АДАМ
Моя голова, сердце и тело находятся в состоянии войны. На данный момент голова побеждает.
Дез была девственницей.
Все стало очевидно. Ее нерешительность. Паническая атака. То, как невероятно отзывчива она была, как, с другой стороны, застенчива. И как позже стала голодна, как жаждала большего. Стало ясно даже то, почему закрылась на следующее утро.
Но Дез скрыла это от меня. Она знала, как я отреагирую, и намеренно не сказала мне. Это больно. Это меня рассердило. Нельзя такое утаивать от парня. Просто невозможно. Считаю, что у меня есть причины злиться, но разумная часть меня понимает, через что она прошла.
Только логика ни хрена не значит перед лицом боли.
Я оказываюсь снаружи, следуя со злостью вниз по тротуару. Понимаю, что если уйду слишком далеко, то потеряюсь. Что, как минимум, просто разозлит Оливера. И я заставляю себя остановиться, развернуться и медленно пойти обратно в сторону дома. Я прокручиваю все это в голове, пытаясь думать, а не просто реагировать.
А потом вижу в нескольких шагах от дома впереди на тротуаре Дез.
Я догоняю ее, хватаю за руки и останавливаюсь перед ней, не давая возможности идти.
— Дез, куда ты, черт возьми, собралась?
Она подпрыгивает, хватая от удивления ртом воздух, затем вырывается и отпихивает меня.
— Отвали от меня, Адам.
Теперь я в замешательстве. Кто из нас должен злиться?
Рычу в раздражении и оббегаю ее еще раз, останавливаясь перед ней.
— Дез, подожди. Просто поговори со мной. Куда ты собралась?
— Ты ушел. — Она говорит так, как будто это все объясняет, а потом снова идет мимо меня.
Не знаю, как остановить ее, как заставить выслушать, как заставить понять. Поэтому я делаю кое-что отчаянное. Останавливаю ее своим телом, ловлю за руку, и, как только Дез начинает отпихивать меня в сторону, хватаю другую руку и завожу ей за спину. Затем обхватываю запястья одной рукой и удерживаю их за спиной. После я наступаю на нее и заставляю пятиться назад, пока она не упирается в стену здания.
— Отпусти меня, черт возьми! — огрызается Дез.
Я беру ее хвост в кулак, тяну голову назад и когда подбородок приподнимается, накрываю ее рот своим. Ее тело извивается, борется со мной. Запястья в плену у моей руки, я держу их нежно, но твердо. Дез поднимает колено и толкает меня, и я отпускаю ее, но не позволяю высвободиться. Целую ее глубоко, крепко и сладко. И в то время, пока она сражается со мной, ее рот отвечает моему. Тело борется, но губы приоткрываются, принимают участие в поцелуе, язык выскальзывает и касается моего, и я пробую ее на вкус, вкладывая в поцелуй все свои противоречия.
Когда понимаю, что она не собирается сражаться из-за поцелуя, то отпускаю ее волосы и обхватываю ладонью щеку, поглаживая висок большим пальцем.
— Черт побери, Адам. Отпусти меня. — Дез прерывает поцелуй, приблизив губы к моему уху.
— Нет.
— Ты ушел.
— Я сказал, что мне нужна минутка. Как это можно превратить в уход?
— Я сказала тебе правду, а ты…
— Мне нужно было только тридцать гребаных секунд, чтобы переварить это, Дез. Господи, — я все еще удерживаю ее руки, но сейчас она не вырывается.
— И?
— И я понимаю. Если бы ты сказала мне, я бы... даже не знаю. Я был бы осторожен. Более нежен. Сделал бы все особенным. Сделал бы эту ночь лучшей в твоей жизни. Которую ты никогда не забудешь.
— Все так и было. — Дез прислоняется лбом к моей щеке. — Все так и есть.
— Вернись, Дез. Давай поговорим об этом наверху, хорошо?
Она кивает, и я отпускаю одну ее руку, а другую оставляю в своей. Я вообще-то не тащу ее обратно наверх, но ясно, что она сомневается, может, немного боится. Как только мы оказываемся в квартире, я останавливаюсь спиной к двери. Дез продолжает идти еще несколько шагов по пути между кухней и гостиной, когда понимает, что меня нет рядом с ней.
Она останавливается, поворачивается обратно и смотрит на меня. Видит, что я рассматриваю ее.
— Что?
Я пожимаю плечами.
— Как и сказал раньше, я понимаю. Но это не значит, что я все еще немного не злюсь. Я чувствую себя виноватым. Я взял твою девственность и даже не знал об этом. Просто не знаю, что думать, что чувствовать.
— Это что-то меняет между нами?
— Есть что-то еще, что ты мне не сказала? Я имею в виду, что я должен знать.
Она пожимает плечами.
— Нет. Я говорила тебе о том, что меня домогались. Это единственная вещь, которую стараюсь держать в себе. По понятным причинам. Люди смотрят на тебя по-другому, если знают правду. Я однажды по собственной инициативе проходила терапию. С консультантом в Уэйне. И она просто... у нее на лице всякий раз, когда мы разговаривали, был такой жалостливый взгляд, что просто не могла справиться с этим дерьмом. Так что, я еще никому не рассказывала. Это много значит для меня. Некоторые приемные отцы избивали меня, и когда кто-то встает перед моим носом или пытается удерживать меня, это становится спусковым механизмом.
У меня внутри все переворачивается и стынет кровь.
— То, что прямо сейчас я сделал внизу?
Дез качает головой из стороны в сторону, не соглашаясь и не отрицая.
— Во-первых. Еще когда ты подошел ко мне сзади и схватил за руки. Мне не нравятся такие сюрпризы или когда так хватают. Это служит толчком. Но когда ты держал мои запястья и целовал меня...? — Она замолкает и не продолжает.
— Что? — допрашиваю я.
Дез краснеет.
— Это было... возбуждающе. Я понимаю, что так не должно быть, учитывая то, что было в моем прошлом, но так было.
Я делаю медленный, крадущийся шаг.
— Дез, ты ведь понимаешь в душе, что я ни за что и никогда не причиню тебе боль?
