Лизл проснулась ярким утром. Ханахин лежал весь в золотом сиянии, и полнейшая тишина нарушалась лишь слабым бризом да жалобным криком чаек. Поджидая Джеймса на террасе, Лизл смотрела в сторону покрытых мхом скал.

Она чувствовала себя в какой-то эйфории. Вдыхая полной грудью запахи травы и земли, Лизл ощущала примешивающийся к ним запах моря. За высокими вязами, окружавшими поместье, ей виделась туманная синева Атлантики. Лизл думала о том, как ей будет недоставать очертания этих чудных мест, когда закончится ее отпуск, и она уедет — несмотря на (неохотно вспомнила она) ненависть к ней Хэрриет Ловелл.

— Лизл! Ты готова?

Услышав голос Джеймса, она обернулась к дому. Он стоял в дверях, и ее привлекло выражение его лица. Оно было любопытствующим и нетерпеливым, и осторожным одновременно. За его спиной она увидела неясно маячившую фигуру Хэрриет; стало ясно, что у них с Джеймсом был разговор о его планах на день.

— Поехали, — сказал он, и в его голосе было явственно слышно раздражение. — Доедем до яхты, и чуть покатаемся.

Они сели в машину и долго спускались по серпантину дороги к крошечной бухте, пока не остановились у деревянной пристани. По дороге настроение Джеймса улучшилось, и, выйдя из машины, он спросил:

— Ну, и что ты о ней думаешь?

Поначалу Лизл думала, что он спрашивает о своей тетушке, но, увидя горделивый блеск его глаз, когда он указывал на бело-голубую яхту, она поняла, что он и думать о Хэрриет позабыл. Следуя за его взглядом, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание от стройной красоты и роскоши яхты.

— Это — твоя? — с широко открытыми глазами спросила она.

— Да. Тебе нравится?

— Я подавлена.

Джеймс рассмеялся:

— Почему? Я думал, у всех людей кино есть яхты.

Лизл печально ответила:

— У меня — нет. — Глаза ее все еще не могли оторваться от этого великолепия. — Она роскошна. Как называется?

— "Крепышка".

Лизл громко рассмеялась, и глаза ее заискрились весельем:

— Ты что, шутишь?

Настроение его совсем улучшилось, и он хохотнул, взяв ее за руку и ведя на борт:

— Каков хозяин — такова и яхта. Взгляни-ка.

Он передал ей бинокль, и Лизл посмотрела вдаль. Остров Танцующих лежал примерно в шести милях отсюда, и через мощные линзы Лизл увидела два каменных изваяния, которые показывал ей Джеймс в первый день. С этой точки они выглядели еще более схожими с людьми, протягивающими руки навстречу морю, будто приглашая моряков, проплывающих мимо, в гости: совсем как мифические сирены, зазывавшие аргонавтов, что плыли за Золотым Руном. Отдав обратно бинокль, Лизл подумала, что никогда еще не ощущала такой мир в душе; такой покой и удовлетворение.

По пути Лизл заварила кофе, и они сели вместе на борту. Она чувствовала удивительное спокойствие, мечтая о целом дне впереди, который она проведет с Джеймсом, — и гадая, что ждет их на пустынном острове.

Ее размышления были прерваны Джеймсом, который положил свою руку на ее ладонь и проговорил:

— Пожалей их.

Она повернулась к нему. Красивое, умное лицо Джеймса было освещено улыбкой, и темные глаза казались сейчас почти черными.

Ее глаза задержали взгляд: они поняли друг друга. Голос ее был еле слышен:

— Почему их нужно жалеть?

— Думаю, они достойны жалости. — Джеймс посмотрел на нее долгим взглядом, а затем медленно улыбнулся той чарующей улыбкой, которая освещала все его лицо и к которой она уже начинала привыкать.

— Расскажи мне, о чем ты думаешь? О Тони?

Она оттолкнула его руку и взглянула на него недобрым, темным взглядом:

— Это нечестно!

Удивленный ее резким выпадом, Джеймс быстро выпрямился. Он поднял шутливо руки:

— Сдаюсь. Не злись, я просто полюбопытствовал.

— С чего было вспоминать о Тони? Это нечестный прием. Это коварство и лицемерие, и…

— Хорошо-хорошо, — поспешно сказал Джеймс. — Извини. Давай забудем об этом, ладно?

— Именно это я и пытаюсь сделать.

Она замолчала и взялась за кофе, почти остывший; затем откинулась на стуле и оглядела Джеймса, который молча изучал ее через стол. Он чуть-чуть усмехнулся и сказал:

— Я не хотел задевать твое самолюбие.

