До глубокой ночи в замке маркиза стоял стук и звон – оружейники ковали, точили, клепали – готовя оружие и подгоняя доспехи. На конюшнях конюхи осматривали и чистили боевых коней, но это делалось на всякий случай, так как согласно условиям поединка мы должны были сражаться пешими. На вечерней молитве в часовне замковой церкви, мы, все десять человек, сначала исповедовались, а потом получили отпущение грехов у отца Августина. Выйдя из церкви, я постоял некоторое время на замковом дворе, подставив лицо свежему вечернему ветерку, который приятно обвевал кожу после удушливой, жаркой и насквозь пропитанной ладаном и благовониями, атмосферы церкви. Конечно, я, как и любой человек надеялся, что завтра из этой рубки выйду живой и… здоровый, но как говорится: «человек предполагает, а Бог располагает».

«Если мне завтра… не повезет, то надо составить, как тут говорят, духовное завещание. Кстати, если я, завтра, умру, как со мной там дела обстоять будут? Интересный вопрос, но, к сожалению, ответ я смогу получить… Ладно, хватит похоронного настроения. Да и чего стоять, надо идти улаживать дела на грешной земле».

Подойдя к деревянному бараку, приткнувшемуся у замковой стены, открыл дверь. Вошел. Это помещение было выделено отряду лучников, который последовал за мной, как за своим командиром. Огляделся. Большинство спало. Только небольшая группка лучников при неярком свете свечей играла в кости на дальнем конце длинного стола, а на ближнем, в ожидании меня, сидело четверо: Джеффри, Сэм, Уильям и Лю. Они знали, зачем их позвали, поэтому вопросов не задавали, а молча, ждали, что я им скажу.

– Ну, что, парни, слушайте мою последнюю волю. Сэм, Уильям, моя смерть разрывает наш договор. Я договорился, что никаких препятствий люди маркиза либо другого дворянина, вам чинить не будут, дав уйти спокойно.

Это я сказал к тому, что замок маркиза, был переполнен людьми, которых привели с собой каждый участник поединка. Среди которых было немало людей, кто участвовал в войне и имел невыплаченный счет к англичанам, а к английским лучникам в частности. Нетрудно был заметить в их глазах блеск ненависти и жгучее желание отрезать большие и указательные пальцы на обеих руках, чтобы никогда проклятый англичанин не смог держать лук и натянуть тетиву!

– Благодарим, ваша милость. Надеемся, что удача и Господь Бог будут завтра на вашей стороне. После того, как они ушли, снова наступило молчание. Нарушил его опять я:

– Лю, это касается тебя и твоего брата. В случае моей смерти, Джеффри выплатит вам по двести золотых дукатов. Лошади, оружие, все, что у вас есть, оставляю вам.

– Мы высоко ценим вашу заботу о нас, мой господин. Память о вас в наших сердцах останется навечно. Я даже немного смутился от столь высокопарных слов:

– Спасибо, Лю, а теперь посиди в стороне. У меня к тебе будет еще разговор. Когда мы остались вдвоем с телохранителем, я сказал:

– Ну, что Джеффри. Кроме тебя у меня никого нет, поэтому ты становишься моим наследником. Когда получишь по расписке деньги, лежащие у итальянцев, то тысячу из них отдашь Джону Фовершэму, остальные оставишь себе. Бочонок с золотом – тоже твой! Осядешь, семью заведешь… Впрочем, не мне тебе советовать, у тебя своя голова на плечах есть. Когда увидел, что Джеффри хочет что-то сказать, я не дал ему этого сделать. – На этом все! Лю, подойди! У меня к вам обоим есть разговор.

На следующее утро, сев на лошадей, мы поехали на место поединка. Помимо оруженосцев за каждым из рыцарей, участников поединка, ехала свита, состоявшая, по меньшей мере, из десятка телохранителей и пажей. Меня же сопровождали только двое лучников. Прибыв на место будущей схватки, я увидел, что это большая поляна, стоявшая на краю дубовой рощи, которая огибала ее с севера и востока. С двух других ее открытых сторон, слуги, приехавшие раньше, сейчас устанавливали шатры, один из которых, как я уже знал, будет отведен под лазарет. Огляделся. Помимо участников сражения, здесь уже находилась большая группа дворян, представлявшая собой самые известные и богатые рода этой части южной Франции. Насколько я знал, они не являлись официальными судьями поединка и не могли вмешиваться в его ход, но именно они будут решать, и оценивать действия рыцарей на месте схватки, а также силу, храбрость и великодушие каждого из двух претендентов на руку графини. Так же будет оценен каждый из участников схватки, как живой, так и мертвый, чтобы затем разнести о его славе или позоре по всей Франции. Именно для этого были приглашены три писца, которые должны были зафиксировать все, до последней детали, события этого необычного поединка. Судя по количеству знатных дворян – по меньшей мере, треть Франции знала о схватке. Наверно поэтому сейчас среди дворян находился представитель короля Франции, граф Филипп де Гарош, несмотря на то, что подобные поединки были запрещены королевским указом.