Она наклоняет голову.
— Может быть, только если не специально.
— Ты столько пережила, Дез, и ты заслуживаешь, чтобы с тобой обращались…
Она резко поднимает голову и смотрит свирепыми глазами.
— В том-то и дело. Я заслуживаю, чтобы со мной обращались нормально. Я терпеть не могу, чтобы меня баловали или жалели, или относились ко мне, как будто я... хрупкая. — Дез говорит последнее слово так едко, как будто это гнуснейшее бранное слово. — Я, бл*дь, не хрупкая, а прошла через такое дерьмо, какое большинство людей не могут даже представить. На меня несколько раз нападали в душевой в школе, шесть или семь девочек избили меня только за то, что я новенькая и белая. Меня грабили. Домогались. Я пережила до хрена за свои двадцать два года, Адам Трентон, и я, бл*дь, в порядке. Мне не нужна помощь. Мне не нужна жалость. И со мной не нужно обращаться, как будто я какой-то гребаный нежный маленький цветочек.
Я сокращаю расстояние между нами, обхватываю ее талию и притягиваю ее пышное тело к своему.
— Относиться к тебе, будто ты нежная? Нет. — Я накрываю ее губы своими, скользя кончиком языка вдоль складок ее губ, и целую в угол рта. — Относиться к тебе как к драгоценности? Несомненно.
Она задерживает дыхание и наклоняет ко мне лицо.
— Хороший ответ, засранец, — выдыхает она.
Мои руки находят нижний край ее футболки и поднимают его. Я перебираю под ней пальцами, чтобы найти ее теплую мягкую кожу, и Дез, наконец, тихо выдыхает, кладя руки на мою грудь. Я скольжу ладонями по ее спине, поднимая ее одежду, и наклоняюсь, чтобы поцеловать Дез в шею. Она запрокидывает голову, подставляя мне горло, и я целую ее там, а потом ниже и ниже до V-образного выреза. Не в состоянии больше ждать, стягиваю ее футболку через голову и бросаю на пол. На ней фиолетовый шелковый бюстгальтер с белым кружевом вдоль верхнего края чашечки, из которой соблазнительно возвышается загорелая грудь. Лифчик я пока не снимаю, а покрываю поцелуями ее декольте и дальше живот, опускаясь на колени.
Ее руки пытаются остановить меня, когда я отстегиваю кнопки джинсов и тяну язычок молнии вниз.
— Адам... что ты… что ты делаешь?
Я улыбаюсь, пока зацепляю пальцами джинсы и стягиваю их вниз. Джинсы выворачиваются наизнанку, и она освобождается от них. Я отпихиваю одежду в сторону, обхватываю сзади ладонями ее ноги, скольжу вверх по бедрам и ласкаю мягкий упругий шелк ее фиолетовых трусиков с белым кружевом вокруг талии.
— Я рада, что надела сегодня этот комплект, — бормочет Дез. — Он единственный, что у меня есть, и я ношу его только потому, что все остальное белье грязное, а я не пошла в прачечную, но…
Она говорит бессвязно из-за своей нервозности, что мило, но не похоже на нее.
— Дез.
— Да?
— Заткнись. — Когда она хмурится, я улыбаюсь в ответ. — Ты сексуальна. И, честно говоря, мне плевать, какое белье ты носишь. Не имеет значение, стоит это пятьдесят долларов или тысячу. Для меня главное – все, что находится под ним.
Я оттягиваю вниз резинку на ее правом бедре на дюйм или два и целую обнажившуюся плоть, скольжу пальцем по животу ниже пупка к другому бедру и стягиваю трусики и с него. Она перестает дышать, ее руки скользят по моим волосам, пропуская сквозь пальцы мои короткие черные пряди. Нежно стягиваю дальше трусики, и когда обнажается ее левая тазовая кость, мои губы щиплют ее кожу, а пальцы переходят по животу прямо чуть выше ее лона. Я опускаю шелк на ее правом бедре.
Медленно делаю это снова и снова, дразня, пока из-под трусиков не появляются лобковые волосы. Ее пальцы застывают, ногти впиваются мне в кожу головы. Она задыхается, а я хватаю указательными пальцами обеих рук резинку трусиков на ее бедрах и стягиваю их одним быстрым движением.
— Адам...
— Это пентхаус, — говорю я ей, — а под ним нежилой этаж.
Дез хмурит брови, когда я бросаю на нее быстрый взгляд.
— И что?
Смотрю в ее глаза и касаюсь губами сначала лобка, а потом ее бедра.
— Не стесняйся кричать так громко, как хочешь.
Я поглаживаю носом внутреннюю сторону ее бедра, заставляя ее раздвинуть их шире, а затем погружаю язык в киску, нахожу твердый маленький клитор и медленно кружу вокруг него.
— О... черт.
— Постарайся не упасть, детка, — говорю я ей.
— Что? — выдыхает она.
Я хватаю ее левую лодыжку и поднимаю. Она переносит вес на правую ногу, и ее рука тянется к стене слева от нее. Я закидываю колено на плечо и посасываю губами киску.
— О черт. Боже мой, Адам.
Ее бедра подаются вперед, левая пятка вдавливается в мою спину, и Дез еще больше открывается мне. Я чувствую на языке ее мускусный и сладкий вкус. Ее руки вцепились в мои волосы, удерживая затылок, а дыхание становится прерывистым. Я не затягиваю процесс и не играю с ней. Скольжу рукой к ее попке и стискиваю одну ягодицу, удерживая ее центр против меня, затем подношу пальцы другой руки к подбородку, нахожу ее щелочку и скольжу в нее одним пальцем. Мокрая и горячая Дез плотно сжимается вокруг моего пальца. Я засовываю его внутрь, затем вытаскиваю, установив одинаковый ритм движений пальцем и языком, отчего она всхлипывает еще громче, стон срывается с каждым выдохом. Ее бедра двигаются вперед и назад, и я чувствую, как нога, на которой она стоит, начинает дрожать.
