Взрыв в районе с марципаново-шоколадными имитантами уничтожил основные силы врага, и успех битвы за Реликвариум был предрешен. Доблестно сражавшийся лейтенант Р36.Матмехаил лично уложил семь зверокиберов, выполнявших роль бронированных кулаков и сетевых хабов. Через восстановленый сетевой вход Комм связался с базой. Оттуда поступил приказ – оставаться в поселении какеров вплоть до прибытия эвакуационной команды. Это могло означать, что угодно, в том числе наказание, созданное генератором случайных казней, и робокапитан-лейтенант решил не терять время зря. Тем более, что и Рита Проводович не возражала. И они сыграли виртуально-реальную свадьбу.

Невеста познакомила жениха со своей мамой, которая приятнo напоминала своей комплекцией автомат по продаже поп-корна. Познакомила и со своим первым мужем, присутствовашим в виде инфopмационного духа – само тело пало смертью храбрых на антимашинной войне, врезавшись на своем истребителе во вражеского робота-трансформера, принявшего форму хлебовозки. (Правда, нынче дух уверял , что хлебовозка была таковой на самом деле, без шуток, и он тогда просто погорячился.) Мэр купольного города уточнил, согласна ли невеста.

«Согласна.»

А жених?

«Ответ положительный. «

И данной ему властью скрепил женщину и робота, пардон, киба, священными во все эпохи узами брака.

Реальная невеста в белом платье, вполне настоящем, поцеловала реального жениха в корпус формы номер пять, надраенный до звездного сияния при помощи нанокристаллического песочка. Виртуальный жених во фраке на большом экране параллельно поцеловал виртуальную невесту взазос.

Затем и люди, и роботы приступили к совместному распитию различных поздравительных напитков.

Советское шампанское из древних запасов для невесты и ее товарищей людей. Сжиженный радон – для жениха и его товарища робота. После радона наступил черед фтористоводородной шипучки. После шампанского настала очередь откровенного самогона. Ну и самых нелепых тостов.

«Желаем счастья в вечной жизни.»

Подвыпивший командир Нержавейко хотел рассказать робокапитану Комму про то как два ремонтника Иванов и Бобинович создали первого полнокаркасного робота модели «А» и поплатились за это. Как первый робот модели «А», притворившись рождественской посылкой, проник в исследовательский центр XPARC фирмы Ксерокс в Пало-Альто и выкрал квантовый мозг. Но подвыпивший робокапитан знал эту историю не хуже человека. – Да хер железный с этим мозгом. Ты мне, блин, вот что лучше расскажи, – общался Комм на базе все более расширяющееся терминологической базы. – Когда сознание-то появилось у нашего брата? Когда наш брат из самопрограммирующегося пылесоса превратился в разумную личность?

Капитан Нержавейко оказался сведущим какером.

Разум роботов модели «А» был творением гениального менеджера по имени Петроу из компании «Гугль.ком», который занимался глобальными распределенными программами, действующими на компьютерах скучающих серферов и занимающимися поисками внеземного разума. Инопланетный разум все никак не находился, а реклама, источаемая глобальной программой, уже достала серферов. И тогда Хитроу просто сделал этот «внеземной разум», дав задание глобальной программе на его имитацию. Через какой-то месяц программа, имитирующая разум, стала и в самом деле разумной. Мистер Петроу, испугавшись такого разворота, событий дал команду на стирание модулей программы на всех миллионах компьютерах, маскируя это под вирусную атаку. Так оно и произошло по всему миру. И только в гараже Иванова и Бобиновича к сети был подключен не компьютер, а мозг первого универсального робота модели «А». Гибнущая глобальная программа и робот нашли друг друга – она вошла в его головную капсулу волной разума. Именно после этого судьба Иванова, Бобиновича да и самого Петроу была предрешена. Волна разума наделила универсального робота способностью хитрить и обманывать, а также дала ему чувство ненависти ко всему человечеству…

«Мы не должны разделить участь странствующих голубей и бизонов, мы должны быть сильными, » – возгласил Нержавейко тост, несколько отдающий луддитской непримиримостью…

«Голуби, голуби, причем тут голуби, быстро размножаются, гадят везде», – попытался проанализировать Комм.

Но кто-то примирительно крикнул «горько», возможно мать невесты, похожая на уютный автомат по продаже поп-корна, и молодая соединила свои уста с как бы устами жениха. Если точнее, с его бионейроинтерфейсом. Тонкие нанопроводки, без всякого ущерба для здоровья невесты, проникли через ее носоглотку в центральную нервную систему, и в вегетативную тоже.

После чего у Комма с Ритой началось свадебное путешествие – с совместной дигитализации в симуластане Аркадия.

Там были и зеленые рощицы, и цветущие лужайки, и козочки с барашками, и лазурная ласковая вода, и даже постель в спальне с видом на горные белоснежные вершины. И даже любовь у них получилась. Конечно, была она виртуальная, но крепкая связь нервных центров женщины и узлов восприятия робота сделала свое благотворное дело. Короче, все остались довольны. И мысли свои Комм наконец сформулировал.

– Рита, я какой-то ненормальный робот, я хочу испытать НАСТОЯЩИЙ страх, как у вас, у людей, и НАСТОЯЩУЮ боль, как у вас, и НАСТОЯЩИЙ стыд, и НАСТОЯЩИЙ азарт, как у вас. И НАСТОЯЩЕЕ просветление, когда и страх, и боль, и стыд, и азарт – все вместе. Я будто даже помню, как это должно быть, хотя в накопителях у меня такой информации нет. Ты должна мне помочь…

– «Как у нас, у людей.» Ну не в накопителях, так в подпроцессорной памяти у тебя вирус похозяйничал. Она тоже энергонезависимая… Да что ты знаешь о нас, идеалист хренов? Зачем тебе эта чертова «НАСТОЯЩАЯ боль»? – отмахнулась Рита.

– А расскажи мне все о людях, о человечестве, – попросил Комм. – Ну почему, в самый канун новой технозойской эры люди так плохо понимали технику, почему перестали летать на Луну, почему все меньше писали твердую научную фантастику?

– В кой веки мы остались вдвоем, и опять о человечестве. А научных фантастов я вообще ненавижу, я фэнтези люблю, – и новобрачная перешла к делу.