В группу маркиза входило три его близких родственника и четыре близких друга. Я не был, ни тем и ни другим, но и наемным бойцом назвать меня нельзя, хотя такой в нашем отряде присутствовал. Барон Гийом де Монтабан, как мне сказали, отменный воин, собирался продемонстрировать свою воинскую выучку за деньги. Настоящий гигант, он в качестве оружия использовал тяжеленную шестидесятифунтовую булаву. Еще один из друзей маркиза Жоффруа де Комлен был вооружен обоюдоострым топором, но все остальные, и я в том числе, предпочли мечи. Пару дней назад нашей группой была опробована тактика, которой мы решили придерживаться во время схватки. Ее суть заключалась в том, что трое из рыцарей выступают в качестве телохранителей маркиза, сдерживая по мере сил желающих увидеть цвет его крови, остальные же атакуют противника и по возможности пытаются убить другого претендента на руку молодой вдовы. Мне предстояло выступать в качестве атакующего бойца.

Только мы подъехали, как от команды судей отделился седовласый дворянин с чеканным профилем. Подъехав к нам, представился:

– Граф Филлип де Горош, господа. Господин маркиз, я слышал о вас много хорошего, поэтому от всей души рад приветствовать вас и ваших храбрых и благородных друзей. Я не судья, так как их здесь просто не должно быть, но зато есть должность распорядителя, скажем так, турнира, которую хозяева здешних мест столь любезно предоставили мне. Надеюсь, с вашей стороны возражений не будет?

От имени нашей группы выступил маркиз и заверил графа, что лучшей кандидатуры, чем граф, трудно найти не только во Франции, но и во всем мире, после чего граф продолжил свою речь:

– Других господ представлять не имеет смысла, потому что они, как и я, не являются официальными лицами, а прибыли сюда только для наблюдения за тем, насколько действия воинов будут соответствовать кодексу рыцаря и дворянина, чтобы затем каждому воздать по заслугам! Господин маркиз, вы ничего не хотите поменять в условиях поединка? Если ваши требования окажутся справедливыми и не получат возражений со стороны ваших противников, то мы примем их. Итак, я слушаю вас, маркиз Антуан де Сент-Пари.

– Благодарю вас, господин граф. Меня и моих благородных друзей все устраивает. Куда вы нас определите и что мы должны знать?!

Граф показал рукой на место в дальнем конце поляны, где мы должны стать, а затем передал нам указания, которых мы должны были придерживаться:

– Сейчас вы выстроитесь ровной линией, а ваши оруженосцы образуют второй ряд, каждый со стягом – гербом своего господина. После того, как маршалы убедятся в равном количестве бойцов с обеих сторон и наличии герба у каждого из участников, вы сходите с лошадей. Оруженосцы забирают их и отводят в сторону, после чего перед каждой стороной будет отслужен короткий молебен. Потом ждете троекратного сигнала рога и начинаете сходиться! Да пребудет над вами Господь, благородные рыцари!

Только он успел произнести заключительные слова своей речи, как из-за края дубовой рощи появились всадники. Это были наши противники. Граф коротким кивком дал понять, что закончил, после чего повернул коня и направился к нашим врагам. Мы подъехали к краю поляны и выстроились в линию. Некоторое время я смотрел как граф – распорядитель напутствует наших врагов, после чего они выстроились в такую же линию, как и мы, только на противоположной стороне поляны. Не успели оруженосцы поднять штандарты своих господ, как среди группы маркиза началось оживленное обсуждение противника. Трепещущие знамена и роскошные плащи с гербами говорили моим сотоварищам на языке, который любой из них легко понимал, в отличие от меня, у которого с геральдикой были до сих пор напряженные отношения.

– Чей это щит рядом с Растиньяком – серебряное поле с двумя поперечными лазоревыми полосами? – спросил самый молодой из родственников маркиза Гюго де Марсен.

– Гийома де Тинтиньяка, – ответил Ален де Бомануар, лучший друг маркиза. – Хороший боец. Ха! Тут и серебряный крест могучего Дюбуа. Лучших противников и желать нельзя!

– Господа! Тут Каро Монжуа!! Его горностая на щите я хорошо запомнил на прошлом турнире! Посмотрим, так же хорошо он владеет мечом, как копьем!

– А этот коренастый воин с широкими плечами? Он кто? Его щит – черное с серебром! – продолжал любопытствовать Гюго де Марсен.

– Дьявольский огонь! Да это Ив «Железная грудь»! Ив Рагеналь! От его двухручного меча мало кто уходил!

– А у Растиньяка миланская броня! Видите, как закруглены…!

Тут затрубили герольды, разом прервав все разговоры. Главный маршал, выехав в центр поляны, зачитал список участников поединка, при этом был описан герб каждого дворянина. Снова затрубили герольды. На середину луга выехал представитель французской короны, граф Филлип де Горош:

– Благородные рыцари!! Идите по пути чести и благородства!! Отриньте личную вражду и следуйте обычаям рыцарства, завещанными вам отцами и дедами!! Схватка будет длиться до того момента, пока барон де Растиньяк или маркиз де Сент-Пари не будут убиты!! Раненые и умирающие остаются на месте схватки до полного ее окончания!! Всякий, кто попытается вмешаться в схватку – будет убит!! Дворянину отрубят голову, простолюдина ждет петля!! Герольды!!