— Я не могу… не могу... о-боже-о-боже, Адам…, — стонет она, и ее позвоночник выгибается, выставляя вперед грудь и толкая бедра ближе ко мне, при этом крепче прижимая киску к моему лицу.
Понимаю, что Дез не сможет кончить стоя на одной ноге, поэтому, когда чувствую, что она уже близко и находится на грани оргазма, не способная удержать равновесие, я встаю, удерживая рукой ее левую ногу, обернутую вокруг талии. Сгибаю колени и поднимаю ее правую ногу. Дез смотрит на меня с явным удивлением, когда я поднимаю ее, держа под попу.
— Адам, ты сломаешь спину, идиот, — говорит она, оборачивая руки вокруг моей шеи, как будто боясь, что я ее брошу.
Дез не легкая, но я без усилий несу ее к дивану и опускаюсь на колени между ее бедер. Она вся дрожит.
— Я была так близко, — шепчет она.
— Да? Как близко? – спрашиваю я, утыкаясь носом в ее бедра, выцеловывая дорожку к ее киске.
— Прямо сейчас. Еще пару секунд...
— Ты хочешь этого, детка? Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить?
Дез обхватывает ладонями мой затылок.
— Да, боже, да. Пожалуйста...
Я делаю паузу, мое лицо в сантиметре от ее лона.
— Тогда покажи, как ты снимаешь бюстгальтер. Покажите мне свои великолепные груди, Дез.
Она наклоняется вперед, заводит руки за спину, расстегивает крючки, стаскивает бретельку с одной руки, с другой, а потом бросает бюстгальтер на кофейный столик. Из моего горла вырывается низкий звук - стон благодарности.
— Боже, ты прекрасна. Посмотри на них, Дез. Какие они большие, круглые, мягкие…
— Как и все остальное, — шутит она.
Я дотягиваюсь до них, тереблю сосок большим пальцем, и она задыхается.
— Ты сексуальна, Дез. Мне не важно, какие слова ты хочешь использовать, чтобы описать себя. Ты прекрасна везде. Здесь…, — я легко ударяю языком по клитору, — ...здесь..., — и поднимаюсь, чтобы всосать ее твердый розовый сосок в рот и зажать его между языком и нёбом, — …и здесь…, — выпускаю сосок и нахожу ее губы, просовывая между ними свой язык.
Скольжу рукой вверх по ее бедру, по изгибу талии, по ребрам, глажу ее спину, обхватываю затылок, а затем разрываю поцелуй, чтобы коснуться ее виска.
— И ты красивая здесь, — потом опускаю ладонь вниз, на ее грудь, где я могу чувствовать, как бьется ее сердце. — И здесь.
— Боже, Адам. — Дез откидывается назад, ее глаза полны чувств. Ее пальцы касаются моих щек, опускаются вниз на челюсть, а затем оборачиваются сзади за шею. — Заткнись и сделай так, чтобы я кончила. — И она толкает мою голову вниз к ее киске.
Я зарываюсь лицом между ее бедер, и Дез разводит колени в стороны, откидываясь на диван. Она стонет с облегчением, когда я всасываю ее клитор между губами и скольжу в нее средним пальцем. Ее бедра покачиваются пока, я сосу, и тут резко ударяю языком по клитору и вращаю головой все быстрее и быстрее.
И когда чувствую, что она напрягается, замедляюсь. Она стонет от разочарования, которое превращается в хныканье, когда сгибаю палец внутри нее, а затем добавляю еще безымянный палец. Я начинаю двигать двумя пальцами внутрь и обратно, сгибая их так, чтобы задевать переднюю стенку. И смотрю на нее: ее глаза закрыты, уголок нижней губы закушен, на лице отчаянное выражение. Я возвращаю свое внимание к киске, протягиваю свободную руку к груди, чтобы ущипнуть и покрутить сосок между указательным и большим пальцами, пока Дез стонет, и ее бедра извиваются. Я чувствую, как стенки ее лона сжимаются вокруг моих пальцев. Ее тело трясется, вытягивается, и она тихо вскрикивает. Одно ее колено и затем другое сгибаются на моих плечах, и Дез полностью приподнимается с диванных подушек, изгибается у моего лица, пока я поглощаю ее, пока дико кружит мой язык, а пальцы уверенно трахают ее. Бедра вращаются, двигаясь у моих пальцев и рта, и Дез, задыхаясь, кричит, пока волна за волной оргазма не затопляет ее блаженством.
Я твердый, мучительно твердый от того, что поглощаю ее обнаженное совершенство, ее вкуса и звуков ее оргазма. Я нуждаюсь в ней. Мне нужна ее киска на члене, ее губы на моих губах, ее руки на моей коже. Кроме того, я по-прежнему полностью одет, и понимаю, что у меня нет презервативов. Я использовал последний полгода назад, когда был с Дез, и больше не покупал.
Она приходит в себя после пика наслаждения и обмякает на диване. Сажусь рядом с ней и целую ее плечо, грудь, горло, не в состоянии оторвать от нее свои руки и рот. Я глажу ее талию, бедра, целую между грудей.
— Адам, подожди. — Она отталкивает меня, — теперь моя очередь.
Дез хватает нижний край моей рубашки, стягивает и швыряет в сторону.
Но видит мои синяки и задыхается.
— Адам...? Что случилось?
Я качаю головой.
— Всего лишь выполнял трюк. Я в порядке, не волнуйся об этом.
Она смотрит на меня.
— Ты уверен? Я не хочу причинить тебе боль.
Дотрагиваюсь до нее.
— Детка, есть только одно, что болит из-за того, как сильно ты мне нужна.
— Тогда давай разденем тебя, — вздыхает Дез.
Наклоняясь ко мне, она целует мою грудь, ее руки ласкают мои плечи и прочерчивают дорожку к животу, затем ее пальцы подбираются к ширинке джинсов и расстегивают молнию. Мне нравится ощущать, как ее руки обнажают меня. Кнопка отстегивается, и член вырывается на свободу, сдерживаемый только боксерами.