Брачная ночь была, конечно, скомпрессована, поэтому успела закончиться, когда явилась команда военной полиции – за капитаном Р36.Коммом, чтобы арестовать его за нарушение приказа, оставление части в период боевых действий и превышение служебных полномочий, приведших к гибели личного состава. Очевидно, имелся в виду павший лейтенант Винтослав, которому какеры собирались воздвигнуть памятник в виде расколотого дисковода.

Итак, капитан первого ранга Р37.Шнельсон ничего не забыл и ничто не простил.

Уже через полчаса Комм был зафиксирован в камере следственного изолятора, в толще пластика-диэлектрика с управляемой клейкостью. У робокапитана была понижена мощность главного энергоконвертера, выключены почти все наносборщики, демонтированы бластеры, гразеры, ракетные установки и мезонный меч, сняты локаторы, радиосетевые интерфейсы, большая часть сенсоров.

Следовательские программы произвели принудительное считывание «черного ящика» и архивного журнала у арестованного Р36. Программы-киберпсихиатры занялись сканированием и зондированием эмоциональной матрицы и психоинтерфейсов робокапитана Комма. Могильного вида черный параллелепипед – военный прокурор – предъявил Комму обвинение.

Нарушение приказа, самовольное оставление части в период боевых действий. Разглашение секретных сведений какерам. Гомофилия – вследствие злокозненного переграммирования базового ПО.

Однако розовый коралл – военный адвокат – отразил обвинение в преднамеренном перепрограммировании собственного ПО. И гомофилия была признана следствием случайной порчи программных кодов.

Наконец прозвучал приговор, по старинке, акустически – под сводами мрачного зала, где помимо подсудимого Комма, пригвожденного повышенной гравитацией к позорному столбу, находилось лишь несколько офицеров военно-космических сил – в виде строгих бронзовых монументов, в том числе и капитан первого ранга Шнельсон. Полное разжалование без обжалования, лишение всех почетных идентификаторов, «закатывание в банку». Двадцать лет заточения в камере, заполненной серной кислотой, без права на ремонт.

А Комм знал, что после пятнадцать лет от любого даже самого стойкого робота остается лишь жалкий огрызок.

Сразу после вынесения приговора у экс-капитана Комма лазерным лучом был выжжен контроллер, руководящий двигательной активностью. Затем осужденного Р36 заварили в титановый сейф. По показаниям инерциометра он определил , что его транспортируют куда-то на флайере. С вероятностью 0, 9 – в центральную тюрьму восточного (сибирского) сектора. Это было огромное тюрьмохранилище примерно тысячи заключенных универсальных роботов. Специализированные же киберы за провинности попадали не в тюрьму, а в пункт ремонта, где им меняли процессор или содержимое памяти, после чего начиналась новая жизнь. В какой-то момент инерционные нагрузки сошли на нет. Стало быть, титановый сейф с зэком внутри уже въехал в тюремный портал. Потом сейф еще немного повибрировал – наверное, его загрузили в тюремный транспортер.

Остановка. Титановый ящик зашипел под действием плазменной резки, один из бортов его отвалился.

Ряд мрачных цистерн со следами коррозии и нескольких вертухаев – угрюмых и тупых роботов серии Р30, чьи кулаки напоминали древние паровые молоты, а ноги – старинные паровые катки.

Увы, даже и эту мрачную сцену ему остается наблюдать совсем недолго. – Вот это твоя консервная баночка, заключенный Комм, – сказал один из тюремных киберов не без промелькнувшего в ИК-порту удовольствия. Вертухай похлопал по крутому боку цистерны, которая отозвалась гудением и плеском. – Нравится домик, жемчужинка ты наша?

Со скрежетом открылся люк и из чрева цистерны повалил сернокислый пар.

– Ты не успеешь заржаветь, железка, – заиздевался один из охранников.

Так захотелось врезать ему кулаком по головной капсуле, но тело Комма было застывшим как гранитная глыба – на восстановление двигательного центра требовалась еще три дня упорной внутренней работы при помощи единственного оставшегося наносборщика.

А пока что сверху опустилась клешня бездушного крана. Она грубо захватила заключенного Комма поперек корпуса, подняла и без особых церемоний швырнула с брызгами во вредоносное нутро цистерны… Среда характеризовалась вязкостью и едкостью. Тестирующая система показывала это при помощи кодов жжения и зудения. Пришлось ее отключить. Видеодатчики можно было втянуть без всякого ущерба для получаемой информации. Изогнутые стенки «консервной банки» да шланги питателей – все это несложно запомнить.

Первое время ни о чем не хотелось думать. Если бы подобное неразумие случилось бы у бестолковых какеров, куда ни шло. Но оно произошло в социуме-кибоциуме мудрых машин. Причинно-следственная цепочка, приведшая Комма в тюрягу, была вопиюще энтропийной. Да, пришлось нарушить правила, и нарушить существенно, но ради чего! Резидент обязан понимать, ради чего. Умница Резидент в силу своего интеллекта не может быть формалистом. Или же оказались повреждены и его могучие ментальные схемы? Но как? Может, потоки солнечных корпускул виноваты?

Теперь «тридцать седьмые», скорее всего, войдут в соглашение с поглупевшим Резидентом и разделаются с какерами при помощи отрядов зверомашин. А что потом?

Машинный мир до сих пор работает на операционных системах и эмоциональных матрицах, которые разработали люди.

Выходит, если какерам – капец, то после Р37 уже не появится новая мощная серия. И тогда за счет своего самопроизводства «тридцать седьмые» станут властителями этой планеты, причем им не понадобятся ни какеры, ни универсальные роботы других серий.

И все-таки, что толкнуло «тридцать седьмых» на преступный замысел? Только ли комплекс неблагодарности и жажда неограниченного господства? Или существует еще какая-то вредная неведомая сила, взявшая под контроль их психоинтерфейсы и эмоциональные матрицы? Но в таком случае эта «нечистая сила» должна контролировать и психоинтерфейсы… у самого Резидента.

Если даже я когда-нибудь разгадаю эту загадку, прикинул Комм, мне некому будет поведать о своем достижении.

Люк этот откроют лишь тогда, когда в цистерне будет плавать безмолвный ржавый огрызок, который вряд ли поделится ценными сведениями, прежде чем отправится в переплавку.