Вновь затрубили рога. По знаку двух маршалов мы слезли с лошадей и преклонили колени перед священником, а тем временем оруженосцы обеих отрядов отвели лошадей на свой край поля. После короткого молебна, мы встали с колен и собрались вокруг нашего предводителя, маркиз Антуана де Сент-Пари, который обратился к нам со следующими словами:

– Господа, что бы с нами не случилось, я благодарю вас за то, что вы встали со мной плечом к плечу! Проявим сейчас себя так, чтобы потом наши имена передавались из уст в уста, а слава о нас гремела по всей Франции! Пусть же честь, отвага и доблесть станут нашим знаменем! Его короткую напутственную речь завершил наш троекратный выкрик – девиз:

– Сент-Пари!! Сент-Пари!! Сент-Пари!!

С другого конца поля, почти одновременно с нами, послышался многоголосый крик наших врагов:

– Растиньяк!! Растиньяк!! Растиньяк!!

Троекратно протрубил рог и тут же следом раздались резкие металлические щелчки – опустились забрала шлемов. Теперь, нас с головы до ног, закованных в сталь, можно было отличить только по плащам с гербами, по форме лат и гребням шлемов. Несколько секунд обе наши группы стояли, замерев, с оружием в руках, в полной тишине, словно выжидая, у кого первого не выдержат нервы. Затем где-то лязгнул металл, и обе группы бойцов бросились навстречу друг другу настолько быстро, насколько позволяли тяжелые доспехи. Мы сошлись на середине поляны, под оглушительный грохот и звон, как будто два десятка кузнецов разом ударили по своим наковальням. Лязг отдался гулким эхом в моем шлеме, но в следующее мгновение окружающий мир исчез – мой клинок столкнулся с мечом Каро де Монжуа. После пары ударов я применил отработанный и хорошо зарекомендовавший себя прием. Приняв на меч очередной удар француза, я сделал вид, что поскользнулся, и моя рука дрогнула. Когда тот увидел, что я пошатнулся, полный воодушевления, нанес мне новый удар, я предугадав направление, резко ушел в сторону, пропуская клинок противника мимо себя. Французский рыцарь, не встретив сопротивления, на какое-то мгновение потерял равновесие и не сумел вовремя встать в защитную позицию, попав сам в ту же самую ловушку, что готовил для меня. А мой клинок описав дугу, уже стремительно падал на пышный пучок перьев, закрепленный на шлеме рыцаря. Выставленный наспех клинок Каро де Монжуа ослабил удар, но закаленная сталь отбросила его, обрушившись на голову рыцаря. Из-под шлема вырвался хриплый крик боли. Следующий удар для оглушенного француза должен был стать смертельным, но на его и мое счастье, край моего глаза успел уловить отблеск клинка нового противника. Отскочив в сторону, мне, в свою очередь, пришлось уйти в оборону. Отбивая один из ударов наседающего на меня рыцаря, я вдруг услышал пронзительный крик смертельно раненого человека. Так я никогда и не узнал, что первой жертвой этой схватки, впоследствии названной «битвой двадцати», стал наш самый молодой рыцарь, родственник маркиза, Гюго де Марсен. Он попал под вихрь ударов двуручного меча Ива «Стальной груди», один из которых прорубил стальной воротник и разрубил артерию на шее. Его смерть тут же наполнила воздух торжествующими криками наших врагов:

– Растиньяк!!

Только успели воспламениться сердца наших противников своей первой победой, как палица барона Гийома де Монтобана нашла свою жертву. Один из сторонников барона рухнул на землю с проломленной головой, теперь уже под радостные крики нашей партии.

Моя оборона продолжалась недолго. Один из родственников маркиза пришел мне на помощь, напав на моего противника. Не успел я перевести дух, как меня атаковал рыцарь с булавой. Мне ничего не оставалось, как только выбросить руку с мечом и попытаться попасть в щель забрала, но я промахнулся. Меч скользнул по шлему, и ничто больше не могло остановить падающую на мою голову палицу,… но я не хотел умирать. Только поэтому я упал до удара, вопреки кодексу рыцарской чести и достоинства, согласно которому, если рыцарь и должен погибнуть, то, глядя смерти в глаза. Впрочем, это не настолько существенное отступление от правил и на него вполне можно не обращать внимание, если бы дело не заключалось в другом. Падение на землю в тяжелых доспехах во время схватки, ведущейся не на жизнь, а на смерть – это практически поражение, а значит, смерть. Рыцарь, поверженный на землю, становиться легкой добычей для противника. Все это я знал, но предпочел… Впрочем, это был не совсем я, и даже не страх в эти мгновения двигал мной, а инстинкт самосохранения. Именно он заставил броситься меня на землю.