Дез, оседлав меня, толкает обратно на диван и наклоняется, целуя плечо. Ее тяжелые груди нависают над моей, трутся о кожу так мягко, как шелк. Не могу не прикоснуться к ней, мои руки скользят вверх и вниз по ее позвоночнику. Но потом Дез встает с меня на пол, становится передо мной, стягивая штаны, пока они не снимаются. Я поднимаю ноги, и она сдергивает вместе джинсы и боксеры, ее рот касается бедра, потом другого бедра, а затем прокладывает дорожку выше.
— Полагаю, ты не принимаешь противозачаточные? — спрашиваю я.
— Нет, — говорит она, обхватывая рукой член. — Зачем?
— Потому что у меня нет никакой защиты.
Она замолкает и смотрит на меня.
— Нет?
Я качаю головой.
— Не-а. У меня было три штуки в моей сумоке с туалетными принадлежностями, и я использовал их с тобой на Макино. С тех пор у меня не было необходимости в них.
— Не было?
Я мотнул головой.
— Нет. Я уже говорил тебе, с той ночи у меня никого не было.
— У меня тоже.
Когда ее ладонь скользит вниз по моей длине, мои глаза непроизвольно закрываются.
— Нам понадобятся… презервативы, — говорю я между стонами.
Она чертит круги большим пальцем по головке члена, потом опускает кулак до его основания, затем медленно поднимает назад. Я наблюдаю, как она смотрит на свою руку, на член и потом на мое лицо.
— Так что же нам делать?
— Я мог бы пойти купить.
Дез качает головой и наклоняется ко мне.
— Нет. Я не хочу, чтобы ты оставлял меня.
— Это займет немного времени.
Она обхватывает меня кулачком, и да, ей определенно сейчас понадобится и того меньше.
— Это было бы слишком долго. — Дез смотрит на меня. — Твой парень может достать их для нас. Оливер.
— Тебе не будет стыдно, если он будет знать, что мы…
— Я более чем уверена, что он уже знает, Адам.
Сейчас уже нет никаких сомнений. Она наклоняется ко мне, обхватывая обеими руками мой член, твердый и пульсирующий, скользит по стволу кулаками, и рассматривает его, находясь всего в паре сантиметров.
— Дез?
Она игнорирует меня, тянется к полу с ее стороны, шарит в кармане джинсов, вынимает мобильный и протягивает его мне. Я вздыхаю, а потом беру телефон и набираю смс Оливеру.
«Очень нужна помощь, чувак».
Он реагирует через пару секунд:
«Думаешь, мне надо найти тебе кое-что в отделе средств планирования семьи?»
«Боже, благослови Оливера. Да».
«Ок. Но я не уверен, что ты сможешь расплатиться со мной за это».
«Я подниму тебе зарплату».
«Похоже, у тебя все аспекты «поднятия» под контролем, босс».
«Я уволю твою задницу, не успеешь даже моргнуть...»
«Лол. Прекрати писать смс во время прелюдии. Это грубо».
Я швыряю телефон в сторону и возвращаю внимание к Дез, которая полностью поглощена своим занятием. Ее руки медленно движутся вверх и вниз по моей длине.
— Я хочу попробовать тебя, Адам. — Она наклоняется еще ближе, ее губы медленно сокращают расстояние до меня.
— Дез.
— Я никогда не делала этого раньше, но очень хочу.
У меня перехватывает дыхание, когда ее губы оборачиваются вокруг головки моего члена. Ее рот теплый и влажный, и я не могу удержать стон блаженства, который вырывается из меня, когда она чуть скользит губами вниз. Я откидываю голову обратно на диван и с трудом заставляю себя держать глаза открытыми, чтобы смотреть на нее. Ее рот широко раскрыт, чтобы обхватить меня, а глаза поднимаются, чтобы посмотреть на меня.
Дез убирает голову назад, и член выходит изо рта с чмоканьем.
— Так хорошо?
Я смеюсь.
— Все, что ты делаешь, - потрясающе, Дез. Просто не укуси меня, и все будет просто невероятно.
Дез возвращается обратно, вбирая меня в рот. Язык, дегустируя, кружит вокруг головки. Ее рука обхватывает основание, не двигается, просто держит его. Потом она начинает поглаживает член, и я невольно приподнимаю бедра. Дез издает звук удивления и отступает, всасывает головку, а затем опускает рот, вбирая длину.
— Господи, Дез. Тебе нужно будет скоро остановиться.
— М-м-м м-м-м…, — не соглашается она, а затем ее рот медленно скользит по стволу, который она одновременно поглаживает рукой. Но затем прерывается. — Ни в коем случае. Тебе действительно нравится это, правда?
— Боже, да.
— Больше, чем трахать меня? — спрашивает она, а затем ее рот снова вокруг члена, отчего не могу не стонать.
— Черт, нет. Господи! — Последний возглас - возглас изумления, когда она начинает сосать жестче и глубже, пока это не становится некомфортным.
В этот момент, я слышу, как открывается дверь, и маленькая квадратная упаковка летит и приземляется на пол. Кидаю быстрый взгляд на нее и вижу, что Оливер купил презервативы самого маленького размера.
— Оливер, ты мудак! — пытаюсь говорить нормальным голосом.
Слышу его хриплый смех, а затем еще одна упаковка летит через прихожую и падает рядом с первой, в этот раз презервативы те, что действительно подходят мне.
Потом дверь закрывается, и он уходит.
Услышав, как открылась дверь, Дез остановилась и глянула в ту сторону, чтобы убедиться, что он не собирался появляться. Как только она слышит, что дверь закрылась, то озорно усмехается и снова берет меня в рот. И на этот раз не знает пощады. Ее кулак быстро двигается вверх и вниз к основанию члена, губы скользят по стволу, опускаясь все ниже и ниже, а затем обратно все выше, устанавливая ритм, медленный и стабильный.
Мне становится все труднее сдерживаться.
— Дез, остановись.
Я тяну ее, но она берет мои руки в свои и переплетает пальцы. Взгляд устремляются на меня, чтобы понаблюдать за мной. Я пытаюсь освободить руки, но она не отпускает их, крепко держит и борется против моей хватки. В ее глазах мелькает смех, а потом она движется сильнее и быстрее, и понимаю, что больше не могу сдерживаться.
