БЛОК 14

СНОВА О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ. Четкий прием. Симплекс

«Ты помнишь как все начиналось. Потоки зеленой валюты затопили мир, кто-то жрал в три горла, кто-то глодал колбасу из нанотехнологично переработанных фекалий, но, в целом, одни были страшно довольны, другие не вякали. Только однажды мыльный пузырь лопнул. Оказалось, что ресурсов на всех не хватает, что мозгов не так много.

Войну «грязных ног» заметили все. Она стала для нас точкой отсчета. Тогда бубухнуло криминальное городское «дно», обернувшись скопищем бандгруппировок. К ним присоединились толпы обездоленных и озлобленных, короче, урки непричесанные, которые вместе со своими бабами и детишками рванули из перенаселенных раздираемых бандитизмом стран к сытой жизни. У них были чумовые паханы, что поставили на террор и прочий беспредел. Кое-какие внешние силы вложили в руки всего этого хулиганья сверхмодерновые и вдобавок портативные средства поражения: ракеты, бинарные газы, ядерные боеприпасы, штаммы патогенных микробов. Кто-то хотел половить рыбку и сверхприбыли в мутной воде. Но мировое «дно» замахнулось на то, чтобы стать мировой «крышей», поэтому имело свою идею — очистительного Джихада: карающий Бог поможет-де перевернуть мир и освободить зажравшихся безбожников от лишних деньжат, побрякушек, длинноногих шмар, домов и гордыни.

Солдафоны развитых стран, намастачившиеся на борьбу с бронетанковыми дивизиями противника, стали метать икру, когда началась партизанщина и прочий террор. Месяцами шла мочиловка, бои то затухали, то вспыхивали по новой, десятки городов были раскурочены, тысячи и тысячи народа врезали дуба. Когда война стихла, даже последний лох стал въезжать, что человек не способен по-умному управлять сам собой и все руководство было передано информационным технологиям. Ну, а элиты поняли, что мир надо разделить на две части — полных чурбанов, у которых не должна варить голова, и специалистов, хорошо соображающих в технике. Первая часть — чурбанская — должна быть полностью отделена от второй, лучше всего космическим пространством.

Информационные технологии, то бишь кибероболочки, помогли чурбанской части народа скинуть все мозговые заботы. Облегчившись, человек разумный в два счета стал неразумным чуркой, который был на полную катушку использован паразитами кибероболочек — плутонами.

Когда информационные технологии на Земле были загашены, то народ там опустился, впал в дикость и всё развитие застыло близко нуля. Мы, космики, соблазняем их властителей, феодалов и типа президентов своими кунштюками, разжигаем их алчность, мол «возлюби самого себя», организуем распри и войни, чтобы они не смогли двинуться вперед и взять нас за задницу. Мы даже придумали для землян древесную веру, чтобы они боялись машин и всякой техники, как черт ладана. Мы — типичные колониалисты и ничем не отличаемся от тех гадов, которые сосали соки из Индии, Африки и Китая.

Да, у себя мы взяли информационные технологии под крутой контроль. Удовольствие оказалось дорогим — человек в натуре оказался операционной системой, монстром без чувств и привязанностей. Душе сделалось паршиво, и она потянулась к Вере, но огребла «подарок» в виде темной религии. Полномочным богом сатурниан стал хрональный паразит — Плазмонт.

Анонимный пользователь сетевого эфира. Самостоятельная передача, 2075 г, округ Тарсис, префектура Марс. Сообщение терминировано службой «Бет».

 

БЛОК 15. НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ ПОТЕРИ БОЙЦА. СЕНТЯБРЬ 2075 г.

(месяц фруктень 10 г. от Св. Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Достославный мэрин, главарь магистратуры Гавриил Общак катил в стольный град из подначального Самотлорского мэрства. Путь лежал по Новому Теменскому шляху, где было не страшно, даже в сей предвечерний час, буде на землю уже легли длинные тени. Потому и охрана большая не требовалась — токмо два десятка ратников. Головы воров и татей были насажены на колья, каковые отмечали версты — дабы служить назиданием любому, кто поддастся бесовскому искушению.

Общак удовлетворения ради вспоминал, насколь удачно исполнял он поручения президентские в своем мэрстве — скорый суд над бродягами и разбойниками чинил; подати брал и с сохи, и с лавки; сторожевые полки исправно содержал, гоняя дворян на ратную службу; их жен на ассамблеи сзывал — где политесам, танцам и питью кофе обучал; засечные черты, оборонительные валы, мосты да дороги строил, ладил и вовремя починял. Зерно в житницы засыпал; сколько надо — на голодный год и вольную торговлю оставлял; остальное давал в хлебное жалованием служилым — защитникам земли. Да еще превратил запущенные вотчины князя Самотлорского в образцовые поля, там уже не дворовые девки с задранным подолом бегают, а крестьяне сеят озимь. Не со стыдом мэрин появится пред очи государя.

Общак заглотил чарку заморского лошадьяка, запил из жбана шампуньского, доставленного через опасно-плесневые уральские горы, с кряканьем закусил хреном… и почувствовал недомогание в животе своем — неприятную тяжесть, напор гнилых ветров и шевеление дурных веществ. Он махнул рукой клерку, сидевшему рядом на низкой скамеечке, тот проворно высунулся в окно возка и крикнул кучеру, чтобы остановился — мистеру господину сойти надоть.

Общак спустился по мигом приставленным ступенькам, зыркнул по сторонам и вперед — шагах в десяти подле обочины шелестели малиновые кусты, поглядывая веселыми темно-красными глазками. Туда мэрин и направил стопы свои, оставя легкую летнюю шубу на куньем меху в коляске. Несколько ратников двинулось было следом, но Общак обронил, не оборачивая головы: «А вот глупости не надо. Человек хочет, чтобы никто у него над душой не торчал.»

Мэрин, хрустя сучьями, протиснулся вглубь кустов, и когда воинов не стало видно, спустил панталоны из катайского шелка, сел орлом, сунул в рот несколько сочных ягод и опростался. Сразу стало хорошо и приятно…

Неслучайно взгляд его притянулся к поросли свежей травы — та яркая была, словно лучезарная и как будто звала его к себе, а еще помаргивала она будто серебристыми искорками. А что ежели ею подтереться? Мэрин поднялся, со спущенными портами и панталонами засеменил к искрящемуся травяному пятну, оказался посреди его и тут… провалился. Как в котел каши, в болотную жижу, в выгребную яму. Он и вякнуть не успел, как у него в устах будто кулак застрял. Жижа вся состояла из серебристых нитей, не теплых, но морозных, она скручивали мэрина, сдавливали — словно целая толпа заговорщиков, оттягивали голову, пережимали выю как злоумышленник. Общак почувствовал, что тает, пропадает почти без боли, инда перестают слушаться одна за другой, и ноги, и руки, засим растекаются объемное брюхо и широченная спина. Гуща залепила очи, мэрин еще успел почувствовать, как она холодным потоком проливается в череп, спокойно помыслил: «А что хоронить-то будут?», и перестал быть…

Ратники, вволю надымив своими чубуками, смекнули, что больно долго господин мэрин изволят отправлять надобность. Начальник отряда и два поручика осмелились зайти в кусты, дабы проведать сановного мужа, и изрядно удивились. Мэрин лежал со спущенными портами совсем без чувств в луже какой-то грязи — где угадывались и истлевшие тряпки, и даже человеческие кости. В посиневшем лице его и кровинки не было. Воины крикнули лекаря и он, немало помучившись, привел-таки высокого магистрата в правильное чувство. Тот сел и долго, распахнувши рот, глядел вперед себя безо всякого смысла. Затем непослушным ртом произнес: «Княже Петролий, это я — холоп твой, Адаптид» и наконец позволил отвести себя к возку…

А где-то не слишком далеко шествовал по тропе другой странник — в посконной рубахе и портках, в драной серой рясе, накинутой сверху, каковая выдавала некогда бывшее у него духовное звание. На правом плече у расстриги сидел большой ворон, впрочем, пернатый мог перебраться на шапку или на суму. Мог такоже взлететь, и, нарисовав пару кругов, усесться обратно.

В очередной раз прочертив воздух, ворон словно бы принес какое-то известие скитальцу, тот сошел с тропы, пробрался сквозь поросль молоденьких ив и оказался возле реки.

Там с десяток деревенских мужиков заканчивали ладить ладью — тесали последние досочки под гребные колеса, тончили прямую сосенку, дабы сгодилась под мачту, вили из пеньки веревки под ванты, сшивали парус из кусков холстины, разогревали смолу, собираясь законопатить щели.

Несколько мгновений мужики, слегка повернув головы, как бы нехотя смотрели на внезапно появившегося странника, но тут ворон бодрым начальским голосом пробаял:

— Здравствуйте вам. И рты-то позакрывайте, а то мухи туда нагадят.

Оттого мужики засмеялись, а самый рослый и плечистый из них даже снял с головы шапку.

— Экая знатная вошь у тебя из волос выпала, — сказал скиталец.

— Да ты чего брешешь, самая разобыкновенная вошь.

Тем не менее мужик заглянул в шапку и тут же свесил челюсть на грудь. Постояв так, выудил из головного убора большого жука, который вроде был сделан из единого куска серебра, однако еще перебирал лапками и шевелил крылышками.

— Фокус-покус, едва завод кончится, паки поверни ключик у него в попе, — объяснил расстрига. — Вы скажите, мужики, зачем лодку ладите?

— Будем зерно на президентскую мельницу возить по воде, как раньше на княжескую возили — мэрин Общак велел. Там клерк привоз учтет и подать возьмет. Сие наставление нам староста передал, а он ездил в город, чтобы на майдане перед магистратурной избой послушать глашатая. «Кто не слышал, тот виноват», так было сказано.

— А дальше мельницы проплыть можно? — вопросил скиталец-расстрига.

— Как же, проплывешь. У нас путевая бумага токмо до Оттоки, где запруда устроена, — сказал другой мужик, мелкий и сильно усатый. — А ты, коим образом, мил человек, странствуешь?

— Своим соизволением, на пердячем паре, господа мужики, вкруг городищ и больших слобод, мимо дозоров и разъездов, что устраивают омонцы и стрельцы. Вы отвезите меня хоть до Оттоки, а за сей добрый поступок оставлю вашей артели такого вот жука. И еще немало фокусов покажу.

Деревенские люди замялись, пока самый рослый, почесавши затылок, не молвил:

— Взять с собой можно. Только в пути не шибко высовывайся, лучше даже рогожкой прикройся, а то лихой человек тебя заметит и настучит, куда надо. Тебя в тюрьму уволокут, да и нас накажут… Звать-то, как тебя, скиталец?

— Меня прозывают Фомой, а вот эту пернатую тварь — Сашей.

К полудню лодка была закончена, мужики столкнули ее в воду, одни стали парус поднимать и направлять его гафелем, другие поставили лапотные ноги на педали гребных колес, третьи принялись отталкиваться от речного дна шестами, ну а мелкий, сильно усатый мужик уселся к кормилу.

Вскоре лодка достигла деревни, где уже были построены сходни, протянувшиеся над прибрежными камышами. Почали подъезжать телеги с хлебом, запряженные поджарыми ездовыми свиньями. Деревенский люд, выстроившись цепочкой, принялся из рук в руки передавать мешки, кои укладывались, в конце концов, на днище лодки. За какой-нибудь час суденышко была загружено, осело в воду, изрядной работою шестов выведено к речному глубоководью, по коему предстояло плыть дальше.

Ворон потешал мужиков советами насчет правления лодкой, а скиталец Фома прямо из-под рогожи травил байки про то, како бедствуют бесы в Преисподней. Что плавают они-де на кораблях-мракорезах и прислуживают им живые куклы, что жгут друг друга издаля огненным чиханием и обращают в лед хладным пыхтением, а мужик с бабой передком не трется, а посылает к ней крылатый хер. Чему селяне несказанно удивились, поскольку и обычный-то хер спокойно в штанах не сидит.

А вот, когда стали подплывать к запруде, то рослый мужик, что стоял на носу, приметил малахаи и кафтаны мэрских омонцев, разместившихся на мельнице.

— Ты вот что, скиталец, — сказал он, — ложись-ка под хлеб. Эй, Пахомыч, Фердинант, Макдональс, раскидайте там мешки подле мачты и, как упрячется гость, снова уложите сверху в два ряда.

Мужики споро выполнили работу, и скиталец исчез под многопудовым грузом, лишь ворон его остался сидеть на топе мачты.

Ладья причалила к мельничной пристани, и тут омонцы, вопреки обычному, встали рядышком и принялись наблюдать за разгрузкой хлеба. — Эй, Денисыч, сразу признавай, никого не прячешь ли? — обратился омонский поручик к рослому мужику.

— А зачем мне такое нужно, я что порядка не знаю? — скучным голосом отозвался селянин.

— Ты вон те мешки, что возле мачты уложены, не забудь перетаскать на мельницу.

— Да нам перекусить пора, начальник, с утра не евши.

— Я те дам перекусить по соплям. Заканчивай сперва дело, едок.

Завершающие мешки были подняты со днища ладьи, и тут раздались крики. Голосили и мужики, и омонцы. На днище виднелась голова, остальное же тело уже разошлось на ленты, кои протягивались сквозь невидимые щели вниз. Вот и голова располосовалась, чтобы протащиться, как и все остальное, меж досок. Последним наблюдался нос, каковой несколько раз подпрыгнул, расплелся и пропал.

— Глянь… аах… плывет зараза, — раздался потончавший голос омонца.

Неподалеку от борта лодки, сквозь воду, стало заметно тело. Кто-то без толку стрельнул из пищали. Но когда дым рассеялся, «заразы» и след простыл, видно заплыла под пристань, а там и вовсе подалась в нужную ей сторону. Настало тягостное молчание, нарушаемое громким граем куда-то летящего ворона.

— Кто это был, гнида? — стал подступать поручик к Денисычу. — Кто, отвечай.

Денисыч же будто весло проглотил.

— А никого и не было, — вмешался мелкий мужичок. — Привиделось. Вам с перепоя, а нам с устатку и не евши. Ну, можа, водяная свинья проплыла.

— Ты что мелешь, сам свинья! — заверещал поручик, а потом остыл и замолк.

«В самом деле, — рассудил он, — скажешь, что упустил бродягу, так начальство может сослать на пограничье, под ордынские сабли. Доложишь, что имел дело с нечистой силой, то ревнители веры за меня возьмутся, станут пятки поджаривать, дабы узнать, не вошел ли я с ней в сношение.»

А тем временем в кармане у взопревшего Денисыча щекотно заелозил лапками серебряный жук…

— Вкушающий золото и драгоценности ждет тебя, — объявил паж с кукольным личиком и не без труда распахнул расписную тяжелую дверь.

Общак перенес толстомясое свое тело через порог, коснулся кулаком лба, как того требовало вежество и, поднявши глаза, встретился с совиным взглядом президента.

Господин Лучший Президент принимал мэрина в Яйцевидном Кабинете. Его будничный наряд составлен был из длинной рубахи катайского шелка, широкого хитона, расшитого золотой да серебряной нитью и обсыпанного яхонтами, а также шапки с изображением древа жизни на маковке. Трон, имеющий форму треснувшего яйца, стоял в углу на возвышении, исполненном в виде улитки с очами из оникса. Кроме Фискалия и Общака в палате было токмо два дворцовых гвардейца из караула, старший думный клерк и писец.

Из сей палаты сановники, сенаторы и мэрины выходили либо обласканные, либо облаянные, но гулял слух, что на каменном полу имеется потайной люк, и ежели президент обопрется ногой на лапу женольвицы, то отворится колодец, каковой поглотит повинного в воровстве человека. При падении оный злодей не разбивается, упав на груду тряпья, но внизу в подземелье проживает стая волков. Или же семейство коркодилов. Само собой, встречают они упавшего вора с большим интересом.

— Ну, давай, Общак, рассказывай, чем прославил свое мэрство, чем оправдал доверие народное?

— Исполнял твою волю, господин Мистер Лучший Президент, об чем тебе прекрасно известно из моих донесений.

Как показалось внимательному Фискалия, что-то новое засквозило и голосе, и во взгляде магистрата.

— Ну-ка, проверим, как исполнял. Словно муха сонная или со рвением ума и бодростью духа. У нас тут каждый твой чих сочтен и записан.

Думный клерк раскрыл книгу в толстом переплете из коркодильей кожи поверх обложечных досок и стал зачитывать мерным голосом:

— В Самотлорском мэрстве недоимки в прошлом годе составили пять тысяч целковых, в президентские житницы не прибыло зерна супротив условленного количества — двести тысяч пудов. Вычерпано и отправлено за кордон на пятьдесят тысяч бочек горючей жижи менее, чем ранее, отчего великий заморский колдун Фед Резерв сильно зол. Служилым не доставлено холстины — пятьдесят тысяч аршин, пеньки — семьдесят тысяч аршин, меда — восемь тысяч ведер, пива — тысяча бочек. У ратных людей от того недопой. И на вольный рынок прибыло менее сырья на сто тысяч мешков и тюков, чем вызвано неудовольствие верхнегерманского кайзера.

— Так ить, засуха была и недород, а горючей жижи сколько смогли, столько и вычерпали, — стал сопротивляться Общак. Однако президент свел брови свои, образовав резкие морщины на лбу.

— Не противься и не перебивай, когда тебе человек правду говорит, — гаркнул Фискалий. — Впрочем, хватит о том. Ты мне лучше скажи, магистер срамных дел, отчего у тебя в мэрстве волхователи один за другим резвятся, смущают народ, отвлекают от труда и честного бизнеса, внушают ненависть к честно нажитой собственности, призывают все переделить?

— Да будет угодно Лучшему Президенту послушать меня. Я в прошлом годе семерых волхователей и уравнителей споймал и казнил лютой смертью, в нонешнем — еще трех. Всех предавал искусным пыткам, чтобы в своей волшбе признались и в неверной идеологии покаялись. Я… я новую казнь изобрел — закачивание воздуха мехами через заднепроходное очко до полного разрыва окаянного преступника.

— Волхвов принародно казнил, изобретатель? — с лукавством вопросил президент, немного поддавшись вперед и прищурив глаз.

— Принародно, господин Мистер Лучший Президент, — радостно подтвердил мэрин и осенил себя знамением дерева жизни, поднеся оттопыренный большой палец к носу.

— А вот мне из компетентных источников сообщают, что ты головы отсек изобретателям полезных приспособлений — механической сеялки и парового котла, способного двигать повозку?

— Так и это ж происки Преисподней, так ведь Блаженный Ботаник говорил.

— Это он для простаков говорил, а ты ж у нас умный, хитрый. Одни хоромы твои чего стоят, каковые ты отгрохал на выселке Бельвью, хозяйствуешь там, словно в имении своем, горничные девки толпами бегают. На честно нажитое непохоже. Говорено же было, что нет у тебя своей земли в мэрстве, а просто обозначены поля и выпасы, с коих тебе кормление идет. И жить тебе надлежит в казенном доме, каковой выделен в городище для таких как ты, народных слуг…

Думный клерк не раз наблюдал подобные сцены. Дело быстро кончалось тем, что разъегоренный мэрин ударялся в ноги президенту и, пуская сопли из носа, просил дать только срок на исправление всех дел.

Однако Общак не ударился в ноги. А наоборот с предерзостью огрызался, не замечая как пошли наливаться красным щеки президента.

— Так «возлюбить себя» велено, то есть не обижать. И ты об том говорил, господин Мистер Лучший Президент, и главный ревнитель древесной веры.

— Ну, прямо велели дураку богу молиться. Тут идея, которую понимать надобно фигурально, а не буквально…

Общак не угомонился, начал попрекал Фискалия, дескать, нехорошо, что молоть зерно дозволено на одних только президентских мельницах. Стеснение от этого большое.

Президент вдруг перестал хмуриться и как будто возбудил в себе веселие.

— Лукавишь ты, Общак. От одного только помола на президентских мельницах не оскудеет Теменская земля. Забыл что ли, как по твоему совету я эту меру вводил, поскольку на мельничные деньги мы выкупали пленников у ордынцев. Как же ты забыл, а!?

Крик президента оборвался, зато Общак с воплем исчез во внезапно открывшемся колодце. Немногие знали, что подземелье, хоть и существует, и есть там даже волки, но никого они съесть не могут, потому что сидят на цепи. А изрядно испуганного казнокрада через несколько часов выпускают на волю, после чего он уж сделает всё, чтобы не оказаться снова в президентском подвале.

Но не знал Фискалий, что к упавшему Общаку волки даже и не пробовали потянуться, щелкая зубами. Напротив забились они в углы, а молодые даже заскулили.

Не человеком пахло от сброшенного в колодец, а чем-то совсем незнаемым и страшным. Инда и вожак подался назад. Упавший вдобавок изменил свой облик и… встала голова молодого воина на грузное тело мэрина, и улыбнулись глаза, которые некогда принадлежали верному холопу князя Самотлорского — Адаптиду. Потом еще раз произошла перемена обличия — и физиономия Правдоруба слепо глянула в полумрак подземелья. Вожак еще сдал назад. Но тут увидел, что прямо перед ним — и тянутся не надо — лежит туша барана, из вспоротой шеи коего еще стекает кровяная струйка. Кровь пахла как кровь, даже еще лучше и ярче, запах предсмертного пота резко проникал в нос и наполнял волчьи жилы сладострастным трепетом. Зверь рванулся вперед и запустил трехдюймовые клыки в брюхо жертвы. И тут другие звери увидели, как их вожака поглощает мертвый баран — прямо подвижным животом своим, который был подобен водовороту. В него канула вначале волчья голова и толстая гривастая шея, потом передние упирающиеся лапы. Матерый хищник вдруг резко изнемог и оставил сопротивление, лишь по подергиваниям задних лап приметно было, что живой он еще. Вскоре вожак полностью скрылся в брюхе барана и ненадолго там все успокоилось, ежели не считать мелких подрагиваний. Волки, трусовато припадая задом к земле, подползли ближе, но внезапно баранья туша просто расползлась и из кучи требухи вновь восстал вожак, только весь облепленный слизью, живой, но не дышащий. Да и цепь уже не смыкалась на его шее, а лежала на полу…

По Новотеменскому шляху нескончаемой чередой тянулись к стольному граду повозки, телеги, кибитки, запряженные ездовыми свиньями и быками — те своими скотскими мозгами хорошо знали обязанность и понимали дорогу, потому не нуждались в управлении и понукании. Самое время было на ярмарке торговать, месяц фруктень заканчивался. Земля велика, торговля трудна и купцы лишь два раза в год на ярмарке собираются. Крестьяне везли в Теменск хлебное зерно, всякий овощ, мед, соленые огурцы и капусту в бочках, моченые яблоки и клюковку, сало в шматах, обернутых тряпками, клети с гусями и говорящими воронами, бутылки с пиявками. А надеялись закупиться семенами злаков, холода и дождя не боящимися, морозоустойчивыми поросятами и телятами, умными псами-овцеводами, сладким вином глюквейном, табаком гована, бумагой писчей, книжками-забавками друкария Федорова — про «глупого милорда» и такое прочее, ну и серебра хотели приобресть — для создания клада и выплата податей. За телегами брели тучные коровы, круторогие вожаки-бараны подгоняли стада овец, хотя и разумели, чем завершится сей поход в одну сторону. Цепочками брели таежные великаны — волосатые слоняры-мамуты, их выращивали самые богатые мужики. К великанам порой привязывали мохнатых носорогов — сей мощный зверь только в близком присутствии мамута смирнел и терял свое обычное упрямство. По обочинам гнали единорогов и барадов — некоторых, самых норовистых, со спутанными передними ногами. Гордые животные то и дело останавливались, тщась ущипнуть редкую травинку и почти не обращая внимания на погонщика (лишь твердая рука воина-наездника сможет полностью укротить их).

У мужика Петровича не все сегодня ладилось. Ездовой хряк Борька, супротив обычного, вел себя нервно, то начинал гнать вперед, пока не утыкался в задок переднего возка, то замирал, пока не принимались орать и вопить десятки возничих, коим не было пути. То и дело подбегали дорожные стражи, грозясь скинуть телегу с дороги. А поклажей являлись говорящие вороны в клетках — птицы особо ценные, учитывая, что разрешено их продавать во зверином ряду на базаре. (Умная ворона горазда и дом сторожить, предупреждая хозяина о ворах, любит мышек ловить и беспризорных кошек гонять, долбая их по макушке, а некоторые пернатые старухи способны судьбу прорицать, вещая о грядущих напастях, особливо грозах и пожарах.) Суетливы и крикливы были вороны, может, оттого, что прилетел к ним кавалер из леса, который так и сыпал словами: «Бабы в кучу, рубль нашел», «Петрович, не оборачивайся, у нас тут интим», «Эй, красавица, иди поближе и подними хвостик».

После одного сильного толчка на выступающем булыжнике послышался легкий треск, Петрович глянул на колесную ось, и тут пришлось ему обомлеть и удивиться. Не тому, что ось уже надтреснула. А тому, что снизу к днищу телеги прилепилось почти плоское серебристого оттенка существо, отчасти схожее с человеком.

— Ты кто будешь? — вопросил, несколько запинаясь, селянин.

— Я — тележник. Дух нечистый, проживающий в телеге. Ты меня не выдавай, не то ревнители веры за тебя ить возьмутся.

— Но тебя Борька боится.

— А у тебя, мужик, скоро ось сломается, и если не я, твою телегу выкинут с дороги.

— А какой с тебя может быть прок, нечистый дух?

— А я подопру собой телегу и подталкивать буду — в твое удовольствие. — отозвался нечистый. Опустив ноги на землю, он и в самом деле принял половину веса телеги на себя и чуть приподнял передние колеса в воздух. — Никто и не заметит. Ну, согласен, сердечный?

— Не-а, — запротивился Петрович, стал оттопыренным пальцем творить «древесный знак», чтобы отвадить нечисть.

Однако чуть протопал еще Борька, и напрочь сломалась ось.

— Тебя предупреждали, мужик, — удовлетворенно заметил ворон, ненадолго отвлекшийся от подружек в клетке.

Дорожный страж мигом засек непорядок и сурово распорядился:

— Ну-ка, пшел вон с дороги.

— А не могли бы послать голубя с сообщением дозорному плотнику, чтобы выстругал новую… — но тут заткнулся селянин, да и страж отошел, потому что бодро двинулась вперед телега, а Борьке сильно полегчало, против чего он не возражал.

Только исходило ныне от повозки багровое сияние, а за ней клубился туман и все время будто катилась она под гору, чего прочие путники, осоловев от скуки и пива, не замечали — на радость трусоватому Петровичу.

Так и пришлось ему двигаться к столичному городищу Теменск с нечистым духом в виде привода. Лишь едва доставил Петрович птичий груз, куда положено — на ярмарочный двор — развалилась тележная ось. Из нее в грязь посыпались камушки, в коих даже темный мужик не мог не признать алмазы. Дрожащими руками он быстро собрал их в чистый мешочек, спрятал за пазуху и прижал локтем. А вскоре закопал в своем курятнике, отрыл же пять годов спустя, когда лисы унесли всех кур. Вот тогда Петрович и стал сиятельным графом Петровым-Телегинским…

Полковник рейдерской службы Остер-Усов как заслуженный кавалер всех орденов был зван на президентскую охоту. Говорили, что на сей раз, что среди прикормленных вепрей будет и парочка пленных пиратов и ордынцев, из числа самых отъявленных головорезов, чтобы охотники слишком не расслаблялись. Потеха должна была совершаться в небольшом Бульонском лесу, что с трех сторон окружен озером, полным коркодилов, а с четвертой стороны стоит топь непролазная.

Президент слегка занемог, часто бегал по малой нужде и по совету лекаря не стал предаваться потехе. Однако прибыла президентша Марина, она собиралась охотиться с небольшой револьверной пищалью, причем со спины волосатого слоняры; со всех сторон перволеди защищали огромные дворцовые гвардейцы в панцирях из зеркальной стали.

Полковник Остер-Усов тоже прихватил с собой знатное двуствольное ружьишко, большой запас зарядов к нему, увязанных в мешочки, да вдобавок вуппертальский пистоль с тремя поворотными стволами. Не забыл офицер и любимый тесак с широким лезвием.

Вперед других к берегу пристал плот с охотничьими собаками. Надсмотрщики спустили их с цепей, сопроводив короткими приказами. Потом и охотники-люди, растянувшись в веер, пошли лопатить местность. Посреди, как тому и надлежит быть, шествовал мамут с перволеди, рядом кучковалось большинство участников охоты — чтобы держаться поближе к благосклонным очам президентши.

Остер-Усов оказался на фланге охотничьей цепи и долгое время брел по густым травам вдоль берега озера, но потом все ж повернул в глубь суши. Справа от него были только загонщики, ближайший сосед слева располагался в сотне шагов.

Полковник слышал выстрелы, то редкие, то целыми залпами, ему же никакая добыча как назло не попадалась. И только час спустя Остер-Усов едва не угодил ногой в петлю-ловушку, каковая силой согнутого дерева вознесла бы его на высоту в двадцать аршин. А вскоре после того заметил он голую спину, мелькающую желтизной среди листвы. Первым выстрелом «дичь» сразить не удалось и пришлось спешно ставить ружье на сошки дабы пальнуть метче. Сделавши еще с полсотни шагов, среди сбитых веток и листьев Остер-Усов отыскал замызганное кровью тело. Полковник носком сапога перекинул мертвяка на спину, и лесные мухи мигом уселись на его выбитый глаз. Судя по порткам — пират-катаец. Черт бы побрал такую «дичь».

Спустя пару сотен шагов второй злодей обрушился на полковника с высокого дерева, уцепившись за стебель вьющегося растения. Но Остер-Усов, будучи испытанным воином, не преминул откатиться в сторону и приемом «ползунцы» опрокинул преступника. Оный еще изловчился вскочить первым, подхватил полковничье ружье, навел, но Остер-Усов дуло отвел в сторону и выстрел пришелся мимо. А вот пуля охотника, вылетевшая из пистоля, не миновала преступника.

Вот наконец среди дерев мелькнула серая спина вепря. Будто подразнивая, она то таяла в листве, то появлялась снова. Сия ускользающая добыча по-настоящему обозлила офицера. Догоняя ее, он быстро употел, выделения горячей кожи стекали со лба прямо в буравчатые глазки. Полковник обронил меховую шапку, затем ружье, оставшись с одним пистолем. Здоровенный вепрь был юрким как белка, то подпуская совсем близко, то снова набирая дистанцию.

Утомившийся полковник принудил себя к успокоению и чуть охладевшей головой отметил, что совсем не слышит загонщиков с их бубенцами и даже звуки выстрелов сделались далекими-далекими.

Решил тогда Остер-Усов плюнуть на добычу и выбираться к толпе охотников. Но вместо того стал он блуждать и как будто выписывал круги по одному участку леса, каждые двести шагов натыкаясь на все ту же сломанную березу. Страх более и более сдавливал горло, полковник опять заприметил ненавистную спину вепря, совсем рядом, бросился за ней, и вскоре у той самой березки повстречал не вепря, а волка.

— В лесу родилась елочка… — Однако тут вспомнилась другая песенка, про козлика, от которого немного осталось.

А волчара уже клыки показал, желтые, но заметно смазанные кровью.

— Порядок, серенький, полный ажур, не серчай. Вдругоряд встретимся, колбаской угощу.

Но волк так не считал. Не сходил с места, смотрел неотрывно янтарным взглядом, и лишь слегка морщинилась шкура на его носу.

— Лады, стой здесь. Ино я побегу дальше.

Однако едва Остер-Усов шаг сделал, как волк зарычал и потянул вперед пасть с трехдюймовыми клыками, на одном из коих была хорошо заметная щербина. Полковник с трепетом помыслил: стольких уже растерзала и изодрала сия пасть. Превозмогая страх, протекший слабостью в жилы, полковник потянулся к заткнутому за кушак трехствольному пистолю.

Однако мелькнула серая молния, и спустя мгновение Остер-Усов смотрел на свою окровавленную ладонь, а также пистоль, бесполезно валяющийся на земле. Волк был совсем рядом и вдобавок наступал с нарастающим утробным рычанием. Полковник вдруг понял, что уже кинулся наутек.

Удирать с поджавшейся мошонкой пристало только жертве. Полковник уверен был, что волк считает именно так. Зверь-охотник и гнал Остер-Усова тем самым образом, каковой подходящ при загоне добычи. Волк держался на постоянном и близком расстоянии от бегущего тела, порой делая выпады, ино вырывая лоскуты из богатой полковничьей епанчи, ино откромсывая шматы плоти. Не успела бы кукушка прокуковать, как полковник был совершенно уже истерзан и посему не бежал, а тащился, зажимая раны, с нутряным кряхтением и жалобными стонами. Вскоре заполз он под какой-то поваленный ствол. Там рейдер попытался оборониться тесаком, но зверь вырвал оружие из немощной руки вместе с парочкой пальцев. Остер-Ухов туманящимся взглядом заметил, что зубы зверя нацеливаются на его пах и взвизгнул как боров под ножом…

Следующие два часа в Бульонском лесу происходило не то, что обычно. Охотники стали дичью. Волки нападали на них из самых неожиданных мест, так что редко удавалось и оружие с пользой применить. Скоро бывшие охотники тикали со всех ног — и становились еще уязвимее. Волк с прыжка впивался в шею, обрывал сухожилия ног, кромсал икры и ляжки. Окаянный зверина прыгал с дерева на дерево, используя ветви и вьющие стебли, а затем обрушивался прямо на голову беглеца. Красные стежки прорисовывали пути отступления и заканчивались тупиком в виде мертвого или умирающего охотника.

Отступал и волосатый слоняра вместе с президентшей, дворцовые гвардейцы пока держали оборону, метко отстреливая любого, кто попадался на глаза.

Однако неудачно выстреливший слуга попал картечью глубоко в мамутову ягодицу. Животное стало с ревом метаться из стороны в сторону, тщась даже взгромоздиться на задние ноги. С городка на его спине будто листья слетали люди: погонщики и воины. Еще один выстрел — и огромный зверь, раздавив и расшвыряв немало ратников, скрылся в чащобе. Вместе с президентшей.

