Нация осмысленно участвует в информационном обмене, имеет общее имущество (территории, ископаемые, материальные ценности), которыми распоряжается в собственных интересах. Развитая нация всегда имеет органы управления, которые подпирают государство, контролируют и даже заменяют его, если то коллапсирует (как оно должно было случится в нашем 1917 или 1991). В критических ситуациях нация отстаивает свою территорию и материальные ценности, возможно сдавая под напором непреодолимой силы то, без чего легче обойтись, но до последнего отстаивая стратегически важные пункты, порты, аэродромы, дороги, шахты, нефтяные вышки, транспортные и информационные магистрали, золотой запас, и, конечно, своих людей – всё то, что составляет национальный организм.
В успешно функционирующих многонациональных государствах (например, в Бельгии) нация участвует в выработке баланса интересов с нациями-сожительницами.
Первый признак пробуждения нации – это создание национального информационного поля. Если о погроме русских на окраине страны или о вымирании какой-нибудь русской деревни в центре станет известно по всей России, значит информационное поле функционирует. (Гонцам с вестями сегодня не надо пробираться через непролазные леса как в 1612, техническая скорость информационного обмена уже практически сравнялась с физически возможной.) Системы информационной защиты (нациммунитета) должны мгновенно реагировать на болезнетворные вирусные коды.
Второй признак пробуждения нации – способность наложить руку на свои имущества. Тогда и закончится 150-летний отток русских ресурсов на вампирствующий Запад. Только нация может положить конец бесцельному изнурению народа и поломать сосущую вампирскую горизонталь.
Третий признак – принятие на себя ответственности. Нация не может сваливать свои проблемы на государство. Нельзя требовать от государства, чтобы оно защищало права нации или ее материальные и духовные ценности, если сама нация этого не делает. (В перспективе государство, некогда созданное нацией, должно быть, так сказать, национализировано.)
Четвертый признак пробуждения нации – это ее открытость, способность впитывать самые различные этнические элементы, не отвергая кого-либо из-за цвета глаз, формы носа и прочей «косметики». «И собрашася разные народы – и варязи во Киеве и прозвашася „русь“». Нация не равняется этносу, точно также как и нервная система не равняется телу. И попытка поставить этнос над нацией (этнонационализм) – это то же, что ставить мыщцы и кости выше мозга.
Пятый признак нации – это национальный эгоизм или умение поддерживать гомеостаз за счет повышения энтропии во внешнем мире. Использование невосполнимых природных ресурсов, загрязнение воды и воздуха, изъятие накоплений, износ моральных и физических сил народа – все это должно происходить, при необходимости, не внутри национального организма, а за его пределами. В мире конкурирующих социальных видов, также и в животном мире, нет места интеллигентности и благородству. И русские, за последние восемьсот лет, достаточно уже испытали это на своей шкуре.
Культурный человек должен был непременно националистом. Хотя бы по одной простой причине, до сего дня нигде не создано живого вненационального языка и свободной вненациональной культуры. Очевидно, что вненациональный язык в виде «упрощенного английского» сокрушает выработанную русским языком структуру мышления, заполняя освободившееся место чужими штампами, стереотипами и информационными вирусами. (К сожалению, рамки статьи не позволяют остановиться на коренных отличиях английского и русского языка; замечу только, что английский – это т. н. аналитический язык, где грамматическое и смысловое значение существует лишь на уровне целого предложения, а русский – это синтетический язык, в котором отдельное слово несет полную грамматическую и смысловую нагрузку; так что русский язык изначально обладает «свободой слова»). Так и массовая культура, созданная на калифорнийских компьютерах, лишь «передовой полк» тоталитарной рыночной экономики, превращающий человека разумного в потребляющего примата.
«Мой левый фланг разбит, мой правый фланг разбит, перехожу в наступление», – сказал французский командующий во время битвы за Париж в августе 1914. И что самое интересное, он победил.