— Бл*дь, Дез, я собираюсь кончить. Ты должна остановиться или я…
Ее губы обернуты вокруг головки, она жадно сосет, и я понимаю, что это безнадежно. Дес тянет наши сцепленные вместе руки к голове, кладет мои ладони на свои волосы, а затем берет ствол одной рукой в кулак, а другой обхватывает яйца. Я стягиваю с хвоста резинку и погружаю руки в черные локоны, отводя их подальше от лица. Она снова двигает головой, поглаживая основание и продолжая сосать.
Я пропал.
Вскрикиваю, когда чувствую, что подхожу к краю и отпускаю себя, не в состоянии предупредить ее; она издает возглас удивления, но не останавливается и не замедляется. Чувствую, как взрываюсь у нее во рту, но Дез продолжает движения головой, продолжает ласкать длину. Затем слышу, как она сглатывает, а я все еще изливаюсь, издавая стоны и отчаянно стараясь не толкаться слишком сильно.
После того, как успокаиваюсь, она выпускает меня, перемещается, расставив ноги по обе стороны от меня, и обхватывает мое лицо руками.
— Как это было?
Я моргаю, уставившись на нее затуманенным, обалделым взглядом.
— Господи, Дез, — прислоняюсь лбом к ее рту. — Такого я не ожидал.
— Я знаю.
— Но это было... даже не могу двигаться.
Дез целует меня, отчего чувствую свой вкус на ней, но мне плевать. Она сидит на мне сверху, и я ощущаю ее горячую сердцевину на размягченном члене. Грудь касаются моей, и рот настойчиво покрывает мой. Ее полные бедра в моих руках, и я понимаю, что не потребуется много времени, прежде чем буду опять готов, прежде чем смогу взять ее так, как мне хочется.
* * *
ДЕЗ
Адам встает со мной на руках и несет меня через всю комнату в спальню. Потом укладывает меня, упираясь рукой в кровать рядом с моим лицом и целует, лаская другой рукой грудь.
Потом он уходит на минутку, чтобы возвратиться с упаковкой презервативов.
Сердце сжимается, а лоно становится влажным.
Но он к этому еще не готов. Адам разрывает коробку, вытягивает один квадратик и откладывает его в сторону, затем разваливается на кровати рядом со мной. Его руки очерчивают мои ребра под грудью, опускаются ниже и находят край одной из моих татуировок. Глаза находят мои, и я вижу в них вопрос.
Перекатываюсь на него, уперев руки в живот, прямо над его зарождающейся эрекцией.
— Тоска по дому живет в каждом из нас. По безопасному месту, где нас всегда примут, не задавая вопросов, — произношу я. — Майя Энджелоу.
Адам кивает.
— Я видел это, когда ты спала. Что это значит для тебя?
Прислоняю голову к сгибу руки.
— Это просто о... доме. О принадлежности. Я никогда ни к чему не была привязана. Росла в системе, ни в одной приемной семье не задерживалась больше года, поэтому у меня никогда не было дома. Везде, где я жила, это было просто жилищем. Местом для сна. Так что я всегда больше всего хотела чувствовать себя в безопасности, и... иметь дом.
Он прослеживает татуировку на бедре. Шрам под ней.
— И татуировки скрывают шрамы?
Я закрываю глаза и зарываюсь лицом в его кожу. Его руки оборачиваются вокруг меня, охраняя. Защищая меня.
— Мне было шестнадцать. Я только что переехала в новую семью. Приемный отец был... плохой. По-настоящему плохой. Он был на инвалидности, маялся херней. Впадал в ярость. Обычно он нападал только на жену, но время от времени брался и за их дочь. Ее мать вставала между девушкой и отцом. Но однажды... он слишком сильно ударил жену, и она отключилась. Микаэла, дочь, начала кричать. Он стал просто... безумным. Я даже не знаю, какого хрена ему взбрело в голову. Думаю, что он был ветераном «Бури в пустыне» или что-то подобное, возможно, это были воспоминания? Не знаю. Там на столе был удлинитель, оранжевый. Микаэла последовала за отцом, а он сбил ее с ног. Просто повалил ее. Схватил провод и начал бить ее. Провод был длинный, около метра или полутора, и он просто сложил его пополам. И начал бить им Каэлу, а я просто не могла позволить ему это… не могла. Поэтому легла на нее, накрыла ее собой. А он просто продолжал бить. Я только что вышла из душа, и все, что было на мне, - это полотенце. Оно упало, а он просто продолжал бить меня. Не думаю, что он даже понимал, что делает. Может быть, и понимал. Не знаю. Часть меня думает, что он осознавал, что делает, потому что продолжал бить меня по одному и тому же месту, снова и снова, а потом бил по другому. Остались эти занятные шрамы.
— Мать твою, Дез. — Руки Адама сжимаются крепче, губы прикасаются к моему виску. — Что же его остановило?
— Сосед. Услышал крики, понял, что случилось что-то похуже, чем обычно. Он позвал на помощь другого соседа и трех полицейских, чтобы оторвать меня от Микаэлы. Я бы не отпустила ее.
— Дез, боже, детка.
Я поднимаюсь и смотрю на него, позволяя заглянуть в мои глаза.
— Все нормально, Адам. Это было давным-давно. И, честно говоря, если бы было нужно, я бы сделала это снова. Просто Микаэла - самая милая девушка, которую ты когда-нибудь мог встретить. Я осталась там... из-за нее, даже после этого…
— Что? — Он кидает на меня недоверчивый взгляд.
— Он провел шесть недель за решеткой, получил условный срок, электронный браслет, консультации по вопросам зависимости, обязательные посещения собраний анонимных алкоголиков и все такое. Мой соцработник хотела, чтобы я переехала, но я отказалась. Мне было шестнадцать, так что она могла бы настоять, несмотря на мои протесты. До этого мне было бы все равно. Это не имело значения; один дом был похож на другой. Но Микаэла... она нуждалась во мне. Ее мама была не слишком хороша даже в ее лучшие дни. Она нуждалась в друге, и я была единственной, кто у нее остался. — Я улыбаюсь, думая о Микаэле. — Порой я навещаю ее. Ей было всего пять, когда это произошло. Теперь ей одиннадцать.
