Майк нетерпеливо дожидался Джеймса. Он мерил дорогу шагами, будто от этого зависела его жизнь.

— Ты нужен в конюшне, Джеймс. Лучше было бы пойти сразу.

И Майк сделал жест, говоривший "Следуй за мной".

— Принцесса? — Джеймс выглядел и озабоченным, и спокойным одновременно.

Майк кивнул:

— Да, она озадачила всех.

Рыжая Принцесса, старейшая породистая кобыла, начала жеребиться. Ожидалось, что она принесет жеребенка лишь недели через три, и Лизл было известно, что Джеймс волновался за исход.

— За Лайонелом послали? — спросил Джеймс.

— Да, — отвечал Майк. — Он уже здесь, и он сам послал за другим парнем, Шоном Конноли, и тот едет из Драмкеррика. Придется повозиться: кобыла немолода.

— Хорошо, пойдем. — И, потрепав Лизл по щеке, он сказал: — Прости, любовь моя, но вынужден оставить тебя этим вечером одну.

— Могу я помочь? — спросила Лизл.

— Спасибо, нет. Кобыла тебя не знает, и это се встревожит. — И он добавил с усмешкой: — Но очень мило с твоей стороны предложить помощь.

Лизл покачала головой, улыбнулась и сказала:

— Бог в помощь, Джеймс.

Мужчины оставили ее и, не оглядываясь, побежали в конюшни. Лизл некоторое время смотрела им вслед, затем двинулась к дверям, вошла и хотела было подняться по лестнице, желая принять горячую ванну и переодеться.

Она была уже на полпути, когда услышала глухой голос Бриджит, которая звала ее из прохода, ведущего в теплицу:

— Это вы, мисс Эдриан?

Лизл увидела Бриджит.

— Да. Что случилось?

— Мисс Ловелл хотела бы вас видеть.

Лизл вздохнула. Вот оно, подумалось ей, и она взглянула в морщинистое лицо домработницы.

— Нельзя ли подождать до утра, Бриджит?

— Она сказала, что желает видеть вас сейчас.

— Хорошо. Где она? — спросила Лизл решительным тоном.

— В своей комнате, мисс. Она была там целый день.

— Целый день? Почему? Ей нехорошо?

— Нет, мисс.

— Так что с ней случилось?

Домработница пожала своими худыми плечами. У нее было усталое лицо.

— Не знаю, мисс, но она в дурном настроении. У нее бывает.

Старушка пошла к двери, и Лизл, понимая, что ей предстоит еще одна сцена, неохотно последовала за ней.

Бриджит провела ее по коридору вдоль дальнего крыла дома. Стены коридора были целиком стеклянные, что напомнило Лизл аквариум с золотыми рыбками. Каждые несколько метров коридор открывался стеклянными дверями в великолепный зимний сад, и Лизл любовалась растениями. В конце коридора они пришли к крашеной белой двери, и Бриджит легким движением открыла ее, пригласив Лизл вовнутрь.

Комната была жарко натоплена и воздух в ней был насыщен влагой. Было почти как в теплице, тем более что тут росли всяческие экзотические растения. Запах их кружил голову, наполнив сразу же нос Лизл ароматами, а взгляд — великолепием красок. В центре комнаты в старомодном шезлонге сидела, прямо держа спину, тетя Хэрри и читала книгу.

Старая леди слабо улыбнулась и сделала знак Бриджит, чтобы та удалилась, а затем повернулась, чтобы одарить Лизл слабой, едва уловимой улыбкой. Затем она сказала жалобным слезливым голосом:

— Лизл, милая, как хорошо, что вы уделили мне время.

Когда Бриджит ушла, она кивнула Лизл, чтобы та подошла, и Лизл осторожно приблизилась, всеми силами стараясь скрыть свою неприязнь к тетушке. Та была бледна и держала на голове компресс.

— Примите мои сожаления: вы, кажется нехорошо себя чувствуете, мисс Ловелл.

Старая леди не ответила. Она сняла компресс с головы и взяла с серебряного блюда по соседству с собой кисть винограда. Затем она сделала жест сухонькой рукой, и огромный сапфир на ее среднем пальце блеснул, отражая свет лампы.

— Сядьте возле меня, Лизл.