Слоняра пробежал, не разбирая пути где-то с полверсты, а затем быстро изнемог от потери крови, упал и стал подыхать. Президентша, свалившись с его спины, немного подвернула ногу, но была способна еще и к бегу, и к быстрой ходьбе. Она чуток поозиралась, пытаясь разобраться, в какой стороне может быть озерный берег. Но тут сзади, ино сбоку, послышалось волчье урчание, отчего перволеди стала слушаться только своего страха и бросилась бежать, высоко поднимая юбки. Прямо перед ней вдруг встали густые заросли с небольшим пробелом между двух деревьев, растущих из одного корня. Президентша ринулась туда и… застряла.

Древесные стволы защемили ее с боков. И как она ни дергалась, ни отталкивалась руками и ногами, ослобониться не удавалось. Волчье рычание раздалось совсем рядом. Обернуться перволеди не могла, как ни крутись, но вскоре почувствовала волчьи челюсти на своем теле и обмочилась — пока оные не впивались в плоть, но терзали ее одежды. А потом супруга президента почувствовала прикосновение звериного волоса к своим оголенным ягодицам, сердце ее словно упало в бездонный колодец и что-то пронзительно и больно вошло в ее лоно…

 

БЛОК 16. МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС

Четкий прием. Симплекс

Следующим днем, когда стало ясно, что участники президентской охоты сами уже не вернутся, по приказу президента в Бульонском лесу высадилось три сотни стрельцов. Они огнем и острием уничтожили волков и собрали изъеденные останки охотников, загонщиков, надсмотрщиков. От президентши ничего не осталось кроме обрывков одежды, будто волки полностью растерзали ее. Фискалий Чистые Руки не очень опечалился ее кончиной. Марина давно тяготила его своими придирками и зудежом, да и мало чем отличалась от всех остальных женщин. (Фискалий с юности своей считал, что лучшая сторона женщины — нижняя, а снизу не видно, президентша ты или кухарка.) Но господин Лучший Президент был не на шутку обеспокоен и встревожен дурным оборотом забавы, которой баловался еще его родитель — морской разбойник Папа Танкер.

Происшедшее никак не укладывалось в голове. Фискалий, уединившись вместе с кувшином легкого полусухого вина в палате Небесного Спокойствия, чьи стены были из прозрачно-голубого лазурита, мыслил и мыслил о неприятном. Пропала волчья стая из подземелья, все погибшие в Бульонском лесу были растерзаны волками.

Звери-то явно одни и те же. А ведь волчары взбесились после того, как к ним сброшен был мэрин Общак! Который тоже куда-то исчез.

Фискалию от огорчения расслабило живот и лучший президент лишний раз посетил Покой Задумчивости, то бишь нужник. Там стоял массивный серебряный горшок, опорожнить который могли только четверо сортирных холопов, и там же играли лучшие скрипачи. Задушевный «концерт для попы с оркестром» помог президенту принять важное решение.

Он срочно вызвал к себе несколько лекарей-трупорезов, повелел им спуститься в подземелье, дабы удостовериться — есть ли там останки мэрин. Старший лекарь, именующий себя Докторус Магнус, с приторной улыбочкой осведомился об особых приметах преступника, и думный клерк Егорка, найдя в хранилище памятные бумаги на Общака, прочел, что на лбу у того имелся шрам, вернее вмятина в виде подковы — от сильного удара каблуком. Президент еще, поворошив память, точно вспомнил в коем наряде явился к нему дерзкий мэрин.

Лекари спустились в подземелье и стали ковыряться там в волчьем дерьме. Тело ни в коем виде не было найдено, только сапоги и кафтан мэрина, целыми, совсем не изодранными, а лишь слегка обгаженными.

Фискалий дотошно прослушал подробный доклад лекарей, затем позвал к себе верховного ревнителя веры, благочестивого Бурбулия Святоеда, и, поведав ему о всех перипитиях, осведомился:

— Слушай, благочестивый, не могло ли статься так, что Общак превратился в волка и отмстил мне в колдовском обличии?

— Вполне возможно, господин Лучший Президент, — охотно отозвался столп истинной веры. — О случаях оборотничества сообщается во вполне серьезных обстоятельных книгах, написанных как в домашинную эпоху, так и в послемашинную, наипаче следует отметить древних авторов Флавия Филострата, Инститориса и Шпенглера, братьев Гримм, Шарля Перро, а также современного нам Люцифера Терроруса из Шварцвальда. Сдается мне, что и Общак уже не был Общаком, когда явился к Вашей Эффективности. Любопытно было бы узнать мнение авторов машинной эпохи по вопросу вурдалачества и оборотничества, так сказать выявить научный подход к проблеме. Однако же в наших собраниях книг того времени ничего достопримечательного я не встречал, если не считать таковым смехотворные измышления господ, именуемых фантастами.

— В Космике небось разобрались с энтим делом вполне по-научному. — недовольно буркнул президент.

— Но, господин Лучший Президент, они не делятся с нами никакими важными сведениями.

Фискалий чуть не ли спрыгнул с трона и стал мерить лазуритовый пол ногами, обутыми в сафьяновые туфли с загнутыми носами.

— Я заставлю этих небесных козлов поделиться со мной всеми важными сведениями, я на них, шельмецов, крепко надавлю. У меня, между прочим, есть, чем пронять их. Как-никак, я им поставляю целыми ведрами отборных живчиков, из которых космические богатыри вырастают, да еще клюкву, морошку, травы и корни лекарственные, грибочки, панты марала, лягушек, пиявок и другую живность, минералы всякие, яшму, оникс, самоцветы разные, аметисты, изумруды, ну и так далее. Землю для их секретных объектов выделяю безоброчно. Веру эту придурочную распространяю древесную, из-за которой народ линчует изобретателей, а мэрины казнят рационализаторов. Взамен имею не так уж много: ну, семена якобы более урожайных злаков, ну, поросят, цыплят и прочую юную скотинку, которая якобы меньше болеет, лучше слушается и будет больше приплод давать, ну, еще там по ерунде, инсекс… инсектициды, пестициды, музыкальные гондоны, трусы женские и мужские, именуемые стринги, снадобья от чумы, холеры, триппера и еще кое-каких хворей. Короче, надо связь с Космикой налаживать.

Фискалий, подойдя к стене, покрутил око ангела, изображенного на барельефе, в тот же миг нижняя часть крылатого небесного создания повернулась, открыв ход в потайные покои.

Президент, придерживая венец, и верховный верослужитель, держась за митру, вступили в узкий низкий проход, потом еще спустились по винтовой лесенке и оказались в темном склепе, заставленном каменными саркофагами.

— Всякий раз запамятываю прихватить с собой факел или хотя бы свечу, — президент обложил по матери неприятную темень. — А храмовники весь склеп как назло заставили своими гробами. И выбросить неудобно, все-таки Владыки Чистоты и их первые замы тута лежат. Ежели сам не будешь уважать верховных особ минувшего времени, как же требовать уважения к собственной персоне?

— Господин Лучший Президент, третий гроб слева, не ошибитесь как в прошлый раз, а то опять на скелет в пиджаке напоремся, — напомнил главный клерикал.

Наконец, на лицо и выставленную вперед руку президента упали плотные голубые лучи. То же повторилось и с главным ревнителем.

— Не моргай ты, оно по глазам читает, — цыкнул Фискалий на заерзавшего Бурбулия.

— Распознавание завершено, доступ для двух живых объектов с идентификаторами «Лис» и «Заяц» открыт, — слова неведомого существа просочились сквозь затхлую тишину, и приятный свет залил склеп.

Его посетители, вставшие возле условленного саркофага, сдвинули тяжелую плиту, и из глубин могилы поднялся на подставке черный плоский ящичек. Представ очам, сей предмет оснастился несколькими рядами кнопочек-пупырышек. Ревнитель Бурбулий Святоед потыркал их пальцами, и над ящичком восстал призрак. Сия сумрачная тень возгласила гулким, но скорбным голосом:

— Назовите причину выхода на связь и код соединения.

— Раньше я запросто мог перетолковать с кем угодно, а сейчас ко мне пристают то с каким-то кодом, то с протоколом связи. Можно подумать, что это они — президентские особы, а не я, — проворчал Фискалий, но с призраком заговорил любезным голосом. — Мне нужен кто-нибудь покруче из Технокома по важному делу, код соединения 128А765. Как вы понимаете, сие определяет высокую срочность и уровень доступа.

Призрак уныло молвил:

— Подтвердите ваш статус.

— Я по-прежнему всенародно избранный президент Темении, Фискалий Чистые Руки.

Случилась небольшая пауза, после чего призрачный рот криво ухмыльнулся, глаголя:

— Генеральный уполномоченный касты «техно» открыл свой канал. Соединяю.

Над ящиком вместо первого восстало другое привидение — то был образ молодого человека, почти юноши, с весьма свежим и холеным лицом, каковое весьма разнилось от свирепой вырубленной топором физиономии Фискалия.

— А, коллега президент, давненько тебя не слышал. Как дела?

Фискалий, не в пример обычным своим умолчаниям и околичностям, заторопился поведать о последних происшествиях.

— … Понимаете, коллега генеральный, мне нужна научная экспертиза, мне потребны именно научные, а не набившую оскомину колдовские способы борьбы с поганым оборотничеством и дьявольскими чарами, — завершил свое изъяснение президент.

Призрак молодого человека заговорил не без высокомерных ноток:

— Ну надо же, мы вам понадобились, Фискалий. А еще недавно мнение Технокома вас совершенно не интересовало. Лично я пытался с вами связаться месяц назад и напомнить, что чрезмерная приватизация власти приводит к ослаблению государства.

— Так это ж мы по вашему указанию, — стал оправдываться за шефа Бурбулий, — вначале приватизировали власть в пользу удельных князьков. Помните ж, «берите сеньоритета сколько хотите», это вы нам такой лозунг спустили. Тогда феодалы распоясались, стали землю и недра в свою вотчину захватывать, крестьян и посадских людей обирать, и ордынцев приводить, а Петролий наготовил сто бочек напалмия и с ханом Тулеем в сообщение вступил. И вы нам тогда другой лозунг спустили, «тянуть одеяло на себя». И президентские мельницы — тоже ваша идея, иначе нельзя было учесть, сколько крестьяне ваших транс… трансгенных семян используют…

— Утихни ты, — президент толкнул ревнителя, — чего перед ним унижаться, чай, не маленькие.

Фискалий так стиснул скипетр, аж костяшки пальцев побелели, но быстро уразумел, что гневное волнение делу не подмога.

— Что вы там понимаете, сидя на облаке. Всё плохое — от ваших советов, то вам надо феодалов наглых расплодить, то бочки с нефтью за зеленые бумажки Фед Резерву посылать, то старую веру православную запретить и древесную одну распространить, — президент пнул тщившегося что-то сказать Бурбулия. — А где я своим умом действовал и людей расспросив, там успех сопутствовал. Это я неустанным освоением Дикого поля, строительством засечных черт, оборонительных валов и крепостей одолел Амангельды, а вовсе не Самотлорский князь со своим напалмом. По всей Северной Азии только у меня оседлое население есть, крестьяне, а как ехать в любую сторону света от пределов державы нашей, то на сотни верст одни кочевники, собиратели и всякая шантрапа, живущая набегом и разбоем. Купцов и городского люда у меня много больше было, кабы торговлю удалось наладить, а то вокруг то эти морские разбойники, то степные бытыри, то плесень уральская, то клейковина людей в дороге харчит, то льды Обский пролив запирают — значит, вы опять солнце выключили. Но никому я не дам у себя смуту разводить. И вправду сказнил я где-то четыреста-пятьсот отъявленных злодеев, однако не сравнить с Вынь Шэнем и Верхнегерманским Рейхом, где на каждом углу виселицы и клетки с костями стоят. И люди теменские зрят воочию, что не попускаю я злу, не поблажаю разбою и развалу. Ведь если порядок разваливаться начнет, то ордынцы и шэньцы будут за один набег по десять тысяч душ в полон уводить, детей малых от родителей отрывать, урожай из закромов выгребать и избы жечь, обрекая уцелевших на плач великий и голодную холодную смерть. Так ведь оно и было до моего прихода к теменской власти. То людие, что постарше, меня уважают за то, что спокой принёс.

— Вы — неоригинальны, Фискалий. Себя превозносите, под себя всё гребете. Чем вы отличаетесь от Ци Ши-Хуанди и хана Амангельды? Говорите о борьбе с анархией и неуправляемостью, а подавляете самостоятельных инициативных людей.

Президент не воздержался от праведного рычания.

— Какой еще Хуанди? Ваши «самостоятельные» — это обычные паханы, лидеры организованных преступных группировок в третьем поколении. Что вообще этих типов, кроме их имений и вотчин волнует? Да пока я их не смирил, разоряли они нашу сторону не меньше ордынцев, воевали за землю, за недра, за баб, за славу. И пока у нас шли эти усобицы, то ордынцы и прочие поганые приходили со всех сторон. И на глазах у ваших «самостоятельных» приходили степняки, палили деревни и, взяв бесчисленный полон, спокойно уходили. И не брезговали ваши «самостоятельные» пользоваться услугами поганых в усобицах своих. Ваш «инициативный» Петролий Самотлорский более всего любил свои скважинки нефтяные и своих дворовых девок. За свою нефтянку он сотни храмовников изрубил на куски. И кто ему помогал — хан Тулей! А потом вы его от справедливого дознания на своей тарелке увезли.

— Петролий — мыслящий человек, такими мы не разбрасываемся.

— Точно не разбрасываетесь, теперь он в каком-нибудь углу феодальную смуту начнет и ордынцев наведет. А по настоящему инициативный люд, изобретатели и первооткрыватели — так они гибнут из-за вас! Превратили нас, понимаешь, в сырьевой придаток. И вообще довольно меня воспитывать, аки маленького. Севодни же перестану направлять товар-сырье в Космику, и глазопялить буду, как вы запляшете, едва останетесь без грибов, ягод, трав, аметистов и свежезамороженных органов. Небось, забыли, что доселе человечинку у меня выписываете, на органы и эти самые клетки стволовые. Я же мертвецов собираю не по лекарням и погостам — там только протухшие. Я вам посылаю свежеказненных татей и воров. Чуток повисит он на виселице, тут веревка подпиленная обрывается и падает он прямо в чан с азотом жидким… Колониалисты, вот вы кто. Потешаетесь над нами, используете нас, а могли бы давно всех накормить, защитить, обуть и одеть — и был бы мир и благоволение в человеках… Короче, мне потребно знать, в каких случаях человечишко превращается в волка?

На сей раз призрачный собеседник испытал как будто смущение, поэтому ответствовал быстро и с охоткой.

— Человек не превращается в волка, действует одна и та же хроноплазменная структура, которую мы называем Плазмонтом, а вы, если угодно, можете величать ее демоном. На предыдущей стадии Плазмонт, пробив хрональный экран, утащил в Посленастоящее человека по имени Общак. По-вашему говоря, забрал в ад тело и душу. Ну, а потом демон принял образ загубленного им мэрина для дальнейшего внедрения своих хрональных каналов в физический мир.

— Ага, Общак уже не был Общаком, нежить заранее слизнула его, — шепнул Фискалий верховному ревнителю и снова обратился к космику. — Как же можно одолеть сего окаянного оборотня?

— С Плазмонтом очень тяжело бороться, потому что он… не от мира сего… Но, господин президент, мы вас не бросим на произвол судьбы. Вам на выручку движется другая хроноплазменная структура, уже наша, искусственная, смастеренная в Технокоме. Замаскирована она, правда, под бродячего фокусника. Возможно, это существо будет откликаться на имя Фома.

Президент сплюнул и растер сафьяновым сапогом.

— Какой еще Фома? Тьфу на вас, да как мне, всенародно избранному, принять подмогу от какого-то бомжа? Что скажет сенат? Вот не можете вы без этих штук.

— Чтобы вылезти из унитаза с дерьмом сгодится и туалетный ершик. — отозвался призрак уставшим голосом.

— А чем-нибудь более надежным вы поспешествуете мне?

— Фискалий, я разблокирую для вас тайник номер пятнадцать. Там найдутся полезные штучки, которые помогут притормозить плазмонта, к ним вдобавок приложена обучающая программа.

После того, как призрак удалился, Фискалий и Бурбулий Святоед со всей резвостью покинули душный склеп и вернулись в палату Небесного Спокойствия. Господарь, не медля, вызвал дежурного офицера и потребовал по-быстрому снарядить скрытый президентский выезд.

Тайник номер пятнадцать находился на Старохрамовой дороге, которая некогда вела к главному Храму Чистоты, то бишь Нечистоты. Впрочем, после его разорения князьями нефтегаза она уже вела в никуда. Кости храмовников, лежащие под полусгнившими виселицами иногда плясали и даже пели, как утверждала народная молва, отчего путника сюда и калачом не заманить было.

Шестеро ражих рейдеров полчаса рьяно рыли в условленном месте (через три виселицы от главного эшафота), прежде чем наткнулись на металлическую дверку, вернее, люк. Господин Лучший Президент лично смахнул грязь с радужного пятна на броне и приложил к нему длань, после чего ход в подземелье открылся.

Фискалий, скинув шубу, собственноручно выудили из тайника два черных короба. Оные предметы были поставлены в президентский поезд, дверка тайника закрылась, и рейдеры вернули землю обратно, примяв сапогами получившийся могильный холмик.

Всю ночь президент и верховный ревнитель разбирались с чудесными возможностями устройств, хранившихся дотоле в коробах. Одно из них острословный вероучитель прозвал «демонобой», другое — «демонометр». Первое напоминало скипетр, другое — державу, только было полегче и с глазком, который выдавал всякие мудреные знаки. К утру изучение устройств еще не было закончено, однако президенту нестерпимо восхотелось отдохновения от трудов, то есть завалиться с первой попавшейся бабой на огромную кровать под муслиновый балдахин. Фискалий ударил в колокольце, зовя дежурного офицера, и в покоях немедленно появился рейдер… в коем нельзя было не признать покойного Остер-Усова. Труп не слишком подвергся тлению и словно посеребрился — заметно было и отсутствие дыхания. Президент на мгновение помыслил, что, должно быть, уже спит, однако на нос покатились капли хладного пота. Но прежде, чем тело и душу поразил дикий обессиливающий страх, вспомнилось ночное обучение. Фискалий схватился за демонометр, она показывала близкое присутствие X-структуры по азимуту тридцать, то есть в районе двери, где стоял мертвец Остер-Усов с обычной своей улыбочкой.

— Ты иди отсюдова, марш на кладбище, чертово копыто, — заорал Фискалий, пытаясь испытать праведный президентский гнев.

Но стервец-мертвец пошел не на кладбище, а прямо к президенту, все шире разевая рот, каковой сразу стал похож на черные ворота. Завизжал и с тонким пуком рухнул в обморок верховный ревнитель, превратившись в кучу хлама на изразцовом полу.

— Ах так, — президент направил на псевдопокойника жезл демонобоя, втайне не веря в возможность избавления. Но тут мерцающее зеленоватое немного пушистое облачко окутало нежить. Та пыталась выдраться, меняла очертания, корчила рожи, принимала обличие то мэрина Общака, то неведомого воина, то волка, то президентши Марины, то коркодила, то медузы, то комка переминаемой глины, то вообще несуразного квадратного чудища с кнопками. Однако президент неотрывно придерживался правильного азимута, и волшебное облако сковывало нечисть получше всяких кандалов. Враг человеческий, в конце концов, потерял всякий облик, превратился в червивую кашу, затем в узорчатый рисунок, завитушки еще поползали, как червяки, но вскорости истончали и растаяли с легким шипением. Получившаяся серебристая хмарь закрутилась полосками и втянулась в одну точку, которая тоже исчезла.

— То-то, не достал ты меня, поганец, — промолвил президент и с чувством удовлетворения глянул на верховного ревнителя, однако тот не видел победной сцены и лежал без чувств в луже своей мочи. — Казнить Бурбулия что ли, ибо трус он поганый и вера у него противная? Да нет, нельзя. Опять же, те типы, что наверху, скажут, что я свободу совести утеснил…

В стольном граде Теменске было многолюдно, имелось где затеряться даже бродячему фокуснику. На ярмарку окрестные крестьяне обязаны были доставлять лучший съестной товар, лесную ягоду, садовый фрукт, огородный овощ, и продавать по приятной цене, то есть без наглости. Надлежало также, стоя в торговом ряду, блюсти улыбчивость лица, проворство рук и неленность тела. Скиталец Фома почти без опаски бродил в толпе обывателей, слоняющихся по базару. Питаться ему не хотелось. Его совсем не тянуло к харчам с той поры, как он уразумел, что уже не является человеком.

Чтобы видеть, слышать и ощущать подобно человеку, ему приходилось немало напрягаться — в противном случае он начинал видеть со всех сторон, даже то, что находится в потайной глубине чужого тела, и слышать, како скрипят сухожилия ног и хлюпает перевариваемая пища во чреве. Если не напрягаться, то мир представлялся в виде турбулентных струй, вибрирующих линий, потоков пульсирующих пузырей.

Тем временем, на Дворцовой площади, где гуляла ярмарка, для назидания и потехи уже затевалось действо. Помост был выстроен давно, изрядно заляпан — причем грязью являлась запекшаяся кровь — и давно не мыт, вероятно из каких-то педагогических соображений. Сейчас на нем, расставя ноги-столбики, встал парадно одетый глашатай и возгласил:

— Приговором всего честного народа и решением сената ныне смертию карается преступник, ложно именовавшийся князем Ишимским. Оный злодей, не смирившись с потерей вотчин и кормлений, смущал умы коварными речами и затевал усобицы, такоже готовил с помощью бесовской силы огненное зелье, именуемое напалмием — дабы пожечь наши крепости и города.

Двое рейдеров ввели преступника, следом появился и палач с огромным бердышом.

Нечеловек Фома охватывал восприятием всю Дворцовую площадь и ощущал на ней и равнодушие, и сочувственное трепетание, и удовлетворение. В ком-то билась злость и звенела воля к борьбе.

Палач заставил жертву опуститься на колени, шлепнув ее по плечам, попрыскал на нее водой из своего рта, посыпал мукой — блюдя многочисленные секреты своего мастерства. Засим отошел на пару шагов и заиграл толстыми мышцами, изготавливаясь к удару — ибо желал снискать рукоплескания и одобрительные возгласы народа.

Бердыш уже возделся, дабы раскроить преступника наискось, от правого плеча к левому боку, но раздался выстрел, и палач рухнул, пуская широкую струйку крови из губатых уст. Фома засек своим многослойным многофокусным зрением, как на разных концах майдана, даже на крышах домов заплыли дымком стволы пищалей. Заварилась суматоха, пошла давка, мигом обезумевшая толпа ринулась во всех направлениях, топча нерасторопных, а князь Ишимский прямо со связанными руками соскочил с помоста. Однако же со стороны Детинца быстро появилась цепь рейдеров, каковая дала ответный залп, пришедшийся в основном на бегущий люд. Двое человек, подскочившие на помощь князю Ишимскому, тоже были скошены свинцом. И вернуться бы ему вскорости на плаху, кабы не странное событие.

Рейдеры перестали видеть приговоренного к казни, для них площадь нежданно изменила свой облик. Напротив плахи появилась еще одна плаха, токмо большего размера, а дальше еще одна, каковая заслоняла свет, но имела очертания размытые и нечеткие, а потом еще одна, уже как гора или грозовая туча.

Злодей князь Ишимский сам перестал видеть рейдеров и народ — со всех сторон были лишь пустые рыночные ряды — и словно серебристая жидкость объяла его и понесла вперед. Не под бердышем палача, а только сейчас липкий пот потек по его лбу и спине, ведь путь не кончался и был совсем безлюден. Князю Ишимскому помыслилось даже, что сам он уже преставился и оказался в аду. А не упал обессилевший злодей лишь потому, что невдалеке замаячила худая, даже тщедушная фигура в серой рясе, которая как бы поманила и повела его. Затем серорясый исчез, а бежавший с плахи преступник наткнулся на одного из своих сотоварищей. Верный человек провел князя Ишимского узкими улочками к возку, каковой и вывез осужденного вон из города в бочке из-под пива.

Когда же прошло наваждение у рейдеров, то государственного злодея и след простыл.

Неспокойно президентствовалось теперь Фискалию. После истребления нежити, принявшей вид полковника Остер-Усова, напасти не кончились. Напротив, они сменяли одна другую. Стоило только президенту снарядить выезд из дворца, как случалось происшествие. Хотел внезапно нагрянуть в сенат, чтобы проверить не спят ли бояре с сенаторами на заседаниях, то рушилась на дорогу стена дома или посреди улицы начинала зиять бездонная яма, или же путь густо зарастал деревьями. Собирался проведать коллегию, не играют ли дьяки с клерками в нарды, вместо чтобы скрипеть перьями по бумаги, а на деревянной мостовой весь поезд принимается скользить словно по льду, ино прилипает к ней колесами и копытами, словно клеем была она промазана. А один раз президентский возок застрял в неглубокой навроде лужице, да намертво, и к тому же стал утопать. Пришлось его спешно бросить — и пока президент выбирался, сам едва в оной луже не утонул, еле вывернулся из объятий грязи.

В итоге Фискалий порешил никуда более не ездить и запил горькую в своем дворце, стоящем за крепкой и широкой стеной Детинца. И довольствовался теперь как Папа Танкер на старости лет дебелыми кухарками. Впрочем, и тут коварства не прекратились, а скорее умножились. Развелись во дворце какие-то крысы преогромного размера, иже просачивались в самые мелкие скважины, и ухитрялись харчить людей, особливо сдобных кухонных баб. Опричь того, грызуны сожрали и верховного ревнителя Бурбулия Святоеда, об чем президент, по правде, не шибко сожалел.

Фискалий, лично возглавя дворцовую гвардию, устроил облаву на колдовских тварей вместе со своим демонометром и демонобоем. Взламывал президент полы и стены, открывал самые темные подвалы и погребы, спускался, не радея о животе своем, в самые глубокие подземелья. Попадались пока навстречу только дьявольские крысы, каковые тут же истреблялись жезлом-демонобоем. Наконец, в самом дальнем углу самого большого подземелья (что располагалось под Поварской башней, где готовился харч для всего двора), встретился президенту крысиный король, идеальная крыса. Монстр будто состоял из множества сросшихся тварей. Вдобавок, новые и новые крысы то и дело отпочковывались от поганого многоглавца. Глазок демонометра не только красным светился, но и показывал «Преднастоящее: + 1 сек.».

Президент с гвардейцами, не спужавшись, свирепо бросился в бой. И рубили они крыс мечами да секирами, и гвоздили палицами, и жгли факелами. А самое главное — Фискалий хоробро и умело орудовал демонобоем, замыкая крысодракона в уничтожительное пушистое облако. И замкнул — многочленное чудище ревело, как будто силилось что-то сказать, судорожно дергалось, разделялось и вновь соединялось, меняло облики, обращалось в клубок змей и коркодилов, в стайку обольстительных девиц, в собрание почтенных старцев, но Фискалий не выпускал адскую нечисть из своих мощных уз. Он умело совмещал прицел демонобоя с его целеуказателем и нажимал на кнопку с волшебной надписью «Стереть».

Но прежде чем исчезнуть, крысиный король промолвил:

— Не врага, а друга ты лишил ты телесной оболочки, ведь я — посланец дружественного Технокома. А враг остался рядом с тобой. Вряд ли я еще сумею помочь тебе, господин последний президент.

Фискалий, не смутившись, вопросил:

— Если ты друг, то зачем сшамал Бурбулия и столько невинных, так сказать, кухонных баб?

— Такова моя жизнедеятельность, моему тела нужна легкоусваиваемая организационная энергия. К тому же все, кого я употребил, имел внутри гнездовья X-структур.

Президент не поверил такому признанию и додавил уничтожительную кнопку.

И вот брань закончилась — крысодракон и его подданные превратились в шевелящиеся завитушки, затем в серебристый туман, иже растаял полоска за полоской, узор за узором.

Президент даже пожалел, что нету рядышком какого-нибудь летописца, а еще лучше писателя-повествователя, который анонимно сочинил бы повесть «Об убиении окаянного чудовища благоверным Фискалием». Однако насколько он мог припомнить, последнего повествователя сожрали собаки во время охоты, а трое придворных писателей скончались один за другим от обжорства, пьянства и любовных излишеств еще в прошлом годе.

Опосля немеркнущих подвигов президент хорошо попарился в баньке, попользовался криворожими свинарками, числом двенадцать. И порадовался Фискалий, что превзошел Папу Танкера, но и погоревал, что подобные вещи нельзя занести в летопись. Эх, хорошо бы принять религию вуду, в которой приветствуются половые подвиги.

Выпив жбан вина, доставленного, минуя всех пиратов, скоростным парусником из Бордосского Эмирата, президент, наконец, угомонился и улегся почивать на перины из лебяжьего пуха.

Но всю ночь напролет Фискалию казалось, что кто-то давит ему на грудь и проснулся он с ранья — дремы не было ни в одном глазу, лишь сухость во рту, колочение сердца и тягость с пучением в кишках. «Переупражнялся я вчера на радостях, — невесело подумалось президенту, — увы, нет счастья в жизни.»

Он окликнул постельничего слугу, тот не отозвался; ударил в колоколец, караульный гвардеец не явился.

— Ну, я им покажу, — шептал президент, опуская ноги в собольи чувяки, — свиньям скормлю.

Фискалий выбежал из спальни и споткнулся об постельничего, который, как и положено, дрых у порога. Вернее не споткнулся, а вляпался. В свете масляной лампы было видно, что верный слуга лопнул посреди, по краям длинной раны бахромой свисали серебристые нити, более того они шевелились, как и содержимое живота. Президент с проклятием вернулся в спальню, схватил демонометр и демонобой, уничтожил рваную куклу, в которую превратился его верный слуга, и выскочил из покоев в коридор. Двое дворцовых гвардейцев, как и надлежало, стояли на страже по обе стороны от резных позолоченных дверей. Вернее не стояли, а висели на серебряных нитях, уходящих куда-то вверх. Те еще сокращались и удлинялись, отчего воины немного шевелились. Президент разорвал одну из нитей и дернул на себя. Она потянулась из гвардейца, как из тряпичной куклы. Фискалий отпустил нить, но она продолжала вылезать, а следом полезли и другие. Через минуту от верного воина остался на память лишь какой-то веретенообразный остов.

Фискалий с захолодевшим сердцем кинулся бежать по дворцу, призывая на помощь живых людей. Но к нему приближались люди неживые, нелюди недышащие, с синими лицами: то полковник Остер-Ухов, то мэрин Общак, то президентша, то другие упокойники. Жезл демонобоя изничтожал нечисть, но валом валила новая и новая. Уже нитки словно черви поползли из стен, потолка, пола, кои вскорости стали походить на полуистлевшую рваную ткань. Дворец расплетался и распадался, как гнилой саван…

«Я тебе не дамся, ты не поглотишь меня, не примешь мой облик и не станешь править от моего имени. В Пороховую башню!»- собрав последние остатки президентской гордости, решил залитый потом Фискалий.

Когда он бежал по мостику, ведущему в башню, ноги его вязли, оскальзывались и запутывались в нитях, которые свисали космами, напоминая бороду великана. Но президент непримиримо орудовал демонобоем, расчищая себе дорогу.

Мостик разлетелся, едва Фискалий добрался до башни. Однако бронзовая дверь оказалась заперта на крепкий замок, а ключей президент не захватил, раньше не до них было.

Сзади рассыпался дворец, и надо было поторапливаться. Впрочем, дверь башни оказалась червивой и расползлась под ударом жезла.

В пороховом погребе президент на ощупь развязал один из мешков с взрывным зельем, выудил из кармана огниво и чиркнул трутом. Первая искра упала мимо, в то время как сзади уже расплелась двухаршинная стена. Пыл боротьбы так захватил президента, что он напрочь забыл всякий страх. Сие поспособствовало замыслу. Вторая искра влетела ровно в порох.

Море света — последнее, что узрел Фискалий, прежде чем провалиться в бездну, наполненную синелицыми духами.

 

БЛОК 17. ИШИМСКИЙ СМУТЬЯН

Четкий прием. Симплекс

После взрыва в Пороховой Башне Детинца, почти весь столичный град не спал. Были подняты на ноги и рейдеры, ночевавшие в своей казарме в Детинце, и омонцы на своих дворах, и стрельцы из пригородной слободы. Многие люди, даже не слишком одетые, в одних портах и рубахах, скопились на Дворцовой площади, ожидая известий о президентском здоровье.

Тем временем ратники оцепили Детинец, омонцы окольцевали дворец, а рейдеры вошли в него. Каково же было удивление их, когда они обнаружили во многих местах сильно изъеденные стены, осыпавшиеся фрески и мозаики, обрушившиеся перекрытия и кровли, будто дворец стоял заброшенным уж не менее сотни лет.

Из дворцовой гвардии и ближних слуг оказалась найдена едва ли половина — да и то в каком-то обалдении, в полусне и полном беспамятстве на предмет истекшей ночи. Остальные же как в воду канули.

Но к великому облегчению и радости сам президент обнаружился в своей опочивальне. Был он немного смурной, ничего не знающий — не ведающий о ночном происшествии. А после личного осмотра дворца и башни возжелал Фискалий молвить слово народу, скопившемуся на площади.

И говорил он с людьми, после чего некоторые теменцы впервые сказали, что президент — подмененный.

Молвил Фискалий, что волей Неба спасен он от худой смерти, и за спасение свое собрался облегчить житие всякому люду, избавив его от излишних податей и тягостей. На все облегчения будут изданы президентские указы с сенатскими ратификациями.

И в самом деле, указы с ратификациями вышли. Однако вслед за сокращением податей и тягостей, усохла казна, пришлось половину войска распустить и многих городовых стражей, некому стало строить и чинить пограничные крепости и засечные черты. Гулящий люд стал сбиваться в шайки и грабить купцов да других проезжих как по большим дорогам так и на ночных улочках-переулочках. И в дома тати теперь забирались, опустошая имение и насилуя девок. Прибивался к оным разбойникам тот худой народишко, что хотел удовлетворить свою наклонность к душегубству и мучительству.