Тяжелая палица не встретив сопротивления, попыталась утянуть своего хозяина к земле и только в последний миг, рыцарь сумел удержаться на ногах, но парировать смертельный удар напавшего на него Гийома де Монтобана был уже не в силах. Мощный удар смял шлем противника, и тело сторонника Растиньяка, как подкошенное, рухнуло на землю, рядом со мной. Поднимаясь, я видел, как рыцарь конвульсивно дернувшись пару раз, безжизненно замер на траве, широко раскинув руки. Как ни коротка была расправа барона де Монтобана над противником, мне все же удалось под прикрытием его мощной фигуры встать на ноги. Вскинув меч, я кинулся на ближайшего сторонника Растиньяка. В последний момент тот успел развернуться и я понял, что судьба меня опять столкнула с Каро де Монжуа. У него хватило сил, чтобы отразить мой первый удар, но это стало его единственным успехом. Вторым ударом я вдребезги разнес его забрало, а затем рубанул по залитому кровью лицу. Я даже не успел прочувствовать радость победы, как неожиданная вспышка боли в плече сотрясла мое тело от макушки до пяток, заставив хрипло закричать. Удар оказался настолько неожиданным и болезненным, что на короткое время я выбыл из этого мира, полностью поглощенный пронизавшей меня болью. Как дальше сложилась бы моя судьба, нетрудно догадаться, если бы на помощь не пришел топор де Комлена. Я не видел начала их поединка, а только конец. Напавший на меня рыцарь надрывно кричал от дикой боли, пока его крик не оборвал новый удара топора, раскроивший шлем вместе с головой его хозяина.

Партия Растиньяка проигрывала этот бой. Единственный оставшийся фаворит барона Ив «Стальная грудь» с трудом, отступая, отбивался сразу от двух рыцарей. Маркиза и Гийома де Монтобана. И тут вдруг неожиданно раздался, чуть ли не взрыв негодующих криков, причем неслись они не с места схватки, а со стороны зрителей. Это было настолько неожиданно, что я замер. Вслушался, и как только понял в чем дело, резко развернулся, чтобы увидеть происходящее своими глазами. Ведь случилось невероятное – один из бойцов Растиньяка бежал с поля боя. Этот невероятный проступок разом остановил все движение на поляне.

Передышка пришлась очень даже кстати, так как думаю, что все участники схватки едва держались на ногах. Впрочем, я не мог сказать за всех, но со мной дело обстояло именно так. Легкие ходили ходуном, сердце стучало, как молот кузнеца, а в мышцы, казалось, залили свинец. К тому же из-за глухого шлема на голове мне казалось, что нет притока свежего воздуха, и я сжигаю в своих легких последний глоток. Пот заливал глаза. Тряхнул головой, пытаясь хоть так сбросить капли пота, после чего попытался сосчитать, сколько осталось французов на ногах.

«Один, второй, так… «Стальная грудь», еще этот… как его… А! Тинтиньяк! И… Ох! Мать твою! Не может быть!».

Только что освистанный беглец возвращался на поле боя,… на коне. Я не знал, кто придумал этот подлый маневр, сам беглец или он сделал по прямому приказу Растиньяка, но мои губы сами по себе выразили то, что я сейчас чувствовал:

– Ну, суки! Ну, ублюдки, теперь держитесь!

Эти несколько секунд растерянности нам дорого обошлись. Мы чуть не потеряли все то, чего достигли в течение трудных и долгих двадцати минут. Всадник еще только набирал скорость, мчась в сторону маркиза, стоявшего в окружении двух телохранителей, как Ив, обрушив град ударов своего двуручного меча на барона, сумел оттеснить нашего наемного бойца в сторону, тем самым, пробив брешь в защите маркиза. Увидев это, всадник, направил коня в сторону маркиза. Еще рывок. Всадник вздымает меч, готовясь нанести удар, и… в этот самый миг я ору матом, по-русски:

– Пошел на х… козел!!

Не успел я закончить, как в шею лошади ударила арбалетная стрела. Та дико заржав, вздыбилась, забив передними ногами в воздухе, а затем, хрипя, рухнула на землю, вместе с всадником. Упала удачно, прямо на Ива «Стальную грудь». Теперь растерялись наши соперники, уже готовые торжествовать победу.

Подлость врага, заставила меня, позабыв про боль и усталость, кинуться на врага. За все время схватки я не ощущал такого жгучего желания убивать, как сейчас. Вихрь ударов, который я обрушил на Тинтиньяка, одного из телохранителей барона, заставил того уйти в глухую защиту и начать медленно отступать, тем самым, дав возможность пробиться де Бомануару к Растиньяку. Одновременно с ударом меча, заставившего моего противника рухнуть на колени, над поляной раздался победный крик Алена де Бомануара:

– Победа!! Победа!!

Тут же в воздухе разнесся сильный голос графа Филлипа де Гароша, сразу подхваченный маршалами:

– Прекратить схватку!! Прекратить схватку!!

Клокотавшая во мне ярость не сразу дала мне понять, что бой закончен. Только когда я сообразил повернуть голову в сторону, все еще кричавшего Алена, и увидел его с окровавленным мечом в руке, а рядом распростертого на траве барона де Растиньяка, то только тогда понял, что это победа. Перевел взгляд на Тинтиньяка; в этот самый миг тот сделал попытку подняться, опираясь на меч, но вместо этого рухнул ничком в траву и замер. Огляделся. На поляне уже царило столпотворение; пажи и оруженосцы пришли на помощь своим хозяевам. Поднял взгляд выше. Зелень дубов и синь неба смыли с моей души остатки ярости, и я неожиданно почувствовал себя человеком, только что вырвавшегося из кошмарного сна. Где-то там осталась кровь и смерть, а здесь светит солнце и поют птицы. Жизнь. Жизнь!

