«Так, как мы родились в безнравственном мире, невинности здесь нет»  

- Из записок Икса

Икс

Четверг, 17 мая, 2007. День, 13.00

— Господин губернатор, как вы относитесь к тому, что ваша дочь стала центральной фигурой скандала с наркотиками?

Естественно, они раздули из этого историю. Она то и делает, что ходит на вечеринки и пропадает с людьми, с которыми лучше не связываться в ее возрасте. Она бунтует против давления. Наверное, дерьмово – расти с таким тупым козлом в роли отца. Я вздыхаю и трясу головой. Эта девчонка.

Даже на расстоянии я вижу, как лицо губернатора сереет, когда он собирается открыть рот. Прежде, чем журналисты услышали от него хоть слово, его ассистент делает свою работу.

— Без комментариев. Дополнительные вопросы можете прислать секретарю. Пожалуйста, господа, на сегодня достаточно.

Он отодвигает микрофон, пока журналисты начинают настоящий шумовой штурм со всех сторон. Все, что им нужно, это “горячие” новости, чтобы было, чем заполнять их тупые газетенки. Мои родители сопровождают губернатора к его машине на парковке. Фотографы окружили их и буквально наступают на пятки, журналисты засыпают его вопросами. Стиснув зубы, он пытается от них отмахнуться. Я чуть смехом не давлюсь, зная, насколько он на них всех зол. Смешно потому, что он сам напросился. Если ты губернатор, у тебя не должно быть проколов. Они их не поймут. Естественно, твоя дочь должна быть примером для подражания – красиво одеваться, кормить щенят и помогать нуждающимся. Этому губернатору так не повезло.

Он лицемер. Корчит из себя великого. Я к чертям не понимаю, какого хрена моя семья охраняет его. Я не знаю, что еще может быть настолько неправильным.

Я выдыхаю дым, и бросаю сигарету на асфальт. Из толпы внезапно доносится крик, и я немедленно реагирую на него. Руки автоматически хватают пистолет, пока я поворачиваюсь на шум. Я подхожу и вижу, как охрана губернатора полностью окружила его и уводит от журналистов. На его лице размазан яичный желток, а в волосах — куски скорлупы.

Я прикрываю рот рукой, чтобы не заржать во весь голос, пока мои родители просматривают территорию. Губернатор выкрикивает что-то моей матери. Его лицо покраснело от злости. Она кивает, а губернатора усаживают в машину. Его дочь следует прямо за ним. Я останавливаюсь возле машин, и просто смотрю. Я не слышу разговора, но по губам могу понять, о чем они говорят. Дверь его машины еще не закрылась, она только-только залезла в машину.

— Выметайся, — орет губернатор.

— Что?

— Ты услышала! Убирайся к чертям из моей машины!

— Но…

— Никаких «но»! Ты – мой позор! Как ты смеешь меня унижать?!

— Я могу объяснить, — произносит она.

— Ты бесполезное бремя, а не дочь! Ты рушишь все, к чему прикасаешься! С меня хватит! Катись и сама разгребай свое дерьмо!

Она медленно вылезает из машины, и со злостью захлопывает дверь. Я даже слышу несдержанную команду губернатора водителю, и машина трогается с места. Она остается стоять на парковке. Она оглядывает толпу перед ней, но до нее никому не дела. Им лишь нужны фотографии и интервью ее отца. Он уехал, и теперь всем плевать. Она проводит рукой по щеке, и вздыхает. Потом она видит меня.

На ее лице разливается краска. Она смотрит на меня. Ее глаза такие же, как я помню, и они до сих пор меня притягивают. Раньше это было всего лишь веселой игрой. Теперь же все серьезно. Я не могу позволить этому продолжаться.

Я закрываю глаза, и оборачиваясь, набираю номер отца.

— Ты где?

— Он у нас. Аллея. Прямо за углом.

— Сейчас подойду, — отвечаю я, пряча телефон назад в карман.

На мой локоть опускается рука. Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Она смотрит на меня снизу вверх.

— Пожалуйста, не уходи.

— Я должен.

— Почему? Нам же было весело. Почему ты игнорируешь меня?

Ее слова ранят меня, словно кинжал в сердце. Если бы она знала, насколько ошибается. Моя семья вынуждает меня охранять ее и ее отца. Я не хочу, чтобы она мучилась от слов своего папаши. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, целовал ее.