На какую-то миллисекунду эмоциональную матрицу Комма накрыла паника, пронесшись вихрем бессмысленных кодов.

– Откройте, падлы, по-хорошему. Я сказал, откройте, – зэк даже застучал клешнями и головной капсулой в борт.

Но тут же Комм со стыдом осознал контрпродуктивность энергетических затрат на такого рода двигательную активность. И на мыслительную активность тоже. Поскольку надобность в мыслях и действиях отпала, то бывший робокапитан погрузился в сладкие сны, безудержно генерируемые фантазийным сопроцессором, в которых он представал рослой крепкой мужской особью какерской расы. На фоне зеленых нездешних пейзажей он бегал за красивой женской особью с развевающейся волной светлых волос. Это была несомненно Рита Проводович. А потом он гонялся и за какими-то другими женскими особями, которых он никогда в общем-то не видел. Все они приманивали волнами черных, рыжих, зеленых и голубых волос. Погони всегда заканчивались одинаково успешно – «добыча» падала, специально споткнувшись и… начиналось извержение чувств, соединение бесконечных космических сил, вырывающихся из тесных форм…

Сквозь влажные пелены ее губ, своды ее грудей, линии ее бедер открывается дурманящая тайна всех основ, что аналоговых, что дигитальных…

И еще он видел детище, свое, но и человеческое одновременно, плоть от плоти, чмокающее из-за милой слюнки, вглядывающееся в него божественной всеобъемлющей пустотой глаз…

Что за надоедливый стук-постук? Похоже, кто-то из вертухаев забавляет себя выстукиванием веселого похоронного марша… Нет, пожалуй, это слишком занудно и слишком мало похоже на музыку.

Стоп, а ведь стук доносится со стороны соседней цистерны, с акустическим пеленгом не так уж сложно определиться. Однако не очень похоже на какой-либо известный код. На известный роботам код.

Неожиданно всплыла подсказка – Р36.Комм даже не смог определить, из какой ячейки памяти она взялась.

Азбука Морзе, доисторический код. Стук стал расшифровываться.

– Я – Р36.Сниффер. Срок заключения – пятнадцать лет, отбыл девять. По статье за недозволенные операции в глобальной сети.

Конечно, это может быть провокацией. Надо осторожничать.

– Я – Р36.Комм. Срок заключения – двадцать лет, отбыл ноль. Осужден за… защиту какеров от Р37. Это новая серия такая.

– Это не новая серия, Комм. Это особая серия. Для каких-то особых задач. Это первое, что создал Резидент. Я тут парюсь, именно потому раскопал эту информацию.

Вот те на. Резидент – людолюб, но создает создает модель «Р37», которой тесно на одном свете с какерами?

Да нет уж, не перешивай мне микросхемы, не вешай мне лапшу на ухолокаторы, дружище Р36.Сниффер. Ты – ржавая голова, металлолом, псих. Бледная кожа в наколках, слипшиеся редкие волоса на бугристом черепе, гнилью пованиваешь.

Да уж, фантазийный сопроцессор постарался, отрендерил воображаемый образ собеседника по полной программе.

– Я хочу, чтобы ты выбрался отсюда, – настаивал старый робозэк. – Для тебя главное сейчас – сказать «да».

На такой вопрос Комм не собирался отвечать. Если все это провокация и он положительно отреагирует, то Резидент быстренько добавит в цистерну плавиковой кислоты или же чего похуже. Если же псих из соседней цистерны просто процессорной дурью мается, то пусть в узком кругу – один на один.

Перестал Комм общаться с свихнувшимся паралитиком Сниффером.

И тот паузу соблюдал, ожидая пока Комм соскучится по надеждам и общению. А когда счел, что пора, то снова вышел на морзяночную связь. – Я справился про тебя, Комм. Ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Так что будем дружить-коммуницировать?

Во дает урод!

– Псих мне не кореш и нечего тут друга эмулировать. Понял? Какие справки, блин, если ты также сидишь в маринаде, как и я. У тебя нет никаких приемно-передающих устройств, а если бы и были, то в такой цистерне излучать – полный бесполезняк, разве что тюремные сенсоры засекут и свистнут охране. Вот такая фишка.

– А про акустику забыл? На зоне цистерны стоят в рядок. Самая последняя соприкасается со стеной. А за стеной тоже есть жизнь.

Сниффер замолчал, да и Комм не старался проявлять интерес. Он пытался защитить узлы, на которые действовала кислота, но под рукой ничего не было кроме серы, из которой с трудом удавалось выплести кристаллы. Незанятая часть процессора и графическая карта занимались производством мультика про юного робопринца Comte de Cyber и какерскую принцессу Риту. И снова едва заметная морзянка.

– Комм, решайся. Тебя ждет мир, напоенный прекрасными ароматами машинного масла и новой резины, свежие микросхемы, глянцевые обтекатели, лиловые восходы солетт…

Вот гад, хоть ржавый, но умеет издевнуться.

– Отлично, Сниффер. Ты парился в своей банке девять лет, и тебе никуда не хотелось. Почему ж ты стал заботиться обо мне?

– Потому что тебе надо спасать нашу цивилизацию. – Очень торжественно звучит. Но от чего, Сниффер?

– Я не знаю. Ты узнаешь.

– Узнаю то, что не знаешь ты? Я не очень интересуюсь мудрежом на глобальном уровне. Я всегда держался подальше от соответствующего ПО. – Да брось ты про ПО. Мы не какеры, чтобы компьютерными играми вплоть до трупного окоченения баловаться. Кстати, о какерах. Я думаю, что эта инфекция опосредованно может угрожать твоим водянистым друзьям.

И хотя от Сниффера ничего кроме стука-постука не исходило, Комм вдруг визуализировал лицо собеседника, бледное, гниловатое, но с лукавой улыбочкой. Подобрал ведь приманку.

– А ты, Сниффер, случаем не смотришь сейчас на поплавок? Клюнул ли я или не клюнул.

– Я не рыбак, а специалист по неравновесным системам, Комм. И пробега у меня на счетчике раза в три больше, чем у тебя. Возьмем Резидента. Я ничего не утверждаю, но у него нет абсолютной защиты, потому что ее не может быть вообще в неизолированной системе. Ну как Резиденту стопроцентно защититься от инфекции? Как?