— Я знаю, что не хотел. Тони был последним, о ком я вспомнила бы здесь; и вдруг… не знаю отчего, но ты, не желая, вернул меня ко всему этому.

Джеймс кивнул.

— Да, понимаю. — Его вновь посетила грусть, и глаза его потемнели. — Итак, постараемся быстро сменить тему: чем ты займешься, когда окончится твой отпуск?

Лизл пожала плечами:

— Думаю, вернусь к работе.

— К работе? С Тони и всей этой толпой?.. О, прости меня, опять! Я не нарочно…

Большие карие глаза Лизл ничего не выразили. Она вытянула на столе свои длинные тонкие руки и посмотрела на пальцы. Покачала медленно головой, будто пытаясь прогнать неприятную мысль.

— Есть мысль продолжить сериал "Сестры Иудеи": высокий рейтинг и все прочее. Естественно, от меня ждут, что я и дальше буду играть сестру Розанну.

— А ты?.. Это именно то, чего ты хочешь?

— Почему бы нет? — тихо проговорила Лизл, не глядя на него. — Роль хорошая. — Она элегантно пожала плечами. — Но вряд ли съемки можно будет запустить. Я слышала, у компании опять нет денег. — Она печально улыбнулась. — Это не ново: мы вечно превышали бюджет. В любом случае, если фильм запустят, снимать мы будем во Франции: там превосходный климат для съемок.

— Во Франции? Где именно?

— В Провансе, кажется. По крайней мере, так предполагалось перед моим отъездом.

Они оба замолчали, и Лизл было хорошо видно, как он нетерпеливо постукивает пальцами по столу. Она подняла голову и увидела в его глазах ожидание: однако, встретив ее взгляд, он поспешно отвернулся и сделал вид, что изучает карту.

Через час с небольшим показался остров: столоподобные горы, гигантские массивы скал в тумане среди широкого простора океана, и тени, отбрасываемые ими, пересекали узкие лощины. Лизл стояла возле Джеймса у руля и наблюдала, как гранитные Танцоры выходят из тумана: огромные и величественные, подавляющие все вокруг себя.

— Разве это не фантастика, Лизл?

Они стояли на мостике яхты в тени нависших скал и тихий голос Джеймса звучал восторженно. Она кивнула:

— Да — но страшновато.

Он рассмеялся:

— Брось. Пойдем я покажу тебе остров.

Джеймс причалил к небольшой плоской площадке, и они вышли на крошечный кусочек пляжа, к которому спускалась крутая тропа.

Остров был маленький: три мили в длину и немного меньше в ширину. Они ступили на его суровую необитаемую землю. Джеймс рассказал Лизл, как когда-то на острове жила процветающая колония монахов. Но уже несколько столетий здесь никого не видели. Чума поразила последних из монахов более трехсот лет тому назад. Теперь единственными обитателями были реющие над головой и пронзительно кричащие чайки.

Джеймс взял ее за руку.

— Здесь есть местечко — мы зовем его охотничий домик. Пойдем, я покажу тебе. Это за скалой.

С запада дул легкий ветер, Лизл следовала за Джеймсом, постоянно открывая его с новой стороны и все время удивляясь. Они шли бок о бок, смеясь и разговаривая; Джеймс по пути показывал ей различных птиц, которые снимались с места и улетали, когда они подходили близко.

Наконец они достигли крошечного каменного строения, которое приютилось почти "на коленях" у одного из Танцующих.

Джеймс открыл тяжелую деревянную дверь, и они вошли, ступая на мозаичный пол; и их шаги отдались в пустоте эхом.

— Так это сюда ты убегаешь от жизни, когда тебе хочется побыть одному? — Лизл смотрела на него широко открытыми глазами, полными удивления. — Как здесь прекрасно, Джеймс.

Он улыбнулся:

— Пошли, покажу остальное.

Джеймс стал одну за одной открывать комнаты. Поначалу казалось, что дом — одноэтажный, и главное в нем — жилая комната, которая была меблирована тяжелой дубовой мебелью и двумя огромными диванами, поставленными в виде буквы "L" перед камином. Джеймс зажег камин, и он весело затрещал поленьями и торфом. Была в доме и кухня, и две хорошо меблированные спальни, окна которых выходили на живописные скалы неподалеку.

Но лишь затем Лизл заметила узкую лестницу, ведущую, казалось бы, в никуда. Иначе как на крышу домика выходить этот лаз не мог.

— А что там наверху? — спросила она.

Джеймс улыбнулся. Он наслаждался ее восхищением, которое было видно по ее глазам.

— Эта лестница ведет в мою студию. Вот куда я убегаю от толпы.

— А можно мне посмотреть?

— Конечно.

