«Любовь, во всех своих проявлениях и формах,

не имеет конца 

Никто не может подготовить свое сердце

к ее приходу»

- Кларисса Уайльд.

Икс

Суббота, 14 сентября, 2013. День, 13.00

Правда. Такое странное слово. Но такой вещи, как правда, нет. У каждого свое понятие о том, что правильно и неправильно, так что, правда — всего лишь ослепленное эмоциями мнение. Она думает, теперь она знает правду. Я думаю, что совсем наоборот. Она помнит только куски, наш флирт и изощренный секс, но она не помнит даже моего имени. Она ничего не знает о том, что моя семья делала с людьми, которые угрожали ее отцу. Она не знает, как сильно я одержим ею. Что первым, что я сделал, когда вышел из госпиталя, я попытался найти ее. Я следовал за ней день и ночь, планируя свою месть.

Она не имеет ни малейшего понятия об этом. Она даже представить себе не может, насколько жуткие вещи я делал с другими людьми. Я убил ее мать.

Я прохожу почти к концу прохода и беру несколько бутылок ликера. Я замечаю, как продавец наблюдает за мной из-за прилавка, и на секунду раздумываю, вести себя прилично или вышибить ему мозги.

Вдыхая поглубже, я выбираю благой путь, и выставляю на прилавок виски и вино. Он смотрит на меня в недоумении, его руки трясутся, он берет каждую из них и пробивает на кассе. Я достаю несколько долларовых купюр из кармана, припечатываю их ладонью к прилавку, и произношу:

— Сдачи не нужно.

Я беру бутылки из его рук, и медленно выхожу из магазина.

Отмороженный продавец проводит меня взглядом до самого выхода. Неужели платить иногда за что-то, настолько странная вещь? Я мог бы и убить его. Ему бы лучше радоваться тому, что он может прожить еще день. Плевать. Он может пялиться на меня сколько влезет, мне до лампочки. Я бы застрелил любого на его месте, но у меня хорошее настроение.

Я возвращаюсь к машине, и залезаю внутрь. Джей здесь. Дверь даже не была закрыта. Это больше не имеет значения — она не убежит. Туда, откуда она пришла, пути больше нет. Теперь она знает, почему.

— Держи, — говорю я, протягивая ей бутылку вина. Беру ключи, и поддеваю пробку. Ее губы обхватывают горлышко, и она жадно пьет, ненасытно утоляя жажду. Черт возьми, эта девушка умеет пить. С самодовольным лицом я откручиваю бутылку виски, и подымаю ее в руке:

— За нас.

— За этот гребаный мир.

Мы пьем до боли в горле, пока не пьянеем вдрызг, и не рвем глотки от пьяного смеха. Мне все больше и больше становится плевать на то, что происходит с нами. В эту ночь необходимо все забыть, и я быстро забываю обо всем, что пообещал себе сделать с ней, и с тем, кто стоит за всем этим. Это кажется настолько бесполезным. Теперь, когда она моя…теперь, когда она помнит начало нашей истории…зачем причинять боль тому, кто все у меня отнял? У меня уже все есть.

Поворачивая голову, я ставлю бутылку между нами, и смотрю на нее. Она прекрасна. Я люблю ее и ненавижу так сильно! Я не знаю почему, но не могу просто взять и выбросить ее из души. Это чертовски не похоже на меня. Мать вашу, да я никогда ни к кому не привыкал. Она исключение. Девушка, которая продолжает бежать от меня, продолжает дразнить и соблазнять собой, даже если ее ждут жесткие последствия. Настолько жесткие, что я стал ненавидеть ее за это. Да, для меня виной всему — она. Возможно, это несправедливо. Слишком, мать вашу, херово. Жизнь несправедлива. День, когда они отняли у меня возможность мыслить здраво, стал днем, когда ненависть выжгла во мне все. Я даже не думал, что выживу после этого.

