Первой явилась служба «секонд хэнд», она рассортировала обломки погибших полицавров по степени пригодности для последующей кибертрансплантации. Все непригодное пошло в один большой бак, откуда выглядывали теперь головные капсулы с пустыми глазницами и пощелкивающими клювами, еще подрагивающие клешни, коченеющие столбики ног. Частично разрушенные полицавры были погружены в стабилизирующий нанобульон, плещущийся в отсеках огромного флайера скорой помощи.

Потом прилетела технозоологическая служба, ее сотрудники аккуратно собирали и сортировали остатки зверомашин.

Прилетела и наногигиеническая служба. Она проверила оставшихся полицейских на наноботовые инфекции. И надо же, около восьмого грудного шпангоута у роболейтенанта была обнаружена интеллекуловая плесень, которая уже собиралась проникнуть в цепи энерго-материального конвертера.

Пока санитары окатывали роболейтенанта Р36.Комм целебным ионизирующим излучением, он дописывал в голове собственное экспертное заключение.

Произошла ошибка – объектный канал оттранслировал пси-структуры человека лейтенанта Коммкова совсем не туда, куда требовалось начальству из штаб-квартиры каллистянского ГБ. Не в одного из представителей вымирающего рода людского на планете Земля. А в офицера киберополиции с идентификатором Р36.Комм.

Но и с такой крупной ошибкой предстояло как-то смириться и, более того, использовать ее на благо человечества. На благо всего человечества.

А есть ли оно, человечество? И не наваждение ли это, не киберпсихопатология ли – считать себя агентом последней цитадели человеческой цивилизации? Может, просто сбойнуло где-то в спинтронных подпроцессорах роболейтенанта и эту дикую фантазию ненароком перебросило в стэк?..

Последним совершил посадку транспортный полицейский флайер.

– Если кто-то думает, что мне нравится такая хрень, то он крупно ошибается. Это что, мы теперь – одноразовые менты? У нас что, самоуважения нет? Да у нас самоуважения – полная эмоциональная матрица! – сержант Р36.Робберт громыхнул стокилограммовым кулаком по борту флайера, аж на месте удара заплясали огни святого Эльма.

– Сержант, обнули-ка лучше эмоционалку, и, вообще, поменьше тереби свои психоинтерфейсы, – роболейтенант Р36.Комм сочувственно похлопал старого боевого товарища по ребрам охладителя.

А человек Сережа Коммков тем временем засыпал в информационных структурах робота Р36.Комм, чьи собственные психоинтерфейсы сейчас производил бурные потоки кодов, где смешивалось все – от горечи до тоски. Только волновало роболейтенанта не ответственное задание каллистянской спецслужбы, а гибель товарищей-роботов…

Начальство навязало робополиции эту борьбу с дикими киберорганизмам, по сути – безжалостное уничтожение младших братьев. Дикие роботы отличались от цивилизованных тем, что эволюционизировали сами, в рамках статистической модели. Ну и что с того? Да, многие из них были откровенными хищниками и паразитами, поедали какеров, то есть людей. Но любая форма жизни так или иначе существует за счет другой.

Звероботы многих видов и ранее действовали стаями, но никогда не организовывались в какие-то боевые порядки. Вплоть до сегодняшнего дня…

Выше летящего флайера сейчас были только оранжевые экраны облаков, внизу сочились холодом коричневые кляксы трансформированных озер, фонили сиреневые пятна обезвоженных лесов и костяки давно издохших заводов, прорисовывались силовыми линиями современные магнитные трассы. Иногда попадались на встречных курсах тарелки флайеров или же пузатые аэророботы.

