ДЕЗ
Адам уехал, уехал давно. И это к лучшему. Но, боже, это отдается такой болью, которая никогда не перестанет болеть. У меня еще есть несколько дней на острове Макино перед отъездом, и я не могу дождаться, чтобы покинуть его. Просто хочется вернуться в Детройт, в школу и в ту дерьмовую жизнь, к которой привыкла.
Я не плачу, потому что никогда этого не делаю. И кроме того случая с глупой панической атакой, не плакала очень давно. Но это не значит, что мне не хватает всякой хрени. Я сижу на кровати и стараюсь не думать, не вспоминать, не размышлять. Но терплю в этом полную неудачу. Проходит полчаса, когда я вспоминаю, что сегодня понедельник, и у меня работа... началась час назад.
Дерьмо.
Быстро втискиваюсь в униформу и бегу сломя голову через весь город в офис.
Когда я вся потная с заплетающимися ногами вваливаюсь в кабинет Фила, он был очень удивлен, увидев меня.
— Дез? Рут заезжала сегодня рано утром, чтобы сказать, что ты заболела. Что ты здесь делаешь?
Боже, благослови Рут за то, что прикрывает мою задницу. Я вытираю лицо.
— Я… чувствую себя получше.
Фил смотрит на меня долгим взглядом, явно пытаясь понять, все ли со мной хорошо. В конце концов, он просто пожимает плечами.
— Как угодно. Ты здесь. Можешь и поработать.
После выдачи задания я усердно работаю, и когда заканчивается смена, работаю еще один лишний час, чтобы компенсировать утреннее опоздание. Затем направляюсь в конюшню и нахожу Мака, ее хозяина.
Мак – низкого роста, крепкий, недавно переехавший сюда среднего возраста мужичок с густой бородой и ласковыми карими глазами. На конюшне он строг к работникам и мягок с лошадьми, но любит меня, потому что я люблю животных.
— Привет, Дез, — бормочет он и протягивает грабли, чтобы собрать навоз. — Рад, что ты здесь. В дальнем конце не помешает немного помощи.
— Звучит хорошо. — Меняю рабочие армейские ботинки на запасную пару грязных сапог, которую Мак держит здесь для меня.
Я с энтузиазмом убираю навоз из пустых стойл, задерживаясь около тех, где есть лошади, чтобы погладить их носы и нашептать им всякую чепуху. Я просто тяну время. Не хочу возвращаться в общагу. Не хочу разговаривать с Рут. Не хочу ни о чем думать.
Так что продолжаю работать. Сгребаю навоз, бросаю его в тачку, пока она не заполнится, а затем вываливаю ее и начинаю снова. Я вычищаю грязь, пока руки не покрываются волдырями и не начинают болеть мышцы.
Больше, чем они болели раньше.
Появляется Мак, останавливается рядом со стойлом в нескольких метрах от меня, наблюдая за моей работой. Мюриэль, черно-белый Клейдесдал, высотой в 17 хендов (мера длины, равная 4 дюймам; 17 хендов – около 170 см) просовывает голову в коридор и толкает носом Мака. Когда я заканчиваю убирать стойло, Мак забирает у меня тачку.
— Убирайся отсюда, Дез. Знаешь, думаю, надо что-то оставить и для других.
Он грубоват и неразговорчив, но понимает мою потребность занять руки и никогда не задает лишних вопросов.
Уже на закате я покидаю конюшню и возвращаюсь в общежитие. Руки пульсируют, спина болит, а все остальное горит. Рут лежит на кровати, читая что-то на своем Kindle. Она кладет его вниз, когда я вхожу, и выжидающе смотрит на меня. А я игнорирую ее, снимаю комбинезон и надеваю шорты.
С опозданием понимаю, что это шорты, которые Адам оставил мне. Я соплю, а Рут продолжает смотреть на меня.
— Дез. Выкладывай уже.
Продолжаю игнорировать ее, заваривая кружку чая. Наконец, я сажусь на постель у ее ног, прислонившись к стене.