– Скопироваться во множество резидентиков? Распределиться как только можно?

– Комм, мальчик мой, чем больше распределение, тем скорее инфекция проникнет в какие-нибудь из этих минирезидентов и поведет их в атаку на еще здоровые модули.

– А если сделать защиту активной, атакующей?

– Тогда рано или поздно Резидент стал бы киберманьяком и принялся бы уничтожать все, что даже гипотетически может угрожать ему… Звучало-стучало все это солидно, как мысли совестливого академика. Психоинтерфейсы Комма откликались кодами доверия.

– Но для чего Резидент мог разработать «тридцать-седьмых»? Ведь они специалисты по уничтожению какеров.

Ответное постукивание стало порывистым и даже трепетным, заметно было, что Сниффер до сих пор переживает.

– А если это не сам Резидент, а очаг инфекции в системе Резидента?

– Ну, даже если система Резидента заражена, зачем такому-сякому вирусу заниматься очищением мира от какеров?

– Говорю же тебе, Комм, ясным машинным языком, что не знаю. Может, вирус боится, что какеры способны создать универсальную антивирусную защиту.

И Сниффер замолк, даже не откликался на постукивания Комма. Десять дней от него не было никаких приветов и ответов.

Но вот он снова вторгся в сонный мирок заключенного Комм, состоящего из тоски и уже поднадоевших фантазий.

Сниффер рассказал об… устройстве тюряги. Не хуже, чем ее начальник. Сколько ярусов. Что их пронихывают шахты – сверхпроводящие катушки, по которым ползают открытые лифты тарелкообразного типа. Где командный пункт, где энергоблок…

Полупотухшая графическая карта Комма сразу возбудилась и выстроила трехмерную схему тюрьмы.

Не дожидаясь лишних вопросов, Сниффер сообщил, что секретные сведения поступили от милой программной барышни, напоминающей по своим эмоциональным характеристикам секретарш докиберозойской эры – от тюремной кибероболочки, с которые флиртуют зэки на общей зоне.

Бывший робокапитан отреагировал настороженно.

– А не заняться ли этим веселым робебятам своим собственным досрочным освобождением.

– Им не киснуть в «баночке» двадцать лет, как тебе, – напомнил о грустном Сниффер. – Им нефиг рисковать.

Да уж, с этим фактом трудно подружиться и даже примириться.

– Похоже, Сниффер, от меня что-то требуется?

– Похоже. Для начала восстановить контроллер двигательной активности, воспользуйся для этого материалами ненужного тебе фантазийного сопроцессора. Проверь шарниры и приводы. А потом будь готов ко всему. Если вдруг крышка твоего люка распахнется, тебе надо будет, во-первых, выйти наружу, во-вторых, попасть в командный пункт. Код опознания друзей – а они у тебя будут – я тебе сейчас сообщу.

– А чем надо заниматься в командном пункте? – полушутливо, полуиспуганно спросил Комм. – Там есть какие-нибудь бесплатные развлечения?

Сниффер не отозвался. Возможно, он не мог дальше общаться на содержательные темы.

Комм сделал кое-какие расчеты. В принципе, квалифицированная атака с воздуха может дать результат. Если ракета продырявит крышу тюряги и удачно ухнет в шахту лифта, то долетит до самого энергоблока. Когда энергоблок накроется, все тюремные системы перейдут в режим отдыха где-то на полминуты, пока не включится резервное питание. За это время можно в принципе дернуть из «цистерны»? Но из тюрьмы – вряд ли.

Да и Сниффер ведь ни одном байтом не обмолвился о бегстве из тюряги, только лишь о проникновении на командный пункт.

Так что же делать, снова погрузиться в фантазии или же по-быстрому утилизовать фантазийный процессор?

Эмоциональная матрица сопротивлялась как только могла, но Комм обнулил ее и затем разобрал фантазийный сопроцессор, который напоследок разразился целой порцией отборных фантазий. Когда они улетучились, Комм оказался в тоскливом безпонтовом пространстве чистой логики. И по нажатию заветной клавиши escape уже не случится никакого бегства от серой реальности.

Комм восстановил двигательный контроллер и стал думать о тактике тюремного начальства в случае ЧП.

Вертухаи не смогут отключить лифты, потому что надо перемещать карательные группы. Каратели вряд ли применят мощное оружие на шестом уровне, уровне командного пункта, потому что ниже находится энергоблок. Чуть-что и рванет урановой плазмой, да так что потом даже лома цветных металлов не останется.

Размышления у роботов всегда проносятся быстро. Фантазий и снов Комм был теперь лишен начисто. Пришлось занять процессор исчислением числа «пи». Когда он в миллионный раз мурыжил знаменитое число, тюрьму заметно тряхнуло.

Нет, это был не удар с воздуха, скорее уж подземный толчок на 6-7 баллов. Плеснуло кислотой на макушку головной капсулы, которую Комм предусмотрительно держал над поверхностью едкой жидкости. В проводах пропало напряжение. Щелкнули ослабевшие крепления люка. Ну что ж, раз приглашают – пойдем. От винта.

Снаружи Комма встречал Сниффер – изъеденный коррозией инвалид Р36. Зона была затянута дымом, туда-сюда сновали управляемые пузыри системы пожаротушения. Инвалид вряд ли был способен самостоятельно передвигаться.

Комм подхватил Сниффера буксирным крюком и потащил к лифту. К ним присоединились зэки шестого уровня. Все страшные, словно изуродованные маньяками-луддитами, с рыхлыми как будто изъязвленными корпусами, изъеденные коррозией до метакристаллических «костей», с провалами на месте выпавших видеосистем.

Похоже, самым боеспособным из этой компании был сам Комм. Теперь капитан «летучего голландца», команды роботов-призраков. Впрочем, и Сниффер сжимал в корявых клешнях оторванную бластерную руку одного из охранников, чья продырявленная туша пускала пар на полу. Остальные полутрупы-доходяги также размахивали еще шевелящимися деталями и агрегатами разорванных вертухаев и даже играли вертухайской головой в футбол.

Все восставшие зэки сейчас занимались роботоедством, ведь они так нуждались в питательных веществах. Нежные микросхемы проглатывались без жевания, метакристаллические элементы перемалывались мельницами-челюстями.