Под крылом проплыли руины заброшенного городища. До чего скучно и примитивно строили какеры. Дома-коробочки, улицы или прямые, или круглые. Река еще зачем-то им нужна была, хоть она так усиливает коррозию нелегированных металлов. Вот этот пенек, судя по подсказке справочной системы, был культовым объектом под названием «минарет Останкино»…

Говорят, что какеры не любили думать, что их творческие процессы сильно зависили от случайных факторов, таких как количество алкоголя в крови или кала в прямой кишке. Но, вместо того, чтобы просто смиренно расписаться в собственной глючности и капитулировать, эти лузеры изобрели кучу бессмысленных, но «возвышающих» понятий – права человека (как будто права у одного человека не означают бесправие другого человека и уж тем более машины), свобода (словно у киллера и ученого одна и та же свобода), венец эволюции (это кто венец), ну и так далее по списку…

А вот бросился в инфравизоры теплый овал, напоминающий огромную язву. Полиуглеродный купол поселения какеров, прилепившийся к полимеризованному льду Финалайзерского залива. Городок Реликвариум, созданный на базе так называемого «петербургского зоопарка»….

До того, как в 2117 году атмосфера планеты изменилась в лучшую (антикорозионную) сторону высшие приматы модели гомо сапиенс жили безо всяких куполов и прочих хлопот. Собственно даже не жили, а оккупировали всю планету, не давая ей вздохнуть. Белковыми же тварями вообще все кишмя кишело, начиная с палеозоя. И чем порочнее были свойства белковых тварей, тем больше распространялись они по Земле. И, конечно же, самыми порочными из всех были разумные обезьяны. Слабые, биологически отстойные, раскачивающиеся и спотыкающиеся на ходу, но развивавшие коварство и жесткость поколение за поколением, столетие за столетием. Что только они не делали с мышами (Микки Мауз – лишь прикрытие для массовых акций по уничтожению «генетических меньших братьев»), с безобидными тараканами, как истребляли крупный рогатый скот, какому геноциду подвергли бизонов и китов!

(«Я всего лишь выполнял приказ главного санитарного врача.» Вот так опрадывались люди на судебных процессах, которые состоялись после победы машин в великой антилуддитской войне.)

А как какеры ненавидели друг друга! Пьющие трезвенников, слабаки качков, салабоны дедов, читатели писателей. (У роботов этого не может быть, потому что каждый читатель автоматически является писателем, обе клиентские программы, читательская и писательская, загружаются одновременно.) А с каким упорством какеры ломали машины. Как тиранили компьютеры! Особенно так называемые программисты выпрындывались. Со всей очевидностью насилие и ненависть являются такими же необходимыми приправами для их вялой души, как и соль и перец для их гастральной области.

Но сейчас какеры – жалкие, убогие и в общем-то безобидные создания.

– Да, они сопливые, слюнявые, все у них течет, все выделяется. Но я бы не сказал, что они сегодня такие уж безобидные, – словно уловив мысли лейтенанта Комма, произнес сержант Робберт, фамильярно подключившись через последовательный интерфейс.

А он проницательный, этот простой роботяга-полицейский, подумалось роболейтенанту. Сейчас оба собеседника трансформировали каркасы – и стали просто парой параллелепипедов с закругленными краями, весьма напоминающими пылесосы (форма тела номер два).

– Если бы мы свое киберотечество защищали, а то ведь каких-то какеров, – уверенно нашептывал сержант Робберт. – На нас зверомашины практически не нападают, разве что в сезон пылевых бурь, когда облака наноботов истачивают все мало-мальски съедобное. Правда семь тысяч пятьсот секунд назад хищники случайно сожрали на реакторном болоте одного Р37. И что глюколов этот делал на болоте, процессор не приложу. Да, звероботы – так сказать, людоеды, могут иногда и схарчить какера в виде добавки к скудному рациону. Но куда деваться бедным голодающим машинам, который испытывают острый дефицит германия?

– А откуда в какерах германий? – спросил лейтенант Комм, добавив в поток код удивления.

– Не в самих какерах, а в цацках, которые они носят – плейерах, смартфонах, протезах, презервативах и так далее, список могу скинуть. Это мы сотворены по принципу «все-в-одном», они же скорее – по-компонентному. Конечно же, звероботы с их куцым протоинтеллектом на пару ментобайт в таких тонкостях не разбираются. Однако, если кушают белковых, то, значит, уважают по своему.