— Не хочу говорить об этом.
Она фыркает.
— Ни хрена. Ты никогда ни о чем не хочешь говорить. Но... ты должна мне хоть что-нибудь объяснить. Господи. Я оборачиваюсь, а тут Адам, мать твою, Трентон стоит и спрашивает тебя. Добавь к этому, что ты выглядела как контуженая, прошлой ночью... что-то случилось, и он как-то связан с этим. И потом ты не пришла ночью домой, и теперь здесь... и на тебе лица нет. Поэтому повторяю еще раз, выкладывай, сучка.
Я тереблю мягкую, тонкую ткань шорт Адама и ненавижу, как и очень люблю, что они пахнут им. А футболка даже сильнее.
— Я вчера вечером встретила Дилана Вейла.
Ее глаза сужаются.
— Не пытайся отвлечь меня. Ты расскажешь мне ВСЕ о том, о чем уже однажды говорила, - почему Адам Трентон был здесь и почему на тебе его одежда, и где ты была прошлой ночью.
Единственный человек на Земле, который знает, что я девственница (или была ей) - это Рут, но даже она не знает почему, хотя, думаю, подозревает правду. Поэтому пожимаю плечами.
— Прошлой ночью я была с Адамом. — Провожу пальцем вверх и вниз по бедрам и отказываюсь смотреть на Рут.
— С Адамом. — Чувствую, что она обрабатывает все возможные значения слов, затем приподнимается, подвигается ко мне и берет мое лицо в руки, заставляя меня, наконец, посмотреть на нее. — И когда ты говоришь «с Адамом», ты же не имеешь в виду, что ты с Адамом…?
Я просто минуту смотрю на нее, затем отвожу лицо от ее рук.
— Может быть, — бормочу я.
— Ты потеряла девственность с Адам Трентоном? — Рут почти что орет, потом хлопает руками по рту. — Дез! Какого хрена? Ты потеряла разум? О чем ты думала? Черт подери. Черт подери. О чем ты думала?
— Рут, Господи Иисусе, женщина, успокойся.
Она подпрыгивает на кровати.
— Успокойся? Успокойся? Какого черта ты предлагаешь мне успокоиться? Как это произошло? Почему это произошло? Как это было? Говори, женщина, говори!
Я прочищаю горло.
— Если ты заткнешься на хрен на пять секунд, я расскажу, что смогу. — Делаю глубокий вдох и выдох. — Я встретила его на днях. В пятницу. Он был на экскурсии в экипаже, увидел меня, и по причинам, по которым не могу притворяться, что понимаю, решил соскочить, подойти ко мне и заговорить...
Я рассказываю ей про помадки, последующий визит в бар, про шторм, церковь, про то, что целовалась с ним и про паническую атаку. Когда добираюсь до того, как он пригласил меня на прием, Рут снова теряет самообладание.
— Подожди. Подождиподождиподожди. Он взял тебя на ВЕЧЕРИНКУ? На то грандиозное Голливудское событие, о котором все говорят в отеле ВСЕ ГРЕБАНОЕ ЛЕТО? Адам Трентон. Тот самый Адам Трентон. Взял ТЕБЯ... на прием?
Я тоскливо пожимаю плечами.
— Может быть. Да. Ладно. Да, он взял меня. Я не знала, что это будет так. Боже, я думала, что это будет... даже не знаю. Не ЗНАЮ, о чем я думала. — Стучу головой о стену достаточно сильно, чтобы стало больно. — Оу.
— О*уеть, Дез.
— Точно.
— Тебя фотографировали?
Я смеюсь саркастически.
— Только около миллиона раз, — усмехаюсь я. — Ну а теперь ты хочешь услышать о Дилане Вейле?
— Ты действительно встретилась с Диланом Вейлом? По-настоящему? Ты говорила с ним?
Моя ухмылка превращается в зловещую.
— Говорила с ним? Я танцевала с ним медленный танец.
Рут перестает дышать и обмахивает руками лицо. Я не уверена, зачем. В конце концов, она выдыхает вопрос.