Она последовала за ним по узкой лестнице в помещение, которое было таким светлым и просторным, что ей показалось: она на вершине мира.

Студия была построена на крыше, широкой и плоской, и была столь удобна и просторна, что Лизл показалось, будто она смогла бы жить здесь вечно. Здесь был камин — и повсюду, насколько хватало пространства, были полотна, кисти, мольберты и палитры.

— Какое чудесное место, — сказала она, присаживаясь на широкую кожаную кушетку у камина. — Я понимаю, за что ты любишь этот остров. — Она улыбнулась ему. — Я смогла бы жить здесь всегда.

— Возможно, и будешь! — Он пристально смотрел на нее, и его глаза следили за ее реакцией. Голос его понизился до шепота. — Этот дом ждал тебя…

Он сказал это неожиданно, но не встретил отпора. Вместо этого она улыбнулась и протянула руку. Они сидели рядом, и он нежно взял ее руку, затем обнял и медленно прижал к себе. Все произошло спонтанно, и никто не проронил ни слова, чтобы не нарушить той хрупкой гармонии, что возникла между ними.

Они сидели, обнявшись, долгое время, а затем он посмотрел ей в лицо и вдохнул ее имя: Лизл.

Она знала: сейчас он поцелует ее, и поэтому задержала дыхание. Его губы медленно приблизились, и внезапно он начал целовать ее с такой нежностью и страстью одновременно, что внутри нее вспыхнуло пламя, давно разгоравшееся.

— Лизл… я… — шептал он и не мог досказать.

— Не нужно. — Она еле шептала. — Пожалуйста, Джеймс, не извиняйся. Я не хочу, чтобы ты о чем-то сожалел. — Она подняла на него глаза, и он увидел в них такую же силу страсти, что сжигала и его. — Я не… я тоже желаю этого.

— Но Лизл, есть обязательства…

Она закрыла ему рот рукой:

— Т-с-с…

Он вновь поцеловал ее, наклонившись к ней, а затем нежно поглядев в ее удивленное, с широко распахнутыми глазами лицо. Медленно, не касаясь ее ничем, кроме губ, он так нежно, так осторожно целовал ее рот, будто вновь создавал его. Поцелуй его был исполнен нежности и любви, и какого-то удивления. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать — так она желала его. Она прижалась к нему, а он целовал ее шею, губы, волосы. Она чувствовала, как в ней пробуждаются чувства, которых она не знала прежде.

И вдруг, когда она уже не могла более сдерживаться, она почувствовала, как он оторвался от нее. В его глазах были мука и боль.

— Я не имею права…

— Но…

— Неужели ты думаешь, что я смогу быть счастлив, если ты будешь принадлежать мне час, или день, или неделю? — Он покачал головой. — Мне ты нужна навсегда.

— Джеймс…

Он заставил ее замолчать, еще раз поцеловав, и затем, оторвавшись от ее губ, взял за руку. Она наслаждалась его теплом, его близостью, он наполнял ее любовью. Она свернулась калачиком возле него на кушетке и положила голову к нему на грудь. Грудь его медленно вздымалась, и она чувствовала, как ее охватывает покой и дремота.

Она любит его! Что бы жизнь ни приготовила ей — или ему — она знала, что будет любить его до конца своей жизни. Она закрыла глаза и слушала, как билось ее сердце в одном ритме с его сердцем; и, сидя здесь, на кушетке, рядом с Джеймсом, она слушала четкий ритм дождя, который начал барабанить по стеклу студии.

— Расскажи мне об этом острове, Джеймс, — тихо попросила она. — Расскажи о двух Танцующих.

— Тут не о чем особо рассказывать.

— Все равно: расскажи.

Он устроился поудобнее.

— Хорошо, если ты настаиваешь.

Она кивнула, и он с улыбкой начал:

— Никто не жил тут Бог знает сколько времени — кроме птиц да диких животных, разумеется. Остров принадлежал цистерцианцам, но они не особенно знали, по-моему, что с ним делать. Потребовалось бы много денег, чтобы заново отстроить обитель — а, кроме того, у их ордена есть огромный монастырь неподалеку, в Кэлдее. Так вот, они решили продать его — и, услышав об этом, я не задумываясь купил его.

— А Остров Танцующих — это действительное его название? Звучит не слишком религиозно.

Он усмехнулся:

— Нет. На самом деле это Остров Хэй.

— А что там о Танцующих? Расскажи!

Он поцеловал ее волосы, и глаза его сощурились в улыбке:

— Это темная история про любовь и ревность.

— Так расскажи!

Он притянул ее к себе и пробежал рукой по ее густым волосам.

— Ну хорошо. Старая легенда рассказывает, что сотни лет тому назад — когда еще остров был святилищем — молодой послушник монастыря безнадежно влюбился в красавицу с материка.