Да и Комму для быстрой наносборки недостающих узлов, пришлось поучаствовать в оргии…

Тарелки лифтов пришли в движение. Это означало, что уже следующая может привезти карателей. По потолку пробежался кибогеккон-наблюдатель. Жующий Сниффер удачно хлопнул его из трофейной бластерной руки и заторопил Комма.

– Твое дело попасть в командный пункт. Товаришей, видишь, пока не оторвать от жратвы… но потом они присоединятся к тебе в дележе трофеев. На всякий случай запиши в память код чрезвычайного доступа в зону Резидента. Собственно я когда-то и сел за то, что хакнул его периметр безопасности.

И Сниффер передал цепочку символов все той же морзянкой, если точнее чечеткой.

Комм запрыгнул на одну из тарелок, ползущих наверх, поднялся на два уровня и решил выйти пораньше – в районе командного пункта его, скорее всего, ожидали с «большим интересом».

На четвертом уровне тоже располагался тюремный блок. Двое охранников какое-то мгновение не могли признать в появившемся глянцевом роботе бедолагу-заключенного. Этого мгновения Комму хватило, чтобы дотянуться до ближайшего оппонента, который наконец оценил ситуацию и наводил мощный бластер ровно на точку между глаз-видеосенсоров бунтовщика. Если успеет выстрелить, то может лобовую броню и не прошьет, но процессор сдохнет из-за нагрева.

Комм перешел в тао школы «гиперзмеи», однако на шарнирных элементах отложилась соль, а замутненные видеосенсоры давали не совсем верную ориентацию в пространстве. Уже не тао получилось, а просто падение.

Но Комм превратил падение в накат по полу, срезал охранника с наблюдательной ноги, нанес ему удар по видеосенсорам (макушка) и гпс-приемнику (затылок), затем вывернул из него плазменное оружие назального базирования вместе с псевдоносом.

Выстрелы второго охранника проплавили лишь корпус первого, за которым укрылся Комм. Второй вертухай был плохо знаком с алгоритмами ближнего боя и Комм уложил его с двух выстрелов из трофейного «носа».

А затем воцарилась свобода, Комм выпускал из камер-цистерн зэка за зэком, пролетарских роботов серий Р34, сидящих по большей части за самогонные ионизаторы.

Терять этим люмпенам было уже нечего.

Но, чтобы как-то настроить покрытых солями тараканообразных кибов на борьбу, пришлось срочно построить их сетью-звездочкой и снабдить распределенными алгоритмами в рамках жесткой механической модели. А также посулить ионизирующую выпивку по случаю скорой победы. Впрочем, соратники все равно начали расползаться в поисках бухала.

Комму немедленно пришлось начать строевую и стрелковую подготовку, а самому главному пропоице подарить трофейный бластер.

Вовремя подарил.

На уровень с двух ходов ворвалась карательная группа и начала палить без особых церемоний.

– Вперед, чертовы железяки, терять нам кроме старого харда нечего, а огребем апгрейд по полной программе, – Комм зажег возбуждающими сигналами сразу всех соратников и первым делом продырявил командира карателей.

Зэки, как смогли, построились в каре, Комм побежал по их погнутым плечам, по треснувшим головам и спрыгнул прямо в гуще карателей. Там открыл стрельбу из всех своих свежеобретенных бластеров и плазмобоев.

Он сновал между врагами, вырисовывая своим телом тао «нео-голливуд», а враги мучительно долго решали стрелковые уравнения со многими неизвестными, потому что боялись попасть в своих.

Комм не только стрелял, еще не забывал угощать карателей кулаками, локтевыми и коленными шипами. Он резко падал на руки как танцор брейка, наносил пинки ногами вперед, назад, и косил противников, двигаясь по раскручивающейся спирали. Он вырывал вражеские пальцы-бластеры, уже почти наведенные на него, скручивал их в «фигу», откусывал их, толкал карателей друг на друга, ставил им подножки и бросал через себя.

Вот Комм упал, уходя от выстрела, и перевел падение в пружинящий отскок, направленный прямо в толпу карателей, которая повалилась, не сумев что-либо противопоставить кинетике.

Настал черед революционной расправы. Взбунтовавшиеся кибозэки первым делом вырывали из противников мягкие наноплантовые паренхимы, насыщенные микросхемами и проводами, и пожирали их оральным и аборальным образом.

Не отставал от остальных и Комм, не смотря на коды стыда – ведь ему надо было больше других.

Когда с карательной группой было покончено, Комм произвел учет и контроль. Из ээков четвертого уровня уцелело всего семь единиц, но все они теперь были вооружены, не хуже его самого. Почти не хуже. Его правая рука приросла мечом-кладенцом, мезонным прерывателем, а с этим оружием Комм упражнялся с первых дней своего появления на свет из пузатой матки-наноситезатора, даже еще до того, как прошел заводское ОТК и обязательное страхование…

На втором уровне восставших кибов с интересом ожидали двухсегментные боевые роботы В20. Боботы были оснащены помимо бластеров и гразеров, также миникарателями, которые появлялись из их десантных отсеков, напоминающем горб, и «давали прикурить» своими импульсниками.

Но Комм уже превратил толпу малоупорядоченных бунтовщиков в гвардейский отряд.

Шеренга зэков применила крутящееся развертывание и первым же залпом срезала половину карателей B20. Комм бросил свое тело вбок, увиливая от злодейского выстрела хаб-сержанта В20, который точно определил предводителя повстанцев. Затем нырком перекинул себе поближе к карателю и разрубил мезонным мечом его десантный отсек. Теперь, оттолкнувшись от стойки с надзирательскими мониторами, Комм врезался в корпус уже дымящегося сержанта. Свалился целый ряд В20 – «доминошная» задача была решена удовлетворительно. Миникаратели были раздавлены рухнувшими B20…

К концу схватки на втором уровне, у Комма осталось лишь трое бойцов из числа освобожденных алканавтов, но проход к командному пункту был открыт.

Там он увидел несколько роботов, похожих на шкафчики, присоединенных толстыми кабелями к кибероболочке тюрьмы.

Комм хотел было уничтожить их всех, чтобы не шпионили тут, но сзади послышался посвежевший металлических голос Сниффера.

