Чарлз Кэртойс приобрел привычку каждое утро после завтрака заходить в оранжерею и угощать белок орехами. Изящным стеклянным куполам оранжереи разительно не соответствовали джунгли проржавевших труб на полу. Но деваться некуда: без системы центрального отопления замерзли бы пальмы и нежный древесный папоротник. Верити развесила в оранжерее клетки и уделяла белкам значительную часть своего времени. Кэртойс удивлялся такой заботливости: белки были симпатичными зверушками, но не более того. Он решил, что девушка, должно быть, старается завоевать расположение отца, демонстрируя преданность науке. Перепады настроения профессора тем временем настораживали: то он был ласков с Верити, хваля ее усердие, то вызывал сердечные спазмы у экономки миссис Фернесс, заявляя, допустим, что у одной из белок будто бы выросла вторая голова. Но, что гораздо серьезнее, он отказался от услуг Эда Грея в качестве лаборанта, хотя работа со сплавами и новым трансформатором приближалась к наиболее ответственной стадии.
Нащупав в кармане орехи, Кэртойс вошел в оранжерею, насвистывая на ходу. Одна из белок оказалась совершенно ручной, и потому Верити выпустила ее из клетки. Сейчас зверек сидел на ветке над головой девушки, глядя, как она страница за страницей печатает отчет о результатах наблюдений.
— Иди к Чарлзу, — ласково приказала Верити, не отрываясь от машинки.
Зверек прыгнул к Кэртойсу и схватил у того с ладони угощение. Кэртойс погладил животное и вдруг заметил, что Верити как-то странно поглядывает на него. Он смутился.
— Что такое, Верити?
— Есть новости, — сказала она.
Девушка произнесла эту фразу таким тоном, что Кэртойсу стало ясно: она собирается сообщить ему нечто экстраординарное, но боится слишком взволновать. Верити забрала у него белку и пересадила в большую клетку, где на толстом суку примостилась другая. Кэртойс достал еще один орех. Зверушка осторожно спустилась, робко приняла лакомство и опрометью кинулась обратно.
— Боязливая, — заметил Кэртойс. — Наверное, самка.
— Они обе самки, — сухо ответила Верити. В ее голосе прозвучали профессорские нотки.
— А я-то считал их доброй супружеской парой, — хмыкнул он. — Думал, сидели они рядышком на ветке, а тут — бац! — метеорит.
Верити перелистала отчет.
— Я подчеркнула отдельные места, — проговорила она. — Когда Эд проводил предварительный осмотр, то не сумел сразу определить пол белки, той, которая ручная. То, что она самка, как и другая, выяснилось уже потом.
— Ты разве их никак не назвала?
— Нет, — сказала Верити. — Чарлз, что сталось с парой кроликов, которых нашли у кратера под номером двенадцать?
— Помнится, я отдал их своему другу, местному учителю Дейву Дженкинсону, — отозвался Кэртойс. — На том участке у нас как раз вышло небольшое столкновение с полицией. И не лень, понимаешь, оцепление выставлять! Может, твоему отцу удастся заполучить через Брюстера лицензию получше. О чем бишь я?.. Ах, да. Мы на месте проверили кроликов счетчиком Гейгера, а потом я отдал их Дженкинсону. Он преклоняется перед стариком и помогал нам отбиваться от полицейских.
— Кролики были живы?
— Разумеется. Он отнес их в школу. Обыкновенные кролики, бурые такие… Когда я наткнулся на них, они выглядели точь-в-точь как дохлые. Наверное, долго не протянут. Недавно один из них исчез.
— Меня это не удивляет, — сказала Верити.
— Подожди! — воскликнул Кэртойс. — Не будешь же ты утверждать, что они все-таки облучились?
— Не буду, — подтвердила Верити. — Они оба одного пола?
— Да, — ответил Кэртойс. — Похоже, что так. Дженкинсон надеялся, так сказать, наглядно продемонстрировать ученикам спаривание животных, но кролики оказались Биллом и Бобом, а вовсе не Биллом и Бетти.