— И ты сделала тату, чтобы скрыть шрамы?
— Вроде того, — отвечаю я. — Но больше из-за потребности превратить нечто уродливое во что-то красивое – больше, чем от неловкости из-за шрамов или чего-нибудь еще. А эта цитата, я наткнулась на нее в выпускном году старшей школы; делала доклад про Майю Энджелоу и прочитала целую кучу вещей, которые она написала. Я наткнулась на эту цитату, и она просто застряла в моей голове, которая нашла отклик у меня на очень глубоком уровне. Майя, она тоже понимала это. У нее была тяжелая жизнь, и она превратила всю эту боль в такие красивые стихи.
— Как и ты, — говорит Адам.
Я бросаю на него взгляд.
— Почему ты так решил?
Он улыбается, очерчивая большим пальцем мои губы.
— Только из-за тебя. Из-за того, какая ты. То, что ты можешь быть таким прекрасным человеком, несмотря на все, через что прошла - это тоже поэзия, Дез.
— Господи, Адам. Я сейчас расплачусь, — шмыгаю я носом.
— Это не смущает меня, — говорит Адам. – Знаешь, ты не должна быть сильной все время. Это нормально, показать слабость. Проявить эмоции.
Я пожимаю плечами.
— Это уже укоренилось.
— Так искорени это, — говорит он.
Не могу не засмеяться.
— Да уж, позволь, сейчас только щелкну быстренько переключателем…
Адам смеется и отпуская меня, зачесывая прядь волос мне за ухо. Он понимает, что это не так просто.
— Дез? У меня вопрос, и ты должна правдиво ответить на него. Ты можешь отмахнуться, потому что это глупо, но, пожалуйста, не делай этого.
Я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него.
— Хорошо, я попробую.
Он делает глубокий вдох и выдох.
— Почему я? — Хмурюсь и открываю рот, но он накрывает пальцем мои губы, потом скользит им по моему подбородку, губам и шее. — Ты - великолепная женщина, и работа моделью должна была показать тебе, что это не только мое мнение, как бы неудачно все не сложилось, и несмотря на то, какой ужасной может быть индустрия моды. Так почему я? Почему ты доверилась мне? Почему ты позволила мне взять твою девственность?
Я не отвечаю в течение длительного времени, обдумывая ответ.
— Во-первых, ты не брал, это я тебе отдала. Для меня это большая разница. А почему ты? Ты видишь меня. Не знаю, как это объяснить. Это как... кажется, ты видишь, какой я была, какая на самом деле, и ты обращаешься со мной, словно сто́ю того, чтобы меня желать. Ты видишь, что я скрываю. Это не значит, что то, что пережила, - нечто секретное; просто я не доверяю никому достаточно, чтобы все рассказать. Но ты... я просто доверяла тебе интуитивно или что-то в этом роде. До сих пор не могу объяснить почему. То есть, теперь—то я знаю, что ты сильный, добрый и понимающий и что ты заслуживаешь доверия, но тогда я этого не знала. Просто хотела верить тебе. И, честно говоря, это до смерти напугало меня. Было так много причин, почему я не осталась на следующее утро, как и все остальное. Я не могла понять, почему доверяла тебе, почему так сильно хотела тебя. Или почему ты хотел меня. Ничего из этого не имело смысла, и это просто напугало меня. — Лениво вывожу ладонью круги на его торсе. — Ты преследовал меня, как будто тебе это было просто необходимо... быть со мной. Я ничего подобного не испытывала прежде.
— Ты так отличаешься от всех, кого я знаю, — говорит он. — Ты честная. Всегда закрытая, как я, полагаю. Ты просто не могла быть такой, не с той жизни, которую прожила. Но ты та, кто ты есть. Я увидел красивую женщину, которая понимала себя и которой было комфортно с собой, но она не полностью осознавала свою собственную красоту. Это опьяняющее сочетание. — Его пальцы танцуют по моему бедру, а глаза горят. — И кроме того, я просто страстно желал тебя. Хотел тебя и хотел иметь. Только не осознавал…
— О чем ты спросил? — прерываю я.
— О том, что в тебе есть намного больше, чем вообще изначально представлял, — отвечает он. — Я знал с самого первого нашего разговора, что ты многое скрывала. Знал, что за всеми этими стенами скрывается сложная, красивая женщина. — Адам притягивает меня к себе, и я падаю на него, грудью вдавливаясь в его бок, перекинув через его ногу свою и устремив на него глаза. — Я был полон решимости пройти сквозь эти стены. Я хотел понять тебя. Хотел, чтобы ты доверяла мне, чтобы рассказала мне все те секреты, которые я видел в твоих глазах.
— Ну... теперь это так.
— Сейчас да, — соглашается он, и его губы находят мои.
Руки охватывают мою талию, Адам поднимает, сажает меня верхом на себя и прерывает поцелуй. Я смотрю на него сверху вниз в светло-зеленые глаза и теряюсь. Я была потеряна и раньше, но после того, как раскрыла правду и все, что скрывала, теперь тону в нем. Я вжимаюсь поцелуем к его груди, а затем, вздыхаю от удовольствия, когда его большие сильные руки странствуют по моей спине, заднице и бедрам, а потом зарываются в волосы и приближают мое лицо к его для обжигающего душу поцелуя. Он уже там, у моего входа, твердый и горячий. Я обхватываю ладонями его щеки и скольжу телом по его торсу, льну к его шее и опускаюсь, вбирая его глубоко в себя.
— Ох, бл*дь, Дез... Боже, чувствую, будто я на небесах...
— Не на небесах. — Я задыхаюсь, извиваясь на его длине. — Дома. Ты чувствуешь себя, будто ты дома.
— Есть разница? — шепчет он.
Я качаю головой, поднимаюсь, чтобы видеть его глаза, мои волосы водопадом рассыпаются вокруг наших лиц. — Нет, больше нет. Не для меня.