Она бросает пустую бутылку на заднее сидение. Я думаю, если она заменит одну пагубную привычку другой, вреда не принесет. Мне приходится забыть о надобности наказывать. Но кажется, я не могу допустить мысли о том, чтобы отпустить ее.

   Мать твою, почему все настолько херово!? Я привык заботиться о ней, но где-то на тропе заботы я свернул к презрению. Она должна была знать о камере, должна была знать, что ее отец следит за каждым ее шагом. Она обвела меня вокруг пальца, чтобы я трахнул ее. Мой маленький сексуальный птенчик. Она — мой враг, но я могу лишь хотеть ее. Я поднимаю руку и заправляю прядь волос ей за ухо. Теперь дело не в том, что я хочу ее тело, хочу трахать ее всеми известными мне способами. Теперь это больше. Она должна принадлежать мне. Она будет моей, пока я не сдохну.

Я все еще хочу наказать ее. Я никогда не терял жажды к ее крови. Мне всегда нужны будут ее страх и боль. Таким я был рожден. Таким меня вырастили. Это все, что я видел в жизни. Все, чем я стал. Монстр, влюбленный в боль и смерть. Как это жалко.

— О чем думаешь? — невнятно спрашивает она.

Я фыркаю.

— Мне стоило бы спросить тебя о том же самом в момент, когда ты все вспомнила.

— Я знаю… — она моргает несколько раз, и хмурится. — Я не уверена, как я чувствую себя. Я едва могу поверить, что все это правда, но это у меня в голове… так что, пожалуй, правда.

— Так тяжело поверить в то, что ты когда-то меня хотела?

Она поднимает голову.

— Нет, но…

— Даже больше, чем я хотел тебя?

Она делает резкий вдох.

— Ублюдок.

Я ухмыляюсь.

— Мистер Ублюдок для тебя.

Она фыркает так громко, что почти закашливается.

Я смеюсь.

— Знаешь, когда я впервые трахал твою киску, звуки, который ты издавала, были похожи на то, как ты сейчас смеешься.

— Иди в задницу… так не честно.

— Честно теперь, когда ты помнишь.

— Я помню лишь отрывки, а не всю историю целиком, — она сглатывает. — Много я не помню вообще. Маму, например.

Я закрываю рот. Несколько секунд я пытаюсь забыть, что она вспомнила свою мать. Но что-то на задворках моего разума нашептывает мне, что она имеет право знать. Если я хочу, чтобы она осталась, она должна верить в то, что я говорю правду. Мне нужно быть с ней честным. Даже если это один раз.

Я практически перестаю дышать.

— Твоя мать мертва.

У нее отвисает челюсть, и она смотрит на меня так, будто только что увидела мертвеца.

— Она упала с лестницы.

— Что? Откуда тебе знать? — спрашивает она.

— Потому что ты была права. У нас общая история. У тебя, и у меня. Мы играли в доме твоего отца. Они были заняты разговорами, а мы много бегали, играя в догонялки. Однажды твоя мать вышла из двери как раз, когда я бежал. Я не видел ее, а потом… — я вздыхаю, — я ее убил.

Шок на ее лице сменяется чистым отвращением. Я ожидаю, что она набросится на меня и ударит. Вместо этого, она берет бутылку с виски и пьет большими глотками так, что почти давится.

— Эй, сбавь обороты, — произношу я, выдергивая бутылку из ее пальцев, пока она не осушила ее.

— Тебе ведь по барабану, — выплевывает она.

Я смеюсь. Она снова звучит, как прежде. Я боялся, что после всего, что я с ней сделал, она потеряет свою искорку, но я ее вижу. Она все еще горит. Она осталась тем, кем и была. Она здесь, просто передо мной, осталось лишь взять. Все, чего я так долго жаждал, становится моей реальностью. Она полностью и абсолютно моя, и она больше не сбежит от меня. Это настолько, мать твою, идеально. Учитывая тот факт, что я только что рассказал ей о том, кто убил ее мать.

— Чтобы ты понимала, нет! — произношу я, отставляя бутылку. — Я не позволю алкоголю портить мою собственность.