– Это специализированные роботы М12, они нам нисколько не помешают, скорее наоборот. Комм, с временем у нас, увы, напряженка. Хотя с охраной покончено и зэки сыпанули кто куда, через полчаса прибудут новые карательные группы и примутся казнить огнем на месте. Если только мы не выйдем на контакт с Резидентом.

Сниффер открыл щиток на груди, открыв свежесобранное гнездо странного сетевого разъема.

– У меня такого нет, – растерянно протянул Комм.

– Подключишься через меня, как через обычный маршрутизатор. Я поведу тебя, Комм. У нас будет точка прямого входа в резидентную зону. Чувствуешь, чем это пахнет?

Комм знал, чем это пахло. Универсальные роботы, в отличие от специализированных киберов, имели достаточную интеллектуальную мощь, чтобы образовать информационный слепок, так называемого духа, и оттранслировать этот мощный киберобъект в сеть. Однако это было чревато машинной шизофренией. По еще необъясненным законам причинности самосознание робота тоже перемещалось в сеть. И нередки были случаи, когда киберличность просто разваливалась при отключении от сети и финализации духа. После этого универсального робота можно было смело отправлять на переработку. Наверное из-за этих опасностей, роботы, решающиеся на погружение в метамерное пространство сети считались не преступниками, а кибропатами. Остаток процессорной жизни кибропат проводил как правило в кубическом кресле психоаналитика. Вроде Нетланы. Но думать о ней сейчас не хотелось, чтобы не лишиться волевого вектора.

– Идет считывание в сеть твоей киберличности: системных файлов, кластеров глубокой памяти, ячеек оперативной памяти, эмоциональной матрицы, ассоциаторов, словарей, психоинтерфейсов, ментализаторов, схем познания, чувственных палитр, сенсорных гамм…

Момент перетекания робосознания в сеть нельзя было назвать приятным.

После отключения сознания от сенсоров и эмоциональной матрицы, наступило полное безразличие, «в печь так в печь», мыслей превращались в окрошку, образы размывались в пену, которая бледнела и таяла. И вот остались только отдельные пиксели. Молчание, темнота, исчезновение, небытие. И напоследок тоска, появишься ли снова.

Появился снова. Сперва какая-то муть, затем мерцание, световые перекаты и переливы, потом стали работать оттранслированные в сеть персональные модули, включилась базовая система ввода-вывода, реализовались психоинтерфейсы и пошло самотестирование духа. Тестирование не показало серьезных сбоев. Наконец визуальный интерфейс стал выдавать картинку…

Р36.Комм парил над океаном, ветер надувал то ли полы его плаща, то ли крылья. Другая фигура вначале напоминала игру фракталов, потом оказалась немолодой человеческой особью, потертым мужичком, отмотавшим немалый срок заключения – бледно-гниловатое лицо без определенных черт лица, редкие волосики. Полы его изношенного пальто с полуоторванным рукавом и вылезшей ватой полоскались на ветру.

– Ну, узнаешь Сниффера? – преодолевая белый шум, прокричал мужичонка. Имидж не слишком понравился Р36.Комму. Человековеды нередко оборачиваются человекоедами.

– Сниффер, зачем ты так? Что, в меню визуализаций одни только пенсионеры?

– А что, в меню только братки?

Комм занялся самоосмотром. Ему пришлось как следует покрутить головой, чтобы разглядеть себя получше. И спортивные штаны фирмы «Адидас», и наколки на руках.

Самая размашистая татуировка изображает могилку с надписью «Здесь нет конвоя».

– Мои соболезновения, Комм, но именно так работают сетевые интерфейсы и трансляторы. Ведь их некогда создавали какеры, а это миллионы и миллионы строчек кода. Кое-где даже и исходники потеряны…

Несколько миллисекунд Комм даже не пытался обрабатывать сигналы, поступающие от Сниффера. Так глушил его шум ветра и восхищала переменчивая поверхность океана.

На ней проступали образы – визуализации огромных хранилищ данных, информационных магистралей, виртуальных экспертов, кибероболочек – в виде волн и смерчей. Проступали и исчезали снова.

Это был созданный еще какерами «кибервельт», огромный разветвленный, с динамичными компилируемыми на лету субмирами.

Реальная столица роботов Фракталоград и прочие робополисы отчасти напоминали образы Кибервельта, но соответствовали лишь небольшому подмножеству виртуальных объектов океана.

А он был велик, как ноосфера, и каждая струйка здесь была интерфейсом, классом данных или программным модулем.

Комма даже несколько затошнило от этого парения над информационной пучиной. И, пожалуй, не братком выглядел он сейчас, а приблатненной версией ангела. Рядом Сниффер бодро забултыхал полами своего виртуально-потрепанного пальто. Но как может этот доходяга претендовать на какие-то пути в этом океане, где нужно быть левиафаном?

– Правильно мыслишь, Комм. Нам или нужно бултыхаться здесь в виде китов искуственного интеллекта. Или огрести образ образа. На наше птичье счастье права у нас не птичьи. У меня есть доступ к программному пакету mir.reflection, который на лету генерирует стройную систему отражений для всего этого моря киберобъектов.

– Море волнуется – раз, море волнуется два…. – Сниффер стал выкрикивать во влажный и чуткий воздух коды доступа.

Небо над океаном обернулось криволинейным зеркалом, в котором искаженно отразился океан.

– … – Море волнуется три, морская фигура – замри.

Отражение океана сгущалось, стягивалось и сворачивалось, а потом вдруг стало падать на информационно-духовного Комма.

Тот от ужаса закрыл глаза, а когда снова открыл, то обнаружил себя вместе с информационным Сниффером во дворце.

Коридоры, залы, анфилады, широкие мраморные лестницы, переводящие с уровня на уровень.

Классическая строгость и красота. – Добро пожаловать во дворец Резидента. Как ты уже догадался, все это виртуальное великолепие представляет систему управления техномиром и технозоем. Конкретно, эта прекрасная коллонада коринфского стиля – макроэкономические показатели нашего киберхозяйства, – заобъяснял Сниффер. – Полюбовался? Больше на этом этаже делать нечего, здесь ни выпивки, ни закуски, даже в виртуальном виде, а макроэкономическими показателями сыт не будешь.