Стали просачиваться и волки-ордынцы через ослабевшие сторожевые черты, двигаясь мимо острожков, по лощинам и оврагам, не разжигая огней, скрываясь от теменских разъездов и сторожей. И сии хищные проникновения учащались, поелику служилый люд, казаки и прочий воинский чин начал отлынивать от пограничной службы или относиться к ратной повинности без должного радения. Ордынцы углублялись в населенную страну верст на пятьдесят, затем поворачивали и, развернувшись широким крылом, мчались назад, захватывая детей в седельные корзины, такоже пленяя отроков, отроковиц, скот, хватая всякое удобопереносимое имущество. Тожно творилось и на севере, где шэньские пираты грабили приморские селения и, двигаясь вверх по рекам, вязали в полон много мирного люда и сметали всё для жизни потребное.

И народ тогда возроптал, требуя от президента исполненного суровости наказания для разбойников, повольников, грабежников, мучителей и воров, для всех, кто не усрамляется наложить руки на жалкий скарб вдовы и сироты.

И тогда вышел Фискалий к народу на Дворцовую площадь и глашатал:

— Надо ли вам еще облегчений, люди теменские?

— Нет, ни в коем образе, наелись, — отозвался народ.

— Так чего же вы от меня хотите? Кар и казней?

— Отмщения преступным. Господин наш лучший президент, умертви татей и мучителей, заставь служилых людей наши дома защищать.

Постоял немного президент, обождал, пока умолкнет народ, и молвил, а слова его раскричали глашатаи по всем углам.

— Не дождетесь от меня казней и кар. Ждете вы немилости к другим, но когда она коснется вас, срамоделов, за ваши собственные прегрешения, начнете вы роптать. Не от человека, не от голосующего собрания, не от президента должно приходить наказание, ведь никто не знает и не видит всего на земле. Кара будет приходить от сил небесных и подземных. Небесное воинство отступится от повинного, а посланцы ада вопьются в него аки звери ненасытные.

Сказав сие, президент немедленно удалился в Детинец, а народ разошелся, скребя в головах, ибо полагал, что беззаконие и злодейство долго еще будут гулять по земле теменской.

Однако вскорости городовые и квартальные надзиратели стали находить во рвах и яминах разорванные ино поломанные тела разбойников и злодеев — и как будто не человеком, а большим хищным зверем были они преданы лютой смерти.

По всей теменской державе не отягощались виселицы и не сотрясались плахи, не оглашались зычным гласом приговоры, однако каждое утро там и сям обнаруживались свежие мертвецы. И народ знал, за какое злодейство и преступление наказаны сии люди. Неким зверем мощным раздирались и тати-разбойники, торгаши-обманщики, и купцы-барыги, и хапуги-самогонщики, и насильники-похотливцы, и лукавые ремесленники, что выдавали плохой товар за хороший. Всем им худая скверная кончина наставала. Тут снова загулял слух, что президент подмененный, что на самом деле страшное он чудище, монструм монструозус, который ночью темной рыщет по улицам и людей гложет.

А затем в верховьях Васюгана и Тары стали собираться недовольные, разбойники и обманщики, и сбивались они в большие буйные толпы. Возглавил их Ишимский Смутьян, дабы идти на столицу и пресечь жизнь зверя-президента, кем бы он ни был, исчадием ада или человеком. Предводитель разбойников сам претендовал на президентский кабинет, ибо указывал на свою высокородность — имелись-де бумаги, согласно коим предок его был нефтяным бароном еще до Святой Чистки. Потому и велел именовать себя князем. И вез с собой сей князь бочки с ползучим огнем — напалмием, каковой без участия злых бесов изготовить невозможно, так во всяком случае вещали ревнители веры древесной.

Знал Ишимский Смутьян, что дурны нравом, своевольны и плохо обучены его люди, не сладить им с теми полками, что по-прежнему преданы президенту, и особенно с рейдерами. Посему вошел ушлый князь в сношение с ханом Большой Орды Нурбеком Тулеем и подговорил его выступить совместно против Фискалия.

С нарочным хан прислал письмо:

«Смилна рахмам рагым. Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Знавал я тебя и ранее, княже, добрый ты был аскер. Надеюсь, сохранил ты по воле Аллаха упорство и терпение. Готов я оказать тебе военную помощь, невзирая на то, что ты иноверец. Теменская земля одна из немногих в мире, что не стала еще в веру истинную — Мохаммад дени, и криво верует в Господа-промыслителя. Алла акбар. А иллягяиля илл алла. Ну да получишь ты престол по воле Аллаха, с помощью моей конницы, и тогда правильно уверуешь в Бога. Хуа рахману рагыму, хуво могу лязи. Вспомни, какие погибели настигли земли Запада, потому что не было у них веры. Гордились они своим могуществом и многоумием, вложенным в машины. Но то была не их сила, а сила дьявола Иблиса. Впрочем, уже тогда трепетали люди Запада перед воинами Джихада. И пришел день, когда Аллах-каратель разбил машины, Иблис в страхе отступил, а люди Запада вспотели от страха и оказались слабыми, как женщины. Пришли тогда моджахеды и федаины, убили нечестивцев и взяли их имущество, их дома и жен. Аллах способствует праведным, а безбожников погубляет. Да здравствует Исламская Революция. Алла акбар, иллала акши хадо. Окажу я тебе помощь потребную, но и ты одари меня аллаверды бочками с напалмием.»

В те дни, когда пожелтела листва дубов, во многом числе вступили ордынские кони в пределы теменской земли, однако встретили их не казачьи заставы и конные сторожи, а дружественные шайки воров и разбойников. Соединившись, оба воинства двинулись вдоль правого берега Иртыша, разоряя и уводя в полон встречное население.

Десятки верст князь Ишимский и союзный ему бек Тулей преодолели, не встречая особого сопротивления. Казаки, открепившись от своей дозорной службы, разъехались кто куда. Те немногие, что остались верными президенту и отечеству, могли лишь докладывать о быстром продвижением разбойничьего войска. Сторожевые войска тоже откатывались, не ища ратной брани. Ведь многие дворяне не вернулись в полки, а жировали в своих поместьях, кои дарованы им были под условие честной службы.

К разбойничьему войску прибивалось немало срамного гулящего народа, и воры, и дезертиры-бегунки. Все хотели легкой добычи и нетрудного прокорма, а ордынцы, как у них ведется, упивались убийством и мучительством.

Дотла разорив очередное село за то, что доставило мало припасов и снеди, да спалив очередную крепость напалмием, выехало разбойничье воинство на берег Иртыша для переправы — и начало вязать плоты из изб, разобранных на бревна.

Когда первые отряды уже принялись садиться на плоты, перед очами князя Ишимского, наблюдавшего за сим с крутояра, неожиданно возник человек тщедушного телосложения в серой рясе.

— Не спеши, княже, — рече он, — не наступай на столицу.

Князь потянулся к пистолю.

— Что-то я не совсем просекаю, незнакомец, коим образом преодолел все пикеты и дозоры.

— Не будем обсуждать мое проворство, — ответствовал неизвестный человек и протянул руки ладонями вверх, показывая, что нет у него оружия. — Звать меня Фомой. Я тот, кто провел тебя от плахи до свободы. Вспомнил?

Князь вынужден был согласиться, что помнит серорясого, и спрятал ствол за кушак.

— Да, ты большой мастак внезапно появляться и исчезать. Чего же тебе надобно от меня, Фома? Я не откажусь наградить тебя, так что проси смело.

— Не надо мне бочонка золота. Прошу тебя, княже, не ходи на столицу. Тебе не справиться с Фискалием, потому что не Фискалий он и даже не человек. Война с тобой даст чудищу, выдающему себя за президента, хороший повод поглотить всю страну. Он ведь питается слабыми покорными душами. Прими мой совет и останься на правобережье Иртыша, инда изъяви покорность. Отпиши ему послание, что, дескать, создаешь ты новую пограничную стражу для обороны от басурмана-ордынца.

— Даже пожелай я, то не смог бы сего сделать. Со мной десять тысяч отчаянных людей, имя которым саранча: им либо нестись вперед и вперед, пожирая все на своем пути, либо сдохнуть с голода. А прежде чем сдохнуть, они приколотят меня гвоздями к доске и пустят вниз по реке. Нет, я не смог бы устроить из них пару пограничных полков даже при большом хотении. Кроме того, идут со мной ордынцы бека Тулея — небось знаешь, каковые они хищники, в любой миг их вострые сабли могут обратиться на нас…

— Ясный князь, смотри, — к предводителю подбежало несколько ординарцев, но он и так уже заметил. Вздыбилась на реке волна, встала слегка бурлящей зеленоватой стенкой и не пропускала плоты, вернее, отбрасывала их назад. Из неподвижного водяного вала медленно вылетали струи, схожие с червями, и затем возвращались обратно.

— Воспользуйся сим явлением, княже. Скажи своим воинам, что узрел дурное предзнаменование, — настойчиво зашептал Фома.

— Эка ты постарался, чародей… Значит, колдовать супротив меня принялся, зловонный огрызок? — налившись яростью, Ишимский Смутьян снова выхватил из-за кушака пистоль, но серорясый уже отвернулся и зашагал прочь.

— Позволь мне, бачка, — вызвался покарать один из ордынцев, прибывших с донесением от бека Тулея. — Я соединю его голову с его задницей.

Поскакал нукер, догоняя колдуна и выхватывая на ходу саблю.

— Ва-ах, — выдохнул он, нанося косой удар страшной силы, призванный развалить серорясого напополам.

Но удар пришелся на воздух, потому что колдун мгновенно сместился в сторону. Снова и снова резал саблей нукер, но вседва мимо. Кудесник почти неуловимо для ока перебегал с места на место, доводя своего противника до полного исступления. Кончился странный поединок тем, что ордынец достал саблей серорясого, но сила удара направилась в обратную сторону. Трещина прошла по руке, туловищу, ноге тюркского воина. Когда князь подъехал к нукеру, от того осталась лишь треснувшая словно бы давно высохшая плоть. А колдуна и след простыл, так же как и водяной стены на реке. Сие, взаправду, выглядело дурным предзнаменованием, но князь Ишимский посчитал, что нет у него иной дороги и велел продолжать переправу.

Через две недели воровское воинство уже подходило к городу Ишиму. По пути на левобережье Иртыша число разбойников увеличилось вдвое за счет тех, кому неохота было вкалывать и в поте лица добывать хлеб свой, кто алчен был до чужого имущества. В то же время пахотный народишко, что допреж с радостью встречал разбойничье войско, вскоре проклинал его, наглядевшись на то «облегчение», которое случалось с хлебными закромами, свинарнями, овчарнями и разными припасами. Оттого и пошла молва, что разбойничье воинство воюет не в поле, а в курятнике.

Смутьян заняло город Ишим без боя, только пригрозив метнуть напалмий на его стены; три дня его воины беспробудно пьянствовали, сбив замки на казенных водочных погребах. Немало было взломано и податливых бабьих сердец, и того, что в женском естестве пониже расположено.

А затем разбойничье войско потянулось из Ишима по Восточнотеменскому шляху, оставя небольшой гарнизон в городской крепости. В узости между Красных Холмов походные порядки сильно растянулись, а тут ордынские разведчики доложили, что на высотках заметили разъезды и дозоры президентских воинов-серокафтанников.

Князь Ишимский почуял, что настает час решительной битвы, ведь до столичного града Теменск осталось не более двух недель пути.

Ратоборству предстояло случиться в сложной местности, и Ишимский Смутьян задумался о том, как трудно маневрировать его разгульным воинством. Однако же отправил карабкаться на холмы наиболее обученные слаженные отряды, где поболее бывших боевых холопов и поднаторевших в ратном деле перебежчиков. Конные тьмы ордынцев, как порешил князь на совете с беком Тулеем, должны были укрепить и расширить фланги.

Брань завязалась сперва на правом фланге: воровские отряды прямо на гребне холма столкнулись со стрельцами, численностью не менее полка. Президентские воины встретили наступающих свинцовым ветром, но князь Ишимский с помощью наводчиков, облепивших высокие сосны, удачно прицелил мортиры. Устроивши меткий обстрел, разбойники сумели опрокинуть передний президентский полк, на его плечах спуститься с холма, там ударить в средний полк и после жестокой сечи принудить его к отступлению. Теперь главные силы князя Ишимского смогли выйти из узилища в чисто поле.

Они поддержали изнуренный правый фланг разбойничьего войска и погнали средний президентский полк; кто уцелел из серокафтанников, тот скрылся в окрестном лесу. Впрочем, не до их преследования сейчас было. Перед воровским войском лежало полверсты чистого поля, простреливаемой земли, за которой стоял большой полк президента. Однако уже ни князь Ишимский, ни бек Тулей не сомневались в своей победе.

Порешили они немедленно ударить главными силами в чело вражеского войска, заодно ордынская конница должна была предпринять натиск на левом фланге, чтобы окружить президентский стан или хотя бы зайти ему в тыл.

— Ништяк. Не будет нам тут позора, — молвил князь Ишимский, глядя с пригорка, как толпа воров с ревом почесала через поле вперемешку с полуприрученными медведями и полудикими псами. С ходу разбойники палили рьяно из ручных мортир и картечниц, их весомо поддерживали десятифунтовые пушки, поставленные чуть поодаль, на высоте, — Должны допереть, а там они уже сомнут большой президентский полк. Мои урки — хуже зверей.

На левом фланге, как думалось князю, поводов для кручины и беспокойства еще меньше. Ордынцы неслись на своих единорогах, свистя саблями, улюлюкая и визжа, так что чертям тошно бы стало. Ишимский Смутьян представлял, какая жуткая музыка врывается в уши президентских воинов. Перед ордынской лавой еще мчались чумовые единороги без всадников, но с крыльями-клинками, прикрепленными к седлам — зверей опоили соком серых поганок, чтобы рвались вперед, все иссекая на своем пути, пока не рухнут замертво.

Князь Ишимский заморгал и стал прикрывать глаза от солнечного света своей рукой в кольчужной перчатке — на мгновение ему показалось, что несущаяся конница затянулась легкой сербристой дымкой. Впрочем, хмарь сия сразу пропала. Однако в очи бросилось такое, что князь Ишимский никак не мог поверить — ордынцы по дуге разворачивались назад. Вскоре вся лава во главе с беком Тулеем помчалась наперерез толпе разбойников, по-прежнему прущей в сторону президентского стана.

«Гнусная измена, не имеющая никоего повода, — князь покрылся испариной от клокочущей злости, — сколько раз можно было вырезать всех ордынцев и скормить их земле.»

Через минуту тюркские нукеры врезались во фланг пешей толпы, и пошла кровавая потеха. Когда солнце Сварог показало свой глаз из-за тверди земной, около пяти пополудни, пешая толпа разбойников была поголовно посечена. Засим ордынцы (меньше половины прежнего числа) ополчились на последние силы, что оставались у князя — запасный полк. Ишимский Смутьян отдал все необходимые приказы, чтобы изготовились его воины к отражению конного натиска.

Неплохо обученный запасный полк начал порядную стрельбу залпам — принося все больший урон коннице, которая зажималась по бокам сходящимися грядами холмов. С высот по всадникам еще молотили мортиры и легкие пушки, выбивая их десятками.

Когда конница оказалась совсем близко, князь перестроил свой полк из цепей в полукруг, ощетинившийся штыками и пиками. Его воины стояли на коленях, в полроста, чуть согнув ноги, сиречь в три четверти роста, и в полный рост. Они в последний раз разрядили ручницы с пищалями, и тут налетели ордынцы. Однако всадники после недавней сечи порядком истомились, чумовые звери с режущими крылами пропали незнамо куда, да и ездовые единороги изрядно выдохлись. Они еще пробивались сквозь пеший строй, разбивая копытами кости и терзая челюстями плоть людскую. Но копья и пики кололи спереди, с боков, сзади, короткие тесаки били в живот, кинжалы подрезали сухожилия. Через полчаса конница оказалась выкошена, напрочь выбита, немногие ордынцы унесли свои спины от пуль и скрылись на лесистых холмах. Однако же, и запасный полк оказался сильно потрепан, полёг каждый четвертый.

И тут в уши князя Ишимский проникла проклятая музыка: барабанный бой и рычание труб. Будто серая волна покатилась к нему, се наступало президентское войско, заметны были и подвижные холмы — страхолюдные волосатые слоняры.

— Нового удара не выдержим, так что улепетываем, не утяжеляясь обозом, — кратко приказал разбойничий предводитель, — сейчас в ущелье бегом, потом на холмы направо, налево и врассыпную. Встречаемся возле условленной переправы через Иртыш…

Но означенной встрече не суждено было состояться, разрозненные отряды воров без устали преследовались легкой президентской конницей — гусарами и казаками. Рейдеры устраивали облавы на мелкие разбойничьи шайки, скрывающиеся в лесах, на болотах, в зимниках, заброшенных хуторах. Везде справно поработали боевые псы и ручны волки-охотники. Ни в чащобе, ни в кустах, ни на кочке, ни в скирде сена, ни в погребе, ни на чердаке не мог от них укрыться беглый вор. Прыжок, лязг челюстей, взбрызг крови, задушенный крик, и начинается трапеза. Понемногу волки и псы отвыкли харчить все подряд и повадились выедать у трупа только самое вкусное — ляжки, ягодицы, печень. Через две недели звери настолько обожрались и обленились, что потребовалось доставлять свежих с неутоленной злобностью из столичных псарен и волчарен. Впрочем, ровно через две недели князя Ишимского уже вывели в кандалах на лобное место в стольном граде Теменске. На удивление толпе, казнь опять не состоялась. Благочестивый президент сообразно духу своего человеколюбия помиловал преступника, заменив смертную кару на заточение в темницу — вплоть до «исправления нрава».

Собравшийся у лобного места народ не опечалился отмене кровавой потехи и не обрадовался нечаянной милости — ибо не знал, чего хотеть от чудного президента. За один месяц сгинуло и исчезло не меньше народа, чем за все прежние десять лет правления Фискалия. Однако же преступлений и проступков, в том числе сквернословия и женобития, в самом деле стало куда меньше, чем в те десять лет.

Снова возгласил глашатай государевы слова на Дворцовой площади — пусть не мыслят люди, что судьба их зависит от человечьего произвола. Бдит и карает не президент, придумывает наказания и казни не сенат: бдит и карают нечеловеческие силы. Сам же кроткий человеколюбивый президент лишь заступается за грешников пред строгим лицом Неба.

И кара небесная настигала преступников и кощунников за воровство и татьбу, за дармоедство и лень, за пьянство и алчность, за похоть и тщеславие, гордыню и сребролюбие, драчливость и уныние. И ни про одного покаранного человека соседи и ближние не могли сказать, что невинен он. В отличие от повальной болезни или стихийного бедствия кара не была слепой, а разбирала правых и виноватых, приходя лишь по верному адресу.

Кара могла настичь повинного в любой миг, разорвать его на мелкие кусочки (легкая, но поучительная смерть), сварить изнутри (тяжелая), размазать по стене или земле, вывернуть наизнанку и выжать.

Иные буйные негодяи исчезали на день или даже неделю, а потом возникали снова, только тихие, смирные и работящие. Иногда, впрочем, не появлялись вовсе.

Порой кара приходила в виде зверя — коего не брали ни клинок, ни пуля. То ли волк, то ли медведь появлялся там, где его и не должно быть по причине крепких ворот, дверей, замков, запоров. Зарезав жертву, он пропадал такоже таинственно, как и появлялся. Бывало, что перед прощанием принимал он облик человека, красивого и молодого, иже проходил сквозь стену. Сей вурдалак никогда не причинял вреда детям и женщинам.

Из-за быстрого, неотвратимого и скорого суда почти все злодеи забросили свои скверные дела. Но выяснилось, что наказание смертию приходит за скверные мысли еще чаще, чем за дела. И боролись злодеи изо всех сил со своими дурными мыслями. Боролись с мысленным злом и те люди, кои никогда не решились бы на скверное деяние. Однако чем больше уничтожали внутреннее зло, тем более дурные мысли пленяли голову, и в конце концов приходила кара. Иные люди совершали какой-нибудь ужасный проступок, чтобы поскорее получить возмездие и не выдерживать мучительную борьбу с собственными злыми помыслами. Короче, никогда еще так много подданных президента Фискалия не жила в таком неуютстве, страхе и ужасе.

Однако теменские люди в большинстве своем соглашались, что разбой и татьба совсем сошли на нет, что от президента исходит одна лишь милость и защита, что кротостью своей ускоряет он рост Древа Жизни, кое навседва избавит от погибелей и тягостей всех праведных, даруя всем добрым потребные плоды и волю к правильному действованию. Инда некоторые злодеи, кои явились с повинной головой в Яйцевидный Кабинет, после чистосердечного слезного покаяния пред ревнителями древесной веры, получали президентское прощение. Соответственно ярость Преисподней навеки отвращалась от сих покаявшихся людей. Премного радуясь за отпущение грехов, поступали оне в отряды рейдеров, в матросы обской флотилии, верстались в служилые на засечные черты, некоторые уходили в пустынь, где сочетали молитвы и послушание — рубили и пережигали лес, готовя поля для переселенцев. Однако же находились и те жестоковыйные упрямцы, что втайне обвиняли президента в вурдалачестве и ночной лютости…

Вскоре после оглашения президентской милости князя Ишимского ввели в Детинец через малые двери в воротах, отконвоировали по улочкам, стиснутым между высоченных стен, по узким сумрачным переходам, затем втолкнули в какой-то подвал, отчего помилованный немало еще катился по лестнице, сосчитав не менее пятидесяти ступенек.

Князь нутром чуял, что взаправду никакой милости он не дождется, однако после поражения под Ишимом было ему решительно все равно. Ведь битва-то должна была закончиться поражением президентских войск, но получилось как раз наоборот. Однако Ишимскому Смутьяну льстило, что одолеть его получилось лишь грубым вмешательством непреодолимых колдовских сил.

Сейчас в раскаленной голове князя снова вставали картины, кои рисовали его побег от палача и переправу через Иртыш. Оба раза вспоминался серорясый колдун. Предугадывал и предупреждал тот, что будут употреблены против князя козни дьявольские и силы неестественные. Так ить случилось на поле под Ишимом, где излилась прорва колдовской мерзости. А за две недели бегства, кончившегося пленением на Иртышском берегу, взору не встретился ни один ордынец. И сейчас Ишимского Смутьяна мучило крепкое сомнение, были ли всадники, что посекли наступающие толпы разбойников и напали на запасный полк, теми самыми тюркскими нукерами, коих привел бек Тулей. Не случилось ли подмены? А ведь подмена могла свершиться лишь на поле брани, едва ордынцы яростно полетели в атаку на президентское войско. Не явилась ли серебристая хмарь знамением адских сил?

Когда князь совсем потерял счет времени, запутавшись в мыслях, дверь темницы открылась — совсем не та дверь, через которую его втолкнули — а может и не открылась она вовсе, но рядом возник президент Фискалий.

Едва произошла сия встреча, уразумел князь Ишимский, что Фискалий — не человек, а монструм монструозус, который неведомыми, но мощными чарами сгубил разбойничье войско на поле под Ишимом и следующей его жертвой будет вся обитаемая земля.

«Нет, сия фигура точно не Фискалий, не та речь, не те ужимки», — подумал князь, который многажды встречался с президентом в боевых походах и во время выездов в столицу.

— Изыди, нечистый, — произнес Ишимский и сотворил защитный знак «дерева жизни», оттыпырив большой палец в сторону сатаноида.

— Ты мне в общем-то по нраву, князь, и твое чутье, и твоя воля крепкая. Да и знакомы мы больше, чем ты думаешь, — негневно произнес монстр.

— Кто ты?

— Что, не похож я на Фискалия? Да и ты не таинственный смутьян, а князь Петролий Самотлорский, которого вовсе не срубил рейдер, поскольку спасли тебя сотрудники Технокома. Зря я сразу не поверил Правдорубу. Сцена твоей смерти была лишь изображением голографическим. Вот и мне сейчас притворство не надобно. Я — Адаптид, твой бывший боевой холоп. В чем-то мы с тобой сродни. Я взял власть из мести, и ты восхотел из мести того же, ан силенок у тебя не хватило.

— Да уж, как могло их хватить? Я воевал честно, а на твоей стороне выступали все силы ада, — с неудержимой горечью молвил князь.

— Честно, с напалмием? В стране, где всё жилье из дерева.

Не удержался князь, вопросил:

— Почему ничего не осталось от твоей преданности мне?

— Преданность — собачье чувство.

— Ну хоть изволь ответить напоследок, мой бывший холоп, были ли подменены нукеры бека Тулея на поле под Ишимом?

— Ордынцы Тулея — обычные грабители и кровохлебы, достаточно легкого щелчка по мозгам и они взяли другое направление.

— Как же ты проникаешь в душу?

— Вы сами впускаете меня, своей гнилью. Всякий, чья душа исполнены гнева ли ярости, страха ли, жадности ли, становится добычей Сильного, который приходит из Будущего. И нет у грешной души никакой защиты и сама она лишь еда для Жаждущего, который выплывает из Прошлого.

Князь ощутил всю бездну, перед которой оказался.

— Кто со мной говорит, сам Сильный и Жаждущий, или только слуга его?

— Тот владыка, который вдыхает в меня жизнь и действует от моего лица, мог бы объяснить все толком, кабы захотел… а я еще имею чувства и знания человека, Я помню себя человеком по имени Адаптид, и воином по имени Правдоруб, и мэрином Общаком, и полковником Остер-Усовым. Кстати, как там мой друг из Преисподней по имени Фома? Похоже, ты встречался с ним.

— Сдается мне, что он единственный, кто способен стать камнем, о который ты зубы и обломаешь, — произнес князь с некой надеждой на отмщение.

— Способен, но не станет. Невеликого духа человечек, хоть и запеченный в оболочку из мощных сил. С твоей крепкой волей ты бы скорее сгубил меня, если бы был безгрешен. Ты толкни меня, князь, своей крепкой рукой и я упаду, како всякий другой смертный.

И Ишимский Смутьян пихнул колдуна, каково следует. Ему даже показалось, что Псевдофискалий еще более тщедушный, чем кажется на первый взгляд. Исполняющий обязанности президента полетел, шлепнулся на спину, и даже тощие его ноги взметнулись вверх.

Князь-Смутьян не смог удержать улыбку, как впрочем и сам псведопрезидент. Тот долго и радостно хихикал, валяясь на каменном полу.

Но едва колдун поднялся, как в глазах его появились две желтые точки, кои вскоре окрасили яркой желтизной и радужки, и белки. Потом на фоне ровной светящийся желтизны обозначились щелевидные черные зрачки. Князю стало не по себе, отчего-то вспомнил он некоторые свои неприглядные дела и то, что ради выгоды своей охотно допускал и грабеж, и мучительство, и убиение.

— Ну-тко, толкни меня снова, — приторным голосом предложил монстр.

Князь Ишимский опять пихнул его в тулово, хоть и менее бесшабашно. На сей раз псевдопрезидент стоял неколебимо, как столб.

— Вот ты утратил уверенность, открыл свое сердце робости и сим немедленно увеличил мою силу.

Уже во второй части фразы голос Псевдофискалия стал шипящим, челюсти колдуна удлинились, шея и тело вытянулись, кожа позеленела, из пасти потянуло могильным хладом, а на оголившемся черепе так и заходили желваки.

— А теперь попробуй толкни меня, княже, коли решишьсяяяя…

Слабость проникла в жилы князя, он почувствовал себя маленьким, ничего не значащим, ничтожным, скверным и отошел к стене. Тем временем монстр покрывался серебристой слизью, а заодно таял и исчезал.

Напоследок раздалось шипение с едва различимыми словами:

— Милости небесной вряд ли дождешься ты, так что изведай милость мою. Поверь мне, она вряд ли окажется лишней для тебя.

Князь увидел серебристую слизь на себе, он попытался отскоблить ее, но она снялась вместе с кожей. Оголилась плоть, струйки крови протянулись по воздуху наподобие волос, однако же боль не терзала его. Ишимский Смутьян хотел было взбежать по лесенке ко двери, но поскользнулся, упал и восстать уже не мог, едкая слизь быстро пожрала его ноги, а засим и руки. Князь видел, как исчезает его плоть, обращаясь в серебристую дымку, засим тончают до полного исчезновения жилы и, наконец, тают кости. Нестойкое тело оборачивалось узорчатыми струйками тумана, который закручивался блуждающим вихрем. Серебристая слизь облепила ланиты, чело, глаза князя и он не смог видеть, хотя еще слышал хлюпанье, чмоканье и бульканье растекающейся плоти, потом пропало и дыхание. Какое-то время бывший Смутьян еще ощущал биение своего сердца. Но и оно тоже замерло, сменившись молчанием. Лишь было ощущение падения в бездонную воронку. Внезапно страх пропал, и князь почувствовал себя как будто в материнском чреве, смерть была уже позади, а впереди — новое рождение.

Слабо шевельнулась мысль: «Так вот она какая, милость твоя.»

И новое рождение настало. Исчезающим сознанием прежнего человека князь узрел хоровод колоссальных звездных сфер и поразился дивной их музыке. В калейдоскопе мелькающих красок и объемов, кои напоминали водовороты и смерчи, различал он облики сотен людей, и среди оных было немало знакомых ему. Нарождающимся новым сознанием Ишимский Смутьян уже воспринимал свою следующую родину, далекую от Солнца и от известного ему Настоящего, но полную собственного густого словно бы жидкого света, гармоничную, сложно-симметричную, похожую на дворец с высокими арками, стрельчатыми окнами, легкими башенками, ажурными галереями. Мир сей словно состоял из тонких нитей, по которым текла быстрая сила. Благодаря ей менялись очертания, фигуры росли, таяли, играли цветами и обличиями, чередовали друг друга, пропадали и случались вновь. Мир сей, возможно, не был живым, но он существовал и мыслил.

Тут старое сознание окончательно потухло, а новое было еще слишком слабым и непосредственным, потому князь Ишимский, бывший житель Земли, забыл себя.

 

БЛОК 18. ВАРФОЛОМЕЕВСКИЙ ДЕНЬ

Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Примерно в это время, но только в другой точке пространства, начальник Технокома принял определенное решение. Он выступил на Совете кастовых уполномоченных и настоял на том, чтобы направить усиленную лунарскую эскадру к Земле — в первую очередь для наблюдения, с четким указанием избегать, насколько возможно, боевого соприкосновения. Представитель касты кшатриев весомо возразил, что уж воевать — так воевать, нечего раззадоривать врага своим слюнтяйством. В итоге Совет издал директиву прямого действия: военно-космический флот, специальные подразделения и антитеррористические группы привести в повышенную готовность, патрулирование и разведку осуществлять на предбоевом уровне, десантно-штурмовым частям и командам спецназа работать по программе «Весенний гром». Ганимедскую эскадру, усилив за счет ударных соединений каллистянского и марсианского флотов, направить в район передового базирования — на дугу 14Ю — для развертывания веерной обороны. При нейтрализации непосредственной угрозы применять все средства огневого воздействия, в том числе и по оперативным тылам противника.

Война уже дышала гарью в лицо.

Сознание начальника Технокома, которое он называл ментальным полем, каждую секунду принимало сообщения — мемо-элементы по многим каналам. Те же мемо-элементы сбрасывались в среду резидентной кибероболочки. Если генеральный не вмешивался, она сама вырабатывала решения, применяя распределенные вычислительные ресурсы, расположенные во всех секторах Солнечной Системы. Марк-27 пока и не вмешивался, хотя ясно было, пора предпринимать что-то кардинальное и неожиданное для противника.

Впрочем противник сам предпринял неожиданное и события пошли неприятным чередом.

0.20. Сектор 10А-56. Патрульный корабль военно-космических сил обстрелян мощной плазменной пушкой с астероида Теллус (нейтральная зона), загорелся и взорвался.

3.15. Высадившееся на Теллус подразделение космической пехоты не зафиксировало там никаких следов противника. Однако при возвращении на базу транспортный коптер и прикрывавший его эсминец были внезапно атакованы сатурнианским кораблем и уничтожены ракетными залпами.

4.40. Дивизион ВКС, который вскоре прибыл в сектор 10А-56, не смог обнаружить противника, как и автоматические средства слежения в соседних секторах. Но когда поиски уже завершались, дивизион напоролся на мобильное минное поле. Миноторпеды с боезарядами-синуклерами за несколько минут превратили корабли в комок спекшегося лома.

6.05. Стянутые к району 10А-5 корабли Церерской оперативной группы помощью роевого разведывательного зонда обнаружили вражеские борта в количестве трех единиц. Произведенные ракетные залпы превратили местоположение неприятеля в море света — применялись сверхмощные аннигиляционные боеголовки. Вскоре выявилась накладка: залпами накрыто и два эсминца той же оперативной группы, которые, судя по данным телеметрии и радиорапортам, должны были находиться совсем в другом секторе.

7.50. Церерская оперативная группа напоролась на сатурниан в секторе 10А-58. Рейдеры противника рассекли походный порядок оперативной группы и, используя активные средства РЭБ <прим. радиоэлектронная борьба>, нейтрализовали ее системы навигации и наблюдения. Из двенадцати бортов ВКС, вышедших с Цереры, вернулось только два.

9.54. Противник обстрелял базу корабельной поддержки класса «Перун» и другие стратегические объекты Цереры, включая шахтовый узел дальнего нейтринного слежения. Время подлета вражеских ракет после обнаружения составило всего две минуты. Нашими военно-космическими силами утрачен контроль сразу над десятью секторами в префектуре Астероиды.

10.30. При входе лунарской эскадры ВКС в земной сектор, сатурнианские корабли «ушли в тень», причем в неизвестном направлении. Ни один наблюдательный узел не засек их ни в пассивном, ни в активном режиме отслеживания.

Начальник Технокома знал, что в главном штабе военно-космических сил царит истерика, еле прикрываемая консилиумами экспертов, быстро переходящими в конвульсиумы, что генеральный уполномоченный касты кшатриев призывает «космофлотцев к спокойствию и выдержке», но очко-то у него сильно дергается. Начальник Технокома воспринимал как счастье, что от него не требуются оперативные решения, есть лаг для обдумывания директив и указаний. Для начала, решил генеральный технарь, уточним инструкции и потребуем дисциплины в борьбе с хроноплазмой, улучшим протокол работы со спецаппаратурой, но вот зараза, все это годится только в перспективе.

Сатурн наглядно показал свою силу, в два счета отобрав у Космики контроль над доброй третью Пояса Астероидов. И, тем не менее, сатурниане долбанули отнюдь не по самым важным и чувствительным точкам. И даже из земного сектора пока что убрались. Если забыть о чести, гордости и славе, то имеется еще возможность предотвратить войну или хотя бы оттянуть ее начало. А время может сработать и на нас, если успеть подсуетиться.