Она неопределенно указала на место у ее ног, и Лизл подошла и села. Две женщины смотрели друг на друга, не опуская глаз. Чуть заметная злобная усмешка искривила губы Хэрриет, и глаза ее вспыхнули, встретив упорный взгляд Лизл. Лизл почувствовала, как два ярких пятна вспыхнули на ее щеках: она поняла, что в душе старухи бушует еле сдерживаемый гнев.

— Джеймс занимается кобылой? — спросила она тонким голосом.

Лизл кивнула:

— Да, и Джеймс, и Майк; и ветеринары там же, так что она в надежных руках.

Последовала долгая пауза. Затем Хэрриет Ловелл положила голову на подушки и зарыла глаза, и спустя некоторое время на ее увядшие щеки вернулась краска, и она спросила с притворным интересом:

— Вам понравился остров?

— Очень.

Хэрриет Ловелл отщипнула еще ягодку винограда, кинув на Лизл холодный взгляд.

— Я была удивлена, услышав, что Джеймс взял вас туда: обычно он ездит один.

— Он пожелал, чтобы я увидела Танцующих.

Наступила короткая пауза. Затем Хэрриет Ловелл нахмурилась и нетерпеливо покачала головой:

— Я должна быть честной: не нравится мне все это. Совсем не нравится.

— Почему же?

— У него нет права проводить столько времени с вами наедине: люди будут говорить разное.

Лизл улыбнулась.

— Этим людям говорить совершенно не о чем.

— Вы не понимаете. Наверное, для людей вашего типа ничего особенного нет в том, чтобы проводить наедине целые часы и уезжать с полузнакомыми людьми; но мы, Ловеллы, — род гордый и знатный. — Ее тон был высокомерен, и она отчеканивала каждое слово. — Нам нужно поддерживать честь рода — и мы гордимся своим происхождением.

— Как мило, — со скукой в голосе произнесла Лизл.

— Вы смеете дерзить?! — Глаза Хэрриет злобно сверкнули.

— Я вовсе не намеревалась, но уверена: вы не для того вызвали меня так поздно вечером, чтобы рассказывать о своем роде.

Холодные голубые глаза Хэрриет выдержали взгляд Лизл.

— Да, не для этого. То, для чего я хотела вас видеть, касается моего племянника.

— Я слушаю.

— Мне не нравится, что он все свое время проводит с вами.

Лизл не смущаясь посмотрела в эти холодные глаза.

— Я полагаю, это личное дело Джеймса, разве не так?

— Нет. Я так не считаю. Джеймс должен жениться на Энид, и я не желаю, чтобы вы разрушили их будущее.

Лизл посмотрела на ее умное, тонкое лицо, которое в свете лампы было белым, как мел.

— Я не имею намерения разрушать будущее Джеймса.

— Но именно это вы делаете.

— Мисс Ловелл, — терпеливо начала Лизл, — я думаю, что Джеймс способен решить за себя сам. Каковы бы планы на будущее у него ни были — это его жизнь, и он имеет право решать. Я уверена: придет время, и он примет правильное решение. — Она встала, глядя на старую леди, которая лежала такой беспомощной на вид в своем старомодном шезлонге. — И я вовсе не собираюсь спорить с вами вновь. Я надеялась, что мы станем друзьями, но теперь вижу, что мои надежды никогда не осуществятся. Если это все, что вы собирались обсудить — я думаю, вам лучше поговорить с самим Джеймсом. Спокойной ночи, мисс Ловелл: надеюсь, утром вы почувствуете себя лучше.

— Как я могу чувствовать себя лучше, если у меня столько тревог?

— Вам не о чем тревожиться: вероятно, только о ваших фантазиях.

— Вы обольщаете его.

Лизл глубоко вздохнула:

— Пожалуйста, мисс Ловелл, не заставляйте меня говорить ничего, о чем я могу затем пожалеть.

Глаза старой леди стали красными от ярости.

— Мне ненавистна мысль о том, что случится "благодаря вам". Вы задурили ему голову, вы нарочно желаете его окрутить!

— Мисс Ловелл, я уже сказала вам: я пришла не для того, чтобы ссориться с вами! — Лизл пошла к двери, чувствуя, что еще немного — и не сдержит ярости. Она не знала, насколько еще ее хватит, чтобы быть вежливой с этой невыносимой женщиной, которая все говорила и говорила ей вслед.

