…Таким образом, видим, что данная теория, не противореча имеющейся на настоящий момент научной картине мира, позволяет теоретически обосновать возможность извлечения внутриатомной энергии путем «лавинной» или «цепной» реакции деления ядер. Техническая реализация данной теории, хоть и будет представлять собой весьма нетривиальную инженерную задачу, тем не менее, может принести огромную пользу как в народном хозяйстве, так и, учитывая непростое международное положение, в военной сфере.

Из докладной записки на имя Сталина, отправленной в июне 1934 года, вернувшимся из научной командировки в Англию профессором Н.

Резолюция на документе:

«Любопытно. Проконсультироваться с учеными, пригласить для беседы. И. С».

– Таким образом, можно считать, что именно эти операции положившими начало тому, что позже с подачи западных политиков получило название «ядерного меча Советов». Не стоит забывать, однако, что меч этот был обнажен лишь трижды, когда наша страна стояла на пороге широкомасштабных войн, которые могли бы унести гораздо больше жизней, чем три хирургических ядерных удара. Именно этот меч испепелил Шестую японскую армию, готовую вторгнуться на наш Дальний Восток, именно он подорвал промышленную мощь нацистской Германии, отправив в небытие сначала их план «Барбаросса» а затем и сам нацизм. Как выразился в одном из интервью наш выдающийся физик Андрей Дмитриевич Сахаров: «А незачем кулаками махать – глядишь, на меч и не напорешься!»

Пережидая оживленный шум, седовласый, весьма преклонных лет докладчик, чью грудь украшал орден Красной Звезды и две маленькие звездочки Героя, оглядел актовый зал.

Пионеры, собравшиеся на лекцию дважды Героя Советского Союза, профессора, члена-корреспондента Академии Наук и т. д., и т. п. Фролова Ивана Аркадьевича, посвященную пятидесятилетию сил ядерного сдерживания, слушали, затаив дыхание. Несмотря на то, что Дом пионеров и школьников располагался в маленьком таежном городке, слова «изделие», «носитель», «полигон» не были для собравшихся чем-то далеким и непонятным. Наоборот, эти слова зачастую мелькали в разговорах родителей, обсуждавших рабочие проблемы – что неудивительно, поскольку большая часть населения Тулы-36 (почему Тулы—неизвестно, городок находился не то что в другой области, но и в другой части света) работала на двух предприятия, где, выражаясь языком журналистов, «оттачивался ядерный меч нашей страны».

Фамилии, звучавшие в лекции, тоже многое говорили собравшимся. Ведь на заводах города меч скорее «ковался», а «оттачивался» он на другом предприятии. На том, чьи работники, пройдя через проходную, превращались из хорошо знакомых соседей по двору – «дядь Миш» или «Ван-Палычей» – в конструкторов, начальников КБ, профессоров, а то и академиков. Центр экспериментальных физико-химических исследований – крупнейший в мире институт, занимающийся проблемами атомного ядра – тоже располагался в зауральской Туле.

И работающие в Центре ученые, разумеется, предпочитали жить здесь же. Поэтому каждый мальчишка в городе знал, когда лучше лезть за яблоками в «курчатовский садик» и почему на «рогозинские» яблоки можно только облизываться. Ну а рецепт знаменитой прикормки – «академки» от маленького, сухонького любителя посидеть с удочкой на городском пруду вызывал у мальчишек такой же ажиотаж, как у заокеанских разведчиков – другие секреты рыбака-пенсионера. И никто, разумеется, не удивился, когда после смерти этого старичка-рыболова весь город приник к телевизорам, следя за торжественной церемонией захоронения в Кремлевской Стене «видного сына советского народа, основоположника ядерной науки, создателя «ядерного меча», лауреата Ленинской и Сталинской премий, академика…» и т. д.

Докладчик, на чьих глазах прошло строительство и становление этого города, еще раз обвел взглядом актовый зал.

– Теперь можно перейти к вопросам… государственных и военных тайн раскрывать не обещаю, но на что смогу – отвечу.