Верити сделала пометку и принялась собирать бумаги.
— Чарлз, как бы вы поступили, если бы никто не согласился с вашей гипотезой?
— Наверное, постарался бы доказать ее.
— Если бы вы сделали открытие, в которое трудно поверить, проговорила девушка нерешительно, — вы бы обязательно его обнародовали?
— Все зависит от ситуации, — сказал Кэртойс. — А то может так аукнуться!..
Он начал понимать, в чем дело. Бедная девочка начиталась сказок об инопланетянах. Обнаружив в своих паршивых белках какую-то крохотную мутацию, какую-то особенность в поведении, она немедленно приписала ее влиянию внеземных сил.
— Верити, — сказал Кэртойс мягко, — я проработал с твоим отцом бок о бок много лет. Я знавал твою матушку. Я часто думаю о том, что ей понравился бы Хьюбри Холл…
Он чувствовал себя виноватым, однако это его долг — отвлечь девушку. Старику сейчас просто не до того. Работа вступила в решающую фазу и требует полной концентрации внимания.
— Я вот что хочу сказать, — продолжал он торопливо. — Я уверен, что тебе не хватает подготовки. Нескольких месяцев с доктором Нгумой в заповеднике недостаточно. По правде сказать, никто из здесь присутствующих не обладает достаточной квалификацией для того, чтобы правильно оценивать поведение животных.
— Я поняла, Чарлз, — проговорила Верити устало. Она выглядела разочарованной, но отнюдь не удивленной. Странная девушка.
— Почему бы тебе не вернуться к литературе? — спросил он. — Или тебя больше не интересуют монографии семнадцатого века, по которым ты писала диссертацию? А Марвелл, Эндрю Марвелл — разве он не твой любимец?
Она открыла клетку, и белка выскочила наружу. Прыгнув девушке на плечо, зверек удобно устроился в ее длинных, выгоревших на солнце волосах и как будто зашептал что-то ей на ухо. Кэртойсу стало немножко не по себе: где это видано, чтобы белка была такой доверчивой? Надо бы переговорить с Греем, может, он заметил что-нибудь из ряда вон…
— Я попозже выпущу белок в сад, — сказала Верити.
— Значит, конец эксперименту? — обрадовался Кэртойс. — Весьма разумно с твоей стороны.
Он поглядел на часы.
— Мне пора. Время не ждет, и все такое прочее.
— Возьмите папку, Чарлз! — не попросила, а скорее приказала Верити. — Я хочу, чтобы вы прочитали отчет.
Не в силах отказаться, он повиновался.
— Твоя гипотеза как-нибудь называется? — спросил он. — Я имею в виду, к какой области она относится?
Верити погладила белку.
— Я про себя называю ее «теорией Мимезиса».
— Что? Это что-то связанное с театром?
— Слово «Мимезис» можно перевести как «мимикрия» или, если хотите, как «метаморфоза».
— Изменение формы? — пробормотал Кэртойс. — Боюсь, ты меня окончательно запутала.
Он лгал. Его поразила масштабность идеи. Каковы естественные процессы? Гусеница превращается в бабочку, личинка — в стрекозу, головастик — в лягушку… Инопланетное существо — в белку, белка — в…
— Во что-нибудь органическое, — подсказала Верити.
— Но во что именно? — недоумевал Кэртойс. — Нужно ведь принять во внимание размеры…
— Что есть общего у всех участков падения метеоритов, Чарлз? — перебила девушка.
— Безлюдны, — принялся перечислять Кэртойс, — пустынны, окружены лесом…
— То-то и оно, — сказал Верити.
— Деревья! — вскричал Кэртойс, — если только поблизости не было других форм органической жизни, годных для… для…
— Для копирования, — докончила Верити.
— Ерунда! — сказал Кэртойс. — Оставь в покое белку, Верити, и пойди прогуляйся.
Он поспешно вышел из оранжереи. Да, девочка, вне всякого сомнения, сошла с ума. Он заметил вдруг, что вцепился в ее зеленую папку с такой силой, что заболели кончики пальцев.