– Я так понял, что уничтожить эту заразу можно. Станция напоминает по форме и по сути юлу. У нее есть центральный ствол, кольцевые и радиальные коридоры, – сказал Трофимов. – Пройдем по кольцевым, запирая радиальные, загоним нечисть в центральный ствол, а там ее наверное и так уже много, поскольку близко к оставшемуся теплу; и чик-чик, всю к ногтю, боеприпасов хватит. Ну и освободим «Европу-1».

Было видно, что Вейланд сильно засомневался – у него, когда сомнения, сразу начинается активное моргание.

– Командир, разрешите доложить, никуда лезть не надо. Лучко покуда в медблоке, кто-то должен его охранять. Остается всего трое. Этого, что, достаточно для освобождения Европы от нечисти? И, кроме того, они – уроды, пропитанные заразой, только для нас, а для международной общественности – представители научных кругов стран Североатлантического союза. Нас потом будут искать всей этой самой общественностью и волочь в Гаагу.

– Отставить разговоры. Пойду я с Корнеевым, Никитский будет с Лучко, Вейланд на выходе, – распорядился командир. – Стрелять станем сколько надо. Для особо одаренных объясняю – если мы не поймем, как эта зараза действует и как ее можно уничтожить, мы не сможем с ней бороться и тогда, когда встретимся с ней снова. В другом месте и в другое время. А то, что мы с ней еще встретимся, я гарантирую. Нам надо узнать степень заражения станции и причины. Дабы было, что докладывать в штаб и предотвратить напрасные потери в будущем.

– Мы не биологи, – протянул Вейланд. – Мы не понимаем, как эта зараза распространяется; у этих европейских чудаков, может, не только укус опасен, но и плевок, и даже взгляд.

– Если есть приказ, станешь биологом, – как и обычно, командир произнёс суровые слова торопливо и покашливая, словно стесняясь. – Насчет взгляда не сочиняй, сказитель, а плевать на себя не давай.

– Так точно, станем биологами, товарищ командир, – согласился Вейланд и моргание у него прекратилось. – Хорошо хоть не танцорами.

 – Командир, что делать, если встретим людей, которые в норме? – спросил я. – Такие ведь могут быть, хотя «Европа-1» – замкнутое пространство и любая зараза здесь передается быстро. Формально нас ведь на станции нет.

Вопрос непростой был, мы с Трофимовым понимаем, что означает встреча разведгруппы с гражданскими на занятой врагом территории. Выдадут те – не выдадут? Там, на Земле, полагались на то, что не выдадут, и иногда ошибались, с фатальными последствиями. А здесь не Херсонщина, а «Европа-1» – вообще территория Североатлантического союза.

– Смотря, сколько окажется таких, в норме. Если много, постараемся остаться незамеченными. Если несколько, спасаем, потом вкалываем диффузный нейроинтерфейс, точнее программируемый амнезин, чтобы адресно выполоть всё, что касается нас.

– Полезная штука после встречи с некоторыми девушками, – ухмыльнулся Никитский и что-то вспомнил, вовсю заулыбался. Завидую ему – старлею, в отличие от меня, всегда только приятное вспоминается. Когда у него были тренировки с ялтинскими дельфинами и заплывы с ялтинскими «дельфиночками», мы с Трофимовым мокли в днепровских плавнях под колыбельные трели вражеских крупнокалиберных пулеметов.

– Так, разговорчики, с девушкой встретишься через год, а пока что…

Командир постучал по металлической стенке и Вейланд стал поспешно сканировать ее своей «булавой».

– За ней конструкционная пустота, правда довольно узкая, в межотсечной переборке, а заканчивается она помещением, размером с тюремную камеру для южноазиатских заключенных, за ним шлюз.

– А  что нашёл по кодам доступа?

Лейтенант помахал тоненькой пластиной персонального чипа.

– Это, товарищ командир,  из того чудища коридорного выпало. Там – полный набор, коды доступа я уже считал. Если при обесточивании межотсечные двери не были заблокированы и у них есть автономные источники питания, то пройти можно.

– Понял, это вдохновляет. Никитский, алмазный ты наш, давай режь переборку, как главный по пилам.

У старлея третья механическая рука выпустила посверкивающую диамантоидную фрезу.

Выпилил дыру он довольно быстро, с веселыми искорками. При увеличении, когда видны нанометры, на этой пиле обнаруживается неисчислимое количество акульих зубчиков, которые еще ходят туда-сюда. На земной базе Никитский (в нарушение устава, конечно) режет ею воблу и бекон. Если честно, я даже завидую его алмазной длани. У меня на третьей руке только ледоруб; впрочем, им можно лед для коктейля колоть.