— Подключи Чертковица, — шепнул генеральный, и внимательная кибероболочка тотчас соединила его защищенным каналом с важным алефовцем. — Старик, ты уже, наверное, знаешь, какая заваруха. Сатурниане нас крепко прощупывают, и мы, кажется, выглядим не очень. Нужны резкие неординарные шаги. Проект «Человек-оркестр» не был доведен до конца, но мы поняли, что солдат, вооруженный трансквазером — это чудо-оружие.

— Есть еще проект «Нечистая сила», в него многое вложено, и времени, и средств, — напомнил глава «Алефа».

— Он сейчас на исполнении и невесть чем закончится, кроме того проводится целиком на Земле. А мы не в курсе, где и когда сатурнианский Плазмонт нам врежет по соплям; по большому счету, он способен вседва и везде, сам или через спорозоитов, шизонтов и прочих гадов, входящих в его сеть. Короче, нам нужен второй «Человек-оркестр», то есть носитель диффузного трансквазера, а затем третий, четвертый и так далее, вплоть до роты и батальона.

Чертковиц был не в восторге.

— Мы проводили испытания лишь на одном подмастерье, даже аналитические отчеты и то не подготовлены. Ясно, что интерфейс сырой и источники питания случайны. Одному Богу известно, способен ли кто-то повторить немеркнущие подвиги нашего Фомы. По большому счету, это испытаниями назвать трудно, скорее какая-то эквилибристика на краю пропасти.

— Чер, лучше бы обходиться без всяких подвигов. Нужно, чтобы у трансквазера был простой интерфейс и определенные источники питания.

— Коллега генеральный, интерфейс мы уже формализовали и с источниками питания определились. Но все-таки возможны конкретные ситуации, когда упрощение не пойдет на пользу.

— Странно мне такое слышать от технаря. Хорошая техника — это та, что не зависит от психических и физических свойств человека-оператора, и поэтому в среднем дает лучший результат, чем плохая техника… Слушай, Чер, нам не стоит сейчас разговаривать словно двум менеджерам, скорее уж как парочке бандитов, чья шайка накануне засыпки. Мы ведь одной ногой уже над раскрытой парашей.

— Хорошо, шеф, я лично готов взяться, так сказать, за сплошную трансквазеризацию. Сейчас мы заканчиваем наладку аппаратуры, и на примете есть толковые люди, вполне подходящие для носительства.

Генеральный неожиданно для себя замялся, потому что впервые в жизни почувствовал смущение, чувство совершенно излишнее для руководителя такого ранга.

— … Старик, ты был на Титане во время войны, в том самом Храме. Извини, но у меня сейчас сомнения насчет всех, кто там побывал и выбрался назад.

— Просканируйте каждый мой квант и убедитесь, что я неинфицирован. На Титане меня демон не пронял, ну, а нынче я тем более ему не по зубам, вернее, не по щупальцам.

— Ладно, готовьтесь, я буду у вас, во Владикосмосе, через несколько часов.

Если «Человек-оркестр» сможет повториться, причем не в каком-то безалаберном Фоме, а в серьезных и ответственных людях, тогда и будет толк от сомнительных и рискованных контактов с плутонами… А вот, кстати, кто-то еще просится на связь. С начальником «Бета» нельзя не пообщаться — испытанный надежный руководитель подразделения. Однако, Марка-27, едва он услышал голос Джафара Т804, вдруг передернуло — просто подумалось, что внутри хорошего знакомого может таиться хроноплазменная червоточина.

— Коллега генеральный, «Алеф» усиленно задымляет работы по нескольким крупным проектам, а ведь согласно Уставу Технокома именно наша служба отвечает за внутреннюю безопасность всей технической сферы.

Валять дурака тяжело лишь тому, кто боится последствий. Все клоны «Марк» были освобождены от этого страха на генетическом уровне.

— Посмотрите, коллега Джафар, что творится вокруг, а вы — о какой-то ерунде вроде мелочного нарушения Устава. Шифры германских разведдонесений времен второй мировой были разгаданы лишь потому, что посылались они в срок и по всем правилам уставов. Для вермахта это обернулось немалыми потерями.

— Позвольте не согласиться, шеф. Во всех армиях и флотах большое количество потерь — это результат несоблюдения так называемых мелочных правил. Боюсь, что служба «Алеф» своим самоуправством вызвала сильное неудовольствие сатурниан и толкнула их на разведывательно-диверсионные рейды.

— Коллега, мы и не должны вызывать удовольствие у противника.

— Мы должны реально оценивать соотношение сил, коллега генеральный. — твердо и в общем справедливо произнес испытанный соратник.

— Служба «Алеф», смею заверить, пытается увеличить нашу силу.

— Коллега генеральный, служба «Алеф» не увеличивает нашу силу, а пытается сделать нас придатком к чужой силе. Плутоны…

Да, искусственная соревновательность явно перешла в маниакальную ненависть, опять получилось не то, что задумывалось.

— Стоп, Джафар, не надо сплетен. Твою службу тоже обвиняют в контактах с извергом рода человеческого, проживающим на Титане. Мы вскоре продолжим содержательную беседу, но сейчас я спешу, «стрелка» уже забита…

Генеральный вырубил связь и почему-то пожалел о том, что отчасти «засветил» свою поездку в «Алеф».

Впрочем, решения он никогда не менял, повторные раздумья могли бы лишить его необходимого запаса времени и уверенности в себе. За одну минуту дорожка-самодвижка перебросила его в ангар, который находился на том же уровне. Люк коптера открылся бесшумно и быстро, даже показалось, что он просто растворился в воздухе. Генеральный расположился в салоне, а кибероболочка, внимательно следившая за магнитной аурой его настроения, мигом создала полномерную виртуальность: как будто он сидит в челне, плывущем по Неаполитанскому Заливу. Причем, применялся не только нейроинтерфейс, но и управляемые фоглетовые <прим. фоглеты — «туманные» наноботы, сцепленные с помощью вандерваальсовых сил> вихри — для имитации ласкающего ветерка. А кроме того была голубизна вод, нежные краски утреннего неба и льющийся отовсюду чистый голос: «O, dolce Napoli».

Генеральному понадобилось немалое усилие воли, чтобы выйти из виртуального «челна», когда коптер прибыл на место, в комплекс «Алеф». Когда открылся люк, Чертковиц уже стоял рядом. Рядом прохаживалась еще пара коллег, судя по их волевым физиономиям и какой-то напружиненности они были из сектора внутренней безопасности «Алеф», вернее бывшего сектора — его пришлось упразднить по настоянию Джафара, ведь Устав возлагает обеспечение безопасности Технокома только на службу «Бет».

В комплексе «Алеф» не было столь привычных дорожек-самодвижек, с готовностью подхватывающих вас, поэтому до лифта пришлось топать пешком, после него — тоже. В конце концов, Чертковиц, Марк-27 и двое охранников оказались в просторном гулком помещении с глянцево-черными стенами.

— Мрачновато тут у вас, — заметил генеральный. — Похоже на зал ритуальных торжеств. Мы не ошиблись в номере комнаты?

— Интерьер вполне функционален, — сказал, как бы оправдываясь, Чертковиц. — При имплантации диффузного трансквазера эти стены играют роль квантового отражателя.

— И в кого будет имплантирован трансквазер нового образца?

— Сперва в меня, — отозвался Чертковиц. — Я действительно наведывался в тот самый Храм, но никакая зараза не пристала ко мне. Проверьте хоть сейчас.

С потолка сразу опустилось несколько колец мощного стационарного сканера, который вскоре объявил, что очагов и гнездовий хроноплазмы в коллеге не обнаружено.

— Чер, на что все же похож Храм Плазмонта? — спросил Марк-27.

— Да ни на что. У него нет конкретного места. Сегодня Храм здесь, завтра там, он может занимать огромное здание, а может разместиться в маленькой комнатушке, при этом в него влезает сколь угодно большое количество людей. Не все вошедшие в Храм возвращаются обратно, иные возвращаются, претерпев изменение… Большинство спецназовцев, ворвавшихся в Храм, не погибли. Они просто не вернулись или вернулись другими.

— Надо полагать, их воля была сломлена.

— Не совсем; у них не нашлось должной воли для сопротивления изощренному врагу. И это так понятно. Ведь мы, космики, — плоские, коллега генеральный. И никуда от этого не деться.

— Чер, у нас одни не сосут соки из других. У нас все разумно, все оправдано, иначе Космике просто не выжить. Плоский — разве это плохо, если позволяет достичь высокой управляемости и защищенности всего общества?

Начальник «Алефа» не слишком был настроен продолжать этот разговор, но сказал:

— Коллега генеральный, мы забыли милостивого человеколюбивого Бога. Поэтому и он, наверное, редко вспоминает про нас. Так вот, сатурнианский демон верно уловил этот момент, он имитирует, играет роль милостивой силы, которая примет, сохранит и обласкает нашу душу.

Марк-27 умел точно оценивать квалификацию и интеллектуальный багаж своих подчиненных, однако не страдал избытком чутья к их личностным особенностям. Тем не менее, сейчас он уловил, что Чертковиц имеет какой-то особый стержень.

— А почему ты вернулся неизмененным? Почему ты такой неуязвимый? — как бы невзначай поинтересовался генеральный.

— Ну, только если между нами говоря.

— Конечно, между нами…

Неожиданно беседа была прервана, все присутствующие в мрачном помещении ощутили толчки и даже тряску. Чертковиц сразу стал получать сведения от кибероболочки штаб-квартиры «Алеф». Слабые марсотрясения случаются, подумалось Марку-27, вследствие разных естественных процессов, эрозионных или электрохимических. Но чтобы разом затрясти махину комплекса, этих процессов маловато. Да, бывают еще прорывы подмерзлотных вод ввиду вулканической активности, но вулканы Тарсиса не числятся среди активных, и вообще все движения мантии держатся под строгим контролем.

Впрочем, и начальник службы «Алеф», и генеральный технарь быстро обо всем догадались и понимающе переглянулись.

По стенам поползли первые трещины, они становились все просторнее, начал крошиться сверхпрочный углепластик, затрещала арматура из нерушимого титан-неодимового волоконного сплава.

— А похоже минут через пять Плазмонт доберется до нас, — сказал без эмоций Чертковиц. — Поэтому пора поставить точки над «е». Коллега генеральный, я вернулся неизмененным только потому, что у меня нет пси-структуры, души, как угодно ее назови. Кстати, если бы я был человеком, то уж не точно не космотеистом и не ботанофилом, а, скорее православным христианином.

— Из этого следует, что ты… — неожиданно у генерального сильно запершило в горле.

— Да, у меня никогда не першит в горле и не слезится глаз, потому что я — не человек. Если бы мне сделали, вместо сканирования на хрональную плазму, операцию удаления аппендицита, то это стало бы заметно. Я — изделие плутонов, или в какой-то мере один из них. Генеральный, я зазвал вас сюда, чтобы имплантировать диффузный трансквазер и, конечно же, не себе, а вам. Но враги сработали на опережение. Вы, наверное, проболтались Джафару насчет предстоящей поездки. Зря, начальник службы «Бет» — это целая грибница X-структур. А сама «Бет» — гробница для Технокома.

Трясущееся здание наполнилось звуками тревоги; голосили, перебивая друг кибероболочки, тот же бардак царил на радиоканалах, отчаянно мигали аварийные панели и сигнализаторы, лихорадочно летали разновеликие пузыри — пленочные сфероэкраны с оповещениями.

— Как будем эвакуироваться? — поинтересовался Марк-27. Он еще не нервничал, ведь большую часть жизни его учили не переживать.

— Насколько я знаю Плазмонта, уйти от него не так-то легко — цеплячий гад. Возможно, с трансквазером это будет проще. Пожалуйста, встаньте вон в тот очерченный голограммой кубик.

Здание дернулось, как подраненный зверь, и в стенах помещения появились две зияющие прорехи. С одной стороны — плутон, с другой — Плазмонт, подумал Марк-27. Конечно, «оба — хуже», как говаривал один умный человек, но все равно выбор ясен.

— У нас мало времени, — спокойно напомнил Чертковиц.

Начальнику Технокома, казалось, что он видит цифры в глазах старого приятеля, что слышит, как скрипят у того сервомеханизмы, хотя это, конечно, было не так.

— Ладно, двинулись, коллега плутон.

Марк-27 занял место в кубе. Он услышал слова команды, и тут ему показалось, что стены, потолок, пол помещения обрушились на него, да так быстро, что размазались длинными черными кляксами. Когда шок прошел, генеральный увидел только охранников, Чертковиц куда-то запропастился, а к груди (сквозь комбез или разорвав его) прилипла малоприятная черная масса, похожая на большую толстую пиявку.

«Уж не превратился ли Чертковиц в трансквазер?»- первая мысль была и смехотворной, и довольно похожей на правду. Затем начальник Технокома переключился на более насущный вопрос, и кибероболочка вывела в виртуальное окно план здания и возможные пути эвакуации. Попытки же пообщаться с кем-нибудь за пределами штаб-квартиры «Алеф» не увенчались успехом. Плазмонт делал свою работу чисто.

Марк-27 двинулся по кратчайшей, к ближайшему коптерному ангару, охранники припустили за ним. Однако уже за дверью он столкнулся с картиной, мало напоминающей ту, что была двадцать минут назад.

Сыпались пластиковые панели, вспучивались и проседали перекрытия, изгибались и трескались стены, рвались балки из крепчайших титан-неодимовых сплавов, крошился, как пенопласт, углепластик. В конце коридора уже появилось серебристое узорчатое сияние, поднималось оно и по шахте лифта. Кибероболочка комплекса бодро вещала о потере контроля над всё новыми секторами здания.

Оставался еще один незанятый путь: на два уровня вверх по шахте воздушной регенерации, а затем по вентиляционному каналу до коптерного ангара.

Один охранник бластерным импульсом взломал защиту воздушной шахты, второй отошел глянуть, не остался ли кто на этаже. И тут его покрыл серебристый туман. Эта хмарь лишь внешне напоминала вихреватое облако какого-то газа — с телом человека она взаимодействовала как едчайшая кислота. Марк-27 видел, как лопается кожа, пузырятся и исчезают ткани, как человек обращается в куст из сосудов и сухожилий, но затем и они тончают и рвутся, а оголившиеся кости расщепляются на длинные щепья. И что самое чудовищное — боль корябала лицо охранника только первую секунду, а потом оно разгладилось, прекратились и конвульсии. Человек распадался и таял без боли, а под конец вроде даже с удовольствием.

— Вот зараза, тикаем, парень, — потончавшим голосом протрубил Марк-27 второму охраннику. «И куда только лоск подевался, — подумал генеральный, мимолетом глянув на свое отражение на какой-то зеркальной поверхности: сальная, потная рожа, всклокоченные редкие волосики, бегающие глазки, полураскрытый рот. — Хорошо, что оппоненты не видят.»

Регенерационные фильтры шахты препятствия не представляли, с одного удара они превращались в аэрозоль. Сложнее было с гладкими стенамии; даже при наличии вакуумных присосок нога легко оскальзывалось, и можно было просвистеть по кратчайшей линии (длиной в 200 метров) прямо к земле.

Через два уровня генеральный сильно вымотался, и охранник вытаскивал его из шахты как мешок. Пока этот крепыш пробивался в вентиляционный канал, можно было полюбоваться, как рушатся перекрытия и оголяется сильно покореженный каркас здания. В вентиляционном канале двигаться было проще, чем в шахте, если не считать удушающих выхлопов, прилетающих из ангара — но в этом случае кислородная маска умного комбеза мгновенно облегала рот и нос. Однако вентиляционная труба не выдержала насилия и оборвалась. Выглянув из возникшей дыры, можно было увидеть, что рухнули несущие конструкции трех уровней. Не осталось ни перекрытий, ни стен. А наверх переплетающимися струями быстро возносится туман цвета кладбищенской краски.

Марк-27 послушал, как Анима говорит о перевозбуждении нервной системы и рекомендует лечь да расслабиться. Начальник Технокома не мог лечь, но все-таки немного расслабился, сбросив лишний пар. Затем подумал, что если прогуляться по немногим уцелевшим балкам несущей конструкции, можно еще добраться до второго отрезка вентиляционной трубы.

— Пойду первым, — вызвался охранник. — Коллега генеральный, я не смогу провести вас за руку, страховочного троса у нас тоже нет, так что в точности повторяйте мой путь.

Молодец начал путь довольно удачно. Там, где ему можно было просто перепрыгнуть с балки на балку, он перебирался нарочито аккуратно. На каком-то хлипком куске арматуры он даже потопал, показывая, что тот вполне надежен. Парню оставалось метра три до следующего отрезка вантиляционного канала, когда туман, клубившийся вроде бы намного ниже, вдруг пустил в него луч-отросток. Тоненький вроде бы лучик, но охранник сорвался и лишь в последний момент смог задержаться на балке, схватившись за нее обеими руками. Похоже, что-то тяжелое скручивало и тянуло его вниз.

— Держись, Т078, не дрейфь. Я сейчас помогу тебе, — впервые пообещал генеральный одному из тысяч своих подчиненных.

Марк-27 никогда не занимался эквилибристикой, не бегал над пропастью, но сейчас деваться было некуда — честь требовала. Он довольно лихо, с наскока преодолел первые метры. Потом чуть не сорвался, однако уцепился за какой-то стояк и страх вдруг разом прошел. Через пару минут Марк-27 оказался возле охранника и схватил того за руку. Физиономия парня была искажена и залита потом.

— С генеральным не пропадешь, — Марк-27 считал себя мышечно натренированным, но сейчас понял, что охранник тянет чуть ли не центнер, и это при марсианской-то силе тяжести. — Только не дрейфь, парень, тварь использует твой страх.

На секунду генеральному показалось, что еще немного и он вытянет охранника наверх, но тут кожа на руках Т078 лопнула, кровь брызнула и стала перистым облачком, хрустнули, ломаясь, кости, и оголяясь, потянулись сухожилия, чтобы тоже разорваться от сильного натяжения.

Руки парня примерно до локтя остались висеть на балке, а все остальное полетело вниз. Генеральный поразился тому, что в момент, когда боль должна была достигнуть максимума, лицо охранника выглядело спокойным, он даже улыбнулся, что никак не объяснялось каким-нибудь шоком. Серебристый туман убивал — или поглощал — свои жертвы милостиво. Он был единственным во всем космосе, кто давал легкий конец. И при этом легкость заключалось не только в избавлении от физических мук, жертва Плазмонта не испытывала никакого ужаса и даже психического дискомфорта. Жетва твердо уповала на близость новой лучшей жизни!

«Чем же мы платим за такую великую милость», — подумалось Марку-27, но в этот миг арматура под ним осела, так что он едва удержался, а отростки тумана оказались совсем рядом. Генеральный почувствовал, что слепая, но всевидящая, безрукая, но всемогущая сила подступается к нему. Внезапно «пиявка», пульсирующая на груди у Марка-27, растеклась и обволокла его тело сплошным черным доспехом. Изменился и серебристый туман. Теперь он представал в виде твари, чем-то напоминающей спрута. Щупальца ее были как будто испещрены присосками, однако интерфейс трансквазера по-своему визуализировал тварь. Не присоски, а воронки.

Арматура под генеральным разрывается и вот он уже летит в воронку, размазываясь, растекаяь, превращаясь в струю. Ему казалось, что он проваливается в Прошлое, потому что видел утончающиеся облики Настоящего — космические города и орбитальные станции сдувались и лопались словно проколотые пузыри, люди и животные возвращались в состояние зародышевых клеток. В какой-то момент стремительное течение достигло заводи. Генерального окружили неясные тени, будто он был рыбкой в аквариуме. Но потом тени сконденсировались, взгляд сфокусировался и начальник Технокома обнаружил себя в своем кабинете… нет, это, скорее, был не кабинет, а сердце и мозг мира.

Ментальное поле открыло все свои входные порты и стало жадно всасывать информацию, словно иссохшая земля — неожиданно пролившийся дождь. Первое, что понял генеральный о новом мире — его подарил Плазмонт. Это лучшее Настоящее или вообще Антинастоящее. Здесь всё свободно и все согласовано. Обитаемая часть космоса стала сферой деятельности одного могучего разума. Его генерального разума.

Собственно, мозг и сердце генерального не находись в одном месте. Мощные трансквазеры обеспечивали присутствие Марка-27 одновременно в миллиардах точек, а мощное ментальное поле вытягивало сведения из миллионов действующих систем. Количество узлов и точек все увеличивалось и вот уже глава Технокома находился практически везде: и в термоядерных «бутылках» реакторов, и в нейроинтерфейсах миллионов людей, даже внутри газовых гигантов Юпитера и Сатурна, где тоже имелись живые объекты, чьи тела состояли из кремнийорганики, а жилища — из полимерного льда.

Легко проникал Марк-27 и в гигантские матки инкубаторов, где из материнского вещества беспрерывно появлялись тысячи существ с разнообразными свойствами, обеспечивающими мировую симметрию. Из неохватного чрева матки ежесекундно выплескивались марсиане трех полов (мерзлотники, кормильцы и песчаники); юпитерианские лопастники и ромбовики, призванные совместно осваивать кипящие глубины; земные рабочие, коим надлежит заселять обезлюдевшую экваториальную область планеты-мамы; межпланетные брокеры со сверхзоркими фасеточными глазами, способные находить предложение для любого спроса; мягкотелые космогоны, которые идеально заполняют полость корабля, выдерживают любые перегрузки и, как черви, способны регенерировать даже при повреждении 90 % тканей. Особую гордость представляли недавно поставленные на поток мозговики, напоминающие кочны капусты. Мозг и мясолистья (представляющие модифицированный раскрытый желудок), вот и все, что требовалось для обеспечения бесперебойной работы рыночных и технологических сетей.

Благодаря сонму хрональных каналов Марк-27 находился везде. Более того, он не был посторонним для всего, он сливался с наблюдаемым, с его сутью и судьбой. Для Марка-27 не существовало теперь хорошего и плохого, любимого и нелюбимого, он сам был космическим океаном, вернее — центром его симметрии. Генеральный мог управлять состоянием планеты и состоянием атома, если от того зависела судьба планеты. Марк-27 представлял собой гармонизированную множественность, он мог жить каждой маленькой жизнью и хранить в себе жизнь всей Солнечной Системы. Он думал об Общем, не забывая о каждом Различии. Здесь он творил общий космический Порядок из Свободы каждого.

И вот такой мир Марк-27 мог получить в подарок, ему даже не надо было соглашаться, от него требовалось только не отказываться.

А Катя? А Сонечка? Откуда-то пришли эти слова, они что-то ведь означают. Катя и Сонечка — какие-то особи? Или нет, не какие-то, а свои. И кому на самом деле нужны эти мириады лишенных родства и истории тварей? Кому нужен этот океан податливого бессилия? Кому нужен мир без эволюции, с демоном, упивающимся собственным могуществом? Марк-27 соскочил с трона, свалился, оступившись на подножке, но когда поднялся, его снова защищал черный доспех трансквазера, который подсказывал, что делать дальше. Антимир стал извергать бунтующего генерального технаря, как желудок — переперченное кушанье. Воронка вывернулась вверх жерлом, и Марк-27 заскользил наружу. Выход прикрывал двуликий страж, но хрональный канал пробил его тело.

И снова начальник Технокома оказался на щупальце спрута, среди присосок-воронок.

«Не вышел из меня мозг Солнечной Системы, который собрался исправлять работу самого Бога. Похоже, это Чертковиц, вернее интерфейс трансквазера, испортил всю малину. Вовремя он мне напел про Катю и Соньку. А теперь пора выбираться.»

Однако Храм Плазмонта не отпустил его. Сверзился начальник Технокома в другую воронку, которая обернулась еще одним антимиром.

Здесь Марк-27 оказался не мозгом Вселенной, а скитальцем, фанатом хаоса. Его не могли отловить полицейские и антитеррористические группы. Он разрушил Каллистянскую Фабрику Жизни, где плодилась всякая нечисть. Пробрался по канализационной системе, где только двухметровые глисты плавают, под самый биореактор. Трансквазером пробил хрональные каналы в чрево матки, где стал высасывать организационную энергию. И остановились все реакции, увеличивающие структурную сложность, обратились в сторону энтропии. А что при этом сгинуло столько нечисти — наплевать — она недостойна милости, поскольку не более чем дьявольская отрыжка, мерзостное исчадие Геенны.

Вскоре ему предстоит уничтожить Фабрику Смерти — то бишь всю информационную сеть Солнечной Системы, которая присосалась к каждому человеческому уму. Он принесет людям любовь и прощение, он скажет: хватит работать на проклятую паутину. Люди, конечно, ответят: чем мы будем жить завтра, ведь если рассыплется инфосеть, рухнут заводы, связь и транспорт, мы останемся без воздуха, воды, тепла и еды. Но он возразит им: не волнуйтесь об этом, любите себя и ничем не ограниченная воля заменит вам воздух, воду, тепло и еду. Аще и умрете телесно, а душу спасете от скверны…

И опять вспомнились Катя с Соней. Разве так надо спасать их от скверны, губя телесно? Разве привязанность, верность и поиск гармонии — это скверна? Скиталец такую «волю» даст, что настанет каюк и людям, и нелюдям, останется лишь машина равнодушного космоса. Нет, такие шутки не для нас.

И Марк-27 поспешил на выход и снова хрональный канал прорвал тело стража и выбросил генерального из ловушки.

«Не получился из меня скиталец-подрывник, хоть поначалу сама идея вызывала энтузиазм. Опять Чертковиц меня вовремя подучил вспомнить о нужных вещах. А нынче я очнулся и не могу себе отказать в симпатии к разумной власти, делающей для людей то, что они сами себе не устроят из-за своей жадности и невежества.»

Стали тончать и сохнуть щупальца с присосками-воронками, уже извивались они где-то внизу в багровых сполохах преисподней. Отступил демон, словно был ошарашен двойным побегом облюбованной добычи.

Генеральный ухватился за погнутую балку перекрытия, пополз, подтягиваясь руками и ногами. Таким макаром он добрался до следующего отрезка вентиляционного канала и уже через пару минут оказался в ангаре. Его ждал последний коптер, совсем не тот глянцевый аппарат, на котором начальник Технокома пожаловал сюда, а какой-то обшарпанный летак.

Марк-27 взмыл в худосочную атмосферу Марса, а за кормой обрушилась штаб-квартира службы «Алеф». Мониторы задней полусферы еще какое-то время показывали разорванный каркас здания, с которого свисали драные волосья трубопроводов и кабелей. Внутри его блудно копошился серебристый медузоидный туман, орнаментированный вихревыми завитушками. Потом балки отогнулись в стороны, образовав что-то вроде тюльпана. Наконец, серебристость исчезла и «на память» остался только жутковатый цветок скрученного каркаса.

Всю обратную дорогу генеральный дрожал, но не от страха, это было вызвано не только тряской ветхого коптера. Выходить на связь с резидентной кибероболочкой он опасался, чтоб не вычислили враги, поэтому лишь внимательно прослушивал эфир. Источники массовой информации бодро вещали, что комплекс «Алеф» во Владикосмосе разрушен, причина взрыва (или серии взрывов) пока неизвестна, расследованием сейчас занимается отдел безопасности службы «Бет». Ничего примечательного не сообщалось и по защищенным каналам Технокома. Все службы хранили благородное молчание, вся каста техно доверилась известной мудрости бетовцев.

Прибыв в новопетербургскую штаб-квартиру Технокома, Марк-27 первым делом влез под ледяной душ, а потом сказал:

— Я немедленно издам приказы о ликвидации службы «Бет». И еще о том, что функции директории «Алефа» передаются центральному аппарату Технокома. Текст приказов с приложениями возьмите у моего гипермозга.

— Минуточку, — отозвалась киберсистема-секретарь. — Кажется, у вас есть более спешные дела.

Кибероболочка штаб-квартиры уже вливала в ментальное поле генерального, что на втором уровне здания идет стрельба. И на пятом тоже применяется оружие. Третий и четвертый уровни не просматриваются. И что оперативники отдела безопасности «Бет», скорее всего, участвуют в нападении. И что им сопротивляются только сотрудники секретных отделов центрального аппарата, имеющие оружие.

Начальник Технокома не почувствовал опустошенности, наоборот азарт. За время полета в Новый Петербург он уже убедил себя, что нарыв созрел и лучше он вскроется сегодня, чем завтра. По крайней мере, меньше будет угроза абсцесса. Однако на кого можно положиться сегодня? Немало алефовцев уцелело, он знает всех их поименно, но надежные люди — либо в Владикосмосе, либо за пределами Марса, и без приличного оружия. Сотрудники «Гимеля», «Далета» и других служб — это просто безоружные клерки.

— Опять кавардак, как он мне надоел… Немедленно соедините меня со штаб-квартирой касты кшатриев, дайте-ка мне срочно их генералиссимуса.

— Секундочку, — отозвалась киберсекретарь (эта система считала себя женщиной по имени Настя, поэтому и предпочитала нежное сопрано), — Генерального кшатрия нет на месте, он где-то в Поясе Астероидов и на звонки гражданских не отвечает, наверное, боится, что сатурниане вычислят и накроют. — «Настя» даже хихикнула, как девушка. — Но в своем кабинет первый заместитель, тоже вояка порядочный.

— Давай его скорее… Паша, голубь вы наш саблезубый, привет. У меня, пожалуй, впервые в жизни настоящие неприятности.

Физиономия вышедшего на связь генерала выглядела радушной, даже ласковой.

— А у меня каждую минуту неприятности, даже когда в туалете сижу.

— Час назад уничтожен комплекс «Алеф», сейчас… неизвестные атакуют штаб-квартиру Технокома.

— Знаю-знаю, — голос вояки был приторно сладким. — Только какие-такие неизвестные, коллега Марк-27? По нашим точным сведениям, ни в Новом Петербурге, ни в Владикосмосе не было и нет никаких незнакомцев в черных масках и, тем паче, ужасных сатурниан. Увы. Значит, это вы там переэкспериментировали.

— Паша, мы не проводим экспериментов по уничтожению самих себя. Происходящее в Технокоме угрожает безопасности всей Космики.

— Коллега Марк-27, Космика действительно подвергается атакам сатурниан, с которыми мы едва справляемся, вот это угроза для ее безопасности. Но согласно Державному Уставу, армия и флот занимаются только отражением нападений внешних сил. А для борьбы с собственными подрывными элементами, теми, кто не спускает воду в туалете и стряхивает пепел на ковер, у технарей есть подразделения внутренней безопасности.

— Но именно они и представляют опасность.

— Ничего не могу поделать, — в голосе кшатрия наконец засквозило малопочтительное ехидство. — Ваша хваленая каста сама настояла на подобных формулировках в Державном Уставе и тем самым положила начало феодализации и распаду единого оборонно-полицейского механизма. А сейчас мы, воины, не желаем, чтобы нас втравливали в какие-то непонятные разборки, не желаем, чтобы нас снова и снова подставляли. — Вояка все более распалялся и звенел непритворным настоявшимся гневом. — Пока вы там экспериментируете, господа технари, мы головы складываем!

— И мы складываем, — попробовал встрять начальник Технокома. Первый раз он кого-то о чем-то просил, и это сразу превратилось в унижение. — Призывники из технарей составляют половину личного состава на флоте.

— А откуда взялись эти плутоны, эти сатурниане? — не унимался первый зам генералиссимуса. — Вы их и породили. И я не удивлюсь, если начало новой войны тоже связана с вашей бурной деятельностью. Кстати, несмотря на многочисленные смелые эксперименты Технокома, в любую войну мы по технике крупно отставали от противника и расплачивались за это собственным горелым мясом. Так что преуспели вы, техно-вайшьи, только в интриганстве… Ладно, меня вызывают из Пояса Астероидов, новые страсти-напасти, так что я отключаюсь. Очередных вам благ, коллега Марк-27.

— Штабная крыса, паркетный генерал, застольный воитель, сортирный бомбардировщик…

Но бранные слова не долетели до берлоги военных, потому что бетовцы перекрыли все каналы коммуникации с внешним миром сразу после того, как кшатрий ушел со связи. Службу «Бет», видимо, устраивало, чтобы начальник Технокома, выслушав от генерала «некролог», ничего уже больше не услышал.

— Этот генерал Паша, конечно, порядочный хам, но и вам не стоит вставать на одну доску с ним. Будьте выше, — справедливо заметила «Настя».

Однако Марк-27 не слушал псевдодевушку, кибероболочка штаб-квартиры как раз сообщала ему, что хотя коммуникационный узел не поврежден, неизвестный противник контролирует все линии внешней связи, а для развертывания резервных коммуникаций требуется не менее часа напряженной работы соответствующих подразделений.

Начальник Технокома удивился тому, что еще не скис, что хочет бороться. Если победит Джафар, то он и станет новым генеральным уполномоченным касты, а материальный ущерб и людские потери спишет на прежнее руководство, которое, мол, погрязло в коррупции. Ну, а прежнее руководство, конечно же, по-быстрому окажется вымаранным из списков живых и получающих высокую зарплату. Начало войны с сатурнианами и все прочие грехи также будут свалены на старое начальство Технокома и закопаны вместе с ним в могилу.

Ставки выглядели очень высокими, но Марк-27 чувствовал вкус к этой крупной игре, столь разительно отличающейся от привычной ему рутины. Он сосредоточился, охватывая ментальное поле, затем стал посылать сотни команд по линиям внутренней связи штаб-квартиры…

Не все команды исполнялись, как ему хотелось, однако были оперативно установлены бронещиты на входы во все отделы и задраены люки, ведущие к техническим обеспечивающим системам. Все сотрудники, способные обороняться, включая самого генерального, получили оружие из секретных арсеналов, заняли огневые позиции и получили маршрутные планы. У многих свежеиспеченных «бойцов» пришлось через анима-интерфейс брать под прямой контроль нервные цепи, чтобы заглушить панику, а нерешительность превратить в упорство. Марк-27 чувствовал, что его уверенность — это почти что физическая сила и, пока он не струсил, остается шанс на выигрыш.