— Надеюсь, вы можете гордиться собой: вы досадили мне всласть. — Голосом, полным яда, мисс Ловелл добавила: — Если вы останетесь здесь и вынудите моего племянника к женитьбе на вас — я лично позабочусь о том, чтобы он потерял все! Вы — не для него! Вы лишь соблазните его и сделаете несчастным! Его достойна лишь Энид! — С холодным, как лед, взглядом она выкрикнула: — Возвращайтесь к таким же, как вы сами, в Лондон, вас здесь не ждали! — И Хэрриет прижала ладонь к груди. Дыхание ее вырывалось короткими, болезненными рывками. — Вы не любите его, вам нужны его имя и деньги! Предупреждаю вас: я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы не смогли разрушить его жизнь.

Лизл не стала дожидаться большего. Она открыла дверь и быстро вышла, громко закрыв ее за собой. Придя к себе в комнату, она села на кровать, и мысли ее завертелись, как колесо. При воспоминании о словах старой леди: "Возвращайтесь к таким же, как вы, в Лондон — вас здесь не ждали" — ее бросило в жар. Волны ярости набегали на нее, как прилив.

Почему, черт возьми, Хэрриет Ловелл так презирает ее? Что в ней вызывает такую ненависть? Лизл удивленно покачала головой и потерла виски пальцами. Она встала и пошла к туалетному столику; сощурясь, обозрела себя в зеркале. Несмотря на усталость ее мысли вернулись к Джеймсу, к той глубокой любви, что расцвела в ней в короткий срок, за который она Джеймса узнала.

Лизл не была с мужчиной около года. Может быть, поэтому она так влюбилась в Джеймса? Было ли это просто физическое влечение? Или она просто сделала вид, что это влечение — и есть любовь? Нет, ей не хотелось так думать. Физическое влечение можно распознать, и, сколько бы ни было оно красиво, та теплота, с которой она думала о Джеймсе, показывала, что чувство ее гораздо глубже. Оно было глубже, чем все, что она знала до сих пор в жизни — или воображала, что знает. Неужели она разрушит его жизнь? Она когда-нибудь вернется к своей Карьере — и значит, разрушит репутацию этой старой и гордой фамилии. Выходит, именно этого боится Хэрриет Ловелл?

А если это не страх — то что же это? У старой леди есть какие-то веские причины. Может быть, это нездоровая ревность старой женщины? Может быть, тетя боится, что останется одна? Может быть, внимание и привязанность к ней Джеймса вызывает такую ненависть, которую Лизл никогда не понять.

Она покачала головой. Нужно подождать. Слишком поздно, да и сделать она ничего не может.

Она медленно встала и разделась. Да, ее радужный мир разлетелся на куски, но возможно, утешала она себя, завтра утром все вернется. Она приняла ванну, легла и потушила свет, обняла подушку, мечтая…

В пику Хэрриет Ловелл она всей душой мечтала о том, что рука ее обнимает тело Джеймса.

Сон одолел ее, и когда он пришел, то это был такой сон, который приходит лишь к людям, крайне усталым физически и морально. Это был не дающий отдохновения, беспокойный сон, в котором ее посещали образы молодого монаха и красавицы, танцевавшей перед ним на песке под стенами обители. И, хотя ей не было видно лица наблюдавшей за любовниками зловещей темной фигуры, она знала, что в тени двух гигантских скал прячется Хэрриет Ловелл — прячется и смотрит на танцующих на песке.

Лизл потянулась и проснулась. Комната была залита солнечным светом. Ей были слышны громкие птичьи голоса за окном. Чуть позже восьми она спустилась к завтраку — и нашла на столе в холле пухлый пакет, пришедший по почте и адресованный ей. Это был сценарий продолжения сериала "Сестры Иудеи". Открыв пакет, она нашла торопливо написанную записку от Тони.

"Прошу, соглашайся на новые съемки, милашка. Деньги мы как-нибудь выцарапаем. Не губи, ПОЖАЛУЙСТА!!!"

Похоже вмешалась сама судьба — и приняла за нее решение.

— Наверное, я забыл про твой день рождения? Прости.

Это был голос Джеймса. Она быстро оглянулась и увидела его, стоявшего в дверях. Она так увлеклась чтением записки и сценария, что не заметила, как он вошел.