– Разрешите? – поднявшийся со второго рада мальчишка, будучи счастливым обладателем очков, явно «косил» под ребячьего кумира последних лет – аккуратно повязанный галстук, очки, комбинезон «летучка» с приборным патронташем – в памяти сразу всплывали кадры из экранизации «Генерального Инспектора» Стругацких с пионером, сумевшим-таки прошмыгнуть мимо Жилина на борт «Тахмасиба».

– У нас, в историко-техническом кружке, при анализе этих событий возникли некоторые вопросы, связанные с техническими деталями операции, – начал он явно заготовленную заранее речь, но, не удержавшись, сменил стиль на более привычный. – В общем, не понимаем мы, как наши летчики сумели так ловко бомбы на японцев положить, а уж про Германию так и вовсе чуть не до драки спорили. Весь информарий в поисках техдоков перерыли. Мы даже доступ к зарубежному сегменту информария заказали для поиска – ну никак не могли наши самолеты туда бомбы доставить. Или по грузоподъемности, или по запасу топлива, или по потолку. Вот пять лет спустя, на «Туполеве» – пожалуйста, а в сороковом – ну не на чем было!

Тут, спохватившись, что сейчас он не спорит с товарищами по кружку, а излагает вопрос докладчику, мальчишка вновь перешел на заготовленный ранее текст:

– Вы были непосредственным участником как первого случая применения нашими войсками атомного оружия, так и второго. Не могли бы вы более подробно рассказать об этих операциях, сделав упор на их технические особенности?

– Более подробно? – докладчик тяжело вздохнул. Ну не был он талантливым рассказчиком, не был. Впечатлений за прошедшую жизнь накопил – дай (или не дай) бог всякому, а вот рассказывать о них… над книгой мемуаров второй год с помощью литобработчика бьется, а тут не мемуары, тут детям рассказывать нужно…. Как описать им насмешливо-недоверчивый блеск в глазах Байдукова во время предполетного инструктажа, который он лично проводил? Разумеется, никаких техников-оружейников для новой бомбы еще не было, и эту работу выполняли они, ее создатели – инженеры и конструкторы. Понятно, что прославленный летчик с недоверием относился к исходящим от «посторонних» техников довольно странным и необычным инструкциям. И если необходимость высотного бомбометания и максимально быстрого ухода с места сброса еще можно было как-то понять, то вот требование сразу после сброса надеть тяжелые черные очки и совершать маневр ухода «вслепую», даже не видя приборов, выглядело не просто странно, а прямо-таки подозрительно.

А те же глаза уже после вылета—красные, слезящиеся, и не поймешь, то ли оттого, что командир АНТ-42 наплевал на черные очки, то ли… Взрывов было два, значит, до цели долетели оба самолета, а вот на вопрос только что севшего Байдукова – «Как Паша?» – никто из встречающих ответить не захотел… или не смог. Как не могут ответить на него до сих пор – после капитуляции остатков Шестой армии район, невзирая на высокую радиоактивность, был буквально прочесан в поисках остатков второго самолета, совершенно напрасно прочесан…

Как объяснить собравшимся здесь, почему прославленный летчик, дважды герой, после возвращения из того полета невзлюбил «Марш авиаторов», и стоило песне дойти до куплета со «взглядом, пронзающим каждый атом» и «воздушным флотом, дающем ответ на любой ультиматум», каменел лицом и либо уходил, либо, если уйти было нельзя, начиная планомерно напиваться?

А как описать свои чувства, когда по радио прозвучало: «Правительство Союза Советских Социалистических Республик, исчерпав дипломатические методы решения проблемы и не желая развязывать полномасштабные боевые действия, приняло решение о ликвидации Шестой ударной армии под командованием генерала Огису Риппо. Решение приведено в исполнение сегодня, 20 августа 1939 года, в 3 часа 17 минут». И разворот «Правды» со списком награжденных, а в списке, среди прочих летчиков, девять фамилий, совершивших лишь один вылет… и еще девять с пометкой «посмертно».