Начальник Технокома быстро сколотил команду из наиболее боеспособных подчиненных, в основном тех, что послужили в космофлоте, и направился в сторону коммуникационно-информационного узла — именно туда пробивались бетовцы, ломая стены и прожигая люки. Узел связывал Техноком со всеми без исключения искусственными организмами типа робот, робик, кибер, кибероболочка, где бы они ни находились. Каждые семьдесят два часа любое мыслящее или вычисляющее устройство получало через инфоузел новый командный процессор, стартовый модуль или же программу-терминатор, в некоторых случаях — и программу конкретных действий. Устройства, не получившие свежего командного процессора или не исполнившие программу-терминатор, оказывались вне закона и уничтожались всеми доступными средствами. Не получить сигнал по техническим причинам устройству было затруднительно — для передачи использовались линии связи УКВ, микроволновые, дециметровые, мазерные, лазерные, широкополосные, узконаправленные, рентгеновские, гамма-лучевые, магнитные, магнитогидродинамические и, последнее время, даже нейтринные, защищенные от всех помех. Защищенные и замаскированные ретрансляторы Технокома присутствовали во всех секторах Солнечной Системы, и даже за Плутоном. В свою очередь мыслящие и вычислительные устройства каждые тридцать шесть часов посылали информационному узлу Технокома системный журнал с отчетом о всех проделанных и непроделанных операциях и рапорты по приоритетным событиям.

Марк-27 для контратаки на бетовцев решил воспользоваться системой быстрого ремонта. Ее самонаводящиеся змеетрубы быстро подводили металлопластиковую гущу, которая мгновенно заделывала пробоину, причиненную метеоритным или ракетным ударом, после чего меняла агрегатное состояние с вязкого на твердое.

Двигаться по квазиживым змеетрубам, имеющим собственную перистальтику, предстояло в потоке металлопластиковой гущи — без нее не срабатывали бы пропускные клапана. Поэтому и пришлось десяти отважным технарям надеть помимо гермокомбезов еще и мощные экзоскелеты.

Информационный узел имел внутренности гиперкомпьютера, внешность же — титанокерамического додекаэдра. Находился в огромном зале и поддерживался на одном месте системой растяжек. Эта повышало его живучесть в случае попадания метеорита или ракеты на двадцать процентов — по сравнению с установкой на неподвижном фундаменте.

В случае разрыва нанотрубчатых растяжек должен был включиться генератор сферического гравитационного поля, который мог удерживать информационный узел еще три часа даже при потере энергоснабжения.

Десять бойцов Технокома одновременно появились на разных ярусах зала — все облепленные металлопластиковой гущей. Один из технарей, попав под широкофокусный луч бластера, так и застыл в глыбе пластика. Бетовцы уже пробились в зал через два входных люка, однако сейчас оказались в невыгодной открытой позиции. Команда технарей одним залпом сквизеров уложила большую часть из них. Заодно было порвано несколько растяжек и додекаэдр начал раскачиваться. «Еще несколько минут лихой перестрелки и он рухнет, — подумал генеральный, — или, чего доброго, бетовцы сами перерубят оставшиеся растяжки. Почему нет? Ведь если не получилось взять узел, то, на худой конец, можно и ликвидировать его.»

Марк-27 дал команду кибероболочке штаб-квартиры на активирование гравитационного генератора, однако сигнал не прошел. Бетовцы уже взяли под контроль внутренние каналы связи.

«Если эта махина рухнет, то мыслящие устройства по всей Солнечной системе за несколько часов превратятся в тупые железки и кашу из программ. Космика останется беззащитной не только перед сатурнианами, но и перед зловредной окружающей средой. Это полный абзац.»

Оставалось последнее — пробраться на свод зала и «раскрутить» генератор вручную.

Марк-27 отстрелил мономолекулярный шнур с перстня-катушки и зацепил его за одну из потолочных балок. Нитеробот быстро втащил генерального вверх, так что и бетовцы не успели отреагировать. С балки — на стрелу крана, с него на ремонтный мостик. Снизу к генеральному понеслись факелы противопехотных ракет-москитов. Но с плеча Марка-27 слетел рой контрракет, развернувших антимоскитную сеть.

По шаткому мостику он сделал несколько шагов, приближающих его к люку гравитационного генератора, но тут сверкнул чей-то гамзер, стальная конструкция оказалас перерублена, еще и додекаэдр лишился нескольких растяжек. Когда мостик уже падал вниз, генеральный закинул нитеробота на гак, видневшийся около самого люка.

Около задницы пролетели плазменные заряды с температурой 3000 К, но Марк-27 успел втащить ее в генераторную. Всезнающий гипермозг вывел в виртуальное окно схему гравитационного усройства. Марк-27 сейчас находился во внешнем кольце гравиконденсаторов. Пульт управления был смонтирован в том же кольце, но с противоположной стороны. Пять минут ползком по кольцевому тоннелю — и Марк-27 окажется в самом нужном месте. Но вскоре генеральный понял, что там его ждут с распростертыми объятиями. Бетовцы уже пробрались к пульту и собирались укокошить своего бывшего начальника. Выстрелы из бластера, оплавлявшие титанокерамику тоннеля, говорили Марку-27, что перспективы неблестящие.

Оставался последний путь: по радиальному тоннелю, в центр гравитатора, туда, где сходились контакты инициирующего спин-агрегата. Если перерезать линии управления, идущие от пульта, и вручную соединить контакты, то начнется работа: вращающийся диск в сверхпроводящем магнитном поле образует муаровое поле, и каждая из его ячеек будет испускать гравитоны по параболическим траекториям. Но при том гравитационное поле просто разнесет генерального на наноразмерные кусочки.

Марк-27 тренированным напряжением воли выкинул из головы мысли о близящейся смерти, азарт вытеснил страх. Добравшись до спин-агрегата, первым делом пережег концевики линий управления. Контакты с трудом, но все же поддавались его рукам, усиленным мощностями экзоскелета; вот первый из них вошел в паз, второй, третий… последний. Послышалось мощное гудение, словно бы урчание огромного зверя, встающего ото сна и пробующего первую голодную слюну. Появился один из бетовцев, но Марк-27 успел вогнать в темную фигуру, заполонившую узкий тоннель, полный гамзерный импульс. Бывший подчиненный сразу стал блеском и паром. Следом по узости прилетела горячая волна и сконденсировалась на пленочной маске капельками — это всё, что осталось от человека. Генеральный почувствовал на себе нарастающую напряженность гравитационного поля. Марка-27 душило, сдавливало и одновременно разрывало, боль усиливалась скачками, никакая Анима выбросами эндорфинов не могла утешить душу. Генеральный еще думал, о чем думать напоследок? О космическом ветре, как и положено любому порядочному космотеисту? Или о Боге, умершем и воскресшем ради людей.

И когда он вспомнил Бога-младенца на руках девы-матери, заработал и трансквазер Чертковиц, до этого будто дремавший.

Хрональный канал поглотил часть гравитационного потока и превратил в энергию скачка. Плюс одна секунда!

Свод зала треснул и полузадушенное тело генерального упало в проем. Марк-27 успел схватиться за какую-то потолочную балку, но она сразу просела, а потом оторвалась одним концом от сопряженной конструкции. Генеральный стал съезжать по балке и лишь в последний момент ухватился клешней экзоскелета за ее рваный конец. Сверху Марк-27 видел, что додекаэдр информационного узла устойчиво висит в гравитационном поле, а внизу валяются трупы бетовцев. От них поднимался пар — и это было не только следствием термических поражений. Пар был серебристым и узорчатым, он все более напоминал спрута, который тянул свои щупальца к информационному узлу.

Генеральный уцепился мономолекулярной нитью за балку и спустился на одну из граней парящего додекаэдра.

Хрональный канал, созданный Чертковицем, сделался мечом, который рассекал щупальца Плазмонта.

Серебристый туман словно от страха приник к стенам зала, стал ячеистым маревом. А потом марево отпрянуло от стен, лишив зала всех молибденовых панелей и сделалось пятидесятиметровым цельнометаллическим големом.

Монстр, сделанный из ворованных материалов, ухватил стотонный додекаэдр и выдернул его из сферического гравитационного поля.

Марк-27 едва не слетел с додекаэдра, ударился о титанокерамическую поверхность, так что экзоскелет хрустнул всеми своими «костями», но успел привязать себя беседочным узлом к одному из крепежных рымов.

В виртуальном окне голем представал хитросплетением хрональных каналов. Осевой канал генерировал пространственные кванты, которые придавали ему объемность. В радиальных — пространственные кванты тормозились и порождали гравитоны, наливая гиганта тяжестью. В возвратных — гравитационные колебания опять превращались в хрононы.

Генеральный заскользил по гладкой грани додекаэдра, с ходу перескочил на руку голема, потом другую, третью. Меч Марка-27 резал радиальные хроноканалам и пространственные искажения пучили гиганта, распространяя по нему импульсы тепловой энергии.

Марк-27 зацепился нитероботом за макушку голема и спустился до пола, где перерубил возвратные каналы, проходящие через ступни. Стиснутые в хроноловушках гравитационные поля разрушили ноги монстра, который рухнул и превратился в рассыпчатую кашу из зерен металла, колеблющихся по температуре возле точки плавления. Падал монстр вперед, так что додекаэдр вновь оказался в сферическом гравитационное поле. Марк-27, попав на границу гравитационной неоднородности, заработал внушительное ускорение и был отброшен на стену. Экзоскелет поглотил часть энергии удара и еще спустил тело генерального на пол, однако тот уже был в глубоком обмороке.

Марк-27 очнулся в лазарете штаб-квартиры Технокома. Госпитальный блок работал в обычном режиме, не было видно никаких бетовцев. Значит, красивое и дорогое здание удалось отстоять.

— Да, коллега генеральный, мы не только здание отстояли, но еще и крепко отшили бетовцев, — подтвердил первый зам, который, наконец, вернулся из какой-то инспекционной поездки. — Потому-то они, обидевшись, засели у себя в логове, а мы на них наседаем. Сейчас комплекс «Бет» в осаде, а мы лихо идем на штурм. Самое главное, сорвались их попытки взять под контроль искусственные организмы по всей Космике.

— Коммуникационные каналы восстановлены?

— По большей части да. Включили резервные линии. Для бетовцев, скажу вам, это был большой сюрприз, ведь проект резервной связи разрабатывался службой «Далет» в абсолютном секрете. Наша стратегия работает, шеф, конкуренция служб — все-таки неплохая штука.

Голос первого зама зазвенел от еле сдерживаемой гордости, ведь именно он закинул идейку столь удачного проекта в ментальное поле генерального технаря.

— Вообще-то это называется «разделяй и властвуй», — заметил Марк-27. — А как бы и мне полюбоваться, что там за лихо творится с комплексом службы «Бет». Подключи канал.

И тотчас начальник Технокома получил желанную видеокартинку: комплекс «Бет» и окрестности. Со всех сторон его окружают бронированные гермокары, активно шмаляющие из плазмобоев и бластеров, на него заходят штурмовые катера, производя ракетные залпы и бомбовые удары.

— Каким макаром нам удалось собрать столько бравых бойцов? У них, что, закончился тихий час? — поинтересовался Марк-27 у своего зама.

— Нас вояки поддержали, коллега, — с охотцей отозвался зам, — если точнее, антитеррористические группы. Сам генеральный кшатрий распорядился со своей секретной базы в Поясе Астероидов. Дескать, военные поняли, что правда и сила на стороне центрального аппарата и службы «Алеф», поэтому решили ускорить агонию службы «Бет».

— Понятно — чтобы бетовцы меньше мучились. Это называется гуманизм по-космикански… Надеюсь, что парадом по-прежнему командую я.

И Марк-27 передал всем командирам, чтобы внутрь комплекса «Бет» не входила ни одна штурмовая группа, а на огневые позиции были бы выставлены антихрононовые бластеры из арсеналов ВКС. Всех граждан, добровольно покидающих комплекс «Бет», шерстить на предмет наличия очагов и гнездовий хроноплазмы — главе снабженческой службы немедленно доставить спецаппаратуру.

Когда началась пальба антихрононовыми бластерами, то непросвещенные вояки немало удивлялось тому, что сталось вдруг с огромным зданием, исполненным в виде песочных часов. Оно задрожало будто живое испуганное существо, пустило пузырящуюся слизь и как бы обросло подвижным косматым серебристым мехом — ну, просто, чистый зверь. Ну, а дальше сходство с гибнущим зверем только увеличилось. Словно сгнившая плоть расползались стены и перекрытия, оголяя балки несущих конструкций, смахивающих на кости, затем и они стали течь.

В мрачном итоге от всего шикарного комплекса осталась серая рытвина, похожая на огромную язву. Никто из бетовцев так и не сдался в плен, не вышел из штаб-квартиры. А было их там четыреста двадцать шесть человек.

Одновременно антитеррористические группы производили задержания бетовцев в разных точках Космики. Сто двадцать пять человек оказали сопротивление и были уничтожены, еще тысяча триста сотрудников службы «Бет» спокойно дали себя задержать. Ни у одного из них не обнаружились гнездовий хроноплазмы. После личного досмотра было возбуждено двести пятьдесят уголовных дел по фактам хищения мощных кристаллов памяти (с пиратскими записями глюковиртуальных мультиков) и фактам использования нелецензионных киберсимбиотических организмов, типа волоконных робочервей (имплантируемых в мышечные ткани) и жидкостных роботов (циркулирующих в кровеносных и лимфатических сосудах).

Все эти сведения моментально поступали в ментальное поле генерального техно.

— Мы накрыли всего лишь одного-единственного спорозоита сатурнианского Плазмонта. Но слава Космическому Ветру, восемьдесят процентов десантников, выбравшихся из Храма на Титане, работали именно в штаб-квартире «Бет», — сообщил начальник Технокома председателю Совета кастовых уполномоченных столетнему брахману Ваджрасаттве.

(Каста ученых-брахманов была на протяжении всей истории Космики самой малочисленной и маловлиятельной, тем не менее, глава правительства вседва происходил из нее — вероятно, для предотвращения распрей и раздоров между более массовыми кастами. Увы, со временем такая формула власти привела к значительному ослаблению фигуры председателя и обособлению каст. Упоминание об этом печальном факте мгновенно появилось в ментополе генерального.)

— А остальные двадцать процентов? — ласково поинтересовался главный брахман.

— Остальных сейчас выявляем и проверяем. Никто не уйдет от сканирования, коллега председатель.

— Это хорошо… — Ваджрасаттва замялся, подыскивая напутственные слова. — Я вседва говорил, что изучение хроноплазменных объектов приведет к самому крупному скачку в фундаментальной науке за последние сто лет, возможно, к изменению всей картины мироздания.

— Именно так все и будет. А как же иначе? Мое почтение, до свиданья. — Марк-27 по-скорому обрубил канал правительственной связи и, потребовав от докторов немедленного заживления своих сломанных ребер, обратился к первому заму. — Максимум через пару дней я должен вылететь в Пояс Астероидов, и никаких возражений. В крайнем случае буду ходить там в корсете.

— А может еще в бюстгальтере и чулках? — пошутил первый зам. Марк-27 никогда юмор не зажимал, а наоборот поощрял его в сотрудниках наряду с исполнительностью, однако сейчас подумал, что земной властитель в такой ситуации немедленно бы казнил смешливого придворного.

Мгновение спустя Марк-27 вошел своим цифровым телом в кибероболочку Техносферы, похожую на лесные заросли. Нужные сведения казались лесными ягодами, затерявшие среди листвы — бесполезных и зачастую энтропийных данных. Иногда генеральный проваливался в информационные ямы, попадал в ловушки и встречался с дикими зверями — все эти блокировки устраивались хитрозадыми менеджерами, кормившимися от своего доступа к какой-то важной информации. Но могучая резидентная кибероболочка с честью преодолевала любые засады и препятствия — как танк. Генеральному удалось собрать и структурировать все ментофайлы и мемо-ассоциаторы, оставшиеся на резервных носителях после разрушения директории «Алеф». Теперь можно было написать проектное задание по созданию аппаратуры, призванной обнаруживать и уничтожать хроноплазменные образования любой степени скрытости. По квантовым возмущениям должны были определяться вампирические хрональные каналы в любом месте, где они пытаются поглотить организационную энергию.

Затем Марк-27 покинул штаб-квартиру Технокома и перебрался в каюту военно-космического крейсера «Петергоф», отправляющегося в пояс Астероидов. До старта оставалось двадцать минут, когда с вахты у трапа доложили, что к начальнику Технокома пожаловала женщина-техно достаточно высокого ранга. Проверка на хроноплазму не выявила ничего вредного.

— Пропустить, — распорядился генеральный, несколько скиснув. — остальное выявлять буду я.

— Куда это ты намылился? — бросила Катя с порога.

— Пора навести порядок в Поясе Астероидов и Сатурнианском пограничье.

— Ах так, тогда я направляюсь на Землю, тоже наведу там шороху.

Генеральный изумился такому выкрику. С горечью он подумал, что ангел неповиновения упорно гуляет вокруг него, но тут вспомнил, что еще может принудить всю Техносферу к послушанию, хочет она того или нет.

— Коллега Е.А195, воспрещаю вам как начальник.

— Ах, какой Зевс-Громовержец, из глаз молнии, из попы гром, — поддела Катя. — Только я уже вне досягаемости твоих перунов, потому что ушла из касты «техно» к старателям. Знаешь, там принимают всякий сброд, не ужившийся в порядочных кастах.

У начальника Технокома неприятно заныло сердце, хотя ему было каких-нибудь двадцать пять лет, а физиологически и того меньше.

— Это по меньшей мере глупо, старатели сильно ущемлены по части техпомощи, пособий и пенсий. Кроме того при любой оказии их первыми волокут в тюрягу, то есть в исцелитель… И вообще, жена да убоится мужа своего. Я говорю: нет.

— В Космике нет жен. Забыл что ли, или ментальное поле прохудилось? — Катерина с максимальным ехидством отчеканила слова. — Институт брака и семьи отменен двадцать лет назад, теперь у нас только коллеги по труду, партнеры по бизнесу и отдыху. Просто мы с тобой вместе работали, и комендант здания не выгонял меня, когда мы и ночевали вместе.

— Катя, ты не понимаешь, что такое Земля, куда ты собралась. Это не пасторальная идиллия, это грязь, это война всех против всех, неприкрытая жадность, злоба…

— Всё это устроено вашими стараниями, коллега генеральный уполномоченный. И желаниями ваших главных акционеров. Среди них мы, кстати, увидим старых, но недобрых банкиров, Ротшильдов, Голдман-Сакс и так далее, — тех самых, которые уже организовали колониализм и неоколониализм, три мировые войны и сотню войн поменьше. На вас вина за грязь, потому что виноват тот, кто создает и эксплуатирует отсталость планеты-матери.

Начальник Технокома начал ощущать свое бессилие и это ему не понравилось — ведь у касты старателей «шудра» отсутствовал даже генеральный уполномоченный, на которого можно было бы повлиять. Лишь пару раз в год эти типчики устраивали свои сходняки, на которые волен был пожаловать любой член касты, имелась бы охота и деньги на билет. Сходка решала наболевшие для всех вопросы, пополняла общак, из которого кормили старателей-калек, посылала запросы в правительственный совет насчет снижения налогов и сборов, а в личную жизнь ни к кому не лезла.

— Ты не сможешь захватить на Землю высокоэнергетическое оружие, а также средства связи и слежения — во-первых, это вряд ли тебе поможет при встрече с Плазмонтом, во-вторых, нарушит негласные договоренности с Сатурном и еще больше приблизит полномасштабную войну, — строго предупредил Марк-27, но заметил, что нет в голосе величавой твердости.

— Не надо мне бластеров и прочей ерунды, все это до смерти надоело и здесь.

Генеральный понял, что самая близкая душа фактически взбунтовалась против него и сейчас он так же одинок… как и остальные космики.

— Катя, ты собралась на Землю из-за Фомы, но пораскинь мозгами и имплантами. Во-первых, что он из себя сейчас представляет? Ф.К123 уже не-человек, нелюдь, как выражаются варвары.

— Между прочим, стал он нелюдью из-за тебя. Это ты поинженерил, главный джинн. А душа-то у него живая в отличие от твоей примороженной.

— На мне, Катюша, вся Техносфера лежит, поэтому я не могу каждому таракану нос вытирать. Кстати, ты, кажется, забыла о ребенке.

— В генетической карте Сони сочетаются мои гены, твои и Фомы, коего ты тараканом назвал. Не забывай, что ее рождение — итог одного из первых удачных опытов по слиянию трех гамет. Я, между прочим, весьма рада, что ты потом заинтересовался судьбой детеныша, а также его матерью. Большое спасибо и кибероболочке, которая, перепутав тебя с Фомой, дала ему знать, что он — папаша. Ну, вернее, один из папаш. Ф.К123 — член нашей триады, и я должна встать рядом с ним у той стены. Но это будет завтра. А сегодня я встану рядом с тобой… вернее лягу.

Парадная форма Катерины, повинуясь мысленному приказу, распахнулась, но не до конца. А так, чтобы волна пробежала по телу Марка-27, сладко пощекотав ему позвоночник.

— У меня еще не срослись два ребра. И вдобавок надет корсет. Ты доканать меня хочешь, Катерина?

— Я не буду тебя кантовать, генеральный.

— Крейсер стартует через пятнадцать минут, Катя.

— Ну так задержи его еще на пятнадцать, в пути догоните на форсаже.

Генеральный хотел проявить державную суровость и твердость, но тут понял, что штаны мешают и даже пленяют его, поэтому просто произнес:

— Ну… хорошо, уговорила.

— Да ладно не ври ты, паршивец, про «уговорила».

Марк-27 ощущал, что его, несмотря на скорое расставание, соединяет с Катериной хрональная ниточка, по которой идет волна к ней, и от нее. Женщина, следуя любовному приему, уселась на него, но тяжести он не почувствовал, хотя много размышлял о своих едва сросшихся ребрах. Под форменным кителем у нее вообще ничего не было, а под форменными брюками неожиданно оказались чулки. И это было здорово. Генеральный вдруг подумал, что точно так же она сидела и на Фоме, когда тот летел из Пояса Астероидов. Подмастерье тринадцатого ранга видел эти грудки-яблочки, и эту словно стянутую талию, и эти тугие бедра, и ощущал что-то похожее, когда она старательно вбирала его плоть в себя. Впрочем, сейчас плоть почти не чувствовалась, одни лишь энергетические потоки. Но злиться на Фому отчего-то не хотелось. На то и триада, ети ее налево, может, она — светлое будущее модифицированного человечества.

 

БЛОК 19. ЛЕДЯНОЕ ЦАРСТВО. ОКТЯБРЬ 2075 г.

(месяц листень 10 г. от Св. Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс

Со всеми сенаторами вышел президент к народу на Дворцовую Площадь и опять речь держал:

— Немало еще тех, кто упрекает меня в том, что навожу я благочиние скрытым вурдалачеством и ночной лютостью. Скажите мне, люди добрые, явления природные происходят волей человека или велением Неба?

— Велением Неба, — без размыслия отозвался народ.

— Скоро будет вам явлено то, что никоим образом не получится списать на президента. Придет вам ледяное испытание. И токмо у меня обрящете вы милость. Окромя меня некого будет просить о защите.

И в самом деле, далеко не истек месяц листень, как мороз сковал землю. А поколику пред тем непрерывно шли дожди, и потоки дождевых вод затопляли улицы, и реки выходили из берегов, то кругом ныне лег толстый лед. На брусчатые мостовые, на тропы и дороги, на поля, на деревья и кусты, на кровли и стены. Кое-где хлипкая крыша не выдерживала навалившегося льда, и изба разваливалась. Оставшуюся без крова семью принимала родня или соседи — по доброй воле или же по распоряжению местного выборного головы или старосты, который исполнял соответственный указ президента «о приимстве бездомных». Однако намучившись жить приживалами иные бездомные люди строили себе жилище из ледяных глыб — по примеру некоторых северных народцев. Внутри ледяной избы устраивался шалаш для детей и новорожденной скотины — так и перебивались. А впрочем, замечено было, что в этакой постройке было скорее тепло, чем холодно.

Рушились по причине ледяного натиска крепкие терема и паласты сановных людей, да так, что погребало их заживо. Уцелевшие начинали возводить новые хоромы, но ломались стропила под тяжестью льда, и тогда уходили мэрины и бояре с сенаторами гостевать к крестьянам, себе на огорчение, а простонародью на смех. Рейдеры же поголовно перебрались в казармы Детинца, иже хоть и напоминал белую гору, однако держался крепко.

Над всей Теменией висело безоблачное яркое голубое небо. Однажды не взошло солнце Сварог и больше уже не появлялось, впрочем света из-за того меньше не сделалось. Потом стало исчезать за дымкой, словно удаляясь, главное солнце — Ярило. Но когда пропало совсем, небеса оставались такими же яркими и голубыми. Луна, опять-таки, не всходила на небо, однако темень никак не сгущались. Напротив, всю ночь напролет лежали прозрачные сумерки, выйдешь из дверей — и весь двор до зернышка видно. Ни волк, ни вор незаметным не пролезет у внимательного домохозяина.

Не токмо хлопоты причинял лед, имелась от него и потешность. Ребятня каталась с горок, каковые имелись повсюду — хоть с крыши собственного дома съезжай — и, наладив коньки, мчалась по улицам, частенько уцепившись за проезжие сани. Детвора и даже отроки с отроковицами придумали и другую забаву — выделывать изо льда разные фигурятины — смешные либо страховидные: Змеев Горынчей, лешаков, яговых баб в избах на курьих ножках, Кощеев в теремах. Ревнители древесной веры не возражали, сами изо льда усердно вырезали Ботаника и его первых приспешников-«зелотов зелени».

Потом люди взрослые стали подмечать, что фигур и строений изо льда куда больше, чем могли бы вырезать дети, ревнители веры и прочий несурьезный народец. Ледяные изваяния произрастали будто сами и все менее напоминали что-либо привычное. Получались фигуры, коим простой народ и названий подобрать не мог: диски, конусы, пирамиды, многогранники или же их сочетания, и прочие непонятные геометрические формы. Но чаще всего возникали столбы с увесистой верхушкой, метко прозванные «ледохерами». Случалось и так, что самовоздвигались ажурные строения с гроздьями башенок-луковок, соцветиями стрельчатых окон, легкими куполами и арками. Иногда паласты сии были сплошные, иногда — полые внутри, с ходами, каморками, залами, мостками и галереями, узорами и барельефами по стенам.

Ледяных изваяний и строений становилось все более, они поднимались там и сям, снося и подменяя собой прежние избы и терема из дерева да камня, словно высасывая из них силу, однакоже роптать и хулу возводить было не на кого. Разве что на силы Преисподней, которые устраивали грешникам ад прижизненный.

Все чаще стали обнаруживаться «заморозки» — это едва выросший за ночь лед прорастал спящему человеку в самое нутро. Ледохеры пригвождали теменских людей к потолку или нанизывали на себя. Но таковые кары редко постигала домашнюю скотину, невинную и бездушную. Отчего теменцы все более охотно постигали объяснение, что наказание неизбежно грядет лишь сатаноидам и врагам Неба. Однако на ком грехов-то нет, скрытых или явных?

От горы-Детинца ледяные потоки шли в разные стороны, образуя новый белый город, каковой мало по-малу захватывал, замораживал и разрушал старый город, деревянный и каменный. Ревнитель веры Многомол через глашатая доводил до каждого уха, что президент как может обороняет народ теменский, от промораживания, хладной напасти и стылой смерти. Стоит каждый божий день Лучший Президент босой на снегу и уговаривает Небо не сердится.

То же, что и в стольном граде, деялось по иным городам, слободам, селам и весям. Лед, как правило, начинал разрастаться от магистратурной избы или мэринского дворца и первым делом захватывал лучшие улицы с богатыми изукрашенными хоромами и булыжными мостовыми. Но лед резвился и в полях, и в лесах, имея распространение от рек и озер. На смену растениям древесным и травяным, приходили побеги ледяные, высокие и раскидистые, со множеством корней, уходящих в землю и большими белыми кронами. Ледяные деревья были еще переплетены вьющимися ледяными стеблями. Во сем присутствовала и стройность многолепая, и дивная гармония; угадывались и арки высокие, и галереи полувоздушные, и своды легкие. Ито лес становился похож на город, красивый и ладный.

Многие люди, зная о количестве накопленных ими грехов, а также неотвратимости ледяного возмездия, закручинились сердцем и ослабевшие души свои отдали во власть страха. И чем более предавались они страху, тем скорее наступал лед. И чем больше было льда, тем голубее и ярче он делался, все более напоминая по цвету небо, все больше источая сияние. Окромя того, от него на расстояние до одного-двух аршин исходил серебристый туман. А потом внимательные стали примечать, что лед необычный, составлен он не из смерзшихся кристалликов, но из тонких переплетенных нитей. И серебристый туман также из нитей, токмо расплетенных, похожих на волосы. А потом сии ледяные нити стали обнаруживаться и в незамороженных вещах, в съестных припасах, в бревнах, досках, глине, камнях, и даже в покойниках. Приносили люди свои съестные припасы, пораженные льдом, старосте или мэрину, получали взамен чистое зерно — как велели президент с сенатом — но потом стали примечать, что ледяные нити способствуют сохранности еды, а от огня уползают. Люди примечали и то, что не всякий лед является холодным, иногда он и теплый, даже горячий обжигающий; блуждают на нем серебряные огни, однакоже не истаивает он. Иной раз лед дрожал, напоминая собой тварь живую. Обмолвлено было и то, что оный дрожащий лед, образовываясь и нарастая, как будто оттягивает в себя тепло и жизнь у земли, деревьев, воздуха, разных бегающих и ползающих тварей.

Вместо них начали появляться твари ледяные, дотоле неведомые. В лесу ужо встречались снежные василиски и ледяные драконы. Хладные хищники представлялись то неподвижными сугробами, в который однако не попади ногой, то кружили белыми хлопьями, догоняя наездника, то внезапно заваливали путника, бросившись с дерева, и даже гнались за ним снежной лавиной. А могли одним взглядом подвергнуть холодному умерщвлению. Снежные чудовища в виде серебристого тумана проникали сквозь любую крохотную щель, в любую горницу ино светелку, кою вмиг заваливали снегом и замораживали вместе с жильцами. Скоро от снежных извергов не стало никакого спаса. Но вышли тут отряды рейдеров, вызывая слезы радости и умиления, били ледяных драконов из ледобойных пушек заговоренными ядрами и окружали снежных василисков зерцалами, отчего те сами себя замораживали.

И выступал верховный ревнитель веры со словами утешения, упирал на то, что кое-где наказание уже обратилось в великую милость. Великие числом ордынцы, что, решив попользоваться окончанием осенней распутицы, вторглись с разбоем в пределы Теменского президентства, заледенели прямо на скаку. И в самом деле многих замороженных нукеров вскоре выставили на площади перед Детинцем. Среди них были и заледеневшие панцирные сипахи, присланные султаном Туркии, вместе со своими ятаганами, и «воины веры» с зелеными повязками на головах, явившиеся с войной из имамата.

С севера на санях доставили небольшой корабль с шэньскими пиратами, целиком вмерзший в прозрачную глыбу льда. Было видно, что катаи оказались схвачены ледяными оковами в миг отчаянного борения за живучесть своего суденышка. Доставившие его рейдеры сказывали, что в Обском проливе стоит немалое число и более крупных кораблей-джонок, да только все вмерзли в лед по самые мачты. Уже их ни выломать из морозных оков, ни привезти в столицу — никаких силушек не хватит.

Оттого, что чохом погублены были хищники-налетчики, пришла радость ко многим людям и почувствовали они еще большее расположение к президенту-благодетелю. Ведь лед защищал Темению от свирепого ворога получше любого войска. Не сдобровать теперь никаким обидчикам, налетающим из степей и приплывающим из-за морей. А скоро лед-отмститель придет в их стойбища да логовища и напрочь выморозит!

Вот в чем милость-то заключается, смекнули люди теменские, — в немилости к лютым непримиримым врагам, приходящим извне и имеющимся внутри. Теперя уж неможно было с проповедями Многомола не согласиться. Вот и воры все вымерзли, и простолюдины делают себе справные дома изо льда и не стынут, и ни один праведник не охладел до смерти. А задавлены ледяными глыбами и пробиты ледохерами в своих жилищах токмо нечестивцы и злодеи. И вчерашние гордые вельможи-казнокрады низвергнуты во прах, влача дни свои в конурах, сараях и прочих жалких юдолях. Уловив благостное настроение толпы, верховный ревнитель Многомол стал толковать, что через Небесную Милость скоро грядет конечное очищение всего мира: из души каждого благоверного произрастет к Небесному Престолу Древо Жизни — только будет оно серебряным, а не зеленым.

Внезапно перед теменским людом появился президент с непокрытой головой. С крыльца Храма Демократии стал он говорить, и негромкий голос его проникал в каждое ухо.

— Не я ли отменил почти что все подати?

— Да, ты, ты! — отозвались люди.

— Не я ли выпустил из темниц всех преступников, отменил наказания и казни?

— Ты, ты, да!

— Не я ли вернул выборы сенаторов и мэринов?

— Кто же, как не ты! Теперь уж не пираты у нас в сенаторах и не мздоимцы в мэринах.

— Не при мне ли купцы теменские снова без опаски пошли и поплыли в дальние страны?

— При тебе, тебе!

— Стесняю ли я кого в чём, сидят ли по кабакам мои шпионы, принимаю ли я доносы, запрещаю ли собираться на улицах и писать, что угодно на бересте и бумаге, принуждаю ли кого молоть на президентских мельницах?

— Нет, нет!

— Не вы ли все проголосуете за меня по зову сердца, а не по давлению административному?

Вся площадь подняла руки, скандируя свои ответы на президентские вопросы: «Да, да, нет, да».

И сказал Лучший Президент, что только высшая сила, что объяла все души человеческие может наказывать и миловать, что час окончательного избавления близок и все непогибшие до сего дня обрящут счастье. Назавтра души их раскроются, как семена по весне, и первые побеги серебряных дерев жизни устремятся к Небу. И уйдут навек болести и скорби. Все души будут в Одном, и Один будет во Всех, и всякое непреступное желание удовлетворится и на каждый немерзкий спрос найдется предложение.