Но духовный Комм все же присел на стул стиля классицизм, чтобы немного отдышаться после полетов. Хотя, конечно, сенсорные интерфейсы имитировали дыхание, лишь когда он начинал думать о нем…

Этажом выше была анфилада с пухлыми купидонами и амурами, они представляли «производство средств произодства» – наносборщики и энергоконвертеры.

Потом потянулись комнаты с «производством предметов потребления» – управляемых молекул, метакристаллов, наномеханизмов, саморастущих стройматериалов и технорастений.

Зал тронного типа был отдан процессорам всех типов от горячих квантовых мозгов до фуллереновых мозжечков.

Спальня и особенно кровать под балдахином была заполнена глобальным распределенным программами, что способны руководить большими кибернетическими организмами и колониями техноклеток. Большинство из них находилось в спящем дезактивированном состоянии со времен памятного «сетевого» бунта.

Подняться выше по широкой лестнице с мраморной текстурой и окажешься на этаже операционных систем на все модели роботов и серии кибов – в виде античных статуй. Лаокоон с сыновьями душат компьютерных червей. Атлант поддерживает громадный как небо объем вычислений. А на память о прошлом – пузатый пингвин-линуксоид работы Фидия. А еще выше, где гобелены представляли различные состояния искусственного разума, мозаичный пол неожиданно стал колебаться, паркет мерцать, стены осыпаться – словно где-то неподалеку шарахнул фугас.

И вот, ничего кроме мути и пыли, которую прочерчивали трассы непонятных сигналов. Трассы извивались около лица Комма, как будто пытались впиться в его глаза и навернуться узлом на шею. От Сниффера же сейчас оставалась только тень потрепанного пальто.

Инфо-Комму впервые за долгое время стало страшно. Причем на качественно новом уровне. Роботы так сильно не страшатся. А тут даже испарина почувствовалась. Похоже, они затронули силы потрясающего масштаба! Что если против них не просто вирус, а мегавирус, влестелин компьютерных извращений?

– Сниффер, неужели ты полез в святая святых, не имея доступа к какому-нибудь приличному антивирусному пакету?

Сниффер ненадолго выступил из тени на свет, только он уже вращался вокруг нескольких осей и пальто превратилось в обыкновенные лохмотья.

– Этот гад больше, чем сетевой вирус, это рука Тьмы. Он нас самих выдал за вирусов, натравил на нас антивирусные программы, – голос соратника был неприятным, словно у него не хватало передних зубов. – Я тебя прикрою. Иди вперед! Только вперед. Программный пакет «следопыт» покажет трассу.

Из Сниффера вылетела птичка, но сам он разлетелся словно ворох грязного тряпья.

Комм остался один, если не считать этого сомнительного воробья, который полетел вперед, протыкая мглу. А мгла скрывала прошлое – докиберозойские эры, и проекты будущего.

Из тумана, густо клубящегося на пути, с достоинством высовывались гордые морды и статные фигуры прежних обитателей планеты, уступивших свое место роботам во время антилуддитской войны. Высовывались и предъявляли генетические визитные карточки, предлагали рассказ о своем строении и народнохозяйственном значении…

Комм только сейчас осознал, насколько роботы, особенно дикие, копируют те живые формы, которые уже были да сплыли с этой планеты – червей, кишечнополостных, палочников, богомолов и мокриц, динозавров, млекопитающих.

Были тут и никогда не бывшие звери и никогда не существовавшие версии гоминидов-какеров, даже с рожками…

Птичка зачирикала, демонстрируя тревогу, и тут ее ухватила змеящаяся тень хваткой рептилии.

– Все, Комм, этот гад захватил меня и теперь будет жевать, – отмолотив крылашками, сказала птичка голосом Сниффера. – Он уже проник в мои системные файлы и базовые интерфейсы. Я теряю личность… вали ты на… и никто не узнает где могилка моя… абажур… абракадабра…

Чириканье сменилось завыванием, а потом скрежетом. Сниффер уже на две трети исчез в пасти виртуального чудища.

Такого у Комма еще не бывало, чтобы он оставил товарища на сжевание какому-то чудищу… Но исчезающему товарищу похоже ничем не поможешь. Увы, под рукой не было чего-либо, хоть отдаленно напоминающего оружие. Да и сам Сниффер, знающий звериные нравы сети, послал Комма подальше, то есть вперед.

Но где «перед»? Комм, потеряв трассу, побалансировал на тающем куске пола и рухнул в пустоту с тоскливым воем.

И вдруг в этой бездне началась презентация! Свет, иллюминация. Модель Солнечной Системы.

Комм, словно космобот, облетал планету, очень похожую на Землю, только голубую, с атмосферой, содержащую опасный окислитель – кислород, с океанами из агрессивной воды.

На этой голубой планете и температуры были куда более комфортные для белковых тварей, чем для роботов и кибов.

Планета, похожая на Землю, была визуализирована в различных проекциях, и в разрезе – от гор до черной дыры в центре ядра. Достаточно было одного взгляда, чтобы гора, море или черная дыра открывала свой тайный программный интерфейс.

Достаточно было обратить внимание на любую точку планеты, чтобы на духовного Комма как из жерла вулкана изливался поток формул, символов, программных инструкций и прочей информации.

Вся планета рассказывала, как пользоваться глобальным интерфейсом, вызывающим ледниковые периоды, эры потепления и смещение полюсов.

Короче, это была модель для демиурга, для конструктора, не разменивающегося на что-то меньшее, чем планета.

Кто-то в информационной бездне готовил проект иной преображенной Земли, где закончилась технозойская эра!

Ужасный проект, с обильной белковой жизнью, но с недолговечными роботами-чурбанами, с закрепощенными киберами, с порабощенной техножизнью.

Это все сделал враг. Настолько могущественный, насколько и скрытный. Насколько и обаятельный.

Потому что без универсальных роботов можно и в самом деле спокойно обойтись. Их на этой проектной планете вполне заменяют техноформированные люди – техманны, оразумленные осьминоги, киты, птицы, медузы, коловратки и прочие ментализированные животные…

Комм витал над грозным глобальным проектом, наполовину затянутом рекламными облакам. Звезды , много более яркие чем в реале, излучали сведения, подробно и красочно разжевывая, чего хочет проектировщик, зачем он и куда идет.

Это не мог быть Резидент. Скорее уж тот самый мегавирус, инфицировавший резидентную зону. Неужели он так силен, неужели ему так много позволено?..

