«Забудь прошлое.

Изменить можно только будущее» 

- Из записок Икса

Джей

Суббота, 14 сентября, 2013. Утро, 10.32

Тебе придется заплатить цену, даже когда ты потеряешь душу. И цена эта немалая. И название ее — здравый смысл.

Две лопаты. Одна яма. И тело на дне.

Над головами собираются тучи, на лицо падают капли. Сгребая грязь лопатой, я пытаюсь не смотреть в глаза девушки, которую закапываю. Икс — слева, я — справа. Мы горбатимся, чтобы похоронить ее. Каблуки моих туфель полностью утонули в грязи, платье прилипло к телу. Я чувствую себя уголовником. Нет, стоп! Я вообще-то им и являюсь. Это чертовски неправильно. Я даже не могу начать описывать то, что сейчас происходит, Но разве у меня есть выбор? Икс просто дал мне лопату и сказал помочь ему. Я больше не могу сказать «нет». Я потеряла право голоса тогда, когда начала сопротивляться ему. Это бесполезно. Он хочет меня, а Икс всегда получает то, что хочет. Чтобы я не делала, он побеждает. Он управляет мной, словно марионеткой, которая говорит и гуляет по его команде. Худшая часть во всем этом — то, что теперь мне плевать. И уже давно. Если я буду придавать этому значение, лучше не станет. Нет никого, кому я была бы нужна, или кто бы искал меня, или интересовался, куда я делась. Есть только он. Он единственный, кому я действительно нужна… Кто заботится обо мне, хоть и своим извращенным образом.

Иногда я начинаю думать, что он нужен мне так же, как и я ему.

Это странно. За то время, что я провела рядом с ним, я поняла, что мир намного сложнее, чем я думала. Даже я кажусь сложнее. Я делаю вещи, о которых раньше даже вообразить не могла. Мать твою, я помогаю ему спрятать труп! Что может быть еще хуже?

Мне не по себе от того, что он идет на все это ради единственного человека, который стоит за всем этим дерьмом — наградой за мою голову. Он хочет, чтобы они страдали. Его цель — унизить их, особенно теперь, когда в ситуации замешана проститутка. На этом он не остановится. Для меня он этого не сделает.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я, пока сбрасываю грязь с лопаты.

Он хмурится, на секунду измеряет меня серым взглядом. Глубоко вздыхает и продолжает закапывать.

— Чью жизнь ты собираешься разрушить?

Он втыкает лопату в землю и вытирает руки.

— Того, кто уничтожил не только твою, но и мою жизнь, — он возвращается к лопате, и утрамбовывает ею землю на верху могилы. — А теперь я сделаю то же самое с ними.

Уничтожили его жизнь? Он говорит о тех, кто охотится за мной? Или он имеет в виду время до встречи со мной?

Один взгляд на него, и я знаю, в чем дело. Он снова прячет от меня лицо.

— Это касается твоего шрама? — я пытаюсь придать голосу мягкость, и не вывести его из себя.

Он отбрасывает лопату, и тяжело дышит.

— И это тоже.

Я облизываю губы, обдумывая, что хочу спросить дальше.

— Что они с тобой сделали?

Его взгляд впивается в землю, пока он притаптывает грязь ногой.

— Ты не захочешь знать.

— Я хочу, — произношу я, настаивая на своем.

Он смотрит на меня. Между нами виснет кратковременное молчание.

— Ты? Ты хочешь знать обо мне? — фыркает он.

— Что странного в том, что я хочу знать, кто мой похититель? Через что он прошел? По крайней мере, это даст мне осознание того, что мне не одной здесь больно.

— Да, зуб даю, ты используешь это против меня. Знание — это сила.

Я сглатываю нервозность. Боже, ну почему он всегда на шаг впереди меня? Я поджимаю губы.

— Хорошо. Не хочешь рассказывать, мне плевать.

Лопатой я утрамбовываю землю на могиле, пока Икс забрасывает ее листьями.

Проходит некоторое время, прежде чем он снова начинает говорить:

— Ладно. Я думаю, что расскажу тебе. После этого, питомцу, которого я из тебя сделал, лучше позаботиться о том, чтобы хорошенько задобрить меня. Возможно, мне станет легче, если ты будешь знать.

— Знать что?

— Как я пожертвовал всем ради тебя.

***

Вторник. 9 декабря, 2008.

Капли пота скатываются по моему лицу от того, что ни один человек на земле не должен видеть.

— Ты знаешь, почему мы должны сделать это, — говорит моя мать.

Я вырываюсь и ерзаю на деревянном стуле, пытаясь освободиться. Веревки врезаются в плоть, но мне плевать. Всего лишь вид этой штуки толкает меня подорваться с места и убежать, и мне плевать, что я привязан.

— Пожалуйста, мама, разве нет другого выхода? — спрашиваю я. Я никогда не использовал это слово раньше. Сейчас как раз подходящий случай.

— Нет, — рычит мой отец. — Мы говорили тебе, что случится, если ты ослушаешься нашего приказа.