Однакоже назавтра прямо на Дворцовой площади, взломав толстый лед, выросло дерево, никак не серебряное, а вполне зеленое. Простояло оно там всего с полчаса. Рейдеры изрубили его на куски и утащили в Детинец. Они внесли поленья и сучья в президентские покои, с приличествующей аккуратностью уложили на ковер, но так и не узнали, что случилось потом.

Президент подошел к поленьям и сучьям, и, склонившись, протянул к ним руку. В ответ деревяшки ощетинились длинными занозами. Молвил тогда повелитель:

— Вот ты и объявился снова, Фома, только вредителем стал. А я уж думал, что застыл где-то мой горемычный. Значит, не примерз ты задницей к горшку, а решил сделаться владыкой зелени и поспорить со мной своей силой.

Словно услышав сие одна из длинных заноз, вернее острая щепка, вонзилась в руку, но тут же сгорела, не оставя и щепоти золы.

— Решил повоевать? Ну, добро, приступай.

И соперник президента-колдуна приступил. Там и сям взламывая лед, стала появляться зелень, как правило хладоустойчивых пород — ели, сосны, лиственницы, под коими снизу еще стелился густой мох. Осыпались ледяные изваяния, трескались статуи, падали башни, рушились своды и галереи, рассыпались ажурные колонны и паласты. Повсюду сквозь ледяной панцирь прорастало дерево. Бился и кололся лед повсеместно, и в селах, и в городах, и в лесах, и в полях. А еще сквозь просветы в небесной дымке заглядывало в мир то одно, то другое солнце. Под его лучами снежные драконы и василиски превращались в тающие льдинки на иглах веселых елочек.

Однако замечено было, что неугомонная зеленая поросль не хуже льда уничтожает и жилье, и погреба со съестным, и хлевы, и овчарни. Поскольку лед был везде, и на жилищах, и на дорогах, то при борении зелени с хладными оковами погибало все полезное, созданное для жизни, движения и пропитания человека.

При виде сей непримиримой брани зеленого с ледяным оживились, воспряли сердцем и противники президента, кои считали его ответным за наведение льда и ужаса. Самые восторженные сторонники зелени полагали, что ради победы над ледяным президентом ничего не жалко, ни построек, ни припасов. Они только и жаждали увидеть великого кудесника, Владыку Леса, насылающего зеленую волну, дабы под его водительством начать открытый бой с окаянным Дедом Морозом, сидящем во дворце. А пока что принялись убивать из засад рейдеров.

Впрочем, Дед Мороз, кто бы ни был им, словчился нанесть ответный удар — лед стал более подвижным и хищным. Сферы, диски, веретена, ромбы, состоящие из ледяных нитей, внезапно возникая и двигаясь так, словно бы не было земного тяготения, нападали на зелень и замораживали ее. Ледохеры появлялись ниоткуда, дабы поразить противника и скрыться в никуда. Сторонники президента радостными кличами встречали новую победу сил льда. Они уверяли, что внутри каждого зеленого побега имеется червивая сердцевина, выдающая его адское происхождение. Сторонники зелени, зеленщики, и сторонники президента, принялись биться друг с другом, употребляя в урон противной стороне все более опасные орудия, вплоть до картечниц и мортир.

Таинственный повелитель зелени сим временем наслал дивные растения: грибницы неведомым и быстрым образом змеились под землей, чтобы взойти в нужном месте. Грибы поднимались, раздолбывая лед с помощью крупной, твердой шляпки, похожей на шелом — за что и были прозваны в народе «херодолбами». Херодолб, размером с хорошую бочку, вздымался за считанные мгновения, сметая все на своем пути, и не только лед, но и людей, живность, постройки. Учитывая силу херодолба немеренную, таковое вздутие зачастую оказывалось смертельным — иной люд погибал под обломками, других притискивало к потолку или к стене. Нередко благоверные теменцы молились о крепости льда, впрочем были и те, что возносили мольбы о ниспослании большей силы грибам. Перезревшие, сделавшие свое дело херодолбы лопались и тучи спор падали на очистившуюся землю, чтобы пускать в нее тонкие корешки.

А в общем, за недолгий срок ледяной покров был взломан и на многих просторах оголилась земля. Зеленщики собирали свои силы в окраинных уездах, где редки были отряды рейдеров и малочисленны мэрские омонцы. Случалось, что и рейдеры с омонцами перебегали на сторону зеленых сил. Некоторые горожане доставали горшки с золотыми монетами из схронов и щедро раздавали их на создание зеленого ополчения. Возглавили ополчение бывший деревенский староста Игнат, мясник, вложивший много денег в сие мероприятие, и некая знатная по облику женщина. Она называла себя президентшей Мариной, а еще перволеди, изобличая главу государства как оборотня, ввиду того, что «ее супруг истинный президент Фискалий был изведен коварным колдуном».

Однакоже немало было тех клерков, купцов и мастеровых, приказного и служилого люда, что выступало за укрощение преступников и поддерживали президента, сидящего в Детинце. «Президентшу Марину» они прозывали Лжемариной и воровкой, а себя — Бдительными. Вдобавок к омонцам и рейдерам Бдительные образовали так называемые «холодильные отряды».

Многие же в народе не знали кому верить, чувствуя в президенте оборотня, в то же время боясь буйства зеленых повстанцев и развала государства.

Поскольку Игнат разбирался, скорее, в забое говяд и разделке туш, чем в военном деле, начальство над повстанцами было возложено на президентшу Марину. Она постаралась учесть ошибки Ишимского Смутьяна и избегала многолюдного похода к столице, каковой мог вызвать озлобление разоряемого населения и привести к полному побиению зеленщиков. Большая часть ополчения была распущена по домам, остались лишь немногие, но искусные воины, кои действовали малыми ватагами. Их дело было многозвучно глаголить или втайне нашептывать, «озеленяя» народ, шпионить-соглядатайствовать, используя сочувствующих, а также «покусывать» осиными ударами рейдеров и холодильные отряды. Зеленые ватаги направлялись только в те местности, где лед был по большей части взломан, и совершали свои вылазки из чащоб и болот, чтобы, поразив противника, сразу же скрыться обратно.

Кроме того, президентша Марина искала встречи с зеленым кудесником, понимая, что от его колдовской подмоги зависит успех всей военной кампании. Потому перволеди поспешала туда, где живее появляется зелень, однако Владыку Леса так не разу и не встретила. Он догадывалась, что сей искусный волшебник хочет утаить свое обиталище из-за боязни попасться в ловушку президента-оборотня. Ведь и президентша Марина не сумлевалась, что нет пределов могущества у монструма монструозуса, сидящего в Яйцевидном Кабинете. Она и ее ближние соратники носили на шеях амулеты-обереги, каковые светились алым пламенем, когда враг-упырь забирал силу от людей, растений, животных и минералов, и полыхали голубым огнем, когда протозлыдень направлял накопленную мощь на создание ледяных построек и снежных чудищ. В вершья шеломов у зеленщиков были вделаны колдовские кристаллы, каковые помогали их обладателям оставаться невидимыми для президента-колдуна, зрящего насквозь всю Темению. Помимо амулетов-оберегов и колдовских кристаллов президентша Марина и ее присные имели круглые красные щиты для отражения демонических ударов и особо острые мечи для рубки колдовской плоти. (Кои на самом деле были хрононовыми бластерами, об чем ведала лишь одна предводительница, провезшая их на Землю контрабандой. Дело было подсудное и по закону за это полагалось два-три года в женской зоне на Амальтее.)

Сейчас перволеди со товарищи располагалась в селе Винчи Васюганского мэрства, сообщавшейся с остальным миром токмо речным путем. Их было пятьдесят клинков, не более. Однако Игнат уверял, что может заплатить за ратные услуги пяти тысячам бойцов и еще столько же встанет под знамена зеленщиков бесплатно и с превеликой охотой, приведя с собой боевых псов и медведей-артиллеристов. Впрочем даже простоватый Игнат имел соображение, что все десять тысяч возможных повстанцев могут быть насмерть заморожены, ежели до них доберутся льды. А льды добираются прежде всего туда, где больше страха на сердце. Потому Игнат и многие другие укрепляли дух свой, частенько прикладываясь к бурдюкам с бузой и пивом. Однакоже ноне было от чего попраздновать, намедни отряд одолел снежного василиска, не потерявши на рати ни одного воина. (Зеленщики шли по лесной тропе, как вдруг с окрестных деревьев стал медленными большими хлопьями ниспадать снег. Незаметно он закручивался в огромную неправильных очертаний тушу. Да вдруг предводительница кинулась на чудище с мечом в руке. Сверкнул клинок зеленой молнией, и василиск, пораженный в самую точку уязвимости, мгновенно превратился в капель на ветвях.)

В избе, где квартировались вожди повстанцев, вдруг появился оборванный человек невеликого роста. Судя по еловым иголкам, застрявшим в зипуне и сильному запаху золы оборванец на самом деле был лазутчиком. Да и говорил он так, будто наушничал, слегка наклонившись, почти не шевеля губами, полушепотом.

— В селения Менеджерское, Супермаркетово, Сидиромово пришли холодильные отряды, сведение есть, что вверх по заледеневшей Таре движутся конные рейдеры. Заметно больше льда стало и в лесу, и на дорогах. Знаться, идут приуготовления к большой облаве по всему Винчевскому уезду.

— А здеся у нас как раз лучшие люди, все жаждут битвы, — Игнат откушал водки, крякнул и заел салом. — Пора братву подымать. Митек, сможешь провести их лесной тропой сюда?

— Не сомневайтесь, начальник, за день-другой многих доставлю. — ответствовал уверенным голосом оборванец-лазутчик.

— Повяжем холодильщиков и яйцами на лед! Были Бдительные, станут Бздительные! — вскричал безусый Петрушка, юноша из родовитой семьи Наличко-Сумчатых, которую изводил своими ледохерами президент-оборотень.

Перволеди показалась из-за парчовой занавеси, каковая огораживала личную половину горницы — туда не имел права показываться Игнат и прочие зеленщики за исключением фаворита Петрушки, иже преданно исполнял любые пожелания госпожи. Из того укромленного места доносились иногда странные звуки, как будто предводительница переговаривалась с демонами, слышались еще непонятные подвывания, шипения и даже чавканья. Чавкала явно не царица, за столом она вела себя куда лучше остальных и мало-помалу приучила сотрапезников затворять уста во время жевания, одолевать рыгание и выпуск ветров. (Однажды даже Игната выставила из-за стола и отстранила от котлового довольствия — вплоть до той поры, пока чавкать не разучиться. Назревал раскол между вождями ополчения, но мясник пошел на попятную, сознавая, что после одоления врага придется соблюдать все правила дворцового приличия, иначе заграница засмеет.) Против волховства и колдования приспешники не возражали — дабы победить президента-оборотня им требовалась перволеди-чаровница.

Сейчас президентша Марина, она же Катерина А190, имела облачением атласные черные шаровары с красными лампасами, красные сапожки из мягкой кожи, парчовый камзол, доставленный с великими трудами из-за Урала-хребта и черные очки — их она почти никогда не снимала. Была перволеди высока ростом и умеренна по части грудастости, волосы стригла покороче даже чем мужи, кольцо носила в ухе, как и сенаторы. Кабы не гладкое весьма белое лицо, поди пойми, что она человек бабьего пола. Впрочем, при прохождении некоторых деревень, президентша пользовалась большой накладной бородой.

— Эй, Митек, — обратилась она к лазутчику, — говоришь, что холодильщики уже добрались до Супермаркетово? А можешь на карте показать, как они продвигались?

— Отчего ж нет, сударыня. В лучшем виде.

Президентша словно ниоткуда достала похоже что лист тонкой бумаги, на коем обрисован был вид местности с высоты птичьего полета — и кто только мог оттудова землю оглядеть, ну разве что колдунья, обернувшаяся вороной.

— Чичас, чичас, обвыкнусь глазом, — лазутчик поморгал, посопел и наконец приспособился, — вражьи отряды двигались так и так, там на санях, а здесь пешим ходом. Конных же рейдеров впервые заприметили вот здесь, у ракитного лога.

Прямо под пальцем Митьки появлялись чудные линии. Эти линии — диво дивное! — проходили скорее над картой, образовывали сияющие узоры, завитушки. Некоторые из этих завихрений подкрашены были в красный цвет, другие в синий, еще мерцали там колдовские письмена — сие напоминало некий призрачный водоворот.

— Здесь происходит отсос организационной энергии, а тут она используется на продвижение льда и холодильщиков, — пояснила «президентша» круговорот магических сил. — В каком-то смысле противник пытается нас окольцевать, но на рожон не прет.

— Неровен час, окружат нас вороги. Пора линять отсюдова, госпожа перволеди, — ответственно молвил Игнат, стряхивая крошки с бороды. — Подадимся к Никольскому скиту, а потом я соберу братву и внезапно ударим по врагу.

— Внезапно не выйдет, Свет-Игнат… Мы тронемся к Русальему озеру, ибо там происходит аккумулирование магической энергии — я, кажется, расчухала конфигурацию хроноплазменной сети. Сможешь провести нас туда, Митек?

— До самого озера не доведу, но есть мужики надежные, кои помогут.

Внезапно Митек встрепенулся, так же как и перволеди. Мужичок и предводительница переглянулись, после чего он выскочил прямо в окно. Следом выбежало из дома еще несколько воинов и сама президентша. Увидели они, как разведчик, будто коршун, преследует кого-то, а тот стремглав удирает к тыну, ограждающему двор. В руке у перволеди-воительницы появилось что-то похожее на копье, оно сделалось зеленой молнией, которая навседва остановила удирающего.

Когда воины подбежали к тыну, то увидели тающую в судорогах гадину. Какой-то мешок с серебристыми лопастями-отростками. Немного погодя тварь-шпионка распалась на серебристые нити, а там и вовсе исчезла.

— Похожа на разжиревшего кальмара или… обитателя ада. Ладно, полчаса на сборы и айда, — велела президентша.

— Вот и я говорю, пора сматываться, — поддержал Игнат.

Тут же протрубил рожок. А через полчаса еще один раз. Полусотня зеленщиков двинулось в путь, причем по дороге к ним присоединялись дозорные, спускавшиеся прямо с деревьев. Так что вскоре получилась целая сотня. У некоторых повстанцев под полушубками были легкие кольчуги, на ремнях у всех висели щиты, мечи, дротики, короткоствольные пищали, сумки для пуль и рога с порохом, за кушаки заткнуты были пистоли, к наручам приделаны крохотные, но мощные арбалеты. Все зеленщики двигались на лыжах из шкурок, пригодных как для снега, так и для грязи, кое-кто нес шелом на голове, другие на поясе. С отрядом бежало несколько молчаливых боевых псов с широкими лапами, несколько запаршивевших, но хорошей хватки и злобной породы.

Полдня зеленая сотня шла лесом, старательно избегая заледеневших участков, причем перволеди то и дело посматривала на оберег, висевший на ее шее. И псы все время ловили ноздрями разные воздушные ручейки. Возле двух сломанных березок Митек вдруг закричал выхухолью, и вскоре как будто из самого дерева появился мужичок, сущий лешак с виду — новый проводник. Потом понадобилось еще полдня пути, не было остановки даже тогда, когда большой лесной крабопаук приклеил и утащил Петрушку Сумчатого. При других обстоятельствах надлежало устроить по ветвям облаву, дабы в итоге выудить из паутины обреченного человека — но был бы тот уже обездвижен и пропитан пищеварительными соками (кои, как поняла перволеди, являются сильными протеинолитическими токсинами), в общем, не жилец. Перволеди всплакнула, многих людей она потеряла и ранее, но не привыкла их лишаться из-за какой-то ерундовины, навроде живоедки или вот крабопаука. А ведь Петрушка вседва с преданностью смотрел на нее своими блестящими зенками, прямо как на богиню.

В конце концов зеленщики добрались до места, где скапливалась бесовская сила. Озерцо Русалье, бывшая балка, заполненная затхлой водой, располагалось на почти равных расстояниях от Менеджерского, Супермаркетово и Сидиромово. И, кстати, льдом затянуто не было, хотя выглядело каким-то маслянистым.

— Окружить озеро цепью, направить на его середину излучатели, тьфу, копья, — повелела перволеди своим верным и присным.

Короткие копья обернулись зелеными молниями, поразившими густые темные воды. Озерко тут и встало кипящим горбом, который изблевывал из себя тяжелые серебряные струи, а те на лету превращались в чудовищ. Похожи они были на гроздья рук и ног, слипшиеся и сросшиеся головы с моргающими глазами и слюнявыми ртами. Ожившие толстые кишки с гнусными звуками карабкались на берег. Вылезали желудки с распахнутыми зевами, в коих что-то мерзко копошилось. Твари, похожие на жидкие испражнения человеческие, тоже ползли на берег. Сие внушало законный ужас и отвращение к самому устроению человеческого тела. Однако цепь зеленщиков покамест держала оборону.

Горб восстал еще больше, превратился в столб, уходящий в белесое небо. Оно будто тоже выгнулось вниз, столб сократился, как мышца, и высь резко приблизилась к зеленщикам. Протекшее вниз небо принадлежало другому миру, каковой был виден всё лучше и лучше даже самому незоркому оку.

Различимы были облака, схожие с летящими дворцами-паластами из драгоценных каменьев. Оные сияющие дворцы были дивно изящны, имели стрельчатые арки, соцветия высоких окон, гроздья башенок, легкие портики и фасады, кружевные галереи, сверкающие легкие статуи в нишах на фронтонах. Соединялись паласты мостами-паутинками. Воздух иного мира, сочный, насыщенный яркими цветами, содержал в себе летучую жизнь: переливчатые пузыри с ветвистыми лучами, диски, веретена, додекаэдры, икосаэдры и прочие многогранные фигуры, сменяющие и перетекающие друг в друга. Се был строгий стройный мир, полный красоты, и он приближался. Он являлся соблазном, диковинным и зовущим. Однако крайне опасным.

— Это антимир. Открылся какой-то мощный хрональный канал! — вскричала заполошно перволеди, но было поздно. Соблазнительный антимир быстро снижался, тянул к себе, все быстрее вращался над головой. На нем обозначились известные черты лица, нос, рот, козлиная борода президента-колдуна.

— Теперь вы не уйдете от моей милости, — раздалось прямо в голове перволеди и ее приспешников.

Марина-Катерина поняла, что еще немного, и президент-оборотень отправит весь зеленский люд в Антинастоящее.

И вдруг столб был рассечен. Антимир потерял точку опоры на Земле, хотя был еще силен. Сверху, от чужого неба, протянулись темные вихри, они, словно руки слепого, пытались нашарить что-то на поверхности планеты. И тут президентша уразумела, это «что-то» — она сама. Руки-смерчи приближались, магический кристалл, помогающий укрываться от всевидения президента-колдуна, оказался бесполезен, от соратников не было никакого проку.

Женщина побежала, петляя среди деревьев, оскальзываясь на камнях, но рука-вихрь ужо дотянулась до нее, вернее до подвздошной области, отчего немедля случилась полная утрата сил, а в сердце воцарилось безразличие. Перволеди, теряя обычную телесность, стала растекаться, обращаться в струю, в легкий ручеек, каковой втягивался мощным водоворотом антимира. Меркнущим взглядом она зрела впереди непомерную утробу, готовую навседва поглотить ее. Сей ревущий зев имел сходство с жерлом огромного вулкана, а у нее не было уже ни рук ни ног, дабы как-то упираться и противодействовать невыносимой силе притяжения. Но нежданно пагубное движение замедлилось. Появился новый поток и новая тяга, токмо уже направленная в противоположную сторону. Какое-то время две тяги боролись между собой. И, наконец, обратная возобладала, она даже вывернула жерло вулкана наизнанку. Случилось сие с великим потрясением и ревом…

Перволеди нашла себя в позе, неподобающей высокородной особе — попа на земле, ноги разбросаны.

Чужое небо съеживалось и улетало, все более напоминая воздушного змея, запущенного шаловливыми пацанами. И озеро Русалье постепенно улеглось, и лишь легкая рябь напоминала о недавних происшествиях. Соратники были как обалдевшие, и токмо храбрый мясник Игнат достал из-за пазухи флягу с водкой и сало в тряпице, чтобы как-то запить и заесть дьявольские козни и ковы.

едва президентша опамятовалась и оглянулась прояснившимся взором, то заметила, что на берегу озерном чуть выше земли стоит человек в серой рясе с вороном на плече.

— Ну что, воительница? Еще чуть-чуть, и улетела бы в черный ящик, а на лице демона появилось бы чувство глубокого удовлетворения. — молвил серорясый.

— Фома, ты ли это? А кто еще мог меня выручить, вокруг же сплошные лохи, — сказала Марина-Катерина, чувствуя, что съеживается, уничтожается ее страх и тревога. — Наконец-то я нашла тебя.

— А мы и не терялись, — проскрипел ворон.

— Очень плохо, Катя, то есть пока Марина, — отозвался серорясый, — плохо, что нашла. Это означает, что и президент Плазмонт засек меня раньше времени своими рецепторами. А теперь уходим. Я открываю хрональный канал «плюс-полсекунды», скажи своим людям, чтобы следовали точно за мной, никаких дозорных и разведчиков, шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх — все это вызовет большие неприятности. Повторяю для особо одаренных — кто начнет самовольничать, может оказаться, например, в аду, а то и подальше.

Президентша с раскрытыми объятиями направилась в сторону серорясого, но тот притормозил ее предостерегающим жестом и словами:

— У меня большой поверхностный заряд, поэтому тебя, сударыня, может отшвырнуть метров на сто.

— Он о тебе беспокоиться, глупая, — добавил ворон.

Волхователь двинулся в сторону от озера, он словно гнал перед собой теплую волну, которая заставляла таять лед. Из-за испарений справа и слева от тропы поднимался густой туман, так что далее двух-трех саженей ничего не видать. Президентша сделала знак, чтобы приспешники топали следом — чинно и гуськом, как велел серорясый.

Ноги кудесника не касались земли и, как ни старалась царица догнать его, сие не удавалось. Вскоре взмокли люди, тяжело запыхтели собаки. Марина-Катерина подумала, что всей ее спортивной подготовки не хватит, чтобы выдерживать заданный ход еще хотя бы с полчаса. Однако внезапно волшебная тропа закончилась, и вся зеленая сотня оказалась в деревне Сидиромово. Но не нашел там ничего, окромя замороженных и нанизанных на ледохеры тел, даже козы и собаки превратились в ледышки. Иней лежал везде, хотя вблизи он больше напоминал серебряную паутину.

— Итак, к сидиромовцам тоже пришла «милость» оборотня в виде полимерного льда. Похоже, что худо сейчас приходится вашим сподвижникам во всех окрестных деревнях, — сказал волхователь зеленщикам и обратился лично к перволеди. — Я думаю, сударыня, Вы построили слишком маломерную модель для определения хронопотоков, особенно их нуль-вторых тензоров. Надо было оперировать хотя бы девятью измерениями.

— Ведь в хрональной материи их как минимум двадцать семь, — дополнил ворон.

— То есть, президент-оборотнях может орудовать еще в нескольких реальностях? — спохватилась «царица».

— Как минимум, в двух. Даю маленькую справку с высоты моего нынешнего опыта. В мегамире, состоящем, в основном, из хрональной материи, можно спокойно организовать три параллельные реальности, точно такие же как и наша, — на соединении Преднастоящего и Посленастоящего.

— у Плазмонта это будут, считай, круги ада. Мы пропали? — непривычно растерянно произнесла перволеди.

— И думать такое забудь. Мы уйдем туда, где за тучей белеет гора, и если он к нам сунется, дадим по длинному носу. Так что сматываемся в темпе.

По дороге Марине-Катерине немало желалось потрогать Фому, даже прижаться к нему, но тот был таинственно неуловим. Впрочем путь оказался недолгим, остановились зеленщики совсем недалече от деревни. Вот волхователь замер, протянул руки перед собой, а затем развел их в стороны — пространство будто бы чуть-чуть качнулось и поддалось. Не объявились какие-то там ворота золоченые-расписные, не распахнулись со скрипом двери, ведущие в иномирье. На поляне лишь возник невеликий пористый шар, сходственный с осиным гнездом.

— Пожалуйте в серебряное царство, господа зеленщики, «минус-час», — прокаркал ворон.

Боевой пес подбежал к шару, очевидно собираясь толкнуть его лапой. Но тут и лапа, а следом и весь зверь превратились в дымную полоску, которая мигом втянулась в одну из мелких пор, испещряющих колдовской предмет.

Царица отважно ступила вперед, и увидела, что шар вдруг сделался больше и выше ее. Еще один смелый шажок, и ее потащило в одно из отверстий, каковое ноне предстало чем-то вроде входа в пещеру. Затем было мгновение несуществования, или очень необычайного существования. Марина-Катерина стала похожа на струйку и словно стекала бы по гладкой стенке какой-то воронки…

Когда зрение ее прояснилось, мысли стали сочетаться друг с другом, а чувства с ощущениями, небо выглядело пасмурным и как будто слегка посеребренным. Лед не бросался в глаза, но все деревья стояли голяком, инда и хвойные породы, земля такоже была скучной серой. Там и сям словно цветы из семечка, только за один присест, вырастали соратники-зеленщики. Они трясли головами, словно пытаясь составить таким образом суждения, с тревогой озирались, едва сдерживая коленотрясение, пялились на неприятственное небо и деревья.

Последним появился сам серорясый колдун, и все вздохнули с облегчением, кто-то даже встал к дереву — отлить. Как вскоре выяснилось, облегчение было преждевременным. Что-то неуловимое, прозрачное, и в то же время мощное, злое заскользило по мертвому лесу.

— Это мне по вкусу еще меньше, чем полипептидный слизняк, — пробормотал колдун.

Невидимое стало видимым, когда оказалось совсем рядом. Всякая адская нечисть, звери-уроды, напоминающие ящеров, медуз, разожравшихся червей и амеб, сгустки и пучки рук, ног, голов, орущих ртов, танки с тевтонскими крестами, терминаторы, огнедышащие саламандры-плазмоиды, хладометные снежные василиски. По бокам этой кавалькады катились комья смерти — огромные сгустки раздавленных костей, расплющенных внутренностей, растерзанных шкур.

— Промашка вышла. Лично мне никто тут не нравится, особенно эти херы на колесиках, — перекрикивая паническое разноголосье, провозгласил ворон. — Тикаем в золотое царство, «минус-два-часа».

Снова появился шар — осиное гнездо, в которое все охотно бросились… и перенеслись в следующий мир.

Здесь на елях и соснах густела хвоя, по земле стелился упругий мох, впрочем, листва уже облетела, как-никак, месяц дождень на носу. Однако никакого льда, нигде не снежинки. А с ясного бессолнечного неба струился золотистый свет.

— Нам теперь в Сидиромово, — распорядился колдун. — И не удивляйтесь: здесь все, за исключением неважных частностей, такое же, как и в Настоящем.

— Кто имеет «против», тот может выйти вон, — предупредил ворон.

Все зеленщики имели «за». Воины смиренно, как овцы, поплелись вслед за кудесником, потому что сильно трусили — куда ж они попали? Однако мало-помалу люди стали узнавать дорогу (они по ней уже хаживали), вот и знакомые две березки, тянущиеся из единого корня, и камень, схожий с саблезубым тигром.

На подходе к Сидиромово зеленщики взвели курки давно уже заряженных пищалей и ручниц, приготовили пороховые бомбы и сняли с ремней свои противоколдовские щиты, однако амулеты-обереги показывали спокойным светом, что бесовские силы покамест не угрожают.

В самом селе теперь не нашлось ни одного замороженного или убитого ледохером человека. Были там живые люди, причем, именно те, кому полагается лежать мертвым. Сие обстоятельство сильно обескуражило зеленщиков. Кое-кого из повстанцев даже понос со страха прохватил.

И селяне, в свою очередь, искренне поразились появлению отряда зеленщиков средь бела дня.

— Ты хотя бы объясни, Фома, почему ожили мертвецы? — выступила царица от имени и по поручению повстанческого движения.

Колдун не слишком охотно изъяснил:

— Мы по сути в Прошлом, это материальная запись того, что хрононы создали в Настоящем.

Серорясый дал время отряду лишь на то, чтобы напиться и чуть-чуть перекусить, а затем, оставя в деревне троих повстанцев, велел прочим двигаться в путь.

Игнат, наконец, догадался, что оказался в тридевятом царстве, каковое хоть и схоже с родными краями, но таит в себе многие незнаемые хитрости и коварства.

— Достопочтенный кудесник, а то, что мы здесь харчим и пьем, се — полезное? — предводитель зеленого ополчения стал выяснять важнейший для себя вопрос.

— Полезней некуда, от этого всего можно еще и прибавить жирку, добрый Игнат. Интересно, у тебя когда-нибудь была талия? — отозвался ворон вместо колдуна, а сам серорясый неожиданно поровнялся с президентшой.

— А почему мир «минус-час» был такой неуютный, — спросила она.

— А там уже Плазмонт свил свое гнездо. Поучаствовали и фантазии Адаптида, «Пророчества Вельвы» он не раз в детстве у храмовников слышал.

Через полчаса — многажды быстрее чем в исходном мире — добрались зеленщики до Супермаркетово. Там тоже нашлись селяне, кои опять-таки удивлялись появлению зеленщиков средь бела дня на майдане, однако не выглядели такими растерянными как сидиромские ожившие мертвецы.

— От этих больше толка будет, они даже и не догадываются, что остались в Прошлом, — пояснил серорясый. — А у зеленого движения, надо полагать, должен быть крепкий хрональный тыл. Один мужик, как известно, хоть в Прошлом, хоть в Будущем, вседва трех героических воинов прокормит.

— Господа мужики, — выступил на майдане Игнат в привычной роли вдохновителя, распорядителя и утешителя народных масс, — волноваться вам не о чем. Хучь вы и оказались, по сути, в тридевятом царстве, однако выпивка и закуска здесь подлинные, а президента-монструма и его присных нетути. Некому с вас поборы брать, кроме нас, бойцов национально-освободительного движения. Так что живи, мужики, в волю.

Не успел закончиться митинг и политпросвет, как раздалось гиканье и селяне увидели, что с опушки леса на них бежит конно-пешая толпа с пищалями, рогатинами, палашами, тесаками, медведями и прочим оружием. Зараз и выстрелы раздались — ядро, пущенное из мелкой пушчонки развалило курятник.

— А говоришь — нету здесь президента-монструма и его присных, — упрекнул деревенский старец Игната, — молод еще, чтобы врать.

— Это какое-то недоразумение, — спешно заявил ворон.

Зеленщики стали срочно приуготовляться к обороне, занимали выгодные позиции у тына и крайних домов, бросая негодующие взгляды на серорясого колдуна.

— Не стреляй, — возопил вдруг Митек, — стяги и хоругви у них нашенские.

— Я так и знал, что наши, — каркнул ворон, — но специально поддерживал напряжение, чтобы приятнее было потом расслабиться.

Митек, невзирая на выстрелы и махая шапкой, кинулся прямо в поле навстречу несущейся толпе. И тем самым предотвратил кровопролитие. Оказалось, что на приступ села пошел другой отряд зеленщиков, один из самых лучших, состоящий из людей зело опытных в ратном деле: казаков и служилых дворян. Сей лихой отряд отсиживался в дремучих лесах, в схронах и землянках, единенных подземными ходами, ожидая вестового от перволеди с приказом на лихой налет. Но таковой не поступил, вместо того вдруг все зазеленело и исчезла даже паутиновая изморозь. Хоробрые мужи-зеленщики приняли сии обстоятельства за новые хитрости президента-оборотня и решили выйти на решительную рать, но провалились в какое-то осиное гнездо.

Большинство из вновь прибывших повстанцев поняли объяснения Игната на свой лад — что по воле еще одного кудесника оказались они прямо на том свете. Поскольку исламские воззрения, благодаря Орде, глубоко уже проникли в теменцев, «заживо взятые на Небо» стали выискивать вечно девственных гурий и, не найдя ничего такого, хотели было опорожнить запасы бузы, имевшиеся в деревне.

Однако кудесник велел двигаться дальше. И вскоре после полудня, на пути в Менеджерское, зеленщики вдруг уткнулись в предел, в границу мира. Собственно, представлял оный всего лишь туман над топью, но дальше никакой дороги не было.

Волхователь какое-то время разгонял туман и укреплял сушу, но потом бросил сие бесполезное занятие.

— Надо обследовать границу мира, — серорясый кудесник задумался.

Казаки из второго зеленого отряда, плюнув на намерения волхователя, решили отправиться в Сидиромово и Супермаркетово на постой и пропой. Перволеди могла бы настоять на своем, но решила не применять принуждение к соратникам без особой на то нужды.

— Если бы они принимали участие в выборах, то обязательно избрали бы крокодила в президенты, — словесно уколол ворон несознательных зеленщиков.

Около сорока человек направилось в обратную сторону. Однако не успели они отойти и на версту, как серорясый остановился и словно бы прислушался. Да и псы зарычали, поводя раздувающимися ноздрями. И действительно, с той стороны, куда ушли возжелавшие отдыха люди, донеслись звуки выстрелов и разрывов пороховых бомб.

— Вляпались дураки, сразу видно, что в детский сад не ходили, — подытожил ворон, выписавший пару кругов, а кудесник махнул рукой, мол, идем на выручку. Президентша повторила приказ бодрым начальственным голосом, хотя настроение, конечно, упало.

Звуки выстрелов все множились, доносились также и крики, когда воинственные, а чаще жалобные.

— Как бы не было засады, — кудесник сделал знак, чтобы отряд остановился и рассредоточился в стороны от тропы. Скоро и перволеди заприметила небольшие темные шары, кои лепились к ветвям и к земле. Некоторые из тех подозрительных штучек прорастали серебряными нитями, каковые соединяли их вместе.

Потом шары стали выворачиваться, разбухать и лопаться, полетели ошметья нитей, похожих на вырванные с корнем волосы.

Из шаров начали спешно вываливаться злобесные существа.

Среди них были и волки, и всадники-шайтаны о шести руках, и саламандры, источающие жар, и снежные василиски, и истекающие клеем слизни, и медузы, испускающие потоки щупальцев, и полузвери-полулюди.

— Мы ведем репортаж со стадиона в Нужниках. Команда засранцев наступает по всему полю, исход встречи неясен, — прокричал ворон и куда-то скрылся.