«Я живой!! Живой!! Ох! Мать…! – но уже в следующую секунду радость ликования была смята дикой болью в левом плече, вместе с ней в тело вернулись усталость. Оглянулся в поисках своих лучников, как вдруг неожиданно увидел их, неловко топчущихся рядом с собой.

– Болваны! Что стоите?! Шлем снимайте! И эти чертовы доспехи!

Пока с меня снимали порубленные доспехи, я чертыхался и сыпал проклятьями. Впрочем, я был не одинок. Стонали и сыпали проклятьями, еще несколько человек, которым сейчас оказывали помощь.

Если на поле боя наступила относительная тишина, то в толпе знати, наблюдавшей за боем, крики с каждой минутой становились все громче. Я невольно прислушался. Оказалось, что дворянство пытались для себя выяснить, насколько заслужена победа партии маркиза. Я не сразу понял суть их спора, пока ее четко и ясно не изложил граф Жоффруа де Каранэ. Выехав вперед, он сказал:

– Часть из нас выражает высказанное бароном Д'Арде мнение, что конь – просто военная хитрость, а на войне все хитрости хороши! В тоже время он считает, что арбалетная стрела, убившая лошадь, нарушение правил поединка, которое сводит на «нет» победу партии маркиза! Мы же, со своей стороны считаем, что стрелу, пробившую шею лошади, тоже можно считать военной хитростью! Лично мое мнение, господа: исход боя признать победой маркиза! Все же я, как и те, кто со мною согласен, не хотим навязывать никому свое мнение, и согласимся с тем, что скажет представитель короля Франции, граф Филипп де Гарош! Представитель французской короны, так же, как и граф, выехал вперед:

– Господа! Я согласен с мнением графа де Каранэ! К тому же барона нам уже не воскресить!

Солдаты, отправленные на поиски арбалетчика, никого не нашли. Впрочем, после слов графа де Гароша поиски долго не затянулись. Обо всем этом я узнал позже, после того как побывал в палатке лекаря: у меня оказалась сломана ключица. Выйдя из палатки, я направился к шатру маркиза, где праздновали победу его сторонники, оставшиеся в живых. Тут я узнал, что из двадцати рыцарей, вступивших в схватку, в живых осталось только одиннадцать человек. Уже намного позже до меня донеслись слухи о судьбе еще двух участников поединка. Ив «Стальная грудь», на которого рухнул конь вместе с всадником, прожил чуть больше года, до конца своих дней харкая кровью, а де Комлен из-за страшной раны в бедро остался хромым на всю оставшуюся жизнь.

На следующий день после окончания поединка в замке маркиза состоялся пир. На него были приглашены как победители, так и проигравшая сторона. Длинные дубовые столы, протянувшиеся через весь центральный зал, ломились от еды и всевозможных напитков. Мне еще не приходилось участвовать в подобных пиршествах, для которых повара готовили блюда, способные не только услаждать вкус, но и радовать взоры пирующих. Взять хотя бы гигантское блюдо, в центре которого лежал большой жареный павлин в полном оперении и с распушенным хвостом, в окружении других птиц, поменьше. Все они, как одна, выглядели, как живые. Или гигантские паштеты, изображавшие крепостные башни, а блюда со сладостями изображали то холмы, на которых росли миниатюрные деревья, то озера, в которых плавали лодки, сделанные из сахаренных цукатов. Так же мое внимание привлекла небольшая охотничья экспозиция, расположенная на громадном блюде: жареный кабан в окружении, выпеченных из теста, охотников с копьями.

В промежутках между столами плясали танцоры, выдували длинные языки огня фокусники, ловко перекидывались разноцветными шарами жонглеры. Все мы, оставшиеся в живых, пятеро победителей, сидели за отдельным столом, за исключением де Комлена, метавшегося сейчас в горячечном бреду. За спиной у каждого из нас стоял паж в цветах маркиза, являясь еще одним знаком отличия от остальных гостей, а также знаком уважения нашего щедрого хозяина. Юный паж, прислуживая мне, так старался угодить мне, что скоро передо мной выросла целая груда еды. Первое время я пытался с ней справиться, но, утолив первый голод, стал просто выбирать из нее куски, наиболее аппетитные и медленно, со вкусом, их есть. За другими столами сидели графы, бароны, маркизы вместе со своими женами и любовницами. Все они разговаривали, пили, ели, слушали музыкантов, смотрели на фокусников. И снова пили, ели…

Лениво оплывают толстые восковые свечи, сотнями огоньков прилепившиеся к люстрам и канделябрам, ровно гудит пламя в гигантских каминах. За узкими окнами зала, забранными цветными витражами, постепенно воцарились сумерки. Вначале мне было весело и интересно, и время шло быстро, но потом мне стало скучно. Просто так взять и уйти я не мог, так как это могло оскорбить хозяина замка – маркиза Антуана де Сент-Пари. Сдерживая свое раздражение, я еще какое-то время потратил на разглядывание разноцветных нарядов французской знати и глубоких декольте их дам, пока, наконец, не встал сам хозяин и не пригласил гостей пройти во двор, где для них было приготовлено большое представление. Воспользовавшись этим, я подошел к маркизу и, сославшись на перелом, сказал:

– Дорогой хозяин, надеюсь, вы не будете возражать против моего отсутствия. Мне хочется просто отдохнуть.