— Это не совсем так, — сдерживая гнев, отвечаю я. – Да, нам было весело. Весело…смотря, что называть веселым. Позависать с ней было весело, но недолго. Пока я не захотел большего. Мне всегда будет хотеться большего. Мне стоило учесть это с самого начала. Время, которое мы провели вместе, всегда было для нас угрозой.

— Тогда идем со мной. Я могла бы отвлечь тебя, — улыбается она. У нее очень умело получается убеждать меня, но я не уверен, что она, правда, этого хочет. Ей не нужно веселье. Она пытается забыть. Она всегда хочет этого, и поэтому так себя ведет. Она думает, я поймаю ее, когда она оступится.

Я отказываюсь. Я не могу этого сделать. Больше не могу. Теперь это зашло слишком далеко. Мне нужно было убрать все следы, когда у меня был шанс.

— Нет. Я не могу, — отвечаю я.

На ее лобике появляется складка, когда я оборачиваюсь и ухожу. Отказываясь принимать поражение, она обходит меня и преграждает мне путь, топая ногой.

— Ты не уйдешь! Ты работаешь на нас. Если я говорю: “оставайся со мной”, ты в точности это выполняешь!

Я разражаюсь смехом и трясу головой.

— Ты не понимаешь, да? – я наклоняюсь вперед и хватаю ее за плечо. – Я. Не. Собираюсь. С. Тобой. Веселиться, – я тычу пальцем ей в грудь. – Не ты мне платишь. А твой отец. И не по тем причинам, о которых ты думаешь. Можешь требовать сколько угодно, но ничего не будет.

— Почему нет? Что изменилось? Прекрати быть таким кретином! Ты знаешь, что мне нужно кому-нибудь выговориться.

— Да. Но я не твоя жилетка. Тебе не стоит, никогда не стоит на меня рассчитывать. Я не тот, кто тебе нужен, – я хватаю ее за плечи, и провожу вперед.

— А какой ты? – она скрещивает руки на груди.

— Я и моя семья… мы не телохранители. Я не хороший парень.

Она выгибает одну бровь, и делает ко мне шаг. Слишком близко. Ее руки опускаются к моим бедрам. Ее надутые губы, когда она смотрит на меня снизу вверх, так и манят обхватить руками ее лицо и впиться в нее губами.

Но я не могу. Я лучше причиню боль ей, чем себе. Жизнь жестока. Я еще хуже. И за это мне стоит поблагодарить свою семью.

— Я так не думаю. Мы всегда были вместе… Я помню тебя только веселым и добрым.

— Хватит жить прошлым, – мой голос срывается в крик. – Я не могу больше желать этого! Ты, мать твою, не знаешь меня! Абсолютно!

В ее глазах собираются слезы.

— Не говори так…

— Ты думаешь, я здесь, чтобы защищать тебя? Чтобы быть твоим другом? Неправильно. Ты понятия не имеешь, чем занимается моя семья. И ты даже не представляешь, зачем здесь я.

— Зачем ты здесь?

Я наклоняюсь еще ближе.

— Ты видела человека, который бросил яйцо в твоего отца?

Она кивает. Ее дыхание замирает, когда я склоняюсь над ее ухом.

— С ним сейчас мои родители. Ты знаешь, что это значит?

Она мотает головой.

— Скорее всего, ему уже выдирают последний палец.

Я слышу, как громко она сглатывает, и понимаю, что до нее доходит.

Я отодвигаюсь и смотрю прямо ей в глаза.

— Убегай. Возвращайся к друзьям. Ходи по клубам. Делай, что хочешь. Живи своей жизнью. Но никогда не проси тебя успокоить.

По ее телу пробегает дрожь, когда она отступает от меня, потом разворачивается и убегает.

Если бы она только смогла держаться подальше…

***

Пятница, 16 августа, 2013. Утро 5.00.

Громко хватая ртом воздух, я вскакиваю с постели. Скорее всего, я уснул после нашего небольшого ланча. Последние дни меня питала только моя ярость. Неудивительно, что мое тело решило выспаться. Я думал, двухчасовой сон не помешает, но прошло намного больше.

Когда я дернул головой в сторону, рядом никого не оказалось.

На секунду я лишаюсь дыхания.

Кровать пуста. Джей нет. Никакого её следа. Я не чувствую даже ее запаха.

Бл*дь. Бл*дь!

Я замечаю, что наручники остались на спинке кровати. Она, явно, вырвалась из них. Она ведь не настолько тощая? Она что, проделала всю эту хрень, пока я спал?! Я шарю рукой по карману, и совершенно не удивляюсь, когда не нахожу ключ от двери. Не. Может. Быть.