Залпы из пищалей ни к чему не привели. Тогда зеленщики схватились за противоколдовские мечи, копья и щиты. Царица затем долгое время не видела серорясого колдуна. Она тоже орудовала мечом, и ее, как обычно, прикрывали пятеро лучших воинов. Предводительница знала, что ее состояние чутко воспринимают все зеленщики, поэтому сосредоточенностью подавила страх. Целеуказатель на забрале, который простые повстанцы принимали за магический узор, помогал прицелиться и нанести удар, ведь точки уязвимости у чудовищ находилась вовсе не в груди или в голове, а там, где сходились силовые линии…

Монстр, каковой показалось бы жирной амебой, если бы не просвечивающий скелет ящера, плевался и плескался жгучим ядом. Струи клейкой отравы взлетали в воздух, на мгновение как будто замирали, подбирая направление, а засим молниеносно разили. Немного погодя и щиты, и панцири были облеплены ядовитой гадостью, которая шипела, быстро проедая металл. Тут даже верные ратники стали разбегаться, не желая гнусной язвенной смерти.

Вот какой-то зеленщик стал добычей жабовидного монстра, иже втянул человека одним вдохом в свою огромную пасть, словно пушинку. Тот коротко поболтался в мягком животе зверя, а затем быстро истаял. Другой повстанец, пораженный длинной иглой чудища-скорпиона в ногу, вдруг стал растекаться, бурливо разжижаясь снизу вверх. И булькающую лужу, оставшуюся от человека, принялась лакать стайка мелких собаковидных бесов.

Перволеди двинулась на ящера, выдержала поток отравы, но потеряла при том напрочь изъеденный щит, проскочила под брюхом, запрыгнула на ствол поваленного дерева и жвахнула копьем-молнией в мозг, находящийся у противника в районе зада. Монстр сразу превратилось в зловонное болотце, вернее, клубок причудливо завитых слизневых тяжей. Оно еще успело извергнуть стайку мелких слизнячков, которых президентша посекла кинжалом, хотя и они брызгались отравными струйками.

Потом Катерина-Марина еще рубила мечом из зеленого огня тощего злыдня, похожего и на обезьяну и на лиану; тот опутал собой несколько деревьев сразу и тянулся когтистыми пальцами. Это ему не помогло и он превратился в бессильно повисшие серебристые сопли.

Наконец стая чудищ, так и не достигнув решающих успехов, стала испытывать какое-то угнетение. Шайтаны и уроды неточно разили своими клыками и когтями, плевались мимо, не извергали из чрева мелкую живность — та, наоборот, изгрызала их изнутри. Вскоре все чудища стали добычей разящего меча и копья. Зеленщики на этом не остановились и бросились на выручку тому отряду, что ранее направился на постой и пропой. Но спасать уже было некого — в низине, служившей местом брани, остались лишь обрывки одежды и раскисшие останки.

Можно было оглянуться и сосчитать потери. Если не считать двадцати человек, составивших гарнизоны деревень, то в поход выступило семьдесят. К ним присоединилось еще полсотни дворян и казаков. А в живых осталось едва ли сорок, в том числе, пять серьезно раненных, отравленных и покалеченных. Вскорости их тоже не стало. Тела их разорвались, из чрева полезли серебристые нити, которые обернулись вскоре белесыми червями. Пришлось сию гадость спешно уничтожить.

Потом из глубины леса появился кудесник Фома вместе со своим вороном. Глядя на него, и воительница, и воины-зеленщики не могли сдержать ропота. Правда, птица выкрикнула первой:

— Слава победителям! Не забудьте, я вас первый поздравил.

— Отсиделся, значит, во время рати под кустом, — молвила с всей язвительностью Марина-Катерина, — мы и в ледяном мире не имели такого количества потерь, как здесь за столь короткий срок.

— Ты не совсем права, — мягко возразил колдун.

— Там бы вам всем настали кранты, а здесь чуть всем не настали. Чуть! Почувствуйте разницу, — выкрикнул с негодованием ворон.

— Катя, я, кажется, общался со Ботаником!.. — сообщил колдун. — Он почти случайно проходил через мир «минус-два-часа» и дал мне хороший совет, каким образом справиться с Плазмонтом. Катя, он незадолго до встречи со мной Ботаник разговаривал с Лаоцзы, Гаутамой и несколькими махатмами. Те уверены, что физический мир — это что-то вроде изображения с помехами на плохом телевизоре. Правда, Мухаммед пока уклоняется от встречи, но это до поры до времени. Надо ведь обсудить очень щекотливый вопрос о гареме пророка.

— Да подожди ты с гаремом. Что тебе подсказал Ботаник?

— А это пока секрет. У президента-оборотня длинные уши, — лукаво отвечал колдун Фома. — Открою только одно обстоятельство — тебе предстоит сыграть роль живца.

Сие обстоятельство повергло Катерину-Марину в мрачные размышления, а Фома тем временем взахлеб выдавал сведения, полученные от Ботаника: скоро-де предстоит встреча всех будд, обсуждаться станет вопрос о Нирване. Пора или не пора… Лишь после настоятельных требований царицы кудесник Фома вернулся к «производственной теме».

— Понимаешь, надо заставить Плазмонта влезть сюда своим психическим ядром, своей осью — у любого хроноплазменной твари, кстати, конфигурация напоминает юлу. Это сделать непросто, учитывая, что живет он не в Настоящем. Кроме того, в Плазмонте сидит пси-структура Адаптида, кстати, путевый был парень, но маньяк. Я думаю, он сильно испортил нрав президента-оборотня. Мы все, кроме тебя, Катерина, свалим из золотого царства, но я сделаю его двуслойным, состоящим из засекреченной внешней зоны и открытой внутренней. Плазмонт начнет пробиваться сюда, все более распаляясь, все более концентрируя силы во внешнем слое для нанесения проникающего удара. Едва противник устремится на последний и решительный бой, ты сбежишь, а ловушка захлопнется. Чик — и отхватим ему головку.

Президентше сей смелый замысел не шибко по нраву пришелся, хотя она не забывала, как сама распоряжалась судьбами ближними и дальних своих.

— В этой мышеловке я сыграю роль сыра… И с чего ты решил, что я уж настолько аппетитна для хроноплазменного президента?

— Ты для него непонятная величина, которая тормозит ему большую перестройку мира, ну и, конечно, он рассчитывает, что я где-то поблизости от тебя. Он бы с радостью соблазнил тебя и взял бы даже в законные супруги, но поскольку ты не согласна, он попытается тебя сшамать, — охотно объяснил кудесник.

Перволеди почувствовала в словах серорясого несерьезное отношение к своей персоне, потому стала возражать:

— Почему это я не согласна на брак? Худой мир и супружество лучше, чем хорошая война и незамужнее девичество.

— Да уж, девичество… — ворон не удержался от хмыкания.

— Подумай, Катя, он же липкое чудовище… такое же, как и я. — напомнил кудесник.

— А ты мне все равно нравишься. — решительно возразила женщина.

— Любовь зла, полюбишь и козла, — справедливо подытожил ворон. — А тут вовсе не козел в качестве суженого, а кудесник высшей категории.

В царстве «минус-два-часа» так и не взошло ни одно солнце, но небеса источали теплый золотой свет, и хотя в исходном мире владычествовал зима, здесь набухали и распускались почки, а сквозь землю пробивалась нежная робкая травка. Уцелевшие ратники расположились на полянке, кто зализывал раны, кто грустил о погибших товарищах, кто чесал в голове, кто чистил и чинил доспех, кто играл с псом, кто выпивал и закусывал. Страсти явно улеглись и царило какое-то странное ублаготворение.

Фому и Катерину умело скрывали от соратников-зеленщиков кусты кизила.

Лик кудесника был, как вседва, непроницаемым, использовал он весьма скудный набор мимических движений.

— Я все не могу понять, Фома, испытываешь ли ты ко мне хоть какие-нибудь чувства? Человек ли ты… в какой-то степени?

— Если я стал нечеловеком, то не по своему желанию. Заявлений и рапортов с просьбой превратить меня в нечистую силу не подавал. То есть, я никогда не рвался в спасители или губители человечества.

Женщина опять почувствовала неловкость, ведь с серорясым трудно было не согласиться, в Космике ни у кого желания не спрашивают, прежде чем пустить в оборот. И она была деятельной участницей этой принудиловки. Наконец, Катерина придумала слабое оправдание.

— Значит, такова судьба.

Кудесник неожиданно охотно согласился с таким суждением и молвил:

— Сейчас я обхожусь без настоящего человеческого тела, приходится лишь имитировать его. А внутри фальшивой телесной оболочки хроноплазменные структуры. Сама понимаешь, что попав в другой организм, душа моя драгоценная изменила на девяносто процентов свои чувства.

— Но десять-то процентов не поменялись, разве этого мало? — вопросила с надеждой перволеди.

— Может, и не мало. Только эти десять приходятся на самые глубокие слои души. Чтобы отозвалась эта глубина, надо еще донырнуть до нее.

— Я не знаю, Фома, получится ли у меня, но попытаюсь. Ведь здесь, на Земле, я стала соображать в жизни и смерти гораздо больше.

— Вот кабы соображали мы на троих, я был бы уместен, — отметил ворон, — а так я становлюсь третьим лишним и каким-то неприкаянным. Улечу на какую-нибудь удаленную ветку, стану думу думати, жратву жрати. Хочу еще отметить, что в вашей ситуации попытка может стать пыткой.

Отвесив напутственные слова, пернатый друг перемахнул через кусты.

А перволеди примкнула свои уста к устам колдуна. Вначале она чувствовала только тепло псевдочеловеческого вещества. Потом добавилось нечто важное. Во глубине души что-то стронулось, покатило, и этой волне отвечала, резонировала другая — идущая из человеческой сути кудесника. Катерина даже испытала легкое головокружение, какое случалось с ней только раз, когда она впервые поцеловалась с парнем. (Работала она тогда в технической обслуге ганимедской базы, а он был мичманом с боевой горы класса «Эверест», которой, казалось, ничто не могло навредить. Но через неделю началась малая война с сатурнианами. Боевая гора вместе с красавчиком-мичманом сгорела, как спичка, при первом же столкновении с вражескими штурмовыми катерами.)

Две волны, имевшие, вероятно, хрональную природу, соприкоснулись и закружились в вихре, заставив отозваться и телесные и бестелесные элементы Кати и Фомы.

Перволеди еще приходила в себя, когда кудесник уже поднимал зеленщиков. Через полчаса отряд был в Супермаркетово, и еще столько же времени понадобилось, чтобы добраться до Сидиромово. И везде, где появлялся серорясый кудесник, люди исчезали в шарах, похожих на осиные гнезда. Кудесник еще давал им наставления, но не принимал никаких возражений. Часа через полтора все скудное народонаселение зелено-золотистого мира составляли лишь Фома, президентша и десяток живых мертвецов из Сидиромово.

Сидиромовские остолопы бродили по майдану, иногда бросали фразы и слова, впрочем, тщились и помогать. Но после того, как на них шикнули, обиделись и в дело больше не встревали.

— Сейчас я исчезну, Катя, — молвил кудесник, — а ты двинешься по тропе, ведущей в Менеджерское, но около саблезубого камня свернешь и направишься к холму, поросшему мелкими сосенками. У его подножия будет озеро, рули вдоль его берега к мыску, заросшему камышами. Там и оставайся, пока не получишь от меня новые наставления. Не теряй внимательность, являться в человеческом обличии я не смогу, поэтому указания мои будут иметь вид знамений и природных явлений.

— Будь бдительна, красавица, — напомнил ворон. — опасайся заманухи.

Кудесник исчез вместе со своей птицей как вседва «неброско»: просто на его месте появился смерч в сеточке разрядов, каковой снес пару избушек, упала молния с ясного неба, вихрь с затухающим шипением втянулся в «осиное гнездо», которое тоже исчезло.

Сидиромовские остолопы, раззявя рты, снова окружили перволеди, но она постаралась поскорее удалиться от них, не забыв прихватить с собой мешок со всякой снедью, коей в лесу не сыщешь — сало, солонину, пшено и гречу. Ну, а котелок она еще из своей марсианской квартиры прихватила — с космиканским гербом в виде гвоздя и молота. Скажи ему «Горшочек, вари», он сам всё и сделает.

Без особых затруднений, лишь пару раз заблудившись — ведь впервые она путешествовала по лесу без провожатых — Катерина добралась до условленного места на озере. Почувствовала страшную усталость, каковая накопилась за бесконечный световой день и, уронив голову на котелок, «смежила вежды» (как выражались коренные теменцы и некоторые космиканские лингвисты).

А раскрыла она «вежды» из-за холода. Землю уже прикрывал легкий снежок. (Не полимерный-ниточный, а нормальные ледяные кристаллики, замороженная аш-два-о.) Сие, скорее, указывало не на близость врага, а на удаление друга.

Надо было срочно поискать топливо для костерка. Хворост имелся в золотом царстве, может, но погорал быстро. Костер недолго потрепыхался и задохнулся, пустив едкий дымок. Снова шестерить насчет дровишек было неохота, Катерина-Марина завернулась во все, что имела, и стала грызть шоколад. Несмотря на запрещение брать припасы из Космики, она пошла на контрабанду, ведь шоколад на Земле был варварским — горьковатые комки, кои с превеликими трудностями доставляли из-за моря, из земли Майя, где светлых божеств ублажали обильными человеческими жертвами.

Веселье явно закончилось. Отзвенел чудесный месяц, когда Марина-Катерина была варварской предводительницей разбойников. А началась блестящая жизнь со встречи с князем Ампер-Омским. Сей знатный муж владел землями в глухом Пудинском уезде Васюганского мэрства, его ценил и Фискалий за прямой нрав. Три дня и три ночи пропировала космиканка в его каменном замке посреди густой тайги. Сад с бассейнами, фонтанами и мраморными наядами да нимфами, дворцовые анфилады парадных залов, украшенных бронзой, зеркалами, панно, позолоченной лепкой и резьбой, а рядом за балюстрадой — чащоба, где ревут медведи и тигры, и ломает сучья гигантский лось.

Собравшиеся гости — командиры сторожевых полков, чудом уцелевшие храмовники, бояре старых родов, провозгласили ее царицей бала, а потом государыней всея большой и малой Темении, благо, что Катерина сообщила, что она никакой не клон, а ее бабушка была из Рюриковичей. Три ночи пиршеств, мазурок и вальсов, бряцания оружием и провозглашений великого похода во исполнение великих чаяний. Но едва вельможи узнали, что Космика не даст ни сил, ни средств, то сразу стушевались. У того старость, у сего подагра, у третьего дети малые по всей стране. Пожилой храмовник по имени Северин Касьянович присоветовал Катерине поскорее расстаться с благородной публикой, отставить идею о великом походе, а напротив действовать малыми и незаметными силами, состоящими из лихих «отмороженных» воинов, живущих оружием. Заиметь надобно в каждом селении надежных людей, намастачиться в скрытой переброске, сосредоточениях и рассредоточениях сил, создавать лесные укрепрайоны, состоящие из землянок, схронов, подземных ходов, вороньих гнезд, ловушек и капканов — для «посторонних лиц». Найти состоятельных мужиков, типа мясников и пивоваров, кои смогут подкармливать и подпаивать повстанцев. Ну и, наконец, обрести великого светлого мага, который сломает хищный лед. И пока не называть себя царицей, вдруг не выгорит…

Потом настала менее блестящая, но все же интересная жизнь: лесные тропы, казаки-разбойники, налеты и засады, ночевки на деревьях и в землянках, ядовитые гады, дикие звери и полудикие люди, кои привыкли после сытного обеда чистить зубы кинжалом. Но сегодня осталась Катерина совсем одна, да еще в виде кусочка сыра, а крыса-то — жутко большая и страшная. Фома стал нечеловеком, Марк-27 никогда и не был настоящим человеком, Соня же — дочь всей империи.

— Эй, замерзла поди, — раздался молодой приятный голос.

Сперва помыслилось, что некто, демон или человек, застал ее врасплох, закутанной, запеленатой. Из-под башлыка и накидки сейчас видела она толико полоску земли подле своих ног. Вторая мысль была об оружии, но ежели рукоять меча нашарилась сразу, то с пистолем оказалось хуже. Ладно, решила Катерина, попробуем атаковать одним мечом — внезапно, как показывал ей храмовник Северин. Разлетелись накидки, и через мгновение клинок был приставлен к горлу неожиданного собеседника, аж кровь потекла из небольшого надреза. Катерина отметила с удовлетворением, что на сей раз она не сплоховала. Впрочем, и незнакомец, судя по всему, не питал никаких враждебных намерений. Молодой, стройный како тополь, одного с ней роста — немаленький для теменца; глядя на его одежду и амуницию — охотник или казак.

— Сударыня перволеди, — узнал ее неизвестный человек. — меня зовут Скрин. Я — свой.

Ей показалось, что она видела его в каком-то из зеленых отрядов.

— Как здесь очутился? — чиркнула она резким голосом.

— Троха Кабан послал меня на разведку к Сидиромово, проведать нет ли там холодильщиков и рейдеров. Когда до деревни совсем немножко оставалось, заприметил странный шар, он на ветке висел и был как… осиное гнездо, что ли. Подошел поближе, и тут меня скрутило, а шар вдруг раздулся, в нем открылась дыра, здоровая, как дупло у дуба, ну, меня туда и втянуло. А вослед такая тошнота, едва не блеванул, и голову закружило, и я прямо как растекся. едва очухался, почал пробираться в Сидиромово, но там вместо мужиков какие-то ходячие мертвецы. Побродил изрядно, в Супермаркетово вообще никого не сыскал, но неподалеку видел кости побитых насмерть людей — се наши были, зеленщики, — и вот тебя встретил, сударыня, слава Богу.

Катерине хотелось верить словам Скрина, лицо его выдавало бывалого, но довольно прямодушного человека. Известен был ей и Троха Кабан, главарь одного из зеленых отрядов, каковой кантовался в лесах неподалеку от Сидиромово. Впрочем, женщина покидала еще вопросы насчет Трохи и его отряда. Скрин же ответствовал правильно в тех случаях, когда должен был знать, и не сказал того, чего не имел права ведать.

Окромя того, новый человек проворно устроил настоящий костер, добыл острогой несколько карасиков из озера и сварганил неплохую ушицу. Обед обернулся дружественной пирушкой. Скрин, кстати, не разу не перешагнул границ дозволенного даже в рассказках о своей повольничьей жизни и выказывал только преданность. Когда веселая трапеза была в разгаре, покачнулась вдруг земля и крупная зыбь покрыла озеро.

Что-то тряхнуло мир, созданный Фомой, непонятное творилось в его недрах или на его границах, где-то высвобождалась доселе связанная сила и, проходя вдоль перепада потенциалов, сотрясала организованные структуры. Еще толчок, и водяной вал, дотянувшись до Катерины и воина-зеленщика, облепил сапоги тиной.

— Тикаем, сударыня, — Скрин потянул Катерину за рукав, и она решила, что довериться опытному лесовику будет правильным.

Близость холма была опасной, потому что с него катились валуны, один крупнее другого, и вообще казалось, что в глубине его просыпается с кряхтением и потягушками некое могутное чудище. Однако, и лес не выглядел менее устрашающим, деревья в три обхвата прыгали, как чертики на пружинках, а те, что в два охвата, бессильно валились. Потому, едва увернувшись от нескольких упавших стволов, беглецы выскочили из чащи на опушку. Оставалась последняя более-менее приемлемая дорога по узкому лугу, но и там земля превратилась в подвижную гущу, напоминающую кашу на огне. Ноги вязли, застревали и даже проваливались. Однако крепкая рука воина вседва выручала Катерину, да и кроме того, он умело подбирал направление.

Потом заметно стало, что не токмо Катерина с зеленщиком несутся сломя голову, но и земля движется под ногам. Будто ее кто-то скручивал, как свиток, ино сдирал, словно кожу с черепа. Жуть обуяла Катерину и склизко протекла в каждую жилку, заставив зашататься. Даже две мысли не могли сцепиться вместе, отчего женщина безропотно дала Скрину потащить себя в какой-то мшистый овраг. Тот становился все глубже и глубже, словно рана от сабельного удара, инда породы почвы становились все более красными. Катерина не прочь была остановиться, но воин своей сильной волей и мощной десницей увлекал за собой. В какое-то непрекрасное мгновение слои земли сдвинулись и закрыли бегущих сверху. Скрин не останавливался, он бежал и бежал по подземельям, озаренным багровым сиянием, словно был уверен в скором выходе — и не только на свет, но также из корчащегося золотого мира. А Катерине все более казалось, что она живьем попала в нутро какого-то левиафана. Впечатление усиливали и густые слизневидные капли, кои падали и стекали со стен тоннелей, провисая на манер нитей, и как будто способны были ползать. Наконец, бег закончился тупиком в некой каверне, то ли пещере, то ли полом органе громадного тела.

— Я не верю, что отсюда есть выход, чертов Фома, — дрожащим голосом упрекнула женщина отсутствующего кудесника.

— Не сомневайся в хорошем, сударыня, — уверенно проговорил Скрин, не выказывая никаких признаков размышлений и переживаний. — Старуха с косой как ни старалась, не могла зацепить меня. Я даже ушел живехоньким с Ишимского поля, хотя от супостата не прятался. — Воин показал страшный рубец на своем предплечье. — Вражий мишка царапнул.

Катерина вдруг поняла, что больше не интересуется замыслом кудесника Фомы — каковой вряд ли включал ее чудесное избавление из ловушки — теперь она целиком полагалась на простого теменского разбойника.

Они устроились в углу пещеры, совсем рядом друг с другом и Катерина почувствовала, что ее одиночество имеет предел и сейчас закончится. Претендентка на престол, чая скорого освобождения от страха, прильнула к крепкому плечу зеленого воина и ощутила себя маленькой и слабенькой, а он приобнял ее, и дал почувствовать, что она под надежной защитой.

Она прикоснулась к его губам и сразу устыдилась прежних сомнений: не только внутри, но и снаружи Скрин был настоящий земной муж.

Срочно, спешно соединиться с ним, решила Катерина, и конец томлению души. От сего смелого соития родится тот, кто спасет и Землю, и Космику.

Едва она решилась, как почувствовала, что он проникает в нее, словно вмиг не стало одежды. И оттого словно происходит падение в бездну, только бездна эта не страшная, не выворачивающая душу, а сладкая, ласкающая изнутри и снаружи, нежная. Но неожиданно все оборвалось. Скрин вскочил, пещерные стены и потолок уже рушились, капли не ползали, а прыгали, вели себя зло и хищно. Катерина уразумела, что сработала ловушка серорясого кудесника, только попался в нее не сатаноид, а любимый, суженый. (Она как будто услышала слова Фомы: суженого расширим, чтобы лопнул). Катерина и Скрин побежали куда-то вместе, во вновь открывшиеся проемы, только нити становились все гуще и в чрево левиафана вливалась распирающая волна.

Скрин стал вдруг дрожать, еще недолго сдерживал себя, стиснув зубы. А потом вдруг сделался схож с волком, под нестерпимый волчий вой его затрясли судороги, члены раздулись, стали как тыквы, и в итоге разлетелись прямо по стенам. Катерина в отчаянии стала метаться по подземелью, как будто хотела убежать от своего ужаса. Капли превращались сейчас в каких-то вредных насекомых, которые, падая на женщину, цеплялись липучками и крючками — но одних вовремя рвало в ошметки, а других, напротив, растягивало в ниточки.

А то, что осталось от ее любимого, сделалось чудовищем, громадным будто сто ящеров. Она поняла, что Скрин — не кто иной, как сатурнианский Плазмонт. Он сейчас преследовал ее, она убегала, хотя по-прежнему любила его. Ведь это сраный Фома порушил ее жизнь ради своей ловушки. Любимый превратился во вращающееся жерло огромной воронки, чье сильное притяжение было обращено на Катерину. едва она уже хотела противу всяких инстинктов сдаться и закрыть глаза, пошла тяга обратная. Она сперва распирала воронку, потом вывернула ее и начала скручивать, сжимать. А Катерину сия великая сила отшвырнула от гибельной опасности. Женщина из-за чересчур быстрого движения словно разлетелась струйками, но в конце долгого полета был расплескивающий удар.

Когда она подняла веки, то увидела над собой нелепое пластилиновое лицо Фомы и озабоченные ряхи других зеленщиков, среди коих выделялось краснотой мурло Игната.

— Вставай, вставай, курносая, кто опаздывает на завтрак, тот остается дежурным по столовой, — пропел ворон.

— Ты вовремя очнулась. — молвил Фома своим бесцветным голосом, — вот посмотри, что я сейчас сделаю с твоим ухажером. Джинн-то в бутылке. — В ладони у серорясого лежал шарик, схожий с осиным гнездом. Кудесник размахнулся и швырнул его в сторону Ярилы. — А бутылка на солнце… Прости меня, Адаптид.

— Он тоже по своему несчастный, — пробормотал ворон. — Все это очень мне напоминает стародавнюю историю о Фенрире, то ли волке, то ли тролле, который, выполняя волю каких-то судеб, чуть не схавал весь мир… Простите меня великодушно, что я не смог удержаться от проявления своей эрудиции.

Удовлетворенно отряхнув руки, Фома сказал Марине-Катерине:

— Ты без пяти минут настоящая царица Темении. Будь уверена, Земский Собор проголосует за тебя, наши люди там подготовят почву. Игнату придется выделить место главы тайного совета, это такой новый орган запроектирован.

— Да провались ты к центру Сатурна вместе со своим органом! — вскричала «без пяти минут царица Темении».

— По рычанию узнаю монархиню, а я ей еще хамил. Ой, пропадет моя буйна голова. Моим последним желанием на плахе будет покакать, — дурашливо запричитал пернатый друг.

 

БЛОК 20. КОРОНАЦИЯ НАЧИНАЕТСЯ

Четкий прием. Симплекс

Через три недели после погибели президента-оборотня состоялось венчание Катерины, отбросившей нелепое прозвище «президентши Марины», — на самое настоящее царствие.

Впрочем, сей срок потрачен был с толком на утихомиривание противоборствующих сторон, ведь от войны устали все, и рейдеры, и холодильщики, и зеленщики. Да и ожидаемый набег разбойной орды хана Тулея способствовал объединению. Порешили положиться на решение Земского собора, коего созвали по примеру Руси Лесной доуральской, где такоже люди русского племени живут.

Собор Земский и был созван около стен полуразрушенного Детинца. Здесь вожди зеленщиков оказались более расторопными, давая выборным от черни по полтине за правильное употребление голоса, отчего они были рады стараться за государыню Екатерину III.

Впрочем все выборные и без полтины желали избрать Катерину на царство, отчего, устыдившись и как встарь перекрестившись, вернули деньги обратно, в суму Игната, — успели уже узнать, что она и умом быстра, и сердцем щедра, и в правлении своем склонна придерживаться добрых обычаев, откликается доверием на доверие, при том решительна и справедлива, за пакость, измену и трусость покарает сурово. Кроме того и лицом, и голосом зело красива.

Уже вечером того дня новый ревнитель древесной веры Добродей хотел было помазать лоб царицы соком дерева жизни. Но она легко отклонила его руку, перекрестилась по-старинному и пошла к народу, который приветствовал ее явление на Дворцовой площади криками «Здрав буди», «Многие лета», «Любо» и бросанием шапок. И радостью наполнились сердца собравшихся, когда услыхали обещание венценосицы не утруждать службами и повинностями сверх необходимой меры, но при том защитить люд теменский от вражеских посягновений.

Далее случилось всякое: и очередное размножение воров и татей, и увеличение податей, и мятежные замыслы некоторых вельмож из Тайного Совета, и притеснение народа со стороны мэринов и бояр с сенаторами, и даже опалы и казни, после того как некоторые вотчинники забыли об отечестве во время прихода ордынцев. Однако лицом приятным и голосом красивым вседва умела царицы добиться успокоения возмущенного народа и проникновенным словом соединяла людей во имя общей цели, а мэринов продажных поменяла на старост, избираемых крестьянами и посадскими людьми из числа своих.

Уже из доуральских и дальнесибирских земель выслали гонцов, кои пробрались и продрались сквозь дебри техноплесневые и засады степные. Пришли послы от царя Александра IV и Земского собора, что на Москве, и от великого князя Киевского, и от князя Минско-Полоцкого, и от Правителя Иркутского, и от Атамана Амурского, требуя от Катерины принять скипетр и от их державы, стать государыней всея Руси, и Великая, и Малая, и Белая, и Темная, и Дальняя, да и покончить с периодом раздробленности удельной, с эпохой феодальной мрачной. Да и объединиться прежде, чем ерманцы, франкыстанцы и америкакесы соединятся в свое НАТО. Услышали гонцы от царицы Екатерины III желанные слова, что древесная вера больше не религия государственная, а обычная себе секта, а люди теменские, как и встарь, желают верить и молиться по-православному, поскольку и они — русского корня.

Однако не знали, не ведали теменские люди, а уж тем более гонцы из разных русских земель, что творится на душе у царицы. Не властью тяготилась она. Хотя Фома вскоре после победы исчез, ей удавалось правильно употреблять царскую власть, тем более, что постоянно рылась она в залежах исторических и антропологических сведений, прихваченных из Космики на мемокристаллах. Тосковала она по дочке, но и с Соней нередко получалось перемолвится словечком с помощью защищенного канала связи (кое-кто из Технокома пособлял ей остаться незамеченной для надзирающих органов Космики, которым вряд ли бы понравилась старательница на посту земной царицы).

Главная тягость душевная заключалась в ином — Катерина почувствовала, что понесла. (Аппаратура, имевшаяся в одном из тайников президента Фискалия, позволила определить не только факт беременности, но даже пол эмбриона и его генетическую карту.)

Марк-27 не являлся отцом царевича, так же как и Фома, да, собственно, по времени зачатия оные не могли им стать. И напрашивалось такое умозаключение: отцом был Плазмонт, сатурнианский демон, овладевший Мариной-Катериной в виде воина Скрина. Не заставила она себя избавиться от ребенка, тем более, что и самое тщательное сканирование не обнаруживало в ней присутствия хроноплазмы, ни в очаговом, ни в диффузном виде. Да и генетическая карта будущего царевича не показывала присутствия чего-либо нечеловеческого. Однако насколько велика была опасность в случае ошибки! Изнемогла Катерина от тяжелых дум.

Однажды царица проплакала полночи из-за душевного изнурения, и задремала только к утру. А едва открыла глаза, поняла, что ей помешал свет. Оный приходил не из окна. Темень лишь слегка проряжалась готовящимся взойти Сварогом. Свет стоял облаком возле кровати. Царица откинула полог и увидела Ботаника. Она зараз поняла, что к ней явился Учитель — не только по сходству с имевшимися каноническими образами, но и по источаемой им мудрости, которую не отягощало никакое лукавство.

— Ты мучаешься, дочь моя, и я не мог пройти мимо, — молвил он.

— Ты поможешь мне, Учитель, хотя я и отставила ревнителей твоей веры от постов и кормушек?

— Что отставила, то и правильно сделала, истекло их время. Но только ты сама сможешь помочь себе, — кротко ответствовал он, и царица со вздохом сожаления откинулась снова на подушки.

— Возлюби себя, дочь моя, — напомнил Ботаник. — Человек не нуждается ни в покое, ни в мире, толико в любви к самому себе.

И тут государыня наконец поняла, что имеет в виду Учитель Жизни.

— Я оставлю ребенка.

— Ты права, Катюша. По роду и плоти своей он человек, а какова будет душа его, зависит от того, что ты дашь ему, что призовешь. Запомни, твое дитя — это ты, лучшая твоя часть, потому что оно еще не разучилось любить себя.

— Но я же царица. Что я скажу народу и гонцам из земель русских? У цариц дети не появляются с бухты барахты, государыня — это не крестьянка, которую может обрюхатить у колодца любой воин, остановившийся, чтобы напоить коня.

— Поскорее заведи себе мужа, лучше старичка Александра IV, иже не будет досаждать тебе своими любовными домогательствами, заодно и уния случится. Настанет времечко, едва народ придет к мысли, что детище твое зачато с помощью небесной силы.

Царица вздрогнула, предощущая величие грядущих испытаний.

— Какую судьбу ты ему определяешь?

— Судьбу и долю великого воина, который силой оружия искоренит очевидное зло и создаст империю Срединного Пути как на Земле, от Атлантического моря до Великого океана, так и в бездне, от Меркурия до Плутона.

И небесный гость растаял, оставив после себя лишь несколько подозрительно серебристых пятен, кои куда-то поплыли и исчезли с глаз долой.

Царица вняла словам Ботаника, иже оказались столь созвучны желаниям ее сердца, хоть вряд ли убедилась в том, что сей светозарный образ не порожден лукавством Плазмонта.

 

БЛОК 21. КОЛЬЦО МАРКА-27

Четкий прием. Симплекс

Начальник Технокома прибыл в район 10А-5 на борту «Петергофа»: крейсер I ранга, только что сошедший с Деймосской верфи, входил в состав марсианского ударного соединения, которое призвано было навести порядок в Церерских секторах.

Здесь и был опробован аппаратный комплекс, с помощью которого предстояло остановить беспредел разумной хроноплазмы. С крейсера вылетели зонды-сканеры, которые установили периметры слежения; начальник Технокома сам сновал повсюду на юрком коптере, прощупывая вражеские структуры. Так впервые была определена конфигурация хроноплазменного быстроделящегося шизонта. Удалось выявить энергоинформационные узлы, точки уязвимости и главные хрональные каналы, по которым столь скрытно перемещались сатурнианские корабли.

По точкам уязвимости долбанули мощные антихрононовые бластеры, шизонт благополучно развалился, и хрональные каналы оказались обрублены. В итоге сатурнианские корабли потеряли главное боевое качество — скрытность. Выяснилось, что их тут целый рой, особенно много штурмовых катеров и истребителей, пытаются они все время оказаться на флангах или в тылу, применяют активное волнопоглощение, но уже поддаются обнаружению. В ходе недельных боев и прочесывания астероидов были уничтожены все вражеские борта класса «рейдер» и крупнее. Пожгли и основную массу мелких аппаратов. Впрочем, часть ловких «мальков» ускользнула в суматохе, и их пришлось давить чуть ли не в районе Весты.