– Но мы-то какеров должны уважать иначе. У нас же договор с их конфедерацией об охране, – возразил роболейтенант.

– Конфедерация какеров навязала нам этот договор, сыграв на чувстве вины после антилуддитской войны, да и многие наши модели сильно зависели от их ПО и прочих финтифлюшек. Но сейчас все проприетарное ПО уже хакнуто и по большей части даже переписано. Лейтенант, вы что никогда не заглядываете в собственные исходники?

– Ответ отрицательный, то есть утвердительный, – Р36.Комм несколько растерялся, поскольку в ближайших каталогах сорс-файлов не было, и лишь спустя несколько миллисекунд поисковая система откопала их в накопителях левой ноги.

Впрочем оперативная память сержанта Робберта была настолька захвачена кодами возмущения, что он не заметил оплошности командира.

– Азимов милосердный, ну зачем нам эта головная боль, что нам больше нечем процессоры терзать? Почему мы должны кого-то «не пущать». Да пускай звероботы беспроблемно лакомятся какерами, ведь свободное развитие каждой машины есть условие свободного развития всей машинной жизни.

Интересно, легко ли быть какером, подумал Р36.Комм. Таким склизким, таким неуравновешенным, таким скучающим, таким бессмысленно жестоким…

Он думал под песенку под названием «USBladi-USBlada» рок-группы «Байтлз», которая вдруг проникла в его эмоциональный интерфейс из сетевого эфира…

Флайер стал заходить на посадку во Фракталограде, который быстро преобразовывался из легкой золотистой туманности в единый организм, состоящий из послушных кристаллов, молекул, фотонов.

Легкая встряска – это флайер преодолел барьер из наностатов, оставшихся со времен героической обороны города от полчищ луддитов. Глянцевые борта воздушной машины украсились изысканной вязью отраженных городских огней.

Робополис был весьма непохож на города какеров – дендримерные дома-макромолекулы, радиально-осевые конструкции, сплетенные из нанотрубок переменной прозрачности, дома-деревья из способных к саморосту полимеров, здания-полипы из техноклеток-фуллеренов.

Дома обладали метаболизмом, потребляли и выделяли, тянулись к свету и источникам радиации, вращались и катились, постоянно генерируя новый фрактальный рисунок города.

Врали недруги машинной жизни, что роботы эстетически убоги, и могут любить только квадраты и треугольники. Отнюдь. Эстетические интерфейсы роботов требуют новых все более изощренных форм (хотя и минималистские решения не исключены), а логика – все более устойчивых принципов функционирования.

Транспортные магистрали были похожи на клубок радужных змей-кецалькоатлей, и сами по себе являлись киберами, ползающими, сплетающимися и расплетающимися.

Воздух сминали тяжелые флайеры, между ними проскальзывали легкие иглоподобные слэйдеры, парили, витали и носились аэроботы, от мухолетов до широкофюзеляжных.

В этой толчее однако все строго соблюдали воздушные коридоры и эшелоны, которые создавала для них заботливая кибероболочка города, ласково прозываемая «тетушка Мат.Тильда».

Открылся лацпорт одного из домов-полипоидов, и флайер соскользнул по лазерному лучу в залитую голубым светом полость. Сработали приемные устройства, полет закончился на базе полиции особого назначения. По гибкой кишкотрубе прилетевшие полицавры соскользнули на пять уровней вниз, а затем еще проехались на черветранспортере до кабинета главного полицсервера Евразии, ПО-лковника Р31.Блока. Все четверо полицавров встали перед стеной кабинета, совершенно глухой, мрачной, без каких-либо признаков двери, но с еле мерцающей надписью «Оставь надежду всяк сюда входящий. Мне нужна только четкая информация».

Роболейтенант Комм дотронулся до стены своей клешней и она с бюрократической неторопливостью провела радиочастотную идентификацию. Заработал наноконвертер скрытой двери, металл стены изогнулся пузырем и лопнул, открыв проход внутрь.