— Нет, Джеймс, это не подарок ко дню рождения — это мой новый сценарий, только и всего, — поспешно сказала она.

Он закрыл за собой дверь. Вокруг его глаз была краснота: очевидно, он очень мало спал.

Он не отвечал несколько минут, а когда ответил, голос его был напряженным:

— И ты согласишься на съемки?

— Думаю, да. Роль хорошая. — Лизл говорила нарочито небрежным тоном. Затем, быстро сменив тему, спросила: — Как кобыла?

— Все в порядке.

— А как здоровье твоей тетушки этим утром?

Он взял ее за руку и повел в столовую. При вопросе о тетушке его глаза вспыхнули было — но тут же вспышка прошла, и голос его был спокоен:

— Вроде бы все обошлось. Доктор О'Брайан только что уехал: дал ей успокоительное.

Лизл протянула руку и прикоснулась к его руке, серьезно спросив:

— Джеймс, а что с твоей тетушкой?

Лицо его посерьезнело.

— Я не уверен в диагнозе. О'Брайан сказал, что она сама себя мучает чем-то, а я не понимаю, чем. Я забываю порой, что она очень хрупкого здоровья.

"Хрупкого здоровья" — по мнению Лизл — было никак не применимо к несгибаемой леди, но она не стала возражать. Вместо этого она вошла вместе с Джеймсом в столовую. Джеймс принялся за вареное яйцо, а она, налив кофе, внимательно слушала его рассказ.

— Наше поместье перешло в управление Хэрри, когда умерла моя мать. Хэрри воспитала меня, вырастила; смотрела за домом, вела хозяйство. Она отдала Ханахину всю свою жизнь — но не только Ханахину, еще и мне. Я многим ей обязан. — Он слегка усмехнулся, отпив кофе. — Но хватит об истории моей жизни. Что мы делаем сегодня? Не хочешь ли прогуляться верхом?

Она улыбнулась, стараясь выглядеть естественно.

— Сегодня, Джеймс, у меня дела.

Он напряженно усмехнулся:

— Я тебе надоел?

— Нет, дело не в этом, Джеймс. Я… я думаю, пришло время возвращаться к работе.

— Чепуха!

— Для меня — не чепуха, Джеймс.

— Ну что ж, если тебе этого так хочется… — Голос его стал скучным и чужим. В воздухе висело напряжение. Спустя некоторое время Джеймс взял ее за руку и сказал: — Останься, Лизл. Останься и выходи за меня замуж.

Лизл затаила дыхание. Именно этого момента она желала более всего!

Ей хотелось громко выкрикнуть "Да! Да! Прямо сейчас!" Но тут в ее воспоминаниях встало тонкое бледное лицо Хэрриет Ловелл, и вместо этого она, запинаясь, пробормотала:

— Пожалуйста… Джеймс, ты слишком торопишься.

Он улыбнулся, нежно взяв ее руку и поднеся к губам.

— Как раз недостаточно тороплюсь.

— Я говорю серьезно.

— И я тоже.

— Я уже приняла решение. Я решила приступить к работе завтра же.

Она скорее почувствовала, чем увидела, его непроизвольное движение. Его губы сжались, и он резко отпустил ее руку. Голос его опять стал чужим, а вокруг рта собрались горькие складки.

— Понимаю.

— Не понимаешь. Пожалуйста, подумай, Джеймс: ведь это для всех будет лучшим решением.

Он бросил на нее многозначительный взгляд:

— Для кого — для всех?

— Для нас обоих. — Голос ее упал до шепота.

Она почувствовала себя неуютно под его взглядом, и глаза его от горечи стали еще огромнее.

— Что-то случилось, не так ли?

— Ничего подобного.

— Лизл, нельзя ли отложить твой отъезд?

— Нет.

Выражение его лица стало каменным.

— Ты едешь в Лондон к своей работе — или к Тони?

Глаза Лизл были полны гневом, широко распахнуты и темны.

— Это уже оскорбление, Джеймс. Значит, вот что ты думаешь обо мне?

— А что еще я могу думать? — Он прямо смотрел ей в лицо, и свет, падавший от окна, высвечивал удивление в его взгляде. Затем он мрачно добавил: — Прости, Лизл. Совершенно не хотел тебя оскорбить, просто я не могу даже мысли вынести, что ты будешь с кем-то другим.