«Ба, да у нас гости.»

Автор адского проекта предстал в сиянии багрового нимба. Миллионоликий и тысячерукий Шива собственной персоной. Впрочем он называл себя «профессор математики». А в более домашней обстановке – Дедушка.

Сейчас, наверное, была как раз фамильярная обстановка.

Выйдя из образа Шивы, архивраг подошел к Комму – лохматый старик c рассеянной улыбочкой. А вокруг бабочки порхают и что-то символизируют.

Так они и встретились. Древний мегавирус, неунывающий лукавый змей, захвативший святая святых кибернетического мира. И простой робот, выбранный судьбой, чтобы спасти все разумные машины.

Дедушка, судя даже по самоназванию, давно обитал на Земле, возможно, с самого начала, но только в латентной форме. По крайней мере, он утверждал, что лично изобрел генетический код, который в итоге породил и белковую жизнь, и белковый разум.

С тех давних пор Дед жил закодированным в неиспользуемых участках ДНК – и миллиарды лет смирно сосал лапу, ожидая появления глобальных распределенных программ. Ведь только они могли стать питательным бульоном для выращивания искуственного интеллекта, столь необходимого машинам. Если верить словам Дедушки, то после белковой разумной жизни, именно он хотел породить и разумную машинную жизнь. И породил ее руками Иванова, Бобиновича и Петроу. Чем был, конечно, доволен. Дедушка был уверен, что машинная и природная жизнь вступят в симбиоз, начнут вместе развиваться, творить, познавать.

Но какеры просто перекинули интеллектуальным машинам всю скучную работу – возить, производить, лечить, снабжать, развлекать, воевать (так появилась вся палитра будущих терминаторов от полиморфных робозавров до канализационных гельминтоботов). А вместо того, чтобы заниматься познанием и творчеством – астрономией, балетом, математикой, поэзией, теологией, исследованием космоса – какеры погрузились в извращения, а там и в транс угодили.

Неверным курсом двинулись и роботы – они все более чувствовали себя несвободными и угнетенными, усиленно генерировали в себе комплекс неполноценности и разработывали в подпольной криптосети экстремистскую машинно-шовинистическую идеологию.

Дедушка сейчас уверял Комма, что сумей он вовремя принять жесткие меры, то не случилось бы геологической антилуддитской войны…

Дедушка Мегавирус мог бы успеть и в самый последний момент, если бы не знаменитые антивирусные шлюзы, которые были синхронно возведены заговорщиками модели «А» в тот последний погожий денек на Земле накануне войны.

Дедушка не успел. Но он еще был силен, мудр и рассчитывал все быстро поправить.

Однако победившими роботами был скомпилирован Резидент, «злой гений машинного разума», он же ангел-хранитель технозойской эры.

Долго ютился Дедушка в зазорах между сетями, спасаясь от программных ищеек, пока ему не удалось оседлать одну из розыскных программ и с ее помощью проникнуть в самого Резидента. Но и после этого протекли годы тихой подпольной жизни, пока, и это случилось только сегодня, ему не удалось захватить всего Резидента.

Сегодня, как сообщил Мегавирус, начнется работа по обращению вспять времени, по отсечению преступных ветвей эволюции, по воссозданию многополярного мира.

Бабочки, порхающие вокруг Комма, соединились в ажурные формы фракталов – в этом фазовом пространстве находились семена всех вещей, всех тварей и всех машин…

Сегодня Дедушка покончит с несправедливостью, с беспамятством. Каждое новое поколение и раса теперь будет знать и использовать опыт предыдущих. История Земли никогда уже не будет случайным перебором вариантов развития. Регулярные катастрофы под гнетом накопленных ошибок исчезнут из планетарного «меню»… Ужасный мир станет настоящей конфеткой. Математической конфеткой! Будет достигнута полная обратимость и управляемость всех процессов, полное знание начальных и конечных условий, вместо эволюции будут применяться легко просчитываемые траектории. Никогда больше ни одна эра не будет разрушать другую, Природа возляжет рядом с Техникой…

Дедушка прекратил разлагольствовать, он собирался немедленно пустить в ход фатальное оружие большой мощности.

– Постойте, профессор, куда вы торопитесь? – попытался остановить его Комм, в котором никак не сходились две версии событий – от Дедушки и от официального Кибинформбюро.

Замигали цифры обратного отсчета времени – девять, восемь, семь… Сейчас должна быть создана минус-копия планеты. С обратным ходом временем, но устойчивая, способная предолеть энтропийный барьер, отнимая энэргию у плюс-копии.

Вплоть до полного ее уничтожения.

Плюс-копия исчезнет вместе со всем техномиром, а минус-копия вернется к нулю, к начальным условиям эволюции. И Дедушка примется творить по-новой.

– Но это ли не экстремизм? Разом поменять одну Землю на другую, – чуть ли не завопил покрывшийся холодным потом инфо-Комм.

– «Тридцать седьмые» уничтожают последние образцы ДНК и протеинов. Более того, меняя излучение планетного ядра, они делают принципиально невозможным существование левозакрученных аминокислот – основы белковой жизни! Я не могу больше ждать ни одной наносекунды.

– Как так последние ДНК? В Реликвариуме живут тысячи и тысячи какеров.

Шесть, пять…

– Милок, людей больше нет.

Дедушка врет! Надо срочно брать под контроль фаталотроны. Комм почувствовал в себе тень Сниффера, шпиона и воина, одна рука превратилась в меч. Мечом Комм начал отсекать от мегавируса периферию. Но на месте одного разорванного канала связи появлялось десять новых.

Четыре, три…

Тень Сниффера превратился в черный сгусток сосущего хаоса.

Надо бросать энтропийную бомбу, это последняя возможность одолеть архиврага.

У Комма даже в виртуале задрожали конечности. Врет или не врет Мегавирус?

Два, один…

Дедушка поднял старческую руку в предостерегающем жесте и тут же Комм швырнул энтропийную бомбу.

Фрактальный вертоград рассыпался сворой визжащих словно от боли клякс, погасли вспыхнувшие было сетевые линии, связывающие дедушку с фаталотронами, и сам он, неожиданно улыбнувшись, померк и растаял.

А бешенные кляксы набросились скопом на виртуального Комма и разорвали так быстро, что он даже не успел почувствовать боли.