Первым в дыру отправился командир, потом я. Тесновато было, что-то всё время за скафандр цепляет. Если бы страдал от клаустрофобии – а это дело, по-моему, немного есть у Никитского – то пару раз бы мог запаниковать. Хватался и толкался по сути механической рукой и левой ногой. За двадцать минут мы едва двадцать метров осилили. И при том, что я с утра съел спиди – а без этого стима для митохондрий сейчас никак бы не получилось изображать из себя ершик в канализационной трубе.

Выгрузились в небольшом загроможденном помещении. Пультовая системы жизнедеятельности, что командует «водой, дерьмом и паром». Что интересно, удалось там врубить питание для ближайшего жилого блока. Главная-то силовая установка выключилась навек, резервный генератор тоже, но остались мощные аккумуляторы и какой-то локальный движок. Ввели код доступа и благополучно прошли через шлюз в жилой блок. Здесь имелся воздух при почти нормальном давлении, да еще воздушный компрессор заработал, появилось освещение, температура минус 30 – жара по-сравнению с тем, что было в предыдущем отсеке.

Трофимов заметил:

– Теперь возник один минус. Но большой. Включились системы слежения, мы стали видимыми.

Не очень далеко от шлюза, в радиальном коридоре, нашелся труп человека. Неплохо сохранившийся, если не считать трупного окоченения и изморози на лице, и без следов этой самой трансформации. Мне показалось, что он умер от яда, который принял сам – на губах какие-то кристаллики видны.

Когда мы проходили мимо него, он заговорил. Точнее, не он, а встроенный в него интракомп, выращенный на иммунитет-совместимой органике, но все равно можно подпрыгнуть от неожиданности... Получается, заработавшая система слежения вычислила нас и передала информашку на его интракомп – согласно сценарию, введенному заранее, при жизни. Вот он и подал голос, используя устройство звукового вывода где-то в районе горла. Причем уже с программой-переводчиком, на нашем языке, который не только до Киева, но и до Юпитера доведет. Синтезатор голоса у трупа действовал с эмоциональным усилителем, так что, в сочетании с другими атрибутами фильма ужасов – вытянувшимся носом и маской из изморози, впечатляло. Готика, блин.

– Очень приятно познакомиться. Хотя что тут приятного, встретить интересных гостей уже мертвым. Я не знаю ваших имен и званий, но уверен, что вы – русские космофлотцы. Я все время подозревал, что вы поблизости и следите за нами, поскольку на станцию «Европа-1» ваши специалисты не допускаются. Я обнаруживал ваши следы, но не сообщал об этом в НАСН. Я знал, что в особый момент, когда всё рухнет, вы вытянете ситуацию.

– Эй, вам можно задавать вопросы? – спросил капитан Трофимов, выводя голос через наружний усилитель шлема.

– Да. Меня, кстати, зовут Бойе. Лоран Бойе.

– Откуда распространяется эта зараза, господин Бойе? Вы ведь понимаете, о чём я?

– Люди из НАСН завезли на «Европу-1» несколько штаммов различных земных простейших, малярийного плазмодия и других споровиков. Скорее всего, неслучайно произошла утечка опасных биоматериалов в океан Европы. Мы давно должны были заявить, что в океане Европы найдена своя жизнь, но вынуждены были молчать, потому что заодно стало б известно, что она заражена земными паразитами. А мы ведь наблюдали в этом океане е-медуз, которых вы наверное тоже видели, и кишечнополостную эвмерию и дюжину других видов беспозвоночных. Почти все они способны использовать и автотрофный, и гетеротрофный способ питания. При том, что интересно, в автотрофном варианте они используют как хемосинтез, так и неизвестный на Земле радиосинтез, когда органические вещества синтезируются за счет энергии радиоактивного излучения и сильных электромагнитных полей!..

– Извините, это нам несколько не по профилю, – не выдержал Трофимов.

– Да, солдат, о чем ты хотел спросить?

– Как эта гадость влияет на людей?

– Гадость? Что ж, может быть… Люди для нее промежуточные хозяева, или точнее носители, как и обитатели европейского океана. Возможны два способа взаимодействия. Первый – она питается носителем и убивает его. Второй – она питается вместе с носителем, но для этого трансформирует его.

– Трансформанта мы уже видели…

– Прекрасно. Я, кстати, убил себя, чтобы не стать им… – мне показалось, что труп улыбнулся; ясно, что игра света и тени, но захотелось, чтобы он поскорее заткнулся. – Ага, аплодисментов я не дождался, сразу видно, что вы люди суровые… Теперь вы, будучи солдатами, хотите спросить, как же можно эту «гадость» уничтожить?

– В принципе, хотелось бы знать, как можно вылечить зараженных наиболее быстрым способом, – дипломатично выразился капитан Трофимов.