Его собственной фамилии тогда в газете, разумеется, не оказалось. Не положено было, ведь инженер-конструктор Фролов безвылазно сидел у себя в институте и занимался чем-то нужным и непонятным, а оружейного техника Иванова, пробывшего на войне всего четыре дня и снарядившего лишь два самолета, за что к герою представлять? Нет, не рассказчик он все-таки…

– Что ж, если вы хотите развернутого описания всего, что происходило в то время на Халхин-Голе, с перечнем полков, их комплектацией, техническими и военными подробностями операций, то потерпите еще пару месяцев. Сейчас «Воениздат» заканчивает выпуск трехтомника мемуаров Жукова, посвященных той самой войне. Выход решили приурочить как раз к пятидесятилетию событий, к двадцатому августа. Вот там вторая половина второго тома целиком посвящена столь интересующей вас теме. Если же в двух словах, то надо признать, что операция была задумана крайне рискованно, и если бы не удачное стечение обстоятельств и не тщательная подготовка, вполне могла бы провалиться…

Втянувшись в повествование, Иван Аркадьевич постепенно забыл, какой он «никакой рассказчик».

– Давайте вспомним, что вообще творилось в то время на этом рубеже. В начале июля японские войска переправились на западный берег Халхин-Гола и захватили плоскогорье Баин-Ца-ган. Они рассчитывали тем самым заставить советское командование отвести войска с плацдарма на восточном берегу. Жуков контратаковал силами только что подошедшей 11-й танковой бригады комбрига Яковлева и 24-го мотострелкового полка полковника Федюнинского. К 19 часам 3 июля противник был атакован с трех сторон. Бой продолжался ночью и весь день 4 июля. И в это время Георгий Константинович Жуков был срочно вызван в Москву, где ознакомился с тем, что позже вылилось в операцию «Суховей». В нашем распоряжении к этому времени уже было два «изделия Д-50.01». Точную мощность мы тогда предсказывать еще не умели, но ориентировочно надеялись на 30–35 килотонн. Результаты единственного испытания на Белоярском полигоне показал, что максимальный ущерб живой силе и технике бомба наносит при взрыве на высоте примерно двухсот метров, при этом радиус полного поражения составляет около пяти километров. С этой точки зрения концентрация японцев в месте прорыва была как нельзя кстати. Штабом был разработан план подготовительных работ, связанных прежде всего с дезинформацией противника и привлечением в район Баин-Ца-ган как можно большего количества вражеских войск. Были отданы приказы о переходе к оборонительной тактике, о подготовке зимних позиций. Приняли даже решение о фиктивном отстранении Жукова от командования, чтобы объяснить японцам столь резкое изменение тактики. По радиосвязи, с использованием раскрытого японцами шифра, передавались запросы на колючую проволоку и деревянные колья для ее установки, советские войска рыли окопы и блиндажи.

Иван Аркадьевич сделал паузу, перевел дыхание.

– Из всего этого только рытье блиндажей было насущной необходимостью. Несмотря на меры, принятые для повышения точности бомбометания, вероятность промаха оставалась, и у закопавшихся в землю войск было больше шансов уцелеть, если бомба упадет на пару-тройку километров ближе к линии фронта. Все же остальное было чистой воды дезинформацией. И японцы на нее купились. В течение двух месяцев японское командование в срочном порядке перебрасывало в район боев новые части и соединения. 10 августа 1939 года из них была сформирована 6-я армия во главе с генералом Огису Риппо. Эта армия, переправившись на левый берег реки Халхин-Гол и расположившись на территории 20 километров по фронту и 8 километров в глубину, имела в своем составе 75 тысяч человек, 500 орудий и 182 танка. Авиация – более трехсот самолетов – к сожалению, располагалась в отдалении от Цаганского плацдарма, но это особой роли не играло. Генеральное наступление по планам японского командования должно было начаться 24 августа. Однако уже к началу августа у нас было все готово для начала «Суховея». Мало того, мы закончили монтаж третьего «Слоненка», в результате было приняло решение сбросить сразу две бомбы, оставив одну про запас, на всякий случай.

