенке ко двери, но поскользнулся, упал и восстать уже не мог, едкая слизь быстро пожрала его ноги, а засим и руки. Князь видел, как исчезает его плоть, обращаясь в серебристую дымку, засим тончают до полного исчезновения жилы и, наконец, тают кости. Нестойкое тело оборачивалось узорчатыми струйками тумана, который закручивался блуждающим вихрем. Серебристая слизь облепила ланиты, чело, глаза князя и он не смог видеть, хотя еще слышал хлюпанье, чмоканье и бульканье растекающейся плоти, потом пропало и дыхание. Какое-то время бывший Смутьян еще ощущал биение своего сердца. Но и оно тоже замерло, сменившись молчанием. Лишь было ощущение падения в бездонную воронку. Внезапно страх пропал, и князь почувствовал себя как будто в материнском чреве, смерть была уже позади, а впереди — новое рождение.

Слабо шевельнулась мысль: «Так вот она какая, милость твоя.»

И новое рождение настало. Исчезающим сознанием прежнего человека князь узрел хоровод колоссальных звездных сфер и поразился дивной их музыке. В калейдоскопе мелькающих красок и объемов, кои напоминали водовороты и смерчи, различал он облики сотен людей, и среди оных было немало знакомых ему. Нарождающимся новым сознанием Ишимский Смутьян уже воспринимал свою следующую родину, далекую от Солнца и от известного ему Настоящего, но полную собственного густого словно бы жидкого света, гармоничную, сложно-симметричную, похожую на дворец с высокими арками, стрельчатыми окнами, легкими башенками, ажурными галереями. Мир сей словно состоял из тонких нитей, по которым текла быстрая сила. Благодаря ей менялись очертания, фигуры росли, таяли, играли цветами и обличиями, чередовали друг друга, пропадали и случались вновь. Мир сей, возможно, не был живым, но он существовал и мыслил.

Тут старое сознание окончательно потухло, а новое было еще слишком слабым и непосредственным, потому князь Ишимский, бывший житель Земли, забыл себя.

 

БЛОК 18. ВАРФОЛОМЕЕВСКИЙ ДЕНЬ

Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Примерно в это время, но только в другой точке пространства, начальник Технокома принял определенное решение. Он выступил на Совете кастовых уполномоченных и настоял на том, чтобы направить усиленную лунарскую эскадру к Земле — в первую очередь для наблюдения, с четким указанием избегать, насколько возможно, боевого соприкосновения. Представитель касты кшатриев весомо возразил, что уж воевать — так воевать, нечего раззадоривать врага своим слюнтяйством. В итоге Совет издал директиву прямого действия: военно-космический флот, специальные подразделения и антитеррористические группы привести в повышенную готовность, патрулирование и разведку осуществлять на предбоевом уровне, десантно-штурмовым частям и командам спецназа работать по программе «Весенний гром». Ганимедскую эскадру, усилив за счет ударных соединений каллистянского и марсианского флотов, направить в район передового базирования — на дугу 14Ю — для развертывания веерной обороны. При нейтрализации непосредственной угрозы применять все средства огневого воздействия, в том числе и по оперативным тылам противника.

Война уже дышала гарью в лицо.

Сознание начальника Технокома, которое он называл ментальным полем, каждую секунду принимало сообщения — мемо-элементы по многим каналам. Те же мемо-элементы сбрасывались в среду резидентной кибероболочки. Если генеральный не вмешивался, она сама вырабатывала решения, применяя распределенные вычислительные ресурсы, расположенные во всех секторах Солнечной Системы. Марк-27 пока и не вмешивался, хотя ясно было, пора предпринимать что-то кардинальное и неожиданное для противника.

Впрочем противник сам предпринял неожиданное и события пошли неприятным чередом.

0.20. Сектор 10А-56. Патрульный корабль военно-космических сил обстрелян мощной плазменной пушкой с астероида Теллус (нейтральная зона), загорелся и взорвался.

3.15. Высадившееся на Теллус подразделение космической пехоты не зафиксировало там никаких следов противника. Однако при возвращении на базу транспортный коптер и прикрывавший его эсминец были внезапно атакованы сатурнианским кораблем и уничтожены ракетными залпами.

4.40. Дивизион ВКС, который вскоре прибыл в сектор 10А-56, не смог обнаружить противника, как и автоматические средства слежения в соседних секторах. Но когда поиски уже завершались, дивизион напоролся на мобильное минное поле. Миноторпеды с боезарядами-синуклерами за несколько минут превратили корабли в комок спекшегося лома.

6.05. Стянутые к району 10А-5 корабли Церерской оперативной группы помощью роевого разведывательного зонда обнаружили вражеские борта в количестве трех единиц. Произведенные ракетные залпы превратили местоположение неприятеля в море света — применялись сверхмощные аннигиляционные боеголовки. Вскоре выявилась накладка: залпами накрыто и два эсминца той же оперативной группы, которые, судя по данным телеметрии и радиорапортам, должны были находиться совсем в другом секторе.

7.50. Церерская оперативная группа напоролась на сатурниан в секторе 10А-58. Рейдеры противника рассекли походный порядок оперативной группы и, используя активные средства РЭБ <прим. радиоэлектронная борьба>, нейтрализовали ее системы навигации и наблюдения. Из двенадцати бортов ВКС, вышедших с Цереры, вернулось только два.

9.54. Противник обстрелял базу корабельной поддержки класса «Перун» и другие стратегические объекты Цереры, включая шахтовый узел дальнего нейтринного слежения. Время подлета вражеских ракет после обнаружения составило всего две минуты. Нашими военно-космическими силами утрачен контроль сразу над десятью секторами в префектуре Астероиды.

10.30. При входе лунарской эскадры ВКС в земной сектор, сатурнианские корабли «ушли в тень», причем в неизвестном направлении. Ни один наблюдательный узел не засек их ни в пассивном, ни в активном режиме отслеживания.

Начальник Технокома знал, что в главном штабе военно-космических сил царит истерика, еле прикрываемая консилиумами экспертов, быстро переходящими в конвульсиумы, что генеральный уполномоченный касты кшатриев призывает «космофлотцев к спокойствию и выдержке», но очко-то у него сильно дергается. Начальник Технокома воспринимал как счастье, что от него не требуются оперативные решения, есть лаг для обдумывания директив и указаний. Для начала, решил генеральный технарь, уточним инструкции и потребуем дисциплины в борьбе с хроноплазмой, улучшим протокол работы со спецаппаратурой, но вот зараза, все это годится только в перспективе.

Сатурн наглядно показал свою силу, в два счета отобрав у Космики контроль над доброй третью Пояса Астероидов. И, тем не менее, сатурниане долбанули отнюдь не по самым важным и чувствительным точкам. И даже из земного сектора пока что убрались. Если забыть о чести, гордости и славе, то имеется еще возможность предотвратить войну или хотя бы оттянуть ее начало. А время может сработать и на нас, если успеть подсуетиться.

— Подключи Чертковица, — шепнул генеральный, и внимательная кибероболочка тотчас соединила его защищенным каналом с важным алефовцем. — Старик, ты уже, наверное, знаешь, какая заваруха. Сатурниане нас крепко прощупывают, и мы, кажется, выглядим не очень. Нужны резкие неординарные шаги. Проект «Человек-оркестр» не был доведен до конца, но мы поняли, что солдат, вооруженный трансквазером — это чудо-оружие.

— Есть еще проект «Нечистая сила», в него многое вложено, и времени, и средств, — напомнил глава «Алефа».

— Он сейчас на исполнении и невесть чем закончится, кроме того проводится целиком на Земле. А мы не в курсе, где и когда сатурнианский Плазмонт нам врежет по соплям; по большому счету, он способен вседва и везде, сам или через спорозоитов, шизонтов и прочих гадов, входящих в его сеть. Короче, нам нужен второй «Человек-оркестр», то есть носитель диффузного трансквазера, а затем третий, четвертый и так далее, вплоть до роты и батальона.

Чертковиц был не в восторге.

— Мы проводили испытания лишь на одном подмастерье, даже аналитические отчеты и то не подготовлены. Ясно, что интерфейс сырой и источники питания случайны. Одному Богу известно, способен ли кто-то повторить немеркнущие подвиги нашего Фомы. По большому счету, это испытаниями назвать трудно, скорее какая-то эквилибристика на краю пропасти.

— Чер, лучше бы обходиться без всяких подвигов. Нужно, чтобы у трансквазера был простой интерфейс и определенные источники питания.

— Коллега генеральный, интерфейс мы уже формализовали и с источниками питания определились. Но все-таки возможны конкретные ситуации, когда упрощение не пойдет на пользу.

— Странно мне такое слышать от технаря. Хорошая техника — это та, что не зависит от психических и физических свойств человека-оператора, и поэтому в среднем дает лучший результат, чем плохая техника… Слушай, Чер, нам не стоит сейчас разговаривать словно двум менеджерам, скорее уж как парочке бандитов, чья шайка накануне засыпки. Мы ведь одной ногой уже над раскрытой парашей.

— Хорошо, шеф, я лично готов взяться, так сказать, за сплошную трансквазеризацию. Сейчас мы заканчиваем наладку аппаратуры, и на примете есть толковые люди, вполне подходящие для носительства.

Генеральный неожиданно для себя замялся, потому что впервые в жизни почувствовал смущение, чувство совершенно излишнее для руководителя такого ранга.

— … Старик, ты был на Титане во время войны, в том самом Храме. Извини, но у меня сейчас сомнения насчет всех, кто там побывал и выбрался назад.

— Просканируйте каждый мой квант и убедитесь, что я неинфицирован. На Титане меня демон не пронял, ну, а нынче я тем более ему не по зубам, вернее, не по щупальцам.

— Ладно, готовьтесь, я буду у вас, во Владикосмосе, через несколько часов.

Если «Человек-оркестр» сможет повториться, причем не в каком-то безалаберном Фоме, а в серьезных и ответственных людях, тогда и будет толк от сомнительных и рискованных контактов с плутонами… А вот, кстати, кто-то еще просится на связь. С начальником «Бета» нельзя не пообщаться — испытанный надежный руководитель подразделения. Однако, Марка-27, едва он услышал голос Джафара Т804, вдруг передернуло — просто подумалось, что внутри хорошего знакомого может таиться хроноплазменная червоточина.

— Коллега генеральный, «Алеф» усиленно задымляет работы по нескольким крупным проектам, а ведь согласно Уставу Технокома именно наша служба отвечает за внутреннюю безопасность всей технической сферы.

Валять дурака тяжело лишь тому, кто боится последствий. Все клоны «Марк» были освобождены от этого страха на генетическом уровне.

— Посмотрите, коллега Джафар, что творится вокруг, а вы — о какой-то ерунде вроде мелочного нарушения Устава. Шифры германских разведдонесений времен второй мировой были разгаданы лишь потому, что посылались они в срок и по всем правилам уставов. Для вермахта это обернулось немалыми потерями.

— Позвольте не согласиться, шеф. Во всех армиях и флотах большое количество потерь — это результат несоблюдения так называемых мелочных правил. Боюсь, что служба «Алеф» своим самоуправством вызвала сильное неудовольствие сатурниан и толкнула их на разведывательно-диверсионные рейды.

— Коллега, мы и не должны вызывать удовольствие у противника.

— Мы должны реально оценивать соотношение сил, коллега генеральный. — твердо и в общем справедливо произнес испытанный соратник.

— Служба «Алеф», смею заверить, пытается увеличить нашу силу.

— Коллега генеральный, служба «Алеф» не увеличивает нашу силу, а пытается сделать нас придатком к чужой силе. Плутоны…

Да, искусственная соревновательность явно перешла в маниакальную ненависть, опять получилось не то, что задумывалось.

— Стоп, Джафар, не надо сплетен. Твою службу тоже обвиняют в контактах с извергом рода человеческого, проживающим на Титане. Мы вскоре продолжим содержательную беседу, но сейчас я спешу, «стрелка» уже забита…

Генеральный вырубил связь и почему-то пожалел о том, что отчасти «засветил» свою поездку в «Алеф».

Впрочем, решения он никогда не менял, повторные раздумья могли бы лишить его необходимого запаса времени и уверенности в себе. За одну минуту дорожка-самодвижка перебросила его в ангар, который находился на том же уровне. Люк коптера открылся бесшумно и быстро, даже показалось, что он просто растворился в воздухе. Генеральный расположился в салоне, а кибероболочка, внимательно следившая за магнитной аурой его настроения, мигом создала полномерную виртуальность: как будто он сидит в челне, плывущем по Неаполитанскому Заливу. Причем, применялся не только нейроинтерфейс, но и управляемые фоглетовые <прим. фоглеты — «туманные» наноботы, сцепленные с помощью вандерваальсовых сил> вихри — для имитации ласкающего ветерка. А кроме того была голубизна вод, нежные краски утреннего неба и льющийся отовсюду чистый голос: «O, dolce Napoli».

Генеральному понадобилось немалое усилие воли, чтобы выйти из виртуального «челна», когда коптер прибыл на место, в комплекс «Алеф». Когда открылся люк, Чертковиц уже стоял рядом. Рядом прохаживалась еще пара коллег, судя по их волевым физиономиям и какой-то напружиненности они были из сектора внутренней безопасности «Алеф», вернее бывшего сектора — его пришлось упразднить по настоянию Джафара, ведь Устав возлагает обеспечение безопасности Технокома только на службу «Бет».

В комплексе «Алеф» не было столь привычных дорожек-самодвижек, с готовностью подхватывающих вас, поэтому до лифта пришлось топать пешком, после него — тоже. В конце концов, Чертковиц, Марк-27 и двое охранников оказались в просторном гулком помещении с глянцево-черными стенами.

— Мрачновато тут у вас, — заметил генеральный. — Похоже на зал ритуальных торжеств. Мы не ошиблись в номере комнаты?

— Интерьер вполне функционален, — сказал, как бы оправдываясь, Чертковиц. — При имплантации диффузного трансквазера эти стены играют роль квантового отражателя.

— И в кого будет имплантирован трансквазер нового образца?

— Сперва в меня, — отозвался Чертковиц. — Я действительно наведывался в тот самый Храм, но никакая зараза не пристала ко мне. Проверьте хоть сейчас.

С потолка сразу опустилось несколько колец мощного стационарного сканера, который вскоре объявил, что очагов и гнездовий хроноплазмы в коллеге не обнаружено.

— Чер, на что все же похож Храм Плазмонта? — спросил Марк-27.

— Да ни на что. У него нет конкретного места. Сегодня Храм здесь, завтра там, он может занимать огромное здание, а может разместиться в маленькой комнатушке, при этом в него влезает сколь угодно большое количество людей. Не все вошедшие в Храм возвращаются обратно, иные возвращаются, претерпев изменение… Большинство спецназовцев, ворвавшихся в Храм, не погибли. Они просто не вернулись или вернулись другими.

— Надо полагать, их воля была сломлена.

— Не совсем; у них не нашлось должной воли для сопротивления изощренному врагу. И это так понятно. Ведь мы, космики, — плоские, коллега генеральный. И никуда от этого не деться.

— Чер, у нас одни не сосут соки из других. У нас все разумно, все оправдано, иначе Космике просто не выжить. Плоский — разве это плохо, если позволяет достичь высокой управляемости и защищенности всего общества?

Начальник «Алефа» не слишком был настроен продолжать этот разговор, но сказал:

— Коллега генеральный, мы забыли милостивого человеколюбивого Бога. Поэтому и он, наверное, редко вспоминает про нас. Так вот, сатурнианский демон верно уловил этот момент, он имитирует, играет роль милостивой силы, которая примет, сохранит и обласкает нашу душу.

Марк-27 умел точно оценивать квалификацию и интеллектуальный багаж своих подчиненных, однако не страдал избытком чутья к их личностным особенностям. Тем не менее, сейчас он уловил, что Чертковиц имеет какой-то особый стержень.

— А почему ты вернулся неизмененным? Почему ты такой неуязвимый? — как бы невзначай поинтересовался генеральный.

— Ну, только если между нами говоря.

— Конечно, между нами…

Неожиданно беседа была прервана, все присутствующие в мрачном помещении ощутили толчки и даже тряску. Чертковиц сразу стал получать сведения от кибероболочки штаб-квартиры «Алеф». Слабые марсотрясения случаются, подумалось Марку-27, вследствие разных естественных процессов, эрозионных или электрохимических. Но чтобы разом затрясти махину комплекса, этих процессов маловато. Да, бывают еще прорывы подмерзлотных вод ввиду вулканической активности, но вулканы Тарсиса не числятся среди активных, и вообще все движения мантии держатся под строгим контролем.

Впрочем, и начальник службы «Алеф», и генеральный технарь быстро обо всем догадались и понимающе переглянулись.

По стенам поползли первые трещины, они становились все просторнее, начал крошиться сверхпрочный углепластик, затрещала арматура из нерушимого титан-неодимового волоконного сплава.

— А похоже минут через пять Плазмонт доберется до нас, — сказал без эмоций Чертковиц. — Поэтому пора поставить точки над «е». Коллега генеральный, я вернулся неизмененным только потому, что у меня нет пси-структуры, души, как угодно ее назови. Кстати, если бы я был человеком, то уж не точно не космотеистом и не ботанофилом, а, скорее православным христианином.

— Из этого следует, что ты… — неожиданно у генерального сильно запершило в горле.

— Да, у меня никогда не першит в горле и не слезится глаз, потому что я — не человек. Если бы мне сделали, вместо сканирования на хрональную плазму, операцию удаления аппендицита, то это стало бы заметно. Я — изделие плутонов, или в какой-то мере один из них. Генеральный, я зазвал вас сюда, чтобы имплантировать диффузный трансквазер и, конечно же, не себе, а вам. Но враги сработали на опережение. Вы, наверное, проболтались Джафару насчет предстоящей поездки. Зря, начальник службы «Бет» — это целая грибница X-структур. А сама «Бет» — гробница для Технокома.

Трясущееся здание наполнилось звуками тревоги; голосили, перебивая друг кибероболочки, тот же бардак царил на радиоканалах, отчаянно мигали аварийные панели и сигнализаторы, лихорадочно летали разновеликие пузыри — пленочные сфероэкраны с оповещениями.

— Как будем эвакуироваться? — поинтересовался Марк-27. Он еще не нервничал, ведь большую часть жизни его учили не переживать.

— Насколько я знаю Плазмонта, уйти от него не так-то легко — цеплячий гад. Возможно, с трансквазером это будет проще. Пожалуйста, встаньте вон в тот очерченный голограммой кубик.

Здание дернулось, как подраненный зверь, и в стенах помещения появились две зияющие прорехи. С одной стороны — плутон, с другой — Плазмонт, подумал Марк-27. Конечно, «оба — хуже», как говаривал один умный человек, но все равно выбор ясен.

— У нас мало времени, — спокойно напомнил Чертковиц.

Начальнику Технокома, казалось, что он видит цифры в глазах старого приятеля, что слышит, как скрипят у того сервомеханизмы, хотя это, конечно, было не так.

— Ладно, двинулись, коллега плутон.

Марк-27 занял место в кубе. Он услышал слова команды, и тут ему показалось, что стены, потолок, пол помещения обрушились на него, да так быстро, что размазались длинными черными кляксами. Когда шок прошел, генеральный увидел только охранников, Чертковиц куда-то запропастился, а к груди (сквозь комбез или разорвав его) прилипла малоприятная черная масса, похожая на большую толстую пиявку.

«Уж не превратился ли Чертковиц в трансквазер?»- первая мысль была и смехотворной, и довольно похожей на правду. Затем начальник Технокома переключился на более насущный вопрос, и кибероболочка вывела в виртуальное окно план здания и возможные пути эвакуации. Попытки же пообщаться с кем-нибудь за пределами штаб-квартиры «Алеф» не увенчались успехом. Плазмонт делал свою работу чисто.

Марк-27 двинулся по кратчайшей, к ближайшему коптерному ангару, охранники припустили за ним. Однако уже за дверью он столкнулся с картиной, мало напоминающей ту, что была двадцать минут назад.

Сыпались пластиковые панели, вспучивались и проседали перекрытия, изгибались и трескались стены, рвались балки из крепчайших титан-неодимовых сплавов, крошился, как пенопласт, углепластик. В конце коридора уже появилось серебристое узорчатое сияние, поднималось оно и по шахте лифта. Кибероболочка комплекса бодро вещала о потере контроля над всё новыми секторами здания.

Оставался еще один незанятый путь: на два уровня вверх по шахте воздушной регенерации, а затем по вентиляционному каналу до коптерного ангара.

Один охранник бластерным импульсом взломал защиту воздушной шахты, второй отошел глянуть, не остался ли кто на этаже. И тут его покрыл серебристый туман. Эта хмарь лишь внешне напоминала вихреватое облако какого-то газа — с телом человека она взаимодействовала как едчайшая кислота. Марк-27 видел, как лопается кожа, пузырятся и исчезают ткани, как человек обращается в куст из сосудов и сухожилий, но затем и они тончают и рвутся, а оголившиеся кости расщепляются на длинные щепья. И что самое чудовищное — боль корябала лицо охранника только первую секунду, а потом оно разгладилось, прекратились и конвульсии. Человек распадался и таял без боли, а под конец вроде даже с удовольствием.

— Вот зараза, тикаем, парень, — потончавшим голосом протрубил Марк-27 второму охраннику. «И куда только лоск подевался, — подумал генеральный, мимолетом глянув на свое отражение на какой-то зеркальной поверхности: сальная, потная рожа, всклокоченные редкие волосики, бегающие глазки, полураскрытый рот. — Хорошо, что оппоненты не видят.»

Регенерационные фильтры шахты препятствия не представляли, с одного удара они превращались в аэрозоль. Сложнее было с гладкими стенамии; даже при наличии вакуумных присосок нога легко оскальзывалось, и можно было просвистеть по кратчайшей линии (длиной в 200 метров) прямо к земле.

Через два уровня генеральный сильно вымотался, и охранник вытаскивал его из шахты как мешок. Пока этот крепыш пробивался в вентиляционный канал, можно было полюбоваться, как рушатся перекрытия и оголяется сильно покореженный каркас здания. В вентиляционном канале двигаться было проще, чем в шахте, если не считать удушающих выхлопов, прилетающих из ангара — но в этом случае кислородная маска умного комбеза мгновенно облегала рот и нос. Однако вентиляционная труба не выдержала насилия и оборвалась. Выглянув из возникшей дыры, можно было увидеть, что рухнули несущие конструкции трех уровней. Не осталось ни перекрытий, ни стен. А наверх переплетающимися струями быстро возносится туман цвета кладбищенской краски.