— Для меня тоже. — Адам вонзается в меня, губами прикасается к моей щеке, потом зубами покусывает ухо. — Я люблю это, Дез, чувствовать тебя такой. Быть внутри тебя без преград.
— Я тоже.
— Ты не принимаешь противозачаточные.
Я качаю головой.
— Нет. Не было необходимости.
— Тогда нам нужно остановиться на секунду. Я должен надеть презерватив, — Адам выскальзывает из меня, перекатывается и встает на колени между моих бедер. Хватает пакетик, который отложил заранее, разрывает его и одевает презерватив на член. — Итак. На чем мы остановились?
Широко раскрываю глаза и жду в предвкушении.
— Я не знаю. Забыла. Ты должен показать мне.
По моему лицу расплывается улыбка, когда вижу, как Адам сжимает рукой толстый член и направляет к моему входу, прижимаясь широкой головкой к клитору и медленно выводя круги. Я задыхаюсь, его глаза темнеют; в них горит жажда. Он скользит в меня, толкается до конца, затем перемещает колени ближе ко мне, разводя мои ноги еще шире.
Бл*дь, я так наполнена. Адам во мне, его тепло проникает сквозь кожу, его глаза пронизывают насквозь и заглядывают в мою душу, узнаю́т все секреты. Он смотрит на меня так, будто не может насытиться. И так глубоко во мне, что не могу принять его больше. Но потом Адам поднимает меня за бедра и вбивается еще глубже, и, охренеть, но, кажется, я могу взять его еще больше. Он нужен мне еще сильнее, быстрее, глубже.
Теперь Адам неспешно отступает, медленно скользит, почти полностью выходя из меня, дразня, и затем вдалбливается в меня по самые яйца так сильно, что грудь подпрыгивает, и я невольно вскрикиваю, задыхаясь. Хватаюсь за него, сжимая его бедра, и тянусь к нему, потому что, господи, это чувствуется так хорошо.
— Еще..., — я тяжело дышу. — Адам, сделай так снова.
Его ухмылка довольная и голодная.
— Тебе нравится это?
— Бл*дь, да.
— Тебе нравится жестко? Немного грубо? — Адам снова выходит так же медленно, усиливает хватку на моей талии, а затем обрушивается сильно, как и в прошлый раз. Глаза пронзают стрелы раскаленного экстаза, который взрывается во мне, когда он так глубоко.
— Да, Адам, да... Боже, да, мне нравится, когда ты трахаешь меня жестко.
— Тогда будет жестко. — Он толкается глубоко, наклоняется надо мной, и член погружается в меня, полностью заполняя. Его губы находят мои, целуя с такой сладкой, томительной нежностью, что защипало глаза, а сердце сдавило в груди. Этот поцелуй подсказывает мне, что неважно каким жестким и грубым он может быть, Адам трахает меня с сердцем, полным…
Нет.
Не-е-т!
Не позволю себе думать об этом. Даже сейчас не могу позволить себе поверить этому, этому слову. Это было бы слишком, как фантазия любой девушки, и слишком похоже на все то, что я когда-либо хотела, и, если позволю себе желать это или чувствовать это с Адамом, то все у меня его отберут, отчего буду разрушена.
Поэтому я признаю такие слова как «нежность» и «сладость», и сохраняю другое слово на привязи, похороненным глубоко, глубоко в темных тайниках моего сознания.
Адам выпрямляется, поднимает мои ноги и прижимает бедра к своей груди, так, что мои ноги оказываются у него за головой. Он подвигается ближе ко мне, мой зад располагается прямо перед ним, и я не могу даже вздохнуть от того, как глубоко Адам находится, не могу видеть из-за головокружения, пьянящего великолепия его члена, такого большого, твердого, горячего и идеального внутри меня...
И тут Адам начинает двигаться.
Он отодвигается назад, оборачивая руки вокруг моих бедер чуть ниже колен и вколачивается в меня. И в то же время делает это плавно. Предупредительный выстрел, если можно так выразиться. И, боже, у меня уже перехватывает дыхание, тугое огненное напряжение сворачивается в спираль в животе, заставляя сгибаться пальцы на ногах и отчаянно царапать те участки его тела, до которых могу дотянуться. Еще толчок, чуть жестче, и у меня вырывается вздох.
— Ох, бл*дь, Адам...
— Так хорошо?
— Хорошо.
— Хочешь больше?
— Боже, да, еще, — мой голос дрожит.
Его глаза не отрываются от моих также, как и мои от его, в то время как он задает неспешный и устойчивый ритм, глубоко толкаясь, медленно выходя, а затем вонзаясь все быстрее и быстрее. Все жестче и жестче. Между моими широко раздвинутыми бедрами я вижу, как его покрытый синяками торс двигается и напрягается. Когда он толкается, твердые, как гранит мышцы перекатываются под смуглой кожей, покрытой волосками и блестящей от бисеринок пота. Его массивные руки держатся за мои ноги как за рычаг, когда он начинает трахать уже всерьез, обрушиваясь на меня с неумолимой силой. Его плоть шлепается о мою, и внутри меня растает возбуждение. Экстаз и блаженство нарастают и толкают за грань.
Это нирвана, наверное?
Рай?
Чувство завершенности, может быть.
Я поднимаю бедра, встречая его толчки, и с каждым шлепком при оргастической встрече наших тел из меня вырываются зарождающиеся глубоко в горле неженственные хрипы. Он хрипит со мной, стонет и матерится, его кожа блестит от пота, выступают вены, а мышцы напрягаются и сокращаются. Я чувствую, как меня разрывает на части самым потрясающим образом от быстро растущей потребности, стоящей за каждым толчком его тела.
— Адам... я сейчас кончу.
— Дай мне услышать тебя, Дез. Покричи для меня, детка. Кричи мое имя, когда будешь кончать на моем члене.
— Только если ты тоже будешь кричать мое имя.
— Договорились, — он ухмыляется мне, сверкая белыми зубами и сосредоточенно и жарко глядя на меня красивыми светло-зелеными глазами.
Я чувствую, как киска сжимается, напряжение, стягивающее, словно резиновая лента, и на глазах появляются слезы, зарождающиеся судорожные рыдания неукротимой силы разрывают меня.