Соскакивая с кровати, я хватаю кое-какую одежду, и одеваюсь на ходу прежде, чем вылететь в коридор. Пистолет уже за поясом. Моя уборщица стоит просто возле соседней двери, возясь с замком. Я подхожу к ней.

— Вы видели мою девушку? Длинные, темные волосы, шоколадные глаза. Вы знаете.

Она кивает.

— Минуту назад я видела одну внизу, но не уверена, была ли это она. Ваша девушка сбежала?

Я не удостаиваю ее ответом, и яростно проношусь мимо вниз по ступенькам. Я поймаю этого птенчика. Она не могла далеко уйти.

Я вырываюсь через аварийную дверь, и осматриваю стоянку. Она пуста. Но в глаза бросается одна вещь. Девушка в банном отельном халате дергает дверь каждой машины на парковке.

Это мой птенчик.

— Вот ты где!

С выражением шока на лице она оборачивается ко мне, а затем кричит во всю глотку:

— Не приближайся ко мне!

Он убегает к следующей машине, и пытается спрятаться, пока я приближаюсь.

— Порхай, сколько влезет, птенчик. Из клетки не выбраться.

— Отвали! – доносится до меня из-за машины, а потом в меня что-то летит. Увернувшись, я понимаю, что это был тапок. Отельный тапок, который она сперла. Она бросает второй, и я ловлю его.

— Не подходи ко мне, ты, сукин сын! – кричит она.

Мне повезло, что стоянка пустует, иначе жильцы отеля изрядно посмеялись бы над шоу. Но вообще-то, после меня не остается свидетелей. Даже ее не останется, если она сейчас не заткнется.

— Скажи-ка мне, птенчик, как ты освободилась?

— Черта с два! – выплевывает она.

Я – сама сдержанность.

— Кажется мне, наручников тебе не достаточно, — я оглядываю ее щиколотки и запястья. Левое запястье и пальцы полностью усеяны синяками. Могу догадаться, что она выкручивала руку, как могла, а потом сперла ключ из моего кармана, пока я спал. Умная девочка. Я представляю, сколько боли ей пришлось вытерпеть...

— Ты не можешь держать меня здесь, — продолжает она.

Я достаю пистолет и трясу им перед ее глазами, опуская палец на курок.

— Могу. Ты можешь бежать, но тебе не уйти от меня, — произношу я низким голосом. Я изо всех сил стараюсь оставаться спокойным, и, правда, не хочу повредить ее или чью-то машину.

— Немедленно иди сюда, или я выстрелю! – говорю я.

— Не выстрелишь! – орет она, продолжая убегать от машины.

Я целюсь в асфальт перед ней. Спуск курка. Она кричит и продолжает увиливать от меня в сторону. Я целюсь и стреляю туда. Куда бы она ни повернулась, следует выстрел. Даже с расстояния я вижу, как ее лицо охватывает паника. На ее лбу выступают капельки пота, а ее длинные ножки танцуют под темп моих выстрелов.

— Вот так, птенчик, лети ко мне, и это прекратится, – каждый мой шаг к ней пугает ее еще больше, пробуждая желание удирать. Она попалась, и она это знает. Не важно, куда она убежит. Я все равно её найду. – Идем со мной, и ты будешь в безопасности.

Она трясет головой, по щекам струятся слезы.

— В безопасности? Я никогда не буду с тобой в безопасности!

— Я не стану вредить тебе до тех пор, пока ты подчиняешься, — медленно произношу я. Машу пистолетом, приказывая ей приблизиться. Но она остается на месте.

— Ты хочешь причинять мне боль, — говорит она охрипшим голосом.

— Боль. Такое странное слово. Я рассматриваю его, как наказание. Обратная сторона боли – это похоть.

Я делаю еще один шаг. Она отступает. Я опускаю пистолет на уровень ее живота, и она следит за ним взглядом. Она пятится назад.

Я начинаю терять терпение.

— Ты возвращаешься в комнату. Со мной. Сейчас же.

— Нет! Ты чудовище!

У меня нет времени на эту чушь. Стискивая зубы, я надвигаюсь на нее. Она замахивается на меня кулаком, но я уклоняюсь от него, и вдавливаю пистолет ей в живот.

— У тебя нет выбора.

Она продолжает визжать.

— Прекрати это! Что ты делаешь?

Я хватаю ее за руку.

– Отпусти меня!