Марк-27 послушал, как Анима говорит о перевозбуждении нервной системы и рекомендует лечь да расслабиться. Начальник Технокома не мог лечь, но все-таки немного расслабился, сбросив лишний пар. Затем подумал, что если прогуляться по немногим уцелевшим балкам несущей конструкции, можно еще добраться до второго отрезка вентиляционной трубы.

— Пойду первым, — вызвался охранник. — Коллега генеральный, я не смогу провести вас за руку, страховочного троса у нас тоже нет, так что в точности повторяйте мой путь.

Молодец начал путь довольно удачно. Там, где ему можно было просто перепрыгнуть с балки на балку, он перебирался нарочито аккуратно. На каком-то хлипком куске арматуры он даже потопал, показывая, что тот вполне надежен. Парню оставалось метра три до следующего отрезка вантиляционного канала, когда туман, клубившийся вроде бы намного ниже, вдруг пустил в него луч-отросток. Тоненький вроде бы лучик, но охранник сорвался и лишь в последний момент смог задержаться на балке, схватившись за нее обеими руками. Похоже, что-то тяжелое скручивало и тянуло его вниз.

— Держись, Т078, не дрейфь. Я сейчас помогу тебе, — впервые пообещал генеральный одному из тысяч своих подчиненных.

Марк-27 никогда не занимался эквилибристикой, не бегал над пропастью, но сейчас деваться было некуда — честь требовала. Он довольно лихо, с наскока преодолел первые метры. Потом чуть не сорвался, однако уцепился за какой-то стояк и страх вдруг разом прошел. Через пару минут Марк-27 оказался возле охранника и схватил того за руку. Физиономия парня была искажена и залита потом.

— С генеральным не пропадешь, — Марк-27 считал себя мышечно натренированным, но сейчас понял, что охранник тянет чуть ли не центнер, и это при марсианской-то силе тяжести. — Только не дрейфь, парень, тварь использует твой страх.

На секунду генеральному показалось, что еще немного и он вытянет охранника наверх, но тут кожа на руках Т078 лопнула, кровь брызнула и стала перистым облачком, хрустнули, ломаясь, кости, и оголяясь, потянулись сухожилия, чтобы тоже разорваться от сильного натяжения.

Руки парня примерно до локтя остались висеть на балке, а все остальное полетело вниз. Генеральный поразился тому, что в момент, когда боль должна была достигнуть максимума, лицо охранника выглядело спокойным, он даже улыбнулся, что никак не объяснялось каким-нибудь шоком. Серебристый туман убивал — или поглощал — свои жертвы милостиво. Он был единственным во всем космосе, кто давал легкий конец. И при этом легкость заключалось не только в избавлении от физических мук, жертва Плазмонта не испытывала никакого ужаса и даже психического дискомфорта. Жетва твердо уповала на близость новой лучшей жизни!

«Чем же мы платим за такую великую милость», — подумалось Марку-27, но в этот миг арматура под ним осела, так что он едва удержался, а отростки тумана оказались совсем рядом. Генеральный почувствовал, что слепая, но всевидящая, безрукая, но всемогущая сила подступается к нему. Внезапно «пиявка», пульсирующая на груди у Марка-27, растеклась и обволокла его тело сплошным черным доспехом. Изменился и серебристый туман. Теперь он представал в виде твари, чем-то напоминающей спрута. Щупальца ее были как будто испещрены присосками, однако интерфейс трансквазера по-своему визуализировал тварь. Не присоски, а воронки.

Арматура под генеральным разрывается и вот он уже летит в воронку, размазываясь, растекаяь, превращаясь в струю. Ему казалось, что он проваливается в Прошлое, потому что видел утончающиеся облики Настоящего — космические города и орбитальные станции сдувались и лопались словно проколотые пузыри, люди и животные возвращались в состояние зародышевых клеток. В какой-то момент стремительное течение достигло заводи. Генерального окружили неясные тени, будто он был рыбкой в аквариуме. Но потом тени сконденсировались, взгляд сфокусировался и начальник Технокома обнаружил себя в своем кабинете… нет, это, скорее, был не кабинет, а сердце и мозг мира.

Ментальное поле открыло все свои входные порты и стало жадно всасывать информацию, словно иссохшая земля — неожиданно пролившийся дождь. Первое, что понял генеральный о новом мире — его подарил Плазмонт. Это лучшее Настоящее или вообще Антинастоящее. Здесь всё свободно и все согласовано. Обитаемая часть космоса стала сферой деятельности одного могучего разума. Его генерального разума.

Собственно, мозг и сердце генерального не находись в одном месте. Мощные трансквазеры обеспечивали присутствие Марка-27 одновременно в миллиардах точек, а мощное ментальное поле вытягивало сведения из миллионов действующих систем. Количество узлов и точек все увеличивалось и вот уже глава Технокома находился практически везде: и в термоядерных «бутылках» реакторов, и в нейроинтерфейсах миллионов людей, даже внутри газовых гигантов Юпитера и Сатурна, где тоже имелись живые объекты, чьи тела состояли из кремнийорганики, а жилища — из полимерного льда.

Легко проникал Марк-27 и в гигантские матки инкубаторов, где из материнского вещества беспрерывно появлялись тысячи существ с разнообразными свойствами, обеспечивающими мировую симметрию. Из неохватного чрева матки ежесекундно выплескивались марсиане трех полов (мерзлотники, кормильцы и песчаники); юпитерианские лопастники и ромбовики, призванные совместно осваивать кипящие глубины; земные рабочие, коим надлежит заселять обезлюдевшую экваториальную область планеты-мамы; межпланетные брокеры со сверхзоркими фасеточными глазами, способные находить предложение для любого спроса; мягкотелые космогоны, которые идеально заполняют полость корабля, выдерживают любые перегрузки и, как черви, способны регенерировать даже при повреждении 90 % тканей. Особую гордость представляли недавно поставленные на поток мозговики, напоминающие кочны капусты. Мозг и мясолистья (представляющие модифицированный раскрытый желудок), вот и все, что требовалось для обеспечения бесперебойной работы рыночных и технологических сетей.

Благодаря сонму хрональных каналов Марк-27 находился везде. Более того, он не был посторонним для всего, он сливался с наблюдаемым, с его сутью и судьбой. Для Марка-27 не существовало теперь хорошего и плохого, любимого и нелюбимого, он сам был космическим океаном, вернее — центром его симметрии. Генеральный мог управлять состоянием планеты и состоянием атома, если от того зависела судьба планеты. Марк-27 представлял собой гармонизированную множественность, он мог жить каждой маленькой жизнью и хранить в себе жизнь всей Солнечной Системы. Он думал об Общем, не забывая о каждом Различии. Здесь он творил общий космический Порядок из Свободы каждого.

И вот такой мир Марк-27 мог получить в подарок, ему даже не надо было соглашаться, от него требовалось только не отказываться.

А Катя? А Сонечка? Откуда-то пришли эти слова, они что-то ведь означают. Катя и Сонечка — какие-то особи? Или нет, не какие-то, а свои. И кому на самом деле нужны эти мириады лишенных родства и истории тварей? Кому нужен этот океан податливого бессилия? Кому нужен мир без эволюции, с демоном, упивающимся собственным могуществом? Марк-27 соскочил с трона, свалился, оступившись на подножке, но когда поднялся, его снова защищал черный доспех трансквазера, который подсказывал, что делать дальше. Антимир стал извергать бунтующего генерального технаря, как желудок — переперченное кушанье. Воронка вывернулась вверх жерлом, и Марк-27 заскользил наружу. Выход прикрывал двуликий страж, но хрональный канал пробил его тело.

И снова начальник Технокома оказался на щупальце спрута, среди присосок-воронок.

«Не вышел из меня мозг Солнечной Системы, который собрался исправлять работу самого Бога. Похоже, это Чертковиц, вернее интерфейс трансквазера, испортил всю малину. Вовремя он мне напел про Катю и Соньку. А теперь пора выбираться.»

Однако Храм Плазмонта не отпустил его. Сверзился начальник Технокома в другую воронку, которая обернулась еще одним антимиром.

Здесь Марк-27 оказался не мозгом Вселенной, а скитальцем, фанатом хаоса. Его не могли отловить полицейские и антитеррористические группы. Он разрушил Каллистянскую Фабрику Жизни, где плодилась всякая нечисть. Пробрался по канализационной системе, где только двухметровые глисты плавают, под самый биореактор. Трансквазером пробил хрональные каналы в чрево матки, где стал высасывать организационную энергию. И остановились все реакции, увеличивающие структурную сложность, обратились в сторону энтропии. А что при этом сгинуло столько нечисти — наплевать — она недостойна милости, поскольку не более чем дьявольская отрыжка, мерзостное исчадие Геенны.

Вскоре ему предстоит уничтожить Фабрику Смерти — то бишь всю информационную сеть Солнечной Системы, которая присосалась к каждому человеческому уму. Он принесет людям любовь и прощение, он скажет: хватит работать на проклятую паутину. Люди, конечно, ответят: чем мы будем жить завтра, ведь если рассыплется инфосеть, рухнут заводы, связь и транспорт, мы останемся без воздуха, воды, тепла и еды. Но он возразит им: не волнуйтесь об этом, любите себя и ничем не ограниченная воля заменит вам воздух, воду, тепло и еду. Аще и умрете телесно, а душу спасете от скверны…

И опять вспомнились Катя с Соней. Разве так надо спасать их от скверны, губя телесно? Разве привязанность, верность и поиск гармонии — это скверна? Скиталец такую «волю» даст, что настанет каюк и людям, и нелюдям, останется лишь машина равнодушного космоса. Нет, такие шутки не для нас.

И Марк-27 поспешил на выход и снова хрональный канал прорвал тело стража и выбросил генерального из ловушки.

«Не получился из меня скиталец-подрывник, хоть поначалу сама идея вызывала энтузиазм. Опять Чертковиц меня вовремя подучил вспомнить о нужных вещах. А нынче я очнулся и не могу себе отказать в симпатии к разумной власти, делающей для людей то, что они сами себе не устроят из-за своей жадности и невежества.»

Стали тончать и сохнуть щупальца с присосками-воронками, уже извивались они где-то внизу в багровых сполохах преисподней. Отступил демон, словно был ошарашен двойным побегом облюбованной добычи.

Генеральный ухватился за погнутую балку перекрытия, пополз, подтягиваясь руками и ногами. Таким макаром он добрался до следующего отрезка вентиляционного канала и уже через пару минут оказался в ангаре. Его ждал последний коптер, совсем не тот глянцевый аппарат, на котором начальник Технокома пожаловал сюда, а какой-то обшарпанный летак.

Марк-27 взмыл в худосочную атмосферу Марса, а за кормой обрушилась штаб-квартира службы «Алеф». Мониторы задней полусферы еще какое-то время показывали разорванный каркас здания, с которого свисали драные волосья трубопроводов и кабелей. Внутри его блудно копошился серебристый медузоидный туман, орнаментированный вихревыми завитушками. Потом балки отогнулись в стороны, образовав что-то вроде тюльпана. Наконец, серебристость исчезла и «на память» остался только жутковатый цветок скрученного каркаса.

Всю обратную дорогу генеральный дрожал, но не от страха, это было вызвано не только тряской ветхого коптера. Выходить на связь с резидентной кибероболочкой он опасался, чтоб не вычислили враги, поэтому лишь внимательно прослушивал эфир. Источники массовой информации бодро вещали, что комплекс «Алеф» во Владикосмосе разрушен, причина взрыва (или серии взрывов) пока неизвестна, расследованием сейчас занимается отдел безопасности службы «Бет». Ничего примечательного не сообщалось и по защищенным каналам Технокома. Все службы хранили благородное молчание, вся каста техно доверилась известной мудрости бетовцев.

Прибыв в новопетербургскую штаб-квартиру Технокома, Марк-27 первым делом влез под ледяной душ, а потом сказал:

— Я немедленно издам приказы о ликвидации службы «Бет». И еще о том, что функции директории «Алефа» передаются центральному аппарату Технокома. Текст приказов с приложениями возьмите у моего гипермозга.

— Минуточку, — отозвалась киберсистема-секретарь. — Кажется, у вас есть более спешные дела.

Кибероболочка штаб-квартиры уже вливала в ментальное поле генерального, что на втором уровне здания идет стрельба. И на пятом тоже применяется оружие. Третий и четвертый уровни не просматриваются. И что оперативники отдела безопасности «Бет», скорее всего, участвуют в нападении. И что им сопротивляются только сотрудники секретных отделов центрального аппарата, имеющие оружие.

Начальник Технокома не почувствовал опустошенности, наоборот азарт. За время полета в Новый Петербург он уже убедил себя, что нарыв созрел и лучше он вскроется сегодня, чем завтра. По крайней мере, меньше будет угроза абсцесса. Однако на кого можно положиться сегодня? Немало алефовцев уцелело, он знает всех их поименно, но надежные люди — либо в Владикосмосе, либо за пределами Марса, и без приличного оружия. Сотрудники «Гимеля», «Далета» и других служб — это просто безоружные клерки.

— Опять кавардак, как он мне надоел… Немедленно соедините меня со штаб-квартирой касты кшатриев, дайте-ка мне срочно их генералиссимуса.

— Секундочку, — отозвалась киберсекретарь (эта система считала себя женщиной по имени Настя, поэтому и предпочитала нежное сопрано), — Генерального кшатрия нет на месте, он где-то в Поясе Астероидов и на звонки гражданских не отвечает, наверное, боится, что сатурниане вычислят и накроют. — «Настя» даже хихикнула, как девушка. — Но в своем кабинет первый заместитель, тоже вояка порядочный.

— Давай его скорее… Паша, голубь вы наш саблезубый, привет. У меня, пожалуй, впервые в жизни настоящие неприятности.

Физиономия вышедшего на связь генерала выглядела радушной, даже ласковой.

— А у меня каждую минуту неприятности, даже когда в туалете сижу.

— Час назад уничтожен комплекс «Алеф», сейчас… неизвестные атакуют штаб-квартиру Технокома.

— Знаю-знаю, — голос вояки был приторно сладким. — Только какие-такие неизвестные, коллега Марк-27? По нашим точным сведениям, ни в Новом Петербурге, ни в Владикосмосе не было и нет никаких незнакомцев в черных масках и, тем паче, ужасных сатурниан. Увы. Значит, это вы там переэкспериментировали.

— Паша, мы не проводим экспериментов по уничтожению самих себя. Происходящее в Технокоме угрожает безопасности всей Космики.

— Коллега Марк-27, Космика действительно подвергается атакам сатурниан, с которыми мы едва справляемся, вот это угроза для ее безопасности. Но согласно Державному Уставу, армия и флот занимаются только отражением нападений внешних сил. А для борьбы с собственными подрывными элементами, теми, кто не спускает воду в туалете и стряхивает пепел на ковер, у технарей есть подразделения внутренней безопасности.

— Но именно они и представляют опасность.

— Ничего не могу поделать, — в голосе кшатрия наконец засквозило малопочтительное ехидство. — Ваша хваленая каста сама настояла на подобных формулировках в Державном Уставе и тем самым положила начало феодализации и распаду единого оборонно-полицейского механизма. А сейчас мы, воины, не желаем, чтобы нас втравливали в какие-то непонятные разборки, не желаем, чтобы нас снова и снова подставляли. — Вояка все более распалялся и звенел непритворным настоявшимся гневом. — Пока вы там экспериментируете, господа технари, мы головы складываем!

— И мы складываем, — попробовал встрять начальник Технокома. Первый раз он кого-то о чем-то просил, и это сразу превратилось в унижение. — Призывники из технарей составляют половину личного состава на флоте.

— А откуда взялись эти плутоны, эти сатурниане? — не унимался первый зам генералиссимуса. — Вы их и породили. И я не удивлюсь, если начало новой войны тоже связана с вашей бурной деятельностью. Кстати, несмотря на многочисленные смелые эксперименты Технокома, в любую войну мы по технике крупно отставали от противника и расплачивались за это собственным горелым мясом. Так что преуспели вы, техно-вайшьи, только в интриганстве… Ладно, меня вызывают из Пояса Астероидов, новые страсти-напасти, так что я отключаюсь. Очередных вам благ, коллега Марк-27.

— Штабная крыса, паркетный генерал, застольный воитель, сортирный бомбардировщик…

Но бранные слова не долетели до берлоги военных, потому что бетовцы перекрыли все каналы коммуникации с внешним миром сразу после того, как кшатрий ушел со связи. Службу «Бет», видимо, устраивало, чтобы начальник Технокома, выслушав от генерала «некролог», ничего уже больше не услышал.

— Этот генерал Паша, конечно, порядочный хам, но и вам не стоит вставать на одну доску с ним. Будьте выше, — справедливо заметила «Настя».

Однако Марк-27 не слушал псевдодевушку, кибероболочка штаб-квартиры как раз сообщала ему, что хотя коммуникационный узел не поврежден, неизвестный противник контролирует все линии внешней связи, а для развертывания резервных коммуникаций требуется не менее часа напряженной работы соответствующих подразделений.

Начальник Технокома удивился тому, что еще не скис, что хочет бороться. Если победит Джафар, то он и станет новым генеральным уполномоченным касты, а материальный ущерб и людские потери спишет на прежнее руководство, которое, мол, погрязло в коррупции. Ну, а прежнее руководство, конечно же, по-быстрому окажется вымаранным из списков живых и получающих высокую зарплату. Начало войны с сатурнианами и все прочие грехи также будут свалены на старое начальство Технокома и закопаны вместе с ним в могилу.

Ставки выглядели очень высокими, но Марк-27 чувствовал вкус к этой крупной игре, столь разительно отличающейся от привычной ему рутины. Он сосредоточился, охватывая ментальное поле, затем стал посылать сотни команд по линиям внутренней связи штаб-квартиры…

Не все команды исполнялись, как ему хотелось, однако были оперативно установлены бронещиты на входы во все отделы и задраены люки, ведущие к техническим обеспечивающим системам. Все сотрудники, способные обороняться, включая самого генерального, получили оружие из секретных арсеналов, заняли огневые позиции и получили маршрутные планы. У многих свежеиспеченных «бойцов» пришлось через анима-интерфейс брать под прямой контроль нервные цепи, чтобы заглушить панику, а нерешительность превратить в упорство. Марк-27 чувствовал, что его уверенность — это почти что физическая сила и, пока он не струсил, остается шанс на выигрыш.

Начальник Технокома быстро сколотил команду из наиболее боеспособных подчиненных, в основном тех, что послужили в космофлоте, и направился в сторону коммуникационно-информационного узла — именно туда пробивались бетовцы, ломая стены и прожигая люки. Узел связывал Техноком со всеми без исключения искусственными организмами типа робот, робик, кибер, кибероболочка, где бы они ни находились. Каждые семьдесят два часа любое мыслящее или вычисляющее устройство получало через инфоузел новый командный процессор, стартовый модуль или же программу-терминатор, в некоторых случаях — и программу конкретных действий. Устройства, не получившие свежего командного процессора или не исполнившие программу-терминатор, оказывались вне закона и уничтожались всеми доступными средствами. Не получить сигнал по техническим причинам устройству было затруднительно — для передачи использовались линии связи УКВ, микроволновые, дециметровые, мазерные, лазерные, широкополосные, узконаправленные, рентгеновские, гамма-лучевые, магнитные, магнитогидродинамические и, последнее время, даже нейтринные, защищенные от всех помех. Защищенные и замаскированные ретрансляторы Технокома присутствовали во всех секторах Солнечной Системы, и даже за Плутоном. В свою очередь мыслящие и вычислительные устройства каждые тридцать шесть часов посылали информационному узлу Технокома системный журнал с отчетом о всех проделанных и непроделанных операциях и рапорты по приоритетным событиям.

Марк-27 для контратаки на бетовцев решил воспользоваться системой быстрого ремонта. Ее самонаводящиеся змеетрубы быстро подводили металлопластиковую гущу, которая мгновенно заделывала пробоину, причиненную метеоритным или ракетным ударом, после чего меняла агрегатное состояние с вязкого на твердое.

Двигаться по квазиживым змеетрубам, имеющим собственную перистальтику, предстояло в потоке металлопластиковой гущи — без нее не срабатывали бы пропускные клапана. Поэтому и пришлось десяти отважным технарям надеть помимо гермокомбезов еще и мощные экзоскелеты.

Информационный узел имел внутренности гиперкомпьютера, внешность же — титанокерамического додекаэдра. Находился в огромном зале и поддерживался на одном месте системой растяжек. Эта повышало его живучесть в случае попадания метеорита или ракеты на двадцать процентов — по сравнению с установкой на неподвижном фундаменте.

В случае разрыва нанотрубчатых растяжек должен был включиться генератор сферического гравитационного поля, который мог удерживать информационный узел еще три часа даже при потере энергоснабжения.

Десять бойцов Технокома одновременно появились на разных ярусах зала — все облепленные металлопластиковой гущей. Один из технарей, попав под широкофокусный луч бластера, так и застыл в глыбе пластика. Бетовцы уже пробились в зал через два входных люка, однако сейчас оказались в невыгодной открытой позиции. Команда технарей одним залпом сквизеров уложила большую часть из них. Заодно было порвано несколько растяжек и додекаэдр начал раскачиваться. «Еще несколько минут лихой перестрелки и он рухнет, — подумал генеральный, — или, чего доброго, бетовцы сами перерубят оставшиеся растяжки. Почему нет? Ведь если не получилось взять узел, то, на худой конец, можно и ликвидировать его.»

Марк-27 дал команду кибероболочке штаб-квартиры на активирование гравитационного генератора, однако сигнал не прошел. Бетовцы уже взяли под контроль внутренние каналы связи.

«Если эта махина рухнет, то мыслящие устройства по всей Солнечной системе за несколько часов превратятся в тупые железки и кашу из программ. Космика останется беззащитной не только перед сатурнианами, но и перед зловредной окружающей средой. Это полный абзац.»

Оставалось последнее — пробраться на свод зала и «раскрутить» генератор вручную.