— Медленный... медленный танец? С моим Диланом?
Я пожимаю плечами.
— Ну, насколько могу судить, он принадлежит больше Роуз Гаррет. Но да, с твоим Диланом. Великое дело. Я имею в виду, он был таким же горячим, как ты продолжаешь описывать его мне, плюс, может быть, даже чуть горячее. Но он зануда. Весь танец рассказывал о шоу, что это была его идея, и как продюсерам пришлось просить его пробоваться на главную роль, бла, бла, бла. Тебе бы понравилось, но мне было скучно до слез. Меня меньше всего заботит этот сериал. Но он был чертовски милым. — Я накручиваю прядь волос на пальцы и отвожу взгляд. — Но все же не таким горячим, как Адам...
Рут никак не может отдышаться.
— Господи, Дез. Я так завидую, не думаю, что смогу дружить с тобой еще пару минут.
Она встает, шарит в нашем маленьком холодильнике и достает бутылку водки. Затем садится с ней на кровать, отвинчивает крышку и делает длинный глоток прямо из бутылки. Проглатывает, шипит и протягивает мне. Я недолго смотрю на бутылку; редко пью, но эта ситуация требует пить водку прямо из горла. Делаю глоток и запиваю чаем.
Рут забирает у меня кружку и крадет пару глотков, затем протягивает ее обратно.
— Дилана Вейла в сторону - и знаешь, я серьезно сейчас, потому что Дилан буквально ВСЕ для меня – так что случилось, Дез?
Так кружится голова.
— Мы трахались.
— Хотелось бы поподробнее.
— Я не собиралась. У меня была паническая атака, ради бога. Но... он просто невероятный, Рут. И не смогла. Я пробовала. Но он поцеловал меня, и я утратила все чувства. Адам милый, и еще он не принимает ответ «нет», что просто невероятно. Когда я психанула, он обнимал меня и не спрашивал, что случилось, а сделал мне чай и отвез домой. Не задавал вопросов. А потом, после торжества, я просто... хотела его, Рут. Хотела его так сильно, не желая больше быть девственницей. И, понимаешь, я больше не хочу бояться.
Рут требуется много времени для ответа.
— Да. Понимаю. Действительно, действительно понимаю. — Она делает еще один небольшой глоток и протягивает бутылку мне. — Он знает?
Качаю головой.
— Я ничего ему не сказала. Как ты это объяснишь? Я что, просто должна была остановить его посреди самых удивительных ласк, что когда-либо случались в моей жизни, и вдруг сказать: «Эй, кстати, я девственница»?
— Да, Дез, должна была, когда это необходимо. Это не то, что ты можешь просто не сказать парню. Это серьезно.
Я тяжело вздыхаю и глотаю водку из бутылки, позволяя теплу распространяться внутри меня.
— Точно. Я не хочу, чтобы это было серьезно, а просто желала, чтобы он хотел меня. Я бы струсила, если бы рассказала ему. И он вряд ли бы продолжил, если бы, опять же, рассказала ему.
Рут пожимает плечами и кивает одновременно.
— Наверное, я понимаю. До сих пор думаю, что это пи*дец как сомнительно, и на его месте я была бы зла, но понимаю. Так ты собираешься сказать ему?
Я качаю головой.
— Не-а. Он давно уже уехал.
Рут сидит поперек кровати рядом со мной, головой к стене и с ногами, свисающими с края матраса. Затем поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Уехал? Куда он поехал?
— Адам был здесь только на выходные. Он вернулся туда, где они снимают фильм. На какую-то студию в Лос-Анджелесе.
— Итак, позволь мне кое-что уточнить: ты отдала свою девственность тому самому Адаму Трентону, с которым провела одну безумную ночь, и он не знает?
Я киваю.
— Вроде того.
— Ты собираешься снова увидеться с ним?
Качаю головой.
— Как? Он никогда не вернется в Мичиган, и даже если вернется, как бы он меня нашел или я его? И зачем? Это был просто... один единственный раз. Я знаю это, он знает это. Все. Конец.