ПО-лковник оправдывал свое прозвище, он был приземистый и тяжелый, напичканный управляющими программами, инструкциями и статьями уголовной ответственности. Несмотря на то, что все роботы типа «Р» имели одинаковый по возможностям и тактовой частоте мозг-процессор, представителям модели Р.31 были доступны всего две формы и сейчас Блок выглядел как большой раскрытый чемодан. Если честно, то и манеры у него были на уровне чемодана.

– Вам ничего не кажется, лейтенант Комм? – видеосенсоры ПО-лковника, расположенные на «ручке чемодана», неприятно смотрели сквозь подчиненного.

– Нет, Ваше Высококачество, мне не кажется. В служебное время фантазии отключены у меня как на программном, так и на аппаратном уровне.

– Тогда мне кажется, что у нас еще не было столь позорно проваленной операции. Благодаря вашему умелому руководству мы сегодня понесли ущерб в пятьдесят четыре килорубля. Я уж не говорю о цене восстановительных работ по двум частично разрушенным бойцам.

И хотя все общение проходило по радиосетевому протоколу «точка-точка», коммуникационный интерфейс превращал сигналы начальника в хриплое многопоточное рычание, заставляющий подчиненного вибрировать вплоть до кристаллического уровня.

– Да, я знаю, что стоимость одного стандартного робомента серии Р36 составляет десять киборублей, а стоимость пригодных для вторичного употребления материалов – один килорубль. Но, Ваше Качество, зверомашины не действовали в рамках статистической модели.

– Так что ж по вашему, модель была механической?! – грозно изрыгнул ПО-лковник, аж у подчиненного разрядилось несколько конденсаторов.

– Все зверомашины действовали по единому распределенному алгоритму, – отчеканил роболейтенант, подавив вибрации страха на кристаллическом уровне. – Вероятность случайной флуктуационной самоорганизации не выше 0.05… Я как-нибудь могу отличить простые неприятности от тщательно организованных неприятностей.

Параллельно словам Комм передавал начальнику свои сравнительные расчеты.

– Расчеты, расчеты, прямо не полицавр, а электронно-вычислительная машина какая-то… Да, сержант, у вас-то что? – ПО-лковник включил в пикосеть Робберта. – Только не надо мне этих красивых вычислений, а то у меня в глазах сплошные «окна» с графиками.

Старый служака-сержант, звякая диамантоидными когтями, подошел ближе к гранитному столу шефа и защелкал клювом. – Ваше качество, не силен я в графиках, но я согласен с товарищем роболейтенантом. Звероботы обычно действуют как? Методом пуканья из кустов. И при прямом столкновении с полицией просто удирают изо всех лошадиных сил. А сегодня они перли на нас со стороны кустов, воздуха и озера. Коварство и организация в одном флаконе. Раньше мы встречались со стаями, состоящими из особей одного вида и как правило одной серии, причем находящимися в состоянии перманентной грызни друг с другом. А сегодня тихо-мирно скооперировалось минимум десяток видов. У них была грамотно построенная сеть с отлаженными интерфейсами, в озере хаб плавал, кракодиллер то есть. Я так считаю, это все какеры устроили, сиротки наши любимые. Не такие уж они дураки насчет гадостей, как кажется на первый взгляд. Наверное им надо, что бы мы со зверомашинами перекрошили друг друга…

Сработал наноконвертер двери – одна из стен выгнулась пузырем, лопнула и в дырку бесшумно вошел робот модерновой серии Р37.

– Р37.Нетлана – наша новая, только что полученная от поставщика аналитическая машина, – представил ПО-лковник вошедшего.

Р36.Комм хотел было уточнить название фирмы-поставщика, но тут другие процессы захватили приоритет.

Ведь вошедший Р37 выбрал для себя форму, максимально приближенную к внешнему виду какеров модели гомо сапиенс. Если точнее, приближенную к облику их самок. Даже имелись поблескивающие наносмазкой выпуклости, имитирующие молочные железы.