– Если вы разрешите, эсквайр, я вас немного провожу.

Я склонил голову в знак согласия, но в душе удивился проявлению подобной вежливости, которая, впрочем, быстро объяснилась, только мы отошли от веселящейся толпы на два десятка ярдов.

– Томас, я не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо. Вы мне помогли уже дважды. Если за свое освобождение я с вами в расчете, то теперь, похоже, перед вами я снова в долгу. Мы не близкие друзья и вряд ли ими будем, пока между нашими странами идет война, но все же я хочу выплатить вам хоть часть долга, перед тем как вы уедете, – увидев на моем лице несогласие с его словами, резко сказал. – Подождите! Я не все сказал! Позвольте намекнуть на некоторое совпадение, которое даже в тот час не ускользнуло от меня. Вы тогда что-то крикнули на варварском языке, и тут же прилетела арбалетная стрела. Странное совпадение, не правда ли, эсквайр?!

– Странное, согласен, но не более того, господин маркиз.

– Но стрелы просто так не прилетают. И спасение не приходит просто так, – при этом он испытующе посмотрел на меня.

– Все в руке Божьей.

– Гм! Ладно. Скажу только, что эта стрела решила не только исход схватки, но и соединила навечно любящие сердца.

– Маркиз, вы не только великолепный воин, но, и похоже, поэт в душе. Вы не пробовали писать…

– Не хотите говорить на эту тему – не надо. Свой долг благодарности я определю сам.

– Вы излишне добры ко мне. Через несколько дней я уеду и думаю,… мы с вами больше никогда не увидимся.

– Вы чудной человек, Томас Фовершэм. Сразу говорю, это не оскорбление, а не понимание вас, эсквайр. Еще в замке Живодера я заметил кое-какие странности за вами. Вы старались быть хозяином замка, но не были им. Вы дворянин, в этом у меня нет сомнений. В вас есть внутренне благородство, которое отличает таких как мы, от людишек подлого звания, и в то же время некоторые стороны вашего поведения наводят на мысли о том, что на ваше воспитание повлияло нечто такое,… гм… даже не знаю, как это выразить словами. Если сказать проще, то с человеком, подобным вам, меня еще не сводила судьба.

«Вот блин! А маркиз оказывается у нас еще и психолог – любитель! Уловил, собака, что я – это не я. К тому же сумел соединить мой мат и стрелу, посланную Лю. Но, черт возьми, что не говори – я молодец! Подстраховался, что надо!».

– Маркиз, что вы хотите от дворянина из захолустья?

Тот некоторое время смотрел мне прямо в глаза, словно пытаясь прочитать мои мысли, а потом усмехнулся и сказал:

– Конечно! Как я сразу не подумал? Конечно! Глушь! Провинция! Не буду вас больше задерживать! Отдыхайте Томас, вы это заслужили! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, господин маркиз!

Развернувшись, маркиз в сопровождении двух телохранителей пошел обратно, я же в сопровождении слуги, освещавшим мне путь факелом, пошел дальше, в свою спальню.

Спустя четыре дня, во главе отряда лучников, я покинул замок гостеприимного маркиза. До границ владений нас сопровождал отряд его солдат. Лучники, засидевшиеся в замке, сейчас бодро шли по дороге, перебрасываясь шутками. Уже под вечер, я распрощался с сержантом, возглавлявших солдат маркиза, после чего те отправились обратно. Ночевали в открытом поле, а рано утром снова пустились в путь. Солнце стояло в самом зените, когда впереди показался постоялый двор. Лучники узнав, что их ждет нормальный отдых и горячий обед, тут же прибавили шаг. Будучи хорошо знаком с обстановкой и местными настроениями, я не рассчитывал на теплый прием, но то что мы увидели было нечто особенным. Люди выскакивали из дверей трактира, вскакивали на лошадей и во весь опор неслись в противоположную от нас сторону. Нетрудно было сделать вывод, что люди спасаются от нас. Когда мы подошли вплотную к гостинице, нас встретила крепко запертая дверь, а из-за прикрытых ставен таращились испуганные глаза. Я посмотрел на Джеффри, а потом на Сэма.

– Вы что-нибудь понимаете? Джеффри только недоуменно пожал плечами:

– Нет, господин. Зато командир лучников, похоже, сразу смекнул в чем дело:

– Сэр, эти крестьяне разбежались из-за того, что признали в нас англичан, – наткнувшись на мой недоумевающий взгляд, он тут же продолжил свое объяснение. – Я хотел сказать, что они подумали о том, большом отряде английских лучников, вышедших вперед нас. Мы даже думали нагнать парней по пути, но задержались у замка Живодера.

– Куда те направлялись?

– Как мы слышали – в Италию. А есть, пить хочется, поэтому они по пути вполне могли грабежами заняться.

– Судя по тому, как нас встречают – они уже здесь были.

– Нет, сэр. Если бы они здесь были – тут бы одни головешки остались. Скорее всего, они промышляют в этих местах. А постояльцы, завидев нас, приняли за них! Эх, найти бы этих ребят! Какая бы сила вместе собралась!