— Нужно было начать так: "Давным-давно, в незапамятные времена…", — фыркнула Лизл.

— Так ведь это не сказка, а реальная история, — шутливо пожурил он, беря яблоко из вазы.

— Прости, — сказала Лизл, тоже откусывая яблоко. — Продолжай, пожалуйста, я не стану прерывать.

— Эта леди была благородных кровей и замужем за человеком, который годился ей в отцы. Никто не знает, как же эта пара встретилась, но когда это случилось, оба обезумели от любви друг к другу. В те дни женщинам было запрещено бывать на острове, и, чтобы встретиться со своим любовником, эта леди переодевалась в мальчика и нанимала слугу, чтобы тот перевез ее на остров, когда муж засыпал к вечеру.

— Как романтично, — проговорила Лизл. Сердце ее было наполнено любовью, а фантазии — образами двух молодых любовников. — Продолжай, Джеймс. Что случилось дальше?

Он театрально вытянул руку вперед.

— Говорят, что этот домик был выстроен на том самом месте, где они встречались. Он играл на лютне, или лире, — или на чем там играли в те времена — а она танцевала перед ним. Затем они предавались любви… потом снова любви… и снова предавались любви.

— Я, кажется, ухватила суть, Джеймс.

Он вновь засмеялся, вертя в ладонях пряди ее волос:

— Чертовы счастливцы.

— Продолжай, Джеймс, — ласково обратилась она к нему. — И что с ними случилось?

Он усмехнулся и продолжил:

— К несчастью, муж красавицы как-то разузнал, что жена каждый вечер исчезает, и ему это не понравилось. Он был любопытен, этот муж — и не могу сказать, что я виню его в этом. Он был настроен решительно: в одну ночь он последовал за ней и увидел, как она переправляется на лодке. В следующую ночь он прогнал слугу-перевозчика и, переодевшись в его платье, сам переправил жену на остров.

Джеймс усмехнулся напряженному вниманию, с которым его слушала Лизл. Ему нравилось, как ее голова покоится на его плече, и нравился запах духов, исходящий от ее волос. Он тихо наблюдал за ней, пока она не проговорила:

— Продолжай, Джеймс, не останавливайся.

Джеймс продолжал:

— Нужно ли говорить, что случилось неизбежное. Когда к ней вышел любовник, и муж увидел, как его супруга изображает из себя Саломею, старый муж вышел из себя от ревности. Он увидел, что его жена так любит молодого любовника, как никогда не любила его, и совершенно обезумел. Он достал свой меч, двинулся на них, как безумец, по песку… — и… — Джеймс поднял в руке воображаемый меч и резко опустил его на подлокотник кресла, — вонзил меч в сердце молодого любовника и тот мгновенно умер.

— О, мой Бог!

Джеймс повысил голос, чтобы сделать сцену более драматической:

— Жена в истерике была распростерта на песке, а ее муж, не в силах вынести ее измены и позора, бросился в море — и его больше не видели. — Он театрально понизил голос. — Внезапно начался великий шторм. Неистовый ветер проносился над островом, завывая в горах и поднимая тучи песка, как ураган. Ветер поднимал скалы, будто спички, и бросал их в груды на берегу, нагромождая одну на другую — и они падали и уничтожали все на своем пути. Когда, наконец, шторм стих, стало видно, что лавина каменных обвалов вознесла над берегом две гигантские каменные фигуры: фигуры трагических любовников. А тела их были погребены под этими обвалами. Прошли века, но на песке навеки остались танцевать эти двое — Танцующие в песках.

— Бог мой, какая дивная история, — вздохнула Лизл и протянула руки. Затем она хихикнула и окончательно рассыпала романтизм в пух и прах: — Но она еще раз подтверждает мое мнение.

— Какое мнение? — Джеймс встал, чтобы достать из бара бутылку вина.

— О том, как опасна любовь.

Он усмехнулся, наполнив бокалы и поднеся их:

— Лизл Павла Леонтина Адрианович, у тебя нет души.

Наступил холодный вечер, когда они направились к материковой земле. Студеный ветер обдувал щеки Лизл, когда она стояла на борту яхты, напрягая зрение, чтобы уловить исчезающие очертания Острова Танцующих. Но вот он исчез из виду.

То был чудесный день. Ей казалось, что она заключена в некую яркую оболочку — а реальный мир так далек, что почти не существует.

Она почувствовала, что замерзла, и поплотнее завернулась в джинсовую куртку. Танцующие исчезли в тумане — и внезапно Лизл охватило ощущение, что и ее радужный пузырь счастья исчезнет, как только они прибудут в Ханахин.