Марк-27 отстрелил мономолекулярный шнур с перстня-катушки и зацепил его за одну из потолочных балок. Нитеробот быстро втащил генерального вверх, так что и бетовцы не успели отреагировать. С балки — на стрелу крана, с него на ремонтный мостик. Снизу к генеральному понеслись факелы противопехотных ракет-москитов. Но с плеча Марка-27 слетел рой контрракет, развернувших антимоскитную сеть.

По шаткому мостику он сделал несколько шагов, приближающих его к люку гравитационного генератора, но тут сверкнул чей-то гамзер, стальная конструкция оказалас перерублена, еще и додекаэдр лишился нескольких растяжек. Когда мостик уже падал вниз, генеральный закинул нитеробота на гак, видневшийся около самого люка.

Около задницы пролетели плазменные заряды с температурой 3000 К, но Марк-27 успел втащить ее в генераторную. Всезнающий гипермозг вывел в виртуальное окно схему гравитационного усройства. Марк-27 сейчас находился во внешнем кольце гравиконденсаторов. Пульт управления был смонтирован в том же кольце, но с противоположной стороны. Пять минут ползком по кольцевому тоннелю — и Марк-27 окажется в самом нужном месте. Но вскоре генеральный понял, что там его ждут с распростертыми объятиями. Бетовцы уже пробрались к пульту и собирались укокошить своего бывшего начальника. Выстрелы из бластера, оплавлявшие титанокерамику тоннеля, говорили Марку-27, что перспективы неблестящие.

Оставался последний путь: по радиальному тоннелю, в центр гравитатора, туда, где сходились контакты инициирующего спин-агрегата. Если перерезать линии управления, идущие от пульта, и вручную соединить контакты, то начнется работа: вращающийся диск в сверхпроводящем магнитном поле образует муаровое поле, и каждая из его ячеек будет испускать гравитоны по параболическим траекториям. Но при том гравитационное поле просто разнесет генерального на наноразмерные кусочки.

Марк-27 тренированным напряжением воли выкинул из головы мысли о близящейся смерти, азарт вытеснил страх. Добравшись до спин-агрегата, первым делом пережег концевики линий управления. Контакты с трудом, но все же поддавались его рукам, усиленным мощностями экзоскелета; вот первый из них вошел в паз, второй, третий… последний. Послышалось мощное гудение, словно бы урчание огромного зверя, встающего ото сна и пробующего первую голодную слюну. Появился один из бетовцев, но Марк-27 успел вогнать в темную фигуру, заполонившую узкий тоннель, полный гамзерный импульс. Бывший подчиненный сразу стал блеском и паром. Следом по узости прилетела горячая волна и сконденсировалась на пленочной маске капельками — это всё, что осталось от человека. Генеральный почувствовал на себе нарастающую напряженность гравитационного поля. Марка-27 душило, сдавливало и одновременно разрывало, боль усиливалась скачками, никакая Анима выбросами эндорфинов не могла утешить душу. Генеральный еще думал, о чем думать напоследок? О космическом ветре, как и положено любому порядочному космотеисту? Или о Боге, умершем и воскресшем ради людей.

И когда он вспомнил Бога-младенца на руках девы-матери, заработал и трансквазер Чертковиц, до этого будто дремавший.

Хрональный канал поглотил часть гравитационного потока и превратил в энергию скачка. Плюс одна секунда!

Свод зала треснул и полузадушенное тело генерального упало в проем. Марк-27 успел схватиться за какую-то потолочную балку, но она сразу просела, а потом оторвалась одним концом от сопряженной конструкции. Генеральный стал съезжать по балке и лишь в последний момент ухватился клешней экзоскелета за ее рваный конец. Сверху Марк-27 видел, что додекаэдр информационного узла устойчиво висит в гравитационном поле, а внизу валяются трупы бетовцев. От них поднимался пар — и это было не только следствием термических поражений. Пар был серебристым и узорчатым, он все более напоминал спрута, который тянул свои щупальца к информационному узлу.

Генеральный уцепился мономолекулярной нитью за балку и спустился на одну из граней парящего додекаэдра.

Хрональный канал, созданный Чертковицем, сделался мечом, который рассекал щупальца Плазмонта.

Серебристый туман словно от страха приник к стенам зала, стал ячеистым маревом. А потом марево отпрянуло от стен, лишив зала всех молибденовых панелей и сделалось пятидесятиметровым цельнометаллическим големом.

Монстр, сделанный из ворованных материалов, ухватил стотонный додекаэдр и выдернул его из сферического гравитационного поля.

Марк-27 едва не слетел с додекаэдра, ударился о титанокерамическую поверхность, так что экзоскелет хрустнул всеми своими «костями», но успел привязать себя беседочным узлом к одному из крепежных рымов.

В виртуальном окне голем представал хитросплетением хрональных каналов. Осевой канал генерировал пространственные кванты, которые придавали ему объемность. В радиальных — пространственные кванты тормозились и порождали гравитоны, наливая гиганта тяжестью. В возвратных — гравитационные колебания опять превращались в хрононы.

Генеральный заскользил по гладкой грани додекаэдра, с ходу перескочил на руку голема, потом другую, третью. Меч Марка-27 резал радиальные хроноканалам и пространственные искажения пучили гиганта, распространяя по нему импульсы тепловой энергии.

Марк-27 зацепился нитероботом за макушку голема и спустился до пола, где перерубил возвратные каналы, проходящие через ступни. Стиснутые в хроноловушках гравитационные поля разрушили ноги монстра, который рухнул и превратился в рассыпчатую кашу из зерен металла, колеблющихся по температуре возле точки плавления. Падал монстр вперед, так что додекаэдр вновь оказался в сферическом гравитационное поле. Марк-27, попав на границу гравитационной неоднородности, заработал внушительное ускорение и был отброшен на стену. Экзоскелет поглотил часть энергии удара и еще спустил тело генерального на пол, однако тот уже был в глубоком обмороке.

Марк-27 очнулся в лазарете штаб-квартиры Технокома. Госпитальный блок работал в обычном режиме, не было видно никаких бетовцев. Значит, красивое и дорогое здание удалось отстоять.

— Да, коллега генеральный, мы не только здание отстояли, но еще и крепко отшили бетовцев, — подтвердил первый зам, который, наконец, вернулся из какой-то инспекционной поездки. — Потому-то они, обидевшись, засели у себя в логове, а мы на них наседаем. Сейчас комплекс «Бет» в осаде, а мы лихо идем на штурм. Самое главное, сорвались их попытки взять под контроль искусственные организмы по всей Космике.

— Коммуникационные каналы восстановлены?

— По большей части да. Включили резервные линии. Для бетовцев, скажу вам, это был большой сюрприз, ведь проект резервной связи разрабатывался службой «Далет» в абсолютном секрете. Наша стратегия работает, шеф, конкуренция служб — все-таки неплохая штука.

Голос первого зама зазвенел от еле сдерживаемой гордости, ведь именно он закинул идейку столь удачного проекта в ментальное поле генерального технаря.

— Вообще-то это называется «разделяй и властвуй», — заметил Марк-27. — А как бы и мне полюбоваться, что там за лихо творится с комплексом службы «Бет». Подключи канал.

И тотчас начальник Технокома получил желанную видеокартинку: комплекс «Бет» и окрестности. Со всех сторон его окружают бронированные гермокары, активно шмаляющие из плазмобоев и бластеров, на него заходят штурмовые катера, производя ракетные залпы и бомбовые удары.

— Каким макаром нам удалось собрать столько бравых бойцов? У них, что, закончился тихий час? — поинтересовался Марк-27 у своего зама.

— Нас вояки поддержали, коллега, — с охотцей отозвался зам, — если точнее, антитеррористические группы. Сам генеральный кшатрий распорядился со своей секретной базы в Поясе Астероидов. Дескать, военные поняли, что правда и сила на стороне центрального аппарата и службы «Алеф», поэтому решили ускорить агонию службы «Бет».

— Понятно — чтобы бетовцы меньше мучились. Это называется гуманизм по-космикански… Надеюсь, что парадом по-прежнему командую я.

И Марк-27 передал всем командирам, чтобы внутрь комплекса «Бет» не входила ни одна штурмовая группа, а на огневые позиции были бы выставлены антихрононовые бластеры из арсеналов ВКС. Всех граждан, добровольно покидающих комплекс «Бет», шерстить на предмет наличия очагов и гнездовий хроноплазмы — главе снабженческой службы немедленно доставить спецаппаратуру.

Когда началась пальба антихрононовыми бластерами, то непросвещенные вояки немало удивлялось тому, что сталось вдруг с огромным зданием, исполненным в виде песочных часов. Оно задрожало будто живое испуганное существо, пустило пузырящуюся слизь и как бы обросло подвижным косматым серебристым мехом — ну, просто, чистый зверь. Ну, а дальше сходство с гибнущим зверем только увеличилось. Словно сгнившая плоть расползались стены и перекрытия, оголяя балки несущих конструкций, смахивающих на кости, затем и они стали течь.

В мрачном итоге от всего шикарного комплекса осталась серая рытвина, похожая на огромную язву. Никто из бетовцев так и не сдался в плен, не вышел из штаб-квартиры. А было их там четыреста двадцать шесть человек.

Одновременно антитеррористические группы производили задержания бетовцев в разных точках Космики. Сто двадцать пять человек оказали сопротивление и были уничтожены, еще тысяча триста сотрудников службы «Бет» спокойно дали себя задержать. Ни у одного из них не обнаружились гнездовий хроноплазмы. После личного досмотра было возбуждено двести пятьдесят уголовных дел по фактам хищения мощных кристаллов памяти (с пиратскими записями глюковиртуальных мультиков) и фактам использования нелецензионных киберсимбиотических организмов, типа волоконных робочервей (имплантируемых в мышечные ткани) и жидкостных роботов (циркулирующих в кровеносных и лимфатических сосудах).

Все эти сведения моментально поступали в ментальное поле генерального техно.

— Мы накрыли всего лишь одного-единственного спорозоита сатурнианского Плазмонта. Но слава Космическому Ветру, восемьдесят процентов десантников, выбравшихся из Храма на Титане, работали именно в штаб-квартире «Бет», — сообщил начальник Технокома председателю Совета кастовых уполномоченных столетнему брахману Ваджрасаттве.

(Каста ученых-брахманов была на протяжении всей истории Космики самой малочисленной и маловлиятельной, тем не менее, глава правительства вседва происходил из нее — вероятно, для предотвращения распрей и раздоров между более массовыми кастами. Увы, со временем такая формула власти привела к значительному ослаблению фигуры председателя и обособлению каст. Упоминание об этом печальном факте мгновенно появилось в ментополе генерального.)

— А остальные двадцать процентов? — ласково поинтересовался главный брахман.

— Остальных сейчас выявляем и проверяем. Никто не уйдет от сканирования, коллега председатель.

— Это хорошо… — Ваджрасаттва замялся, подыскивая напутственные слова. — Я вседва говорил, что изучение хроноплазменных объектов приведет к самому крупному скачку в фундаментальной науке за последние сто лет, возможно, к изменению всей картины мироздания.

— Именно так все и будет. А как же иначе? Мое почтение, до свиданья. — Марк-27 по-скорому обрубил канал правительственной связи и, потребовав от докторов немедленного заживления своих сломанных ребер, обратился к первому заму. — Максимум через пару дней я должен вылететь в Пояс Астероидов, и никаких возражений. В крайнем случае буду ходить там в корсете.

— А может еще в бюстгальтере и чулках? — пошутил первый зам. Марк-27 никогда юмор не зажимал, а наоборот поощрял его в сотрудниках наряду с исполнительностью, однако сейчас подумал, что земной властитель в такой ситуации немедленно бы казнил смешливого придворного.

Мгновение спустя Марк-27 вошел своим цифровым телом в кибероболочку Техносферы, похожую на лесные заросли. Нужные сведения казались лесными ягодами, затерявшие среди листвы — бесполезных и зачастую энтропийных данных. Иногда генеральный проваливался в информационные ямы, попадал в ловушки и встречался с дикими зверями — все эти блокировки устраивались хитрозадыми менеджерами, кормившимися от своего доступа к какой-то важной информации. Но могучая резидентная кибероболочка с честью преодолевала любые засады и препятствия — как танк. Генеральному удалось собрать и структурировать все ментофайлы и мемо-ассоциаторы, оставшиеся на резервных носителях после разрушения директории «Алеф». Теперь можно было написать проектное задание по созданию аппаратуры, призванной обнаруживать и уничтожать хроноплазменные образования любой степени скрытости. По квантовым возмущениям должны были определяться вампирические хрональные каналы в любом месте, где они пытаются поглотить организационную энергию.

Затем Марк-27 покинул штаб-квартиру Технокома и перебрался в каюту военно-космического крейсера «Петергоф», отправляющегося в пояс Астероидов. До старта оставалось двадцать минут, когда с вахты у трапа доложили, что к начальнику Технокома пожаловала женщина-техно достаточно высокого ранга. Проверка на хроноплазму не выявила ничего вредного.

— Пропустить, — распорядился генеральный, несколько скиснув. — остальное выявлять буду я.

— Куда это ты намылился? — бросила Катя с порога.

— Пора навести порядок в Поясе Астероидов и Сатурнианском пограничье.

— Ах так, тогда я направляюсь на Землю, тоже наведу там шороху.

Генеральный изумился такому выкрику. С горечью он подумал, что ангел неповиновения упорно гуляет вокруг него, но тут вспомнил, что еще может принудить всю Техносферу к послушанию, хочет она того или нет.

— Коллега Е.А195, воспрещаю вам как начальник.

— Ах, какой Зевс-Громовержец, из глаз молнии, из попы гром, — поддела Катя. — Только я уже вне досягаемости твоих перунов, потому что ушла из касты «техно» к старателям. Знаешь, там принимают всякий сброд, не ужившийся в порядочных кастах.

У начальника Технокома неприятно заныло сердце, хотя ему было каких-нибудь двадцать пять лет, а физиологически и того меньше.

— Это по меньшей мере глупо, старатели сильно ущемлены по части техпомощи, пособий и пенсий. Кроме того при любой оказии их первыми волокут в тюрягу, то есть в исцелитель… И вообще, жена да убоится мужа своего. Я говорю: нет.

— В Космике нет жен. Забыл что ли, или ментальное поле прохудилось? — Катерина с максимальным ехидством отчеканила слова. — Институт брака и семьи отменен двадцать лет назад, теперь у нас только коллеги по труду, партнеры по бизнесу и отдыху. Просто мы с тобой вместе работали, и комендант здания не выгонял меня, когда мы и ночевали вместе.

— Катя, ты не понимаешь, что такое Земля, куда ты собралась. Это не пасторальная идиллия, это грязь, это война всех против всех, неприкрытая жадность, злоба…

— Всё это устроено вашими стараниями, коллега генеральный уполномоченный. И желаниями ваших главных акционеров. Среди них мы, кстати, увидим старых, но недобрых банкиров, Ротшильдов, Голдман-Сакс и так далее, — тех самых, которые уже организовали колониализм и неоколониализм, три мировые войны и сотню войн поменьше. На вас вина за грязь, потому что виноват тот, кто создает и эксплуатирует отсталость планеты-матери.

Начальник Технокома начал ощущать свое бессилие и это ему не понравилось — ведь у касты старателей «шудра» отсутствовал даже генеральный уполномоченный, на которого можно было бы повлиять. Лишь пару раз в год эти типчики устраивали свои сходняки, на которые волен был пожаловать любой член касты, имелась бы охота и деньги на билет. Сходка решала наболевшие для всех вопросы, пополняла общак, из которого кормили старателей-калек, посылала запросы в правительственный совет насчет снижения налогов и сборов, а в личную жизнь ни к кому не лезла.

— Ты не сможешь захватить на Землю высокоэнергетическое оружие, а также средства связи и слежения — во-первых, это вряд ли тебе поможет при встрече с Плазмонтом, во-вторых, нарушит негласные договоренности с Сатурном и еще больше приблизит полномасштабную войну, — строго предупредил Марк-27, но заметил, что нет в голосе величавой твердости.

— Не надо мне бластеров и прочей ерунды, все это до смерти надоело и здесь.

Генеральный понял, что самая близкая душа фактически взбунтовалась против него и сейчас он так же одинок… как и остальные космики.

— Катя, ты собралась на Землю из-за Фомы, но пораскинь мозгами и имплантами. Во-первых, что он из себя сейчас представляет? Ф.К123 уже не-человек, нелюдь, как выражаются варвары.

— Между прочим, стал он нелюдью из-за тебя. Это ты поинженерил, главный джинн. А душа-то у него живая в отличие от твоей примороженной.

— На мне, Катюша, вся Техносфера лежит, поэтому я не могу каждому таракану нос вытирать. Кстати, ты, кажется, забыла о ребенке.

— В генетической карте Сони сочетаются мои гены, твои и Фомы, коего ты тараканом назвал. Не забывай, что ее рождение — итог одного из первых удачных опытов по слиянию трех гамет. Я, между прочим, весьма рада, что ты потом заинтересовался судьбой детеныша, а также его матерью. Большое спасибо и кибероболочке, которая, перепутав тебя с Фомой, дала ему знать, что он — папаша. Ну, вернее, один из папаш. Ф.К123 — член нашей триады, и я должна встать рядом с ним у той стены. Но это будет завтра. А сегодня я встану рядом с тобой… вернее лягу.

Парадная форма Катерины, повинуясь мысленному приказу, распахнулась, но не до конца. А так, чтобы волна пробежала по телу Марка-27, сладко пощекотав ему позвоночник.

— У меня еще не срослись два ребра. И вдобавок надет корсет. Ты доканать меня хочешь, Катерина?

— Я не буду тебя кантовать, генеральный.

— Крейсер стартует через пятнадцать минут, Катя.

— Ну так задержи его еще на пятнадцать, в пути догоните на форсаже.

Генеральный хотел проявить державную суровость и твердость, но тут понял, что штаны мешают и даже пленяют его, поэтому просто произнес:

— Ну… хорошо, уговорила.

— Да ладно не ври ты, паршивец, про «уговорила».

Марк-27 ощущал, что его, несмотря на скорое расставание, соединяет с Катериной хрональная ниточка, по которой идет волна к ней, и от нее. Женщина, следуя любовному приему, уселась на него, но тяжести он не почувствовал, хотя много размышлял о своих едва сросшихся ребрах. Под форменным кителем у нее вообще ничего не было, а под форменными брюками неожиданно оказались чулки. И это было здорово. Генеральный вдруг подумал, что точно так же она сидела и на Фоме, когда тот летел из Пояса Астероидов. Подмастерье тринадцатого ранга видел эти грудки-яблочки, и эту словно стянутую талию, и эти тугие бедра, и ощущал что-то похожее, когда она старательно вбирала его плоть в себя. Впрочем, сейчас плоть почти не чувствовалась, одни лишь энергетические потоки. Но злиться на Фому отчего-то не хотелось. На то и триада, ети ее налево, может, она — светлое будущее модифицированного человечества.

 

БЛОК 19. ЛЕДЯНОЕ ЦАРСТВО. ОКТЯБРЬ 2075 г.

(месяц листень 10 г. от Св. Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Со всеми сенаторами вышел президент к народу на Дворцовую Площадь и опять речь держал:

— Немало еще тех, кто упрекает меня в том, что навожу я благочиние скрытым вурдалачеством и ночной лютостью. Скажите мне, люди добрые, явления природные происходят волей человека или велением Неба?

— Велением Неба, — без размыслия отозвался народ.

— Скоро будет вам явлено то, что никоим образом не получится списать на президента. Придет вам ледяное испытание. И токмо у меня обрящете вы милость. Окромя меня некого будет просить о защите.

И в самом деле, далеко не истек месяц листень, как мороз сковал землю. А поколику пред тем непрерывно шли дожди, и потоки дождевых вод затопляли улицы, и реки выходили из берегов, то кругом ныне лег толстый лед. На брусчатые мостовые, на тропы и дороги, на поля, на деревья и кусты, на кровли и стены. Кое-где хлипкая крыша не выдерживала навалившегося льда, и изба разваливалась. Оставшуюся без крова семью принимала родня или соседи — по доброй воле или же по распоряжению местного выборного головы или старосты, который исполнял соответственный указ президента «о приимстве бездомных». Однако намучившись жить приживалами иные бездомные люди строили себе жилище из ледяных глыб — по примеру некоторых северных народцев. Внутри ледяной избы устраивался шалаш для детей и новорожденной скотины — так и перебивались. А впрочем, замечено было, что в этакой постройке было скорее тепло, чем холодно.

Рушились по причине ледяного натиска крепкие терема и паласты сановных людей, да так, что погребало их заживо. Уцелевшие начинали возводить новые хоромы, но ломались стропила под тяжестью льда, и тогда уходили мэрины и бояре с сенаторами гостевать к крестьянам, себе на огорчение, а простонародью на смех. Рейдеры же поголовно перебрались в казармы Детинца, иже хоть и напоминал белую гору, однако держался крепко.

Над всей Теменией висело безоблачное яркое голубое небо. Однажды не взошло солнце Сварог и больше уже не появлялось, впрочем света из-за того меньше не сделалось. Потом стало исчезать за дымкой, словно удаляясь, главное солнце — Ярило. Но когда пропало совсем, небеса оставались такими же яркими и голубыми. Луна, опять-таки, не всходила на небо, однако темень никак не сгущались. Напротив, всю ночь напролет лежали прозрачные сумерки, выйдешь из дверей — и весь двор до зернышка видно. Ни волк, ни вор незаметным не пролезет у внимательного домохозяина.

Не токмо хлопоты причинял лед, имелась от него и потешность. Ребятня каталась с горок, каковые имелись повсюду — хоть с крыши собственного дома съезжай — и, наладив коньки, мчалась по улицам, частенько уцепившись за проезжие сани. Детвора и даже отроки с отроковицами придумали и другую забаву — выделывать изо льда разные фигурятины — смешные либо страховидные: Змеев Горынчей, лешаков, яговых баб в избах на курьих ножках, Кощеев в теремах. Ревнители древесной веры не возражали, сами изо льда усердно вырезали Ботаника и его первых приспешников-«зелотов зелени».