Лизл пожала плечами, и на нее навалилось разочарование: каково будет ей-то жить с мыслью, что он, скорее всего, женится на Энид! Она тоже не выносила этой мысли.

Сделав голос по возможности веселым, она шутливо произнесла:

— Но мне ведь нужно зарабатывать на жизнь.

— О, брось, любовь моя. Я этому не верю. Здесь что-то еще.

Она двинулась к окну. Как ему объяснить поведение тетушки по отношению к ней, чтобы не быть жесткой! Кроме того, все покатилось слишком уж быстро; возможно, ему просто кажется, что он влюблен в нее — а жениться ему и впрямь лучше на Энид. Им обоим нужно время, чтобы разобраться.

Она молча стояла некоторое время, а затем повернулась и встретилась с его взглядом.

— Я хочу вернуться к работе: разве это не достаточная причина?

Джеймс напрягся, а затем заговорил ровным голосом, но Лизл показалось, что каждое слово будто забивается молотком в сталь:

— Нет, Лизл, недостаточная. Откуда у тебя такое горячее желание вернуться к работе? У меня есть планы на нашу с тобой жизнь.

Лизл засмеялась каким-то отчаянным смехом и вновь отвернулась от окна.

— А тебе не приходило в голову, что я могу любить свою работу, скучать без нее?

Он оставил это без обсуждения, и в наступившей тишине, не глядя на него, Лизл открыла сумочку и достала свою фотографию. Она быстро подписала ее и протянула Джеймсу.

— Это для Джо. Будь добр, передай ему от меня.

Джеймс посмотрел на фотографию, пробежав пальцами по щеке, затем — на Лизл и улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, будто возвращаясь к своей небрежной легкой манере говорить. — Я передам, если все равно ничего не могу предпринять, чтобы изменить твое решение.

Лизл улыбнулась в ответ и покачала головой.

— Ничего, — тихо сказала она.

Он нежно коснулся рукой ее руки.

— У меня было ощущение, что нас что-то сближает — и что впереди у нас еще более чудесные события.

Она положила сверху свою руку, пытаясь подавить бурю эмоций, которую вызвало его прикосновение.

— Думаю, это было физическое влечение, — усмехнулась она.

— В таком случае меня влечет к тебе со страшной силой.

Она грустно улыбнулась:

— Это скоро пройдет, Джеймс.

Он наклонился и поцеловал ее. Лизл закрыла глаза и почувствовала, как все ее тело ответило на этот поцелуй. Его ладони скользнули по ее стройной спине, искусительно и мучительно вызывая наслаждение; пальцы его пробежали по ее бедрам, вызвав в ней долгий мучительный спазм.

Она отодвинулась:

— Пожалуйста, Джеймс, не надо.

— Не уезжай, Лизл, останься со мной. — Он просительно поглядел ей в глаза. Его голос стал низким и хриплым от страсти. — Не понимаю, что ты делаешь со мной. Бог видит, я не могу без тебя. — Его пальцы нежно водили по чертам ее лица. — Я всегда контролировал свои эмоции, подчиняя их разуму. Я знал, чего хочу, к чему стремиться, но теперь…

— Пожалуйста, Джеймс: оставь меня и позволь мне упаковать вещи.

Он обнял ее, и его голос был едва слышен за бешеным биением ее сердца.

— Я мог бы попросить тебя остаться со мной по крайней мере сегодня ночью — по не стану. Теперь не стану. Мне хочется тебя всю: твое тело, твои мысли, и больше всего — твое сердце. Но если для тебя важнее работа — пусть так и будет.

— Пусть так и будет, — солгала она.

Он замер, рука его бессильно свесилась, в глазах застыли отчаяние и злость.

— Лучше пойду посмотрю на Принцессу, а не то сделаю что-нибудь, о чем потом пожалею. Поговорим после.

Джеймс пошел к двери — и почти столкнулся с входившей Энид.

— Привет, Джеймс. Кофе пьете? — Энид быстро окинула их взглядом, поняв, что пришла в неподходящий момент. — Простите… я вам помешала?

— Нет, я как раз уходил. — Джеймс бросил на Лизл долгий взгляд, а затем быстро вышел.

Лизл вздохнула и уселась в кресло, а Энид налила себе кофе.

— О чем это вы говорили, или это не мое дело? — спросила она, усаживаясь рядом с Лизл.