Мне приходится быть начеку, и я проверяю каждый угол, прежде чем заволочь ее обратно в отель. Они могут быть где угодно, в любое время. Они следят за нами, всегда наготове спустить курок, и выстрелить в наши головы. Им плевать на ее жизнь. Или мою. Если они нас увидели, жить нам осталось несколько секунд. Будь я проклят, почему я позволил ей сбежать?

— Убери от меня свои гребаные руки! – орет она.

Я блокирую ее в углу здания, и его тень скрывает нас от посторонних глаз.

— Ты, мать твою, сошла с ума? – в гневе шепчу я. – Я же сказал тебе, что ты умрешь, если выйдешь сюда.

— Я вышла сюда! И жива!

— Не держи меня за дурака, — рычу я. – Ты забыла, что я тебе сказал? Забыла, что я не единственный, кому нужна твоя голова?

— Конечно. Но пусть тогда меня заберут они, чем я проведу еще хоть секунду с тобой! – она плюет мне в лицо, но я вжимаю пистолет в ее тело, пока вытираю лицо.

— Бл*дь, ты заплатишь за это! – я слышу, как скрежещу зубами. – Ты, на хрен, не имеешь ни единого понятия, насколько я тебе нужен!

— Это не правда, — смеется она.

— За тобой придут. Такие же, как я: ублюдки, готовые убивать даже детей. Ничего не помешает им убить и тебя. Ты слышишь меня? Ничего! Ни ты, ни я. Они и глазом не моргнут перед тем, как нас убить, – я подымаю указательный палец, прислоняю к ее лбу, и делаю жест, будто спускаю курок. Она часто моргает. Она шевелит губами, но молчит.

— Я единственный, кто может спасти тебя от них. Единственный, кто знает, как защищать тебя.

— Мне не нужна твоя защита, — бубнит она.

Я провожу большим пальцем по ее носу, потом по губе, ласкаю подбородок, а потом поднимаю его вверх, чтобы она, наконец, посмотрела на меня. По-настоящему посмотрела. Поняла, что только я могу гарантировать ей жизнь.

— Твоя жизнь в моих руках. Не важно, сбежишь ли ты. Они все равно придут убить тебя. Это их работа, и они сделают все, чтобы ее выполнить. Ты это понимаешь? Пути назад нет. Ты – номер один в их списке. Это не закончится. Ни тогда, когда ты убежишь. Ни тогда, когда я умру. Это никогда не закончится. В ее глазах появляются слезы, когда она, наконец, понимает, что потеряла свободу. Не из-за меня. Из-за мира.

— Я не могу... — шепчет она. – Я больше не хочу боли.

— Боль – это то, что ждет тебя в случае неповиновения. Ее можно избежать. Хочешь ты этого, или нет, ты теперь — моя. Я спас тебе жизнь. И я сохраню ее, пока ты делаешь то, что я говорю, — медленно говорю я. – Все. Что. Угодно.

Пистолет до сих пор упирается ей в бок, и когда я слегка сдвигаю его, она хватает ртом воздух. В ее быстром дыхании я чувствую панику. Ее страх. Ее падение.

Она выдыхает. Плечи расслабляются, она открывает глаза, и я чувствую, как падает ее защита против меня. Она проиграла.

— Я не хочу умирать. Я сделаю все.

Я глубоко вдыхаю.

— Я единственная причина, по которой ты жива. Ты живешь, потому что я так хочу. И я могу забрать твою жизнь, когда захочу.

— Я знаю.

— Я мог бы убить тебя просто здесь, если бы хотел. Всем плевать. Никто даже не узнает. Ты просто исчезнешь.

Она втягивает носом воздух.

— Пожалуйста, не надо…

Я провожу рукой вверх по ее лицу, лаская щеку.

— Что ты будешь делать? Побежишь и умрешь, или останешься со мной, и выживешь?

— Я не хочу умирать. Я сделаю все... Пожалуйста... Я сделаю...

Я медленно улыбаюсь.

— Хорошо.

По ее щеке скатывается слеза, и я медленно наклоняюсь к ней, ожидая ее реакции. Но она не сопротивляется. Ее губы такие соблазнительные. Я с жадностью на них набрасываюсь. Она раскрывает их мне навстречу, наконец, позволяя взять то, что мое. Ее рот. Ее язык. Все. Я с яростью впиваюсь в нее. Я хочу ее больше, чем что-либо в этом мире! Я всегда хотел ее.

Но еще я хочу, чтобы она заплатила. Это и будет моей местью.