Следующая серия боестолкновений состоялась в секторе астероидов «троянцы», плывущих по орбите Юпитера. Здесь на основе имеющегося опыта противник был вычислен быстрее, хотя Марку-27 приходилось опять мотаться на своем коптере, влезая во все дыры. Здесь удалось «зарисовать» хроноплазменную структуру, именуемую спорозоитом. Размеры у нее оказались более скромные, чем у шизонта, но вела она себя агрессивнее.

По мощному хрональному каналу группа кораблей противника, включающая линкор класса «Фудзияма», пыталась прорваться в центр ударного соединения ВКС, к боевой горе «Урал». Но вектор атаки был вовремя рассчитан и канал по-быстрому закоротили антихрононовой пушкой. Потоки хрононов были скручены в пространственные кванты, те сколлапсировали в гравитоны, и сильная гравитационная волна, испещренная множеством неоднородностей, буквально разметала вражескую группировку. Добить разрозненные сатурнианские корабли с вырубившимися двигателями и ослепшими навигационными системами уже не составило особых трудов. Это занятие представило интерес только для особо кровожадных космиканских командиров.

Когда юпитерианское пограничье было вычищено, ударные соединения ВКС, состоящие из марсианских мобильных подразделений, а также оперативные группы с Ганимеда и базы Ананке стали выдвигаться к Сатурну.

Сперва настал черед спутника Феба. Марк-27 нашел в этом районе несколько не слишком подвижных спорозоитов. Те выпускали хрональные каналы для скрытого запуска сатурнианских противокорабельных ракет. Однако батарея хрононовых излучателей легко «склеила» каналы и вражеские ракеты принялись клепать друг дружке. Мощный огненный вал, исторгнутый боевой горой «Урал» и проведенный вдоль пучкового гравитационного поля, смел пусковые установки вместе с сатурнианскими ракетными расчетами и превратил Фебу в обугленный камень.

На борту флагманской боевой горы состоялось совещание высшего комсостава. Генеральный уполномоченный касты кшатриев, начальник штаба космофлота, а также командиры соединений напирали на то, что надо довершить разгром противника, поскольку его обнаружение нынче дается сравнительно бесхлопотно, и он явно в организационном раздрае.

Марк-27 выступал против: дескать, реальные возможности сатурниан еще не прощупаны как следует, все ли хроноплазменные структуры дезорганизованы — тоже вопрос. А ведь именно сейчас космиканские силы входят в логовище Плазмонта.

Однако военная директория большинством голосов в две трети постановила разгромить противника в его логове, то есть атаковать внешние спутники Сатурна — Япет и Гиперион, и создать условия для штурма Титана.

Генеральный кшатрий отчасти учел предостережения начальника Технокома. Главный воин решил предпринять не только фронтальный натиск, но и, совершив обходной маневр над плоскостью эклиптики, обосноваться в тылу у противника и циркулировать в районе внешнего и среднего колец Сатурна.

Для операции в кольцах была сформировано новое ударное соединение в составе трех крейсеров, в том числе «Петергофа», и десятка более мелких кораблей.

Марку-27 предложили перебраться на флагманскую боевую гору «Урал», которая должна была оставаться на почтительном удалении от зоны боевых действий. Начальник Технокома до конца не понимал, почему его снова тянет рискнуть. Впрочем, генералиссимусу было объяснено, что никто лучше начальника Технокома не разбирается в хроноплазменных структурах и при удалении от зоны боевых действий его ментальное поле уже получает всей необходимой информации.

— Коллега Марк, я не хочу каркать и мешать подвигам, может, вы захотели на золотую доску героев в Державном Музее, но в таком случае неплохо бы позаботиться о своем преемнике, — напомнил генеральный кшатрий.

— Не волнуйтесь, сменщики у меня вседва найдутся, все они прошли специальную систему отбора, и в случае моей кончины немедленно и с радостью займут место генерального техно. Это железно произойдет также и в том случае, если я не смогу эффективно осуществлять связь со всей Техносферой.

Генеральный воин покрутил кончик длинного уса (у кшатриев длина подносной растительности зависела от ранга).

— Ну что ж, человеку вашего ранга я не то, что приказывать, даже советовать не рискну, но все-таки рекомендую взять с собой дополнительное аварийное оснащение.

Через каких-нибудь полчаса ударное соединение ВКС, расставшись с основными силами флота, взяло курс к кольцам Сатурна. Длинная эллиптическая траектория должна была вывести космиканские корабли к щели Кассини-2 за средним кольцом. Большая часть пути должна была протянуться в нейтральной пустоте, кое-где усеянной космиканскими зондами и сатурнианскими разведчиками — которые были не слишком опасны для мощной группировки. Трансквазерные двигатели серьезно возмущали пространство, а панели-поглотители жадно съедали электромагнитные импульсы, так что что отдельный корабль было обнаружить сложнее, чем карася в мутном пруду.

Скоростные двигатели оставляли на размыслие совсем немного времени — лишь сорок восемь часов. Почти весь этот срок Марк-27 уделил трудам в резидентной кибероболочке. Начальник Технокома создал на основе службы «Бет» десяток департаментов, каждый из которых следит за другим, и назначил им директоров. В нейроинтерфейс каждого директора генеральный внес секретные инструкции — регулярно понижать содержание энкефалинов в директорском мозгу, чтобы его регулярно грызла совесть.

Но и самого генерального кое-что мучило. Его интересовала женщина-офицер — третий навигатор «Петергофа» Анастасия О200. И даже повышая уровень серотонина в крови, не удавалось избавиться от мыслей об этой женщине, напротив они становились еще более концентрированными. Марк-27 поймал себя на том, что старается, через капитана или первого навигатора, дать ей какое-нибудь поручение, требующее непосредственного контакта — например, насчет того, чтобы поучиться у нее работе с голокартографическим астропроектором.

Она, естественно, явилась по приказу своего непосредственного командира, но первым делом поинтересовалась насчет начальственной блажи:

— Зачем вам это, коллега генеральный? ГКА-проектор нужен только профессиональным навигаторам и требует определенного поворота мозгов, остальные же люди довольствуются картинками звездного неба на экране гвизора.

— Я не являюсь ни остальным, ни прочим. Мозг плюс имплантированный гипермозг позволяют мне быстро стать асом в любом деле, — вежливо, но с легкой спесью отозвался Марк-27.

— И в сексе тоже? Или для этого требуется совсем другой гиперимплант? — как бы невинно полюбопытствовала женщина.

Дерзостью своего вопроса она показала, что совсем не похожа на Катерину, которая вседва смотрела на Марка-27 как на полубога. Женщина-кшатрий не видела в нем ни властелина-небожителя, ни мудрого наставника. Она разглядела в нем только молодого мужика, который хочет подклеиться. С такими ситуациями Марк-27 еще никогда не сталкивался и весь доступный объем информации не создавал основы для правильного умозаключения.

— Я мог бы показать тебе просторы Техносферы — с помощью резидентной кибероболочки, мы могли бы понырять вместе с ихтиороботами в кипящие озера Меркурия и полетать вместе с киберптицами в облаках Юпитера.

— Слушай, дорогой коллега, мне хватает моей навигации и я вряд ли забалдею от каких-то кипящих озер, если они только не в котле на камбузе.

Марк-27 еще раз поразился тому, что эта женщина так интересует его, ведь у нее нет ни широты кругозора, ни пытливости ума, ни пиетета по отношению к крупному иерарху.

Однако он, не обращая внимания на колкости, попросил ее начать объяснения. По ходу дела Марк-27 отмечал, что говорит офицерша очень логично. На конкретных примерах, которые подобрал он сам, О200 отработала весьма толково и даже классно. Генеральный заметил, что женщина все-таки хочет произвести благоприятное впечатление. Сейчас, когда она находилась столь близко к нему, ноздри отмечали и тонкий запах духов — это тоже предназначалось для него, а не для несения вахты. А еще Анима генерального сообщала о повышении уровня адреналина в его крови — он волновался.

Марк-27 решил, что зашел уже слишком далеко и постарался закоротить урок.

— Ну-ну, а еще говорите, что вам есть дело до всего, — насмешливо сказала женщина, — ведь мы даже не дошли до сопоставления данных курсового счисления с полярными проекциями.

Анастасия удалилась, а генеральному не понравилось собственное отражение в зеркале. Какой-то он красный, потрепанный, даже потный, не похожий сам на себя. Затем Марк-27 подошел к картопроектору и, изрядно помучившись, наконец разместился в звездном пространстве над плоскостью эклиптики. Перед ним был яркий синеватый шар Сатурна, его кольца, от А до E, с узорами, лучами и овалами, пятнышки спутников, чуть поодаль светился красный нервный глаз Юпитера. Два великана казались столь схожими, но являлись столь враждебными друг другу. Это еще от мифов пошло: владыка времени меланхоличный Сатурн был соперником Юпитера, обуреваемого всеми человеческими чувствами и желаниями.

Внезапно через кибероболочку крейсера поступило малоприятное сообщение — пропал первый навигатор. Напрочь исчез в районе двигателя-трансквазера, который представлял дисковидное расширение в корабельном миделе. Там же находилась резервная рубка, которая иногда использовалась офицерами для навигационных наблюдений в оптическом диапазоне. Сам трансквазер было не в чем обвинять, он мерно перекручивал пространственные кванты в гравитоны и укорачивал гравитационный радиус, что ускоряло скольжение корабля по виртуальной поверхности континуума-реальности.

Судя по всему, первый навигатор, каким-то образом преодолев кодированные люки, оказался на внешнем контуре двигателя, где и был «перекручен».

Несмотря на то, что можно было общаться с экипажем через бортоболочку корабля, генеральный технарь пришел в кают-компанию, где уже собрался комсостав «Петергофа».

Впрочем, при появлении начальника Технокома оживленная дискуссия стихла.

— Скорее всего, первый навигатор погиб в результате собственной небрежности, — ответственным голосом заявил капитан Роман К109.

— Вы хотите сказать, что ваш офицер перепутал преобразовательный контур трансквазера с сортиром и при этом проявил максимум упорства, чтобы попасть туда, куда не надо, — съязвил начальник Технокома. — А я думаю, первый навигатор вряд ли бы так ошибся сам по себе. Кто-то ему помог.

— Ну и кто по вашему этот помощничек? Может, укажете пальцем? — не совсем почтительно спросил капитан.

— Коллега генеральный намекает, что конкурента убрал второй или третий навигатор. По-крайней мере, так принято у них в Технокоме.

Это сказала, вернее нахамила Анастасия. Генеральный поморщился. Прозвучала еще одна неприкрытая дерзость. Непрозрачный намек на разборки в Технокоме. Но то была дерзость двойная. Если бы не посиделки возле проектора, Анастасия О200 не позволила бы себе такой выходки.

— У кшатриев тоже много скелетов в шкафу.

И генеральный ровным голосом выдал небольшую справку на предмет кабинетных перестрелок, отравлений и намеренного заражения коллег микроботами на «дружеских» офицерских пирушках, напомнил о случаях намеренного оставления боевых позиций, о выдаче секретов и продаже современного оружия врагу, о таком прочем, что позволяли себе офицеры и генералы в борьбе за чины и благополучие.

После этого доклада кшатрии несколько приуныли.

— Так вот, друзья мои, — закончил генеральный, — я не настаиваю на своем мнении. Просто из-за некоторого воинского простодушии вы не совсем понимаете, с каким изощренным противником имеете дело.

И Марк-27 вышел. Спустя шесть часов аппаратура засекла в кольцах Сатурна ооцисту Плазмонта, готовую выпустить спорозоитов. Через шесть-двадцать Анастасия навестила Марка-27.

— Я хотела узнать, коллега генеральный, будем ли заниматься динамическими астрокартами, ну и кроме того собралась извиниться. Только не подумайте, что я пытаюсь отвести от себя подозрения.

— Я думаю, коллега навигатор, нам будет не до уроков в ближайшее время. И охотно извиняю — ведь мы ошибаемся лишь из-за недостатка информации. Разве мы сморкались бы двумя пальцами, если бы знали, что в пятидесяти процентах случаев содержимое носа попадает на башмак?

— Честно говоря, поначалу я не воспринимала вас как человека, — призналась женщина. — Генеральный Марк-27 был для меня некой функцией, чем-то растворенным в Техносфере, какой-то синусоидой в ее резидентной оболочке.

— Ах уж эти наши абстракции. Идите работать, рентгеновское солнышко.

Уже возле двери, которая с готовностью распахнулась, Анастасия спросила, не оборачиваясь.

— Вы мне не доверяете после того, что случилось с первым навигатором?

— Я не доверяю даже себе…

Через семь часов ударное соединение космофлота достигла «крепового» кольца Сатурна.

Хроноплазменные структуры в каменно-пылевой каше были хорошо замаскированы, не давая себя прощупать ни бортовым сканером, ни разведывательным зондам.

В оптическом диапазоне «креповое» кольцо почему-то напоминало болото с кочками и трясинами. Антихрононовые бластеры и хрононовые излучатели обработали предположительные точки уязвимости, однако ооциста осталась цела и начала выпускать спорозоиты. Генеральный видел на гвизоре хроноплазменного мониторинга, как из «болота» стали прыскать фонтанчики. И самое неприятное — движение хроноплазменных структур не соотносилось с данными курсовой прокладки и навигационных систем.

— Похоже, мы не знаем, где они на самом деле находятся, — передал Марк-27 командованию соединения. — Один из навигаторов «Петергофа» нас предал и ввел ошибку в борт-компьютер корабля. Мы не знаем кто, поэтому всех штурманов под замок. Соединению лечь на обратный курс, а я пока попробую найти ошибку.

При отступлении крейсер «Петергоф» оказался в арьергарде и поэтому стал первой мишенью для внезапно вынырнувших сатурнианских кораблей. Несколько хрональных каналов удалось закоротить, однако, порожденный этим гравитационный всплеск был столь мощным, что, расшвыряв сатурнианские корабли, он бросил «Петергоф» к креповому кольцу. Неуправляемый полет начался с больших повреждений двигателя, сорванного со своего фундамента. Затем произошло несколько боестолкновений с сатурнианскими эсминцами. Мегаваттные плазменные залпы и ракетные удары с малых дистанций могли бы уничтожить «Петергоф», но системы наведения сейчас корежило пучковыми гравиполями, поэтому враг только разнес аппаратуру навигации и жизнедеятельности на крейсере. Впрочем и этого было достаточно.

Уцелевшие члены экипажа разбежались по аварийным шлюпкам и в самый последний момент Марк-27 поинтересовался у командира корабля, где же взятые под стражу навигаторы.

Капитан Роман К109 выразился однозначно:

— Им не повезло. Я сейчас никого не отправлю в БЧ-5, это корыто может в любой момент превратиться в зону хронально-гравитационно-пространственной неопределенности типа Тунгусского метеорита.

— Я вытащу их и уйду на последней шлюпке, — вызвался начальник Технокома, опять-таки неожиданно для себя.

— Я не могу приказывать и указывать вам, коллега генеральный, но вы поступаете нерационально.

Марк-27 бежал по коридорам гибнущего корабля, преодолевая отсек за отсеком, вскрывая заблокированные люки с помощью секретных кодов аварийного доступа. Пару раз его отбрасывало потоком горячих газов, но все равно он ощущал, что ему не только страшно, но и интересно.

В одной каптерок нашелся второй навигатор с тянущимися из живота серебряными нитями, — предатель тут же получил свое. В другой каптерке нашлась Анастасия.

Едва генеральный технарь и навигатор Анастасия О200 отлетели от корабля на последней исправной шлюпке, тот превратился в расширяющуюся зону хронально-гравитационно-пространственной неопределенности, как и предвещал капитан Р.К109.

Неопределенность выкинула последнюю шлюпку в толчею внутреннего кольца. Серебристо-голубоватое сияние окружало посудинку со всех сторон, густое и непрозрачное — свет, отражаемый гигантской планетой, рассеивался среди ледяной и каменной пыли, а также обломков покрупнее — всего того, что осталось от спутников Сатурна, злополучно угодивших в предел Роша.

Радар не мог разобраться в массе обломков, пеленгаторы были забиты Сатурном, ревущим во всем диапазоне.

Когда-то в этих краях работали старатели, потом прятались космиканские спецназовцы, на которых сатурниане устраивали охоты и облавы. Сейчас шлюпка шла от одного крупного обломка к другому, стараясь оставаясь скрытой для возможных наблюдателей.

Никакой другой шлюпки с «Петергофа» Марк-27 и Анастасия не встречали и не пытались встретить — если кто-то из соратников и уцелел, то вряд ли бы смог предоставить «гуманитарную» помощь, зато у него на хвосте мог уже сидеть сатурнианский охотник.

План генерального был простым: выйти из кольца с внешнего его края и, подавая сигналы тревоги, ждать там помощи от своих и надеяться, что не появятся со своей «помощью» сатурниане или хроноплазменные твари.

В путешествии по кольцу Марк-27 взял на себя аппаратуру слежения, а Анастасия О200 занималась навигацией и была, кстати, славным помощником.

Сканер засек электромагнитный «гул», когда со шлюпкой уже сблизился какой-то космический аппарат с хорошо заэкранированной силовой установкой. Судя по параметрам, это был чужак. Бортового оружия на шлюпке не было. Из десантного снаряжения только портативная пусковая установка типа «корабль-корабль».

Вражеский аппарат приближался, точно направляясь на «кряхтение» шлюпочного движка.

— Выключи двигатель, — сказал Марк-27 напарнице и удивился своему спокойствию. — Настя, высадишь меня сейчас на ближайшем обломке. Я попробую подстрелить басурмана. Потом включу радиомаяк и ты как-нибудь нашаришь меня.

— Какое чертово благородство, — с наигранным свирепством произнесла навигатор. — По таким замашкам видно аристократа. Ладно, выпрыгивай. Или тебя подвезти?

— Не надо. С ручным движителем я доберусь до «окопа» за пятнадцать минут.

Он подхватил ракетную установку и заплыл в шлюз.

— А ведь жизнь действительно интересная штука, — сказал Марк-27 на прощание и выпрыгнул в серебристо-голубой туман, который сейчас напоминал сироп. Даже не хотелось думать, что его температура чуть выше абсолютного нуля.

До своего «окопа» Марк-27 добрался действительно за тринадцать минут. Обломок, на котором надо было «укрыться», состоял из кремниевых солей и смахивал на хрусталь с металлическими прожилками — красивый, в общем-то, камушек. Но не успел Марк-27 рассмотреть драгоценность, как в зоне прямой видимости появился сатурнианский истребитель, смахивающий на полураскрытую книгу. Генеральный знал, что тот шарит сейчас всеми детекторами, поэтому попытался втиснуться в какую-то щель. Немного замаскировавшись, он стал наводить трубу пусковой установки на вражеский аппарат. На все про все две ракеты с самонаводящимися боеголовками.

Выстрел и промах. Видимо, истребитель своим защитным полем сильно исказил образ цели. Сетовать долго не пришлось, потому что сатурнианская машина открыла ответную пальбу из бортового плазмобоя, все более точно обрабатывая обломок. Плазменные шары испаряли и плавили хрусталь вокруг Марка-27, образуя не слишком элегантную кайму. Впрочем, генеральный радовал себя тем, что истребитель вряд ли шмальнет своей ракетой — на таком малом расстоянии его же взрывом и накроет.

На груди зашевелился трансквазер Чертковиц. Не успел начальник Технокома оценить картинку из хронолиний на виртуальном экране, как перенесся по хрональному каналу в более удобную точку. Выйдя из «плюс-одной-секунды», Марк-27 оказался прямо над кокпитом истребителя. Оставалось только засадить ракету ровнехонько в «яблочко». Боеголовка нейтрализовала защитное поле истребителя гравиимпульсом и, проделав аккуратную дырочку в корпусе, влетела внутрь. После небольшой паузы от космического аппарата оторвался здоровенный кусок обшивки, а в прореху полетели струи расплавленного металла. Это немного напоминало кончину термоса. Кусок обшивки, украшенный бородой из проводов и лохмотьями из труб, пролетел совсем недалеко от Марка-27, вместе с ней совершали последнее путешествие обугленные и размельченные остатки нескольких сатурниан. Через вскрытое чрево истребителя теперь виднелась наполняющая его изморозь — все, что было внутри, распылилось и замерзло.

Марк-27 постарался оторваться от останков истребителя как можно дальше. Ближайший крупный обломок находился в какой-то полумиле. Пока генеральный добирался туда с помощью ручной пшикалки, появилось у него впечатление, что его сносит каким-то пока что слабеньким течением. Впрочем, в этом тумане, где в элементе не видать никаких звезд, трудно было разобраться с угловыми скоростями. Но то, что поддавалось обычному визуальному обозрению — несколько каменных глыб — как-то расплывались и размазывалось. Марк-27 догадался, что захвачен хрональным каналом спорозоита.

Сперва начальник Технокома применил секретный код, который смог вырубить радиомаяк Анимы — Анастасия не должна придти ему на помощь, иначе и ей конец. Нейтринный маяк не подчинился бы даже генеральному, но услышать его могла разве что боевая гора.

Затем Марк-27 вздрючил свой трансквазер, пытаясь вырваться из пучка хрональных каналов, захвативших его. Чертковиц услужливо подсказал начальнику Технокома, что он, скорее всего, попал в так называемую родовую хроноплазменную структуру, с которой не справится.

Сатурн, Кронос, Владыка Времени. Можно было горько усмехнуться или же радостно прослезиться, но только сейчас, на пороге тьмы, Марк-27 понял, почему Плазмонт устроил свое логово именно на Сатурне. Эта планета была аккумулятором хрональной энергии — это подметили еще древние греки и вавилонские астрологи.

Пучок каналов напоминал толстенную пуповину, связывающую Марка-27 то ли с обителью смерти, то ли с местом нового рождения.

Начальник Технокома осталось отправить свой последний рапорт с помощью нейтринного излучателя, авось приемники «Урала» или какого-нибудь станции дальнего слежения уловят «лебединую песню».

Затем Марк-27, отрешившись от хлопот, поплыл в серебристо-голубом тумане, через который там и сям протягивались сизые полосы. Возможно психическое ядро Плазмонта и было погублено Фомой на Земле, но тело его сохранилась, все эти шизонты, спорозоиты, ооцисты, которые радостно кормятся из сатурнианского рога изобилия.

После мыслей о Фоме, подумалось о Кате, ставшей предводительницей разбойников. Если бы она знала, что он уже не тот пастеризованный клон…

В какой-то миг Марк-27 заметил по показаниям гравиметров, что если бы хрональные каналы и отпустили его, то уже не отвязалось бы поле тяготения Сатурна. Генеральный плыл сквозь густой туман и вскоре перестал понимать, жив он или уже мертв. Откуда-то из гипермозга всплыла старинная песня, которую Марк-27 повторил пересохшими губами. «Кудри мои русые, очи мои светлые травами, бурьяном да полынью зарастут. Кости мои белые, сердце мое смелое коршуны да вороны по степи разнесут. Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить…» А затем отрубился и гипермозг вместе со своими мемо-кристаллами, не включался нейтринный излучатель, молчал интерфейс трансквазера. Сама Анима, компьютерная душа любого порядочного космика, не подавала никаких признаков функционирования.

Начальник Технокома теперь не видел и не чувствовал своего тела. Он протекал сквозь густые облака, несущиеся со скоростью тысяча километров в час. Потом облака стали кипеть. Сквозь кипящее неистовство просматривалось огромное давящее светило, но Марк-27 знал, что это не Солнце, а пульсирующее от своей мощи ядро планеты. Кроме ураганного излучения, оно извергало молнии шириной в несколько километров. И Марк-27 слышал гром — одна эта звуковая лавина могла бы снести огромный город. Начальник Технокома опускался в безбрежный мир вечных штормов, по сравнению с которыми любой земной тайфун показался бы легким сквознячком.

Это был ад. И у него были обитатели — блестящие увесистые губчатые пузыри, похоже, что из металло- или силикатоорганики. Они носились стаями, их многочисленные сифоны втягивали и волнообразным сокращением выбрасывали «воздух», их окружала сеточка из разрядов, которые, как будто, служили средством общения. А в общем, это были звери, в лучшем случае полуразумные дикари. Они убивали друг друга и охотник поглощал жертву изнутри. Жертва разлеталась чахлыми лоскутками, а охотник превращался во множество туго налитых пузырьков. Видимо поедание здесь сочеталось с половым размножением.

Когда Марку-27 стало совсем тоскливо, рядом появился Ботаник. Генеральный сразу узнал Учителя по сходству с реконструированными изображениями и серебристому нимбу.

— Любишь ли ты себя? — вопросил Ботаник бывшего начальника Технокома.

— Извини, но я люблю сейчас ближних моих, которые так далеко.

— Всё изменится, мы идем вперед, в Преднастоящее, в «плюс-тысячу-лет».

Учитель Жизни повел Марка-27 вглубь бурлящего океана, который был одновременно и небом этой планеты. Здесь бывший человек увидел сатурнианский город.

Это был косяк из огромных сплюснутых желеобразных бульб. Наверное, они были живыми, внутри них проглядывались узоры сосудов и мышечные тяжи. Но там же с явной осмысленностью перемещались небольшие вакуоли, слипшиеся в гроздья, сросшиеся, включенные друг в друга. Вакуоли иногда скапливались прямо-таки в толпы, иногда облепляли сосуды и тяжи, а порой уничтожали друг друга. Внутри них еще заметны были какие-то твердые включения, инкременты, похоже что искусственного происхождения, то ли орудия труда, то ли готовые изделия, то ли средства связи и транспорта.

— А теперь мы идем еще дальше, в «плюс-десять-тысяч-лет».

И Ботаник показал бывшему начальнику Технокома еще один город. Для этого надлежало опуститься еще ниже, к ядру планеты. Здесь не было беспорядочного бурления, но все ритмично колыхалось из-за мощного дыхания Сатурна. Среда состояла из светоносного вещества, как будто разбитого на ячейки разной степени лучистости. Летящий же город представал единым дворцом, сотканным из ниточного льда, не боящегося никакой жара. Созвучия стрельчатых арок, соцветия высоких окон, фасадов, портиков и галерей, гроздья легких башенок и мосты-паутинки. Но тут было немало форм, названия которым не мог подобрать даже Марк-27. Здесь сновали переливчатые пузыри со лучами-щупальцами, парили диски, додекаэдры, икосаэдры и прочие многогранные фигуры. Фигуры перетекали друг в друга, возникали и исчезали, пульсировали и мерцали, играли красками, ореолами и лучами.

Все это не боялось ни бурных течений, ни сминающей силы тяжести.

— Граду сему предстояло сделаться славной столицей у демона. Еще бы, стоит в аду, но легок, прохладен и неприступен. Демон хотел подправить Бога, показать, что умеет творить лучше и минует тяжкие законы Всевышнего. Все, конечно, затевалось ради гордыни, — сказал Учитель, обводя красоту рукой. — Нынче, после утраты ядра, остались токмо младшие демоны, почти животные, и желание у них одно: уцелеть и размножиться. Честолюбивые помыслы, исполненные спеси и лукавства, заимеют они много позже. А нынче тебе предстоит использовать величие сего града. Так что он — твой. Бери и владей, вдыхай знания и выдыхай мудрость, вразуми демонов.

— Адаптид уже вразумил.

— Большая разница, молодой человек. Княжий холоп был поглощен взрослым многоумным демоном. Здесь живут молодые твари, одна из которых когда-то станет божеством времени

— Когда-то? Впереди сто тысяч лет одиночества?

— Предсказывать ты пока не научился, сын мой. Вот тебе королева, чтоб не соскучился насмерть.

Свет сделался чуть менее плотным и Марк-27 увидел Анастасию О200. То есть, он догадался, что приблизившееся существо — бывший навигатор Анастасия. Она сильно изменилась, но по-прежнему интересовала и манила его.

— Оставь волнения, тревоги позади, — увещевал Ботаник, — дочь твоя Соня подрастет и изыщет способ, как узнать о тебе. А уж, Катерина, извини, важная теперь царица на Земле, не до тебя ей, да у вас и не любовь была, а смех. И впереди, любезный ты мой, так много замечательного, кое вкусишь ты рука об руку со своей ненаглядной. Истинно сказано, плодитесь и размножайтесь, и овладевайте Сатурном…

Анастасия взяла Марка-27 за руку и повела во дворец. А позади таял серебристым туманом Ботаник, самый старый и мудрый из хроноплазменных существ, который смог отправить обитателей Земли на несколько веков назад. Ради их же блага. Ведь уходя в Преднастоящее, уже в точке «плюс-двадцать-лет», Ботаник видел конец человечества.

 

БЛОК 22. СКРЫТАЯ КАРЬЕРА Ф.К123

Четкий прием. Дуплекс

Я не оставался в шкуре плазмонта ни одной секундой больше. Все произошло именно так, как и договаривался с начальством. Посадил президента-оборотня в бутылку — и привет. Впрочем, мне кое-кто из штаб-квартиры Технокома непрозрачно намекал, что обратный переход не предусмотрен. Я, само собой, пригрозил, что займу тогда место сатурнианского демона, и со мной Земля и Космика нахлебаются горя. Меня тут стали уговаривать по-хорошему — дескать, сатурнианский Плазмонт лишился только своего психического ядра и дезорганизовался, но возле Сатурна осталась масса его спорозоитов, из которых может вырасти новый полноценный вампир. Обязательно-де вырастет. В общем, начальники давили на гражданский долг. А я твердо отвечал, что, пока вырастет полноценная особь, есть времечко в запасе — в общем, Техноком успеет позвать на подвиг кого-нибудь другого, более образованного и красивого.

Короче, начальство переломилось и пошло мне навстречу, лишь когда я принялся летать в виде змея о двенадцати головах от Земли до Луны. После возвращения в родное тело у меня случился трехнедельный шок, а потом двухмесячная реабилитация. Когда все закончилось и я стал отличать головизор от унитаза, пришло известие, как будто положительного свойства. Меня сделали начальником Технокома! Карьерная киберсистема собственноручно произвела меня в такие крутые начальники, и никто не возражал. По крайне мере гласно. Полный отпад.

Тут я и узнал про всё на свете благодаря своему гипермозгу и резидентной оболочке, в том числе и про программу «скрытый лидер». Марк-27 был последним начальником из серии клонов Марк-2. Он сам выступал за приход свежего человека к руководству еще до того, как пропал в креповом кольце Сатурна. Первый зам мне рассказал, что специальная кибероболочка пасла несколько кандидатур, как из низов, так и верхов Технокома. Потому-то мне и показывали виртуальные сны о том, что я большой начальник, и разрешали интимную связь с такой высокопоставленной персоной, как Катерина. После того, как я отличился в роли плазмонта, выбор окончательно пал на меня.

Теперь я живу, где раньше бывал лишь во сне и под конвоем, в апартаментах штаб-квартиры Технокома, и к моей башке подключена резидентная кибероболочка. Самое главное, Соня много времени находится при мне. Тоскую по Кате, но она теперь — царица с особой судьбой, да и вообще триада распалась, сыграв свою положительную роль. Я многое еще не понимаю, но надеюсь, что рано или поздно пересекусь с Ботаником, и он мне многое порасскажет о времени и о себе.

 

БЛОК 23. И ОПЯТЬ О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ

Четкий прием. Симплекс

«Тип ХРОНОПЛАЗМОИДЫ

Феномены мира хрональной материи, имеющие признаки живых организмов.

Семейство СПОРОВИКИ (SPOROZOA)

Это семейство представляет собой группу хроноплазменных организмов, чей метаболизм основан на хроноволновой энергии. Все они ведут исключительно паразитический образ жизни. В процессе эволюции споровики приспособились к глубокому и совершенному паразитированию на самых различных объектах мира организованной материи (физического мира). Некоторые виды паразитируют на носителе-человеке, его психических и соматических структурах, применяя для этого разветвленную систему хрональных каналов, так называемых «щупальцев».

Одной из форм глубокого приспособления споровиков к паразитизму явилась выработка сложных и разнообразных жизненных циклов, обеспечивающих заражение и использование носителя.

Отряд ПЛАЗМОНТЫ (PLAZMONTAE)

Жизненный цикл плазмонта представляет чередование бесполого размножения (шизогонии), полового процесса (развитие гамет и оплодотворение) и спорогонии. Половая и бесполая части цикла как правило распределяются между несколькими носителями.

Спорозоиты получают хроноволновую энергию, разлагая структуры и увеличивая энтропию объектов физического мира. При достаточном насыщении превращаются в шизонтов, которым свойственно активное амебовидное движение.

Через несколько циклов бесполого размножения шизонты распадаются на мужские половые особи (микрогаметы) и женские половые особи (макрогаметы). Последние богаче снабжены запасными включениями. В объектах физического мира происходит слияние мужских и женских гамет (оплодотворение) и образуется зигота — полноценная взрослая особь.

В процессе развития зиготы она превращается в ооцисту, которая в конце концов разрушается и выпускает в окружающую среду большое количество спорозоитов. Цикл развития плазмонта завершается.

Вид ПЛАЗМОНТ РАЗУМНЫЙ (PLAZMONTUM SAPIENS)

Этот организм показывает наибольшую приспособленность к паразитическому образу жизни. Защитные механизмы обеспечивают длительное существование паразита в неблагоприятных условиях Посленастоящего и Преднастоящего. Плазмонт Разумный захватывает не только организационную энергию, но также все виды информации, которые позволяют ему управлять средой обитания, то есть регулировать поведение носителей.

На высшем уровне паразитирования этот организм способен использовать «щупальца» для оптимального изменения линий судьбы (перенаправления потоков событий).

Особо разработана специфическая стадия размножения, включающая носителя-человека. На этой стадии мужская микрогамета Плазмонта Разумного соединяется с человеческой пси-структурой (coitus mnemonicus), образуя насыщенную энергией промежуточную форму, которая впоследствии сливается с женской макрогаметой. При вышеуказанном соединении микрогамета может имитировать поведение и внешний вид человека. Особи Плазмонта Разумного (спорозоиты, шизонты, гаметы, зиготы) имеют личные «охотничьи» ареалы, на которые не допускаются конкуренты, однако в информационном смысле все эти структуры связаны и представляют четкую иерархически построенную сеть. Несмотря на масштабные исследования сетей, предпринятые Императорским Хроноплазменным Институтом, до сих пор не установлено, представляют ли они какой-то вариант социума, государства, рода или племени.»

«Жизнь хроноплазменных существ», издание для детей и мальков, т.1, Империя Крон, Новороссийская Земля, 2378 г.

СПб, 1995–1996