Потом люди взрослые стали подмечать, что фигур и строений изо льда куда больше, чем могли бы вырезать дети, ревнители веры и прочий несурьезный народец. Ледяные изваяния произрастали будто сами и все менее напоминали что-либо привычное. Получались фигуры, коим простой народ и названий подобрать не мог: диски, конусы, пирамиды, многогранники или же их сочетания, и прочие непонятные геометрические формы. Но чаще всего возникали столбы с увесистой верхушкой, метко прозванные «ледохерами». Случалось и так, что самовоздвигались ажурные строения с гроздьями башенок-луковок, соцветиями стрельчатых окон, легкими куполами и арками. Иногда паласты сии были сплошные, иногда — полые внутри, с ходами, каморками, залами, мостками и галереями, узорами и барельефами по стенам.

Ледяных изваяний и строений становилось все более, они поднимались там и сям, снося и подменяя собой прежние избы и терема из дерева да камня, словно высасывая из них силу, однакоже роптать и хулу возводить было не на кого. Разве что на силы Преисподней, которые устраивали грешникам ад прижизненный.

Все чаще стали обнаруживаться «заморозки» — это едва выросший за ночь лед прорастал спящему человеку в самое нутро. Ледохеры пригвождали теменских людей к потолку или нанизывали на себя. Но таковые кары редко постигала домашнюю скотину, невинную и бездушную. Отчего теменцы все более охотно постигали объяснение, что наказание неизбежно грядет лишь сатаноидам и врагам Неба. Однако на ком грехов-то нет, скрытых или явных?

От горы-Детинца ледяные потоки шли в разные стороны, образуя новый белый город, каковой мало по-малу захватывал, замораживал и разрушал старый город, деревянный и каменный. Ревнитель веры Многомол через глашатая доводил до каждого уха, что президент как может обороняет народ теменский, от промораживания, хладной напасти и стылой смерти. Стоит каждый божий день Лучший Президент босой на снегу и уговаривает Небо не сердится.

То же, что и в стольном граде, деялось по иным городам, слободам, селам и весям. Лед, как правило, начинал разрастаться от магистратурной избы или мэринского дворца и первым делом захватывал лучшие улицы с богатыми изукрашенными хоромами и булыжными мостовыми. Но лед резвился и в полях, и в лесах, имея распространение от рек и озер. На смену растениям древесным и травяным, приходили побеги ледяные, высокие и раскидистые, со множеством корней, уходящих в землю и большими белыми кронами. Ледяные деревья были еще переплетены вьющимися ледяными стеблями. Во сем присутствовала и стройность многолепая, и дивная гармония; угадывались и арки высокие, и галереи полувоздушные, и своды легкие. Ито лес становился похож на город, красивый и ладный.

Многие люди, зная о количестве накопленных ими грехов, а также неотвратимости ледяного возмездия, закручинились сердцем и ослабевшие души свои отдали во власть страха. И чем более предавались они страху, тем скорее наступал лед. И чем больше было льда, тем голубее и ярче он делался, все более напоминая по цвету небо, все больше источая сияние. Окромя того, от него на расстояние до одного-двух аршин исходил серебристый туман. А потом внимательные стали примечать, что лед необычный, составлен он не из смерзшихся кристалликов, но из тонких переплетенных нитей. И серебристый туман также из нитей, токмо расплетенных, похожих на волосы. А потом сии ледяные нити стали обнаруживаться и в незамороженных вещах, в съестных припасах, в бревнах, досках, глине, камнях, и даже в покойниках. Приносили люди свои съестные припасы, пораженные льдом, старосте или мэрину, получали взамен чистое зерно — как велели президент с сенатом — но потом стали примечать, что ледяные нити способствуют сохранности еды, а от огня уползают. Люди примечали и то, что не всякий лед является холодным, иногда он и теплый, даже горячий обжигающий; блуждают на нем серебряные огни, однакоже не истаивает он. Иной раз лед дрожал, напоминая собой тварь живую. Обмолвлено было и то, что оный дрожащий лед, образовываясь и нарастая, как будто оттягивает в себя тепло и жизнь у земли, деревьев, воздуха, разных бегающих и ползающих тварей.

Вместо них начали появляться твари ледяные, дотоле неведомые. В лесу ужо встречались снежные василиски и ледяные драконы. Хладные хищники представлялись то неподвижными сугробами, в который однако не попади ногой, то кружили белыми хлопьями, догоняя наездника, то внезапно заваливали путника, бросившись с дерева, и даже гнались за ним снежной лавиной. А могли одним взглядом подвергнуть холодному умерщвлению. Снежные чудовища в виде серебристого тумана проникали сквозь любую крохотную щель, в любую горницу ино светелку, кою вмиг заваливали снегом и замораживали вместе с жильцами. Скоро от снежных извергов не стало никакого спаса. Но вышли тут отряды рейдеров, вызывая слезы радости и умиления, били ледяных драконов из ледобойных пушек заговоренными ядрами и окружали снежных василисков зерцалами, отчего те сами себя замораживали.

И выступал верховный ревнитель веры со словами утешения, упирал на то, что кое-где наказание уже обратилось в великую милость. Великие числом ордынцы, что, решив попользоваться окончанием осенней распутицы, вторглись с разбоем в пределы Теменского президентства, заледенели прямо на скаку. И в самом деле многих замороженных нукеров вскоре выставили на площади перед Детинцем. Среди них были и заледеневшие панцирные сипахи, присланные султаном Туркии, вместе со своими ятаганами, и «воины веры» с зелеными повязками на головах, явившиеся с войной из имамата.

С севера на санях доставили небольшой корабль с шэньскими пиратами, целиком вмерзший в прозрачную глыбу льда. Было видно, что катаи оказались схвачены ледяными оковами в миг отчаянного борения за живучесть своего суденышка. Доставившие его рейдеры сказывали, что в Обском проливе стоит немалое число и более крупных кораблей-джонок, да только все вмерзли в лед по самые мачты. Уже их ни выломать из морозных оков, ни привезти в столицу — никаких силушек не хватит.

Оттого, что чохом погублены были хищники-налетчики, пришла радость ко многим людям и почувствовали они еще большее расположение к президенту-благодетелю. Ведь лед защищал Темению от свирепого ворога получше любого войска. Не сдобровать теперь никаким обидчикам, налетающим из степей и приплывающим из-за морей. А скоро лед-отмститель придет в их стойбища да логовища и напрочь выморозит!

Вот в чем милость-то заключается, смекнули люди теменские, — в немилости к лютым непримиримым врагам, приходящим извне и имеющимся внутри. Теперя уж неможно было с проповедями Многомола не согласиться. Вот и воры все вымерзли, и простолюдины делают себе справные дома изо льда и не стынут, и ни один праведник не охладел до смерти. А задавлены ледяными глыбами и пробиты ледохерами в своих жилищах токмо нечестивцы и злодеи. И вчерашние гордые вельможи-казнокрады низвергнуты во прах, влача дни свои в конурах, сараях и прочих жалких юдолях. Уловив благостное настроение толпы, верховный ревнитель Многомол стал толковать, что через Небесную Милость скоро грядет конечное очищение всего мира: из души каждого благоверного произрастет к Небесному Престолу Древо Жизни — только будет оно серебряным, а не зеленым.

Внезапно перед теменским людом появился президент с непокрытой головой. С крыльца Храма Демократии стал он говорить, и негромкий голос его проникал в каждое ухо.

— Не я ли отменил почти что все подати?

— Да, ты, ты! — отозвались люди.

— Не я ли выпустил из темниц всех преступников, отменил наказания и казни?

— Ты, ты, да!

— Не я ли вернул выборы сенаторов и мэринов?

— Кто же, как не ты! Теперь уж не пираты у нас в сенаторах и не мздоимцы в мэринах.

— Не при мне ли купцы теменские снова без опаски пошли и поплыли в дальние страны?

— При тебе, тебе!

— Стесняю ли я кого в чём, сидят ли по кабакам мои шпионы, принимаю ли я доносы, запрещаю ли собираться на улицах и писать, что угодно на бересте и бумаге, принуждаю ли кого молоть на президентских мельницах?

— Нет, нет!

— Не вы ли все проголосуете за меня по зову сердца, а не по давлению административному?

Вся площадь подняла руки, скандируя свои ответы на президентские вопросы: «Да, да, нет, да».

И сказал Лучший Президент, что только высшая сила, что объяла все души человеческие может наказывать и миловать, что час окончательного избавления близок и все непогибшие до сего дня обрящут счастье. Назавтра души их раскроются, как семена по весне, и первые побеги серебряных дерев жизни устремятся к Небу. И уйдут навек болести и скорби. Все души будут в Одном, и Один будет во Всех, и всякое непреступное желание удовлетворится и на каждый немерзкий спрос найдется предложение.

Однакоже назавтра прямо на Дворцовой площади, взломав толстый лед, выросло дерево, никак не серебряное, а вполне зеленое. Простояло оно там всего с полчаса. Рейдеры изрубили его на куски и утащили в Детинец. Они внесли поленья и сучья в президентские покои, с приличествующей аккуратностью уложили на ковер, но так и не узнали, что случилось потом.

Президент подошел к поленьям и сучьям, и, склонившись, протянул к ним руку. В ответ деревяшки ощетинились длинными занозами. Молвил тогда повелитель:

— Вот ты и объявился снова, Фома, только вредителем стал. А я уж думал, что застыл где-то мой горемычный. Значит, не примерз ты задницей к горшку, а решил сделаться владыкой зелени и поспорить со мной своей силой.

Словно услышав сие одна из длинных заноз, вернее острая щепка, вонзилась в руку, но тут же сгорела, не оставя и щепоти золы.

— Решил повоевать? Ну, добро, приступай.

И соперник президента-колдуна приступил. Там и сям взламывая лед, стала появляться зелень, как правило хладоустойчивых пород — ели, сосны, лиственницы, под коими снизу еще стелился густой мох. Осыпались ледяные изваяния, трескались статуи, падали башни, рушились своды и галереи, рассыпались ажурные колонны и паласты. Повсюду сквозь ледяной панцирь прорастало дерево. Бился и кололся лед повсеместно, и в селах, и в городах, и в лесах, и в полях. А еще сквозь просветы в небесной дымке заглядывало в мир то одно, то другое солнце. Под его лучами снежные драконы и василиски превращались в тающие льдинки на иглах веселых елочек.

Однако замечено было, что неугомонная зеленая поросль не хуже льда уничтожает и жилье, и погреба со съестным, и хлевы, и овчарни. Поскольку лед был везде, и на жилищах, и на дорогах, то при борении зелени с хладными оковами погибало все полезное, созданное для жизни, движения и пропитания человека.

При виде сей непримиримой брани зеленого с ледяным оживились, воспряли сердцем и противники президента, кои считали его ответным за наведение льда и ужаса. Самые восторженные сторонники зелени полагали, что ради победы над ледяным президентом ничего не жалко, ни построек, ни припасов. Они только и жаждали увидеть великого кудесника, Владыку Леса, насылающего зеленую волну, дабы под его водительством начать открытый бой с окаянным Дедом Морозом, сидящем во дворце. А пока что принялись убивать из засад рейдеров.

Впрочем, Дед Мороз, кто бы ни был им, словчился нанесть ответный удар — лед стал более подвижным и хищным. Сферы, диски, веретена, ромбы, состоящие из ледяных нитей, внезапно возникая и двигаясь так, словно бы не было земного тяготения, нападали на зелень и замораживали ее. Ледохеры появлялись ниоткуда, дабы поразить противника и скрыться в никуда. Сторонники президента радостными кличами встречали новую победу сил льда. Они уверяли, что внутри каждого зеленого побега имеется червивая сердцевина, выдающая его адское происхождение. Сторонники зелени, зеленщики, и сторонники президента, принялись биться друг с другом, употребляя в урон противной стороне все более опасные орудия, вплоть до картечниц и мортир.

Таинственный повелитель зелени сим временем наслал дивные растения: грибницы неведомым и быстрым образом змеились под землей, чтобы взойти в нужном месте. Грибы поднимались, раздолбывая лед с помощью крупной, твердой шляпки, похожей на шелом — за что и были прозваны в народе «херодолбами». Херодолб, размером с хорошую бочку, вздымался за считанные мгновения, сметая все на своем пути, и не только лед, но и людей, живность, постройки. Учитывая силу херодолба немеренную, таковое вздутие зачастую оказывалось смертельным — иной люд погибал под обломками, других притискивало к потолку или к стене. Нередко благоверные теменцы молились о крепости льда, впрочем были и те, что возносили мольбы о ниспослании большей силы грибам. Перезревшие, сделавшие свое дело херодолбы лопались и тучи спор падали на очистившуюся землю, чтобы пускать в нее тонкие корешки.

А в общем, за недолгий срок ледяной покров был взломан и на многих просторах оголилась земля. Зеленщики собирали свои силы в окраинных уездах, где редки были отряды рейдеров и малочисленны мэрские омонцы. Случалось, что и рейдеры с омонцами перебегали на сторону зеленых сил. Некоторые горожане доставали горшки с золотыми монетами из схронов и щедро раздавали их на создание зеленого ополчения. Возглавили ополчение бывший деревенский староста Игнат, мясник, вложивший много денег в сие мероприятие, и некая знатная по облику женщина. Она называла себя президентшей Мариной, а еще перволеди, изобличая главу государства как оборотня, ввиду того, что «ее супруг истинный президент Фискалий был изведен коварным колдуном».

Однакоже немало было тех клерков, купцов и мастеровых, приказного и служилого люда, что выступало за укрощение преступников и поддерживали президента, сидящего в Детинце. «Президентшу Марину» они прозывали Лжемариной и воровкой, а себя — Бдительными. Вдобавок к омонцам и рейдерам Бдительные образовали так называемые «холодильные отряды».

Многие же в народе не знали кому верить, чувствуя в президенте оборотня, в то же время боясь буйства зеленых повстанцев и развала государства.

Поскольку Игнат разбирался, скорее, в забое говяд и разделке туш, чем в военном деле, начальство над повстанцами было возложено на президентшу Марину. Она постаралась учесть ошибки Ишимского Смутьяна и избегала многолюдного похода к столице, каковой мог вызвать озлобление разоряемого населения и привести к полному побиению зеленщиков. Большая часть ополчения была распущена по домам, остались лишь немногие, но искусные воины, кои действовали малыми ватагами. Их дело было многозвучно глаголить или втайне нашептывать, «озеленяя» народ, шпионить-соглядатайствовать, используя сочувствующих, а также «покусывать» осиными ударами рейдеров и холодильные отряды. Зеленые ватаги направлялись только в те местности, где лед был по большей части взломан, и совершали свои вылазки из чащоб и болот, чтобы, поразив противника, сразу же скрыться обратно.

Кроме того, президентша Марина искала встречи с зеленым кудесником, понимая, что от его колдовской подмоги зависит успех всей военной кампании. Потому перволеди поспешала туда, где живее появляется зелень, однако Владыку Леса так не разу и не встретила. Он догадывалась, что сей искусный волшебник хочет утаить свое обиталище из-за боязни попасться в ловушку президента-оборотня. Ведь и президентша Марина не сумлевалась, что нет пределов могущества у монструма монструозуса, сидящего в Яйцевидном Кабинете. Она и ее ближние соратники носили на шеях амулеты-обереги, каковые светились алым пламенем, когда враг-упырь забирал силу от людей, растений, животных и минералов, и полыхали голубым огнем, когда протозлыдень направлял накопленную мощь на создание ледяных построек и снежных чудищ. В вершья шеломов у зеленщиков были вделаны колдовские кристаллы, каковые помогали их обладателям оставаться невидимыми для президента-колдуна, зрящего насквозь всю Темению. Помимо амулетов-оберегов и колдовских кристаллов президентша Марина и ее присные имели круглые красные щиты для отражения демонических ударов и особо острые мечи для рубки колдовской плоти. (Кои на самом деле были хрононовыми бластерами, об чем ведала лишь одна предводительница, провезшая их на Землю контрабандой. Дело было подсудное и по закону за это полагалось два-три года в женской зоне на Амальтее.)

Сейчас перволеди со товарищи располагалась в селе Винчи Васюганского мэрства, сообщавшейся с остальным миром токмо речным путем. Их было пятьдесят клинков, не более. Однако Игнат уверял, что может заплатить за ратные услуги пяти тысячам бойцов и еще столько же встанет под знамена зеленщиков бесплатно и с превеликой охотой, приведя с собой боевых псов и медведей-артиллеристов. Впрочем даже простоватый Игнат имел соображение, что все десять тысяч возможных повстанцев могут быть насмерть заморожены, ежели до них доберутся льды. А льды добираются прежде всего туда, где больше страха на сердце. Потому Игнат и многие другие укрепляли дух свой, частенько прикладываясь к бурдюкам с бузой и пивом. Однакоже ноне было от чего попраздновать, намедни отряд одолел снежного василиска, не потерявши на рати ни одного воина. (Зеленщики шли по лесной тропе, как вдруг с окрестных деревьев стал медленными большими хлопьями ниспадать снег. Незаметно он закручивался в огромную неправильных очертаний тушу. Да вдруг предводительница кинулась на чудище с мечом в руке. Сверкнул клинок зеленой молнией, и василиск, пораженный в самую точку уязвимости, мгновенно превратился в капель на ветвях.)

В избе, где квартировались вожди повстанцев, вдруг появился оборванный человек невеликого роста. Судя по еловым иголкам, застрявшим в зипуне и сильному запаху золы оборванец на самом деле был лазутчиком. Да и говорил он так, будто наушничал, слегка наклонившись, почти не шевеля губами, полушепотом.

— В селения Менеджерское, Супермаркетово, Сидиромово пришли холодильные отряды, сведение есть, что вверх по заледеневшей Таре движутся конные рейдеры. Заметно больше льда стало и в лесу, и на дорогах. Знаться, идут приуготовления к большой облаве по всему Винчевскому уезду.

— А здеся у нас как раз лучшие люди, все жаждут битвы, — Игнат откушал водки, крякнул и заел салом. — Пора братву подымать. Митек, сможешь провести их лесной тропой сюда?

— Не сомневайтесь, начальник, за день-другой многих доставлю. — ответствовал уверенным голосом оборванец-лазутчик.

— Повяжем холодильщиков и яйцами на лед! Были Бдительные, станут Бздительные! — вскричал безусый Петрушка, юноша из родовитой семьи Наличко-Сумчатых, которую изводил своими ледохерами президент-оборотень.

Перволеди показалась из-за парчовой занавеси, каковая огораживала личную половину горницы — туда не имел права показываться Игнат и прочие зеленщики за исключением фаворита Петрушки, иже преданно исполнял любые пожелания госпожи. Из того укромленного места доносились иногда странные звуки, как будто предводительница переговаривалась с демонами, слышались еще непонятные подвывания, шипения и даже чавканья. Чавкала явно не царица, за столом она вела себя куда лучше остальных и мало-помалу приучила сотрапезников затворять уста во время жевания, одолевать рыгание и выпуск ветров. (Однажды даже Игната выставила из-за стола и отстранила от котлового довольствия — вплоть до той поры, пока чавкать не разучиться. Назревал раскол между вождями ополчения, но мясник пошел на попятную, сознавая, что после одоления врага придется соблюдать все правила дворцового приличия, иначе заграница засмеет.) Против волховства и колдования приспешники не возражали — дабы победить президента-оборотня им требовалась перволеди-чаровница.

Сейчас президентша Марина, она же Катерина А190, имела облачением атласные черные шаровары с красными лампасами, красные сапожки из мягкой кожи, парчовый камзол, доставленный с великими трудами из-за Урала-хребта и черные очки — их она почти никогда не снимала. Была перволеди высока ростом и умеренна по части грудастости, волосы стригла покороче даже чем мужи, кольцо носила в ухе, как и сенаторы. Кабы не гладкое весьма белое лицо, поди пойми, что она человек бабьего пола. Впрочем, при прохождении некоторых деревень, президентша пользовалась большой накладной бородой.

— Эй, Митек, — обратилась она к лазутчику, — говоришь, что холодильщики уже добрались до Супермаркетово? А можешь на карте показать, как они продвигались?

— Отчего ж нет, сударыня. В лучшем виде.

Президентша словно ниоткуда достала похоже что лист тонкой бумаги, на коем обрисован был вид местности с высоты птичьего полета — и кто только мог оттудова землю оглядеть, ну разве что колдунья, обернувшаяся вороной.

— Чичас, чичас, обвыкнусь глазом, — лазутчик поморгал, посопел и наконец приспособился, — вражьи отряды двигались так и так, там на санях, а здесь пешим ходом. Конных же рейдеров впервые заприметили вот здесь, у ракитного лога.

Прямо под пальцем Митьки появлялись чудные линии. Эти линии — диво дивное! — проходили скорее над картой, образовывали сияющие узоры, завитушки. Некоторые из этих завихрений подкрашены были в красный цвет, другие в синий, еще мерцали там колдовские письмена — сие напоминало некий призрачный водоворот.

— Здесь происходит отсос организационной энергии, а тут она используется на продвижение льда и холодильщиков, — пояснила «президентша» круговорот магических сил. — В каком-то смысле противник пытается нас окольцевать, но на рожон не прет.

— Неровен час, окружат нас вороги. Пора линять отсюдова, госпожа перволеди, — ответственно молвил Игнат, стряхивая крошки с бороды. — Подадимся к Никольскому скиту, а потом я соберу братву и внезапно ударим по врагу.

— Внезапно не выйдет, Свет-Игнат… Мы тронемся к Русальему озеру, ибо там происходит аккумулирование магической энергии — я, кажется, расчухала конфигурацию хроноплазменной сети. Сможешь провести нас туда, Митек?

— До самого озера не доведу, но есть мужики надежные, кои помогут.

Внезапно Митек встрепенулся, так же как и перволеди. Мужичок и предводительница переглянулись, после чего он выскочил прямо в окно. Следом выбежало из дома еще несколько воинов и сама президентша. Увидели они, как разведчик, будто коршун, преследует кого-то, а тот стремглав удирает к тыну, ограждающему двор. В руке у перволеди-воительницы появилось что-то похожее на копье, оно сделалось зеленой молнией, которая навседва остановила удирающего.

Когда воины подбежали к тыну, то увидели тающую в судорогах гадину. Какой-то мешок с серебристыми лопастями-отростками. Немного погодя тварь-шпионка распалась на серебристые нити, а там и вовсе исчезла.

— Похожа на разжиревшего кальмара или… обитателя ада. Ладно, полчаса на сборы и айда, — велела президентша.

— Вот и я говорю, пора сматываться, — поддержал Игнат.