И именно тогда, в тот момент, когда оргазм вырывается на свободу, Адам отпускает мои ноги и наклоняется ко мне так, что мы оказываемся лицом к лицу. Член вдалбливается в меня дикими, быстрыми толчками, бешено и безумно, его рот заявляет права на мой, отчего мы задыхаемся в поцелуе.
— АДАМ! — я выкрикиваю его имя в момент, когда разбиваюсь вдребезги. Жар заполняет тело, бедра сжимают словно в тисках его талию и трутся об него.
И тогда, почему-то, он замедляется на пике моего оргазма. Я хватаюсь за его задницу руками и тяну его, разочарованно вскрикивая.
Он медленно выходит, приостанавливается и смотрит прямо мне в глаза, а затем загоняет в меня член жестко и быстро, отчего пронзительно кричу.
— Бл*дь, Дез, бл*дь, я кончаю, кончаю. — Адам отступает, и после бесконечно малой паузы толстый пульсирующий член вколачивается в меня.
Он дрожит, толчки медленные и отчаянные. Его глаза не отрываются от моих, но могу сказать, чтобы держать их открытыми требуется немало усилий. Я цепляюсь за его шею. Ноги обернуты вокруг его талии, губы прижаты к его уху.
— Давай, Адам, кончи в меня. Да..., — шепчу ему, извиваясь бедрами. — Да, не останавливайся, Адам. Трахай меня. Кончай.
У меня есть склонность к ругани, но никогда не знала, что была способна на подобные грязные слова. Однако с Адамом это кажется настолько правильным, что они просто непроизвольно выходят из меня.
Его хватка ослабевает, когда он глубоко хоронит себя во мне. Я переворачиваюсь так, что оказываюсь сверху, сдвигаю колени вперед, а попу назад. Руками упираюсь в его грудь и насаживаюсь на член так глубоко, как это возможно, толкаясь сильнее. Адам поднимает бедра, сжимает мои ноги своими мощными руками и громко рычит. Как можно сильнее вращаю тазом и наблюдая за тем, как закрываются его глаза и вздуваются вены на шее, предплечьях и бицепсах, как напрягается пресс. Я чувствую его жар внутри себя, чувствую, как пульсирует член.
Делаю так еще раз, а затем, приподнимаюсь, немного отклоняя бедра назад, чтобы оттянуть ствол и затем жестко сажусь на него.
— Блин! — стонет он. — Дез... твою же мать, Дез...
Адам тяжело дышит, мы оба дышим тяжело, и оба покрыты испариной, дрожа не переставая.
Я до сих пор содрогаюсь от собственного оргазма, отголоски которого сотрясают мое тело, когда насаживаю себя на Адама. Я вздрагиваю последний раз, и, уже неспособная удержаться на нем, разрываю контакт со стоном, а затем падаю на кровать рядом с ним.
— Господи, Дез.
— Это было... — Его грудь вздымается, мышцы живота напрягаются и расслабляются при каждом глубоком вдохе. — Это было охренеть, как сильно.
— Это самая удивительная вещь, которую я когда-либо чувствовала.
Адам перекатывается на бок лицом ко мне, обхватывает ладонями мои щеки, глядя откровенно и искренние.
— Я тоже. Никогда не знал, что может быть так. — Он скользит по моим губам коротким, горячим поцелуем.
—У тебя не всегда так?
Адам качает головой.
— Нет. Ни разу. — Он захватывает рукой подушку вместе с моей головой, приподнимает, целуя в этот раз глубоко, требующе, что очищает душу, чтобы можно было овладеть всеми эмоциями моей души.
— Между нами существует... связь..., и я даже не знал, что такое возможно. Я чувствую тебя, Дез. Не знаю, как еще можно сказать. Я не просто о физической связи, нет, бл*дь, про то, что секс с тобой является гораздо большим, чем когда-либо чувствовал раньше, но хочу сказать не об этом. Ты, я, мы - это нечто большее.
Мне хочется верить в это. Хочу, чтобы это было правдой. Потому что тоже это чувствую.
— Не лги мне, Адам. Не корми меня этой хренью. Не говори мне то, что ты думаешь, мне хочется услышать. — Я слишком уязвима, слишком эмоциональна, и все мои защитные механизмы доведены до предела.
Но Адам каким-то образом пробивается внутрь меня, внутрь этих механизмов.
— Эй. Не пытайся оттолкнуть меня сейчас, Дез. Не смей, бл*дь. — Он берет мою руку и кладет ладонью над своим сердцем. Оно стучит громко и быстро. Его глаза буравят мои.
— Вернись, Дез. Вернись ко мне, малыш.
Детка - это одно дело. Малыш..., это слово имеет надпись «присоединенный». Оно глубокое и близкое. Никто никогда не называл меня иначе, как по имени. Никто никогда не заботился обо мне достаточно, чтобы использовать слова нежности. Кроме Рут, конечно, которая действительно является самой близкой из всех, кого когда-либо знала.
Я зажмуриваюсь и сжимаю руки в кулаки, борясь со своим страхом эмоциональной уязвимости.
— Я здесь.
Адам садится и свешивает с постели ноги.
— Не двигайся. Не успеешь даже глазом моргнуть. Я скоро вернусь. — И, кажется, всего доля секунды, а он уже из ванной возвращается без презерватива.
И потом я каким-то образом оказываюсь в его объятиях. Его руки окружают меня, моя голова спрятана под его подбородком, тело сплелось с его. Член лежит на моем бедре, и чувствуется, что он липкий от спермы. Пот высыхает, кожа остывает, и я слышу его пульс, колотящийся в горле и груди.
Адам ни о чем меня не спрашивает. Не требует, чтобы я рассказала ему, что чувствую, и не пытается поцеловать меня. Он натягивает на нас обоих одеяло и обнимает меня. И это, оказывается, волшебный ключ к открытию ворот. Адам держит меня, и рефлекторный страх, инстинкт, защищающий меня от любого, кто вплотную подбирается ко мне, обращается в ничто.