Докладчик опять на секунду прервался, чтобы сделать глоток минералки, после чего продолжил:

– Да, извиняюсь—я, увлекшись, назвал нашу первую бомбу, «изделие Д-50.01» – «Слоненком». Это прозвище мы дали нашему детищу за его форму – бочонок, горизонтально стоящий на четырех коротких подставках-опорах. В этих же опорах, как вы, наверное, знаете, находились механизмы крепления, так что в полет «Слоненок» отправлялся подвешенным «за ноги» под брюхо самолета. Прозвище было неофициальное, и поэтому почти не встречается в технической и исторической литературе. Но продолжу. Поскольку бомбометание должно было производиться с максимальной высоты, да еще ночью, перед нами вплотную вставала проблема точного прицеливания. Необходимо было положить бомбы как можно ближе к штабному городку шестой армии и к наиболее крупному из скоплений техники. Общее ориентирование и выход на цель осуществлялся, как вы, наверное, знаете, по звездам и по счислению. В обоих экипажах были очень опытные штурманы, которые должны были вывести самолеты почти точно на цель. Для более точного прицеливания был задействован целый комплекс как стандартных средств типа костров, так и новинок – радиомаяков.

– Простите, – воспользовавшись новой паузой, перебил выступающего все тот же мальчишка, – а можно об этом поподробнее? Из доступных нам источников мы так и не смогли выяснить, кто и как развел в расположении японцев сигнальные костры, а то, что прямо у них в штабе работал наш радиомаяк и вовсе кажется невероятным.

– Ну, недоумение по первому вопросу я могу с легкостью рассеять – костры горели, разумеется, не на японской территории. Были разложены четыре «огненные стрелы», с таким расчетом, чтобы их продолжения пересеклись аккурат в расположении японского штаба и мехплощадки. Сами костры располагались на нашей территории, и чтобы летчики их не перепутали, в определенный момент в огонь были добавлены химикаты, окрасившие пламя в яркие, хорошо различимые цвета. Две зеленых линии указывали на штаб шестой армии, а две алых – на скопление техники и горюче-смазочных материалов. Наличие же вдобавок к этому еще и работающего радиомаяка, по-видимому, навсегда останется загадкой. Подобное задание было дано нашему знаменитому разведчику Рихарду Зорге – он неоднократно посещал штаб генерала Огису Риппо, писал по этому поводу статьи для японских и немецких газет, а также донесения для советского командования. Однако по поводу радиомаяка в его донесениях говорится только то, что он «предположительно будет работать в ночь с 19 на 20 августа». Где он расположил радиомаяк, как обеспечил его своевременное включение, осталось неизвестным. Арестовавшая его полтора года спустя японская контрразведка не догадывалась о радиомаяке, поэтому даже в протоколах допроса ответ на эту загадку так и не всплыл. Вот такие были предприняты меры по обеспечению точности. И, как выяснилось позже – не напрасно. Обе бомбы взорвались на высоте трехсот метров, первая всего в полукилометре от места расположения штаба шестой ударной армии, вторая – в восьмистах метрах от места концентрации бронетехники и в километре от складов ГСМ. Разумеется, и первая и вторая цель были уничтожены полностью. Кроме того, ударная волна и световой импульс вывели из строя все войска в радиусе пяти километров от эпицентра. Вторичные метеоявления также оказали сильное деморализующее воздействие на уцелевших. Оставшиеся войска, лишившись одномоментно и командования, и техники, и почти семидесяти процентов личного состава, начали массовую сдачу в плен. Ну а что было дальше, вы, наверное, знаете – знаменитое заявление правительства, речь Ворошилова по радио, газеты с перечнями награжденных. Экипаж Байдукова получил звания Героев, их замаскировали среди списка других награжденных летчиков. Второй экипаж получил Героев посмертно. Я, как руководитель техгруппы, тоже получил Героя – но по закрытому списку, без публикации в газете. Такие вот дела…

Докладчик вздохнул, задумался. Потом, припомнив что-то забавное, хмыкнул.