Она фыркает и кивает, с силой сжимая губы.

— Собственность. Ну конечно.

Я беру ее за подбородок, слегка закидывая ее голову.

— Ты — моя, Джей. Всегда была. Ты никогда не была ничьей другой. Ты даже сама себе не могла позволить думать о ком-либо другом, кроме меня, несмотря на то, что была шлюхой.

— Катись на хрен! Ты можешь обладать моим телом, но тебе не получить мое сердце.

Я вскидываю голову.

— Ты правда в это веришь?

Несколько секунд она молча смотрит на меня, а потом отворачивается. Она знает, что я имею в виду. Я сказал правду. Я на самом деле люблю ее. И она это знает. Знает, что я рискнул бы всем, чтобы удержать ее. А еще она знает, что больше не может сопротивляться чувствам, которые переполняют её. Я ведь тоже это видел. Ее глаза не прекращают умолять меня держать ее, целовать, трахать. Она всегда сопротивлялась мысли отдать себя мне в распоряжение только потому, что ей это кажется неправильным. Она научилась сопротивляться и отрицать саму себя. Когда у нее отняли и это, она поняла, что ей это и не нужно. Все, в чем она нуждалась, была любовь. Ее пугает то, что я собираюсь дать ей. Это, и тот факт, что она никогда и не думала, что ей понравится вся эта хрень с избиением.

Теперь, когда мы прошли этот этап, я спрашиваю сам себя, смогу ли я сделать ее по-настоящему своей? Заставить ее увидеть, что она меня хочет так же, как и я ее.

Я откашливаюсь.

— Это был несчастный случай. Ты не помнила. А я никогда не мог забыть. Твой отец винил тебя за это.

— Не удивительно. Он же меня так любит, — она закатывает глаза от отвращения.

— Я люблю.

Она взрывается смехом.

— Ты? Любишь меня?

— Мхммм… не то, во что ты веришь, но я думаю, мы идеальная пара.

— Ты только что сказал мне, что убил мою мать. Это твоя вина. А теперь ты говоришь мне, что любишь меня? Извини, но я даже не знаю, как на это, мать твою, реагировать.

— Вообще-то, мы играли, и я врезался в нее. Не специально.

— И ты считаешь, что все нормально? — она трясет головой. — Забудь. Я даже не знаю, почему я придаю этому такое значение. Я все равно никогда не знала ее. Не похоже, чтобы я что-то чувствовала.

— Это не так. Я сделал многое, чтобы разозлить тебя.

— Тебе это удалось.

Я наклоняюсь ближе, кладя руку на ее бедро.

— Да. Я наказывал тебя. Я стегал тебя, пока твоя кожа не начинала краснеть и покрываться синяками. Я пробовал твою кровь. И ты чертовски сладкая, — я улыбаюсь. Она пытается отстраниться, но не может. Мы все-таки в машине, а здесь не так-то много места. — Скажи мне, полностью откровенно, что тебе это не понравилось.

Она закрывает рот, и отводит глаза, сжимая ладони в кулаки.

— Я знаю, что ты не скажешь этого, потому что это не правда. Тебе это на самом деле нравится. Несколько лет назад ты даже молила меня сделать это. Ты жаждала порочности. Она в твоей крови. Ты ждала и ждала чего-то, в чем даже не знала, что нуждаешься: меня.

Я целую её скулу, убирая волосы назад. Она содрогается под моими губами, дыхание сбивается, и ее губы подрагивают.

— Все, чего я когда-либо хотел, — ты. Все, что получал, была боль. Теперь ты знаешь, как это, — шепчу я в ее ухо.

Рукой я скольжу к внутренней части ее бедер, приближаясь к теплому местечку между них. Она содрогается, когда я целую ее челюсть, подбираясь к ее губам. Держа ее за подбородок, я поворачиваю ее к себе.

— Прекрати сопротивляться, птенчик. Игнорируй сознание. Оно делает тебя несчастной. Позволь мне научить тебя летать.