Тут же протрубил рожок. А через полчаса еще один раз. Полусотня зеленщиков двинулось в путь, причем по дороге к ним присоединялись дозорные, спускавшиеся прямо с деревьев. Так что вскоре получилась целая сотня. У некоторых повстанцев под полушубками были легкие кольчуги, на ремнях у всех висели щиты, мечи, дротики, короткоствольные пищали, сумки для пуль и рога с порохом, за кушаки заткнуты были пистоли, к наручам приделаны крохотные, но мощные арбалеты. Все зеленщики двигались на лыжах из шкурок, пригодных как для снега, так и для грязи, кое-кто нес шелом на голове, другие на поясе. С отрядом бежало несколько молчаливых боевых псов с широкими лапами, несколько запаршивевших, но хорошей хватки и злобной породы.

Полдня зеленая сотня шла лесом, старательно избегая заледеневших участков, причем перволеди то и дело посматривала на оберег, висевший на ее шее. И псы все время ловили ноздрями разные воздушные ручейки. Возле двух сломанных березок Митек вдруг закричал выхухолью, и вскоре как будто из самого дерева появился мужичок, сущий лешак с виду — новый проводник. Потом понадобилось еще полдня пути, не было остановки даже тогда, когда большой лесной крабопаук приклеил и утащил Петрушку Сумчатого. При других обстоятельствах надлежало устроить по ветвям облаву, дабы в итоге выудить из паутины обреченного человека — но был бы тот уже обездвижен и пропитан пищеварительными соками (кои, как поняла перволеди, являются сильными протеинолитическими токсинами), в общем, не жилец. Перволеди всплакнула, многих людей она потеряла и ранее, но не привыкла их лишаться из-за какой-то ерундовины, навроде живоедки или вот крабопаука. А ведь Петрушка вседва с преданностью смотрел на нее своими блестящими зенками, прямо как на богиню.

В конце концов зеленщики добрались до места, где скапливалась бесовская сила. Озерцо Русалье, бывшая балка, заполненная затхлой водой, располагалось на почти равных расстояниях от Менеджерского, Супермаркетово и Сидиромово. И, кстати, льдом затянуто не было, хотя выглядело каким-то маслянистым.

— Окружить озеро цепью, направить на его середину излучатели, тьфу, копья, — повелела перволеди своим верным и присным.

Короткие копья обернулись зелеными молниями, поразившими густые темные воды. Озерко тут и встало кипящим горбом, который изблевывал из себя тяжелые серебряные струи, а те на лету превращались в чудовищ. Похожи они были на гроздья рук и ног, слипшиеся и сросшиеся головы с моргающими глазами и слюнявыми ртами. Ожившие толстые кишки с гнусными звуками карабкались на берег. Вылезали желудки с распахнутыми зевами, в коих что-то мерзко копошилось. Твари, похожие на жидкие испражнения человеческие, тоже ползли на берег. Сие внушало законный ужас и отвращение к самому устроению человеческого тела. Однако цепь зеленщиков покамест держала оборону.

Горб восстал еще больше, превратился в столб, уходящий в белесое небо. Оно будто тоже выгнулось вниз, столб сократился, как мышца, и высь резко приблизилась к зеленщикам. Протекшее вниз небо принадлежало другому миру, каковой был виден всё лучше и лучше даже самому незоркому оку.

Различимы были облака, схожие с летящими дворцами-паластами из драгоценных каменьев. Оные сияющие дворцы были дивно изящны, имели стрельчатые арки, соцветия высоких окон, гроздья башенок, легкие портики и фасады, кружевные галереи, сверкающие легкие статуи в нишах на фронтонах. Соединялись паласты мостами-паутинками. Воздух иного мира, сочный, насыщенный яркими цветами, содержал в себе летучую жизнь: переливчатые пузыри с ветвистыми лучами, диски, веретена, додекаэдры, икосаэдры и прочие многогранные фигуры, сменяющие и перетекающие друг в друга. Се был строгий стройный мир, полный красоты, и он приближался. Он являлся соблазном, диковинным и зовущим. Однако крайне опасным.

— Это антимир. Открылся какой-то мощный хрональный канал! — вскричала заполошно перволеди, но было поздно. Соблазнительный антимир быстро снижался, тянул к себе, все быстрее вращался над головой. На нем обозначились известные черты лица, нос, рот, козлиная борода президента-колдуна.

— Теперь вы не уйдете от моей милости, — раздалось прямо в голове перволеди и ее приспешников.

Марина-Катерина поняла, что еще немного, и президент-оборотень отправит весь зеленский люд в Антинастоящее.

И вдруг столб был рассечен. Антимир потерял точку опоры на Земле, хотя был еще силен. Сверху, от чужого неба, протянулись темные вихри, они, словно руки слепого, пытались нашарить что-то на поверхности планеты. И тут президентша уразумела, это «что-то» — она сама. Руки-смерчи приближались, магический кристалл, помогающий укрываться от всевидения президента-колдуна, оказался бесполезен, от соратников не было никакого проку.

Женщина побежала, петляя среди деревьев, оскальзываясь на камнях, но рука-вихрь ужо дотянулась до нее, вернее до подвздошной области, отчего немедля случилась полная утрата сил, а в сердце воцарилось безразличие. Перволеди, теряя обычную телесность, стала растекаться, обращаться в струю, в легкий ручеек, каковой втягивался мощным водоворотом антимира. Меркнущим взглядом она зрела впереди непомерную утробу, готовую навседва поглотить ее. Сей ревущий зев имел сходство с жерлом огромного вулкана, а у нее не было уже ни рук ни ног, дабы как-то упираться и противодействовать невыносимой силе притяжения. Но нежданно пагубное движение замедлилось. Появился новый поток и новая тяга, токмо уже направленная в противоположную сторону. Какое-то время две тяги боролись между собой. И, наконец, обратная возобладала, она даже вывернула жерло вулкана наизнанку. Случилось сие с великим потрясением и ревом…

Перволеди нашла себя в позе, неподобающей высокородной особе — попа на земле, ноги разбросаны.

Чужое небо съеживалось и улетало, все более напоминая воздушного змея, запущенного шаловливыми пацанами. И озеро Русалье постепенно улеглось, и лишь легкая рябь напоминала о недавних происшествиях. Соратники были как обалдевшие, и токмо храбрый мясник Игнат достал из-за пазухи флягу с водкой и сало в тряпице, чтобы как-то запить и заесть дьявольские козни и ковы.

едва президентша опамятовалась и оглянулась прояснившимся взором, то заметила, что на берегу озерном чуть выше земли стоит человек в серой рясе с вороном на плече.

— Ну что, воительница? Еще чуть-чуть, и улетела бы в черный ящик, а на лице демона появилось бы чувство глубокого удовлетворения. — молвил серорясый.

— Фома, ты ли это? А кто еще мог меня выручить, вокруг же сплошные лохи, — сказала Марина-Катерина, чувствуя, что съеживается, уничтожается ее страх и тревога. — Наконец-то я нашла тебя.

— А мы и не терялись, — проскрипел ворон.

— Очень плохо, Катя, то есть пока Марина, — отозвался серорясый, — плохо, что нашла. Это означает, что и президент Плазмонт засек меня раньше времени своими рецепторами. А теперь уходим. Я открываю хрональный канал «плюс-полсекунды», скажи своим людям, чтобы следовали точно за мной, никаких дозорных и разведчиков, шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх — все это вызовет большие неприятности. Повторяю для особо одаренных — кто начнет самовольничать, может оказаться, например, в аду, а то и подальше.

Президентша с раскрытыми объятиями направилась в сторону серорясого, но тот притормозил ее предостерегающим жестом и словами:

— У меня большой поверхностный заряд, поэтому тебя, сударыня, может отшвырнуть метров на сто.

— Он о тебе беспокоиться, глупая, — добавил ворон.

Волхователь двинулся в сторону от озера, он словно гнал перед собой теплую волну, которая заставляла таять лед. Из-за испарений справа и слева от тропы поднимался густой туман, так что далее двух-трех саженей ничего не видать. Президентша сделала знак, чтобы приспешники топали следом — чинно и гуськом, как велел серорясый.

Ноги кудесника не касались земли и, как ни старалась царица догнать его, сие не удавалось. Вскоре взмокли люди, тяжело запыхтели собаки. Марина-Катерина подумала, что всей ее спортивной подготовки не хватит, чтобы выдерживать заданный ход еще хотя бы с полчаса. Однако внезапно волшебная тропа закончилась, и вся зеленая сотня оказалась в деревне Сидиромово. Но не нашел там ничего, окромя замороженных и нанизанных на ледохеры тел, даже козы и собаки превратились в ледышки. Иней лежал везде, хотя вблизи он больше напоминал серебряную паутину.

— Итак, к сидиромовцам тоже пришла «милость» оборотня в виде полимерного льда. Похоже, что худо сейчас приходится вашим сподвижникам во всех окрестных деревнях, — сказал волхователь зеленщикам и обратился лично к перволеди. — Я думаю, сударыня, Вы построили слишком маломерную модель для определения хронопотоков, особенно их нуль-вторых тензоров. Надо было оперировать хотя бы девятью измерениями.

— Ведь в хрональной материи их как минимум двадцать семь, — дополнил ворон.

— То есть, президент-оборотнях может орудовать еще в нескольких реальностях? — спохватилась «царица».

— Как минимум, в двух. Даю маленькую справку с высоты моего нынешнего опыта. В мегамире, состоящем, в основном, из хрональной материи, можно спокойно организовать три параллельные реальности, точно такие же как и наша, — на соединении Преднастоящего и Посленастоящего.

— у Плазмонта это будут, считай, круги ада. Мы пропали? — непривычно растерянно произнесла перволеди.

— И думать такое забудь. Мы уйдем туда, где за тучей белеет гора, и если он к нам сунется, дадим по длинному носу. Так что сматываемся в темпе.

По дороге Марине-Катерине немало желалось потрогать Фому, даже прижаться к нему, но тот был таинственно неуловим. Впрочем путь оказался недолгим, остановились зеленщики совсем недалече от деревни. Вот волхователь замер, протянул руки перед собой, а затем развел их в стороны — пространство будто бы чуть-чуть качнулось и поддалось. Не объявились какие-то там ворота золоченые-расписные, не распахнулись со скрипом двери, ведущие в иномирье. На поляне лишь возник невеликий пористый шар, сходственный с осиным гнездом.

— Пожалуйте в серебряное царство, господа зеленщики, «минус-час», — прокаркал ворон.

Боевой пес подбежал к шару, очевидно собираясь толкнуть его лапой. Но тут и лапа, а следом и весь зверь превратились в дымную полоску, которая мигом втянулась в одну из мелких пор, испещряющих колдовской предмет.

Царица отважно ступила вперед, и увидела, что шар вдруг сделался больше и выше ее. Еще один смелый шажок, и ее потащило в одно из отверстий, каковое ноне предстало чем-то вроде входа в пещеру. Затем было мгновение несуществования, или очень необычайного существования. Марина-Катерина стала похожа на струйку и словно стекала бы по гладкой стенке какой-то воронки…

Когда зрение ее прояснилось, мысли стали сочетаться друг с другом, а чувства с ощущениями, небо выглядело пасмурным и как будто слегка посеребренным. Лед не бросался в глаза, но все деревья стояли голяком, инда и хвойные породы, земля такоже была скучной серой. Там и сям словно цветы из семечка, только за один присест, вырастали соратники-зеленщики. Они трясли головами, словно пытаясь составить таким образом суждения, с тревогой озирались, едва сдерживая коленотрясение, пялились на неприятственное небо и деревья.

Последним появился сам серорясый колдун, и все вздохнули с облегчением, кто-то даже встал к дереву — отлить. Как вскоре выяснилось, облегчение было преждевременным. Что-то неуловимое, прозрачное, и в то же время мощное, злое заскользило по мертвому лесу.

— Это мне по вкусу еще меньше, чем полипептидный слизняк, — пробормотал колдун.

Невидимое стало видимым, когда оказалось совсем рядом. Всякая адская нечисть, звери-уроды, напоминающие ящеров, медуз, разожравшихся червей и амеб, сгустки и пучки рук, ног, голов, орущих ртов, танки с тевтонскими крестами, терминаторы, огнедышащие саламандры-плазмоиды, хладометные снежные василиски. По бокам этой кавалькады катились комья смерти — огромные сгустки раздавленных костей, расплющенных внутренностей, растерзанных шкур.

— Промашка вышла. Лично мне никто тут не нравится, особенно эти херы на колесиках, — перекрикивая паническое разноголосье, провозгласил ворон. — Тикаем в золотое царство, «минус-два-часа».

Снова появился шар — осиное гнездо, в которое все охотно бросились… и перенеслись в следующий мир.

Здесь на елях и соснах густела хвоя, по земле стелился упругий мох, впрочем, листва уже облетела, как-никак, месяц дождень на носу. Однако никакого льда, нигде не снежинки. А с ясного бессолнечного неба струился золотистый свет.

— Нам теперь в Сидиромово, — распорядился колдун. — И не удивляйтесь: здесь все, за исключением неважных частностей, такое же, как и в Настоящем.

— Кто имеет «против», тот может выйти вон, — предупредил ворон.

Все зеленщики имели «за». Воины смиренно, как овцы, поплелись вслед за кудесником, потому что сильно трусили — куда ж они попали? Однако мало-помалу люди стали узнавать дорогу (они по ней уже хаживали), вот и знакомые две березки, тянущиеся из единого корня, и камень, схожий с саблезубым тигром.

На подходе к Сидиромово зеленщики взвели курки давно уже заряженных пищалей и ручниц, приготовили пороховые бомбы и сняли с ремней свои противоколдовские щиты, однако амулеты-обереги показывали спокойным светом, что бесовские силы покамест не угрожают.

В самом селе теперь не нашлось ни одного замороженного или убитого ледохером человека. Были там живые люди, причем, именно те, кому полагается лежать мертвым. Сие обстоятельство сильно обескуражило зеленщиков. Кое-кого из повстанцев даже понос со страха прохватил.

И селяне, в свою очередь, искренне поразились появлению отряда зеленщиков средь бела дня.

— Ты хотя бы объясни, Фома, почему ожили мертвецы? — выступила царица от имени и по поручению повстанческого движения.

Колдун не слишком охотно изъяснил:

— Мы по сути в Прошлом, это материальная запись того, что хрононы создали в Настоящем.

Серорясый дал время отряду лишь на то, чтобы напиться и чуть-чуть перекусить, а затем, оставя в деревне троих повстанцев, велел прочим двигаться в путь.

Игнат, наконец, догадался, что оказался в тридевятом царстве, каковое хоть и схоже с родными краями, но таит в себе многие незнаемые хитрости и коварства.

— Достопочтенный кудесник, а то, что мы здесь харчим и пьем, се — полезное? — предводитель зеленого ополчения стал выяснять важнейший для себя вопрос.

— Полезней некуда, от этого всего можно еще и прибавить жирку, добрый Игнат. Интересно, у тебя когда-нибудь была талия? — отозвался ворон вместо колдуна, а сам серорясый неожиданно поровнялся с президентшой.

— А почему мир «минус-час» был такой неуютный, — спросила она.

— А там уже Плазмонт свил свое гнездо. Поучаствовали и фантазии Адаптида, «Пророчества Вельвы» он не раз в детстве у храмовников слышал.

Через полчаса — многажды быстрее чем в исходном мире — добрались зеленщики до Супермаркетово. Там тоже нашлись селяне, кои опять-таки удивлялись появлению зеленщиков средь бела дня на майдане, однако не выглядели такими растерянными как сидиромские ожившие мертвецы.

— От этих больше толка будет, они даже и не догадываются, что остались в Прошлом, — пояснил серорясый. — А у зеленого движения, надо полагать, должен быть крепкий хрональный тыл. Один мужик, как известно, хоть в Прошлом, хоть в Будущем, вседва трех героических воинов прокормит.

— Господа мужики, — выступил на майдане Игнат в привычной роли вдохновителя, распорядителя и утешителя народных масс, — волноваться вам не о чем. Хучь вы и оказались, по сути, в тридевятом царстве, однако выпивка и закуска здесь подлинные, а президента-монструма и его присных нетути. Некому с вас поборы брать, кроме нас, бойцов национально-освободительного движения. Так что живи, мужики, в волю.

Не успел закончиться митинг и политпросвет, как раздалось гиканье и селяне увидели, что с опушки леса на них бежит конно-пешая толпа с пищалями, рогатинами, палашами, тесаками, медведями и прочим оружием. Зараз и выстрелы раздались — ядро, пущенное из мелкой пушчонки развалило курятник.

— А говоришь — нету здесь президента-монструма и его присных, — упрекнул деревенский старец Игната, — молод еще, чтобы врать.

— Это какое-то недоразумение, — спешно заявил ворон.

Зеленщики стали срочно приуготовляться к обороне, занимали выгодные позиции у тына и крайних домов, бросая негодующие взгляды на серорясого колдуна.

— Не стреляй, — возопил вдруг Митек, — стяги и хоругви у них нашенские.

— Я так и знал, что наши, — каркнул ворон, — но специально поддерживал напряжение, чтобы приятнее было потом расслабиться.

Митек, невзирая на выстрелы и махая шапкой, кинулся прямо в поле навстречу несущейся толпе. И тем самым предотвратил кровопролитие. Оказалось, что на приступ села пошел другой отряд зеленщиков, один из самых лучших, состоящий из людей зело опытных в ратном деле: казаков и служилых дворян. Сей лихой отряд отсиживался в дремучих лесах, в схронах и землянках, единенных подземными ходами, ожидая вестового от перволеди с приказом на лихой налет. Но таковой не поступил, вместо того вдруг все зазеленело и исчезла даже паутиновая изморозь. Хоробрые мужи-зеленщики приняли сии обстоятельства за новые хитрости президента-оборотня и решили выйти на решительную рать, но провалились в какое-то осиное гнездо.

Большинство из вновь прибывших повстанцев поняли объяснения Игната на свой лад — что по воле еще одного кудесника оказались они прямо на том свете. Поскольку исламские воззрения, благодаря Орде, глубоко уже проникли в теменцев, «заживо взятые на Небо» стали выискивать вечно девственных гурий и, не найдя ничего такого, хотели было опорожнить запасы бузы, имевшиеся в деревне.

Однако кудесник велел двигаться дальше. И вскоре после полудня, на пути в Менеджерское, зеленщики вдруг уткнулись в предел, в границу мира. Собственно, представлял оный всего лишь туман над топью, но дальше никакой дороги не было.

Волхователь какое-то время разгонял туман и укреплял сушу, но потом бросил сие бесполезное занятие.

— Надо обследовать границу мира, — серорясый кудесник задумался.

Казаки из второго зеленого отряда, плюнув на намерения волхователя, решили отправиться в Сидиромово и Супермаркетово на постой и пропой. Перволеди могла бы настоять на своем, но решила не применять принуждение к соратникам без особой на то нужды.

— Если бы они принимали участие в выборах, то обязательно избрали бы крокодила в президенты, — словесно уколол ворон несознательных зеленщиков.

Около сорока человек направилось в обратную сторону. Однако не успели они отойти и на версту, как серорясый остановился и словно бы прислушался. Да и псы зарычали, поводя раздувающимися ноздрями. И действительно, с той стороны, куда ушли возжелавшие отдыха люди, донеслись звуки выстрелов и разрывов пороховых бомб.

— Вляпались дураки, сразу видно, что в детский сад не ходили, — подытожил ворон, выписавший пару кругов, а кудесник махнул рукой, мол, идем на выручку. Президентша повторила приказ бодрым начальственным голосом, хотя настроение, конечно, упало.

Звуки выстрелов все множились, доносились также и крики, когда воинственные, а чаще жалобные.

— Как бы не было засады, — кудесник сделал знак, чтобы отряд остановился и рассредоточился в стороны от тропы. Скоро и перволеди заприметила небольшие темные шары, кои лепились к ветвям и к земле. Некоторые из тех подозрительных штучек прорастали серебряными нитями, каковые соединяли их вместе.

Потом шары стали выворачиваться, разбухать и лопаться, полетели ошметья нитей, похожих на вырванные с корнем волосы.

Из шаров начали спешно вываливаться злобесные существа.

Среди них были и волки, и всадники-шайтаны о шести руках, и саламандры, источающие жар, и снежные василиски, и истекающие клеем слизни, и медузы, испускающие потоки щупальцев, и полузвери-полулюди.

— Мы ведем репортаж со стадиона в Нужниках. Команда засранцев наступает по всему полю, исход встречи неясен, — прокричал ворон и куда-то скрылся.

Залпы из пищалей ни к чему не привели. Тогда зеленщики схватились за противоколдовские мечи, копья и щиты. Царица затем долгое время не видела серорясого колдуна. Она тоже орудовала мечом, и ее, как обычно, прикрывали пятеро лучших воинов. Предводительница знала, что ее состояние чутко воспринимают все зеленщики, поэтому сосредоточенностью подавила страх. Целеуказатель на забрале, который простые повстанцы принимали за магический узор, помогал прицелиться и нанести удар, ведь точки уязвимости у чудовищ находилась вовсе не в груди или в голове, а там, где сходились силовые линии…

Монстр, каковой показалось бы жирной амебой, если бы не просвечивающий скелет ящера, плевался и плескался жгучим ядом. Струи клейкой отравы взлетали в воздух, на мгновение как будто замирали, подбирая направление, а засим молниеносно разили. Немного погодя и щиты, и панцири были облеплены ядовитой гадостью, которая шипела, быстро проедая металл. Тут даже верные ратники стали разбегаться, не желая гнусной язвенной смерти.

Вот какой-то зеленщик стал добычей жабовидного монстра, иже втянул человека одним вдохом в свою огромную пасть, словно пушинку. Тот коротко поболтался в мягком животе зверя, а затем быстро истаял. Другой повстанец, пораженный длинной иглой чудища-скорпиона в ногу, вдруг стал растекаться, бурливо разжижаясь снизу вверх. И булькающую лужу, оставшуюся от человека, принялась лакать стайка мелких собаковидных бесов.

Перволеди двинулась на ящера, выдержала поток отравы, но потеряла при том напрочь изъеденный щит, проскочила под брюхом, запрыгнула на ствол поваленного дерева и жвахнула копьем-молнией в мозг, находящийся у противника в районе зада. Монстр сразу превратилось в зловонное болотце, вернее, клубок причудливо завитых слизневых тяжей. Оно еще успело извергнуть стайку мелких слизнячков, которых президентша посекла кинжалом, хотя и они брызгались отравными струйками.