– Товарищ командир, разрешите обратиться, – не выдержал я. – Вы спросите, как их прикнопить, иначе эти «больные» схарчат нас без зазрения совести или как минимум покусают и заразят.

– О, я слышу голос второго бойца, более нетерпеливого, – услышал меня труп, хотя я использовал радиоканал близкосвязи. – Носители плазмодия – биологические организмы, уничтожая их, вы уничтожаете и паразита. Да, возможно создание фармакологического средства, так сказать лекарства от инфекции – и это по силам одному человеку на станции «Юпитер-12», если он, конечно, жив.

– Подождите, вы хотите сказать, что паразит мог попасть и на «Юп-12»?

– И даже на «Доннар».

Православному злорадствовать нехорошо, но тут во мне что-то шевельнулось – этих, блин, с «Доннара» не очень жалко. Эти из НАСН и Перелогова убили, и немало пакостили нашей станции «Юп-5» в то время как Североатлантический союз против нее санкции вводил – за «загрязнение Юпитера».

Труп, тем временем, продолжает просвещать насчёт плазмодия, будь он неладен. Оплодотворенные яйца-зиготы . Спорозоиты, на вид овальные пузырьки с наконечником-коноидом. Шизонты первого поколения, внешне кольца диаметром 1-2 метра, поражающие эндоплазму е-медузы, а в хозяине-человеке рассыпающиеся на нитевидных мерозоитов... Это всё хозяйство на Европе. А вот шизонты второго поколения, напоминающие клубки нитей,  уже в атмосфере Юпитера; оттуда их может занести зондами на орбитальные станции.

Я понимаю, что труп хочет выговориться – в следующий раз его послушают только на Страшном Суде, но мы ведь далеко не закончили осмотр «Европы-1». И неужто Трофимов так увлекся всеми этими зонтами-шизонтами?

Увлекся, выходит. Строит вежливый разговор, хотя затягивание беседы мне сильно не нравится.

– Но как, господин Бойе, плазмодий этот сраный попал с Европы в атмосферу Юпитера?

– Это самая большая загадка. Один мой сотрудник, к сожалению ныне покойный, предполагал, что плазмодий способен перемещаться по сосудам некоего огромного космического тела, которое при нынешнем понимании, а вернее непонимании многомерности времени, просто необнаружимо.

Ага, старина Вейланд не так уж неправ, когда заявляет о пукающем левиафане.

– А дальше? – поторопил Трофимов; ясно уже и командиру, что трупу спешить особо некуда.

Говорливый мертвец стал охотно распространяться на тему, что дальше. Шизонт второго поколения распадается на множество гаметоцитов. Те развиваются в половые клетки: микрогаметы и макрогаметы. Первые – со спиралевидным телом как у спирохеты,  только полуметровые. Другие – метровые грушеподобные, несколько напоминающие фигуру полной женщины. Микрогаметы замечены непосредственно на «Европе-1», куда они возможно попали рейсами катеров с «Юпитера-12». А вот где происходит их слияние с макрогаметами, предстоит узнать уже нам...

Собственно, в этот момент рассказа мы поняли, что окружены. Говорящий труп удачно отвлёк своей лекцией, спорозоиты-ла-ла-мерозоиты, наше внимание. Этот парень, прежде чем сдох, явно был под воздействием паразитов. Известно ж, что они умеют управлять поведением зараженного. Все мы в школе (у кого, конечно, оценки выше двойки) читали про муравьев, у которых в голове заводятся личинки ланцетовидной двуустки и заставляют вести вместо пристойной муравьиной жизни самую придурочную, идущую на пользу только паразиту.

Короче, с двух сторон к нам по кольцевому коридору подобрались эти самые трансформанты и первым делом отрезали выходы. Вибродатчик фиксирует, что они движутся и по радиальному коридору, от «ствола». Все, кто вливается в кольцевой коридор, на вид вполне пристойные личности, ухоженные представители Североатлантического союза. У господ бородки клинышком, волосы со элегантно светящимся покрытием, у дам – бюсты и ягодицы с наполнением из квазиживого силикорда; судя по эмблемам на комбинезонах – исследователи, астронавты, гляциологи, астрономы, биологи. Количеством – сотня, не меньше. Внешне, и в самом деле, без отклонений. Но поскольку нормальные люди такими толпами по станции не ходят, да еще по неслабому морозцу, то эти лишь имитировали нормальность.

– Простите, но разве я мог сразу сказать, что вы угодили в ловушку, – глумливо произнес загробный Бойе. – Ведь я был именно тем, кто завез на Европу штаммы некоторых протистов и дал им режим наибольшего благоприятствования.