– Сэм, а почему бы тебе не поискать их, а потом вместе не пойти в Италию?

– Нет, сэр! Да наши парни мне голову открутят, если из-за моих глупых слов мы расстанемся!

– Что так?

– Вы отличный воин, сэр. И человек хороший…

– Гм! Господин, разрешите сказать?

– Говори, Джеффри!

– Лучники вас держат за счастливчика, господин! Вы для них сейчас вроде талисмана!

– Ха-ха-ха!! Не могу! Талисман!! Ха-ха-ха!!

Мой смех разрядил в некоторой степени сгустившееся напряжение. Ставень слегка отодвинулся, и из-за него показалась половина мужской физиономии. Некоторое время эта половина смотрела на меня, сгибающегося от хохота, затем перевела взгляд на спокойно стоящих поодаль лучников. Видно мое веселье и бездействие свирепых англичан несколько успокоили владельца головы, после чего та показалась полностью. Я увидел грязные сальные волосы, обрамляющие круглую физиономию с большим мясистым носом и толстыми губами. В его взгляде нетрудно было прочитать следующее: «Если смеетесь, значит грабить, и поджигать не будете?! Или я ошибаюсь?».

Встретившись с ним взглядом, я помахал ему рукой и как можно дружелюбней закричал:

– Эй!! Хозяин!! Ты нам не нужен!! Мы собираемся напасть только на вино и мясо!! Пусть они нас бояться!! Хозяин!! У меня есть деньги!!

Еще спустя полчаса, нагруженные провизией и вином, лучники отправились в лежащую неподалеку рощу, а мы, с Джеффри, остались ночевать в гостинице.

Разбудил меня глухой шум. Привычка к разного рода опасностям заставила меня быстро вскочить и выхватить из ножен меч, после чего я прислушиваться. Шум не утихал. Я стал быстро одеваться. Когда дверь дернули, я уже был готов, только мечом осталось подпоясаться. «Что на этот раз?..».

– Господин! – раздался из-за двери голос Джефри. – Французы подъехали! Большим отрядом!

– Сейчас выйду!

Торопиться уже нужды не было, поэтому я неторопливо подпоясался, затем проверил, как выходит из ножен меч. Это стало такой же стандартной операцией перед подобными встречами, как раньше брошенный взгляд на часы в ожидании запаздывающей подруги.

Вышел из своей комнаты, стараясь выглядеть невозмутимым, но сердце так колотило в грудную клетку, как молот не колотит о наковальню, а внутреннее чутье в тон моему сердцу говорило, что пахнет реальной опасностью.

Я вышел на крыльцо, когда французы начали спешиваться. Судя по флажкам – гербам, болтавшимся на пиках оруженосцев, в отряде было четыре дворянина. Быстро пробежал глазами по рядам солдатам и понял, что отряд сборный. Каждый из этих дворян привел с собой свою дружину.

«Навскидку, их… человек шестьдесят. Что же их собрало вместе? Надеюсь, что не я!». Выйдя вперед, сказал:

– Рад видеть вас, господа!

У двоих из них, худощавого брюнета и полного шатена, в глазах явно сквозила настороженность с намеком на враждебность. Эти, похоже, признали во мне англичанина, а значит, врага. Третий дворянин, с бледным, худым лицом и нелепыми длинными усами, смотрел на меня флегматично и недовольно, но у меня почему-то создалось впечатление, что это недовольство не имеет ко мне никого отношения. Я бы сказал, что у него болит либо желудок, либо какие-то другие внутренние органы. У четвертого дворянина было богатырское телосложение, но задорный взгляд мальчишки, да и по годам он ненамного превосходил младшего из де Ге. Залихватски подкручивая жидкий ус, он старался выглядеть этаким бравым молодцом.

После короткой паузы, последовавшей за моими словами, мне ответил брюнет. Его тон, полный враждебности, только подтвердил мою наблюдательность.

– Господин изволил прибыть к нам из Англии?

– Вы очень наблюдательны, шевалье.

– О! Так он проклятый англичанин! – столь непосредственно выразил свое удивление юнец.

– Похоже, что так, – подытожил общее мнение полный шатен. – Теперь хотелось бы узнать, каким ветром занесло англичанина так далеко?

– Еду в Италию, господа!

– Так вы из тех наемников, которые бегут туда, откуда громче раздается звон монет? – брюнет старался как можно больше накалить обстановку.

– Можно сказать и так, милостивый государь.

– Мне хотелось бы знать, имеете ли вы какое-то отношение к банде лучников, которые уже две недели терроризируют нашу округу? – наконец открыл рот флегматик.

– Нет. Но если вы соизволили заметить, то я гербовый дворянин и если вы меня в чем-то обвиняете…

– Граф Шарль де Монтиньяк… Флегматик неожиданно резко оборвал начавшего говорить мальчишку:

– Предпочитаю говорить за себя сам, Анри! Даже наши родственные отношения не дают тебе такого права!

– Но, дядя!.. – наткнувшись на строгий взгляд, племянник предпочел замолчать.

За это короткое время я уже успел составить психологический наброски характеров на всех четверых. Флегматик, имевший вес в этой компании, казался самым спокойным и рассудочным человеком из всей компании. Исходил я из того, что двое забияк, шатен и брюнет, которым явно хотелось скрестить со мной мечи, после того как в разговор вступил граф, не произнесли больше ни слова. Эти тоже были просты и понятны, как и молодой Анри – искатель подвигов.