Потом Катерина-Марина еще рубила мечом из зеленого огня тощего злыдня, похожего и на обезьяну и на лиану; тот опутал собой несколько деревьев сразу и тянулся когтистыми пальцами. Это ему не помогло и он превратился в бессильно повисшие серебристые сопли.

Наконец стая чудищ, так и не достигнув решающих успехов, стала испытывать какое-то угнетение. Шайтаны и уроды неточно разили своими клыками и когтями, плевались мимо, не извергали из чрева мелкую живность — та, наоборот, изгрызала их изнутри. Вскоре все чудища стали добычей разящего меча и копья. Зеленщики на этом не остановились и бросились на выручку тому отряду, что ранее направился на постой и пропой. Но спасать уже было некого — в низине, служившей местом брани, остались лишь обрывки одежды и раскисшие останки.

Можно было оглянуться и сосчитать потери. Если не считать двадцати человек, составивших гарнизоны деревень, то в поход выступило семьдесят. К ним присоединилось еще полсотни дворян и казаков. А в живых осталось едва ли сорок, в том числе, пять серьезно раненных, отравленных и покалеченных. Вскорости их тоже не стало. Тела их разорвались, из чрева полезли серебристые нити, которые обернулись вскоре белесыми червями. Пришлось сию гадость спешно уничтожить.

Потом из глубины леса появился кудесник Фома вместе со своим вороном. Глядя на него, и воительница, и воины-зеленщики не могли сдержать ропота. Правда, птица выкрикнула первой:

— Слава победителям! Не забудьте, я вас первый поздравил.

— Отсиделся, значит, во время рати под кустом, — молвила с всей язвительностью Марина-Катерина, — мы и в ледяном мире не имели такого количества потерь, как здесь за столь короткий срок.

— Ты не совсем права, — мягко возразил колдун.

— Там бы вам всем настали кранты, а здесь чуть всем не настали. Чуть! Почувствуйте разницу, — выкрикнул с негодованием ворон.

— Катя, я, кажется, общался со Ботаником!.. — сообщил колдун. — Он почти случайно проходил через мир «минус-два-часа» и дал мне хороший совет, каким образом справиться с Плазмонтом. Катя, он незадолго до встречи со мной Ботаник разговаривал с Лаоцзы, Гаутамой и несколькими махатмами. Те уверены, что физический мир — это что-то вроде изображения с помехами на плохом телевизоре. Правда, Мухаммед пока уклоняется от встречи, но это до поры до времени. Надо ведь обсудить очень щекотливый вопрос о гареме пророка.

— Да подожди ты с гаремом. Что тебе подсказал Ботаник?

— А это пока секрет. У президента-оборотня длинные уши, — лукаво отвечал колдун Фома. — Открою только одно обстоятельство — тебе предстоит сыграть роль живца.

Сие обстоятельство повергло Катерину-Марину в мрачные размышления, а Фома тем временем взахлеб выдавал сведения, полученные от Ботаника: скоро-де предстоит встреча всех будд, обсуждаться станет вопрос о Нирване. Пора или не пора… Лишь после настоятельных требований царицы кудесник Фома вернулся к «производственной теме».

— Понимаешь, надо заставить Плазмонта влезть сюда своим психическим ядром, своей осью — у любого хроноплазменной твари, кстати, конфигурация напоминает юлу. Это сделать непросто, учитывая, что живет он не в Настоящем. Кроме того, в Плазмонте сидит пси-структура Адаптида, кстати, путевый был парень, но маньяк. Я думаю, он сильно испортил нрав президента-оборотня. Мы все, кроме тебя, Катерина, свалим из золотого царства, но я сделаю его двуслойным, состоящим из засекреченной внешней зоны и открытой внутренней. Плазмонт начнет пробиваться сюда, все более распаляясь, все более концентрируя силы во внешнем слое для нанесения проникающего удара. Едва противник устремится на последний и решительный бой, ты сбежишь, а ловушка захлопнется. Чик — и отхватим ему головку.

Президентше сей смелый замысел не шибко по нраву пришелся, хотя она не забывала, как сама распоряжалась судьбами ближними и дальних своих.

— В этой мышеловке я сыграю роль сыра… И с чего ты решил, что я уж настолько аппетитна для хроноплазменного президента?

— Ты для него непонятная величина, которая тормозит ему большую перестройку мира, ну и, конечно, он рассчитывает, что я где-то поблизости от тебя. Он бы с радостью соблазнил тебя и взял бы даже в законные супруги, но поскольку ты не согласна, он попытается тебя сшамать, — охотно объяснил кудесник.

Перволеди почувствовала в словах серорясого несерьезное отношение к своей персоне, потому стала возражать:

— Почему это я не согласна на брак? Худой мир и супружество лучше, чем хорошая война и незамужнее девичество.

— Да уж, девичество… — ворон не удержался от хмыкания.

— Подумай, Катя, он же липкое чудовище… такое же, как и я. — напомнил кудесник.

— А ты мне все равно нравишься. — решительно возразила женщина.

— Любовь зла, полюбишь и козла, — справедливо подытожил ворон. — А тут вовсе не козел в качестве суженого, а кудесник высшей категории.

В царстве «минус-два-часа» так и не взошло ни одно солнце, но небеса источали теплый золотой свет, и хотя в исходном мире владычествовал зима, здесь набухали и распускались почки, а сквозь землю пробивалась нежная робкая травка. Уцелевшие ратники расположились на полянке, кто зализывал раны, кто грустил о погибших товарищах, кто чесал в голове, кто чистил и чинил доспех, кто играл с псом, кто выпивал и закусывал. Страсти явно улеглись и царило какое-то странное ублаготворение.

Фому и Катерину умело скрывали от соратников-зеленщиков кусты кизила.

Лик кудесника был, как вседва, непроницаемым, использовал он весьма скудный набор мимических движений.

— Я все не могу понять, Фома, испытываешь ли ты ко мне хоть какие-нибудь чувства? Человек ли ты… в какой-то степени?

— Если я стал нечеловеком, то не по своему желанию. Заявлений и рапортов с просьбой превратить меня в нечистую силу не подавал. То есть, я никогда не рвался в спасители или губители человечества.

Женщина опять почувствовала неловкость, ведь с серорясым трудно было не согласиться, в Космике ни у кого желания не спрашивают, прежде чем пустить в оборот. И она была деятельной участницей этой принудиловки. Наконец, Катерина придумала слабое оправдание.

— Значит, такова судьба.

Кудесник неожиданно охотно согласился с таким суждением и молвил:

— Сейчас я обхожусь без настоящего человеческого тела, приходится лишь имитировать его. А внутри фальшивой телесной оболочки хроноплазменные структуры. Сама понимаешь, что попав в другой организм, душа моя драгоценная изменила на девяносто процентов свои чувства.

— Но десять-то процентов не поменялись, разве этого мало? — вопросила с надеждой перволеди.

— Может, и не мало. Только эти десять приходятся на самые глубокие слои души. Чтобы отозвалась эта глубина, надо еще донырнуть до нее.

— Я не знаю, Фома, получится ли у меня, но попытаюсь. Ведь здесь, на Земле, я стала соображать в жизни и смерти гораздо больше.

— Вот кабы соображали мы на троих, я был бы уместен, — отметил ворон, — а так я становлюсь третьим лишним и каким-то неприкаянным. Улечу на какую-нибудь удаленную ветку, стану думу думати, жратву жрати. Хочу еще отметить, что в вашей ситуации попытка может стать пыткой.

Отвесив напутственные слова, пернатый друг перемахнул через кусты.

А перволеди примкнула свои уста к устам колдуна. Вначале она чувствовала только тепло псевдочеловеческого вещества. Потом добавилось нечто важное. Во глубине души что-то стронулось, покатило, и этой волне отвечала, резонировала другая — идущая из человеческой сути кудесника. Катерина даже испытала легкое головокружение, какое случалось с ней только раз, когда она впервые поцеловалась с парнем. (Работала она тогда в технической обслуге ганимедской базы, а он был мичманом с боевой горы класса «Эверест», которой, казалось, ничто не могло навредить. Но через неделю началась малая война с сатурнианами. Боевая гора вместе с красавчиком-мичманом сгорела, как спичка, при первом же столкновении с вражескими штурмовыми катерами.)

Две волны, имевшие, вероятно, хрональную природу, соприкоснулись и закружились в вихре, заставив отозваться и телесные и бестелесные элементы Кати и Фомы.

Перволеди еще приходила в себя, когда кудесник уже поднимал зеленщиков. Через полчаса отряд был в Супермаркетово, и еще столько же времени понадобилось, чтобы добраться до Сидиромово. И везде, где появлялся серорясый кудесник, люди исчезали в шарах, похожих на осиные гнезда. Кудесник еще давал им наставления, но не принимал никаких возражений. Часа через полтора все скудное народонаселение зелено-золотистого мира составляли лишь Фома, президентша и десяток живых мертвецов из Сидиромово.

Сидиромовские остолопы бродили по майдану, иногда бросали фразы и слова, впрочем, тщились и помогать. Но после того, как на них шикнули, обиделись и в дело больше не встревали.

— Сейчас я исчезну, Катя, — молвил кудесник, — а ты двинешься по тропе, ведущей в Менеджерское, но около саблезубого камня свернешь и направишься к холму, поросшему мелкими сосенками. У его подножия будет озеро, рули вдоль его берега к мыску, заросшему камышами. Там и оставайся, пока не получишь от меня новые наставления. Не теряй внимательность, являться в человеческом обличии я не смогу, поэтому указания мои будут иметь вид знамений и природных явлений.

— Будь бдительна, красавица, — напомнил ворон. — опасайся заманухи.

Кудесник исчез вместе со своей птицей как вседва «неброско»: просто на его месте появился смерч в сеточке разрядов, каковой снес пару избушек, упала молния с ясного неба, вихрь с затухающим шипением втянулся в «осиное гнездо», которое тоже исчезло.

Сидиромовские остолопы, раззявя рты, снова окружили перволеди, но она постаралась поскорее удалиться от них, не забыв прихватить с собой мешок со всякой снедью, коей в лесу не сыщешь — сало, солонину, пшено и гречу. Ну, а котелок она еще из своей марсианской квартиры прихватила — с космиканским гербом в виде гвоздя и молота. Скажи ему «Горшочек, вари», он сам всё и сделает.

Без особых затруднений, лишь пару раз заблудившись — ведь впервые она путешествовала по лесу без провожатых — Катерина добралась до условленного места на озере. Почувствовала страшную усталость, каковая накопилась за бесконечный световой день и, уронив голову на котелок, «смежила вежды» (как выражались коренные теменцы и некоторые космиканские лингвисты).

А раскрыла она «вежды» из-за холода. Землю уже прикрывал легкий снежок. (Не полимерный-ниточный, а нормальные ледяные кристаллики, замороженная аш-два-о.) Сие, скорее, указывало не на близость врага, а на удаление друга.

Надо было срочно поискать топливо для костерка. Хворост имелся в золотом царстве, может, но погорал быстро. Костер недолго потрепыхался и задохнулся, пустив едкий дымок. Снова шестерить насчет дровишек было неохота, Катерина-Марина завернулась во все, что имела, и стала грызть шоколад. Несмотря на запрещение брать припасы из Космики, она пошла на контрабанду, ведь шоколад на Земле был варварским — горьковатые комки, кои с превеликими трудностями доставляли из-за моря, из земли Майя, где светлых божеств ублажали обильными человеческими жертвами.

Веселье явно закончилось. Отзвенел чудесный месяц, когда Марина-Катерина была варварской предводительницей разбойников. А началась блестящая жизнь со встречи с князем Ампер-Омским. Сей знатный муж владел землями в глухом Пудинском уезде Васюганского мэрства, его ценил и Фискалий за прямой нрав. Три дня и три ночи пропировала космиканка в его каменном замке посреди густой тайги. Сад с бассейнами, фонтанами и мраморными наядами да нимфами, дворцовые анфилады парадных залов, украшенных бронзой, зеркалами, панно, позолоченной лепкой и резьбой, а рядом за балюстрадой — чащоба, где ревут медведи и тигры, и ломает сучья гигантский лось.

Собравшиеся гости — командиры сторожевых полков, чудом уцелевшие храмовники, бояре старых родов, провозгласили ее царицей бала, а потом государыней всея большой и малой Темении, благо, что Катерина сообщила, что она никакой не клон, а ее бабушка была из Рюриковичей. Три ночи пиршеств, мазурок и вальсов, бряцания оружием и провозглашений великого похода во исполнение великих чаяний. Но едва вельможи узнали, что Космика не даст ни сил, ни средств, то сразу стушевались. У того старость, у сего подагра, у третьего дети малые по всей стране. Пожилой храмовник по имени Северин Касьянович присоветовал Катерине поскорее расстаться с благородной публикой, отставить идею о великом походе, а напротив действовать малыми и незаметными силами, состоящими из лихих «отмороженных» воинов, живущих оружием. Заиметь надобно в каждом селении надежных людей, намастачиться в скрытой переброске, сосредоточениях и рассредоточениях сил, создавать лесные укрепрайоны, состоящие из землянок, схронов, подземных ходов, вороньих гнезд, ловушек и капканов — для «посторонних лиц». Найти состоятельных мужиков, типа мясников и пивоваров, кои смогут подкармливать и подпаивать повстанцев. Ну и, наконец, обрести великого светлого мага, который сломает хищный лед. И пока не называть себя царицей, вдруг не выгорит…

Потом настала менее блестящая, но все же интересная жизнь: лесные тропы, казаки-разбойники, налеты и засады, ночевки на деревьях и в землянках, ядовитые гады, дикие звери и полудикие люди, кои привыкли после сытного обеда чистить зубы кинжалом. Но сегодня осталась Катерина совсем одна, да еще в виде кусочка сыра, а крыса-то — жутко большая и страшная. Фома стал нечеловеком, Марк-27 никогда и не был настоящим человеком, Соня же — дочь всей империи.

— Эй, замерзла поди, — раздался молодой приятный голос.

Сперва помыслилось, что некто, демон или человек, застал ее врасплох, закутанной, запеленатой. Из-под башлыка и накидки сейчас видела она толико полоску земли подле своих ног. Вторая мысль была об оружии, но ежели рукоять меча нашарилась сразу, то с пистолем оказалось хуже. Ладно, решила Катерина, попробуем атаковать одним мечом — внезапно, как показывал ей храмовник Северин. Разлетелись накидки, и через мгновение клинок был приставлен к горлу неожиданного собеседника, аж кровь потекла из небольшого надреза. Катерина отметила с удовлетворением, что на сей раз она не сплоховала. Впрочем, и незнакомец, судя по всему, не питал никаких враждебных намерений. Молодой, стройный како тополь, одного с ней роста — немаленький для теменца; глядя на его одежду и амуницию — охотник или казак.

— Сударыня перволеди, — узнал ее неизвестный человек. — меня зовут Скрин. Я — свой.

Ей показалось, что она видела его в каком-то из зеленых отрядов.

— Как здесь очутился? — чиркнула она резким голосом.

— Троха Кабан послал меня на разведку к Сидиромово, проведать нет ли там холодильщиков и рейдеров. Когда до деревни совсем немножко оставалось, заприметил странный шар, он на ветке висел и был как… осиное гнездо, что ли. Подошел поближе, и тут меня скрутило, а шар вдруг раздулся, в нем открылась дыра, здоровая, как дупло у дуба, ну, меня туда и втянуло. А вослед такая тошнота, едва не блеванул, и голову закружило, и я прямо как растекся. едва очухался, почал пробираться в Сидиромово, но там вместо мужиков какие-то ходячие мертвецы. Побродил изрядно, в Супермаркетово вообще никого не сыскал, но неподалеку видел кости побитых насмерть людей — се наши были, зеленщики, — и вот тебя встретил, сударыня, слава Богу.

Катерине хотелось верить словам Скрина, лицо его выдавало бывалого, но довольно прямодушного человека. Известен был ей и Троха Кабан, главарь одного из зеленых отрядов, каковой кантовался в лесах неподалеку от Сидиромово. Впрочем, женщина покидала еще вопросы насчет Трохи и его отряда. Скрин же ответствовал правильно в тех случаях, когда должен был знать, и не сказал того, чего не имел права ведать.

Окромя того, новый человек проворно устроил настоящий костер, добыл острогой несколько карасиков из озера и сварганил неплохую ушицу. Обед обернулся дружественной пирушкой. Скрин, кстати, не разу не перешагнул границ дозволенного даже в рассказках о своей повольничьей жизни и выказывал только преданность. Когда веселая трапеза была в разгаре, покачнулась вдруг земля и крупная зыбь покрыла озеро.

Что-то тряхнуло мир, созданный Фомой, непонятное творилось в его недрах или на его границах, где-то высвобождалась доселе связанная сила и, проходя вдоль перепада потенциалов, сотрясала организованные структуры. Еще толчок, и водяной вал, дотянувшись до Катерины и воина-зеленщика, облепил сапоги тиной.

— Тикаем, сударыня, — Скрин потянул Катерину за рукав, и она решила, что довериться опытному лесовику будет правильным.

Близость холма была опасной, потому что с него катились валуны, один крупнее другого, и вообще казалось, что в глубине его просыпается с кряхтением и потягушками некое могутное чудище. Однако, и лес не выглядел менее устрашающим, деревья в три обхвата прыгали, как чертики на пружинках, а те, что в два охвата, бессильно валились. Потому, едва увернувшись от нескольких упавших стволов, беглецы выскочили из чащи на опушку. Оставалась последняя более-менее приемлемая дорога по узкому лугу, но и там земля превратилась в подвижную гущу, напоминающую кашу на огне. Ноги вязли, застревали и даже проваливались. Однако крепкая рука воина вседва выручала Катерину, да и кроме того, он умело подбирал направление.

Потом заметно стало, что не токмо Катерина с зеленщиком несутся сломя голову, но и земля движется под ногам. Будто ее кто-то скручивал, как свиток, ино сдирал, словно кожу с черепа. Жуть обуяла Катерину и склизко протекла в каждую жилку, заставив зашататься. Даже две мысли не могли сцепиться вместе, отчего женщина безропотно дала Скрину потащить себя в какой-то мшистый овраг. Тот становился все глубже и глубже, словно рана от сабельного удара, инда породы почвы становились все более красными. Катерина не прочь была остановиться, но воин своей сильной волей и мощной десницей увлекал за собой. В какое-то непрекрасное мгновение слои земли сдвинулись и закрыли бегущих сверху. Скрин не останавливался, он бежал и бежал по подземельям, озаренным багровым сиянием, словно был уверен в скором выходе — и не только на свет, но также из корчащегося золотого мира. А Катерине все более казалось, что она живьем попала в нутро какого-то левиафана. Впечатление усиливали и густые слизневидные капли, кои падали и стекали со стен тоннелей, провисая на манер нитей, и как будто способны были ползать. Наконец, бег закончился тупиком в некой каверне, то ли пещере, то ли полом органе громадного тела.

— Я не верю, что отсюда есть выход, чертов Фома, — дрожащим голосом упрекнула женщина отсутствующего кудесника.

— Не сомневайся в хорошем, сударыня, — уверенно проговорил Скрин, не выказывая никаких признаков размышлений и переживаний. — Старуха с косой как ни старалась, не могла зацепить меня. Я даже ушел живехоньким с Ишимского поля, хотя от супостата не прятался. — Воин показал страшный рубец на своем предплечье. — Вражий мишка царапнул.

Катерина вдруг поняла, что больше не интересуется замыслом кудесника Фомы — каковой вряд ли включал ее чудесное избавление из ловушки — теперь она целиком полагалась на простого теменского разбойника.

Они устроились в углу пещеры, совсем рядом друг с другом и Катерина почувствовала, что ее одиночество имеет предел и сейчас закончится. Претендентка на престол, чая скорого освобождения от страха, прильнула к крепкому плечу зеленого воина и ощутила себя маленькой и слабенькой, а он приобнял ее, и дал почувствовать, что она под надежной защитой.

Она прикоснулась к его губам и сразу устыдилась прежних сомнений: не только внутри, но и снаружи Скрин был настоящий земной муж.

Срочно, спешно соединиться с ним, решила Катерина, и конец томлению души. От сего смелого соития родится тот, кто спасет и Землю, и Космику.

Едва она решилась, как почувствовала, что он проникает в нее, словно вмиг не стало одежды. И оттого словно происходит падение в бездну, только бездна эта не страшная, не выворачивающая душу, а сладкая, ласкающая изнутри и снаружи, нежная. Но неожиданно все оборвалось. Скрин вскочил, пещерные стены и потолок уже рушились, капли не ползали, а прыгали, вели себя зло и хищно. Катерина уразумела, что сработала ловушка серорясого кудесника, только попался в нее не сатаноид, а любимый, суженый. (Она как будто услышала слова Фомы: суженого расширим, чтобы лопнул). Катерина и Скрин побежали куда-то вместе, во вновь открывшиеся проемы, только нити становились все гуще и в чрево левиафана вливалась распирающая волна.

Скрин стал вдруг дрожать, еще недолго сдерживал себя, стиснув зубы. А потом вдруг сделался схож с волком, под нестерпимый волчий вой его затрясли судороги, члены раздулись, стали как тыквы, и в итоге разлетелись прямо по стенам. Катерина в отчаянии стала метаться по подземелью, как будто хотела убежать от своего ужаса. Капли превращались сейчас в каких-то вредных насекомых, которые, падая на женщину, цеплялись липучками и крючками — но одних вовремя рвало в ошметки, а других, напротив, растягивало в ниточки.

А то, что осталось от ее любимого, сделалось чудовищем, громадным будто сто ящеров. Она поняла, что Скрин — не кто иной, как сатурнианский Плазмонт. Он сейчас преследовал ее, она убегала, хотя по-прежнему любила его. Ведь это сраный Фома порушил ее жизнь ради своей ловушки. Любимый превратился во вращающееся жерло огромной воронки, чье сильное притяжение было обращено на Катерину. едва она уже хотела противу всяких инстинктов сдаться и закрыть глаза, пошла тяга обратная. Она сперва распирала воронку, потом вывернула ее и начала скручивать, сжимать. А Катерину сия великая сила отшвырнула от гибельной опасности. Женщина из-за чересчур быстрого движения словно разлетелась струйками, но в конце долгого полета был расплескивающий удар.