Первая пуля была этому говорящему трупу, совершенно заслуженно – мелочь, но приятно. И вообще с него было легче начать, а вот трансформанты уж слишком прикидывались нормальными. Они даже общались меж собой вполне себе как люди – звуковой датчик приносил обрывки разговоров, хотя связными их было назвать нельзя; один про Фому, другой про Ярему, третий про пользу гермафродитизма, третий про то, что в космосе слишком много русских. Хотя хрен его знает, что там нормально у этих европейцев. Лясы лясами, но они всё более перегораживали нам ходы-выходы. И не ежились при минус тридцати…

Мы с Трофимовых умеем работать в паре, разделили сектора, поставили рожки с лепестковыми боеприпасами, стали молотить. На каждого из этих перцев требовалось в три раза больше боеприпасов, чем даже на вражеского бойца в «жидкой броне». За пару минут снесли самую слабую преграду, но за ней еще одна, стоят трансформанты друг на друге, даже прилипают к потолку и стенам; доступ к шлюзу, из которого мы явились, окончательно перекрыт вредными телами – не продерешься. О себе эти «больные» явно не беспокоились – их сознание было заполнено паразитом. Уважаю самоотверженность, но только, когда не в пользу гадов.

Мы понеслись по радиальному коридору, но системы-то слежения работают – и за нами топот. Свернули и – опять. А коридоров тут бесчисленное множество, радиальные, кольцевые; за двумя следующими поворотами должен быть еще один шлюз во внешний отсек – это наш последний шанс.  Мы применяем беспатронные боеприпасы – пули 5,45 мм с управляемой аэродинамикой, можно и по кругу стрелять, и за угол. И даже с эффектом телеприсутствия, как будто у тебя глаз на ее кончике.

Легко, впрочем, только на словах, большая часть кольцевого коридора А2 покрыта слизью и аэрозоль со слизневидной дисперсной фазой стопудово мешает обзору. Эта «фаза» в два счета залепит забрало. Похоже, до шлюза нам уж не добраться. Что-то оплетает ноги, туловище – я почти не могу двигаться, не вижу то, что меня стреноживает; опять наверное невидимые узы, прочные подлые живые ниточки, диаметром так в 200-300 нм, но в большом количестве. Из последних сил рублю их ножом с нанозубцами. А из аэрозоля можно сказать выныривает еще одна кодла трансформантов; теперь во всей своей красе, без маскировки – дюжина шипастых воронок – двигаются к нам не глядя, глаза-то плесенью покрыты, ориентируясь по вибрациям. Некоторые бегут по головам и плечам нижестоящих – то ли ловкие как циркачи, то ли их поддерживает что-то тонкое и потому невидимое, но крепкое. Кричу командиру, чтобы залег, а сам закатываю в гущу трансформированных европейцев «эфку», то есть гранату – мощный толчок, по скафандру град останков, забрало шлема замызгано жирной копотью.

Трансформанты окочурились, однако на нас катятся прямо по воздуху кольца шизонта, первого поколения наверное. Они будто бы из щелей в стенных панелях вылезают. Да еще появились извивающиеся, червеобразные твари, как бы с глазком и колпачком на головке – те самые обещанные спирохеты, то есть микрогаметы. Летят не летят, но возникают, где хотят. Название этой смерти мы знаем, и то хорошо. Получается, не зря нас Бойе просветил, умираем не абы как, а хорошо проинформированными. Впрочем, многое всё равно неясно, сколько их тут и что им служит опорой? Крыльев-то нет, никакой аэродинамики. Может, и в самом деле они используют для движения какое-то космическое тело, типа вейландовского левиафана. На взгляд, они втягиваются в точку, а потом хитро вытягиваются из точки, только она уже сместилась к нам поближе.

– Над нами вентиляционный люк, – кричит Трофимов, хотя у нас работает близкосвязь. Топографическое чутье у него будь здоров; понял командир, что мы неточно позиционируемся на схеме станции, словно кто-то помехи строит. Выстрелами он сбивает задвижки и потолочная панель падает вниз. За ней и в самом деле вентиляционный канал.

– Корнеев, ты первый, – он подсаживает меня.

Я в трубе, оборачиваюсь, а плазмодий уже обвил командира. Он хрипит: «Уходи, Корнеев». К нему подплывают эти самые грушевидные макрогаметы – их словно ветер несет; обнаружили мы их на свою голову, а ведь даже злодею Бойе они не попадались. Уже шлем Трофимова полностью залеплен, я луплю очередями по липкой плазмодиевой дряни, но без толку, вот и магазин опустел. Командир еле слышно произносит «уходи», надо исполнять приказ.

Когда я отполз метров на десять – бубухнуло и волна горячих газов влетела в трубу. Подорвал себя капитан Трофимов, «эфка» у него тоже была в разгрузке, вместе с этой дрянью рванул.