Рут, на которой явно начинает сказываться выпитое, смотрит на меня слишком проницательно.
— Хреновая из тебя врушка, Дез Росс. Он тебе нравится. Ты расстроена и не выпила бы всю мою долбаную водку, если бы не была в полном раздрае из-за этого.
Я вдруг чувствую себя слишком пьяной, чтобы спорить. И слава богу. По крайней мере, теперь я могу не вспоминать об Адаме некоторое время.
Беру бутылку водки и пью еще, пока Рут не выхватывает ее у меня и, спотыкаясь, идет к холодильнику и убирает ее подальше.
— Полегче, детка. Тебя стошнит, если продолжишь в том же духе.
Детка. Адам называл меня деткой. Это слово было только его. «Детка» то и «детка» се. Мне нравилось.
Нет больше детки.
— Не называй меня так, — произношу я заплетающимся языком.
— Он тебя так называл?
Я киваю и не вполне могу понять, почему нахожусь уже в горизонтальном положении и почему моя подушка пахнет шампунем Рут. Она гладит меня по голове, и понимаю, что лежу на ее коленях. Подруга обнимает меня, гладит волосы, и мне интересно, почему ее колени мокрые.
— Все будет хорошо, Дез. Ты будешь в порядке. Тише, милая. Все хорошо.
Оу.
Это же плачу я.
Проклятье.
* * *
АДАМ
Поездка на пароме обратно на материк - самая длинная морская прогулка в моей жизни. А затем следует самая тихая, самая длинная и неловкая в моей жизни поездка на машине. Я сижу сзади в огромном черном «линкольн навигатор» с Гаретом и Роуз, пока мы едем назад в другой конец страны - возвращаемся к съемкам. Обратно к жизни.
В конце концов, после, примерно, трех часов напряженной тишины, Роуз ворчит в отчаянии.
— Господи, Адам. Какого черта с тобой случилось? Ты ведешь себя так, словно кто-то насрал в твои хлопья.
Не могу сдержать смех.
— Ух ты, Роуз. Неплохая фигура речи.
— Ну, это правда.
Гарет задремал на переднем сиденье, и Оливер, водитель, разговаривает с кем-то через гарнитуру Bluetooth.
Я долго смотрю в окно, прежде чем ответить.
— Просто... все пошло не так, как ожидал.
— С этой девушкой? Как ее звали? Дез?
Я киваю.
— Да. Дез.
Роуз гладит мою руку.
— Ну, в любом случае, не похоже, что у тебя сейчас есть время на такие вещи. Но я не уверена, что ты сделал такое уж одолжение бедной девушке, поставив ее в центре всеобщего внимания. Дез привлекла к себе много лишних глаз, и не думаю, что она к этому готова.
— Но хоть что-то я могу сейчас сделать, не так ли?
— Нет. Думаю, нет. — Роуз на мгновение задумывается, а потом фыркает. — Я имею в виду, если ты так считаешь, тогда так оно и есть.
— Какого черта это значит?
Она пожимает плечами.
— Ничего.
— Я не в настроении играть в игры, Роуз, — произношу, закрывая глаза.
— Всегда что-то можно сделать, ты, большой тупица. Если хочешь ее, то придумаешь что-нибудь.
— Это не так просто.
Роуз пожимает плечами.
— Конечно, нет. Когда в последнее время что-нибудь было просто?
— Она выразилась вполне ясно: одна ночь, и на этом все.
— Но?
Я отворачиваюсь и смотрю в окно.
— Но... похоже, что она просто сбежала.
— Если это то, что хочет Дез, то ты должен уважать ее решение. — Роуз убирает назад светлые волосы. — Но, иногда, мы, женщины, говорим себе и действуем, будто хотим одного, когда на самом деле, в глубине души хочется совсем другого, и мы просто... не желаем по каким-то причинам позволить себе иметь это. Как правило, потому что боимся того или иного.
— Ну, это проясняет многие вещи. Спасибо, Роуз.
Она хлопает меня по колену.
— Нет проблем.