Когда она подняла веки, то увидела над собой нелепое пластилиновое лицо Фомы и озабоченные ряхи других зеленщиков, среди коих выделялось краснотой мурло Игната.

— Вставай, вставай, курносая, кто опаздывает на завтрак, тот остается дежурным по столовой, — пропел ворон.

— Ты вовремя очнулась. — молвил Фома своим бесцветным голосом, — вот посмотри, что я сейчас сделаю с твоим ухажером. Джинн-то в бутылке. — В ладони у серорясого лежал шарик, схожий с осиным гнездом. Кудесник размахнулся и швырнул его в сторону Ярилы. — А бутылка на солнце… Прости меня, Адаптид.

— Он тоже по своему несчастный, — пробормотал ворон. — Все это очень мне напоминает стародавнюю историю о Фенрире, то ли волке, то ли тролле, который, выполняя волю каких-то судеб, чуть не схавал весь мир… Простите меня великодушно, что я не смог удержаться от проявления своей эрудиции.

Удовлетворенно отряхнув руки, Фома сказал Марине-Катерине:

— Ты без пяти минут настоящая царица Темении. Будь уверена, Земский Собор проголосует за тебя, наши люди там подготовят почву. Игнату придется выделить место главы тайного совета, это такой новый орган запроектирован.

— Да провались ты к центру Сатурна вместе со своим органом! — вскричала «без пяти минут царица Темении».

— По рычанию узнаю монархиню, а я ей еще хамил. Ой, пропадет моя буйна голова. Моим последним желанием на плахе будет покакать, — дурашливо запричитал пернатый друг.

 

БЛОК 20. КОРОНАЦИЯ НАЧИНАЕТСЯ

Четкий прием. Симплекс

Через три недели после погибели президента-оборотня состоялось венчание Катерины, отбросившей нелепое прозвище «президентши Марины», — на самое настоящее царствие.

Впрочем, сей срок потрачен был с толком на утихомиривание противоборствующих сторон, ведь от войны устали все, и рейдеры, и холодильщики, и зеленщики. Да и ожидаемый набег разбойной орды хана Тулея способствовал объединению. Порешили положиться на решение Земского собора, коего созвали по примеру Руси Лесной доуральской, где такоже люди русского племени живут.

Собор Земский и был созван около стен полуразрушенного Детинца. Здесь вожди зеленщиков оказались более расторопными, давая выборным от черни по полтине за правильное употребление голоса, отчего они были рады стараться за государыню Екатерину III.

Впрочем все выборные и без полтины желали избрать Катерину на царство, отчего, устыдившись и как встарь перекрестившись, вернули деньги обратно, в суму Игната, — успели уже узнать, что она и умом быстра, и сердцем щедра, и в правлении своем склонна придерживаться добрых обычаев, откликается доверием на доверие, при том решительна и справедлива, за пакость, измену и трусость покарает сурово. Кроме того и лицом, и голосом зело красива.

Уже вечером того дня новый ревнитель древесной веры Добродей хотел было помазать лоб царицы соком дерева жизни. Но она легко отклонила его руку, перекрестилась по-старинному и пошла к народу, который приветствовал ее явление на Дворцовой площади криками «Здрав буди», «Многие лета», «Любо» и бросанием шапок. И радостью наполнились сердца собравшихся, когда услыхали обещание венценосицы не утруждать службами и повинностями сверх необходимой меры, но при том защитить люд теменский от вражеских посягновений.

Далее случилось всякое: и очередное размножение воров и татей, и увеличение податей, и мятежные замыслы некоторых вельмож из Тайного Совета, и притеснение народа со стороны мэринов и бояр с сенаторами, и даже опалы и казни, после того как некоторые вотчинники забыли об отечестве во время прихода ордынцев. Однако лицом приятным и голосом красивым вседва умела царицы добиться успокоения возмущенного народа и проникновенным словом соединяла людей во имя общей цели, а мэринов продажных поменяла на старост, избираемых крестьянами и посадскими людьми из числа своих.

Уже из доуральских и дальнесибирских земель выслали гонцов, кои пробрались и продрались сквозь дебри техноплесневые и засады степные. Пришли послы от царя Александра IV и Земского собора, что на Москве, и от великого князя Киевского, и от князя Минско-Полоцкого, и от Правителя Иркутского, и от Атамана Амурского, требуя от Катерины принять скипетр и от их державы, стать государыней всея Руси, и Великая, и Малая, и Белая, и Темная, и Дальняя, да и покончить с периодом раздробленности удельной, с эпохой феодальной мрачной. Да и объединиться прежде, чем ерманцы, франкыстанцы и америкакесы соединятся в свое НАТО. Услышали гонцы от царицы Екатерины III желанные слова, что древесная вера больше не религия государственная, а обычная себе секта, а люди теменские, как и встарь, желают верить и молиться по-православному, поскольку и они — русского корня.

Однако не знали, не ведали теменские люди, а уж тем более гонцы из разных русских земель, что творится на душе у царицы. Не властью тяготилась она. Хотя Фома вскоре после победы исчез, ей удавалось правильно употреблять царскую власть, тем более, что постоянно рылась она в залежах исторических и антропологических сведений, прихваченных из Космики на мемокристаллах. Тосковала она по дочке, но и с Соней нередко получалось перемолвится словечком с помощью защищенного канала связи (кое-кто из Технокома пособлял ей остаться незамеченной для надзирающих органов Космики, которым вряд ли бы понравилась старательница на посту земной царицы).

Главная тягость душевная заключалась в ином — Катерина почувствовала, что понесла. (Аппаратура, имевшаяся в одном из тайников президента Фискалия, позволила определить не только факт беременности, но даже пол эмбриона и его генетическую карту.)

Марк-27 не являлся отцом царевича, так же как и Фома, да, собственно, по времени зачатия оные не могли им стать. И напрашивалось такое умозаключение: отцом был Плазмонт, сатурнианский демон, овладевший Мариной-Катериной в виде воина Скрина. Не заставила она себя избавиться от ребенка, тем более, что и самое тщательное сканирование не обнаруживало в ней присутствия хроноплазмы, ни в очаговом, ни в диффузном виде. Да и генетическая карта будущего царевича не показывала присутствия чего-либо нечеловеческого. Однако насколько велика была опасность в случае ошибки! Изнемогла Катерина от тяжелых дум.

Однажды царица проплакала полночи из-за душевного изнурения, и задремала только к утру. А едва открыла глаза, поняла, что ей помешал свет. Оный приходил не из окна. Темень лишь слегка проряжалась готовящимся взойти Сварогом. Свет стоял облаком возле кровати. Царица откинула полог и увидела Ботаника. Она зараз поняла, что к ней явился Учитель — не только по сходству с имевшимися каноническими образами, но и по источаемой им мудрости, которую не отягощало никакое лукавство.

— Ты мучаешься, дочь моя, и я не мог пройти мимо, — молвил он.

— Ты поможешь мне, Учитель, хотя я и отставила ревнителей твоей веры от постов и кормушек?

— Что отставила, то и правильно сделала, истекло их время. Но только ты сама сможешь помочь себе, — кротко ответствовал он, и царица со вздохом сожаления откинулась снова на подушки.

— Возлюби себя, дочь моя, — напомнил Ботаник. — Человек не нуждается ни в покое, ни в мире, толико в любви к самому себе.

И тут государыня наконец поняла, что имеет в виду Учитель Жизни.

— Я оставлю ребенка.

— Ты права, Катюша. По роду и плоти своей он человек, а какова будет душа его, зависит от того, что ты дашь ему, что призовешь. Запомни, твое дитя — это ты, лучшая твоя часть, потому что оно еще не разучилось любить себя.

— Но я же царица. Что я скажу народу и гонцам из земель русских? У цариц дети не появляются с бухты барахты, государыня — это не крестьянка, которую может обрюхатить у колодца любой воин, остановившийся, чтобы напоить коня.

— Поскорее заведи себе мужа, лучше старичка Александра IV, иже не будет досаждать тебе своими любовными домогательствами, заодно и уния случится. Настанет времечко, едва народ придет к мысли, что детище твое зачато с помощью небесной силы.

Царица вздрогнула, предощущая величие грядущих испытаний.

— Какую судьбу ты ему определяешь?

— Судьбу и долю великого воина, который силой оружия искоренит очевидное зло и создаст империю Срединного Пути как на Земле, от Атлантического моря до Великого океана, так и в бездне, от Меркурия до Плутона.

И небесный гость растаял, оставив после себя лишь несколько подозрительно серебристых пятен, кои куда-то поплыли и исчезли с глаз долой.

Царица вняла словам Ботаника, иже оказались столь созвучны желаниям ее сердца, хоть вряд ли убедилась в том, что сей светозарный образ не порожден лукавством Плазмонта.

 

БЛОК 21. КОЛЬЦО МАРКА-27

Четкий прием. Симплекс

Начальник Технокома прибыл в район 10А-5 на борту «Петергофа»: крейсер I ранга, только что сошедший с Деймосской верфи, входил в состав марсианского ударного соединения, которое призвано было навести порядок в Церерских секторах.

Здесь и был опробован аппаратный комплекс, с помощью которого предстояло остановить беспредел разумной хроноплазмы. С крейсера вылетели зонды-сканеры, которые установили периметры слежения; начальник Технокома сам сновал повсюду на юрком коптере, прощупывая вражеские структуры. Так впервые была определена конфигурация хроноплазменного быстроделящегося шизонта. Удалось выявить энергоинформационные узлы, точки уязвимости и главные хрональные каналы, по которым столь скрытно перемещались сатурнианские корабли.

По точкам уязвимости долбанули мощные антихрононовые бластеры, шизонт благополучно развалился, и хрональные каналы оказались обрублены. В итоге сатурнианские корабли потеряли главное боевое качество — скрытность. Выяснилось, что их тут целый рой, особенно много штурмовых катеров и истребителей, пытаются они все время оказаться на флангах или в тылу, применяют активное волнопоглощение, но уже поддаются обнаружению. В ходе недельных боев и прочесывания астероидов были уничтожены все вражеские борта класса «рейдер» и крупнее. Пожгли и основную массу мелких аппаратов. Впрочем, часть ловких «мальков» ускользнула в суматохе, и их пришлось давить чуть ли не в районе Весты.

Следующая серия боестолкновений состоялась в секторе астероидов «троянцы», плывущих по орбите Юпитера. Здесь на основе имеющегося опыта противник был вычислен быстрее, хотя Марку-27 приходилось опять мотаться на своем коптере, влезая во все дыры. Здесь удалось «зарисовать» хроноплазменную структуру, именуемую спорозоитом. Размеры у нее оказались более скромные, чем у шизонта, но вела она себя агрессивнее.

По мощному хрональному каналу группа кораблей противника, включающая линкор класса «Фудзияма», пыталась прорваться в центр ударного соединения ВКС, к боевой горе «Урал». Но вектор атаки был вовремя рассчитан и канал по-быстрому закоротили антихрононовой пушкой. Потоки хрононов были скручены в пространственные кванты, те сколлапсировали в гравитоны, и сильная гравитационная волна, испещренная множеством неоднородностей, буквально разметала вражескую группировку. Добить разрозненные сатурнианские корабли с вырубившимися двигателями и ослепшими навигационными системами уже не составило особых трудов. Это занятие представило интерес только для особо кровожадных космиканских командиров.

Когда юпитерианское пограничье было вычищено, ударные соединения ВКС, состоящие из марсианских мобильных подразделений, а также оперативные группы с Ганимеда и базы Ананке стали выдвигаться к Сатурну.

Сперва настал черед спутника Феба. Марк-27 нашел в этом районе несколько не слишком подвижных спорозоитов. Те выпускали хрональные каналы для скрытого запуска сатурнианских противокорабельных ракет. Однако батарея хрононовых излучателей легко «склеила» каналы и вражеские ракеты принялись клепать друг дружке. Мощный огненный вал, исторгнутый боевой горой «Урал» и проведенный вдоль пучкового гравитационного поля, смел пусковые установки вместе с сатурнианскими ракетными расчетами и превратил Фебу в обугленный камень.

На борту флагманской боевой горы состоялось совещание высшего комсостава. Генеральный уполномоченный касты кшатриев, начальник штаба космофлота, а также командиры соединений напирали на то, что надо довершить разгром противника, поскольку его обнаружение нынче дается сравнительно бесхлопотно, и он явно в организационном раздрае.

Марк-27 выступал против: дескать, реальные возможности сатурниан еще не прощупаны как следует, все ли хроноплазменные структуры дезорганизованы — тоже вопрос. А ведь именно сейчас космиканские силы входят в логовище Плазмонта.

Однако военная директория большинством голосов в две трети постановила разгромить противника в его логове, то есть атаковать внешние спутники Сатурна — Япет и Гиперион, и создать условия для штурма Титана.

Генеральный кшатрий отчасти учел предостережения начальника Технокома. Главный воин решил предпринять не только фронтальный натиск, но и, совершив обходной маневр над плоскостью эклиптики, обосноваться в тылу у противника и циркулировать в районе внешнего и среднего колец Сатурна.

Для операции в кольцах была сформировано новое ударное соединение в составе трех крейсеров, в том числе «Петергофа», и десятка более мелких кораблей.

Марку-27 предложили перебраться на флагманскую боевую гору «Урал», которая должна была оставаться на почтительном удалении от зоны боевых действий. Начальник Технокома до конца не понимал, почему его снова тянет рискнуть. Впрочем, генералиссимусу было объяснено, что никто лучше начальника Технокома не разбирается в хроноплазменных структурах и при удалении от зоны боевых действий его ментальное поле уже получает всей необходимой информации.

— Коллега Марк, я не хочу каркать и мешать подвигам, может, вы захотели на золотую доску героев в Державном Музее, но в таком случае неплохо бы позаботиться о своем преемнике, — напомнил генеральный кшатрий.

— Не волнуйтесь, сменщики у меня вседва найдутся, все они прошли специальную систему отбора, и в случае моей кончины немедленно и с радостью займут место генерального техно. Это железно произойдет также и в том случае, если я не смогу эффективно осуществлять связь со всей Техносферой.

Генеральный воин покрутил кончик длинного уса (у кшатриев длина подносной растительности зависела от ранга).

— Ну что ж, человеку вашего ранга я не то, что приказывать, даже советовать не рискну, но все-таки рекомендую взять с собой дополнительное аварийное оснащение.

Через каких-нибудь полчаса ударное соединение ВКС, расставшись с основными силами флота, взяло курс к кольцам Сатурна. Длинная эллиптическая траектория должна была вывести космиканские корабли к щели Кассини-2 за средним кольцом. Большая часть пути должна была протянуться в нейтральной пустоте, кое-где усеянной космиканскими зондами и сатурнианскими разведчиками — которые были не слишком опасны для мощной группировки. Трансквазерные двигатели серьезно возмущали пространство, а панели-поглотители жадно съедали электромагнитные импульсы, так что что отдельный корабль было обнаружить сложнее, чем карася в мутном пруду.

Скоростные двигатели оставляли на размыслие совсем немного времени — лишь сорок восемь часов. Почти весь этот срок Марк-27 уделил трудам в резидентной кибероболочке. Начальник Технокома создал на основе службы «Бет» десяток департаментов, каждый из которых следит за другим, и назначил им директоров. В нейроинтерфейс каждого директора генеральный внес секретные инструкции — регулярно понижать содержание энкефалинов в директорском мозгу, чтобы его регулярно грызла совесть.

Но и самого генерального кое-что мучило. Его интересовала женщина-офицер — третий навигатор «Петергофа» Анастасия О200. И даже повышая уровень серотонина в крови, не удавалось избавиться от мыслей об этой женщине, напротив они становились еще более концентрированными. Марк-27 поймал себя на том, что старается, через капитана или первого навигатора, дать ей какое-нибудь поручение, требующее непосредственного контакта — например, насчет того, чтобы поучиться у нее работе с голокартографическим астропроектором.

Она, естественно, явилась по приказу своего непосредственного командира, но первым делом поинтересовалась насчет начальственной блажи:

— Зачем вам это, коллега генеральный? ГКА-проектор нужен только профессиональным навигаторам и требует определенного поворота мозгов, остальные же люди довольствуются картинками звездного неба на экране гвизора.

— Я не являюсь ни остальным, ни прочим. Мозг плюс имплантированный гипермозг позволяют мне быстро стать асом в любом деле, — вежливо, но с легкой спесью отозвался Марк-27.

— И в сексе тоже? Или для этого требуется совсем другой гиперимплант? — как бы невинно полюбопытствовала женщина.

Дерзостью своего вопроса она показала, что совсем не похожа на Катерину, которая вседва смотрела на Марка-27 как на полубога. Женщина-кшатрий не видела в нем ни властелина-небожителя, ни мудрого наставника. Она разглядела в нем только молодого мужика, который хочет подклеиться. С такими ситуациями Марк-27 еще никогда не сталкивался и весь доступный объем информации не создавал основы для правильного умозаключения.

— Я мог бы показать тебе просторы Техносферы — с помощью резидентной кибероболочки, мы могли бы понырять вместе с ихтиороботами в кипящие озера Меркурия и полетать вместе с киберптицами в облаках Юпитера.

— Слушай, дорогой коллега, мне хватает моей навигации и я вряд ли забалдею от каких-то кипящих озер, если они только не в котле на камбузе.

Марк-27 еще раз поразился тому, что эта женщина так интересует его, ведь у нее нет ни широты кругозора, ни пытливости ума, ни пиетета по отношению к крупному иерарху.

Однако он, не обращая внимания на колкости, попросил ее начать объяснения. По ходу дела Марк-27 отмечал, что говорит офицерша очень логично. На конкретных примерах, которые подобрал он сам, О200 отработала весьма толково и даже классно. Генеральный заметил, что женщина все-таки хочет произвести благоприятное впечатление. Сейчас, когда она находилась столь близко к нему, ноздри отмечали и тонкий запах духов — это тоже предназначалось для него, а не для несения вахты. А еще Анима генерального сообщала о повышении уровня адреналина в его крови — он волновался.

Марк-27 решил, что зашел уже слишком далеко и постарался закоротить урок.

— Ну-ну, а еще говорите, что вам есть дело до всего, — насмешливо сказала женщина, — ведь мы даже не дошли до сопоставления данных курсового счисления с полярными проекциями.

Анастасия удалилась, а генеральному не понравилось собственное отражение в зеркале. Какой-то он красный, потрепанный, даже потный, не похожий сам на себя. Затем Марк-27 подошел к картопроектору и, изрядно помучившись, наконец разместился в звездном пространстве над плоскостью эклиптики. Перед ним был яркий синеватый шар Сатурна, его кольца, от А до E, с узорами, лучами и овалами, пятнышки спутников, чуть поодаль светился красный нервный глаз Юпитера. Два великана казались столь схожими, но являлись столь враждебными друг другу. Это еще от мифов пошло: владыка времени меланхоличный Сатурн был соперником Юпитера, обуреваемого всеми человеческими чувствами и желаниями.

Внезапно через кибероболочку крейсера поступило малоприятное сообщение — пропал первый навигатор. Напрочь исчез в районе двигателя-трансквазера, который представлял дисковидное расширение в корабельном миделе. Там же находилась резервная рубка, которая иногда использовалась офицерами для навигационных наблюдений в оптическом диапазоне. Сам трансквазер было не в чем обвинять, он мерно перекручивал пространственные кванты в гравитоны и укорачивал гравитационный радиус, что ускоряло скольжение корабля по виртуальной поверхности континуума-реальности.

Судя по всему, первый навигатор, каким-то образом преодолев кодированные люки, оказался на внешнем контуре двигателя, где и был «перекручен».

Несмотря на то, что можно было общаться с экипажем через бортоболочку корабля, генеральный технарь пришел в кают-компанию, где уже собрался комсостав «Петергофа».

Впрочем, при появлении начальника Технокома оживленная дискуссия стихла.

— Скорее всего, первый навигатор погиб в результате собственной небрежности, — ответственным голосом заявил капитан Роман К109.

— Вы хотите сказать, что ваш офицер перепутал преобразовательный контур трансквазера с сортиром и при этом проявил максимум упорства, чтобы попасть туда, куда не надо, — съязвил начальник Технокома. — А я думаю, первый навигатор вряд ли бы так ошибся сам по себе. Кто-то ему помог.

— Ну и кто по вашему этот помощничек? Может, укажете пальцем? — не совсем почтительно спросил капитан.

— Коллега генеральный намекает, что конкурента убрал второй или третий навигатор. По-крайней мере, так принято у них в Технокоме.

Это сказала, вернее нахамила Анастасия. Генеральный поморщился. Прозвучала еще одна неприкрытая дерзость. Непрозрачный намек на разборки в Технокоме. Но то была дерзость двойная. Если бы не посиделки возле проектора, Анастасия О200 не позволила бы себе такой выходки.

— У кшатриев тоже много скелетов в шкафу.

И генеральный ровным голосом выдал небольшую справку на предмет кабинетных перестрелок, отравлений и намеренного заражения коллег микроботами на «дружеских» офицерских пирушках, напомнил о случаях намеренного оставления боевых позиций, о выдаче секретов и продаже современного оружия врагу, о таком прочем, что позволяли себе офицеры и генералы в борьбе за чины и благополучие.

После этого доклада кшатрии несколько приуныли.

— Так вот, друзья мои, — закончил генеральный, — я не настаиваю на своем мнении. Просто из-за некоторого воинского простодушии вы не совсем понимаете, с каким изощренным противником имеете дело.

И Марк-27 вышел. Спустя шесть часов аппаратура засекла в кольцах Сатурна ооцисту Плазмонта, готовую выпустить спорозоитов. Через шесть-двадцать Анастасия навестила Марка-27.

— Я хотела узнать, коллега генеральный, будем ли заниматься динамическими астрокартами, ну и кроме того собралась извиниться. Только не подумайте, что я пытаюсь отвести от себя подозрения.

— Я думаю, коллега навигатор, нам будет не до уроков в ближайшее время. И охотно извиняю — ведь мы ошибаемся лишь из-за недостатка информации. Разве мы сморкались бы двумя пальцами, если бы знали, что в пятидесяти процентах случаев содержимое носа попадает на башмак?

— Честно говоря, поначалу я не воспринимала вас как человека, — призналась женщина. — Генеральный Марк-27 был для меня некой функцией, чем-то растворенным в Техносфере, какой-то синусоидой в ее резидентной оболочке.

— Ах уж эти наши абстракции. Идите работать, рентгеновское солнышко.