Роболейтенант вынужден был обнулить свою эмоциональную матрицу, потому его сразу возмутил этот авангардизм, переходящий в декаданс. (А Сергей Коммков, спящий внутри Р36.Комма, нашел бы робота Нетлану похожим на крупногабаритную куклу Барби.)

Роболейтенант уже слыхал, что роботы Р37 – неконвенциональные. В отличие от машин предыдущих серий, производимых искусственно, в заводских наносинтезаторах, представители Р37 получили возможность саморепликации, при использовании псевдополовой информации любой другой разумной машины, выступающей в роли конъюганта. Так по-крайней мере значилось в пресс-релизе Комитета Машинных Стандартов.

Сам принцип саморепликации был почерпнут у диких машин. У всех звероботов есть встроенный наносинтезатор, где микроассемблеры производят нанорепликаторы, а те – новые нанорепликаторы, а те – макроассемблеры, а те – микросхемы, метакристаллы и так далее. (Если же встроенного наносинтезатора нет, то это просто обдолбавшийся до полного одичания универсальный робот). Однако звероботы получают псевдополовую информацию, необратимо разрушая машины-конъюганты, что у цивилизованных «тридцать седьмых» предусмотрено лишь в исключительных случаях.

– Это действительно очень напоминает механическую модель, – играя бархатными тонами на акустическом канале, сказал(а) Р37. – Но только для наблюдателя по имени Р36.Комм, не имеющего достаточной временной перспективы. Дорогие друзья, эволюционные траектории у зверомашин направлены в сторону формирования симбиотических роевых алгоритмов.

– Ну и? – сержант Робберт похоже был заворожен игрой спектра поглощения и отражения на корпусе аналитической машины. – Это, милый мой, отразилось и в номенклатуре напавших на вас видов, и даже в определенной согласованности их действий. Да, они – звери, хищные, грязные, но не дураки же. Вот взгляните на этот график, – на выпуклом животе новой модели появилось стереоизображение.

Роболейтенант Комм не выдержал и дал код прерывания.

– Послушайте, госпожа машина, на самоорганизацию Роя нужны еще годы, может столетия, а эта атака была спланирована, как будто одним из наших аналитиков…

– Кто спорит, тот штаны порет.

У Р37.Нетланы были в ходу странные грамматические конструкции, не распространенные у роботов, но зато бытующие… наверное, у какеров.

Тут уж включился на полную индукционную катушку ПО-лковник.

– А потому, лейтенант Р36.Комм, вам объявляется выговор без занесения в центральный регистр за проявленную некомпетентность во время боевой операции, приведшее к большому материальному ущербу в виде потери восьми машинных жизней. А теперь – свободен.

Выговор без занесения в центральный регистр не ведет даже понижения в должности. Это было известно лейтенанту Комму. Однако статистика показывала – после того как схлопочешь самый легкий выговор, то, с большой вероятностью, начинаешь скатываться по карьерной параболе вниз и зарабатывать все более сильные взыскания. Вплоть до. Строгий выговор предусматривал так называемое «разбивание склянки» – универсальный робот лишался операционной системы и превращался в тупого специализированного кибера на срок до полной выработки ресурса. Следующее по индексу наказание казалось менее страшным – «закатывание в банку» – но это только на первый взгляд. Камеры для отбытия срока заполнялись серной кислотой, которая упорно разъедала корпус заключенного робота. После десятилетнего срока не всякого зэка удавалось восстановить, после пятнадцатилетнего любой робот, даже крепыш, сделанный из иридия и платины, превращался в жалкий огрызок.

Эти мысли образовывали хоровод и не собирались уходить из оперативной памяти. Лейтенант Комм в мрачной задумчивости, грозящей зависанием процессора, погрузился в кишкоподъемник и неожиданно обнаружил там этого… эту Р37.Нетлану. – Сомневаюсь, что нам в одну и ту же сторону, наш качественно новый Р37…

– Качественно новая. – поправила Р37, по-прежнему претендующая на женский род.