Лизл слегка пожала плечами.

— Да так — ничего существенного.

— Брось, Лизл, ты не обманешь меня, — жизнерадостно пожурила ее Энид. — Можешь не говорить даже, что у тебя напряженные отношения с тетей Хэрри.

Лизл была поражена.

— С чего ты взяла? Почему бы нам ссориться?

Энид рассмеялась:

— Не бойся признаться: она злится на тебя за Джеймса, так?

Что-то в тоне Энид заставило Лизл ответить ей:

— А я думала, ты любишь ее.

— Конечно, конечно, люблю; я знаю ее всю мою жизнь, и уважаю ее. Но я также знаю, какой она может быть, потому что видела ее поступки, — откровенно сказала Энид.

— Ну что ж, должна признать, что отчетливо поняла: она совсем не в восторге от моего присутствия.

— Лизл, Бога ради, не давай ей спуску, или твоя жизнь здесь станет несладкой. Она может быть крайне упрямой. Просто будь все время спокойной и независимой. И за этот совет я не стану извиняться. Она готова разрушить любые твои отношения с Джеймсом.

Лизл некоторое время сидела молча, наблюдая за девушкой через стол, а затем спокойно спросила:

— Может быть, поэтому вы с Джеймсом до сих пор не женаты?

Лицо Энид превратилось в напряженную маску, и она облизнула губы кончиком языка.

— Единственная причина, по которой я до сих пор не замужем за Джеймсом, состоит в том, что Джеймс никогда не предлагал мне этого.

Сердце Лизл упало.

— Значит, ты любишь его.

Это был не вопрос — это было утверждение.

Энид обратила па Лиз удивленный взгляд.

— Люблю? А при чем тут любовь?

Настал черед удивиться Лизл.

— Тогда зачем тебе выходить замуж за Джеймса?

Энид пожала плечами.

— Причин много. У Ловеллов есть власть, богатство; я найду здесь безопасность, обеспеченность, социальный престиж, роскошь — все, что угодно, — и, к тому же, дополнительную привилегию плюнуть в глаза тете Хэрри. — Эта мысль вызвала у Энид улыбку. Затем она продолжила: — Если серьезно, то есть все причины, чтобы стремиться выйти замуж за Джеймса, в особенности для тебя, например… ведь актерство жутко надоедает, правда?

— Жизнь сама по себе жутко надоедает, Энид — а я уже приняла решение остаться актрисой. — Лизл тихо добавила: — Но если бы я когда и вышла замуж, для меня не имело бы значения богатство — даже если бы он был беден, как церковная мышь — пока мы любим друг друга.

Энид хитро улыбнулась.

— Как романтично. И как старомодно. Но я признаю, Лизл: своими речами о любви ты задела меня. — В голосе Энид не слышно было ни злобы, ни зависти. — Я всегда хотела выйти за него замуж, если говорить честно. Я чувствовала, что он к этому готов — но, тем не менее, он ускользал от меня. А теперь, — она странно взглянула на Лизл, — я вполне могу забыть о нем. Он все равно ускользнул — и нечего теперь дуться. Во всяком случае, я желаю тебе добра, Лизл — а для меня есть еще много рыбок в этом море.

— Спасибо тебе, Энид — но я желала бы, чтобы для тебя все обернулось лучше.

Энид усмехнулась:

— Не важно. Признаюсь, когда ты впервые попала к нам, я испытала легкую ревность. Но если бы не ты — кто-нибудь другой увел бы его. Не думаю, что Джеймс когда-либо всерьез воспринимал меня как будущую жену — мы были скорее как брат с сестрой.

Лизл некоторое время смотрела на нее, затем спокойно кивнула:

— Ну что ж, утром я уезжаю, а после моего отъезда тебе, вероятно, удастся все вернуть на круги своя.

— Уезжаешь? Но твой отпуск только начался. Куда же ты едешь?

— Вернусь к работе.

Уже наверху, в своей комнате, Лизл достала писчую бумагу и написала длинное письмо бабушке. Разговор с Бабушкой ей всегда помогал в затруднительных положениях.

Когда письмо было написано, она положила его в свою сумочку, лежавшую на столе, и достала чемодан. Чем быстрее она вернется к работе, тем быстрее ей удастся забыть Джеймса Ловелла, Ханахин, тетю Хэрри и все, что случилось.