Когда я целую ее, она закрывает глаза и позволяет мне продолжить. Нежный и мягкий поцелуй превращается в нечто большее, когда я надавливаю на внутреннюю часть ее бедра. Она напрягается, когда я пробираюсь рукой к ее киске, но расслабляется, когда я легонько целую уголок ее губ.

— Будь моей, птенчик. Отдай себя мне. Отпусти себя, — слова слетают с губ так небрежно.

Я ласкаю ее щеку указательным пальцем.

— Я знаю, птенчик. Моя любовь — это то, что ты имеешь вместе с моей яростью. Но ты можешь вынести это. Ты сильная девочка, — я прижимаю губы к ее рту, и она открывает его для меня, впуская мой язык. Я обхватываю руками ее лицо, позволяя своему поцелую забрать все страхи, что в ней остались. Сейчас не время думать. Сейчас не время злиться или скорбеть. Это время для того, чтобы отпустить и наслаждаться друг другом. Это все, что у нас есть.

Она обнимает меня за шею, и целует в ответ, лаская мой язык своим. Это настолько захватывает. Член в штанах пульсирует, желая снова ощутить ее нежную кожу. В ее глазах я вижу, как в каштановых зрачках разгорается настоящее пламя.

Наклоняясь, она закидывает на меня ноги. Руками я нахожу ее грудь, и медленно освобождаю ее и играю с сосками. Я дергаю их и тяну, поочередно нежно и резко, и она стонет в мой рот. Я люблю звуки, которые она издает, когда я с ней немного жесток. Ее боль — мое удовольствие, но оно приносит боль и мне. В данный момент мне нужно и то, и другое.

Мой рот жаждет ее. Я напоминаю себе, за что я любил ее все эти годы, как сильно я изнемогал прикоснуться к ней, но не мог. На хрен гребаные правила. Сейчас я все сую коту под хвост.

Меня охватывает похоть, и я не сдерживаю пальцы, когда спускаюсь к ее складкам. Я хватаю ртом все её стоны, приводя в восторг, лаская ее киску, пока она не набухает и не мокреет. Мое член твердеет, натягивая штаны. Черт возьми, она доводит меня до предела. Губами я прокладываю дорожку поцелуев от ее рта к шее, вниз к соскам, и накрываю их своим ртом. Вращаю языком вокруг, после сжимаю зубы вокруг одного, и кусаю его, пока не слышу восторг в ее слабом крике.

Она не сопротивляется мне. Ее руки все еще на моей шее, пальцы впиваются в мою кожу. Спина горит от ее царапин, но это лишь еще больше возбуждает. Так что я продолжаю играть с ее клитором, и почти толкаю ее к оргазму прежде, чем полностью перетащить к себе на колени. Я вхожу в нее одним пальцем, и она сжимается вокруг меня, что подталкивает меня к более порочным действиям.

— О… черт… — она стонет, пока я описываю круги внутри нее, одновременно щипая за соски. Следы от моих укусов по всей ее груди и шее, будто прекрасное ожерелье, которое так подходит к ее коже. Я настолько неудержимо хочу сделать ее своей, что не могу перестать думать о том, что эти следы будут по всему ее телу. Зная, что она моя, и только моя, ведет меня к тому, что я делаю.

Я расстегиваю ширинку и беру член в руку. Но, прежде чем я подымаю ее, она обхватывает руками мое лицо и рьяно набрасывается на мои губы. Я удивлен. Я никогда не думал, что она поддастся мне настолько быстро. Ее жажда обезоруживает меня. На секунду, я задумываюсь, надолго ли это, правда ли она хочет меня, или просто слишком пьяна. Плевать, меня это поглощает.

Она опускает руку вниз. Когда ее пальцы опускаются на клитор, она начиная жарко тереть его. Облизывая губы, я скольжу по ее груди, держа ее за шею.