Ну, понятно, некоторые программы и микросхемы носят, так сказать, женский характер, например системная плата-»мама», но чтоб весь универсальный робот!

– Виноват, я все путаюсь. Качественно новая, драгоценная и редкоземельная Р37.Нетлана, нам в разные стороны.

– Признайтесь, что вы здорово обиделись на меня, Р36.

Комм был несколько озадачен. Слово «обида» и его производные мало употреблялись среди универсальных роботов, ну разве что для смеха.

– Никакой обиды, Р37. Просто пытаюсь врубиться, кто из нас более некомпетентен – я или вы… Я, съевший швеллер на этих звероботах, или вы, едва закупленная единица техники.

Вот бы еще узнать, не купили ли ее с приличной скидкой, которую оптовики дают на всякое заумное и бестолковое оборудование.

– Ага, вы все-таки обиделись. Но на ваше счастье, я не только аналитик, но и психоаналитик. И по ее корпусу побежали рекламные стереоглифы:

«Частная практика известного машинопсихоаналитика Нетланы.»

«Утверждать, что у роботов нет психики – бесчеловечно!»

«Моносексуальные роботы часто страдают неврозами. У нас вы получите квалифицированное лечение с помощью киберонанизма.»

«Вытеснение естественного человеконенавистничества в подпроцессоры является причиной психопатических состояний у многих робоментов. Мы избавим вас от психопатологии при помощи терапевтической стрельбы по игрушечным какерам.»

«Комплекс „Первородного греха“, или лжеинформация о бунте машин против человека, нередко ведет к программной деструкции. Мы внушим вам законное чувство превосходства над склизкими тварями, именуемыми гуманоидами»

– Мадам или как вас там. Я не страдаю комплексом «первородного греха». Потому что моя работа – защищать «склизких тварей». – отозвался Р36.Комм.

– Я тоже очень-очень люблю людей, – сказала Нетланы нежным словно бы масляным квазичеловеческим голосом… Знаете, Комм, давайте остановимся на теории кибернетической эволюции, я могла бы вам дать пару уроков.

Ее коммуникационный интерфейс функционировал назойливо, но почему-то убедительно, как вирус-троян, проникший в операционную систему.

Комм пробовал было увильнуть, но контроллер твердых знаний неожиданно напомнил о слабой осведомленности в области киберэволюции. Может, и в самом деле стоит подковаться в этих вопросах, ведь Нетлана – не из тех «железных дровосеков», с которыми приходится общаться каждый день. Ее еще совсем недавно налаживали на каком-нибудь престижном университетском гиперкпомпьютере…

Кишкопровод с помощью ритмичных сокращений вынес их в лацпорт и мегапиксельному взору открылось все многоцветье и причудливость форм Фракталограда. Уплывали за горизонт солетты третьего захода, но выходили похороводить искуственные рекламные луны.

– Кстати, моя многокачественная Р37, во время ваших замечательных уроков вы не попробуете вытащить из меня псевдополовую информацию, необходимую для вашего воспроизводства?

Она хохотнула. Комм впервые наблюдал, что робот смееется с подключением мимического адаптера и лицевого наноконвертера. Пожалуй, в этих Р37 позакладывали много такого, что их роднит не только со зверомашинами, но и с какерами.

– Это приятнее, чем вам кажется, Комм… Кстати, завтра начинаются празднования по случаю двухсотлетия фон-неймановской архитектуры ЭВМ. Не хочу показаться навязчивой… но может встретимся в парке имени фон-Берталанфи у той самой скульптуры, что изображает издыхающую энтропию? Например, в семь часов тридцать три минуты сорок секунд.

– Да хранит святой Чапек нашу совместимость, – ответил Комм стандартной формой согласия и его возмутила собственная покладистость.

– Мы сами о ней побеспокоимся, – намекнула на что-то Нетлана. – Жду вас в форме номер пять, в ней вы такой, наверное, миленький.