Граф некоторое время внимательно рассматривал меня, перед тем как снова заговорить:

– Мои слова не обвинение, а просто вопрос. Я так понимаю, что вы в наших краях недавно. Если не секрет: откуда едете?

– Из замка маркиза Антуана де Сен-Пари.

Подобным заявлением я указывал на дружбу с маркизом, чтобы тем самым погасить возможный конфликт в зародыше. Того и гляди нарвешься на дерзость, а там и до поединка недалеко. А оно мне надо?

– Подождите! Не вы ли тот самый англичанин, участник «схватки двадцати рыцарей»?! – тут же влез с вопросом неугомонный юнец.

Я еще не слышал подобного названия, но догадаться о чем идет речь, было нетрудно.

– Да, сударь. Это я. Шатен помрачнел и сказал:

– Барон де Растиньяк был хорошим человеком и отличным воином.

Похоже, он еще не терял надежды на поединок со мной. Брюнет же в отличие от него, наоборот, потерял воинственность, сменив ее на любопытство:

– Я много слышал об этой схватке! Но из первых уст – ни разу! Извините, что сразу не представился! Барон Жоффруа де Кленсо!

– Эсквайр Томас Фовершэм, сын барона Джона Фовершэма.

– Граф Шарль де Монтиньяк. Это мой родной племянник, Анри де Монтиньяк.

– Гийом де Шатале, – буркнул шатен.

– Вы знаете, эсквайр, – тут же снова заговорил барон, после того, как наше знакомство состоялось, – как только я узнал, что в рядах сторонников маркиза оказался англичанин, а он их на дух не переносит, то сразу подумал: за какие заслуги?! У нас, что мало своих храбрых и сильных рыцарей?! Пожалейте меня, скажите быстрее, почему он остановил свой выбор на вас?! Я сгораю от любопытства!

– Вы про Живодера слыхали?!

– Про этого стервятника, позор французского дворянства, кто не слышал! – тут же прокомментировал мои слова барон де Кленсо. – Ничего! Придет время и его голова скатится с плеч!

– Это уже произошло!

Когда сразу четыре лица принимают сразу изумленное до предела выражение, что выражается в широко открытых глазах и отвисших челюстях, это выглядит довольно комично. В другое время я бы, наверно, захохотал, глядя на их ошарашенные лица, но за их спинами было не менее полусотни вооруженных людей, поэтому я воздержался. Первым пришел в себя юнец Анри.

– Вы сразили Живодера?! Святые ангелы! Дядя, мы должны пригласить его к нам в замок! Мы должны услышать об этом собственными ушами!

– Вы, сударь, прямо герой! – сказал граф, когда его челюсть вернулась на место. – Я слышал краем уха, но не поверил. Дважды ходили за головой графа де Брассье… Гм! Даже не знаю, что и сказать. Извините меня, эсквайр за излишние подозрения! Я всецело поддерживаю приглашение моего племянника! Мы вам будем рады!

– Извините, господа, но я все же не хотел бы отягощать вас своим присутствием! Если не против, я расскажу вам все, что захотите узнать, за бокалом вина в этой гостинице.

– Нет! Извините, но у нас так не принято! Надеюсь, вы не хотите оскорбить нас, отклоняя наше гостеприимство?! – теперь на меня пошел в атаку уже де Кленсо.

– Извините, господа! Но я еще и командир отряда! Я не могу ехать куда-то, бросив своих людей на произвол судьбы!

– Мой замок расположен ближе всех от этого места. Всего в пяти лье отсюда, – проявил барон, в свою очередь, гостеприимство. – Уверяю вас, эсквайр, вы хорошо отдохнете. А мы все услышим из первых уст! Ваши люди пусть отдохнут здесь. Трактирщику будут даны соответствующие распоряжения, а завтра к обеду мы доставим вас сюда в целости и сохранности!

В принципе все остались довольны подобным решением, кроме молодого богатыря. Тот явно хотел заполучить меня к себе в гости, а когда это не случилось, откровенно обиделся. Дальше отнекиваться не имело смысла. Мысленно прокляв свою «популярность», мне только осталось изобразить вежливую улыбку и сказать:

– Хорошо. Но в этом случае господа, вам придется подождать, пока я сделаю все необходимые распоряжения.

Когда я обрисовал ситуацию перед Сэмом и Уильямом, те только кивнули головами в знак согласия. Отгуляете – вернетесь. Джеффри отсыпал с десяток монет на твердую ладонь Сэма, и мы уже были готовы уезжать, как ко мне неожиданно обратился Уильям Кеннет:

– Сэр, вы бы взяли несколько наших парней. Так на всякий случай.

Честно говоря, я уже думал об этом, но потом решил: обойдусь. И вот теперь это предложение.

– У меня есть три заводных лошади. Кто поедет?

– Я поеду, а Сэм останется с ребятами. С собой возьму Джона из Хампшира и Томаса из Ромсея. Крепкие парни и стрелки не последние!

– Хорошо. Собирайтесь. Лошади вас будут ждать у постоялого двора.