— Да, птенчик. Сделай эту киску еще мокрее для меня. Продолжай, — я сильно сжимаю ее горло, и она смотрит на меня с жаждой в глазах, равной моей. Она изголодалась по моей власти, хочет моего одобрения. Я усиливаю хватку, и она ловит воздух короткими вздохами. Я сверлю ее взглядом, пока она ласкает себя.

— Сделай это, — шепчу я. — Кончи. Я хочу, чтобы твои соки вытекали на меня. Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Она не останавливается. Продолжая бешено тереть свою плоть. Потом закатывает глаза, губами образуя идеальную букву «О», и издает высокий пронзительный стон. Издавая многократные стоны. Она сжимает бедра, содрогаясь от прикосновений к клитору. Я рычу и сжимаю зубы, словно зверь. Я готов взорваться, как только окажусь внутри нее.

— Отлично, птенчик.

Она содрогается, делая вдох.

— Спасибо, сэр.

Я оскаливаюсь.

— А теперь возьми мой член, как послушная девочка.

Мышцами ног она сжимает мои бедра, и я пользуюсь возможностью приподнять ее, и насадить на свой пульсирующий член. Ожидание написано на ее лице. Она приподнимает брови и сжимает красные губы, чем тянет меня поцеловать ее. Я чувствую ее сердцебиение на своей коже. Оно ускоряется, пока она остается надо мной, готовая принять меня в себя. Полная страстного желания и на грани. В точности, как я люблю, и как нужно ей.

На ее лице перемешаны агония и блаженство, когда я погружаю свой член в ее тугую киску, обволакивая себя ее влагой. Я никогда не чувствовал ее настолько глубоко, настолько желанной, настолько открытой для меня. На ее теле появляются маленькие капельки пота, скатывающиеся по ее полной груди. Я слизываю капельки с ее кожи, водя языком вокруг ее сосков. Она стонет, смелее насаживаясь на мой член. Нас накрывают волны экстаза, мы трахаемся ради того, чтобы трахаться, и я так люблю это! Мне кажется, она даже не понимает, что сейчас происходит.

Я чувствую на лбу выступающий пот, и глубже погружаюсь в нее. Она сжимает бедра, окутывая меня собой, и склоняет голову мне на плечо. Обоими руками я хватаю ее зад, и вдалбливаюсь в нее снова и снова. Шлепая ее по ягодицам, я заставляю ее объезжать меня, словно она хорошая маленькая шлюха. Наконец-то она дает мне то, что я так долго жаждал. Свою охоту. Послушание. Желание. Все.

Мы оба в месте, где хотим быть. Наши потребности исполнены. Мое доминирование и ее свобода. Все это смешалось в моменте нашего безумного секса.

Ее крики заполняют машину, стекла запотевают, пока я резко и жестко трахаю ее. Слова не нужны. Она знает, что я единственное ее удовольствие, ее единственное высвобождение от этого зараженного мира. Она знает, что я отпущу ее в момент, когда ей это будет необходимо больше всего. Она не хочет чувствовать. Она хочет, чтобы мой член заставил ее забыть все на свете. Мы оба пользуемся друг другом. Две стороны одной монеты.

— Да. Трахни меня, птенчик. Используй меня для своего удовольствия, как я использовал тебя, — шепчу я в ее ухо, сжимая его губами, и сильно прикусывая мочку.

Пальцами она проводит по моим татуировкам, пока не достигает пирсинга в соске.

— Да…. — мурчит она.

— Хммм… Я знаю, что ты хочешь этого. Оседлай мой член, Джей. Наслаждайся, потому что он твой, так же, как и твоя киска — моя, — мой язык снова находит ее грудь, и я аппетитно облизываю ее. После я сосу ее и снова кусаю, оставляя красные следы.

Руками я снова нахожу ее задницу, и шлепаю ее по ягодице ровной ладонью. С каждым толчком, она подпрыгивает надо мной, и своим членом я чувствую каждую фрикцию. Ее кожа начинает гореть под моей ладонью, пока я продолжаю бить ее. На лбу у нее появляется глубокая складка, и она больно кусает меня за плечо. Бл*дь, как же я это люблю!