Вокруг меня сгущается тьма, и поселяется в моем сердце. Комнату освещает лишь огонь, потрескивающий передо мной. Мой взгляд мечется назад к матери и к тому, что она делает. Мороз сковывает позвоночник, когда я вижу, как она играет с огнем. Вот только игра закончилась уже очень давно.

Я сглатываю.

— Я не заслуживаю такого. Не за то, что я сделал.

— Это именно то, чего ты заслуживаешь! — кричит отец. — Неужели ты не видишь? — Он хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Позор и унижение, которые я чувствую, отображаются в его глазах. Я понимаю, что это случится на самом деле.

Желание убраться отсюда берет верх.

Я подрываюсь вместе со стулом, и пытаюсь убежать, но отец хватает меня и заставляет сесть обратно.

— Нет!! Ты не можешь этого сделать!! — ору я.

Он держит меня, сжимая руки и наступая ногами на мои. На его лице неумолимость, которой я прежде никогда не видел.

— Ты знал риск. Я предупреждал тебя, что случится, если ты продолжишь.

— Это был не я! — кричу я. — Не я все это начал!

Отец опускается передо мной на колени. Я вижу, как мама помешивает огонь, и от этого

зрелища меня начинает тошнить.

— Тебе нужно было использовать глаза для более благих целей.

— А кому есть дело? Ты монстр! Вы оба!! — мой голос разрывается. — Как вы можете сделать это со мной?! Вы сошли с ума?!

Моему вопросу ответ не нужен. Я знал его с тех самых пор, как появился в этом гребаном мире. Моя семья никогда не была и не будет нормальной. Они хищники. Отбросы земли. Темные защитники гнусных ублюдков и убийцы невинных. Мы везде и нигде одновременно. Мы — никто. Наши жизни ничего не стоят.

Моя жизнь ничего не стоит. Даже для них.

— Хватит. Это твое наказание. Конец истории. У тебя был выбор, и ты просрал его, — отвечает отец.

— Выбор?! Моя жизнь! Нельзя выбирать между смертью и этим!! — я стискиваю зубы.

Он улыбается. Это так мерзко.

— Выбор есть всегда.

Он встает и отходит на пару шагов. Мама поворачивает голову и поднимает кочергу. Раскаленный наконечник в форме «Х» светится дьявольским красным светом. Паника во мне начинает хаотически курсировать под кожей.

Я выкручиваюсь и вырываюсь на свободу, но это бесполезно. Щелчком пальцев отец подзывает нескольких мужчин к себе на помощь. Они хватают и сдерживают меня.

Отец поворачивается ко мне спиной, прокашливаясь.

— Ты уничтожил нас. По твоей вине мы потеряли того же клиента во второй раз. Это твое наказание. Прими его с достоинством и честью.

Мама осматривает кочергу и улыбается в мою сторону.

— Я люблю тебя, мой дорогой мальчик, но это нужно сделать. Ты знаешь правила.

— К черту правила! — кричу я. Я сопротивляюсь, но мужчины продолжают свой натиск.

— Даже в нашей профессии есть правила. Тебе стоило понять это прежде, чем нарушать их.

Она поднимает руку, я откланяюсь назад, но этого недостаточно. Она все равно тянется ко мне. Рукой она нежно касается моей щеки, и гладит меня. Внезапно она превращается в любящую и заботливую мать, которой никогда не была.

Я до боли скриплю зубами, пытаясь укусить ее. Она убирает руку и посмеивается.

— Иначе нам бы пришлось убить тебя. Ты знаешь, почему мы не можем просто так оставить это, — она поднимает кочергу. — Око за око.

И с этими словами она впивается кочергой в мой правый глаз. Мои легкие не могут вынести криков, которые провоцирует болезненная агония. Тело разрывает, мое дыхание настолько учащенное, что кажется, меня разорвет в клочья, словно воздушный шар. Кожа горит. Боль не сравнится даже с кинжалом, который насквозь вонзили в тебя и проворачивают, словно сверло. Я чувствую, как по лицу мерзко струится теплая кровь. Моя кровь. Закрывать глаз нет смысла. Красное становится черным, как только все заканчивается. Мои крики никого не волнуют, и она продолжает уродовать меня. В ноздри бьет такой запах, что на глаза наворачиваются слезы, даже если у меня теперь только один глаз.

Я словно нахожусь в прострации между сознанием и бесчувствием, и в этот момент меня окружает тишина, наполняя мое сознание. Она готовит меня к бремени, которое мне отныне придется нести — ненависть, которую заклеймили на моем лице. Я заставлю их заплатить.

Когда ее садизм воплощается в жизнь, она отступает на шаг и осматривает свою работу. Она наслаждается тем, что сделала и тем, что видит. Я смотрю на нее едва ли открытым левым глазом, но я не собираюсь сдаваться. Я отвергаю слабость. Я переживу это, даже если мне придется пожертвовать всем.