– Зарубежные правительства сначала никак на это не прореагировали – наверное, были в шоке. Зато потом… шпионы в страну посыпались как из рога изобилия, чекисты едва успевали их сортировать – кого сразу арестовывать, а с кем поиграть. У нас в институте даже специальную лабораторию организовали, где разрабатывали фальшивые теории и конструкции для иностранных шпионов. Все на полном серьезе, с математическими расчетами, чертежами, даже кинофильм сняли – якобы отчет об испытании для показа самому Иосифу Виссарионовичу. За «кражу» этого фильма, по слухам, кого-то из английских разведчиков даже к рыцарскому званию представили. Резерфорд только к сорок шестому году начал подозревать, что использование столь ценной информации из Советской России может привести к чему угодно, кроме создания атомной бомбы. Сколько они в тот ториевый реактор денег и времени вбухали – подумать страшно.

Новая пауза – однако на этот раз никто не перебивал, все слушали, затаив дыхание.

– Но это было позже, а тогда перед нами поставили новую задачу – к весне наработать топлива еще на две бомбы. Впереди была операция «Ганнибал». Я не буду останавливаться на ней подробно – все равно лучше, чем Юлиан Семенов в своих книгах «Последние мгновения весны» и «Бомба для фюрера», рассказать не смогу. Вы все наверняка смотрели фильм, снятый по «Последним мгновениям», помните там фразу – «Сослуживцы считали, что Штирлицу крупно повезло. Он вернулся из командировки на завод Круппа всего за день до этого жуткого налета». На самом деле поддержку операции, конечно, осуществлял не вымышленный герой Штирлиц, а целая группа под руководством почти столь же легендарного разведчика Николая Кузнецова. Но это, пожалуй, единственная неточность, позволительная художественному произведению. А в остальном все было как в книге: и груз «электрохимического оборудования», отправленный железной дорогой на завод Круппа, и ваш покорный слуга с группой специалистов в роли «сопровождающих», и даже количество фальшивых «химических агрегатов», среди которых были замаскированы оба «Слоненка», у автора указано верно. Подмена документов, согласно которым груз отправился в заранее выбранные точки промышленного гиганта, подготовка устройств к активации и поспешное, но не привлекающее внимания возвращение. Все это проходило на фоне растущего напряжения в советско-германских отношениях. После речи Геббельса и ультиматума Молотова никого не удивило, когда в ночь на последнее весеннее воскресенье посты воздушного наблюдения Германии засекли несколько самолетов, на максимальной высоте пересекающих границу со стороны СССР. Удивило всех то, что произошло после этого. Самолеты, не несущие никакого бомбового груза, смогли с легкостью пройти все системы ПВО, долететь до цели, и… в этот тщательно рассчитанный момент сработал таймер, установленный нами на «Д-50.01». Взрывы произошли на поверхности земли, поэтому радиус поражения был меньше, чем в Монголии, но зато вокруг были промышленные здания, склады, химические и топливные хранилища. То, что не смогла сделать ударная волна, доделали пожары. Дальнейшее, думаю вам хорошо известно. Заявление правительства СССР о пресечении имперских поползновений нацистской Германии, несколько молниеносных войсковых рейдов. И главное – то, что сейчас назвали бы «рекламной компанией» нового оружия – чествование героев-летчиков и авиастроителей, выход на экраны популярных и художественных фильмов, посвященных атомной энергии, книг о ней же. То, что и фильмы, и книги не содержат никакой достоверной информации, понимали мы – те, кто работал в этой области. Весь же остальной советский народ знал, что у СССР теперь есть «ядерный меч», достойный преемник того самого меча, которым грозил захватчикам еще Александр Невский: «Кто к нам с мечом придет – тот от меча и погибнет!». Спустя восемь лет кое у кого возникло желание проверить этот меч на прочность, но наши инженеры и конструкторы – это время тоже не сидели без дела. Третий, и надеюсь, последний взмах меча обеспечил нашей стране почти полвека мира и процветания. Да и не только нашей стране, если приглядеться… прогрохотавшая в начале века Мировая война так и осталась уникальным и уродливым событием в человеческой истории. И очень надеюсь, что спустя много лет она по-прежнему будет оставаться Великой и никогда не станет Первой.

Аплодисменты, которыми провожали сходящего с трибуны докладчика, свидетельствовали, что собравшиеся в зале пионеры искренне разделяют эту надежду и со временем приложат все усилия к тому, чтобы она осуществилась.

Трудовых и научных подвигов хватит и на их долю.