— Трахни меня… — мурчит она.

— Да, Джей, дай мне трахнуть твою маленькую киску. Продолжай объезжать мой член. Заставь меня гордиться, и я снова позволю тебе кончить.

— Значит, мне нужна от тебя боль… — произносит она.

Мать твою, я не могу в это поверить.

— Мне нужна боль. Я могу выдержать это.

Зато я не выдерживаю.

Я срываю с себя галстук, и набрасываю на ее шею, придерживая оба конца. Я наматываю его и тяну, сжимая ее горло. Она пытается вдохнуть, и ее дыхание слабеет от давления на ее шее.

— Да, Джей, почувствуй, как твое тело остается без воздуха, пока я безжалостно трахаю тебя. Я хочу увидеть, как твое лицо побледнеет, когда ты кончишь.

Я ласкаю ее болью, которую она так хочет. Она пытается продолжить свой ритм, пока я сжимаю галстук на ее шее, но не останавливается. Первобытное желание удовлетворить меня засело в ней слишком глубоко.

Я шлепаю ее по груди и щипаю сосок, и ее крик превращается в ничто, так как в ее легких нет воздуха. Она скачет у меня на бедрах, пока я толкаю ее к грани. Ее взгляд мечется по всему салону, безумный от экстаза.

Она скользкая и горячая в момент, когда мы пересекаем границу между реальным и порочным мирами. Чувство — быть в ней, наполнять ее тело своим, пока она позволяет причинять ей боль, всепоглощающее.

— Кончи для меня, птенчик! Покажи мне, как сильно ты хочешь меня удовлетворить! Покажи, насколько ты любишь этот член, который сейчас глубоко в тебе, пока ты лишаешься последнего воздуха!

Мышцы ее киски начинают учащаться, что доводит меня до предела. Она сильно закатывает глаза. В момент ее высочайшего блаженства, я отпускаю галстук, притягиваю ее к себе и набрасываюсь на ее рот своим губами. Мой язык врывается в ее рот, пока, интенсивно содрогаясь, она взрывается в моих руках. Ее мощный оргазм толкает меня на грань. Я рычу — она доводит меня до ручки. Горячие брызги спермы просто взрываются в ее киске. Пока я изливаюсь в нее, мои стоны в ее рот не затихают ни на секунду. Она отвечает мне тяжелым выдохом, полным эмоций. Кажется, что моя сперма потоком заполняет ее, стекая по ней на мои брюки.

— Спасибо… — хнычет она.

От ее слов огонь во мне превращается в пламя.

Тяжело дыша, я прижимаю ее грудью к себе. Она так уютно устроилась на мне, ее голова покоится в ложбинке моей шеи, пока я выскальзываю из нее. Ее кожа покрыта следами: красными, синими, фиолетовыми. Цвета, которые я создал. Они мои. Все они мои.

Я не знаю, почему я так сильно беспокоюсь. Я никогда не волновался ни о ком другом. Думаю, после всех этих лет, она никогда не уходила от меня. Уж точно не из сердца.

Я понимаю, что это может означать мое падение. Я влюблен в нее. Всегда был. Именно поэтому я так сильно ее ненавижу. Она сделала меня слабым. В тот один слабый момент, я споткнулся, и понес за это наказание. Я умер в тот день, когда моя мать выжгла мне глаз. И Джей стала этому виной.

Но когда она, как сейчас, полностью в моих руках, как маленький птенчик, и хочет, чтобы ее любили…. Она может изменить меня.

Даже после всех вещей, через которые я прошел ради нее, не важно, сколько раз я страдал из-за нее, она все равно мне нужна… Бессмысленно отрицать это. Она уже зацепила меня.

Я ненавижу ее. Я люблю ее. Два этих чувства не могут сосуществовать. Что бы не последовало после этого, это станет гибелью для нас обоих.