Стиснув зубы до боли, я поднимаю на нее взгляд, закипая от злости. По венам струится боль, но я полностью блокирую ее. Мою душу до краев заполняет ярость.

— Что ты со мной делаешь? — шиплю я.

— То же, что и ты сделал с нами. Ты заклеймил нас на всю жизнь. Долг платежом красен.

Отец дает знак мужчинам. Он даже не смотрит на меня.

— Уведите его.

— За это вы поплатитесь жизнью! — кричу я. Я вырываюсь из их рук, но моя сила убывает с каждым движением. Я больше не могу сопротивляться веревкам. Потеря крови и боль все-таки отражается на мне.

— Ты больше нас не увидишь, не услышишь от нас ни слова, и тебе здесь больше никогда не будут рады, — произносит мой отец.

— Прощай, — заканчивает его слова мама, пока вытирает кочергу о белую скатерть на столе.

Единственным живым глазом я наблюдаю за ними до последней секунды, пока меня не выволакивают из помещения. Когда за мной закрывается дверь, желание сопротивляться во мне умирает. Боль заполняет каждую клетку моего тела. На мгновение все вокруг чернеет, и я теряю мир из виду. Я теряю сознание, снова прихожу в себя, чувствую, как проходит каждая минута. Меня до сих пор волокут, но я понятия не имею, где я нахожусь. Они тащат меня в лес, далеко от всех, и все также привязанного к стулу, бросают в снег.

Их шаги — последнее, что я слышу, прежде чем во мне умирает способность чувствовать. На лицо падает снег, и я хочу чувствовать его холод своей мертвой изуродованной кожей. Это место со своей безмятежностью подходит идеально, чтобы похоронить такого жалкого человека, как я.

Но я не сдамся ни этому холоду, ни этой боли, ни смерти, что нависла надо мной. Я выживу. Я превзойду их, а потом уничтожу. Обещание, которое я даю сам себе, разжигает пламя из искры жизни, которая все еще теплится во мне. Настанет день, когда я приду за их жизнями. Я стану дьяволом, который проведет их через семь кругов ада. 

*** 

Джей

Суббота, 14 сентября, 2013. Утро, 10.40

Тело сковывает холод, пока я стою там, дрожа от дождя. Тело покрывается мурашками. Я стою с открытым ртом. Лопата выпадает из рук. Звук падения металла на землю похож на раскат грома в тишине этой ночи. Я онемела.

Дождевые капли скатываются по его лицу, затекая в глубокие выемки на коже. Линии его шрамов становятся отчетливее, чем прежде. Свет луны окутывает одну сторону его лица, а другая покрыта зловещим мраком.

В моем сердце сплетаются две противоречивые эмоции — отвращение и жалость. Пальцы Икса сжимаются в кулак, и он закрывает рот. Никто не произносит ни слова. Молчание убивает меня. Я не могу поверить в то, что услышала. Я даже не могу найти для этого подходящего слова.

— Твои родители? — выдавливаю я.

Он кивает и хмурится. Пальцы хрустят от силы, с которой он сжимает кулаки.

— Полное дерьмо…

— Можешь повторить, — презрительно усмехается он.

— Но… зачем? Из-за чего все это?

Он поджимает губы и шагает ко мне. Паникуя, я отступаю назад, но натыкаюсь на дерево. Он просто становится передо мной, закипая от злости. Его ноздри бешено раздуваются. Взглядом он пронзает меня насквозь.

— Из-за тебя.

Я едва могу сделать вдох.

— Что ты имеешь в виду?

Он сжимает губы, и упирается взглядом в землю, закрывая глаза.

— Ты ни хера не помнишь…

Когда он снова смотрит на меня, меня трясет с ног до головы. То, как он смотрит на меня, будто я — его слабость, вселяет в меня тревогу. Не потому что я напугана, а потому что не видела этого взгляда прежде.

Или… видела?...

Не думая, я поднимаю руку к его лицу. Он неуверенно отстраняется от меня, но все равно не достаточно, чтобы не дать мне коснуться его. Он морщится, когда я кладу руку на его щеку. Ярость в его груди моментально затихает. Я ладонью чувствую его шрамы, рубцы и борозды на месте его глаза. Пальцы двигаются по каждой трещине, каждому болезненному воспоминанию, всей боли и агонии, которую заклеймили на его коже. Вот, что они с ним сделали... Онисделали его монстром, который он есть сейчас.

Он поднимает руки и обхватывает мою голову, прислоняясь лбом к моему лбу.

— Вспомни, — произносит он. Его голос полон терзающих эмоций. — Вспомни, птенчик. Вспомни...

Его голос. Его прикосновение. Картинка в голове, разорванная на тысячи мелких кусков, выложена передо мной, словно на большой гранитной доске. И я собираю их, один за одним. Воспоминания из прошлого и настоящего смешиваются, пока мои мысли не превращаются в сплошное непонятное месиво. Картины прошлого крутятся в моей голове. Он был моим прошлым.

Я знаю его. Я всегда его знала.