Уже возле двери, которая с готовностью распахнулась, Анастасия спросила, не оборачиваясь.

— Вы мне не доверяете после того, что случилось с первым навигатором?

— Я не доверяю даже себе…

Через семь часов ударное соединение космофлота достигла «крепового» кольца Сатурна.

Хроноплазменные структуры в каменно-пылевой каше были хорошо замаскированы, не давая себя прощупать ни бортовым сканером, ни разведывательным зондам.

В оптическом диапазоне «креповое» кольцо почему-то напоминало болото с кочками и трясинами. Антихрононовые бластеры и хрононовые излучатели обработали предположительные точки уязвимости, однако ооциста осталась цела и начала выпускать спорозоиты. Генеральный видел на гвизоре хроноплазменного мониторинга, как из «болота» стали прыскать фонтанчики. И самое неприятное — движение хроноплазменных структур не соотносилось с данными курсовой прокладки и навигационных систем.

— Похоже, мы не знаем, где они на самом деле находятся, — передал Марк-27 командованию соединения. — Один из навигаторов «Петергофа» нас предал и ввел ошибку в борт-компьютер корабля. Мы не знаем кто, поэтому всех штурманов под замок. Соединению лечь на обратный курс, а я пока попробую найти ошибку.

При отступлении крейсер «Петергоф» оказался в арьергарде и поэтому стал первой мишенью для внезапно вынырнувших сатурнианских кораблей. Несколько хрональных каналов удалось закоротить, однако, порожденный этим гравитационный всплеск был столь мощным, что, расшвыряв сатурнианские корабли, он бросил «Петергоф» к креповому кольцу. Неуправляемый полет начался с больших повреждений двигателя, сорванного со своего фундамента. Затем произошло несколько боестолкновений с сатурнианскими эсминцами. Мегаваттные плазменные залпы и ракетные удары с малых дистанций могли бы уничтожить «Петергоф», но системы наведения сейчас корежило пучковыми гравиполями, поэтому враг только разнес аппаратуру навигации и жизнедеятельности на крейсере. Впрочем и этого было достаточно.

Уцелевшие члены экипажа разбежались по аварийным шлюпкам и в самый последний момент Марк-27 поинтересовался у командира корабля, где же взятые под стражу навигаторы.

Капитан Роман К109 выразился однозначно:

— Им не повезло. Я сейчас никого не отправлю в БЧ-5, это корыто может в любой момент превратиться в зону хронально-гравитационно-пространственной неопределенности типа Тунгусского метеорита.

— Я вытащу их и уйду на последней шлюпке, — вызвался начальник Технокома, опять-таки неожиданно для себя.

— Я не могу приказывать и указывать вам, коллега генеральный, но вы поступаете нерационально.

Марк-27 бежал по коридорам гибнущего корабля, преодолевая отсек за отсеком, вскрывая заблокированные люки с помощью секретных кодов аварийного доступа. Пару раз его отбрасывало потоком горячих газов, но все равно он ощущал, что ему не только страшно, но и интересно.

В одной каптерок нашелся второй навигатор с тянущимися из живота серебряными нитями, — предатель тут же получил свое. В другой каптерке нашлась Анастасия.

Едва генеральный технарь и навигатор Анастасия О200 отлетели от корабля на последней исправной шлюпке, тот превратился в расширяющуюся зону хронально-гравитационно-пространственной неопределенности, как и предвещал капитан Р.К109.

Неопределенность выкинула последнюю шлюпку в толчею внутреннего кольца. Серебристо-голубоватое сияние окружало посудинку со всех сторон, густое и непрозрачное — свет, отражаемый гигантской планетой, рассеивался среди ледяной и каменной пыли, а также обломков покрупнее — всего того, что осталось от спутников Сатурна, злополучно угодивших в предел Роша.

Радар не мог разобраться в массе обломков, пеленгаторы были забиты Сатурном, ревущим во всем диапазоне.

Когда-то в этих краях работали старатели, потом прятались космиканские спецназовцы, на которых сатурниане устраивали охоты и облавы. Сейчас шлюпка шла от одного крупного обломка к другому, стараясь оставаясь скрытой для возможных наблюдателей.

Никакой другой шлюпки с «Петергофа» Марк-27 и Анастасия не встречали и не пытались встретить — если кто-то из соратников и уцелел, то вряд ли бы смог предоставить «гуманитарную» помощь, зато у него на хвосте мог уже сидеть сатурнианский охотник.

План генерального был простым: выйти из кольца с внешнего его края и, подавая сигналы тревоги, ждать там помощи от своих и надеяться, что не появятся со своей «помощью» сатурниане или хроноплазменные твари.

В путешествии по кольцу Марк-27 взял на себя аппаратуру слежения, а Анастасия О200 занималась навигацией и была, кстати, славным помощником.

Сканер засек электромагнитный «гул», когда со шлюпкой уже сблизился какой-то космический аппарат с хорошо заэкранированной силовой установкой. Судя по параметрам, это был чужак. Бортового оружия на шлюпке не было. Из десантного снаряжения только портативная пусковая установка типа «корабль-корабль».

Вражеский аппарат приближался, точно направляясь на «кряхтение» шлюпочного движка.

— Выключи двигатель, — сказал Марк-27 напарнице и удивился своему спокойствию. — Настя, высадишь меня сейчас на ближайшем обломке. Я попробую подстрелить басурмана. Потом включу радиомаяк и ты как-нибудь нашаришь меня.

— Какое чертово благородство, — с наигранным свирепством произнесла навигатор. — По таким замашкам видно аристократа. Ладно, выпрыгивай. Или тебя подвезти?

— Не надо. С ручным движителем я доберусь до «окопа» за пятнадцать минут.

Он подхватил ракетную установку и заплыл в шлюз.

— А ведь жизнь действительно интересная штука, — сказал Марк-27 на прощание и выпрыгнул в серебристо-голубой туман, который сейчас напоминал сироп. Даже не хотелось думать, что его температура чуть выше абсолютного нуля.

До своего «окопа» Марк-27 добрался действительно за тринадцать минут. Обломок, на котором надо было «укрыться», состоял из кремниевых солей и смахивал на хрусталь с металлическими прожилками — красивый, в общем-то, камушек. Но не успел Марк-27 рассмотреть драгоценность, как в зоне прямой видимости появился сатурнианский истребитель, смахивающий на полураскрытую книгу. Генеральный знал, что тот шарит сейчас всеми детекторами, поэтому попытался втиснуться в какую-то щель. Немного замаскировавшись, он стал наводить трубу пусковой установки на вражеский аппарат. На все про все две ракеты с самонаводящимися боеголовками.

Выстрел и промах. Видимо, истребитель своим защитным полем сильно исказил образ цели. Сетовать долго не пришлось, потому что сатурнианская машина открыла ответную пальбу из бортового плазмобоя, все более точно обрабатывая обломок. Плазменные шары испаряли и плавили хрусталь вокруг Марка-27, образуя не слишком элегантную кайму. Впрочем, генеральный радовал себя тем, что истребитель вряд ли шмальнет своей ракетой — на таком малом расстоянии его же взрывом и накроет.

На груди зашевелился трансквазер Чертковиц. Не успел начальник Технокома оценить картинку из хронолиний на виртуальном экране, как перенесся по хрональному каналу в более удобную точку. Выйдя из «плюс-одной-секунды», Марк-27 оказался прямо над кокпитом истребителя. Оставалось только засадить ракету ровнехонько в «яблочко». Боеголовка нейтрализовала защитное поле истребителя гравиимпульсом и, проделав аккуратную дырочку в корпусе, влетела внутрь. После небольшой паузы от космического аппарата оторвался здоровенный кусок обшивки, а в прореху полетели струи расплавленного металла. Это немного напоминало кончину термоса. Кусок обшивки, украшенный бородой из проводов и лохмотьями из труб, пролетел совсем недалеко от Марка-27, вместе с ней совершали последнее путешествие обугленные и размельченные остатки нескольких сатурниан. Через вскрытое чрево истребителя теперь виднелась наполняющая его изморозь — все, что было внутри, распылилось и замерзло.

Марк-27 постарался оторваться от останков истребителя как можно дальше. Ближайший крупный обломок находился в какой-то полумиле. Пока генеральный добирался туда с помощью ручной пшикалки, появилось у него впечатление, что его сносит каким-то пока что слабеньким течением. Впрочем, в этом тумане, где в элементе не видать никаких звезд, трудно было разобраться с угловыми скоростями. Но то, что поддавалось обычному визуальному обозрению — несколько каменных глыб — как-то расплывались и размазывалось. Марк-27 догадался, что захвачен хрональным каналом спорозоита.

Сперва начальник Технокома применил секретный код, который смог вырубить радиомаяк Анимы — Анастасия не должна придти ему на помощь, иначе и ей конец. Нейтринный маяк не подчинился бы даже генеральному, но услышать его могла разве что боевая гора.

Затем Марк-27 вздрючил свой трансквазер, пытаясь вырваться из пучка хрональных каналов, захвативших его. Чертковиц услужливо подсказал начальнику Технокома, что он, скорее всего, попал в так называемую родовую хроноплазменную структуру, с которой не справится.

Сатурн, Кронос, Владыка Времени. Можно было горько усмехнуться или же радостно прослезиться, но только сейчас, на пороге тьмы, Марк-27 понял, почему Плазмонт устроил свое логово именно на Сатурне. Эта планета была аккумулятором хрональной энергии — это подметили еще древние греки и вавилонские астрологи.

Пучок каналов напоминал толстенную пуповину, связывающую Марка-27 то ли с обителью смерти, то ли с местом нового рождения.

Начальник Технокома осталось отправить свой последний рапорт с помощью нейтринного излучателя, авось приемники «Урала» или какого-нибудь станции дальнего слежения уловят «лебединую песню».

Затем Марк-27, отрешившись от хлопот, поплыл в серебристо-голубом тумане, через который там и сям протягивались сизые полосы. Возможно психическое ядро Плазмонта и было погублено Фомой на Земле, но тело его сохранилась, все эти шизонты, спорозоиты, ооцисты, которые радостно кормятся из сатурнианского рога изобилия.

После мыслей о Фоме, подумалось о Кате, ставшей предводительницей разбойников. Если бы она знала, что он уже не тот пастеризованный клон…

В какой-то миг Марк-27 заметил по показаниям гравиметров, что если бы хрональные каналы и отпустили его, то уже не отвязалось бы поле тяготения Сатурна. Генеральный плыл сквозь густой туман и вскоре перестал понимать, жив он или уже мертв. Откуда-то из гипермозга всплыла старинная песня, которую Марк-27 повторил пересохшими губами. «Кудри мои русые, очи мои светлые травами, бурьяном да полынью зарастут. Кости мои белые, сердце мое смелое коршуны да вороны по степи разнесут. Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить…» А затем отрубился и гипермозг вместе со своими мемо-кристаллами, не включался нейтринный излучатель, молчал интерфейс трансквазера. Сама Анима, компьютерная душа любого порядочного космика, не подавала никаких признаков функционирования.

Начальник Технокома теперь не видел и не чувствовал своего тела. Он протекал сквозь густые облака, несущиеся со скоростью тысяча километров в час. Потом облака стали кипеть. Сквозь кипящее неистовство просматривалось огромное давящее светило, но Марк-27 знал, что это не Солнце, а пульсирующее от своей мощи ядро планеты. Кроме ураганного излучения, оно извергало молнии шириной в несколько километров. И Марк-27 слышал гром — одна эта звуковая лавина могла бы снести огромный город. Начальник Технокома опускался в безбрежный мир вечных штормов, по сравнению с которыми любой земной тайфун показался бы легким сквознячком.

Это был ад. И у него были обитатели — блестящие увесистые губчатые пузыри, похоже, что из металло- или силикатоорганики. Они носились стаями, их многочисленные сифоны втягивали и волнообразным сокращением выбрасывали «воздух», их окружала сеточка из разрядов, которые, как будто, служили средством общения. А в общем, это были звери, в лучшем случае полуразумные дикари. Они убивали друг друга и охотник поглощал жертву изнутри. Жертва разлеталась чахлыми лоскутками, а охотник превращался во множество туго налитых пузырьков. Видимо поедание здесь сочеталось с половым размножением.

Когда Марку-27 стало совсем тоскливо, рядом появился Ботаник. Генеральный сразу узнал Учителя по сходству с реконструированными изображениями и серебристому нимбу.

— Любишь ли ты себя? — вопросил Ботаник бывшего начальника Технокома.

— Извини, но я люблю сейчас ближних моих, которые так далеко.

— Всё изменится, мы идем вперед, в Преднастоящее, в «плюс-тысячу-лет».

Учитель Жизни повел Марка-27 вглубь бурлящего океана, который был одновременно и небом этой планеты. Здесь бывший человек увидел сатурнианский город.

Это был косяк из огромных сплюснутых желеобразных бульб. Наверное, они были живыми, внутри них проглядывались узоры сосудов и мышечные тяжи. Но там же с явной осмысленностью перемещались небольшие вакуоли, слипшиеся в гроздья, сросшиеся, включенные друг в друга. Вакуоли иногда скапливались прямо-таки в толпы, иногда облепляли сосуды и тяжи, а порой уничтожали друг друга. Внутри них еще заметны были какие-то твердые включения, инкременты, похоже что искусственного происхождения, то ли орудия труда, то ли готовые изделия, то ли средства связи и транспорта.

— А теперь мы идем еще дальше, в «плюс-десять-тысяч-лет».

И Ботаник показал бывшему начальнику Технокома еще один город. Для этого надлежало опуститься еще ниже, к ядру планеты. Здесь не было беспорядочного бурления, но все ритмично колыхалось из-за мощного дыхания Сатурна. Среда состояла из светоносного вещества, как будто разбитого на ячейки разной степени лучистости. Летящий же город представал единым дворцом, сотканным из ниточного льда, не боящегося никакой жара. Созвучия стрельчатых арок, соцветия высоких окон, фасадов, портиков и галерей, гроздья легких башенок и мосты-паутинки. Но тут было немало форм, названия которым не мог подобрать даже Марк-27. Здесь сновали переливчатые пузыри со лучами-щупальцами, парили диски, додекаэдры, икосаэдры и прочие многогранные фигуры. Фигуры перетекали друг в друга, возникали и исчезали, пульсировали и мерцали, играли красками, ореолами и лучами.

Все это не боялось ни бурных течений, ни сминающей силы тяжести.

— Граду сему предстояло сделаться славной столицей у демона. Еще бы, стоит в аду, но легок, прохладен и неприступен. Демон хотел подправить Бога, показать, что умеет творить лучше и минует тяжкие законы Всевышнего. Все, конечно, затевалось ради гордыни, — сказал Учитель, обводя красоту рукой. — Нынче, после утраты ядра, остались токмо младшие демоны, почти животные, и желание у них одно: уцелеть и размножиться. Честолюбивые помыслы, исполненные спеси и лукавства, заимеют они много позже. А нынче тебе предстоит использовать величие сего града. Так что он — твой. Бери и владей, вдыхай знания и выдыхай мудрость, вразуми демонов.

— Адаптид уже вразумил.

— Большая разница, молодой человек. Княжий холоп был поглощен взрослым многоумным демоном. Здесь живут молодые твари, одна из которых когда-то станет божеством времени

— Когда-то? Впереди сто тысяч лет одиночества?

— Предсказывать ты пока не научился, сын мой. Вот тебе королева, чтоб не соскучился насмерть.

Свет сделался чуть менее плотным и Марк-27 увидел Анастасию О200. То есть, он догадался, что приблизившееся существо — бывший навигатор Анастасия. Она сильно изменилась, но по-прежнему интересовала и манила его.

— Оставь волнения, тревоги позади, — увещевал Ботаник, — дочь твоя Соня подрастет и изыщет способ, как узнать о тебе. А уж, Катерина, извини, важная теперь царица на Земле, не до тебя ей, да у вас и не любовь была, а смех. И впереди, любезный ты мой, так много замечательного, кое вкусишь ты рука об руку со своей ненаглядной. Истинно сказано, плодитесь и размножайтесь, и овладевайте Сатурном…

Анастасия взяла Марка-27 за руку и повела во дворец. А позади таял серебристым туманом Ботаник, самый старый и мудрый из хроноплазменных существ, который смог отправить обитателей Земли на несколько веков назад. Ради их же блага. Ведь уходя в Преднастоящее, уже в точке «плюс-двадцать-лет», Ботаник видел конец человечества.

 

БЛОК 22. СКРЫТАЯ КАРЬЕРА Ф.К123

Четкий прием. Дуплекс

Я не оставался в шкуре плазмонта ни одной секундой больше. Все произошло именно так, как и договаривался с начальством. Посадил президента-оборотня в бутылку — и привет. Впрочем, мне кое-кто из штаб-квартиры Технокома непрозрачно намекал, что обратный переход не предусмотрен. Я, само собой, пригрозил, что займу тогда место сатурнианского демона, и со мной Земля и Космика нахлебаются горя. Меня тут стали уговаривать по-хорошему — дескать, сатурнианский Плазмонт лишился только своего психического ядра и дезорганизовался, но возле Сатурна осталась масса его спорозоитов, из которых может вырасти новый полноценный вампир. Обязательно-де вырастет. В общем, начальники давили на гражданский долг. А я твердо отвечал, что, пока вырастет полноценная особь, есть времечко в запасе — в общем, Техноком успеет позвать на подвиг кого-нибудь другого, более образованного и красивого.

Короче, начальство переломилось и пошло мне навстречу, лишь когда я принялся летать в виде змея о двенадцати головах от Земли до Луны. После возвращения в родное тело у меня случился трехнедельный шок, а потом двухмесячная реабилитация. Когда все закончилось и я стал отличать головизор от унитаза, пришло известие, как будто положительного свойства. Меня сделали начальником Технокома! Карьерная киберсистема собственноручно произвела меня в такие крутые начальники, и никто не возражал. По крайне мере гласно. Полный отпад.

Тут я и узнал про всё на свете благодаря своему гипермозгу и резидентной оболочке, в том числе и про программу «скрытый лидер». Марк-27 был последним начальником из серии клонов Марк-2. Он сам выступал за приход свежего человека к руководству еще до того, как пропал в креповом кольце Сатурна. Первый зам мне рассказал, что специальная кибероболочка пасла несколько кандидатур, как из низов, так и верхов Технокома. Потому-то мне и показывали виртуальные сны о том, что я большой начальник, и разрешали интимную связь с такой высокопоставленной персоной, как Катерина. После того, как я отличился в роли плазмонта, выбор окончательно пал на меня.

Теперь я живу, где раньше бывал лишь во сне и под конвоем, в апартаментах штаб-квартиры Технокома, и к моей башке подключена резидентная кибероболочка. Самое главное, Соня много времени находится при мне. Тоскую по Кате, но она теперь — царица с особой судьбой, да и вообще триада распалась, сыграв свою положительную роль. Я многое еще не понимаю, но надеюсь, что рано или поздно пересекусь с Ботаником, и он мне многое порасскажет о времени и о себе.

 

БЛОК 23. И ОПЯТЬ О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ

Четкий прием. Симплекс

«Тип ХРОНОПЛАЗМОИДЫ

Феномены мира хрональной материи, имеющие признаки живых организмов.

Семейство СПОРОВИКИ (SPOROZOA)

Это семейство представляет собой группу хроноплазменных организмов, чей метаболизм основан на хроноволновой энергии. Все они ведут исключительно паразитический образ жизни. В процессе эволюции споровики приспособились к глубокому и совершенному паразитированию на самых различных объектах мира организованной материи (физического мира). Некоторые виды паразитируют на носителе-человеке, его психических и соматических структурах, применяя для этого разветвленную систему хрональных каналов, так называемых «щупальцев».

Одной из форм глубокого приспособления споровиков к паразитизму явилась выработка сложных и разнообразных жизненных циклов, обеспечивающих заражение и использование носителя.

Отряд ПЛАЗМОНТЫ (PLAZMONTAE)

Жизненный цикл плазмонта представляет чередование бесполого размножения (шизогонии), полового процесса (развитие гамет и оплодотворение) и спорогонии. Половая и бесполая части цикла как правило распределяются между несколькими носителями.

Спорозоиты получают хроноволновую энергию, разлагая структуры и увеличивая энтропию объектов физического мира. При достаточном насыщении превращаются в шизонтов, которым свойственно активное амебовидное движение.

Через несколько циклов бесполого размножения шизонты распадаются на мужские половые особи (микрогаметы) и женские половые особи (макрогаметы). Последние богаче снабжены запасными включениями. В объектах физического мира происходит слияние мужских и женских гамет (оплодотворение) и образуется зигота — полноценная взрослая особь.

В процессе развития зиготы она превращается в ооцисту, которая в конце концов разрушается и выпускает в окружающую среду большое количество спорозоитов. Цикл развития плазмонта завершается.

Вид ПЛАЗМОНТ РАЗУМНЫЙ (PLAZMONTUM SAPIENS)

Этот организм показывает наибольшую приспособленность к паразитическому образу жизни. Защитные механизмы обеспечивают длительное существование паразита в неблагоприятных условиях Посленастоящего и Преднастоящего. Плазмонт Разумный захватывает не только организационную энергию, но также все виды информации, которые позволяют ему управлять средой обитания, то есть регулировать поведение носителей.

На высшем уровне паразитирования этот организм способен использовать «щупальца» для оптимального изменения линий судьбы (перенаправления потоков событий).

Особо разработана специфическая стадия размножения, включающая носителя-человека. На этой стадии мужская микрогамета Плазмонта Разумного соединяется с человеческой пси-структурой (coitus mnemonicus), образуя насыщенную энергией промежуточную форму, которая впоследствии сливается с женской макрогаметой. При вышеуказанном соединении микрогамета может имитировать поведение и внешний вид человека. Особи Плазмонта Разумного (спорозоиты, шизонты, гаметы, зиготы) имеют личные «охотничьи» ареалы, на которые не допускаются конкуренты, однако в информационном смысле все эти структуры связаны и представляют четкую иерархически построенную сеть. Несмотря на масштабные исследования сетей, предпринятые Императорским Хроноплазменным Институтом, до сих пор не установлено, представляют ли они какой-то вариант социума, государства, рода или племени.»

«Жизнь хроноплазменных существ», издание для детей и мальков, т.1, Империя Крон, Новороссийская Земля, 2378 г.

СПб, 1995–1996